съ тѣхъ поръ я съ разныхъ сторонъ слышала опасенія Поляковъ что слабость и ничтожество, въ которыя впадетъ Польша вслѣдствіе новаго раздѣла, не позволятъ уже ей существовать въ качествѣ независимаго государства. Отсюда почти единодушное желаніе послѣдовать судьбѣ тѣхъ которые вступаютъ подъ мое владѣніе. Но я не могу слушать ихъ голоса, не возбудивъ ревности сосѣднихъ державъ и не навлекши на себя Множество затрудненій. Тѣсный союзъ между двумя націями нельзя заключить, не подчинивъ одну другой." "Берлинскій дворъ хотѣлъ бы или раздѣлить мои виды относительно Поляковъ, или открыть себѣ новые авантажи; ни то, ни другое не входитъ, конечно, въ мои планы. Я стараюсь устранить Пруссаковъ и поставить ихъ внѣ игры, какъ скоро они устроятъ и опредѣлятъ условія ихъ пріобрѣтеній." Далѣе Сиверсу предоставляется на выборъ: продолжить тотъ же сеймъ, или распустить его послѣ формальной Уступки провинцій и потомъ созвать опять для утвержденія новой конституціи. При этомъ второмъ собраніи русскій посолъ долженъ такъ расположить умы чтобы договоръ о союзѣ съ Россіей былъ добровольно предложенъ самими Польками, и въ томъ именно видѣ въ какомъ онъ одобренъ императрицей. Промежутокъ между распущеніемъ и новымъ собраніемъ сейма полагается въ 6--8 недѣль, а ихъ тушено воспользоваться для устройства "нашихъ" дѣлъ съ республикой, пока ваша сосѣдка Пруссія будетъ занята на Рейнѣ, Для текущихъ занятій въ этотъ промежутокъ должны служить постоянный совѣтъ и еще какое-нибудь другое правительственное учрежденіе. О намѣреніи короля отречься отъ престола, рескриптъ замѣчаетъ: "Минуту онъ выбралъ для того самую неудобную. Надобно чтобъ онъ удержалъ бразды правленія до тѣхъ поръ пока государство выйдетъ изъ настоящаго кризиса. Вы ему сообщите что только подъ этихъ условіемъ я позабочусь устроить его судьбу такъ чтобъ онъ былъ счастливъ въ удаленіи о которомъ мечтаетъ."

   Однихъ изъ вопросовъ наиболѣе занимавшихъ русскаго посланника былъ вопросъ о томъ что дѣлать съ излишкомъ польскаго войска. Часть этого войска, находившаяся въ провинціяхъ отошедшихъ къ Россіи, дала присягу на русское подданство и пошла на пополненіе нашихъ подковъ. Но такъ какъ Польская республика въ новомъ своемъ видѣ, по соображеніямъ посла, не можетъ содержать болѣе 16.000 арміи, то оставалось еще пристроить излишекъ болѣе чѣмъ въ 20*000 человѣкъ, Сиверсъ предлагаетъ императрицѣ весь этотъ излишекъ принять въ русскую службу, а республику вознаградить переводомъ на себя части ея голландскаго долга. Съ одной стороны надобно было предупредить Австрійцевъ и Пруссаковъ, которые воспользуются случаемъ завербовать къ себѣ эти лишнія войска; а съ другой, немедленное ихъ распущеніе угрожало бы спокойствію и безопасности населенія. Императрица на первое время согласилась съ мнѣніемъ Сиверса, и поручила ему потребовать отъ сейма чтобы по этому предмету назначена была особая коммиссія, съ преданными Россіи лицами во главѣ. Но окончательное свое рѣшеніе она предполагала сообщить послѣ; а пока русскій посолъ долженъ былъ удержать польскія войска на прежней ногѣ и не допускать чтобъ ихъ завербовали Пруссаки или Австрійцы.

   Приведенные нами рескрипты, опредѣлявшіе общими мѣстами направленіе русской политики, очевидно не удовлетворяли нашего посланника. Въ донесеніяхъ его, адресованныхъ на имя графа Зубова, мы встрѣчаемъ цѣлый рядъ жалобъ на недостатокъ болѣе подробныхъ и точныхъ инструкцій въ виду наступающаго сейма. На готовые уже проекты главныхъ статей, польской конституціи онъ совсѣмъ почти не получалъ отвѣта. Въ то же время онъ предлагалъ на разрѣшеніе Петербургскаго двора еще нѣсколько важныхъ затрудненій. Кромѣ неизвѣстности что дѣлать съ польскимъ войскомъ, возникъ еще вопросъ что дѣлать съ Пруссаками, которые переступили демаркаціонную линію, установленную договоромъ о раздѣлѣ, и захватили нѣсколько лишнихъ пунктовъ, такъ что ихъ новыя границы подходили почти къ самой Варшавѣ. Далѣе представлялся вопросъ о ленной зависимости Курляндіи, которую, по мнѣнію Сиверса, за извѣстную сумму мокко было бы перевести съ Польши на Россію. Наконецъ посланникъ опрашивалъ какою именно нотой онъ долженъ открыть предстоящій сеймъ. Но на всѣ эти вопросы получались пока общія, неопредѣленныя наставленія. Рядомъ съ жалобами на недостатокъ ясныхъ инструкцій идутъ попрежнему сѣтованія на неисправную доставку денегъ. Онъ при всякомъ удобномъ случаѣ указываетъ на счастливое положеніе своего прусскаго товарища, который въ изобиліи снабженъ отъ его двора и деньгами, и инструкціями. Сиверсъ признается (въ депешѣ отъ 22го мая), что еслибы не половина доставляемая Бухгольцемъ для общихъ расходовъ, то онъ не имѣлъ бы чѣмъ существовать и чѣмъ снаряжать сторонниковъ Россіи на сеймъ. Кромѣ денегъ, посланникъ долженъ былъ прибѣгать и къ Другимъ приманкамъ я ли этихъ сторонниковъ, то-есть къ обѣщаніямъ орденовъ, должностей, имѣній и т. п. Но онъ боится рисковать такими обѣщаніями, не имѣя на то необходимыхъ полномочій. Онъ боится что придворная партія замѣтитъ его затруднительное положеніе и потеряетъ къ нему всякое довѣріе.

   Какъ на источникъ своихъ затрудненій Сиверсъ намекаетъ на интриги непріязненной ему при дворѣ партіи, которая, помимо посла, вступила въ непосредственныя сношенія съ вождями Литовской конфедераціи, то-есть съ Коссаковскими. Это обстоятельство, мокетъ-быть, имѣло свою долю вліянія. Но настоящія причины сдержанности и нѣкотораго колебанія въ инструкціяхъ императрицы надобно искать во внѣшнихъ отношеніяхъ того времени. На Рейнѣ все еще длилась борьба Австро-Пруссаковъ съ Французами, не принимая рѣшительнаго оборота ни въ ту, ни въ другую сторону. Существовало опасеніе что Австрійцы, убѣдясь въ трудности выполнить свой планъ обмѣна Бельгіи на Баварію, потребуютъ себѣ доли въ новомъ раздѣлѣ Польша, тогда какъ ни Россія, ни Пруссія не желали допустить ихъ къ участію въ этомъ раздѣлѣ. Прусскій король, также какъ и германскій императоръ, долженъ былъ сосредоточивать свои главнѣй силы на Рейнѣ, и Екатерина, тщательно наблюдавшая за ходомъ борьбы, выжидала наиболѣе удобной минуты для того чтобы рѣшительнѣе выступить со своими видами на Польшу.

   Между тѣмъ антипатіи возникшія между Сиверсомъ и вождями русской партіи въ Литвѣ, Коссаковскими, продолжали увеличиваться. Епископъ Ливонскій богатыми подарками и дестью-сумѣлъ пріобрѣсти расположеніе Зубова и его наперсника Альтести. Какой-то подаренный имъ дорогой алмазъ возбудилъ тогда большіе толки въ Петербургѣ. Приказанія императрицы совѣтоваться въ важныхъ дѣлахъ съ епископомъ до того волновали Сиверса что одно время онъ едва не послалъ просьбу объ увольненіи, и въ заграничныхъ газетахъ пущенъ былъ слухъ что онъ будетъ замѣненъ Марковымъ. Игельштромъ, какъ мы знаемъ, въ этомъ случаѣ держался стороны сильнѣйшей, то-есть Зубова и Коссаковскихъ. Интересны его сужденія о послѣднихъ въ письмѣ къ Сиверсу, который спрашивалъ о причинахъ внезапнаго отъѣзда генерала Коссаковскаго изъ Гродна въ Варшаву. Игельштромъ отвѣчаетъ что подлинныя причины ему неизвѣстны; но что, можетъ-быть, генералу нечего дѣлать въ Гроднѣ, и онъ пожелалъ удалиться съ глазъ посланника, пока послѣдній не сдѣлается къ нему благосклоннѣе; а предлогомъ къ отъѣзду послужило переформированіе полковъ.

   "Позвольте мнѣ, продолжаетъ Игельштромъ, говорить съ вами откровенно, какъ съ другомъ. Въ вашемъ послѣднемъ письмѣ я нахожу о Коссаковскихъ выраженія которыя меня удивляютъ. Эти господа окончили всѣ сеймики (въ Литвѣ) безъ войскъ, безъ денегъ и безъ надзора. Какъ же имъ не пользоваться вашимъ довѣріемъ? Они устранили Валевскаго, они усердно дѣлаютъ все что вы хотите. Но что они и друзья ихъ желаютъ устроиться на счетъ республики, такъ это очень естественно, и имъ позавидуютъ только тѣ которые уже сдѣлали то же самое. Король и вся его фамилія дѣлали то же во время своего управленія при всѣхъ конфедераціяхъ. Напримѣръ, они ограбили графа Брюля. Братъ короля, оберъ-каммергеръ, взялъ у Брюля староство Ципское съ 30.000 дукатовъ ежегоднаго дохода; остальныя его староства захвачены той же фамиліей. При первомъ раздѣлѣ Польши они взяли четыре староства, изъ которыхъ каждое приносить по крайней мѣрѣ 12.000 дукатовъ въ годъ. Теперь король хочетъ чтобъ уплатили его 30.000.000 долгу, и при всемъ томъ онъ дѣйствуетъ противъ насъ, тогда какъ Коссаковскіе всегда будутъ съ вами. Все это собственно до меня не касается; но я поступаю какъ вашъ другъ, и увѣренъ что вы нѣкогда будете мнѣ за то благодарны."

   Итакъ вотъ главный источникъ возникшей антипатіи. Коссаковскіе поспѣшили воспользоваться обстоятельствами чтобы всѣми способами обогащать себя, своихъ многочисленныхъ родственниковъ и кліентовъ на счетъ казенныхъ и частныхъ имуществъ; а Сиверсъ счелъ своимъ долговъ положитъ предѣлы ихъ грабежу. Но борьба съ Коссаковскими была не легка. Игельштромъ мѣтко указалъ на ихъ заслуги. Они слишкомъ доказали свою преданность и усердіе къ Россіи чтобъ императрица пожертвовала ими для Сиверса. Они обезпечивали на нами содѣйствіе почти всѣхъ сеймовыхъ пословъ отъ великаго княжества Литовскаго. Мы видѣли что, по слухамъ, даже многіе избирательные сеймики въ Литвѣ заявили о своей готовности перейти въ русское подданство. Не знаемъ на сколько эти извѣстія были справедливы и насколько было искренности въ подобныхъ заявленіяхъ. Императрица избѣгала до времени всякихъ поводовъ возбуждать зависть сосѣднихъ державъ, а также раздоръ между Поляками и Литовцами на предстоящемъ сеймѣ. Она велѣла только поблагодарить Ходмцевъ за ихъ преданность, и поручила посланнику не давать пока хода подобнымъ заявленіямъ.

   Какъ велико было значеніе Коссаковскихъ въ то время, и до какой степени простиралась ихъ изворотливость, яснѣе всего обнаружилось въ вопросѣ о распущееіи Тарговицкой конфедераціи.

   Сиверсь представлялъ императрицѣ что неудобно было бы продолжать существованіе этой конфедераціи рядомъ съ сеймомъ: Таргевица не пользовалась расположеніемъ Поляковъ, и сохраненіе ея могло вредно вліять на состояніе умовъ во, время сейма. Екатерина соглашалась съ этимъ мнѣніемъ, и поручила только наблюдать чтобы будущій сеймъ не причинялъ конфедераціи никакого униженія: "ибо мы собственную нашу честь поставляемъ въ предохраненіе отъ водкахъ обидъ и притѣсненій, людей намъ столь явно усердствующихъ", говорилось въ рескриптѣ 24го мая. Но предъ самыхъ открытіемъ сейма, когда посланникъ готовился уже распустить конфедерацію, онъ получалъ упомянутый нами выше рескриптъ 26го мая. Въ этомъ рескриптѣ говорилось что въ промежутокъ между двумя сессіями для текущихъ дѣдъ могутъ служить постоянный совѣтъ и еще другое правители огненное учрежденіе (autorité). Это неопредѣленное выраженіе Сиверсъ истолковалъ такъ что подъ другимъ учрежденіемъ тутъ разумѣется именно Тарговицкая конфедераціи, и пріостановился съ ея распущеніемъ. Чтобъ оградить себя отъ упрековъ на случай будущихъ затрудненій, онъ не преминулъ въ своихъ депешахъ снова указать на обстоятельства которыя могутъ вредно подѣйствовать на расположеніе умовъ, и тутъ на первомъ мѣстѣ поставилъ сохраненіе Тарговицкой конфедераціи, а за тѣмъ привелъ неопредѣленное положеніе вопроса о польскомъ войскѣ, также связаннаго съ нимъ вопроса о долгахъ республики и неуплату, квитанцій по забраннымъ у жителей припасамъ для русскаго войска.

   Въ отвѣтъ на эти представленія, въ рескриптѣ 15го іюня, императрица снова соглашается съ мнѣніемъ посланника о неудобствахъ сохранять Тарговицу рядомъ съ сеймомъ, и говоритъ что онъ невѣрно понялъ ея рескриптъ отъ 26го мая: водъ словомъ другое учрежденіе разумѣлась не Тарговицкая конфедерація, а другія власти установленныя конституціей 1775 года. Императрица поручаетъ немедленно распустить генеральную конфедерацію и всѣ связанныя съ нею частныя конфедераціи. Казалось бы, послѣ такого яснаго, положительнаго рѣшенія не могло уже быть вопроса о продолженіи Тарговицы, и Сиверсъ поспѣшитъ привести въ исполненіе тотъ приговоръ котораго онъ самъ такъ усердно добивался. Однако этого не случилось. Посланникъ взялъ на свой страхъ отложить исполненіе приговора на неопредѣленное время, и дозволилъ конфедераціи существовать рядомъ съ сеймомъ. Онъ только сократилъ кругъ ея дѣятельности, и оставилъ за ней значеніе высшаго судебнаго мѣста въ республикѣ. Въ тѣхъ донесеніяхъ его, которыми мы пользовались, не встрѣчаемъ прянаго объясненія причинъ такому обороту дѣла, и можемъ только о нихъ догадываться.

   Въ вопросѣ о сохраненіи или распущеніи Тарговицы, конечно, никто не былъ такъ заинтересованъ какъ братья Коссаковскіе. Въ ихъ распоряженіи находился ея литовскій отдѣлъ, а посредствомъ него ихъ власть распространялась на цѣлую Литву. Мы знаемъ какимъ образомъ они воспользовались стою властію. Съ распущеніемъ Тарговицы, конечно, прекращалась и возможность производить дальнѣйшія экономическія операціи. Но еще опаснѣе представлялось имъ то обстоятельство что, какъ только конфедерація будетъ распущена, тотчасъ обнаружится вся ея непопулярность въ польскомъ обществѣ, посыпятся иски и аппелляціи отъ людей ею обиженныхъ и ограбленныхъ, и сеймъ, уступая напору общественнаго чувства, по всей вѣроятности начнетъ Пересу ждать ея декреты и пересматривать ея судебныя рѣшенія. Тогда родственникамъ и друзьямъ Коссаковскихь придется, пожалуй, или со стыдомъ возвращать назадъ имѣнія, староства, должности и т. п., или по крайней мѣрѣ подвергаться большимъ безпокойствамъ. Въ виду такихъ обстоятельствъ Коссаковскіе, безъ сомнѣнія, пустили въ ходъ всѣ пружины чтобы выиграть время и продлить существованіе генеральной конфедераціи. У посланника явилась мысль что Тарговицу надобно пока сохранить: на случай какого-нибудь неожиданнаго сопротивленія со стороны сейма или его внезапнаго разрыва, у насъ подъ рукой, думалъ онъ, будетъ авторитетъ, который мы снова можемъ выдвинуть на сцену чтобы дѣйствовать его именемъ и такимъ образомъ соблюсти тѣнь законности. Конечно, эта мысль была подсказана посланнику самимъ епископомъ Коссаковскимъ, и подсказана весьма кстати: когда пришелъ въ Гродно рескриптъ 15го іюня, сеймъ уже былъ открытъ, сеймовая оппозиція уже успѣла заявитъ себя, и Сиверсъ убѣдился что руководить имъ будетъ не такъ легко какъ онъ думалъ. Епископъ, вѣроятно, не упустилъ внушить и то что вліяніе его на литовскихъ пословъ обусловливается прежде всего его положеніемъ въ генеральной конфедераціи, и что безъ этого условія онъ не ручается за ихъ повиновеніе. Какъ бы то ни было, посланникъ уступилъ этимъ внушеніямъ; въ виду начавшихся затрудненій съ сеймомъ, для него было важно обезпечить за собой содѣйствіе такого вліятельнаго лица и такого искуснаго дипломата какимъ былъ епископъ Ливонскій. Притомъ фамилія Коссаковскихъ была сильна покровительствомъ Зубова. Самая неопредѣленность упомянутаго выраженія въ рескриптѣ 26го мая, можетъ-быть, скрывала за собой нѣкоторое колебаніе въ данномъ вопросѣ. По крайней мѣрѣ мы не видимъ потомъ чтобъ императрица выражала какое-либо неудовольствіе за неисполненіе ея порученія сообщеннаго въ рескриптѣ 15го іюня. {Наши соображеніе въ этомъ случаѣ подтверждаются слѣдующими данными. Въ послѣдствіи Сиверсъ самъ сознавался что онъ сдѣлалъ ошибку, уступивъ внушеніямъ Коссаковскихъ и позволивъ конфедераціи такъ долго существовать рядомъ съ сеймомъ (Blum, 434). По поводу бурныхъ сценъ возникшихъ при открытіи сейма, Сиверсъ въ письмѣ къ императрицѣ прямо говоритъ что Коссаковскіе напередъ предвидѣли возможный разрывъ сейма и новое оживленіе конфедераціи (Blum, 276). Можетъ быть и самая оппозиція, заявившая себя при началѣ сейма, во обошлась безъ тайнаго участія епископа, желавшаго нагляднымъ образомъ показать что конфедерація еще можетъ понадобиться.}

   Что касается до предположенія Екатерины отсрочить сеймовыя засѣданія послѣ утвержденія договора объ уступкѣ земель, посланникъ высказался противъ этой отсрочки. По его словахъ, польскіе послы предпочтутъ продленіе сейма, потому что большая ихъ часть на время сессіи получаетъ содержаніе отъ русскаго посланника; Литовцы также охотнѣе пробудутъ въ Гроднѣ нѣсколько лишнихъ недѣль чѣмъ поѣдутъ домой съ тѣмъ чтобъ опять возвратиться. Притомъ вмѣстѣ съ договоромъ объ уступкѣ надобно было спѣшить договоромъ о союзѣ и торговлѣ, а также изданіемъ новой конституціи, прежде нежели Пруссаки и Австрійцы примутъ свои мѣры противъ русскаго преобладанія въ Польшѣ.

   

V.
Сеймовый маршалъ.-- Открытіе сейма.-- Начало оппозиціи.-- Арбитры.-- Вопросъ о делегаціи.

   Съ приближеніемъ сейма городъ принималъ все болѣе и болѣе оживленный видъ: послы мало-по-малу съѣзжались сюда со всѣхъ концовъ Польши и Литвы. Сиверсу, при его болѣзняхъ и лѣтахъ, очень не легко было справляться со множествомъ разнаго рода вопросовъ и въ то же время заботиться о помѣщеніи, содержаніи и угощеніи значительнаго количества сеймовыхъ посломъ. Такъ какъ нельзя было принимать ихъ всѣхъ за-разъ, то онъ завелъ очередные обѣды на 60 человѣкъ. "Эти обѣды -- пишетъ онъ дочери -- меня обременяютъ. Подумай! На каждые два дня во одному обѣду въ 60 приборовъ и съ пьяницами, которыхъ я даже не знаю." Въ другомъ письмѣ Яковъ Ефимовичъ, какъ любитель всего изящнаго, съ удовольствіемъ сообщаетъ что онъ бывъ въ одномъ собраніи, гдѣ нѣкая графиня Камеди превосходно пѣла италіянскія аріи; что состоящій ври посольствѣ графъ Морелла также поетъ очень пріятно и играетъ на гитарѣ и иногда они поютъ вмѣстѣ.

   Дней за пять до открытія сейма, въ Гродно прибылъ изъ Бѣлостока король со своею сестрой, пани Краковской, и съ двумя племянницами (Мнишекъ и Тышкевичъ). Около того же времени иностранные министры также покинули Варшаву и собрались въ Гродно, именно папскій нунцій (Салуцціо), повѣренные англійскій (Гарднеръ), шведскій (Толь) и голландскій (Кригсгеймъ).

   Русскому послу предстояло еще рѣшить важный вопросъ о томъ кто будетъ руководить засѣданіями сейма, то-есть кого выбрать въ сеймовые маршалы? Предположенія свои на этотъ счетъ онъ изложилъ въ депешѣ отъ 22го мая (2го іюня): "Для Литвы я думаю выбрать вице-маршала настоящей конфедераціи литовской Забѣлло, генералъ-поручика и великаго ловчаго, который отличился усердіемъ и преданностью къ Россіи. Для Польши еще не рѣшилъ; ожидаю возвращенія графа Ожаровскаго изъ Краковскаго воеводства. Еслибъ я его убѣдилъ принять маршальскій жезлъ, то былъ бы увѣренъ въ успѣхѣ, благодаря его талантамъ и усердію. Но этотъ жезлъ сдѣлался гибеленъ для князя Понинскаго, и судьба его ихъ устрашаетъ. {Адама Поповскій, великій коронный подскарбій и маршалъ на сеймѣ 1775--1775 гг., на которомъ утвержденъ былъ первый раздѣлъ Польши. Четырехлѣтній сеймъ арестовалъ его, подвергъ суду и лишилъ всѣхъ его достоинствъ.} Если не удастся побѣдить его щекотливость, то первымъ послѣ него стоитъ у меня въ спискѣ графъ Бѣлинскій, великій коронный нотарій, человѣкъ испытанныхъ талантовъ и усердія, но, расточивъ свое имѣніе, онъ не пользуется общественнымъ уваженіемъ. Второй за нимъ слѣдуетъ графъ Анквичъ, бывшій посломъ въ Даніи во время революціи, человѣкъ разорившійся; но я ручаюсь за его преданность, если кто-нибудь не заплатитъ ему болѣе меня. Третьимъ стоитъ графъ Міончинскій, точно также разорившійся, но всегда вѣрный своимъ добрымъ принципамъ относительно Россіи. Послѣднимъ и послѣ Ожаровскаго наиболѣе надежнымъ былъ бы вице-маршалъ конфедераціи Пулавскій; но ему не достаетъ таланта чтобы руководить сборищемъ во 140 человѣкъ." Итакъ, по истинѣ неутѣшительный выборъ предстоялъ нашему посланнику, когда пришлось обезпечить за нами важный постъ сеймоваго маршала: списокъ его занимаютъ картежные игроки и шулера въ родѣ Бѣлинскаго и Міончинскаго, или такіе продажные люди какъ Анквичъ, или такое ничтожество какъ Пулавскій (младшій членъ той семьи которая отличилась во времена Барской конфедераціи). {Объ одномъ изъ приведенныхъ лицъ, именно о Міончинскомъ, кромѣ мемуаровъ Кожмяна, мы находимъ еще слѣдующія подробности въ запискахъ Михаловскаго (п. 16): "Въ картахъ онъ былъ геніальнымъ шулеромъ; а что удивительно и даже неправдоподобно, каждому, кто садился съ нимъ, напередъ говорилъ что обыграетъ его, но тѣмъ никого отъ игры не останавливалъ. " Епископъ виленскій, князь Масальскій, также любившій веселую жизнь и карты, однажды обыгранный Міончинскимъ, далъ слово никогда съ нимъ болѣе не играть. Года чрезъ два послѣ того, епископъ, во время своего путешествія въ Римъ, остановился въ Венеціи, и въ одной кофейнѣ былъ увлеченъ въ игру какимъ-то Армяниномъ, который металъ банкъ фараона. Проигравъ тысячъ сто злотыхъ, епископъ, печальный, собирался уйти, какъ вдругъ мнимый Армянинъ сдернулъ съ себя парикъ и бороду, и явившійся на мѣсто его Міончинскій оказалъ: "А вотъ ваша княжеская милость не сдержали своего слова! "Онъ часто занималъ деньги у пріятелей и никогда не платилъ долговъ; но за то еще чаще раздавалъ ихъ, и никогда не спрашивалъ обратно. Онъ выигралъ огромныя суммы въ Польшѣ и на границей; а подъ конецъ жизни существовалъ только небольшою русскою пенсіей (Male paria idzie do czar ta, замѣчаетъ Михаловскій). Этотъ глубоко попорченный, но даровитый человѣкъ, во всю свою жизнь не прочелъ ни одной книжки; но такъ умѣлъ занятъ своею бесѣдой и такъ остроумно спорилъ что начитанные люди отступали предъ нимъ на задній планъ. При всей его безнравственности, по замѣчанію тѣхъ же записокъ, не было человѣка который пользовался бы большою популярностью между шляхтой. Такая популярность, конечно, бросаетъ яркій свѣтъ и на самое шляхетское общество того времени.}

   Окончательное свое рѣшеніе по этому вопросу Сиверсъ сообщаетъ въ депешѣ отъ 4го (15го) іюня. "Послѣ моихъ разговоровъ съ Ожаровскимъ о маршальскомъ жезлѣ, который онъ цѣнитъ слишкомъ дорого, а рѣшилъ въ пользу Бѣлинскаго, посла отъ Варшавы. Онъ краснорѣчивъ, уменъ, проницателенъ, постоянно былъ преданъ Россіи, ненавидитъ короля и дворъ, бѣденъ и разстроенъ въ своихъ дѣлахъ; надобно будетъ его кормить. Я обѣщалъ ему мѣсто маршала постояннаго совѣта. Еслибы конфедерація уничтожилась, то Забѣлло былъ бы сеймовымъ маршаломъ отъ Литвы; на этотъ случай я заставилъ выбрать его въ послы отъ Гродна. Но такъ какъ конфедерація остается и притомъ можетъ возникнуть соперничество между двумя президентами, то я рѣшилъ что будетъ только одинъ сеймовый маршалъ, чему уже бывали примѣры. На случай болѣзни Бѣлинскаго, его жезлъ возьметъ Анквичъ, посолъ отъ Краковскаго воеводства. Уладивъ это дѣло, перейду къ другому важному пункту, къ назначенію литовскаго канцлера, безъ котораго сеймъ не могъ бы дѣйствовать. За смертью Сапѣги, я рѣшилъ чтобы конфедерація представила королю на его мѣсто вице-канцлера Хребтовича, который теперь въ Карлсбадѣ. Вы знаете гдѣ находятся его земли, и слѣдовательно мы можемъ бытъ въ немъ увѣрены. Онъ всегда слылъ за преданнаго Россіи, и уступилъ потоку революціи однимъ изъ послѣднихъ. Ни мѣсто вице-канцлера я назначаю графа Платера, каштеляна Троцкаго; онъ извѣстенъ за друга короля; но его земли въ русскихъ владѣніяхъ; епископъ (Коссаковскій) также за него ручается. Польнымъ литовскимъ гетманомъ думаю сдѣлать Забѣлло, а Гелгуда литовскимъ маршаломъ."

   Въ это время Сиверсъ болѣе и болѣе начинаетъ чувствовать трудность своей задачи, но утѣшаетъ себя тѣмъ что тяжелое для него время сейма продолжится не долго, всего двѣ, три недѣли. {Такую надежду раздѣлялъ съ нимъ и его прусскій товарищъ, но онъ полагалъ нѣсколько болѣе времени. "Я надѣюсь, писалъ онъ Моллендорфу, что въ концѣ іюля или въ началѣ августа все будетъ окончено." (Hermann. Ergänz. Band., 424.)} Въ полномъ успѣхѣ, повидимому, не было сомнѣнія: выборы въ Польшѣ совершились согласно съ желаніями русскаго правительства; а литовскіе послы большею частію были кліенты Коссаковскихъ; преданность послѣднихъ простиралась до того что они неоднократно предлагали, вмѣсто раздѣла, присоединеніе всей Польши къ Русской имперіи. Слѣдовательно, огромное большинство сейма принадлежало къ русской партіи и обезпечивало за нами исходъ дѣла. Прусское правительство, наоборотъ, могло насчитать только небольшую горсть своихъ приверженцевъ, то-есть людей состоявшихъ у него на жалованьи. Положеніе этихъ людей было весьма щекотливое при общемъ раздраженіи Поляковъ противъ Пруссіи, какъ вѣроломной союзницы и главной виновницы новаго раздѣла. Число сенаторовъ явившихся на сеймъ было такъ незначительно что собраніе ихъ едва ли могло быть названо сенаторскою избой; оно простиралось только до 12 или 13 человѣкъ, включая сюда и наличныхъ министровъ. {Вотъ имена сенаторовъ, которыхъ мы встрѣчаемъ на Гродненскомъ сеймѣ: трое Коссаковскихъ, Судковскій, Платеръ, Тышкевичъ, Огинскій, Дзѣковскій, Мнишекъ, Суходольскій, Лазоцкій, Ледуховскій и Оборскій.} Донося объ этомъ непріятномъ обстоятельствѣ, Сиверсъ прибавляетъ что надобно съ нимъ помириться, и что оно обнаруживаетъ намѣреніе двора не слишкомъ мѣшаться въ дѣло.

   Разчитывая на скорое окончаніе сейма, Яковъ Еѳимовичъ, очевидно, не звалъ еще что выборы не вездѣ произведены были такъ удачно какъ онъ думалъ. Несмотря на всѣ мѣры принятыя русскими агентами и Тарговицкою конфедераціей, въ число пословъ все-таки успѣли проникнуть нѣсколько смѣлыхъ патріотовъ, рѣшившихся на самую упорную оппозицію. Наиболѣе рьяные изъ нихъ оказались выбранными въ тѣхъ воеводствахъ въ которыхъ вліяніе короля почиталось наиболѣе сильнымъ, то-есть въ Мазовіи, Плоцкѣ и Ранѣ (Карскій, Микорскій, Шиддовскій, Краснодембскій, Раковскій, Цѣмневскій и др.). А между тѣмъ русскій посланникъ въ депешахъ своихъ съ особенною похвалой отозвался объ успѣхѣ Игельштрома, который руководилъ выборами именно въ этихъ воеводствахъ.

   Наканунѣ 6го (17го) іюня Сиверсъ созвалъ на совѣтъ вождей русской партіи; у него сошлись: епископъ Коссаковскій, Рачинскій, Мошинскій, Ожаровскій, Бѣлинскій, Платеръ и Анквичъ, и тутъ условлено было все относящееся къ ходу перваго дня сейма, а главнымъ образомъ выборъ Бѣлинскаго въ сеймовые маршалы. На слѣдующее утро, въ понедѣльникъ, въ королевскомъ замкѣ собрались сенаторы и послы, и вмѣстѣ съ королемъ отправились въ аймковую капеллу. Здѣсь она отслушала обѣдню, совершенную Іосифомъ Коссаковскимъ, епископомъ инфлантскимъ. Послѣ обѣдни родственникъ его и вмѣстѣ коадъюторъ Янъ Непомуценъ Коссаковскій, извѣстный проповѣдникъ своего времени, Лазалъ проповѣдь, примѣненную къ обстоятельствамъ дня. Главная мысль ея была слѣдующая: "Богъ, будучи высочайшею благостію, сотворилъ человѣка для того чтобъ онъ былъ вѣчно счастливъ; а тѣ горести и несчастія, на которыя надѣется свѣтъ, суть дѣло самого человѣка." По окончаніи проповѣди король воротился въ свои покой; а послы отправились въ Посольскую избу, находившуюся тутъ же, въ королевскомъ замкѣ. Мѣста предназначенныя для арбитровъ были уже наполнены. Русскій посланникъ рѣшилъ немедленно настоять на удаленіи арбитровъ изъ залы сеймовыхъ засѣданій и, чтобы подать примѣръ, не присутствовалъ теперь въ ихъ числѣ.

   Графъ Анквичъ, какъ посолъ краковскій, первый по старшинству, взялъ маршальскій жезлъ и обратился къ собранію съ рѣчью. Онъ началъ общими фразами о бѣдствіяхъ постигшихъ отчизну, указалъ на пустыя мѣста гдѣ прежде засѣдали послы обширныхъ провинцій (занятыхъ теперь сосѣдями); намекнулъ на внутреннія распри какъ на источникъ бѣдствій для республики; съ уваженіемъ отозвался о генеральной конфедерація, которая связала воедино всѣ воеводства, земли и повѣты, и въ заключеніе пригласилъ рыцарское сословіе выбрать сеймоваго маршала; причемъ арбитровъ попросилъ удалиться изъ палаты, по обычаю, на время этого выбора.

   По выходѣ арбитровъ приступили къ подачѣ голосовъ, и маршаломъ сейма единодушно былъ выбранъ Бѣлинскій. Но когда прочли форму присяги которую онъ долженъ былъ произнести, поднялся шумъ. Присяга эта была записана въ канцеляріи генеральной конфедераціи. Тутъ, между прочимъ, было сказано что маршалъ обязанъ повиновеніемъ Рѣчи Посполитой Сконфедерованнной, и кромѣ того долженъ наблюдать чтобы засѣданія сейма производились при закрытыхъ дверяхъ, то-есть безъ арбитровъ. Оба эти пункта произвели весьма дурное впечатлѣніе: въ первомъ тотчасъ увидѣли покушеніе Тарговицы подчинить себѣ самый сеймъ; а второй показался непріятною новостью, вслѣдствіе которой публика, по выраженію Сиверса, "теряла средство своего развлеченія и вліянія". Когда шумъ немного утихъ, впустили арбитровъ. Графъ Анквичъ, обративъ свою рѣчь къ новому маршалу, напомнилъ ему что онъ третій въ ряду своей фамиліи который беретъ на себя руководить сеймомъ въ самое смутное для отечества время. Потомъ онъ пригласилъ Бѣлинскаго произнести присягу на исполненіе своихъ обязанностей и принять изъ его рукъ маршальскій жезлъ. Но тогда вновь поднялся шумъ изъ-за формы присяги и быстро перешелъ въ величайшій безпорядокъ. Бѣлинскій два раза становился на колѣна, но крики заглушали его голосъ; многіе послы, чтобы не допустить до исполненія обряда, соскочили со своихъ мѣстъ, отбросили скамейку и вырвали распятіе, предъ которымъ должна быть произнесена присяга. Анквичъ поднялъ жезлъ вверхъ, и успѣвъ возстановить нѣкоторый порядокъ, пригласилъ арбитровъ снова удалиться изъ палаты. Но и послѣ того споры не прекратились. Болѣе четырехъ часовъ продолжались эти шумныя сцены, а Анквичъ наконецъ закрылъ засѣданіе до одиннадцати часовъ слѣдующаго утра.

   Въ тотъ же день у Сиверса обѣдали до сорока пословъ. Послѣ обѣда онъ созвалъ опять на конференцію тѣхъ же совѣтниковъ, съ прибавленіемъ канцлера Судковскаго. Они были того мнѣнія что источникъ безпорядковъ заключался въ ненависти которую питали къ Тарговицкой конфедераціи многіе коронные послы, особенно мазовецкіе; говорили также о вредномъ вліяніи двора. Каждый изъ совѣтниковъ взялъ на себя сказать вліятельнымъ членамъ Посольской избы чтобъ они обратили своихъ товарищей на истинный путь. Сиверсь позвалъ королевскаго секретаря и поручилъ ему передать, что если король не возстановитъ порядка на сеймѣ, то послѣдствія для него будутъ очень непріятныя.

   Но и второе засѣданіе было не болѣе удачно чѣмъ первое. Анквичъ опять попросилъ арбитровъ удалиться; потомъ онъ донесъ палатѣ что, по ошибкѣ канцеляріи, въ формѣ присяги написано было о повиновеніи маршала Рѣчи Посполитой Сконфведерованной вмѣсто: сеймующимъ сословіямъ Рѣчи Посполитой Сконфедерованной, и что ошибка эта уже исправлена. Такимъ образамъ одинъ пунктъ спора былъ устраненъ; но второе условіе, объ исключеніи арбитровъ, снова подняло бурю. Опять нѣсколько часовъ продолжались безплодныя пререканія, а опять рѣшеніе вопроса отложено до слѣдующаго утра. Русскій посолъ ясно могъ видѣть что затѣяна какая-то интрига, какой-то заговоръ, и не безъ участія короля; цѣлію этой интриги, конечно, было разорвете сейма. Заговорщикамъ нужно было выиграть только еще одинъ день, и тогда ихъ цѣль могла быть достигнута: такъ какъ, по сеймовымъ обычаямъ, если въ теченіе трехъ дней сенаторская и посольская изба не соединятся, то сеймъ считается несостоявшимся. Усилія Коссаковскихъ и другихъ вождей Таргевицкой конфедераціи оставались безъ успѣха. Впрочемъ и самое усердіе ихъ въ этомъ дѣлѣ подвержено нѣкоторому сомнѣнію, такъ какъ въ случаѣ резервація сейма конфедерація снова выступала на сцену еще съ большею силой чѣмъ прежде.

   Яковъ Еѳимовичъ снова призвалъ своихъ друзей на кояг ференцію. Они присовѣтовали ему на слѣдующее утро отрядить къ каждому изъ шести пословъ, наиболѣе производившихъ шуму по одному русскому офицеру, чтобы "дѣлать имъ компанію въ ихъ квартирахъ, пока присяга будетъ произнесена". Сиверсъ такъ и поступилъ. Пятеро изъ этихъ крикуновъ были найдены дома и задержаны; а шестой (Карскій) ушелъ и спасся въ королевскую переднюю, гдѣ его оставили въ покоѣ. Кромѣ того, чтобы поддержать свои угрозы и внушать уваженіе толпѣ, посланникъ приказалъ полку кавалеріи сѣсть на коней и стать въ полуверстѣ отъ города, а баталіону егерей расположиться на площади, по близости замка. Предъ началомъ засѣданія онъ отправился къ королю, сопровождаемый двумя генералами и двумя великими маршалами, короннымъ и литовскимъ. Посланникъ изъявилъ сожалѣніе о томъ что уже два дня потеряны самымъ неприличнымъ образомъ, и прибавилъ что строго будетъ преслѣдовать дальнѣйшій безпорядокъ, ибо не позволитъ чтобы собраніе было распущено не исполнивъ своего назначенія. Король по обыкновенію началъ увѣрять въ своей невинности. Отъ него Сиверсъ съ литовскимъ маршаломъ перешелъ въ заду сената; тамъ никого еще не было. Потомъ онъ подошелъ къ дверямъ посольской палаты; здѣсь находилось небольшое количество пословъ. Сиверсъ поручилъ маршалу наблюсти чтобъ арбитровъ не допускали, и чтобы никто изъ пословъ не уходилъ изъ засѣданія; для чего велѣлъ поставить къ дверямъ стражу.

   Принятыя мѣры подѣйствовали. Третье засѣданіе было также довольно шумное; однако сеймовый маршалъ произнесъ наконецъ присягу. Онъ изъявилъ свою благодарность палатѣ за честь оказанную ему не по заслугамъ, поблагодарилъ также и Анквича, изъ рукъ котораго принялъ маршальскій жезлъ. Затѣмъ онъ приступилъ къ отправленію своихъ обязанностей назначеніемъ сеймоваго секретаря, идолжность эту поручилъ пану Езерковскому, который немедленно произнесъ присягу. Далѣе, слѣдуя порядку сеймовыхъ обычаевъ, Бѣлинскій выбралъ трехъ депутатовъ въ сенатъ, чтобы донести королю объ избраніи маршала посольской избы и испросить дозволеніе на соединеніе обѣихъ палатъ. Отъ Малой Польши былъ назначенъ Теофилъ Залускій, отъ Великой -- Станишевскій, а отъ Литвы князь Любецкій. Депутаты отправились въ сенаторскую избу, гдѣ нашли короля возсѣдающаго на тронѣ и окруженнаго сенаторами. Залускій, какъ старшій между депутатами, держалъ рѣчь; ему отвѣчалъ коронный канцлеръ Сулковскій; послѣ чего депутаты допущены были къ цѣлованію королевской руки. Воротясь въ посольскую избу, они, посредствомъ того же Задускаго, отдали отчетъ въ своемъ порученіи. По обычаю сеймовому, надобно было ждать депутатовъ отъ сената, которые принесли бы королевское приглашеніе соединиться съ сенаторскою избой. Но число наличныхъ сенаторовъ было такъ ничтожно, что назначеніе особой депутаціи оказалось неудобно. Маршалъ сеймовый замѣтилъ что необходимость дорожить временемъ и желаніе скорѣйшаго соединенія палатъ заставляютъ его обойтись безъ этой церемоніи. Онъ велѣлъ сеймовому секретарю читать списокъ пословъ по порядку воеводствъ, и въ этомъ порядкѣ они отправились въ сенаторскую избу. Здѣсь, по указанію великаго маршала литовскаго, послы заняли свои мѣста. Бѣлинскій обратился къ королю съ словомъ; онъ упомянулъ о пропасти въ которую повергнулъ Рѣчь Посполитую бывшій революціонный сеймъ, и указалъ на обязанность настоящаго сейма обсудить мѣры къ облегченію бѣдствій отечества. На эту рѣчь опять отвѣчалъ коронный канцлеръ. Затѣмъ всѣ послы допущены были къ цѣлованію королевской руки, и засѣданіе закрыто до слѣдующаго дня, т.-е. до четверга.

   Въ четвергъ также не обошлось безъ нѣкотораго повторенія предыдущихъ замѣшательствъ. Такъ какъ засѣданіе происходило въ сенаторской избѣ, то здѣсь исполнительная власть принадлежала одному изъ маршаловъ Рѣчи Посполитой, именно тому въ области котораго отбывался сеймъ; въ данномъ случаѣ, слѣдовательно, эта власть находилась въ рукахъ великаго маршала литовскаго, Лудовика Тышкевича, женатаго на одной изъ племянницъ короля. Маршалъ сеймовый, по силѣ своей присяги, не могъ открыть засѣданіе въ присутствіи арбитровъ; но удаленіе ихъ должно было совершиться по распоряженію маршала литовскаго. Когда часть пословъ потребовала выполненія маршальской присяги, Тышкевичъ, очевидно принимавшій участіе въ глухой интригѣ противъ сейма, заявилъ что присяга сеймоваго маршала ему не была сообщена, а что самъ онъ присягалъ поступать по законамъ, законы же не даютъ ему права, исключать арбитровъ. Король въ этой распрѣ держалъ себя пассивно и не принималъ ни той, ни другой стороны. Наконецъ сеймовый маршалъ объявилъ что открываетъ засѣданіе и проситъ арбитровъ удалиться. Послѣдніе вышли. Тогда Бѣлинскій донесъ собранію о полученіи двухъ нотъ за подписью посланниковъ русскаго и прусскаго. Обѣ ноты были одинаковы по формѣ и по содержанію; въ нихъ предъявлялось требованіе чтобы сеймъ назначилъ делегацію, уполномоченную вести переговоры и заключить трактаты съ двумя сосѣдними державами на основахъ деклараціи 9го апрѣля (29го марта).

   Когда прочтены были ноты, король возвысилъ свой голосъ и заявилъ что онъ присоединился къ Тарговицкой конфедераціи на основаніи ея акта, въ которомъ главнымъ пунктомъ поставлена была цѣлость Рѣчи Посполитой, и что онъ никоимъ образомъ не отступится отъ этого пункта. Въ заключеніе онъ предложилъ сеймующимъ сословіямъ дать отвѣтъ на эти ноты въ умѣренныхъ выраженіяхъ, но съ просьбою къ двумъ дворамъ чтобъ они возвратили республикѣ вновь забранныя у нея земли, такъ какъ польскій народъ не подалъ никакого повода къ этому забору. Затѣмъ король назначилъ въ конституціонную делегацію (которая редактировала сеймовыя постановленія или конституціи) трехъ сенаторовъ, а маршалъ сеймовый шесть пословъ. {Сенаторы: Суходольскій, Лазоцкій и Ледуховскій. Послы: отъ Литвы Козаковскій и Годачевскій, отъ Малой Польши Анквичъ и Міончняокій, отъ Великой -- Клицкій и Древновскій.}

   На слѣдующій день, то-есть въ пятницу, опять возобновились споры по поводу арбитровъ. Тышкевичъ предъявилъ полученную имъ изъ конфедератской канцеляріи копію съ присяги сеймоваго маршала и попросилъ арбитровъ удалиться. Послы мазовецкіе, съ Карскимъ во главѣ, и тутъ нашли возможность не согласиться: они возразили что бумага которую получилъ Тышкевичъ была только копіей и не снабжена печатью, слѣдовательно она не имѣетъ силы. Присутствовавшіе члены конфедераціи, по приглашенію Тышкевича, засвидѣтельствовали подлинность документа. Но мазовецкіе послы продолжаютъ стоять на своемъ; между тѣмъ большинство сейма требуетъ удаленія арбитровъ. Во время этого спора Тышкевичъ снова переходитъ на сторону оппозиціи и замѣчаетъ что, если говорить правду, то и самъ онъ не видитъ законной причины удалить публику. Со стороны оппозиціонныхъ пословъ послышались рукоплесканія, а по ихъ примѣру громко захлопали арбитры. Тогда на послѣднихъ посыпались сильные упреки со стороны большинства. Ожаровскій особенно горячо возсталъ противъ такого неуваженія къ королю, сенату и рыцарскому сословію. Арбитры наконецъ удалились. Маршалъ сеймовый открылъ засѣданіе, Забѣлло, посолъ волковыскій, предлагаетъ цѣлованіемъ руки выразить королю общую благодарность за его вчерашнюю рѣчь въ пользу цѣлости Рѣчи Посполитой. Послѣдовало допущеніе всѣхъ пословъ къ рукѣ его величества; церемонія эта отняла, конечно, не мало времени. Затѣмъ приступили къ обсужденію русской и прусской ноты. Нѣкоторые послы развиваютъ мысль короля, то-есть совѣтуютъ воспротивиться раздѣлу и обратиться къ великодушію русской императрицы. Епископъ Ко.ссаковскій заявляетъ свое всегдашнее мнѣніе что спасеніе отечества онъ видитъ только въ тѣсномъ союзѣ съ Петербургскимъ дворомъ, а если въ книгѣ судебъ предназначено Польшѣ быть исключенною изъ списка государствъ, то безполезнымъ усиліямъ онъ предпочитаетъ мужественное перенесеніе несчастія. Голынскій, черниговскій посолъ, изъявляетъ опасеніе чтобы настоящій сеймъ не уподобился сейму 1775 года, на которомъ утвержденъ первый раздѣлъ съ завѣреніемъ что втораго никогда не будетъ. Янковскій, сендомірскій посолъ, подаетъ проектъ такого отвѣта на ноты двухъ посланниковъ, въ которомъ говорится объ отправленіи уполномоченныхъ ко дворамъ Петербургскому, Берлинскому и Вѣнскому, съ тѣмъ чтобы при первыхъ двухъ просить о выводѣ войскъ изъ польскихъ провинцій, а при третьемъ ходатайствовать о помощи на основаніи трактатовъ гарантированныхъ всѣми тремя дворами. Галензовскій, люблинскій, предлагаетъ подобный же проектъ, съ прибавленіемъ чтобы деклараціи обѣихъ державъ и отвѣтъ на нихъ генеральной конфедераціи были сообщены присутствовавшимъ въ Польшѣ иностраннымъ посламъ. Все собраніе выражаетъ согласіе съ его предложеніемъ. Но посреди этихъ проектовъ, и конечно для того чтобъ отвлечь отъ нихъ вниманіе, Теофилъ Залускій напоминаетъ что вмѣстѣ съ внѣшними дѣлами надобно обратить вниманіе и на внутреннія. Какъ лицо которому конфедерація поручила финансовую часть, онъ доноситъ сейму о бѣдственномъ состояніи государственной казны; послѣ занятія провинцій сосѣдями доходы такъ уменьшились что войско не получаетъ жалованья; другіе необходимые расходы также пріостановлены; поэтому онъ проситъ прежде всего заняться согласованіемъ расходовъ съ приходами. Карскій отвѣчаетъ на это что не допуститъ никакихъ другихъ предметовъ на обсужденіе, пока ноты не сообщены иностраннымъ министрамъ, что "надобно умереть или спасти отечество, и если нужно погибнуть, то лучше погибнуть съ честью, а не со срамомъ".

   Въ субботу Тышкевичъ представилъ копію съ присяги сеймоваго маршала, снабженную всѣми формальностями, и на основаніи ея попросилъ арбитровъ удалиться, что и было исполнено. Приступили къ чтенію отвѣтовъ которые канцлеръ отъ имени сейма долженъ былъ сообщить посламъ русскому и прусскому. Первый отвѣтъ составленъ былъ въ общихъ, неясныхъ выраженіяхъ, въ напоминаніи трактатовъ, въ обращеніяхъ къ справедливости и великодушію Русской императрицы, и оканчивался просьбой въ точности опредѣлить цѣль требуемой делегаціи. Въ отвѣтѣ Бухгольцу прямо говорилось что сеймъ не видитъ никакого повода къ занятію польскихъ провинцій прусскими войсками и ожидаетъ что послѣднія наконецъ очистятъ край. Въ понедѣльникъ 13го (24го) іюня была прочитана отвѣтная нота обоихъ посланниковъ. Они снова требовали немедленнаго назначенія делегаціи, снабженной достаточными полномочіями. Начались оживленныя пренія. Одни послы хотятъ умолять Екатерину о великодушіи; другіе возбуждаютъ надежду на иностранныя державы, которыя не позволятъ нарушить равновѣсіе въ пользу двухъ дворовъ. Въ порывѣ краснорѣчія, лидскій посолъ Александровичъ восклицаетъ: "Государь! веди насъ, и мы за тобой послѣдуемъ.* Въ отвѣтъ на это воззваніе, король обѣщаетъ сопротивляться всякому отчужденію провинцій, и приглашаетъ сословія вооружиться мужествомъ. Нѣкоторые поддерживаютъ проектъ Янковскаго и надежду на помощь Вѣнскаго двора. Но многіе другіе, особенно Анквичъ, противятся этому проекту. Бѣлинскій не допускаетъ его на голоса, и пытается склонить сеймъ къ назначенію делегаціи. Черезъ день послѣ того проектъ Янковскаго, однако, подвергся голосованію и получилъ большинство. Такимъ образомъ рѣшено обратиться къ иностраннымъ державамъ, преимущественно къ Англіи и Австріи, съ просьбой о вмѣшательствѣ въ пользу возвращенія провинцій занятыхъ русскими и прусскими войсками.

   На засѣданіяхъ 25го и 26го іюня (нов. ст.) было произнесено много рѣчей за и противъ делегаціи. Епископъ Коссаковскій, чтобы помирить обѣ стороны, предложилъ среднюю мѣру: вмѣсто одной делегаціи назначить двѣ, такъ чтобы первая договаривалась съ русскимъ посланникомъ, а вторая съ прусскимъ; но ни той, ни другой не давать полномочія для заключенія трактата. Сеймовый маршалъ пригласилъ палату обратить особое вниманіе на это предложеніе, и 26го числа подвергъ его голосованію. Но вопросъ онъ поставилъ такимъ образомъ: Нужно ли делегацію снабдить инструкціями для договора съ Россіей и Пруссіей, или только съ одною первою? Король подалъ свое мнѣніе въ пользу послѣдняго рѣшенія, и когда собрали голоса, то оно получило 107 противъ 24. Но пока не были опредѣлены ни число делегатовъ, ни снабженіе ихъ полномочіями.

   Неожиданное сопротивленіе встрѣченное союзными кабинетами со стороны короля и его торжественныя заявленія что онъ не отступитъ отъ главнаго условія на которомъ присоединился къ Тарговицкой конфедераціи, не замедлили возбудить общее вниманіе въ дипломатическомъ мірѣ. Но едва ли кто вѣрилъ въ серіозность подобныхъ заявленій. Всѣмъ уже такъ хорошо были извѣстны его безхарактерность и привычка играть комедію. Тотчасъ заподозрили что поведеніе его обусловливается внушеніями иностранной державы, и не трудно было догадаться что этою державой была Австрія, которая не могла равнодушно смотрѣть на увеличеніе Пруссіи. Въ своихъ депешахъ Сиверсъ не разъ указываетъ на частыя свиданія короля съ австрійскимъ повѣреннымъ Декаше. У короля даже завелись деньги, -- замѣчено въ письмѣ къ Зубову отъ 13 (24) іюня,-- и онъ не торопитъ болѣе вопросомъ о своихъ долгахъ, съ которымъ прежде ни одного дня не давалъ ему покою.

   Вообще Сиверсъ, послѣ не разъ высказанныхъ надеждъ что дѣло такъ хорошо подготовленное будетъ скоро окончено, очутился въ положеніи весьма непріятномъ и затруднительномъ. "Эти дни, говоритъ онъ въ письмѣ къ дочери, была отвратительная погода; прибавь къ тому обѣды, дѣла, ложь, интриги, коварство -- если все это продлится, то я потеряю всякое терпѣніе." "Сеймъ заставляетъ меня много работать. Я уже не сплю послѣ обѣда. Ко мнѣ ежедневно приходятъ восемь лицъ съ извѣстіями о томъ что происходило на сеймѣ и для того чтобъ условиться о ходѣ слѣдующаго засѣданія. Не бойся, моя милая, чтобъ я пожелалъ остаться посреди этого легкомысленнаго народа. Они четыре дня кружили около мелочныхъ формальностей и только на пятый, испуганные моею нотой, заговорили о раздѣлѣ."

   При всѣхъ своихъ затрудненіяхъ, русскій посланникъ все еще не получалъ болѣе опредѣленныхъ и точныхъ инструкцій. Къ довершенію непріятностей, самые усердные его помощники, графы Рачинокій и Мошинскій, уѣхали на время въ Варшаву, гдѣ несостоятельность банкировъ грозила разстройствомъ ихъ собственныхъ дѣлъ. Не мало заботъ причиняли ему также предложенія литовскихъ вождей. Епископъ Коссаковскій продолжалъ увѣрять его что вся Литва и даже часть Польши готовы совсѣмъ присоединиться къ Россіи, разумѣется съ условіемъ чтобъ имъ сохранены были ихъ старыя привилегіи, то-есть привилегіи польской шляхты и католическаго духовенства. Партія Коссаковскихъ начинала даже слишкомъ рѣзко выставлять на сеймѣ свою приверженность къ Россіи. Тѣмъ непріятнѣе становилось положеніе прусскаго посланника въ виду горячихъ декламацій противъ Пруссіи. Послѣ засѣданія 15го (26го) мая, въ которомъ только 24 голоса оказалось противъ договора съ одною Россіей, Бухгольцъ вышелъ изъ себя и началъ выражать подозрѣніе что въ этомъ рѣшеніи участвовало тайное вліяніе русскаго посланника. А между тѣмъ Яковъ Ееимовичъ доноситъ, что еслибъ онъ дозволилъ, то будто и остальные 24 голоса соединились бы съ большинствомъ, то-есть произошло бы единогласіе. Онъ по возможности старался успокоить своего прусскаго товарища, и обѣщалъ въ слѣдующемъ засѣданіи снова подать общую ноту.

   Какимъ образомъ составлялись въ русскомъ посольствѣ отчеты о сеймовыхъ засѣданіяхъ, показываютъ слѣдующія слова изъ депеши Сиверса вице-канцлеру отъ 13го (24го) іюня: "Посылаю вамъ журналы шести первыхъ засѣданій, редактированные Оберомъ по донесеніямъ многихъ лицъ, которыя не знаютъ другъ друга." Эти лица были, конечно, подкупленные сеймовые послы. Затѣмъ посланникъ прибавляетъ: "Вы видите что умы волнуются, и я предпочелъ бы лучше дать имъ время чѣмъ употреблять еще большее насиліе. Сегодня будутъ обсуждать мою и Бухгольцову реплику, назначатъ делегацію, и поручатъ къ завтрашнему дню приготовить проектъ инструкцій и полномочій. Завтра все это опять приговорятъ ad deliberandum (то-есть къ обсужденію), а послѣ завтра рѣшатъ. По всей вѣроятности 28го числа (hob. ст.) делегація начнетъ свои дѣйствія." Мы уже видѣли что эти разчеты, составленные въ тѣсномъ кружкѣ польскихъ совѣтниковъ, на дѣлѣ не оправдались: 26го числа сеймъ хотя и рѣшилъ вопросъ о начатіи переговоровъ съ Россіей, но при этомъ не снабдилъ делегацію никакими полномочіями. Увидимъ далѣе, что русскій посланникъ, разъ вступивъ на путь принудительныхъ мѣръ, долженъ будетъ все болѣе и болѣе удаляться отъ умѣреннаго тона и отъ своихъ мягкихъ пріемовъ.

   Прежде нежели послѣдуемъ за его дальнѣйшею борьбой съ сеймовою оппозиціей, приведемъ еще одинъ эпизодъ изъ первыхъ дней того же сейма. Огинскій разказываетъ въ своихъ мемуарахъ что онъ хотѣлъ внести на обсужденіе палаты какой-то патріотическій проектъ относительно новой организаціи правительства. Этотъ проектъ онъ вручилъ сеймовому секретарю, въ надеждѣ что, по обычаю, его напечатаютъ и раздадутъ всѣмъ членамъ, а по прошествіи трехъ дней прочтутъ въ полномъ засѣданіи и подвергнутъ обсужденію. Но черезъ два дня, въ часъ пополуночи, нашъ подскарбій получаетъ отъ русскаго посланника записку слѣдующаго содержанія:

   "Графъ, я сейчасъ узналъ, что вы рѣшались предложитъ сейму проектъ, о которомъ хвѣ ничего не было извѣстно, и который никакой другой дѣли не можетъ имѣть какъ только помѣшать обсужденію болѣе важныхъ предметовъ. Объявляю вашему сіятельству: если вы не сообщите немедленно сеймовому маршалу о томъ что берете назадъ вашъ проектъ, то я черезъ часъ велю наложить запрещеніе на ваши имѣнія."

Сиверсъ.

   Гродно 19 іюля 1793.

   

   Огинскій въ ту же минуту увѣдомилъ Бѣлинскаго объ этой запискѣ, и прибавилъ, что онъ не можетъ взять назадъ проекта, но что сеймовый маршалъ пусть поступитъ съ нимъ такъ, какъ предписываютъ ему его обязанности (то-есть пусть отложитъ его въ сторону). На слѣдующее утро литовскій подскарбій явился къ Сиверсу и, не говоря ни слова о полученной ночью запискѣ, попросилъ позволенія удалиться на нѣкоторое время въ свои помѣстья, близь Варшавы, такъ какъ здоровье его нуждалось въ особыхъ попеченіяхъ. Посланникъ не затруднился исполнить его просьбу, и только взялъ съ него обѣщаніе воротиться въ Гродно, какъ скоро здоровье ему это позволитъ. Огинскій немедленно уѣхалъ, конечно, весьма довольный возможностью хотя на время выйти изъ своей неловкой роди польскаго патріота и въ то же время слуги русскаго правительства. {Приведенный случай представляетъ одинъ изъ примѣровъ неточностей и невѣрностей которыми изобилуютъ мемуары Огинскаго. По его разказу, онъ 17го числа, въ день открытія сейма, держалъ рѣчь о необходимости реформъ и тутъ же подалъ свой проектъ сеймовому секретарю. А извѣстно что 17е число прошло въ спорахъ о формѣ присяги сеймоваго маршала, секретарь еще не былъ назначенъ, и палаты еще не соединялись. Подскарбій со своимъ проектомъ не могъ выступить ранѣе 19го числа. Но во всѣ эти дни мы совсѣмъ не встрѣчаемъ Огинскаго въ описаніи сеймовыхъ засѣданій (по отчетамъ газеты Korrespondent и по журналамъ Сиверса).} Впрочемъ онъ недолго пользовался этою возможностью, и вскорѣ, по требованію посланника, снова явился на сеймъ.

Д. ИЛОВАЙСКІЙ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Русскій Вѣстникъ", No 3, 1870