Какъ поразительно величественны были порывы человѣческаго ума въ знаменательную эпоху, которая такъ удачно названа эпохой возрожденія! Открытіями Коперника и Галилея освобожденный отъ груза предразсудковъ, воспитываемый литературой, которая, благодаря изобрѣтенію книгопечатанія сдѣлалась болѣе доступной, чѣмъ прежде, познакомившійся съ греческой и латинской философіей, вышедшей на свѣтъ изъ темнаго мрака забвенія,-- человѣкъ осмѣлился на все: онъ создалъ новое небо, новую землю, новыя религіи. Искуство и науки стали распространяться по цѣлому свѣту. Послѣ Коперника явились Колумбы и Васко-де-Гамы, вслѣдъ за открытіемъ новыхъ странъ туда отправились завоеватели, а за ними шли миссіонеры; вслѣдъ за созданіемъ іезуитскаго ордена Игнатіемъ Лойолою, іезуиты ринулись всюду, они желали завладѣть цѣлымъ міромъ. Изъ всѣхъ честолюбій, овладѣвшихъ тогдашними людьми, всѣхъ сильнѣе были военное, религіозное и денежное; они овладѣвали массами, тогда какъ страстная любовь къ наукѣ, искуствамъ, литературѣ и философіи проявлялась только въ средѣ отдѣльныхъ избранныхъ личностей. Втеченіе вѣка господствующей страстью христіанской Европы явилось непреодолимое желаніе убивать людей, грабить ихъ и обращать въ свою религію. Если разсматривать тогдашнія событія во всѣхъ ихъ подробностяхъ, эта героическая эпоха покажется теперь слишкомъ варварской; ея дикое величіе очень удобно сравнить съ дѣтской наивностью. Смѣлые предпріимчивые люди садились въ каравеллу (морское судно не особенно широкихъ размѣровъ), какъ будто дѣло шло о переѣздѣ изъ Дувра въ Кале, -- и плыли за тысячи миль; въ составѣ какой нибудь тысячи человѣкъ съ одною пушкою они шли покорять царства; въ своей орѣховой скорлупѣ они плыли на удачу, руководимые какой нибудь блестящей звѣздой южнаго созвѣздія; они пренебрегали бурями, громадными разстояніями, и, что еще удивительнѣе, -- они не страшились своего невѣжества, не боялись неизвѣстнаго, не дрожали передъ мистическими опасностями, передъ самыми ужасающими легендами. Правда, они были воодушевлены слѣпой вѣрой въ свою судьбу, т. е. въ самихъ себя; правда, что, ожидая стать лицомъ въ лицу съ дѣйствительными или воображаемыми опасностями, они запаслись разными магическими амулетами, преимущественно противъ отравленныхъ стрѣлъ; они рисовали на своей кожѣ разные кабалистическіе знаки, чтобы сдѣлать ее неуязвимой и, подобно Ахиллесу, окунувшемуся въ рѣку Стиксъ, они погружались въ священную воду. Обезопасивъ себя такими отвлеченными доспѣхами, они высаживались въ устьѣ какой нибудь рѣки, вязли въ болотѣ, пролегали тропинки въ дѣвственныхъ лѣсахъ, переправлялись черезъ горы и проходили весь континентъ съ береговъ Атлантическаго океана на берега Тихаго, вполнѣ убѣжденные, что встрѣтятъ наконецъ людей, снабженныхъ хоботомъ, на манеръ тапира или слона. Они проходили черезъ Бразилію, Мехику и Перу, вѣря, что идутъ кратчайшей дорогой въ Индію или Китай; они вѣрили, что за Китаемъ встрѣтятъ земной рай. Не твердили ли имъ постоянно, что рай составляютъ королевство Мидасъ и страша Коканъ, что тамошніе рѣки Пизонъ, Тихонъ, Гиддекель и Евфратъ текутъ чистымъ, расплавленнымъ золотомъ, что тамошнія деревья съ золотыми листьями и съ алмазными плодами растутъ на скалахъ изъ чистаго хризопраса, оникса и бирюзы; что въ этомъ Эльдорадо есть источникъ молодости, и что кто искупается въ этой живой водѣ, отсвѣчивающей постоянно радугой, тотъ въ ту же секунду сдѣлается красивымъ, молодымъ, сильнымъ; а кто выпьетъ горсть этого элексира, дѣйствительной живой воды, тотъ станетъ безсмертнымъ и своимъ видомъ будетъ походить на архангела Михаила. Когда человѣкъ всему этому вѣрилъ безусловно, когда вмѣстѣ съ тѣмъ онъ былъ невѣжественъ и слѣпъ, когда онъ имѣлъ неукротимую душу въ тѣлѣ, неподвергавшемся усталости, когда ко всему этому онъ былъ хитеръ, отвратительно вѣроломенъ и звѣрски жестокъ, тогда изъ него выходилъ Пизарро, Кортесъ и Альмагро, и онъ совершалъ возмутительные подвиги, которымъ мы не можемъ не удивляться, до и не можемъ не чувствовать въ нимъ омерзѣнія.
I.
Со дня открытія сообщеній между Европой и странами, лежащими въ ла-платскомъ бассейнѣ, прошло уже три съ половиною столѣтія. Въ 1515 году Солисъ, знаменитый кастильскій адмиралъ, вышелъ изъ Испаніи съ цѣлію, идя но слѣдамъ Пинсона, открывшаго берега Бразиліи, продолжать его открытія. Экспедиція Солиса состояла только изъ трехъ судовъ: адмиральскій корабль былъ вмѣстимостію въ 60 тоннъ, остальные два, каждый въ 30. Кто изъ новѣйшихъ мореплавателей рѣшился бы пуститься для открытій сѣвернаго полюса на бригантинѣ, которая служила Солису или Пинсону въ ихъ путешествіяхъ?
Адмиралъ Солисъ вошелъ въ ла-платскій лиманъ, который онъ сперва принялъ за обширный заливъ. Онъ дошелъ до острова Мартина-Гарсіи, ключа рѣки и всего обширнаго бассейна; какъ и слѣдовало, онъ овладѣлъ имъ во имя кастильско-арагонской короны и св. Троицы. Желая изслѣдовать свое новое владѣніе, онъ высадился на берегъ, былъ схваченъ индѣйцами, убить ими и, какъ разсказываютъ его товарищи до путешествію, зажаренъ и съѣденъ.
Несчастная участь Солиса во остановила искателей приключеній. Въ 1524 году Алексѣй Гарсіа отплылъ съ острова Сан-Винцента, подлѣ Бразилія, высадился на берегу и во главѣ нѣсколькихъ сотъ индѣйцевъ, пустился во внутрь незнакомыхъ странъ, перешелъ обширные притоки Параны, достигъ парагвайской дельты, проникъ въ долины Чако до подошвы Андовъ и дошелъ до границъ королевства инковъ. Солисъ овладѣлъ мѣстностями, орошаемыми Ла-Платой во имя Испаніи; Гарсіа, съ своей стороны, объявилъ ихъ принадлежащими Португаліи и также св. Троицѣ.
Между тѣмъ новый кастильскій адмиралъ Габото вышелъ изъ Испанія въ 1526 году съ четырьмя кораблями, желая вновь открытымъ Магеллановымъ путемъ идти къ богатымъ Молюкскимъ островамъ, которые смѣшивали съ баснословными странами Тарзисонъ и Офиромъ. Габото обѣщалъ довести свою эскадру до Батэ (Китая) и Зипангу (Японіи). Но дойдя до береговъ Бразиліи, адмиралъ нашелся вынужденнымъ совратить свой маршрутъ. Онъ почувствовалъ нужду въ жизненныхъ припасахъ, онъ. потерялъ свой самый большой корабль, экипажъ его взбунтовался. Поэтому онъ рѣшился идти по стопамъ Солиса и проникнуть во внутрь континента; онъ надѣялся найти кратчайшій путь въ Перу или къ какимъ нибудь новымъ золотымъ рудникамъ. Онъ прежде всего проникъ въ рѣку Урагвай, прошелъ ее до острова Опипа, и, не найдя нигдѣ золота, разсудилъ вернуться своей прежней дорогой, надѣясь, такимъ образомъ, дойти до устья Парагвая, чего онъ и достигъ послѣ многихъ приключеній и битвъ съ индѣйцами. Перейдя Парану, онъ встрѣтилъ соперника Діэго Гарсію де-Могера, назначеннаго Карломъ У намѣстникомъ во вновь открытыхъ земляхъ. Королю неизвѣстны были похожденія Габото; онъ полагалъ, что его храбрый адмиралъ, по всей вѣроятности, находится уже въ Китаѣ, Японіи или въ райскихъ садахъ. Теперь обоимъ соперникамъ предстояло обнажить свои превосходные толедскіе клинки и отдать на ихъ рѣшеніе свой споръ о главенствѣ; однакожъ дѣло не дошло до этого столь частаго въ тѣ времена способа рѣшенія препирательствъ, и, послѣ продолжительныхъ, горячихъ преній, Гарсіа призналъ главенство Габото и согласился дѣйствовать въ качествѣ его помощника и подчиненнаго. Оба полководца вмѣстѣ отправились въ форту св. Духа, чтобы подготовить танъ экспедицію съ завоевательными цѣлями. Но Габото плохо вѣрилъ въ подчиненность Гарсіи и потому, прежде, чѣмъ рѣшился на екснедицію, послалъ къ Карлу У двухъ своихъ лейтенантовъ и просилъ прислать оффиціальное утвержденіе его, Габото, въ правахъ намѣстника. Посланные долго не возвращались, Габото отправился самъ въ Испанію, но еще ранѣе его, поѣхалъ туда и Гарсіа. Императоръ, разсудивъ обоихъ соперниковъ, отдалъ предпочтеніе Габото и назначилъ его своимъ намѣстникомъ въ области Ріо-де-ла Плата, прозванной такъ, благодаря ошибкѣ или обману обоихъ командировъ, привезшихъ въ Испанію металлическія пластинки и увѣрявшихъ, что вновь открытая страна богата металлическими рудами. И вслѣдствіе этого, за страной, которая, къ ея счастію, не имѣетъ никакихъ рудниковъ, съ того времени утвердилось названіе серебряной земли.
Получивъ утвержденіе, Габото жаждалъ только одного: поскорѣе отправиться въ порученную его управленію провинцію, но встрѣтилось маленькое затрудненіе: владыка Испаніи, Германіи, Бургундіи и богатыхъ Фландрій никакъ не могъ рѣшиться раскошелиться на пять кораблей, вмѣстимостію въ 50 тоннъ каждый, необходимыхъ для экспедиціи. Уставъ безпрерывно напоминать королю о своемъ дѣлѣ, старикъ Габото уѣхалъ въ Англію и тамъ умеръ.
Но чего никакъ не могъ исполнить тщеславный императоръ, за то взялся и выполнилъ богатый андалузецъ Педро-де-Мендоза, не только снарядившій на свой счетъ нѣсколько судовъ, но и самъ принявшій начальство надъ экспедиціей изъ 14 кораблей съ 1,500 человѣкъ, набранныхъ изъ испанцевъ, нѣмцевъ, фламандцевъ, провансальцевъ, -- изъ всякаго сброда, безъ дѣла шатавшагося въ портахъ Средиземнаго моря. Каждый изъ завербованныхъ жаждалъ пріобрѣсти какую нибудь, хоть маленькую баронію въ серебряной" землѣ. Разсказы объ экспедиціяхъ въ Мехику и Перу и о чудесныхъ богатствахъ, тамъ находимыхъ, разжигали честолюбіе и ободряли мужество искателей приключеній. Каждый горный пастухъ, каждый свинопасъ, каждый нищій былъ убѣжденъ, что съ пищалью въ рукахъ онъ можетъ лишить жизни ТЫСЯЧИ идолопоклонниковъ, взять въ плѣнъ ихъ царька, получить въ выкупъ за него бочки золота и нѣсколько новыхъ принцессъ для своего гарема.
Новый намѣстникъ Педро де-Мендоза отправился въ 1534 году. Дорогой онъ умертвилъ своего лейтенанта Озоріо, который пользовался большимъ расположеніемъ экипажа и своими блистательными качествами затемнялъ самого намѣстника. Войдя въ лаплатскій лиманъ, Мендоза бросилъ якорь на тонъ самомъ мѣстѣ, противъ котораго впослѣдствіи былъ выстроенъ городъ Буэносъ-Айресъ, вблизи того острова, на которомъ погибъ Солисъ. Испанцы высадились за территорію веранди, многочисленнаго народа, кочующаго въ обширныхъ пампасахъ, и были приняты этимъ народомъ весьма дружелюбно. Но завоеватели пришли сюда издалека вовсе не для пріобрѣтенія новыхъ братьевъ, а для полученія рабовъ; къ тону же они хотѣли отомстить за трагическую смерть Солиса. Намѣстникъ приказалъ своему брату Діего съ тремя стами человѣкъ атаковать индѣйцевъ. Огнестрѣльнымъ оружіемъ и галопировавшими лошадьми -- невидалью въ тѣхъ странахъ -- испанцы думали произвести потрясающее дѣйствіе и расчитывали, что имъ просто прійдется убивать по своему произволу всякаго индѣйца, который попадется подъ руку, не встрѣчая отъ него ни малѣйшаго сопротивленія. Но они ошиблись въ своемъ разсчетѣ; не только многимъ изъ нихъ пришлось разстаться съ жизнію, встрѣтивъ геройское сопротивленіе со стороны индѣйцевъ, но они вынуждены были со стыдомъ отступить, оставивъ побѣду въ рукахъ туземцевъ и затѣмъ вынести осаду въ своихъ укрѣпленіяхъ. Усталые, голодные, больные, они скоро увидѣли себя въ весьма критическомъ положеніи. Пришлось сниматься съ позиціи и идти далѣе. Но намѣстникъ разсудилъ, забравъ всѣхъ больныхъ и раненыхъ, возвратиться въ Испанію. Осталось въ Америкѣ 600 человѣкъ подъ начальствомъ Ойолы, который еще въ первые дни высадки съ отдѣльнымъ отрядомъ былъ посланъ вверхъ по рѣкѣ и основалъ фортъ Корпусъ-Христи, въ которомъ оставилъ 100 человѣкъ гарнизона. Послѣ отъѣзда намѣстника, Ойола углубился внутрь страны, дошелъ до того мѣста, до котораго доходилъ Габото и положилъ здѣсь основаніе городу Аесундіону. Послѣдній былъ такъ названъ въ воспоминаніе кровавой побѣди, одержанной здѣсь надъ индѣйцами. Испанцы захватили множество плѣнниковъ и отпустили ихъ подъ условіемъ, чтобы взамѣнъ ихъ были доставлены молодыя дѣвушки: семь для Ойолы и по двѣ для каждаго солдата. Отъ сожительства съ этими женщинами произошли родоначальники главной расы, населяющей теперь Парагвай.
Ойола недолго оставался въ нѣдрахъ своей новой семьи. Мучимый горячей жаждой къ золоту, онъ оставилъ начальство надъ своими кораблями Иралѣ, бискайскому дворянину, а самъ, взявъ съ собой 200 испанцевъ, отъявленныхъ разбойниковъ, углубился съ ними въ степи Чако, разсчитывая пройти въ Пору, страну золота; но какъ онъ, такъ и всѣ его товарищи, погибли въ дорогѣ отъ руки туземцевъ.
Рѣшительно всѣ завоеватели въ Новомъ свѣтѣ испытывали золотую горячку и Ирала, въ свою очередь, ринулся въ западныя области, но и онъ испыталъ неудачу и, послѣ бѣдственной экспедиціи, принужденъ былъ воротиться назадъ.
Между тѣмъ испанскій король назначилъ въ эти отдаленныя страны новаго намѣстника Альвара Нуньеца. Выѣхавъ изъ Испаніи съ 700 солдатъ и 50 лошадьми, Нуньецъ совѣршилъ походъ, который по всей справедливости слѣдуетъ назвать чудеснымъ. Вы садившись на португальскій островъ св. Екатерины, онъ потерялъ два корабля и половину своихъ лошадей. Это несчастіе побудило его принять геройское рѣшеніе -- достигнуть Ассунціона сухимъ путемъ. Ему пришлось проходить черезъ лѣса, болота, черезъ многочисленные водные источники, перейти цѣпь горъ -- и онъ все это прошелъ и достигъ до столицы своей провинціи, потерявъ всего одного человѣка на 250. Но не успѣлъ онъ отдохнуть отъ своего тягостнаго похода, какъ ему пришла уже идея отправиться на поиски золота; взявъ съ собой 400 испанцевъ и большой отрядъ туземцевъ, онъ пошелъ въ путь, во чрезъ семь мѣсяцевъ возвратился назадъ съ слабыми, утомленными остатками своихъ войскъ. Скоро онъ сдѣлался жертвой неудовольствія своихъ подчиненныхъ; радужныя мечты обогащенія разрушены печальной дѣйствительностію; вмѣсто боченковъ золота на долю авантюристовъ достались одни трудности бѣдственныхъ экспедицій, какъ было не волноваться? И они произвели возстаніе, арестовали намѣстника, но не убили его, какъ онъ самъ ожидалъ, а заставили его возвратиться въ Испанію,
Какъ только Ирала, послѣ отъѣзда Нуньеца, сдѣлался губернаторомъ, первой его заботой было предпринять новую экспедицію въ страну золота. Болѣе счастливый, чѣмъ его предшественники, онъ дошелъ до границъ Перу. Перейдя ее, онъ тотчасъ же послалъ нѣсколькихъ изъ своихъ офицеровъ для привѣтствованія вицекороля, намѣстника испанскаго короля въ его американскихъ владѣніяхъ. На вѣжливость вице-король отвѣчалъ вѣжливостію, но такой искусный, такой энергическій гость возбуждалъ скорѣе подозрѣніе, чѣмъ симпатію; подъ предлогомъ оказыванія ему надлежащихъ почестей, вице-король держалъ Иралу и его небольшой отрядъ почти подъ арестомъ и, воспользовавшись отсутствіемъ Ирали изъ Ассунціона, назначилъ туда новаго губернатора, который впрочемъ, неизвѣстно по какой причинѣ, чрезъ нѣсколько дней послѣ назначенія, умеръ отравленнымъ. Задержанные на самой границѣ той земли, въ которой, по ихъ убѣжденію, рѣки текли золотомъ и серебромъ, и видя невозможность войти туда силой, солдаты Иралы по большей части разбѣжались въ разныя стороны, а самъ ихъ предводитель могъ считать себя вполнѣ счастливымъ, что ему съ слабыми остатками своей арміи удалось достигнуть Ассунціона, который онъ нашелъ преданнымъ анархіи. Два соискателя спорили о власти, а ихъ приверженцы дрались и убивали другъ друга. Ирала завелъ сношенія въ обоихъ лагеряхъ, однихъ привлекъ на свою сторону убѣжденіемъ, другихъ купилъ; противъ однихъ дѣйствовалъ побоями, съ другими расправлялся висѣлицей; кого изгналъ, а кого женилъ на многочисленныхъ дочеряхъ своихъ многочисленныхъ женъ и, въ концѣ концовъ, отдѣлавшись отъ многихъ соперниковъ, онъ остался безспорнымъ владыкой Ассунціона и даже черезъ нѣсколько лѣтъ получилъ отъ испанскаго короля оффиціальное утвержденіе въ санѣ королевскаго намѣстника.
Ирала былъ настоящимъ основателемъ Ассунціона. Между всѣми этими завоевателями-авантюристами, изъ которыхъ одинъ былъ свирѣпѣе и жесточе другого, Ирала заслуживаетъ преимущественное вниманіе; особеннымъ образомъ сложившіяся обстоятельства научили его пониманію простой истины, что если желаешь работать для будущаго обладанія страною, нужно не истреблять туземцевъ, а дисциплинировать, цивилизовать ихъ и ввести въ составъ новаго государства. Ирала рѣшился слѣдовать этой истинѣ и, благодаря его энергіи и разсудительности, Парагвай избѣжалъ безсовѣстной, безумной эксплуатаціи, которая обезлюдила и раззорила другія колоніи Испаніи и Португаліи. къ своему благополучію, Серебряная Земля не заключала въ себѣ ни золота, ни серебра, и если кому приходила охота разбогатѣть, онъ долженъ былъ приложить свой трудъ въ хорошей обработкѣ земли. Почва была плодородна и могла вознаградить усилія земледѣльца, но для такой работы требовалось не мало времени; отъ посѣва до жатвы проходили мѣсяцы, а посаженное дерево давало плоды чрезъ цѣлые годы. къ тому же нужно было очистить, выровнять, осушить почву. Владѣльцамъ земля былъ чистый разсчетъ заботиться о жизни своихъ рабочихъ, для нихъ было выгодно привязать рабочаго къ своей землѣ. Подобные разсчеты не могутъ входить въ соображенія владѣтеля рудника, который, исчерпавъ его, спѣшитъ на другое мѣсто, чтобы отыскать другой, еще не совсѣмъ истощенный, или же, набивъ карманы, удаляется отдыхать на лаврахъ. Вотъ почему завоеваніе Парагвая испанцами дало совсѣмъ другіе результаты, чѣмъ завоеваніе имя же Мехики и Перу или Бразиліи португальцами. Была впрочемъ и другая причина. Завоеватели пришли въ Парагвай въ ничтожномъ числѣ и должны были, по необходимости, относиться миролюбивѣе и кротче къ покоренной расѣ. Лаплатскія страны не заключали въ себѣ благородныхъ металловъ, потому было мало охотниковъ переселяться сюда изъ метрополіи; если какимъ нибудь случаемъ приставало къ ихъ берегамъ европейское судно, то высадившіеся на землю авантюристы, узнавъ, что ошиблись въ разсчетѣ и имъ предстоитъ здѣсь мало поживы, спѣшили возвратиться, или, если и оставались, то только потому, что, не имѣя въ своемъ распоряженіи судна для отплытія, не могли поступить иначе. Нѣсколько сотъ испанцевъ, въ виду тысячъ туземцевъ, постоянно стремились, идя верхъ по рѣкѣ, встрѣтить племя, отличающееся скромными привычками и миролюбивыми наклонностями; въ смирныхъ гуарани, отрасли великаго племени тупи, они нашли добрыхъ сосѣдей и, конечно, по необходимости держались относительно ихъ миролюбивой политики. Въ противоположность англосаксонской расѣ, латинская охотно вступаетъ въ связь съ женщинами всякихъ расъ и племенъ. Испанцы въ Парагваѣ не чувствовали никакого отвращенія въ женщинамъ разныхъ индѣйскихъ племенъ, также какъ и французы брали себѣ женъ изъ племенъ гуроновъ, ирокезцовъ и др.; результаты во всѣхъ этихъ случаяхъ оказывались блистательные: плодородіе было изумительное и расы сливались. Въ тоже самое время англо-саксонская раса въ Америкѣ и въ Австраліи не нашла другого способа водворить миръ, какъ только прибѣгнувъ въ почти поголовному истребленію туземцевъ.
Исторія Парагвая скорѣе исторія метисовъ, чѣмъ испанцевъ. Едва Ассунціонъ сталъ городомъ, какъ мы уже встрѣчаемъ испано-гуарани занимающихъ различныя административныя мѣста и даже получающихъ приходы и епископства. Городъ только-что началъ застраиваться, какъ былъ уже спасенъ индіанками, женами Иралы и его товарищей. Окрестные индѣйцы составили планъ ночью захватить врасплохъ своихъ новыхъ владыкъ, перерѣзать ихъ всѣхъ и освободить своихъ сестеръ и дочерей, которыхъ они отдали испанцамъ, какъ выкупъ за свою свободу. Но эти дочери и сестры уже кормили грудью дѣтей, прижитыхъ ими съ испанцами, и многія изъ нихъ любили своихъ мужей; какъ новыя сабинянки, онѣ пошли противъ троихъ отцовъ и братьевъ: такъ зачалась и укрѣпилась парагвайская національность. Не нужно однакоже думать, что завоеватели относились къ завоеваннымъ гуманно; что самые метисы дружелюбно смотрѣли на своихъ степныхъ родственниковъ. Совсѣмъ нѣтъ. Если завоеватели и ихъ потомки не ввели въ Парагваѣ такого возмутительнаго рабства, при которомъ человѣкъ третируется на манеръ животнаго, какъ было это введено ихъ соотечественниками въ Перу и Мехикѣ, то они сдѣлали это единственно потому, что обстоятельства здѣсь сложишь иначе. Ирола раздѣлилъ туземцевъ на двѣ категоріи и подчинилъ ихъ разнымъ системамъ управленія. Тѣ изъ нихъ, которые покорились путемъ завоеванія, офиціально названные командеріями, эти были подчинены военному управленію и надъ ними вѣчно висѣло ооадное положеніе. Они сдѣлались рабами de fado и de jure испанской короны и губернатора Ассунціона. 40,000 семействъ были подѣлены между шестидесятью сподвижниками Иралы, подобно тому, какъ сдѣлалъ это Вильгельмъ Завоеватель послѣ покоренія Англія. Это было простое и чистое возсозданіе средневѣковаго феодализма. Однакожъ запрещено было продавать людей. Индѣйцы же, покорившіеся Добровольно, были обложены простой данью; ихъ земли названы мэтэріями т. е. арендными землями; они сохранили право выбирать своихъ начальниковъ кациковъ, но съ утвержденія испанцевъ. Кацики, женщины, дѣти и старики избавлялись отъ обязательныхъ работъ, но мужчины отъ 18 до 51-лѣтняго возраста обязаны были работать одинъ день въ недѣлю на тѣхъ бѣлыхъ, которымъ правительство отдавало въ аренду земли, на которыхъ были поселены индѣйцы этой второй категорія. Такой порядокъ долженъ былъ продолжаться впродолженіи жизни двухъ поколѣній, времени, какое считали необходимымъ для того, чтобы выбить изъ головы туземцевъ всякую идею о независимости. И дѣйствительно, онъ продолжался только 60 лѣтъ, до 16І2 года, когда рабскій трудъ былъ оффиціально уничтоженъ на всей территоріи. До тѣхъ же поръ испанцы охотно пользовались своими рабовладѣльческими правами и каждый изъ нихъ стремился обладать людьми, какъ предметами несравненно болѣе цѣпными, чѣмъ, напримѣръ, лошади, стоявшія тоже въ хорошей цѣнѣ и обладаніе которыми составляло гордость испанца; но они очень неохотно брали въ пользованіе мэтэріи, населенныя полусвободными индѣйцами изъ числа добровольно-покорившихся. Обязанности, возлагаемыя на нихъ правительствомъ въ отношеніи въ рабамъ, были весьма несложны: лишь бы они съумѣли удерживать ихъ въ подчиненности и правительство было удовлетворено; но отношенія владѣльцевъ къ полусвободнымъ были нѣсколько иныя:: тутъ надо было и пищу давать хорошую и одежду подходящую и полусвободный работникъ могъ пожаловаться властямъ. А инспекторы изъ Ассунціона и даже Мадрида ѣздили частенько, и требовали, чтобъ всѣ недоразумѣнія кончались къ обоюдной пользѣ. Но кону хе неизвѣстно, что за штука всѣ подобныя оффиціальныя ревизіи? И что тутъ было причиной -- злоупотребленія ли владѣльцевъ, или тупость дѣтей природы, которые не въ состояніи были примириться съ цивилизованною жизнію, т. е. въ полнымъ своимъ подчиненіемъ?-- но только, несмотря на частыя ревизіи, возмущенія все-таки были очень часты. При этомъ не надо забывать, что испанское правительство не придавало особеннаго значенія завоеванію Парагвая и оставило его на произволъ частной предпріимчивости, и, вѣроятно, именно потому оно совершилось такъ быстро, такъ полно и съ самыми ничтожными военными силами. Частные люди, соединяясь вмѣстѣ, шли на завоеваніе новой территоріи и если, пользуясь несогласіями между туземцами, раздѣленными на многія племена, имъ удавалось завладѣть безъ чуждой помощи этой территоріей, они вводили рабство и губернаторъ утверждалъ ихъ распорядки. Но если они прибѣгали къ помощи губернатора и только при его пособіи овладѣвали территоріей, губернаторъ ставилъ завоеванныхъ въ положеніе полусвободныхъ, какъ сдѣлано было вначалѣ завоеванія для добровольно покорившихся. Эти подробности даютъ ключъ къ уразумѣнію, почему въ странѣ такимъ образомъ устроенной посредствомъ завоеванія, іезуиты могли утвердить свою соціальную организацію, почему докторъ Франсіа могъ установить свою диктатуру въ средѣ, уже обработанной іезуитами, и почему, наконецъ, позднѣе, была возможна диктатура обоихъ доводовъ.
II.
"Для укрѣпленія завоеванія недостаточны ни сила, ни мягкость, ни хитрость, ни жестокость".-- Съ такимъ признаніемъ, шестьдесятъ лѣтъ спустя послѣ основанія Ассунціона, обратился въ королю Филиппу III тогдашній губернаторъ Парагвая Сааведра, и заключилъ его убѣжденіемъ "въ крайней необходимости присылки къ нему миссіонеровъ, которые одни въ силахъ упрочить завоеваніе. Завоеватели овладѣли тѣлами, но скоро тѣла должны будутъ ускользнуть отъ нихъ, если они не съумѣютъ овладѣть душами". Послѣ блокгауза, первымъ зданіемъ, которое построилъ Ирала въ Ассунціовѣ, была церковь; она была выстроена, а община завоевателей не имѣла у себя священника. Но за два года передъ своей смертью, въ 1555 году, искусный и мужественный губернаторъ могъ убѣдиться, что эта церковь выстроена имъ недаромъ", въ этомъ году въ Ассунціонъ высадился не какой-нибудь простой священникъ, а самъ епископъ Педро-де-ла Toppe, сопровождаемый нѣсколькими священниками. Новоприбывшіе были встрѣчены съ великимъ энтузіазмомъ, съ пушечными и ружейными выстрѣлами и съ колокольнымъ звономъ. Храбрые завоеватели были большіе невѣжды въ религіозныхъ вопросахъ и радовались, какъ дѣти, что къ нимъ пришли просвѣтители, радовались, не предчувствуя, сколько для нихъ безпокойствъ и бѣдъ принесли съ собою эти черные люди.
Но монашеское, слишкомъ методическое, слишкомъ оффиціальное, слишкомъ консервативное духовенство не могло оказать большой помощи неискуснымъ въ дѣлахъ внутренней политики завоевателямъ. Такое духовенство въ состояніи было учредить политическую церковь въ родѣ англиканской въ Ирландіи и ничего болѣе. Въ Парагваѣ же была нужна нѣсколько иная духовная организація -- болѣе гибкая, болѣе эластичная, менѣе традиціонная;-- нужны были не простые консерваторы и духовные землевладѣльцы, а ощущалась необходимость въ завоевателяхъ вѣры, въ авантюристахъ доктрины,-- нужны были миссіонеры и ими явились іезуиты.
Іезуиты играли очень видную роль въ новѣйшей исторіи; играютъ, пожалуй, даже и теперь, но уже весьма слабую и можно съ увѣренностію сказать, что царство ихъ кончено. Несмотря на все очевидное зло, какое они сдѣлали, сворачивая по временамъ колесницу человѣческаго прогресса съ ея настоящаго пути, они и теперь еще дѣлаютъ попытки столкнуть ее съ дороги; мы однакожъ вполнѣ убѣждены, что сегодня или завтра, но они непремѣнно попадутъ подъ колеса останавливаемой ими колесницы и будутъ раздавлены ею окончательно. Но констатируя фактъ настоящаго безсилія этихъ несчастныхъ, которые думаютъ и теперь еще быть тѣни владыками, какими были ихъ предки три столѣтія тому назадъ, и которые не говорятъ, какъ Риччи: sint ut sunt, но siutut eraut,-- констатируя этотъ фактъ, мы тѣмъ не менѣе должны признать, что нѣкогда велико было ихъ могущество, употребленное ими на самыя возмутительныя, преступныя дѣйствія. Іезуиты хотѣли пересоздать весь міръ и впродолженіи цѣлаго вѣка они могли надѣяться, что достигнутъ своей цѣли. Они становились рабами своего ордена, чтобы поработить ему весь міръ и дать ему въ руки всемогущество. "Omnia serviliter pro dominatione"; внутренняя дисциплина гарантировала имъ внѣшнее господство. Они были янычарами вѣры, мамелюками католицизма. Еслибъ Григорій VII имѣлъ въ своемъ распоряженіи эту страшную милицію, онъ задушилъ бы все человѣчество; еслибъ Иннокентій III нашелъ своихъ союзниковъ въ гибкихъ, вѣроломныхъ, граціозныхъ и улыбающихся іезуитахъ, вмѣсто жестокихъ и мрачныхъ доминиканцевъ, онъ бы сдѣлалъ невозможной эпоху возрожденія, которую избіеніе альбигойцевъ и свободныхъ мыслителей на югѣ Франціи и въ Италіи отдалило на два столѣтій. Іезуитскій идеалъ заключался въ неразрывной связи абсолютной духовной монархіи съ мудроорганизованной феодальной аристократіей, которая давала бы имъ еилу вмѣстѣ эксплуатировать невѣжественное большинство, вытягивая изъ него все, что возможно было вытянуть. Къ несчастію для конгрегаціи, Европа вовсе не желала быть іезуитированной; Германія рѣшилась на едва не погубившую ее, отчаянную тридцатилѣтнюю борьбу съ послѣдователями іезуитовъ Тилли, Паппенгеймомъ и Валленштейномъ; на половину подавленные герцогомъ Альбой, Нидерланды оказали тоже геройское сопротивленіе. Со времени Вестфальскаго мира народы уже инстинктивно чувствовали, что католицизмъ желаетъ убить все живое, и съ этого времени исторія его представляетъ постоянные факты его ослабленія и паденія.
Но если іезуитамъ не удалось примѣнить своихъ идей въ большихъ размѣрахъ, имъ удалось осуществить ихъ въ небольшой колоніи, вышедшей изъ страны, гдѣ инквизиція владычествовала безапеляціонно, -- изъ той страны, гдѣ родился этотъ безумный иллюминатъ, этотъ человѣкъ такъ искренно-лицемѣрный и лицемѣрно-искренній, которому имя было Игнатій Лойола. Іезуиты основали въ Парагваѣ образцовое государство, представляющее собой реализацію ихъ идеала, самаго совершеннѣйшаго образчика владычествующей теократіи. Они имѣли всѣ шансы удачно осуществить свои проекты общественнаго устройства здѣсь, на этомъ новомъ континентѣ, на дѣвственной почвѣ, между ребяческимъ и наивнымъ населеніемъ. Государство, основанное ими въ Парагваѣ, считается ихъ самымъ законченнымъ твореніемъ и обыкновенно выставляется ихъ защитниками, какъ аргументъ ихъ благотворныхъ дѣйствій, какъ произведеніе, составляющее ихъ славу.
Первые іезуиты прибыли въ Америку въ 1549 году. Въ этомъ году они выслали своихъ миссіонеровъ въ Бразилію, въ то время называвшуюся "Землей св. Креста". Они высадились въ заливѣ Багіа. Въ 1567 году они удостоили своимъ посѣщеніемъ столицу инковъ и вслѣдъ затѣмъ разослали нѣсколько миссій по Бразиліи и Перу, гдѣ и утвердились на долгое время. Черезъ десять лѣтъ они основались въ Парагваѣ. Въ 1580 году, т. е. почти въ то же самое время здѣсь утвердились конкуренты іезуитовъ, францискане.
Съ этого времени начались постоянныя, почти непрерывныя эмиграціи монаховъ въ лаплатскую страну; на тѣхъ самыхъ корабляхъ, которые везли солдатъ и разный сбродъ грабителей, жадныхъ до легкой прибыли, ѣхали и ревностные патеры и монахи; всѣ чѣмъ нибудь недовольные, всѣ имѣющіе нужду скрываться, всѣ честолюбцы, всѣ молодые и сильные люди, которымъ было необходимо болѣе обширное поле для приложенія ихъ могучей энергіи,-- всѣ такіе люди прощались съ отечествомъ и спѣшили въ невѣдомыя, только-что открытыя страны,-- спѣшили: одни съ требникомъ, другіе съ ружьемъ въ рукахъ; другого достоянія они съ собой не везли, да и сомнительно, чтобы оно было у многихъ изъ нихъ.
Люди меча и люди слова помогали одни другимъ упрочивать сдѣланное завоеваніе: одни начинали дѣло, другіе его оканчивали.
Но какъ только совмѣстныя дѣйствія увѣнчались успѣхомъ и первыя опасности прошли, въ колоніяхъ началась борьба между свѣтскихъ и духовныхъ элементами. Въ маленькихъ мѣстечкахъ, въ самыхъ глухихъ мѣстностяхъ возобновились сцены, которыми такъ богата была Европа въ средніе вѣка. Власть свѣтская, именно потому что она свѣтская, желала самостоятельно распоряжаться въ дѣлахъ свѣтскихъ; власть же духовная желала имѣть въ своихъ рукахъ какъ духовныя, такъ равно и свѣтскія дѣла. Въ Асеунціонѣ возобновилась вѣковая борьба папъ съ императорами. Епископы налагали проклятіе на губернаторовъ, губернаторы изгоняли епископовъ. Подобная же борьба шла въ деревняхъ между іезуитскими миссіонерами и сеньорами; вездѣ люди слова и книги воевали съ людьми меча. Монахи, желая заслужить популярность, брали сторону индѣйцевъ противъ ихъ сеньоровъ, соединялись съ побѣжденными противъ побѣдителей. Вотъ почему этотъ задавленный народъ такъ скоро принялъ христіанство и полюбилъ его. Одинаковыя причины производятъ одинаковыя послѣдствія, и еще теперь, даже въ протестантскихъ колоніяхъ Индіи, Новой Зеландіи и южной Африки, миссіонеры являются всегда защитниками туземцевъ противъ администраціи и часто терпятъ отъ губернаторовъ, обращающихся съ ними весьма сурово. Вспомните недавнія жестокости, совершенныя въ Ямайкѣ губернаторомъ Эйромъ надъ баптистскимъ священникомъ Гордономъ, и обвиненія, которыя онъ выставлялъ противъ миссіонеровъ, платившихъ ему тою же монетою.
Но возвратимся къ индѣйцамъ, которыхъ іезуиты покровительствовали и вбивали въ голову катехизисъ. Дѣйствія искусныхъ проповѣдниковъ увѣнчались полнымъ успѣхомъ. Отъ наивныхъ сыновъ степей впрочемъ требовалось очень немного, лишь бы они съумѣли сдѣлать рукою крестъ -- и дѣло кончено, они становились христіанами; ихъ только обязывали всенепремѣннѣйше отдавать дѣтей на воспитаніе почтеннымъ отцахъ, которые, по своей мудрости, съумѣютъ вселить въ нихъ правила, приличныя ихъ дѣтскому и наивному развитію. А по части воспитанія послѣдователи Лойолы не падали въ грязь лицомъ; имъ досконально была извѣстна вся суть тогдашней мудрости и они отлично умѣли давать цѣну вещамъ. Наука -- суета суетъ, все надо дѣлать во славу божію, т. е. на пользу іезуитскаго ордена, прочтенъ мы между строкъ.
Іезуиты, какъ мы замѣтили выше, пытались защищать индѣйцевъ отъ притѣсненій испанцевъ, они защищали ихъ даже отъ набѣговъ такъ называемыхъ охотниковъ на людей. Завоеватели, въ своихъ непрерывныхъ войнахъ противъ дикихъ индѣйцевъ, убивали всѣхъ мужчинъ, попадавшихся имъ въ руки, но всегда оставляли жизнь женщинамъ, дѣлая ихъ своими любовницами; отъ этихъ связей произошло страшное потомство: мамелюко, происшедшіе отъ связи индѣянокъ съ португальцами и гаучо отъ связи ихъ съ испанцами; послѣдніе поселились въ теперешнихъ аргентинскихъ владѣніяхъ. Эти метисы, гордые своимъ родствомъ съ бѣлыми, смотрѣли на своихъ краснокожихъ братьевъ съ презрѣніемъ, смѣшаннымъ съ ненавистью; гордые своимъ мускулярнымъ превосходствомъ, они посвятили себя на уничтоженіе расы, отъ которой сами происходили, и на обращеніе ея въ рабство. Вся ихъ соціальная организація -- если это только можно назвать организаціей -- была основана на охотѣ за людьми и на продажѣ плѣнниковъ въ рабство. Ежегодно, подобно саранчѣ, изъ бразильской провинціи Сан-пауло (откуда произошло и имя ихъ паулисты) они накидывались на беззащитныя индѣйскія племена, находящіяся подъ властью испанцевъ, и преимущественно на тѣ племена, гдѣ водворились іезуиты. Нападая на послѣднихъ, они подвергались меньшему риску, а иногда даже подъ рукою получали покровительство гражданскихъ властей въ Ассунціонѣ; увѣряютъ, будто иногда, изъ ненависти къ своимъ соперникамъ іезуитамъ, сами католическіе епископы призывали этихъ дикарей. Кровавые набѣги паулистовъ имѣли техническое названіе молока. Они часто стоили жизни и свободы тысячамъ гуарани; этихъ несчастныхъ убивали, ранили, загоняли въ глубину лѣсовъ, ловили и вели на базары, гдѣ продавали ихъ, какъ быковъ, и во все время обращались съ ними съ неслыханной жестокостью.
Историческіе факты говорятъ, что въ 1629 и 1630 годахъ на ріо-жанейрскомъ рынкѣ было продано 60,000 христіанъ христіанами же. Такимъ образомъ край быстро обезлюживался; проданные рабы жили короткое время, они умирали отъ полученныхъ ими побоевъ, ранъ, отъ усталости, отъ ужаснаго безчеловѣчнаго съ ними обхожденія. Вслѣдствіе этихъ варварскихъ нападеній индѣйцы стали выселяться изъ своей несчастной страны. Сначала бѣгали въ одиночку, но іезуиты помогли и увлекли въ переселеніе цѣлое племя; они захотѣли повторить историческій фактъ исхода евреевъ изъ Египта. Десять лѣтъ тону назадъ это племя насчитывало у себя болѣе ста тысячъ членовъ, теперь же ихъ оставалось всего до двѣнадцати; этотъ остатокъ племени подъ предводительствомъ отца іезуита Монтуа на семистахъ ладьяхъ двинулся по Паранѣ искать своего Ханаана; послѣ неимовѣрныхъ усилій, испытавъ голодъ и болѣзни, слабые и утомленные высадились они при сліяніи двухъ небольшихъ рѣкъ. Прибывъ въ новый Ханаанъ, Монтуа сталъ заботиться объ укрѣпленіи позиціи. Но онъ на время оставилъ свой народъ и отправился въ Римъ, гдѣ, послѣ долгихъ ходатайствъ, ловко отражая представленія дворовъ испанскаго и португальскаго, поддерживаемый вліяніемъ рѣшительнаго генерала іезуитскаго ордена, -- искусный іезуитъ вырвалъ у папы Урбана YH1 разрѣшеніе индѣйцамъ защищаться, а почтеннымъ отцамъ вооружить туземцевъ ружьями, и даже ввести для обороны пушки. Съ этого времени исторія іезуитскихъ миссій принимаетъ другой характеръ; съ этого времени іезуиты становятся людьми военными; они вводятъ въ свою организацію отцовъ-начальниковъ артиллеріи, отцовъ-командировъ пѣхоты и кавалеріи, отцовъ-капраловъ, отцовъ -капитановъ и т. д.; съ этого времени ихъ церковь уже въ дѣйствительности дѣлается воинственной. Они осолдачиваютъ вновь обращенныхъ, учатъ ихъ стрѣльбѣ и, наконецъ, испытываютъ наслажденіе, отражая нападенія паулистовъ, и не только отражаютъ, но даже нападаютъ и разбиваютъ въ двухъ или трехъ сраженіяхъ своихъ непримиримыхъ враговъ. Іезуиты оказывались способными на все; имъ вздумалось обратиться въ воиновъ и -- дѣло изумительное для мягкихъ и болѣе чѣмъ робкихъ индѣйцевъ -- они вышли хорошими солдатами, способными отражать и побѣждать шайки разбойниковъ, наводящихъ ужасъ своею храбростью и необузданною жестокостію. Воинственное обаяніе, окружившее съ этой поры іезуитскія миссіи, сдѣлалось для нихъ лучшей гарантіей ихъ безопасности; прежніе враги стали ихъ бояться и оттого увеличилось недовѣріе, какое всегда питали къ нимъ гражданскія власти страны; онѣ поняли, наконецъ, что, рано или поздно, между ними и іезуитами должна произойдти смертельная борьба за существованіе.
Замѣтимъ мимоходомъ, что мамелюко, не смѣя болѣе безпокоить іезуитовъ, обратились противъ испанскихъ колонистовъ и гаучо, и съ этого времени водворялась свирѣпая ненависть потомковъ испанскихъ завоевателей въ потомкамъ португальцевъ,-- ненависть, неослаблявшаяся втеченіи болѣе чѣмъ двухъ вѣковъ. Это соперничество между двумя сосѣдями, между двумя братьями, происшедшими отъ одного корня, представляетъ собою одно изъ самыхъ страдныхъ этнологическихъ явленій. Вражда, существующая теперь въ Колумбіи между кастильцемъ и лузитанцемъ, далеко превосходитъ ненависть, нѣкогда существовавшую между англичанами и французами. Эта ненависть между двумя расами, лучше сказать, между двумя развѣтвленіями той же самой расы, лежитъ въ основаніи всѣхъ вопросовъ, и теперешняя война Бразиліи съ Парагваемъ есть отдаленное отраженіе и даже продолженіе тѣхъ ружейныхъ выстрѣловъ, которыми мѣнялись между собой португальскіе паулисты и иснано-гуарани.
III.
Организація іезуитскихъ миссій чрезвычайно любопытна и представляетъ живой интересъ для людей, занимающихся соціальной наукой; полученные ею результаты, какъ хорошіе, такъ и дурные, наводятъ на весьма серьезныя размышленія. Мы уже говорили, что ихъ правительственный идеалъ заключался въ тѣсной связи олигархіи съ монархическимъ абсолютизмомъ. Они, по всей вѣроятности, взяли себѣ за образецъ Венецію, республику по имени, имѣвшую во главѣ дожа и управляемую совѣтомъ десяти. Іезуитское государство въ Парагваѣ представляло собою полу-варварскую, полумонашескую общину, которая не допускала личной собственности, даже въ разсужденіи женъ. Это было тѣсное соединеніе свѣтской съ духовной властію; патріархализма съ новѣйшей наукой;-- самая простѣйшая эксплуатація большинства людьми самыми коварными, самыми хитрыми, самыми лукавыми, которые когда либо существовали во времена историческія.
Народонаселеніе іезуитскаго государства, въ послѣдніе дни его существованія, достигало до 170 тыс. человѣкъ. Оно не имѣло времени овладѣть всѣмъ Парагваемъ и такимъ образомъ уничтожить вредную для себя чрезполосность. Тридцать его округовъ были разбросаны въ разныхъ мѣстахъ провинцій Сантъ-Яго и Тукуманъ на берегахъ рѣки Параны, Урагвая, Парагвая и ихъ многочисленныхъ притоковъ. Начальникъ всей федераціи назывался главою миссій; онъ назначался генераломъ іезуитскаго ордена и считался его помощникомъ. Этотъ диктаторъ проживалъ обыкновенно въ городѣ Канделаріа на Паранѣ, въ городѣ, имѣющемъ важное промышленное значеніе, который, по всей вѣроятности, скоро будетъ соединенъ каналомъ или желѣзной дорогой съ Урагваемъ. Каждой миссіей завѣдывали два почтенные отца; одинъ вѣдалъ преимущественно свѣтскія, другой духовныя дѣла. Іезуитскій микадо въ дѣйствительности пользовался меньшимъ значеніемъ, чѣмъ его тайкунъ. Отецъ, представляющій власть жреческую, не имѣлъ нужды въ большей дѣятельности; онъ былъ неизмѣненъ, какъ самъ догматъ, онъ олицетворялъ традицію, онъ появлялся, какъ главное лицо, на мессѣ, во всѣхъ большихъ церемоніяхъ; его власть была видимая, онъ стоялъ въ нишѣ на показъ всѣмъ. Но дѣйствительная власть принадлежала его помощнику, вѣдающему дѣла свѣтскія; его обязанности требовали большей живости, большей молодости, проницательности, быстроты соображенія; ему приходилось поспѣвать всюду, онъ былъ обязанъ ѣздить въ Канделярію за полученіемъ приказаній; онъ долженъ былъ направлять дѣятельность чиновниковъ, зависящихъ отъ дуумвирата. Главнѣйшіе изъ этихъ чиновниковъ были: коррехидоръ, нѣчто среднее между городскимъ головой и городничимъ; теніэнте, его помощникъ, альферецъ -- полицейскій коммисаръ; алькадъ, въ лицѣ котораго сосредоточивались три должности: слѣдователя, судьи и судебнаго пристава. Этотъ чиновный синклитъ соединялся для общихъ совѣщаній въ совѣтѣ, называемомъ кабилѣдо и долженствующемъ соотвѣтствовать городской думѣ, муниципальнымъ совѣтникамъ. Всѣ эти чиновники носили трость съ серебрянымъ набалдашникомъ, какъ знакъ ихъ высокаго достоинства. Каждое утро они приходили сплетничать въ квартиру, занимаемую почтенными отцами, разсказывая имъ новости и взамѣнъ получая отъ нихъ отеческія внушенія по административнымъ вопросамъ и мягкимъ, ласкательнымъ тономъ отдаваемыя приказанія. Отцы-іезуиты очень ловко умѣли отдавать приказанія: это были совѣты, а не повелѣнія, всегда казалось, будто иниціатива шла отъ туземныхъ чиновниковъ, что пріятно щекотало ихъ маленькое самолюбіе, но не всегда было для нихъ выгодно: народъ все хорошее приписывалъ патерамъ, все же дурное мѣстнымъ чиновникамъ.
Общины были организованы въ мастерскія, земледѣльческія или промышленныя, управляемыя фискалами. Капитанъ плотничьяго ремесла завѣдывалъ публичными работами; онъ строилъ церкви, онъ наблюдалъ за постройкой домовъ, за изготовленіемъ мебели. Кстати замѣтимъ, что ата мебель продавалась на сосѣдніе испанскіе острова, гдѣ далеко не умѣли такъ хорошо приготовлять ее, и гдѣ до сихъ поръ еще можно видѣть старинные шкапы, кресла "издѣлія іезуитовъ." Токари подчинялись четочному капитану, названному такъ потому, что здѣшніе токари занимались выдѣлкой но преимуществу четокъ и работали ихъ такъ хорошо, что могли соперничать съ извѣстной огромной севильской фабрикой; ихъ издѣлія продавались даже въ Перу. Серебряники, работавшіе почти исключительно церковные сосуды, получали приказанія отъ капитана серебряныхъ дѣлъ. Были капитаны надъ башмачниками и погонщиками муловъ. Капитанъ надъ ткачами, вѣрнѣе надъ ткачихами, надзиралъ за работами женщинъ и дѣтей, которыя должны были вычистить, спрясть и выткать извѣстное количество хлопка, изъ котораго тутъ же выдѣлывались матерія для домашняго употребленія и на продажу въ дальнія мѣста... Учитель музыки былъ весьма значительныхъ лицомъ, такъ какъ индѣйцы были къ ней страстно привязаны. Гуарани съ радостію пошли бы въ адъ за іезуитомъ, еслибъ онъ шелъ впереди ихъ, наигрывая на флейтѣ. Поэтому музыка была введена всюду; всѣ религіозныя церемоніи совершались при оркестрѣ музыки и съ огромнымъ хоромъ пѣвчихъ. При звукахъ трубъ и барабановъ рабочіе шли на поле и уходили оттуда; музыканты время отъ времени наигрывали разныя пьесы, чтобы возбудить въ рабочихъ энергію къ работѣ, которая никогда не была ни слишкомъ долгой, ни слишкомъ утомительной. Принималось во вниманіе, что этотъ слабый, лѣнивый народъ неспособенъ къ продолжительной работѣ, норма для нея назначена шестичасовая и то въ два пріема. Было узаконено безчисленное множество праздниковъ, во имя разныхъ святыхъ, когда населеніе отдыхало отъ трудовъ, цѣлый день ничего не дѣлая. Особенно почитался св. Фона, изъ котораго іезуиты сдѣлали патрона индѣйцевъ, приходившаго будто бы когда-то проповѣдовать евангеліе народамъ тупи и гуарани. Въ праздничные дня допускались балы, но на нихъ могли танцовать одни мужчины, іезуиты не позволяли женщинамъ жестикулировать публично, -- этимъ, по ихъ мнѣнію, нарушалось уваженіе къ Богородицѣ. Также бывали турниры, на которыхъ заставляли драться картонныя чудовища, одѣтыя въ фантастическіе костюмы. Въ праздники дѣлались выставки рѣдкихъ растеній и животныхъ страны. Къ пальмовымъ вѣтвямъ тонкими снурками привязывали попугаевъ и другихъ тропическихъ птицъ съ яркими перьями, которыя порхали и зелени. Въ клѣткахъ на цѣпяхъ сидѣли львы и ягуары. Изъ церквей брали статуи святыхъ и носили ихъ по полямъ на носилкахъ, украшенныхъ лентами; во время пути гремѣла торжественная музыка; когда же, по предположенію почтеннаго патера, статуя уже почувствовала усталость и желала отдохнуть, кортежъ останавливался, святыню ставили въ походный алтарь весь изъ зелени и всѣ располагались на отдыхъ. Священники тогда сбрасывали съ себя торжественное величіе и вступали въ разговоры со всѣми, къ особенности съ женщинами. Вокругъ патеровъ тѣснились достопочтенные члены кабильдо съ своими тростями съ серебряными набалдашниками, капитаны разныхъ ремеслъ и крюцеросы или носители креста. Каждый изъ индѣйцевъ страстно добивался чести носить крестъ; послѣдній имѣлъ для него магическое значеніе. На носящаго крестъ смотрѣли, какъ на человѣка избавленнаго отъ всякихъ непріятныхъ пагубныхъ случайностей и отъ болѣзней, такъ часто въ этой странѣ посѣщающихъ рабочій людъ. Желая поддержать такую вѣру, отцы-іезуиты поручали носить кроетъ почти исключительно кузендеросамъ, т. е. лицамъ, занимающимся медицинскою практикою. По понятіямъ индѣйцевъ крестъ спасалъ не только отъ болѣзней, но и отъ нападеній дикихъ звѣрей. Отецъ Шарлевуа въ своихъ "Назидательныхъ письмахъ" разсказываетъ такой случай: индѣйцы поставили крестъ у опушки лѣса. На вопросъ, почему они избрали именно это мѣсто, они отвѣчали простодушно: "чтобъ ягуары не выходили изъ лѣса." Кромѣ палки съ набалдашникомъ и ношенія креста, искусные іезуиты для поощренія дѣтскаго тщеславія этихъ взрослыхъ дѣтей придумали титла, должности, эмблемы, символы, отличія всякихъ родовъ. и Divide et impera," -- римская политика пустила въ ходъ это правило еще во времена Августа.
Едва ли въ свѣтѣ существовало абсолютное правительство, которое бы такъ полно держало въ рукахъ своихъ подданныхъ, какъ іезуитское въ Парагваѣ, за то едва ли и существовалъ когда нибудь народъ, который бы такъ полно и такъ просто повиновался приказаніямъ, получаемымъ отъ поставленныхъ надъ нимъ властей. Въ рукахъ достопочтеннѣйшихъ отцовъ-іезуитовъ онъ былъ также кротокъ и податливъ, какъ лошади ихъ степей въ шенкеляхъ искусныхъ всадниковъ. Въ миссіяхъ все было подведено подъ строгую, мелочную казарменную дисциплину. Патеры вмѣшивались во всѣ самыя мельчайшія подробности быта, они все подвели подъ одинъ уровень. Они отняли у женщинъ работу иглой и вышивку и отдали ее музыкантамъ, пономарямъ и дѣтямъ, поющимъ въ церковномъ хорѣ; а на женщинъ наложили болѣе тяжелыя, но также и болѣе доходныя ткацкія работы. Они регламентировали положительно все, что можно было регламентировать, назначили часы, когда населеніе должно было работать внѣ своихъ домовъ въ полѣ, и когда въ мастерскихъ, дома. Назначили часы, когда можно пѣть, когда отдыхать, пить мате (парагвайскій чай), молиться, исповѣдаться, спать, подыматься съ постели. Такимъ образомъ часы на колокольнѣ приходской церкви изъ минуты въ минуту показывали теченіе жизни государства.
Продукты такъ хорошо регламентированнаго труда поступали въ общинные магазины, состоявшіе въ завѣдываніи добродѣтельныхъ отцовъ. Мажордомъ коллегіи,-- экономъ миссіи, выдавалъ сѣмена, необходимыя для посѣва, отпускалъ каждому хозяину провизію, необходимую для потребностей семейства на цѣлую недѣлю. Для внутреннихъ сношеній членовъ миссіи между собою, деньги вовсе не употреблялись, они служили только для внѣшнихъ сношеній. Барыши, получаемые отъ коммерческихъ оборотовъ съ иноземцами, шли въ карманы директоровъ и употреблялись ими на нужды ордена и на украшеніе ихъ церквей, которыя мало-по-малу наполнились золотомъ, серебромъ и драгоцѣнными камнями. Напримѣръ, въ одну церковь были поставлены серебряныя статуи двѣнадцати апостоловъ, вѣсящія около ста пудовъ. Такое богатство іезуитскихъ церквей подало поводъ къ распространенію слуха, что іезуиты разработываютъ собственные золотые и серебряные рудники и тщательно сохраняютъ тайну ихъ мѣстонахожденія; изъ этого слуха разрослось множество неправдоподобныхъ басень, которыя испанскіе переселенцы, столь жадные до золота, охотно передавали другъ другу въ своемъ кругу. Этимъ побасенкамъ вполнѣ вѣрили; разсказчики и ихъ слушатели были искренно убѣждены, что земли, занятыя миссіями, по всѣмъ направленіямъ перерѣзаны золотыми и серебряными жилами, и это обстоятельство еще болѣе увеличивало зависть и ненависть, питаемыя парагвайскими испанцами въ мѣстнымъ іезуитамъ и ихъ учрежденіямъ. Постройки іезуитовъ, замѣчательныя совершеннѣйшимъ отсутствіемъ вкуса, въ стилѣ на половину римскомъ, на половину китайскомъ, возбуждающія непріятное чувство въ артистѣ, для тупи, этихъ дѣтей природы, казались чудомъ. Впрочемъ теперь настало другое время и путешественникъ съ наслажденіемъ останавливаетъ свой взоръ на этихъ іезуитскихъ сооруженіяхъ. И въ самомъ дѣлѣ, выйдя изъ безконечныхъ лѣсовъ и обширныхъ равнинъ пустынныхъ, печальныхъ болотъ, отрадно увидѣть все, что носитъ на себѣ признакъ человѣческой дѣятельности, нельзя безъ волненія пройти мимо какого бы то ни было памятника, имѣющаго право претендовать, хотя въ слабой степени, на артистическое воспроизведеніе, къ тому хе большая часть этихъ церквей находится въ развалинахъ и по тому самому имѣетъ свою прелесть. Какъ бы хороши были многіе изъ нынѣ еще существующихъ тяжелыхъ некрасивыхъ католическихъ соборовъ, еслибъ они превратились въ развалины и колонны ихъ обвились плющомъ. Католичеству, полусгнившему въ наше время, отлично соотвѣтствуетъ развалившійся храмъ. Парагвайскія церкви, нѣкогда некрасивыя, нынче стали красивы; ихъ архитектурный стиль нѣкогда былъ ложенъ; теперь же гдѣ эта ложь, гдѣ это тщеславіе?-- ихъ уже нѣтъ, отъ нихъ осталось одно воспоминаніе,-- и разрушенію іезуитской теократіи вполнѣ соотвѣтствуетъ разрушеніе ихъ зданій; это разрушеніе удовлетворяетъ духу справедливости, оно умиряетъ нашу совѣсть и мы съ яснымъ спокойствіемъ замѣчаемъ, что прекрасная и великая природа мало-по-малу опять возвращаетъ себѣ мѣсто, которое на время было захвачено у ней нашими ложными величіями, нашими болѣзненными, безпокойными честолюбіями.
Какое участіе имѣло колоніальное управленіе Ассунціона и мадридское правительство метрополіи во всей этой грубой іезуитской эксплуатаціи?-- Они имѣли самое ничтожное участіе. Миссіонеры платили подать по піастру съ каждаго индѣйца отъ 18 до 50 лѣтъ; точно также какъ испанскіе землевладѣльцы платили фиску сумму, высчитываемую по головамъ крупнаго скота. Но налогъ на іезуитовъ повѣрялся и раскладывался не правительственными чиновниками, а отцами же іезуитами, которые сами дѣлали перепись и сами опредѣляли количество слѣдуемаго съ нихъ налога. Они посылали въ Ассуиціонъ сдѣланный ими разсчетъ налога и прилагали къ нему мѣшокъ съ монетой; но эта уплата была мнимая, она не увеличивала средствъ ассунціонскаго казначейства, такъ какъ отцы іезуиты, взамѣнъ отданнаго ими фиску мѣшка, получали почти такой же отъ фиска, ибо всѣ они были внесены въ списокъ священнослужителей, получающихъ отъ правительства жалованье. Такимъ образомъ правительство не только не получало дохода съ территоріи, занятой миссіями, но едва ли еще само имъ не пришгачивало. Губернаторы были недовольны такимъ положеніемъ дѣла, а испанскіе переселенцы жаловались, что общины, управляемыя іезуитами, сваливаютъ съ своихъ плечъ на чужія всю тягость налоговъ.
Слыша эти жалобы, іезуиты презрительно пожинали плечами. Какое ихъ дѣло до благосостоянія испанской колоніи? Вѣдь всѣ ихъ стремленія клонились только къ тому, чтобы основать государство въ государствѣ, избавить его отъ всякаго вмѣшательства политической и гражданской власти, и сосредоточить ихъ нераздѣльно съ духовною властью въ лицѣ ихъ самихъ, іезуитовъ. Они успѣли въ этомъ и, разумѣется, находили для себя болѣе удобнымъ тратить собранныя деньги на пользу своего ордена, чѣмъ посылать ихъ въ Ассунціонъ для увеличенія кассъ губернаторовъ и епископовъ, завидующихъ іезуитанъ и искренно ихъ ненавидѣвшихъ.
Подъ предлогомъ защищать свои жилища отъ грабежей дикихъ индѣйцевъ, іезуиты окружили миссіи и принадлежащія къ нимъ деревни и земли широкими и глубокими рвами, усадивъ дно ихъ палисадомъ; съ цѣлію избавить свой скотъ отъ нападенія ягуаровъ, они самыя пастбища обратили въ укрѣпленные лагери. На каждой изъ четырехъ сторонъ, на дорогахъ, ведущихъ къ миссіи, черезъ рвы были переброшены крытые мосты съ воротами и сзади нихъ построены мостовыя укрѣпленія съ пушками, подлѣ которыхъ постоянно стояли вооруженные часовые. Никто не могъ пройти черезъ эти мосты, ни въ ту, ни въ другую сторону, не предъявивъ паспорта, подписаннаго почтеннымъ отцомъ-іезунтомъ. Губернаторы Ассунціона, пожелавшіе лично повѣрить справедливость іезуитскихъ исчисленій народонаселенія, несмотря на требованіе пропуска именемъ короля, вынуждены были съ носомъ удалиться обратно отъ негостепріимныхъ воротъ. По этому образчику можно судить, какъ трудно было проникнуть въ іезуитскія деревни и поля; и если приходила кому нибудь охота поклониться святынѣ, находящейся въ іезуитскихъ храмахъ, поохотиться въ ихъ лѣсахъ, или просто осмотрѣть интересное устройство іезуитскихъ колоній, то ему приходилось иного и долго хлопотать, пока хлопоты его увѣнчивались полученіемъ впускного билета.
Многочисленная полиція надзирала за гражданами іезуитскихъ колоній; ночные сторожа мало-по-малу были превращены въ публичныхъ шпіоновъ. Шпіонство всегда было могущественнымъ средствомъ въ рукахъ іезуитовъ, сдѣлавшихъ исповѣдь изъ таинства могущественнымъ орудіемъ государственной власти. Можно представить себѣ, какъ они устроили и пользовались шпіонствомъ у себя дома, въ своихъ колоніяхъ.
Они хорошо понимали, что въ столь мудро устроенномъ ими государствѣ, гдѣ духъ и тѣло ихъ подданныхъ находились въ полномъ ихъ распоряженіи, гдѣ каждый человѣкъ составлялъ частичку безсловесной, безчувственной машины, пущенной въ ходъ чужими руками,-- въ такомъ государствѣ не могло быть и рѣчи о революціяхъ или бунтахъ; всякая мысль о такихъ треволненіяхъ казалась чистѣйшимъ абсурдомъ. Проступки (нѣтъ человѣка безъ грѣха), совершаемые добродушными подданными іезуитовъ, съ точки зрѣнія самихъ же владыкъ должны были считаться въ извѣстной степени весьма невинными. Это были грѣшки чисто дѣтскіе, происходящіе отъ нерадивости, неловкости; встрѣчались между грѣшниками лгунишки; бывали проступки, какъ слѣдствіе гнѣва и даже лѣности. Но отцы не оставляли безъ возмездія никакого самомалѣйшаго отступленія отъ моральныхъ правилъ, ини преподанныхъ. Каждаго провинившагося они обыкновенно наказывали розгами, и если обвинялась женщина, то роль экзекутора, въ большинствѣ случаевъ, брали на себя сами отцы-іезуиты и собственными руками стегали плеткой провинившуюся, разумѣется, по голому тѣлу. Однакожъ панегиристы іезуитовъ увѣряютъ, что почтенные отцы лично были цѣломудренны и крайне воздержны. Можетъ быть, ловко скрывая свои грѣшки, они и воздерживались отъ явнаго проявленія разврата, такъ какъ знали, что въ южныхъ странахъ безбрачіе монаховъ и священниковъ производитъ сильное обаяніе на населеніе.
Передъ нами лежитъ планъ Канделяріи, столицы, матери іезуитскихъ миссій въ Парагваѣ; разсматривая его, вы можете подумать, что передъ вами лежитъ игрушка, состоящая изъ маленькихъ, совершенно ровныхъ домиковъ, наклеенныхъ на доску, при пособіи циркуля, въ одинаковомъ другъ отъ друга разстояніи. Центръ города занимала колонна, имѣющая на своей вершинѣ статую Богородицы съ младенцемъ на рукахъ. Она составляла также центръ огромной площади, на каждомъ углу которой стоялъ крестъ. По тремъ сторонамъ площади располагались жилища гражданъ. Каждое жилье было окружено крытой галлереею или верандою, покоящеюся на колонахъ, по три въ длину дома, по восьми въ ширину. Домъ былъ двухэтажный и заключалъ въ себѣ четыре комнаты. Дома отдѣлялись одинъ отъ другого широкими прямыми улицами. На четвертой, главной сторонѣ широкой площади, по всей вѣроятности, служившей мѣстомъ базара, красовался фасадъ церкви, прикрывающій кабильдо, обширныя кладовыя и школу, гдѣ, скажемъ кстати, дѣтей по латыни учили, а испанскому языку не учили,-- іезуиты хотѣли отнять у своихъ подданныхъ всякую возможность сообщаться съ испанцами, живущими по сосѣдству. Позади этихъ зданій было обширное огороженное мѣсто съ часовней посрединѣ,-- это кладбище; здѣсь были симметрически разсажены араукаріи, плакучія ивы и пальмы; смежно съ кладбищемъ стоялъ домъ для вдовъ, съ которыми іезуиты не знали что дѣлать. Несмотря на свои личные обѣты безбрачія, іезуиты сильно хлопотали объ увеличеніи народонаселенія въ своихъ колоніяхъ, гдѣ музыка и рожденіе дѣтей были единственными доступными для индѣйцевъ удовольствіями. Однакожъ, несмотря на все желаніе почтенныхъ патеровъ, народонаселеніе не только не увеличивалось, по даже уменьшалось довольно быстро. Это уменьшеніе приписывали эпидеміямъ оспы, проникшей даже и въ іезуитскія деревни, расположенныя одиноко посреди безбрежныхъ пустынь и широкими рвами отрѣзанныя отъ всякаго сношенія съ внѣшнимъ міромъ, точно суда, подвергнутыя карантинному испытанію. Говорятъ еще,-- и это аргументъ, часто употребляемый противъ мальтузіанцевъ,-- что объ гуарани слишкомъ много заботились, слишкомъ хорошо питали, чтобы у нихъ могли достаточно проявляться способности къ дѣторожденію, что будто бы способность къ воспроизведенію бываетъ на своемъ минимумѣ у индивида, котораго благосостояніе находится въ максимунѣ. Но по этому вопросу такъ мало собрано фактовъ, иго наука еще не могла произнести никакого положительнаго отвѣта. Какъ бы тамъ ни было, однакожъ мы, съ своей стороны, никакъ не ноженъ допустить, чтобы гуарани уменьшались въ своемъ числѣ потому, что были слишкомъ счастливы; мы увѣрены, что они умирали отъ глубокой тоски, подтачивающей ихъ жизнь. Когда слоновъ вырвутъ изъ ихъ лѣсовъ и обширныхъ равнинъ и заключатъ на роскошномъ лугѣ, обнесенномъ стѣной, они, несмотря на всѣ принимаемыя мѣры, отказываются рожать дѣтей, они какъ будто не желаютъ увеличивать числа рабовъ. Объіезуитившіеся индѣйцы въ своихъ миссіяхъ вели жизнь конфортабельную, были избавлены отъ всякихъ заботъ и безпокойствъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и отъ всякихъ радостей, которыя всегда неразлучны съ жизнію самостоятельною, нелинейною тревогъ и безпокойствъ. Охъ жизнь въ миссіяхъ подобна жизни въ великолѣпно-устроенныхъ, снабженныхъ всѣми удобствами одиночныхъ тюрьмахъ, которыя изобрѣла новѣйшая филантропія взамѣнъ смертной казни.
Что бы ни говорили панегиристы іезуитскаго управленія, бѣдные гуарани должны были испытывать смертельную скуку. Извѣстно, что нѣкоторые изъ нихъ не могли выдержать всей массы счастія, въ излишествѣ сыпавшагося на нихъ; разсказываютъ, что разъ въ одной изъ миссій почтенные отцы, крюцеросы и чиновники кабильдо, проснувшись утромъ, были крайне изумлены, замѣтивъ, что деревня внезапно опустѣла: никого на улицахъ, никого въ домахъ, сотни людей изчезли чудеснымъ образомъ, не оставивъ позади себя никакого слѣда: птицы улетѣли, съ помощію крыльевъ онѣ бѣжали въ лѣса, откуда ихъ невозможно было выгнать силою. Только черезъ одинадцать лѣтъ случайно встрѣтили одного изъ этихъ бѣглецовъ и онъ разсказалъ, въ чемъ было дѣло. Но выключая эту шалость, единственную въ своемъ родѣ, на территоріи миссій жизнь протекала съ безнадежной скукой, одна генерація слѣдовала за другою, каждая послѣдующая болѣе покорная, чѣмъ предыдущая; дѣти рождались, ихъ крестили, потомъ съ возрастаніемъ выучивали катехизису, женили, опять являлись дѣти, опять вели ихъ къ іезуитамъ, люди входили и уходили, шли на работу и возвращались назадъ и все это при звукахъ трубъ и барабановъ, что мѣшало думать, а потомъ уносили ихъ на кладбище занять тамъ мѣсто и получить свой послѣдній нумеръ. Если бы еще почтенные отцы, отнимающіе въ свою пользу у своихъ учениковъ и ту небольшую долю индивидуализма, какую давала имъ природа, если бы они дурно обращались съ ними, жестоко ихъ били и своей безъисходной тиранніей вызывали бы возмущенія,-- для несчастныхъ индѣйцевъ даже кара, которая послѣдовала бы за возмущеніемъ, была бы лучше ихъ теперешней животной жизни. Кровавые набѣги мамелюко для нихъ были бы гораздо сноснѣе, чѣмъ этотъ спокойный, вѣчно-улыбающійся деспотизмъ іезуитовъ; убійства, битвы, пораженіе, злоба и ненависть -- весь этотъ адъ легче вынести, чѣмъ вѣчный, ничѣмъ непрерываемый моральный и интеллектуальный отдыхъ; тяжелое невольничество сноснѣе презрѣннаго лакейства. Съ той поры, какъ Жуанъ де-Салазаръ пустилъ въ лаплатскія равнины быка и семь коровъ, эта полезная порода скота на тучныхъ безконечныхъ лугахъ распространилась съ изумительной быстротой. Гаучо стали охотиться на нихъ и истреблять съ такимъ стараніемъ, что часто для обѣда одного человѣка убивался быкъ или корова; случалось даже, что убивали ихъ не только для обѣда, а просто для развлеченія, для изощренія своей ловкости. Почти также мамелюко поступали съ индѣйцами, ловя ихъ своимъ лассо, убивая массами и-уводя толпами на невольничьи рынки для продажи въ бразильскія парцеріи. Гаучо и мамелюко были варвары. Но пришли іезуиты, они тоже нахватали въ плѣнъ коровъ и быковъ, заключили ихъ на обширныхъ лугахъ, окруженныхъ рвами, наполненными водой; обильно насыщаясь, во время утоляя жажду, плѣнный скотъ свободно и спокойно гулялъ внутри парка до той поры, пока мясникъ не овладѣвалъ имъ, считая его уже достаточно жирнымъ и удобнымъ для пищи. Вмѣстѣ съ рогатымъ скотомъ, искусные воспитатели внутри ограды заключили человѣческій скотъ, который систематически эксплуатировали, заставляя его работать и достаточно напитывая частью продуктовъ, ихъ хе выработанныхъ; еще болѣе, они взяли на себя заботу воспитывать ихъ дѣтей, обучая ребятъ катехизису и латыни и даже фехтованію и стрѣлянію изъ ружей и пушекъ -- настолько ихъ считали невинными! Гаучо и мамелюко были только охотники, но іезуиты, представители высшей цивилизаціи, высшаго соціальнаго порядка, стали пастухами. Въ лаплатскихъ странахъ, гдѣ населеніе рѣдко, для присмотра за овцами дрессируютъ собакъ. Присмотръ за стадомъ -- дѣло нелегкое, первая попавшаяся собака съ нимъ не справится. Нужно было употреблять продолжительныя усилія для того, чтобы приготовить вполнѣ годнаго сторожа. Пришлось прибѣгнуть къ искуственному воспроизведенію, къ совершенной ломкѣ чувствъ и понятій даннаго субъекта. Для этого съ большимъ тщаніемъ выбирали щенка, родившагося отъ хорошей, понятливой суки, удаляли его отъ матери-собаки, выбирали мать-овцу; она выкармливала его своимъ молокомъ, затѣмъ юнца пускали въ стадо барановъ, надѣвъ на него баранью шкуру; такимъ образомъ онъ былъ строго отдѣленъ отъ товарищей своей расы; а въ тотъ возрастъ, когда "сказывается чувство", деревенскій хирургъ производилъ надъ нимъ операцію, ставящую его въ разрядъ существъ безполыхъ;, за это лишеніе его награждали соціальными и политическими отличіями, онъ становился помощникомъ старой собаки, которая каждое утро вела овецъ на пастьбу и каждый вечеръ приводила ихъ обратно въ деревню; старая собака шла во главѣ, а молодая въ хвостѣ стада, и каждая изъ нихъ имѣла на шеѣ корзину съ съѣстными припасами, которые акуратно уничтожала на пастьбѣ, и несла корзину обратно, зная, что ее опять наполнятъ нищей. Такимъ образомъ регулярно шла ихъ жизнь день за днемъ, въ свое время молодая собака становилась старой и, въ свою очередь, владыкой стада овецъ.
Измѣните нѣсколько словъ, смягчите нѣкоторые термины, поставьте слова "моральное и религіозное" вмѣсто "физическое" и передъ вами плачевная картина жалкаго, акуратнаго до абсурда воспитанія, даваемаго іезуитамъ съ цѣлью сдѣлать изъ нихъ какихъ-то выродковъ человѣческаго рода. Іезуитъ -- существо искуственное, совершенно противное природѣ; онъ фабрикованъ по образцу уродовъ, о которомъ намъ говоритъ Викторъ Гюго въ своемъ "L'homme qui rit"; искуство Санхецовъ и Эскобаровъ въ своемъ основаніи тоже самое, какъ и искуство комирачикосовъ; въ обоихъ случаяхъ одна и таже метода, вышедшая изъ страны инквизиціи, и разнится она только въ способахъ примѣненія; въ обоихъ случаяхъ искуственно обработываютъ дѣтей: одни накладываютъ на нихъ физическую гримасу, другіе моральную. Только планы у іезуитовъ были шире, чѣмъ у нищихъ простоватыхъ компрачикосовъ; іезуиты желали искривить все человѣчество, въ цѣломъ его составѣ, они хотѣли всѣхъ объіезуитить и заставить міръ служить іезуитскому ордену. Ничто въ мірѣ такъ не походитъ другъ на друга, какъ одинъ іезуитъ на другого іезуита; ремесленники ли они или ученые, дипломаты или военные, купцы или священники, прежде всего они іезуиты; у нихъ нѣтъ индивидуальной личности, они смѣнили ее на личность коллективную,-- личность ихъ ордена; всѣ они отлиты по одной общей семинарской формѣ; всѣ они перестали быть мужчиною или женщиною; всѣ они принадлежатъ въ среднему роду. Въ парагвайскихъ мис сіяхъ одинъ іезуитъ наслѣдовалъ другому іезуиту, и ихъ подчиненные никогда, не могли замѣтить, какая существуетъ разница между старымъ и новымъ ихъ начальниками. Въ римской имперіи всѣмъ извѣстные своими жестокостями и безуміями тираны не походили одинъ на другого. Тиверій отличался отъ Нерона; жестокости Домиціана не походили на жестокости Августа, безуміе Калигулы разнилось отъ безумій Геліогабала. Во французской монархіи тоже самое; какая, напримѣръ, типическая разница между эгоизмомъ Людовика XI, Людовика XIV, Людовика XV, Людовика XVI! Каждый изъ этихъ королей представлялъ собою особый человѣческій типъ, каждый имѣлъ свои пороки, свои болѣзни. А въ парагвайскихъ миссіяхъ іезуиты-директоры были въ извѣстномъ родѣ анонимы. И это потому, что они были лишены индивидуальности, что они принадлежали къ среднему полу, что сами оскопленные нравственно, они хотѣли оскопить все, что ихъ окружало. Искусные въ преобразованіяхъ, они были неспособны ничего создать. Ихъ дѣятельность, имѣющая значеніе въ историческомъ и моральномъ смыслѣ, покажется слишкомъ неполною въ политическомъ. Ихъ дѣло, повидимому, такое мудрое и тщательно соображенное, всегда оказывалось несостоятельнымъ въ рѣшительную минуту. Іезуитскія общины оставались всегда болѣе или менѣе изолированными, ихъ федерація никогда не могла сдѣлаться унитарной имперіей, еще менѣе христіанской республикой. Іезуиты успѣли въ своихъ попыткахъ среди гуарани, этихъ простодушныхъ добряковъ, изъ которыхъ, какъ изъ тѣста, можно было мѣсить все, что заблагоразсудится; но они всегда терпѣли неудачу, если пытались переносить свои усилія на болѣе сильные и твердые народы. Многочисленны были ихъ попытки распространить вліяніе своего ордена, также многочисленны были и ихъ неудачи. И въ Парагваѣ они пытались вкрадываться въ довѣріе сосѣднихъ маленькихъ народцевъ, расточая имъ подарки, но даже и тутъ не всегда успѣшно; пріѣзжалъ почтенный отецъ къ какому нибудь народцу, имѣя съ собой большой запасъ маніока или мате, раздавалъ его этихъ простодушнымъ сынамъ природы и обѣщалъ прислать еще, если они станутъ его слушать, увѣрялъ ихъ, что тѣ изъ нихъ, которые отдадутся покровительству іезуитовъ, съ того времени станутъ жить, не имѣя надобности охотиться, ни даже работать, что имъ дадутъ желѣза на инструменты, скотъ и платье въ изобиліи, что Богородица излѣчитъ всѣхъ ихъ больныхъ. Отецъ Добуцгоферъ, по поводу подобныхъ попытокъ обращенія, очень наивно замѣчаетъ: "во времена св. Павла вѣра усвоивалась слуховъ, а наши бѣдные индѣйцы усвоиваютъ ее животомъ". Однакожъ иногда случалось, что смиренные оброщатели въ вѣру отбрасывали, какъ негодныя, мѣры кротости и подражали болѣе крутой дѣятельности испанскихъ завоевателей. Такъ, желая основать церковь въ Бэлемѣ, они пригласили къ себѣ кациковъ сосѣдняго народца тольда подъ предлогомъ дать имъ случай услышать большой музыкальный концертъ и пѣніе гимновъ Мадоннѣ. Въ самомъ дѣлѣ, они угостили ихъ инструментальною музыкою, танцами и даже пиромъ, ни которомъ ихъ знатно подпоили. Но когда на другой день эти бѣдняки проснулись, они увидѣли себя связанными и запертыми; ихъ заставили заплатить выкупъ и оставить заложниковъ. Индѣйцы, противящіеся іезуитскому вліянію, имѣли по большей части аристократическую организацію. Іезуиты, которыхъ ничто не затрудняло, мирились съ этой организаціей и легко допускали ее въ свою систему, если туземная аристократіи отдавалась совершенно на ихъ волю. Они уничтожили ее только у моксовъ, гдѣ военную олигархію замѣнили олигархіей чиновниковъ кабильдо и начальниковъ ремеслъ, сдѣлавъ эти отличія почти наслѣдственными. Поэтому миссіи представляли два типа устройства: одинъ, обозначаемый обыкновенно именемъ "las fainilias", какъ у моксо, другой именемъ "pueblo"; у первыхъ народцевъ власть принадлежала нѣсколькимъ семействамъ, у вторыхъ весну народу. У послѣднихъ преобладалъ коммунизмъ, гдѣ никто не зналъ, что твое, что мое, ибо все принадлежало всѣмъ, т. е. іезуитамъ, у первыхъ же народъ работалъ для іезуитовъ, которые дѣлились съ аристократіей.
Коммунизмъ, преобладающій въ миссіяхъ, въ тѣ времена сочли изобрѣтеніемъ іезуитовъ, забывая, что это учрежденіе уже существовало въ самыя древнія времена. Губернаторы Ассунціона, испанскіе короли, даже санъ ей. трибуналъ дѣлали представленія и даже давали рѣшительныя приказанія почтеннымъ отцамъ уничтожить это беззаконное устройство, но іезуиты отмалчивались и не измѣняли разъ заведеннаго порядка. Въ то время, какъ бывшіе рабы въ командеріяхъ (имѣнія, въ которыхъ при завоеваніи установлено было рабство) работали на своихъ сеньоровъ два дня изъ пяти, индѣйцы въ, миссіяхъ работали на іезунтовъ два изъ семи. Когда же испанскій дворъ разсердился и объявилъ, что послѣ 150-лѣтней опеки обращенные индѣйцы должны, наконецъ, имѣть свободу управлять своими дѣйствіями (читайте: свободу торговать съ испанцами, подчиниться силѣ общихъ законовъ и платить подати въ это бѣдное кастильское казначейство, гдѣ золото обѣихъ Америкъ лилось, какъ вода въ бочкѣ Данаидъ), тогда іезуиты обѣщали ввести въ своихъ колоніяхъ частную собственность. Они дѣйствительно отвели нѣсколько участковъ земли и роздали ихъ въ частную собственность, но новые собственники по прежнему не имѣли права безъ разрѣшенія начальства выходить изъ деревень для продажи своихъ продуктовъ на сторону, а разрѣшенія почтенные патеры не давали, и въ тоже время отказывали собственникамъ во всякой помощи, то индѣйцы убѣдились, что частная собственность есть наказаніе, и что быть собственникомъ также невыгодно и непріятно, какъ быть прокаженнымъ или преступникомъ. Они просили взять у нихъ собственность и оставить все какъ было прежде. И пошло опять по старому и шло такъ до тѣхъ поръ, пока наконецъ все іезуитское зданіе рухнуло и разбилось именно въ тотъ моментъ, когда его считали поставленнымъ самымъ солиднымъ образомъ, въ тотъ моментъ, когда миссіонеры, слишкомъ увѣренные въ своихъ силахъ, считали своевременнымъ возмутиться и объявить себя независимыми.
Въ періодъ отъ 1780 до 1740 года они владычествовали надъ населеніемъ, которое по ихъ исчисленію доходило до 170,000 душъ -- 140,000 въ миссіяхъ по Паранѣ и Урагваю, 24,000 у чикитосовъ и 6,000 у абиполовъ и индѣйцевъ въ пашасахъ.-- Они разсчитывали, что изъ этого населенія они могутъ вооружить армію въ 14,000 человѣкъ. Эта армія была гораздо значительнѣе, какую могли противопоставить имъ испанскіе губернаторы. Припомнимъ, что они имѣли у себя артиллерію, что у нихъ почтенные отцы-канонери досконально изучили артиллерійское дѣло, что ихъ поселенія были защищены укрѣпленіями, рвани и стѣнами. Съ несравненно меньшими средствами они дали солидный урокъ паулистамъ, а теперь на нихъ смотрѣли уже, какъ на самое могущественное военное государство въ Колумбіи. Они бы и были имъ на самомъ дѣлѣ, еслибъ вмѣстѣ съ ружьями имѣли и стрѣлковъ и еслибъ командовали надъ воинами, а не надъ дѣтьми. Когда пришлось употребить въ дѣло оружіе, оказалось, что порохъ былъ подмоченъ. Въ этой борьбѣ іезуитамъ особенно вредили францискане и приходское духовенство. Одинъ изъ ассунціонскихъ епископовъ возмутилъ противъ нихъ народъ, онъ ходилъ между толпой, выкрикивая яростнымъ голосомъ: "Я имѣю приказаніе испанскаго короля изгнать іезуитовъ"; затѣмъ, вставъ во главѣ всякаго сброда, осадить іезуитскую коллегію, разграбить ее и сжегъ, при этомъ захватилъ дрожащихъ отъ ужаса почтенныхъ отцевъ, посадилъ ихъ въ барку и пустилъ ее по теченію на волю судьбы; распорядившись съ ними такимъ гуманнымъ образомъ, онъ крикнулъ изъ въ слѣдъ насмѣшливымъ голосовъ: "убирайтесь въ чорту", и тутъ же произнесъ надъ няни проклятіе и отлученіе отъ церкви. Въ тоже самое время въ Европѣ скопилась противъ нихъ буря, потрясшая весь орденъ до основанія. Трактатомъ 1751 года испанцы бросили миссіи въ руки ихъ непримиримыхъ враговъ португальцевъ. Не зная, что дѣлать съ этими полунезависимыми территоріями, принадлежащими ей только по имени и неприносившими ни гроша дохода, Испанія рѣшилась промѣнять ихъ на городъ Нова-Колонія, основанный португальцами какъ разъ насупротивъ Буэносъ-Айреса, и чрезъ который, ко вреду мадридскаго казначейства и торговцевъ Севильи и Кадикса, шла въ огромнѣйшемъ количествѣ контрабанда. Іезуитамъ сильно не понравилось, что такъ играютъ ихъ личностями и ихъ собственностью и они пожелали оставаться испанцами, на зло Испаніи, на зло Португаліи, которая не осмѣливалась настаивать, когда узнала, что миссіонеры вооружили своихъ послѣдователей и съ зажженными фитилями, готовые къ бою, стоятъ около своихъ пушекъ. Нѣсколько лѣтъ прошло въ такомъ напряженномъ положеніи, невыгодномъ для обѣихъ сторонъ; Испанія не особенно настаивала на исполненіи трактата. Но іезуиты имѣли злѣйшаго и страшнѣйшаго врага въ лицѣ португальскаго министра, маркиза Помбаля, который прежде санъ былъ іезуитомъ и очень хорошо зналъ слабыя стороны іезуитской политики. Онъ напалъ на іезуитовъ, приписавъ имъ убійство короли Жозефа браганцскаго; не входя ни въ какія разсужденія, не произведя даже слѣдствія, онъ ихъ посадилъ на суда и отправилъ въ Чивита-Веккію. Это случилось въ 1759 году, а черезъ пять лѣтъ іезуиты, глупо поссорившись съ Помпадуръ, были изгнаны этою королевскою фавориткою и изъ Франціи. Имъ еще покровительствовалъ Карлъ III испанскій, хотя не любилъ ихъ,-- покровительствовалъ изъ страсти къ противорѣчію, но и здѣсь они наглупили: поднявъ возмущеніе въ Мадридѣ, они принудили короли разстаться съ его любимцемъ Скилачи. Разсерженный Карлъ III велѣлъ упаковать ихъ вмѣстѣ съ ихъ дипломами, деньгами, бѣльемъ, шоколадницами и табатерками на суда и высадить въ Чивіта-Веккіи или Генуѣ или Ливорнѣ. Увы! никто не хотѣлъ принять къ себѣ этотъ негодный грузъ и его должны были выбросить на островъ Корсику въ годъ 1767,-- годъ рожденія Наполеона I Бонапарте.
Въ томъ же году согласно полученнымъ приказаніяхъ буэносъ-айресскій вице-король Букорели и ассунціонскій губернаторъ, выбравъ добрыхъ холодцовъ и придавъ имъ приличную военную силу, послали ихъ въ миссіи добывать оттуда іезуитовъ; Они отлично исполнили свое дѣло, и хотя добыли не всѣхъ почтенныхъ отцовъ, однакожъ приволокли къ вице-королю 222 патера, которыхъ исполнительный сановникъ не медля ни минуты отправилъ въ Европу, а изъ Кадикса ихъ послали въ гостинецъ св. отцу папѣ. На слѣдующій 1768 годъ изловили еще 78 іезуитовъ и лхъ проводили по той же дорожкѣ въ вѣчный городъ.
А что же мостовыя укрѣпленія, палисады, рвы, волчьи ямы прочія оборонительныя средства, что же индѣйцы, выученные стрѣльбѣ и фехтованію, что же пушки и отцы-канониры,-- почему они не выручили почтенныхъ отцовъ? Всѣ эти великолѣпныя средства не послужили ни къ чему. Индѣйцы широко раскрывали глаза, но не мѣшали совершаться насилію; нѣкоторые изъ нихъ плакали -- и только. Іезуитская наука пережила ихъ самихъ; они такъ старательно уничтожали въ своихъ подданныхъ всякую попытку къ иниціативѣ, что когда пришла опасность, ни одинъ изъ нихъ не шевельнулся на защиту своихъ учителей.
Бѣдствіе, поразившее іезуитовъ, поразило и ихъ подданныхъ. Канарейки родились и выросли въ постоянно-запертой клѣткѣ. Вдругъ господину пришла охота разбить клѣтку и выпустить заключенныхъ на волю; бѣдняжки, привыкшія къ рабству и неумѣющія сами добывать себѣ пропитаніе, теряются или скоро погибаютъ, или ведутъ бѣдственную жизнь. На мѣсто изгнанныхъ почтенныхъ отцовъ-іезуитовъ, въ миссіи насѣли почтенные отцы-францискане и правительственные чиновники. Одного эксплуататора замѣнили двое эксплуататоровъ и бѣдные индѣйцы рѣшительно не звали, кому повиноваться; если они повиновались чиновнику, ихъ сѣкъ францисканецъ, если они слушали патера, ихъ сѣвъ чиновникъ. Общинное пользованіе имуществами было уничтожено, а частная собственность не установлена. Общественные магазины были разграблены и разрушены, а частныхъ житницъ наполнять было нечѣмъ. Изъ числа жителей миссій, иные скоро погибли, изъ пережившихъ погромъ, кто былъ послабѣе, тѣ остались на мѣстѣ и повели бѣдственную жизнь, или сдѣлались ворами, или пошли побираться милостыней по городамъ, селамъ и дорогамъ; болѣе же энергичные ушли въ лѣсъ и повели первобытную дикую жизнь. Колоніи, населенныя въ 1735 году 170,000 человѣкъ, въ 1767 году имѣли всего 98,000, а въ 1801 -- только 46,000. Впрочемъ отъ общаго погрома уцѣлѣло нѣсколько деревень съ прежнимъ іезуітски-коммунистическимъ характеромъ, и пять изъ нихъ еще существовали въ 1848 году, когда по распоряженію правительства они уничтожили у себя это устройство и ввели частную собственность. По послѣднимъ свѣденіямъ въ Боливіи существуетъ нѣсколько миссій съ коммунистическимъ характеромъ, управляемыхъ францисканами, но по словамъ путешественниковъ Каетелмо и д'Орбяньи, они ведутъ бѣдственную жизнь. Ихъ населеніе отличается безплодіемъ и разслабленіемъ, дома ихъ валятся, нищета видна во всемъ.
Какое же заключеніе можно вывести изъ этихъ фактовъ! А то, что католическая пропаганда, вооруженная духовныхъ абсолютизмомъ, была вреднѣе всякой коровой язвы для примитивныхъ расъ.
IV.
Насколько можетъ интересовать основаніе парагвайской колоніи, выказавшее энергію, блистательную храбрость и жестокую грубость неутомимыхъ завоевателей XVI вѣка; насколько стоитъ вниманія возникновеніе, организація и паденіе такъ называемой христіанской республики, служащей образцомъ іезуитской имперіи, о которой мечтала и мечтаетъ до сихъ поръ эта удивительная секта;-- насколько интересны эти событія, настолько же скучны и безсодержательны факты общественной жизни въ Ассунціонѣ послѣ смерти Иралы, характеризующія управленіе его наслѣдниковъ. Они не подлежатъ исторіи, это просто домашнія хроники, т. е. мелкія исторійки личностей, подставлявшихъ другъ другу ножку во имя личныхъ интересовъ, ведущихъ темныя интриги за деньги, мѣста и отличія, -- борьба мирмидоновъ съ лилипутами. Борьба происходила между свѣтской и духовной властями; религіозные элементы боролись между собой: приходское духовенство вело борьбу съ іезуитами и францисканами, іезуиты нападали на францискановъ и приходское духовенство; испанскіе переселенцы боролись съ португальскими, цивилизованные индѣйцы съ дикими; колонія ратовала противъ метрополіи Мадрида и съ вице-королемъ въ Перу; наконецъ колонія-мать косилась на сбояхъ дочерей Буэносъ-Айресъ, Коріэнтесъ и др. И все это боролось одновременно, и во всей этой оффиціальной анархіи рука каждаго упадала послѣдовательно на всѣхъ, а рука всѣхъ падала одновременно на каждаго. Пусть читатель вообразитъ себѣ, что нѣсколько кислотъ одновременно вылито на нѣсколько элементовъ, безъ всякаго соображенія, а такъ случайно,-- произойдетъ броженіе, шумъ, трескъ и затѣмъ можетъ быть получится одно или нѣсколько опредѣленныхъ тѣлъ. Таковы были всѣ эти споры и борьбы, ознаменовавшіе собою длинный періодъ жизни Ассунціона.
Однакожъ слѣдуетъ упомянуть 1620 годъ, когда огромная парагвайская провинція, по распоряженію кастильскаго двора, была освобождена отъ власти перуанскаго вице-короля и раздѣлена на два независимыя губернаторства. Приказанія изъ Мадрида прежде чѣмъ достигнуть Лимы должны были проѣхать цѣлую половину свѣта; отъ Лимы же до Буэносъ-Айреса было тысячи четыре верстъ, а отъ Буэносъ-Айреса до Ассунціона болѣе тысячи,-- желѣзныхъ путей тогда не было, не было даже и обыкновенныхъ дорогъ, потому понятно, какъ трудно было тогда управлять такими обширными провинціями. Буаносъ-Айресъ, расположенный на лаплатскомъ лиманѣ, между моремъ и рѣкой, долгое время по необходимости служа складочнымъ мѣстомъ торговли Европы съ южно-американскими испанскими колоніями, быстро возросъ какъ населеніемъ, такъ и богатствомъ и оставилъ далеко позади себя Ассундіонъ. Поэтому между обоими городами вскорѣ обнаружились соперничество и зависть. Буэносъ-Айресъ обязанъ своимъ основаніемъ Ассунціону. Ассунціонъ составляетъ почти центральный пунктъ предположенной платейской имперіи,-- вотъ два аргумента, которыми Ассундіонъ пытался убить своего противника и доказать свое первенство. Буэносъ-Айресъ, съ своей стороны, доказывалъ, что мѣсто, на которомъ онъ стоитъ, открыто ранѣе Ассунціона и что, относительно Европы, онъ составляетъ болѣе центральный пунктъ. Этотъ споръ за первенство тянулся 150 лѣтъ -- періодъ чрезвычайно громадный для новой страны; -- а зависть и недоброжелательство городовъ одного къ другому существуютъ даже до сихъ поръ, доказательствомъ чего служитъ теперешній союзъ Буэносъ-Айреса съ Бразиліей противъ Парагвая.
Въ 1776 году испанское правительство съ цѣлію прекратить вѣчныя вторженія бразильцевъ въ свои южно-американскія колоніи, которыя оно приписывало слабости и разрозненности мѣстной администраціи, -- объявило лаплатскую страну вице-королевствомъ и присоединило къ нему территорія Чаркасъ, Тукуманъ, верхнее Перу и Куйо (часть Чили); главнымъ городомъ вице-королевства назначенъ Буэносъ-Айресъ. Это распоряженіе крайне не понравилось въ Ассунціонѣ, который теперь становился вассаломъ своего соперника, бывшаго когда-то у него въ подчиненіи. Полученную такимъ образомъ отъ испанскаго правительства верховную власть надъ всей платейской страной, Буэносъ-Айресъ впослѣдствіи утвердилъ настолько, что желалъ сохранить ее и послѣ того, какъ были порваны всѣ нити, соединяющія эти колоніи съ метрополіей,-- желалъ сохранить, не обращая вниманія на то, что для осуществленія этой цѣли ему пришлось пролить много крови своихъ согражданъ во время ужасныхъ гражданскихъ войнъ, продолжавшихся много лѣтъ къ ряду, и въ концѣ концовъ онъ все-таки не успѣлъ въ своемъ намѣреніи.
Французская революція, хотя чрезъ долгое время, но отразилась и въ испанскихъ колоніяхъ въ 1810 и 1811 годахъ; волна революціи на путешествіе свое чрезъ Атлантическій океанъ употребила болѣе двадцати лѣтъ. Конечно прежде всего она обнаружилась въ Буэносъ-Айресѣ, какъ въ самомъ ближайшемъ пунктѣ къ Европѣ. Цизнеросъ, вице-король въ Буэносъ-Айресѣ, назначенный на этотъ постъ севильскою юнгою во имя Фердинанда VII, нашелся вынужденнымъ въ маѣ 1810 года передать свое полномочіе въ руки народнаго правительства. Новое правительство естественно захотѣло революціонировать всю страну и послало отрядъ въ тысячу человѣкъ подъ начальствомъ Бельграно въ Парагвай, чтобы поднять эту провинцію. Экспедиція Бельграно сопровождалась весьма страннымъ результатомъ: разбитый на полѣ сраженія, онъ однакожъ одержалъ моральную побѣду; какъ представитель Буэносъ-Айреса и унитарной имперіи или республики, онъ былъ побѣжденъ, но какъ врагъ Испаніи, онъ одержалъ верхъ. Послѣ своего пораженія, Бельграно долженъ былъ отступить, но дѣло, для котораго онъ пришелъ, совершилось: страна возстала, но не во имя Буэносъ-Айреса, а во имя Парагвая. Въ ночь съ 11 на 15 мая 1812 года нѣсколько офицеровъ съ небольшимъ отрядомъ волонтеровъ осадили испанскаго губернатора Веласко въ его дворцѣ и созвали національное собраніе. Составилась юнта и назначила тріумвиратъ: изъ губернатора Веласко, добряка, который, не чувствуя въ себѣ достаточно силы, чтобы бороться съ революціей, рѣшился признать ее; нѣкоего Зеваллоса и наконецъ Франсіи.
Чрезвычайно любопытная историческая личность, докторъ Франсіа, по всей справедливости долженъ считаться истиннымъ основателемъ новаго Парагвая. Въ печати его имя очень рѣдко произносится безъ прибавленія какого нибудь оскорбительнаго эпитета;-- всѣ обыкновенные историки, проходя мимо его, не могутъ не поднести ему кулака къ самому носу, подобно тому, какъ мужикъ на деревенской ярмаркѣ, проходя мимо силомѣра, непремѣнно хватитъ по головѣ фигуры, изображающей турка. Что касается насъ, то мы въ своихъ сужденіяхъ объ этой личности постараемся быть безпристрастными. Истина заключается въ тонъ, что Франсіа былъ непреклонный диктаторъ парагвайской революціи, и что либералы и католики, писавшіе его исторію и до сихъ поръ неуставшіе еще ее копировать одинъ съ другого,-- не могутъ никакъ простить ему, что онъ успѣлъ довершить свое дѣло.
Докторъ Гаспаръ де-Франсіа родился въ 1757 году отъ португальскаго семейства, эмигрировавшаго изъ Бразиліи и, судя по фамиліи, имѣвшаго французское происхожденіе. Изъ Гаспара предназначали сдѣлать духовную особу и, по его словамъ, отдали его на схоластическую муку; но живой и искренній юноша никакъ но могъ сродниться съ католической метафизикой. Съ ранняго возраста онъ пристрастился къ чтенію энциклопедистовъ, Вольтера и Руссо. По окончаніи курса ему дали кафедру теологіи въ Ассунціонѣ, но онъ почти тотчасъ же оставилъ ее и обратился къ изученію юриспруденціи. Нелѣпая организація судебной части въ Парагваѣ, при которой парагвайцы по тяжебнымъ дѣламъ должны были обращаться въ аппеляціонные суды въ Буэносъ-Айресѣ, Лимѣ и Мадридѣ,-- дѣлала процессы слишкомъ дорогими; но при своей нелѣпости, она имѣла очень хорошую сторону, почти исключая всякую возможность веденія процесса; всѣ затрудненія при содѣйствіи юрисконсультовъ, дѣйствовавшихъ отъ имени заинтересованныхъ сторонъ, обыкновенно разрѣшались мировыми сдѣлками. Прозорливость молодого доктора правъ Франсіи, его критическій свѣтлый взглядъ, его правота скоро дали ему репутацію, съ каждымъ годомъ возрастающую, и даже уваженіе и любовь его согражданъ. Его біографы утверждаютъ, что несмотря на его любовь къ труду, въ молодые годы онъ страстно отдавался игрѣ и женщинамъ. Но эти качества его натуры въ нашихъ глазахъ разумѣется не составляютъ особой важности и не могутъ измѣнить нашего мнѣнія о государственномъ человѣкѣ. Съ 1803 по 1808 годы Франсіа былъ послѣдовательно избранъ членомъ кабильдо, прокуроромъ синдиката и первымъ алькадомъ Асеунціона. Его считали однимъ изъ самыхъ способнѣйшихъ людей въ странѣ и когда Парагвай разомъ возсталъ противъ Испаніи и противъ Брносъ-Айреса, Франсіа былъ единодушно признанъ необходимѣйшимъ человѣкомъ для новаго порядка; ему тогда было 65 лѣтъ. Съ самаго начала своей дѣятельности временное правительство встрѣтило иного затрудненій. Для Франсіи скоро стало ясно, что не представляется никакой возможности поладить съ старымъ испанскимъ губернаторомъ, и что надо рѣшительно ввести новый порядокъ вещей. Въ умахъ еще било страшное замѣшательство, и Франсіа, изъ тріумвировъ только одинъ видѣлъ настоящій нутъ, котораго слѣдовало держаться въ этихъ обстоятельствахъ, но не могъ убѣдить своихъ нерѣшительныхъ, товарищей слѣдовать этимъ путемъ,-- а потому удалился изъ правительства. Въ это же время было сдѣлано покушеніе произвести контръ-революцію, стали кричать: "виватъ Фердинандъ VII! Виватъ губернаторъ! Прочь революціонеровъ!" Тогда революціонеры увидѣли необходимость прмнять болѣе энергическія мѣры. Опять была созвана юнта. Она собралась въ декабрѣ 1813 года въ числѣ тысячи депутатовъ и рѣшила учредить республику съ исполнительной властью, представляемою двумя консулами, въ которые были избраны Франсіа и Іегросъ. При этомъ была сдѣлана пренаивная выходка: для консуловъ приготовили два курульныя кресла и дали имъ имена, одному Цезарь, а другому Помпей. Франка спокойно сѣлъ на кресло Цезаря. Черезъ нѣсколько лѣтъ Пеиней -- Іегросъ, ставшій во главѣ контръ-революціи, былъ казненъ но приговору, подписанному Франсіей. Противъ этого заговора Іегроса, основаннаго на клерикальныхъ и реакціонныхъ элементахъ, и направленнаго противъ новаго порядка вещей, Франеіа принялъ энергическія мѣры и уничтожилъ его съ страшной строгостью; въ это время онъ былъ уже избранъ диктаторомъ на всю жизнь съ неограниченною властію. Франсіа разомъ казнилъ тридцать или тридцать пять человѣкъ изъ числа главныхъ заговорщиковъ, особенно компрометированныхъ. Многихъ онъ побросалъ въ тюрьму, гдѣ они были забиты, а за ихъ друзьями, цокавшими въ разрядъ подозрительныхъ, былъ назначенъ строгій надзоръ. Имущество всѣхъ участниковъ въ заговорѣ было конфисковано. Эти мѣры произвели свое дѣйствіе. Всѣ сочувствующіе Испаніи и Буэносъ-Айресу, изъ страха передъ ужаснымъ диктаторомъ, попрятались по своимъ угламъ, боясь проронить какое-нибудь неосторожное слово. Съ этой поры главнѣйшей заботой диктатора, основаніемъ политики этого государственнаго человѣка стало желаніе утвердить независимость Парагвая, установивъ въ странѣ миръ и справедливость. Это желаніе его стало національнымъ девизомъ, начертаннымъ на національномъ знамени.
Португалія, боящаяся революціонной заразы для Бразиліи, захотѣла въ 1812 году завладѣть Парагваемъ. Генералъ Суза перешелъ Парану, въ тоже время другія войска овладѣли крѣпостцой Олимпо. Парагвай обратился съ помощію въ Буэносъ-Айресъ; Франсіа съ Бельграно составили проектъ оборонительнаго и наступательнаго союза обѣихъ республикъ; по Буэносъ-Айресское правительство отказалось дать просимую помощь, него ему никогда не могла простить и не простила до сихъ поръ парагвайская республика, щекотливая, какъ всѣ дѣти. Почти тотчасъ же за своимъ отказомъ, Буэносъ-Айресъ послалъ вспомогательный корпусъ въ тысячу человѣкъ въ Монтевидео, возставшій противъ испанцевъ. Утвердивъ свою власть, Франсіа сдѣлалъ предложеніе Буэносъ-Айресу объявить свободу торговли между Парагваемъ и Буэносъ-Айресомъ. По Буэносъ-Айресъ, обогатившійся посредствомъ таможенныхъ пошлинъ, -- Буэносъ-Айресъ, котораго всегдашняя политика состоитъ въ возможно-большемъ извлеченіи дохода изъ своего положенія при устьѣ Ла-Платы и даетъ ему возможность господствовать надъ всѣми странами, лежащими по Ла-платѣ, -- Буэносъ-Айресъ отказалъ рѣшительно. Тогда Франсіа пошелъ на смѣлое дѣло; не желая признавать главенства Буэносъ-Айреса и не имѣя возможности воспрепятствовать парагвайской торговлѣ, если она будетъ существовать, платить подать Буэносъ-Айресу, онъ рѣшился, для уничтоженія налога, уничтожить самую торговлю. "Парагваю нѣтъ особой надобности быть богатымъ -- размышлялъ онъ -- но ему необходимо быть независимымъ". Для выполненія своей задачи, Франсіа придерживался въ Парагваѣ той же политики обособленія, какая давно уже была примѣчена испанцами и португальцами въ ихъ колоніяхъ. Эти колонія были окружены китайскою стѣною. Франсіа выстроилъ подобную же въ Парагваѣ, который вскорѣ сталъ такой же неизвѣстною землею, какъ внутренность Австраліи или Африки. Иностранцы перестали посѣщать Парагвай, что для жителей его, впрочемъ, не было большимъ лишеніемъ, ибо здѣсь существовалъ уже прецедентъ, созданный іезуитами. Жители миссій, составлявшіе ядро парагвайскаго населенія, генерація за генераціей жили уже за такими стѣнами, отдѣленные отъ сообщенія съ чуждымъ міромъ глубокими и широкими рвами. Такимъ образомъ, эта политика обособленія больше досаждала сосѣднимъ съ Парагваемъ народамъ и вообще иностранцамъ, чѣмъ самимъ парагвайцамъ, привыкшимъ домосѣдничать. Къ тому же диктаторъ принадлежалъ къ школѣ Руссо и вѣрилъ, что торговля и промышленность, скапливая богатства, противны добродѣтели. Онъ страшился довольства, разслабляющаго нравы. Какъ послѣднее и убѣдительное доказательство своей правоты онъ видѣлъ въ Буэносъ-Айресѣ, раздираемомъ въ то время гражданской войной. Посреди буйствъ и пожаровъ, сопровождавшихъ эту войну, Парагвай былъ убѣжищемъ мира и спокойнаго благосостоянія. "Эти афиняне Буэносъ-Айреса, говорилъ Франсіа,-- весьма любезные революціонеры, но вмѣстѣ тщеславные, безпорядочные, вѣтреные, враги всякаго обузданія. Они раздуваютъ революцію во всей Америкѣ, а сами неспособны основать прочное правительство".
По поводу торговли Франсію сильно упрекали за то, что онъ закрылъ для нея всѣ порты, кромѣ одного или двухъ, гдѣ обмѣнъ произведеній происходилъ только между правительственными фермерами. Его также много упрекали за монополизированіе табаку и мате, продуктовъ, имѣющихъ широкое потребленіе въ южной Америкѣ. Но вѣдь монополіи изобрѣтены не Франсіей, онѣ существовали до него, существуютъ и теперь во многихъ странахъ. Между тѣмъ всѣ другіе налоги въ Парагваѣ были доведены почти до нуля, а государство довольствовалось доходами, получаемыми имъ съ его большихъ фермъ (estancias) и большихъ лѣсовъ изъ мате (yerbales).
"Свобода, сказалъ какъ-то Франсіа, -- пропорціональна цивилизаціи". Въ этихъ словахъ заключается вся система, которой держался диктаторъ въ отношеніи внутренней администраціи своей, страны, находящейся еще въ дѣтскомъ возрастѣ. Разумѣется, эту фразу могъ бы повторить всякій древній и новый тиранъ и деспотъ. Ею пожалуй не разъ старались оправдать реакціонную дѣятельность правительства второй французской имперіи, Но Франсіа, высказывая ее, придавалъ ей далеко не то значеніе, какое подразумевали тираны и деспоты и панегиристы руэ-бонапартовской системы. Франсіа хотѣлъ сказать, что если онъ далъ мало политической свободы народу, который прежде вовсе съ нею не былъ знакомъ, который не имѣлъ даже у себя типографіи -- то, тѣмъ не менѣе, онъ искренно желаетъ расширить эту свободу и работаетъ для цивилизаціи страны. Онъ серьезно заботился о первоначальномъ образованіи, и сдѣлалъ для него столько, что его наслѣдникамъ Лопецамъ оставалось только поддерживать начатое. Франсіа ввелъ даровое и обязательное первоначальное образованіе въ Парагваѣ и въ нынѣшнемъ молодомъ поколѣніи тамъ нѣтъ ни одного человѣка, который бы не умѣлъ читать и писать. Франсіа употребилъ всѣ усилія вырвать народное образованіе изъ рукъ католическаго духовенства, -- и это одна изъ главныхъ Причинъ, почему память диктатора предается такому поруганію. Въ странѣ, воспитанной іезуитами, наполненной самыми грубыми предразсудками, Франсіа не церемонился прямо говорить разнымъ святошамъ и ханжамъ, какъ они мерзки въ его глазахъ, и обращался съ священниками едвали не съ большей строгостью, чѣмъ съ португальцами, испанцами и портеносами. "Наши развращенные патеры годны развѣ для того, чтобы проповѣдывать вѣру въ дьявола", часто повторялъ онъ. Его упрекали въ томъ, что онъ перелилъ колокола въ мѣдныя деньги, что изъ взятыхъ имъ въ іезуитскихъ церквяхъ золотыхъ и серебряныхъ статуй и статуэтокъ, изображающихъ святыхъ, онъ чеканилъ деньги. Какой вандализмъ! повторяли хоромъ біографы диктатора изъ партіи, недовольной его управленіемъ.
Вотъ главнѣйшіе факты дѣятельности Франсіи, направленные къ тому, чтобы утвердить независимость Парагвая, и дать прочность и силу его учрежденіямъ; и ему удалось довершить эту задачу, несмотря на постоянныя попытки -- неудавшіеся, благодаря предусмотрительности Франсіи -- его сосѣдей волновать парагвайскій народъ и, пользуясь волненіями, покорить его. Франсію называютъ кровавымъ тираномъ за то, что во время своей тридцатилѣтней диктатуры онъ казнилъ сорокъ человѣкъ и почти всѣхъ разомъ, во время заговора Іегроса. Его враги говорятъ, что когда послѣ его смерти отворили тюрьмы, оттуда вышло 700 узниковъ, содержавшихся по подозрѣнію. Все это возможно. Но тѣже самые враги Франсіи говорятъ, что страхъ, возбуждаемый диктаторомъ, былъ такъ великъ, что ему очень рѣдко приходилось примѣнять свою строгость.
Особенный страхъ на всѣхъ производили вѣчное спокойствіе и молчаливость Франсіи. Онъ мало задавалъ вопросовъ, еще менѣе дѣлалъ замѣчаній. Если онъ писалъ, то писалъ кратко. Напишетъ онъ приказъ такими словами: "арестуйте такого-то", призоветъ исполнителя и скажетъ одно слово: "Исполните"! "Какъ можно меньше словъ",-- таковъ, кажется, былъ его девизъ. "Разстрѣлять такого-то", писалъ онъ, и болѣе никакихъ формальностей и отпускалъ изъ казны на совершеніе казни всего три патрона. Франсіа былъ честенъ и добросовѣстенъ. Изъ десяти тысячъ рублей, отпускаемыхъ государствомъ на его собственныя издержки, онъ тратилъ только третью часть, остальное возвращалъ государственному казначейству. Для личныхъ услугъ онъ имѣлъ всего одного слугу; жилъ очень скромно; ѣлъ мало говядины и пилъ одну воду; въ гостяхъ бывалъ рѣдко и у себя принималъ только сестру и нѣсколько друзей. У его дверей никогда не ставился часовой, его не охранялъ ни одинъ человѣкъ съ ружьемъ или саблей; не любилъ онъ никакихъ парадовъ, и когда ему приходилось садиться на лошадь, чтобы дѣлать смотръ войскамъ, онъ выѣзжалъ въ домашнемъ сюртукѣ, въ короткихъ панталонахъ, въ шелковыхъ чулкахъ, въ башмакахъ съ пряжками и въ огромнѣйшей трехугольной шляпѣ; увѣряли, что эту шляпу онъ носилъ въ честь Наполеона I, тогдашняго полубога всѣхъ либераловъ. Франсіа ходилъ по улицамъ и днемъ и ночью одшъ, какъ обыкновенный гражданинъ, презирая всевозможные заговоры, которые могли составлять противъ его личности, не страшась мести, которую могла навлечь на него его непоколебимая политика;-- правда, онъ зналъ, что лучшей для него защитой были страхъ и уваженіе, имъ возбуждаемые. Его убійцы были бы неминуемо разтерзаны народомъ, глубоко почитавшихъ диктатора, какъ необыкновеннаго человѣка и прощавшимъ ему все, даже ненависть его къ патерамъ и католичеству. Онъ былъ средняго роста, худъ, нервенъ и желченъ; имѣлъ длинный, остроконечный носъ, небольшой ротъ, прекрасные блестящіе черные глаза, густыя брови, возвышенный лобъ, волосы, падающіе на плечи, мечтательную и меланхолическую физіономію. Такова была наружность этого замѣчательнаго человѣка, соединявшаго въ себѣ качества Лойолы и Сен-Жюста и говорившаго притомъ нѣжнымъ голосомъ. Онъ умеръ, не оставивъ послѣ себя никакихъ бумагъ, никакой корреспонденціи. Много лѣтъ уже прошло послѣ его смерти, а народъ до сихъ поръ произноситъ его имя съ какимъ-то тайнымъ страхомъ, смѣшаннымъ съ удивленіемъ и признательностію. Однимъ изъ первыхъ распоряженій правительства, заступившаго его мѣсто, было запрещеніе говорить о немъ публично, въ пользу ли его или противъ -- все равно.
Мы забыли упомянуть, что Франсіа положилъ конецъ ввозу въ Парагвай черныхъ невольниковъ, такъ что въ день его смерти 25 декабря 1840 года въ Парагваѣ оставалась только тысяча рабовъ, которые вскорѣ умерли или были освобождены, и парагвайская республика съ этого времени чиста отъ возмутительнаго преступленія рабства, которое оскверняетъ сосѣднюю съ нею бразильскую имперію.
Франсіа умеръ, была созвана временная юнта, но она вскорѣ показалась подозрительной и вызвала возстаніе, которое ее разогнало и созвало новый конгрессъ. Въ маѣ 1841 года были избраны консулы Роке Алонзо и Карло-Антоніо Лодецъ. Послѣдній вскорѣ былъ избранъ президентомъ на десять лѣтъ. Въ 1854 году онъ былъ вновь избранъ. Франсіа создалъ парагвайскую національность, правительство Лопеца I дало ей существующую организацію. Приходилось создавать администрацію; покойный диктаторъ въ одномъ себѣ соединялъ всѣ власти и на одного себя взвалилъ массу работы, на которую его хватило, только благодаря его чудовищной дѣятельности и изумительному упрощенію механизма управленія. Приходилось опредѣлить власть и обязанности правительства, учредить парламентъ: выборное право дано всѣмъ безъ исключенія гражданамъ, а для того чтобы быть выбраннымъ слѣдовало имѣть только простую избу и знать читать и писать.
Затѣмъ пришлось позаботиться объ открытіи внѣшней торговли и доставленіи Парагваю какого нибудь мѣста въ средѣ государствъ. Лопецъ открылъ дипломатическимъ путемъ сношенія съ Буэносъ-Айресомъ о свободѣ плаванія по Ла-Платѣ. Это обстоятельство и освобожденіе чернокожихъ были главными причинами войны, открытой Бразиліей и Буэносъ-Айресомъ противъ молодой республики.
V.
Дю-Гратя, авторитетъ по части парагвайской географіи, опредѣляетъ пространство Парагвая въ 29,470 испанскихъ квадратныхъ верстъ, что составляетъ нѣсколько болѣе 10,000 квадратныхъ географическихъ миль, пространство почти равное Франціи; только десятая часть этого пространства обработана или обращена въ луга для пастьбы скота; она до войны была населена почти 300,000 жителей. У насъ нѣтъ данныхъ для сравненія нынѣшней цифры населенія съ цифрой населенія въ концѣ прошлаго вѣка, но можно приблизительно вѣрно сказать, что оно возрасло въ огромной пропорціи. Парагвай составляетъ только часть лаплатскаго бассейна, который послѣ бассейна рѣки Миссисипи представляетъ самое огромное пространство плодородной удобной земли, пока еще слабо населенной и мало воздѣланной. Теперешняя ея пустынность дѣйствуетъ правда подавляющимъ образомъ; но по этимъ широкимъ, глубокимъ рѣкамъ, подъ этой нѣжной, пріятной атмосферой со временемъ закипятъ самая дѣятельная жизнь. А какъ хороша эта страна! Какіе въ ней богатѣйшіе лѣса, какое море зелени. Какъ гордо между ивами и бузиной возвышаются высокія изящныя пальмы. Горная страна также прекрасна, какъ южный склонъ европейскихъ Альпъ, говорятъ, даже красивѣе, чему нетрудно повѣрить, ибо прелесть парагвайской страны заключается въ соединеніи роскошной природы тропическихъ странъ съ изящной красотой умѣренной полосы. Природа здѣсь прекрасна и вмѣстѣ величественна. Все васъ привлекаетъ въ этой счастливой странѣ. Здѣсь нѣтъ борьбы противъ ужаснаго тропическаго чудовища -- смертельныхъ міазмовъ; здѣсь не приходится воевать ни съ пресмыкающими, ни съ хищными животными; самъ человѣкъ здѣсь -- неслыханное дѣло -- вообще кротокъ и привѣтливъ. Большинство путешественниковъ говоритъ съ энтузіазмомъ о гостепріимствѣ, составляющемъ отличительную черту характера жителей страны, производящей мате; заѣзжіе и иностранцы хвалятъ ихъ тактъ, ихъ вкусъ, ихъ деликатность, ихъ великодушіе, ихъ честность. Случается въ странѣ кое-гдѣ воровство, но рѣдко, а вообще преступленія здѣсь совершенно неизвѣстны. Женщины здѣсь красивы и умѣютъ говорить, въ особенности хорошо разсказываютъ разныя исторіи, тэмой которыхъ служатъ преданія объ индѣйцахъ или ягуарахъ; большинство изъ нихъ получили хорошее воспитаніе, но рѣдкая имѣетъ научное образованіе. Какъ во всѣхъ католическихъ странахъ, здѣшнія дѣвицы видятся съ своими нарѣченными только въ присутствіи маменекъ. Испанская Америка тщеславится, что не знаетъ язвы нашихъ европейскихъ обществъ: денежныхъ браковъ.
Въ Парагваѣ нѣтъ большихъ богачей, даже въ самомъ Ассунціонѣ очень немногіе буржуа обладаютъ значительнымъ состояніемъ. Причина понятна. Огромная часть страны была долгое время организована по іезуитски-коммунальному идеалу, промышленность почти неизвѣстна въ странѣ, гдѣ большая часть плуговъ до сихъ поръ дѣлается изъ дерева; торговля тоже очень мало развита. Взамѣнъ этого въ странѣ нѣтъ бѣдности, правильнѣе сказать, нѣтъ пауперизма, здѣсь почти невозможно встрѣтить поселянина, который не имѣлъ бы на свою долю коровы и пары воловъ?
Теперь всѣ молодые парагвайцы знаютъ читать и писать; но книгъ очень мало, въ цѣлой странѣ существуетъ всего двѣ типографіи.
Принявъ въ соображеніе всѣ эти выгоды, можно смѣло предсказать, что Парагвай страна великаго будущаго, которая, по всей вѣроятности, черезъ столѣтіе или два будетъ считаться между самыми благоденствующими и населенными странами цѣлаго міра. Раса, ее населяющая, отличается большими способностями, нравственностію и физической силой; въ ней соединились лучшія качества ея праотца испанца и праматери индіанки. Происходя отъ смѣшенія всѣхъ разновидностей трехъ расъ (считая въ томъ числѣ и негритянку), населеніе Парагвая составляетъ теперь совершенно однородную расу, характеризующуюся единствомъ вкуса, нравовъ, привычекъ и -- къ сожалѣнію -- религіи католической. Потому, что парагвайцы скромны, терпѣливы, безропотны, тихи и даже часто флегматичны, ихъ считали трусами и обабившимися; потому, что они, будучи еще наивными дѣтьми, позволили дѣлать надъ собой разные опыты почтеннымъ отцамъ іезуитамъ, самымъ коварнымъ развратителямъ людей, парагвайцевъ сочли людьми, рожденными для рабства; ихъ осудили и за то,что они съ совершеннѣйшимъ довѣріемъ отдались на волю диктатуры доктора Франсіи, который однакожъ заслужилъ эту довѣренность своей искренностію, оправдалъ ее своими талантами и узаконилъ своимъ огромнымъ успѣхомъ. Потому, что они выказали крайнее уваженіе къ общему дѣлу, что слова: отечество, государство, республика они признавали священными, ихъ сочли неспособными въ индивидуальнымъ добродѣтелямъ, сравнили съ пчелами въ ульѣ, съ муравьями въ муравейникѣ. Но вотъ началась война, гдѣ имъ пришлось бороться съ несоразмѣрно-сильнѣйшимъ противникомъ, они не бѣжали, не прятались, напротивъ, показали примѣръ стойкости, настойчивости, изумительной смѣлости, храбрости -- и ихъ противники, съ удивленіемъ и досадой встрѣтя такое неожиданное сопротивленіе, -- одни приписываваютъ его слѣпой дерзости, другіе ярости отчаянія, третьи наконецъ признаютъ его грандіознымъ героизмомъ.
Что касается насъ, мы ограничимся такимъ выводомъ: Парагвай недавно родился для національной жизни. Онъ еще дитя. Но невинный и чистосердечный, онъ обладаетъ большими способностями; онъ выглядываетъ скромно, но его взглядъ -- живой и открытый. Это мальчикъ съ дарованіями. Онъ много обѣщаетъ.