ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, РАЗСКАЗАННАЯ ДОКТОРОМЪ ФИЛИППОМЪ БРАНДЪ.
I.
Хотѣлось бы мнѣ начать этотъ разсказъ выпискою изъ дневника, который я веду о своихъ больныхъ въ теченіе двадцати лѣтъ. Содержаніе его за любой мѣсяцъ послужило бы доказательствомъ и примѣромъ моихъ ежедневныхъ обязанностей и занятій. Печальная эта выписка познакомила бы читателей съ жизнью -- смѣю сказать -- довольно извѣстнаго и очень занятаго врача, практикующаго въ бѣдномъ, многолюдномъ кварталѣ Лондона. Какъ ни грустно такое начало, оно ослабило бы то недовѣріе, которое безъ сомнѣнія возбудитъ мой разсказъ; оно бы доказало, какъ мало мѣста остается фантазіи въ призваніи, подобномъ моему, когда ежечасно приходится сталкиваться съ нищетою, горемъ и заботами, то-есть съ самой жестокой дѣйствительностью. И тогда, вѣроятно, немногимъ пришло бы въ голову, что у меня остается еще время выдумывать романы и записывать ихъ.
Когда человѣкъ въ моемъ призваніи усиленно занятъ съ девяти часовъ утра до девяти часовъ вечера, онъ очень дорожитъ своимъ отдыхомъ, тѣмъ болѣе, что каждую минуту можетъ быть потревоженъ.
Упомянувъ вкратцѣ объ этомъ бѣлкиномъ колесѣ, въ которомъ я верчусь ежедневно, начинаю свой разсказъ поѣздкой на каникулы.
Это было осенью 1864 года. Я покинулъ Лондонъ съ его улицами, больницами и больными и запасся билетомъ на курьерскій поѣздъ сѣверной желѣзной дороги. Первый оборотъ колесъ наполнилъ все мое существо чувствомъ неизъяснимаго блаженства и успокоенія, и меня охватило дивное сознаніе свободы. Я уѣзжалъ, дѣйствительно уѣзжалъ, и самое главное -- не оставилъ своего адреса! Въ моемъ распоряженіи было цѣлыхъ три недѣли, въ теченіе которыхъ я могу жить самъ для себя! Конечно, три недѣли, въ сравненіи съ пятьюдесятью двумя -- очень немного; но я не могъ разрѣшить себѣ болѣе продолжительнаго отпуска. Практика моя, хотя и не очень прибыльная, была довольно значительная и постоянно увеличивалась. Между тѣмъ, проработавъ усиленно двѣнадцать мѣсяцевъ, я сознавалъ, что никто во всѣхъ соединенныхъ трехъ королевствахъ не можетъ съ болѣе спокойною совѣстью, чѣмъ я, пользоваться отдыхомъ. И вотъ я удобно откинулся на спинку дивана, заранѣе предвкушая пріятное ничего недѣланье.
Каникулы можно проводить различнымъ способомъ и въ различныхъ мѣстахъ, но если кто хочетъ провести ихъ съ дѣйствительною пользою, долженъ помнить одно правило: ѣхать туда, куда нравится, и дѣлать исключительно то, что любишь. Такимъ только образомъ можно чувствовать себя счастливымъ, можно дѣйствительно отдохнуть и освѣжиться и снова бодро начать борьбу за существованіе. Одинъ изъ моихъ знакомыхъ, служившій бухгалтеромъ въ большомъ торговомъ домѣ, до такой степени любилъ литературу, что свой ежегодный двухнедѣльный отпускъ проводилъ въ пыли среди самыхъ заплѣсневелыхъ книгъ Британскаго музея и утверждалъ, что тутъ онъ больше запасается здоровьемъ, чѣмъ вдыхая чистѣйшій морской воздухъ. Я думаю, что онъ правъ.
Любимымъ моимъ занятіемъ во время каникулъ было рисованіе съ натуры. И хотя эскизы мои не отличались особенно высокими достоинствами, мнѣ доставляло удовольствіе привозить съ собою домой наглядныя воспоминанія живописныхъ мѣстъ, счастливыхъ дней и пріятнаго общества.
Въ этомъ годуя отправился въ сѣверный Валлисъ, избралъ главной своей квартирой Бетьюсъ-и-Седъ и поселился въ "Королевскомъ Дубѣ", небольшой, пріятной по воспоминаніямъ сердцу каждаго художника, гостинницѣ, въ которой останавливалось въ теченіе года не мало знаменитыхъ людей. Тутъ я познакомился съ человѣкомъ, изъ жизни котораго хочу сообщить нѣчто особенное.
Это было въ самый день моего пріѣзда въ Бетьюсъ. Сознаніе свободы и жажда насладиться красотами природы и видомъ чудныхъ окрестностей были такъ велики, что я шелъ все далѣе и далѣе, и когда наконецъ вернулся въ гостинницу, уже наступилъ вечеръ и всѣ давно отобѣдали. Заказавъ себѣ обѣдъ, я сидѣлъ одинъ въ столовой. Но вотъ является молодой человѣкъ, который тоже пожелалъ обѣдать. Нѣтъ сомнѣнія, что лакей угадывалъ влеченіе, существующее между всѣми любителями искусства, и накрылъ ему на моемъ столѣ. Новоприбывшій сѣлъ, привѣтливо мнѣ поклонился, а спустя минутъ пять, между нами завязался оживленный разговоръ.
При первомъ взглядѣ на молодаго человѣка, я уже замѣтилъ, что онъ очень красивъ. Чарльзу Карристону -- имя его я узналъ впослѣдствіи -- было не болѣе двадцати лѣтъ. Онъ былъ высокъ ростомъ и имѣлъ изящный аристократическій видъ. Его поразительно красивое съ тонкими чертами лицо отличалось блѣдностью; лобъ указывалъ на выдающійся умъ и имѣлъ надъ бровями выпуклости, которыя признаются френологами вмѣстилищемъ сильной фантазіи. Въ общемъ, лицо его съ темными кроткими, задумчивыми глазами имѣло меланхолическое выраженіе.
Судя по платью, я принялъ его за художника -- художника по призванію -- и высказалъ ему это въ разговорѣ. Онъ улыбнулся.
-- Я художникъ-любитель, сказалъ онъ,-- человѣкъ, рисующій отъ нечего дѣлать. А вы?
-- Я докторъ.
-- Тогда намъ не придется упрекать себя нашими преступленіями въ живописи.
Такъ разговаривали мы, пока не отобѣдали. Затѣмъ намъ захотѣлось закурить свою послѣобѣденную сигару.
-- Не покурить ли намъ на воздухѣ? спросилъ Карристонъ.-- Вечеръ восхитительный.
Мы вышли и усѣлись на деревянной скамейкѣ передъ домомъ. Дѣйствительно, погода была чудная. Воздухъ не шелохнулся; звѣзды ярко сіяли, и всплески близкой рѣки доносились до насъ, какъ успокоительное журчаніе. Невдалекѣ сидѣло три, или четыре молодыхъ художника, которые повидимому были очень весело настроены. Одинъ изъ нихъ продалъ въ этотъ день свою картину туристу. Мы слышали ихъ веселую болтовню, пока они не скрылись въ подъѣздѣ.
Съ тѣхъ поръ какъ мы усѣлись на скамейкѣ, Карристонъ говорилъ мало. Онъ спокойно курилъ свою сигару, поглядывая на звѣздное небо. Свѣтъ падалъ на его красивое лицо и, въ принятой имъ позѣ, онъ казался мнѣ воплощеніемъ поэзіи. Онъ повидимому не обращалъ вниманія на интересовавшій меня разговоръ молодыхъ художниковъ. Я сомнѣвался даже, слышалъ ли онъ ихъ голоса.
Однако онъ слышалъ, потому что, когда молодые люди ушли, онъ пробудился отъ своей задумчивости.
-- Какъ должно быть хорошо посвятить всю свою жизнь искусству, жить имъ, сказалъ онъ.
-- Да, кто это можетъ, отвѣтилъ я.
-- Можетъ каждый, кто работаетъ. Время непризнанныхъ геніевъ давно миновало.
-- Если вы такъ въ этомъ убѣждены, почему бы вамъ не испытать счастья на этомъ поприщѣ?
-- Это бы я и сдѣлалъ, еслибы, къ сожалѣнію, не явился на свѣтъ богатымъ человѣкомъ.
Я расхохотался при этомъ удивительномъ сожалѣніи, и Карристонъ очень просто разсказалъ мнѣ свою жизнь и положеніе. Онъ былъ сиротой, единственнымъ ребенкомъ въ семьѣ и богатымъ отъ рожденія. Кромѣ того, его ожидало большое наслѣдство и титулъ барона послѣ смерти пожилаго дяди. Простой его разсказъ -- онъ ни мало не желалъ увеличить въ моихъ глазахъ свое значеніе -- произвелъ на меня очень пріятное впечатлѣніе, и когда мы пожелали другъ другу покойной ночи, я очень заинтересовался моимъ новымъ знакомымъ и, скажу откровенно, позавидовалъ ему. Онъ былъ молодъ, красивъ, богатъ, могъ уѣзжать куда угодно, работать или жить для своихъ прихотей. Счастливый Карристонъ!
II.
Рѣдко серьезная дружба заключается такъ скоро, какъ эта вышло между Карристономъ и мною. Теперь я не помню, сошлись ли мы на слѣдующее утро случайно или по уговору, но только мы провели день вмѣстѣ и не разставались въ послѣдующіе затѣмъ дни. Каждое утро мы вмѣстѣ уходили, срисовывали тѣ же мѣста и виды, и вмѣстѣ же возвращались вечеромъ къ обѣду, послѣ котораго выкуривали сигару въ домѣ или на воздухѣ, смотря по погодѣ и желанію.
Мы не разставались все время моихъ каникулъ. Быть можетъ, было пріятно работать въ обществѣ дилеттанта одинаковаго настроенія. Каждый изъ насъ могъ спрашивать у другаго мнѣніе о своей работѣ и бывалъ доволенъ одобреніемъ другаго. Точка зрѣнія художника по призванію слишкомъ высока для дилеттанта. Если художникъ хвалитъ произведенія дилеттанта, то хвалитъ какъ попытку человѣка, стоящаго внѣ художественнаго круга. Чувствуешь, что похвала эта похожа скорѣе на пренебреженіе, и теряешь энергію.
Но еслибы Карристонъ пожелалъ представить свои произведенія на судъ компетентный, онъ могъ бы это сдѣлать безъ опасенія. Его рисунки были гораздо художественнѣе моихъ. У него былъ несомнѣнный талантъ, и я съ удивленіемъ замѣчалъ, что онъ рисуетъ фигуры и портреты даже лучше пейзажей. Нѣсколькими смѣлыми штрихами онъ придавалъ поразительное сходство, и многіе его этюды были такъ прекрасны, что я безъ всякой лести могъ совѣтовать ему серьезно заняться живописью. До сихъ поръ у меня сохранилось еще нѣсколько нарисованныхъ имъ головокъ, изъ которыхъ иныя сдѣланы по памяти, но всѣ онѣ отличаются такимъ сходствомъ, что оригиналы ихъ ясно встаютъ передо мною.
Какъ уже сказано, я заинтересовался молодымъ человѣкомъ съ перваго взгляда; но чѣмъ болѣе я узнавалъ его характеръ и особенности, тѣмъ больше меня влекло къ нему. Я считаю себя опытнымъ наблюдателемъ и нахожу, что обладаю талантомъ узнавать характеры людей. И опредѣленіе моего новаго друга не представляло для меня никакихъ трудностей до того момента, когда я задался мыслью описать отдѣльныя стороны его характера. Теперь, однако, задача эта кажется мнѣ не легкой, и я не знаю, какъ выразить ясно мой взглядъ на душевныя особенности Чарльза Карристона.
Я вскорѣ замѣтилъ, что его впечатлительная натура причиняла ему не мало страданій. Несмотря на силу и повидимому полное здоровье, перемѣна погоды дѣйствовала на него, какъ на цвѣтокъ, и его обыкновенно кроткій, пріятный характеръ, милое обхожденіе, способъ мышленія и разговоръ зачастую измѣнялись подъ вліяніемъ погоды. Карристонъ былъ одаренъ богатой фантазіей, но его всегда живое воображеніе выходило иногда изъ границъ и походило на помѣшательство. Тогда онъ не сомнѣвался ни минуты ни въ возможности проведенія своихъ дикихъ теорій, ни въ осуществленіи своихъ фантазій. Далѣе, къ его поэтическимъ ошибкамъ и слабостямъ принадлежало и то, что часто онъ дѣйствовалъ поспѣшно и подъ вліяніемъ минуты; но также однимъ изъ самыхъ привлекательныхъ его качествъ было то, что всякое слово шло у него отъ сердца.
Насколько я могъ судить,-- все его духовное существо было слишкомъ нѣжно и слишкомъ высоко настроено для ежедневнаго обихода. Каждый звукъ радости, горя, даже сочувствія вредно волновалъ его. До сихъ поръ онъ не испыталъ еще любви и не былъ религіознымъ человѣкомъ въ обыкновенномъ смыслѣ слова. Будь онъ религіозенъ, я бы думалъ, что онъ сдѣлается жертвою извѣстнаго въ медицинской практикѣ крайняго религіознаго мистицизма и станетъ нервно больнымъ. Очень возможно, что онъ вообразилъ бы себя посланникомъ неба для возрожденія человѣчества на землѣ, или тому подобное.
Въ общемъ, я долженъ признаться, что, изучая натуру моего друга, я сталъ опасаться за его будущность. Но къ опасеніямъ этимъ примѣшивалось и любопытство доктора. Несмотря на то, что онъ смѣялся часто и охотно, въ немъ замѣчалась сильная склонность къ меланхоліи. Онъ часто бывалъ грустенъ, хотя жизнь улыбалась ему, какъ немногимъ.
Шутя, я упомянулъ однажды о его будущемъ титулѣ и связанной съ нимъ отвѣтственности.
-- Вы будете такъ богаты, что станете тяготиться этимъ, сказалъ я.
Карристонъ вздохнулъ.
-- Да, если я проживу долго; но я этого не думаю, отвѣтилъ онъ мрачно.
-- Почему вы такъ думаете? спросилъ я.-- Вы блѣдны, правда, но вы вполнѣ здоровы. Мы ходили сегодня шесть часовъ, и въ васъ не замѣтно утомленія.
Карристонъ ничего не отвѣтилъ. Онъ, казалось, глубоко задумался.
-- Ваши друзья и родственники должны побольше думать объ васъ и позаботиться, чтобы вы женились, продолжалъ я.
-- У меня нѣтъ друзей, сказалъ онъ печально,-- нѣтъ также и родственниковъ, кромѣ двоюроднаго брата, немного старше меня, который считаетъ меня человѣкомъ, явившимся на свѣтъ, чтобы ограбить его.
-- Но онъ долженъ знать, что по закону, строго соблюдаемому аристократіей, вы настоящій наслѣдникъ.
-- Да, конечно; но я столько лѣтъ былъ слабымъ ребенкомъ, смерти котораго ждали со дня на день. Вдругъ я выздоровѣлъ. Съ этого времени на меня стали смотрѣть, какъ на самозванца, да я и самъ кажусь себѣ иногда самозванцемъ.
-- Очень должно быть непріятно, если кто-либо ждетъ нашей смерти. Но въ такомъ случаѣ еще болѣе основанія жениться и имѣть дѣтей, которыя стали бы между двоюроднымъ братомъ и наслѣдствомъ.
-- Я, кажется, никогда не женюсь, возразилъ Карристонъ, задумчиво смотря на меня своими кроткими глазами.-- Человѣкъ, стоявшій годы на краю могилы, смерти котораго ждали каждый часъ, не похожъ на другихъ. Не думаю, чтобы я встрѣтилъ женщину, на которой могъ бы жениться, и убѣжденъ, что Ральфъ все же будетъ баронетомъ.
Я пытался обратить все это въ шутку,
-- Посмотримъ! сказалъ я.-- Обѣщайте только пригласить меня на свадьбу, а поселившись въ Лондонѣ, возьмите меня домашнимъ врачемъ. Быть можетъ, это положитъ начало моей практики въ Есть-Эндѣ -- этой мечтѣ каждаго доктора.
Я уже говорилъ, что темные глаза Карристона были необыкновенно красивы. Находясь съ нимъ неразлучно, глаза эти, вслѣдствіе особаго, появлявшагося въ нихъ иногда выраженія, привлекали еще мое вниманіе съ научной цѣлью. По временамъ они смотрѣли такъ, какъ смотрятъ только глаза ясновидящихъ. Они пристально устремлялись на предметъ, невидимый глазамъ другихъ смертныхъ, и въ теченіе первыхъ двухъ или трехъ дней нашей дружбы свойство это просто поразило меня. Поворачиваясь внезапно къ нему и видя, что онъ съ напряженнымъ вниманіемъ смотритъ въ одну точку, я невольно устремлялъ взглядъ по направленію его глазъ, отыскивая предметъ его вниманія, такъ какъ въ началѣ не могъ допустить, чтобы такъ пристально можно было смотрѣть въ пространство. Наконецъ, при ближайшемъ съ нимъ знакомствѣ, я объяснилъ эту загадку тѣмъ, что мой молодой другъ занимается стихотворствомъ. Быть можетъ, онъ былъ больше поэтомъ, чѣмъ художникомъ, и когда я видѣлъ устремленными въ даль его глаза, я приписывалъ это его поэтическому настроенію.
Въ одно утро мы сидѣли въ такъ называемомъ "Ущельи фей" и старались срисовать пѣнящуюся воду, сѣрыя скалы и нависшія надъ ними деревья, пестро окрашенныя солнцемъ и осенью. Я долго сидѣлъ молча, то прилежно работая, то мечтая, и наконецъ повернулся къ Карристону, сидѣвшему въ нѣкоторомъ отъ меня отдаленіи, чтобы посмотрѣть, насколько подвинулась его работа. Очевидно, онъ снова погрузился въ свои мечты, но на этотъ разъ состояніе его было серьезнѣе обыкновеннаго. Кисть выпала у него изъ рукъ, лицо застыло и стало неподвижнымъ, а темные глаза съ ихъ своеобразнымъ выраженіемъ устремились такъ пристально на отдаленныя скалы, точно онъ старался пронзить ихъ взглядомъ и отъ этого зависѣло его спасеніе.
Онъ, казалось, не слышалъ и не видѣлъ ничего, что происходило вокругъ него. Цѣлая группа веселыхъ, смѣющихся молодыхъ дѣвушекъ появилась на уступѣ скалы, спускаясь въ "Ущелье феи". Одна за другою онѣ прошли мимо Карристона, вопросительно посматривая на его окаменѣлое лицо, но не вывели его изъ оцѣпенѣнія. Былъ моментъ, когда я подумалъ, не куритъ ли мой другъ втайнѣ опіумъ или другое какое-нибудь притупляющее чувства снадобье, и подъ вліяніемъ этой мысли всталъ, подошелъ къ нему и положилъ ему на плечо руку. При моемъ прикосновеніи онъ вышелъ изъ своей задумчивости и посмотрѣлъ на меня полуудивленно и полувопросительно.
-- Вамъ слѣдовало бы грезить на яву въ другое время, когда мы обезпечены отъ нашествія туристовъ, сказалъ я смѣясь,-- А то можетъ случиться, что васъ примутъ за помѣшаннаго или по меньшей мѣрѣ -- за поэта.
Онъ ничего не отвѣтилъ, но отвернулся съ нетерпѣніемъ, почти съ неудовольствіемъ, поднялъ кисть и началъ работать. Спустя нѣкоторое время онъ повидимому поборолъ себя, и остальное время дня мы провели пріятно по обыкновенію.
Возвращаясь въ сумерки домой, онъ сказалъ извиняясь почти умоляющимъ голосомъ:-- "Надѣюсь, я не былъ съ вами невѣжливъ?"
-- Какъ, когда? спросилъ я, забывъ уже этотъ маленькій эпизодъ.
-- Когда вы прервали мои грезы, какъ вы ихъ называете.
-- Конечно, нѣтъ. Если же вы выказали нетерпѣніе, то это я считаю заслуженнымъ мною наказаніемъ. Къ полету генія слѣдуетъ относиться съ почтеніемъ и не останавливать его.
-- Пустяки! Я вовсе не геній, и вы должны простить мнѣ мое невѣжество, сказалъ онъ просто.
И, пройдя нѣкоторое время въ молчаніи, онъ началъ снова: -- Какъ бы я желалъ, чтобы вы не давали мнѣ впадать въ такое состояніе, когда я съ вами. Это мнѣ вредно.
Видя, что онъ говоритъ серьезно, я далъ ему слово исполнить его желаніе, но не могъ не полюбопытствовать, гдѣ блуждаютъ его мысли въ такія минуты.
-- Не съумѣю сказать, отвѣтилъ онъ. Затѣмъ съ видимымъ, колебаніемъ продолжалъ.-- Знаете ли вы, что при нѣкоторыхъ обстоятельствахъ,-- обстоятельствахъ, не поддающихся объясненію -- можно видѣть вещи, невидимыя для другихъ?
-- Видѣть вещи? Какія вещи?
-- Вещи, которыхъ не видитъ никто. Вы, конечно, знаете, что нѣкоторые люди обладаютъ этою способностью.
-- Конечно, знаю, что есть люди, утверждающіе, что они обладаютъ такъ называемымъ ими вторымъ зрѣніемъ; но утвержденіе это слишкомъ странно и не стоитъ даже труда оспаривать его.
-- Между тѣмъ я знаю, что если бы я не противился, я бы обладалъ именно этою способностью, проговорилъ Карристонъ задумчиво.
-- Не говорите смѣшныхъ вещей, сказалъ я.-- Есть люди, видящіе больше другихъ, потому что они дальнозорки. Помощью воображенія можно также живо представить себѣ отдаленные предметы, но что касается вашихъ осязаемыхъ глазъ, говоря мимоходомъ, глазъ очень красивыхъ, то они состоятъ изъ нѣсколькихъ частей, называемыхъ зрачкомъ, сѣтчатой оболочкой и т. п., и помощью ихъ вы видите...
-- Знаю, знаю, что вы скажете, прервалъ Карристонъ.-- Я, знаете, не люблю этихъ научныхъ терминовъ. Что можно знать? Вы -- человѣкъ положительныхъ наукъ, и находите смѣшнымъ все, что идетъ въ разрѣзъ съ законами природы. Однако, прослѣдите всѣ странныя и необъяснимыя исторіи, которыя разсказываютъ. Изъ тысячи -- девятьсотъ девяносто девять могутъ быть и сомнительны. Но тысячная исторія основывается на фактахъ, которыхъ нельзя ни отрицать, ни оспаривать, и эта одна тысячная доказываетъ возможность и остальныхъ.
-- Вы, доктора, слишкомъ многое уже объясняете болѣзненной фантазіей, продолжалъ онъ тѣмъ тономъ какъ бы превосходства, съ какимъ зачастую обращаются къ докторамъ.люди до тѣхъ, однако, поръ, пока не заболѣютъ сами.
-- Конечно, сказалъ я,-- это прекрасный щитъ, за которымъ можно укрыться, при рѣшеніи трудныхъ вопросовъ. Но, продолжайте.
-- Тѣло -- это ваша область, между тѣмъ можете ли вы объяснить, напримѣръ, какъ это происходитъ, что человѣкъ, лежащій въ столбнякѣ, слышитъ ходъ часовъ, если приложить ему часы къ ногѣ.
-- Объяснить это не можете и вы, да и никто не можетъ, отвѣтилъ я.-- Но, чтобы выбраться изъ теоретическихъ нагроможденій, я могъ бы вамъ возразить, что состояніе столбняка, о которомъ вы говорите, не есть какая-нибудь болѣзнь, намъ неизвѣстная -- она не существуетъ вовсе.
При этихъ моихъ словахъ Карристонъ, казалось, свалился съ неба.
-- Но что собственно хотите вы доказать? спросилъ я.-- Что видѣли вы сами?
-- Ничего. И я молю Бога никогда ничего и не видѣть.
Онъ видимо хотѣлъ прекратить разговоръ: но я не уступалъ ему. Мнѣ хотѣлось узнать его воззрѣнія. Ловко поставленными вопросами, относящимися къ предмету нашего разговора, я заставилъ его разговориться. Карристонъ выказалъ столько страннаго суевѣрія, не подходящаго къ его образованію и развитію, что въ концѣ мнѣ не хотѣлось больше его убѣждать.
Между тѣмъ разговоръ этотъ -- далеко не былъ веселый разговоръ. Странные доводы и еще болѣе странныя воззрѣнія молодаго человѣка заставляли меня опасаться, что голова его не въ порядкѣ. Я съ ужасомъ думалъ, что онъ сойдетъ когда-нибудь съ ума. Мысль эта опечалила меня, потому что, внѣ упомянутыхъ странностей, Карристонъ былъ самымъ милымъ человѣкомъ. Пріятное его обращеніе, красивая внѣшность и хорошее воспитаніе, -- все это влекло меня къ нему, влекло такъ сильно, что я твердо рѣшился повліять на него и разубѣдить его въ тѣхъ несообразностяхъ, которымъ онъ такъ слѣпо вѣрилъ.
Старанія мои были напрасны. Я зорко слѣдилъ за Карристономъ, чтобы не допускать его впадать въ его таинственныя грезы, но странная мысль о томъ, что онъ обладаетъ сверхъестественною способностью видѣть, или по крайней мѣрѣ, можетъ обладать ею, до того вкоренилась въ немъ, что ее нельзя было уничтожить. Обо всемъ остальномъ онъ судилъ очень здраво и сдавался на разумные доводы. Въ одномъ этомъ пунктѣ онъ былъ непоколебимъ, и на всѣ мои убѣжденія отвѣчалъ: "Вы, доктора, заняты только тѣломъ. Въ физіологіи же вы отстали, по крайней мѣрѣ, на триста лѣтъ".
Когда наконецъ мнѣ пришлось уложить свои кисти и палитру и снова надѣть на себя ярмо обыденной жизни, я съ нескрываемымъ сожалѣніемъ разстался съ Карристономъ. Мы обмѣнялись искреннимъ, и такъ часто нарушаемымъ, обѣщаніемъ предпринять на будущій годъ поѣздку сообща, затѣмъ я вернулся въ Лондонъ, и хотя въ теченіе послѣдующихъ мѣсяцевъ не имѣлъ извѣстій о своемъ молодомъ другѣ, все же часто вспоминалъ о немъ и о времени, съ нимъ проведенномъ.
III.
Весною 1865 г. я ѣхалъ въ Бурнемоутъ навѣстить въ послѣдній разъ одного своего стараго друга, умиравшаго отъ чахотки. Большую часть дороги спутникомъ моимъ былъ очень хорошо одѣтый, приличнаго вида, сорокалѣтній господинъ. Мы были одни въ купэ и, обмѣнявшись нѣсколькими вѣжливостями, въ родѣ предложенія газеты, начали разговоръ. Спутникъ мой былъ человѣкъ образованный и хорошо знакомый съ текущими событіями. Онъ легко и свободно говорилъ о различныхъ предметахъ и, судя по способу его выраженій, принадлежалъ къ хорошему обществу, хотя лицо его и носило слѣды сильныхъ страстей и безпорядочной жизни. Тонкія губы и слишкомъ близко поставленные глаза придавали непріятное выраженіе его лицу. При мимолетномъ знакомствѣ особенности эти не имѣютъ значенія, но я никогда не рѣшился бы близко сойтись съ такимъ человѣкомъ, прежде чѣмъ не узналъ бы его основательно.
Въ обществѣ живо интересовались въ то время назначеннымъ къ разбирательству судебнымъ дѣломъ, касавшимся завѣщанія. Поднятъ былъ именно вопросъ, находился ли завѣщатель въ полномъ умѣ, распредѣляя громадное свое состояніе.. Я и мой спутникъ также заговорили объ этомъ дѣлѣ, и вѣроятно, по нѣкоторымъ моимъ замѣчаніямъ, онъ заключилъ, что я докторъ. Тогда онъ задалъ мнѣ много вопросовъ, желая знать мое мнѣніе, какъ врача, и я привелъ ему нѣсколько случаевъ болѣзненной маніи, какіе мнѣ приходилось наблюдать. Повидимому, вопросъ этотъ сильно занималъ его.
-- Зачастую очень трудно опредѣлить, когда именно умъ перестаетъ здраво работать и когда начинается болѣзнь, замѣтилъ онъ въ раздумьи.
-- Да, очень трудно бываетъ найти эту границу, отвѣтилъ я. И чтобы судить правильно въ такихъ сомнительныхъ случаяхъ, необходимо знать больнаго въ то время, когда онъ считался совершенно здоровымъ.
-- Чтобы опредѣлить разницу?
-- Да, и чтобы правильно судить объ его характерѣ и наклонностяхъ. Такъ напр. у меня есть другъ, котораго я оставилъ вполнѣ здоровымъ умственно, но который теперь, очень возможно, уже далеко двинулся по ту сторону уклона.
И не называя имени, мѣста и времени, я описалъ состояніе Карристона. Спутникъ мой съ напряженнымъ вниманіемъ прислушивался къ разсказу.
-- Вы думаете, что онъ сойдетъ съ ума въ одинъ прекрасный день? спросилъ онъ.
-- Не скажу этого. Напротивъ, если не случится ничего непредвидѣннаго, онъ по всей вѣроятности проживетъ въ здравомъ умѣ и умретъ, какъ вы и я.
-- Почему же вы безпокоитесь объ немъ? спросилъ меня спутникъ.
-- Боюсь, что какое-нибудь внезапное потрясеніе, сильное горе, напримѣръ, или неожиданное несчастье можетъ вредно повліять на него. При спокойной жизни бояться за него нечего.
Спутникъ мой помолчалъ.
-- Вы не назвали мнѣ вашего друга, сказалъ онъ.
-- Доктора никогда не называютъ именъ, приводя единичные случаи, отвѣтилъ я смѣясь.
На слѣдующей станціи спутникъ мой вышелъ. Онъ вѣжливо простился и поблагодарилъ меня за удовольствіе, которое я доставилъ ему своимъ разговоромъ. Нѣкоторое время я думалъ объ немъ, угадывая его общественное положеніе; затѣмъ онъ вышелъ у меня изъ памяти, какъ и многіе люди, которыхъ встрѣчаешь на пути и которыхъ затѣмъ никогда не видишь больше.
Я не видѣлся также и съ Чарльзомъ Карристономъ, но въ теченіе года получилъ отъ него нѣсколько писемъ. Онъ не забылъ нашего уговора провести слѣдующія каникулы вмѣстѣ и въ началѣ осени, въ то именно время, когда я сталъ сильно стремиться на свѣжій воздухъ и къ голубому небу, я получилъ отъ него письмо. Онъ "нацарапалъ",-- такъ писалъ онъ,-- строки эти въ западной Шотландіи и напоминалъ мое обѣщаніе. Не могу ли я теперь освободиться отъ занятій и пріѣхать къ нему? спрашивалъ онъ. Или, если мнѣ не нравится Шотландія, не назначу ли я другое мѣсто, гдѣ мы можемъ пожить? Но мѣстность, въ которой онъ поселился,-- дивно хороша, а квартира, хотя не роскошна, но такъ удобна, что нельзя найти ничего лучшаго. Затѣмъ въ припискѣ, онъ просилъ адресовать ему письмо на имя Сесиля Карра, вмѣсто Чарльза Карристона. У него есть основаніе перемѣнить свою фамилію, основаніе, которое безъ сомнѣнія я сочту очень нелѣпымъ, но которое онъ сообщитъ мнѣ только при свиданіи.
Получивъ это письмо, я тотчасъ рѣшился ѣхать къ нему. Въ теченіе недѣли я устроилъ всѣ свои дѣла, запасся всѣмъ необходимымъ для моихъ любимыхъ занятій и уже катилъ на сѣверъ, съ удовольствіемъ думая о совмѣстной жизни съ Карристономъ. Онъ ждалъ меня въ Килиндерѣ, и такъ какъ дилижансъ не проѣзжалъ мимо того отдаленнаго мѣста, гдѣ мы намѣревались разбить свои палатки, то другъ мой добылъ какую-то легкую телѣжку, запряженную мохнатымъ пони, который и доставилъ насъ къ мѣсту назначенія.
Послѣ первыхъ задушевныхъ привѣтствій я съ удовольствіемъ замѣтилъ въ Карристонѣ перемѣну къ лучшему. Онъ казался здоровѣе, счастливѣе, веселѣе -- однимъ словомъ походилъ болѣе на остальныхъ обыкновенныхъ людей. Онъ не только весело поздоровался со мною, но во всю дорогу по живописной мѣстности былъ въ прекрасномъ расположеніи духа, шутилъ и разсказывалъ забавные анекдоты. Я искренно поздравилъ его съ видимымъ улучшеніемъ какъ нравственнымъ, такъ и тѣлеснымъ.
-- Да, я чувствую себя лучше, сказалъ онъ.-- Я слѣдовалъ вашимъ совѣтамъ; не предавался размышленіямъ, часто мѣнялъ мѣстопребываніе, всѣмъ интересовался,-- однимъ словомъ, сталъ совершенно другимъ человѣкомъ.
-- И у васъ нѣтъ больше сверхъестественныхъ видѣній? спросилъ я, желая узнать, излѣчился ли онъ и въ этомъ отношеніи.
Онъ сталъ серьезенъ и подумалъ немного, прежде чѣмъ отвѣтить.
-- Теперь нѣтъ, сказалъ онъ наконецъ. Я противился этому странному искушенію и поборолъ его.... такъ мнѣ кажется, прибавилъ онъ.
Мы болѣе не говорили объ этомъ. Карристонъ углубился въ очень оживленное, полумимическое описаніе шотландскихъ характеровъ и своеобразностей, которыя онъ успѣлъ подмѣтить, и разсказъ его до того былъ комиченъ, что я отъ души смѣялся.
-- А зачѣмъ вы перемѣнили фамилію? спросилъ я, когда онъ прекратилъ наконецъ свою веселую болтовню.
Онъ покраснѣлъ и смутился.
-- Мнѣ бы не хотѣлось говорить вамъ объ этомъ, началъ онъ.-- Мои доводы покажутся вамъ странными и смѣшными.
-- Кто знаетъ. Я не мѣряю васъ по обыкновенному масштабу.
-- Ну, такъ слушайте. Мой двоюродный братъ находится теперь также въ Шотландіи, и я боюсь, что, если я внесу мою настоящую фамилію въ списокъ пріѣзжихъ, онъ можетъ прочесть ее и отыщетъ меня здѣсь въ уединеніи.
-- Ну, такъ что же, если бы онъ дѣйствительно и навѣстилъ васъ?
-- Не могу вамъ хорошенько объяснить. Мнѣ самому досадно мое къ нему чувство, но я всегда, можетъ быть и безъ всякаго основанія, боялся его. Мѣсто тутъ такое уединенное...
Когда я сталъ понимать смыслъ его словъ, я подумалъ вначалѣ, что онъ шутитъ; но его серьезное лицо убѣдило меня въ противоположномъ.
-- Относительно вашего родственника вы, право, странный, Карристонъ, воскликнулъ я улыбаясь.-- Не думаете же вы, что онъ... можетъ посягнуть на вашу жизнь.
-- Я и самъ хорошо не знаю, что я думаю, и всего этого не слѣдовало бы вамъ и говорить; но всякій разъ, когда я съ нимъ встрѣчаюсь, я чувствую, что онъ ненавидитъ меня и желаетъ, чтобы меня не было на свѣтѣ.
-- Но между желаніемъ и дѣломъ -- цѣлая пропасть, замѣтилъ я.-- Я сотовъ утверждать, что все это одна ваша фантазія.
-- Можетъ быть. Но Сесиль Карръ также хорошо, какъ и Чарльзъ Карристонъ. Посмѣйтесь надъ моей фантазіей и не будемъ больше говорить объ этомъ.
Такъ какъ мнѣ было безразлично, какимъ бы именемъ онъ ни назывался, я прекратилъ разговоръ. Я зналъ уже, что у него много странностей и что его трудно уговорить.
Между тѣмъ мы достигли нашей временной квартиры. Это былъ низенькій, прочно выстроенный домикъ, принадлежавшій пожилой вдовѣ, которая, судя по разсказамъ сосѣдей, принимала къ себѣ не всякаго туриста. Помѣщеніе было вполнѣ достаточно для двухъ одинокихъ человѣкъ. Столъ былъ превосходный, и наша комнатка -- настоящій образецъ чистоты. Послѣ бѣглаго осмотра, я уже убѣдился, что въ теченіе нѣсколькихъ недѣль мнѣ будетъ здѣсь хорошо и удобно.
Не прошло еще и сутокъ, какъ я уже открылъ причину благопріятной перемѣны въ Чарльзѣ Карристонѣ. Я узналъ, почему походка его легче, глаза болѣе блестятъ, голосъ веселѣе, чѣмъ прежде, почему вообще характеръ его такъ явно измѣнился къ лучшему.
Молодой мой другъ влюбился,-- влюбился такъ, какъ только можетъ влюбиться такая страстная романическая натура, и только одинъ разъ въ жизни. Безъ разсужденій, беззавѣтно слѣдуя только своему влеченію, онъ сердцемъ и душою предался -- женщинѣ.
IV.
Большинству людей покажется невѣроятнымъ, чтобы судьба человѣка съ положеніемъ Карристона, его образованіемъ и воспитаніемъ, рѣшилась въ стѣнахъ шотландской фермы. Никому не пришло бы въ голову искать въ такой скромной обстановкѣ жены для человѣка, ему подобнаго. Между тѣмъ когда я увидѣлъ существо, завладѣвшее сердцемъ Карристона, я не удивлялся болѣе и не могъ порицать его.
Великое открытіе сдѣлано было мною утромъ на другой день послѣ прибытія. Жаждая насладиться утреннею свѣжестью, я всталъ спозаранку, чтобы прогуляться. Возвратившись, я остановился на минуту въ дверяхъ и увидѣлъ входящую молодую дѣвушку, красота которой меня просто поразила. Казалось, она жила въ этомъ домѣ, но не была той краснощекой грубой сельской красавицей, какія обыкновенно рождаются на почвѣ Шотландіи,-- это было изящное, прелестное существо, съ тонкими классическими чертами. Головка ея украшена была массивною свѣтлорусою косою, которая составляла рѣзкую противоположность съ темными глазами, бровями и рѣсницами, и эта противоположность придавала молодой дѣвушкѣ своеобразную, неотразимую прелесть. Овалъ лица былъ чудно правильный, а черты безукоризненны. Дѣвушка была блѣдна, но не болѣзненной блѣдностью; напротивъ, видъ у нея былъ здоровый. Говоря коротко, я не помнилъ, чтобы въ жизни когда-либо встрѣчалъ болѣе красивое созданіе, чѣмъ она.
Платье ея было очень просто, но никто, конечно, не принялъ бы ее за слугу, и какъ я ни люблю веселыхъ шотландскихъ дѣвушекъ, я ни мало не сомнѣвался, что такая эѳирная красота не могла родиться въ этихъ горахъ. Когда она проходила, я невольно снялъ шляпу. Дѣвушка наклонила свою золотоволосую головку спокойно, безъ замѣшательства. Я слѣдилъ за нею глазами, пока она не скрылась въ концѣ темнаго корридора, который велъ въ другую часть дома.
Во время мимолетной встрѣчи съ красивой незнакомкой, мнѣ бросилось въ глаза поразительное сходство ея съ Карристономъ. Обстоятельство это еще болѣе заинтересовало меня.
Нетерпѣливый и голодный, поджидалъ я своего друга и завтрака.
Наконецъ Карристонъ появился. Обыкновенно онъ вставалъ раньше меня, но въ это утро порядокъ былъ нарушенъ. Какъ только появился Карристонъ, я закричалъ ему:
-- Скажите мнѣ, кто та прелестная дѣвушка, которую я недавно встрѣтилъ? Ангелъ съ темными глазами и золотыми волосами. Она живетъ здѣсь въ домѣ?
Глаза его загорѣлись радостью и сказали мнѣ все. Несмотря на это, онъ пытался отвѣтить на мой вопросъ равнодушно, точно такія красивыя дѣвушки попадались здѣсь въ горахъ такъ часто, какъ грибы въ лѣсу.
-- Навѣрное вы говорите о миссъ Рованъ, племянницѣ нашей хозяйки, живущей тутъ у своей тетки.
-- Но она не шотландка! Съ такимъ лицомъ и такими глазами...
-- Она только на половину шотландка, отвѣтилъ онъ.-- Отецъ ея считалъ себя англичаниномъ, но былъ, кажется, французскаго происхожденія. Первоначальная фамилія его была Роганъ.
Судя по этимъ подробностямъ, Карристонъ, должно быть, собралъ точныя свѣдѣнія о семьѣ миссъ Рованъ.
-- Что дѣлаетъ она здѣсь? спросилъ я.
-- У нея нѣтъ другаго пристанища. Рованъ былъ художникъ. Онъ женился на сестрѣ нашей хозяйки и увезъ ее изъ родныхъ мѣстъ. Спустя нѣсколько лѣтъ, жена его умерла, оставивъ ему единственную дочь. Въ прошломъ году умеръ и отецъ, не оставивъ никакого состоянія, и съ тѣхъ поръ дѣвушка живетъ у тетки, единственной своей родственницы.
-- Вы такъ знаете все, что касается миссъ Рованъ, не можете ли представить меня ей?
-- Съ большимъ удовольствіемъ, съ позволенія миссъ Рованъ, отвѣтилъ Карристонъ. Мнѣ очень понравился его почтительный тонъ по отношенію къ ней.
Затѣмъ, по праву друга, я взялъ папку, полагая, что она наполнена эскизами окрестностей, и хотѣлъ посмотрѣть ея содержаніе. Къ моему удивленію, Карристонъ вскочилъ и выхватилъ у меня папку, изъ рукъ.-- Тутъ слишкомъ неудачныя вещи! сказалъ онъ.
Я пытался завладѣть папкой. При этомъ развязались ленточки папки, и въ мигъ полъ покрылся рисунками, на которыхъ, вмѣсто ожидаемыхъ скалъ, озеръ и водопадовъ, я увидѣлъ только эскизы прекрасной, молодой дѣвушки, которую встрѣтилъ нѣсколько минутъ тому назадъ. Голова была срисована со всѣхъ сторонъ и во всѣхъ положеніяхъ, и каждый этюдъ выполненъ превосходно.
Я бросился на стулъ и сталъ громко смѣяться, между тѣмъ какъ другъ мой покраснѣлъ и сталъ быстро подбирать листки, складывая ихъ въ папку. Онъ только-что привелъ все въ порядокъ, какъ вошла чистокровная шотландка и принесла обильный и жданный мною завтракъ.
Въ теченіе цѣлаго дня Карристонъ не разставался со мною, но день этотъ, по весьма уважительнымъ причинамъ, былъ единственнымъ, въ теченіе котораго я исключительно и нераздѣльно пользовался его обществомъ.
Понятно, что я шутилъ надъ его приключеніемъ съ папкой. Онъ выслушивалъ спокойно, слегка пытался защищаться, но до наступленія вечера въ пылкихъ выраженіяхъ разсказалъ мнѣ, что онъ полюбилъ Маделену Рованъ съ перваго взгляда, что, несмотря на недавнее знакомство, онъ признался уже ей въ любви и увѣренъ въ ея взаимности. Онъ сказалъ мнѣ, какъ она мила и привѣтлива, что онъ ее боготворитъ, что чувствуетъ себя счастливымъ и что когда я буду уѣзжать, поѣдетъ со мною въ Лондонъ сдѣлать необходимыя приготовленія, а затѣмъ вернется и обвѣнчается съ ней.
Я выслушалъ его и поздравилъ. Хотя и старше его, я не имѣлъ права вмѣшиваться и давать совѣты за или противъ женитьбы. Карристонъ могъ поступать по своему усмотрѣнію, и если бы дѣйствовалъ поспѣшно, то самъ и несъ послѣдствія этого шага. И, наконецъ, какъ могъ я удерживать его, я -- который, спустя дня два, самъ завидовалъ его счастью.
Я часто бывалъ съ Маделеной Рованъ. Какую странную противоположность составляло ея имя, и ея фигура со всѣмъ, что насъ окружало! Вначалѣ она была немного застѣнчива и сдержанна, но вскорѣ стала смотрѣть на меня, какъ на друга, высказывалась откровенно, и я нашелъ, что ея внутреннія достоинства не уступаютъ ея красотѣ. Дѣвушка до того очаровала меня, что я вскорѣ пришелъ къ убѣжденію, что Карристонъ поступилъ правильно и можетъ быть вполнѣ счастливъ, если женится на Маделенѣ, не обращая вниманія на ея скромное общественное и матеріальное положеніе. Ставъ его женой, она своей красотой и обаятельностью скоро завоюетъ себѣ мѣста въ обществѣ, а судя по значительному, нравственному и физическому улучшенію Карристона, я не сомнѣвался ни минуты, что бракъ этотъ продолжитъ его жизнь и сдѣлаетъ его спокойнѣе и счастливѣе.
Одно меня смущало,-- это необыкновенное сходство Чарльза Карристона и Маделены Рованъ. Они походили другъ на друга, какъ только можетъ походить мужчина на женщину, и чѣмъ болѣе я видѣлъ ихъ вмѣстѣ, тѣмъ ярче выступало это сходство. Посторонній человѣкъ принялъ бы ихъ за близнецовъ. У нихъ были одинаковыя, точно выточенныя по одному образцу, черты, одинаковые темные, кроткіе, задумчивые глаза, даже голова была у нихъ одинаковой формы, и не нужно было быть ни френологомъ, ни физіономистомъ, чтобы, при сравненіи ихъ, увидѣть сразу, что прекрасныя качества одного присущи были и другому, точно такъ же, какъ недостатки и слабости одной натуры соотвѣтствовали другой. Еслибы мнѣ предоставили избрать жену для моего друга, я бы постарался выбрать такую, характеръ которой рѣзко бы отличался отъ него: существо веселое, подвижное, полное энергіи, со здравымъ умомъ, дѣвушку, которая расшевелила бы его, а не эту кроткую мечтательницу, величайшимъ счастіемъ которой было по цѣлымъ часамъ сидѣть молча съ своимъ возлюбленнымъ. Тѣмъ не менѣе это была прекрасная парочка, и я никогда не встрѣчалъ болѣе согласныхъ людей.
Вскорѣ я убѣдился и во внутреннемъ ихъ сходствѣ. Втроемъ, Карристонъ, Маделена и я, однажды мы сидѣли вечеромъ передъ домомъ и смотрѣли на туманъ, разстилавшійся подъ нашими ногами въ долинѣ. Не знаю, какимъ образомъ разговоръ коснулся предмета, о которомъ я избѣгалъ говорить съ Карристономъ. Вѣроятно рѣчь перешла на глупые предразсудки, распространенные въ уединенныхъ, глухихъ долинахъ горъ, и со словъ Маделены я заключилъ, что она -- вѣроятно вслѣдствіе присутствія шотландской крови въ ея жилахъ -- также вѣритъ въ видѣнія и сверхъестественныя вещи, какъ и Карристонъ. Какъ только явилась возможность, я прекратилъ этотъ разговоръ. На слѣдующій день, улучивъ минуту поговорить наединѣ съ дѣвушкой, я высказалъ ей, что въ разговорахъ съ ея будущимъ мужемъ слѣдовало бы избѣгать подобныхъ предметовъ. Съ задумчивыми глазами, готовыми также смотрѣть въ неопредѣленную даль и созерцать тамъ видѣнія, какъ Карристонъ, она обѣщала слѣдовать моему совѣту.
Тутъ я спросилъ ее, говорилъ ли ей Карристонъ, что онъ можетъ видѣть вещи невидимыя для другихъ.
-- Да, онъ говорилъ это.
-- И вы этому вѣрите?
-- Конечно, разъ онъ это говоритъ!
На это я не нашелся отвѣтить.
-- Вотъ будетъ прелестная парочка, подумалъ я, когда Маделена отошла отъ меня поздороваться со своимъ милымъ, подходившимъ къ намъ.-- Въ каждомъ темномъ углу они будутъ видѣть духовъ и за каждымъ кустомъ домоваго.
Молодые людине сомнѣвались въ своемъ будущемъ счастьи.
Все слагалось удачно. Карристонъ объяснился съ теткой Маделены и получилъ согласіе на бракъ. Однако я былъ недоволенъ, что онъ не отказывается отъ своей странной фантазіи и не объявляетъ ей своей настоящей фамиліи. Онъ полагалъ, что это напугаетъ тетку, если она узнаетъ, что онъ вошелъ къ нимъ не подъ своимъ именемъ; Маделенѣ же не хотѣлъ открывать причины, не желая обезпокоить ее. Кромѣ того, у него составился романическій планъ жениться на ней, не говоря ей, въ какія блестящія условія онъ ее ставитъ. Онъ хотѣлъ сдѣлать ей сюрпризъ и былъ очень доволенъ своей выдумкой.
Наступилъ послѣдній день моихъ каникулъ. Я простился съ озерами и горами, и въ сопровожденіи Карристона пустился въ обратный путь. Я не присутствовалъ при прощаніи влюбленныхъ. Это было слишкомъ интимно и свято, и свидѣтели были излишни. Но и въ послѣднюю минуту они не могли разстаться. Пожимая руки, они повторяли безъ конца:-- "шесть недѣль, цѣлыхъ шесть недѣль!" Наконецъ Маделена выпустила его руку, и Карристонъ усѣлся въ экипажѣ, который и отвезъ насъ на станцію.
Изъ Эдинбурга мы сѣли въ ночной поѣздъ и большую часть пути оставались одни. Карристонъ, какъ и всякій бы влюбленный сдѣлалъ на его мѣстѣ, говорилъ только о своемъ счастьи и о будущихъ предположеніяхъ. Однообразіе предмета нѣсколько утомило меня; я началъ дремать и наконецъ уснулъ. Рѣзкій свистокъ, извѣщавшій, что мы приближаемся къ туннелю, разбудилъ меня. Мой спутникъ сидѣлъ противъ меня, и вниманіе мое было привлечено тѣмъ страннымъ, устремленнымъ вдаль его взглядомъ, который я замѣтилъ у него въ прошломъ году. Та же неподвижность глазъ, такъ же не видѣлъ онъ предметовъ, дѣйствительно его окружавшихъ. Вспомнивъ его настоятельную просьбу, я довольно рѣзко встряхнулъ его, желая привести въ сознаніе.
Онъ посмотрѣлъ на меня, точно во снѣ, и приговорилъ:-- Теперь я нашелъ, чего недоставало къ той способности, тому дару, о которомъ я говорилъ вамъ. Теперь я могу ее видѣть, если захочу.
-- Конечно, можете. Вы можете видѣть свою милую духовными очами. Этою способностью обладаетъ всякій влюбленный.
-- Если я захочу, я могу видѣть ее тѣлесно, могу знать, что она дѣлаетъ въ настоящую минуту, сказалъ онъ съ убѣжденіемъ.
-- О, пожалуйста, не пытайтесь дѣлать это хоть просто изъ чувства приличія. Подумайте, теперь три часа утра, и она вѣроятно спитъ.
Я говорилъ шутливымъ тономъ, полагая, что такимъ образомъ лучше удастся отвлечь его отъ его маніи. Но онъ не замѣчалъ этого.
-- Нѣтъ, я не стану пытаться, отвѣтилъ онъ спокойно.-- Но я знаю теперь, чего мнѣ недоставало. Любви -- любви такой, какъ моя и ея, любви, которая связываетъ насъ. Такая любовь сообщаетъ глазу и другимъ органамъ чувствъ силу перелетать пространство и проникать чрезъ всѣ препятствія.
-- Послушайте, Карристонъ, сказалъ я серьезно.-- Вы говорите право, какъ человѣкъ, у котораго не все въ порядкѣ. Не хочу пугать васъ, но, какъ докторъ и какъ другъ вашъ, считаю долгомъ предупредить васъ, что если вы не поборете вашихъ фантазіи, онѣ пріобрѣтутъ надъ вами власть и примутъ новыя угрожающія формы. Послѣдствія будутъ дурныя. Остатокъ вашихъ дней вы проведете подъ строгимъ надзоромъ. Спросите каждаго доктора, и онъ вамъ скажетъ то же.
-- Да, доктора очень умные люди, но они не знаютъ всего, возразилъ мои странный другъ.
Тутъ онъ закрылъ глаза и, казалось, уснулъ.
Въ Лондонѣ мы разстались, обмѣнявшись искренними пожеланіями, причемъ я счелъ необходимымъ еще разъ предостеречь его. Онъ уѣхалъ къ своему дядѣ, баронету, хотѣлъ повидаться со своимъ повѣреннымъ, устроить дѣла, а главное выбрать и отдѣлать помѣщеніе для своей жены. Во всякомъ случаѣ ему необходимо пробыть нѣкоторое время въ Лондонѣ, и если будетъ возможность, онъ обѣщалъ посѣтить меня. Но что бы ни случилось, онъ обѣщалъ писать и увѣдомить о днѣ свадьбы. Если мнѣ удастся быть на свадьбѣ -- тѣмъ лучше. Если же нѣтъ, то, проѣзжая чрезъ Лондонъ, онъ навѣститъ меня уже съ женою.
Онъ разстался со мною въ самомъ радужномъ настроеніи, а я вернулся къ своимъ паціентамъ. Меня ожидала усиленная работа, надо было вновь завоевать утраченную въ мое отсутствіе область и исправить нѣкоторыя погрѣшности моего замѣстителя.
Спустя недѣль шесть, уже глубокой ночью, я сидѣлъ у себя, погрузившись въ чтеніе очень для меня занимательнаго медицинскаго сочиненія, какъ вдругъ небритый, растрепанный человѣкъ, отстранивъ моего перепуганнаго слугу, ворвался ко мнѣ въ комнату. Онъ упалъ на стулъ, и я съ ужасомъ узналъ въ немъ моего друга Чарльза Карристона.
V.
-- Конецъ наступилъ прежде, чѣмъ я ожидалъ! подумалъ я, давъ знакъ испуганному слугѣ выйти, закрывъ дверь и очутившись лицомъ къ лицу съ человѣкомъ, котораго считалъ помѣшаннымъ. Онъ вскочилъ, молча пожалъ мнѣ руку, затѣмъ кинулся снова на стулъ и закрылъ руками лицо. Все тѣло его конвульсивно вздрагивало. Глубоко потрясенный, я отнялъ его руки отъ лица.
-- Взгляните на меня, Карристонъ, сказалъ я настойчиво.-- Взгляните на меня и разскажите, что случилось.
Онъ поднялъ глаза и посмотрѣлъ на меня. На губахъ его блуждала странная улыбка. Со свойственною ему сообразительностью онъ угадалъ мои опасенія и прямо и спокойно устремилъ на меня глаза.
-- Нѣтъ, сказалъ онъ,-- это не то, чего вы боитесь. Но убѣдитесь въ этомъ. Спрашивайте меня, испытайте, и вы увидите, что я не сумасшедшій, что умственно я такъ же здоровъ, какъ и вы.
Онъ говорилъ такъ разумно, глаза его такъ твердо выдерживали мой взглядъ, что я тотчасъ увидѣлъ свою ошибку. Повидимому, онъ былъ сильно возбужденъ, но нельзя было усумниться въ томъ, что онъ такъ же здоровъ умственно, какъ и я.
-- Слава Богу, вы можете такъ смотрѣть на меня и такъ говорить со мною! воскликнулъ я съ чувствомъ облегченія.
-- И такъ, вы убѣдились? спросилъ онъ,
-- Скажите, что случилось?
Когда онъ разсѣялъ мои опасенія, его возбужденіе и разстройство снова усилились. Въ волненіи онъ схватилъ меня за руку. -- Маделена! зашепталъ онъ,-- Маделена, мое счастье.,.ушла!
-- Ушла? повторилъ я.-- Куда?
-- Какой-то негодяй похитилъ ее, увезъ... быть можетъ, навсегда!
-- Но, Карристонъ, это невозможно, чтобы въ такое короткое время другой завладѣлъ ея сердцемъ! Но если это такъ, то конечно...
-- Какъ! воскликнулъ онъ, прерывая меня.-- Вы, который знали ее, можете напасть на такую безумную мысль, что Маделена Рованъ покинула меня добровольно! Нѣтъ -- ее похитили, заманили, увели насильно и не пускаютъ! Но я найду ее, или убью негодяя, кто сдѣлалъ это!
Тутъ онъ вскочилъ и заходилъ по комнатѣ. Лицо его исказилось злобой и отчаяніемъ, руки сжались въ кулаки.
-- Дорогой другъ, вы говорите загадками! сказалъ я.-- Садитесь и разскажите спокойно, что произошло. Но прежде всего я позову кого-нибудь. Вы совершенно обезсилены; вамъ необходимо поѣсть и выпить.
-- Нѣтъ, мнѣ ничего не нужно, возразилъ онъ.-- Я только усталъ, я ѣздилъ въ Шотландію такъ быстро, какъ только это возможно. Я только-что вернулся въ Лондонъ, повидался лишь съ однимъ человѣкомъ и поспѣшилъ къ вамъ, моему другу, чтобы просить вашей помощи -- и быть можетъ защиты. Я уже ѣлъ и пилъ; я знаю, что мнѣ нужно быть здоровымъ и не терять силъ.
Но я все-таки настоялъ, чтобы принесли бутылку вина. Онъ выпилъ стаканъ, затѣмъ принудилъ себя быть спокойнѣе и разсказалъ мнѣ слѣдующее:
Послѣ того какъ мы разстались, возвратясь изъ Шотландіи, Карристонъ уѣхалъ въ родовое помѣстье въ Оксфордшайрѣ, чтобы сообщить своему дядѣ о предстоящей свадьбѣ. Старый баронетъ, перешедшій почти въ дѣтство, мало заинтересовался рѣшеніемъ своего племянника. И хотя громадное состояніе старика было уже окончательно распредѣлено, такъ что его согласіе или несогласіе не могло повліять на рѣшеніе племянника, тѣмъ не менѣе, старикъ былъ главою семьи, и Карристонъ считалъ своей обязанностью извѣстить его о предстоящей перемѣнѣ въ жизни. Вообще, молодой человѣкъ не дѣлалъ изъ этого тайны, и вскорѣ каждый членъ семьи зналъ, что наслѣдникъ титула и помѣстій намѣренъ жениться на никому неизвѣстной, бѣдной дѣвушкѣ. Не имѣя понятія о красотѣ и рѣдкой привлекательности Маделены Рованъ, родственники жениха воздержались отъ поздравленій, а Ральфъ Карристонъ, двоюродной братъ, къ которому Чарльзъ питалъ такое странное недовѣріе, написалъ рѣзкое письмо, полное насмѣшекъ и глумленій. Письмо это и отвѣтъ на него Чарльза Карристона еще болѣе обострили отношенія двоюродныхъ братьевъ. Кромѣ того, другъ мой узналъ, что въ сосѣдствѣ, гдѣ жила Маделена, собирали справки о происхожденіи молодой дѣвушки. Твердо убѣжденный, что это дѣлалось по порученію Ральфа, Карристонъ написалъ ему, благодаря за участіе, которое тотъ принималъ въ его будущемъ счастьи, и просилъ его за дальнѣйшими свѣдѣніями обращаться прямо къ нему. Естественно, что это вызвало окончательный разрывъ.
Впрочемъ, Чарльзъ Карристонъ мало заботился о томъ, нравится ли его родственникамъ его выборъ. Онъ страстно любилъ невѣсту и тотчасъ началъ приготовленія къ свадьбѣ. Хотя Маделена вовсе не знала о томъ выдающемся положеніи, какое занималъ ея женихъ, и хотя она не приносила ему ни пенни, онъ желалъ предоставить ей всѣ матеріальныя преимущества, какія бы предоставилъ самой знатной молодой дѣвушкѣ на ея мѣстѣ. Для того, чтобы перевести на ея имя часть имѣнія, нужны были законныя формальности, требовавшія времени. Послѣ окончанія этихъ дѣлъ онъ намѣревался немедленно ѣхать въ Шотландію, откуда предполагалъ возвратиться уже съ женою. Онъ пріискивалъ и подходящую квартиру.
При своихъ артистическихъ наклонностяхъ, Карристонъ не хотѣлъ еще поселиться надолго въ Англіи и начинать жизнь, какую обыкновенно ведутъ богатые англичане. Онъ хотѣлъ уѣхать съ Маделеной на нѣсколько мѣсяцевъ заграницу и провести зиму въ Каннѣ. Наскучивъ однако жить въ гостинницахъ, онъ желалъ нанять меблированный домъ, и повѣренный, которому онъ поручилъ это дѣло, извѣстилъ его, что нашелъ подходящее помѣщеніе. Требовалось однако скорое рѣшеніе, и другъ мой счелъ самымъ лучшимъ съѣздить самому на югъ Франціи, чтобы убѣдиться, насколько рекомендованный ему домъ достоинъ прелестной женщины, которая временно будетъ здѣсь хозяйкой.
Онъ написалъ Маделенѣ, что намѣренъ уѣхать на нѣсколько дней, и прибавилъ, что такъ какъ будетъ все время въ разъѣздахъ, чтобы она не писала ему до возвращенія.. Но цѣли своего путешествія онъ не сообщилъ ей. Она узнала бы тогда о его намѣреніи провести зиму въ Каннѣ. Это, конечно, удивило бы ее, и весь его прекрасный замыселъ сдѣлать ей сюрпризъ былъ бы испорченъ.
Въ день отъѣзда во Францію онъ получилъ отъ Маделены извѣщеніе о нездоровьи ея тетки. Впрочемъ, она не выказывала особыхъ опасеній, и Карристонъ, который быть можетъ думалъ о старой шотландкѣ меньше, чѣмъ она этого заслуживала за свою доброту къ племянницѣ, уѣхалъ, не предчувствуя никакого несчастія.
Онъ съѣздилъ туда и обратно съ возможною скоростью. Въ Каннѣ ему пришлось однако пробыть два дня, пока ему удалось окончательно уговориться какъ съ собственникомъ виллы, такъ и съ ея настоящимъ жильцомъ. Готовясь уѣхать каждый часъ, онъ не писалъ Маделенѣ, разсчитывая, что письмо, отправленное имъ въ Англіи, придетъ не позже письма, отправленнаго изъ Канна.
По прибытіи въ Оксфордъ, гдѣ Карристонъ жилъ въ послѣднее время, онъ засталъ два письма. Одно отъ Маделены, написанное въ день отъѣзда изъ Англіи. Она сообщала, что болѣзнь тетки приняла неожиданно опасный оборотъ, и она умерла въ тотъ же день.
Второе письмо было анонимное, написанное женскимъ почеркомъ. Въ немъ совѣтывали мистеру Карристону немножко присматривать за невѣстой, иначе можетъ случиться, что она его обманетъ. Пишущая не удивилась бы, услышавъ, что миссъ Рованъ сбѣжала съ однимъ молодымъ человѣкомъ, фамиліи котораго она назвать не хочетъ. Съ прекраснымъ этимъ посланіемъ, вызваннымъ вѣроятно женскою завистью, Карристонъ поступилъ, какъ и надлежало. Онъ изорвалъ его въ клочки и бросилъ въ каминъ. Однако мысль о томъ, что Маделена одна въ домѣ, пугала его. Покойная не имѣла дѣтей, а потому всѣ распоряженія и отвѣтственность за нихъ падала теперь на молодую дѣвушку. На слѣдующее утро Карристонъ уѣхалъ въ Шотландію.
Прибывъ въ домъ невѣсты, онъ нашелъ въ немъ только слугъ. Они очень удивились его пріѣзду и стали спрашивать о Маделенѣ. Отъ этихъ вопросовъ у него сжалось сердце. Онъ отвѣтилъ встрѣчными вопросами и вскорѣ узналъ то, что было извѣстно людямъ.
Это было немного. На другой день послѣ похоронъ Маделена отправилась въ Килиндеръ, чтобы посовѣтываться съ давнишнимъ другомъ тетки о своихъ дѣлахъ. Однако она не была у этого друга, и не вернулась домой, но извѣстила, что должна немедленно отправиться въ Лондонъ, откуда обѣщала писать. Это все, что объ ней знали.
Это сообщеніе до того перепугало и взволновало Карристона, что честные слуги съ удивленіемъ на него посматривали. Миссъ Рованъ уѣхала -- это правда, но она сообщила, куда уѣхала. Правда и то, что они не знали причины этого внезапнаго отъѣзда, даже безъ вещей, правда и то, что Маделена еще не писала, но вѣроятно письмо придетъ завтра. Но Карристонъ думалъ иначе. Не говоря имъ о своихъ опасеніяхъ, онъ поторопился уѣхать обратно въ Килиндеръ.
Изъ разспросовъ на станціи желѣзной дороги узналъ онъ, что молодая дѣвушка взяла билетъ въ Лондонъ, но никто не могъ сказать, достигла ли она предполагаемой цѣли своего путешествія; точно также не было надежды найти здѣсь какіе-нибудь слѣды. Оставаться въ Шотландіи не было цѣли. Онъ не могъ заснуть, совершенно разстроенный, и возвратился въ Лондонъ и все время ломалъ голову, гдѣ ему найти свою невѣсту.
-- Ее заманили подъ какимъ-нибудь предлогомъ! воскликнулъ онъ, окончивъ свой разсказъ.-- Ее спрятали, не выпускаютъ, и я знаю, кто это сдѣлалъ! Въ этомъ я такъ ясно вижу проклятую руку Ральфа Карристона, точно онъ самъ сообщилъ мнѣ это.
Я снова искоса посмотрѣлъ на него. Болѣзненное это недовѣріе къ родственнику превращалось у него въ какую-то манію. Все предъидущее онъ разсказалъ ясно и понятно, но теперь, перейдя къ предположеніямъ, онъ высказывалъ нѣчто несообразное. Какъ ни основательно могло быть подозрѣніе, что Ральфъ желалъ занять его мѣсто, я не могъ подыскать причины, зачѣмъ ему было увозить Маделену..
-- Но зачѣмъ ему дѣлать это? спросилъ я,-- Чтобы помѣшать вашей свадьбѣ? Вы еще молоды, и онъ вѣроятно ожидалъ, что вы когда-нибудь женитесь.
Карристонъ наклонился ко мнѣ и понизилъ свой голосъ до шопота.
-- Я скажу вамъ побудительную причину; она-то и привела меня къ вамъ, сказалъ онъ.-- Не вы одни неправильно судите обо мнѣ и полагаете, что я расположенъ къ душевной болѣзни. Я, конечно, знаю, что вы и другіе ошибаетесь, но я также знаю, что Ральфъ увезъ мою невѣсту потому, что онъ думаетъ и надѣется, что утрата ея доведетъ меня до сумасшествія и быть можетъ до самоубійства. Поэтому я отправился къ нему,-- я прямо оттуда -- и могу сказать вамъ, Брандъ, что когда я обвинялъ его въ преступленіи, размахивалъ въ бѣшенствѣ руками, угрожалъ ему мщеніемъ, его отвратительные глаза зажглись радостью. Я слышалъ, какъ онъ проговорилъ сквозь зубы: "И не такимъ людямъ надѣвали смирительную куртку" -- и тогда мнѣ стало ясно, зачѣмъ онъ это сдѣлалъ. Тогда я постарался успокоиться и ушелъ, но онъ, безъ сомнѣнія, постарается засадить меня въ сумасшедшій домъ. Вотъ почему я разсчитываю на вашу защиту и помощь, и надѣюсь также, что вы поможете мнѣ отыскать Маделену.
Такъ ловко и искусно задуманное преступленіе, въ которомъ онъ обвинялъ своего родственника, хотя и было возможно, не успокоило меня относительно состоянія здоровья моего друга. Я охотно обѣщалъ ему свою помощь.
-- А теперь, дорогой Карристонъ, ни слова болѣе о дѣлѣ, прибавилъ я.-- Раньше завтрашняго дня мы ничего не можемъ предпринять, и тогда мы обсудимъ, что дѣлать. Теперь примите эти успокоительныя капли и ложитесь спать. Я вѣрю, что умственно вы такъ же здоровы, какъ я, но, вы знаете, лишеніе сна дѣйствуетъ вредно даже на самаго сильнаго человѣка.
Я приготовилъ успокоительныя капли. Онъ принялъ ихъ безъ возраженія, и я не отходилъ отъ него, пока онъ не уснулъ глубокимъ, тяжелымъ сномъ.
VI.
Человѣкъ, описывающій дѣйствительное приключеніе, передъ писателемъ, изобрѣтающимъ исторію, имѣетъ то преимущество, что не связанъ никакими художественными соображеніями. Ему не нужно увеличивать интересъ разными таинственностями и интересами, приберегая объясненія ихъ къ концу. Я пользуюсь своимъ преимуществомъ и тотчасъ опишу, что дѣлала въ послѣднее время миссъ Рованъ. Все это я слышалъ впослѣдствіи отъ нея самой.
Послѣ похоронъ старой шотландки, когда друзья, отдавшіе послѣдній долгъ усопшей, разошлись, Маделена осталась одна въ домѣ съ двумя служанками. Нѣсколько добрыхъ людей предложили ей побыть съ нею, но она отклонила это. Ей хотѣлось быть одной; при томъ врядъ ли бы она нашла утѣшеніе въ обществѣ этихъ честныхъ, но необразованныхъ и мало имѣющихъ съ ней общаго людей. И такъ она осталась одна со своимъ горемъ, которое смягчалось мыслью о предстоящемъ счастьи. День пріѣзда жениха близился все болѣе; ей не долго оставалось быть одной. Она не сомнѣвалась, что какъ только Карристонъ узнаетъ о смерти ея тетки, онъ тотчасъ пріѣдетъ; кромѣ того ей нечего бояться среди мирныхъ сосѣдей. Положеніе ея въ домѣ не было сомнительно. Старуха была бездѣтна и все завѣщала племянницѣ. Маделена рѣшилась спокойно ждать возвращенія жениха.
Между тѣмъ нужно было привести въ порядокъ нѣкоторыя дѣла, и душеприкащикъ, мистеръ Дугласъ, жившій въ Килиндерѣ, сообщилъ ей во время погребенія, что ему нужно переговорить съ нею. Онъ хотѣлъ самъ прійти къ ней на ферму на слѣдующій день, но миссъ Рованъ, которой нужно было кое-что закупить, отклонила его предложеніе, сказавъ, что не желаетъ его безпокоить и сама пріѣдетъ въ городъ.
Несмотря на свое суевѣріе, Маделена была отважная дѣвушка, и при всей нѣжности своей красоты -- здорова и сильна. Обыкновенно она вставала очень рано и уже въ семь часовъ утра собралась въ путь. Вначалѣ она думала взять съ собою кучера, но именно въ этотъ день у него была спѣшная работа. При томъ онъ любилъ болтать, и Маделена знала, что онъ будетъ разговаривать всю дорогу, между тѣмъ какъ она чувствовала потребность остаться одной со своими мыслями, и грустными, и счастливыми. Дорогу она знала превосходно, ничего не боялась, предполагая вернуться домой до солнечнаго заката; при томъ пони ея былъ силенъ и спокоенъ. И вотъ молодая дѣвушка отправилась одна въ городъ, отстоявшій въ шести часахъ пути.
Кромѣ нѣсколькихъ туристовъ, наслаждавшихся утреннею свѣжестью, молодая дѣвушка встрѣтила только двухъ или трехъ человѣкъ. Она уже почти достигла Килиндера, какъ на встрѣчу ей попался мальчикъ верхомъ на пони. Мальчикъ вѣроятно зналъ ее, онъ остановилъ лошадку и передалъ Маделенѣ телеграмму. Получивъ нѣсколько шиллинговъ, мальчикъ ускакалъ, радуясь вѣроятно, что ему не пришлось ѣхать на ферму, а Маделена вскрыла депешу.
Молодая дѣвушка не вскрикнула и не упала въ обморокъ. Она только болѣзненно застонала, закусила губы и погнала пони. Прибывъ въ Килиндеръ, она проѣхала прямо на станцію желѣзной дороги.
Къ счастью, или вѣрнѣе къ несчастью, при ней было столько денегъ, что ей не потребовалось заѣзжать къ мистеру Дугласъ. Страшное горе не лишило ее сообразительности. Поѣздъ отходилъ черезъ десять минутъ. Она купила билетъ, отыскала человѣка, который могъ доставить телѣжку и пони на ферму и съ нимъ же сообщила то, что передали Карристону.
Она ѣхала точно во снѣ. Она думала только о женихѣ, котораго боялась увидѣть больнымъ, умирающимъ, быть можетъ, мертвымъ... Часъ проходилъ за часомъ, наступили сумерки, въ вагонѣ стемнѣло, но наконенъ достигли Лондона! Не зная, куда обратиться, и что дѣлать, молодая дѣвушка выпрыгнула изъ вагона на платформу, гдѣ ее съ поклономъ встрѣтилъ прилично одѣтый джентльменъ и назвалъ по имени. И такъ ее ожидали!
Миссъ Рованъ умоляюще сложила руки.
-- О, скажите, что... онъ живъ? воскликнула она, глубоко взволнованная.
-- Мистеръ Карръ живъ. Онъ только очень боленъ. У него горячка, онъ все зоветъ васъ, отвѣтили ей.
-- Гдѣ же онъ? Отведите меня къ нему.
-- Онъ въ домѣ одного своего друга, далеко отсюда. Я посланъ встрѣтить и проводить васъ, если вы въ силахъ пуститься немедленно въ дорогу.
-- Пойдемте; ѣдемъ тотчасъ! воскликнула Маделена.
-- Гдѣ ваши вещи? спросилъ ее провожатый.
-- У меня нѣтъ вещей. Идемте!
-- Но вамъ необходимо прежде подкрѣпить срои силы.
-- Мнѣ ничего не нужно; не будемъ терять времени.
Джентльменъ посмотрѣлъ на свои часы.
-- Мы еще поспѣемъ, сказалъ онъ, подозвалъ извощика и приказалъ какъ можно скорѣе ѣхать на Паддингтонскій вокзалъ, гдѣ они застали еще почтовый поѣздъ.
Во время переѣзда по Лондону, Маделена забросала своего спутника вопросами и вотъ что узнала: Мистеръ Карръ остановился на нѣсколько дней у своего друга въ западной части Англіи. Вчера онъ упалъ съ лошади и такъ серьезно расшибся, что жизнь его въ опасности. Онъ постоянно зоветъ Маделену. Адресъ ея нашли въ одномъ изъ писемъ, и тотчасъ ей телеграфировали, и за эту доброту миссъ Рованъ поблагодарила своего спутника со слезами на глазахъ.
Господинъ этотъ мало говорилъ самъ, но очень вѣжливо отвѣчалъ на всѣ ея вопросы. На взволнованную и убитую горемъ миссъ Рованъ онъ произвелъ впечатлѣніе врача, который видѣлъ больнаго и принималъ участіе въ уходѣ за нимъ. Она не спрашивала его фамиліи, а самъ онъ ей не назвался.
Въ Паддингтонѣ онъ помѣстилъ ее въ дамское отдѣленіе и оставилъ одну, сказавъ, что онъ куритъ. Маделена удивилась немного, что онъ оставляетъ ее одну, но поѣздъ скоро двинулся, а на всѣхъ большихъ станціяхъ господинъ являлся къ ней въ вагонъ съ предложеніемъ разныхъ услугъ. Она не была голодна, но разъ или два напилась чаю, и наконецъ горе, утомленіе и слабость, вызванныя тѣмъ, что она долго ничего не ѣла, произвели свое дѣйствіе. Она задремала съ необсохшими еще слезами и проспала долго, не просыпаясь даже во время остановокъ.
Наконецъ ее разбудилъ спутникъ. Онъ стоялъ въ дверяхъ вагона.
-- Намъ нужно выходить, сказалъ онъ. Забытое во снѣ горе съ новою силою нахлынуло на дѣвушку, въ то время, когда она стояла со своимъ спутникомъ на пустой платформѣ.
-- Это непріятно, но я долженъ сказать вамъ, что намъ еще предстоитъ путь и не близкій. Не хотите ли прежде отдохнуть?
-- Нѣтъ, нѣтъ, поѣдемте тотчасъ, воскликнула она въ лихорадочномъ волненіи,
У крыльца станціи они нашли экипажъ, запряженный одной лошадью съ кучеромъ, закутаннымъ такъ, что только виднѣлись одни его глаза. Было еще очень темно, но разсвѣтъ былъ недалекъ. Спутникъ ея открылъ дверцу экипажа, приглашая ее сѣсть.
-- Простите мое невниманіе, отвѣтилъ господинъ. Затѣмъ подошелъ къ кучеру, обмѣнялся съ нимъ нѣсколькими словами, вернулся къ Маделенѣ и сообщалъ, что мистеръ Карръ живъ, въ полной памяти и съ нетерпѣніемъ ожидаетъ ее.
-- О, пожалуйста, поѣдемте скорѣе, воскликнула бѣдная дѣвушка, садясь въ экипажъ. Господинъ сѣлъ рядомъ съ нею, и они ѣхали долго и молча. Наконецъ они остановились. Начинало свѣтать, и Маделена увидѣла, что они находятся передъ домомъ, дверь котораго открыта. Она поспѣшно вошла.
-- Гдѣ онъ? Гдѣ? спрашивала она въ такомъ безпокойствѣ, что не обратила вниманія на окружающую обстановку. Она думала только объ одномъ -- поскорѣе увидѣть своего больнаго.
-- Позвольте, я покажу вамъ дорогу, сказалъ ея спутникъ.-- Слѣдуйте за мною. Съ этими словами онъ поднялся по лѣстницѣ, остановился наверху и осторожно отворилъ дверь. Затѣмъ онъ отступилъ въ сторону, давая дорогу дѣвушкѣ. Комната была слабо освѣщена; у задней стѣны стояла кровать съ опущеннымъ пологомъ. Маделена проскользнула мимо своего спутника и бросилась на колѣни передъ постелью, на которой она ожидала увидѣть своего больнаго жениха. Въ эту минуту она услышала или ей показалось, что замокъ двери щелкнулъ.
VII.
На слѣдующій день Карристонъ спалъ очень долго. Считая каждый мигъ физическаго и душевнаго покоя великимъ для него благодѣяніемъ, я не будилъ его. Онъ крѣпко еще спалъ, когда около полудня какой-то господинъ пожелалъ меня видѣть. Онъ не подалъ своей карточки, и я полагалъ, что пришли ко мнѣ за докторскимъ совѣтомъ.
Въ ту минуту, когда господинъ этотъ появился на порогѣ комнаты, я узналъ его. Это былъ мой спутникъ съ тонкими губами, съ которымъ я познакомился весною по дорогѣ въ Борнемоутъ; тотъ самый человѣкъ, который такъ интересовался моими воззрѣніями на душевныя болѣзни и который такъ внимательно слушалъ меня, когда я, не называя имени, описывалъ ему состояніе моего друга Карристона.
Я уже хотѣлъ привѣтствовать вошедшаго, какъ знакомаго, но онъ, не давъ мнѣ даже открыть рта, началъ извиняться за свой приходъ.
-- Вы, конечно, простите мою назойливость, когда узнаете мое имя. Я Ральфъ Карристонъ.
Какъ молнія сверкнула у меня мысль при воспоминаніи о моемъ давнишнемъ разговорѣ: не правъ ли Чарльзъ Карристонъ со своими безумными подозрѣніями. Я могъ только надѣяться, что мистеръ Ральфъ Карристонъ не запомнилъ такъ хорошо моего лица, какъ я запомнилъ его. Я поклонился холодно и молча.
-- Полагаю, что одинъ изъ моихъ родственниковъ находится теперь у васъ, докторъ, началъ онъ.