Книговод

Эра просвещения Японии

Мечников Лев Ильич


   

ЭРА ПРОСВѢЩЕНІЯ ЯПОНІИ.

(Мей-Дзи.)

   На двухъ противоположныхъ окраинахъ Востока передъ нами открываются, въ настоящую минуту, двѣ противоположныя картины событій: одна представляетъ намъ медленный и мучительный пронесъ разложенія государственнаго организма, парализованнаго внутреннимъ истощеніемъ во всѣхъ своихъ частяхъ; на другой мы видимъ быстрое и цвѣтущее возрожденіе народа, выступающаго на сцену культурной міровой дѣятельности. Въ то время какъ въ Турціи все распадается и догниваетъ, на крайнемъ Востокѣ, въ Японіи, все оживаетъ и крѣпнетъ. Причины различія въ судьбахъ этихъ двухъ народовъ совершенно понятны. Турція, основавшая свое могущество на силѣ меча и религіознаго фанатизма, остановилась въ своемъ развитіи только на этой силѣ и не хотѣла или не могла принять въ себя другихъ, прогресивныхъ и обновляющихъ элементовъ народной жизни. Она окаменѣла въ своемъ застоѣ, который рано или поздно приводитъ къ тому состоянію, въ которомъ жизнь дѣлается болѣе невозможной. Японія распорядилась собой иначе. Когда она поняла, что ея традиціонные тиски ужь слишкомъ стѣсняютъ ея жизненныя отправленія, что отсталость ея должна привести ее къ тяжелому болѣзненному кризису, она энергически сбросила ихъ и пошла новымъ реформаціоннымъ путемъ.
   Не болѣе восьми лѣтъ, какъ она вышла на этотъ путь послѣ 20-ти-вѣковой мертвящей косности, и нельзя не удивляться необыкновенному ея преобразованію. Это полный и радикальный переворотъ, какой только мы знаемъ въ исторіи. Начиная уничтоженіемъ феодальной системы и преобразованіемъ всего правительственнаго механизма и оканчивая организаціей самаго широкаго народнаго образованія, ни одна отрасль соціальнаго и политическаго быта не осталась нетронутой въ этой реформаціонной ломкѣ. Въ странѣ, еще такъ недавно на-глухо запертой для всякого иностраннаго вліянія, теперь всѣ главныя государственныя предпріятія находятся въ рукахъ европейцевъ; отъ школы и до государственнаго совѣта вездѣ проникаетъ европейскій умъ и европейская культура. Менѣе чѣмъ въ десять лѣтъ Японія обзавелась телеграфами, желѣзными дорогами, арсеналами и флотомъ, пароходами, промышленными и торговыми асоціаціями, общими и спеціальными школами, поставивъ народное образованіе высшей задачей своей преобразовательной дѣятельности. Страна относительно бѣдная, какъ всѣ исключительно земледѣльческія страны, она, однакожъ, находитъ средства разсылать своихъ молодыхъ людей во всѣ европейскіе университеты, содержать до 300 иностранныхъ учителей, выплачивая имъ ежегодно 1 1/2 миліона доларовъ; съ самыми скромными финансовыми средствами она произвела выкупъ феодально-поземельной собственности у князей и духовенства, вознаградила дворянство за утраченныя имъ привилегіи и въ то-же время нашла возможность создать множество новыхъ техническихъ и административныхъ учрежденій. Но такъ-какъ въ народной жизни все совершается медленно и новымъ идеямъ приходится пролагать себѣ путь сквозь многочисленныя преграды человѣческой ограниченности и укоренившихся предразсудковъ, то, нѣтъ сомнѣнія, что многія реформы въ Японіи еще далеко не созрѣли и не привились къ общественному сознанію. Только время и опытъ произнесутъ надъ ними окончательный приговоръ. Но сущность дѣла не въ этомъ, а въ томъ прогресивномъ направленіи, которое сдвинуло такую страну, какъ Японія, съ ея неподвижнаго устоя. Разъ избранный ею новый путь, дѣлается для нея логически и въ силу самыхъ вещей неизбѣжнымъ путемъ; медленно или скоро, ошибочно или правильно, но она должна слѣдовать имъ, порвавъ свои органическія связи съ прошлымъ. Станетъ-ли Японія во главѣ возрожденія остального Востока или нѣтъ?-- на этотъ вопросъ отвѣтитъ время, но ее но могутъ болѣе игнорировать цивилизованныя націи, не могутъ и не должны пренебрегать ея настоящимъ и будущимъ значеніемъ. Изученіе ея и болѣе или менѣе раціональныя отношенія къ ней дѣлаются обязательными особенно для ея ближайшихъ сосѣдей. Не надо забывать, что солидарность народовъ въ человѣческой семьѣ, какъ солидарность отдѣльныхъ членовъ общества становится въ наше время главнымъ руководящимъ принципомъ политической, соціальной и умственной ихъ силы.

-----

   Японія, ближайшая сосѣдка нашихъ владѣній на Тихомъ Океанѣ, имѣетъ для Россіи такое значеніе, котораго она, конечно, не можетъ имѣть для другихъ европейскихъ народовъ. Для англичанъ или французовъ, даже для американцевъ -- восточныхъ своихъ сосѣдей -- она служитъ только торговымъ рынкомъ для обмѣна ихъ продуктовъ на мѣстные и на звонкую монету или станціею въ ихъ сношеніяхъ съ Китаемъ. Для нашего-же Уссурійскаго края, для Камчатки и даже для восточной Сибири Японія становится центромъ или разсадникомъ европейскаго просвѣщенія, несмотря на то, что она сама только восемь лѣтъ тому назадъ, дѣятельно и окончательно примкнула къ цивилизованной жизни. Наши чиновники и морскіе офицеры, долго прожившіе въ Приморской области или въ другихъ отдаленныхъ частяхъ русскихъ владѣній, въ Йокагамѣ отдыхаютъ отъ тягости и дикости своей жизни. Здѣсь, по ихъ собственному неоднократному признанію, на нихъ снова вѣетъ европейской атмосферой; здѣсь они приходятъ въ соприкосновеніе съ самымъ разнообразнымъ международнымъ обществомъ и дѣлаются очевидцами энергической реформаціонной дѣятельности по всѣмъ отраслямъ государственнаго устройства. Отсюда они могутъ на удобныхъ французскихъ, англійскихъ, а скоро, вѣроятно, и на японскихъ пароходахъ отправляться въ Европу и въ Петербургъ, вмѣсто того, чтобы подвергать себя неудобствамъ примитивной дороги черезъ Сибирь. Изъ Японіи жители Владивостока снабжаются европейскими товарами и звонкою монетою. Наши военныя суда сибирской эскадры ходятъ для починки въ превосходные доки Йокоски близь Йокагамы, которые теперь уже находятся совершенно въ рукахъ японцевъ. Наши портовыя суда,-- правда, крайне немногочисленныя,-- находятъ въ японскихъ портахъ возможность дешеваго снабженія необходимыми припасами, удобныя стоянки и помощь на случай кораблекрушенія, какъ это недавно испытала на себѣ русская шкуна "Надежда", разбившаяся о скалы Японскаго моря. Правда, мы имѣемъ торговый флотъ въ этихъ водахъ, состоящій изъ одного только парохода "Курьеръ* и нѣсколькихъ парусныхъ судовъ, совершающихъ въ кои-то вѣки разъ плаваніе на Курильскіе острова, но онъ на-столько ничтоженъ, что это преимущество едва-ли можетъ быть принимаемо въ разсчетъ.
   Однако, если всѣхъ этихъ выгодъ, извлекаемыхъ вашими крайне-восточными окраинами изъ ихъ непосредственнаго сосѣдства съ возрождающеюся Японіей, все-таки окажется мало, то виновата въ этомъ не Японія, которая изъ нашихъ окраинъ по извлекаетъ вовсе никакихъ выгодъ и, слѣдовательно, не имѣетъ поводовъ заботиться о развитіи своихъ сношеній въ этомъ направленіи на западъ. Жизнь нашихъ восточныхъ окраинъ до-того бѣдна, до-того на-глухо замкнута въ себѣ, что если офиціальная иниціатива не даетъ ей внѣшняго толчка, то она сама по себѣ неспособна ничего ни предпринять, ни организовать. Съ уступкою Японіи Курильскихъ острововъ (взамѣнъ японской половины Сахалина), единственная торговля этого края -- пушной промыселъ, служившій весьма обильнымъ источникомъ обогащенія для гг. Филппеуса и Ко, ускользаетъ изъ русскихъ рукъ. Датско-американская компанія, занимавшаяся разработкою каменно-угольныхъ копей въ русской части Сахалина, также недавно была приглашена прекратить свою дѣятельность, такъ-какъ правительство имѣетъ какіе-то спеціальные виды на этотъ островъ. "Не оживетъ, аще не умретъ",-- наша торговая и промышленная дѣятельность на Тихомъ океанѣ за эти послѣдніе два-три года умерла такъ рѣшительно, что препятствій къ ея оживленію, по крайней мѣрѣ съ этой стороны, никакихъ быть не можетъ. Какъ-бы то ни было, но въ этомъ направленіи мы не можемъ ступить ни шагу безъ того, чтобы не встрѣтиться съ Японіею, и что преуспѣянія на пути прогреса "Имперіи восходящаго солнца" представляютъ для жителей нашихъ отдаленныхъ восточныхъ окраинъ чрезвычайно благопріятный шансъ, котораго они, конечно, не могли имѣть, пока эта страна оставалась мертвою въ своей традиціонной восточной скорлупѣ.
   Россія и Японія не только непосредственные сосѣди, но еще онѣ обѣ имѣютъ общихъ сосѣдей -- Китай и Корею, отношенія съ которыми рано или поздно должны выясниться и опредѣлиться. Отсюда естественно вытекаетъ извѣстная общность политическихъ интересовъ, очень хорошо сознаваемая Японіей, которая, съ своей стороны, дѣятельно стремится ознакомиться какъ можно тѣснѣе съ Россіей, съ ея государственнымъ строемъ, исторіей, правами и языкомъ. Правительство не только содержитъ въ Петербургѣ многочисленное посольство, посылаетъ туда своихъ студентовъ, но и заводитъ у себя три школы русскаго языка: одну въ нынѣшней столицѣ То-кьо или Іедо, предназначенную болѣе или менѣе спеціально для приготовленія переводчиковъ министерству иностранныхъ дѣлъ; другую въ Хакозате, содержимую на счетъ министерства колоній (Кайтаку-си) и третью въ Нагасаки (гдѣ между прочимъ, вслѣдствіе частаго привала русскихъ военныхъ судовъ, образовалась уже цѣлая деревня, жители которой отъ мала до велика всѣ говорятъ или, по крайней мѣрѣ, понимаютъ по-русски). Надо замѣтить, что въ столицѣ существуетъ еще самостоятельная школа русскихъ миссіонеровъ, постоянно имѣющая полный комплектъ учениковъ, и, конечно, не интересъ религіозной пропаганды привлекаетъ туда японское юношество. Не слѣдуетъ забывать, что японцы уже въ XVI вѣкѣ шокировали католическихъ миссіонеровъ своимъ скептицизмомъ и что едва-ли существуетъ страна, менѣе пригодная для миссіонерской дѣятельности, какъ современная Японія.
   Рѣшившись выступить на дорогу европейской культуры и цивилизаціи, Японія поставлена была въ необходимость ознакомиться поближе съ европейскими учрежденіями и порядками и призвать къ себѣ, какъ руководителей и наставниковъ, иностранцевъ со всѣхъ концовъ Европы. Такъ, напр., она отдала свое военное устройство въ руки французскихъ офицеровъ; морское вѣдомство было поручено англичанамъ; устройство народныхъ и нормальныхъ школъ ведется и до сихъ поръ подъ американскимъ надзоромъ, а для учрежденія медицинской школы были приглашены нѣмцы. Какъ ни странно это можетъ показаться на первый взглядъ, тѣмъ не менѣе языкомъ юридическаго и дипломатическаго развитія Японіи предполагалось сдѣлать русскій. Это ихъ намѣреніе слѣдуетъ приписать тому, что горсть государственныхъ людей Японіи, вліянію которыхъ страна обязана тѣмъ, что переворотъ 1868 г., начатый съ открытымъ намѣреніемъ если не совсѣмъ уничтожить, то, по крайней мѣрѣ, значительно обкорнать сдѣланныя иностранцамъ уступки, закончился, однакожь, полнымъ торжествомъ просвѣтительныхъ началъ... Руководители возрожденія Японіи -- Ивакура, глава посольства, объѣхавшаго въ 1872--4 гг. всю Европу и Соединенные Штаты сѣверной Америки, Кизо, бывшій министръ народнаго просвѣщенія, Соезима, долго бывшій министромъ иностранныхъ дѣлъ, и многіе другіе остаются до настоящаго времени ревностными поклонниками "Петер-Берики",-- такъ они называютъ Петра Великаго, біографія котораго была одною изъ первыхъ европейскихъ книгъ, переведенныхъ на японскій языкъ. Психологически весьма понятно, что именно дѣятельность преобразователя Россіи должна была, сильнѣе, чѣмъ дѣятельность всякаго другого государственнаго дѣятеля Европы, поразить японскій умъ, благодаря той аналогіи, которую стремящаяся къ преобразованію Японія представляла съ Россіей) петровскаго времени. Многія другія соображенія заставляли японцевъ искать себѣ образцовъ не въ Англіи или Америкѣ, столь далеко опередившихъ даже своихъ европейскихъ сверстниковъ, а именно въ Россіи, выступившей еще такъ недавно на преобразовательный путь, а потому и представляющей собою идеалъ легче достижимый. Не слѣдуетъ забывать, что ближайшею задачею реформаторовъ Японіи было образованіе въ странѣ сильно централизованной государственной власти, способной обуздать феодальныя стремленія удѣльныхъ князей или дай-мьо, и кичливость многочисленной шляхты -- самураевъ и хатамото, которая все теряла съ этимъ переворотомъ и по необходимости должна была служить тормазомъ къ развитію японскаго просвѣщенія. Нигдѣ въ Европѣ эта централизующая государственная власть не стоитъ на той высотѣ, которой она достигла въ Россіи, а потому и немудрено, что японское правительство, имѣвшее въ виду измѣнить не только политическія рамки, но и самую соціальную сущность японскаго быта, обращало свои взоры на насъ, своихъ западныхъ сосѣдей. Къ этому присоединялось множество другихъ побочныхъ соображеній. Такъ, наприм., Англія, Франція и Америка имѣютъ въ Японіи слишкомъ серьезные комерческіе интересы. Многочисленные выходцы изъ этихъ странъ, наѣхавшіе сюда съ единственною и исключительною цѣлью нажиться на счетъ японскихъ кармановъ, постоянно втягивали и дипломатическія представительства своихъ странъ въ разнаго рода скандальныя исторіи, столь существенно компрометирующія дѣло цивилизаціи въ отдаленныхъ колоніяхъ. Американскій комодоръ Перри, убѣдившій вашингтонскій конгресъ снарядить достопамятную экспедицію 1852--54 гг., которой мы и обязаны открытіемъ Японіи, уже предвидѣлъ подобныя столкновенія и заранѣе рекомендовалъ своему правительству въ будущихъ своихъ сношеніяхъ съ вновь открываемой страной не жертвовать интересами гуманности и справедливости ради выгоды спекулаторовъ, если правительство хочетъ извлечь изъ открытія Японіи ту пользу, которую оно способно принести американской націи вообще {См. Narrative of the Expedition of an americ. Squadron to the China Seas and Japan.-- Washington, Beverley Tuckler, 1856 r.}. Совѣтъ его, однакожь, былъ исполненъ такъ плохо, что г. Андрью Сюардъ, посѣтившій Японію въ 1869 г., и въ изданномъ имъ описаніи своего путешествія вокругъ свѣта, и въ частныхъ запискахъ конгресу вынужденъ повторить его снова, въ то-же время выставляя въ крайне невыгодномъ свѣтѣ тѣ отношенія, въ которыя стали къ японцамъ не только заморскіе спекулянты-просвѣтители, но и различные посланники и консулы. Сюардъ утверждаетъ между прочимъ, будто японское правительство до того было запугано хищническою требовательностью иностранцевъ, что препятствіемъ къ сооруженію желѣзной дороги между Йокагамою и То-кьо (Іедо) долгое время служило соображеніе, что иностранцы будутъ ѣздить или отправлять товары этимъ путемъ и за малѣйшую неисправность со стороны служащихъ на желѣзной дорогѣ лицъ взыскивать съ правительства чудовищные протори и убытки, а посланники и консулы ихъ будутъ поддерживать ихъ требованія. Не ручаясь за достовѣрность этого увѣренія, замѣтимъ только, что въ Японіи еще существуетъ "экстериторіяльность", т. е. что живущіе здѣсь иностранцы подвѣдомственны только юрисдикціи своихъ консуловъ.
   Совершенно иное положеніе Россіи въ этомъ отношеніи. Не имѣя ни торговыхъ факторій, ни промышленныхъ предпріятій въ Японіи, она могла-бы очень удобно обойти этотъ подводный камень, на что, повидимому, разсчитывали и сами японцы. Мы говоримъ "могла-бы", такъ-какъ въ дѣйствительности она его не миновала и наши власти нашли-таки случай показать, что и они, не хуже другихъ, считаютъ японцевъ за стадо барановъ, обреченное на то, чтобы его стричь безъ зазрѣнія совѣсти въ пользу консульскихъ и посольскихъ протеже.
   Гораздо прежде, чѣмъ иностраннымъ державамъ удалось заключить съ Японіей торговые договоры, въ Японіи уже существовалъ страхъ, что европейцы -- особенно англичане -- явятся завоевывать Японію, какъ они уже завоевали Индію. Извѣстно, что Японія до 1868 г. управлялась преемниками Токугава-Іеясу, прозваннаго по смерти Гогенсамою, которому удалось въ концѣ XVI вѣка укротить междоусобія удѣльныхъ князей, доводившія страну и народъ до крайняго разоренія. Какъ и всѣ историческіе дѣятели, Гогенсама, совершая весьма своевременную и національно полезную задачу, преслѣдовалъ въ то же время своекорыстную цѣль возвеличенія своего потомства. Цѣль эта ему удалась и его преемники пользовались въ Японіи такою властью, что иностранцы считали этихъ правителей -- сіогуновъ или тайкуновъ -- за свѣтскихъ императоровъ Японіи. Завѣщаніе Гогенсамы служило замѣною всякаго рода кодексовъ для страны. Высшіе чиновники японской администраціи обязаны были имѣть постоянно при себѣ экземпляръ этого завѣщанія, отпечатанный почти микроскопическимъ шрифтомъ, но распространеніе его въ народѣ было строжайше запрещено. Одною изъ главныхъ заботъ Гогенсамы было желаніе упрочить навсегда тотъ выгодный для его потомства государственный строй, надъ созданіемъ котораго онъ такъ неутомимо работалъ. Для достиженія этой цѣли ему важно было оторвать Японію отъ всего міра. Той ненависти къ иностранцамъ, которую и до настоящаго времени питаетъ большинство китайскаго народонаселенія, въ японскомъ народѣ не было никогда. Португальцы, прибывшіе сюда съ Мендесомъ Пинто, были встрѣчены и народомъ, и правительствомъ крайне дружелюбно. Одинъ изъ правителей, предшественниковъ Гогенсалы, Ода Побунага покровительствовалъ даже католическимъ миссіонерамъ, волтеріански подтрунивая надъ религіозными предметами вообще, но видя въ христіанской пропагандѣ орудіе противъ враждебнаго ему буддійскаго духовенства. Подъ его покровительствомъ миссіонеры до того зазнались, что при преемникѣ его Хидеіоси ваималѣйшее стѣсненіе казалось имъ уже діоклетіановскимъ гоненіемъ. А между тѣмъ они-же сами на каждомъ шагу вызывали эти стѣсненія, мѣшаясь въ политическую жизнь страны и оскорбляя гордость дай-мьосовъ. Въ особенности съ отъѣздомъ Франциска Ксаверія и іезуиты, и францисканцы выказываютъ такую безтактность, что можно подумать, что они умышленно добиваются преслѣдованія и изгнанія. Подробности этого дѣла читатели найдутъ въ превосходной книгѣ Диксона "Japan". Мы хотѣли только замѣтить, что для Хидеіоси преслѣдованіе христіанъ было политическою необходимостью; Гогенсама-же драконовскими мѣрами противъ всякаго сближенія съ иностранцами старался предохранить дѣло рукъ своихъ отъ всякихъ постороннихъ вліяній. Однакожь, потребность въ торговыхъ сношеніяхъ съ просвѣщеннымъ міромъ успѣла уже развиться въ Японіи на-столько, что и онъ вынужденъ былъ дозволить, по крайней мѣрѣ, голандскимъ торговымъ судамъ приходить ежегодно въ гавань Нагасаки. Какъ ни кратковременны были сношенія японцевъ съ иностранцами, тѣмъ не менѣе они оставили на японскомъ народѣ глубокіе слѣды. Японцы заимствовали отъ португальцевъ огнестрѣльное оружіе, стекло, бархатъ, хлѣбъ, куреніе табаку и пр. Многаго, впрочемъ, эти выходцы и дать не могли, будучи сами или морскими разбойниками, вродѣ Пинто, либо фанатиками вродѣ Франциска Ксаверія, иди и того хуже. Слѣдуетъ замѣтить, что вліяніе европейцевъ оставило тѣмъ болѣе глубокіе слѣды, чѣмъ далѣе уходило отъ центровъ правительственной власти -- отъ городовъ Камакуры и Іедо. На сѣверѣ, особенно въ областяхъ Сендай и Шо-най, до настоящаго времени сохранились многочисленныя христіанскія общины. Даже въ окрестностяхъ священнаго города Кьото или Міако, небывшаго подъ непосредственнымъ контролемъ сіогунскаго правительства, можно еще находить слѣды вліяній первыхъ европейскихъ выходцевъ. Это прямо указываетъ на то, что отчужденіе Японіи было чисто дѣломъ правительственнымъ, а не народнымъ. Чтобы узаконить эту мѣру въ глазахъ общественнаго мнѣнія, правительство весьма естественно было вынуждено указывать на европейскихъ переселенцевъ -- миссіонеровъ или купцовъ -- какъ на тайныхъ агентовъ, высылаемыхъ будто-бы своими правительствами для того, чтобы высмотрѣть и увѣдомить его, когда наступитъ удобный часъ для завоеванія Японіи. Вездѣ-же, гдѣ представлялась возможность столкновеній съ иностранцами такъ, что изъ этого никакимъ образомъ не могло произойти никакого ущерба для цѣлостности японской територіи и неприкосновенности націи, само правительство жадно ловило всякій случай научиться отъ нихъ чему-нибудь полезному. У голандцевъ японцы учились постоянно медицинѣ, естествознанію, картографическому искуству. часовому мастерству. Когда англійскій лоцманъ Адамсъ попалъ въ Японію, то ему сдѣланы были крайне выгодная предложенія съ тѣмъ, чтобы онъ навсегда остался въ Японіи и прервалъ совершенно всякія связи съ своею родиною, на что, какъ извѣстно, онъ и согласился.
   Угроза католическихъ миссіонеровъ, что ихъ король пришлетъ военныя суда и войско для покоренія Японіи, будучи, такимъ образомъ, популяризируема правительствомъ, принесла свои плоды. Когда эскадра Перри появилась въ гавани Урага (1854), требуя заключенія мирныхъ договоровъ, то по всей странѣ распространился паническій страхъ и увѣренность, что наступилъ конецъ японской независимости. Единственный энергическій человѣкъ, оказавшійся въ это время въ правительствѣ сіогуна Іесада, былъ князь Мито. Не дожидаясь приказанія свыше, онъ принялъ всѣ мѣры къ отчаянной защитѣ и приказалъ даже перелить въ пушки колокола всѣхъ храмовъ въ своихъ владѣніяхъ, за что и былъ посаженъ въ тюрьму. Но уже въ это время въ молодой части японскаго общества потребность сближенія съ цивилизованною жизнью была на-столько сильна, что множество юношей, несмотря на строгій дозоръ, являлись къ офицерамъ эскадры, прося увезти ихъ съ собою. Перри, не желая раздражать японское правительство, строго запретилъ принимать ихъ на суда, а одного изъ нихъ даже выдалъ японскимъ чиновникамъ. Его тотчасъ-же заключили въ тюрьму и подвергли строжайшему допросу. Оказалось, что содержатель одной весьма извѣстной въ Іедо школы проповѣдывалъ своимъ ученикамъ о преимуществахъ христіанской цивилизаціи надъ японскою и о необходимости для японскаго юношества усвоить ее себѣ. Когда явились американскія суда, наставникъ этотъ рѣшился воспользоваться благопріятнымъ случаемъ. Выбравъ лучшаго изъ своихъ воспитанниковъ, онъ снабдилъ его деньгами на дорогу, на-сколько позволяли его скудныя средства. Оба -- и ученикъ, и наставникъ, были казнены; но трагическій примѣръ этотъ не запугалъ японскихъ юношей, и едва-ли хоть одинъ европейскій пароходъ оставилъ Японію, не увезя съ собою нѣсколько молодыхъ японцевъ, рисковавшихъ головою ради желанія ознакомиться съ тою свѣтлою и свободною жизнію, о которой до нихъ доходили только темныя и отрывочныя извѣстія.
   Въ тѣхъ частяхъ японскаго народонаселенія, которыя имѣли возможность познакомиться съ "господами варварами" какъ вѣжливо величаютъ насъ еще и до сихъ поръ наиболѣе дружески расположенные къ иностранцамъ "сыны восходящаго солнца", опасенія за то, что прибытіе чужеземцевъ угрожаетъ Японіи потерей ея независимости, быстро начали разсѣеваться. Но они и до сихъ поръ еще живутъ въ нѣкоторыхъ отдаленныхъ частяхъ страны, и въ особенности въ фанатической средѣ самураевъ или шляхтичей, въ которыхъ военная доблесть и національное чувство развиты дѣйствительно очень сильно, да которые къ тому-же лишены возможности праздно жить на счетъ крестьянства подъ эгидою феодальныхъ князей съ тѣхъ поръ, какъ феодальный строй и привилегіи кастъ въ Японіи уничтожены. Собственно съ этого и начался тотъ реформаціонный періодъ въ Японіи, которому не даромъ удивляется вся Европа и который открылъ доступъ иностранцамъ въ эту страну. Основываясь на своихъ личныхъ наблюденіяхъ, собранныхъ мною впродолженіи пятилѣтняго пребыванія въ Японіи и знакомства съ ея литературой, я попытаюсь здѣсь въ немногихъ словахъ очертить картину соціальнаго быта Японіи непосредственно передъ ея открытіемъ для иностранцевъ.
   Начиная съ эпохи "Теи-no" (небесная защита), соотвѣтствующей тридцатымъ годамъ нынѣшняго столѣтія, порядокъ, заведенный Гогенсамой и временно избавившій страну отъ удѣльной неурядицы, изжился окончательно Такъ-какъ званіе сіогуновъ не было наслѣдственно въ непосредственномъ потомствѣ Гогенсамы, а избранію могли подлежать всѣ князья, состоявшіе въ родствѣ съ крайне-многочисленнымъ семействомъ Токугавы, то между ними возникаютъ распри и интриги за это званіе. Южные князья: Сацума на островѣ Кіу-сіу, Тоза на Сикокѣ и Чьо-сіу на самомъ островѣ Ниппонъ, совершенно не признавая сіогунскаго достоинства, оказываютъ открытое сопротивленіе центральному правительству и вѣчно ссорятся между собою, втягивая въ свои распри мелкихъ владѣльцевъ. Хатамото, т. е. шляхта дома Токугавы, простираетъ свою дерзость въ отношеніяхъ къ народу и къ самураямъ, т. е. къ дворянству удѣльныхъ княжествъ, до неслыханнаго предѣла. "Думая, что могуществу Токугавы никогда не будетъ конца, говоритъ японскій историкъ, -- они (хатамото) коснѣли въ праздности, развратѣ и хищничествѣ".
   Между аристократіею императорскаго двора, "куге", и въ численно ничтожномъ меньшинствѣ образованныхъ самураевъ всѣхъ княжествъ начинаетъ созрѣвать болѣе и болѣе мысль о необходимости покончить радикальнымъ образомъ съ феодальною анархіей. Тотъ самый князь Мито, о которомъ мы уже упоминали выше, издалъ многотомное сочиненіе по японской исторіи, въ которомъ, рядомъ съ необыкновенной эрудиціей и начитанностью по китайско-японскимъ источникамъ, онъ проводитъ мысль о необходимости уничтоженія сіогунства и возстановленія императорской власти въ той ея чистотѣ, которую она уже въ началѣ XII вѣка успѣла утратить. Судя по аналогіи съ исторіею европейскихъ государствъ, гдѣ дѣйствительно сильная королевская или императорская власть являлась при концѣ среднихъ вѣковъ освободительницею народа отъ ига феодаловъ, мы не можемъ не признать эту тенденцію японскаго историка вѣрною. Она дѣйствительно встрѣчаетъ сочувствіе образованныхъ классовъ, въ средѣ которыхъ возникаетъ патріотическое общество, имѣвшее опредѣленною цѣлью низверженіе сіогуновъ и всего, завѣщаннаго Гогенсамою государственнаго строя.
   Низшіе классы народонаселенія, совершенно оттертые Гогенсамою отъ всякаго участія въ государственной жизни, не остаются однакожь, праздными свидѣтелями этого движенія: въ Осака, главномъ центрѣ японской промышленности и торговли, вспыхиваетъ демократическое возстаніе подъ предводительствомъ нѣкоего Oö-сиво, "вадзра", т. е. человѣка самаго низкаго званія, какъ говорятъ о немъ японскіе историки, который вскорѣ былъ схваченъ сіогунскими чиновниками и казненъ.
   "Какъ заслуженное наказаніе за подобныя злодѣянія, небо посылаетъ рядъ неурожайныхъ годовъ. Нужда и голодъ доходятъ до необычайныхъ размѣровъ. Мудрецъ хмурилъ брови, видя трупы умершихъ голодною смертью людей, валяющіеся по большимъ дорогамъ, какъ падаль. Бѣдняки, лишенные всякихъ средствъ къ существованію, увеличивали число бродягъ и разбойниковъ, доводившихъ до отчаянія осѣдлыхъ гражданъ дерзостью своихъ нападеній. Общественное мнѣніе находилось въ крайне возбужденномъ состояніи".
   Разбойниковъ ловили, варили въ кипяткѣ или распинали на крестахъ; но положеніе отъ этого не улучшалось ни на волосъ. Крестьянство, т. е. единственный производительный классъ въ этой исключительно земледѣльческой странѣ, было слишкомъ задавлено подъ гнетомъ паразитическихъ сословій, которыя въ Японіи составляли высшую аристократическую расу. Эти аристократическія сословія смѣшиваются у первыхъ европейскихъ писателей о Японіи подъ общимъ именемъ "людей съ двумя аблями", хотя, надо замѣтить, двухъ сабель они не носили никогда, а по общему восточному обыкновенію носили саблю и кинжалъ, которымъ совершали "xapa-кири", т. е. распарывали себѣ брюхо въ тѣхъ случаяхъ, когда по обычаямъ европейскаго рыцарства слѣдовало вызывать противника на дуэль. Одинаково ни на что неспособная, кромѣ хищничества и войны, эта старая аристократія дѣлились на двѣ категоріи: "ква-зоку" (цвѣтистый родъ) и си-зокъ (офицерскій родъ), т. е. на титулованное и не титулованное дворянство. Это подраздѣленіе существуетъ еще и до настоящаго времени, хотя политическія привилегіи дворянства отмѣнены окончательно; но правительство еще выплачиваетъ ква-зокамъ и си-зокамъ небольшое ежегодное пособіе и признаетъ ихъ, какъ корпораціи, имѣющія свои періодическія собранія и свои частные интересы.
   Купечество въ Японіи составляло третій классъ, презираемый дворянствомъ, "такъ-какъ они постоянно должны лгать, выдавая дрянной товаръ за хорошій", и ненавидимый народомъ, на которомъ оно дѣйствительно лежало тяжелымъ бременемъ. Въ странѣ, живущей тою несложною и замкнутою жизнью, которою жила тогдашняя Японія, элементовъ для серьезной торговой дѣятельности существовать не могло; единственнымъ источникомъ для обогащенія торговаго сословія служило ростовщичество, страшно разорявшее крестьянъ.
   Четвертый нисшій классъ -- работники или пролетаріатъ, находился въ состояніи еще болѣе бѣдственномъ, чѣмъ крестьянство. Налоговъ они не платили никакихъ, но и не владѣли ничѣмъ, ни даже собственною своею особою. При полномъ отсутствіи круппой промышленности въ странѣ, пролетаріатъ вынужденъ былъ большею частью групироваться въ видѣ многочисленной дворни вокругъ не только князей и дворянъ, но даже вокругъ бѣднѣйшихъ домовладѣльцевъ. Каждый глава семьи, по японскимъ обычаямъ, имѣлъ право жизни и смерти надъ всѣми своими челядинцами.
   Въ 1848 г. на престолъ императорскій вступилъ отецъ нынѣшняго микадо, прозванный но смерти Ко-мьо-Зинъ и обозначаемый въ исторіи этимъ посмертнымъ своимъ прозвищемъ. Японскій этикетъ не допускаетъ употребленія въ печати или даже въ разговорѣ собственнаго имени государя: оно замѣняется эпитетами "Теи-си" (сынъ неба) или "Ko-тси" (державный царь). Впрочемъ, должно замѣтить, что собственныя имена, точно также какъ и родственныя связи, въ Японіи вовсе не имѣютъ того характера неподвижности, какъ у насъ: императоры и простѣйшіе изъ смертныхъ мѣняютъ собственныя свое имена при каждомъ мало-мальски знаменательномъ событіи своей жизни, какъ, напримѣръ, при вступленіи въ каждый новый возрастъ, при полученіи чина и т. п. Начиная съ XII столѣтія, императоры въ Японіи только тѣмъ и заявляли о своемъ существованіи, что давали особыя названія періодамъ японской исторіи. Эта императорская хронологія и до настоящаго времени составляетъ единственный употребительный здѣсь способъ лѣтосчисленія. Эра настоящаго царствованія есть "Мей-дзи", т. е. "просвѣщенія". Нынѣшній годъ у японцевъ, слѣдовательно, обозначается, какъ VIII годъ Мей-дзи. Этотъ способъ лѣтосчисленія, очевидно, еще неудобнѣе, чѣмъ китайскій циклическій, однакожь, онъ почему-то упорно держится, и офиціальныя попытки замѣнить его непрерывнымъ счетомъ лѣтъ не прививаются совершенно.
   Съ воцареніемъ Ко-мьо-Зина начинается періодъ "нескончаемаго благополучія". Несмотря на такую громкую вывѣску, царствованіе это при самомъ своемъ началѣ уже имѣетъ характеръ даже болѣе мрачный, чѣмъ предыдущая эпоха "не бесной защиты". Явившись въ Японію въ VI году эры "нескончаемаго благополучія", американцы и русскіе, сами того не подозрѣвая, застали государственный ея строй въ полномъ процесѣ разложенія. Всѣ элементы страны были въ полномъ броженіи и только недостатокъ програмы или какого-бы то ни было единства дѣйствія препятствовалъ этому движенію дать окончательный импульсъ. Програма князя Мито и патріотическаго союза, т. е. возстановленіе императорской власти, сама по себѣ для живыхъ элементовъ японской націи могла представлять очень мало интереснаго, такъ-какъ весьма сомнительно, чтобы нація что-нибудь выиграла отъ простого перемѣщенія правительственнаго центра изъ Іедо въ Міако, изъ рукъ выродившихся преемниковъ Токугавы въ руки сомнительныхъ потомковъ Зин-му Тен-о. А личность императора Ко-мьо-Зива была такова, что ожидать отъ него какой-бы то ни было вдохновительной иниціативы не было ни малѣйшаго основанія. Такъ, напримѣръ, при началѣ веденія переговоровъ съ американскою эскадрою императору представлялась полнѣйшая возможность безъ борьбы овладѣть положеніемъ и забрать все дѣло въ свои руки, потому что слабый сіогунъ Іесада только о томъ и думалъ, чтобы отклонить отъ себя всякую отвѣтственность и потому обращался къ Ко-мью-Зину за совѣтомъ и руководствомъ. Императоръ, однакожь, ничего лучшаго не нашелъ сдѣлать въ отвѣтъ на его обращеніе, какъ приказать по всей странѣ молиться объ избавленіи отечества отъ нашествія варваровъ; онъ сочинилъ даже молитву въ стихахъ къ душамъ своихъ предковъ и умолялъ князей и дворянство дѣйствовать единодушно, чтобы поддержать достоинство японской націи въ столь рѣшительную минуту. Видя, что съ этой стороны поддержки ему быть не можетъ, а что между тѣмъ американскій комодоръ держитъ себя слишкомъ рѣшительно и что ему нельзя отвѣчать такъ, какъ отвѣчали японцы русскимъ посламъ, отъ времени до времени появлявшимся въ Японіи уже съ конца прошлаго столѣтія, Іесада слагаетъ съ себя сіогунское достоинство. На мѣсто его выбираютъ новаго сіогуна; но японское положеніе дошло уже до того предѣла, что какъ ни мѣняются личности, повидимому, имъ управляющія, оно развивается какъ-будто подъ вліяніемъ роковой, стихійной силы.
   На-сколько можно подвести общій итогъ той путаницѣ, которая длится здѣсь четырнадцать лѣтъ, начиная съ появленія американскихъ судовъ и кончая смертью послѣдняго императора, положеніе это рисуется въ слѣдующихъ чертахъ: сіогуны стоятъ за необходимость уступить требованіямъ Америки и Россіи, не потому, чтобы они внезапно прониклись сочувствіемъ къ заморской цивилизаціи, а потому, что въ качествѣ лицъ, завѣдующихъ дѣятельною политикою, они лучше, чѣмъ кто-либо въ цѣлой странѣ, понимаютъ неотразимость этихъ требованій. Императоръ, однажды заявившій о своемъ намѣреніи отстаивать молитвами, т. е. единственными находящимися въ его распоряженіи мѣрами, вѣковую отчужденность страны, болѣе ни во что уже не мѣшается; но уже вслѣдствіе одного этого своего первоначальнаго заявленія, въ глазахъ націи онъ служитъ представителемъ политики отчужденія, вовсе несообразной съ его личными и династическими интересами. Князья и дворянство, повидимому, гораздо меньше интересуются исходомъ самыхъ переговоровъ, чѣмъ вопросомъ, какъ выйдутъ преемники Токугавы изъ этого труднаго положенія? Въ то-же самое время они очень быстро поняли всѣ тѣ громадныя военныя преимущества, которыя можно извлечь изъ европейскихъ открытій и усовершенствованій, и спѣшатъ на перегонку другъ съ другомъ обзаводиться ружьями Ремингтона и Шаспо, пушками, паровозами и т. п., чуть только открывается къ тому первая возможность. Народъ глухо волнуется, но не выражаетъ въ ясно-опредѣленныхъ протестахъ своихъ требованій.
   Дворянство области Хизенъ, составлявшей одинъ изъ многочисленныхъ удѣловъ княжества Мито, первое открыто возстаетъ противъ сіогуна, подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ будто-бы превышаетъ свою власть, вступая въ переговоры съ иностранцами. Оно требуетъ возвращенія государственной власти въ руки императора; но японскіе историки спѣшатъ прибавить, что подобное заявленіе вѣрноподданническихъ чувствъ съ ихъ стороны было только маскою. Императоръ находитъ нужнымъ заявить, что самъ онъ противъ сіогуна лично или противъ сіогунской власти вообще ничего не имѣетъ, и выдаетъ за него свою сестру, принцесу Кацно-мія. Вслѣдствіе столь значительнаго событія названіе эпохи "нескончаемаго благополучія" измѣняется на "Бунъ-кіу" ("вѣрность преданіямъ"), и добродушные японцы начинаютъ считать свою хронологію снова.
   "Во 2-мъ году эпохи Бунъ-кіу, въ 7-мъ мѣсяцѣ, осенью, небо однажды ночью представило чудное зрѣлище: на немъ появилось такое большое количество падающихъ звѣздъ, что онѣ образовали какъ-бы сверкающій дождь. Кромѣ того, начиная съ послѣднихъ лѣтъ эпохи Тед-но, часто стали появляться звѣзды съ длинными хвостами, какъ метлы. Невѣжественный народъ вообразилъ, что эти необычайныя небесныя явленія состоятъ въ таинственной связи съ тѣмъ, что дѣлается на землѣ; онъ волновался и трепеталъ, ожидая войны и всякихъ бѣдствій".
   Семейственный союзъ императора съ сіогуяомъ, представлявшій собою фактъ, до сихъ поръ еще небывалый въ лѣтописяхъ Японіи, не произвелъ, однакожь, рѣшительно никакого дѣйствія. Новая и гораздо болѣе энергическая попытка была сдѣлала къ возстановленію единства власти въ Японіи тѣмъ, что въ должность сіогуна выбранъ былъ менѣе, чѣмъ двадцати-лѣтній князь Хьшоц-баси, старшій сынъ того-же самаго князя Мито, въ которомъ общественное мнѣніе видѣло литературнаго родоначальника и политическаго вождя имперіялистскаго движенія. При этомъ послѣднемъ сіогунѣ было послано въ Европу первое японское посольство, вмѣстѣ съ которымъ отправленъ былъ въ Парижъ и младшій братъ правителя, чтобы съ юныхъ лѣтъ и въ момъ источникѣ ознакомиться съ европейскими нравами и цивилизаціею. Это обстоятельство заставляетъ предполагать, что едва-ли старый князь Мито былъ такимъ ревностнымъ ненавистникомъ иностранцевъ, какъ можно-бы предположить изъ обзора его предыдущей дѣятельности. Но уже и вліянію Мито былъ положенъ конецъ.
   Сильные южные князья: Сацума, Тоза, Чьо-Сіу, скоковъ вѣку враждебные традиціоннымъ порядкамъ Гогенсамы, только потому и не играли первенствующей роли въ послѣдніе годы японскихъ треволненій, что были заняты междоусобными распрями у себя дома. Сацума въ особенности пользовалась громкою репутаціею, какъ единственное княжество, сохранивнившее среди всеобщаго нравственнаго упадка древнюю воинскую доблесть. Ея самураи получали съ дѣтства совершенно спартанское воспитаніе, щеголяли своимъ искуствомъ въ гимнастическихъ упражненіяхъ и своимъ презрѣніемъ жизненныхъ удобствъ, доходившимъ до того, напримѣръ, что тамошняя jeunesse dorée ѣла мясо дохлыхъ собакъ или безъ надобности подвергала себя мучительнымъ ранамъ и т. п., единственно съ цѣлью выказать свою независимость отъ побужденій чувственности, столь сильно развитыхъ въ массѣ японскаго общества. Рядомъ съ физическимъ сацунская молодежь получала и соотвѣтственное умственное и нравственное развитіе. Китайскихъ книгъ здѣсь читалось мало, но знаніе отечественной исторіи поставлялось въ обязанность каждому благовоспитанному самураю. Въ школахъ опытные воины поучали молодежь разнымъ тонкостямъ тактики, стратегіи, а также и дипломатическаго искуства; устраивались публичныя собранія юношей, на которыхъ имъ предлагался на обсужденіе какой-нибудь головоломный вопросъ изъ практики войны и междоусобій и т. п.
   За малолѣтствомъ князя въ разбираемую нами теперь эпоху этимъ своеобразнымъ княжествомъ управлялъ дядя его, по имени Симадзу Сабуро, стяжавшій себѣ за послѣдніе годы громкую извѣстность реакціонера и ненавистника иностранцевъ, убійствомъ одного изъ секретарей англійскаго посольства, Ричардсона, и своею попыткою вооруженнаго сопротивленія англійскому флоту. Вначалѣ, однакожь, Симадзу держалъ себя совершенно инымъ образомъ по отношенію къ иностранцамъ; по крайней мѣрѣ, онъ былъ первымъ изъ японскихъ владѣтельныхъ князей, оцѣнившихъ преимущества европейской военной организаціи и стремившагося а климатизировать ее въ своихъ владѣніяхъ. Онъ также очень хорошо понималъ, что для привитія плодовъ цивилизаціи нужно приготовить и разчистить подходящую для нихъ почву, а потому первый завелъ въ Японіи медицинское училище и школу иностранныхъ языковъ въ своей столицѣ Кагосима, и готовился сдѣлать больше на этомъ поприщѣ, когда обще-японскія дѣла приняли оборотъ, совершенно поглотившій собою его вниманіе, т. е. когда приспѣлъ моментъ, по его мнѣнію, удобный для того, чтобы вырвать въ свою пользу изъ слабыхъ рукъ рода Токугавы первенство и власть, по которымъ втеченіи двухъ вѣковъ вздыхали его предшественники.
   Двѣнадцать лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ выходцы изъ всѣхъ странъ цивилизованнаго міра стали селиться въ Японіи, заводя въ открытыхъ по договору портахъ свои торговыя факторіи, строя невиданные въ Японіи многоэтажные каменные дома, очаровывая добродушныхъ японцевъ и импонируя ихъ въ глаза бросающимися преимуществами европейской культуры надъ ихъ отечественною. Многіе успѣли за это время убѣдиться, что появленіе "варваровъ" вовсе не грозитъ погибелью японской національности и независимости, но уже служитъ источникомъ обогащенія для производительныхъ классовъ, открывая новый сбытъ для японскихъ продуктовъ по небывало выгодной цѣнѣ. Стоимость сѣмянъ шелковичныхъ червей въ самый короткій промежутокъ времени возросла почти въ двадцать разъ; спросъ на японскій шелкъ, ткани, мѣдь, бронзу и на тѣ продукты японскаго рукодѣлія, которые съ замѣчательнымъ совершенствомъ выдѣлывались японскими работниками изъ-за скуднаго дневного пропитанія, достигъ громадныхъ размѣровъ. Короче говоря, въ эти первые, такъ-сказать, медовые годы нашихъ сношеній съ Японіей, иностранцы являлись положительными благодѣтелями для японскихъ производителей, что, однакожь, отнюдь не препятствовало имъ самимъ наживать крупныя состоянія въ короткое время. Не вдаваясь въ подробности, приведемъ только немного примѣровъ: серебро, вслѣдствіе трудности своего добыванія при отсутствіи техническихъ свѣденій, цѣнилось японцами только втрое дешевле золота; шерсть и сукно, невѣдомыя прежде въ Японіи, гдѣ, вслѣдствіе сырого климата, овцы и козы не могли существовать, а между тѣмъ потребность въ теплой одеждѣ не менѣе сильна зимою, чѣмъ въ средней Европѣ, стоили дороже шелка и бархата. Недостатокъ мясной пищи при вовсе почти неразвитомъ скотоводствѣ заставлялъ платить съумасшедшія деньги за свиней, а первые, привезенные сюда кролики, прельстившіе японцевъ своею плодовитостью, доходили въ цѣнѣ до пяти и до шестисотъ мексиканскихъ доларовъ за штуку и послужили предметовъ такихъ неслыханныхъ биржевыхъ спекуляцій, что правительство вынуждено было запретить ихъ продажу наравнѣ съ азартными играми, до которыхъ японцы страшные охотники, но которыя съ давнихъ поръ уже здѣсь гораздо строже, чѣмъ въ Европѣ, преслѣдуются властями.
   Вмѣстѣ съ тѣмъ и для образованнаго меньшинства представилась возможность освоиться съ демократическимъ духомъ европейской цивилизаціи. Несмотря на необыкновенную любознательность японцевъ вообще, несмотря на повсемѣстное развитіе здѣсь грамотности и литературы, -- сколько-нибудь основательныя свѣденія о бытѣ европейскихъ государствъ не могли здѣсь легко популяризироваться до тѣхъ поръ, пока, съ одной стороны, правительство препятствовало ихъ распространенію; съ другой -- недостатокъ въ лицахъ, знаковыхъ съ европейскими языками, дѣлалъ возможнымъ переводъ на японскій языкъ только голандскихъ книгъ или тѣхъ немногихъ сочиненій о Европѣ и Америкѣ, которыя существуютъ въ китайской литературѣ. Только немногіе счастливцы изъ князей и дворянства имѣли, слѣдовательно, возможность тотчасъ-же по открытіи для иностранцевъ японскихъ портовъ заводить интимное знакомство съ иностраннымъ государственнымъ бытомъ и культурою. Но дворянство, какъ сословіе, очень скоро поняло, что сближеніе съ иностранцами, столь благодѣтельное для производительныхъ классовъ, ему грозитъ окончательною гибелью его вѣковыхъ привилегій. Поэтому, будучи взято въ общемъ своемъ составѣ, оно вмѣстѣ съ буддійскимъ духовенствомъ, по меньшей мѣрѣ, выказывало къ иностранцамъ мало сочувствія, а часто даже звѣрски вымещало на неосторожныхъ европейцахъ вредъ, который эти послѣдніе наносили уже самымъ своимъ появленіемъ геральдическому паразитизму въ Японіи. Но изъ числа самураевъ всѣхъ княжествъ и аристократіи придворной, самой отсталой, нашлись люди, съумѣвгаіе стать выше интересовъ и предразсудковъ своей касты. Вмѣсто того, чтобы довольствоваться археологическою програмою князя Мито или поддерживать честолюбивые замыслы Симадзу, члены этого "патріотическаго союза", о которомъ мы сказали выше, проникаются сознаніемъ необходимости радикально преобразовать весь соціальный и государственный бытъ Японіи по европейскому образцу и дѣлаютъ честолюбіе Сацумы и имперіализмъ Мито орудіемъ къ достиженію своихъ высокихъ цѣлей. При этомъ имъ приходится выказать такую зрѣлость и обдуманность своихъ плановъ, такое умѣнье примѣняться къ обстоятельствамъ, какія мы весьма рѣдко встрѣчаемъ у европейскихъ преобразователей.. Главные дѣятели этого союза почти всѣ занимаютъ въ настоящее время высшія государственныя должности и имена ихъ извѣстны читателямъ по газетнымъ извѣстіямъ.
   Этотъ-то дѣятельный передовой кружокъ держится тѣсно сплоченной оппозиціей во все время борьбы, которая завязывается между южными дай-мьосами съ Сацумою во главѣ, поднявшими знамя чистаго имперіализма, и сѣверными, которыхъ побудило взяться за оружіе желаніе обуздать кичливость сацумцевъ. Однакожь, понимая, что борьба эта сама по себѣ не можетъ затрогивать за-живо интересы японскаго народа, члены этого союза добиваются того, что три сильнѣйшіе корифея южной коалиціи: князья Сацума, Тоза и Чьо-Сіу, подаютъ императору адресъ съ просьбою, когда власть его будетъ возстановлена въ своей первоначальной чистотѣ силою ихъ оружія, воспользоваться ею для того, чтобы избавить націю отъ оковъ феодализма, и выражаютъ готовность пожертвовать своими сословными привилегіями народному благу. Только начиная съ этого заявленія, японскіе южане становятся дѣйствительными ратоборцами за возрожденіе Японіи; до тѣхъ-же поръ они, по крайней мѣрѣ, по внѣшности имѣли совершенно видъ поборниковъ застоя и отчужденія, ополчившихся противъ правительства сіогуновъ за то. что оно открыло страну для иностранцевъ. Неудивительно, что европейскіе негоціанты, бывшіе очевидцами разсказываемыхъ здѣсь событій, опасались торжества южанъ и считали себя до извѣстной степени солидарными съ князьями сѣвера, которые постоянно нуждались въ оружіи и, слѣдовательно, давали ежедневные заказы иностраннымъ фирмамъ, а иногда даже вербовали легіоны иностранныхъ авантюристовъ подъ свои знамена. Не только иностранцы, но даже нынѣшній японскій посланникъ въ Петербургѣ, адмиралъ Енамото, высланный отрокомъ въ Голандію для обученія морскому искуству, возвратившись въ Японію въ самый разгаръ этой борьбы, былъ введенъ въ заблужденіе либеральною внѣшностью сѣверной коалиціи, которой онъ и предложилъ свои услуги, несмотря на то. что ни но своему положенію, ни по развитію онъ, очевидно, не могъ питать сочувствія къ сіогунскому правительству, какъ это и оказалось впослѣдствіи.
   Борьба закончилась торжествомъ юга и смертью императора Ко-ньо-Зини (1868), случившеюся такъ кстати для приведенія въ исполненіе преобразовательныхъ замысловъ "патріотическаго союза", что общественное мнѣніе приписываетъ ее отравленію. Новому дѣлу нужны новые люди, а умершій императоръ, не будучи еще старикомъ, однакожь, слишкомъ тѣсно былъ связанъ съ разъ навсегда отжившими въ Японіи порядками, тогда-какъ наслѣдникъ его, имѣя отъ роду едва шестнадцать лѣтъ и не будучи связанъ никакими вліяніями, представлялъ именно то, въ чемъ Японія всего болѣе нуждалась въ данную минуту, т. е. объединяющее знамя, подъ покровомъ котораго диктаторская власть могла предписывать странѣ необходимыя преобразованія, не вызывая ни въ комъ сомнѣнія насчетъ своего права ихъ предписывать.
   Феодальная власть удѣльныхъ князей и дворянства была на первыхъ-же порахъ отмѣнена вовсе, налоги, сперва собиравшіеся дай-мьосами съ крестьянства и купечества ихъ владѣній, стали поступать въ государственную казну; правительство-же опредѣлило выплачивать прежнимъ владѣльцамъ ежегодную выкупную сумму, равную одной десятой части прежде получаемымъ ими доходовъ. Если принять во вниманіе, что прежде удѣльные князья несли на себѣ все бремя администраціи и военныя издержки, отъ которыхъ ихъ избавлялъ государственный переворотъ перваго года эры "Мей-дзи", что они были подчинены разорительному санко, т. е. пребыванію въ столицѣ втеченіи цѣлой половины года и періодическимъ подачкамъ сіогуну и императору, то подобное уменъ шеніе ихъ доходовъ не должно казаться намъ слишкомъ значительнымъ. Однакожь, въ дѣйствительности оно было значительнѣе, такъ-какъ доходы князей опредѣлялись числомъ коку или четвертей риса, собираемаго ими съ своихъ крестьянъ. Со времени открытія Японіи для иностранцевъ цѣна одного коку риса колебалась здѣсь между шестью и десятью енъ (т. с. мексиканскими доларами), смотря по урожаю и по спросу на этотъ драгоцѣнный продуктъ на китайскихъ рынкахъ. Правительство-же, платя ежегодно выкупную сумму князьямъ деньгами, выплачиваетъ имъ только по одному енъ за коку. Что-же касается дворянства, то оно, какъ уже сказано было выше, было раздѣлено на двѣ категоріи: ква-зоковъ и си-зоковъ, которымъ было предложено на выборъ или получить единовременный выкупъ отъ пяти до семисотъ доларовъ, или-же втеченіи неопредѣленнаго промежутка времени получать изъ государственной казны ежегодное пособіе, котораго размѣры измѣнялись по категоріямъ, но за средній терминъ котораго можно принять цифру отъ сорока до семидесяти доларовъ. Правительство, впрочемъ, предупреждало дворянъ, что эта мѣра временная, и приглашало ихъ заняться серьезно колективнымъ обсужденіемъ своихъ интересовъ и пріисканіемъ средствъ къ существованію безъ обремененія государственнаго бюджета. Монастырскія и церковныя имущества были тоже взяты въ казну, и жрецы ибонзы стали получать опредѣленное правительствомъ жалованье. Кстати замѣтить, что когда мы говоримъ о духовенствѣ въ Японіи, то имѣемъ исключительно въ виду духовенство буддійское, котораго организація представляетъ замѣчательную аналогію съ римско-католическою іерархіею. Свѣтскому могуществу буддизма въ Японіи положенъ конецъ Нобунагою еще въ XVI вѣкѣ; но духовенство, а въ особенности монашество и до настоящаго времени составляетъ здѣсь элементъ, сильный своею численностью. И здѣсь, точно также какъ въ католическихъ странахъ Европы, опору клерикальнаго вліянія составляетъ прекрасный полъ и крестьянское народонаселеніе нѣкоторыхъ горныхъ провинцій. Излишне распространяться о томъ, что буддизмъ въ Японіи, споконъ вѣка переплетаясь съ національными традиціями и суевѣріями и высасывая изъ нихъ все, что могло содѣйствовать его аклиматизаціи въ этой странѣ, существенно отклонился отъ своего первобытнаго идеала. Что-же касается національно-японскаго культа -- "син-то", то онъ едвали можетъ быть даже названъ религіею или, по крайней мѣрѣ, представляетъ религію въ такомъ зачаточномъ состояніи, что едва-ли ей суждено когда-нибудь развиться въ законченную форму. Жрецы этого культа ничѣмъ не отличаются отъ свѣтскихъ аристократовъ дворянъ императорскаго дома; они носятъ оружіе,ѣздятъ верхомъ, -- что по японскимъ понятіямъ не подобаетъ вовсе духовнымъ особамъ,-- и не отправляютъ никакого богослуженія, а только распоряжаются національными праздниками и процесіями въ честь отжившихъ или легендарныхъ національныхъ героевъ и родоначальниковъ Зин-му. Въ то время, какъ буддизмъ породилъ здѣсь цѣлую литературу дидактическихъ трактатовъ и популярныхъ обрядниковъ, имѣющихъ цѣлью регулировать всю жизнь благомыслящаго японца по мельчайшихъ подробностей,-- синтоизмъ имѣетъ одну только книгу "Ko-зики" ("Сказаніе о древнихъ дѣлахъ") -- сводъ національныхъ легендъ и преданій, написанную столь чистымъ старо-японскимъ языкомъ и такимъ своеобразнымъ способомъ, что она непонятна не только для простолюдина, но и для большей части образованныхъ людей. Буддійское духовенство, не пользуясь ни благорасположеніемъ правительства, ни уваженіемъ со стороны общественнаго мнѣнія, разоренное въ конецъ и скептицизмомъ народныхъ массъ, и правительственными преобразованіями. однакожь до послѣдняго времени дѣлаетъ геройскія попытки вмѣшиваться въ народную жизнь, слѣдитъ за измѣняющимися событіями каждаго дня, устраиваетъ публичные диспуты и рекламируетъ въ проповѣдяхъ, выдвигая изъ своей среды на каждомъ шагу такихъ замѣчательныхъ проповѣдниковъ, что ихъ фанатизирующему краснорѣчію могутъ позавидовать отцы Гіацинты и другіе ихъ европейскіе собратья и кумовья. Образованные японцы, съ давнихъ поръ прикрывающіе внѣшней преданностью традиціонному культу свой полный религіозный индиферентизмъ, любятъ однакожь слѣдить за этими проповѣдями съ тѣмъ интересомъ, который они питаютъ къ пѣтушинымъ боямъ, театрамъ и другимъ зрѣлищамъ; а христіанскіе миссіонеры, т. е. по крайней мѣрѣ, тѣ изъ нихъ, которымъ удалось совладать съ трудностями японскаго языка, поучаются у бонзъ, такъ-сказать, технической сторонѣ своего дѣла... Но возвратимся къ "опросу медіатизаціи свѣтскаго и духовнаго феодализма въ Японіи.
   Будучи лишены вѣковыхъ своихъ привилегій и уравнены въ смыслѣ политическихъ правъ съ простыми смертными, дай-мьосы были, однакожь, на первое время оставлены, по крайней мѣрѣ, административными распорядителями прежнихъ своихъ владѣній, но уже не на правахъ ленныхъ владѣльцевъ, а только на правахъ простыхъ губернаторовъ, назначаемыхъ центральнымъ правительствомъ. Но они такъ мало оказались способными въ этой покой роли, что уже въ 1871 г. правительство рѣшилось смѣнить ихъ всѣхъ безъ исключенія. При этомъ даже прежнее подраздѣленіе страны ни области или провинціи, совершенно соотвѣтствовавшее тому, которое существовало во Франціи до революціи, было офиціально уничтожено и замѣнено раздѣленіемъ на "кенъ" -- департаменты, имѣющіе во главѣ префектовъ или "кен-рей", и на "кунъ" или подпрефектуры. Къ этой мѣрѣ правительство прибѣгло вовсе не изъ желанія рабского подражанія европейскимъ образцамъ, а по-необходимости сгладить возможно радикальнѣе слѣды феодализма. Мы упоминаемъ объ этой административной подробности только потому, что видимъ въ ней новое доказательство тождественности законовъ политическаго развитія въ разныя историческія эпохи и у совершенно различныхъ между собою народовъ.
   Въ настоящее время въ Японіи ни въ должности губернаторовъ, ни на другихъ сколько-нибудь значительныхъ административныхъ или государственныхъ мѣстахъ не оказывается уже ни одного князя; очень мало даже представителей титулованнаго дворянства, но всего болѣе бывшихъ самураевъ, которые собственно одни представляли здѣсь нѣчто подобное тому, что въ Европѣ называется третьимъ сословіемъ, и одни обладали необходимымъ для государственной службы развитіемъ. Однакожь касты и сословныя привилегіи съ самаго начала эпохи Мей-дзи уничтожены вовсе и доступъ къ высшимъ государственнымъ должностямъ открыта. каждому не только по мертвой буквѣ правительственныхъ декретовъ и предписаній, но и въ дѣйствительности. Въ теперешнемъ высшемъ правительствѣ мы находимъ нѣкоторыхъ даровитѣйшихъ членовъ, вышедшихъ изъ крестьянства или изъ такъ-называемыхъ "заоблачныхъ владѣльцевъ", какъ здѣсь называется тотъ многочисленный классъ бѣдняковъ, который на землѣ не владѣлъ рѣшительно ничѣмъ, составлялъ одно изъ низшихъ подраздѣленій пролетаріата и снискивалъ свое скудное дневное пропитаніе поденною работою на Токай-до, т. е. на большой дорогѣ, ведущей изъ столицы сіогуновъ Іедо -- въ столицу императоровъ Кьото. Нельзя не упомянуть здѣсь, что понятіе безсословности настолько уже успѣло созрѣть въ японскомъ обществѣ, что мнѣ никогда не приходилось слышать, чтобы какой-бы то ни было магнатъ, хотябы въ разгаръ ядовитаго спора или за глаза, упрекнулъ своего "вышедшаго въ люди" противника его низкимъ происхожденіемъ, тогда какъ въ глазахъ живущихъ здѣсь европейцевъ почти заурядъ поставляется въ укоръ тому или другому важному японскому сановнику то, что онъ былъ простымъ поденьщикомъ или слугою какого-нибудь важнаго барина.
   Однакожь, еще недостаточно открыть, хотя-бы и фактически, доступъ къ высшимъ государственнымъ должностямъ даровитымъ людямъ всѣхъ классовъ для того, чтобы привить идею безсословности къ обществу, вѣками пріученному презирать работника и производительный трудъ. Правительство, повидимому, очень хорошо сознаетъ это и стремится облагородить въ глазахъ отсталой аристократіи именно тотъ родъ производительной дѣятельности, который здѣсь пользовался наиболѣе дурной репутаціей. Такъ, напримѣръ, вмѣсто того, чтобы завести государственный банкъ, оно способствуетъ образованію на акціяхъ обширнаго кредитнаго и размѣннаго учрежденія, въ которомъ принимаютъ участіе и нѣкоторые изъ высшихъ сановниковъ, но во главѣ котораго поставлена богатѣйшая въ Іедо купеческая фирма Мицу-и. Рядомъ съ этимъ банкомъ заводится большое предпріятіе на акціяхъ для заграничной торговли, тоже подъ купеческою фирмою Оно-я. но съ участіемъ въ немъ даже родственниковъ императора. Нѣкоторые князья и дворяне спѣшатъ слѣдовать этому примѣру; такъ, напримѣръ, князь и нѣкоторые самураи княжества Тоза складываютъ деньги для учрежденія большого торговаго дома "Хорай-сьо", управленіе которымъ поручается нѣкоему Готоо, занимавшему высшія государственныя должности сперва въ своемъ княжествѣ, а потомъ въ центральномъ правительствѣ.
   Предубѣжденія, вѣками вкоренившіяся въ японскомъ обществѣ противъ торговли вообще, и негодованіе на то, что страна доблестныхъ потомковъ Зян-му становится страною торгашей и барышниковъ, были, однакожь, еще на-столько сильна въ нѣкоторыхъ патріархальныхъ слояхъ японскаго общества, что вышеупомянутые результаты достигались не легко. Кромѣ дѣйствія на общественное мнѣніе примѣрами, офиціальные и неофиціальные преобразователи должны были вести литературную полемику противъ отсталыхъ воззрѣній на эту важную отрасль общественной самодѣятельности. Наиболѣе энергическимъ памфлетомъ въ пользу торговаго развитія считается манифестъ, изданный въ Осакй въ самомъ началѣ эпохи "Мей-дзи" нѣкіимъ Като-Суке-яци и переведенный на англійскій языкъ г. Астономъ {См. "The Phoeuih", a monthly magasin, edit, by the Rev. J. Summers. Vol. II, 1872 r.}. Считаемъ не лишнимъ привести здѣсь нѣкоторые отрывки изъ этихъ, крайне интересныхъ по нашему мнѣнію, "Замѣчаній о торговлѣ" цивилизованнаго японца, такъ-какъ они лучше, чѣмъ наши собственныя размышленія, ознакомятъ читателя и съ міровоззрѣніемъ современнаго японскаго общества, и съ литературными пріемами этой страны:
   "Великая Японія, управляемая мудрымъ нашимъ императоромъ, безспорно лучшая страна въ свѣтѣ. Въ ней нѣтъ ни сильныхъ жаровъ, ни невыносимаго холода и потому растительность здѣсь роскошная; рисъ, пшеница и другія питательныя растенія родятся въ изобиліи; овощи достигаютъ очень большихъ размѣровъ. Чай и шелковица первоначально занесены къ намъ изъ Китая, но они усовершенствованы на японской почвѣ, и это одно уже доказываетъ ея превосходство. Намъ могутъ возразить, что и въ Китаѣ и въ Европѣ есть страны съ климатомъ столь-же хорошимъ, какъ и Японія, но тамъ есть пустыни или высокія цѣпи горъ, негодныя къ воздѣлыванію. Въ Японіи нѣтъ такихъ мѣстностей {Почти треть японской територіи непригодна къ воздѣлыванію по причинѣ горъ. Д-ръ Гринъ находилъ на самомъ о-въ Ниппонѣ мѣста, гдѣ 3/4, а иногда и 7/8 територіи били свободны отъ посѣвовъ. См. его "Report upon the Agriculture in Japan" -- въ экспедиціи Перри. Не надо забывать, что памфлетъ этотъ писанъ съ цѣлью привлечь ни сторону новыхъ идей людей, наиболѣе зараженныхъ вѣковою язвою національнаго самохвальства, нашего пресловутаго: "забросаемъ шапками!" Авторъ умышленно высказываетъ въ панегирической формѣ такіе факты, которыхъ ошибочность ясна для каждаго, хорошо знакомаго съ экономическимъ положеніемъ страны.}. Правда, и у насъ въ Дева, Осіу и нѣкоторыхъ другихъ провинціяхъ есть земли еще невоздѣланныя, но онѣ остаются невоздѣланными по недостатку рукъ {Японія, состоящая изъ 8800 острововъ, по величинѣ будучи почти равна Англіи, имѣетъ 33 миліона народонаселенія, т. е. она значительно болѣе населена, чѣмъ великобританское королевство, и изъ европейскихъ странъ уступаетъ только Бельгіи въ густотѣ своего населеніи.}, а не по природной негодности...
   "Японія отчуждена отъ остального міра океаномъ, раскидывающимся на большія пространства, и, казалось, Создатель озаботился снабдить ее всѣмъ, необходимымъ для ея существованія. Вслѣдствіе этого сердца людей, будучи свободны отъ подавляющей заботы и опасенія за свою обезпеченность, естественно расположены къ обходительности, добру и справедливости. Въ Китаѣ и другихъ странахъ являлись пророки и мудрецы и ревностно поучали народъ. Тѣмъ не менѣе, тамъ люди грабили и убивали другъ друга, сильный притѣснялъ слабаго. Такой образъ дѣйствій по-истинѣ унизителенъ для людей; но онъ является послѣдствіемъ того, что страна недостаточно снабжена съѣстными припасами и другими необходимыми для жизни предметами, и жители вынуждены отнимать ихъ другъ у друга. Въ нашей Японіи ничего подобнаго не было... Какая счастливая участь быть рожденнымъ въ странѣ, гдѣ всякій безсознательно и безъ усилій стремится къ добру, потому что всякій тепло одѣтъ и сытъ отъ плодовъ земли своей!
   "Мы не нуждались въ сношеніяхъ съ заморскими государствами, но ихъ граждане стали пріѣзжать къ намъ, просить о дружескихъ сношеніяхъ съ нами, торговать съ нами и удивляться богатству нашей страны. Нѣтъ мѣсяца, въ который оборотъ не доходилѣбы до двухъ миліоновъ доларовъ. Но хотя мы и имѣемъ все необходимое для жизни у себя дома, все-жь-таки существуютъ весьма уважительныя причины для поддержанія иностранной торговли. Продукты разныхъ странъ совершенно различны и обмѣнъ взаимныхъ избытковъ, если онъ совершается сообразно съ требованіями справедливости и взаимной помощи, выгоденъ для обоихъ. Взаимная помощь должна служить руководящимъ принципомъ всѣхъ человѣческихъ дѣйствій.
   "Въ старыя времена иностраннымъ кораблямъ было позволено приходить только въ Нагасаки; причиною этого ограниченія былъ страхъ, чтобы они не завладѣли страною. Но съ тѣхъ поръ иностранныя государства все болѣе и болѣе цивилизовались. Они изобрѣли пароходы, снабженные такимъ механизмомъ, что они въ одни сутки могутъ проходить по 100 или даже по 200 ри и отовсюду могутъ скоро достигать береговъ Японіи. Нашъ микадо убѣдился въ необходимости завести съ ними дружескія сношенія; только этимъ путемъ мы и можемъ занять подобающее намъ мѣсто въ ряду другихъ націй, не отступаясь отъ принципа взаимной помощи и справедливости.
   "Я сказалъ уже, что страна наша снабжена вдоволь. Но, напримѣръ, къ намъ во всякое время привозили цѣлебныя травы изъ Китая, и мы покупали ихъ очень дорого. Европейцы придумали множество машинъ, которыхъ устройство чрезвычайно умно и изобрѣтательно и которыя оказываютъ имъ неоцѣненныя услуги. Конечно, мы жили и безъ машинъ, но развѣ можно не признать, что онѣ вещи крайне поучительныя и полезныя! Къ тому-же, иностранцы уступаютъ намъ эти свои изобрѣтенія за тотъ избытокъ нашихъ отечественныхъ произведеній, который пропадалъ-бы вовсе, если-бы мы не отдавали его имъ, исполняя такимъ образомъ долгъ общежитія и въ то-же время извлекая выгоды для себя. А между тѣмъ находятся люди, живущіе далеко отъ центровъ просвѣщенія, которые на иностранцевъ смотрятъ какъ на враговъ, а въ торговлѣ видятъ причину бѣдности, являющейся результатомъ всеобщаго вздорожанія цѣлъ на всѣ продукты. Это большая ошибка. Люди въ разныхъ странахъ бываютъ хорошіе и дурные, но иностранцы -- дѣти того-же міра, къ которому принадлежимъ и мы, и человѣческая природа вездѣ одна и та-же. Что-же касается вздорожанія цѣнъ, то виноваты въ немъ не иностранцы, а упадокъ стоимости золота. Цѣны управляются естественными законами и зависятъ отъ сравненія между собою различныхъ предметовъ. Цѣна денегъ не всегда остается одинакова. Изъ того, что мы платимъ теперь три ріо (долара) за вещь, за которую прежде платили одинъ ріо, еще не слѣдуетъ, что вещь эта вздорожала втрое противъ прежняго; три ріо въ настоящее время представляютъ стоимость нѣсколько даже ниже той, которую прежде выражалъ одинъ ріо. Тотъ, кто взвѣситъ эти аргументы, легко найдетъ, что кажущаяся дороговизна часто оказывается только поминальной".
   "Теперь разсмотримъ пути, которыми должна быть ведена торговля. Прежде всего слѣдуетъ замѣтить, что иностранцы обладаютъ такимъ знаніемъ разныхъ странъ міра и такою торговою опытностью, которыхъ у насъ еще нѣтъ. Къ тому-же они имѣютъ торговыя общества и товарищества всякаго рода, основанныя на началахъ взаимной асоціаціи. Въ Японіи тоже были торговыя общества, но въ нихъ не было и помину ни о взаимной помощи, ни объ общемъ благѣ. Крупные торговцы путемъ этихъ обществъ освобождались только отъ конкуренціи мелкихъ своихъ собратій, а потому правительство запретило ихъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Но если кто-нибудь теперь попроситъ у правительства разрѣшенія учредить торговую асоціацію по европейскому образцу, то правительство не только не откажетъ, но будетъ еще очень радо этому, потому что наступило такое время, когда Японія должна имѣть свою систему прочныхъ асоціацій, основанныхъ на началахъ взаимной помощи и справедливости. Только этимъ путемъ наше торговое развитіе можетъ быть расширено.
   "Когда система асоціацій будетъ усвоена и дастъ большія выгоды, тогда мы начнемъ строить корабли, на которыхъ станемъ отправлять наши товары въ иностранныя государства. Это будетъ для насъ въ десять разъ выгоднѣе, чѣмъ вести иностранную торговлю у нашихъ дверей. Цѣна вещей дорожаетъ пропорціонально числу рукъ, черезъ которыя эти вещи проходятъ. Возьмемъ, напримѣръ, рыбу. Море производитъ ее даромъ; рыбакъ ловитъ ее и продаетъ на рынкѣ только за нѣсколько копеекъ. Тамъ ее покупаетъ разнощикъ, продающій ее мелочному торговцу или прямо потребителю. Прежде, чѣмъ она попала на столъ потребителя, она прошла черезъ нѣсколько рукъ; каждый взялъ на ней нѣкоторый барышъ, и потребитель долженъ заплатить три бу (четверть ріо) иди и цѣлый ріо за то, что рыболовъ продалъ за нѣсколько копеекъ. Теперь мы ведемъ торговлю съ иностранцами подобно тому, кто покупаетъ рыбу за цѣлый ріо; когда-же мы будемъ на своихъ судахъ отправлять къ нимъ свои товары, мы уподобимся тому, кто покупаетъ эту самую рыбу за нѣсколько копееекъ у рыболова. Это будетъ такъ выгодно, что издержки путешествія въ два конца нечего будетъ и принимать въ соображеніе. Но только надо, чтобы наши купцы, отправляясь въ иностранныя государства для сбыта своихъ или для покупки чужихъ про изведеній, находили тамъ компаніоновъ, готовыхъ дать имъ всѣ необходимыя указанія и оказать всякую поддержку. Купецъ изъ Іедо, отправляясь въ Кьото или Осака съ большимъ складомъ товара и въ надеждѣ на барыши, очень часто бываетъ радъ отдать свой товаръ за безцѣнокъ, чтобы выбраться изъ чужого города. Тѣмъ болѣе невозможно вести выгодно дѣла съ отдаленными государствами, не имѣя тамъ никого, кто-бы могъ оказать нужную помощь въ разсчетѣ на взаимность.
   "Японія втеченіи многихъ вѣковъ была запертою для иностранцевъ; внѣшній міръ насъ не касался, и все-таки черезъ то, что мы держались между собою принципа взаимной помощи, наши необходимѣйшія потребности были удовлетворены. Это былъ спокойный и легкій образъ жизни, который можно сравнить съ бытомъ отшельника, поселившагося гдѣ-нибудь въ прелестной глуши между неприступными горами. Для любителя красотъ природы такая жизнь можетъ служить источникомъ чистыхъ и глубокихъ наслажденій; но все-же, безъ знанія того, что дѣлается вокругъ него, онъ необходимо будетъ осужденъ на нѣкоторую дикость; его потребности будутъ удовлетворены грубымъ и первобытнымъ образомъ. Сто лѣтъ тому назадъ говорилось, что тѣмъ лучше, чѣмъ меньше у человѣка потребностей и чѣмъ проще онѣ удовлетворяются; но съ тѣхъ поръ времена измѣнились. Европейцы постепенно цивилизовались и, при помощи изобрѣтенныхъ ими машинъ, люди, живущіе на разстояніи тысячи pu (японская ри = четыремъ верстамъ), могутъ разговаривать между собою; а поѣздка за 1,000 ри такъ-же для нихъ легка, какъ визитъ къ сосѣду. Должна-ли Японія одна оставаться вѣчно позади, когда кругомъ все движется и преуспѣваетъ? Развитіе есть законъ природы; повинуясь ему, мы должны отбросить вѣковыя привычки отчужденія и ознакомиться съ остальнымъ міромъ. Наше сближеніе съ иннъ должно быть тѣсное и дружеское. Перестанемъ быть пустынниками, погруженными въ созерцаніе красотъ природы... Тѣ, которымъ излишняя привязанность къ старымъ понятіямъ мѣшаетъ искренно отдаться дѣлу прогреса, не понимаютъ ни духа времени, ни законовъ природы; они просто безумцы, на которыхъ можно вовсе не обращать вниманія. Вѣдь примѣняются-же они къ различнымъ временамъ года и довольствуются одною легкою одеждою, когда на дворѣ тепло, а зимою надѣваютъ на себя свое теплое платье. Почемуже они не хотятъ дѣлать соотвѣтственныхъ уступокъ постоянно измѣняющимся требованіямъ духа времени? Войденъ-же смѣло въ открывающуюся для насъ новую жизнь, отдадимся всецѣлостно развитію промышленности и торговли, не упуская никогда изъ вида блага страны".
   Мы пропускаемъ нѣсколько рубрикъ, которыя авторъ посвящаетъ обличенію уловокъ, которыми иностранные купцы искуственно повышаютъ или понижаютъ цѣны товаровъ на японскихъ рынкахъ, и выставляетъ на видъ читателямъ пользу, которую они могутъ извлечь изъ солидарности и принципа взаимной помощи, приложенныхъ къ торговой практикѣ.
   "Японскій шелкъ, сѣмена шелковичныхъ червей и чай признаны за лучшіе на всемъ свѣтѣ; иностранцы привыкли къ ихъ употребленію и спросъ на нихъ постоянно превышаетъ спросъ на другія произведенія японской почвы, несмотря на повышеніе цѣнъ. Наши земледѣльцы должны приложить особое стараніе къ производству этихъ предметовъ въ возможно большемъ количествѣ, такъ-какъ этого требуетъ и ихъ выгода, и общее благо страны. Затѣмъ слѣдуетъ хлопчатая бумага, трепангъ, морская капуста, грибы, растительныя масла и рыбій жиръ, растительный воскъ, лакъ, желѣзо, свинецъ, бронза, мѣдь, бамбукъ, фарфоръ, камфора, картофель, красильныя и лечебныя растенія, изъ числа которыхъ японскій жень-шень цѣнится особенно дорого, и сѣра... Продажа нѣкоторыхъ продуктовъ иностранцамъ запрещена правительствомъ. Таковы: рисъ, овесъ, пшеничная мука и селитра, которые могутъ быть продаваемы только для непосредственнаго потребленія иностранныхъ судовъ, стоящихъ на якорѣ въ японскихъ портахъ, или живущихъ въ Японіи иностранцевъ, но отнюдь не для вывоза. Продавать бобы и горохъ не запрещено; но такъ-какъ они составляютъ главную пищу народа, то лучше ихъ не вывозить, въ большихъ количествахъ за-границу, какъ-бы ни была заманчива предлагаемая цѣна. Ничего не можетъ быть безчеловѣчнѣе, какъ дѣлать источникомъ собственнаго обогащенія обѣднѣніе народа..."
   Изъ опасенія слишкомъ растянуть эту выписку, мы не цитируемъ дальше этого воззванія, хотя оно до конца интересно именно тѣмъ, что рисуетъ рельефно и ярко настроеніе лучшей и дѣятельнѣйшей половины японскаго общества. Не санівипическое увлеченіе новизною, а сознательное стремленіе къ новой, свѣтлой и привольной жизни вдохновляетъ преобразователей этой страны, которые не падаютъ ницъ передъ внезапно открывшеюся передъ ними западною цивилизаціею, не отказываются въ виду ея отъ всякихъ самобытныхъ и національныхъ требованій, а сознательно хотятъ усвоить несомнѣнныя преимущества этой цивилизаціи, сдѣлать ихъ своимъ національнымъ достояніемъ.
   Усвоеніе чуждой государственности и общественности, впрочемъ, составляло для Японіи органическую необходимость съ тѣхъ поръ, какъ рушился тотъ порядокъ, который японская исторія выработала вѣками отчужденія. Съ возстановленіемъ императорской власти государственный бытъ этой страны представляетъ tabula rasa, пустыя рамки. Императорская власть представлялась здѣсь порожденіемъ вполнѣ національнымъ, ненуждающимся въ чуждыхъ заимствованіяхъ, только въ отдаленную эпоху перваго возникновенія японской національности и государственности, формировавшихся точно такъ-же, какъ и романо-германскія національности, путемъ завоеванія. Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что нынѣшніе японцы не коренные жители своего архипелага, который первоначально былъ заселенъ айнами, племенемъ, чрезвычайно сходнымъ съ нашими гиляками, до сихъ поръ сохранившимся въ своей первоначальной чистотѣ только на самомъ сѣверномъ изъ большихъ японскихъ острововъ -- Іезо. Элементы монгольскій и малайскій слишкомъ очевидно вошли въ составъ расы завоевателей, т. е. ялгато или собственно японскаго племени. Не только баснословныя преданія, но и достовѣрныя лѣтописи прямо говорятъ о "борьбѣ съ варварами", которую втеченіи нѣсколькихъ вѣковъ вели японцы, прежде чѣмъ они стали единственными хозяевами нынѣшней своей територіи. Такъ-какъ страна состоитъ изъ отдѣльныхъ острововъ, которые къ тому-же перерѣзаны въ разныхъ направленіяхъ высокими цѣпями горъ, представлявшими естественные оплоты и крѣпости для невоинственныхъ туземцевъ, то понятно, что окончательное ея завоеваніе требовало большихъ промежутковъ времени. Пока длится этотъ завоевательный періодъ и національная жизнь ограничивается здѣсь немногосложными процесами непосредственной борьбы за землю, то Японія безпрекословно подчиняется власти одного вождя; но чуть только функціи общественной ея жизни начинаютъ усложняться, какъ тотчасъ-же является потребность и въ болѣе развитой или сложной государственности, которую первые императоры цѣликомъ заимствуютъ изъ сосѣдняго Китая. Здѣсь учреждается верховный правительственный совѣтъ, который по настоящее время сохраняетъ свое китайское названіе "Дяйзьо-канъ". Во главѣ этого верховнаго правительства поставлены "три сановника" (сан-го), стоящіе внѣ табели о рангахъ (тоже цѣликомъ перенесенной на японскую почву изъ Китая, откуда, какъ извѣстно, она проникла и къ намъ, гдѣ и процвѣтаетъ до настоящаго времени). Старшій изъ этихъ трехъ сановниковъ извѣстенъ въ японской исторіи подъ различными, но неизмѣнно китайскими названіями и соотвѣтствуетъ государственному канцлеру. Члены совѣта, "сан-ги", назначаются императоромъ обыкновенно изъ числа высшихъ чиновниковъ различныхъ вѣдомствъ; по императоръ можетъ давать титулъ "сан-ги" и лицамъ, вовсе несостоящимъ на государственной службѣ; такъ, напримѣръ, помянутый выше Готоо, распорядитель одного изъ обширнѣйшихъ въ Японіи торговыхъ обществъ, былъ призванъ въ государственный совѣтъ новымъ правительствомъ. Затѣмъ слѣдуютъ восемь министерствъ, очень немногимъ разнящихся отъ соотвѣтственныхъ европейскихъ учрежденій; во главѣ каждаго министерства стоитъ "кьо" -- министръ, и два товарища: "тай-ю" (старшій помощникъ) и "сьо-ю" (младшій помощникъ). Министерства раздѣляются на департаменты. Во главѣ войска стоятъ одинъ "тай-сіогунъ" или фельдмаршалъ и "цинзифъ-сіогунъ" -- его товарищъ или помощникъ.
   Японскіе историки, не опредѣляя съ точностью времени, когда эта китайская организація власти проникаетъ въ Японію, совершенно справедливо, однакожь, считаютъ это время за начало упадка здѣсь императорской власти. И дѣйствительно, съ одной стороны, сами императоры, очутившись во главѣ стройно-организованной власти, какъ-будто-бы пользуются этимъ для того, чтобы отдохнуть отъ дѣятельной боевой жизни своихъ предшественниковъ. Они или пишутъ пасторальныя стихотворенія, какъ извѣстный своею поэтическою дѣятельностью Тепзи-Теи-о, или увлекаются живописью, какъ родоначальникъ императорскаго поколѣнія Тоба-но-имъ, но государственными дѣлами не занимаются вовсе, сдѣлавъ власть государственнаго канцлера наслѣдственною въ родственномъ имъ семействѣ Фузивара. Съ другой стороны, гордые японскіе феодалы вовсе не считаютъ нужнымъ подчиняться демократизирующей централизаціи Китая и заводятъ нескончаемыя междоусобія. Двѣ аристократическія семьи борятся между собою за первенство, какъ будто никакой центральной власти не существуетъ надъ ними и вся Японія вынуждена раздѣлиться на два враждебные лагеря: Хей или Тайра съ одной стороны, Генъ или Минамото -- съ другой. Въ этомъ проходитъ весь XII-й вѣкъ, пока, наконецъ, Йори-томо изъ рода Минамото не склоняетъ побѣду на свою сторону. Родъ Тайра подвергается столь окончательному истребленію, что только за послѣдніе годы въ горахъ найдена была община, жившая въ совершенномъ отчужденіи отъ цѣлаго міра, и въ жителяхъ ея японцы признали одичалыхъ потомковъ этого могущественнаго семейства.
   Йори-томо придумалъ для себя небывалый титулъ "Сей-и-Тайсіогуна" (великаго военачальника для укрощенія варваровъ) и подъ этимъ титуломъ не только самъ управлялъ Японіей въ качествѣ неограниченнаго государя, но завѣщалъ ту-же власть своимъ внукамъ. Городъ Камакура, резиденція Йори-томо, сталъ дѣйствительною столицею, между тѣмъ какъ императоръ со всѣмъ своимъ штатомъ жилъ въ священной глуши Кьото, "подобно тому, кто держитъ ключъ отъ пустой кассы, какъ характерно выражается о немъ японскій историкъ,-- смиряясь передъ Йори-томо, какъ курица смиряется передъ пѣтухомъ, распѣтувшимся на птичьемъ дворѣ".
   До 1868 г. императорская власть не выходила изъ того ничтожества, въ которое ее повергъ первый ея протекторъ. Власть сіогуновъ переходитъ изъ рукъ въ руки разныхъ династій и въ каждой изъ нихъ только мельчаетъ и изнашивается, какъ залежавшееся платье; такъ что когда при послѣднемъ представителѣ ея смѣлый военачальникъ Оа-Нобунага изъ рода Тойотома, укротивъ феодальную неурядицу, даже и не думаетъ о томъ, чтобы принять износившійся сіогунскій титулъ. Точно также и второй диктаторъ Японіи, Хидейоси или Тайкосама, никогда не былъ сіогуномъ. Только Гогенсама, занятый своими династическими соображеніями, не брезгаетъ сіогунскимъ званіемъ и, возродивъ его въ покой японской исторіи, придаетъ ему совершенно новое значеніе и силу.
   Мы уже разсказали, какимъ образомъ на развалинахъ этой новой сіогунской власти возстановилась императорская власть въ 1868 г., а вмѣстѣ съ нею возрождено было и то, заимствованное изъ Китая, государственное устройство, которое мы описали выше. Номинально оно во всѣ вѣка существовало въ Кьото, и полный штатъ государственныхъ сановниковъ и министровъ постоянно существовалъ при императорскомъ дворѣ, разумѣется, не играя никакой дѣйствительной роли: министры вынуждены бывали плести бамбуковыя корзины или тростниковую обувь, которую носятъ японскіе простолюдины, а государственный канцлеръ поучалъ столичное юношество китайской грамотѣ и отечественной исторіи.
   Первою заботою правителей Японіи естественно должно было быть избраніе какого-бы то ни было внутренняго содержанія для возстановленныхъ ими политическихъ формъ. Это-то содержаніе они рѣшились взять изъ европейской цивилизаціи, будучи вполнѣ готовы передѣлывать и измѣнять самыя формы, если онѣ окажутся непригодными для новаго содержимаго. Читатель однако же, легко могъ замѣтить, что между формами китайско-японской и европейской государственности не оказывается столь существенныхъ различій, какъ можно было-бы предполагать à priori. Отъ японцевъ потребовалось чрезвычайно мало иниціативы для того, чтобы взамѣнъ китайской организаціи исполнительной власти обзавестись полнымъ штатомъ министерствъ по европейскому образцу, со всѣми атрибутами этого сложнаго и крайне дорогого механизма. Въ настоящее время здѣсь существуютъ, вмѣсто прежнихъ восьми, одинадцать министерствъ, съ спеціальнымъ управленіемъ колоніями.
   Главнѣйшею и труднѣйшею задачею преобразователей Японіи было образованіе вѣдомства юстиціи, какъ дѣла, совершенно новаго въ странѣ, вовсе неимѣвшей до тѣхъ поръ писаныхъ законовъ. Для этой столь настоятельной реформы было много самыхъ побудительныхъ стимуловъ; не говоря уже о сильно развитомъ въ лучшихъ частяхъ народонаселенія стремленіи перейти къ формамъ просвѣщенной общественности, существовалъ еще весьма уважительный поводъ торопиться осуществленіемъ радикальнаго преобразованія юстиціи. Я говорю объ "экстериторіяльности", т. е. подвѣдомственности живущихъ въ Японіи иностранцевъ исключительной юрисдикціи своихъ консуловъ, что въ высшей степени оскорбляло національное самолюбіе японцевъ и въ то-же самое время ложилось крайне тяжелымъ на нихъ бременемъ, при веденіи какихъ-бы то ни было дѣлъ съ европейцами. На неоднократныя обращенія японскаго правительства къ иностраннымъ державамъ съ просьбою признать въ отношеніяхъ къ "имперіи восходящаго солнца" тѣ-же принципы, которыми европейскія государства руководятся во взаимныхъ отношеніяхъ между собою, постоянно получался одинъ и тотъ-же оскорбительный отвѣтъ, что гражданинъ цивилизованнаго общества не можетъ подчиниться дикому суду бамбуковой палки. Такимъ образомъ, потребность юридическаго образованія и развитія становилась для Японіи настоятельнѣйшею необходимостью. Японскіе студенты отправлялись въ значительномъ числѣ въ Европу для изученія юридическихъ наукъ по преимуществу передъ всѣми другими; но такъ-какъ они, по большей части, еще не знали ни одного европейскаго языка и вовсе не имѣли приготовительныхъ свѣденій, необходимыхъ для этого изученія, то ждать скораго достиженія желаемыхъ результатовъ этимъ путемъ было, конечно, невозможно. Единственнымъ исходомъ представлялось непосредственное заимствованіе уже готовыхъ юридическихъ формъ у одного изъ европейскихъ народовъ. Это-то заимствованіе, какъ мы уже говорили въ самомъ началѣ этой статьи, Японія предполагала сдѣлать у насъ, своихъ ближайшихъ сосѣдей.
   Серьезнаго знакомства съ внутреннимъ бытомъ европейскихъ государствъ у японскихъ государственныхъ людей того времени и быть не могло, при недавности и односторонности взаимныхъ сношеній между Европою и Японіей. Усвоеніе Японіею тѣхъ или другихъ чуждыхъ образцовъ могло основываться не на подробной сравнительной оцѣнкѣ учрежденій разныхъ странъ, а только на общемъ впечатлѣніи, которое различныя національности успѣли произвести на японцевъ при своихъ столкновеніяхъ съ ними. Авторитетъ Англіи, которой языкъ и техническое развитіе всего больше насаждались въ Японіи, въ это время стоялъ чрезвычайно низко. Вслѣдствіе-ли случайности или вслѣдствіе того, что японцы, опираясь на примѣръ Индіи, всего болѣе боялись захвата именно со стороны, Англіи, но только жертвами ненависти японскихъ старовѣровъ къ иностранцамъ вообще были преимущественно англичане. Убійство англійскаго секретаря Ричардсона по приказанію сацумскаго князя Симадзу вызвало со стороны Англіи вооруженную экспедицію, которая, даже по мнѣнію совершенно незаинтересованныхъ въ этомъ дѣлѣ американцевъ, повела принципъ возмездія слишкомъ далеко своими дѣйствіями въ проливѣ Симоносеки. Самое наложеніе денежной пени на княжество Сацуму за это убійство произвело на японцевъ совершенно не то впечатлѣніе, на которое англичане разсчитывали. Правительство приняло эту уплату на себя и, когда Англія предложила ему нѣкоторыя послабленія и уступки, то оно гордо отвѣчало, что въ денежныхъ подачкахъ не нуждается и принять ихъ не хочетъ, а князя Симадзу возвело въ должность са-дайзина. Америка, которой вліяніе въ настоящее время въ Японіи стоитъ чрезвычайно высоко, первоначально была сильно скомпрометирована тамъ скандальною дѣятельностью посланника Делонга; къ тому-же японцы ровно на-столько знали о ея учрежденіяхъ, чтобы и не пытаться пересаждать ея зрѣлое самоуправленіе на свою сравнительно дѣвственную почву. Выбирать, собственно говоря, только и оставалось между Франціей и Германіею...
   Не вдаваясь въ подробности, замѣтимъ только, что японское посольство, объѣхавшее Америку и Европу въ 1871--73 гг. съ цѣлью главнѣйшимъ образомъ тѣснѣе ознакомиться съ государственными учрежденіями и юридическимъ бытомъ разныхъ странъ, вернулось, привезя съ собою французскихъ юрисконсультовъ, которымъ и было поручено чтеніе юридическихъ курсовъ при министерствѣ юстиціи и приспособленіе къ Японіи наполеоновскаго кодекса.

Л. Мечниковъ.

"Дѣло", No 10, 1876

   

ЭРА ЯПОНСКАГО ПРОСВѢЩЕНІЯ.

(МЕЙ-ДЗИ *.)

*) См. No 10-й "Дѣла" 1876 г.

   Въ 1874 г. я засталъ Японію на чрезвычайно интересномъ моментѣ ея внутренняго развитія. Не успѣли пройти и двадцать лѣтъ со времени перваго, и притомъ насильственнаго, заключенія договоровъ съ иностранцами, а уже на мѣсто пресловутой монгольской косности и застоя, на мѣсто общества, застывшаго подъ гнетомъ традиціоннаго китаизма,-- всюду била, живымъ ключемъ новая и сильная жизнь, дѣятельно и сознательно стремившаяся усвоить себѣ плоды высшей культуры и цивилизаціи. Несмотря на то, что еще передъ отъѣздомъ я уже на-столько ознакомился съ этою страной, на-сколько это было возможно внѣ Японіи и по европейскимъ источникамъ,-- самые разнообразные сюрпризы ожидали меня здѣсь на каждомъ шагу.
   Прежде всего я, какъ европеецъ, былъ пораженъ глубоко-демократическимъ строемъ японской жизни, котораго я никакъ не ожидалъ въ этомъ отдаленномъ углу монгольскаго Востока и который рѣзко противорѣчитъ не только тому, что приходилось читать объ этой странѣ, но даже и многому изъ того, что приходится видѣть здѣсь собственными своими глазами. Многіе изъ живущихъ въ Японіи иностранцевъ возмущаются, напримѣръ, до глубины души земными поклонами и всякаго рода цвѣтистыми и выразительными привѣтствіями, которыя японцы расточаютъ при встрѣчахъ не только съ "особами", но и съ людьми своего-же круга.
   Когда вы входите въ аристократическій японскій домъ, если только въ немъ еще но успѣли завестись европейскіе порядки, хозяинъ привѣтствуетъ васъ такъ предупредительно и любезно, что васъ нѣсколько озадачиваетъ унизительный характеръ этой восточной вѣжливости. Хозяйка не иначе подаетъ вамъ классическую чашку желтаго чаю, какъ стоя на колѣняхъ и наклонивъ свое смуглое и часто прекрасное лицо почти до земли... Но взаимность этихъ общепринятыхъ привѣтствій отнимаетъ у нихъ всякую унизительность въ глазахъ самихъ японцевъ. При этомъ не слѣдуетъ забывать, что японцы проводятъ свою домашнюю жизнь сидя либо на корточкахъ, либо на колѣняхъ, а потому для нихъ кланяться до земли болѣе удобно, чѣмъ вставать на европейскій манеръ и подавать вамъ руку. Унизительно было-бы тутъ свою спину передъ какимъ-нибудь сановникомъ, какъ это практикуется въ Европѣ и чего въ Японіи вовсе не встрѣчается. Формы общепринятой вѣжливости въ языкѣ и пріемахъ столько-же обязательны здѣсь въ отношеніяхъ высшаго къ низшему, какъ и на-оборотъ. Нарушеніемъ этого гуманнаго правила многіе европейцы стяжали себѣ между японскою чернью не мало заклятыхъ враговъ, и мнѣ лично неоднократно приходилось выслушивать заявленія изумленія японцевъ разныхъ классовъ по поводу того, что европейцы, несомнѣнно въ высшей степени цивилизованные люди, оказываются часто животно-грубыми и дурно-воспитанными въ соціально-взаимныхъ сношеніяхъ. Драка на улицѣ или дурное обращеніе съ дѣтьми составляютъ въ Японіи почти неслыханное явленіе. Прибавьте къ этому, что грамотность у японцевъ распространена такъ, какъ только въ очень немногихъ передовыхъ странахъ Европы, и вы должны будете согласиться со мною, что если, съ одной стороны, этимъ "французамъ крайняго Востока" и слѣдуетъ многое перенять отъ Европы, то и Европѣ, въ свою очередь, не мѣшало бы кое-чему поучиться у японцевъ въ культурно-гуманитарномъ отношеніи.
   Все это тѣмъ болѣе поражаетъ новичка, что такъ еще недавно канулъ здѣсь въ вѣчность тотъ общественный строй, при которомъ произволъ господствующаго класса составлялъ единственный законъ въ странѣ; когда жизнь нетитулованнаго лица не цѣнилась ни во что и каждый хозяинъ, феодальный баронъ или даже и простой смертный, могъ по собственному своему усмотрѣнію карать и миловать своихъ челядинцевъ, какъ хотѣлъ. Пытка и самые свирѣпые виды смертной казни: распятіе на крестахъ и сожиганіе живымъ, вареніе въ кипяткѣ или въ конопляномъ маслѣ и т. п., составляли обыденное явленіе; а рѣзаніе головъ считалось чуть не легкою исправительною мѣрой. Впослѣдствіи, когда мнѣ удалось поближе ознакомиться съ японской дѣйствительностью и ея болѣе или менѣе отдаленными антецедентами, ея гуманно-демократическій характеръ пересталъ удивлять меня, такъ-какъ я убѣдился, что онъ выросъ здѣсь не моментально, а на исторической народной почвѣ. Много разъ уже было замѣчено, что Японія своимъ географическимъ положеніемъ на Тихомъ океанѣ, вблизи азіятскаго материка, представляетъ очень тѣсную аналогію съ положеніемъ Англіи въ Европѣ. Аналогія эта, дѣйствительно, невольно бросается въ глаза. Благодаря быстрымъ теченіямъ и множеству подводныхъ камней въ окружающихъ ее моряхъ, Японія на крайнемъ Востокѣ, точно также, какъ и коварный Альбіонъ, могла безъ особенной затраты народной инисіативы и энергіи отстаивать свою національную и територіяльную неприкосновенность отъ покушеній всякаго рода хищниковъ. Монголы тотчасъ по сво емъ водвореніи въ Китаѣ узнали о существованіи имперіи Жиппанѣ (т. е. "восходящаго солнца"), о богатствѣ которой у нихъ ходили преувеличенные слухи.
   Извѣстный венеціанскій путешественникъ XIII-го вѣка, Марко Поло, живя при дворѣ Кублаи-хана въ Пекинѣ, слышалъ и записалъ, будто во дворцѣ императора этого Жиппапга потолки изъ чистаго золота, а полы -- серебряные. Эти легендарные слухи о богатствѣ Японіи весьма естественно возбуждали и въ самомъ Чингизъ-ханѣ и въ другихъ монгольскихъ завоевателяхъ желаніе овладѣть этою страной. Японскія лѣтописи говорятъ о нѣсколькихъ нападеніяхъ на нихъ монгольскихъ хищниковъ и другихъ невѣдомыхъ авантюристовъ, по всей вѣроятности, малайско-полинезійскихъ пиратовъ. Но всѣ эти попытки раздѣляли печальную участь непобѣдимой армады Филиппа П-го, посланной имъ для укрощенія еретической Англіи. При такой заботливости природы объ огражденіи японской неприкосновенности, очевидно, здѣсь не было основанія возникнуть сильной центральной власти, и мы, дѣйствительно, видимъ, что здѣсь въ очень раннюю историческую эпоху, т. е. уже въ IV вѣкѣ по P. X., аристократія становится въ то привилегированное положеніе, которое создаетъ ей въ Англіи пресловутая партія короля Джона. Въ видѣ какого то очень неопредѣленнаго совѣта знатныхъ лицъ аристократія эта, по своему произволу, выбираетъ наслѣдниковъ престола изъ многочисленныхъ прямыхъ или косвенныхъ потомковъ перваго завоевателя (Зин-му-Тенно), заставляетъ ихъ отказываться отъ престола и доводитъ дѣло до того, что представителями центральной власти въ Японіи оказываются только дѣти отъ 3-хъ до 12-ти лѣтъ включительно. Когда-же случалось, что на престолѣ засѣдали не только взрослые, но и энергическіе люди, прельстившіеся централизаціонною государственностью Китая и затѣвавшіе насаждать ее у себя, то аристократія уже прямо поднимаетъ противъ нихъ знамя возстанія.
   Первое извѣстное намъ возстаніе аристократіи противъ центральной власти произошло здѣсь по поводу введенія китайской государственности и буддизма въ половинѣ VI-го вѣка по P. X., при императорѣ Кинъ-мей.
   Во главѣ національной партіи стали тогда два могущественные вассальные рода Моноба и Cora. Съ тѣхъ поръ и до 1868 г. включительно междоусобія въ Японіи прекращались только на очень короткіе промежутки времени, да и то благодаря тому обстоятельству, что борьба отъ времени до времени выдвигала личности замѣчательнаго ума и энергіи, умѣвшія угадывать требованія своего времени и создавать болѣе или менѣе прочныя statu quo, рѣдко, впрочемъ, переживавшія два или три поколѣнія.
   Кромѣ того, надо замѣтить, что самое возникновеніе японской національности представляетъ поразительную аналогію съ завоеваніемъ Англіи норманнами. Я очень жалѣю, что по могу привести здѣсь тѣхъ многочисленныхъ этнографическихъ данныхъ, на основаніи которыхъ мнѣ кажется вполнѣ достовѣрнымъ, что основателями имперіи "восходящаго солнца" были тѣ малайско-полинезійскіе пираты, которые и до сихъ поръ еще играютъ роль средневѣковыхъ норманновъ на островахъ Тихаго океана. Появившись здѣсь около 600 лѣтъ до P. X., они подчинили себѣ монголовъ, которые, можетъ быть, и не были аборигенами нынѣшняго японскаго архипелага, по которые вошли въ составъ японской націи, какъ элементъ подчиненный, завоеванный, какъ саксонцы въ Англіи или во Франціи -- галлы. Судя по тому различію, которое и до настоящаго времени существуетъ между физическимъ типомъ японскихъ крестьянъ и высшихъ классовъ, а также и на нѣкоторомъ лингвистическомъ основаніи, можно предполагать, что первоначально въ Японіи отчужденіе между завоевателями и завоеванными было очень сильно; мало-по-малу оно перешло въ обычную сословную обособленность; а уже въ XVI-мъ столѣтіи Японія въ смыслѣ безсословности опережаетъ романо-германскія государства. По крайней мѣрѣ, крупные историческіе дѣятели изъ среды непривилегированныхъ классовъ въ это время здѣсь встрѣчаются нерѣдко. Знаменитѣйшій изъ здѣшнихъ диктаторовъ XVI вѣка, тотъ самый Тайко-сама, изъ прозвища котораго голапдцы сдѣлали нарицательное имя тайкунъ, былъ человѣкъ безъ рода и племени. Сынъ простого крестьянина изъ провинціи Овари, онъ не имѣлъ даже фамиліи (по японскому обычаю) и былъ отданъ своими родителями въ услуженіе бонзамъ небогатаго монастыря изъ-за дневного пропитанія. Выгнанный оттуда за строптивый правъ, онъ нищенствовалъ по большимъ дорогамъ и даже воровалъ. Однажды, когда онъ спалъ подъ деревомъ возлѣ большой дороги, его нашелъ отрядъ воиновъ диктатора Нобунаги. Молодой Хиде-йоси (такъ звали мальчика) послужилъ имъ проводникомъ и былъ принятъ въ многочисленную дворню диктатора съ прозвищемъ Кино-сита (т. е. "подъ деревомъ"). Это собственно и послужило началомъ его необыкновенной карьеры и вскорѣ онъ сталъ однимъ изъ лучшихъ военноначальниковъ диктатора. Когда на Нобупагу напалъ врасплохъ въ Кіото его собственный любимецъ и диктаторъ, то онъ, не имѣя возможности защищаться, убилъ собственноручно себя и жену,-- Хиде-йоси уже начальствовалъ надъ цѣлою арміею, воевавшею противъ западныхъ дай-міосовъ. Услышавъ о событіяхъ въ Кіото, онъ тотчасъ-же поспѣшилъ на помощь, разбилъ противниковъ Нобунаги и захватилъ верховную власть въ свои руки.
   Намъ мало извѣстны государственные идеалы Хиде-йоси; но изъ всѣхъ японскихъ правителей онъ былъ самый популярный и многое сдѣлалъ для внѣшняго величія имперіи. Очевидно, съ цѣлью ослабить военную силу феодаловъ и отвлечь ихъ отъ междоусобій, онъ предпринялъ походъ на Корею, которая уже давно перестала платить Японіи дань, опираясь на покровительство Китая. Хидейоси разбилъ не только корейцевъ, но и сильное войско, высланное на помощь имъ изъ Китая. Китайскій главнокомандующій вынужденъ былъ заключить съ нимъ позорный миръ, по которому, отъ имени пекинскаго правительства, признавались права японцевъ на Корею и, кромѣ того, китайцы обязывались признать надъ собою авторитетъ японскаго императора, Хиде-йоси вернулся въ свой замокъ въ городѣ Оосака, куда вскорѣ затѣмъ явилось и обѣщанное китайское посольство съ богатыми подарками и гранатою, которою китайскій богдыханъ жаловалъ этого найденыша подъ деревомъ титуломъ императора Японіи. Сильно разсерженный такимъ недобросовѣстнымъ исполненіемъ договора со стороны китайцевъ, Хиде-йоси наскоро собралъ сильное войско и отправился опять въ Корею, съ намѣреніемъ оттуда идти на Пекинъ; но онъ умеръ въ самомъ началѣ этой экспедиціи.
   Хиде-йоси еще при жизни велѣлъ казнить своего старшаго сына и единственнымъ его наслѣдникомъ остался второй его сынъ, Хиде-йоси, бывшій еще почти ребенкомъ. Такимъ образомъ, верховная власть изъ рукъ этого геніальнаго плебея переходитъ къ представителю знатнаго рода Токугава, прозваннаго по смерти Гонгенсамою. Онъ долго былъ неразлучнымъ пособникомъ Нобунаги. а потомъ Хиде-йоси, и отъ нихъ обоихъ многому успѣлъ научиться. А потому и неудивительно, что ему удалось создать внутренній порядокъ и на цѣлыхъ 11 поколѣній удержать власть въ рукахъ своего потомства.
   Мы приводимъ здѣсь эти историческія воспоминанія японскаго прошлаго, во-1-хъ, потому, что они у насъ еще очень мало извѣстны, а между тѣмъ, въ смыслѣ теоретической или общей исторіи, они весьма поучительны; во-2-хъ, потому, что только это историческое прошлое Японіи объясняетъ вамъ ту зависимость власти отъ общественнаго мнѣнія, которую въ современной Японіи мы встрѣчаемъ на каждомъ шагу. Само собою разумѣется, что эта зависимость не могла развиться здѣсь за какія-нибудь двадцать лѣтъ иностраннаго вліянія, тѣмъ болѣе, что это иностранное вліяніе дѣйствуетъ здѣсь гораздо болѣе въ смыслѣ усиленія центральной власти, чѣмъ контролирующаго ее общественнаго мнѣнія. Да, впрочемъ, такой контроль едва-ли и можетъ быть съ успѣхомъ насаждаемъ тамъ, гдѣ развитіе общественнаго самосознанія не даетъ для него готовой почвы. Въ Турціи, напримѣръ, можно а priori предсказать полнѣйшій неуспѣхъ всѣмъ парламентскимъ и автономнымъ насажденіямъ, между тѣмъ какъ въ Японіи нѣкоторыя постановленія и мѣры, пугающія насъ своею деспотическою внѣшностью, въ сущности оказывались только драконами, которыхъ въ доброе старое время китайцы малевали на своихъ щитахъ для внушенія ужаса непріятелю. Такъ, напримѣръ, законъ признавалъ за главою японской семьи право жизни и смерти надъ своими челядинцами, по общественное мнѣніе покрывало неизгладимымъ позоромъ того, кто вздумалъ-бы воспользоваться фактически этимъ правомъ. Въ Іедо при мнѣ умеръ старикъ, извѣстный японскій ученый, всѣми покинутый и презираемый за то, что онъ лѣтъ двадцать тому назадъ отрубилъ голову одному, обокравшему его слугѣ. Законъ предписывалъ разные свирѣпые виды смертной казни: такъ, напримѣръ, поджигатели должны были распинаться живые на крестахъ, подъ которыми раскладывали костеръ. Общественное мнѣніе требовало, чтобы къ кресту привязывался только трупъ преступника. Уже Гонгенсама, державшійся воззрѣній карательнаго устрашенія, въ своемъ знаменитомъ завѣщаніи говоритъ, что казнямъ полезно придавать ужасающую обстановку, по что мучить преступниковъ позорно для правителя и т. п. А едва только японцы ознакомились съ инымъ государственнымъ строемъ, чѣмъ тотъ, который они выработали для себя при своемъ двухтысячелѣтьемъ отчужденіи отъ остального міра, -- общественное мнѣніе тотчасъ-же возстало противъ смертной казни. Въ прокламаціи Катоо Сукенци къ купечеству города Оосака, изъ которой мы уже привели длинную выписку въ первой статьѣ, говорится, что преобразованіе уголовнаго законодательства на гуманныхъ началахъ составляетъ настоятельнѣйшую потребность Японіи. Пытки-же и тѣлесныя наказанія были здѣсь отмѣнены при самомъ началѣ эры просвѣщенія.
   

II.

   Пересозданіе всего японскаго государственнаго строя по европейскому образцу,-- гласность суда и бюджета, реорганизація народнаго образованія, арміи и флота, отмѣна феодальныхъ привилегій и замѣна прежняго вотчиннаго управленія французскою административною системою,-- короче говоря, всѣ тѣ безчисленныя нововведенія и реформы, которыя Японія заводитъ у себя съ необычайною быстротою втеченіи послѣдняго десятилѣтія, очень еще мало значатъ сами по себѣ, т. е. пока мы не знаемъ дѣйствительнаго отношенія общественнаго мнѣнія страны къ реформаціонному движенію и его способности овладѣть имъ. Нѣтъ сомнѣнія, что въ его сознаніи и готовности Припять ту или другую реформу заключается главное ручательство за ея осуществимость и цѣлесообразность. Въ дѣлѣ народнаго образованія японцы оказались самыми энергическими сторонниками преобразованій. Я видѣлъ самъ, какъ участникъ этой реформы, съ какимъ неотразимымъ влеченіемъ японскіе дѣти, юноши и даже женатые люди, отъ 12 до 25 лѣтъ включительно, стекаются, но большей части пѣшкомъ и впроголодь, съ разныхъ концовъ Японіи въ тѣ центры, гдѣ существуютъ школы. Не желая, чтобы иностранное образованіе стало здѣсь привилегіею только высшихъ классовъ, правительство на первое время давало ученикамъ безплатный столъ и квартиру. Но число учениковъ въ первые три года существованія этихъ школъ возрасло до такихъ размѣровъ, что скуднаго бюджета министерства народнаго просвѣщенія оказалось недостаточно для ихъ содержанія. Тогда правительство не нашло ничего лучшаго, какъ оставить обезпеченное содержаніе только за учениками высшихъ отдѣловъ, предоставляя низшимъ или оставить школы, или-же пріискивать себѣ средства для существованія. Мнѣ привелось быть очевидцемъ того смятенія, которое произошло по этому случаю между учениками столичной школы и которое не оставило во мнѣ и тѣни сомнѣнія, что нежеланіе воспользоваться казеннымъ столомъ и помѣщеніемъ сгоняло въ наши классы и аудиторіи этихъ маленькихъ черноголовыхъ самураевъ. Людей обезпеченныхъ оказалось между ними самое ничтожное меньшинство. Родители большей части остальныхъ пустили въ ходъ свои послѣдніе ресурсы: кто продавалъ домишко съ садомъ, представляющій здѣсь среднюю стоимость 300 р. сер.; кто, за неимѣніемъ болѣе цѣнной стоимости, несъ къ старьевщику свою родовую саблю и кинжалъ, составляющіе въ Японіи святыню и гордость шляхетскихъ родовъ. Взять юношу изъ школы представлялось почти каждому такимъ несчастіемъ, на которое только крайность заставляла отважиться.
   По этому-же случаю обнаружилась одна такая особенность японскихъ нравовъ, о которой считаю необходимымъ сказать здѣсь нѣсколько словъ. Въ Японіи не только общее національное чувство сильно развито, но и провинціяльный патріотизмъ существуетъ до такихъ размѣровъ, что всѣ выходцы одного какого-нибудь княжества, проживающіе въ столицѣ или другомъ большомъ городѣ, образуютъ изъ себя особое общество или корпорацію, въ кассу которой каждый членъ вноситъ ежемѣсячно извѣстный (прогресивно-возрастающій) процентъ съ своего дохода. Члены, имѣющіе доходы, едва достаточные на содержаніе себя или семьи, освобождаются вовсе отъ взносовъ. Всѣ уроженцы провинціи или бывшаго княжества, отъ министровъ до поденьщиковъ включительно, считаются членами своей асоціацій. Впрочемъ, общества эти не имѣютъ никакой офиціальной организаціи. Члены собираются обыкновенно разъ въ мѣсяцъ для обсужденія дѣлъ, касающихся или корпораціи вообще, или хотя-бы одного изъ ея членовъ, но требующихъ колективнаго содѣйствія. Предсѣдатель обыкновенно выбирается для каждаго засѣданія особый. Въ рѣдкихъ случаяхъ, т. е. если на очереди стоитъ какое-нибудь экстренное предпріятіе, выбирается особый распорядитель или ходатай. По приглашенію нѣсколькихъ членовъ могутъ быть созываемы и экстренныя собранія. Дѣла, обсуждаемыя на этихъ собраніяхъ, по большей части вращаются въ сферѣ взаимной помощи. Впрочемъ, иногда члены собираются для составленія какого-нибудь колективнаго адреса, подаваемаго правительству, для выраженія своего отношенія къ тому или другому животрепещущему политическому вопросу. Такъ, напримѣръ, выходцы бывшаго княжества Цьо-сью (или Нагато) подавали въ 1874 г. колективный адресъ правительству во поводу экспедиціи на Формозу въ 1874 г. Княжество Тоза сочло нужнымъ подать съ своей стороны въ государственный совѣтъ заявленіе своего несочувствія всей внутренней политикѣ нынѣшняго государственнаго канцлера. На такихъ мѣстныхъ собраніяхъ дѣятельно обсуждалась втеченіи многихъ мѣсяцевъ своевременность учрежденія въ Японіи представительнаго собранія, встрѣчавшаго себѣ сильную опозицію со стороны одного очень сильнаго правительственнаго кружка, о которомъ мы поговоримъ впослѣдствіи. Нѣсколько такихъ отдѣльныхъ обществъ составили даже по этому поводу между собою коалицію. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ такія общества играютъ роль не только совѣщательную, но и дѣятельную. Такъ, напримѣръ, по поводу той-же формозской экспедиціи и ожидавшейся по этому случаю войны съ Китаемъ нѣсколько такихъ обществъ, соединенными силами, собрали и вооружили на собственный счетъ до 3,000 человѣкъ войска, которое отдали въ распоряженіе правительства. Иногда-же, напротивъ, собранія эти имѣютъ чисто-личный характеръ. Такъ зимою 1875 г. выходцы маленькаго и бѣднаго княжества Кокура, были собраны на экстренное собраніе по слѣдующему случаю: бывшій владѣлецъ этого княжества, теперь медіатизиро ванный дай-міо, мальчикъ 14 лѣтъ, былъ отправленъ еще до медіатизаціи на воспитаніе въ Лондонъ по распоряженію своихъ опекуновъ. При новыхъ порядкахъ, средствъ его матери скоро не хватило для того, чтобы платить за него въ дорогую англійскую колегію; вслѣдствіе этого мать и опекуны созывали всѣхъ своихъ земляковъ на колективное обсужденіе вопроса: что дѣлать съ мальчикомъ, далеко еще некончившимъ своего ученія? Отвѣтъ послѣдовалъ такой, какого, вѣроятно, ждали созывавшіе это экстренное собраніе кокурцевъ. Несмотря на то, что княжество это состоитъ здѣсь въ загонѣ и что выходцы его мало занимаютъ доходныхъ правительственныхъ мѣстъ, а въ большей части ограничиваются скромными канцелярскими или учительскими должностями съ жалованьемъ много-много 500 р. с. въ годъ,-- кокурцы, однако, великодушно порѣшили дать своему бывшему князю средства доучиться въ Лондонѣ на общественный счетъ и не безъ труда собрали по подпискѣ недостававшую въ данный моментъ сумму. Слѣдуетъ прибавить, что всякая вассальная зависимость въ это время была уже отмѣнена вовсе; то обстоятельство, что благотворимый въ этомъ случаѣ былъ сыпь князя, не играетъ никакой роли, и мнѣ лично извѣстны нѣсколько молодыхъ японцевъ очень скромнаго званія, содержимыхъ въ Америкѣ или Европѣ на счетъ общаго собранія своихъ земляковъ.
   Такимъ образомъ, легко понять ту усиленную дѣятельность этихъ провинціальныхъ обществъ, которая должна была закипѣть въ Іедо по случаю рѣшенія министерства народнаго просвѣщенія содержать на свой счетъ только учениковъ высшихъ отдѣловъ иностранныхъ школъ. Сколько, однакожь, ни собирали они экстренныхъ собраній, сколько ни выказывали при этомъ своего рыцарскаго презрѣнія къ деньгамъ благородные шляхтичи имперіи "восходящаго солнца" -- результатъ все-таки оказался сравнительно неудовлетворительнымъ, и многимъ ученикамъ пришлось разстаться съ школами, не доучивъ французскихъ спряженій или русскихъ басепь Крылова, великодушно преподаваемыхъ имъ кронштадтскимъ жидомъ за умѣренное вознагражденіе въ 6,000 доларовъ въ годъ. Но обошлось по этому случаю и безъ такихъ характерныхъ эпизодовъ: попечители одного очень даровитаго ученика русскаго отдѣла токейской школы почему-то явились просить моего ходатайства о перемѣщеніи своего питомца казеннаго училища, гдѣ его не на что было содержать, въ школу нашихъ мисіонеровъ.
   -- Я радъ сдѣлать все, что зависитъ отъ меня, отвѣчалъ я,-- но вы должны разсчитывать на то, что васъ тамъ окрестятъ въ православную вѣру.
   Мальчикъ глубоко задумался на нѣсколько минутъ,
   -- Я видѣлъ, какъ крестятъ, отвѣчалъ онъ мнѣ съ тѣмъ симпатично-задумчивымъ видомъ, который придаетъ въ моихъ глазахъ особую прелесть японскимъ юношамъ, привыкающимъ уже съ 10--11 лѣтъ вести себя, какъ взрослые: -- лѣтомъ оно-бы еще ничего, но зимою должно быть очень непріятію.
   Въ немъ, очевидно, заговорилъ только страхъ передъ холодной водой. Такъ индиферентны японцы въ религіозномъ отношеніи, что и облегчаетъ имъ ихъ поступательное движеніе впередъ.
   

III.

   Благодаря именно тому обстоятельству, что насажденіе экзотической цивилизаціи въ Японіи является не праздной забавой правительства, а составляетъ насущную, живую національную потребность, болѣе или менѣе сознательно-присущую всѣмъ классамъ,-- дѣло это здѣсь не обходится безъ столкновеній, иногда комическихъ, но довольно часто и трагическихъ, въ самомъ мрачномъ смыслѣ этого слова. Попавъ въ Японію случайно и почти всегда съ узко-своекорыстными цѣлями, разноплеменные цивилизаторы этой страны весьма естественно склонны думать, будто Японія только и живетъ для нихъ и ими; будто до появленія ихъ царствовалъ въ ней безпросвѣтный мракъ временъ; будто и въ настоящее время "сыны восходящаго солнца" еще такъ низко стоятъ по отношенію къ занесеннымъ сюда этими цивилизаторами элементамъ новой жизни, что никакая критика этихъ элементовъ для японцевъ вовсе немыслима, а все дѣло заключается въ принятіи или отрицаніи вообще, огуломъ, всей христіанской цивилизаціи, какъ чего-то нераздѣльнаго, цѣлаго, неподлежащаго разъединенію или анализу. Ежедневные, будничные факты весьма краснорѣчиво вопіютъ на каждомъ шагу противъ такого предвзятаго мнѣнія; но иностранцы здѣсь, благодаря трудности изученія японскаго языка и особенно своему презрѣнію къ этой низшей монгольской расѣ, -- живутъ десятки лѣтъ на такъ-называемыхъ европейскихъ концесіяхъ въ одномъ изъ семи открытыхъ портовъ, отдѣленные словно китайскою стѣною отъ окружающей ее дѣйствительности. Какъ-бы ни вопіяла и ни роптала противъ нихъ эта дѣйствительность, поглощенные вопросомъ о цѣнахъ на сѣмяна шелковичныхъ червей, они даже не замѣчаютъ ея вопля и ропота, особенно съ тѣхъ поръ, какъ фанатическая ненависть японской шляхты къ торгашамъ-пришельцамъ смѣнилась здѣсь нѣсколько снисходительнымъ къ нимъ презрѣніемъ.
   Европейская цивилизація застаетъ Японію въ тотъ моментъ, когда феодализмъ исполнилъ въ ней свою основную задачу, а слѣдовательно и утратилъ свой историческій смыслъ, пересталъ быть формою, въ которую обязательно отливалось прогресивное національное самосознаніе. Біографія Хиде-йоси показываетъ, что уже въ XVI вѣкѣ успѣли обветшать здѣсь кастовыя перегородки -- этотъ необходимый атрибутъ феодальныхъ порядковъ. Всеобщее броженіе умовъ, начиная съ эпохи Темпо (т. е. съ конца сороковыхъ годовъ), и, наконецъ, демократическое возстаніе въ Оосака показываютъ, что національное самосознаніе здѣсь тяготилось уже своимъ переходнымъ положеніемъ и тщательно искало изъ него выхода. Нашло-ли-бы оно его собственною своею инисіативою?-- этотъ вопросъ для насъ очень мало интересенъ, такъ-какъ европейская цивилизація навязывалась японцамъ съ такою силою, что отвернуться отъ нея, вступить въ борьбу съ нею, могли только такіе отжившіе старовѣры, какъ Наріаки, князь Мито, о которомъ было уже говорено въ первой статьѣ. Не говоря о томъ, что такихъ старовѣровъ въ это время въ Японіи оказывалось очень мало, но и они принадлежали къ тому отжившему поколѣнію, которое и само, повидимому, сознавало, что ему во всякомъ случаѣ грозитъ скорая гибель, и изъ этого сознанія черпало отчасти свой героизмъ. Всѣ-же другіе элементы японской національной жизни отнеслись къ этой новой, чуждой имъ цивилизаціи односторонне-сочувственно, то-есть желая заимствовать изъ нея то. что всего болѣе могло содѣйствовать скорѣйшему достиженію ими собственныхъ своихъ цѣлей. Вотъ этого-то своеобразнаго отношенія разныхъ классовъ и слоевъ японскаго общества къ непрошеной гостьѣ никакъ не могутъ уловить европейскіе публицисты, вродѣ нашего г. Венюкова, подступающіе съ своимъ собственнымъ, готовымъ шаблономъ къ оцѣнкѣ японскаго возрожденія; они или восторгаются "прекрасною зарею, взошедшею пядъ покрытыми, вѣковымъ туманомъ азіятскимъ Востокомъ", или относятся къ ней скептически, какъ къ юношескому увлеченію, не безъ задней мысли японцевъ обморочить варваровъ своимъ чисто-внѣшнимъ прогресомъ. Нѣкоторые изъ нихъ искренно увѣрены, будто вся преобразованная Японія не болѣе, какъ декорація, устроенная для того, чтобы одурачить Европу, и что за этой декораціей скрывается Японія настоящая, остающаяся и до сихъ поръ такою, какою она была во времена Кампфера и Зибальда; что микадо, переселившійся въ Іедо и разъѣзжающій верхомъ или въ коляскѣ въ мундирѣ французскаго генерала, вовсе не настоящій микадо, который будто бы, по-прежнему, живетъ въ своемъ дворцѣ въ Ньото, никому недоступный и пикѣмъ невидимый.
   Но сами японцы отлично понимаютъ ту радикальную фальшь, которая съ самаго начала внесена европейцами въ ихъ отношенія къ Японіи, и съумѣли отдѣлить дѣло цивилизаціи отъ личностей тѣхъ, которые являлись здѣсь ея піонерами и сѣятелями. На это у японцевъ хватило и ума, и развитія. По крайней мѣрѣ, мы нигдѣ и ни въ комъ не видимъ слѣдовъ какой-бы то ни было систематической опозиціи противъ нововведеній вообще, хотя немногіе изъ иностранцевъ пользуются довѣріемъ японцевъ. Самые заклятые старовѣры, какъ Мито или Симадзу, князь сацумскій, не только признаютъ несомнѣнныя преимущества европейскаго вооруженія, судоходства и т. п., но заводятъ даже въ своихъ владѣніяхъ школы иностранныхъ языковъ, медицинскія, инженерныя и проч. Всего существеннѣе, однакожь, то коренное заимствованіе, которое Японія въ самомъ началѣ эпохи Мей-дзи дѣлаетъ у столь недружелюбно явившейся къ ней христіанской цивилизаціи. Я говорю про законъ о безсословности, которымъ дебютируетъ нынѣ царствующій здѣсь императоръ.
   Ни для кого не тайна, что этотъ молодой преобразователь, издали рисующійся намъ чѣмъ-то вродѣ Петра Великаго, въ сущности весьма ничтожный молодой человѣкъ, использующійся въ дѣйствительности никакою властью, неиграющій никакой дѣятельной роли, неимѣющій даже своего дворца. "Но если микадо не имѣетъ никакого значенія, сіогунъ упраздненъ, дай-міосы медіатизированы, то гдѣ-же и въ комъ сосредочивается верховная власть? спрашиваетъ г. Буске въ одной изъ своихъ статей о Японіи.-- Обратитесь съ этимъ вопросомъ къ кому угодно; вамъ назовутъ нѣсколько липъ, но не учрежденій". ("Revue des Deux Mondes", 1876, 1 Octob.).
   Это справедливо; всякій правительственный декретъ, всякое мало-мальски значительное распоряженіе, неизмѣнно являются здѣсь за подписью верховнаго правительственнаго совѣта. Но ни это учрежденіе, ни какое-либо другое въ настоящее время въ Японіи не выражаетъ собою ровно ничего, а все вліяніе заключается въ лицахъ, ихъ составляющихъ. Я уже говорилъ въ первой статьѣ о томъ, что съ паденіемъ сіогуната въ Японіи здѣшнее государственное устройство представляло tabula rasa, пустые кадры, для которыхъ еще требуется найти какое-либо содержаніе. Несмотря на это, здѣсь есть правительство, т. е. кружокъ дѣятелей, принадлежащихъ къ разнымъ классамъ прежняго японскаго населенія: рядомъ съ именами родственниковъ императора, канцлера Сапзьо и бывшаго посланника Ивакуры, здѣсь встрѣчаются имена простыхъ крестьянъ (напримѣръ, Итоо. министръ путей сообщенія); рядомъ съ представителемъ феодальной знати, вродѣ грознаго сацумскаго князя Симадзу, на министерскихъ или сенаторскихъ креслахъ засѣдаютъ здѣсь доктора, школьные учителя и т. п. представители немногочисленнаго и немногозначущаго здѣсь средняго сословія. Какимъ образомъ эти выходцы изъ разныхъ княжествъ, этотъ, повидимому, разношерстный кружокъ людей съумѣлъ забрать въ свои руки бразды правленія государства съ 35-ю миліонами жителей? Они не только задумали, но и привели въ дѣйствіе декретъ о безсословности. И что особенно любопытно въ этомъ диктаторствующемъ кружкѣ -- это то, что большая часть его состоитъ изъ людей очень еще молодыхъ, незнакомыхъ съ европейскими языками, неполучившихъ никакого образованія въ европейскомъ смыслѣ этого слова. Совершивши переворотъ, они сами послали себя въ Европу и въ Америку, чтобы хоть изъ поверхностнаго личнаго знакомства извлечь живое понятіе о той экзотической цивилизаціи, которая уже дала имъ идею объ организаціи демократическаго государства. Замѣчу мимоходомъ, что нѣкоторыя личныя особенности разныхъ этихъ дѣятелей уже рѣзко обрисовались во время ихъ кругосвѣтнаго путешествія: между тѣмъ какъ аристократъ Ивакура парадировалъ при всевозможныхъ европейскихъ дворахъ съ торжествомъ, подобающимъ посланнику имперіи "восходящаго солнца", -- сацумскій шляхтичъ Оокубо, нынѣшній министръ внутреннихъ дѣлъ, поучался у нѣкоторыхъ столповъ второй имперіи тайнамъ французскаго милитаризма, а бывшій врачъ Кидо. поселившись въ небольшомъ отелѣ Латинскаго квартала, при содѣйствіи японскихъ студентовъ старался добывать пользующіяся наибольшею популярностью въ Европѣ книги и проникать, по мѣрѣ силъ, въ недосягаемыя для него тайны ихъ содержанія.
   Но различія эти обнаружились, разумѣется, гораздо крупнѣе и рельефнѣе, когда путешественники вернулись къ своимъ роднымъ пенатамъ и принялись за созданіе того внутренняго содержанія, котораго такъ существенно все еще недостаетъ обновленнымъ формамъ японской государственной програмы. Такъ-какъ за каждымъ изъ этихъ трехъ главнѣйшихъ дѣятелей стоитъ болѣе или менѣе многочисленный кружокъ спутниковъ и свѣтилъ второй величины, то въ средѣ здѣшняго правительства не замедлили образоваться разнохарактерныя и враждебныя одна другой партіи, о которыхъ далеко не излишне сказать здѣсь нѣсколько словъ.
   Ивакура вывезъ съ собою изъ Петербурга превосходно гравированные портреты Петра Великаго и отчасти славянофильскіе идеалы патріархальной монархіи, опирающейся на придворную звать (куге), весьма отличную здѣсь отъ знати феодальной, на которой онъ стремится вывесть вѣковыя обиды, претерпѣнныя здѣсь императорскими родичами отъ феодаловъ. На-сколько вообще популярна въ странѣ его програма, можно судить уже по тому, что черезъ нѣсколько мѣсяцевъ по возвращеніи изъ-за границы онъ сдѣлался жертвою смѣлаго ночного нападенія, отъ котораго спасся почти чудомъ, потерпѣвъ нѣсколько тяжелыхъ ранъ. Главнымъ противникомъ ультра-централизаціонныхъ тенденціи Ивакуры явился регентъ сацумскаго княжества, по имени Симадзу, безспорно самый крупный изъ представителей японской реакціи.
   На всемъ югѣ, особенно въ воинственномъ сацумскомъ княжествѣ, Симадзу пользовался очень большимъ почетомъ, болѣе, впрочемъ, за личныя свои качества, чѣмъ за политическую свою програму. Послѣдней, какъ это скоро оказалось, у него даже вовсе и не было, потому что нельзя-же считать за политическую програму то, что Симадзу не соглашался перемѣнить своего стараго дай-міоскаго платья на французскій сенаторскій мундиръ и что онъ никогда не садился на назначенное для него въ государственномъ совѣтѣ кресло, а ютился на корточкахъ на богатой циновкѣ. Отъ времени до времени онъ произносилъ, однакожь, сатирическіе спичи или подавалъ на имя императора докладныя записки, реакціонному юмору которыхъ могъ-бы иногда позавидовать самъ знаменитый Вёльо. Дѣйствительная-же роль Симадзу ограничивалась тѣмъ, что онъ, какъ уже сказано, своимъ противодѣйствіемъ Ивакурѣ открывалъ свободное поприще для соперничества двухъ другихъ корифеевъ японскаго возрожденія: Кидо и Оокубо.
   Изъ этихъ двухъ послѣднихъ соперниковъ каждый выражаетъ собою извѣстную систему, и исходъ ихъ борьбы не могъ остаться безъ вліянія на дальнѣйшія судьбы Японіи. Голая идея безсословной государственности, въ томъ видѣ, въ какомъ она уже осуществлена въ Японіи, сама-по-себѣ значитъ еще очень мало.
   Страна, какъ сказано было уже много разъ, не имѣла многихъ изъ тѣхъ существеннѣйшихъ учрежденій, безъ которыхъ въ нашихъ глазахъ немыслимо самое государство. Не было однообразной системы податей я самое право землевладѣнія до сихъ іюръ еще не имѣетъ здѣсь строгой легальной санкціи. Законовъ не существовало вовсе; вмѣсто регулярнаго войска имѣлось нѣсколько отрядовъ шляхтичей, хотя и вооруженныхъ на европейскій ладъ, но вовсе неотвѣчающихъ нашимъ понятіямъ объ. арміи. А между тѣмъ нѣсколько роковыхъ вопросовъ грозно просились на очередь и не терпѣли отлагательства въ своемъ рѣшеніи. Финансы были истощены недавнимъ междоусобіемъ, закупкою по невозможнымъ цѣнамъ иностранныхъ судовъ и оружія, вообще невыгоднымъ балансомъ иностранной торговли. Дайміосы и шляхта, лишенные всякихъ феодальныхъ правъ и сведенные на мизерную годовую стипендію, не безъ основанія считали себя разоренными, въ то-же время составляя для истощеннаго уже государственнаго бюджета весьма тяжеловѣсную статью въ 25 миліоновъ доларовъ. Деньги для первоначальнаго выкупа феодальныхъ прерогативъ пришлось занять въ Англіи, на условіяхъ довольно обременительныхъ. Ежегодная уплата процентовъ по этому займу и самыхъ стипендій выносилась общественнымъ мнѣніемъ крайне недружелюбно. "Если вы дѣйствительно лучшей породы, чѣмъ простые смертные, говорили имъ всевозможные журналы, всѣ съ рѣзко-опозиціоннымъ оттѣнкомъ, -- докажите это теперь, проявивъ свое безкорыстіе".
   Правительство само всѣми средствами старалось дать понять своимъ дворянамъ, что они сдѣлались для страны ненужнымъ, но тяжелымъ бременемъ, и усиленно приглашало ихъ придумать для себя какое-нибудь производительное занятіе, обѣщая во всѣхъ подобнаго рода начинаніяхъ оказать имъ очень дѣятельную поддержку. Въ особенности оно стремилось побудить своихъ стипендіятовъ Припять взамѣнъ ежегодныхъ пенсій единовременную и весьма ограниченную уплату. Очень многіе поддались на эту послѣднюю мѣру и, очень скоро промотавъ полученный капиталъ, остались безъ всякихъ средствъ къ существованію. Всѣхъ болѣе заботъ въ этомъ отношеніи давала правительству бывшая шляхта самого сіогуна и всего рода Токугавы, такъ-называемые здѣсь хатамото, которые даже въ феодальныя времена славились невѣжествомъ, распутствомъ и дерзостью.
   Что касается многочисленнаго класса японскихъ пролетаріевъ, то положеніе его съ отмѣною феодальныхъ привилегій и съ введеніемъ въ странѣ многихъ новыхъ отраслей промышленности, при значительномъ повышеніи задѣльной платы, безспорно улучшилось, но не нужно быть пророкомъ, чтобы предвидѣть, что это улучшеніе чисто-временное и что Японіи едва-ли удастся сдѣлать еще хоть одинъ существенный шагъ впередъ на пути промышленнаго развитія безъ того, чтобы не стать лицомъ къ лицу съ роковымъ вопросомъ пауперизма, если только со стороны правительства не будутъ приняты на этотъ счетъ самыя энергическія мѣры.
   Крестьянство, -- главная опора благосостоянія Японіи, -- находится здѣсь въ нѣсколько своеобразныхъ условіяхъ и пользуется болѣе широкой независимостью, чѣмъ большинство европейскихъ крестьянъ. Конечно, независимость эта не можетъ считаться результатомъ того, что втеченіи многихъ вѣковъ, по заимствованной изъ Китая іерархіи, оно считалось вторымъ сословіемъ въ государствѣ. Но во время нескончаемыхъ здѣшнихъ междоусобій оно успѣло отвоевать себѣ многія льготы и преимущества, то снабжая въ долгъ своего князи необходимыми для его войска припасами, то активно вмѣшиваясь въ феодальную борьбу. Само собою разумѣется, что послѣднее случалось только тогда, когда въ этомъ была непосредственно затронуты его матеріяльные интересы. Такимъ образомъ, въ сѣверныхъ провинціяхъ, гдѣ еще и въ настоящее время народонаселеніе довольно слабо сравнительно съ количествомъ годныхъ къ воздѣлыванію земель (вообще-же въ Японіи цифра относительнаго народонаселенія до 4,800 душъ на 1 квадр. географич. милю), изъ крестьянства выдѣлилась особая аристократія, весьма схожая въ основныхъ своихъ чертахъ съ такою-же общинною аристократіею бернскаго кантона. Въ принципѣ вся японская територія считалась собственностью феодальныхъ владѣльцевъ. Императоръ и сіогунъ имѣли, на общемъ феодальномъ основаніи, свои удѣлы. Но въ дѣйствительности крестьянскіе роды, съ незапамятныхъ временъ поселившіеся на этихъ земляхъ, владѣли ими на личномъ основаніи съ неограниченнымъ правомъ наслѣдственной передачи. Оброкъ, платимый князю за землю, совершенно отождествлялся съ государственною повинностью, или, иначе говоря, крестьяне здѣсь были обложены только одною податью, которая взималась натурою съ жатвы. Размѣры ея были различны въ разныхъ княжествахъ, но за средній терминъ можно принять половину всего сбора. Съ упраздненіемъ феодальныхъ порядковъ эти основныя условія крестьянскаго обложенія измѣнились только въ томъ, что подати стали поступать въ государственную казну, вмѣсто казны дайміосовъ. А потому неудивительно, что масса крестьянскаго населенія отнеслась къ осуществленному перевороту довольно холодно. Исключеніе составляютъ только тѣ, преимущественно центральныя области, гдѣ шелководство составляетъ одну изъ существеннѣйшихъ статей крестьянскаго хозяйства, доходность котораго значительно увеличилась вслѣдствіе непомѣрнаго вздорожанія цѣнъ на этотъ продуктъ. Невыгодными новые порядки оказались для крестьянъ, въ свою очередь, только въ тѣхъ исключительныхъ областяхъ, гдѣ вообще вздорожаніе продуктовъ не вознаграждается соотвѣтственнымъ усиленіемъ доходности. Вообще-же говоря, крестьянство здѣсь составляетъ обособленный міръ, холодно относящійся ко всему, что дѣлается внѣ его узкой жизненной сферы, подозрительный ко всякому нововведенію, трудно волнуемый, но и умѣющій постоять за свои права, будучи разъ приведенъ въ движеніе.
   Чтобы найти мало-мальски удовлетворительное рѣшеніе для всѣхъ этихъ многочисленныхъ и разнообразныхъ вопросовъ, по мнѣнію Кидо, надлежало обратиться къ самодѣятельности всѣхъ непосредственно заинтересованныхъ этимъ рѣшеніемъ элементовъ, т. е. созвать представительное собраніе, на первый разъ хотя-бы только для приведенія въ извѣстность общихъ потребностей и нуждъ, а затѣмъ уже, буде окажется необходимымъ, облечь его и учредительною властью.
   На помощь этой партіи, рядомъ съ многочисленными журналами, быстро расходившимися во всѣхъ слояхъ японскаго общества, явилось еще особое частное общество Мей-року-сья, поставившее себѣ цѣлью ознакомленіе Японіи съ общественнымъ движеніемъ и политическими вопросами Европы и Америки. Для этого переводились на японскій языкъ нѣкоторыя извѣстнѣйшія французскія и англійскія книги. Втеченіи одного года появились такимъ образомъ книги; "О свободѣ" и "О представительствѣ", Дж. Ст. Миля, Смайльса -- "О характерѣ" и Гизо -- "Исторія цивилизаціи Европы". Одинъ изъ талантливѣйшихъ японскихъ ученыхъ, Фукузава Юкици, предпринялъ при содѣйствіи этого общества особое періодическое изданіе, въ которомъ текущіе вопросы японской политики и общественности обсуждались при помощи тѣхъ руководящихъ началъ, которыя авторъ могъ черпать изъ своего довольно близкаго знакомства съ англійскою литературою. Кромѣ того общество устроило въ Іедо публичныя собранія, по крайней мѣрѣ, одинъ разъ въ мѣсяцъ, и на нихъ нѣкоторые изъ наиболѣе образованныхъ членовъ этой асоціацій поучали публику премудрости, почерпаемой изъ европейскихъ литературъ. Печатные отчеты этихъ собраній въ большомъ количествѣ экземпляровъ расходились по провинціямъ. Тотъ-же Фукузава устроилъ у себя родъ школы, въ которой поучаетъ и до сихъ поръ "европейской паукѣ" взрослыхъ ужо японцевъ, неимѣвшихъ случая ознакомиться съ какимъ-нибудь европейскимъ языкомъ.
   Противоположная партія, во главѣ которой стоитъ министръ внутреннихъ дѣлъ Оокубо, смотритъ на правительственную задачу сквозь очки французской второй имперіи. Ближайшею заботою, по мнѣнію корифеевъ и приверженцевъ этой партіи, должно быть стремленіе -- создать безсословное войско, которое служило-бы прочною опорою для всѣхъ дальнѣйшихъ начинаній правительства, и въ то-же время опутать страну сѣтью администраціи, чуждой всякихъ областныхъ симпатій и покорной одной только центральной власти.
   Одною изъ настоятельнѣйшихъ потребностей страны было созданіе кодекса законовъ, гражданскихъ и уголовныхъ, которыхъ въ странѣ не было вовсе, такъ какъ каждый изъ феодаловъ судилъ и рядилъ въ своихъ владѣніяхъ по собственному своему благоусмотрѣнію; въ земляхъ-же, непосредственно принадлежавшихъ сіогуну, вмѣсто всякой юриспруденціи руководились завѣщаніемъ родоначальника дома Токугавы. Эта внутренняя потребность значительно еще усиливалась пріятнымъ заблужденіемъ японцевъ, думавшихъ, что европейскія державы избавятъ ихъ отъ экстериторіяльности, какъ скоро они поставятъ свою судебную часть на европейскую ногу. Пересмотръ договоровъ съ иностранными державами долженъ былъ состояться въ 1874 году. Къ этому сроку, конечно, было-бы невозможно путемъ совѣщательныхъ и учредительныхъ собраній довести дѣло юридической организаціи до желаемой законченности. Это соображеніе давало сацумской партіи съ ея централистскими стремленіями перевѣсъ надъ конституціонализмомъ Кидо. Оокубо вывезъ съ собою изъ Парижа двухъ французскихъ юрисконсультовъ (въ томъ числѣ и г. Ж. Буске, нами цитированнаго), правда, вовсе незнакомыхъ ни съ языкомъ, ни съ учрежденіями и правами Японіи. Тѣмъ не менѣе, при помощи японскихъ студентовъ, съ грѣхомъ пополамъ обучившихся въ Парижѣ японскому языку, надѣялись кое-какъ устроить дѣло, утѣшая себя тѣмъ, что впослѣдствіи можно будетъ понемногу исправить и пополнить промахи и прорѣхи этой скороспѣлой работы, а что всего прежде надо добиться права сказать иностраннымъ державамъ: "наши законы созданы на вашихъ-же основаніяхъ, а потому къ чему-же это изъятіе отъ подвѣдомственности имъ иностранцевъ, живущихъ въ нашей странѣ?" Къ чему-же эта экстериторіяльность? Такимъ образомъ, въ министерствѣ юстиціи дѣятельно принялись за переводъ Наполеонова кодекса и французскихъ судебныхъ уставовъ. Французскіе юристы стали читать лекціи небольшому числу студентовъ, знакомыхъ съ французскимъ языкомъ, а эти послѣдніе обязывались сообщать только-что узнанное ими самими своимъ товарищамъ. Къ чести японскаго здраваго смысла надо добавить, что оконченный переводъ Наполеоноваго кодекса, однако, до сихъ поръ не получилъ въ странѣ силы закона, а служитъ только для руководства судей и законодателей. Здѣсь, впрочемъ, я долженъ упомянуть о борьбѣ между этими двумя враждебными партіями,-- борьбѣ, исходъ которой значительно ускорился, благодаря событіямъ внѣшней японской политики.
   

IV.

   Не разъ было высказано, что Японія имѣетъ двѣ совершенно различныя политика: одну -- по отношенію къ христіанскимъ государствамъ, другую -- по отношенію къ своимъ азіятскимъ сосѣдямъ: Кореѣ и Китаю. При сознаніи своего безсилія передъ державами Запада, ей ничего не остается, кромѣ робкаго подчиненія ихъ требованіямъ, какъ-бы эти требованія иногда ни возмущали нравственныя понятія японцевъ. Иностранные агенты и консулы обыкновенно до смѣшного злоупотребляютъ этою безпомощностью Японіи, чтобы вырывать у нея разныя льготы и подачки своимъ фаворитамъ. По отношенію-же къ корейцамъ и китайцамъ Японія имѣетъ полную возможность проявлять собственную свою самостоятельность. Несмотря на громадное численное превосходство надъ нею Китая, Японія изъ всѣхъ столкновеній съ нимъ выходила побѣдоносною. Монгольскія полчища, овладѣвшія престоломъ династіи Тонгъ, всегда съ успѣхомъ отражались японцами. Въ Кореѣ японцы нѣсколько разъ поражали китайцевъ, а Тайпо Хиде-йоси принудилъ ихъ даже заключить съ японцами весьма постыдный для пекинскаго правительства миръ. Короче говоря, Японія историческимъ опытомъ извѣдала всю силу и выгоду своего положенія по отношенію къ государствамъ крайняго Востока, а потому и держится въ своихъ столкновеніяхъ съ ними не только вполнѣ независимо, но даже иниціативно. Очень характерно, напримѣръ, столкновеніе японскаго правительства съ перувіанскимъ по поводу парохода, везшаго китайскихъ кули изъ Макао въ Перу. Будучи вынужденъ обновить свои запасы свѣжей воды, пароходъ этотъ зашелъ по пути въ Нагасаки. Ночью съ него удалось спастись вплавь злополучному китайцу, который заявилъ англійскому консулу, что ихъ нѣсколько сотъ человѣкъ обманомъ или силою захвачены на пароходъ, гдѣ съ ними обходятся просто варварски. Надо замѣтить, что торговля китайцами только тѣмъ и разнится существенно отъ торговли неграми, что каждый изъ этихъ послѣднихъ представлялъ для своего владѣльца нѣкоторый капиталъ, а слѣдовательно смертью своею папосилъ ему болѣе или менѣе чувствительный убытокъ. Несчастный-же китайскій кули представляетъ много-много какихъ нибудь два-три долара, затраченныхъ частью въ видѣ задатка, выданнаго ему на будто-бы заключенный контрактъ, по главнѣйшимъ образомъ на взятки чиновникамъ. Барыши-же отъ этой торговли таковы, что гибель даже цѣлой половины живого груза съ лихвою вознаграждается тѣми., что будетъ выручено на остальной. Англійскій консулъ не нашелъ ничего лучшаго, какъ передать бѣглаго китайца обратно пароходному капитану. Замѣчательно при этомъ, что англійскіе крейсеры въ то-же самое время ревниво не допускаютъ торговыя суда всѣхъ націй на Каролинскіе и Саломоновы острова, подъ тѣмъ предлогомъ, что они могли-бы заняться тамъ ловлею канаковъ. По счастію, злополучному китайцу удалось бѣжать снова въ тотъ-же вечеръ въ сопутствіи двухъ-трехъ товарищей; только на этотъ разъ они уже обратились не къ представителямъ піэтистскихъ западныхъ державъ, а къ языческому японскому губернатору города. Этотъ послѣдній принялъ дѣло очень близко къ сердцу и на слѣдующій-же де нь заявилъ иностраннымъ консуламъ, что такъ-какъ рабство въ Японіи не признано и варварское обращеніе съ людьми какого-бы то ни было званія въ ней строго запрещено, то онъ намѣренъ разслѣдовать жалобу китайцевъ и, буде она окажется справедливою, потребуетъ немедленнаго ихъ освобожденія. Консулы не нашли въ этомъ намѣреніи японскаго губернатора ничего несообразнаго съ международнымъ правомъ, а потому оно и было приведено въ исполненіе. Освобожденные китайцы были возвращены на ихъ родину. Но перувіанское правительство жестоко обидѣлось такимъ оскорбленіемъ, нанесеннымъ японцами его флагу. По этому поводу завязались съ обѣихъ сторонъ очень колкіе переговоры и перувіанское правительство грозило Японіи войною. Только благодаря финансовому кризису, оно согласилось на предложеніе японскаго кабинета покончить это дѣло третейскимъ судомъ, избравъ суперарбитромъ русскаго императора. Но гораздо болѣе тяжелый ударъ былъ нанесенъ внутренней политикѣ Японіи ея рискованнымъ походомъ противъ острова Формозы.
   Еще въ 1873 году японскіе рыбаки, будучи бурею занесены къ юго-вссточвому берегу Формозы, были тамъ ограблены и перебиты самымъ варварскимъ образомъ. Случай этотъ сильно взволновалъ не одно только рыбачье населеніе, которое въ своихъ опасныхъ промыслахъ могло и впослѣдствіи ожидать столь-же печальной участи. Еще болѣе волновалась многочисленная шляхта разныхъ провинцій. Національному самолюбію ея за послѣднія десять-пятнадцать лѣтъ пришлось молча стерпѣть много чувствительныхъ уколовъ и оскорбленій, и она, очевидно, радовалась случаю сорвать на злополучныхъ дикаряхъ Формозы давно накопившуюся въ ней желчь. Къ тому-же большая часть всѣхъ этихъ шляхтичей, самураевъ и хатамотовъ, не будучи воспитаніемъ пріучена ни къ какой работѣ, съ упраздненіемъ междоусобій въ странѣ, по-необходимости должна была довольствоваться скудною годовою пенсіею, да и ту очень многіе успѣли уже промотать. Война льстила ихъ самолюбію и ихъ наслѣдственному пресловутому удальству, да еще могла такъ или иначе поправить ихъ финансы. Потому они настойчиво требуютъ, чтобы, не тратя времени, снаряжена была военная экспедиція наказать формозцевъ за ихъ хищничество и отомстить за оскорбленіе японскаго знамени. Среди областныхъ асоціацій, о которыхъ говорено было въ началѣ этой статьи, закипѣла усиленная дѣятельность, адресъ подавался за адресомъ съ предложеніемъ правительству услугъ людьми, провіантомъ и даже деньгами. Правительство, однакожь, не поддавалось на этотъ энергическій призывъ къ оружію, встрѣтившій дѣятельную поддержку и со стороны многихъ, наиболѣе распространенныхъ въ столицѣ и въ провинціяхъ газетъ. На пылкія заявленія воинственной молодежи оно отвѣчало, что Формоза составляетъ часть китайской територіи, а потому нападать на нее, не попытавшись предварительно получить удовлетвореніе отъ пекинскаго правительства, было-бы рискованно. Къ этому добавлялось, что какъ-бы ни была успѣшна война, въ настоящее время она для Японіи нежелательна, такъ-какъ она неизбѣжно отвлечетъ страну отъ насущнѣйшаго дѣла внутреннихъ преобразованій и нанесетъ чувствительный ударъ и безъ того оскудѣвшей государственной казнѣ. Въ Китай-же немедленно былъ посланъ уполномоченный съ порученіемъ, какъ добиться вознагражденія семьямъ убитыхъ рыбаковъ и возстановленія чести японскаго знамени, такъ и войти въ соглашеніе съ пекинскимъ правительствомъ насчетъ мѣръ, которыя-бы ограждали на будущее время японскихъ моряковъ отъ подобныхъ катастрофъ.
   Недовольная этими объясненіями, шляхта изъ разныхъ провинцій собралась съ оружіемъ въ рукахъ въ провинціи Хизенъ, на сѣверо-восточномъ берегу острова Кіу-Сіу. къ ней пристали нѣсколько молодыхъ людей, только-что вернувшихся изъ-за границы и недовольныхъ слишкомъ медленнымъ, но ихъ мнѣнію, ходомъ преобразованія страны вообще. Имъ удалось возмутить крестьянъ хизенской провинціи и съ ними завладѣть главнымъ городомъ провинціи Сага, въ которомъ не было никакого правительственнаго гарнизона. Въ Нагасаки, расположенномъ недалеко отъ Сага, поднялась большая тревога, преимущественно между жителями европейской колоніи. Тамошніе резиденты стали требовать военныхъ европейскихъ судовъ для защиты ихъ отъ мятежниковъ. Но правительству удалось подавить возстаніе и цѣлымъ рядомъ жестокихъ казней завершить свое кровавое торжество. Жестокость эта, разсчитанная, конечно, на то, чтобы запугать общественное мнѣніе, имѣла, однакожь, совершенно обратное дѣйствіе, т. е. возбудила большое сочувствіе къ жертвамъ. Въ пользу семействъ казненныхъ стали собирать денежныя подписки и приняли всевозможныя мѣры къ улучшенію участи ссыльныхъ и каторжныхъ. Такимъ образомъ, общественное мнѣніе, и по прекращеніи хизенскаго возстанія, не переставало волноваться. Самураи разныхъ областей снова стали собираться съ оружіемъ на югѣ и даже вблизи самаго Іедо. Нѣсколько сотъ сацумцевъ объявили, что если правительство оказывается нечувствительнымъ къ оскорбленію, нанесенному японскому знамени, то страна должна сама постоять за себя. Они стали готовиться къ отплытію, разсылая прокламаціи но другимъ областямъ и получая тайное пособіе отъ князя Симадзу. Въ правительствѣ только конституціонная партія Кидо высказывалась противъ войны, предвидя, что экспедиція противъ формозскихъ дикарей легко можетъ повести къ серьезному столкновенію съ Китаемъ. Всего-же болѣе партія эта боялась, что война поведетъ къ усиленію милитаризма, который и безъ того уже служитъ значительною помѣхою для дальнѣйшаго гражданскаго развитія Японіи. Сацумцы, однакожь. одержали верхъ. Въ видѣ вынужденной уступки общественному мнѣнію, собранъ былъ хорошо вооруженный отрядъ изъ 3,000 человѣкъ, подъ начальствомъ сацумскаго генерала Сайго, брата и товарища военнаго министра. Кидо немедленно подалъ въ отставку и отправился въ свою родную провинцію Начато, предвидя, что его политической програмѣ будетъ нанесенъ рѣшительный ударъ.
   Мы не будемъ говорить здѣсь подробно о самой экспедиціи, а замѣтимъ только, что японцы рѣшительно привлекли на свою сторону все мирное населеніе запятой ими части острова и скоро взяли приступомъ Бутанское ущелье, не потерпѣвъ при этомъ чувствительныхъ потерь. Вожди племени, уличеннаго въ разграбленіи японскихъ моряковъ, были ими казнены, остальные-же виновники вскорѣ стали ихъ пріятелями, служили имъ проводниками на охотѣ въ своихъ живописныхъ горахъ или развлекали ихъ своими дикими играми и плясками. Казалось, имъ не оставалось ничего, какъ только съ торжествомъ возвратиться на родину. Это было для нихъ тѣмъ необходимѣе, что мѣсто, выбранное для лагеря американскими развѣдчиками, оказалось столь же невыгодно въ санитарномъ, какъ и въ стратегическомъ отношеніи. Тифъ, диссентерія и злокачественныя лихорадки причиняли усиленную смертность. Приходилась зафрахтовывать въ Нагасаки иностранныя суда, чтобы скорѣе увозить заболѣвавшихъ на родину. Но усложненія, которыя предвидѣлись заранѣе противниками этой экспедиціи, не замедлили обнаружиться, какъ только вѣсть объ отплытіи перваго японскаго отряда стала общеизвѣстною. Англійскій посланникъ въ Іедо, сэръ Гарри Парксъ, счелъ себя и свою націю оскорбленными какъ тѣмъ, что въ этомъ случаѣ обошлись безъ его совѣтовъ, такъ и тѣмъ, что она не обошлась безъ содѣйствія американцевъ, которые -- кстати замѣтить -- съ отъѣздомъ прежняго своего представителя Делонга и съ замѣною его честнымъ и кроткимъ Дж. Бингамомъ пріобрѣли на ходъ японскихъ дѣлъ большое вліяніе. Вскорѣ вслѣдъ затѣмъ и китайское правительство, сперва добродушно удивлявшееся простакамъ, готовымъ тратить людей и деньги изъ-за нѣсколькихъ убитыхъ рыбаковъ, вдругъ почувствовало себя оскорбленнымъ. Вице-король южнаго Китая, генералъ Ли, послалъ въ японскій лагерь грозное предписаніе немедленно очистить островъ. Вокругъ него стали групироваться европейскіе авантюристы. Обладатели концессіи Іедо, Покатаны и Нагасаки потирали руки отъ удовольствія въ виду серьезной войны, т. е. неизбѣжно связанныхъ съ нею подрядовъ и т. п. прелестей съ обѣихъ сторонъ. Японское правительство отвѣчало, что оно готово оставить Формозу, но съ тѣмъ, чтобы китайцы обязались выплатить издержки экспедиціи, высчитанныя имя съ большою умѣренностью, и обезпечить Японію на будущее время отъ хищничества своихъ подданныхъ. Въ противномъ-же случаѣ оно будетъ вынуждены устроить въ юго-восточной части этого острова прочную военную станцію. Посланный для переговоровъ японскій уполномоченный не добился ничего, даже пріема у богдыхана, на который, однакожь, было признало право европейскихъ посланниковъ. Съ тою-же настойчивостью, которую оно впослѣдствіи выказало въ столкновеніи съ Кореею, японское правительство не отступило при первой неудачѣ. Оокубо лично отправился въ Пекинъ, сопутствуемый въ качествѣ руководителя Но международному праву французскимъ профессоромъ Буалоннадомъ. Послѣ долгихъ переговоровъ ему удалось достигнуть желанной цѣли, сбавивъ, однакожь, до 30% съ той умѣренной суммы, которую японцы потребовали первоначально отъ китайскаго правительства. Всѣ издержки этого дѣла обошлись около пяти миліоновъ доларовъ; изъ нихъ немного болѣе миліона возвращено китайцами, Правда, въ числѣ этихъ пяти миліоновъ слѣдуетъ считать и издержки на пріобрѣтеніе оружія и панцырныхъ судовъ, которыя, конечно, остались у японцевъ.
   Сомнительный тріумфъ японцевъ на Формозѣ должно считать за рѣшительное пораженіе, если принять въ разсчетъ то несомнѣнно-вредное вліяніе, которое онъ оказалъ на общій ходъ развитія этой возрождающейся страны. Я уже не говорю о томъ, что ради пріобрѣтенія круповскихъ пушекъ и другихъ усовершенствованныхъ истребительныхъ снарядовъ, пришлось значительно сократить бюджетъ народнаго просвѣщеніи и другія производительныя издержки, на которыя японское правительство оказывалось прежде чрезвычайно щедрымъ. Но самою мрачною стороною этой войны слѣдуетъ считать тотъ перевѣсъ, который она дала нейтрализаціоннымъ стремленіямъ сацумской партіи. Вернувшись изъ Пекина, сопутствуемый генералами и адмиралами, побѣдителями бутанцевъ, Оокубо сталъ истиннымъ хозяиномъ страны, которая уже въ настоящее время раздѣлена, по-чисто французскому образцу, на 66 префектуръ, управляемыхъ присылаемыми изъ столицы и вполнѣ зависящими отъ министерства внутреннихъ дѣлъ кенъ-рей или губернаторами; въ ней учреждена всеобщая воинская повинность, встрѣтившая здѣсь особенно сильное сопротивленіе со стороны крестьянства, которое споконъ-вѣку было избавлено здѣсь отъ военной службы, считавшейся исключительною привилегіею дворянства. "Зачѣмъ отрывать насъ отъ плуга и огорода, когда мы платимъ годичную дань тысячамъ квазаковъ и сазановъ, которые за то только и ѣдятъ лучшую часть нашихъ жатвъ, чтобы защищать страну въ случаѣ надобности? Неужто мы будемъ платить имъ только за то, чтобы они праздно ворочали глазами по сторонамъ?" -- Но неудовольствіе, вызванное натянутымъ механизмомъ нейтралистскихъ учрежденій, отозвалось не въ одной только крестьянской массѣ. Все то, что можно назвать интеллгенціей страны, начиная съ учениковъ высшихъ школъ и кончая старцами, которыхъ не мало перешло здѣсь на сторону обновленія и возрожденія, даже въ самый разгаръ военныхъ успѣховъ сацумцовъ, громко заявляли о своемъ несочувствіи новымъ реакціоннымъ порядкамъ. Уже лѣтомъ 1875 г., т. е. только нѣсколько мѣсяцевъ спустя послѣ торжественнаго пріема, устроеннаго Формозекимъ побѣдителямъ въ Йокагамѣ и Іодо, недовольство съ этой стороны припало весьма уважительные размѣры. Приверженцы учредительнаго собранія, групируясь вокругъ Кидо, вызваннаго ими изъ его добровольнаго изгнанія, устроили многочисленную сходку въ Оосака, которую правительство не сочло возможнымъ разогнать, хотя и не скрывало своего неудовольствія по ея поводу. Сходка эта дала даже положительный результатъ въ видѣ компромиса, на которомъ временно пытались замириться двѣ главныя партіи. Въ 7 мѣсяцѣ VIII-го года эры Мей-дзи (т. е. въ іюлѣ 1875) микадо издалъ манифестъ слѣдующаго содержанія:
   "Вступая на престолъ моихъ предковъ 8 лѣтъ тому назадъ, я далъ торжественную клятву передъ душами своихъ предковъ устроить благосостояніе моей страны и народа. Съ тѣхъ поръ и до настоящаго времени я неусыпно старался исполнить эту клятву и осуществилъ цѣлый рядъ послѣдовательныхъ преобразованій, которыя считаю необходимыми шагами на пути къ желанной цѣли. (Слѣдуетъ краткій перечень наиболѣе существенныхъ правительственныхъ реформъ.) Но дѣло это -- трудное и можетъ быть упрочено только тогда, когда нація сама приметъ въ управленіи разумное и благонамѣренное участіе. А потому ближайшею моею заботою будетъ сознаніе представительныхъ собраній, которыя теперь еще были-бы несвоевременны. Въ видѣ приготовленія къ нимъ я теперь-же отмѣняю законодательное отдѣленіе государственнаго совѣта и созываю на его мѣсто главный совѣтъ старѣйшинъ (ген-ро-ш-инъ), которому поручу обсуждать главнѣйшія законоположенія и мѣры, необходимыя для блага государства. Пусть-же всякій, имѣя въ виду указанную мною цѣль, стремится къ ней по мѣрѣ своихъ силъ и честнымъ исполненіемъ своихъ обязанностей облегчитъ мнѣ исполненіе моей трудной задачи".
   Такимъ образомъ, само японское правительство видѣло въ этомъ ген-ро-ш-инѣ не парламентъ, какъ смотрятъ на него нѣкоторые японцы и европейскіе публицисты, а только необходимое преддверіе или приготовительную мѣру представительнаго собранія. Члены этого новаго совѣта были всѣ безъ изъятія назначены правительствомъ. Единственное отличіе этого новаго учрежденія отъ смѣненнаго имъ са-ина заключалось въ томъ, что при выборѣ его членовъ совершенно уже не руководились соображеніями чиновной іерархіи. Рядомъ съ первокласными свѣтилами чиновнаго міра, членами новаго совѣта были назначены лица всякаго званія, тѣмъ или инымъ путемъ стяжавшія себѣ на какомъ-бы то ни было поприщѣ почетную извѣстность. Смыслъ этой реформы, слѣдовательно, долженъ былъ заключаться въ нѣкоторомъ ослабленіи бюрократическаго элемента. Очень можетъ быть, что правительство, мало довѣряя не только опытности, но и самой искренности своихъ конституціоналовъ, надѣялось, что они согласятся даже и эту жалкую пародію признать за настоящій парламентъ, съ тѣхъ поръ, какъ имъ отведутъ въ немъ тепленькія мѣста. Если такой разсчетъ въ немъ и былъ, то онъ очень скоро оказался вполнѣ несостоятельнымъ: послѣ нѣсколькихъ засѣданій, посвященныхъ обсужденію уставовъ самаго учрежденія, ген-ро-ш-инъ былъ закрытъ, такъ-какъ большая часть его членовъ обнаружила воззрѣнія на свою задачу, вовсе несообразныя съ видами правительства.
   Одновременно съ ген-ро-ш-иномъ было вызвано къ жизни еще и другое учрежденіе, а именно ежегодныя собранія въ Іедо префектовъ или губернаторовъ всѣхъ провинцій или кановъ, имѣющее цѣлью ознакомить центральное правительство съ областными и мѣстными нуждами и потребностями. Нельзя отрицать, что подобнаго рода собранія, въ смыслѣ улучшенія администраціи и облегченія префектамъ исполненія ихъ обязанностей, могутъ быть даже очень полезны. Но если принять во вниманіе, что этою мѣ рою правительство думало замѣнить то собраніе мѣстныхъ представителей, выбранныхъ отъ всѣхъ сословій японскаго общества, котораго требовала здѣсь опозиціонная партія,-- то легко станетъ понятно, что и этимъ, относительно-полезнымъ мѣропріятіемъ общественное мнѣніе удовлетворилось не болѣе, какъ и рѣшительно неудавшеюся попыткою ген-ро-ш-ина. А между тѣмъ сацумская партія слишкомъ очевидно разсчитывала на то, что этими двумя уступками она вполнѣ расплатится съ требованіями японскаго либерализма и можетъ дать свободный ходъ своимъ реакціоннымъ стремленіямъ. Подъ прикрытіемъ этихъ двухъ либеральныхъ мѣръ былъ изданъ крайне стѣснительный законъ о печати (28 іюля 1875 г.), соединявшій въ себѣ все, что выработала худшаго по этой части французская вторая имперія. Либеральный указъ о свободѣ прессы 2-го года Мей-дзи, приведенный въ цѣлости въ книгѣ г. Венюкова, былъ окончательно отмѣненъ, а вмѣсто него введена система денежныхъ штрафовъ и тюремныхъ заключеній для редакторовъ и типографовъ, обвиненныхъ въ преступленіяхъ по дѣламъ печати.
   Надо замѣтить, однакожь, что въ средѣ самаго правительства этотъ образъ дѣйствій сацумской партіи, купившей себѣ торжество цѣною формозской экспедиціи и созданія регулярной арміи, возбудилъ сильныя неудовольствія. Но говоря уже о партіи конституціонной, которая не поддалась на ловушку псевдо парламентскихъ реформъ, царедворецъ Ивакура удалился отъ государственныхъ дѣлъ, подъ предлогомъ болѣзни, а старовѣръ Симадзу подалъ на имя императора, въ видѣ адреса, ѣдкій памфлетъ противъ политики своихъ сослуживцевъ. Когда-же его крайне-рѣзкое, и по формѣ, и по смыслу, заявленіе оставили безъ вниманія, то онъ подалъ въ отставку и удалился въ свое родное княжество (въ октябрѣ 1875 г.).
   Положеніе вообще становилось крайне натянутымъ. Изъ статей г. Буске видно, что репресивный указъ о почати вовсе не сковалъ уста протесту интелигентной части японскаго общества. Уже съ осени 1875 г. внутреннее положеніе страны было на-столько тревожно, что правительство, воевавшее на Формозѣ ради убійства нѣсколькихъ рыбаковъ, не сочло возможнымъ послать хотя-бы часть своего войска для наказанія корейцевъ, которые безъ всякаго повода стрѣляли ядрами но японскимъ военнымъ судамъ, отказались вовсе принять отправленныхъ для разъясненія этого дѣла японскихъ пословъ и прислали крайне-дерзкое письмо японскому императору. Мы отнюдь не думаемъ сожалѣть о томъ, что японское правительство по поводу этихъ дикихъ дѣйствій буйныхъ своихъ сосѣдей не сочло нужнымъ пролить новыя рѣки крови. Мы просто указываемъ на него, какъ на симптомъ. Корейскія своеволія, конечно, не меньше взволновали японскую шляхту, чѣмъ недавніе подвиги бутонцевъ, и если правительство на этотъ разъ воздержалось quaud-uieme отъ отправленія туда своихъ солдатъ, то только потому, что слишкомъ хорошо предвидѣло тотъ близкій моментъ, когда эти солдаты понадобятся ему у себя дома. Впрочемъ, здѣсь удобнѣе чѣмъ гдѣ-либо можно примѣнить извѣстную поговорку: "нѣтъ худа безъ добра". Невозможность японскаго правительства при настоящемъ внутреннемъ положеніи страны объявить корейцамъ войну, привела къ тому, что дѣло рѣшилось мирнымъ путемъ къ обоюдному удовольствію. Благодаря настойчивости іедоскаго кабинета, корейцы заключили съ японцами торговый договоръ, по которому не только японскія суда могутъ безпрепятственно плавать въ корейскихъ водахъ, но и старая японская факторія на корейскомъ островкѣ Фу-санъ-ко возстановлена во всемъ своемъ прежнемъ блескѣ. Такимъ образомъ доступность Кореи чужеземцамъ, которой такъ долго и совершенно напрасно добивались Соединенные Штаты и Франція, достигнута Японіею безъ всякаго кровопролитія. Теперь уже отъ соглашенія иностранныхъ державъ съ одною только Японіею зависитъ возможность и для европейскихъ купцовъ проникать въ эту заповѣдную страну, въ которую они уже такъ давно и безплодно стремятся.

-----

   Мы не побоялись вдаться здѣсь въ нѣкоторыя подробности современнаго политическаго и общественнаго состоянія Японіи, во-первыхъ, потому, что подробности эти сами по себѣ кажутся намъ довольно новы и интересны, во-вторыхъ, потому, что только такими подробностями и можно вывести читателей изъ избитой колеи пошленькаго сочувствія къ цивилизаціоннымъ стремленіямъ этою замѣчательнаго народа. Послѣ всего сказаннаго на этихъ страницахъ, едва-ли есть еще надобность распространяться о томъ, что возрожденіе, или, точнѣе говоря, пріобщеніе къ международной цивилизаціи съ ея свѣтлыми и мрачными сторонами, -- является въ Японіи не плодомъ какого-бы то ни было произвола или скоропреходящей исторической случайности, а есть неотразимый результатъ самой японской жизни. Не принимая на себя роль политическаго пророка, можно, однакожь, съ полною увѣренностью сказать, что возвращеніе вспять съ прогресивнаго пути для Японіи органически невозможно. Путь этотъ тернистъ, къ тому-же лицемѣрная политика иностранныхъ державъ съ одной стороны и властолюбіе ея собственныхъ правительственныхъ кружковъ съ другой -- поставили дѣло японскаго развитіи въ такую колею, въ которой дальнѣйшее его поступательное движеніе не можетъ обойтись безъ толчковъ и потрясеній, можетъ быть, даже и очень чувствительныхъ. Но мы уже видѣли, что въ Японіи эти иностранныя государства имѣютъ дѣло не съ массою дикарей, дѣтски прельщенныхъ блестящими побрякушками цивилизаціи, а съ націею глубоко культурною и очень хорошо сознающею свои требованія, которыя она вправѣ предъявить этой непрошенно, но всеже очень кстати предложенной ей экзотической цивилизаціи. Точно также и японское правительство имѣетъ дѣло не съ табуннымъ сбродомъ рабовъ, а съ народомъ, склоннымъ и готовымъ относиться весьма разборчиво къ его сомнительнымъ благодѣяніямъ.
   Нельзя не замѣтить, что Японія выступаетъ на поприще международной цивилизаціи съ такими благопріятными антецедентами, которымъ могутъ позавидовать многіе изъ ея европейскихъ соперниковъ. Природныя свойства японскаго ума, его сангвиническая воспріимчивость il подвижность -- напоминаютъ южныхъ итальянцевъ; но вмѣсто классической лѣни и грязи неаполитанскихъ лаззарони, вы здѣсь на каждомъ шагу встрѣчаете образцовую чистоту и промышленную дѣятельность, наполняющую въ настоящее время европейскіе рынки несмѣтнымъ количествомъ изящныхъ бездѣлушекъ, успѣшно выдерживающихъ конкуренцію даже съ европейскимъ машиннымъ производствомъ. Въ умственномъ отношеніи контрастъ еще болѣе разителенъ. Сверхъестественное и фантастическое давно уже перестало играть сколько-нибудь существенную роль въ народномъ міросозерцаніи японцевъ. Ихъ многочисленные буддійскіе святые и синтоистскіе духи (ками) давно уже перестали быть предметомъ вѣры даже для низшихъ классовъ народонаселенія, а стали героями дѣтскихъ сказокъ, преимущественно юмористическаго содержанія. Въ видѣ образчика приведу здѣсь одну изъ нихъ, со слонъ моей кухарки,-- совершенно необразованной женщины,-- поучавшей или забавлявшей своего шестилѣтняго ребенка.
   "На высокой долинѣ небесъ засѣдали боги и пьянствовали. Всѣхъ больше блистала красотой и богатою одеждою Бентонъ, морская богиня. Пришелъ богъ бѣдности, Бимбо-ками, и сталъ молить прекрасную Бентенъ: "Я добрый богъ -- всѣмъ я доволенъ, только ужь очень я бѣденъ. Нѣтъ у меня ни денегъ, ни рису. Животъ у меня пухнетъ" отъ голоду и ноги исхудали, какъ спички. Дайте мнѣ немного вашихъ богатствъ, а не то приходится пропадать!"
   -- "Охота вамъ обращаться къ такой пустой богинѣ, которая о себѣ только и думаетъ, замѣтила гордая богиня Каннонъ, святая ученица великаго Будды:-- вотъ если-бы вы обратились ко мнѣ, то я непремѣнно исполнила-бы вашу просьбу.
   -- "Ахъ вы, негодница! Какъ вы смѣете отбивать у меня поклонниковъ! закричала въ ярости морская богиня и пустила чашкою въ голову гордой соперницы.
   "Богини и боги передрались, подняли такой шумъ и гвалтъ, что на землѣ темно стало. Тогда Тарано-сука, сторожъ храма Аса-куса въ Іедо, подкрался къ нимъ сзади на цыпочкахъ и закричалъ: у-у-у! Боги перепугались, разбѣжались, и съ тѣхъ поръ о нихъ ничего болѣе не слышно."
   При такомъ религіозномъ настроеніи, попытки правительства создать изъ синтоизма привилегированную государственную религію, конечно, не могутъ привести ни къ какимъ серьезнымъ результатамъ. Что-же касается религій, имѣющихъ іерархически-организованное духовное сословіе, то ни одна изъ нихъ не можетъ разсчитывать на содѣйствіе или сочувствіе японскаго правительства, извѣдавши горькимъ и кровавымъ опытомъ своей средневѣковой исторіи всю опасность подобныхъ учрежденій. Въ тѣ недалекія, но уже отжившія времена, когда японцы еще наивно вѣрили, будто у ихъ западныхъ просвѣтителей всѣ общественные вопросы нашли уже себѣ удовлетворительное, разумное рѣшеніе, особая миссія была послана въ Америку и Европу для изученія раціональной религіи Запада. Парижскій професоръ Л. де-Рони (Léon de Rosny) съ большимъ юморомъ разсказываетъ въ одномъ изъ No No "Revue Scientifique" за 1875 годъ о посѣщеніи его этими японскими аргонавтами въ поискахъ за наилучшею изъ религій, настойчиво просившими, чтобы онъ свелъ ихъ въ храмы Вольтера, Ньютона и др. и познакомилъ-бы ихъ съ жрецами этихъ культовъ.
   Въ крестьянскомъ народонаселеніи Японіи, правда, еще уцѣлѣли нѣкоторые суевѣрные обряды, но это еще не создаетъ нравственной или умственной пропасти между ними и крестьянствомъ даже передовыхъ европейскихъ странъ. Но образованные классы японскаго общества вѣками конфуціевскаго раціонализма пріучены къ тонкому логическому анализу и хотя неудовлетворительной, но чуждой всякаго мистицизма метафизикѣ, которая цѣнитъ одинъ только "путь". Опредѣлить этотъ путь я не могу лучше, какъ приведя слѣдующій основный догматъ конфуціанства.
   "Эманація небесъ есть природа. Слѣдовать природѣ -- это составляетъ путъ. Дисциплинировать путь -- это составляетъ ученіе. Путь долженъ быть таковъ, чтобы отъ него не было уклоненій ни на волосъ. Путь, допускающій отъ себя уклоненія, не есть истинный путь."
   Уже изъ этихъ немногихъ строкъ видно, что Конфуціево ученіе не налагало на умы своихъ послѣдователей никакихъ нерасторжимыхъ узъ или оковъ. Въ его средствахъ "дисциплинировать путь" не доставало столь существеннаго и мощнаго орудія, какъ математика вообще, а, особенно какъ наши алгебраическіе пріемы. Японцы очень хорошо уже сознаютъ теперь этотъ существенный пробѣлъ, и можно только удивляться энергіи и умѣнію, съ которыми они принялись за исполненіе его. Когда возмужаетъ здѣсь поколѣніе, воспитанное на новыхъ началахъ и съ дѣтства освоенное съ техническими и умозрительными богатствами западной цивилизаціи, тогда только обнаружится истинная способность японцевъ внести свой новый вкладъ въ эту всемірную сокровищницу. Въ настоящее-же время одно ихъ умѣнье черпать изъ нея все лучше, не утрачивая передъ лицомъ ея своей національной самостоятельности и но прельщаясь ея мишурной стороной, ставитъ ихъ уже неизмѣримо выше всѣхъ остальныхъ ихъ многочисленныхъ монгольскихъ и полинезійскихъ родичей, такъ-какъ новѣйшія изслѣдованія японской національности не оставляютъ никакого сомнѣнія насчетъ того, что она въ антропологическомъ отношеніи составляетъ промежуточное звено этихъ двухъ большихъ отдѣловъ современнаго человѣчества.

Л. Мечниковъ.

"Дѣло", No 10, 1876

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов