Книговод

Исследования, относящиеся к древней русской истории, Филиппа Круга

Кавелин Константин Дмитриевич


   

FORSCHUNGEN IN DER ÆLTEREN GESCHICHTE RUSSLAND'S, von Philipp Krug.

ИЗСЛѢДОВАНІЯ, ОТНОСЯЩІЯСЯ КЪ ДРЕВНЕЙ РУССКОЙ ИСТОРІИ, Филиппа Круга. Двѣ части. Санктпетербургъ. 1848.

   Подъ этимъ заглавіемъ вышли въ сентябрѣ мѣсяцѣ нынѣшняго года посмертныя сочиненія академика Круга, изданныя, по распоряженію Академіи, адъюнктомъ ея, Э. Э. Кунигомъ. Уже съ перваго десятилѣтія текущаго столѣтія, Кругъ пріобрѣлъ въ ученомъ мірѣ громкую извѣстность двумя сочиненіями, которыя въ Россіи и за границей были приняты съ единогласными похвалами. Первое, изданное въ 1805 году Академіей на нѣмецкомъ языкѣ подъ заглавіемъ: Zur Münzkunde Russlands, а два года спустя и на русскомъ (Критическія Разъисканія о Древнихъ Русскихъ Монетахъ. Спб. 1807), посвящено изслѣдованіямъ древнѣйшей русской исторіи въ нумизматическомъ отношеніи. Эти изслѣдованія были такъ новы, оригинальны и, кромѣ главнаго предмета, разрѣшали столько другихъ важныхъ историческихъ вопросовъ, что самъ раздражительный и нетерпѣвшій противорѣчій Шлёцеръ, въ тогдашнее время первый знатокъ древней русской исторіи, и котораго Кругъ опровергалъ не только въ частностяхъ, но въ основномъ воззрѣніи на отдаленнѣйшую ея эпоху, отозвался о книгѣ и ея авторѣ съ величайшимъ уваженіемъ и призналъ его достойнымъ судьей своихъ работъ по русской исторіи. Это былъ необыкновенный успѣхъ! Такой же блистательный успѣхъ имѣло другое сочиненіе Круга, изданное Академіей въ 1810 году: Kritischer Versuch zur Aufklärung der Byzantinishen Chronologie mit besonderer Rücksicht auf die frühere Geschichte Russlands. (Опытъ критическаго разъясненія византійской хронологіи, особенно въ-отношеніи къ древнѣйшей русской исторіи) {Этой книги есть два русскіе перевода: одинъ сдѣланъ Ѳедотовымъ и Левестамомъ, другой покойнымъ Языковымъ. Кругъ не далъ согласія на изданіе этихъ переводовъ (См. въ разбираемой книгѣ стр. CCLV).}. Этотъ трудъ не только окончательно утвердилъ ученый авторитетъ Круга, какъ глубокаго критика по русской исторіи, но и положилъ начало новой эпохѣ въ изученіи византійской хронологіи, имѣющей, какъ извѣстно, весьма-важное значеніе для древней русской исторіи. Первые знатоки ея, Дюканжъ, Пажи, Байеръ, Риттеръ, Гиббонъ были опровергнуты и поправлены Кругомъ. Этими поправками доказана историческая достовѣрность многихъ событіи и извѣстій изъ перваго періода нашей исторіи и устранены сомнѣнія, возникшія изъ хронологическихъ несообразностей.
   Такими первоклассными критическими работами вполнѣ объясняется то вниманіе и нетерпѣніе, съ которымъ всѣ любители и знатоки русской исторіи слѣдили за ученою дѣятельностью Круга и ожидали появленія новыхъ его изслѣдованій, обѣщанныхъ имъ при разныхъ случаяхъ. Но ожиданія не сбылись. Въ-теченіе слишкомъ тридцати лѣтъ, Кругъ не издалъ ни одного изъ своихъ изъисканій!
   Въ 1844 году (4-го іюня) онъ умеръ. Вслѣдъ затѣмъ, нѣсколько дней спустя, былъ напечатанъ въ "Сапктпетербургскихъ Вѣдомостяхъ" хронологическій списокъ рукописныхъ статей, представленныхъ имъ въ разное время Академіи съ 1806 года по самое время кончины. Въ этомъ спискѣ, составленномъ по протоколамъ Академіи, значится сорокъ-шесть статей; первая относится къ 5 марта 1806 года, послѣдняя къ 26 апрѣля 1844 года; слѣдовательно, она представлена Кругомъ за мѣсяцъ съ небольшимъ передъ смертью. Изъ разсмотрѣнія списка открывается, что въ-продолженіе двадцати-пяти лѣтъ до 1831 года, Кругъ представлялъ Академіи ежегодно по двѣ, рѣдко {А именно въ 1808, 1810, 1811, 1812, 1825 и 1829 годахъ.} по одной статьѣ; по съ 1831 года, рядъ ихъ прерывается и съ этого времени до 1844 находимъ только двѣ (1833 и 184І) въ напечатанной росписи.
   Одинъ перечень извѣстныхъ трудовъ Круга снова возбудилъ живое любопытство всѣхъ, интересующихся предметомъ, и подавалъ надежды на важныя открытія въ бумагахъ покойнаго. Чтобъ привести въ извѣстность ученое наслѣдство Круга, Академія Наукъ, въ томъ же 1844 году, составила коммисію изъ академиковъ Шёгрена, Устрялова и адъюнкта Кунига, и поручила ей представить подробный отчетъ о бумагахъ Круга, что и исполнено въ февралѣ мѣсяцѣ слѣдующаго 1845 года.
   Изъ донесенія, представленнаго коммиссіей историко-филологическому классу Академіи и напечатаннаго въ бюллетенѣ его (T. II, No 18), видно, что въ бумагахъ Круга найдены ученыя статьи, частію вполнѣ обработанныя и оконченныя, частію неполныя, или только начатыя; множество замѣтокъ, набросанныхъ на клочкахъ бумаги, даже билетахъ и конвертахъ; наконецъ, примѣчанія, внесенныя въ печатные экземпляры шлёцерова Нестора. и собственныхъ сочиненій auïop'а. Ученыя статьи состоятъ въ отрывкахъ или; донесеніяхъ, представленныхъ Академіи Кругомъ, или въ сочиненіяхъ, читанныхъ въ академическихъ собраніяхъ. Изъ послѣднихъ пятнадцать вполнѣ обработаны и были приготовлены къ изданію самимъ авторомъ; двадцать-одна или не окончены, или представляютъ одно начало, или извлеченія изъ источниковъ. Остальныхъ десяти не нашлось въ бумагахъ. По предположеніямъ коммиссіи, семь изъ нихъ могли войдти въ составъ другихъ статей или книги о византійской хронологіи, но что сталось съ недостающими тремя -- рѣшительно неизвѣстно {Заглавіе недостающихъ статей слѣдующее: 1) Erklärung aller in den Russischen Chroniken verkommenden Namen von Sonntagen, nach ihnen benannten Wochen und Heiligentagen, mit genauer Bestimmung der Zeit, in die sie fielen. 2) Ueber dep dreifachen Anfang des Jahres in Russland. 3) Berichtigte Zeitangaben der Russischen Jahrbücher. Fortsetzung. Одни заглавія и имя автора заставляютъ уже сильно жалѣть, что статьи не отъискались.}.
   Окончательный разборъ всѣхъ этихъ рукописныхъ сочиненій и замѣтокъ и приготовленіе къ печати тѣхъ изъ нихъ, которыя почему-либо заслужи. вали вниманія, поручено отъ Академіи г. Кунигу. Его-то двухлѣтнему труду и справедливому уваженію къ заслугамъ и памяти Круга обязаны, мы прекраснымъ изданіемъ значительной части ученыхъ работъ покойнаго академика, вмѣстѣ съ подробнымъ очеркомъ его ученой, литературной и служебной дѣятельности.
   Іоганнъ-Филиппъ Кругъ родился въ Галлѣ (на Саалѣ) въ 1764 году. Около двадцати лѣтъ отъ роду вступилъ онъ въ Галльскій Университетъ, гдѣ учился теологіи и философіи. По окончаніи университетскаго курса, онъ провелъ нѣсколько лѣтъ въ разныхъ частяхъ Пруссіи и въ 1787 году вступилъ учителемъ въ семейство маркграфа шветскаго (на Одерѣ). Съ этого времени развіуасьи укрѣпилась въ немъ страсть къ нумизматикѣ, обнаружившаяся еще въ дѣтствѣ. Онъ рано началъ собирать монеты и медали, по у множилъ свою коллекцію уже въ домѣ маркграфа, и потомъ тѣми, которыя достались ему по наслѣдству отъ отца. Въ 1791 году, онъ оставивъ Силезію и вступилъ въ Калишѣ учителемъ въ семейство польскаго полковника Курціуса. Въ 1794 году, когда Курціусъ, послѣ окончательнаго паденія Польши, вступилъ въ русскую службу, Кругъ, вмѣстѣ съ его семействомъ, переѣхалъ въ Россію и съ-тѣхъ-поръ не оставлялъ ея ни разу.
   Въ слѣдующемъ 1793 году, судьба привела его въ Москву. Здѣсь познакомился онъ съ графиней Орловой, вдовой графа И. Г. Орлова, которая и поручила ему воспитаніе своего сына. Оно продолжалось шесть лѣтъ (до 1801 года). Въ этотъ періодъ времени, окончательно опредѣлились занятія Круга, доставившія ему въ-послѣдствіи такую извѣстность. Онъ имѣлъ досугъ. Семейство Орловыхъ, жившее почти постоянно въ Москвѣ, или въ недалекомъ подгородномъ имѣніи, любило его. Обстоятельства, слѣдовательно, благопріятствовали ученымъ трудамъ; Кругъ посвятилъ ихъ русской нумизматикѣ.
   Первымъ поводомъ къ этимъ занятіямъ послужило слѣдующее обстоятельство. Одному изъ родственниковъ графини Орловой такъ понравился мюнц-кабинетъ Круга, состоявшій изъ иностранныхъ монетъ и медалей, что онъ предложилъ ему взять за то въ замѣнъ свое довольно-значительное собраніе русскихъ монетъ. Кругъ долго не могъ рѣшиться. Русскій мюнц-кабинетъ его не прельщалъ, потому-что онъ не зналъ еще тогда (кажется, это было въ 1795 году) ни русскаго, ни церковно-славянскаго-языка. Наконецъ промѣнъ состоялся. Этому много содѣйствовали совѣты профессора Баузе. "Особенно побудила меня" говоритъ самъ Крутъ: "увѣренность, что надо быть гораздо-богаче меня, чтобъ продолжать какъ я началъ, и все-таки не оставалось надежды когда-нибудь довести, свое собраніе до нѣкоторой полноты. Напротивъ, ограничиваясь однѣми монетами страны, которую я избралъ для постояннаго жительства, можно было надѣяться достигнуть этой полноты современенъ."
   Пріобрѣтенный русскій мюнц-кабинетъ былъ сначала мертвымъ капиталомъ для Круга. Онъ не зналъ ни слова по-русски. Монеты заставили его учиться русскому языку; но, выучившись, онъ все-таки не удовлетворилъ своего любопытства въ-отношеніи къ монетамъ. Его особенно интересовали надписи на старыхъ монетахъ. Онъ просилъ объяснить ихъ; но объясненія многихъ лицъ ему показались сомнительны; онъ обратился къ ученымъ духовнымъ особамъ; ихъ отвѣты были нѣсколько-удовлетворительнѣе. Наконецъ, по благому совѣту тогдашняго архимандрита Донскаго Монастыря, Кругъ сталъ изучать библію и старыя рукописныя лѣтописи, писанныя на церковно-славянскомъ языкѣ, что привело, его къ занятію древней русской исторіей. И въ этомъ ему чрезвычайно благопріятствовало пребываніе въ домѣ гр. Орловыхъ. Въ библіотекѣ покойнаго графа (погибшей вмѣстѣ со многими другими въ 1812 году) хранилось много церковно-славянскихъ и русскихъ рукописей. По нимъ и изъ сравнительнаго изученія славянской и греческой библіи, выучился Кругъ церковно-славянскому языку. А между-тѣмъ его собраніе русскихъ монетъ увеличивалось; онъ скупалъ ихъ безпрерывно въ Москвѣ, внутреннихъ губерніяхъ и Южной-Россіи, куда ѣздилъ лѣтомъ нѣсколько лѣтъ сряду вмѣстѣ съ семействомъ графини Орловой.
   Успѣхи Круга были неимовѣрны. Перемѣна мѣста въ 1801 году не измѣнила его выгоднаго для ученыхъ занятій положенія, и онъ продолжалъ ихъ ревностно. Въ 1803 году онъ писалъ о себѣ "что сперва было для меня препровожденіемъ времени и игрушкой, стало теперь серьёзнымъ дѣломъ. Я скоро выучился по-русски... перечиталъ все, что имѣетъ хоть малѣйшее отношеніе къ русской нумизматикѣ; въ славянскихъ книгахъ и рукописяхъ, правда, нашелъ очень-немного такого; но чрезъ это чтеніе я пріобрѣлъ немалыя познанія въ русской исторіи, такъ-что теперь по спорнымъ пунктамъ уже спрашиваютъ моего мнѣнія."
   Въ-продолженіи этихъ трудовъ, созрѣла у Круга мысль написать сочиненіе о русской нумизматикѣ. Къ-сожалѣнію, въ біографіи, изъ которой мы беремъ всѣ эти свѣдѣнія, не сказано, когда именно, или, по-крайней-мѣрѣ, когда впервые высказалъ Кругъ свое намѣреніе.
   Изучивъ всѣ значительные мюнц-кабинеты въ Москвѣ (между прочими кабинетъ гр. Мусина-Пушкина, Баузе идр.), и перечитавъ всѣ русскіе и иностранные источники русской исторіи, какіе онъ только могъ здѣсь достать, Кругъ захотѣлъ провести нѣсколько времени въ Петербургѣ. Цѣль предполагаемой поѣздки была ученая. Желая по возможности расширить и дополнить свои познанія въ русской нумизматикѣ, Кругъ хотѣлъ изслѣдовать здѣшніе мюнц-кабинеты, воспользоваться библіотекой и собрать всевозможныя свѣдѣнія о русскихъ монетахъ.
   Вызовъ Баузе, который въ то время былъ въ Петербургѣ, и другія обстоятельства устроили въ 1803 году эту поѣздку. Въ Петербургѣ ужь знали и цѣнили Круга. Мысль издать изслѣдованія о русской нумизматикѣ его не покидала, и въ этомъ намѣреніи сильно поддерживалъ его Баузе. Такъ прошло нѣсколько мѣсяцевъ. Кругъ занимался въ Эрмитажѣ, и собиралъ новыя данныя для своей работы. Ему всячески помогалъ и содѣйствовалъ Кёлеръ, подъ исключительнымъ надзоромъ и сохраненіемъ котораго находились эрмитажная библіотека и собраніе древностей. Были и другіе цѣнители нумизматическихъ познаній Круга, особенно между академиками. Они и Кёлеръ старались навсегда пріобрѣсти для Россіи такой замѣчательный историческій талантъ. Въ Академіи въ это время уже давно не было никого по части исторіи. Изъ немногихъ сочленовъ ея, почти исключительно математиковъ и естествоиспытателей, одинъ Шторхъ обращалъ вниманіе на русскую исторію. Но вскорѣ по вступленіи на престолъ Императора Александра, рѣшено было, вмѣстѣ съ другими перемѣнами въ Академіи, ввести въ кругъ ея занятій и этотъ предметъ.
   Посреди ученыхъ трудовъ и усильной работы надъ задуманной русской нумизматикой, открылись Кругу, съ помощью Кёлера, виды на положеніе, чрезвычайно-благопріятное для его занятій. Въ 1804 году, Кёлеръ объявилъ желаніе имѣть Круга при себѣ помощникомъ по эрмитажной библіотекѣ и мюнц-кабинету, а въ слѣдующемъ году Кругъ дѣйствительно получилъ это мѣсто. "Отсюда" говоритъ онъ: "началась для меня какъ-бы новая жизнь". Въ то же время (1804) онъ познакомился съ Шторхомъ, который предложилъ ему написать въ-теченіе полугода статью о русской исторіи и искать вновь открываемаго по этой части мѣста въ Академіи. Въ-слѣдствіе этого Кругъ, представилъ Шторху рукопись своего сочиненія, подъ заглавіемъ; Einleitung in die Münzgeschichte des Russischen Reichs. Erster Zeitraum. Мощ Anfänge des Staats bis auf die Regierung Wladimir's des 1-sten (Введеніе въ Исторію Нумизматики Русскаго Государства. Періодъ первый. Отъ начала государства до великокняженія Владиміра 1-го). Шторхъ представилъ это сочиненіе Академіи, которая въ засѣданіи 27 Февраля 1805 года единогласно внесла имя Круга въ списокъ кандидатовъ-соискателей вновь-открытыхъ мѣстъ. Но въ томъ же засѣданіи нѣкоторые члены, и въ главѣ ихъ математикъ Гурьевъ, воспротивились принятію Круга въ Академію, на томъ основаньи, что онъ не родился въ предѣлахъ Имперіи. "Русскіе академики" говоритъ Кругъ; стараются (и я думаю, что они, правы, потому-что мы въ Россіи) всѣ мѣста мало-по-малу по возможности замѣстить Русскими. А такъ-какъ я Нѣмецъ и родился не въ русской Имперіи, на-прим. въ, Лифляндіи, даже никогда не былъ въ русской службѣ, то русскіе академики рѣшительно протестовали противъ моего назначенія". Но они не протесторави, а только усомнились, можно ли принять Круга. Дѣйствительныя заслуги и несомнѣнныя достоинства его рѣшили дѣло въ его пользу не только въ Академіи наукъ, но и въ Россійской Академіи, которой была передана на обсужденіе его ученая работа, и въ томъ же году онъ былъ избранъ адъюнктомъ Академіи по русской исторіи.
   Получивъ мѣсто въ Академіи, Кругъ счелъ обязанностью публично заявить свое вступленіе на ученое поприще. Намѣреніе издать полную исторію русскихъ монетъ онъ долженъ былъ оставить, потому-что только небольшая часть матеріаловъ для этого сочиненія "была имъ обработана и готова. Онъ рѣшился раздѣлить весь трудъ на три или четыре части, и первую изъ нихъ издалъ, не означивъ своего имени, осенью въ томъ же 1805 году. Это и была его первая ученая работа, появившаяся въ печати, о которой мы говорили выше.
   Первый выпускъ нумизматическихъ изслѣдованій Круга былъ принятъ, какъ мы уже сказали, съ единогласными одобреніями. Еще въ Февралѣ мѣсяцѣ, когда сочиненіе было представлено Шторхомъ на открывшійся тогда въ Академіи конкурсъ, Шубертъ сказалъ о Кругѣ: "изъ него можетъ выйдти второй Шлёцеръ". Рецензіи и критическія статьи, какъ въ Россіи, такъ и за границей, были не менѣе благопріятны. Профессоръ Буле, въ "Московскихъ Ученыхъ Вѣдомостяхъ", Каченовскій въ "Вѣстникѣ Европы", Шлихтегроль, Коцебу, Гюлльманъ въ Германіи, Оберлинъ во Франціи, не говоря о другихъ, отозвались съ величайшимъ уваженіемъ и похвалами о книгѣ. Въ такомъ же смыслѣ писали къ Кругу Іоганнъ Мюллеръ и Карамзинъ.
   Но всего болѣе озабочивало его мнѣніе тогдашняго корифея русской исторической критики, Августа Шлёцера. Кругъ не раздѣлялъ всѣхъ мнѣній Шлёцера и полемизировалъ противъ нихъ въ своемъ сочиненіи. "Сознаюсь" говоритъ онъ "что многія изъ моихъ объясненій самому мнѣ кажутся очень смѣлыми; но, пользуясь случаемъ, я хотѣлъ попробовать, нельзя ли защитить подлинность нѣкоторыхъ мѣстъ въ лѣтописяхъ, мѣстъ, которыя нище склонны считать подложными". Эти слова относились къ Шлёцеру. Какъ прійметъ онъ полемику? Останется ли къ ней равнодушнымъ, или, какъ человѣкъ раздражительный, послѣдуетъ первому впечатлѣнію и ѣдко, желчно отзовется о первомъ трудѣ неизвѣстнаго изслѣдователя? Эти вопросы очень занимали Круга. Не нужно предполагать въ немъ непомѣрное самолюбіе, тщеславіе, или излишнее преклоненіе передъ авторитетами, чтобъ найдти эту озабоченность весьма-естественной и понятной. Кто знаетъ и умѣетъ цѣнить высокія заслуги Шлёцера въ критической русской исторіи, кто когда-нибудь самъ выступалъ впервые съ новымъ взглядомъ -- результатомъ добросовѣстныхъ трудовъ и мысли, вскормленной и взлелѣянной съ любовью -- передъ судъ людей, составившихъ себѣ заслуженное имя въ наукѣ, уже много для нея сдѣлавшихъ и опытныхъ, тотъ не обвинитъ Круга. Не надо забывать, что шлёцеровъ "Опытъ Русскихъ Лѣтописей" (Probe russischer Annalen. 1768. Bromb. und Göttingen), по собственному его признанію, указалъ ему дорогу въ учёныхъ занятіяхъ русской исторіей; онъ часто разсказывалъ, какъ объясненія знаменитаго критика были для него поучительны и возбуждали его къ работѣ. Наконецъ, въ письмахъ къ Гаспари (въ Дерптѣ) и Якоби (въ Харьковѣ) онъ признаетъ Шлёцера своимъ "единственнымъ совмѣстнымъ судьей", приговору котораго, исключая, можетъ-быть, мелочей, онъ подчинится безусловно и безъ апелляціи. Весьма-натурально, что суда такого человѣка онъ ожидалъ не совсѣмъ равнодушно. Въ ноябрѣ мѣсяцѣ 1805 года, Кругъ писалъ къ брату: "я думаю, что строгій судъ будетъ произнесенъ надо мной въ Гёттингенѣ. Я во многихъ мѣстахъ выказалъ ошибки Шлёцера, правда, большей частію не называя его, но онъ это почувствуетъ и мнѣ за то отплатитъ. Впрочемъ, это ничего: я все-таки достигну своей послѣдней цѣли, научусь, и въ будущее большое сочиненіе внесу одни твердо-основанныя положенія". Рецензія Буле, гдѣ въ нѣсколькихъ мѣстахъ проводится параллель между Шлёцеромъ и Кругомъ и отдается послѣднему преимущество, смутила его. Въ началѣ 1806 года, онъ писалъ въ одномъ письмѣ: "Фусъ сообщилъ мнѣ Московскія Вѣдомости; помѣщенная здѣсь рецензія вѣрно надѣлаетъ мнѣ много вреда. Параллели между Шлёцеромъ и мной дерзки и непремѣнно заставятъ его выискать множество ошибокъ въ моемъ сочиненіи. Я совершенно убѣжденъ въ невозможности когда-либо соперничать съ Шлёцеромъ". Даже письма I. Мюллера, и Карамзина не могли успокоить Круга, что видно изъ послѣдующаго письма его къ брату.
   Въ концѣ ноября 1805 года, Кругъ написалъ къ Шлёцеру письмо и послалъ свою книгу. Отвѣтъ (въ мартѣ слѣдующаго года) самымъ пріятнымъ образомъ обманулъ его тревожныя ожиданія. Письмо во многихъ отношеніяхъ замѣчательно. Оно дѣлаетъ честь Шлёцеру и опредѣляетъ значеніе книги Круга въ нашей тогдашней исторической литературѣ. "Ваше сочиненіе" писалъ Шлёцеръ "меня поразило! Со временъ Байера, это первое сочиненіе о древней русской исторіи въ цѣлой Россіи, написанное не только разумно, но съ настоящей критикой и со всей необходимой начитанностью въ иностранныхъ источникахъ; итакъ, первое сочиненіе такого рода черезъ семьдесять слишкомъ лѣтъ! Поэтому, сами вы для меня -- замѣчательное явленіе, что и даетъ мнѣ смѣлость просить васъ сообщить мнѣ о себѣ ближайшія свѣдѣнія, а именно, въ Россіи ли вы родились? Какъ напали вы на изученіе древней русской исторіи? Откуда пріобрѣли вы ваши несомнѣнныя познанія и т. д. Я спрашиваю васъ не изъ пустаго любопытства; можетъ-быть, я буду имѣть случай сдѣлать изъ этихъ данныхъ пріятное для васъ употребленіе." Съ тѣмъ вмѣстѣ Шлёцеръ обѣщалъ Кругу написать въ маѣ подробный отчетъ о его книгѣ и прислать экземпляръ рецензіи.
   Эта нетерпѣливо-ожидаемая Кругомъ рецензія наконецъ появилась въ октябрѣ 1806 гола въ "Гёттингенскихъ Ученыхъ Вѣдомостяхъ" (No 163). Выписываемъ изъ нея самое интересное.
   Исчисливъ недостатки сочиненія, касающіеся формы его, и именно: неправильное заглавіе, безпорядочное изложеніе предмета, отсутствіе оглавленія, указателя и т. д., Шлёцеръ переходитъ къ исчисленію достоинствъ. "Они" говоритъ Шлёцеръ "важнѣе. Настоящее заглавіе этихъ двѣнадцати листовъ было бы слѣдующее: критическія изслѣдованія отдѣльныхъ мѣстъ несторовой лѣтописи (мѣста о древнихъ монетахъ, конечно, составляютъ значительную часть). И эти изслѣдованія, съ-тѣхъ-поръ, какъ русская литература лишилась Байера (ум. 1738) первыя въ этомъ родѣ, написанныя и напечатанныя въ самой Россіи, слѣдовательно первыя и до-сихъ-поръ единственныя, спустя 67 лѣтъ. Они отличаются двумя вещами, дѣйствительной ученой (только слишкомъ-часто смѣлой) критикой, и основательной начитанностью въ иностранныхъ сочиненіяхъ; этихъ двухъ свойствъ, какъ извѣстно, недоставало до-сихъ-поръ всѣмъ безъ исключенія туземцамъ, занимавшимся своей древней исторіей. Г. Кругъ знакомъ со многими изъ этихъ сочиненій (иностранныхъ), пользуется ими прилежно и тщательно, и большею частію приводилъ подлинныя слова источниковъ. Это не требовало Извиненій, а, напротивъ, заслуживаетъ похвалы, и есть обязанность добросовѣстнаго историка тамъ, гдѣ онъ долженъ быть критикомъ".
   ...Шлёцеръ задалъ много дѣла г. Кругу: Иногда онъ (Кругъ) бываетъ къ нему несправедливъ, но очень-часто его исправляетъ, поправляетъ и дополняетъ доводами, особенно меткими параллелями, которыя дѣлаютъ честь его начитанности...
   "На 14 стр. авторъ сознается въ намѣреніи оправдать тѣ мѣста лѣтописи, которыя иные объявляютъ за подложныя. Это, конечно, относится въ особенности къ сказкамъ, отъ которыхъ хотятъ очистить достопочтеннаго Нестора? Намѣреніе похвально, только не надо осуществлять его насильственно... О другомъ важномъ пунктѣ взгляды рецензента и автора еще различнѣе. Г. Кругъ увѣренъ, что Россія рано стояла уже на гораздо-высшей степени образованности, чѣмъ многіе думаютъ, и, чтобъ осуществить эту любимую мечту, онъ выводитъ изъ своихъ толкованій и произвольной выборки лѣтописныхъ мѣстъ доказательства древности, величія, могущества и образованности, гдѣ другіе, въ-слѣдствіе живаго обзора тогдашняго положенія вещей, ничего не находятъ, кромѣ новизны, малости и дикости. Байеръ называлъ это invento calmo navem aedificare; принимать мимоходный хищническій набѣгъ за прочное завоеваніе, и даже заключать отсюда о постоянной, дружественной связи между грабителями и ограбленными -- значитъ поступать подобно генеалогу, который произвелъ родоначальника одной фамиліи въ полковники на томъ основаніи, что по одному свидѣтельству этотъ родоначальникъ прибылъ въ страну во главѣ полка (въ должности барабанщика). Рецензентъ не можетъ себѣ представить, чтобъ люди, жившіе до Рюрика далеко на сѣверъ влѣво и вправо за Смоленскомъ, были много лучше каджакскизхъ островитянъ и обитателей пролива Нутки, какими ихъ нашли еще недавно. Всѣ три были въ совершенно-одинаковомъ положеніи, раздѣлены на маленькія кучки, безъ тѣсной связи между собою, безъ-сношеній съ другими, отдѣлены отъ всѣхъ образованныхъ народовъ, притомъ подъ суровымъ небомъ, гдѣ зародышъ человѣческаго развитія, лежащій и въ нихъ столько же, какъ и во всѣхъ другихъ людяхъ, никакимъ образомъ не могъ развернуться безъ чужой помощи извнѣ. Коицчйо, г. Кругъ не раздѣляетъ мнѣнія нѣкоторыхъ русскихъ и венгерскихъ старовѣровъ, будто позорятъ нарцдъ, когда ему говорятъ, что предки его не были такіе же цивилизованные люди (galants hommes), какъ они теперь -- другими словами, что, порочатъ человѣка высокаго ума. Въ шесть футовъ ростомъ, когда говорятъ о немъ, Что онъ былъ нѣкогда неразумнымъ и маленькимъ ребенкомъ? Напротивъ, какая слава озаряетъ русское государство, когда возникновеніе его представляютъ какъ орудіе Провидѣнія, предназначенное украсить обширный міръ, быть-можетъ,:въ-продолженіе тысячелѣтій остававшейся пустыней, и мало-по-малу изъ Мери, Веси и Древлянъ, и т. д. сдѣлать Русскихъ. Но при такихъ условіяхъ образованіе, и послѣ Рюрика, должно было идти чрезвычайно медленно...
   "...Авторъ, объявляетъ, что за этой книжкой выйдутъ еще двѣ или три. Почему не шесть, почему не двѣнадцать? Жатва обильна. Пусть онъ повѣряетъ и исправляетъ Шлёцера, пока Шлёцеръ можетъ писать; при этомъ выиграютъ обѣ стороны -- но это не важно -- при этомъ выиграютъ истина и достоинство русской исторіи."
   Эта рецензія дѣлаетъ тѣмъ болѣе чести Шлёцеру, что во второмъ письмѣ къ Кругу онъ откровенію признался, что его изслѣдованія задѣли его самолюбіе.
   Въ то время, какъ со всѣхъ сторонъ сыпались доказательства хорошаго впечатлѣнія, произведеннаго книгой, Кругъ усердно работалъ надъ второй частью своихъ нумизматическихъ изслѣдованій, и. въ началѣ марта 1806 года представилъ Академіи первый отдѣлъ своихъ изъисканій о гривнѣ, подъ заглавіемъ; Abhandlung über die Griwna. Erster Theil. Von der Griwna als Halsschmuck der alten Russen (Разсужденіе о гривнѣ. Часть первая. О гривнѣ, шейномъ украшеніи древнихъ Руссовъ). Еще въ концѣ года Кругъ намѣревался напечатать это разсужденіе -- вторую часть прежняго труда. Но другой предметъ отклонилъ его вниманіе и надолго овладѣлъ имъ. Это была русская хронологія, до того времени исполненная ошибокъ и неправильностей. Для подобной работы, Кругъ имѣлъ всѣ нужныя качества и знанія. Что его побудило ею заняться -- неизвѣстно. Еѣроятпо, Шлёцеръ далъ первый толчокъ своимъ письмомъ и рецензіей.
   Отъ русской-хронологіи Кругъ перешелъ къ византійской, по когда чі какъ -- тоже неизвѣстно. Въ 1810 году, появилось его знаменитое сочиненіе Kritischer Versuch zur Aufklärung der Bysantinischen Chronologie. Имъ не только исправлены и приведены въ ясность нѣсколько сотъ хронологическихъ данныхъ, дотолѣ невѣрныхъ и ошибочныхъ, но, что несравненноважнѣе -- съ помощью этой повѣрки былъ пролитъ новый свѣтъ на многія историческія событія, на которыя смотрѣли неправильно, потому-что хронологіей занимались слишкомъ-поверхностно. Крещеніе Ольги, договоры Олега и Игоря съ Греціей, защищены такимъ образомъ навсегда отъ (скептическихъ нападокъ.Первѣйшіе знатоки византійской исторіи въ Европѣ: Гееренъ, Шлоссеръ, Ріосъ, Гюльманъ; Газе, отозвались о сочиненіи Круга въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ Въ такомъ же тонѣ появились и другія рецензіи. Многіе ученые воспользовались книгой въ своихъ сочиненіяхъ. Не смотря на то, результаты изслѣдованій Круга о византійской хронологіи почему-то не сдѣлались общеизвѣстными, такъ-что въ послѣднія десятилѣтія вышло много книгъ въ Россіи, Германіи и Франціи по исторіи среднихъ вѣковъ вообще, и по нѣкоторымъ частямъ, русской и византійской государственной, церковной и юридической исторіи, въ которыхъ изъисканія Круга вовсе не были приняты въ соображеніе. Не только у извѣстныхъ, но даже у знаменитыхъ писателей находимъ тому доказательства, даже до настоящаго времени. Это часто оскорбляло Круга. Ему было обидно, что книга его, которая такъ превозносилась за границей, не произвела никакого впечатлѣнія въ Академіи, что онъ не получилъ за нее ни признательности, ни поощренія, что въ 1815 году онъ все еще былъ адъюнктомъ, а другіе, стоявшіе ниже его, давно его опередили; что самъ Карамзинъ недостаточно обратилъ вниманія на его изслѣдованія, и только по его указаніямъ исправилъ, и дополнилъ первые томы своей исторіи, а Полевой даже и не читалъ его книги. "Если такъ поступаютъ люди, которыхъ я назвалъ" пишетъ Кругъ, "можно ли ожидать, чтобъ другіе, до которыхъ это такъ близко не касается, больше интересовались такими изслѣдованіями? И прійдетъ ли кому когда-нибудь въ голову перевести подобную книгу вполнѣ, или въ извлеченіи на русскій языкъ, хоть бы иной могъ изъ нея чему-нибудь и поучиться? Печатаютъ же: мы не понимаемъ такой учености! {Намекъ на "Догадки и Замѣчанія" С. Глинки, направленныя противъ Шлёцера, гдѣ употреблена именно эта фраза.}. И послѣ того вѣрь, будто такъ уже сильно желаютъ видѣть изданіе моихъ статей, которыя почти всѣ критическаго содержанія! Разумѣется, это одни слова! Конечно, изъ этого еще не выходитъ, что мои изслѣдованія напрасны; но я въ-самомъ-дѣлѣ думаю, что полезнѣе употреблю время, пока еще могу работать, продолжая набрасывать на бумагу результаты своихъ изъисканіи, чѣмъ теряя его на перебѣленіе, пополненіе промежутковъ вещами уже извѣстными, и на исправленіе корректуры."
   Этимъ нѣкоторымъ образомъ объясняется, почему съ 1810 года Кругъ не издалъ ни одного большаго сочиненія. Все, что имъ напечатано съ этого времени, ограничивается, кромѣ изслѣдованіи Лерберга, небольшими статьями или извлеченіями, которыя онъ, по особеннымъ случаямъ; сообщалъ изъ своихъ ученыхъ работъ.
   Византійская исторія продолжала занимать его и послѣ 1810 года. Еще за два года передъ тѣмъ (1808), онъ предложилъ Академіи объявить всю византійскую хронологію предметомъ ученаго конкурса на академическую премію. Такъ-какъ представленныя сочиненія были неудовлетворительны, то Кругъ и Лербергъ предложили возобновить эту тэму и продолжить срокъ конкурса до 1815 года. Но на этотъ разъ сочиненій вовсе не представлено (по смерти Круга, Академія рѣшила поощрять изученіе византійской исторіи новыми конкурсами).
   Впрочемъ, результаты дальнѣйшаго изученія Византійцевъ, по времени и трудамъ, которые употребилъ на нихъ Кругъ, не представляютъ особенной важности. До насъ Дошло нѣсколько небольшихъ разсужденій и отдѣльныхъ тамъ-и-сямъ разсѣянныхъ замѣтокъ; множество ихъ содержится также въ обширныхъ добавленіяхъ къ Древней Русской Исторіи. 49 обоимъ печатнымъ сочиненіямъ; оци отчасти касаются и византійской нумизматики, которою Кругъ тоже долго занимался.Однимъ изъ важнѣйшихъ результатовъ его византійскихъ изслѣдованій было открытіе, что источникомъ для Нестора служилъ Георгій Амартолъ. Въ-послѣдствіи, г. П. Строевъ дошелъ до того же результата другимъ путемъ. Во всякомъ случаѣ, Кругу принадлежитъ честь перваго открытія факта, столь важнаго для древней русской исторіи и объясненія несторовой лѣтописи.
   Послѣ 1810 года, изслѣдованія Круга о русской исторіи относились въ-особенности къ дотатарскому періоду. Мысль обработать исторію одного изъ московскихъ государей, занимавшая его еще въ 1805 году, въ-послѣдствіи была совершенно оставлена. Тогдашнее состояніе, источниковъ и необработанность по времени первыхъ вопросовъ русской исторіи, подававшихъ поводъ къ самымъ Нелѣпымъ мнѣніямъ, сосредоточили все вниманіе Круга на первыхъ вѣкахъ русской исторіи. Послѣ нумизматики, хронологіи и византійской исторіи, онъ сталъ изучать вопросъ о происхожденіи Варяговъ-Руси. Съ неутомимымъ трудолюбіемъ и добросовѣстностью, которыя составляли характеристическую черту Круга, изучилъ онъ не только византійскіе и русскіе источники, но и скандинавскіе, множество средневѣковыхъ латинскихъ источниковъ, и въ-послѣдствіи даже восточные. Такимъ-образомъ, онъ открылъ нѣсколько новыхъ свидѣтельствъ о происхожденіи Варяго-Руссовъ; но главная заслуга его заключается въ томъ, что онъ уже началъ понимать рѣзкую національную и политическую противоположность, долго существовавшую между норманскими Руссами и восточными Славянами. Къ-сожалѣнію, этотъ результатъ оставался недоступнымъ для другихъ, потому-что Кругѣ медлилъ изданіемъ своихъ ученыхъ трудовъ. Нельзя себѣ представить, съ какимъ вниманіемъ и терпѣніемъ онъ изучалъ источники, входилъ въ малѣйшія подробности избраннаго предмета, захватывалъ, побочные вопросы, даже такіе, которые имѣли самую отдаленную связь съ главной тэмой. Вотъ одинъ примѣръ изъ многихъ: чтобъ правильно объяснять мѣста изъ русскихъ лѣтописей, онъ не ограничился познаніями въ церковно славянскомъ языкѣ, пріобрѣтенными въ Москвѣ, а употребилъ на ближайшее съ нимъ знакомство еще два года въ Петербургѣ. Средства для изученія церковно славянскаго языка тогда были еще скудны; Кругъ рѣшился на тяжкій путь. Онъ началъ сравнивать церковнославянскую Библію (въ добавокъ по разнымъ чтеніямъ) съ ветхимъ завѣтомъ семидесяти толковниковъ и греческимъ текстомъ евангелій. Такимъ-образомъ прочиталъ онъ славянскую Библію четыре раза съ начала до конца, и только послѣ такой работы считалъ свои свѣдѣнія достаточными для правильнаго уразумѣнія и точной передачи подлинныхъ словъ славянскихъ лѣтописцевъ. Этотъ тяжкій трудъ не остался безплоднымъ, что видно изъ обстоятельныхъ толкованій разныхъ свидѣтельствъ лѣтописи въ его статьяхъ. Кромѣ-того, Кругъ могъ вполнѣ оцѣпить достоинство древнѣйшихъ списковъ, отличающихся чистотой церковно-славянской конструкціи и выраженій; не забудемъ, что изданіе, остромірова Евангелія тѣсно связано съ именемъ Круга. Число перечитанныхъ и собранныхъ имъ матеріаловъ изумительно. Довольно взглянуть на бывшія у него подъ руками изданія славянскихъ, византійскихъ, латинскихъ и исландскихъ источниковъ и отмѣтки въ нихъ, чтобъ въ этомъ убѣдиться. Большую часть зрѣлаго возраста провелъ онъ въ изученіи иностранныхъ. источниковъ.-- Работа невидная и неблагодарная въ приложеніи къ первымъ четыремъ вѣкамъ русской исторіи, мало Освѣщаемымъ иностранными извѣстіями! Когда Кругъ приступилъ къ обработкѣ собранныхъ историческихъ матеріаловъ, ему уже минуло пятьдесятъ лѣтъ! Самаго трудолюбиваго ученаго не достало бы на обработку такого множества данныхъ, особенно съ той обстоятельностью, какъ это дѣлалъ Кругъ. А онъ въ-добавокъ и утомился. Въ 1818 году, онъ писалъ къ одному изъ своихъ друзей (кажется, Эверсу): "Къ-сожалѣнію, я употребилъ слишкомъ-много времени на чтеніе (источниковъ), захватилъ слишкомъ-того, мои приготовленія чрезъ, мѣру расширились, мнѣ бы слѣдовало ограничить собираніе матеріаловъ; иное, можетъ быть и многое останется теперь напрасно собраннымъ и недоконченнымъ, даже и не начатымъ; не достанетъ времени и силъ обработать. Я ужь не могу быть такъ же прилежнымъ, какъ былъ, и такъ и умру, не издавъ и десятой доли результатовъ моего чтенія". Въ двадцатыхъ годахъ. Кругъ искалъ уже человѣка, который могъ бы привести въ порядокъ и издать его ученое наслѣдіе послѣ его смерти. Отъ времени-до-времени, онъ еще-самъ принимался за разные начатые свои труды, съ тѣмъ, чтобъ ихъ додѣлать и докончить, но силъ недоставало.
   Въ-продолженіе академической дѣятельности, Кругъ покровительствовалъ и оказывалъ содѣйствіе многимъ молодымъ ученымъ; которые въ-послѣдствіи заняли почетное мѣсто въ русской исторической литературѣ. Вскорѣ послѣ принятія Круга въ Академію, возвратился изъ Гёттингена любимый ученикъ Ав. Шлёцера, А. И. Тургеневъ. Кругъ всячески старался направить его на ученую дорогу и серьёзно помышлялъ предложить его въ адъюнкты Академіи по части русской исторіи. Но, по домашнимъ обстоятельствамъ Тургенева, это не состоялось. Тогда Кругъ обратилъ вниманіе на двухъ другихъ молодыхъ людей, которыхъ, между-прочимъ, шлёцеровъ "Несторъ" пристрастилъ къ изученію русской исторіи. То были Лербергъ, дерптскій уроженецъ, и Эверсъ, прибывшій изъ Германіи и поселившійся въ Дерптѣ. Съ первымъ Кругъ былъ въ тѣсной дружбѣ, которая завязалась съ 1805 года. Въ мартѣ 1807 года; Лербергъ, по предложенію Круга, былъ избранъ въ члены Академіи по русской исторій. По смерти своего друга, Кругъ издалъ его сочиненія подъ заглавіемъ: Untersuchungen zur Erläuterung der älteren Geschichte Russlands von А. C. Lehrberg, etc. St. Petersburg. 1816, in 4 (Изслѣдованія, служащія къ объясненію древнѣйшей, русской исторіи А. К. Лерберга, и т. д. Санктпетербургъ. 1816 г.). Съ Эверсомъ Кругъ познакомился въ 1808 году, сдружился съ нимъ, и эда связь продолжалась слишкомъ двадцать лѣтъ. Въ 1808, и потомъ опять въ 1813 году, Кругъ очень желалъ ввести Эверса въ Академію, по попытки его были напрасны. Тѣмъ не менѣе Кругъ успѣлъ оказать Эверсу весьма-существенныя услуги: защитилъ его противъ крутыхъ нападокъ Шлёцера и много содѣйствовалъ ему въ полученіи каѳедры въ Дерптскомъ Университетѣ, все это дѣлаетъ тѣмъ болѣе чести Кругу, что онъ не раздѣлялъ ученыхъ убѣжденій Эверса. Наконецъ, стараніями Круга, вступилъ въ Академію Френъ, основатель паукообразнаго изученія мухаммеданскаго Востока въ Россіи; г. Погодина тоже онъ замѣтилъ въ самомъ началѣ его учено-литературной дѣятельности. "Такого критическаго ума и здраваго сужденія я еще не встрѣчалъ между молодыми Русскими", писалъ онъ въ 1826 году къ одному изъ друзей, прочитавъ изслѣдованія "О Происхожденіи Руси", изданныя въ 1825 году. Кругъ хотѣлъ имѣть г. Погодина своимъ адъюнктомъ, въ 1826 году предложилъ въ члены-корреспонденты, а въ 1828 году въ адъюнкты Академіи. Послѣднее, не смотря на единогласное-избраніе, не состоялось. Такое же содѣйствіе оказывалъ Кругъ Шегрену, который, по его предложенію, былъ принятъ въ сочлены Академіи; г. Устрялову, избранному, по рекомендаціи Круга, въ адъюнкты по русской исторіи въ 1837 году. Словомъ, всѣхъ замѣчательныхъ и ученыхъ молодыхъ людей, которыхъ занятія имѣли прямое или косвенное отношеніе къ русской исторіи, Кругъ поддерживалъ всѣми силами, и старался упрочить и обезпечить ихъ дальнѣйшую ученую дѣятельность. Черта характера весьма почтенная, и, къ-сожалѣнію, весьма-рѣдкая въ ученыхъ.
   Въ-заключеніе очерка многообразной дѣятельности круга на пользу русской исторіи, остается сказать нѣсколько словъ о его отношеніяхъ къ покойному канцлеру И. П. Румянцеву. Они раскрываютъ не менѣе интересную и достойную уваженія сторону ученаго поприща Круга.
   Канцлеръ познакомился съ Крутомъ въ числѣ другихъ знатоковъ и любителей русской исторіи; но ихъ сближеніе началось по смерти Лерберга, который былъ другомъ обоихъ. Съ этого времени тянется рядъ проектовъ и плановъ, задуманныхъ ими вмѣстѣ, и которыхъ цѣлью было подвигать изученіе русской исторіи.
   Однимъ изъ первыхъ предпріятій, внушенныхъ Румянцову Кругомъ, было изданіе византійскихъ источниковъ русской исторіи, а именно Георгія Амартола и Льва-Дьякона. По порученію канцлера, кругъ вошелъ для того въ сношенія съ элленистомъ Газе въ Парижѣ (1813 и 1814). Газе ужь нѣсколько лѣтъ готовилъ изданіе Льва-Дьякона; Румянцевъ вызвался взять на себя издержки. Цѣль достигнута не прежде 1819 года. Другія предпріятія, сюда относящіяся -- изданіе многихъ, ненапечатанныхъ византійскихъ источниковъ, поиски въ библіотекахъ Англіи и собраніяхъ рукописей въ монастыряхъ Азіи, приведеніе въ извѣстность византійскихъ рукописей въ Испанія -- все это осталось неисполненнымъ за смертью Румянцова. Только часть этихъ плановъ -- изданіе Пселля и Амартола, приводится въ исполненіе теперь. Кругъ былъ душою этихъ предпріятій и велъ по нимъ переписку съ европейскими учеными и духовными особами въ Константинополѣ и Азіи.
   Потомъ Румянцовъ обратилъ вниманія на классическіе греко-римскіе памятники и описанія Южной-Россіи, и усердно собиралъ босфорскія медали и другіе памятники, и въ этомъ Кругъ былъ его совѣтникомъ и органомъ. Изданное по этому предмету на счетъ канцлера маловажно въ сравненіи съ тѣмъ, что онъ задумалъ.
   Кавказъ сдѣлался для него тоже предметовъ любопытства. Онъ хотѣлъ узнать его исторію съ помощію оріенталистовъ, а въ-послѣдствіи и арменистовъ. Когда утраченная въ подлинникѣ хроника Евсевія была найдена въ армянскомъ переводѣ, у него родилась надежда отъискать и другихъ не дошедшихъ до насъ классическихъ писателей въ такихъ же переводахъ.
   Извѣстно, съ какою ревностью канцлеръ собиралъ и издавалъ памятники церковно-славянской литературы. О каждомъ пріобрѣтеніи такого рода онъ сообщалъ Кругу, который поддерживалъ его страсть, указывалъ на лингвистическую важность тѣхъ изъ нихъ, которые не представляли ничего особеннаго для исторіи, и обратилъ вниманіе канцлера на заграничныя церковно-славянскія рукописи, на-пр., парижскія. По рекомендаціи Круга, Румянцовъ поручалъ многія весьма-важныя работы Востокову -- напримѣръ, изданіе остромірова Евангелія. Чрезъ Круга Румянцовъ познакомился съ Френомъ, къ которому былъ очень-хорошо расположенъ. Узнавъ, что восточныя литературы могутъ многое прояснить въ древне-русской исторіи и этнографіи, Румянцовъ началъ собирать восточныя монеты и рукописи, и изъявилъ готовность напечатать ихъ цѣликомъ или въ извлеченіяхъ. Задумано собраніе восточныхъ извѣстій о Норманнахъ, Славянахъ, Болгарахь, Козарахъ, Монголахъ, Татарахъ, Грузинахъ и другихъ кавказскихъ пародахъ. Канцлеръ хотѣлъ печатать его на свой счетъ. Вести дѣло поручено Кругу, который для этого вошелъ въ сношенія со многими оріенталистами и другими учеными. Съ смертью канцлера это предпріятіе разстроилось. На деньги, посланныя Румянцовымъ къ Сен-Мартену для предположеннаго изданія, готовится теперь собраніе однихъ византійскихъ извѣстій.
   Исторія генуэзскихъ колоній у Чернаго-Моря также живо интересовала канцлера. Съ нею былъ тѣсно связанъ вопросъ о древнѣйшихъ торговыхъ сношеніяхъ между Европой и Азіей черезъ Россію -- сношеніяхъ, которыя опровергались нѣкоторыми учеными, между прочимъ, Шлёцеромъ, и существованіе которыхъ потомъ сдѣлалось несомнѣнно, особенно съ-тѣхъ-поръ, какъ ближе познакомились съ восточньй нумизматикой. Канцлера занимала мысль составить исторію древней русской торговли. Много было сдѣлано для собранія нужныхъ свѣдѣній; по результаты не соотвѣтствовали ожиданіямъ. Изслѣдованія отношеній Ганзы къ Новгороду, Лифляндіи, Эстляндіи и т. д. были обильнѣе послѣдствіями. Къ-сожалѣнію, наука не могла извлечь изъ нихъ пользы, ожиданной канцлеромъ. И во всѣхъ этихъ предпріятіяхъ Кругъ игралъ важную роль. Онъ велъ переписку съ учеными Генуи, вызвался доставить канцлеру копіи съ географическихъ картъ, составленныхъ въ средніе вѣка Итальянцами; по порученію канцлера, сносился съ германскими учеными для отъисканія свидѣтельствъ о древнѣйшей русской торговлѣ, и по его предложенію и выбору былъ посланъ канцлеромъ молодой ученый въ Германію, для разъясненія исторіи сношеній Ганзы съ Россіей.
   Наконецъ, нельзя пройдти молчаніемъ участіе Круга въ предположенномъ Румянцовымъ изданіи русскихъ лѣтописей, и Археографической Экспедиціи археолога И. М. Строева.
   Въ ноябрѣ 1813 года, министръ народнаго просвѣщенія, графъ Разумовскій, словесно сообщилъ Кругу, что канцлеръ подарилъ Академіи 25,000 руб. асс. для изданія русскихъ лѣтописей. Вмѣстѣ съ тѣмъ, министръ предложилъ Кругу принять на себя это изданіе по плану Шлёцера. По этому случаю, кругъ, спустя нѣсколько времени, подалъ министру записку, гдѣ подробно изложилъ причины, по которымъ не можетъ принять на себя изданія, самый планъ его, свои предположенія о томъ,какое другое полезное употребленіе можно бы сдѣлать изъ этихъ денегъ, еслибъ изданіе лѣтописей не состоялось; наконецъ, взглядъ на причины, препятствовавшія у насъ въ то время развитію историческихъ наукъ вообще и русской исторіи въ особенности. Эта записка -- важный историческій документъ для исторіи русскаго просвѣщенія. Она показываетъ, какъ быстро оно у насъ идетъ, и съ какой заботливостью правительство устраняетъ всѣ замѣченныя препятствія къ преуспѣянію изученія русской исторіи. Мы не имѣемъ никакого понятія о тѣхъ трудностяхъ, съ которыми должны были бороться наши ученые, какихъ-нибудь тридцать лѣтъ назадъ.
   Изложивъ, какія условія долженъ совмѣщать въ себѣ издатель русскихъ лѣтописей по мысли Шлёцера, Кругъ говоритъ: "Эти условія, какъ они ни необходимы, рѣдко бываютъ соединены въ одномъ лицѣ, и нужны совершенно-иныя обстоятельства, чѣмъ теперешнія, чтобъ молодые Русскіе рѣшились лишь попробовать пріобрѣсти хоть нѣкоторыя изъ нихъ.
   "На мнѣ лежитъ обязанность доказать то, что я говорю, и показать, почему это такъ. Но, чтобъ имѣть возможность это дѣлать, я позволю себѣ, какъ это ни тягостно, сказать вашему сіятельству нѣсколько подробнѣе о-самомъ-себѣ, потому только, что я, разумѣется, знаю лучше свое положеніе, чѣмъ другихъ.
   Разсказавъ свою ученую дѣятельность, изданныя сочиненія и лестные отзывы о нихъ за границей, Кругъ продолжаетъ:
   "Въ Россіи же -- совсѣмъ другое! Быть-можетъ, скажутъ: это происходитъ отъ-того, что мои сочиненія написаны на иностранномъ языкѣ. Но первая моя книга уже въ 1807 году вышла въ русскомъ переводѣ; а кто ее знаетъ, и кто читаетъ?...
   Отказываясь отъ изданія лѣтописей лѣтами, разными начатыми и предположенными работами, и предлагая поручить это дѣло Эверсу и какому-нибудь ученому изъ Русскихъ, Кругъ находитъ возможнымъ въ случаѣ, если изданіе лѣтописей почему-либо окажется неудобнымъ, употребить внесенныя канцлеромъ деньги на полное изданіе иностранцевъ, писавшихъ о Россіи съ XIII до конца XVII вѣка, или на изданіе Георгія Амартолы
   Археологическое путешествіе Строева на-счетъ Академіи опредѣлено въ 1828 году. За два года передъ тѣмъ, Академія, по предложенію Круга, избрала гг. Строева и Погодина въ свои члены-корреспонденты. Уже въ 1817 и 1818 годахъ, г. Строевъ объѣздилъ, по порученію канцлера, многія губерніи для изслѣдованія монастырскихъ архивовъ и библіотекъ. Въ 1823 году, онъ представилъ Московскому Обществу Исторіи и Древностей Россійскихъ, какіе важные результаты можетъ имѣть путешествіе по внутренней Россіи для-русской исторіи и церковно-славянской литературы. Въ-послѣдствіи, онъ представилъ свой планъ Академіи и просилъ ее сдѣлать для него возможнымъ такое путешествіе. На Круга возложено было представить объ этомъ докладъ. Кругъ вполнѣ одобрилъ проектъ г. Строева, въ-слѣдствіе чего Академія приняла предложеніе и археографическое путешествіе, имѣвшее такія важныя послѣдствія для изученія древней Руси, состоялось. Однимъ изъ результатовъ ея было собраніе драгоцѣнныхъ историко-юридическихъ актовъ, значительная часть которыхъ издана въ четырехъ томахъ Археографической Коммиссіей подъ названіемъ: Акты, собранные въ архивахъ и библіотекахъ. Россійской Имперіи Археографическою Экспедиціею.
   Наконецъ, Кругу же обязана нѣкоторымъ-образомъ наука образцовымъ изданіемъ "Каталога Румянцовскагго Музея" Востоковымъ. Когда Румянцовскій Музей поступилъ въ казенное вѣдомство, братъ покойнаго канцлера предложилъ Кругу принять на себя его завѣдованіе, но Кругъ отказался и рекомендовалъ ни это мѣсто Востокова. Заслуги послѣдняго извѣстны всему русскому ученому міру и въ жизни Круга, конечно, не послѣднюю свѣтлую точку представляетъ благородное покровительство такой ученой знаменитости.
   Вотъ очеркъ ученой и служебной дѣятельности Круга на пользу русской исторіи. Его частная жизнь, его, такъ-сказать, неоффиціальныя отношенія не вошли въ составъ его біографіи, изданной вмѣстѣ съ его посмертными учеными трудами. Мы думаемъ, что г. Кунигъ поступилъ весьма-правильно, опустивъ эту сторону жизнеописанія Круга.. Не говоря уже, что домашняя, частная, субъективная жизнь Круга слишкомъ-близка къ нашему времени и потому не можетъ быть передана вполнѣ и правдиво, она, какъ намъ кажется; и не имѣетъ особеннаго интереса для большинства читателей, исключая тѣхъ, которые были близки къ покойному и связаны съ нимъ дружбой. Кругъ былъ попреимуществу изслѣдователь, критикъ, а не историкъ. Онъ видѣлъ въ своихъ изъисканіяхъ необходимое приготовленіе къ критической русской исторіи и съ любовью остановился на предварительной разработкѣ фактовъ. Вотъ почему объемъ его изслѣдованій мало-по-малу съужался и, наконецъ, ограничился первыми четырьмя вѣками русской исторіи. Оспоривать важность и необходимость критической исторій было бы странно въ наше время. И русская и иностранная историческія литературы слишкомъ-убѣдительно доказываютъ, какое огромное значеніе она имѣетъ въ развитіи историческаго смысла и какъ, посредствомъ мелочной критики, по-видимому, ничтожныхъ подробностей, открываются цѣлыя историческія эпохи и возстановляется настоящій смыслъ событій, искаженныхъ вольной и невольной ложью современныхъ и послѣдующихъ сказателей и писателей. Но, отдавая въ полной мѣрѣ должную справедливость критической разработкѣ исторіи, нельзя не согласиться, что она только половина и даже, какъ, мы осмѣливаемся думать, второстепенная половина великой науки исторіи. Это ея подножіе, прочный фундаментъ, если хотите, ея внѣшняя оболочка, но еще не она сама. Разработка данныхъ то же въ исторіи, что техническая сторона въ художествахъ, выработанный слогъ или стихъ въ изящной литературѣ. Ихъ взаимная связь и вліяніе другъ на друга не подлежатъ ни малѣйшему сомнѣнію, но они-не одно и то же. Художественная техника никогда не была еще доведена до той высоты, на какой теперь стоитъ -- а искусство въ упадкѣ; у насъ много людей, владѣющихъ стихомъ и прозой не хуже первоклассныхъ русскихъ поэтовъ и прозаиковъ -- а нѣтъ великихъ писателей. То же и въ исторіи. Можно съ величайшею подробностью изучить всѣ историческіе факты и не быть историкомъ. Это потому, что исторія не собраніе данныхъ въ ихъ хронологической послѣдовательности и фактическомъ сцѣпленіи, такъ же какъ художественное произведеніе не есть одно правильное сочетаніе тѣней, красокъ, звуковъ или словъ: она живое откровеніе народнаго духа, его характера и наклонностей, достоинствъ и недостатковъ, какъ они опредѣлились въ Дѣйствительности, подъ вліяніемъ тысячи внѣшнихъ условій. Исторія въ этомъ высшемъ значеніи есть не только повѣсть о бывшемъ, но разумѣніе настоящаго, чаяніе будущаго. Это физіологія историческихъ типовъ, изученіе человѣка въ его опредѣленномъ дѣйствительномъ бытіи. Она даетъ непосредственное сознаніе народности, и потому воспитываетъ, развиваетъ, укрѣпляетъ и освѣжаетъ народный, духъ. Съ-тѣхъ-пиръ, какъ существуетъ исторія въ первоначальной формѣ пѣсни, сказки, преданія, до ея теперешнихъ колоссальныхъ, величественныхъ размѣровъ, она вездѣ и всегда, сознательно и безсознательно имѣла это значеніе. Правда, степень развитія, потребности времени, господство разныхъ философскихъ Школъ, наконецъ, большая или меньшая даровитость писателей, нерѣдко искажали и затемняли это призваніе исторіи. Въ ней искали прямыхъ уроковъ, но она не наставница съ указкой въ рукѣ; изъ нея черпали доказательства непреложной справедливости самыхъ различныхъ мнѣній, системъ, началъ, поправленій: она опровергаетъ и подтверждаетъ всѣ и потому ни одного не отстаиваетъ, ни одного не исключаетъ, какъ-бы смѣясь надъ ограниченностью и узкостью людей. Ее строили по готовымъ "схемамъ, любимымъ мыслямъ, дѣлали ее ареной и судьей всѣхъ литературныхъ, философскихъ и политическихъ споровъ: по она выше всего этого. Исторія не даетъ готовой формулы на вѣчные вѣки, не создаетъ опредѣленной системы, не вмѣшивается въ пренія и распри людей, не снабжаетъ кодексомъ нравственныхъ правилъ; какъ созданіе искусства, она настроиваетъ, вырабатываетъ непосредственную основу человѣческой дѣятельности, изъ которой выходятъ мысли и дѣйствія, даетъ смыслъ и тактъ, питаетъ живительными источниками нравственную природу человѣка, не стѣсняя его дѣятельности, не связывая его ума и воли. Исторія возвращаетъ мысль изъ области отвлеченностей, въ которыя она охотно вдается, стремясь безпрерывно впередъ, въ міръ дѣйствительности, уравновѣшиваетъ ея порывы съ условіями данной среды, которыми мышленіе слишкомъ-часто пренебрегаетъ, въ-ущербъ цѣльности, гармоничности человѣческой природы, во вредъ плодотворной и энергической дѣятельности.
   Написать исторію въ-этомъ высшемъ ея значеніи, и критическую исторію -- двѣ вещи разныя. Повторяемъ, первая не можетъ быть совершенна безъ второй, по вторая ея не замѣнитъ ни въ какомъ случаѣ. Каждая изъ пикъ идетъ, развивается Своей дорогой, имѣетъ своихъ дѣятелей и поборниковъ; обѣ, дополняютъ, развиваютъ другъ друга, но не сливаются. То вѣрно, что блистательная роль въ жизни и судьбѣ народовъ не предстоитъ критической исторіи; она та Къ спеціальна, суха, такъ строга, что не можетъ быть предметомъ общаго благоговѣнія. Ей въ удѣлъ заслуженное уваженіе небольшаго числа ученыхъ, исключительно занимающихся предметомъ. Всеобщность, нравственное дѣйствіе и вліяніе всегда будутъ принадлежать исторіи художественно-написанной, и только она можетъ быть "священной книгой народовъ", по выраженію Карамзина. Напрасно говорятъ нѣкоторые ученые: погодите писать такую исторію; вотъ неизслѣдованный вопросъ, вотъ необъяснённое событіе; ихъ нужно сперва обработать критически, и уже потомъ приняться за цѣлое. Въ живой литературѣ никогда не бываетъ и не можетъ быть такой постепенности. Никто не ждетъ другаго; всѣ дѣлаютъ свое, потому-что задача разная. Исторія, въ ея высшемъ, національномъ значеніи, есть складалище народныхъ вѣрованій, цвѣтъ умственнаго и нравственнаго развитія народа, его послѣднее слово въ данное время. Это нѣчто больше вѣрнаго разсказа фактовъ, и потому-то она не можетъ быть отложена до полнаго ихъ возстановленія и обработки. Въ этомъ смыслѣ. принималъ исторію Карамзинъ. Критическая сторона "Исторіи Государства Россійскаго" Слаба и недостаточна. Можно ли сравнивать превосходныя изслѣдованія Круга, Шлёцера, Эверса, Лерберга, Неймана съ разъисканіями Карамзина? А между-тѣмъ, его "Исторія" имѣетъ огромную извѣстность, воспитала нѣсколько поколѣній и, занимаетъ одно изъ первыхъ мѣстъ въ лѣтописяхъ русскаго образованія. Отъ-чего? Конечно не въ-слѣдствіе буквальной вѣрности разсказа событій, непреложности выводовъ и заключеній, тѣмъ менѣе въ-слѣдствіе существеннаго достоинства основнаго взгляда автора. Въ ученомъ и историческомъ отношеніяхъ, эта книга уже перестала быть авторитетомъ; были и во время ея появленія люди, способные произнести объ ней такой же судъ. Но что ставило ее выше критики, что составляетъ ея силу, дало ей великое значеніе?-- то, что она была первымъ и по времени довольно-удачнымъ опытомъ создать народную исторію. Ея нравственная сторона неизмѣримо высока. Она дала Карамзину силы побѣдить невѣроятныя трудности, совершить трудъ, въ матеріальномъ отношеніи и теперь еще кажущійся невозможнымъ для одного лица при большихъ ученыхъ средствахъ и пособіяхъ. То же было и прежде. Отъ-чего такъ преслѣдовалъ Ломоносовъ Миллера и Шлёцера? Отъ-того, что онъ предчувствовалъ животрепещущее отношеніе исторіи къ народной жизни. Откуда взялись столько же эксцентрическія направленія въ изученіи русской исторіи послѣ Карамзина? Изъ. того же источника: вопросъ о происхожденіи Руси. Вопросъ о древней и покой Россіи близко принимались и принимаются къ сердцу, потому-что съ ними тѣсно связывали или связываютъ національные интересы. Эта связь бываетъ болѣе или менѣе груба, смотря по времени и степени образованности; но она существовала и никогда не исчезнетъ. Въ исторіи, каждая сторона народной жизни,даже неимѣющая всеобщаго значенія, требуетъ признанія и подобающаго ей мѣста именно потому, что послѣдняя не курсъ философіи, не математическое построеніе вѣчныхъ истинъ, а художественное воспроизведеніе дѣйствительности и народнаго духа. Такое великое нравственное и общественное призваніе исторіи едва-ли гдѣ-нибудь такъ ощутительно, потребность ея такъ настоятельна, какъ у насъ.
   Исторія, въ смыслѣ художественнаго воспроизведенія національной жизни, какова бы она ни была, есть одинъ изъ сильнѣйшихъ двигателей цивилизаціи, одно изъ самыхъ дѣйствительныхъ средствъ вывести сознаніе изъ вѣками-пробитой колеи общихъ, отвлеченныхъ воззрѣній на путь цѣльнаго, живаго, органическаго развитія. Эта роль предстоитъ и русской исторіи. Возрастающій къ ней интересъ ясно показываетъ, какое направленіе начинаетъ принимать наша жизнь. Исторіей обозначается и все болѣе и болѣе будетъ обозначаться развитіе нашего самосознанія, возмужаніе чувства національности, укрѣпленіе непосредственной, единственно твердой почвы дѣятельности и практическаго, простаго разумѣнія.
   Едва-ли нужно доказывать, что, говоря о великой будущности и значеніи русской исторіи, мы разумѣемъ подъ ней не фантасмагоріи, которыя наивно выдаются нѣкоторыми за русскую старину, ибо мысль сбилась съ пути, воззрѣніе забыло и потеряло основное начало, вызвавшее его наружу, когда они схематизируются въ неподвижныя рамки и ратуютъ съ своими противниками, не разбирая средствъ. Мы вполнѣ понимаемъ, что можно смотрѣть на вещи различнымъ образомъ, и что онѣ непремѣнно такъ и представляются, имѣя тысячи сторонъ и отражаясь розно въ различныхъ умахъ; но есть способы выраженія мнѣній, которые лишаютъ послѣднія всякаго довѣрія, набрасываютъ на нихъ тѣнь лжи и обмана.
   Чтобъ написать національную исторію, надо необходимо принадлежать къ народу по рожденію и воспитанію, ибо можно вполнѣ изучить и понять геній чуждой народности, можно до извѣстной степени имъ проникнуться или подъ него поддѣлаться, но непремѣнно останется черта, болѣе или менѣе рѣзкая, которая обозначитъ безконечное различіе между копіей и подлинникомъ, какъ естественное отличается отъ искусственнаго, непосредственно-присущее отъ пріобрѣтеннаго и прививнаго. Какъ нельзя дать геніи, талантъ, индивидуальную особенность, а только можно развить готовое и уже существующее въ зародышѣ, такъ и національный типъ, умъ, складъ, геніи можно развить, а не пріобрѣсти. Правда, нѣкоторые противополагаютъ у насъ народное человѣческому, искусственное не естественному, а патріархальному, безсознательное разумному. По мы говоримъ не объ этомъ хаосѣ понятій и близорукомъ непониманіи вещей. Изъ того, что для нѣкоторыхъ все разумное есть иностранное, сознательное -- неестественное, еще не слѣдуетъ, чтобъ это дѣйствительно такъ было.
   Возвратимся къ Кругу, біографія котораго подала намъ поводъ къ этому невольному отступленію. Ученая и служебная его дѣятельность почтенна и поучительна, принадлежитъ Россіи и составляетъ важную страницу въ исторіи русской цивилизаціи; но частная, внутренняя, невидимая сторона его развитія не имѣетъ для насъ этого интереса. Онъ былъ замѣчательный знатокъ, добросовѣстный изслѣдователь русской исторіи, но не былъ и не могъ быть у насъ историкомъ. То же должно сказать и о цѣлой, болѣе чѣмъ замѣчательной школѣ иностранныхъ ученыхъ, изучавшихъ Россію въ какихъ бы то ни было отношеніяхъ. Безъ нихъ наука не получила бы у насъ такъ скоро права гражданства, не были бы заброшены тѣ зачатки критическаго изученія насъ-самихъ, которые успѣли уже пустить корни въ Россіи, даже принести плодъ: Но ихъ частная біографія, есть достояніе той національности, къ которой они принадлежали. Это для насъ не то, что біографія замѣчательныхъ Русскихъ. Подробности ихъ частной жизни, черты ихъ характера близки къ намъ, ибо въ нихъ выражаются наши успѣхи, степень развитія, хорошія и дурныя-стороны -- словомъ, нашъ народный геній. Въ ихъ нравственной природѣ, частной жизни, сношеніяхъ, занятіяхъ, наклонностяхъ, симпатіяхъ и антипатіяхъ зародышъ и ключъ къ направленію и взглядамъ, которые они принесли съ собой въ политическую, служебную, ученую дѣятельность: внѣшнее и оффиціальное, находится въ тѣснѣйшей органической связи съ внутреннимъ.
   Думаемъ, что высказавъ такое мнѣніе, мы достаточно оградили себя отъ всякаго подозрѣнія въ пристрастіи къ школѣ нѣмецкихъ ученыхъ, которые въ-продолженіе прошлаго столѣтія и началѣ теперешняго создали науку русской исторіи, и первые дали критическое, серьёзное направленіе изслѣдованіямъ. Не перецѣнивая ихъ безотносительнаго достоинства, не отрицая ошибокъ и, можетъ-быть, пристрастій, вкравшихся въ ихъ труды, мы, однако, не можемъ равнодушно вспомнить о придиркахъ, насмѣшкахъ и обвиненіяхъ, которыми, ихъ окружали. Оскорбительно читать или слышать преднамѣренно-невыгодныя разсужденія объ нихъ въ наше время, когда, благодаря ихъ предварительнымъ трупамъ, и пройдя чрезъ ихъ школу, мы наконецъ сами доросли до способности и возможности идти далѣе, понимать себя яснѣе, и, слѣдовательно, имѣемъ то, что нужно для безпристрастной оцѣнки заслугъ прежнихъ дѣятелей. Ничтожныя нападки такого рода, обличающія систематическое униженіе дѣйствительныхъ достоинствъ, неподходящихъ подъ извѣстныя схемы и узкія формулы, не достигаютъ предположенной цѣли. Онѣ выказываютъ пристрастіе и слабость, несовмѣстимую съ убѣжденіемъ, ибо убѣжденіе не имѣетъ нужды въ штукахъ, знаетъ свою силу, знаетъ, что, рано или поздно, за нимъ побѣда, и не унижается до всякихъ средствъ, чтобъ ее упрочить. Выдумывать небылицы на Шлёцера, Мидлера, Лерберга и другихъ ученыхъ, писавшихъ о русской Исторіи, вмѣсто того, чтобъ обнаружить ихъ дѣйствительно слабыя стороны -- еще не значитъ оказать услугу русской исторіи, найдти новый аргументъ въ пользу нашей народности, или возбудить сочувствіе и уваженіе къ образу мыслей, идущему по такому пути.
   Біографія Круга представляетъ много поучительнаго, для придирчивыхъ, пристрастныхъ порицателей школы, къ которой онъ принадлежалъ. Онъ живо сочувствовалъ и всячески содѣйствовалъ всѣмъ предпріятіямъ, имѣвшимъ цѣлью историческое изученіе Россіи. Многія изъ нихъ ему обязаны своимъ началомъ, многія образовались по его совѣту и мысли. Его сужденія объ историческихъ трудахъ, появившихся въ Россіи, были всегда благосклонны, всегда поощрительны, потому-что онъ принималъ къ сердцу все, что дѣлалось для русской Исторіи, и содѣйствіемъ надѣялся приготовить и вызвать большее и лучшее. Наконецъ, мы видѣли, что, онъ постоянно покровительствовалъ всѣмъ молодымъ Русскимъ, сколько-нибудь замѣчательнымъ по своимъ историческимъ или археологическимъ знаніямъ и талантамъ. Это было почтенное лицо, достойное полнаго уваженія и благодарности Русскихъ. То, что Кругъ сдѣлалъ для русской исторіи своимъ вліяніемъ, совѣтами, покровительствомъ, столько же важно, какъ и его ученые труды, быть-можетъ, даже важнѣе. Приступимъ къ обозрѣнію этихъ трудовъ:
   Посмертныя сочиненія Круга (объ изданныхъ при жизни его мы уже говорили; они не вошли въ разбираемую нами книгу) не могли быть напечатаны вполнѣ и въ томъ видѣ, какъ они найдены коммиссіей. Одни служатъ дополненіемъ или продолженіемъ его нумизматическихъ изслѣдованій и византійской хронологіи, и печатаніе ихъ отложено до втораго изданія этихъ сочиненій. Другія состояли въ отдѣльныхъ замѣткахъ, или первыхъ листахъ только-что начатой работы. Число обработанныхъ вполнѣ, или отчасти, сравнительно меньше. Поэтому, было необходимо подробно ихъ разобрать, нѣкоторыя слить въ одно, размѣстить отдѣльныя замѣтки и матеріалы по мѣстамъ, куда они относились. До какой степени хорошо выполненъ этотъ трудъ г. Кунигомъ, въ-какой мѣрѣ точенъ и удовлетворителенъ сдѣланный имъ выборъ изъ сочиненій Круга, можетъ судить только тотъ, кто такъ же близко какъ онъ. знакомъ съ бумагами покойнаго. Мы можемъ говорить только о томъ, что видимъ. Впрочемъ, тщательность изданія, подробный отчетъ о каждой статьѣ, съ указаніемъ, въ какомъ видѣ она найдена, гдѣ; какъ напечатана, или почему оставлена (ССXXV--CCLV). Наконецъ, начитантанность и близкое знакомство издателя съ предметомъ -- все это внушаетъ большое довѣріе къ его труду и заставляетъ думать, что съ появленіемъ этой книги русская историческая, литература обогатилась возможно-лучшимъ изданіемъ доселѣ ненапечатанныхъ сочиненій Круга.
   Сдѣлаемъ по возможности полный обзоръ этихъ сочиненій, придерживаясь порядка, въ какомъ они изданы.
   1) Wer sind die Marcomanni und Nordalbincidn den Schriften des IX und X Jahrhunderts? Въ этой статьѣ разрѣшается вопросъ, какіе народы должно разумѣть подъ Маркоманнами и Нордалбинцами, упоминаемыми въ памятникахъ IX и X вѣка? О Маркоманнахъ, извѣстныхъ древнимъ, не говорится нигдѣ съ половины пятаго вѣка. Слѣдовательно, къ нимъ это названіе относиться не можетъ. Кругъ доказываетъ, что подъ Наркоманками разумѣлись въ это время Скандинавы. Послѣдніе могли получить это названіе потому, во-первыхъ, что писатели среднихъ вѣковъ охотно придавали новымъ народамъ имена, извѣстныя древнимъ писателямъ, желая тѣмъ избѣгнуть варваризмовъ. Норманны, неизвѣстные древнимъ, передѣланы въ Маркоманновъ, упоминаемыхъ у классическихъ римскихъ писателей, какъ Dani передѣланы въ Daci, Норвежцы въ Norici, Gothi въ Geti, Rossi Wb. Ruth eni. Во-вторыхъ, имя Маркоманновъ могдЛ этимологически означать жителей пограничной провинціи, потому-что тагса употреблялось не только въ смыслѣ границы, но и въ значеніи страны, прилежащей къ границѣ., Итакъ, это названіе шло къ Норманнамъ, сопредѣльнымъ имперіи Карла-Великаго. Наконецъ средневѣковые читатели могли знать, что Норманны, подобно Маркоманнамъ, состояли изъ разныхъ племенъ, и потому такъ ихъ и назвали. Нордалбинцы, или Нордалбинги тоже названіе Скандинавовъ, отъ nord сѣверъ и Half, alf, halbe -- страна, край.
   2) Ueber einen handschriftlichen Chronograph in der Bibliothek der Ermitage, als eine von den Quellen der Nikonschen Chronik in der akademischen Bibliothek. Ein Beitrag zur Kritik der Rassischen Jahr-Bücher.
   @Никоновская Лѣтопись", какъ извѣстно, издана отъ Академіи, первая часть самимъ Шлёцеромъ (1767 г.); вторая Башиловымъ (1768 г.), потомъ, спустя 18 лѣтъ, напечатаны постепенно остальныя шесть частей (1786--1792). Шлёцеръ и Башиловъ строго придерживались подлинника, не измѣняя въ немъ ни буквы. А какъ текстъ былъ неисправенъ, то изданіе исполнено грубыхъ ошибокъ, затемняющихъ смыслъ лѣтописи. Кругъ открылъ въ Эрмитажной Библіотекѣ Хронографъ, принадлежавшій стольнику Василью Никифоровичу Собакину, и котораго подлинникъ, по соображеніямъ, написанъ въ половинѣ XV вѣка. Изъ сличенія текста "Никоновской Лѣтописи" и эрмитажнаго хррнографа, Кругъ выводитъ) что послѣдній былъ, однимъ изъ Источниковъ первой, что списокъ хронографа исправнѣе академическаго списка "Никоновской Лѣтописи" и можетъ служить къ исправленію его ошибокъ. По поводу Этого сличенія; Кругъ замѣчаетъ, основываясь на предисловіи хронографа, что вставки, встрѣчающіяся въ "Никоновской Лѣ, топиёи", заимствованы не изъ Византійскихъ источниковъ, а изъ древнѣйшихъ славянскихъ хроникъ, содержавшихъ въ себѣ сербскую и болгарскую исторіи и переводы и зъ византійскихъ писателей. Это замѣчаніе/ столько важное для исторіи составленія нашихъ лѣтописей и оправдывающееся съ каждымъ новымъ открытіемъ древнихъ славянскихъ рукописей, потому заслуживаетъ особеннаго вниманія, что сдѣлано Кругомъ еще въ 1813 году. Онъ также одинъ изъ первыхъ оцѣнилъ историческое достоинство хронографовъ. "Не только для "Никоновской Лѣтописи" говоритъ онъ -- "но и для другихъ нашихъ лѣтописей, можно ожидать важныхъ результатовъ отъ сличенія съ хронографомъ, не говоря уже о пользѣ, состоящей въ объясненіи значенія Словъ и вообще въ узнаніи древности. Правда, событія, относящіяся собственно къ русской исторіи, здѣсь обыкновенно описаны коротко; но голый перечень существенныхъ обстоятельствъ умножаетъ матеріалы для критики, и-сжатый разсказъ, часто тѣмъ бываетъ важенъ для изслѣдователя, что даетъ ему возможность узнать невѣрныя вставки въ позднѣйшихъ компиляціяхъ и отдѣлить исторически-достовѣрное отъ произвольныхъ прибавокъ, Vсторическихъ распространеній, невѣрныхъ, субъективныхъ представленій" (Стр. 110)."
   3) Ueber dennovgorodischen Gostomyssl. Весьма замѣчательная и характеристическая статья,(показывающая, какъ иногда произвольно обращались съ нашими лѣтописными извѣстіями даже лучшіе, добросовѣстнѣйшіе критики русской исторіи лѣтъ двадцать тому назадъ. Кругъ считаетъ извѣстіе о Гостомыслѣ за басню, которую должно вычеркнуть изъ русской исторіи. Но почему? Это подробно доказывается такимъ-образомъ: въ Германіи не знали ничего о томъ, что Руссы были Норманны, народъ, совершенно отдѣльный отъ Славянъ и Финновъ, и что они слились съ ними гйраздо послѣ своего прибытія. Уже въ XI вѣкѣ Адамъ Бременскій, а въ XII вѣкѣ Гельмольдъ, считали Руссовъ за природныхъ Славянъ. Въ самой Россіи преданія о первоначальномъ различіи этихъ племенъ должны были мало-помалу сглаживаться и наконецъ исчезнуть изъ народной памяти. Такимъобразомъ, въ XV вѣкѣ, не было и помина о первоначальной противоположности Руссовъ и Славянъ. Въ XVI вѣкѣ прибылъ въ Россію Герберштейнъ. Онъ зналъ гельмольдову лѣтопись, по которой Руссы были крайнимъ славянскимъ племенемъ да востокъ, какъ Вагры крайнимъ славянскимъ племенемъ на западъ отъ Балтійскаго-Моря. Онъ слышалъ или читалъ, что, по мнѣнію нѣкоторыхъ, Варяжское-Море получило свое названіе отъ Вагріи, и заключилъ отсюда, что наши Варяги пришли отъ соплеменнаго намъ народа Багровъ, находя это объясненіе призванія болѣе вѣроятнымъ, чѣмъ предположеніе, что Славяне обратились къ совершенно чуждому народу. Вагры, слѣдовательно, были для него синонимомъ съ Варягами, Алтенбургъ, Старградъ, отечествомъ Рюрика, который, переселившись въ Россію, назвалъ новую свою резиденцію по имени прежней (Ладога, Aldagen, Aldeygoborg), а вторую послѣ нея Новгородомъ. Все это казалось ему простымъ и естественнымъ. Но, спросятъ читатели, какое же отношеніе имѣютъ эти ипотезы Герберштейна къ Гостосмыслу?-- А вотъ какое. Это объясненіе льстило ложному патріотизму тогдашнихъ Русскихъ. Они не могли доказать его своими историческими источниками и прибѣгли къ иностраннымъ. Въ послѣднихъ упоминаемся о многихъ славянскихъ князьяхъ, изъ которыхъ можно было сдѣлать выборъ. Какой-нибудь Табомыслъ, dux или regulus Obodritorum, о которомъ упоминается въ 862 году, не годился по молодости лѣтъ. Удобнѣй былъ упоминаемый въ 844 году rex Obodritorum Гостомыслъ; онъ, конечно, могъ дать ильменскимъ Славянамъ совѣтъ добыть князей изъ среды своихъ сосѣдей. Разъ этотъ Гостомыслъ былъ отъисканъ Герберштейномъ и указаны его отношенія къ Россіи: не мудрено было произвести его даже въ новгородскіе князья, или, по-крайней-мѣрѣ, въ порадники. Другіе еще и тѣмъ не удовольствовались, а изъ Франкскихъ лѣтописей выбрали двухъ другихъ оботритскихъ князей VIII и IX вѣка и сдѣлали изъ нихъ рюриковыхъ отца и дѣда. Но послѣдніе также мало относятся къ русской исторіи, какъ и Гостомыслъ.
   То-есть, другими словами, новгородскій Гостомыслъ выдуманъ съ легкой руки Герберштейна. Нельзя не улыбнуться, читая все это. Въ XV, XVI и XVII вѣкахъ пришествіе Руси было у насъ національнымъ вопросомъ, и поводомъ была ипотеза, Герберштейна. Едва вѣрится, чтобъ все это могъ написать Кругъ, ученый, столько осторожный и основательный въ своихъ изслѣдованіяхъ. Свидѣтельство о Гостомыслѣ, очевидно, не выдумано Герберштейномъ, а взято имъ изъ туземныхъ источниковъ, какъ и всѣ его историческія извѣстія. Да и нельзя понять, почему именно Гостомыслъ и тожество его имени съ названіемъ оботритскаго князя такъ смутило Круга. Оно нисколько не противорѣчитъ его превосходнымъ замѣчаніямъ о первоначальной противоположности Славянъ и Руссовъ, о причинахъ и ходѣ постепеннаго обрусѣнія, или, правильнѣе, славянизаціи пришельцевъ. Гостомыслъ, новгородскій старѣйшина, посадникъ, дѣйствительно могъ существовать, и память о немъ сохраниться въ преданіяхъ, нисколько не мѣшая остальному. Нельзя доказать, что именно такъ было, какъ повѣствуютъ объ немъ позднѣйшіе письменные памятники, но рѣшительно нѣтъ никакого повода находить такое сказаніе невѣроятнымъ, или невозможнымъ. А когда нѣтъ причины отвергать извѣстіе или свидѣтельство, надо его принять. Мало ли извѣстій, ничѣмъ недоказанныхъ! Сколько историческихъ данныхъ обращено новѣйшей наукой въ миѳы, тогда какъ они преданія! Мы не ставимъ ей этого въ упрекъ, потому-что весьма-естественно было, открывъ новую, еще нетронутую сторону предмета, искать ее во всемъ, вездѣ, даже и тамъ, гдѣ и тѣни ея нѣтъ. Критика завела процессъ со всей исторіей, потребовала, доказательствъ происхожденія и древности отъ всѣхъ данныхъ, и вычеркнула изъ области исторіи тѣ изъ нихъ, которые затеряли свои генеалогическія таблицы и оффиціальные документы рожденія. Много хлама и сора выметено такимъ образомъ изъ исторіи, но много затронуто и живаго, органически связаннаго съ прошедшимъ, такого, которое дѣйствительно было, но не могло доказать своего существованія иначе, какъ самымъ фактомъ бытія. Какъ все отвлеченное, абстрактное, такъ и эта критика -- теперь пала. Поняли, что абсолютный методъ обсужденія событій и историческихъ матеріаловъ невѣренъ, что данныя можно принимать или отвергать только разсматривая ихъ въ связи съ другими, а не подъ вліяніемъ прихотливыхъ сомнѣній, что наконецъ, многіе изъ нихъ, особенно древнѣйшіе, сохранившіеся въ преданіяхъ, не столько важны по ихъ исторической достовѣрности, сколько по колориту, характеру, который уже самъ-по-себѣ даетъ живое представленіе объ отдаленной эпохѣ исторіи. Отмстила ли когда-нибудь Ольга Древлянамъ, какъ разсказываетъ лѣтопись, или нѣтъ, такъ ли именно призвали Варяговъ соединенныя племена -- это не такъ важно. Положимъ, что это сказки, преданія, даже неимѣющія исторической основы. Но онѣ лучше множества другихъ исторически-несомнѣнныхъ фактовъ живописуютъ время, въ которое сложились, и въ этомъ смыслѣ представляютъ богатый историческій матеріалъ. РазскажиНесторъ подробно имена всѣхъ древлянскихъ и иныхъ князей съ величайшею хронологическою и генеалогическою точностью, онъ не могъ бы оказать русской исторіи большей услуги, чѣмъ помѣстивъ у себя рядъ народныхъ преданій. Конечно, этй замѣчанія не идутъ къ сказанію о Гостомыслѣ, которое само-по себѣ не такъ важно. Но разобранная нами статья показываетъ тонъ, пріемы, точку отправленія прежней русской исторической критики. Сколько нелѣпостей, какъ подумаешь, написано о русской старинѣ -- единственно потому только, что принимались за нее не такъ, какъ слѣдуетъ!
   4) Beweis,dass der Anfang des Russsichen Staats nicht erst in das Jahr 862 könne gesetzt, sondern in das Jahr 852, müsse vorgerückt werden. Начало русскаго государства относится къ 852, а не къ 862 году. Михаилъ, сынъ Ѳеофила, вступилъ на византійскій престолъ въ 841 -- 842 году (6350), царствовалъ 25 лѣтъ и 8 мѣсяцевъ; слѣдовательно, послѣдній годъ его царствованія 867, а 24-й годъ 866 отъ P. X., 6374 отъ сотворенія міра. Между-тѣмъ, Несторъ относитъ 24-й годъ царствованія Михаила къ 875--876 (6384) году, т. е. ставитъ его 10 лѣтъ позже, чѣмъ онъ въ-самомъ-дѣлѣ былъ. Съ этимъ связана ошибочная хронологія и всѣхъ событій русской исторіи, которыя Несторъ опредѣлилъ по годамъ Михайлова царствованія. Имя Руссовъ стало извѣстно не въ 854, а въ 844; Рюрикъ съ братьями призваны не въ 862, а въ 852. Откуда взялась эта ошибка? Несторъ почерпнулъ ее изъ греческой хроники, кажется, Никифора, константинопольскаго патріарха, которому не могъ не вѣрить. Никифоръ относитъ вступленіе Михаила на престолъ къ 6360 году отъ сотворенія міра -- и это послѣднее его извѣстіе; съ этимъ свидѣтельствомъ Несторъ соображалъ хронологію своей лѣтописи во все царствованіе Михаила, безпрестанно ставя событія десятью годами позже. Но хронологическія данныя послѣ Михайлова царствованія вѣрны въ лѣтописи. Ихъ нельзя согласить съ предъидущими, потому-что переписчики и продолжатели брали хронологическія показанія изъ другихъ греческихъ хроникъ, а не изъ той, которой придерживался Несторъ, и частью изъ точности, частью по незнанію, оставили противорѣчащія показанія для домъ одни возлѣ другихъ. Такъ Василій вступаетъ на царство въ 6376. году, а въ 6384 году все еще идетъ счетъ по годамъ михаилова царствованія; крещеніе Болгаръ повѣствуется то подъ 7, то подъ 17 годомъ того же царствованія и т. д:
   5) Welchem Volk giebt Nestor den Namen Корлязи? Подъ Корлязами Heсуоръ разумѣлъ жителей Западной Франкской Имперіи, которые назывались Carolinge, Carlenses, потому-что потомки Карла-Великаго дольше царствовали во Франціи, чѣмъ въ Германіи. Кромѣ этого находимъ въ статьѣ объясненіе и другихъ названій несторова исчисленія народовъ. Такъ подъ Фрязи должно, по мнѣнію Круга, разумѣть восточныхъ, тевтонскихъ Франковъ по сю сторону Рейна; земля валашская -- Франція, Вольхва -- жители Нормандіи; Галичане -- сосѣди Мавровъ въ Испаніи. Кругу было неизвѣстно шафариково объясненіе имени Волоховъ. Статья составлена въ 1824 году.
   6) Ueber den Ursprung der Namen Russen und Varager. (Изслѣдованіе о происхожденій имени Руссовъ и Варяговъ). Это критическій разборъ свидѣтельствъ нашихъ и иностранныхъ источниковъ объ этихъ названіяхъ, и оцѣнка разныхъ толкованій ихъ. Существенное содержаніе ея слѣдующее: Въ бертинскихъ лѣтописяхъ, подъ 839 годомъ, уже встрѣчается имя Rhos: такъ называютъ себя чужеземцы, присланные отъ императора Ѳеофила къ Лудовику-Благочестивому. По его изслѣдованію, они оказались Шведами, царь Гаканъ прислалъ ихъ къ Ѳеофилу для заключенія дружбы. Но кто называлъ ихъ Россами? Откуда взяли это имя? Шлёцеръ думаетъ, что они принесли его съ собой отъ Нуди въ Константинополь. Но это невѣроятно. Если Чудь такъ называла ихъ, значитъ ли это, что такъ ихъ называли и всѣ народы отъ Балтійскаго до ЧернагоМоря? Нѣтъ, Греки тогда уже знали, имя Россовъ. Названіе Іаканъ не собственное имя, а титулу, который имѣли тоже аварскіе и хозирскіе князья, болѣе извѣстные въ Константинополѣ, чѣмъ Россы. Но кто же были эти Россы? Норманны. Это доказывается свидѣтельствомъ Ліутиранда и другими данными, изъ которыхъ вмѣстѣ видно, что подъ названіемъ Норманновъ разумѣлись. народы, говорившіе по-датски (dönsk lùnga, Norraen tùnga или Norraena), т. e. германскіе жители Скандинавіи. Названіе Руссовъ присвоено имъ Греками, названіе Норманновъ -- Франками, такъ-что во второй половинѣ IX и первой X вѣка вездѣ, гдѣ у Грековъ писалось Ρῶς , Франки переводили это имя словомъ Normanni. Изъ всѣхъ изслѣдованій Кругъ выводитъ, наконецъ, что Греки, а не Финны начали прежде употреблять имя Россъ (Ρῶς, ῤούςιος) и придали его Норманнамъ. Несторъ нашелъ это имя въ греческой хроникѣ; такъ называютъ Норманновъ византійскіе императоры въ письмахъ своихъ къ Франкскимъ; такъ называетъ ихъ и Ліутирандъ.Почему не могли назваться имъ Норманны и въ 839 году (по свидѣтельству бертинскихъ лѣтописей они называли себя Россами). Это имя, полученное отъ Грековъ; они не только удержали потомъ за собой, но назвали имъ и страну, въ которую призваны княжить; его приняли и всѣ народы, подвластные русскимъ князьямъ. Что же именно побудило Грековъ назвать норманновъ Россами? Ліутирандъ говоритъ, что это имя произошло отъ физическихъ свойствъ Руссовъ, а Левъ Дьяконъ именно свидѣтельствуетъ, что имя Россъ употреблялось только въ просторѣчіи. У Грековъ есть прилагательное ῤούσιοί и ροῆς, которое очень близко къ греческимъ названіямъ Россовъ. Это прилагательное, обозначающее рыжій цвѣтъ волосъ Руссовъ, смѣнило прежде употребительное ξανϑὸς, которое уже. не встрѣчается ни разу въ сочиненіи Константина Багрянороднаго de Ceremoniis и замѣняется здѣсь словомъ ῤούσιος. Итакъ, Россы получили это названіе въ Греціи отъ красноватаго цвѣта волосъ въ 838 г., когда впервые прибыли въ Византію; отсюда это названіе распространилось далѣе, частью чрезъ самихъ Норманновъ, частью изъ Византіи.
   Всѣ эти выводы, исключая норманскаго происхожденія Руссовъ, теперь устарѣли и уже опровергнуты. Что имя Руссовъ впервые дано было въ Греціи, принято Норманнами и стадо народнымъ -- совершенно невѣроятно, да кромѣ того имѣетъ противъ себя историческая доказательства. Такъ имена народовъ и племенъ не возникаютъ! Названіе Руссовъ -- народное, племенное; потому и этимологическое его происхожденіе не представляетъ особенной важности.
   Имя Варяговъ объясняется такъ: на службѣ у римскихъ императоровъ издавна находились варвары, особенно Готы, подъ названіемъ foederati. Рядомъ съ этимъ названіемъ появляется названіе φαργάνοι (fargani). Подъ ними разумѣлись, кажется, Германцы, служившіе имперіи. Какое это слово? По всѣмъ вѣроятіямъ, готское, ибо служащихъ Готовъ было въ Константинополѣ болѣе, чѣмъ остальныхъ варваровъ.
   А въ готскомъ языкѣ есть два глагола, однозвучные съ этимъ словомъ: faran отправляться и farjan -- грести. А какъ Готовъ часто посылали въ море, на которомъ они дѣйствовали почти-исключительно веслами, и рѣдко употребляли паруса; такъ-какъ они, сверхъ того, соединяли въ одномъ лицѣ качества гребцовъ и воиновъ, подобно Скандинавамъ,то очень-немудрено, что они рано стали сами себя называть Фарганами, т. е. скорыми, ловкими гребцами (Schnellruderer), и это названіе потомъ перешло въ письменный языкъ. Позднѣйшіе Византійцы называютъ этихъ Фаргановъ Варангами (Βαράγγὸι). Въ первый разъ, это названіе встрѣчается у Кедрена, за нимъ у Скилитца (оба жили во второй половинѣ XI вѣка), который говоритъ, что простой народъ называетъ войско (manus militaris) варангами. Это названіе тоже народное, варанги были Скандинавы, и въ старо-сѣверномъ языкѣ назывались Voeringiar. По самое слово не скандинавское. Оно принесено возвращавшимися со службы изъ Греціи. Скандинавы были, какъ извѣстно, искусные гребцы. Тѣ изъ нихъ, которые служили византійскимъ императорамъ, проживали обыкновенно прежде въ Россіи, гдѣ господствующимъ языкомъ въ XI вѣкѣ былъ славянскій. А какъ названіе варанговъ появляется не ранѣе XI вѣка, то самое вѣроятное -- говоритъ Кругъ -- предположить, что они принесли это названіе съ собой изъ Россіи, и, слѣдовательно, этимологическаго объясненія его должно искать въ славянскомъ языкѣ. Въ-самомъ-дѣлѣ, Варяги и Бараній одно и то же слово; если вспомнимъ, что я произносилось прежде какъ ангъ. Какое же слово могло служить корнемъ названію Варяги? Варять. По немъ названы Скандинавы, происходившіе отъ сѣверныхъ народовъ, и по великому искусству и способности къ мореплаванію названы скорыми, ловкими пловцами, Варягами. Двое писателей X вѣка переводятъ это названіе (равно какъ и имя Фаргановъ) словомъ Дромиты (Δρομῖται).
   Все это объясненіе весьма-слабо и не выдерживаетъ даже поверхностной критики. Въ концѣ втораго тома, г Купитъ напечаталъ свои изслѣдованія о нихъ же предметѣ. Мы скажемъ объ этомъ въ своемъ мѣстѣ. Здѣсь кстати (будетъ замѣтить, что статья Круга, которой содержаніе мы здѣсь изложили, включаетъ три различныя монографіи, написанныя въ 1816, 1819 и 1829--30 годахъ.
   7) lieber die Sprache der Russen im IX und X Jahrhundert. Одна изъ существенныхъ заслугъ Круга, какъ справедливо замѣтилъ въ одномъ мѣстѣ издатель его посмертныхъ сочиненій, заключается въ томъ, что онъ весьма-подробно и ясно показалъ рѣзкую противоположность Руссовъ и подвластныхъ имъ племенъ, продолжавшуюся около двухъ вѣковъ послѣ призванія. Теперь это уже, конечно, не новость. Г. Погодинъ, въ своихъ "Изслѣдованіяхъ, Замѣчаніяхъ и Лекціяхъ", развилъ эту мысль въ малѣйшихъ подробностяхъ и оттѣнилъ такъ рѣзко скандинавскій элементъ первой эпохи нашей исторіи, что дальше идти въ этомъ направленіи едва-ли есть какая-нибудь возможность; многое, что несомнѣнно принадлежитъ славянскому элементу, г. Погодинъ присвоилъ скандинавскому. Итакъ, въ этомъ отношеніи труды Круга не обогащаютъ русской исторической литературы новыми результатами. Но въ исторіи русской исторической критики такіе результаты, хотя уже и извѣстные, во всякомъ случаѣ очень-замѣчательны. Въ статьѣ, которой заглавіе мы выписали, Кругъ доказываетъ противоположность Руссовъ и Славянъ въ-отношеніи къ языку. Убѣжденный, что Руссы несомнѣнно Скандинавы, Кругъ доказываетъ, что и первоначальный русскій языкъ былъ не славянскій, а скандинавскій. Договоры съ Греками, по его мнѣнію, написаны на греческомъ и норманнскомъ языкахъ, законы были скандинавскіе; самая "Русская Правда" ярославова заимствована изъ скаи динавскихъ источниковъ. Но этого мало; много словъ перешло Къ намъ отъ Норманновъ -- словъ, которыя мы теперь считаемъ за коренныя славянскія, на-примѣръ, вервь, вира, говядо, гость, гривна, градинъ, людинъ, огнищанинъ, боляринъ, пѣнязь, скотъ, тіунъ, и т. д. Отъ-чего же Руссы ославявились и приняли славянскій языкъ? Что могло побудить Ярослава написать свою "Правду" на туземномъ языкѣ? Въ Европѣ причины романизаціи германскихъ племенъ и забвеніе ими природнаго языка можно объяснить высшей образованностью покоренныхъ племенъ и особенно вліяніемъ христіанства, которое заимствовано побѣдителями отъ подвластныхъ. У насъ не было ни той, ни другой причины: Славяне и Финны не были образованнѣе Руссовъ, и всѣ были язычники во время призванія. Слѣдовательно, были другія причины: перенесеніе мѣстопребыванія съ сѣвера на югъ, чрезъ что Руссы пришли въ ближайшее соприкосновеніе съ Греками, и связь ихъ съ германскими племенами ослабла; здѣсь, на югѣ, руссовъ было несравненно-меньше Славянъ; этого не было въ Новѣгородѣ; браки съ Славянками; но всего болѣе содѣйствовало славянизаціи и здѣсь, какъ и въ Европѣ, введеніе христіанской вѣры. Тѣмъ не менѣе оба языка, норманнскій и славянскій, такъ долго существовали. у насъ рядомъ, что оци не могли не позаимствоваться другъ отъ друга. Не забудемъ, что слишкомъ сто лѣтъ прошло отъ призванія Варяговъ до крещенія Руси. Впрочемъ, эти языки не такъ воздѣйствовали другъ на друга, какъ римскій и различные германскіе діалекты въ романскихъ государствахъ, или англо-саксонскій и норманнскій, представлявшіе два діалекта одного и того же языка. У насъ русскій и славянскій языки не слились, а только нѣкоторые корни перешли изъ одного языка въ другой. Число такихъ корней, перешедшихъ изъ скандинавскаго въ славянскій гораздо значительнѣй, по мнѣнію Круга, чѣмъ обыкновенно думаютъ. Рѣзкое различіе между Руссами, Славянами, Финнами, и т. д. продолжалось еще долго въ XI вѣкѣ, пока наконецъ всѣ они слились въ одинъ народъ.
   Не смотря на то, что эта статья, содержитъ въ(себѣ, какъ мы уже сказали, мысли теперь общеизвѣстныя, неоспоримыя въ основномъ началѣ, по опровергнутыя въ нѣкоторыхъ частностяхъ и приложеніяхъ, она представляетъ большой интересъ по самому способу изложенія. Ея первоначальное составленіе относится къ 1822 году.
   8) Abstammung und Erklärung einiger Russischen Wörter in Nestors Chronik und Jaroslavs Gesetzen.
   "Обыкновенно допускаютъ" говоритъ Кругъ въ началѣ статьи "что съ принятіемъ христіанской вѣры многія греческія слова перешли въ славянскій языкъ; точно также никто не отрицаетъ, что во времена монгольскаго владычества множество татарскихъ словъ, которыхъ прежде не было въ славянскомъ языкѣ, получили у насъ право гражданства; гораздо-болѣе возраженій встрѣчаетъ мнѣніе, что въ древнѣйшія времена русскаго государства въ нашъ языкъ было принято множество германскихъ словъ, изъ которыхъ одни co-временемъ опять исчезли, другія же сохранились и по-сію-пору". Статья написана по поводу предполагаемаго новаго изданія "Словаря" Россійской Академіи, которая, по мнѣнію Круга, слишкомъ-мало обратила вниманія на очевидно германское происхожденіе многихъ словъ. Къ такимъ словамъ Кругъ относитъ, князь, пѣнязь, усерязь, витязь, шлягъ, стерлягъ, пудъ, судъ, градъ, гридъ, рядъ, скотъ, хлѣбъ, шнекъ, полкъ, вира, мѣсячина, дума, броня, мыто, мытарь, свекоръ, король, снѣдь, рыцарь, рухлядь, весь, ремень, люди, нетій, нятіи, кнутъ {Этимологію стерлега находимъ въ Zur Münzkunde; нетія и суда въ византійской хронологіи; во словопроизводство нѣкоторыхъ изъ исчисленныхъ и даже неисчисленныхъ здѣсь (на-примѣръ, столъ попадается въ разныхъ мѣстахъ разбираемой вами книги.}. Въ изданныхъ трудахъ Круга находятся этимологическія изслѣдованія немногихъ изъ, этихъ словъ, на-примѣръ, князя, пѣнязя, думы, ябетника, тіуна, и т. д. написана была еще статья объ огнищанинѣ, по г. Купитъ не помѣстилъ ея въ числѣ посмертныхъ трудовъ Круга. Этимологіи извѣстны: князь отъ konung, пѣнязь отъ pfenning. Слова дума нѣтъ въ славянской библіи. Слѣдовательно, заключаетъ Кругъ, это слово вошло въ русскій языкъ позже изъ германскаго языка, гдѣ корень dom, doem, daem встрѣчается во многихъ германскихъ нарѣчіяхъ съ тѣмъ же первоначальнымъ значеніемъ, какъ и въ русскомъ. Польское же dumac перешло изъ русскаго. Въ словѣ ябетникъ, никъ есть форма, означающая лицо мужескаго пола; буквой я въ русскомъ языкѣ передаются носовые звуки an, am, en, ет; слѣдовательно, корень ябетника есть ambt, amt. Но это корень германскій, и встрѣчается въ древнѣйшихъ памятникахъ (ambactus даже у Цезаря). Въ разныхъ нарѣчіяхъ онъ означаемъ слугу, служителя, чиновника. Итакъ, ябетникъ слово!въ-слово amtmann. Сдѣлавшись по своему званію ненавистнымъ (онъ собиралъ пени и приводилъ въ исполненіе судебные приговоры), онъ былъ названъ тіуномъ, то же скандинавскими названіемъ Thioh, нѣмецкимъ Dïen-er, служитель.
   Судъ надъ многими изъ этихъ словопроизводствъ уже произнесенъ. Нѣтъ сомнѣнія, что много словъ и корней перешло въ нашъ языкъ изъ германскаго; но столько же, если не больше, изъ предполагаемыхъ германскихъ -- коренныя славянскія. Очень-понятно, почему первые наши изслѣдователи, особенно тѣ, для которыхъ скандинавское происхожденіе Руссовъ было внѣ всякаго сомнѣнія, впали въ крайность, объясняя русскіе древніе, особенно юридическіе термины. Еще въ недавнее время въ такую крайность вдался г. Погодинъ въ своихъ изслѣдованіяхъ норманскаго періода. Не говоря объ очевидныхъ натяжкахъ, многихъ изслѣдователей, въ томъ числѣ и Круга, вводило въ заблужденіе тожество нѣкоторыхъ славянскихъ и германскихъ корной. Встрѣчая одинъ и тотъ жб корень въ обоихъ языкахъ, защитники скандинавства Руссовъ доказывали, что Славяне заимствовали его отъ Германцевъ, а ёлавяписты навязывали на томъ же основаніи Германцамъ славянскіе корни. Ни тѣмъ, ни другими не приходило въ. голову допустить присутствіе однихъ и тѣхъ же корней въ обоихъ языкахъ, потому-что оба народа произошли отъ одной отрасли человѣческаго рода. Мы уже имѣли случай высказать свое мнѣніе о сходствѣ, даже тожествѣ обычаевъ, обрядовъ, повѣрій и преданій у-разныхъ народовъ, и какъ мало можно изъ него заключать о заимствованіи. То же думаемъ мы и о корняхъ. Надобно имѣть положительныя филологическія доказательства, что слово или корень перепали изъ одного языка въ другой. Нѣтъ ихъ -- какъ бы слова и ихъ корень ни были сходны съ иностранными, ихъ нельзя считать заимствованными. Словомъ, происхожденіе словъ и корней можно доказывать только отрицательно; положительно же никогда нельзя доказывать, а если и можно, чрезвычайно-рѣдко.
   Въ этой же статьѣ находимъ нѣсколько страницъ о Русской Правдѣ -- собственно отчетъ Круга о рукописномъ разсужденіи дерптскаго профессора Неймана, написанный въ 1814 году. Мнѣніе Неймана о славянскомъ характерѣ "Русской Правды", равно какъ и замѣтки Круга, не представляютъ теперь ничего новаго. Одно весьма любопытно. Въ своихъ изслѣдованіяхъ Нейманъ, кажется, пришелъ къ результату, что въ Россіи крестьяне до временъ Іоанна Васильевича (конечно, великаго князя) были крѣпки землѣ.
   Кругъ говоритъ, что это мнѣніе, повидимому, подтверждается многими мѣстами и выраженіями въ нашихъ лѣтописяхъ. Мы не умѣемъ положительно утверждать противное въ дѣлѣ столько темномъ и важномъ, но намъ кажется, что общепринятое теперь мнѣніе объ этомъ предметѣ вѣроятнѣе ипотезы Неймана и Круга {Было ли когда-нибудь напечатано это разсужденіе Неймана о "Русской Правдѣ" -- не знаемъ. Кажется, нѣтъ. Въ подробномъ обозрѣніи литературы по "Русской Правдѣ", г. Калачовъ упоминаетъ о трудахъ молодаго Неймана, сына профессора, они напечатаны Эверсомъ въ Дерптѣ (см. предисловіе къ Studien zur gründlichen Kenntniss der Vorzeit Russlands etc). Очень-жаль, что вопросъ, поставленный Нейманомъ и его разрѣшеніе до-сихъ-поръ недоступны для большинства читателей.}.
   9) Askold und Dir. Ihre Einwanderung mit Rurik, Herkunft, Trennung von-Rurik, Besitzname von Kiew, ihr Zug gegen die Griechen, ihr Tod und Begräbniss. Критическій разборъ нашихъ лѣтописныхъ снндѣтельствъ объ Аскольдѣ и Дирѣ. Цѣль статьи, какъ говоритъ самъ Кругъ, не біографія этихъ спутниковъ Рюрика, а объясненіе нѣкоторыхъ выраженій и словъ въ лѣтописи, недовольно или неправильно объясненныхъ. Съ этой стороны, изслѣдованіе Круга, написанное еще въ 1823 году, представляетъ и теперь много, интереснаго и поучительнаго. Оставляя въ сторонѣ толкованія общеизвѣстныя и общепринятыя, остановимся на оригинальныхъ и теперь еще отчасти новыхъ объясненіяхъ Круга. Испросистася (Аскольдъ и Диръ) ко Царю городу -- значитъ ли, что они обязаны были просить у Рюрика позволенія идти въ Константинополь,или они имѣли право у него требовать, чтобъ онъ ихъ отпустилъ изъ своей службы, когда они хотѣли ѣхать въ Константинополь? Съ этимъ выраженіемъ тѣсно связано другое: покажи ны путь въ Греки. Разсмотрѣвъ разныя толкованія, Кругъ останавливается на томъ, что оно значитъ: отпусти, отошли, пусти насъ своей дорогой. Итакъ, Аскольдъ и Диръ просили, чтобъ Рюрикъ отпустилъ ихъ изъ своей службы въ Грецію, потому-что они хотѣли тамъ служить. Параллельное мѣсто въ лѣтописяхъ представляетъ просьба Варяговъ, которые помогли Владиміру взять Кіевѣ. Они требовали окупа, но Владиміръ не исполнилъ ихъ желанія, и они отпросились у него, въ Грецію: Просьба Варяговъ объ отпускѣ въ послѣднемъ случаѣ основывалась на, томъ, что, по договору между Игоремъ и Греками, каждый, пріѣзжая изъ Россіи въ, Константинополь, долженъ былъ представить письменный видъ отъ великаго князя или его бояръ въ доказательство, что онъ пріѣхалъ съ мирными намѣреніями.-Подъ горой, на которой похороненъ Аскольдъ, должно разумѣть берегъ, а не гору въ настоящемъ смыслѣ слова. Слѣдовательно, близь Кіева берегъ, а не гора называлась Угорское. Кругъ защищаетъ подлинность этого названія и по этому поводу подробно разсматриваетъ мѣсто лѣтописи, гдѣ говорится о пришествіи Угровъ подъ Кіевъ. Разсказъ; какъ извѣстно, помѣщенъ подъ 898 годомъ. Шлёцеръ думалъ, что Несторъ относитъ это событіе къ 898. году; но это несправедливо. Оно разсказано здѣсь въ связи съ послѣдующимъ вторженіемъ Міровъ въ Мрракію и Чехію, изъ чего нельзя заключить, что и то и другое произошло въ одно время. Вообще, для критики Несторовой лѣтописи, эта статья представляетъ много любопытнаго.
   10) Ideen über die älteste Verfassung und Verwaltuttg des Russischen Staats. Эта статья неполная; отъ нея остался только одинъ первый отрывокъ. Въ предисловіи, Кругъ говоритъ, что "онъ намѣренъ написать рядъ отрывковъ, которые, какъ показываетъ самое названіе, не имѣютъ притязанія исчерпать предметъ, или разрѣшить всѣ сомнѣнія, но, быть-можетъ, они прольютъ на иное свѣтъ, въ какомъ предметъ еще не разсматривался". Къ составленію такихъ отрывковъ побудила Круга краткость и недостаточность извѣстій какъ о призваніи, такъ и вообще о нашемъ внутреннемъ устройствѣ со времени прибытія Руссовъ. Документовъ того времени нѣтъ; извѣстій иностранныхъ или туземныхъ о призваніи тоже; слѣдовательно, нѣтъ возможности достовѣрно опредѣлить происшествіе и его послѣдствія. Отъ того такъ безконечно различны мнѣнія; всѣ они основаны только на большей или меньшей вѣроятности, на предположеніяхъ, а не въ достовѣрныхъ фактахъ. Ближайшій путь къ разрѣшенію вопроса есть подробное знакомство съ положеніемъ вещей въ Европѣ вообще, особенно же въ странахъ, сосѣднихъ съ Россіей, въ IX и X вѣкахъ, кромѣ того, объясненіе относящихся сюда и доселѣ незамѣченныхъ мѣстъ въ древнѣйшей русской лѣтописи совершенно сходными чертами изъ современной исторіи сосѣднихъ народовъ. Вотъ точка зрѣнія Круга. Въ ней много вѣрнаго;, но мы думаемъ, что и она не можетъ удовлетворительно разрѣшить вопросъ. Сравненіе много объясняетъ -- противъ этого странно спорить; но съ помощью сравненія наполнять въ исторіи пробѣлы не только трудно, но почти невозможно. Въ исторіи каждаго народа есть неуловимыя особенности и оттѣнки, которые, при всемъ внѣшнемъ сходствѣ съ такими же оттѣнками у другихъ народовъ, производятъ совсѣмъ-другія историческія явленія, имѣютъ иныя послѣдствія и, слѣдовательно, совершенно-различное значеніе. Поэтому, не имѣя данныхъ объ нихъ, ничего нельзя и сказать, и сравненіе не поможетъ возстановить неизвѣстное. Наконецъ, сближенія всегда слишкомъ-соблазнительны, и часто невольно приводятъ къ искаженію немногихъ слѣдовъ бывшаго, или къ мысли о заимствованіяхъ одного народа у другаго -- мысли, которой мы до послѣдняго времени были обязаны непониманіемъ нашей исторіи и старины.
   Русскіе князья были призваны изъ Скандинавіи и пришли къ намъ не въ видѣ завоевателей; слѣдовательно, заключаетъ Кругъ,-- въ Сѣверной Руси образъ правленія и государственныя (?) учрежденія были почти такія же, какъ и въ тогдашней Скандинавіи.
   "Въ Скандинавіи" продолжаетъ онъ "издавна существовало монархическое правленіе... Короли были стражами и блюстителями существующихъ законовъ, верховными судьями, предсѣдателями народныхъ собраній (у Англосаксовъ послѣднія назывались Wittenagemol) и предводителями войскъ. Государство дѣлилось между сыновьями, которыхъ обыкновенно, по большому числу женъ, было много: Это устройство, конечно, было очень-хорошо извѣстно тѣмъ, которые добровольно подчинились владычеству Рюрика; можетъ-быть, оно-то именно и побудило эти племена и особенно ихъ князей, безъ-сомнѣнія нехотѣвшихъ подвергуться произвольному обращенію, избрать наслѣдственнаго начальника именно изъ скандинавскаго королевскаго рода. При этомъ могло даже казаться ненужнымъ заключать особенный договоръ, ибо само собой разумѣлось, что права тѣхъ, которые избрали князя, были обезпечены.
   "Причина, побудившая соединенныя племена избрать монарха, заключалась въ томъ, что одинъ родъ возставалъ на другой, и между ними была взаимная вражда (междоусобія); это совершенно подтверждается стратегикономъ Маврикія относительно -Славянъ: о прочихъ племенахъ у насъ нѣтъ рѣшительно никакихъ иностранныхъ Извѣстій. По свидѣтельству Маврикія, у Славянъ было много князьковъ, между которыми не было согласія и часто происходили войны; ибо, завидуя другимъ, каждый изъ нихъ боялся, чтобъ другой надъ нимъ не возвысился. Ослабленные этими продолжительными внутренними распрями, они уже Не были въ состояніи противостоять вооруженной силой страшнымъ Норманнамъ и сдѣлались ихъ данниками. Но "славянскій народъ, котораго. ничто не можетъ заставить подчиниться и подпасть подъ иго, особенно у себя дома" (Маврикій) скоро ободрился снова, отказалъ имъ въ дальнѣйшей дани, изгналъ ихъ и такимъ-образомъ еще разъ сдѣлался самостоятельнымъ. Но вскорѣ снова поднялись распри между-родами и, снова начали они "воевать другъ на друга". Тогда, наконецъ, остановились они на мысли безспорно самой лучшей, потому-что, уже давно Греки ея боялись и всячески старались отклонить ее: они всѣ согласились подчиниться одному общему князю.
   "Воинственныя главы этихъ племенъ, безъ-сомнѣнія, были весьма-храбры; поэтому храбрость не могла быть главнѣйшимъ качествомъ, необходимымъ для монарха,-- которому всѣ они обѣщали повиноваться, кромѣ того, въ высшихъ классахъ она тогда подразумѣвалась сама собою: здѣсь всего болѣе, почти исключительно принималось въ разсчетъ, высокое, знатное происхожденіе. Они не подчинились бы добровольно никому, кромѣ происходящаго изъ знатнаго рода. Но гдѣ бы они нашли людей болѣе-знатнаго происхожденія, чѣмъ у своихъ сосѣдей-Германцевъ за моремъ, въ Скандинавіи? Они знали, что тамъ жили съ многочисленнымъ потомствомъ древнѣйшіе королевскіе роды, ведущіе начало отъ самихъ боговъ. Оттуда еще за нѣсколько столѣтій брали себѣ королей отдаленные народы. Быть подданнымъ члена такого рода никому не могло быть тягостно. Онъ такъ высоко стоялъ надъ всѣми ими, что ему нельзя было завидовать; каждый изъ славянскихъ, финнскихъ и многихъ другихъ родоначальниковъ, въ распряхъ съ другими, могъ надѣяться на его безпристрастное правосудіе; отъ него также можно было ждать, что онъ дастъ твердость законамъ, установитъ и устроитъ порядокъ, чего до-тѣхъ-поръ не доставало обширной и богатой странѣ, защититъ и обезопаситъ новое государство отъ нападеній тѣхъ, которые къ нему не принадлежали. Туда-то послали они достать себѣ князя, который бы господствовалъ надъ ними и судилъ ихъ по закону.
   "Изъ такого благороднаго рода были первые русскіе князья, и въ-послѣдствіи здѣсь такъ же не позволяли себѣ отказаться отъ него, какъ прежде въ Скандинавіи.
   "Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что при такихъ обстоятельствахъ древнія привилегіи соединенныхъ народовъ, призвавшихъ Рюрика, съ прибытіемъ его въ Россію остались неприкосновенными. Такъ поземельная собственность въ древнѣйшей Россіи большею частью удержала своихъ прежнихъ владѣльцевъ, исключая, можетъ-быть, тѣхъ, которые открыто возставали противъ новыхъ властителей; какъ въ Скандинавіи, они не имѣли никакихъ другихъ повинностей, кромѣ обязанности на свой счетъ служить военную службу, когда дѣло шло о защитѣ отечества, къ чему ихъ призывали зажженными кострами, или вѣстовыми съ особенными значками (Kerbstecken).
   "Воинственный Олегъ, преемникъ Рюрика, по убіеніи Аскольда и Дира -- потому-что они не были княжескаго рода, какъ онъ и Игорь -- и по утвержденіи своего мѣстопребыванія въ отдаленномъ Кіевѣ, впервые наложилъ на нихъ поземельную подать, которая до половины XI вѣка платилась въ Новѣгородѣ Варягамъ ежегодно мира деля (т. е. для мира), или для того, чтобъ они хранили миръ, или, какъ я скорѣй думаю, потому-что эти наемные Варяги сами отправляли теперь военную службу вмѣсто землевладѣльцевъ, и защищали сѣверныя области Россіи противъ нападеній своихъ же единоземцевъ; ибо о fretho panning -- сборѣ за княжескую защиту или покойное владѣніе, здѣсь не можетъ быть рѣчи.
   "Уже Рюрикъ, въ качествѣ верховнаго обладателя страны, построилъ многіе города, въ которые посадилъ своихъ бояръ или знатнѣйшихъ мужей, и далъ имъ власть надъ окрестными странами. Такихъ городовъ, вѣроятно, было до того времени немного въ Россіи. То же самое было и въ Гёрманіи, и притомъ позже. Генрихъ I (ум.936) впервые построилъ тамъ крѣпости противъ вторженія Венгровъ. И объ итальянскихъ Норманнахъ разсказывается, что, прибывъ въ Италію, они обратили въ крѣпостцы многочисленныя виллы, до того времени остававшіяся беззащитными.
   "...Но съ-тѣхъ-поръ, какъ русскіе князья оставили Новгородъ и избрали своимъ мѣстопребываніемъ занятый ими Кіевъ -- отъ-чего въ-послѣдствіи южныя провинціи и назывались нѣкоторое время преимущественно передъ другими Русью -- они чувствовали себя гораздо-менѣе стѣсненными въ своей власти, чѣмъ прежде. Желаніе расширить ее было въ нихъ естественно. Здѣсь они могли ввести многія учрежденія и перемѣны, которыхъ требовало время и которыя казались имъ полезными и необходимыми; кромѣ того, они могли отмѣнить многія злоупотребленія. Можетъ-быть, это-то обстоятельство много и содѣйствовало тому, что они избрали Кіевъ своей резиденціей и главнымъ городомъ, потому-что въ завоеванныхъ областяхъ правительственное устройство необходимо должно было организоваться иначе, нежели въ новгородской избирательной общинѣ, гдѣ князья, если и не были ограничены договорами, то должны были сохранять древніе обычаи. Можетъ-быть, поэтому уже въ 970 году, ни одинъ князь не хотѣлъ княжить въ Новѣгородѣ, такъ-что Святославъ, котораго Новгородцы просили объ одномъ изъ его сыновей, говоритъ: "да, еслибъ захотѣлъ кто идти къ вамъ. И это древнее устройство, на которое нападали часто и сильно, не смотря на то, удержалось до великаго князя Іоанна Васильевича можетъ-быть, оно продолжалось бы и долѣе, еслибъ Новгородцы, не вздумали тогда отложиться отъ рюрикова рода и не захотѣли подчиниться великому князю Казиміру. Только тогда Іоаннъ Васильевичъ формально объявилъ имъ войну, приславъ складную Траммату. Напротивъ, въ странахъ, завоеванныхъ первыми преемниками Рюрика, они, конечно, воспользовались правами побѣдителей, и можно думать, что они господствовали здѣсь почти такъ же, какъ датскій король Кнутъ въ Англіи.
   "Въ этихъ-то провинціяхъ они имѣли несравненно больше средствъ, чѣмъ въ первоначальной Руси, наградить по заслугамъ и желанію своихъ алчныхъ друзей, и военныхъ товарищей, съ помощью которыхъ особенно вели войны и совершали завоеванія -- наградить ихъ раздачею регалій, наслѣдственными имѣніями и ленами, или золотомъ и серебромъ. Но съ расширеніемъ власти нашихъ князей, и потребности ихъ стали гораздо-значительнѣе. Чтобъ сколько-нибудь удовлетворить алчности своихъ добровольныхъ военныхъ товарищей, для чего подати не всегда были достаточны, ибо дружинники служили не иначе, какъ за высокую плату, и тогда могли быть вербованы въ большомъ количествѣ -- князья необходимо должны были стараться увеличить свои доходы и обогатиться какъ-можно-болѣе. Наша древняя исторія представляетъ не одинъ примѣръ, какъ знатными и простыми обладало то же желаніе, и то, что императоръ Константинъ-Багрянородный разсказываетъ о ненасытной алчности сѣверныхъ народовъ вообще, въ-особенности примѣнимо къ Скандинавамъ и Руссамъ {Подъ Руссами авторъ вездѣ разумѣетъ пришедшихъ къ намъ Норманновъ.}...
   "....Въ новопріобрѣтенныхъ областяхъ русскими великими князьями было основано много такихъ крѣпостей (см. выше). О нихъ упоминаетъ и Константинъ-Багрянородный въ одномъ мѣстѣ, гдѣ говоритъ о зимнихъ квартирахъ Руссовъ." Трудное зимнее путешествіе.Руссовъ бываетъ такое. Когда наступаетъ ноябрь мѣсяцъ, князья ихъ тотчасъ выступаютъ изъ Кіева со всѣми Руссами (вѣроятно большая часть дружины съ ея предводителями) и уходятъ въ городки, называемые гирамц, а именно: въ славянскія мѣстечки (имена племенъ пропускаетъ Кругъ и въ выноскѣ выписываетъ мѣсто изъ Фульдскихъ лѣтописей; quia certum latorem non habui, scribere nolui. Melqis est enim tacerè quam fàlsa loqui)... и другихъ Славянъ, платящихъ дань Руссамъ. Кормясь тамъ въ-продолженіе всей зимы, они, начиная съ апрѣля, когда пройдетъ въ Днѣпрѣ ледъ, снова спускаются въ Кіевъ". Константиновы γύρα, кажется, и суть такія крѣпости; и въ средневѣковой латини они называются Gy rones, Girones,-- вѣроятно родъ крѣпостей, которыя, не смотря на то, что были очень-просты, все-таки были превосходныя зданія въ сравненіи съ жилищами Славянъ, среди которыхъ стояли и вполнѣ соотвѣтствовали своему назначенію защищать отъ нападеній. Сюда-то отправлялись зимой Руссы съ своими предводителями. Многія области, въ которыхъ они построили эти крѣпостцы, можетъ-быть; именно въ это время года и были завоеваны, и поэтому можно предполагать, что на тѣхъ Славянъ, которымъ побѣдители оставили свободное владѣніе землями, наложена была за это обязанность содержать на свой счетъ побѣдителей, проживавшихъ здѣсь съ того времени по зимамъ, ѣь-теченіе мяти мѣсяцевъ, отъ начала ноября до апрѣля.-- Уже императоръ Маврикій хотѣлъ заставить Славянъ давать своимъ войскамъ провіантъ въ-продолженіе всей зимы и Послать войска въ ихъ земли; по это подало поводъ къ возстанію, въ-слѣдствіе. котораго онъ потерялъ престолъ. Но тутъ обстоятельства были другія. Славяне были не враги, а подданные Руссовъ, обложенные данью; притомъ у Скандина,вовъ издавна было въ-обычаѣ суровое время года, когда нельзя было предпринимать походовъ ни сухимъ путемъ, ни водою, проводить въ своемъ отечествѣ, Гдѣ рѣки и заливы въ-продолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ были покрыты льдомъ, или внѣ отечества въ зимнихъ лагеряхъ, гдѣ пища и питье были достаточно обезпечены, или откуда они могли добывать жизненные припасы покупкой или грабежомъ. Уже около половины IX вѣка, часто упоминается, въ какихъ мѣстахъ Англіи языческое войско каждый разъ располагалось зимнимъ лагеремъ; то же во Франціи и въ Германіи.-- Столь:о, даже неважнаго, разсказывается о Іорманнахъ въ чужихъ земляхъ, тогда какъ мы, къ-сожалѣнію, почти ничего не знаемъ о томъ, что они дѣлали у насъ -- а у насъ они, конечно, играли гораздо-большую роль, чѣмъ гдѣ-либо. Съ какимъ тщаніемъ должны мы обирать отдѣльныя извѣстія, въ которыхъ совершенно-случайно разскаывается что-нибудь относящееся къ этому предмету!"
   Все, что здѣсь говоритъ Кругъ, какъ видятъ сами читатели, очень-любопытно, особенно, когда знаешь, что выводы снабжены безчисленнымъ множествомъ выписокъ изъ скандинавскихъ и другихъ средневѣковыхъ источниковъ, и почти каждое слово подтверждено ясными доказательствами. Какъ ученая работа; эта статья имѣетъ несомнѣнныя достоинства. Но возстанновляетъ ли она исторію нашей древнѣйшей Руси? Вотъ въ чемъ мы позволяемъ себѣ сомнѣваться! Гдѣ источники почти ничего не говорятъ, тамъ ипотезы, аналогіи, вѣроятія подозрительны. Замѣтимъ, что норманнская эпоха русской исторіи есть особенное, исключительное историческое явленіе о ней еще спорятъ, норманнская она, или нѣтъ. Она не оставила никакихъ слѣдовъ въ нашей послѣдующей жизни, ибо по близкому сходству древнѣйшаго славянскаго и германскаго быта, учрежденія и обычаи ничего не говорятъ въ пользу того или другаго мнѣнія сколько учрежденій и обычаевъ считались сначала несомнѣнно скандинавскими, а при ближайшемъ изслѣдованіи оказались славянскими! Мы, по-крайней-мѣрѣ, еще не знаемъ ни одною юридическаго явленія въ такъ-называемой варяжской Руси, которое не объяснялось бы одинаково обоими элементами. При такой неизвѣстности, при скудости извѣстій, принять за основаніе, что наши древнія учрежденія скандинавскія и подъискивать къ нимъ мѣста изъ скандинавскихъ источниковъ,-- трудъ, конечно, не безполезный; но онъ не рѣшаетъ вопроса. Тотъ, кто пойдетъ отъ мысли, что эти учрежденія были славянскія, и станетъ къ нимъ подъискивать мѣста изъ славянскихъ памятниковъ, найдетъ и съ ними удивительное сходство. Надобно же, наконецъ, сознаться, что пока не будутъ открыты новые источники -- туземные или иностранные, описывающіе тогдашнюю Русь -- кромѣ предположеній ничего нельзя сказать о ней. Еслибъ эта эпоха была перерывомъ между подробными предъидущими и послѣдующими данными, еще можно было бы возстановить догадками связующія, но потерянныя для потомства нити, хотя исторія представляетъ намъ не одинъ примѣръ, какъ часто и тутъ ипотезы бываютъ ошибочны. а здѣсь -- ничего не извѣстно передъ призваніемъ Варяговъ; когда же начинаются подробныя извѣстія, и слѣдъ Варяговъ простылъ. Мы далеки отъ мысли обвинять Круга за его методъ изслѣдованіи и ученые пріемы. Когда онъ писалъ -- на предметъ смотрѣли иначе, многаго не знали изъ того, чтА теперь знаютъ. Но Его начитанность и критика невольно вводятъ въ соблазнъ, противъ котораго нельзя довольно предостерегать. Въ основаніи ихъ лежитъ недоказанная ипотеза -- вотъ чего не надо никогда забывать, чтобъ не сбиться съ толку.
   11) Ueber die Gridba der früheren Russichen Fürsten, verglichen mit dem Institut der Ilirdmannen in Skandinavien. Наши гридни, гридьба -- скандинавскіе гирдманы, тѣлохранители, стража князей и-другихъ знатныхъ лицъ. У Снорре есть извѣстіе, что подобное установленіе существовало и въ Россіи:это придаетъ особенный историческій интересъ изслѣдованіямъ Круга. Кнутъ старшій (ум. 1036) имѣлъ около себя многочисленную стражу (hirdh), набранную изъ всѣхъ странъ, надъ которыми онъ былъ королемъ. Она состояла большею частію изъ Датчанъ, но принимались и посторонніе. Въ-особенности Кнутъ избиралъ тѣхъ, которые отличались знатной породой или состояніемъ; они должны были на свой счетъ запасаться великолѣпнѣйшимъ оружіемъ, и соперничали въ этомъ между собою, что дѣлало для небогатыхъ невозможнымъ принадлежать къ составу этого отряда. Но гирдманны получали огромное жалованье, которое платилось имъ помѣсячно. Ихъ было три тысячи человѣкъ, потомъ до шести тысячъ. Въ 1018 или 1019 году, Кнутъ, съ помощью разумныхъ мужей, составилъ для нихъ уголовный уставъ (Witherlogh или Vitherlag), возобновленный въ концѣ XII вѣка датскимъ королемъ Кнутомъ VI. Въ Англіи эта стража называлась Thingamenn, Thingmannd, Thinglith, въ Скандинавіи Birdmenn. Въ Норвегіи, въ числѣ прислуги находились придворные разныхъ названій, неполучавшіе ни жалованья, ни содержанія отъ короля, и, что весьма-замѣчательно -- гости (Hospites, gestir), получавшіе половину жалованья противъ гирдманновъ. Слы и гостье, встрѣчающіеся въ договорахъ нашихъ князей съ Греками, получаютъ чрезъ это новое объясненіе. Гирдманны были изъ самыхъ приближенныхъ короля, днемъ и ночью хранили его, участвовали въ королевскихъ пирахъ и обѣдахъ, во всѣхъ собраніяхъ, судебныхъ и законодательныхъ, подобно ближайшимъ родственникамъ, и были какъ-бы правителями королевства. Изъ мѣстъ нашей лѣтописи о гридяхъ, гридьбѣ, гридняхъ можно заключать, что они были то же самое, чтА скандинавскіе hirdmann.-- Hirdi значитъ охранять, сторожить. Опровергая на этомъ основаніи словопроизводства другихъ изслѣдователей русской исторіи, хотя и принимавшихъ скандинавское происхожденіе гридней, Кругъ весьма-основательно замѣчаетъ, что Карамзинъ ошибся, смѣшавъ гридней сѣлісчкика.мы.-- Гости, hospités, должны были извѣдывать королевскихъ враговъ и ихъ истреблять; имущество послѣднихъ, которое они могутъ унести съ собою, принадлежитъ имъ, кромѣ золота, составляющаго долю короля. Находясь при королѣ, они стоятъ на стражѣ, кромѣ главной. Сверхъ того, есть еще родъ королевскихъ придворныхъ, которые не имѣютъ стола, побываютъ часто при дворѣ и ничего не получаютъ, но только состоятъ подъ особеннымъ покровительствомъ короля.
   Придворные называются вообще Huskarls. Въ договорахъ нашихъ князей съ Греками упоминаются карли. Не имѣетъ ли это слово отношенія къ скандинавскому устройству нашего первоначальнаго двора?
   12) Bemerkungen zu Achmed Ibn Foszlan's Gesandshaftsbericht, uber Sprache, Religion, Sitten uni Gebrurache der heidnischen Russen zu Anfänge des X Jahr-hunderts. Длинная статья, въ которой изъ разбора извѣстій Ибн-Фоцлана, о Рукахъ и сравненія этихъ извѣстій съ обычаями и нравами Скандинавовъ Оказывается, что Ибн-Фоцланъ говоритъ: о Руссахъ-Скандинавахъ. Изслѣдованія и толкованіе, которыя здѣсь находимъ, очень-любопытны, хотя, вообще, теперь <испорчено> не новы.
   11. Uеber <испорчено> welch s <испорчено>Na<испорчено> stan<испорчено>, о цере<испорчено> (de Ce<испорчено> ставлен<испорчено> говоорится <испорчено> готскимъ <испорчено> Константи<испорчено> император<испорчено> зывался он <испорчено> ную роль и <испорчено> ныхъ дѣйст<испорчено> между-проч<испорчено> Готы ударял<испорчено> шумѣли, кри<испорчено>сень до насъ <испорчено> но послѣднія, <испорчено> въ составъ о<испорчено>вый такъ не <испорчено>нять <испорчено>нельзя догадокъ въ объсненіи<испорчено> ка и его происхожденія удовлетворительны. Кру<испорчено> что, вмѣсто <испорчено> должно <испорчено> что, слѣдовательно, готскі<испорчено> есть не что иное, какъ <испорчено> праздникъ Ю<испорчено>ола, извѣ<испорчено> доселѣ и пра<испорчено>ем<испорчено>мя. Отсюда он<испорчено>вод<испорчено> коляда въ связи<испорчено> эти <испорчено> и происходит <испорчено> же, по его мнѣ <испорчено> происход<испорчено>ова: гулять, колдовать, <испорчено> ливо, куличь, кулебяка, даже <испорчено> Колывань, Колллебягъ и Голягъ -- послѣдніе отъ Голъ, Юль и ядь; слѣдовательно, Голяды не народъ, а поклонники Юля. Что большая часть изъ этихъ словъ находятся и въ другихъ славянскихъ нарѣчіяхъ, это не смущаетъ Круга. Корень ихъ, говоритъ онъ, не славянскій. Вся эта этимологія очевидно натяжка, порожденная одностороннимъ взглядомъ на скандинавскій характеръ первой эпохи нашей исторіи, въ связи съ неправильнымъ пониманіемъ происхожденія и сходства народныхъ обычаевъ и преданій.
   14) Ueber die Bäder der russischen <испорчено> eschäftsträger zu Konstantinopel im X <испорчено>oh<испорчено>dart. Въ договорѣ Олега съ <испорчено>ми одной статьей постановлено, <испорчено>ъ "да творятъ... мовь елико хо<испорчено> Нѣкоторые думали, что мовь <испорчено> здѣсь рѣчь, слова, разговоръ, <испорчено>ніе очевидно ложное. Карамзинъ переводитъ статью такъ: они имѣли также свободный входъ въ народныя <испорчено> Въ опроверженіе такого толкованія Кваругъ приводитъ слѣдующее мѣсто изъ сочиненія о церемоніяхъ (89, <испорчено> стр. 234). "Баня въ томъ домѣ, гдѣ онъ (персидскій посолъ въ Константинополѣ) будетъ жить, или въ сосѣднемъ, должна быть изготовлена такъ, чтобъ онъ самъ и тѣ, которые <испорчено>имъ, могли мыться, когда хотятъ, чтоббъ баня была открыта для нихъ всѣхъ". Отсюда Кругъ выводитъ и, кажется, весьма-основательно, что <испорчено>еденныхъ словахъ олегова до<испорчено>идетъ рѣчь о привилегіи, вообще предоставляемой въ Константинополѣ, посламъ тѣхъ народовъ, которыхъ Греки особенно боялись, а именнно, привилегіи имѣть отъ визатійскаго правительства особенную баню.
   15) Ueber die Rangordnung im späteren Jriichentand und im friieheren Russland. Нѣсколько замѣтокъ о сходствѣ византійскаго устройства и управленія съ русскимъ. Онѣ совершенно необработаны, но любопытны. Какъ у насъ, такъ и въ Греціи было восемь степеней чиновъ. Впрочемъ, это сближеніе поверхностно. Интереснѣе вотъ что. "Болѣе, чѣмъ вѣроятно (еслибъ мы и не имѣли прямыхъ извѣстій), что при послѣдующемъ (послѣ Ольги) еще большемъ сближеніи между Греціей и Россіей, когда весьма-многое ввведено въ послѣднюю вмѣстѣ съ вѣрой, у насъ мало отступали отъ церемоніала византійскаго двора. Примѣръ представляютъ коронаціи, даже до позднѣйшаго времени. Стоитъ только сравнить вѣнчаніе на царство Алексѣя Михайловича съ коронаціей императора Мануила Комнина. Да и сколькихъ обычаевъ существующихъ у насъ до-сихъ-поръ должно искать начала въ Греціи. Такова, на-примѣръ, выдача жалованья по третямъ; самое слово жалованье, буквально переведено съ византійскаго largitiones."
   16) Eupraxia, Tochter des Gros<испорчено>sten Vsevolod, Gemahlin des Kaisers<испорчено>rieh des IV. Неоконченное изслѣдованіе объ Евпраксіи, дочери Всеволода Ярославича, и супругѣ марк<испорчено>штадтскаго, а потомъ императора Генриха IV. Несчастная судьба ея извѣстна (Карамзинъ, T. II, стр. 97 и примѣч. 157 по 1-му изданію). Она развелась съ Генрихомъ и скончалась въ Россіи. "Поводъ къ этому сочиненію", говоритъ Г. Кунигъ: "Подалъ <испорчено> Румянцовъ, который поручилъ молодому человѣку собрать <испорчено>ныхъ иностранныхъ библіотекахъ извѣстія объ Евпраксіи. Эти сведенія были умножены и обработаны Кругомъ. Его изслѣдованія дошли до насъ въ двухъ редакціяхъ, изъ которыхъ одна не полна, такъ-что я долженъ былъ отпечатать и переработать выписки изъ источниковъ".
   17) Ueber den Vertrag des Fuerster Jaroslav Jaroslavitsch und der Nacgoroder mit den Deutschen, Gotländischcn und Wälschen Kauffahrern vom Jehr 1269. Хронологическія и этимологическія объясненія договора Ярослава Яроcлавича и Новгородцевъ съ нѣмецкими и готландскими купцами (1269 г.), написаннаго на нижче-нѣмецкомъ нарѣчіи и хранящагося въ любечскомъ архивѣ; копія съ него снята по порученію канцлера Румянцева; кромѣ того, онъ отпечатанъ у Сарторія и вновь въ 1843 въ <испорчено> diplomaticud Lubecensis
   <испорчено>r die Библіотека Иностран<испорчено>herausig І-го, самой<испорчено>то мно<испорчено>особен<испорчено>азавшее<испорчено>-обыкно<испорчено>алось еже<испорчено>исключи<испорчено>иностранцевъ, потому-что <испорчено>ся привыч<испорчено>ство съ оте<испорчено>ваетъ любовь <испорчено>ели разбирае<испорчено>дить своимъ <испорчено>только подлин<испорчено>ателей XV, <испорчено>ившихъ <испорчено> перевести на русскій <испорчено>снабдить предисловіями и<испорчено>ыми примѣчаніями. Без<испорчено>весьма-по<испорчено>и похваль<испорчено>іятіе, <испорчено>удовлетвори<испорчено>олнено. <испорчено>одно изданіе <испорчено>въ, случаяхъ для повѣр<испорчено>ево<испорчено>доступность <испорчено>лю<испорчено>ля за дешевую <испорчено>еніе <испорчено>въ одной кни<испорчено> заслуги, ибо многія изъ этихъ сочиненій хранятся теперь только въ однѣхъ бо<испорчено> библіотекахъ. Они содержатся только въ рѣдкихъ собраніяхъ, состоящихъ часто изъ многихъ фоліантовь, или на оборотъ, представляютъ отдѣльныя, небольшія книжечки, изданныя одинъ разъ и мало по-малу вышедшія изъ оборота.
   Всѣ, даже поверхностно знакомые съ учеными изданіями историческихъ памятниковъ, знаютъ, какъ неудовлетворительна въ этомъ отношеніи "Библіотека" г. Семенова. Исполненіе далеко не соотвѣтствуетъ самымъ непритязательнымъ требованіямъ. Текстъ и переводъ исполнены ошибокъ и опечатокъ; примѣчанія составлены безъ необходимыхъ предварительныхъ свѣдѣній. Словомъ, въ ученомъ отношеніи, это весьма-неудачное изданіе. Можно представить себѣ, какъ должно было оно показаться Кругу, когда даже тѣмъ, которые далеко не такъ близко знакомы съ требованіями науки, недостатки" Библіотеки "бросаются въ глаза. Выказавъ ея главные недостатки и подтвердивъ свое мнѣніе многими очевидными примѣрами и доказательствами, Кругъ говоритъ въ заключеніи: "Не смотря на то, что такимъ образомъ многое въ трудѣ г. Семенова я нахожу неудовлетворительнымъ, я все-таки полагаю справедливымъ, по рѣдкости подобныхъ явленій въ русской литературѣ, присудить ему демидовскую премію въ 9.500 рублей -- частью для того, чтобъ его самого поощрить къ продолженію полезнаго предпріятія, частью, чтобъ, другимъ молодымъ людямъ подать поводъ заниматься изслѣдованіями русской исторіи и древностей". Этотъ отзывъ представленъ Академіи въ 1837 году. Въ немъ собрано много ин(тересныхъ данныхъ для древней русской исторіи.
   19) Fragmente einer russischen Chronologie. Отрывки изъ хронологическихъ таблицъ, составленныхъ Кругомъ, но недошедшихъ до васъ вполнѣ (Подробное обозрѣніе его хронологическихъ изслѣдованій по русской исторіи и судьбы ихъ сообщилъ г. Кунигъ. Смотри стран. ССХXXIV -- ССХXXVI).
   20) Ueber die Aerzle im früheren Russland. Въ "Краткой Россійской Исторіи" сказано, что до Іоанна IV въ Россіи не было врачей и аптекарей. Кругъ приводитъ длинный рядъ фактовъ, начиная со временъ Юрія Долгорукаго до присылки врачей Елисаветой англійской, которыми доказывается, что они были у насъ издавна.
   21) Berichte ueber einige die russische Geschichte betreffende Arbeiten. Подъ этимъ заглавіемъ напечатаны три отчета Круга, представленные Академіи. Первый Ueber die historischen zlrbeiten in Russland von 1815--1820" обозрѣніе историческихъ трудовъ въ Россіи съ 1815--1820 года) составленъ по порученію Академіи Наукъ. Австрійскій исторіографъ баронъ Гормайръ (Hormayr) желалъ знать, что сдѣлано въ Россіи съ 1815 года для русской исторіи вообще, ЧтА въ особенности для сохраненія и дальнѣйшихъ открытій памятниковъ древности и среднихъ вѣковъ; но всего болѣе, чтА сдѣлано для исторіи славянскихъ народовъ съ VI по IX вѣкъ. Это желаніе онъ выразилъ въ письмѣ къ статс-секретарю, графу Каподистрія, который передалъ его мы пиру народнаго просвѣщенія, князю Голицыну, а послѣдній предложилъ Академіи. Статья Круга представляeTJ любопытные матеріалы для библіографіи и исторіи изученія русской исторіи. Вторая. "Auszug aus.dein Bericht ueber los. von Hamnrer's Geschichte der goldenen Horde". Въ 1808 году, по предложенію Лерберга, объявлена тэмой на академическую премію исторія монгольскаго владычества въ Россіи. Въ 1826 году, по случаю празднованія столѣтняго юбилея, Академія возобновила эту задачу, и черезъ нѣсколько лѣтъ повторила ее, потому-что доставленное разсужденіе оказалось неудовлетворительнымъ. По этому поводу Гаммеръ написалъ свою Исторію золотой кипчакской орды", или "Монголы въ Россіи". Кругу поручено было разсмотрѣть тѣ части рукописи, которыя составлены по русскимъ лѣтописямъ и историкамъ, и представить объ нихъ свое заключеніе. Кругъ нашелъ, что Гаммеръ не совершенно удовлетворительно воспользовался русскими источниками и данными. Третья: Bericht uber М. Pogodin's Nestor". Это отзывъ о изслѣдованіяхъ г. Погодина о Несторѣ. Кругъ отзывается съ большими похвалами объ ученомъ трудѣ г. Погодина, и находитъ, что онъ вполнѣ достоинъ демидовской преміи.
   Вотъ все, напечатанное г. Кунигемъ изъ бумагъ Круга. Въ критической статьѣ, посвященной общему обозрѣнію книги, мы не могли останавливаться подробно надъ всѣмъ, что, есть замѣчательнаго въ изданныхъ теперь трудахъ Круга, или что невѣрно, сомнительно; прибавимъ къ этому, что было бы несправедливо строго судить эти труды, изданные не самимъ авторомъ и много лѣтъ спустя послѣ того, какъ они были написаны. Не смотря на то, изданные десять, пятнадцать лѣтъ тому назадъ, они имѣли бы интересъ новости. Множество объясненій, намековъ, ипотезъ, которыя теперь стали общимъ достояніемъ на уки и всѣмъ извѣстны, находимъ Круга, и часто въ статьяхъ, уже давно написанныхъ. Это показываете какъ глубоко онъ смотрѣлъ на предметъ. Чтобъ оцѣнить достоинство изданныхъ теперь изслѣдованіи не должно смотрѣть на нихъ съ точки зрѣнія теперешней науки русской исторіи. Теперь, конечно, эти изслѣдованія не представляютъ особенной важности. Исходная точка изслѣдованій Круга не вполнѣ вѣрна и напоминаетъ старую школу. Объясненія и ипотезы большею частію уже извѣстны или опровергнуты. Кругъ былъ послѣдній замѣчательный представитель староакадемической школы критическихъ писателей по русской исторіи. Его послѣдователи, въ томъ числѣ г. Погодинъ, который, по нашему мнѣнію, имѣетъ очень-много общаго съ историческимъ взглядомъ Круга, пошли далѣе. У г. Погодина, какъ мы замѣтили въ другомъ мѣстѣ, есть уже предчувствіе русской исторіи въ ея высшемъ значеніи, есть стремленіе къ живому, цѣльному пониманію русской исторіи, которое онъ, къ-сожалѣнію, часто преслѣдуетъ и порицаетъ въ другихъ. Въ Кругѣ было гораздо-болѣе терпимости, гораздо-менѣе предубѣжденій...
   Въ концѣ книги, въ особомъ прибавленіи, находимъ историко-этнографическія замѣчанія или, правильнѣе, опроверженія нѣкоторыхъ мѣстъ круговыхъ изслѣдованій. "Я уже прежде объяснилъ" говоритъ г. Кунигъ, авторъ замѣчаній: "почему намѣревался въ концѣ книги сдѣлать нѣкоторыя замѣчанія на круговъ анализъ народныхъ именъ (Варяговъ, Руссовъ, Дромитовъ и Фаргановъ). Считаю это тѣмъ болѣе нужнымъ, что ипотеза Круга о греческомъ происхожденіи названія Россъ и усвоеніи его Норманами и Славянами уже прежде проникла въ русскую, нѣмецкую и французскую литературы. Многія соображенія Круга въ-самомъ-дѣлѣ такъ соблазнительны, что теперь, когда читатель можетъ обозрѣвать ихъ вполнѣ, они легко могутъ увеличить запутанность, къ-сожалѣнію, еще до-сихъ-поръ господствующую въ-отношеніи къ этимъ названіямъ въ исторической этнографіи.
   "Кругъ очевидно слишкомъ-мало обратилъ вниманія на формы этихъ названій со стороны грамматической, т. е. съ точки зрѣнія исторіи языка. А историческая этнографія необходимо должна быть построена на этомъ основаніи, если хотимъ, чтобъ она привела наконецъ къ болѣе-прочнымъ результатамъ касательно историческихъ отношеній отдѣльныхъ племенъ между собою, а именно ихъ смѣшенія и взаимнаго вліянія другъ на друга. Чѣмъ болѣе историческая этнографія будетъ принимать за точку отправленія историческую грамматику, тѣмъ общѣе станетъ убѣжденіе, что можно открыть первоначальную форму многихъ этнографическихъ названій древности и среднихъ вѣковъ, во далеко не всегда -- смыслъ этихъ названій; что изо ста названій народовъ едва-ли можно съ помощью исторіи и грамматики объяснить какихъ-нибудь три или пять изъ нихъ; разительнымъ подтвержденіемъ этой мысли служатъ четыре народныя названія, изслѣдованныя Кругомъ; для нихъ источники представляютъ богатый филологическій и историко-этнографическій матеріалъ, и, не смотря на то, до-сихъ-поръ съ полной достовѣрностью можно объяснить значеніе только одного изъ этихъ названій, а именно Дромитовъ".
   Содержаніе замѣчаній и поправокъ г. Кунига, въ короткихъ словахъ заключается въ слѣдующемъ. Названіе Варяговъ произошло не въ Россіи отъ глагола варяю, а дается древне-сѣверными писателями исключительно Норманнамъ, служившимъ въ Греціи. О Фарганахъ упоминается въ греческихъ историкахъ вмѣстѣ съ турецкими Казарами и Мадьярами. Они принадлежали къ конницѣ, и, по всѣмъ вѣроятностямъ, были собственно -- Турки, которые тогда все болѣе и болѣе проникали впередъ изъ Верхней Азіи. Названіе они могли получить отъ Фарганы, главнаго города турецкаго ханства того же имени (въ теперешнемъ Коканскомъ ханствѣ). Слѣдовательно, Фирганы не имѣютъ ничего общаго съ Варингами и, слѣдовательно, никакого отношенія къ русской исторіи.-- Вопросъ: почему у нѣкоторыхъ Византійцевъ игоревы Руссы названы Дромитами, былъ предметомъ множества ипотезъ. Изъ напечатанныхъ греческихъ писателей, объ нихъ упоминаютъ только два: Симеонъ Логоѳетъ или Метафрастъ и неизвѣстный продолжатель Ѳеофана. Но первый изъ нихъ, до изслѣдованіямъ г. Кунига, представляетъ лишь второстепенный историческій источникъ для событій X вѣка, и оба заимствовали извѣстіе о Дромитахъ изъ древнѣйшаго источника. Δρομὶτης, грамматически и лексически не можетъ быть существительнымъ нарицательнымъ, происходящимъ отъ δρόμον, и быть эпитетомъ приморскаго народа. Δρομὶτης -- географическое названіе, какъ Τριπολίτης -- житель Триполиса, ϑουλῖται -- жители полуострова Туле. Δρομῖται -- были обитатели полуострова, который лежитъ на востокъ отъ устьевъ Днѣпра, и у нѣкоторыхъ греческихъ писателей называется Римляне и Греки не только считали этотъ dromos частыя Тавроскиѳіи, но такъ и называли его; по-крайней-мѣрѣ, они думали, что эта береговая страна, или страна, подобная острову, заселена Таврами, Тавроскиѳами и Дромитами. Названіе Тавровъ и Тавроскиѳовъ изъ чисто-національнаго въ-послѣдствіи обратилось въ общее географическое, какъ и названіе Скиѳовъ. Тавры были извѣстны своими морскими разбоями и страшной жестокостью. Руссы, отличавшіеся тѣми же свойствами, были сначала названы Тавроскиѳами по сходству съ ними, а потомъ стали ихъ считать дѣйствительными Тавроскиѳами. Но Тавроскиѳы и Дромиты были однозначительное названіе; потому послѣднее и придано Руссамъ. Наконецъ -- Ρῶς, не греческое слово, и не склоняется, слѣдовательно, не есть ни существительное, ни прилагательное; Греки впервые услыхали это названіе въ 838 году отъ пословъ шведскаго племени. Что значитъ это названіе -- вопросъ второстепенный, если разъ доказано, что оно искони народное, а не принятое въ-послѣдствіи отъ другаго народа.
   Изданіе, вообще говоря, исправно. Однако, тамъ-и-сямъ попадаются опечатки, даже ошибки; такъ на стр. 185 вмѣсто Rurik читаемъ Nestor. Нельзя также не пожалѣть, что не сдѣлано къ книгѣ подробнаго алфавитнаго указателя предметовъ и словъ. Манера Круга наполнять каждую статью эпизодами, отступленіями; побочными и мимоходными замѣтками, дѣлаетъ такой указатель къ его сочиненіямъ совершенно-необходимымъ для всѣхъ занимающихся русской исторіей.

К. КАВЕЛИНЪ.

"Отечественныя Записки", No 11, 1848

   
d>
Ко всем произведениям автора К списку авторов