Байрон Джордж Гордон - Сарданапал

СОЧИНЕНІЯ

ЛОРДА БАЙРОНА

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПОЭТОВЪ

ИЗДАННЫХЪ ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ

Ник. Bac. Гербеля

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Въ типографіи В. Головина, у Владимірской церкви, д. No 15.
1864

http://az.lib.ru

САРДАНАПАЛЪ.
ТРАГЕДІЯ.1

Славному Гёте.

Чужестранецъ осмѣіивается ноднести дань литературнаго вассала своему ленному государю, первому изъ современныхъ писателей, создавшему литературу своей страный прославившему европейскую. Недостойное произведеніе, которое авторъ рѣшается посвятить ему, называется"Сарданапалъ".2

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Сарданапалъ, царь ассирійскій.

Арбакъ, миданинъ, покусившійся на тронъ.

Белезисъ, халдейскій жрецъ и прорицатель.

Салмиенъ, братъ жены Сарданапала.

Альтада.

Панія. Зама.

Сферо.

Балеа.

Вѣстникъ.

Зарина, царица.

Мирра, гречанка-плѣнница, наперсница Сарданапала.

Женщины, составляющія гаремъ Сарданапала; стража; дворцовые служители, мидяне -- съ словами и безъ словъ.

(Мѣсто дѣйствія -- палата въ царскомъ ниневійскомъ дворцѣ.)

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Дворцовая палата.

Салименъ (одинъ).

Онъ врагъ женѣ -- но онъ ей господинъ;

Онъ врагъ моей сестрѣ -- но онъ мнѣ братъ;

Народу врагъ -- но онъ его властитель,

Мой долгъ къ нему: быть подданнымъ и другомъ,

И я не допущу, чтобъ онъ погибъ,

Чтобъ кровь Семирамиды и Немврода

Изсякнула, чтобъ столь многостолѣтней

Имперіи окончилась скрижаль

Пастушечею сказкой. Пробудить

Его пора. Въ его груди растлѣнной

Есть мужество, котораго развратъ

Не истребилъ; есть сокровенный пылъ

Подавленный, но не совсѣмъ погасшій,

Глубоко погруженный, но отнюдь

Въ пучинѣ сладострастья не заглохшій.

Родись онъ пастухомъ -- онъ багряницы

Достичь бы могъ; родившись въ ней, онъ дѣтямъ

Съ наслѣдство завѣщаетъ лишь одно

Униженное имя. Но не все

Потеряно; онъ искупить способенъ

И праздность, и позоръ свой, ставши тѣмъ,

Чѣмъ долженъ быть, такъ точно, какъ онъ сталъ,

Чѣмъ быть не долженъ бы. Иль управлять

Народами, вождемъ быть надъ войсками

Безславнѣе, чѣмъ жизнь влачить въ гаремѣ?

Изобрѣтать забавы, пресыщаться

Съ утратой силъ -- есть тотъ же тяжкій трудъ,

Лишь недающій славы, какъ война,

Здоровья, какъ охота. Пробудить

Его пора.

(За сценою слышны звуки нѣжной музыки.)

Увы! одинъ лишь громъ

Способенъ пробудить его. Чу! -- лира

И тамбуринъ, и лютня; страстный звонъ...

Томящихъ струнъ и голоса гаремныхъ

Погибшихъ женъ -- и тварей, что ничтожнѣй

И самихъ женъ -- собою оглашаютъ

Его полдневный пиръ, межь тѣмъ какъ онъ,

Великій изъ великихъ, возлежитъ

Въ вѣнкѣ изъ розъ, откинувъ діадему

Какъ-бы затѣмъ, чтобъ дерзкая рука

Ее смѣлѣй схватить могла. Они

Идутъ сюда; предтеча -- ароматъ

Несется отъ одеждъ благоуханныхъ;

Пожаръ камней горитъ надъ вереницей

Блестящихъ дѣвъ -- вдоль этихъ галерей --

И между нихъ, -- ни видомъ, ни нарядомъ

Отъ нихъ не отличаясь, -- жалкій внукъ

Семирамиды, женщины-героя.

Вотъ онъ! я подожду, пойду на встрѣчу:

Я выскажу ему, что говорятъ

О немъ всѣ тѣ, кто любитъ добродѣтель.

Вотъ онъ -- въ челѣ рабовъ своихъ идущій,

Властитель -- подданный своихъ рабовъ!

СЦЕНА II.

Входитъ Сарданапалъ, одѣтый по-женски, съ красиво-небрежными складками на платьѣ, увѣнчанный цвѣтами, окруженный вереницею женщинъ и молодыхъ рабовъ.

Сарданапалъ (къ одному изъ окружающихъ).

Такъ слушай же: евфратскій павильонъ

Цвѣтами разубрать и освѣтить,

И ложами уставить, какъ прилично

Для пиршества; мы въ полуночный часъ

Трапезовать тамъ будемъ, чтобы роскошь

Была во всемъ; да прикажи, чтобъ намъ

Готовили галеру. Надъ рѣчною

Поверхностью ужь дышетъ вѣтерокъ

Свѣжительный: мы скоро отплывемъ.

Прекрасныя богини! съ кѣмъ такъ сладко

Сарданапалъ проводитъ дни, такъ -- мы

Увидимся опять въ тотъ тихій часъ,

Когда мы соберемся, будто звѣзды,

Горящія надъ нами и когда

Изъ васъ самихъ сіяющее небо

Такое же составится: дотолѣ

Вы надъ своимъ досугомъ госпожи.

А ты за кѣмъ пойдешь, моя гречанка,

За ними, иль за мной?

Мирра.

Мой повелитель...

Сарданапалъ.

Мой повелитель? жизнь моя, зачѣмъ

Ты говоришь такъ холодно? Но въ этомъ

Проклятіе царей, что имъ даютъ

Подобные отвѣты... Управляй

Сама своимъ досугомъ; мой -- сполна

Принадлежитъ тебѣ; скажи жь -- съ гостями

Уходишь ты, иль времени теченье

Заворожишь на-время для меня?

Мирра.

Царь, прикажи; твой выборъ -- мой законъ.

Сарданапалъ.

Прошу тебя, не говори такъ. Счастье

Мое лишь въ томъ, чтобъ угождать тебѣ.

Я высказать своей не смѣю воли,

Боясь твою не угадать ты слишкомъ

Скора на то, чтобъ жертвовать другими

На счетъ своихъ желаній.

Мирра.

Я остаться

Хотѣла бы; хранить твое блаженство --

Мое блаженство; но...

Сарданапалъ.

Какое но? межь нами

Преградой остается тутъ одинъ

Твой сладкій произволъ, какъ и всегда.

Мирра.

Я думаю -- обычный часъ совѣта

Ужь наступилъ; я лучше удалюсь.

Салименъ (подходя ближе).

Рабыня правду говоритъ: ей лучше

Уйти отсель.

Сарданапалъ.

Кто говоритъ? А, братъ!

Да какъ же это ты, братъ?

Салименъ.

Братъ царицы,

А твой, властитель, поданный -- не больше.

Сарданапалъ (относясь къ свитѣ).

Такъ я сказалъ, что всѣхъ предоставляю

Самимъ себѣ; но въ полночь просимъ васъ

Собраться снова.

(Свита удаляется; Мирра тоже обнаруживаетъ желаніе уйти.)

Мирра! мнѣ казалось,

Что ты остаться хочешь.

Мирра.

Государь,

Ты не сказалъ мнѣ этого.

Сарданапалъ.

Но ты

Глядѣла такъ. Я разумѣю каждый

Взглядъ іонійскихъ этихъ глазъ: они

Какъ-будто говорили, что меня

Ты не покинешь.

Мирра.

Государь! твой братъ...

Салименъ.

Его супруги братъ! Пойми жь, гречанка,

Что братъ его супруги. Какъ меня

Ты смѣешь называть и не краснѣть?

Сарданапалъ.

Какъ не краснѣть? -- да у тебя ни глазъ,

Ни сердца нѣтъ! зажечь ея ланиты

И пурпуромъ и розовою кровью,

Какъ снѣгъ вершинъ кавказскихъ въ часъ заката,

И укорять ее жь потомъ, что ты

Такъ слѣпъ и такъ безчувственъ. Слёзы, Мирра!

Салименъ.

Пускай текутъ; она причиной служитъ

Слезъ болѣе горчайшихъ, чѣмъ ея.

Сарданапалъ.

Будь проклятъ тотъ, кто этихъ слезъ причиной.

Салименъ.

Не проклинай себя, какъ проклинаютъ

Тебя ужь милліоны.

Сарданапалъ.

Ты забылся;

Не заставляй опомниться -- меня,

Что я монархъ.

Салименъ.

О, еслибы ты могъ!

Мирра.

Властитель мой, и ты, князь, умоляю,

Позвольте мнѣ уйти.

Сарданапалъ.

Когда иначе

Не можетъ быть, когда онъ грудь твою

Столь нѣжную такъ оскорбилъ -- или;.

Но не забудь, что скоро часъ свиданья.

Я потерять готовъ скорѣе царство,

Чѣмъ случай быть въ присутствіи твоемъ.

(Мирра уходитъ.)

Салименъ.

Ты оба вдругъ ихъ можешь потерять,

И оба навсегда, быть можетъ.

Сарданапалъ.

Братъ!

Будь справедливъ: скажи, что я умѣю

Владѣть собой. Языкъ твой слишкомъ смѣлъ.

Но, наконецъ, я слабъ и есть предѣлы...

Салименъ.

Едва-ли есть; ты слабъ, ты слишкомъ слабъ...

Но пробудись -- пора. О, еслибъ силой

Ты закипѣлъ, хоть съ тѣмъ, чтобъ показать

Ее на мнѣ самомъ!

Сарданапалъ.

Клянусь Вааломъ --

Онъ мнѣ въ укоръ вмѣняетъ -- отчего

Я не тиранъ!

Салименъ.

Нѣтъ -- ты тиранъ. Не думай,

Что только тотъ, -кто вьетъ бичи, льетъ цѣпи,

И есть тиранъ. Нѣтъ, деспотизмъ порока --

Распущенность, нечестіе разврата,

Безчестность, лѣнь, потворство создаютъ

Намъ тысячи тирановъ -- и такихъ,

Что худшія дѣянья властелиновъ,

Прославленныхъ кровавыми -- ничто

Предъ чорными дѣлами ихъ; примѣры

Твоихъ вседневныхъ оргій точно такъ же

И угнетать способны, какъ развратъ

Распространять: въ одно и то же время

Подкапывать твой величавый тронъ

И колебать столбы его; да такъ --

Нахлынь враги, или мятежъ домашній

Зажгись внутри -- и то, и это гибель:

Одни внушатъ твоимъ народамъ страхъ,

Другой прельститъ ихъ знаменемъ кровавымъ.

Сарданапалъ.

Кто жь произвелъ тебя въ мои пророки?

Салименъ.

Забвенье слезъ моей сестры-царицы,

Любовь къ ея младенцамъ, голосъ чувствъ,

Усердіе къ царю -- а онъ такъ скоро

Имѣть въ немъ будетъ нужду -- родословье

Великаго Немврода, и еще

Есть вещь одна, которой ты не знаешь.

Сарданапалъ.

Какая вещь?

Салименъ.

Но кто для тебя

Невѣдомое слово.

Сарданапалъ.

Я, однако,

Узнать его хотѣлъ бы.

Салименъ.

Добродѣтель.

Сарданапалъ.

Не знать такого слова! Но оно

Мнѣ болѣе, чѣмъ уличные крики,

Иль ржавая труба, терзало слухъ.

Твоя сестра другихъ и словъ не знаетъ.

Салименъ.

Чтобъ замѣнить сухой предметъ, ты можешь

И о порокѣ слышать.

Сарданапалъ.

Отъ кого?

Салименъ.

Отъ всѣхъ вѣтровъ, когда уже ты глухъ

Къ тому, о чемъ трубитъ народный голосъ.

Сарданапалъ.

Я мягкосердъ -- ты знаешь, терпѣливъ --

Ты испыталъ: скажи, чего ты хочешь?

Салименъ.

Чтобъ ты былъ безопасенъ.

Сарданапалъ.

Дальше!

Салименъ.

Дальше --

Такъ я скажу, что всѣ народы, да --

Ты получилъ ихъ отъ отца такъ много --

Кричатъ противъ тебя.

Сарданапалъ.

Противъ меня?

Чего жь рабы хотятъ?

Салименъ.

Царя.

Сарданапалъ.

А я?

Да я-то что жь?

Салименъ.

На ихъ глаза -- ничто;

Но на мои -- ты человѣкъ, который

Еще бы могъ быть чѣмъ-нибудь.

Сарданапалъ.

Шуты!

Бездѣльники! чего еще имъ надо?

Я далъ имъ миръ, я далъ имъ изобилье.

Салименъ

О! одного такъ много, какъ бы слава

Давать не позволяла; но другаго

Я столько псамъ имѣть бы и " желалъ.

Сарданапалъ.

Такъ обвиняй грабителей-сатраповъ

За это зло.

Саламенъ.

Нѣтъ, я виню монарха,

Который стѣнъ дворцовыхъ никогда

Почти не покидаетъ, развѣ съ тѣмъ,

Чтобъ перейти въ нагорныя палаты,

Пока жары каленые спадутъ.

О ты, Ваалъ! кто создалъ это царство

И сдѣлался въ немъ богомъ, иль какъ богъ

Лишь просіялъ многостолѣтней славой,

Ужель онъ твой потомокъ? Но, клянусь,

Онъ никогда не управлялъ, какъ царь,

Народами, которыхъ, какъ герой,

Ты покорилъ трудомъ, терпѣньемъ, кровью...

И для чего? чтобъ алчность временщицы,

Иль оргію налогомъ обезпечить!

Сарданапалъ.

Сказать простѣй: ты хочешь, чтобъ я былъ

Завоевателемъ. Вы, звѣзды неба,

Столь чтимыя халдеями! рабы

И точно заслужили, чтобъ найти

Проклятіе въ ихъ собственныхъ желаньяхъ,

О, слишкомъ заслужили, чтобы къ славѣ

Я указалъ имъ путь!

Салименъ.

Зачѣмъ же нѣтъ?

Семирамида -- женщина, не больше,

Къ гангесовымъ зыбучимъ берегамъ

Водили ассиріянъ.

Сарданапалъ.

Это правда.

Но какъ она вернулась?

Салименъ.

Какъ герой:

Со славою, хотя и безъ побѣды;

На Бактрію устроивъ отступленье,

Она спаслась едва лишь съ двадцатью

Солдатами.

Сарданапалъ.

А сколько за собою

Злымъ коршунамъ оставила въ добычу?

Салименъ.

Объ этомъ лѣтописцы умолчали.

Сарданапалъ.

Такъ я за нихъ скажу тебѣ, что лучше

Ей во дворцѣ наткать бы двадцать платьевъ,

Чѣмъ съ двадцатью солдатами летѣть

Отъ Индіи до Бактріи, мирьяды

Другихъ солдатъ покинувъ за собой

На жертву псамъ и кровожаднымъ птицамъ

И больше ихъ свирѣпымъ -- людямъ. Это ль

Ты славой называешь? Такъ оставь

Меня въ моемъ безславьи навсегда.

Салименъ.

Не всѣмъ война грозитъ такимъ удѣломъ;

И славная праматерь ста царей,

Бывъ въ Индіи разбита, тѣмъ не меньше

Пріобрѣла Мидію, Бактріану

И Персію, которыми владѣть

И ты бы могъ, какъ нѣкогда она.

Сарданапалъ.

Я ими и владѣю, а она

Ихъ только покоряла.

Салименъ.

Власть надъ ними

Въ ея мечѣ, не въ скипетрѣ твоемъ.

Сарданапалъ.

Былъ, говорятъ, какой-то Бахусъ -- правда ль?

О немъ слыхалъ я отъ моихъ гречанокъ.

По ихъ словамъ, онъ богъ былъ; богъ, конечно,

Лишь греческій, кумиръ совсѣмъ безвѣстный

Халдейскому служенью; между тѣмъ

Онъ покорилъ златое царство Инда,

Отколь спаслась Семирамида бѣгствомъ.

Салименъ.

Такой герой извѣстенъ; и ты видишь,

Что онъ прослылъ за бога.

Сарданапалъ.

И я самъ

Хочу почтить божественность его

Сверхчеловѣчески. Гей! виночерпій!

Салименъ.

Зачѣмъ царю слуга такой?

Сарданапалъ.

Затѣмъ,

Что новый богъ и древній побѣдитель

Ждетъ почести. Вина -- я говорю!

(Виночерпію, который входитъ.)

Подай мнѣ золотой въ алмазахъ кубокъ,

Тотъ, что зовутъ Немвродовою чашей.

Налей полнѣй, неси скорѣй!

(Виочерпій уходитъ.)

Салименъ.

Уже ли

Ты вновь готовъ на подвигъ возліяній,

И даже сномъ незаспанныхъ еще?

(Виночерпій возвращается съ виномъ.)

Сарданапалъ (со чашею въ рукахъ).

Мой благородный сродникъ, если греки,

Какъ варвары непросвѣщенныхъ странъ,

Не хвастаютъ, такъ этотъ Бахусъ ихъ

Завоевалъ всю Индію -- не такъ ли?

Салименъ.

Завоевалъ, за что и прослылъ богомъ.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, не за то, нѣтъ; о его побѣдахъ

Намъ говорятъ лишь нѣсколько колоннъ --

Его колоннъ, которыя моими

И я бъ назвать легко могъ, еслибъ ихъ

Лишь почиталъ достойными покупки,

Особенно провоза; не за то,

Что кровь онъ лилъ морями, что такъ много

Пронзилъ сердецъ, разграбилъ государствъ.

Безсмертіе его вотъ въ этой чашѣ,

Оно въ лозѣ безсмертной, изъ которой

Онъ первый выжалъ душу и далъ людямъ

На радость душъ, -- какъ искупленье всѣхъ

Его побѣдъ и золъ, рожденныхъ ими.

Не будь лишь этой чаши -- алтаремъ

Не быть его могилѣ, смертнымъ звукомъ

Не перестать быть имени его.

Быть славною могла Семирамида,

Но божествомъ чудовище прослыть

Все жь не могло, какъ ни было чудесно.

Вотъ черезъ что онъ богомъ сталъ.

(Подаемъ ему чашу.)

Отвѣдай --

И будешь человѣкомъ. Добрый, вѣрный,

Сварливый братъ -- въ честь греческаго бога!

Салименъ.

Я не возьму всѣхъ царствъ твоихъ, чтобъ такъ

Надъ вѣрою отчизны издѣваться.

Сарданапалъ.

Безъ громкихъ словъ. Ты видишь въ немъ героя

За то, что кровь онъ проливаль, какъ воду.

Но плодъ простой онъ сдѣлалъ чародѣйствомъ,

Что обновляетъ старость, веселитъ

Печалью удрученныхъ, вдохновеньемъ

На юношей нисходитъ, забывать

Труды даетъ усталымъ, боязливымъ --

Опасности, міръ открываетъ новый,

Когда постылъ становится намъ этотъ.

И ты не признаешь въ немъ бога! Что жь?

Я для тебя пить за него готовъ

Лишь какъ за человѣка, что безмѣрно

Въ добрѣ и злѣ всѣхъ смертныхъ превзошелъ.

(Пьетъ.)

Салименъ.

Уже ль сейчасъ ты оргію откроешь?

Сарданапалъ.

И еслибъ такъ, то все гораздо лучше,

Чѣмъ покупать цѣною слезъ трофеи.

Но цѣль моя другая: ты не хочешь

Мнѣ отвѣчать, такъ дѣлай что ты хочешь.

Уйди, дитя!

(Виночерпій уходитъ.)

Салименъ.

Я положить хотѣлъ бы

Конецъ твоей дремотѣ: вѣдь опаснѣй

Быть мятежемъ пробуждену, чѣмъ мной.

Сарданапалъ.

Какой мятежъ? изъ-за чего? гдѣ поводъ?

Я не укралъ, корону, я законный,

Наслѣдный царь изъ племени царей,

Непомнящихъ начала родословной.

Что сдѣлалъ я тебѣ, иль этой черни,

Чтобъ ты ворчалъ, она грозила бунтомъ?

Салименъ.

Что сдѣлалъ мнѣ, о томъ не говорю я.

Сарданапалъ.

Но все равно, ты думаешь, что я

Царицу оскорбилъ -- не такъ ли?

Салименъ.

Я думаю. Она оскорблена!

Сарданапалъ.

Терпѣнье, князь, и выслушай меня.

Ей все дано, что должно ей по сану:

Вниманье, блескъ, значенье, власть, почотъ;

Ей ввѣрены наслѣдники престола.

Но я на ней женился, какъ монархи

Всѣ женятся -- изъ видовъ государства,

И я ее любилъ, какъ всѣ мужья

Женъ любятъ вообще. Когда жь она,

Иль ты воображалъ, что я могу

Быть преданъ ей въ той мѣрѣ, какъ халдейскій

Пастухъ своей подругѣ -- это значитъ,

Что вы не понимали ни царей,

Ни сердца человѣка, ни меня.

Салименъ.

Оставимъ разговоръ такой. До жалобъ

Себя я не унижу, и любви

Моя сестра вымаливать не станетъ

Ниже -- у ассирійскаго царя!

Она сама отвергнула бы страсть,

Которую съ рабынями гарема,

Съ гречанками должна бъ была дѣлить.

Она молчитъ.

Сарданапалъ.

Зачѣмъ же не молчитъ

И братъ ея?

Салименъ.

Я повторяю голосъ

Твоихъ лишь царствъ: тому, кто такъ легко

Глядитъ на нихъ, не трудно потерять ихъ.

Сарданапалъ.

Рабы неблагодарные! рабы

Неблагородные! роптать за то,

Что я не лилъ ихъ крови, не водилъ

Ихъ умирать мирьядами въ пустыни

Отъ голода и жажды, что Гангеса

Не запрудилъ громадой ихъ костей,

Что не писалъ имъ кровію законовъ,

Не воздвигалъ ни гордыхъ пирамидъ,

Ни башенъ вавилонскихъ ихъ руками!

Салименъ.

А между тѣмъ, то были бы трофеи

Все жь болѣе достойные царя,

Равно какъ и народа, чѣмъ пиры,

Наложницы съ ихъ музыкой и пѣньемъ,

Съ презрѣньемъ къ добродѣтели и жаждой

Народныя богатства расточать.

Сарданапалъ.

Что до моихъ трофеевъ, ты забылъ,

Что я воздвигнулъ Тарсъ и Анхіалъ --

Два города въ единый день; межь тѣмъ

Твоя Семирамида, вѣдьма злая,

Старуха кровожадная, солдатъ,

Праматерь непорочная моя,

Лишь разорять умѣла!

Салименъ.

Это правда:

Ты эти города соорудилъ,

Хоть изъ одной лишь прихоти, и ты

Ихъ обезсмертилъ надписью, въ которой

Твой стыдъ пройдетъ сквозь длинный рядъ вѣковъ.

Сарданапалъ.

Мой стыдъ! клянусь Вааломъ, города,

При всей своей чудесности, не стоятъ

Той надписи. Что хочешь говори

Ты обо мнѣ, моемъ правленьи, жизни,

Но" истины не порицай; въ немногихъ

Строкахъ короткой лѣтописи этой

Содержится исторія всѣхъ дѣлъ

И жизни человѣка. Слушай: "царь

Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса,

Воздвигнулъ въ сутки Тарсъ и Анхіалъ.

Ѣшь, пей, люби; все остальное въ мірѣ

Не стоитъ и щелчка." 3

Салименъ.

Урокъ достойный,

Чтобъ подданнымъ его внушалъ самъ царь!

Сарданапалъ.

А ты хотѣлъ, чтобъ я писалъ уставы --

Какъ, напримѣръ: "народъ! служи царю;

Плати въ его казну; вступай въ ряды

Его фалангъ; ни крови не щади,

Ни жизни для него; лежи во прахѣ

И трепещи; вставай лишь на работу".

Иль такъ: "Сарданапалъ на этомъ мѣстѣ

Сто тысячъ непріятелей убилъ.

Вотъ ихъ гроба и вотъ его трофеи".

Я это побѣдителямъ оставилъ;

А для меня довольно, если я

Для подданныхъ хоть каплею единой

Грузъ нищеты природной облечгу,

Дамъ въ гробъ сойти безъ стоновъ и проклятій.

Я ни въ одной не отказалъ имъ льготѣ,

Доступной мнѣ. Мы люди, всѣ мы люди.

Салименъ.

Отцы твои считались за боговъ.

Сарданапалъ.

Въ землѣ и послѣ смерти, гдѣ они

Ни боги и ни люди. Говори

Еще ты о богахъ мнѣ! Черви -- боги.

Они живутъ по крайней мѣрѣ мясомъ

Твоихъ боговъ, съѣдая ихъ до тла.

Тѣ боги были люди. Погляди

На ихъ потомка: онъ сто тысячъ разъ

Свою извѣдалъ смертность и ни разу

Божественность, -- когда не брать въ разсчетъ

Преступнаго, по твоему, влеченья:

Любить, быть милосердымъ, извинять

Дурачества людскія -- и затѣмъ

Быть и къ своимъ отчасти благосклоннымъ.

Салименъ.

Увы! скрѣпленъ, подписанъ приговоръ

Великой Ниневіи. Горе, горе

Соперницъ неимѣющей столицѣ!

Сардананалъ.

Чего ты испугался?

Салименъ.

За тобой

Слѣдятъ враги; чрезъ нѣсколько часовъ

Промчаться можетъ буря, чтобъ сразить

Тебя, меня и близкихъ намъ обоимъ.

День завтрашній ужь можетъ не видать

Ваалова потомства.

Сарданапалъ.

Кто же намъ

Грозитъ такой бѣдою?

Салименъ.

Царь! измѣна,

Которой ты опутанъ, какъ сѣтями.

Но мы ихъ избѣжимъ: уполномочь

Меня своимъ лишь перстнемъ -- эти козни

Разоблачить -- и головы виновныхъ

Зачинщиковъ падутъ къ твоимъ ногамъ.

Сарданапалъ.

Какъ головы? И много?

Салименъ.

Неужели

Ихъ численность смутитъ меня, когда

Твоя въ опасности? Но, царь, пора:

Дай перстень мнѣ -- и предоставь все дѣло.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, жизней человѣческихъ не властенъ

Предоставлять я никому. Когда

Мы у другихъ беремъ ихъ, мы не знаемъ

Ни что беремъ, ни даже -- что даемъ.

Салименъ.

Уже ль пресѣчь ты не захочешь жизней,

Тебѣ грозящихъ смертью?

Сарданапалъ.

Это трудный

Опять вопросъ. Но я отвѣчу: да.

Нельзя ль безъ этого? И кто такіе,

Кого ты заподозрилъ? Иль нельзя ль

Подъ стражу посадить ихъ?

Салименъ.

Я бъ желалъ

До времени быть скромнымъ, а не то,

Болтливый людъ наперсницъ въ тотъ же мигъ

Твою узнаетъ тайну, черезъ часъ

Она пойдетъ по улицамъ столичнымъ

Гулять безъ покрывала -- и тогда

Погибло все. Довѣрься лучше мнѣ.

Сарданапалъ.

Ты зналъ, что я не поступлю иначе.

Вотъ перстень мой.

(Передаетъ перстень.)

Салименъ.

Но я хочу еще

Тебя просить.

Сарданапалъ.

О чемъ?

Салименъ.

Твой пиръ ночной

Въ евфратскомъ павильонѣ отложить.

Сарданапалъ.

Пиръ отложить! Ни ради всѣхъ воришекъ,

Когда-либо короны воровавшихъ!

Дай время имъ, всѣ средства предоставь:

Ни въ чемъ для нихъ себѣ не откажу я;

Съ скамьи не встану раньше; ни одной

Не воздержуся чашей; ни листка

Въ моемъ вѣнкѣ цвѣточномъ не убавлю;

На мигъ не сокращу веселья. Я

Ихъ не боюсь.

Салименъ.

Такъ ты по-крайней-мѣрѣ

Вооружись.

Сарданапалъ!

Быть можетъ. У меня

Есть доброе вооруженье: мечъ

Высокаго закала, лукъ, копье --

Хоть самому Немвроду только въ пору;

Немного тяжелы, но мнѣ въ подъемъ.

Однако я не помню ужь, когда

Употреблялъ ихъ -- даже на охотѣ.

Ты видѣлъ, братъ, ихъ прежде?

Салименъ.

Время ль

Теперь шутить такъ странно? Но въ нуждѣ

Захочешь ли ты ихъ хоть приподнять?

Сарданапалъ.

Я захочу ль? О! если это нужно,

Коль не легко смирить рабовъ безумныхъ

Безъ тяжкихъ средствъ, я подниму мой мечъ,

Й я его не опущу дотолѣ,

Пока они не взмолятся, чтобъ онъ

Былъ обращенъ въ веретено.

Салименъ.

Какимъ,

По ихъ словамъ, твой скипетръ сталъ давно.

Сарданапалъ.

И это ложь! Но пусть ихъ говорятъ.

У древнихъ грековъ, про которыхъ намъ

Поютъ рабыни наши, былъ герой

Великій -- Геркулесъ; о немъ молва

Такая же носилась потому,

Что онъ любилъ лидійскую царицу:

Ты видишь, чернь у всѣхъ народовъ та же:

Всегда чернить властителей готова.

Салименъ.

Твоихъ отцовъ, однако, не чернила

Она такъ грубо.

Сарданапалъ.

Нѣтъ; она не смѣла.

Она была работой занята,

Или войной, и ежели скидала

Когда свои оковы, то затѣмъ,

Чтобы надѣть лишь латы; а теперь

Ей дали миръ, свободу, позволенье^

Кричать и пить: я не сержусь на это.

Я не продамъ улыбку милой дѣвы

За весь народный гулъ, какой лишь могъ

Когда-нибудь ничтожеству дать имя.

Что значитъ ревъ безсмысленнаго стала

До наглости раскормленныхъ скотовъ,

Чтобъ дорожить ихъ шумною хвалою,

Иль криковъ ихъ противныхъ трепетать?

Салименъ.

Но ты сказалъ, что это тоже люди;

Такъ не забудь -- у нихъ есть и сердца.

Сарданапалъ.

У псовъ моихъ есть также, даже лучше,

Какъ и честнѣй. Но продолжай! ты взялъ

Мою печать -- и какъ они бунтуютъ,

То усмири-, не будь жестокъ, однако,

Не позабудь границъ. Я не терплю

Ни самъ страдать, ни заставлять другихъ.

Довольно съ насъ и безъ того скорбей,

Чтобы рабы, какъ и монархи, дружно

Не возвышать старались тяжкій грузъ

Намъ нищеты врожденной, а скорѣе

Взаимнымъ вспоможеньемъ облегчать

Висящія надъ жизнію проклятья.

Но этого они или не знаютъ,

Иль не желаютъ знать. Клянусь Вааломъ!

Я сдѣлалъ все, что только могъ для нихъ:

Не велъ войны, не возвышалъ налоговъ,

Не проникалъ въ дома ихъ; дозволялъ

Жить всякому, какъ онъ умѣлъ, какъ могъ,

Какъ жилъ и самъ.

Салименъ.

Они же говорятъ,

Что ты забылъ права свои, что быть

Поэтому монархомъ -- ты не созданъ.

Сарданапалъ.

Но лгутъ они. Къ несчастью, я ничѣмъ

Другимъ не созданъ быть; не то бъ послѣдній

Могъ мидянинъ и въ правду быть царемъ.

Саламенъ.

Есть мидянинъ одинъ, по-крайней-мѣрѣ,

Который домогается имъ быть.

Сарданапалъ.

Что разумѣть подъ этимъ? Но ты хочешь,

Чтобъ это оставалось тайной, я

Не такъ и любопытенъ. Дѣлай все,

Что ты найдешь лишь нужнымъ; я заранѣ

Скрѣпляю все, когда уже такъ нужно.

Нѣтъ, человѣка не было еще,

Который бы такъ счастія и міра

"Желалъ рабамъ подвластнымъ. Но когда

Они вооружатъ меня, клянусь,

Что лучше бъ имъ свирѣпаго Немврода,

"Могучаго ловца" воззвать изъ праха!

Я обращу въ пустыни эти царства,

Звѣрей травить начну въ нихъ, что людьми

Быть сами не хотѣли. Коль за то,

Чѣмъ я имъ былъ, они меня злословятъ,

Я буду тѣмъ, что превзойдетъ ихъ жажду

Изобрѣтать причины для злословья!

И пусть они благодарятъ себя.

Салименъ.

Такъ, наконецъ, почувствовалъ и ты.

Сарданапалъ.

Почувствовалъ! да кто жь неблагодарность

Не чувствуетъ?

Салименъ.

Я, вмѣсто словъ, на это

Дѣлами отвѣчать спѣшу. Храни

Лишь этотъ духъ, который спитъ порою,

Но никогда не умиралъ въ тебѣ --

И ты еще и царствованьемъ можешь

Прославиться и въ этомъ царствѣ вновь

Могучимъ быть. Прощай.

Сарданапалъ (одинъ).

Прощай.

Вотъ онъ ушелъ и перстень мой на пальцѣ

Унесъ съ собой: теперь онъ тотъ же царь.

А онъ такъ строгъ, такъ строгъ, какъ я безпеченъ...

Но и рабы, однако, заслужили

Почуять господина надъ собой.

И въ чемъ, опасность -- я не знаю. Онъ

Ее открылъ -- пускай онъ и розыщетъ.

Мнѣ ль тратить жизнь -- столь маленькую жизнь --

Слѣдя за тѣмъ, что ей грозитъ быть меньше?

Да стоитъ ли? И жить подъ страхомъ смерти,

Боясь крамолъ, подозрѣвая всюду --

Вблизи, вдали: однихъ за то, что близко,

Другихъ за то, что далеко отъ насъ,

Не значитъ ли до срока умирать?

Потомъ и то... допустимъ, что сметутъ

Меня съ лица земли и царства, пусть...

Да что земля, иль царство на землѣ?

Я жилъ, любилъ, я умножалъ свой образъ;

Простая персть должна не меньше просто

И умереть? То правда, я не лилъ

Морями кровь, какъ лить бы могъ, покуда

Тождественнымъ мое не сдѣлалъ имя

Я именамъ: опала, смерть, трофей.

Но въ этомъ я не каюсь и теперь.

Мнѣ жизнь -- любовь; и если я до крови

Дойду когда, то не изъ жажды крови.

Ея досель не пролито ни капли

Изъ ассирійской жилы для меня.

Изъ тяжкихъ грудъ сокровищъ Ниневіи

Ни обола не брошено на то,

Что стоило бъ ея сынамъ хоть слезки.

Я мягкосердъ -- меня лишь ненавидятъ -,

Я милосердъ -- мнѣ угрожаютъ бунтомъ.

О люди! нѣтъ, не съ скипетромъ, съ косою

Должно стоять надъ вами, чтобъ косить

Васъ какъ траву, иль пожинать придется

Постылый плодъ, гнилую жатву смутъ,

Зловредную для почвы благородной,

Грозящую пустыней плодородью.

Что говорить! Гей! кто нибудь! Гей!

(Входитъ служитель.)

Рабъ,

Скажи гречанкѣ Миррѣ, что мы просимъ

Ее сюда.

Служитель.

Властитель, вотъ она.

(Входитъ Мирра.)

Сарданапалъ ( служителю).

Такъ прочь отсель!

(Миррѣ.)

Прекрасное созданье!

Ты узнаешь во мнѣ желанья сердца:

Едва оно лишь для тебя забилось --

И ты идешь. Я вѣрю, духъ незримый

Какой-то есть, услужливый оракулъ,

Что служитъ намъ посредникомъ въ разлукѣ

И насъ влечетъ другъ къ другу.

Мирра.

Да, онъ есть.

Сарданапалъ.

Я знаю -- есть, но какъ его назвать?

Кто онъ такой?

Мирра.

Въ моей отчизнѣ -- Богъ,

Въ моей груди -- возвышенное чувство,

Достойное лишь Бога, хоть оно

Не болѣе, какъ смертно; я не даромъ

Его стыжусь, хоть нахожу въ немъ счастье...

То есть, могла, бы, но...

(Мирра не договариваетъ.)

Сарданапалъ.

Вотъ такъ всегда

Межь нашими сердцами и межь тѣмъ,

Что счастіемъ зовемъ мы, будто что-то

Находится. Скажи мнѣ, чѣмъ могу я

Твое упрочить счастье; за свое

Тогда бы я ручался.

Мирра.

Государь...

Сарданапалъ.

Величество -- властитель -- государь --

Такъ! вѣчно такъ! и все съ подобострастьемъ.

Я не могу улыбки встрѣтить, развѣ

Средь оргіи въ безсмысленныхъ глазахъ,

Когда шуты напьются до, равенства,

Иль я до униженья ихъ упьюсь.|

О Мирра! нѣтъ, довольно, что я слышу,

И болѣе, что я любилъ когда-то,

То есть, терпѣлъ всѣ эти имена --

Величество -- монархъ -- властитель -- царь --

Изъ устъ сатраповъ и рабовъ. Когда жь

Столь нѣжно мной любимыми устами

Лепечутъ ихъ, устами, что хранятъ

Слѣды моихъ лобзаній -- дрожь и холодъ

Мою объемлютъ душу, я кляну

Ту высоту, куда не смѣютъ чувства

И даже тѣхъ подняться, для кого

Во мнѣ и есть лишь чувство; я готовъ

Забросить въ грязь вѣнецъ мой, чтобъ съ тобой

Жить въ хижинѣ кавказской, не носить

Другихъ вѣнцовъ, кромѣ изъ травъ сплетенныхъ.

Мирра.

О еслибъ мы могли!

Сарданапалъ

Уже ль и ты

Такъ чувствуешь?

Мирра.

Ты тамъ узнать бы могъ,

Чего ты знать не- можешь никогда.

Сарданапалъ.

А именно --

Мирра.

Прямую цѣну сердца --

По-крайней-мѣрѣ, -- женскаго.

Сарданапалъ.

Я зналъ

Ихъ тысячи и тысячи.

Мирра.

Сердецъ?

Сарданапалъ.

Я думаю.

Мирра.

Ни одного! но можетъ

Придти пора; тогда бъ ты могъ...

Сарданапалъ.

Пора --

Она идетъ. Послушай: Салименъ

Мнѣ объявилъ -- а какъ и почему

Онъ самъ узналъ -- объ этомъ знаетъ больше

Ваалъ, родоначальникъ мой, чѣмъ я,

Но Салименъ мнѣ объявилъ, что тронъ

Въ опасности.

Мирра.

Онъ честно поступилъ.

Сарданапалъ.

Ты ль это говоришь? и не тебя ль

Онъ оскорбилъ такъ грубо, разлучилъ

Насильственно со мною и своими

Столь дикими намёками заставилъ

Краснѣть и плакать?

Мирра.

Я должна бы чаще

То и другое дѣлать: онъ напомнилъ

Мнѣ только долгъ... Но ты сказалъ: опасность --

Опасность для тебя!...

Сарданапалъ.

Да; отъ какихъ-то козней,

Иль отъ сѣтей, отъ мидянъ, отъ солдатъ,

Народовъ недовольныхъ -- я не знаю;

Тутъ цѣлый лабиринтъ загадокъ, тайнъ,

Вещей необъяснимыхъ и угрозъ:

Ты знаешь Салимена -- для него

Иначе невозможно. Но онъ честенъ.

А впрочемъ... пусть... подумаемъ съ тобой

О праздникѣ полночномъ.

Мирра.

Нѣтъ, пора

Подумать о другомъ. Ты не отвергъ

Его предупрежденій?

Сарданапалъ.

Какъ! и ты

Боишься?

Мирра.

Я? Но я гречанка,

Такъ какъ же я могу бояться смерти?

Раба -- такъ почему бы мнѣ страшиться

Моей свободы?

Сарданапалъ.

Почему же ты

Такъ поблѣднѣла?

Мирра.

Я люблю.

Сарданапалъ.

А я?

Я не люблю? Да я люблю тебя,

Какъ не люблю ни этой жизни краткой,

Ни этихъ царствъ обширныхъ, можетъ быть

И вправду угрожаемыхъ; но я --

Я не блѣднѣю.

Мирра.

Знакъ, что ни меня

Не любишь ты, ни самого себя.

Любить нельзя, не дорожа собою,

Хоть для души любимой. И возможно ль

Терять и жизнь и царство такъ безпечно?

Сарданапалъ.

Терять!-- Но гдѣ жь отважный бунтовщикъ,

Который бы дерзнулъ ихъ домогаться?

Мирра.

Но гдѣ и тотъ, кого бы онъ робѣлъ

Такъ много предпринять? когда правитель

Народовъ забывается, уже ль

О немъ народъ захочетъ помнить?

Сарданапалъ (гнѣвно).

Мирра!

Мирра.

Не хмурься на меня: ты улыбался

Такъ часто мнѣ, что видъ твоихъ бровей

Нахмуренныхъ -- предвѣстниковъ опалы --;

Мнѣ тяжелѣй самой опалы. Царь! !

Я у тебя въ подданствѣ. Господинъ!

Я у тебя въ рабыняхъ. Человѣкъ!

Я такъ тебя любила. О! любила

Какой-то чудной властью, хоть гречанка --

И потому природный врагъ царей,

Хоть плѣнница -- и ненавижу цѣпи,

Іонянка -- и страстью къ иноземцу

Унижена страшнѣй самихъ цѣпей!

Но я тебя любила. Если жь эта

Любовь была способна побѣдить

И самую природу, неужель

Спасти тебя въ ея права не входитъ?

Сарданапалъ.

Спасти меня! Ты такъ прекрасна; я

Ищу въ тебѣ любви, а не спасенья.

Мирра.

Уже ль есть безопасность безъ любви?

Сарданапалъ.

Я говорю про женскую любовь.

Мирра.

Грудь женщины поитъ васъ первой жизнью;

Словечкамъ первымъ научаютъ васъ

Ея уста; ея рука слезинки

Вамъ отираетъ первому и вздохъ

Послѣдній вашъ какъ часто принимаетъ

Слухъ женщины, межь тѣмъ какъ родъ мужской

Въ послѣднюю минуту отступаетъ

И отъ того, кто былъ ему вождемъ.

Сарданапалъ.

Моя краснорѣчивая гречанка!

Ты говоришь какъ музыка, тотъ хоръ

Трагическій -- любимая забава

Въ твоей отчизнѣ, по твоимъ словамъ...

Ты плачешь? успокойся.

Мирра.

Я не плачу,

Но я молю тебя -- не говори .

Ни о моихъ отцахъ, ни ихъ отчизнѣ.

Сарданапалъ.

Но ты такъ часто говоришь о нихъ.

Мирра.

Да, правда, правда: думы неотступной

Я не могу не выражать въ словахъ.

Но ежели другіе говорятъ

О Греціи -- мнѣ больно.

Сарданапалъ.

Хорошо;

Такъ какъ же ты спасти меня хотѣла?

Мирра.

Внушивъ тебѣ желаніе спасти

И самого себя и эти царства

Отъ ужасовъ опаснѣйшей изъ войнъ,

Войны межь братьями.

Сарданапалъ.

Къ чему, дитя?

Да я и такъ и воиновъ и войны,

Какъ язву, презираю; я живу

Средь мирныхъ благъ и въ мирѣ: что еще,

Какъ человѣкъ, могу я?

Мирра.

Государь!

Чтобъ сохранить благодѣянья миръ,

Нерѣдко видъ войны необходимъ;

И для царей порой бываетъ лучше

Внушать боязнь, чѣмъ заставлять любить.

Сарданапалъ.

Изъ двухъ всегда послѣдняго искалъ я.

Мирра.

И вотъ то и другое потерялъ.

Сарданапалъ.

И это ты мнѣ, Мирра, говоришь?

Мирра.

Я говорю лишь о любви народной,

Гражданской, той, когда законъ и страхъ

Народомъ управляютъ, такъ что онъ,

Бывъ содержимъ въ границахъ, между тѣмъ

Не чувствуетъ и гнёта, иль порою

И чувствуетъ, но видитъ въ немъ оплотъ

Отъ худшаго, послѣдняго изъ гнётовъ --

Отъ тиранніи собственныхъ страстей.

Царь праздниковъ, любви, цвѣтовъ, веселья

Не можетъ никогда царемъ быть славы.

Сарданапалъ.

Что это значитъ -- слава?

Мирра.

У боговъ --

Отцовъ своихъ спроси.

Сарданапалъ.

Они не скажутъ;

Да и жрецы намъ говорятъ за нихъ

Изъ кой-какихъ лишь. приращеній къ храму.

Мирра.

Такъ загляни хоть въ лѣтописи царства

И первыхъ основателей его.

Сарданапалъ.

Все не могу; они такъ страшно кровью

Запачканы. И для чего? вѣдь царство

Основано. Нельзя же безконечно

Мнѣ умножать владѣнья.

Мирра.

Сохрани

Хотя свои.

Сарданапалъ.

Я имя насладиться

Хочу по-крайней-мѣрѣ. Мирра, что жь

Намъ время на Евфратъ; уже галера

Причалена; зоветъ условный часъ;

Лишь павильонъ, украшенный для пира

Вечерняго, заблещетъ красотой

И заревомъ, чтобы звѣздамъ небеснымъ,

Представиться отвѣтною звѣздой,

Мы будемъ возлежать тамъ съ головами

Вѣнчавными какъ...

Мирра.

Жертвы.

Сарданапалъ.

Нѣтъ -- цари,

Какъ-будто бы тѣ пастыри-цари

Временъ патріархальныхъ, что не знали

Каменьевъ ослѣпительнѣй цвѣтовъ,

Что на своихъ тріумфахъ не видали

Ни слезъ, ни крови.

(Входитъ Панія.)

Панія.

Царь, живи во вѣки.

Сарданапалъ.

Пока люблю, и болѣе ни часу.

О, какъ языкъ я этотъ ненавижу, t

Что дѣлаетъ изъ жизни ложь, и праху

Льститъ вѣчностью! Такъ Панія.

Будь кратокъ.

Панія.

Я отъ Салимена, онъ

Еще разъ умоляетъ, чтобы царь

Не покидалъ дворца по-крайней-мѣрѣ

На эту ночь: вернувшись, онъ представитъ

Всѣ доводы, что могутъ оправдать

Его предупрежденья и, быть можетъ,

Прощеніе за смѣлость заслужить --

Сарданапалъ.

Такъ я уже въ осадѣ? я въ плѣну?

Мнѣ не велятъ дышать дыханьемъ неба?

Скажи жь ты Салимену: еслибъ вся

Вкругъ этихъ стѣнъ кипѣла Ассирія

Мирьядами сбѣсившихся рабовъ,

Я и тогда бъ не побоялся выйти.

Паніа.

Я принужденъ повиноваться; только...

Мирра.

Властитель, вразумись! -- какъ много дней

И мѣсяцевъ средь этихъ стѣнъ дворцовыхъ

Ты проводилъ въ безпечномъ забытьи,

Очей толпы не радуя собою.

Ты не казалъ лица, межь тѣмъ какъ вопли

Народа раздавались, беззаконья

Сатраповъ вопіяли, оставались

Безъ поклоненья боги, безначалье

Повсюду воцарялось, сонъ могильный

Все обнималъ собою, кромѣ зла!

Что жь значитъ день, единый день, могущій,

Быть можетъ, искупить тебя? Уже ль

Столь вѣрнымъ, столь немногимъ столь немного

Ты уступить не можешь ни для нихъ,

Ни для себя, ни для потомства славныхъ

Своихъ отцовъ, ни для наслѣдья малыхъ

Твоихъ дѣтей?

Панія.

Царь! это справедливо.

Заботливость, съ которой князь отправилъ

Меня, раба, къ тебѣ, мой повелитель,

Велитъ и мнѣ возвысить голосъ слабый,

Чтобъ повторить что слышалъ ты сейчасъ.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, этого не будетъ!

Мирра.

Заклинаю

Тебя твоимъ престоломъ...

Сарданапалъ.

Прочь!

Паніа.

Во имя

Тѣхъ подданныхъ, которыхъ собираетъ

Вокругъ тебя ихъ вѣрность...

Сарданапалъ.

Это бредни!

Опасности и не было и нѣтъ.

Весь этотъ планъ устроенъ Салименомъ,

Чтобъ доказать его преданность къ намъ

И показать яснѣй необходимость.

Мирра.

Во имя всякой славы и добра,

Прими благой совѣтъ...

Сарданапалъ.

Дѣла -- до утра.

Мирра.

А если смерть въ ночи?

Сарданапалъ.

Такъ что жь? пускай...

О! пусть ее придетъ она нежданной

Среди утѣхъ, забавъ, любви, веселья;

Пусть я паду, какъ сорванная роза --

И лучше такъ, чѣмъ увидать!

Мирра.

Такъ ты

Ни ради всѣхъ упорныхъ настояній,

Когда-либо отъ лѣни пробуждавшихъ

Бездѣйственныхъ монарховъ, отложить

Дж. Г. Байронъ

Сарданапалъ.

Сарданапалъ, исправленный и дополненный V актомъ перев. Почетнаго академика П. Вейнберга, съ предислов. проф. Л. Ю. Шепелевича

Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905.

САРДАНАПАЛЪ.

Послѣдніе мѣсяцы равенскаго періода Байрона (см. біографію) ознаменованы рядомъ высокохудожественныхъ произведеній ("Сарданапалъ", "Два Фоскари", "Каинъ", "Видѣніе суда", "Небо и земля"). Среди нихъ "Сарданапалу" слѣдуетъ отвести одно изъ первыхъ мѣстъ. Посвящая трагедію "великому Гете". Байронъ очевидно придавалъ ей важное художественное значеніе. Замѣчательно, что трагедія была написана въ періодъ особеннаго увлеченія Байрона революціонными идеями -- и нисколько не отразила ихъ. Въ своемъ родѣ это едва-ли не самое объективное произведеніе поэтическаго творчества Байрона. Автобіографическихъ элементовъ и художественной оцѣнки мы коснемся ниже, теперь-же обратимся къ исторической основѣ пьесы.

Сюжетъ пьесы Байрона заимствованъ изъ разсказа Діодора Сицилійскаго о гибели ассирійскаго царя Сарданапала. По-смотримъ, какъ излагаетъ эти событія древнегреческій историкъ (23 § II к.).

"Сарданапалъ, послѣдній ассирійскій царь, тридцатый послѣ Нина, основателя царства, превзошелъ всѣхъ своихъ предшественниковъ въ наклонности къ удовольствіямъ и наслажденіямъ. Не довольствуясь тѣмъ, что онъ не показывался никогда внѣ дворца, Сарданапалъ жилъ во всемъ подобно женщинѣ. Проводя время между распутными женщинами, онъ одѣвался въ пурпуръ и тонкія ткани. Онъ носилъ женское платье и лицо его и все тѣло были настолько лишены мужественнаго вида, благодаря бѣлиламъ и другимъ снадобьямъ распутныхъ женщинъ, что ни одна изъ нихъ не могла казаться болѣе женственной. Онъ даже выработалъ себѣ женскій голосъ". Далѣе Діодоръ распространяется объ излишествѣ ѣды и питья Сарданапала, объ его порочности, непризнававшей ни пола, ни возраста. Онъ такъ погрязъ въ своей жаждѣ удовольствій, что наслажденіе сдѣлалъ своимъ закономъ. Для себя онъ сочинилъ (по Діодору) слѣдующую эпитафію:

"Ты смертенъ. Подумай объ этомъ, наслаждаясь жизнью, успокой требованія сердца, наслажденіе не существуетъ для мертвыхъ. Я -- теперь прахъ, а когда то повелитель царственной Ниневіи. Лишь то, что доставили мнѣ искусство, забава и наслажденіе -- мое; прочія же блага я покинулъ".

Въ слѣдующемъ § (24) Діодоръ разсказываетъ о возстаніи Арбака. Арбакъ былъ мидійскій военачальникъ, очень сильный и храбрый. Сатрапъ Вавилона Белезисъ, жрецъ, сообщилъ Арбаку, что, по предсказанію звѣздъ, послѣ Сарданапала онъ будетъ царствовать надъ всею страною. Арбакъ обѣщалъ Белезису вавилонскую сатрапію безъ всякой дани. Арбакъ привлекаетъ на свою сторону предводителей войскъ, недовольныхъ бездѣятельнымъ царемъ. Желая лично убѣдиться въ изнѣженности царя, Арбакъ черезъ евнуха проникаетъ во дворецъ и видитъ разгулъ Сарданапала. Его рѣшеніе занять престолъ слабаго царя окончательно созрѣло, и онъ вооружаетъ мидянъ, а Белезисъ -- вавилонянъ. Возставшихъ было около 40.000.

Изъ § 25 мы узнаемъ, что Сарданапалъ, узнавъ о мятежѣ, собралъ вѣрныя войска и оттѣснилъ враговъ къ горамъ. Оправившись, они вновь выступили на равнину и ждали битвы. Сарданапалъ выставилъ противъ нихъ свое войско. Онъ назначилъ цѣну за голову Арбака въ 200 талантовъ золота, но между солдатами Арбака не нашлось измѣнника. Такая-же награда и столь-же безуспѣшно была предложена за голову Белезиса. Произошла битва, въ которой мятежники были вновь разсѣяны. На военномъ совѣтѣ, по настоянію Белезиса, было рѣшено продолжать кампанію. Въ завязавшейся битвѣ царь опять побѣдилъ и овладѣлъ лагеремъ враговъ. Арбакъ считалъ дѣло проиграннымъ и хотѣлъ распустить войска, но Белезисъ удержалъ его, предсказывая черезъ пять дней неожиданную помощь, согласно указанію звѣздъ.

Въ § 26 разсказывается, какъ на встрѣчу бактрійцамъ, идущимъ на помощь царю, отправляется Арбакъ и склоняетъ ихъ на свою сторону. Сарданапалъ, не зная о случившемся, вновь предается наслажденіямъ и пирамъ, угощая и войско. Арбакъ, узнавъ отъ перебѣжчиковъ, что войско царя не ждетъ нападенія, застигаетъ врасплохъ пирующихъ. Царь съ немногими приближенными спасся бѣгствомъ въ городъ, гдѣ и заперся. Военачальникомъ надъ ратью Сарданапалъ назначилъ Саламена, брата жены, а самъ руководилъ защитой. Саламенъ погибъ въ битвѣ, а съ нимъ и все вѣрное царю войско; многіе потонули въ рѣкѣ, многіе были отрѣзаны отъ города. Убитыхъ было такое множество, что рѣка окрасилась кровью на большомъ разстояніи. Узнавъ о неудачѣ царя, подданные многихъ провинцій отъ него отложились. Сарданапалъ отправилъ жену и дѣтей къ вѣрному компадонейскому сатрапу, а самъ приготовился къ защитѣ. По предсказанію оракула, Ниневія могла быть взята лишь тогда, когда рѣка станетъ ея врагомъ. Сарданапалъ былъ увѣренъ, что этого не случится.

§ 27. Бунтовщики повели правильную осаду, но не могли взять города, защищаемаго крѣпкими стѣнами (усовершенствованныя осадныя машины, по замѣчанію Діодора, не были тогда извѣстны). Городъ въ изобиліи былъ снабженъ всѣмъ необходимымъ. Осада длилась два года. На третій годъ Евфратъ отъ дождей такъ сильно разлился, что затопилъ часть города. Тогда царь вспомнилъ пророчество и отчаялся въ спасеніи. Чтобы не попасть въ руки врагамъ, онъ приказалъ сложить громадный костеръ, положить на него драгоцѣнности, а женщинъ и евнуховъ заперъ въ зданіи, устроенномъ среди костра. Царь сгорѣлъ вмѣстѣ съ вѣрными слугами и сокровищами. Узнавъ о смерти Сарданапала, Арбакъ проникъ въ Ниневію и былъ провозглашенъ царемъ.

Для насъ не имѣетъ никакого значенія вопросъ объ исторической достовѣрности разсказа Діодора и дополняющихъ его нѣкоторыми подробностями историковъ {См. Duncker. Geschiclite d. Alterthums, т. 2, стр. 345 и сл. О Діодорѣ, см. Бузескулъ, Введеніе въ исторію Греціи, стр. 251 и сл.}. Мы ограничимся лишь указаніемъ, что Діодоръ былъ введенъ въ заблужденіе, спутавъ два историческіе момента и пріурочивъ гибель Ниневіи къ Сарданапалу, тогда какъ она была завоевана мидянами лишь при его малоизвѣстномъ преемникѣ. Историческій Сарданапалъ пріобрѣлъ своими многочисленными завоеваніями славное имя {См. Hommel. Geschichte Babyloniens u. Assyriens, стр. 694 и сл.}. Мы склоняемся даже къ тому мнѣнію, что въ приведенномъ, по Діодору, разсказѣ мы имѣемъ смѣсь исторіи и миѳа; въ основу послѣдняго легло представленіе о женскомъ, свѣтовомъ божествѣ {См. Duncker. Ibidem.}. Какъ бы то ни было фабула "Сарданапала" у Байрона вполнѣ удовлетворительно объясняется разсказомъ Діодора, и поэтъ, конечно, не углублялся въ исторію поэтическаго сюжета и не интересовался вопросами исторической критики источниковъ. Его манила привлекательная прелесть сюжета, уже намѣченная и въ прозаическомъ разсказѣ. Имя Сарданапала съ легкой руки греческихъ историковъ сдѣлалось нарицательнымъ еще со временъ Аристофъ и стало синонимомъ людей изнѣженныхъ, чувственныхъ и бездѣятельныхъ. Байронъ чутьемъ поэта видѣлъ, подобно историку, рядъ противорѣчивыхъ чертъ въ характерѣ Діодорова Сарданапала и, не прибѣгая ни къ исторической критикѣ, ни къ миѳологическимъ гипотезамъ, примирилъ эти противорѣчія художественной интуиціей, создавъ объективно-поэтическій обликъ Сарданапала.

Само собою разумѣется, что, при тенденціозномъ желаніи, весьма нетрудно сдѣлать Сарданапала автобіографическимъ признаніемъ Байрона. Такія попытки дѣлались не разъ. Въ ассирійскомъ царѣ можно видѣть черты, присущія поэту въ періодѣ его пребыванія въ Италіи; въ лицѣ Мирры -- гр. Гвиччіоли или одно изъ итальянскихъ увлеченій Байрона; жена Сарданапала -- лэди Байронъ, а сцена свиданія царя и царицы воспроизводитъ будто бы одинъ изъ моментовъ супружескихъ отношеній четы Байронъ. При такомъ толкованіи задача историка литературы упрощается и даже упраздняется.

Однако такой пріемъ, вообще вполнѣ умѣстный въ толкованіи произведеній Байрона, непримѣнимъ къ "Сарданапалу". Образъ Сарданапала въ изложеніи Діодора преслѣдовалъ Байрона съ дѣтства (12 л.).

Уже въ изложеніи греческаго писателя бросается въ глаза рядъ противорѣчій, и чтобы примирить ихъ, понадобилось высокое искусство поэта. Сарданапалъ, по Діодору, является чудовищемъ изнѣженности и испорченности,-- и при всемъ этомъ способнымъ къ геройскимъ подвигамъ. Черты грубаго эстета въ Сарданапалѣ отмѣчены и въ прозаическомъ разсказѣ Діодора -- поэту были даны смутныя и отдаленныя указанія. Сарданапалъ способенъ къ геройскимъ дѣяніямъ и вмѣстѣ съ тѣмъ лишенъ способности поступаться личными привычками и даже капризами для серьезной цѣли.

Весь смыслъ Байроновскаго "Сарданалала" заключается не въ драматической интригѣ, и не въ характерахъ главныхъ. дѣйствующихъ лицъ, а въ главномъ героѣ ассирійскомъ царѣ. Источники дали Байрону указаніе на двойственность характера Capданапала: въ нормальное время апатія, лѣнь, разностороннія чувственныя удовольствія, а въ роковой моментъ -- твердое мужество, безумная отвага и самообладаніе. Мотивировать эти переходы приходилось поэту -- и онъ отнесся къ своей задачѣ съ необыкновеннымъ искусствомъ.

Трудно представить себѣ болѣе неподходящія черты для трагическаго героя, чѣмъ тѣ, которыя мы находимъ у Сарданапала въ историческомъ источникѣ. Главная основа всякаго трагическаго героя -- его способность къ дѣйствію, его дѣятельная сила. Даже Шекспиру не удавалось создать трагическій характеръ, пассивный въ своей основѣ. Его Ричардъ II -- одно изъ слабыхъ произведеній, а герой пьесы въ сущности не играетъ первенствующей роли. Пассивность и бездѣятельность Сарданапала -- неотъемлемыя черты его характера, и Байронъ не только не ослабилъ ихъ, но даже усугубилъ. Ему предстояла высоко художественная задача -- обосновать эти черты. И поэтъ далъ этимъ чертамъ глубокую мотивировку, сообщивъ ассирійскому царю высокую гуманность и цѣльное, своеобразное философское міросозерцаніе.

Уже въ 1-мъ актѣ мы видимъ въ лицѣ Сарданапала не чревоугодливаго сластолюбца, не безвольнаго владыку, а человѣка съ опредѣленнымъ жизненнымъ міросозерцаніемъ, опредѣленной жизненной программой. Кровавые подвиги своихъ предковъ Сарданапалъ оцѣниваетъ весьма скептически и ѣдко осмѣиваетъ обманъ, къ которому его предки прибѣгали для удержанія въ покорности подданныхъ.

А ты чего бъ хотѣлъ?

Чтобъ я писалъ указы: "Повинуйся,

Народъ, царю, вноси въ его казну!

Служи въ его фалангахъ! жертвуй кровью

Изъ-за него, благоговѣйно падай

Предъ нимъ во прахъ, вставая, чтобъ нести

Тяжелый трудъ!" Иль такъ: "На этомъ мѣстѣ

Сарданапалъ сто тысячъ умертвилъ

Своихъ враговъ. Смотрите, вотъ ихъ гробы --

Его трофей!"

Мысли Сарданапала о тщетѣ земного напоминаютъ даже поэтическими образами гамлетовскіе мотивы:

Червякъ -- вотъ богъ! Онъ ѣстъ по крайней мѣрѣ

Твоихъ боговъ, покамѣстъ, наконецъ,

Сожравши все, безъ пищи не издохнетъ.

Еще обильнѣе подобными мотивами монологъ Сарданапала въ 1-мъ актѣ.

Ужели жизнь мою --

Коротенькую жизнь -- я тратить стану

Еще на то, чтобъ охранять ее

Ото всего, что бѣдную способно

Укоротить? Да стоитъ ли она

Такихъ трудовъ! Нѣтъ, жить, бояся смерти,

Бунтовщиковъ повсюду чуя, всѣхъ

Вокругъ себя за то подозрѣвая,

Что здѣсь они, а тѣхъ, что далеко --

Зато, что тамъ, значитъ ли въ могилу

До срока лечь?

Монологъ оканчивается выраженіемъ негодованія Сарданапала на подданныхъ, неспособныхъ оцѣнить кротости и снисходительности повелителя и доступныхъ лишь чувству страха.

Въ кротости и бездѣятельности Сарданапала слѣдуетъ видѣть не только пассивность, а результатъ цѣльнаго міровоззрѣнія -- скептически-эпикурейскаго. Царь -- прекрасный знатокъ людей; онъ ни на минуту не заблуждается относительно виновности Арбака и Белезиса, а щадитъ ихъ изъ отвращенія къ убійству. Политической зрѣлостью дышитъ его обращеніе къ Белезису

Прошу тебя замѣтить,

Что межъ землей и небомъ люди есть

Зловреднѣе того, кто управляя

Мильонами, не губитъ никого,

И, самого себя не ненавидя,

Къ другимъ людямъ, однакоже, настолько

Расположонъ, что даже тѣхъ щадитъ,

Которые его не пощадили бъ,

Стань вдругъ они владыками надъ ними.

Въ другомъ мѣстѣ Сарданапалъ говоритъ:

Хотя вполнѣ зависитъ ваша жизнь

Отъ моего дыханья и что хуже

Еще для васъ отъ страха моего,

Вамъ нечего, однако, опасаться:

Я мягокъ, да, но страха нѣтъ во мнѣ.

Сарданапалъ врагъ всякихъ страданій. Онъ скорбитъ, видя, сколько мукъ терпитъ человѣчество по винѣ самой природы, и считаетъ долгомъ всякаго человѣка не умножать, а облегчать участь ближняго.

Вѣдь всѣ мы: отъ раба

Послѣдняго до перваго монарха

Достаточно страдаемъ для того,

Чтобъ бѣдствія земного гнетъ природный

Не умножать, но роковой удѣлъ,

Намъ посланный судьбой, стараться только

Услугами другъ другу облегчать.

Что касается до личной программы Сарданапала, какъ правителя, то ее ни въ коемъ случаѣ нельзя видѣть въ знаменитой пародіи на надпись, приводимую Діодоромъ:

"Царь

Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса.

Въ единый день два города воздвигъ.

Ѣшь, пей, люби; все прочее не стоитъ

Щелчка".

Это -- игра остроумія царя, весьма кстати противополагается суровой сдержанности Салемена.

Сарданапалъ, по намѣреніямъ и желаніямъ, -- гуманнѣйшій правитель, котораго ни въ чемъ нельзя было бы упрекнуть, если бы мы имѣли дѣло съ частнымъ человѣкомъ. Но, какъ обладатель престола, Сарданапалъ вполнѣ непригоденъ, особенно если принять во вниманіе, что мы имѣемъ дѣло съ абсолютной монархіей, гдѣ иниціатива и отвѣтственность лежатъ на личности монарха. Положеніе Сарданапала требуетъ постояннаго напряженія энергіи, превосходящаго силы средняго человѣка. Отдыхъ и ослабленіе этой энергіи неминуемо ведутъ за собою ослабленіе и умаленіе власти, раздробляющейся между безчисленными ставленниками. Сарданапалъ совершилъ преступленіе особаго рода: преступленіе политическое; онъ не успѣлъ сохранить и спасти прерогативъ власти, ему данной (сравни справедливые упреки Салемена). Личные идеалы Сарданапала -- исключительно эстетическіе. Наслажденіе и наслажденіе всестороннее -- вотъ его лозунгъ. Онъ не только ставитъ Вакха, бога веселія и вина, выше своихъ обоготворенныхъ предковъ завоевателей, онъ тонко цѣнитъ красоту, гдѣ бы она ни появлялась: въ глазахъ-ли женщины, живописности убора и прелести ландшафта. Вспомнимъ обращеніе Сарданапала къ звѣздамъ.

О, за звѣзды ты не бойся --

Я ихъ люблю. Люблю смотрѣть, когда

Огни блестятъ на темно-синемъ сводѣ

И сравнивать съ глазами Мирры ихъ;

Люблю слѣдить, какъ ихъ лучи играютъ

На серебрѣ трепещущемъ Евфрата

Въ часы, когда полночный вѣтерокъ

Рябитъ рѣку-красавицу и стонетъ

Межъ тростника, стоящаго каймой

Вдоль береговъ.

Картина пира на галерѣ столь же поэтически описана Сарданапаломъ въ его обращеніи къ Миррѣ (1 актъ, послѣдняя сцена).

Равнымъ образомъ въ сценѣ самосожженія Сарданапалъ является изысканнымъ эстетомъ, котораго прельщаетъ въ моментъ смерти великолѣпная поза.

"Падетъ за царствомъ царство,

Какъ падаетъ теперь моя держава,

Славнѣйшая изъ всѣхъ, но и тогда

Уважатся людскимъ воспоминаньемъ

Послѣдній мой поступокъ и предастся

Для памяти народовъ".

Наиболѣе характерной для Сарданапала (хотя, можетъ быть, не оригинальной, а заимствованной у Шекспира) является сцена, гдѣ царь-эстетъ, готовый выступить въ послѣдній, рѣшительный бой, отъ котораго зависитъ и престолъ, и жизнь, теряетъ драгоцѣнное время, примѣряя шлемы. Его искренній ужасъ при видѣ неуклюжаго шлема заставляетъ забыть о трагизмѣ момента. Для эстета Сарданапала головной уборъ имѣетъ первостепенное значеніе.

Въ общемъ предъ нами не восточный деспотъ, но добрый и гуманный человѣкъ, возвышающійся до акта воли лишь въ роковыя минуты своей жизни. Сарданапалъ долженъ погибнуть, такъ какъ бездѣятельность не возможна въ его положеніи. Сарданапалъ упустилъ изъ виду, что судьба не дала ему положенія частнаго человѣка, и онъ не вправѣ устраивать жизнь по собственному усмотрѣнію. Какъ государственный и общественный дѣятель, Сарданапалъ заслуживаетъ полнаго осужденія: легкомысленно онъ отдалъ свою власть людямъ, грубо злоупотреблявшимъ ею.

Изъ остальныхъ дѣйствующихъ лицъ на первомъ планѣ стоитъ Мирра -- рабыня и возлюбленная Сарданапала, которую поэтъ съ умысломъ сдѣлалъ гречанкой, дочерью свободнаго народа, и привязалъ ее узами любви къ восточному деспоту. Мирра обладаетъ въ одно и то же время и чрезвычайно женственной, и сильной и мужественной натурой. Байронъ сдѣлалъ ее гречанкой, чтобы надѣлить ее гражданскими чувствами, неизвѣстными дочерямъ Востока. Не только на пути къ удовольствію, но и на пути къ славѣ и смерти Мирра готова сопровождать Сарданапала. Она не покидаетъ любимаго человѣка тогда, когда все ему измѣняетъ. Съ проницательностью любящей женщины она чуетъ грозящую царю опасность и съ прозорливостью государственнаго мужа убѣждаетъ его своевременно принять мѣры къ самосохраненію. Ее, свободную гражданку Греціи, тяготитъ двойное рабство: внѣшнее, зависящее отъ положенія рабыни, и внутреннее -- отъ силы любовнаго чувства; послѣднее даетъ ей точку отправленія въ попыткахъ спасти царя, быть достойною его спутницей. Въ послѣднія минуты своей жизни Мирра является настоящей гражданкой, возвышающейся надъ уровнемъ варварской толпы. Любовь къ царю и свободѣ даетъ Миррѣ силы съ наслажденіемъ умереть мученическою смертью на кострѣ. Необыкновенная деликатность и тонкость натуры Мирры сказались между прочимъ и въ ея отношеніи къ Заринѣ, супругѣ Сарданапала. Ни на минуту гречанка не пытается узурпировать положенія царицы и злоупотреблять своимъ вліяніемъ на царя. Замѣчательнымъ тактомъ и необыкновенною кротостью Мирра обезоруживаетъ даже законнаго защитника правъ царицы, ея брата Салемена. Лучше всего обрисовывается Мирра въ монологѣ, гдѣ она восхищается прекрасной картиной солнечнаго восхода (нач. V д.) и въ ея обращеніи къ Сарданапалу (конецъ IV д.).

Все громкое, блистательное можетъ

У брата-человѣка человѣкъ

Насильственно похитить: царства гибнутъ,

Войска бѣгутъ и падаютъ, друзья

Становятся врагами, рабъ уходитъ,

Вездѣ обманъ -- и измѣняютъ тѣ

Скорѣе всѣхъ, которые всѣхъ больше

Одолжены; и только та душа,

Что любитъ безкорыстно, не измѣнитъ

Любимому.

Параллельно Миррѣ выводится Байрономъ въ трагедіи законная жена царя Зарина. Она столь-же достойная женщина, какъ и Мирра, но становится особенно привлекательной въ силу своего тяжелаго положенія: вѣрной, но не любимой и покинутой жены. За ласковое слово Сарданапала Зарина готова простить ему всѣ обиды и слѣдовать за нимъ въ опасностяхъ. Трагизмъ положенія царицы усугубляется присутствіемъ дѣтей, изъ-за которыхъ она вынуждена пожертвовать долгомъ остаться въ роковую минуту при супругѣ.

Характеры остальныхъ дѣйствующихъ лицъ не сложны. Честный, суровый Салеменъ, древній римлянинъ по характеру и темпераменту, будетъ до конца дней своихъ хранить вѣрность своему долгу; его фигура мастерски написана во весь ростъ. Мягкость и кротость чужды Салемену и только героизмъ и непоколебимая вѣрность Мирры вызываютъ его честное одобреніе. Белезисъ, Арбакъ изображены поэтомъ по намекамъ, имѣющимся въ источникахъ. Всѣ прочія лица имѣютъ несущественное, эпизодическое значеніе.

Байронъ, какъ онъ самъ заявляетъ въ предисловіи, никогда не имѣлъ въ виду поставить "Сарданапала" на сцену. Дѣйствительно, несмотря на три единства, трагедія не обладаетъ сценическими достоинствами. Тщательно отдѣланный, глубокій характеръ Сарданапала, напоминающій и Гамлета, и Ричарда II, не заключаетъ благодарныхъ для трагическаго героя чертъ. Въ Сарданапалѣ слишкомъ много гамлетовскаго, но безъ той своеобразной энергіи, которую проявляетъ датскій принцъ, энергіи продолжительной и устойчивой, каковою не обладаетъ восточный повелитель. За минутными вспышками у Capданапала слѣдуетъ глубокая апатія и весь смыслъ трагедіи въ тонкой и отчетливой обрисовкѣ характеровъ двухъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ.

Нельзя отрицать безусловно автобіографическаго значенія "Сарданапала". Въ нѣкоторыхъ эпизодахъ звучатъ несомнѣнно личныя ноты; напр., въ сценѣ свиданія царственной четы слышатся отзвуки грустной семейной исторіи Байрона, въ самообличеніяхъ царя -- просвѣты горькаго раскаянія поэта и неоднократно выраженнаго желанія примиренія съ лэди Байронъ. Но при всемъ этомъ изъ всѣхъ произведеній Байрона "Сарданапалъ" -- наименѣе автобіографическое. Авторъ писалъ его въ Равеннѣ, въ разгарѣ политическихъ увлеченій своихъ, -- а въ трагедіи мы видимъ художественно и объективно очерченные характеры и ни слѣда тѣхъ революціонныхъ идей, поборникомъ которыхъ былъ поэтъ. Мало того: въ трагедіи видно отвращеніе автора отъ кровавыхъ переворотовъ, сопровождающихъ смѣну всякаго режима.

Байронъ, посвятилъ "Сарданапала" Гете. Авторъ "Фауста" высоко цѣнилъ англійскаго поэта и его вниманіе. Эккерманъ (подъ 26 марта 1826 г.) отмѣчаетъ: "Гете за обѣдомъ былъ въ свѣтломъ, сердечномъ расположеніи духа; онъ получилъ сегодня драгоцѣнную рукопись, именно автографъ Байронова посвященія "Сарданапала".Онъ показывалъ намъ ее послѣ обѣда, причемъ упрашивалъ свою дочь возвратить ему письмо лорда Байрона изъ Генуи*. Впослѣдствіи Гете въ особой статьѣ (Lebensverhältniss zu Byron. 1833) сообщаетъ читателямъ о своихъ отношеніяхъ къ Байрону. Они ограничивались немногимъ: Байронъ посвятилъ Гете "Сарданапала" и "Вернера". Въ 1823 г. онъ написалъ ему письмо изъ Генуи, рекомендуя одного молодого человѣка, на которое Гете отвѣчалъ стихами. На стихи послѣдовалъ со стороны Байрона прочувствованный отвѣтъ.

Гете посвятилъ нѣсколько статей произведеніямъ Байрона и много говоритъ объ англійскомъ поэтѣ въ своихъ "Разговорахъ съ Эккерманомъ". Относительно "Сарданапала" онъ высказывается лишь одинъ разъ и то косвенно, по поводу пресловутыхъ трехъ единствъ. Говоря о Байронѣ, Гете однажды замѣтилъ: "Онъ разрѣшаетъ драматическіе узлы такъ, какъ и не ожидаешь, и всегда лучше, чѣмъ воображаешь себѣ". Далѣе: "Гете посмѣялся надъ лордомъ Байрономъ, который въ жизни ничѣмъ себя не стѣснялъ и не справлялся ни съ однимъ закономъ, и подчинился напослѣдокъ нелѣпѣйшему закону трехъ единствъ. Онъ столь-же мало понималъ основу этого закона, какъ и другіе. Основа -- ясность изображенія, и три единства хороши по стольку, по скольку способствуютъ ея достиженію".

Всѣ похвалы Гете Байрону блѣднѣютъ передъ тѣмъ памятникомъ, который великій нѣмецкій поэтъ воздвигъ своему молодому собрату во 2-й ч. "Фауста". Изображая его въ лицѣ Эндиміона, Гете даетъ слѣдующее поясненіе: "Я никого, кромѣ его, не могъ избрать представителемъ новой поэзіи, потому что онъ, конечно, величайшій талантъ нашего вѣка. И при этомъ, Байронъ ни классикъ, ни романтикъ; онъ былъ само нынѣшнее время. Такой мнѣ и требовался. Сверхъ того, онъ подходилъ и по своей неудовлетворенной натурѣ, и по своему воинственному стремленію, благодаря чему и погибъ при Миссалунги".

Выражая мысль Гете нѣсколько иначе, можно сказать, что въ "Сарданапалѣ" Байронъ является и классикомъ, и романтикомъ. Внѣшній ходъ трагедіи онъ стремится обусловить классическими тремя единствами, въ пользованіи источниками и въ характеристикѣ персонажей онъ примыкаетъ къ самымъ смѣлымъ романтикамъ. "Сарданапалъ" стушевывается на фонѣ другихъ, болѣе яркихъ и сильныхъ произведеній Байрона, но и эта пьеса достойна репутаціи великаго поэта и человѣка.

Л. Шепелевичъ.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Издавая нижеслѣдующія трагедіи, {"Сарданапалъ" и "Два Фоскари".} я долженъ только повторить, что онѣ были написаны безъ отдаленнѣйшей мысли о сценѣ. О попыткѣ, сдѣланной одинъ разъ театральными антрепренерами общественное мнѣніе уже высказалось. Что касается моего личнаго мнѣнія, то повидимому ему не придаютъ никакого значенія, и я о немъ умалчиваю.

Историческіе факты, положенные въ основу обѣихъ пьесъ, разсказаны въ примѣчаніяхъ.

Авторъ въ одномъ случаѣ попытался сохранить, а въ другомъ приблизиться къ правилу "единствъ", считая, что совершенно отдаляясь отъ нихъ, можно создать нѣчто поэтичное, но это не будетъ драмой. Онъ знаетъ, что этотъ взглядъ не популяренъ въ англійской литературѣ; но не онъ выдумалъ "единства", онъ только держится мнѣнія, которое еще не особенно давно признавалось закономъ во всемъ мірѣ и до сихъ поръ считается таковымъ въ наиболѣе цивилизованныхъ странахъ. Но "nous avons changé tout cela", и пожинаемъ теперь плоды отрицанія. Авторъ далекъ отъ мысли, что слѣдуя своему личному убѣжденію, или какимъ-либо образцамъ, онъ можетъ сравниться со своими предшественниками, писавшими правильныя или даже неправильныя драмы; онъ только объясняетъ, почему онъ предпочелъ болѣе правильное построеніе, какъ бы оно ни было слабо, полному отреченію отъ всякихъ правилъ. Въ неудачахъ сооруженія виноватъ архитекторъ, а не принципы его искусства.

Въ настоящей трагедіи моимъ намѣреніемъ было слѣдовать разсказу Діодора Сицилійскаго. Вмѣстѣ съ тѣмъ, однакоже, я хотѣлъ насколько могъ, приспособить этотъ разсказъ къ закону единствъ. Вотъ почему у меня мятежъ внезапно возникаетъ и заканчивается въ одинъ день, между тѣмъ какъ въ исторіи все это явилось результатомъ долгой войны.

Великому Гете

иностранецъ

дерзаетъ поднести дань уваженья

литературнаго вассала своему ленному господину,

первому изъ современныхъ писателей,

который создалъ

литературу въ собственномъ отечествѣ

и прославилъ собою литературу Европы.

Это недостойное произведеніе, которое авторъ осмѣлился посвятить ему,

называется

САРДАНАПАЛЪ.

Дѣйствующія лица:

Мужчины:

Сарданапалъ, царь Ниневіи, Ассиріи и другихъ странъ.

Арблкъ, мидянинъ, замышляющій сдѣлаться царемъ.

Белезисъ, халдейскій прорицатель.

Сaлеменъ, шуринъ царя.

Алтада, дворцовый чиновникъ.

Панія.

Замесъ.

Сферо.

Бaлка.

Женщины:

Зарина, царица.

Mиррa, рабыня-іонянка и возлюбленная Сарданапала.

Гаремныя женщины, стражи, свита, халдейскіе жрецы, мидяне и другіе.

Дѣйствіе въ Ниневійскомъ дворцѣ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Чертогъ во дворцѣ.

САЛЕМЕНЪ (одинъ).

Онъ мучитъ государыню -- но онъ

Ей господинъ; сестру мою онъ мучитъ --

Но онъ мнѣ братъ; онъ мучитъ свой народъ --

Но онъ его владыка. Я обязанъ

И подданнымъ и другомъ быть ему --

Спасти его отъ гибели постыдной.

Я не могу, не долженъ допустить,

Чтобъ безъ слѣда изсякла подъ землею

Немврода кровь, Семирамиды кровь,

Чтобъ кончилась пастушескою сказкой

Исторія тринадцати вѣковъ

Владычества. Онъ долженъ пробудиться.

Въ его душѣ изнѣженной развратъ

Не истребилъ отваги беззаботной;

Природную энергію его

Испорченная жизнь лишь подавила,

Не сокрушивъ; и въ сладострастьи онъ

Не утонулъ, а лишь погрязъ глубоко.

Родясь въ избѣ, онъ могъ бы государство

Себѣ добыть; рожденный для вѣнца,

Онъ по себѣ оставитъ только имя --

Ничтожное наслѣдство для дѣтей.

Но и теперь еще не все погибло.

Еще теперь онъ могъ бы искупить

Позорное бездѣйствіе, когда бы

Съ той легкостью, съ какою сталъ онъ тѣмъ,

Чѣмъ быть ему не слѣдуетъ, рѣшился бъ

Тѣмъ сдѣлаться, чѣмъ быть ему должно.

Какъ будто бы своимъ народомъ править

Труднѣй, чѣмъ жизнь въ развратѣ истощать?

Быть во главѣ своихъ солдатъ труднѣе

Владычества въ гаремѣ? Онъ себя

Губительнымъ распутствомъ разслабляетъ;

И духъ и плоть подкапываетъ онъ

Занятьями, что не даютъ здоровья --

Какъ ловъ звѣрей, и славы -- какъ война.

Да, долженъ онъ проснуться. Ахъ, лишь громы

Небесные его разбудятъ!

(За сценой нѣжная музыка). Вотъ,

Вотъ звуки лиръ, и лютень, и кимваловъ --

Гармонія баюкающей нѣги,

Истомы сладострастной! Голоса

Гаремныхъ женъ и тварей ниже женщинъ

Сливаются въ веселый хоръ, а онъ,

Великій царь всего земного міра,

Увѣнчанный цвѣтами, возлежитъ,

Откинувши небрежно діадему --

Хватай ее, кто только хочетъ... Вотъ

Они идутъ. Уже благоуханье

Отъ ихъ одеждъ доносится ко мнѣ;

Ужъ вижу я -- вдоль галлерей сверкаетъ

Каменьями толпа нарядныхъ дѣвъ,

Его пѣвицъ и вмѣстѣ съ тѣмъ совѣтницъ

И между нихъ, самъ женщина съ лица

И женщиной одѣтъ, онъ -- внукъ ничтожный

Семирамиды, женщины-царя!

Но вотъ и онъ. Остаться мнѣ? Конечно --

И подойти и смѣло все сказать,

Что говорятъ о немъ другъ другу люди,

Хорошіе и честные... Идутъ,

Идутъ рабы и въ ихъ главѣ владыка

И подданный, слуга своихъ рабовъ!

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Входитъ Сарданапалъ, одѣтый по женски, въ вѣнкѣ изъ розъ, за нимъ женщины и молодые рабы.

САРДАНАПАЛЪ

(обращаясь къ нѣкоторымъ изъ свиты).

Для пиршества въ Евфратскомъ павильонѣ

Устроить все пышнѣе! Разубрать

Гирляндами и освѣтить поярче!

Мы ужинать тамъ будемъ нынче въ полночь.

Исполнить все, какъ должно; а теперь --

Галеру мнѣ! Надъ свѣтлою рѣкою

Свѣжительный кружится вѣтерокъ --

Мы поплывемъ. Вы, нимфы дорогія,

Дѣлящія со мной часы утѣхъ,

Увижу вновь я васъ въ тотъ часъ сладчайшій,

Когда мы соберемся, точно хоръ

Небесныхъ звѣздъ, и вы такое жъ небо

Блестящее сплетете изъ себя.

До тѣхъ же поръ вы можете свободно

Располагать собой. А ты, моя

Іонянка возлюбленная, Мирра,

Гдѣ хочешь ты остаться: въ ихъ средѣ

Иль близъ меня?

МИРРА.

Властитель мой!

САРДАНАПАЛЪ.

Властитель!

Ахъ, жизнь моя! Что это за отвѣтъ

Убійственно-холодный? Ужъ такое

Проклятіе царей -- отвѣты слышать

Подобные. Ты госпожа себѣ,

Какъ мнѣ. Скажи, съ гостями ль удалиться

Желаешь ты, иль чаровать меня

Останешься?

МИРРА.

Царя желанье будетъ

Закономъ мнѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, перестань со мной

Такъ говорить! Блаженствомъ высочайшимъ

Считаю я -- желанія твои

Всѣ исполнять. Я собственныхъ желаній

Высказывать не смѣю, опасаясь,

Чтобъ не были они твоимъ противны:

Вѣдь ты всегда свое желанье въ жертву

Чужому принести готова...

МИРРА.

Хотѣла бы остаться. Выше счастья

Не знаю я, какъ вѣчно быть съ тобой;

Но...

САРДАНАПАЛЪ.

Что же но? Межъ мною и тобою

Единственной преградой можетъ быть

Твоя всегда мнѣ дорогая воля.

МИРРА.

Обычный часъ совѣта твоего

Ужъ наступилъ; мнѣ лучше удалиться...

САЛЕМЕНЪ (подходя).

Раба права: ей слѣдуетъ уйти.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто говоритъ? Ты, братъ мой?

САЛЕМЕНЪ.

Братъ царицы,

Тебѣ же, царь, всеподданный слуга.

САРДАНАПАЛЪ (обращаясь къ свитѣ).

Итакъ, прошу васъ всѣхъ своимъ досугомъ

Располагать до полночи, а тамъ

Мы вновь васъ ждемъ.

(Всѣ уходятъ. Мирра тоже собирается уйти).

Ты, Мирра, мнѣ казалось,

Остаться здѣсь хотѣла...

МИРРА.

Государь,

Ты не велѣлъ остаться мнѣ...

САРДАНАПАЛЪ.

Но это

Ты взглядами сказала. Мнѣ знакомъ

Малѣйшій взглядъ глазъ іонійскихъ этихъ,

И я прочелъ, что отъ меня уйти

Не хочешь ты.

МИРРА.

Твой братъ, мой повелитель...

САЛЕМЕНЪ.

Царицы братъ, его супруги братъ,

Іонянка! Меня назвать ты смѣешь

И не краснѣть при этомъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Не краснѣть!

О человѣкъ, лишенный глазъ и сердца!

Въ ея лицѣ зажечь такой пурпуръ,

Какимъ въ часы вечерняго заката

Блестятъ снѣга Кавказа -- и потомъ

Ее корить твоей же слѣпотою

Холодною!... Какъ -- слезы, Мирра?

САЛЕМЕНЪ.

Пусть

Онѣ текутъ! Она слезами платитъ

Не за себя одну; сама жъ она --

Причина слезъ гораздо ядовитѣй.

САРДАНАПАЛЪ.

Будь проклятъ тотъ, изъ-за кого она

Заплакала!

САЛЕМЕНЪ.

Не проклинай себя же,

Когда уже мильоны безъ того

Тебя клянутъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не забывайся! Хочешь,

Чтобъ вспомнилъ я, что я монархъ?

САЛЕМЕНЪ.

О, если бъ

Ты вспомнить могъ!

МИРРА.

Мой государь и ты,

Мой принцъ, уйти позвольте мнѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ дѣлать,

Коль грубою рукою ранилъ онъ

Твой нѣжный духъ -- иди; но помни -- скоро

Мы свидимся. Ахъ, лучше потерять

Мнѣ мой престолъ, чѣмъ радость быть съ тобою!

(Мирра уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

И съ нимъ и съ ней ты, можетъ быть, навѣкъ

Разстанешься.

САРДАНАПАЛЪ.

Братъ! видно, я умѣю

Собой владѣть, когда такія рѣчи

Еще сношу; не выводи жъ меня

Изъ всѣхъ границъ моей натуры слабой!

СAЛЕMEHЪ.

Изъ этой-то натуры, черезчуръ

Бездѣйственной и слабой, и хочу я

Тебя извлечь. О, если бы я могъ

Поднять твой духъ, хотя бы я за это

Самъ пострадалъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Клянусь Вааломъ, онъ

Тираномъ бы хотѣлъ меня увидѣть!

САЛЕМЕНЪ.

Ты и теперь тиранъ! Иль, можетъ быть,

Ты думаешь, что только тамъ тиранство,

Гдѣ льется кровь, гдѣ вѣчный звонъ цѣпей?

Нѣтъ, деспотизмъ порока, ядъ разврата,

Безсиліе, тупая апатія

И чувственность позорная творятъ

Мильонами тирановъ; ихъ жестокость

Безкровная далеко превосходитъ

Гнуснѣйшія жестокости владыкъ,

Исполненныхъ энергіи кровавой.

Да, зрѣлище разврата твоего --

И тяжкій гнетъ и страшная отрава;

Въ немъ гибели источникъ твоему

Владычеству и всѣмъ его опорамъ.

Извнѣ ли врагъ нахлынетъ на тебя,

Внутри ль страны возстанье загорится --

И тутъ и тамъ погибель для тебя:

Разбить врага народъ твой не съумѣетъ,

А къ мятежу съ охотою примкнетъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ двигаетъ тобой, какъ всенароднымъ

Глашатаемъ?

САЛЕМЕНЪ.

Участіе къ страданьямъ

Моей сестры царицы и любовь

Понятная къ племянникамъ-малюткамъ,

И преданность царю, въ которой онъ,

Я думаю, нужду ощутитъ скоро

Не на однихъ словахъ, и уваженье

Къ Немвродову потомству, и еще,

Еще одно, съ чѣмъ незнакомъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Что же?

САЛЕМЕНЪ.

Невѣдомое слово для тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Желательно услышать...

САЛЕМЕНЪ.

Добродѣтель.

САРДАНАПАЛЪ.

Невѣдомое слово! Да ничто --

Ни ревъ трубы, ни крики пьяной черни

Мнѣ въ уши не врывались никогда

Упорнѣе, чѣмъ это слово. Только

Его одно и слышу я въ устахъ

Твоей сестры.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ разговоръ несносный

Перемѣнить, послушай о порокѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

А отъ кого?

САЛЕМЕНЪ.

Пожалуй, хоть отъ вѣтровъ,

Коль отзвукамъ народныхъ голосовъ

Захочешь внять.

САРДАНАПАЛЪ.

Послушай, я -- ты знаешь --

И терпѣливъ и мягокъ и не разъ

Ты въ этомъ убѣждался: отвѣчай же,

Что двигаетъ тобой?

САЛЕМЕНЪ.

Бѣда, тебѣ

Грозящая.

САРДАНАПАЛЪ.

Не понимаю.

САЛЕМЕНЪ.

Слушай:

Народы всѣ -- ихъ много получилъ

Ты отъ отца -- къ тебѣ пылаютъ злобой

Открытою.

САРДАНАПАЛЪ.

Ко мнѣ? Чего жъ хотятъ

Рабы?

САЛЕМЕНЪ.

Царя.

САРДАНАПАЛЪ.

А что же я такое?

САЛЕМЕНЪ.

Для нихъ -- ничто; по мнѣ же -- человѣкъ,

Способный быть и кое-чѣмъ побольше.

САРДАНАПАЛЪ.

Шваль пьяная! Чего же это имъ

Недостаетъ? И миръ и изобилье --

Все есть у нихъ.

САЛЕМЕНЪ.

Да, мира больше, чѣмъ

Не срамъ имѣть, а изобилья -- меньше,

Чѣмъ кажется царю, гораздо меньше.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто жъ тутъ виной, какъ не одни мои

Грабители-сатрапы?

САЛЕМЕНЪ.

И отчасти

Самъ государь, который никогда

Не сдѣлаетъ ни шагу за ворота

Дворцовыя, а если и рискнетъ,

То лишь затѣмъ, чтобъ спрятаться отъ зноя

Въ какомъ-нибудь дворцѣ нагорномъ. О,

Ваалъ великій, ты, создавшій эту

Имперію и сдѣлавшійся богомъ

Или, какъ богъ, блиставшій яркой славой

Въ теченіе столѣтій -- вотъ, смотри,

Тотъ, кто себя зоветъ твоимъ потомкомъ!

Онъ никогда еще, какъ властелинъ,

Не видѣлъ царствъ, съ которыми разстался

Ты, какъ герой, которыя трудомъ

И временемъ и кровью намъ ты добылъ --

И для чего? чтобъ сдѣлались они

Источникомъ налоговъ и стяжаній

Для оргіи, для прихотей слѣпыхъ

Любовницы...

САРДАНАПАЛЪ.

Тебя я понимаю;

Желалъ бы ты, чтобъ превратился я

Въ воителя. Клянусь звѣздами неба,

Открытыми халдеянамъ -- клянусь,

Безумные рабы вполнѣ достойны,

Чтобъ въ собственныхъ желаніяхъ они

Нашли свое проклятье и чтобъ къ славѣ

Я ихъ повелъ.

САЛЕМЕНЪ.

А отчего же нѣтъ?

Вѣдь женщиной была Семирамида,

А между тѣмъ къ Гангеса берегамъ

Она своихъ водила ассиріянъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, это такъ. Но только -- какъ вернулась

Она оттоль?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ мужъ и какъ герой:

Разбитая -- то правда, но постыдно

Не павшая. Съ своими двадцатью

Солдатами въ порядкѣ отступила

На Бактрію.

САРДАНАПАЛЪ.

А сколько ихъ она

Оставила для коршуновъ индійскихъ?

САЛЕМЕНЪ.

О томъ молчатъ анналы.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, такъ я

За нихъ скажу, что, право, двадцать платьевъ

Въ своемъ дворцѣ ей лучше бы наткать,

Чѣмъ съ двадцатью солдатами спасаться,

Покинувши милльоны вѣрныхъ слугъ

Среди волковъ и вороновъ, и тварей

Свирѣпѣе, страшнѣе ихъ -- людей!

И это честь? О, если такъ, оставьте

Меня въ моемъ позорѣ навсегда!

САЛЕМЕНЪ.

Не всѣмъ бойцамъ одна и та же доля.

Великая праматерь ста царей

Изъ Индіи бѣжала, это правда;

Но бактріянъ, и персовъ, и мидянъ

Она зато прибавила къ народамъ,

Которыми владѣла, какъ и ты

Владѣть бы могъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я и владѣю ими.

Она жъ одно умѣла -- покорять.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ, мечъ ея для нихъ -- и скоро -- больше,

Чѣмъ скипетръ твой, понадобится!

САРДАНАПАЛЪ.

Жилъ,

Какъ говорятъ, на свѣтѣ нѣкій Бахусъ.

Я отъ моихъ гречаночекъ о немъ

Слыхалъ не разъ. Онъ богъ былъ, богъ у грековъ

И, стало быть, совсѣмъ не божество

Въ Ассиріи; а между тѣмъ, то царство

Индійское, гдѣ, по твоимъ словамъ,

Такъ пострадать пришлось Семирамидѣ,

Онъ покорилъ.

САЛЕМЕНЪ.

И я о немъ слыхалъ;

Ты видишь самъ -- прослылъ онъ въ людяхъ богомъ

За подвигъ свой.

САРДАНАПАЛЪ.

И я сейчасъ почту

Божественность его. Эй, виночерпій!

САЛЕМЕНЪ.

Что хочетъ царь?

САРДАНАПАЛЪ.

Хочу, чтобъ былъ почтенъ

Вашъ новый богъ и древній побѣдитель.

Вина сюда!

(Входитъ виночерпій).

Подай мнѣ золотой,

Украшенный каменьями, мой кубокъ,

Что чашею Немвродовой зовутъ.

Наполни до краевъ, неси скорѣе!

(Виночерпій уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Но время ли -- возобновлять пиры,

Когда еще отъ прежнихъ не успѣлъ

Ты выспаться?

(Виночерпій возвращается съ виномъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Мой благородный сродникъ,

Коль варвары далекихъ береговъ

Іоніи и подданные наши

Не лгутъ -- такъ онъ, тотъ Бахусъ, покорилъ

Всю Индію, не правда ли?

САЛЕМЕНЪ.

Да, правда,

И вотъ за то прослылъ онъ богомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ,

Нѣтъ, не за то! Двѣ-три его колонны,

Которыя моими быть могли бъ,

Сочти я ихъ достойными покупки

И поисковъ -- вотъ все, что говоритъ

О царствахъ, имъ разрушенныхъ, о крови,

Что пролилъ онъ морями, о сердцахъ,

Разбитыхъ имъ. Но здѣсь, здѣсь, въ этой чашѣ

Лежитъ его безсмертіе -- въ лозѣ

Безсмертной той, откуда душу первый

Онъ выдавилъ и намъ потомъ ее

На радость далъ, какъ слабое возмездье

За зло своихъ побѣдъ. Да, не сверши

Онъ этого, и гробъ его и имя

Лишились бы безсмертья, и подобно

Праматери моей Семирамидѣ,

Остался бъ онъ навѣки межъ людьми

Чудовищемъ какимъ-то съ полублескомъ

Божественнымъ. Вотъ богомъ что его

Содѣлало -- тебя жъ пусть человѣкомъ

Содѣлаетъ. Ну, добрый мой брюзга,

Вотъ чаша, пей въ честь греческаго бога!

САЛЕМЕНЪ.

Всѣхъ царствъ твоихъ я не взялъ бы за то,

Чтобъ такъ, какъ ты, глумиться надъ родною

Религіей.

САРДАНАПАЛЪ.

Онъ, стало быть, герой,

По твоему, за то, что кровь морями

Лилъ по землѣ -- но ужъ никакъ не богъ

Изъ-за того, что далъ плоду онъ силу

Волшебную, смѣняющую грусть

Веселіемъ; вливающую юность

Въ кровь стариковъ и вдохновенный пылъ --

Въ духъ юношей; дающую забвенье

Усталости; гонящую боязнь

Опасности; творящую намъ новый

Роскошный міръ, когда тускнѣетъ тотъ,

Гдѣ мы живемъ. Что жь, если это такъ,

То въ честь твою и въ честь его я выпью,

Какъ человѣка, сдѣлавшаго все,

Чтобъ міръ дивить добромъ или злодѣйствомъ.

(Пьетъ).

САЛЕМЕНЪ.

Ты оргіи готовъ опять предаться,

Какъ вижу я?

САРДАНАПАЛЪ.

А если бы и такъ?

Веселый пиръ, гдѣ ни одна слезинка

Не потечетъ, не лучше ли побѣды?

Но цѣль моя иная: если выпить

Не хочешь ты со мною -- продолжай

Свой разговоръ; тебя я не стѣсняю.

(Виночерпію).

Иди, дитя!

(Виночерпій уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Знай, только одного

Желалъ бы я -- стряхнуть съ тебя дремоту.

Пусть лучше мной ты будешь пробужденъ,

Чѣмъ мятежомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Какой мятежъ? Откуда?

И для чего? и почему? и гдѣ?

Я -- государь законный; я -- потомокъ

Исконныхъ государей; въ чемъ такомъ

Я предъ моимъ народомъ провинился

И предъ тобой, чтобъ ты меня бранилъ,

А онъ вставалъ мятежно?

САЛЕМЕНЪ.

Что ты сдѣлалъ

Мнѣ собственно -- объ этомъ умолчу.

САРДАНАПAЛЪ.

Но все-таки ты думаешь, конечно,

Что оскорбилъ царицу я? Вѣдь такъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я думаю? Какъ будто оскорбленья

Здѣсь не было на самомъ дѣлѣ!

САРДАНАПАЛЪ.

Князь,

Терпѣніе -- и выслушай. Царица

Окружена всѣмъ блескомъ, властью всей,

Какіе ей по сану подобаютъ;

Всѣ чествуютъ монархиней ее

И ввѣрены ея надзору принцы

Наслѣдные. Я съ нею въ бракъ вступилъ

Изъ видовъ государства, какъ монархи

Вступаютъ въ бракъ, и такъ ее любилъ,

Какъ женъ мужья по большей части любятъ.

Но если вы надѣялись, что къ ней

Я привяжусь, какъ селянинъ халдейскій

Къ своей женѣ, то, значитъ, ни меня,

Ни сердца человѣка, ни монарховъ

Не знали вы.

САЛЕМЕНЪ.

Царь, лучше о другомъ

Поговоримъ. Въ моей крови нѣтъ мѣста

Для жалобы; сестрѣ же -- не нужна

Насильная любовь, хотя бы даже

Властителя Ассиріи. Она

Отвергнетъ страсть, что дѣлятъ вмѣстѣ съ нею

Наложницы, рабыни чуждыхъ странъ.

Она молчитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Зачѣмъ же не умѣетъ

Молчать и братъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я -- эхо голосовъ

Твоихъ земель, которыхъ скоро долженъ

Лишиться тотъ, кто ими долго такъ

Пренебрегалъ.

САРДАНАПАЛЪ.

О, грубые и злые

Рабы! За то роптать и обвинять,

Что крови ихъ не лилъ я, что въ пустыни

Песчаныя на гибель не водилъ

Мирьяды ихъ, что береговъ Гангеса

Не убѣлялъ костями, что не гнулъ

Ихъ головы подъ дикіе законы,

Что никого постройкой пирамидъ

И вавилонскихъ стѣнъ я не измучилъ?

САЛЕМЕНЪ.

Но это все трофеи, во сто разъ

Достойнѣе монарха и народа,

Чѣмъ музыка и пѣсни и пиры,

Наложницы, сокровищъ расточенье,

Попраніе всего благого...

САРДАНАПАЛЪ.

Трофеями два города имѣю;

Въ единый день и Тарсъ и Анхіалъ

Построены, ты знаешь... Ну, а эта

Старуха кровожадная, моя

Воинственная бабка, непорочность

Хранившая -- что сдѣлала бъ еще?

Разрушила бъ, и только...

САЛЕМЕНЪ.

Это правда;

Я признаю твою заслугу; да,

Два города соорудилъ ты -- просто

Изъ прихоти, и надписью такой

Украсилъ ихъ, которая послужитъ

Тебѣ и имъ позоромъ навсегда.

САРДАНАПАЛЪ.

Позоромъ мнѣ! Клянусь Вааломъ, эти

Два города, какъ тамъ ни хороши,

Но надписи не стоятъ. Какъ угодно

Брани меня, правленіе мое

И жизнь мою; но это изреченье

Правдивое оспаривать не тщись:

Здѣсь въ трехъ строкахъ исторія всей жизни

И дѣлъ людскихъ; ее ты помнишь? "Царь

Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса,

Въ единый день два города воздвигъ.

Ѣшь, пей, люби; все прочее не стоитъ

Щелчка".

САЛЕМЕНЪ.

Мораль достойная, слова

Премудрыя, которыя народу

Внушаетъ царь!

САРДАНАПАЛЪ.

А ты чего бъ хотѣлъ?

Чтобъ я писалъ указы: "Повинуйся,

Народъ, царю, вноси въ его казну!

Служи въ его фалангахъ! жертвуй кровью

Изъ-за него, благоговѣйно падай

Предъ нимъ во прахъ, вставая, чтобъ нести

Тяжелый трудъ!" Иль такъ: "На этомъ мѣстѣ

Сарданапалъ сто тысячъ умертвилъ

Своихъ враговъ.Смотрите,вотъ ихъ гробы --

Его трофей!" Такія вещи я

Воителямъ свершать предоставляю;

Съ меня жъ вполнѣ довольно, если дамъ

Я подданнымъ возможность меньше слышать

Гнетъ бѣдъ земныхъ и приближаться къ гробу

Безъ горькихъ слезъ. Какія льготы я

Себѣ даю -- въ такихъ же нѣтъ отказа

И моему народу. Всѣ мы люди.

САЛЕМЕНЪ.

Твои отцы какъ боги чтились.

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Въ пыли гробовъ, когда они ни боги,

Ни смертные. Уволь меня отъ нихъ!

Червякъ -- вотъ богъ! Онъ ѣстъ по крайней мѣрѣ

Твоихъ боговъ, покамѣстъ, наконецъ,

Сожравши все, безъ пищи не издохнетъ.

А тѣ, твои -- простые люди. Вотъ,

Взгляни-ка ты на ихъ потомка; вижу

Я тысячу земныхъ вещей въ себѣ,

А божества -- ни капли, развѣ только

Наклонность та, которую во мнѣ

Ты такъ хулишь -- любить, быть милосерднымъ,

Дурачества другихъ людей прощать

И -- это вотъ въ натурѣ человѣка --

Нестрогимъ быть и къ собственнымъ своимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ! приговоръ подписанъ Ниневіи!

Несчастная, несчастная царица

Всѣхъ городовъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Чего боишься ты?

САЛЕМЕНЪ.

Со всѣхъ сторонъ ты окруженъ врагами --

И, можетъ быть, чрезъ нѣсколько часовъ

Свирѣпая гроза ужъ уничтожитъ

Твоихъ, моихъ и самого тебя,

И къ утру все, что есть еще сегодня

Изъ племени Ваала, будетъ прахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ намъ грозитъ?

САЛЕМЕНЪ.

Измѣна честолюбцевъ,

Уже давно держащая тебя

Въ своихъ сѣтяхъ; но есть еще спасенье;

Лишь царскою печатью ты меня

Уполномочь разоблачить всѣ козни --

И головы виновныхъ я сложу

Къ твоимъ ногамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гм... Головы... А сколько?

САЛЕМЕНЪ.

Ужели я вести имъ стану счетъ,

Когда твоя въ опасности? Позволь же

Мнѣ дѣйствовать -- дай мнѣ свою печать

И предоставь уже распорядиться

Всѣмъ остальнымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, жизнями людей

Я никому не дамъ распоряжаться,

Когда другихъ лишаемъ жизни мы,

То что беремъ и что даемъ -- не знаемъ.

САЛЕМЕНЪ.

И ты ее боишься взять у тѣхъ,

Которые грозятъ твоей?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, это

Такой вопросъ... Но я отвѣчу: да.

Безъ этого нельзя ль? Кто подозрѣнье

Твое навлекъ? Вели арестовать.

САЛЕМЕНЪ.

Желалъ бы я, чтобъ ты моихъ отвѣтовъ

Не требовалъ. А то они сейчасъ

Подхватятся болтливою толпою

Твоихъ гетеръ, оттуда по дворцу

Пойдутъ гулять, проникнутъ даже въ городъ --

И все тогда пропало. Предоставь

Мнѣ дѣйствовать.

САРДАНАПАЛЪ.

Тебѣ я довѣрялся,

Ты знаешь самъ, всегда. Вотъ перстень мой!

САЛЕМЕНЪ.

Но у меня еще одна есть просьба.

САРДАНАПАЛЪ.

Я слушаю.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ отмѣнилъ ты пиръ

Сегодняшній въ Евфратскомъ павильонѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Пиръ отмѣнить! Да ни за что, хотя бъ

Тутъ собрались, всѣ, сколько есть на свѣтѣ,

Бунтовщики! Пускай себѣ идутъ,

Пусть дѣлаютъ всѣ гадости, какія

Имъ въ умъ придутъ -- не испугаюсь я,

Изъ за стола не выйду раньше, кубковъ

Ни на одинъ не уменьшу, въ вѣнкѣ

Ни одного цвѣточка не убавлю,

Не сокращу веселья ни на часъ.

Я не боюсь.

САЛЕМЕНЪ.

Но если это нужнымъ

Окажется -- вооружишься ты,

Не правда ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Быть можетъ. Славный панцырь

Есть у меня, и мечъ не изъ плохихъ,

Копье и лукъ, какими бъ не побрезгалъ

И самъ Немвродъ; немножко тяжелы,

Да ничего, я справлюсь... Только вотъ что

Мнѣ въ умъ пришло: давно ужъ это все

Употреблялъ я даже на охотѣ.

Тебѣ оно попалось на глаза

Хоть разъ одинъ?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ во-время такія

Ребяческія шутки! Отвѣчай,

Когда нужда придетъ, ты за оружье

Возьмешься ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Возьмусь ли! О, когда

Такъ быть должно, когда рабовъ безумныхъ

Не усмирить ничѣмъ помягче -- я

До той поры мечемъ работать стану,

Пока его не захотятъ они

Въ моихъ рукахъ веретеномъ увидѣть.

САЛЕМЕНЪ.

По ихъ словамъ, твой скипетръ ужъ съ давнихъ поръ --

Веретено.

САРДАНАПАЛЪ.

Они солгали! Впрочемъ,

Пус

СОЧИНЕНІЯ
ЛОРДА БАЙРОНА
ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПОЭТОВЪ

ТОМЪ ВТОРОЙ
ИЗДАНІЕ ТРЕТЬЕ
О. ГЕРБЕЛЬ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1883

http://az.lib.ru

САРДАНАПАЛЪ.

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ.

Переводъ П. Вейнберга и А. Соколовскаго

ВЕЛИКОМУ ГЕТЕ

иностранецъ дерзаетъ поднести дань уваженья
литературнаго вассала своему ленному господину, первому изъ современныхъ писателей,
создавшему литературу въ своёмъ собственномъ отечествѣ
и прославившему литературу европейскую.
Недостойное произведеніе, которое авторъ осмѣлился посвятить ему,
называется:
"САРДАНАПАЛЪ".

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Издавая въ свѣтъ нижеслѣдующія трагедіи {"Сарданапалъ" и "Двое Фоскари".}, я повторю только, что, сочиняя ихъ, рѣшительно не имѣлъ въ виду постановки ихъ на сцену. О попыткѣ, сдѣланной одинъ разъ театральными антрепренёрами, публика уже выразила своё мнѣніе. Что же касается моихъ личныхъ воззрѣній на этотъ предметъ, то такъ-какъ, повидимому, они не ставятся ни во что, то и я умолчу о нихъ. Относительно исторической основы этихъ трагедій, отсылаю читателя въ примѣчаніямъ.

Въ одномъ изъ предыдущихъ драматическихъ произведеній, авторъ сдѣлалъ попытку сохранить три "единства", а въ другомъ -- по возможности приблизиться къ нимъ, полагая, что при полномъ отсутствіи ихъ можно написать стихотвореніе, по никакъ не драму. Автору извѣстно, какъ непопулярна эта система въ современной англійской литературѣ; но она изобрѣтена не имъ, а есть ничто иное, какъ теорія, ещё недавно господствовавшая, какъ законъ, въ литературѣ всего міра и удержавшаяся въ этомъ видѣ до-сихъ-поръ у наиболѣе образованныхъ народовъ. Но nous avons changé tout cela и пожинаемъ плоды этой перемѣны. Авторъ далёкъ отъ мысли, что ему удастся создать въ этомъ родѣ что-нибудь, могущее сравниться съ произведеніями его предшественниковъ, какъ державшихся классическихъ правилъ, такъ и не обращавшихъ на нихъ вниманія; ему желательно только объяснить, почему онъ предпочёлъ правильную драматическую постройку, хотя и слабую, полному отступленію отъ всякихъ правилъ. Гдѣ онъ потерпѣлъ неудачу, тамъ вина ея должна быть приписана архитектору, а не самому искусству.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Мужчины: САРДАНАПАЛЪ, царь Ниневіи, Ассиріи и другихъ странъ.

АРБАКЪ, мидянинъ, замышляющій сдѣлаться царемъ.

БЕЛЕЗИСЪ, халдейскій прорицатель.

САЛЕМЕНЪ, деверь царя.

АЛТАДА, дворцовый чиновникъ.

ПАНІА.

ЦАМЕСЪ.

СФЕРО.

БАЛЕА.

Женщины: ЗАРИНА, царица.

МИРРА, рабыня-іонянка и любовница Сарданапала.

Гаремныя женщины, стражи, свита, халдейскіе жрецы, мидяне и другіе.

Дѣйствіе въ Ниневійскомъ дворцѣ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Зала во дворцѣ.

САЛЕМЕНЪ

Онъ мучитъ государыню -- но онъ

Ей господинъ; сестру мою онъ мучитъ --

Но онъ мнѣ братъ: онъ мучитъ свой народъ --

Но онъ его владыка. Я обязанъ

И подданнымъ, и другомъ быть ему --

Снасти его отъ гибели постыдной.

Я не могу, не долженъ допустить,

Чтобъ безъ слѣда изсякла подъ землёю

Немврода кровь, Семирамиды кровь,

Чтобъ кончилась пастушескою сказкой

Исторія тринадцати вѣковъ

Владычества. Онъ долженъ пробудиться.

Въ его душѣ изнѣженной развратъ

Не истребилъ отваги беззаботной;

Природную энергію его

Испорченная жизнь лишь подавила,

Не сокрушивъ; и въ сладострастьѣ онъ

Не утонулъ, а лишь погрязъ глубоко.

Родясь въ избѣ онъ могъ бы государство

Себѣ добыть: рождённый для вѣнца,

Онъ но себѣ оставитъ только имя --

Ничтожное наслѣдство для дѣтей.

Но и теперь ещё не всё погибло;

Ещё теперь онъ могъ бы искупить

Позорное бездѣйствіе, когда бы

Съ той легкостью, съ какою сталъ онъ тѣмъ,

Чѣмъ быть ему не слѣдуетъ, рѣшился бъ

Тѣмъ сдѣлаться, чѣмъ быть ему должно.

Какъ-будто бы своимъ народомъ править

Труднѣй, чѣмъ жизнь въ развратѣ Истощать?

Быть во главѣ своихъ солдатъ труднѣе

Владычества въ гаремѣ? Онъ себя

Губительнымъ распутствомъ разслабляетъ;

И духъ, и плоть подкапываетъ онъ

Занятьями, что не даютъ здоровья --

Какъ ловъ звѣрей, и славы -- какъ война.

Да, долженъ онъ проснуться. Ахъ, лишь громы

Небесные его разбудятъ!

(За сценой нѣжная музыка.) Вотъ,

Вотъ звуки лиръ, и лютень, и кимваловъ --

Гармонія баюкающей нѣги,

Истомы сладострастной! Голоса

Гаремныхъ женъ и тварей ниже женщинъ

Сливаются въ весёлый хоръ, а онъ,

Великій царь всего земного міра,

Увѣнчанный цвѣтами, возлежитъ,

Откинувши небрежно діадему --

Хватай её, кто только хочетъ... Вотъ,

Они идутъ. Уже благоуханье

Отъ ихъ одеждъ доносится ко мнѣ;

Ужь вижу я -- вдоль галерей сверкаетъ

Каменьями толпа нарядныхъ дѣвъ,

Его пѣвицъ я, вмѣстѣ съ тѣмъ, совѣтницъ

И между нихъ, самъ женщина съ лица

И женщиной одѣтъ, Семирамиды,

Великаго царя ничтожный внукъ.

Но вотъ и онъ. Остаться мнѣ? Конечно --

И подойти и смѣло все сказать,

Что говорятъ о нёмъ другъ другу люди,

Хорошіе и честные... Идутъ,

Идутъ рабы и, въ ихъ главѣ, владыка

И подданный, слуга своихъ рабовъ!

СЦЕНА II.

Входитъ САРДАНАПАЛЪ, одѣтый по женски, въ вѣнкѣ изъ розъ; за нимъ и молоодые рабы.

САРДАНАПАЛЪ.

(обращаясь къ нѣкоторымъ изъ свиты).

Для пиршества въ Евфратскомъ павильонѣ

Устроить всё пышнѣе! Разубрать

Гирляндами и освѣтить поярче!

Мы ужинать тамъ будемъ ныньче въ полночь.

Исполнить всё, какъ должно; а теперь --

Галеру мнѣ! Надъ свѣтлою рѣкою

Свѣжительный кружится вѣтерокъ --

Мы поплывемъ. Вы, нимфы дорогія,

Дѣлящія со мной часы утѣхъ,

Увижу вновь я васъ въ тотъ часъ сладчайшій,

Когда мы соберёмся, точно хоръ

Небесныхъ звѣздъ, и вы такое жь небо

Блестящее сплетёте изъ себя.

До тѣхъ же поръ, вы можете свободно

Располагать собой. А ты, моя

Іонянка возлюбленная, Мирра,

Гдѣ хочешь ты остаться: въ ихъ средѣ

Иль близь меня?

МИРРА.

Властитель мой!

САРДАНАПАЛЪ.

Властитель!

Ахъ, жизнь моя! Что это за отвѣтъ

Убійственно-холодный? Ужъ такое

Проклятіе царей -- отвѣты слышать

Подобные. Ты госпожа себѣ,

Какъ мнѣ. Скажи, съ гостями ль удалиться

Желаешь ты, иль чаровать меня

Останешься?

МИРРА.

Царя желанье будетъ

Закономъ мнѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, перестань со мной

Такъ говорить! Блаженствомъ высочайшимъ

Считаю я -- желанія твои

Всѣ исполнять. Я собственныхъ желаній

Высказывать не смѣю, опасаясь

Ихъ выразить на перекоръ тебѣ,

Затѣмъ-что ты чужимъ желаньямъ въ жертву

Всегда свои принесть готова...

МИРРА.

Хотѣла бы остаться. Выше счастья

Не знаю я, какъ вѣчно быть съ тобой;

Но...

САРДАНАПАЛЪ.

Что же но?Межь мною и тобою

Единственной преградой можетъ быть

Твой произволъ плѣнительный...

МИРРА.

Я слышу --

Обычный часъ совѣта твоего

Ужь наступилъ; мнѣ лучше удалиться...

САЛЕМЕНЪ (подходя).

Раба права: ей слѣдуетъ уйти.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто говоритъ? Ты, братъ мой?

САЛЕМЕНЪ.

Братъ царицы

Тебѣ же, царь, всеподданный слуга.

САРДАНАПАЛЪ (обращая къ свитѣ).

И такъ, прошу васъ всѣхъ своимъ досугомъ

Располагать до полночи, а тамъ

Мы вновь васъ ждёмъ.

(Всѣ уходятъ. Мирра тоже собирается уйти).

Ты, Мирра, мнѣ казалось,

Остаться здѣсь хотѣла...

МИРРА.

Государь,

Ты не сказалъ остаться мнѣ...

САРДАНАПАЛЪ.

Но это

Ты взглядами сказала. Мнѣ знакомъ

Малѣйшій взглядъ глазъ іонійскихъ этихъ,

И я прочёлъ, что отъ меня уйти

Не хочешь ты.

МИРРА.

Вашъ братъ, мой повелитель...

САЛЕМЕНЪ.

Царицы братъ, его супруги братъ,

Гречаночка! Меня назвать ты смѣешь

И не краснѣть при этомъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Не краснѣть!

О человѣкъ, лишенный глазъ, и сердца!

Въ ея лицѣ зажечь такой пурпуръ,

Какимъ въ часы вечерняго заката

Блестятъ снѣга Кавказа -- и потомъ

Её корить твоей же слѣпотою

Холодною!... Какъ -- слёзы, Мирра?

САЛЕМЕНЪ.

Пусть

Онѣ текутъ! Она слезами платитъ

Не за себя одну; сама жь она --

Причина слёзъ гораздо ядовитѣй.

САРДАНАПАЛЪ.

Будь проклятъ тотъ, изъ-за кого она

Заплакала!

САЛЕМЕНЪ.

ё Не проклинай себя же,

Когда уже мильоны безъ того

Тебя клянутъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не забывайся! Хочешь,

Чтобъ вспомнилъ я, что я монархъ?

САЛЕМЕНЪ.

О, если бъ

Ты вспомнить могъ!

МИРРА.

Мой государь и ты,

Мой принцъ, уйти позвольте мнѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жь дѣлать,

Боль грубою рукою ранилъ онъ

Твой нѣжный духъ -- иди; но помни -- скоро

Мы свидимся. Ахъ, лучше потерять

Мнѣ мой престолъ, чѣмъ радость быть съ тобою!

(Мирра у ходитъ.)

САЛЕМЕНЪ.

И съ нимъ, и съ ней ты, можетъ-быть, навѣкъ

Разстанешься.

САРДАНАПАЛЪ.

Братъ! видно, я умѣю

Собой владѣть, когда такія рѣчи

Ещё сношу; не выводи жь меня

Изъ всѣхъ границъ моей натуры слабой!

САЛЕМЕНЪ.

Изъ этой-то натуры, черезчуръ

Бездѣйственной и слабой, и хочу я

Тебя извлечь. О, если бы я могъ

Поднять твой духъ, хотя бы даже жертвой

Самъ сдѣлался!

САРДАНАПАЛЪ.

Клянусь Вааломъ, онъ

Тираномъ бы хотѣлъ меня увидѣть!

САЛЕМЕНЪ.

Ты и теперь тиранъ! Иль, можетъ-быть,

Ты думаешь, что только тамъ тиранство,

Гдѣ льётся кровь, гдѣ вѣчный звонъ цѣпей?

Нѣтъ, деспотизмъ порока, ядъ разврата,

Безсиліе, тупая апатія

И чувственность позорная творятъ

Мильонами тирановъ; ихъ жестокость

Безкровная далёко превосходитъ

Гнуснѣйшія жестокости владыкъ,

Исполненныхъ энергіи кровавой.

Да, зрѣлище разврата твоего --

И тяжкій гнётъ, и страшная отрава;

Въ нёмъ гибели источникъ твоему

Владычеству и всѣмъ его опорамъ.

Извнѣ ли врагъ нахлынетъ на тебя,

Внутри ль страны возстанье загорится --

И тутъ, и тамъ погибель для тебя:

Разбить врага народъ твой не съумѣетъ,

А къ мятежу съ охотою примкнётъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жь дѣлаетъ тебя всего народа

Глашатаемъ?

САЛЕМЕНЪ.

Участіе въ страданьямъ

Моей сестры царицы, и любовь

Природная къ племянникамъ-малюткамъ,

И преданность къ царю, въ которой онъ,

Я думаю, нужду ощутитъ скоро

Не на однихъ словахъ, и уваженье

Къ Немвродову потомству, и ещё,

Ещё одно, съ чѣмъ незнакомъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Что же?

САЛЕМЕНЪ.

Невѣдомое слово для тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Желательно услышать...

САЛЕМЕНЪ.

Добродѣтель.

САРДАНАПАЛЪ.

Невѣдомое слово! Да ничто --

Ни ревъ трубы, ни крики пьяной черни

Не рѣзали ушей моихъ сильнѣй,

Убійственнѣй, чѣмъ это слово. Только

Его одно и слышу я въ устахъ

Твоей сестры.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ разговоръ несносный

Перемѣнить, стань слушать про порокъ.

САРДАНАПАЛЪ.

А отъ кого?

САЛЕМЕНЪ.

Пожалуй, хоть отъ вѣтровъ,

Коль голоса народа -- для тебя

Неслышный звукъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Послушай, я -- ты знаешь --

И терпѣливъ, и милосердъ; не разъ

Ты въ этомъ убѣждался: отвѣчай же,

Что двигаетъ тобой?

САЛЕМЕНЪ.

Бѣда, тебѣ

Грозящая.

САРДАНАПАЛЪ.

Не понимаю.

САЛЕМЕНЪ.

Слушай:

Народы всѣ -- ихъ много получилъ

Ты отъ отца -- къ тебѣ пылаютъ злобой

Открытою.

САРДАНАПАЛЪ.

Ко мнѣ? Чего жъ хотятъ

Рабы?

САЛЕМЕНЪ.

Царя.

САРДАНАПАЛЪ.

А что же я такое?

САЛЕМЕНЪ.

Для нихъ -- ничто; по мнѣ же -- человѣкъ,

Способный быть и кое-чѣмъ побольше.

САРДАНАПАЛЪ.

Шваль пьяная! Чего же это имъ

Недостаетъ? И миръ, и изобилье --

Всё есть у нихъ.

САЛЕМЕНЪ.

Да, мира больше, чѣмъ

Не срамъ имѣть, а изобилья -- меньше,

Чѣмъ кажется царю, гораздо меньше.

САРДАНАПАЛЪ.

Кто жь тутъ виной, какъ не одни мои

Грабители-сатрапы.

САЛЕМЕНЪ.

И отчасти

Самъ государь, который никогда

Не сдѣлаетъ ни шагу за ворота

Дворцовыя, а если и рискнетъ,

То лишь затѣмъ, чтобъ спрятаться отъ зноя

Въ какомъ-нибудь нагорномъ замкѣ? О,

Великій Валъ, создавшій это царство

Обширное и ставшій богомъ въ нёмъ,

Иль такъ, какъ богъ, блиставшій яркой славой

Въ теченіе столѣтій -- вотъ, смотри,

Тотъ, кто себя зовётъ твоимъ потомкомъ!

Онъ никогда ещё, какъ властелинъ,

Не видѣлъ царствъ, съ которыми разстался

Ты, какъ герой, которыя трудомъ,

И временемъ, и кровью намъ ты добылъ --

И для чего? чтобъ сдѣлались они

Источникомъ налоговъ и стяжаній

Для оргіи, для прихотей слѣпыхъ

Любовницы...

САРДАНАПАЛЪ.

Тебя я понимаю;

Желалъ бъ ты, чтобъ превратился я

Въ воителя. Клянусь звѣздами неба,

Открытыми халдеянамъ -- клянусь,

Безумные рабы вполнѣ достойны,

Чтобъ въ собственныхъ желаніяхъ они

Нашли своё проклятье и чтобъ къ славѣ

Я ихъ повёлъ.

САЛЕМЕНЪ.

А отчего же нѣтъ?

Вѣдь женщиной была Семирамида,

А между тѣмъ къ Гангеса берегамъ

Она своихъ водила ассиріянъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, это такъ. Но только -- какъ вернулась

Она оттоль?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ мужъ и какъ герой:

Разбитая -- то правда, но постыдно

Не павшая. Съ своими двадцатью

Солдатами въ порядкѣ отступила

На Бактрію.

САРДАНАПАЛЪ.

А сколько ихъ она

Оставила для коршуновъ индійскихъ?

САЛЕМЕНЪ.

О томъ молчатъ анналы.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, такъ я

За нихъ скажу, что, право, двадцать платьевъ

Въ своёмъ дворцѣ ей лучше бы наткать,

Чѣмъ съ двадцатью солдатами спасаться,

Покинувши мильоны вѣрныхъ слугъ

Среди волковъ, и вороновъ, и тварей

Свирѣпѣе, страшнѣе ихъ -- людей!

И это честь? О, если такъ, оставьте

Меня въ моёмъ позорѣ навсегда!

САЛЕМЕНЪ.

Не всѣмъ бойцамъ одна и та же доля.

Великая праматерь ста царей

Изъ Индіи бѣжала, это правда;

Но бактріянъ, и персовъ, и мидянъ

Она за-то прибавила къ народамъ,

Которыми владѣла, какъ и ты

Владѣть бы могъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я и владѣю ими,

Она жь одно умѣла -- покорять.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ, мечъ ея для нихъ -- и скоро -- больше.

Чѣмъ скипетръ твой, понадобится!

САРДАНАПАЛЪ.

Жилъ,

Какъ говорятъ, на свѣтѣ нѣкій Бахусъ.

Я отъ моихъ гречаночекъ о нёмъ

Слыхалъ не разъ. Онъ богъ былъ, богъ у грековъ

И, стало быть, совсѣмъ не божество

Въ Ассиріи; а между-тѣмъ то царство

Индійское, гдѣ, по твоимъ словамъ,

Такъ пострадать пришлось Семирамидѣ,

Онъ покорилъ.

САЛЕМЕНЪ.

И я о нёмъ слыхалъ;

Ты видишь самъ -- въ людяхъ прослылъ онъ богомъ

За подвигъ свой.

САРДАНАПАЛЪ.

И я сейчасъ почту

Божественность его. Эй, виночерпій!

САЛЕМЕНЪ.

Что хочетъ царь?

САРДАНАПАЛЪ.

Хочу, чтобъ былъ почтёнъ

Вашъ новый богъ и старый побѣдитель.

Вина сюда!

(Входитъ виночерпій.)

Подай мнѣ золотой,

Украшенный каменьями, мой кубокъ,

Что чашею Немвродовой зовутъ.

Полнѣй! Скорѣй!

(Виночерпій уходитъ.)

САЛЕМЕНЪ.

Ещё твой пиръ недавній

Не выспался, а ты уже готовъ

Возобновить!

(Виночерпіи возвращаете съ виномъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Мой благородный сродникъ

Коль варвары далёкихъ береговъ

Іоніи и подданные наши

Не лгутъ -- такъ онъ, тотъ Бахусъ, покорилъ

Всю Индію, не правда ли?

САЛЕМЕНЪ.

Да, правда,

И вотъ за-то прослылъ онъ богомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ,

Нѣтъ, не за-то! Двѣ-три его колонны,

Которыя моими быть могли бъ,

Сочти я ихъ достойными покупки

И поисковъ -- вотъ всё, что говоритъ

О царствахъ, имъ разрушенныхъ, о крови,

Что пролилъ онъ морями, о сердцахъ,

Разбитыхъ имъ. Но здѣсь, здѣсь, въ этой чашѣ

Лежитъ его безсмертіе -- въ лозѣ

Безсмертной той, откуда душу первый

Онъ выдавилъ и намъ потомъ её

На радость далъ, какъ слабое возмездье

За зло своихъ побѣдъ. Да, но сверши

Онъ этого, и гробъ его, и имя

Лишились бы безсмертья, и подобно

Праматери моей Семирамидѣ,

Остался бъ онъ на вѣки межь людьми

Чудовищемъ какимъ-то, съ полу-блескомъ

Божественнымъ. Вотъ богомъ что его

Содѣлало -- тебя жъ пусть человѣкомъ

Содѣлаетъ. Ну, добрый мой брюзга,

Вотъ чаша, пей въ честь греческаго бога!

САЛЕМЕНЪ.

Всѣхъ царствъ твоихъ я нё взялъ бы за-то,

Чтобъ, такъ-какъ ты, глумиться надъ родною

Религіей.

САРДАНАПАЛЪ.

Онъ, стало быть, герой

По твоему, затѣмъ, что кровь морями

Лилъ по землѣ -- но ужь никакъ не богъ

Изъ-за того, что далъ плоду онъ силу

Волшебную, смѣняющую грусть

Веселіемъ, вливающую юность

Въ кровь стариковъ и вдохновенный пылъ --

Въ духъ юношей, дающую забвенье

Усталости, гонящую боязнь

Опасности, творящую намъ новый

Роскошный міръ, когда тускнѣетъ тотъ,

Гдѣ мы живёмъ. Ну, что жь, коли не хочешь

За бога пить, такъ пусть, какъ человѣкъ,

Онъ здравствуетъ, какъ человѣкъ, который

Міръ изумилъ злодѣйствомъ и добромъ.

(Пьетъ.)

САЛЕМЕНЪ.

Ты оргіи готовъ опять предаться,

Какъ вижу я?

САРДАНАПАЛЪ.

А если бы и такъ?

Весёлый пиръ, гдѣ ни одна слезинка

Не потечётъ, не лучше ли побѣды?

По цѣль моя иная: если выпить

Не хочешь ты со мною -- продолжай

По своему: тебя я не стѣсняю.

(Виночерпію.)

Иди, дитя! (Виночерпій уходитъ.)

САЛЕМЕНЪ.

Но только одного

Желалъ бъ я -- стряхнуть съ тебя дремоту.

Пусть лучше мной ты будешь пробуждёнъ,

Чѣмъ мятежомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Какой мятежъ? Откуда?

И для чего? и почему? и гдѣ?

Я государь законный; я потомокъ

Исконныхъ государей; въ чёмъ такомъ

Я предъ моимъ народомъ провинился

И предъ тобой, чтобъ ты меня бранилъ,

А онъ вставалъ мятежно?

САЛЕМЕНЪ.

Что ты сдѣлалъ --

Мнѣ собственно -- объ этомъ умолчу.

САРДАНАПАЛЪ.

Но всё-таки, ты думаешь, конечно,

Что оскорбилъ царицу я? Вѣдь такъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я думаю? Какъ будто оскорбленья

Здѣсь не было на самомъ дѣлѣ?

САРДАНАПАЛЪ.

Князь,

Терпѣніе и выслушай. Царица

Окружена всѣмъ блескомъ, властью всей,

Какія ей по сану подобаютъ,

Всѣ чествуютъ монархиней её,

И ввѣрены ея надзору принцы

Наслѣдные. Я съ нею въ бракъ вступилъ

Изъ видовъ государства, какъ монархи

Вступаютъ въ бракъ, и такъ её любилъ,

Какъ женъ мужья по большей части любятъ,

Но если вы надѣялись, что къ ней

Я привяжусь, какъ мужичекъ халдейскій

Къ своей женѣ, то, значитъ, ни меня,

Ни сердце человѣка, ни монарховъ

Не знали вы.

САЛЕМЕНЪ.

Царь, лучше о другомъ

Поговоримъ. Въ моей крови нѣтъ мѣста

Для жалобы; сестрѣ же -- не нужна

Насильная любовь, хотя бы даже

Властителя Ассиріи. Она

Отвергнетъ страсть, что дѣлятъ вмѣстѣ съ нею

Наложницы, рабыни чуждыхъ странъ.

Она молчитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Зачѣмъ же не умѣетъ

Молчать и братъ?

САЛЕМЕНЪ.

Я -- эхо голосовъ

Твоихъ земель, которыхъ скоро долженъ

Лишиться тотъ, кто ими долго такъ

Пренебрегалъ.

САРДАНАПАЛЪ.

О, грубые и злые

Рабы! За-то роптать и обвинять,

Что крови ихъ не лилъ я, что въ пустыни

Песчаныя на гибель не водилъ

Мирьяды ихъ, что береговъ Гангеса

Не убѣлялъ костями, что не гнулъ

Ихъ головы подъ дикіе законы,

Что никого не изнурилъ трудомъ

Постройки стѣнъ и башень вавилонскихъ!

САЛЕМЕНЪ.

Но это всё трофеи, во сто разъ

Достойнѣе монарха и народа,

Чѣмъ музыка, и пѣсни и пиры,

Наложницы, сокровищъ расточенье,

Попраніе всего благого...

САРДАНАПАЛЪ.

Трофеями два города имѣю:

Въ единый день и Тарсъ и Анхіалъ

Построены, ты знаешь... Ну, а эта

Старуха кровожадная, моя

Воинственная бабушка, невинность

Стыдливая -- что сдѣлала бъ ещё?

Разрушила бъ, и только...

САЛЕМЕНЪ.

Это правда;

Я признаю твою заслугу: да,

Два города соорудилъ ты -- просто

Изъ прихоти, и надписью такой

Украсилъ ихъ, которая послужитъ

Тебѣ и имъ позоромъ навсегда.

САРДАНАПАЛЪ.

Позоромъ мнѣ! Клянусь Вааломъ, эти

Два города, какъ тамъ ни хороши,

Но надписи не стоятъ. Какъ угодно

Брани меня, правленіе моё

И жизнь мою; но это изреченье

Правдивое оспаривать не тщись;

Здѣсь въ трёхъ строкахъ исторія все и жизни

И дѣлъ людскихъ; её ты помнишь? "Царь

Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса,

Въ единый день два города воздвигъ.

Ѣшь, пей, люби; всё прочее не стоитъ

Щелчка."

САЛЕМЕНЪ.

Мораль достойная, слова

Премудрыя, которыя народу

Внушаетъ царь!

САРДАНАПАЛЪ.

А ты чего бъ хотѣлъ?

Чтобъ я писалъ указы: "повинуйся,

Народъ, царю! вноси въ его казну!

Служи въ его фалангахъ! жертвуй кровью

Изъ-за него, благоговѣйно падай

Предъ нимъ во прахъ, вставая, чтобъ нести

Тяжелый трудъ!" Иль такъ: "На этомъ мѣстѣ

Сарданапалъ сто тысячъ умертвилъ

Своихъ враговъ. Смотрите, вотъ ихъ гробы --

Его трофей!" Такія вещи я

Воителямъ свершать предоставляю:

Съ меня жь вполнѣ довольно, если дамъ

Я подданнымъ возможность меньше слышать

Гнётъ бѣдъ земныхъ и приближаться къ гробу

Безъ горькихъ слёзъ. Какія льготы я

Себѣ даю -- въ такихъ же нѣтъ отказа

И моему народу. Всѣ мы поди.

САЛЕМЕНЪ.

Твои отцы какъ боги чтились.

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Въ пыли гробовъ, когда они ни боги,

Ни смертные. Уволь меня отъ нихъ!

Червякъ -- вотъ богъ! Онъ ѣстъ по крайней мѣрѣ

Твоихъ боговъ, покамѣстъ наконецъ,

Сожравши все, безъ пищи самъ издохнетъ.

А тля", твои -- простые люди. Вотъ,

Взгляни-ка ты на ихъ потомка: слышу

Я тысячу земныхъ вещей въ себѣ,

А божества -- ни капли, развѣ только

Наклонность та, которую во мнѣ

Ты такъ хулишь -- любить, быть милосерднымъ,

Дурачества другихъ людей прощать

И -- это вотъ въ натурѣ человѣка --

Нестрогимъ быть и къ собственнымъ своимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ! приговоръ подписанъ Ниневіи!

Несчастная, несчастная царица

Всѣхъ городовъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Чего боишься ты?

САЛЕМЕНЪ.

Со всѣхъ сторонъ ты окруженъ врагами --

И, можетъ-быть, чрезъ нѣсколько часовъ,

Свирѣпая гроза ужъ уничтожитъ

Твоихъ, моихъ и самаго тебя,

И къ утру всё, что есть ещё сегодня

Изъ племени Ваала, будетъ прахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ намъ грозитъ?

САЛИМЕНЪ.

Измѣна честолюбцевъ,

Уже давно держащая тебя

Въ своихъ сѣтяхъ; но есть ещё спасенье:

Лишь царскою печатью ты меня

Уполномочь разоблачить всѣ козни --

И головы виновныхъ я сложу

Къ твоимъ ногамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гм... Головы... А сколько?

САЛЕМЕНЪ.

Ужели я вести имъ стану счётъ,

Когда твоя въ опасности? Позволь же

Мнѣ дѣйствовать -- дай мнѣ свою печать

И предоставь уже распорядиться

Всѣмъ остальнымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, жизнями людей

Я никому не дамъ распоряжаться.

Когда другихъ лишаемъ жизни мы,

То что берёмъ и что даёмъ -- не знаемъ.

САЛЕМЕНЪ.

И ты её боишься взять у тѣхъ,

Которые грозятъ твоей?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, это

Такой вопросъ... Но я отвѣчу: да.

Безъ этого нельзя ль? Кто подозрѣнье

Твоё навлёкъ? Вели арестовать.

САЛЕМЕНЪ.

Желалъ бы я, чтобъ ты моихъ отвѣтовъ

Не требовалъ. А то они сейчасъ

Подхватятся болтливою толпою

Твоихъ гетеръ, оттуда по дворцу

Пойдутъ гулять, проникнутъ даже въ городъ --

И всё тогда пропало. Предоставь

Мнѣ дѣйствовать.

САРДАНАПАЛЪ.

Тебѣ я довѣрялся,

Ты знаешь самъ, всегда. Вотъ перстень мой!

САЛЕМЕНЪ.

Но у меня ещё одна есть просьба

САРДАНАПАЛЪ.

Я слушаю.

САЛЕМЕНЪ.

Чтобъ отмѣнилъ ты пиръ

Сегодняшній въ Евфратскомъ павильонѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Пиръ отмѣнить! Да ни за что, хотя бъ

Тутъ собрались всѣ сколько есть на свѣтѣ

Бунтовщиковъ! Пускай себѣ идутъ,

Пусть дѣлаютъ всѣ гадости, какія

Имъ въ умъ придутъ -- не испугаюсь я,

Изъ-за стола не выйду раньше, кубковъ

Ни на одинъ не уменьшу, въ вѣнкѣ

Ни одного цвѣточка не убавлю,

Не сокращу веселья ни на часъ.

Я не боюсь.

САЛЕМЕНЪ.

Но если это нужнымъ

Окажется -- вооружишься ты,

Не правда-ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Быть-можетъ. Славный панцырь

Есть у меня, и мечъ не изъ плохихъ,

Копьё и лукъ, какими бъ не побрезгалъ

И самъ Немвродъ -- немножко тяжелы,

Да ничего, я справлюсь... Только вотъ что

Мнѣ въ умъ пришло: давно ужь это всё

Употреблялъ я даже на охотѣ.

Тебѣ оно попалось на глаза

Хоть разъ одинъ.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ во-время такія

Ребяческія шутки! Отвѣчай

Когда нужда придётъ, ты за оружье

Возьмешься-ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Возьмусь-ли! О, когда

Такъ быть должно, когда рабовъ безумныхъ

Не усмирить ничѣмъ помягче -- я

До той поры мечемъ работать стану,

Пока его не захотятъ они

Въ моихъ рукахъ веретеномъ увидѣть.

САЛЕМЕНЪ.

По ихъ словамъ, твой скиптръ ужь съ давнихъ поръ

Веретено.

САРДАНАПАЛЪ.

Они солгали! Впрочемъ,

Пусть говорятъ. У древнихъ грековъ былъ --

Какъ пѣли мнѣ не разъ мои рабыни --

Главнѣйшимъ изъ героевъ Геркулесъ,

И вотъ за-то, что онъ любилъ царицу

Лидійскую, такая же молва

Шла про него. Ты видишь -- чернь повсюду

На клевету падка, чтобъ въ прахъ топтать

Своихъ владыкъ.

САЛЕМЕНЪ.

Отцовъ твоихъ, однако,

Не обвинялъ въ такихъ дѣлахъ народъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да -- не смѣлъ. Война или работа

Была его удѣломъ; цѣпи онъ

Снималъ лишь съ тѣмъ, чтобъ нарядиться въ латы.

Ну, а теперь у нихъ досугъ, и миръ,

И полная свобода веселиться

И горло драть. За это не сержусь

Нисколько я: единая улыбка

Красавицы дороже для меня

Всѣхъ возгласовъ, какими возносила

Когда-нибудь народная толпа

Ничтожество. Въ безумномъ ревѣ этихъ

Поганыхъ стадъ, отъ жиру ужь совсѣмъ

Взбѣсившихся, какъ-будто есть что-либо,

Изъ-за чего я могъ бы дорожить

Хвалами ихъ, или страшиться брани?

САЛЕМЕНЪ.

Ты самъ сказалъ, что люди и они;

Такъ, стало-быть, и ихъ сердца да значатъ

Хоть что-нибудь.

САРДАНАПАЛЪ.

Такія же сердца

У псовъ моихъ -- нѣтъ, лучше, почестнѣе!

Но къ дѣлу. Ты мой перстень получилъ:

Коли они дѣйствительно бунтуютъ,

Ты усмири, но жесткихъ мѣръ прошу

Не принимать, пока ужь точно крайность

Не явится. Мнѣ ненавистны всѣ

Страданія -- въ другихъ ли ихъ вселяю,

Терплю-ли самъ; вѣдь всѣ мы: отъ раба

Послѣдняго до перваго монарха

Достаточно страдаемъ для того,

Чтобъ бѣдствія земного гнётъ природный

Не умножать, но роковой удѣлъ,

Намъ посланный судьбой, стараться только

Услугами другъ друга облегчать.

Но этого они не знаютъ, или

Знать не хотятъ. Клянусь Вааломъ, я

Всё дѣлалъ, всё, чтобъ жить имъ было легче:

Не воевалъ, не умножалъ налоговъ,

Свободы ихъ домашней не стѣснялъ,

Предоставлялъ собой распоряжаться,

Какъ кто хотѣлъ, при чёмъ и самъ себѣ

Былъ господинъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ты ни во что не ставилъ

Обязанностей царскихъ, и они

Поэтому кричатъ, что быть монархомъ

Не годенъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Лгутъ. Только имъ и быть,

Къ несчастію, я годенъ, а иначе

И мидянинъ послѣдній могъ бы сѣсть

На мой престолъ.

САЛЕМЕНЪ.

И мидянинъ нашелся.

Замыслившій...

САРДАНАПАЛЪ.

Что это значитъ? Ты

Таинствененъ, вопросовъ не желаешь,

А я совсѣмъ не любопытенъ. Ну,

Распорядись, какъ знаешь; если дѣло

Ужь стало такъ -- уполномочье я

Тебѣ даю. Никто ещё на свѣтѣ

Сильнѣй меня, конечно, не желалъ

Надъ мирными владычествовать мирно;

Но разъ они меня заставятъ встать --

О, лучше бы имъ воскресить изъ праха

Свирѣпаго Немврода, ихъ "ловца

Великаго!" Я обращу въ пустыню

Владѣнія мои и стану въ нихъ

Травить звѣрей, что были по природѣ

Своей людьми, но стали не людьми

По своему желанію. Во взглядѣ

Ихъ на меня до-этихъ-поръ все ложь;

Но въ будущемъ во что онъ превратится --

О, то у нихъ навѣки отобьётъ

Охоту лгать -- и ужъ пускай за это

Самихъ себя потомъ благодарятъ.

САЛЕМЕНЪ.

А! и въ тебѣ проснулось чувство!

САРДАНАПАЛЪ.

Чувство!

Да чорную неблагодарность кто жь

Не чувствуетъ?

САЛЕМЕНЪ.

На это не словами,

А дѣломъ я отвѣчу. Сохрани

Въ душѣ своей энергію, что дремлетъ

По временамъ, но всё ещё жива,

И вновь къ тебѣ вернуться можетъ слава

Правителя и мощь царя. Прощай!

(Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Прощай. Ушолъ -- и у него на пальцѣ

Моё кольцо -- скиптръ царскій для него.

Онъ такъ же крутъ, какъ я безпечно-мягокъ,

Но и рабы достойны наконецъ

Почувствовать владыку надъ собою.

Откуда мнѣ грозитъ опасность -- я

Не знаю: онъ открылъ её -- пускай-же

И устранитъ. Ужели жизнь мою --

Коротенькую жизнь -- я тратить стану

Ещё на то, чтобъ охранять её

Ото всего, что бѣдную способно

Укоротить? Да стоитъ-ли она

Такихъ трудовъ. Нѣтъ, жить, бояся смерти,

Бунтовщиковъ повсюду чуя, всѣхъ

Вокругъ себя за-то подозрѣвая,

Что здѣсь они, а тѣхъ, что далеко --

За-то, что тамъ -- не значитъ-ли въ могилу

До срока лечь? Но если быть тому

И суждено на самомъ дѣлѣ, если

Они меня сметутъ съ лица земли

И царствъ моихъ, такъ что земля? что царство?

Я жилъ, любилъ, свой образъ размножалъ,

А умереть -- какъ-будто не такое жь

Естественное дѣло плоти? Да,

Конечно, я не лилъ морями крови,

Какъ лить бы могъ, чтобъ превратить моё

Названіе въ синонимъ смерти -- въ ужасъ,

Въ побѣдный бичъ. Но въ этомъ я ничуть

Не каюсь. Жизнь наполнилъ я любовью,

И ежели теперь прольётся кровь --

Не по моей винѣ она прольётся.

До-этихъ-поръ, изъ ассирійскихъ жилъ

Не вытекло ещё единой капли

Въ угоду мнѣ; до-этихъ-поръ изъ всѣхъ

Сокровищъ Ниневіи не потраченъ

Малѣйшій грошъ на то, что хоть одной

Слезы ея сынамъ могло бы стоить;

И вотъ теперь имъ ненавистенъ я

За-то, что не умѣю ненавидѣть,

И бунтовать они хотятъ за-то,

Что я не угнетаю ихъ. О, люди!

Не скипетры, а косы вамъ нужны,

Чтобъ, какъ траву, васъ скашивать -- иначе

Одинъ бурьянъ придётся пожинать,

Сбирать плоды гнилые недовольства,

Вносящіе въ благую почву ядъ,

Изъ житницы творящіе пустыню...

Однако же, пора изъ головы

Ихъ выкинуть. Эй, кто-нибудь, живѣе!

(Входитъ служитель.)

Поди, скажи гречанкѣ Миррѣ, рабъ,

Что мы её желаемъ видѣть.

СЛУЖИТЕЛЬ..

Мирра

Ужь здѣсь, мой царь.

Входитъ МИРРА.

САРДАНАПАЛЪ

Ступай. (Миррѣ.) О, ты моя,

Красавица -- какъ всѣ мои желанья

Ты чувствуешь! Чуть сердце по тебѣ

Забилося -- ужь ты передо мною.

О, дай же мнѣ увѣровать, что есть

Невѣдомая сила, духъ незримый,

Всегда, вездѣ связующіе насъ,

Издалека влекущіе другъ къ другу?

МИРРА.

Да, это есть.

САРДАНАПАЛЪ.

Я знаю самъ, что есть;

Но какъ назвать по имени -- не знаю.

Кто этотъ духъ?

МИРРА.

На родинѣ моей --

Онъ божество; въ душѣ моей -- онъ чувство

Божественно-возвышенное, но

Не болѣе какъ смертное: смиренья

Стыдливаго исполнено оно

И, вмѣстѣ съ тѣмъ, блаженства... то-есть, было бъ

Блаженство въ нёмъ, когда бъ...

(Останавливается.)

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ такъ всегда

Какая-то преграда между нами

И тѣмъ, что намъ является въ мечтахъ,

Какъ счастіе. О, дай мнѣ уничтожить

Всё, что встаётъ для счастья твоего

Препятствіемъ -- и моему не будетъ

Тогда конца!

МИРРА.

Мой государь!

САРДАНАПАЛЪ.

О нѣтъ!

Мой государь! Мой царь! Мой повелитель!

Всегда одно -- и вѣчно этотъ тонъ

Почтительнаго страха! Видно, встрѣтить

Весёлую улыбку я могу

Лишь на пиру, въ его разгулѣ дикомъ,

Когда шуты до равенства со мной

Нахлещутся, иль я сравняюсь съ ними

Въ животности? О, Мирра? Эти всѣ

Названія: царь, государь, властитель,

Величество -- могу я слышать; я

Въ былые дни цѣнилъ ихъ даже -- то-есть

Терпѣлъ въ устахъ сатраповъ и рабовъ;

Когда жъ они лепечутся устами

Любимыми -- устами, что къ моимъ

Такъ часто прижимались -- въ сердцѣ слышу

Я злую дрожь, и леденитъ меня

Сознаніе печальной фальши сана,

Давящаго порывы чувствъ во всѣхъ,

Кто дорогъ мнѣ -- и хочется мнѣ сбросить

Постылую тіару, и съ тобой

Въ кавказскую избушку удалиться

И всѣ вѣнцы на свѣтѣ замѣнить

Цвѣточными вѣнцами!

МИРРА.

Ахъ, когда бы

Осуществить могли мы!...

САРДАНАПАЛЪ.

И въ тебѣ

Такое же желанье? Для чего же?

МИРРА.

Тогда бы ты могъ ты узнать, чего

Не суждено узнать тебѣ во вѣки.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жь именно?

МИРРА.

Прямую цѣну сердца --

Я говорю о сердцѣ женскомъ...

САРДАНАНАЛЪ.

Ихъ тысячи и тысячи извѣдалъ.

МИРРА.

Сердецъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да...

МИРРА.

Ни одного! Но часъ

Для этого ещё пробьётъ, быть-можетъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Да, онъ пробьётъ. Послушай: Салеменъ

Мнѣ объявилъ -- откуда, какъ всё это

Онъ вывѣдалъ, извѣстно одному

Творцу моихъ земель великихъ, Белу --

Онъ объявилъ, что царскій мой престолъ

Въ опасности.

МИРРА.

Онъ поступилъ, какъ должно.

САРДАНАПАЛЪ.

И это ты такъ разсуждаешь, ты,

Которую онъ оскорбилъ столь грубо,

И жесткими насмѣшками прогнать

Осмѣлился отсюда, и заставилъ

И покраснѣть, и плавать?

МИРРА.

И краснѣть,

И плакать я должна гораздо чаще --

И Салеменъ напомнилъ только мнѣ

Обязанность мою. Но про опасность

Ты говоришь. Опасность для тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, отъ интригъ, и тёмныхъ заговоровъ,

И мидянъ вѣроломныхъ, и солдатъ

Обиженныхъ, и ропщущихъ народовъ --

Ужъ я и самъ не знаю отъ чего;

Тутъ лабиринтъ какихъ-то тайнъ, загадокъ,

Глухихъ угрозъ... Ты знаешь, Салеменъ

Всегда таковъ. Но человѣкъ онъ честный...

Да пусть ихъ тамъ! Подумаемъ съ тобой

О пиршествѣ полночномъ.

МИРРА.

Нѣтъ, настала

Теперь пора о пиршествахъ забыть.

Конечно, ты его совѣтомъ мудрымъ

Не пренебрёгъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! И въ тебѣ боязнь?

МИРРА.

Гречанка я -- такъ мнѣ-ль страшиться смерти?

Рабыня я -- такъ мнѣ-ли задрожать,

Завидѣвши свободу?

САРДАНАПАЛЪ.

Отчего же

Твоё лицо блѣднѣетъ?

МИРРА.

Я люблю.

САРДАНАПАЛЪ.

А я? Тебя люблю я больше, выше,

Чѣмъ жизнь мою, чѣмъ царства всѣ мои,

А между-тѣмъ я не блѣднѣю.

МИРРА.

Значитъ,

Ты ни себя не любишь, ни меня:

Кто полюбилъ другого, долженъ также

Себя любить ужъ ради существа

Любимаго. Безумная отвага!

И жизнь свою, и царство такъ легко

Нельзя терять!..

САРДАНАПАЛЪ.

Терять! Но гдѣ жь тотъ дерзкій,

Что посягнуть рѣшился бы на нихъ?

МИРРА.

Но гдѣ и тотъ, который испугалъ бы

Столь дерзкаго? Когда властитель самъ

Себя забылъ, ужели станетъ помнить

О нёмъ народъ подвластный?

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра!

МИРРА.

О,

Не хмурь бровей! Улыбками своими

Ты такъ меня избаловалъ, что видъ

Суровый твой страшнѣе наказанья,

Котораго, быть-можетъ, вѣстникъ онъ.

Властитель мой -- я у тебя рабыня!

Царь, я тебѣ подвластна! Человѣкъ,

Люблю тебя! Люблю, сама не знаю,

Чѣмъ роковымъ къ тебѣ привлечена!

Гречанка я -- и, стало быть, престоламъ

Природный врагъ; невольница -- цѣпей

Не выношу; іонянка -- должна я

Считать себя униженной не такъ

Оковами, какъ страстью къ иноземцу --

И всё-таки люблю тебя, люблю!

И ежели нашлось довольно силы

Въ моей любви, чтобъ существо моё

Преобразить, то развѣ не имѣетъ

Она всѣхъ правъ, чтобы спасти тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Спасти меня! О, милая, такъ чудно

Ты хороша -- и я въ тебѣ ищу

Одной любви, а не спасенья.

МИРРА.

Гдѣ же,

Какъ не въ любви, отъ всякихъ бѣдъ защита?

САРДАНАПАЛЪ.

Я говорю про женскую любовь.

МИРРА.

Людскую жизнь питаетъ первой силой

Грудь женщины; насъ первымъ звукамъ учатъ

Ея уста; вашъ первый плачъ унять

Идётъ она; вашъ вздохъ послѣдній часто

Слухъ женщины пріемлетъ, между-тѣмъ

Какъ прочь бѣгутъ мущины отъ заботы

Не слишкомъ-то весёлой -- сторожить

Въ послѣдній часъ того, кто правилъ ими.

САРДАНАПАЛЪ.

О, милый мой ораторъ! рѣчь твоя

Какъ музыка звучитъ, какъ хоръ трагедій,

Любимая забава у тебя

На родинѣ, о чёмъ такъ часто слышалъ

Я отъ тебя. Что это, Мирра? Ты

Заплакала! Ну, полно!

МИРРА.

Я не плачу,

Но я прошу -- о родинѣ моей,

Моихъ отцахъ не говори со мною.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, Мирра, ты такъ часто говоришь

Сама о нихъ...

МИРРА.

Да, это правда, правда!

Недремлющая дума каждый мигъ

Излить себя въ словахъ невольно рвётся;

Но чуть другой при мнѣ заговоритъ

О Греціи -- душѣ такъ больно, больно.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, хорошо. И такъ, меня снасти

Желаешь ты -- но какъ-же?

МИРРА.

Научивши

Тебя спасти и самого себя,

И эти всѣ обширныя владѣнья

Отъ ярости ужаснѣйшей изъ войнъ --

Межъ братьями.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, милая, вѣдь войны

И воины мнѣ ненавистны. Я

Живу среди покоя и веселья;

Чего жь ещё отъ человѣка ждать?

МИРРА.

Ахъ, государь, съ народной массой часто

Наружный видъ войны необходимъ,

Чтобъ сохранять на дѣлѣ блага мира,

И для царей полезнѣй иногда

Внушать боязнь, чѣмъ быть любимымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я же

Всегда искалъ одной любви.

МИРРА.

И вотъ

Ни первое тобою, ни второе

Не найдено.

САРДАНАПАЛЪ.

И это говоришь

Ты, Мирра -- ты?

МИРРА.

Я о любви народной

Здѣсь говорю, любви къ себѣ, любви,

Желающей, чтобъ правили народомъ

Законъ и страхъ,-- безъ гнёта, иль чтобъ онъ

Не слышенъ былъ, по-крайней-мѣрѣ; если жь

И чувствуешь, то чтобъ казался онъ

Защитою отъ гнёта, пострашнѣе

Своихъ страстей. Цари пировъ, любви,

Вина, цвѣтовъ и шумнаго веселья

Не могутъ быть царями славы...

САРДАНАПАЛЪ.

Славы!

Но что она?

МИРРА.

Спроси о томъ боговъ,

Твоихъ отцовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Они давно замолкли;

Жрецы жь за нихъ тогда лишь говорятъ,

Когда хотятъ на храмъ добыть подачку.

МИРРА.

Такъ загляни хоть въ лѣтопись о тѣхъ,

Которые создали это царство.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, не могу: на ней повсюду кровь.

Да и къ чему? Вѣдь наше государство

Ужь создано; а новыя творить

Я не хочу.

МИРРА.

Старайся не утратить

Хоть своего.

САРДАНАПАЛЪ.

Я наслажденій въ нёмъ

Ищу себѣ. Дитя, идёмъ къ Евфрату;

Часъ наступилъ, галера наша ждётъ,

И павильонъ, украшенный для пира

Полночного, заблещетъ скоро весь

И красотой, и яркими огнями,

И тѣмъ звѣздамъ, что свѣтятъ въ небесахъ,

Покажется такою-же звѣздою;

А мы съ тобой, въ вѣнцахъ изъ свѣжихъ розъ,

Красавица, возляжемъ тамъ, какъ...

МИРРА.

Жертвы.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, какъ цари -- какъ пастухи-цари,

Что, въ простотѣ норы патріархальной,

Алмазами имѣли лишь цвѣты

Весенніе и ни одной слезинкой

Своихъ побѣдъ не пачкали... Идёмъ!

Входитъ ПАНІА.

ПАНІА.

Да здравствуетъ мой государь во вѣки!

САРДАНАПАЛЪ.

До тѣхъ лишь поръ -- ни на единый часъ

Не долѣе -- пока любить онъ можетъ.

Какъ мнѣ претитъ, какъ ненавижу я

Такой языкъ! Изъ жизни даже дѣлать

Умѣетъ ложь, льстя вѣчностью тому,

Что тлѣнъ и прахъ. Ну, Паніа, въ чёмъ дѣло?

Безъ дальнихъ словъ!

ПАНІА.

Царь, Салеменъ меня

Прислалъ къ тебѣ съ своей вторичной просьбой --

Чтобъ изъ дворца сегодня ты

Не выходилъ. Онъ, возвратясь, представитъ

Тѣ доводы, что смѣлости такой

Послужатъ объясненьемъ и, быть-можетъ,

Монаршее прощенье принесутъ

Вмѣшательству непрошенному...

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ что!

Такъ я въ тюрьмѣ? Такъ я ужъ плѣнникъ вашъ?

Такъ воздухомъ небеснымъ не могу я

Уже дышать? Поди и отвѣчай:

Хотя бы вся Ассирія возстала

И бѣшенымъ кипѣла мятежомъ

Вкругъ этихъ стѣнъ -- я прятаться не стану!

ПАНІА.

Мой долгъ -- царю повиноваться; но...

МИРРА.

О, государь, послушай!.. Много-много

Часовъ, и дней, и мѣсяцевъ провёлъ

Ты во дворцѣ среди безпечной нѣги.

Не радуя собою глазъ толпы,

Столь жаждавшей увидѣть хоть однажды

Твоё лицо. А между Не хочешь этотъ праздникъ?

Сарданапалъ.

Нѣтъ.

Мирра.

Такъ ради

Моихъ хоть настояній -- для меня. ,

Сарданапалъ.

Тебя, мое дитя?

Мирра.

И это первый

Мнѣ будетъ даръ, какого лишь просила

Я у тебя, владыка ассирійскій.

Сарданапалъ.

Да, это такъ, будь это даже царство --

Я подарить обязанъ. Для тебя

Я уступлю. Прочь, Панія! Ты слышишь?

Панія.

И повинуюсь.

(Панія уходитъ.)

Сарданапалъ.

Мирра, я тобою

Такъ удивленъ. Быть столько неотступной...

Что этому причиной?

Мирра.

Безопасность

Особы государя-, убѣжденье,

Что ни за что просить бы у тебя

Столь многаго твой князь не согласился,

Когда бъ не велика была опасность.

Сарданапалъ.

Я не боюсь; зачѣмъ же ты боишься?

Мирра.

Я не сама, я за тебя боюсь.

Сарданапалъ.

Ты завтра же надъ этою боязнью

Лишь будешь улыбаться.

Мирра.

Или буду,

Быть можетъ, тамъ, гдѣ ни о чемъ , не плачутъ --

И здѣсь не улыбаться мнѣ- тѣмъ лучше...

А ты?

Сарданапалъ.

Я быть могу царемъ лишь.

Мирра.

Гдѣ?

Сарданапалъ.

Тамъ, гдѣ Ваалъ, Немвродъ, Семирамида;

Коль въ этой Ассиріи, * такъ одинъ,

Коль внѣ ея, такъ съ ними: мнѣ судьбою

Назначено, чтобъ я былъ тѣмъ, что есть;

Ей стоитъ захотѣть -- и я не буду

Совсѣмъ ничѣмъ; но долженъ ли остаться

Я чѣмъ-нибудь, иль сдѣлаться ничѣмъ?

Униженнымъ я жить не захочу.

Мирра.

Когда бъ ты такъ лишь чувствовалъ всегда,

Кто бъ смѣлъ тебя когда-нибудь унизить?

Сарданапалъ.

А кто жь теперь намѣренъ это сдѣлать?

Мирра.

Ты никого подозрѣвать не хочешь?

Сарданапалъ.

Подозрѣвать? на это есть шпіоны.

Но стоятъ ли подобныя слова

О мелочи подобной тѣхъ мгновеній,

Которыя мы тратимъ? Кто тутъ есть?

Рабы! -- вечерній пиръ устроить намъ

Въ Немвродовой палатѣ: коль дворецъ

Мнѣ долженъ быть темницей, такъ оковы

Свои носить мы весело хотимъ.

Пусть берега прекрасные Евфрата,

Пусть лѣтній нашъ евфратскій павильонъ

Для насъ запрещены -- мы безопасны

Покуда здѣсь. Гей! кто тутъ есть? рабы!

(Сарданапалъ уходитъ.)

Мирра (одна).

Зачѣмъ такъ милъ мнѣ этотъ человѣкъ?

Вѣдь дочери моей отчизны любятъ

Героевъ лишь. Но гдѣ моя отчизна?

Все для рабы утрачено, лишь цѣпи

Остались ей. Но я его люблю,

Хоть нѣтъ цѣпей столь тягостныхъ, какъ эта

Любовь безъ уваженья! Но пускай...

Часъ настаетъ, когда бъ найти онъ радъ былъ

Любовь во всѣхъ и не найдетъ ни въ комъ.

Теперь его оставить было бъ ниже,

Чѣмъ сколько быть возвышеннымъ могло

Въ глазахъ моей отчизны -- поразить

Его въ величьи и на тронѣ. Я

Ни для чего не создана такого.

Ахъ, еслибъ я спасла его! быть можетъ,

Я и себя могла бы уважать...

Я такъ нуждаюсь въ этомъ; я такъ пала

И въ собственныхъ ужь мысляхъ, полюбивъ

Такого иноземца... Между тѣмъ *

Мнѣ кажется, что я еще нѣжнѣе

Его люблю, наперекоръ тому,

Что варвары, враги моей отчизны,

Его такъ ненавидятъ... О! когда бъ м

  Въ его груди я пробудить могла

Хотя одну изъ тѣхъ высокихъ думъ,

Что вдохновляли даже и фригійцевъ,

Сражавшихся у иліонскихъ стѣнъ! --

Онъ варваровъ смирилъ бы; онъ бы въ землю

Втопталъ всѣ эти шайки! Онъ меня,

Свою рабу, такъ любитъ, и раба

Такъ любитъ господина, что его

Освободить желаетъ... отъ порока.

Не то, другой я знаю путь къ свободѣ:

Коль быть царемъ его не научу,

Я покажу, какъ царь покинуть тронъ

Единственно лишь можетъ. Но его

Я не должна терять теперь изъ виду.

(Уходитъ.)

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Предлверіе той же палаты.

Белезисъ (одинъ).

Ужь гаснетъ день, но солнце закатиться

Какгь-будто бы не хочетъ, взглядъ прощальный

Кидая Ассиріи. Какъ оно,

Багровѣя межь облаковъ печальныхъ,

На эту кровь похоже, о которой

Оно же предвѣщаетъ. О! когда

Ты, солнце заходящее, вы, звѣзды

Изъ-за него встающія! когда

Я наблюдалъ за вами не напрасно,

Лучъ за лучомъ читая приговоры

Небесныхъ вашихъ тѣлъ, межь тѣмъ какъ время

Безстрастное дрожало, что народамъ

Такъ много бѣдъ несло -- то Ассирія

Послѣдній доживаетъ часъ! Какая,

Однако, тишина! Землетрясенье

Должно бъ стонать передъ такимъ паденьемъ --

И что жь? о немъ намъ предвѣщаетъ солнце

Вечернее. Халдей и звѣздочетъ

На этотъ дискъ глядятъ, какъ на страницу

Безсмертную и видятъ въ ней конецъ

Тому, что намъ казалось безконечнымъ.

Но солнце, истинное солнце! ты --

Пылающій оракулъ, ты -- великій,

Всемірный прорицатель, всякой жизни

Таинственный посредникъ и символъ

Того, кто жизнь даетъ! Увы! доколь

Предѣлъ ты не положишь откровеньямъ

Однихъ лишь золъ? Зачѣмъ не предсказать бы

Дней болѣе достойныхъ твоего

Изъ-за морей всеславнаго восхода?

Зачѣмъ лучомъ надежды не блеснуть,

Хоть временамъ грядущимъ, если къ нашимъ

Печальнымъ днямъ твой гнѣвъ неумолимъ?

Услышь, услышь меня! я жрецъ твой,

Поклонникъ твой, служитель-, на тебя

Любилъ глядѣть я при твоемъ восходѣ

И при твоемъ закатѣ, ' поникалъ

Я головой передъ тобой въ полудни,

Когда мой взоръ не выносилъ тебя;

Я ждалъ тебя, встрѣчалъ тебя; молился,

Служилъ тебѣ, я чтилъ тебя, боялся,

Гадалъ и вопрошалъ тебя -- и ты

Мнѣ отвѣчала, впрочемъ... столько жь. Но

Межь тѣмъ, какъ я взывалъ къ нему о знаньи,

Оно совсѣмъ зашло уже, покинувъ

Намъ за собой свою лишь красоту --

И славой умирающей своею

Возвеселивъ и разрумянивъ западъ.

Что жь значитъ смерть, чтобъ быть столь величавой?

Простой закатъ; но смертные за счастье

Должны считать, что на боговъ похожи

Они въ одной лишь смерти... 4

(Входитъ Арбакъ.)

Арбакъ.

Чѣмъ глубоко такъ занятъ? Неужель

Ты хочешь вслѣдъ исчезнувшему богу

Проникнуть въ даль невѣдомаго дня?

Мы дѣло лишь имѣемъ съ ночью; ночь

Идетъ.

Белезисъ.

Но не прошла.

Арбакъ.

Пускай свой саванъ

Она распростираетъ -- мы готовы.

Белезисъ.

О еслибы она ужь миновала!

Арбакъ.

Уже ль пророкъ въ побѣдѣ не увѣренъ,

Когда ее предвозвѣщаютъ звѣзды?

Белезись.

Я не на счетъ побѣды сомнѣваюсь,

А побѣдителя...

Арбакъ.

Пускай наука

Твоя о немъ гадаетъ-, между тѣмъ

Я столько приготовилъ свѣтлыхъ копій,

Что блескъ планетъ -- союзниковъ твоихъ

Померкнетъ передъ ними. Что насъ можетъ

Остановить? -- Дѣвичій этотъ царь

Въ сей самый часъ быть долженъ на Евфратѣ,

Въ кругу своихъ наперсницъ и подругъ.

Объ этомъ былъ приказъ. Но я клянусь,

Что первая имъ выпитая чаша

Для племени Немврода навсегда

Останется послѣдней.

Белезисъ.

Это племя

Такъ было знаменито!

Арбакъ.

Какъ безславно

Оно теперь; оно ужь износилось,

Такъ мы его исправимъ.

Белезисъ.

Ты увѣренъ?

Арбакъ.

Его родоначальникъ былъ ловецъ,

А я солдатъ -- чего же тутъ бояться?

Белезисъ.

Солдатъ.

Арбакъ.

Быть можетъ, и жрецовъ; но если

Ты и всегда такъ думалъ, такъ зачѣмъ

Царя не воздержать бы отъ наложницъ?

Зачѣмъ вооружать меня? зачѣмъ

Задумывать подобный планъ, который

Скорѣй тебѣ принадлежитъ, чѣмъ мнѣ?

Белезисъ.

Взгляни на небеса.

Арбакъ.

Гляжу.

Белезисъ.

Что видишь?

Арбакъ.

Простой вечерній свѣтъ и хороводы

Небесныхъ звѣздъ.

Белезисъ.

Замѣть межь нихъ одну,

Ту -- вставшую всѣхъ раньше и свѣтлѣе,

Дрожащую, какъ-будто потонуть

Ей хочется въ эѳирѣ.

Арбакъ.

Что жь отселѣ?

Белезисъ.

Она звѣзда судьбы твоей, твой рокъ.

Арбакъ (хватаясь за ножны).

Моя звѣзда вотъ здѣсь, въ моихъ ножнахъ.

Когда она заблещетъ -- всѣ кометы

Лишь искрами покажутся; такъ лучше

Подумаемъ, какъ повести намъ дѣло,

Чтобъ оправдать и самыя планеты

И всѣ ихъ прорицанья. Если мы

Одержимъ верхъ -- соорудимъ имъ храмы,

Дадимъ жрецовъ; ты будь архіереемъ

Боговъ -- какихъ захочешь только самъ.

Я замѣчалъ, что боги справедливы

Почти всегда и признаютъ храбрѣйшихъ

За самыхъ богомольныхъ безъ труда.

Белезисъ.

И самыхъ богомольныхъ за храбрѣйшихъ.

Ты не видалъ меня бѣгущимъ съ поля.

Арбакъ.

О нѣтъ! въ тебѣ достоинъ уваженья

На столько же искусный жрецъ халдейскій,

Какъ и отважный вавилонскій вождь.

Теперь одно: ты долженъ согласиться

Забыть жреца, чтобъ воиномъ остаться.

Белезисъ.

Зачѣмъ не быть обоими?

Арбакь.

Тѣмъ лучше.

Однако я стыжусь почти -- какъ мало

Намъ совершить придется. Побѣдитель

Лишь можетъ ждать безславья отъ такой

Войны женоподобной. Пошатнуть

Кровавый тронъ подъ деспотомъ угрюмымъ,

Стащить его съ престола, съ нимъ обняться,

Перекреститься сталью, тутъ равно

Возвышенно -- и пасть и побѣдить.

Но мечъ поднять на этого червя,

Быть можетъ, слышать пискъ его...

Белезисъ.

О, нѣтъ!

Въ немъ есть черты, которыя тебя

Заставятъ состязаться съ нимъ. Но пусть

Онъ будетъ тѣмъ, чѣмъ хочешь ты, такъ въ стражѣ

Бойцовъ ты встрѣтишь добрыхъ; въ ихъ челѣ

Стоитъ холодный, строгій Салименъ.

Арбакъ.

Мы ихъ сомнемъ.

Белезисъ.

Какъ знать? они солдаты.

Арбакъ.

Поэтому солдатъ бы долженъ быть

Надъ ними и вождемъ.

Белезисъ.

Но Салименъ

Таковъ и есть.

Арбакъ.

Но не таковъ ихъ царь.

И самый Салименъ хоть управляетъ

Созданьемъ этимъ жалкимъ, тѣмъ не меньше

Его онъ ненавидитъ за сестру.

Замѣть, какъ онъ желаетъ быть далекимъ

Отъ всѣхъ пировъ?

Белезисъ.

За то не отъ совѣта,

Онъ тамъ всегда изъ первыхъ.

Арбакъ.

Такъ; и вѣчно

Тамъ слышитъ прекословье. И чего

Не достаетъ, чтобъ обратить его

Въ бунтовщика? Престолъ покрытъ позоромъ,

Онъ самъ въ пренебреженьи, кровь его

Поругана; да мы ведемъ все дѣло

Какъ бы затѣмъ, чтобъ онъ былъ отомщенъ.

Белезисъ.

Но такъ ли онъ глядитъ на это самъ?

Арбакъ.

Что, еслибъ испытать его?

Белезисъ.

Да-да,

Лишь случай бы позволилъ намъ.

(Входитъ Балеа.)

Балеа.

Сатрапы,

Царь въ эту ночь желаетъ васъ обоихъ

Увидѣть на миру.

Белезисъ.

Повиноваться --

Нашъ долгъ. На берегахъ Евфрата?

Балеа.

Нѣтъ;

Здѣсь, во дворцѣ.

Арбакъ.

Какъ! во дворцѣ? Приказъ

Былъ не такой.

Балеа.

Теперь онъ этотъ самый.

Арбакъ.

Но почему?

Балеа.

Мнѣ неизвѣстно. Я

Могу идти?

Арбакъ.

Постой!

Белезисъ (Арбаку, тихо).

Пускай его

Идетъ своей дорогой.

(Къ Балеа.)

Балеа,

Благодари монарха, поцалуй

Полу его одежды, передай,

Что мы принять готовы будемъ крохи,

Что упадутъ съ его трапезы царской.

А часъ назначенный, вѣдь, полночь?

Балеа.

Въ Немвродовой палатѣ. Я склоняюсь

Предъ вами, властелины, и иду.

(Уходитъ.)

Арбакъ.

Я этой перемѣной недоволенъ:

Тутъ что-нибудь скрывается. Зачѣмъ

Перемѣнить вдругъ мѣсто?

Белезисъ.

Развѣ онъ

Не каждый день мѣняется такъ точно,

Безъ видимой причины? Ничего

Не можетъ быть причудливѣе лѣни;

Ея скачки предугадать труднѣй,

Чѣмъ планъ вождя, когда въ своихъ движеньяхъ

Онъ обмануть старается врага.

О чемъ ты размышляешь?

Арбакъ.

Онъ любилъ

Свой павильонъ веселый; это лѣтній

Его дворецъ любимый.

Белезисъ.

Онъ царицу

Свою любилъ и тысячи развратницъ

Кромѣ нея; любя разнообразье,

Онъ все любилъ на свѣтѣ, исключая

Лишь мудрости и славы.

Арбакъ.

Не могу

Я съ этимъ примириться; онъ свой планъ

Перемѣнилъ; уже ли оставаться

Мы будемъ при своемъ? Взять эту башню

Пустынную, сонливый караулъ

И пьяныхъ царедворцевъ разогнать --

Все такъ не трудно, но въ палатѣ

Немвродовой...

Белелисъ.

И это такъ? давно ли

Ты, какъ герой, стыдился одного --

Взойти на тронъ какъ на скамью простую?

Уже ль одна, двѣ лишнія ступени,

Чѣмъ ты считалъ, тебя такъ напугали?

Арбакъ.

Когда наступитъ часъ, то ты увидишь,

Боюсь ли я; ты жизнь мою на ставкѣ

Видалъ не разъ -- я весело игралъ;

Но тутъ не жизнь, тутъ болѣе, тутъ царство.

Белезисъ.

И я его тебѣ ужь предсказалъ.

Впередъ! и будешь царь.

Арбакъ.

О! будь я прорицатель --

Я бъ самъ себѣ не меньше предсказалъ!

Пусть звѣзды оправдаются -- я съ ними,

Ни съ ихъ пророкомъ спорить не могу.

Кто тамъ?

(Входитъ Салименъ.)

Салименъ.

Сатрапы!

Белезисъ.

Князь!

Салименъ.

Какъ это кстати!

Я васъ искалъ обоихъ, но не здѣсь,

Не во дворцѣ.

Арбакъ.

Зачѣмъ же нѣтъ?

Салименъ.

Да часъ

Не наступилъ.

Арбакъ.

Какъ часъ? какой же часъ?

Салименъ.

Полночи.

Белезисъ.

Князь! полночи?...

Салименъ.

Вы навѣрно

Приглашены?

Белезисъ.

О да! но мы забыли.

Салименъ.

О царскомъ приглашеньи?

Арбакъ.

Нѣтъ; но намъ

Сейчасъ о немъ сказали.

Салименъ.

Если такъ,

Зачѣмъ вы здѣсь?

Арбакъ.

По долгу.

Салименъ.

По какому?

Белезисъ.

По долгу нашихъ мѣстъ; намъ право входа

Къ монарху предоставлено; но мы

Его здѣсь не находимъ -- вотъ и все.

Салименъ.

Я также здѣсь по долгу.

Арбакъ.

Намъ позволятъ

Узнать его подробнѣй?

Салименъ.

Взять двоихъ

Измѣнниковъ подъ стражу. Стража! гей!

(Входитъ стража.)

Мечи свой, сатрапы.

Белезисъ (отвязавъ свой мечь).

Князь! вотъ мой.

Арбакъ (обнаживъ мечь).

Вотъ мой -- прими!

Салименъ.

Приму.

Арбакъ.

Одинъ клинокъ,

Но въ сердце -- не иначе; съ рукояткой

Живой я не разстанусь.

Салименъ.

Какъ! со мною

Ты вздумалъ спорить? Такъ тебя избавятъ

Отъ фальши при допросахъ и отъ пытки?

Солдаты! вотъ вамъ бунтовщикъ: убейте!

Арбакъ.

Солдаты -- да. Одинъ ты не посмѣлъ бы.

Салименъ.

Хвастливый рабъ! да что жь въ тебѣ такого,

Предъ чѣмъ бы князь былъ долженъ отступить?

Не силой ты опасенъ намъ -- измѣной.

Какой ты левъ? Когда бъ не ядъ змѣиный

Въ твоихъ зубахъ -- они ничто. Разите!

Белемзисъ.

Арбакъ! ты помѣшался: развѣ я

Противился отдать ему свой мечъ?

Довѣрься правосудію царя.

Арбакъ.

Нѣтъ, я скорѣй довѣрюсь ужь звѣздамъ

И этой свѣтлой стали; умирать,

Такъ умирать царемъ... по-крайней-мѣрѣ

Дыханія и тѣла своего:

Чужая цѣпь ихъ тяготить не будетъ.

Салименъ (къ стражи).

Вы слышали обоихъ насъ. Возьмите!

Не то убейте тутъ!

(Стража нападаетъ на Арбака, который защищается столь храбро и искусно, что приводитъ ее въ замѣшательство.)

Салименъ.

Что жь это значитъ?

Уже ль я самъ быть долженъ палачомъ?

Бездѣльники! вотъ какъ должно солдату

Наказывать измѣну!

(Салименъ нападаетъ на Арбака. Входитъ Сарданапалъ со свитою.)

Сарданапалъ.

Стойте! стойте

Подъ страхомъ вашей жизни! Какъ, вы глухи?

Пьяны?... Мой мечъ... Безумецъ! я забылъ,

Что не ношу меча. Сюда, пріятель,

Подай мнѣ твой палашъ!

(Сарданапалъ вырываетъ оружіе у одного изъ стражи и становится между сражающимися.)

Сарданапалъ.

Что мнѣ теперь мѣшаетъ васъ обоимъ

Тутъ заколоть, какъ дерзкихъ крикуновъ?

Белезисъ.

Монархъ! будь правосуденъ.

Салименъ.

Иль будь слабъ.

Сарданапалъ (поднимая мечь).

Еще!

Салименъ.

Рази! лишь не забудь потомъ

Измѣнника, котораго для пытки

Ты, вѣрно, пощадишь теперь на-время.

Рази! -- и я доволенъ.

Сарданапалъ.

Какъ, его?

Кто смѣетъ обвинять Арбака?

Салименъ.

Я.

Сарданапалъ.

Уже ли? Князь, ты позабылся. Кто

Тебѣ далъ право?

Саламенъ (показывая перстень).

Ты.

Арбакъ (въ смущеніи).

Онъ въ царскомъ перстнѣ.

Салименъ.

Да! это подтвердитъ самъ царь.

Сарданапалъ.

Но я

Ввѣрялъ его тебѣ не съ этой цѣлью.

Салименъ.

Ты съ нимъ ввѣрялъ свою мнѣ безопасность --

Я сдѣлалъ все, что находилъ полезнымъ.

Будь самъ теперь судьею: я твой рабъ,

Но мигъ назадъ -- я былъ твой представитель.

Сарданапалъ.

Сперва мечи въ ножны.

(Арбакъ и Салименъ повинуются.)

Салименъ.

Я свой вложилъ;

Молю тебя, ты не влагай лишь свой:

Онъ скипетръ твой единственный теперь.

Сарданапалъ.

Тяжелый скиптръ; притомъ онъ рукояткой

Мнѣ руку оцарапалъ.

(Воину.)

Другъ, возьми

Назадъ твое оружье. Ну, вельможи,

Что жь это означаетъ?

Белезисъ.

Князь одинъ

Тебѣ отвѣтъ дать долженъ.

Салименъ.

Правоту

Со стороны моей, измѣну -- съ ихъ.

Сарданапалъ.

Арбакъ -- измѣнникъ! Белезисъ -- предатель!

Я этому союзу не повѣрю.

Белезисъ.

Гдѣ доказательство?

Салименъ.

Я укажу ихъ.

Пускай лишь царь у твоего собрата --

Измѣнника потребуетъ меча...

Арбакъ.

Меча, который наравнѣ съ твоимъ

Я поднималъ противъ его враговъ.

Салименъ.

И поднялъ противъ брата; черезъ часъ

Противъ него поднимешь самого.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, это невозможно, онъ не смѣетъ;

Я не хочу и слушать. При дворахъ

Причиною подобныхъ ссоръ бываютъ

Всегда льстецы, продажные шпіоны,

Которыхъ жизнь лишь въ томъ и состоитъ,

Чтобъ клеветать на жизнь людей почтенныхъ.

Ты, братъ, могъ быть обманутъ.

Салименъ.

Но пускай

Онъ сниметъ хоть оружіе свое,

Чтобъ наказать тебѣ свое подданство.

Я отвѣчать берусь за все.

Сарданапалъ.

Будь я

Лишь убѣжденъ; но это невозможно.

Какъ? мидянинъ Арбакъ, столь прямодушный,

Прямой солдатъ, онъ -- лучшій предводитель

Военныхъ нашихъ силъ! -- нѣтъ, нѣтъ! его

Я такъ не оскорблю! -- какъ? -- мечъ отнять?' --

И у кого? кто имъ разилъ такъ страшно

Моихъ враговъ! Сатрапъ, храни свой мечъ.

Салименъ (снявъ перстень).

Монархъ, возьми назадъ свой перстень.

Сарданапалъ.

Нѣтъ,

Оставь его; лишь помни снисхожденье.

Салименъ.

Я бралъ его для сохраненья чести

Твоей, мой царь; но такъ-какъ черезъ это

Оскорблена моя -- возьми его,

Или отдай Арбаку.

Сарданапалъ.

Я бы отдалъ,

Когда бъ онъ сталъ просить.

Салименъ,

О, будь увѣренъ,

Безъ этого ничтожнаго обряда

Имѣть его онъ будетъ.

Белезисъ.

Я не знаю,

Что князя такъ могло предубѣдить

Противъ двухъ подданныхъ, своимъ раченьемъ

О благѣ Ассиріи столь извѣстныхъ.

Салименъ.

Молчи, злой жрецъ! молчи, солдатъ невѣрный!

Въ твоемъ лицѣ всѣ худшіе пороки

Опаснѣйшихъ сословій на землѣ.

Побереги медовыя слова

И проповѣдь фальшивую для тѣхъ,

Кому ты неизвѣстенъ. Твой собратъ

По-крайей-мѣрѣ смѣлъ, безъ всякихъ штукъ,

Которымъ ты въ Халдеѣ научился.

Белезисъ.

Прислушай же, властитель, сынъ Ваала!

Онъ говоритъ кощунство противъ вѣры

Твоей страны, творящей поклоненье

Твоимъ отцамъ.

Сарданапалъ.

О! что до этого --

Оставь ему грѣхи его; онъ въ правѣ

Покойниковъ считать за мертвецовъ.

Я чувствую, что смертенъ, и я вѣрю,

Что и отцы столь смертнаго потомка

Лишь то и есть, что видимъ мы -- зола.

Белезисъ.

О царь! не думай такъ; они съ звѣздами

И между нихъ...

Сарданапалъ.

Не хочешь ли и ты къ нимъ?

Такъ продолжай! Вотъ это такъ измѣна.

Салименъ.

Мой государь!

Сарданапалъ.

Преподавать мнѣ вѣру --

Чтить идоловъ халдейскихъ! Ты свободенъ,

Возьми свой мечъ.

Салименъ.

Мой царь, мой повелитель,

И напослѣдокъ братъ мой, умоляю --

Остановись!

Сарданапалъ.

Да-да, чтобъ обезумѣть,

Чтобъ до конца дослушать эту сказку

О мертвецахъ, Ваалѣ, о звѣздахъ,

И обо всѣхъ ихъ тайнахъ.

Белезисъ.

Царь! чти звѣзды.

Сарданапалъ.

О что до нихъ -- я ихъ люблю: люблю

На темной синевѣ слѣдить за ними;

Ихъ сравнивать люблю съ очами Мирры;

Люблю лучей ихъ томное сіянье

На серебрѣ трепещущей волны

Зыбучаго Евфрата, между тѣмъ,

Какъ вѣтерокъ полночный надъ рѣкою

Широкою чуть дышетъ и тростникъ,

Служащій ей каймою, колыхаетъ...

Но сами ль это боги -- какъ одни

Намъ говоритъ, жилища ли боговъ --

Какъ говоритъ другіе, иль простые

Лишь фонари, міры, или міровъ

Одно лишь отраженье -- я не знаю

И знать не безпокоюсь. Есть въ моемъ

Невѣдѣньи невѣдомая сладость,

Которой я не отдалъ бы за всю

Халдейскую премудрость, и потомъ

О нихъ и обо всемъ, что выше насъ,

Иль ниже насъ, я знаю все, что знать

Возможно праху -- ничего. Я вижу

Ихъ красоту, я чувствую ихъ блескъ;

Когда они зажгутся надъ моею

Могилою -- я больше ничего*

Не буду знать.

Белезисъ.

Скажи скорѣе: все.

Сарданапалъ.

Я буду ждать и этого всезнанья,

Когда того первосвященникъ хочетъ.

А между тѣмъ возьми свой мечъ и знай,

Что я въ тебѣ всегда первосвященству

Предпочиталъ солдатство, хоть обоихъ

Я не люблю.

Салименъ (тихо).

Увы! онъ обезумѣлъ

Почти совсѣмъ. Но я его спасу

Наперекоръ ему.

Сарданапалъ.

Такъ вотъ, сатрапы,

Что я теперь скажу вамъ, и всѣхъ прежде

Тебѣ, мой жрецъ -- тебѣ я довѣряю

Не столько какъ солдату, и совсѣмъ

Не вѣрилъ бы, не будь на половину

Ты воиномъ: мы разстаемся въ мирѣ.

Я говорить не буду о прощеньи:

Его даютъ виновнымъ; таковыми

Я васъ не признаю; хоть ваша жизнь

Одно мое дыханье -- особливо

Будь я доступенъ страху; но не бойтесь:

Я столько же безстрашенъ, какъ не страшенъ,

А потому -- живите. Будь я тѣмъ,

Хотя отчасти, чѣмъ меня считаютъ,

Такъ съ высоты воротныхъ перекладинъ

Вотъ этого дворца послѣдней кровью

Теперь бы ваши головы сочились

Въ сухую пыль -- единственую долю

Вскружившаго ихъ царства, надъ которой

Имъ царствовать пришлось бы; но теперь

Мы этого избѣгнемъ. Я сказалъ,

Что не хочу считать васъ за виновныхъ,

А осудить невинныхъ не могу.

А между тѣмъ есть люди много лучше,

Чѣмъ вы и я, что обвиняютъ васъ;

И еслибъ я довѣрилъ вашу участь

Судьямъ побольше строгимъ и различнымъ

Родамъ уликъ, я бъ могъ отдать на жертву

Двухъ человѣкъ, которые когда-то --

Хоть что ни говорятъ о нихъ теперь --

Мнѣ честными казались. Вы свободны.

Арбакъ.

Великій! эта милость...

Белезисъ (прерывая его).

Такъ достойна

Тебя -- и мы, хотя вполнѣ невинны,

Благодаримъ.

Сарданапалъ.

Халдей! побереги

Свои благодаренья для Ваала

И пощади отъ нихъ его потомка.

Белезисъ.

Но будучи невинны...

Сарданапалъ.

Будьте нѣмы!

Преступность громогласна. Вы невинны,

Такъ вы обиженные люди; къ вамъ

Скорѣй идетъ печаль, чѣмъ благодарность.

Белезисъ.

Такъ, государь, когда бы правосудье

Земнаго всемогущества всегда

Лишь было безупречно, но какъ часто

Свои права невинность почитать

Должна за снисхожденье!

Сарданапалъ.

Изреченье

Разумное; и ты бы могъ съ успѣхомъ,

При случаѣ, имъ проповѣдь украсить.

Пожалуйста, не позабудь о немъ,

Когда тебѣ отстаивать придется

Мои дѣла передъ моимъ народомъ.

Белезисъ.

Я, государь, надѣюсь, нѣтъ причины.

Сарданапалъ.

Причины нѣтъ, быть можетъ; но какъ много

Искателей причинъ, когда съ такими

Ты встрѣтишься -- хоть вслѣдствіе своихъ

Служебныхъ отправленій -- на землѣ,

Иль въ небесахъ прочтешь о томъ -- въ мерцаньи

Какой-нибудь таинственной звѣзды,

Прошу тебя не позабудь замѣтить:

Что межь землей и небомъ есть созданья

Зловреднѣе, чѣмъ тотъ, кто управляетъ

Мильонами и никого не губитъ;

Кто, самого себя не презирая,

Довольно любитъ ближнихъ, чтобъ щадить

И даже тѣхъ, въ комъ самъ едва-ль пощаду

Найти бы могъ... лишь будь они на тронѣ.

Но это такъ сомнительно. Сатрапы!

Мечи и ваши личности свободны

Располагайте ими; но отселѣ

Чтобъ намъ ужь не встрѣчаться. Салименъ,

Иди за мною!

(Сарданапалъ, Салименъ и свита уходятъ, оставляя Арбака и Белезиса.)

Арбакъ.

Белезисъ!

Белезисъ.

Ну что

Теперь ты думаешь?

Арбакъ.

Что мы погибли.

Белезисъ.

Мы выиграли царство.

Арбакъ.

Какъ? при этомъ

Столь сильномъ подозрѣньи и когда

Надъ нами мечъ виситъ на волоскѣ,

Грозя упасть отъ гнѣвнаго дыханья

Того, кто пощадилъ насъ? почему --

Лишь знаетъ онъ.

Белезисъ.

Что нужды -- почему?

Мы не должны терять напрасно время.

Часъ этотъ нашъ и наши средства тѣ же --

И та же ночь. Ничто не измѣнилось,

Кромѣ того, что эти подозрѣнья,

Столь гласныя, должны насъ убѣдить,

Что медленность была бъ теперь безумствомъ.

Арбакъ.

Однако...

Белезисъ.

Какъ? ты все не убѣжденъ?

Арбакъ.

Онъ пощадилъ... нѣтъ, болѣе -- онъ спасъ

Обоихъ насъ отъ Салимена.

Белезисъ.

Но

На долго ли? пока лишь онъ напьется.

Арбакъ.

Скорѣй -- пока проспится. Но онъ далъ

Намъ жизнь такъ благородно, какъ ее

Утратить бы мы стоили безславно.

Белезисъ.

Скажи скорѣе: славно.

Арбакъ.

Можетъ быть.

Но онъ меня такъ тронулъ; я рѣшился,

Что бъ ни было со мною, все оставить.

Белезисъ.

Но ты теряешь міръ...

Арбакъ.

Чтобъ сохранить

Права на уваженіе къ себѣ.

Белезисъ.

Какой позоръ обязанымъ быть жизнью

Такому веретенному царю!

Арбакъ.

Но мы ему обязаны, однако;

И жизнь у избавителя отнять --

Позоръ безмѣрно большій.

Белезисъ.

Въ чемъ угодно

Упорствовать ты можешь, только звѣзды

Рѣшили все иначе.

Арбакъ.

Да когда бъ

Онѣ сошли на землю и рядами

Построились, чтобъ прикрывать мой путь,

Я бъ не пошолъ за ними.

Белезисъ.

Это слабость,

И худшая, чѣмъ свойственный старухамъ

Страхъ мертвецовъ, иль темноты. Впередъ!

Арбакъ.

Мнѣ чудилось, когда онъ говорилъ,

Что это былъ Немвродъ; онъ мнѣ напомнилъ

Ту царственную статую, что въ храмѣ

Глядитъ царемъ посереди царей

И кажется въ немъ богомъ, между тѣмъ

Какъ прочіе его лишь украшаютъ.

Белезись.

Я говорилъ, что ты пренебрегалъ

Имъ черезчуръ-, онъ не лишенъ величья

Какого-то. Такъ что жь? тѣмъ благороднѣй

Врага имѣть мы будемъ.

Арбакъ.

Тѣмъ гнуснѣе

Становимся мы сами. Ахъ, зачѣмъ

Щадилъ онъ насъ!

Белезисъ.

Уже ль ты такъ охотно

Хотѣлъ бы въ жертву принесеннымъ быть?

Арбакъ.

Не то; но умереть намъ было бъ лучше,

Чѣмъ жить неблагодарными.

Белезисъ.

Увы!

Что за умы встрѣчаются порой!

Затѣялъ ты -- что люди называютъ

Измѣною, глупцы же -- вѣроломствомъ.

И погляди -- затѣмъ, что почему-то,

Иль просто безъ причины, этотъ грозный

Опустошитель чашъ между тобой

И Салименомъ сталъ -- ты вдругъ... сказать ли,

Чѣмъ вдругъ ты сталъ? Сарданапаломъ! Я

Безславнѣе не нахожу и слова.

Арбакъ.

Лишь часъ назадъ, меня такъ могъ назвать,

Кто жизнью лишь не дорожилъ своею.

Ну, а теперь, теперь я забываю,

Какъ онъ забылъ. Сама Семирамида

Не сдѣлала бы этого.

Белезисъ.

Царица

Участникомъ въ престолѣ даже мужа

Имѣть не захотѣла.

Арбакъ.

Я ему

Служить обязанъ вѣрно.

Белезисъ.

И смиренно?

Арбакъ.

Нѣтъ, съ гордостью, какъ честный человѣкъ.

Я болѣе къ престолу буду близкимъ,

Чѣмъ ты къ звѣздамъ, и болѣе высокимъ,

Хотя не столь заносчивымъ, какъ ты.

Ты можешь оставаться при своемъ,

Руководясь законами, познаньемъ

Небесныхъ тайнъ, и правъ земныхъ, и правилъ,

И прочаго, а мнѣ дозволь внимать

Чему меня простое сердце учитъ.

Теперь меня ты знаешь.

Белезисъ.

Но ты кончилъ?

Арбакъ.

Съ тобою -- да.

Белезисъ.

И хочешь, можетъ быть,

Мнѣ измѣнить, какъ захотѣлъ оставить.

Арбакъ.

Такъ можетъ думать жрецъ, но не солдатъ.

Белезисъ.

Пусть будетъ все по-твоему, лишь кончимъ

Мы этотъ споръ, и выслушай меня.

Арбакъ.

Нѣтъ; ты своимъ пронырливымъ умомъ

Опаснѣе фаланги.

Белезись.

Если такъ --

Я остаюсь одинъ.

Арбакъ.

Одинъ!

Белезисъ.

Я вижу

Одинъ лишь тронъ.

Арбакъ.

И тотъ покуда занятъ.

Белезись.

Но занятъ кѣмъ? Столкнуть царя такого

Такой же трудъ, какъ сѣсть на праздномъ мѣстѣ.

Арбакъ, послушай, я тебя любилъ,

Я поощрялъ, я ободрялъ тебя,

Я помогалъ тебѣ... да что? хотѣлъ

Служить тебѣ въ надеждѣ, что я буду

Служить и Ассиріи; небеса

Скрѣпили наши планы; всѣ событья --

До этого послѣдняго -- намъ были

Вполнѣ благопріятны, лишь оно

Въ твой смѣлый духъ вселило малодушье.

Но слушай: я, наскучивъ зломъ отчизны,

Теперь хочу иль сбыть ея тирана,

Иль жертвой быть его-, одно изъ двухъ

Иль оба вдругъ, какъ иногда бываетъ.

Но выиграй я дѣло лишь -- Арбакъ

Тогда мой рабъ.

Арбакъ.

Твой рабъ?

Белезисъ.

Такъ что жь? все лучше,

Чѣмъ -- какъ прощенный рабъ Сарданапалы.

(Входитъ Панія.)

Панія.

Вельможи! я съ приказомъ отъ царя.

Арбакъ.

Узнать его все то же, что исполнить.

Белезисъ.

Однако все жь дозволь намъ услыхать.

Панія.

Вы въ эту ночь, теперь же, отправляться

Должны къ своимъ сатрапіямъ: одинъ

Въ свой Вавилонъ, другой -- въ свою Мидію.

Белезисъ.

И съ нашими войсками?

Панія.

Нѣтъ, приказъ

Касается сатраповъ лишь и ихъ

Домашней свиты.

Арбакъ.

Но...

Белезисъ.

Повиновенье --

Вотъ нашъ отвѣтъ; скажи, что мы готовы.

Панія.

Я вашъ отъѣздъ, сатрапы, долженъ видѣть,

А не отвѣтъ нести отъ васъ.

Белезисъ (въ сторону).

Конечно!

Не мы ли вамъ укажемъ путь отселѣ.

Панія.

Я ухожу, чтобъ вамъ устроить стражу

Почетную, какъ требуетъ вашъ санъ,

И буду ждать на сколько терпитъ время.

(Панія уходитъ.)

Белезисъ.

Ты слышалъ -- отправляйся!

Арбакъ.

Безъ сомнѣнья.

Белезисъ.

Да, до воротъ лишь этого дворца,

Который намъ теперь темницей служитъ,

Не далѣе

Арбакъ.

Ты правъ и въ самомъ дѣлѣ!

Да и на всемъ пространствѣ государства

Для насъ зіяютъ тюрьмы -- что ни шагъ.

Белезисъ.

Могилы!

Арбакъ.

О, будь это справедливо,

Мой добрый мечъ устроилъ бы тогда

Еще одну могилу, кромѣ той,

Въ которой самъ я лягу.

Белезисъ.

Онъ работы

Имѣть довольно будетъ; но тебя

Ждетъ лучшая судьба, чѣмъ ты пророчишь.

Идемъ отсель -- и чѣмъ скорѣй, тѣмъ лучше.

Теперь со мной согласенъ ты, что этотъ

Приказъ есть приговоръ?

Арбакъ.

И что другое

Онъ означать бы могъ? Таковъ всегда

Обычай былъ у деспотовъ восточныхъ:

Любовь и ядъ, прощенье и сѣкира,

Далекій путь и вѣчный сонъ. Какъ много

Сатраповъ при отцѣ его... о немъ

Я не скажу, чтобъ былъ онъ кровожаденъ,

По-крайней-мѣрѣ прежде...

Белезисъ.

Но такимъ

Онъ хочетъ быть и долженъ быть теперь.

Арбакъ.

Я въ этомъ сомнѣваюсь; но какъ много

Знавалъ я при отцѣ его сатраповъ,

Что управлять чуть-чуть не государствомъ

Надменно выѣзжали, чтобъ въ дорогѣ

Найти свой гробъ! Не знаю почему,

*Но всѣ они въ пути заболѣвали --

Такъ этотъ путь былъ дологъ и тяжолъ!

Белезисъ.

Лишь городскихъ достигнуть бы намъ улицъ,

Мы кончимъ путешествіе.

Арбакъ.

Оно

Окончится, быть можетъ, у воротъ.

Белезисъ.

Нѣтъ, этого они не смѣютъ сдѣлать-,

Имъ умертвить хотѣлось бы насъ тайно,

Не во дворцѣ, иль въ городскихъ стѣнахъ,

Гдѣ знаютъ насъ. гдѣ есть у насъ друзья.

Когда бъ они насъ здѣсь убить хотѣли,

Насъ не было бъ давно между живыми.

Идемъ отсель.

Арбакъ.

Когда бъ я зналъ, что жизни

Моей не хочетъ прочь...

Белезисъ.

Безумный! прочь

Идемъ отсель; чего хотѣть другаго

Встревоженному деспоту? Вотъ намъ

До войска бы добраться и -- въ походъ.

Арбакъ.

Къ сатрапіямъ.

Белезисъ.

Нѣтъ, къ царству твоему.

Надежду, время, дерзость, силы, средства --

Намъ все сполна даютъ ихъ полумѣры.

Арбакъ.

Идти на преступленье, противъ воли,

Гнушаясь имъ!

Белезисъ.

Но самозащищенье --

Прямая добродѣтель и оплотъ

Всѣхъ нашихъ правъ. Идемъ, я говорю!

Дворецъ ужь начинаетъ проникаться

Удушливой заразой, стѣны пахнутъ

Травою запустѣнья... Прочь отсель!

Зачѣмъ давать опомниться имъ снова?

Мы скорымъ отправленьемъ успокоимъ

Ихъ за себя; мы скорымъ отправленьемъ

И Панію достойнаго и наши

Предупредимъ отряды, чтобъ отсель

Имъ не дали другихъ распоряженій.

Средины нѣтъ -- идемъ! я говорю.

(Уходитъ; Арбакъ слѣдуети за нимъ неохотно. Входятъ Сарданапалъ и Салименъ.)

Сарданапалъ.

Все спасено, и безъ кровопролитья,

Безъ этого послѣдняго изъ средствъ

Къ спасенію. Мы ссылкою сатраповъ

Себя обезопасили.

Салименъ.

Какъ тотъ,

Кто мнетъ цвѣты, отъ уязвленья змѣя,

Въ нихъ скрытаго, себя обезопасилъ.

Сарданапалъ.

Что жь я теперь могъ сдѣлать бы еще?

Салименъ.

Раздѣлать все, что сдѣлалъ.

Сарданапалъ.

Уничтожить

Прощеніе?

Салянемъ.

Вѣнецъ надвинуть крѣпче,

Ослабнувшій на головѣ твоей.

Сарданапалъ.

Тираномъ стать!

Салименъ.

Для своего спасенья.

Сарданапалъ.

Мы спасены безъ этого; какою

Опасностью они грозить намъ могутъ

На рубежѣ имперіи?

Салименъ.

Они

Еще не тамъ; имъ тамъ не быть бы вовсе-,

Когда бъ я былъ услышанъ.

Сардаманалъ.

Нѣтъ; тебя

Я выслушалъ; зачѣмъ же и не ихъ?

Салименъ.

Объ этомъ ты узнать лишь можешь послѣ-,

Затѣмъ, дозволь идти мнѣ и собрать

На всякій случай стражу.

Сарданапалъ.

Ты на пиръ

Придти не позабудешь?

Салименъ.

Государь!

Освободи, я скучный собесѣдникъ;

Указывай мнѣ службы, но вакханкамъ

Служить не заставляй.

Сарданапалъ.

А между тѣмъ

Отъ времени до времени нехудо

Попировать.

Салименъ.

Не худо быть на стражѣ

Кому-нибудь за тѣхъ, кто пированью

Не знаетъ мѣръ. Могу ли я идти?

Сарданапалъ.

Иди... Постой, мой добрый Салименъ,

Мой братъ, мой другъ, мой князь далеко лучшій,

Чѣмъ я -- твой царь: тебѣ бы быть монархомъ,

А мнѣ... а мнѣ -- не знаю чѣмъ; что нужды...

Не думай лишь, что я совсѣмъ безчувственъ

И къ твоему столь честному раченью,

И къ твоему столь строгому -- однако

Все жь доброму, хотя притомъ не рѣдко

Бранчивому -- терпѣнію моихъ

Безчисленныхъ дурачествъ. Если я

Двухъ человѣкъ по твоему совѣту

Не умертвилъ, такъ это значитъ -- я

Щадилъ ихъ жизнь, отнюдь не сомнѣваясь,

Что твой совѣтъ былъ здравъ. Пускай живутъ:

Ихъ жизнь такъ зла, такъ пусть они исправятъ

Ее теперь; притомъ, ихъ удаленье

Мой сонъ смущать не будетъ, между тѣмъ

Ихъ смерть могла унесть его съ собою.

Салимень.

Но жизнь такихъ измѣнниковъ, быть можетъ,

Тебѣ грозитъ сномъ вѣчнымъ: ты имъ далъ

Года злодѣйствъ замѣсто мукъ мгновенныхъ.

О! еслибъ ты дозволилъ ихъ смирить...

Сарданапалъ.

Я слово далъ: не искушай меня.

Салименъ.

И можешь отмѣнить его.

Сарданапаль.

Я царь.

Салименъ.

И долженъ быть pѣшитeлeнъ. Изгнанье

Ихъ раздражить способно лишь сильнѣй;

Прощеніе, когда оно не полно,

Не есть уже прощенье.

Сарданапалъ.

Кто жь заставилъ,

Кто убѣдилъ меня ихъ удалить

Въ сатрапіи, когда я ихъ простилъ,

Лишь запретивъ имъ во дворецъ являться?

ть говорятъ. У древнихъ грековъ былъ --

Какъ пѣли мнѣ не разъ мои рабыни --

Главнѣйшимъ изъ героевъ Геркулесъ,

И вотъ за то, что онъ любилъ царицу

Лидійскую, такая же молва

Шла про него. Ты видишь -- чернь повсюду

На клевету падка, чтобъ въ прахъ топтать

Своихъ владыкъ.

САЛЕМЕНЪ.

Отцовъ твоихъ, однако,

Не обвинялъ въ такихъ дѣлахъ народъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да -- не смѣлъ. Война или работа

Была его удѣломъ; цѣпи онъ

Снималъ лишь съ тѣмъ, чтобъ нарядиться въ латы.

Ну, а теперь у нихъ досугъ и миръ

И полная свобода веселиться

И горло драть. За это не сержусь

Нисколько я: единая улыбка

Красавицы дороже для меня

Всѣхъ возгласовъ, какими возносила

Когда-нибудь народная толпа

Ничтожество.. Въ безумномъ ревѣ этихъ

Поганыхъ стадъ, отъ жиру ужъ совсѣмъ

Взбѣсившихся, какъ будто есть что-либо,

Изъ за чего я могъ бы дорожить

Хвалами ихъ или страшиться брани?

САЛЕМЕНЪ.

Ты самъ сказалъ, что люди и они;

Такъ, стало быть, и ихъ сердца да значатъ

Хоть что-нибудь.

САРДАНАПАЛЪ.

Такія же сердца

У псовъ моихъ -- нѣтъ лучше, почестнѣе!

Но къ дѣлу. Ты мой перстень получилъ:

Коли они дѣйствительно бунтуютъ,

Ты усмири, но жесткихъ мѣръ прошу

Не принимать, пока ужъ точно крайность

Не явится. Мнѣ ненавистны всѣ

Страданія -- въ другихъ ли ихъ вселяю,

Терплю ли самъ; вѣдь всѣ мы, отъ раба

Послѣдняго до перваго монарха,

Достаточно страдаемъ для того,

Чтобъ бѣдствія земного гнетъ природный

Не умножать, но роковой удѣлъ,

Намъ посланный судьбой, стараться только

Услугами другъ другу облегчать.

Но этого они не знаютъ или

Знать не хотятъ. Клянусь Вааломъ, я

Все дѣлалъ, все, чтобъ жить имъ было легче:

Не воевалъ, не умножалъ налоговъ,

Свободы ихъ домашней не стѣснялъ,

Предоставлялъ собой распоряжаться,

Какъ кто хотѣлъ, при чемъ и самъ себѣ

Былъ господинъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ты ни во что не ставилъ

Обязанностей царскихъ, и они

Поэтому кричатъ, что быть монархомъ

Не годенъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Лгутъ. Только имъ и быть,

Къ несчастію, я годенъ, а иначе

И мидянинъ послѣдній могъ бы сѣсть

На мой престолъ.

САЛЕМЕНЪ.

И мидянинъ нашелся,

Замыслившій...

САРДАНАПАЛЪ.

Что это значитъ? Ты

Таинствененъ, вопросовъ не желаешь,

А я совсѣмъ не любопытенъ. Ну,

Распорядись, какъ знаешь; если дѣло

Ужъ стало такъ -- уполномочье я

Тебѣ даю. Никто еще на свѣтѣ

Сильнѣй меня, конечно, не желалъ

Надъ мирными владычествовать мирно;

Но разъ они меня заставятъ встать --

О, лучше бы имъ воскресить изъ праха

Свирѣпаго Немврода, ихъ "ловца

Великаго"! Я обращу въ пустыню

Владѣнія мои и стану въ нихъ

Травить звѣрей, что были по природѣ

Своей людьми, но стали не людьми

По своему желанію. Во взглядѣ

Ихъ на меня до этихъ поръ все ложь;

Но въ будущемъ во что онъ превратится --

О, то у нихъ навѣки отобьетъ

Охоту лгать -- и ужъ пускай за это

Самихъ себя потомъ благодарятъ.

СЕЛЕМЕНЪ.

А! и въ тебѣ проснулось чувство!

САРДАНАПАЛЪ.

Чувство!

Да черную неблагодарность кто жъ

Не чувствуетъ?

САЛЕМЕНЪ.

На это не словами,

А дѣломъ я отвѣчу. Сохрани

Въ душѣ своей энергію, что дремлетъ

По временамъ, но все еще жива,

И вновь къ тебѣ вернуться можетъ слава

Правителя и мощь царя. Прощай!

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Прощай. Ушелъ -- и у него на пальцѣ

Мое кольцо -- скипетръ царскій для него.

Онъ такъ же крутъ, какъ я безпечно мягокъ;

Но и рабы достойны, наконецъ,

Почувствовать владыку надъ собою.

Откуда мнѣ грозитъ опасность -- я

Не знаю: онъ открылъ ее -- пускай же

И устранитъ. Ужели жизнь мою --

Коротенькую жизнь -- я тратить стану

Еще на то, чтобъ охранять ее

Ото всего, что бѣдную способно

Укоротить? Да стоитъ ли она

Такихъ трудовъ! Нѣтъ, жить, бояся смерти,

Бунтовщиковъ повсюду чуя, всѣхъ

Вокругъ себя за то подозрѣвая,

Что здѣсь они, а тѣхъ, что далеко --

За то, что тамъ -- не значитъ ли въ могилу

До срока лечь? Но если быть тому

И суждено на самомъ дѣлѣ, если

Они меня сметутъ съ лица земли

И царствъ моихъ, такъ что земля? что царство?

Я жилъ, любилъ, свой образъ размножалъ,

А умереть -- какъ-будто не такое жъ

Естественное дѣло плоти? Да,

Конечно, я не лилъ морями крови,

Какъ лить бы могъ, чтобъ превратить мое

Названіе въ синонимъ смерти -- въ ужасъ,

Въ трофей побѣдъ. Но въ этомъ я ничуть

Не каюсь. Жизнь наполнилъ я любовью,

И ежели теперь прольется кровь --

Не по моей винѣ она прольется.

До этихъ поръ изъ ассирійскихъ жилъ

Не вытекло еще единой капли

Въ угоду мнѣ; до этихъ поръ изъ всѣхъ

Сокровищъ Ниневіи не потраченъ

Малѣйшій грошъ на то, что хоть одной

Слезы ея сынамъ могло бы стоить;

И вотъ теперь имъ ненавистенъ я

За то, что не умѣю ненавидѣть,

И бунтовать они хотятъ зато,

Что я не угнетаю ихъ. О, люди!

Не скипетры для васъ нужны, а косы,

Чтобъ, какъ траву, васъ скашивать -- иначе

Одинъ бурьянъ придется пожинать,

Сбирать плоды гнилые недовольства,

Вносящіе въ благую почву ядъ,

Изъ житницы творящіе пустыню...

Однако же, пора изъ головы

Ихъ выкинуть. Эй, кто-нибудь, живѣе!

(Входитъ служитель).

Поди, скажи гречанкѣ Миррѣ, рабъ,

Что мы ее желаемъ видѣть.

СЛУЖИТЕЛЬ.

Мирра

Ужъ здѣсь, мой царь.

Входитъ МИРРА.

САРДАНАПАЛЪ (служителю).

Ступай. (Миррѣ). О, ты, моя

Красавица,-- какъ всѣ мои желанья

Ты чувствуешь! Чуть сердце по тебѣ

Забилося -- ужъ ты передо мною.

О, дай же мнѣ увѣровать, что есть

Невѣдомая сила, духъ незримый,

Всегда, вездѣ связующіе насъ,

Издалека влекущіе другъ къ другу!

МИРРА.

Да, это есть.

САРДАНАПАЛЪ.

Я знаю самъ, что есть;

Но какъ назвать по имени -- не знаю;

Кто этотъ духъ?

МИРРА.

На родинѣ моей --

Онъ божество, въ душѣ моей -- онъ чувство

Божественно-возвышенное, но

Не болѣе какъ смертное: смиренья

Стыдливаго исполнено оно

И вмѣстѣ съ тѣмъ блаженства... то-есть, было бъ

Блаженство въ немъ, когда бъ...

(Останавливается).

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ такъ всегда

Какая-то преграда между нами

И тѣмъ, что намъ является въ мечтахъ,

Какъ счастіе. О, дай мнѣ уничтожить

Все, что встаетъ для счастья твоего

Препятствіемъ -- и моему не будетъ

Тогда конца!

МИРРА.

Мой государь!

САРДАНАПАЛЪ.

О нѣтъ!

Мой государь! Мой царь! Мой повелитель!

Всегда одно -- и вѣчно этотъ тонъ

Почтительнаго страха! Видно, встрѣтить

Веселую улыбку я могу

Лишь на пиру, въ его разгулѣ дикомъ,

Когда шуты до равенства со мной

Нахлещутся иль я сравняюсь съ ними

Въ животности! О, Мирра! Эти всѣ

Названія: царь, государь, властитель,

Величество -- могу я слышать; я

Въ былые дни цѣнилъ ихъ даже -- то-есть

Терпѣлъ въ устахъ сатраповъ и рабовъ;

Когда жъ они лепечутся устами

Любимыми -- устами, что къ моимъ

Такъ часто прижимались -- въ сердцѣ дрожь

Я чувствую и леденитъ меня

Сознаніе печальной фальши сана,

Давящаго порывы чувствъ во всѣхъ,

Кто дорогъ мнѣ -- и хочется мнѣ сбросить

Постылую тіару и съ тобой

Въ кавказскую избушку удалиться

И всѣ вѣнцы на свѣтѣ замѣнить

Цвѣточными вѣнками!

МИРРА.

Ахъ, когда бы

Осуществить могли мы!..

САРДАНАПАЛЪ.

И въ тебѣ

Такое же желанье? Для чего же?

МИРРА.

Тогда бы ты извѣдалъ то, чего

Не суждено вовѣкъ тебѣ извѣдать.

САРДАНАПАЛЪ.

Что жъ именно?

МИРРА.

Прямую цѣну сердца --

Я говорю о сердцѣ женскомъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Ихъ тысячи и тысячи извѣдалъ.

МИРРА.

Сердецъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, да..!

МИРРА.

Ни одного! Но часъ

Для этого еще пробьетъ, быть можетъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Да, онъ пробьетъ. Послушай: Салеменъ

Мнѣ объявилъ -- откуда, какъ все это

Онъ вывѣдалъ, извѣстно одному

Творцу моихъ земель великихъ,-- Белу --

Онъ объявилъ, что царскій мой престолъ

Въ опасности.

МИРРА.

Онъ поступилъ, какъ должно.

САРДАНАПАЛЪ.

И это ты такъ разсуждаешь, ты,

Которую онъ оскорбилъ столь грубо

И жесткими насмѣшками прогнать

Осмѣлился отсюда и заставилъ

И покраснѣть и плакать?

МИРРА.

И краснѣть

И плакать я должна гораздо чаще --

И Салеменъ напомнилъ только мнѣ

Обязанность мою. Но про опасность

Ты говоришь. Опасность для тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, отъ интригъ и темныхъ заговоровъ,

И мидянъ вѣроломныхъ, и солдатъ

Обиженныхъ, и ропщущихъ народовъ --

Ужъ я и самъ не знаю отъ чего;

Тутъ лабиринтъ какихъ-то тайнъ, загадокъ,

Глухихъ угрозъ... Ты знаешь, Салеменъ

Всегда таковъ. Но человѣкъ онъ честный...

Да пусть ихъ тамъ! Подумаемъ съ тобой

О пиршествѣ полночномъ.

МИРРА.

Нѣтъ, настала

Теперь пора о пиршествахъ забыть.

Конечно, ты его совѣтомъ мудрымъ

Не пренебрегъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! И въ тебѣ боязнь?

МИРРА.

Гречанка я -- такъ мнѣ ль бояться смерти?

Рабыня я -- такъ мнѣ ли отступать

Со страхомъ предъ свободой?

САРДАНАПАЛЪ.

Отчего же

Твое лицо блѣднѣетъ?

МИРРА.

Я люблю!

САРДАНАПАЛЪ.

А я? Тебя люблю я больше, выше,

Чѣмъ жизнь мою, чѣмъ царства всѣ мои,

А между тѣмъ я не блѣднѣю.

МИРРА.

Значитъ,

Ты ни себя не любишь, ни меня:

Кто полюбилъ другого, долженъ также

Себя любить ужъ ради существа

Любимаго. Безумная отвага!

И жизнь свою, и царство такъ легко

Нельзя терять!.

САРДАНАПАЛЪ.

Терять! Но гдѣ жъ тотъ дерзкій,

Что посягнуть рѣшился бы на нихъ?

МИРРА.

Но гдѣ и тотъ, который испугалъ бы

Столь дерзкаго? Когда властитель самъ

Себя забылъ, ужели станетъ помнить

О немъ народъ подвластный?

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра!

МИРРА.

О,

Не хмурь бровей! Улыбками своими

Ты такъ меня избаловалъ, что видъ

Суровый твой страшнѣе наказанья,

Котораго, быть можетъ, вѣстникъ онъ.

Властитель мой -- я у тебя рабыня!

Царь, я тебѣ подвластна! Человѣкъ,

Люблю тебя! Люблю, сама не знаю,

Чѣмъ роковымъ къ тебѣ привлечена!

Гречанка я -- и, стало быть, престоламъ

Природный врагъ; невольница -- цѣпей

Не выношу; іонянка -- должна я

Считать себя униженной не такъ

Оковами, какъ страстью къ иноземцу --

И все-таки люблю тебя, люблю!

И ежели нашлось довольно силы

Въ моей любви, чтобъ существо мое

Преобразить, то развѣ не имѣетъ

Она всѣхъ правъ, чтобы спасти тебя?

САРДАНАПАЛЪ.

Спасти меня! О, милая, какъ чудно

Ты хороша -- и я въ тебѣ ищу

Одной любви, а не спасенья.

МИРРА.

Гдѣ же,

Какъ не въ любви, отъ всякихъ бѣдъ защита?

САРДАНАПАЛЪ.

Я говорю про женскую любовь.

МИРРА.

Людскую жизнь питаетъ первой силой

Грудь женщины; васъ первымъ звукамъ учатъ

Ея уста; вашъ первый плачъ унять

Идетъ она; вашъ вздохъ послѣдній часто

Слухъ женщины пріемлетъ, между тѣмъ

Какъ прочь бѣжитъ мужчина отъ заботы

Постыдной для него -- въ послѣдній часъ

Стеречь того, кто былъ его владыкой.

САРДАНАПАЛЪ.

О, милый мой ораторъ! рѣчь твоя

Какъ музыка звучитъ, какъ хоръ трагедій,--

Любимая забава у тебя

На родинѣ, о чемъ такъ часто слышалъ

Я отъ тебя. Что это, Мирра? Ты

Заплакала? Ну, полно!

МИРРА.

Я не плачу.

Но я прошу -- о родинѣ моей,

Моихъ отцахъ не говори со мною.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, Мирра, ты такъ часто говоришь

Сама о нихъ...

МИРРА.

Да, это правда, правда!

Недремлющая дума каждый мигъ

Излить себя въ словахъ невольно рвется;

Но чуть другой при мнѣ заговоритъ

О Греціи -- душѣ такъ больно, больно.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, хорошо. Итакъ, меня спасти

Желаешь ты -- но какъ же?

МИРРА.

Научивши

Тебя спасти и самого себя,

И эти всѣ обширныя владѣнья

Отъ ярости ужаснѣйшей изъ войнъ --

Межъ братьями.

САРДАНАПАЛЪ.

Но, милая, вѣдь войны

И воины мнѣ ненавистны. Я

Живу среди покоя и веселья;

Чего жъ еще отъ человѣка ждать?

МИРРА.

Ахъ, государь, съ народной массой часто

Наружный видъ войны необходимъ,

Чтобъ сохранять на дѣлѣ блага мира,

И для царей полезнѣй иногда

Внушать боязнь, чѣмъ быть любимымъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я же

Всегда искалъ одной любви.

МИРРА.

И вотъ

Ни первое тобою, ни второе

Не найдено.

САРДАНАПАЛЪ.

И это говоришь

Ты, Мирра -- ты?

МИРРА.

Я о любви народной

Здѣсь говорю, любви къ себѣ, любви,

Желающей, чтобъ правили народомъ

Законъ и страхъ -- безъ гнета, чтобъ его

Не чувствовать по крайней мѣрѣ; если жъ

И чувствуешь, то чтобъ считать его

Защитою отъ гнета злѣе гнета --

Своихъ страстей. Цари пировъ, любви,

Вина, цвѣтовъ и шумнаго веселья

Не могутъ быть царями славы...

САРДАНАПАЛЪ.

Славы!

Но что она?

МИРРА.

Спроси о томъ боговъ,--

Твоихъ отцовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Они давно замолкли;

Жрецы жъ за нихъ тогда лишь говорятъ,.

Когда хотятъ на храмъ добыть подачку.

МИРРА.

Такъ загляни хоть въ лѣтопись о тѣхъ,

Которые создали это царство.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, не могу: на ней повсюду кровь.

Да и къ чему? Вѣдь наше государство

Ужъ создано; а новыя творить

Я не хочу.

МИРРА.

Старайся не утратить

Хоть своего.

САРДАНАПАЛЪ.

Я наслажденій въ немъ

Ищу себѣ. Дитя, идемъ къ Евфрату;

Часъ наступилъ, галера наша ждетъ,

И павильонъ, украшенный для пира

Полночнаго, заблещетъ скоро весь

И красотой, и яркими огнями,

И тѣмъ звѣздамъ, что свѣтятъ въ небесахъ,

Покажется такою же звѣздою,

А мы съ тобой, въ вѣнцахъ изъ свѣжихъ розъ,

Красавица, возляжемъ тамъ, какъ..

МИРРА.

Жертвы

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, какъ цари -- какъ, пастухи-цари

Поры патріархальной, что не знали

Алмазовъ драгоцѣннѣй, чѣмъ цвѣты

Весенніе. Побѣды жъ знали только

Безслезныя и мирныя... Идемъ!

Входить Паніа.

ПАНІА.

Да здравствуетъ мой государь вовѣки!

САРДАНАПАЛЪ.

До тѣхъ лишь поръ -- ни на единый часъ

Не долѣе -- пока любить онъ можетъ.

Какъ мнѣ претитъ, какъ ненавижу я

Такой языкъ! Онъ и изъ жизни дѣлать

Умѣетъ ложь, льстя вѣчностью тому,

Что тлѣнъ и прахъ. Ну, Паніа, въ чемъ дѣло?

Безъ долгихъ словъ!

ПАНІА.

Царь, Салеменъ меня

Прислалъ къ тебѣ съ своей вторичной просьбой,

Чтобъ изъ дворца сегодня ты

Не выходилъ. Онъ, возвратясь, представитъ

Тѣ доводы, что смѣлости такой

Послужатъ объясненьемъ и, быть можетъ,

Монаршее прощенье принесутъ

Вмѣшательству непрошенному...

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ что!

Такъ я въ тюрьмѣ? Такъ я ужъ плѣнникъ вашъ?

Такъ воздухомъ небеснымъ не могу я

Уже дышать? Поди и отвѣчай:

Хотя бы вся Ассирія возстала

И бѣшенымъ кипѣла мятежомъ

Вкругъ этихъ стѣнъ -- я прятаться не стану!

ПАНІА.

Мой долгъ -- царю повиноваться; но...

МИРРА.

О, государь, послушай!.. Много-много

Часовъ, и дней, и мѣсяцевъ провелъ

Ты во дворцѣ среди безпечной нѣги,

Не радуя собою глазъ толпы,

Столь жаждавшей хоть разъ одинъ увидѣть

Твое лицо. А между тѣмъ народъ

Тиранили сатрапы; предъ богами

Съ молитвами не падали жрецы;

Анархія все царство загрязнила,

И, наконецъ, заснуло тупо все,

Все, кромѣ зла. И ты теперь не хочешь

Промедлить день, единый день, когда

Тебя спасти онъ можетъ? Ты не хочешь

Немногими часами подарить

Немногихъ слугъ, тебѣ не измѣнившихъ?

Не сдѣлаешь ты это ради ихъ

И собственнаго блага, и великихъ

Твоихъ отцовъ, и сыновей твоихъ?

ПАНІА.

Она права. Настойчивость, съ которой

Къ священнѣйшей твоей особѣ князь

Меня послалъ, въ меня вселяетъ смѣлость

Съ тѣмъ, что сейчасъ ты слышалъ отъ нея,

Соединить и мой ничтожный голосъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, никогда!

МИРРА.

Но ради твоего

Престола...

САРДАНАПАЛЪ.

Прочь!

ПАНІА.

Во имя тѣхъ, которыхъ

И преданность и строгость соберутъ

Вокругъ тебя...

САРДАНАПАЛЪ.

Все это просто бредни!

Опасности и тѣни нѣтъ; ее

Вашъ Салеменъ измыслилъ, чтобъ усердье

Свое явить и доказать, что онъ

Для насъ теперь еще необходимѣй.

МИРРА.

Всѣмъ, что добро, что слава -- я молю

Совѣту внять!

САРДАНАПАЛЪ.

Дѣла до завтра!

МИРРА.

Завтра!

А нынче въ ночь, быть можетъ, смерть!

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ что жъ?

Пускай придетъ ко мнѣ нежданной гостьей

Средь радости, восторговъ и любви!

Погибну я, какъ сорванная роза;

А такъ упасть не лучше ли -- скажи,--

Чѣмъ на стеблѣ увянуть?

МИРРА.

Такъ не хочешь

Ты уступить, и даже то, что духъ

Другихъ царей тотчасъ воспламенило бъ,

Тебя -- увы не склонитъ отмѣнить

Ничтожный пиръ?

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ.

МИРРА.

Но уступку эту

Хоть для меня ты сдѣлай.

САРДАНАПАЛЪ.

Для тебя,

Красавица?

МИРРА.

Подарка у владыки

Ассиріи прошу я въ первый разъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, ты права!... И если бъ тѣмъ подаркомъ

Былъ мой престолъ, я отдалъ бы его!

Сдаюсь тебѣ. Ну, Паніа, ты слышишь?

Ступай!

ПАНIА.

Иду и повинуюсь, царь! (Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Я изумленъ: что побуждаетъ, Мирра,

Тебя къ такимъ настойчивымъ мольбамъ?

МИРРА.

Страхъ за тебя и вмѣстѣ убѣжденье,

Что если бы опасность не была

Такъ велика, твой родичъ-князь не сталъ бы

Столь многаго просить.

САРДАНАПАЛЪ.

Но если я

Самъ не боюсь, чего же ты страшишься?

МИРРА.

Вотъ потому, что не боишься ты,

Я за тебя и опасаюсь.

САРДАНАПАЛЪ.

Завтра

Какъ станешь ты смѣяться надъ своей

Тревогою!

МИРРА.

Иль, ежели несчастью

Не миновать, я перейду туда,

Гдѣ ужъ никто не плачетъ; это лучше

Способности смѣяться... А съ тобой

Что станется?

САРДАНАПАЛЪ.

Я буду неизмѣнно,

Какъ былъ всегда до этихъ поръ, царемъ.

МИРРА.

Гдѣ?

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ Ваалъ, Немвродъ, Семирамида,

Въ Ассиріи -- одинъ, тамъ -- вмѣстѣ съ ними;

Что я теперь -- тѣмъ сдѣлала меня

Моя судьба; она жъ пусть обратитъ

Меня въ ничто; но только тѣмъ иль этимъ

Я долженъ быть; остаться межъ людей

Униженнымъ я не хочу.

МИРРА.

О, если бъ

Ты и всегда такъ чувствовалъ, никто

Тебя, мой царь, унизить не посмѣлъ бы!

САРДАНАПАЛЪ.

А кто жъ теперь дерзаетъ?

МИРРА.

Развѣ ты

Подозрѣвать кого-нибудь не можешь?

САРДАНАПАЛЪ.

Подозрѣвать! На то шпіоны есть!

О, милая, мильоны драгоцѣнныхъ

Мгновеній мы теряемъ на слова

И страхъ пустой. Сюда, рабы! Скорѣе,

Для пиршества вечерняго убрать

Немвродовъ залъ! Ужъ если заставляютъ

Меня дворецъ въ темницу превратить,

Мы весело по крайней мѣрѣ будемъ

Сидѣть въ цѣпяхъ. Коль лѣтній павильонъ

На берегахъ плѣнительныхъ Евфрата

Для насъ закрытъ, то здѣсь вѣдь ужъ ничто

Намъ не грозитъ. Сюда, рабы, скорѣе!

(Уходишь).

МИРРА (одна).

За что его люблю я? Дочерямъ

Моей земли герои только милы

И дороги. Но гдѣ жъ моя земля?

Рабыня все теряетъ, лишь оковы

Остались ей. Да, я люблю его,

И нѣтъ звена тяжеле въ длинной цѣпи,

Чѣмъ та любовь, гдѣ уваженья нѣтъ!

Пусть будетъ такъ! Уже близка минута,

Когда любовь захочетъ онъ найти

Вездѣ -- и, ахъ, ни въ комъ ея не сыщетъ.

И мнѣ теперь его оставить? Нѣтъ,

То было бы настолько же постыдно,

Насколько бы въ глазахъ моей земли

Я выросла, убивъ его во блескѣ

Величія! Но я не создана

Ни для того, ни для другого. Если бъ

Его спасти могла я, возрасла бъ

Во мнѣ любовь къ самой себѣ, а это

Такъ нужно мнѣ: я въ собственныхъ глазахъ

Упала такъ, отдавшись иноземцу.

И между тѣмъ я, кажется, его

Люблю сильнѣй за то, что ненавидимъ

Онъ варварскимъ народомъ, искони

Врагомъ всего, въ чемъ кровь Эллады льется!

О, если бъ я могла въ него вдохнуть

Хотя одно изъ чувствъ, одушевлявшихъ

Фригійскія войска, когда они

Сражалися межъ моремъ и Пергамомъ,

Какъ доблестно повергнулъ бы во прахъ

И растопталъ онъ варваровъ мятежныхъ!

Его душа мнѣ отдана, и я

Его люблю: раба владыку любитъ

И вся полна желанья снять съ него

Пороковъ гнетъ... А если не удастся --

Есть у меня еще къ свободѣ путь!

Не научу, какъ царствовать онъ долженъ --

То покажу, какъ оставлять престолъ

Обязанъ царь! Иду слѣдить за милымъ!

(Уходитъ).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Передняя часть той же залы.

БЕЛЕЗИСЪ (одинъ).

Оконченъ день; мнѣ кажется, что солнце

Медлительнѣй заходитъ, точно жаль

Ему навѣкъ съ Ассиріей разстаться.

Въ какой зловѣщій пурпуръ облеклись

Его лучи средь этихъ тучъ суровыхъ!

То крови цвѣтъ, которую они

Вѣщаютъ намъ! О, солнце, ты, на отдыхъ

Идущее, вы, звѣзды, въ небесахъ

Встающія -- когда не безполезно

Я наблюдалъ движенье вашихъ тѣлъ,

У васъ въ лучахъ читая приговоры

Столь страшные, что время, видя, съ чѣмъ

Оно идетъ къ народамъ, трепетало

За ихъ судьбу; когда вы правду мнѣ

Повѣдали -- послѣднія минуты

Ассиріи пробили. А межъ тѣмъ,

Какъ тихо все! Такой грозѣ великой

Предшествовать должно бъ землетрясенье,

Не тихій свѣтъ заката. Этотъ дискъ

Является халдею-звѣздочету

Безсмертною страницей, и на ней

Читаетъ онъ конецъ того, что людямъ

Казалось безконечнымъ. Но, o солнце

Правдивое, ты, жизни міровой

Пылающій оракулъ, ты, источникъ

Всего существованія и символъ

Того, кому существованьемъ этимъ

Обязанъ міръ, ужели вѣчно ты

Вѣщателемъ лишь золъ и бѣдствій будешь?

Ужели ты не приведешь съ собой

Дней, болѣе достойныхъ появленья

Чудеснаго, изъ глубины морской

Твоихъ лучей? Ужель ни на минуту

Надеждою для будущихъ вѣковъ

Ты не блеснешь, какъ блещешь только гнѣвомъ

Для нашихъ дней? Внемли мнѣ, о внемли!

Я твой слуга, твой жрецъ и твой поклонникъ!

Я каждый день смотрѣлъ на твой восходъ

И твой закатъ; я предъ твоимъ сіяньемъ

Склонялъ главу въ полдневный часъ, когда

Мои глаза смотрѣть не смѣли прямо

Въ твое лицо; я за тобой слѣдилъ

Всегда, вездѣ, тебѣ молился, жертвы

Тебѣ свершалъ, и съ трепетомъ читалъ

Въ твоихъ лучахъ, и спрашивалъ отвѣта --

И ты его давало, но увы,

Какой отвѣтъ! Еще я рѣчь не кончилъ,

А ужъ оно склоняется -- зашло --

И лишь красу свою, но не премудрость,

Оставило на западѣ, и онъ

Восторженно ликуетъ въ пышномъ блескѣ

Умершаго сіянія. Но что жъ

И наша смерть, когда она со славой

Свершается, какъ не такой закатъ?

И не должны ль считать за счастье люди

Что имъ дано хоть смертью походить

На божество?

Входитъ Арбакъ.

АРБАКЪ.

Какъ въ набожныя думы

Ты погруженъ! Твой напряженный взглядъ

Не хочетъ ли, вслѣдъ за ушедшимъ богомъ,

Проникнуть въ міръ еще сокрытыхъ дней?

Намъ ночь нужна -- и ночь ужъ наступила.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но не прошла.

АРБАКЪ.

Пусть двигается: мы

Готовы.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да... О, если бъ миновала

Уже она!

АРБАКЪ.

Въ сомнѣніи пророкъ,

Которому и звѣзды съ неба блещутъ

Побѣдою?

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, не побѣда мнѣ

Сомнѣніе внушаетъ -- побѣдитель.

АРБАКЪ.

Ужъ это ты наукою своей

Развѣдывай. А у меня покамѣстъ

Такой запасъ блестящихъ пикъ готовъ,

Что всѣ твои союзники планеты

Померкнутъ передъ ними. Насъ теперь

Остановить уже ничто не можетъ.

Нашъ баба-царь -- нѣтъ, менѣе чѣмъ баба, --

Теперь себѣ изволитъ по рѣкѣ

Разгуливать съ дѣвчонками своими,

А между тѣмъ Евфратскій павильонъ

Приказано для пиршества готовить.

Но первая же чаша, что въ себя

Вольетъ онъ тамъ, послѣдней станетъ чашей

Для племени Немврода!

БЕЛЕЗИСЪ.

Это былъ

Могучій родъ!

АРБАКЪ.

И сталъ безсильнымъ, ветхимъ.

Мы обновимъ, возстановимъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

И ты

Увѣренъ въ томъ?

АРБАКЪ.

Его родоначальникъ

Былъ звѣроловъ, а я солдатъ; чего жъ

Бояться намъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Солдата.

АРБАКЪ.

И, быть можетъ,

Еще жреца. Но если у тебя

Такая мысль, такъ отчего же лучше

Вамъ вашего царя наложницъ здѣсь

Не сохранить? Къ чему ты такъ старался

Меня подбить? Къ чему втянулъ меня

Ты въ заговоръ, принадлежащій столько жъ

Тебѣ, какъ мнѣ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Взгляни на небеса.

АРБАКЪ.

Гляжу.

БЕЛЕЗИСЪ.

И что жъ?

АРБАКЪ.

Я вижу лѣтній сумракъ

Плѣнительный и хоръ встающихъ звѣздъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Замѣть межъ нихъ одну -- вонъ ту, что раньше

Другихъ зажглась, и блещетъ ярче всѣхъ,

И такъ дрожитъ, какъ будто хочетъ мѣсто

Перемѣнить въ эѳирѣ голубомъ.

АРБАКЪ.

Что жъ далѣе?

БЕЛЕЗИСЪ.

Она -- руководитель

Твоей судьбы: подъ этою звѣздой

Ты родился.

АРБАКЪ (ударяя ко мечу).

Моя звѣзда вотъ въ этихъ

Ножнахъ лежитъ; когда она сверкнетъ --

Предъ ней должны померкнуть всѣ кометы!

Подумаемъ-ка лучше, что теперь

Намъ совершить, чтобъ оправдать предвѣстья

Твоихъ планетъ. Удастся одержать

Побѣду намъ -- мы имъ настроимъ храмовъ,

Дадимъ жрецовъ, тебѣ же -- санъ жреца

Верховнаго боговъ, какихъ захочешь

Ты выбрать самъ: я замѣчалъ всегда,

Что боги справедливы и храбрѣйшихъ

За набожныхъ всегда признаютъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да,

И набожныхъ храбрѣйшими считаютъ.

Видалъ ли ты когда-нибудь меня

Бѣгущимъ изъ сраженья?

АРБАКЪ.

Нѣтъ, я знаю,

Что въ битвахъ ты, какъ вавилонскій вождь

На столько жъ храбръ, на сколько ты искусный

Халдейскій жрецъ. Теперь пришла пора

Забыть жреца и сдѣлаться солдатомъ.

Согласенъ ли?

БЕЛЕЗИСЪ.

А отчего жъ не быть

Тѣмъ и другимъ?

АРБАКЪ.

Тѣмъ лучше. Я, однако,

Почти стыжусь, что дѣла предстоитъ

Такъ мало намъ. Война съ бабьемъ -- безчестье

Снискавшему побѣду. Низложить

Надменнаго, свирѣпаго тирана,

Схватиться съ нимъ, скрестивши мечъ съ мечомъ --

Вотъ это бой почетный, побѣдишь ли,

Иль упадешь. Но подымать свой мечъ

На этого червя -- быть можетъ, слышать

И пискъ его...

БЕЛЕЗИСЪ.

Не думай такъ о немъ:

Въ его душѣ есть нѣчто, съ чѣмъ, пожалуй,

Тебѣ придется побороться. Но

Будь онъ и тѣмъ, чѣмъ ты его считаешь,

Придется вѣдь со стражею его

И съ ихъ вождемъ, суровымъ Салеменомъ,

Помѣряться...

АРБАКЪ.

Они не устоятъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да отчего жъ? они солдаты.

АРБАКЪ.

Правда,

И оттого солдату надо быть

И ихъ вождемъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

А Салеменъ-то кто же?

АРБАКЪ.

Да, это такъ, но царь-то ихъ каковъ?

Притомъ же князь, я знаю, эту бабу,

Сидящую на тронѣ, ненавидитъ

Изъ-за своей сестры. Какъ будто ты

Не замѣчалъ, что онъ всегда въ сторонкѣ

Отъ всѣхъ пировъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

За то въ совѣтѣ онъ

Ни одного собранья не пропуститъ.

АРБАКЪ.

И голосъ тамъ никто съ нимъ заодно

Не подаетъ... Все, кажется, склонилось,

Чтобъ обратить его въ бунтовщика:

На тронѣ -- шутъ, сестра его родная

Поругана, самъ тоже загнанъ онъ...

Чего жъ еще? Да, право, мы какъ будто

Мстить за него собрались.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, когда-бъ

Склонить его такъ думать. Сомнѣваюсь

Я сильно въ томъ.

АРБАКЪ.

Пощупать бы его!

Какъ думаешь?

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, если будетъ случай.

Входитъ Балеа.

БАЛЕА.

Сатрапы! царь желаетъ видѣть васъ

На пиршествѣ сегодняшнемъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Услышать

Приказъ царя и выполнить его --

Для насъ одно и то же. Въ павильонѣ?

БАЛЕА.

Нѣтъ, во дворцѣ.

АРБАКЪ.

Какъ, во дворцѣ! Приказъ

Иной былъ данъ.

БАЛЕА.

Теперь перемѣнили.

АРБАКЪ.

Но почему?

БАЛЕА.

Не знаю. Я могу

Итти?

АРБАКЪ.

Постой.

БЕЛЕЗИСЪ (тихо Арбаку).

Оставь -- пускай уходитъ.

Да, Балеа, благодари царя

И поцѣлуй края его одежды,

И доложи, что мы, его рабы,

Придемъ сбирать тѣ крохи, что угодно

Ему кидать отъ царскаго стола.

Вѣдь въ полночь?

БАЛЕА.

Да, а мѣсто пира -- зала

Немвродова. Вельможи, низко вамъ

Я кланяюсь и съ этимъ удаляюсь.

(Уходитъ).

АРБАКЪ.

Не нравится мнѣ это измѣненье

Внезапное; тутъ что-нибудь да есть:

Къ чему бы сталъ перемѣнять онъ мѣсто?

БЕЛЕЗИСЪ.

Да у него вѣдь каждый день и часъ

Сто перемѣнъ! Нѣтъ ничего на свѣтѣ

Причудливѣе лѣни; для своихъ

Намѣреній такіе избираетъ

Она пути, какими не идетъ

Военный вождь, когда врага желаетъ

Онъ съ толку сбить. О чемъ ты это вдругъ

Задумался?

АРБАКЪ.

Онъ павильонъ Евфратскій

Всегда любилъ. Веселый этотъ домъ

Любимѣйшей изъ лѣтнихъ резиденцій

Былъ у него...

БЕЛЕЗИСЪ.

Онъ и жену любилъ

И, рядомъ съ ней, три тысячи наложницъ:

Онъ все любилъ поочередно, все --

Въ немилости остались только мудрость

И слава.

АРБАКЪ.

Да! однако жъ... Это мнѣ

Не по сердцу... Но если измѣнилъ онъ

Свой планъ, то мы должны вѣдь тоже свой

Перемѣнить. Не трудной было штукой

Напасть въ шатрѣ уединенномъ, гдѣ

Нѣтъ никого, помимо сонной стражи

И пьяныхъ царедворцевъ; въ залѣ жъ

Немвродовой...

БЕЛЕЗИСЪ.

Такъ вотъ что! Мнѣ казалось,

Что ты, солдатъ надменный, находилъ

Путь къ этому престолу слишкомъ легкимъ -

И вотъ теперь, когда передъ тобой

Есть нѣсколько ступенекъ больше скользкихъ

Чѣмъ ждали мы, уже въ смущеньи ты?

АРБАКЪ.

Пусть часъ придетъ -- и ты тогда узнаешь,

Боюсь ли я. Не разъ въ твоихъ глазахъ

Я жизнь мою бросалъ на ставку бодро

И весело; но здѣсь ужъ не на жизнь

Идетъ игра; тутъ ставка поважнѣе --

Престолъ царя.

БЕЛЕЗИСЪ.

И выиграешь ты,

Какъ я тебѣ предсказывалъ. Смѣлѣе жъ!

Счастливый путь!

АРБАКЪ.

Будь прорицатель я

Такой, какъ ты, себѣ я точно то же бъ

Предвозвѣстилъ. Но будь, что будетъ,-- звѣздъ

Ослушаться нельзя. Не смѣю спорить

Ни съ ними я, ни съ ихъ жрецомъ. Кто тутъ?

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Сатрапы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Князь!

САЛЕМЕНЪ.

Вотъ кстати! Васъ обоихъ

Давно ищу, но во дворцѣ найти

Не ожидалъ.

АРБАКЪ.

А почему?

САЛЕМЕНЪ.

Урочный

Часъ не насталъ.

АРБАКЪ.

Урочный часъ! Какой?

САЛЕМЕНЪ.

Полночный часъ.

АРБАКЪ.

Полночный?

САЛЕМЕНЪ.

Вы же вѣрно

Приглашены?

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, точно!-- вѣдь совсѣмъ

Забыли мы.

САЛЕМЕНЪ.

О царскомъ приглашеньи

Давно ль вошло въ обычай забывать?

АРБАКЪ.

Но... мы его недавно получили...

САЛЕМЕНЪ.

Такъ отчего жъ вы остаетесь здѣсь?

АРБАКЪ.

По должности.

САЛЕМЕНЪ.

Какой же?

АРБАКЪ.

Нашей службы.

Намъ во дворецъ свободный доступъ данъ

Во всѣ часы. Пришли, но государя

Не застаемъ.

САЛЕМЕНЪ.

И я: я тоже здѣсь

По должности.

АРБАКЪ.

Позволено ль проникнуть

Намъ въ цѣль ея?

САЛЕМЕНЪ.

Арестовать двоихъ

Измѣнниковъ. Эй, стража! Ваши сабли,

Сатрапы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Князь, вотъ мечъ мой.

АРБАКЪ (обнажая свой мечъ).

Вотъ и мой,

Возьми его.

САЛЕМЕНЪ (протягивая руку).

Беру.

АРБАКЪ.

Но рукоятку

Не выпуститъ рука моя. Тебѣ --

Одинъ клинокъ, и въ грудь твою.

САЛЕМЕНЪ (обнажая свой мечь).

Ты смѣешь

Противиться? Отлично! Это насъ

Отъ ложнаго избавитъ милосердья

И отъ суда. Солдаты, зарубить

Мятежника!

АРБАКЪ.

Солдаты! Да, одинъ бы

Ты не посмѣлъ...

САЛЕМЕНЪ.

Одинъ! Безумный рабъ!

Да чтожъ въ тебѣ такого, передъ чѣмъ бы

Князь отступилъ въ бою открытомъ? Нѣтъ,

Страшимся мы твоей измѣны только --

Не храбрости. Твой зубъ для насъ ничто

Безъ яда, въ немъ сокрытаго: змѣиный --

Не львиный зубъ... Рубить его!

БЕЛЕЗИСЪ.

Арбакъ!

Въ умѣ ли ты? Вѣдь я же отдалъ саблю!

Царь справедливъ -- довѣримся ему.

АРБАКЪ.

Нѣтъ, я скорѣй твоимъ звѣздамъ довѣрюсь

И этой вотъ рукѣ -- умру царемъ

Моей души и тѣла, не позволивъ

Ихъ заковать другому никому.

САЛЕМЕНЪ (стражамъ).

Вы слышали, что онъ и я сказали?

Убить его!

(Стража нападаетъ па Арбака, но тотъ мужественно защищается и заставляетъ ее отступитъ).

Такъ вотъ вы каковы!

Такъ, стало быть, я долженъ обратиться

Самъ въ палача? Бездѣльники! Ну, вотъ,

Учитесь, какъ съ измѣнникомъ справляться!

(Нападаетъ на Арбака).

Входитъ САРДАНАПАЛЪ со свитой.

САРДАНАПАЛЪ.

Что это? Стой, коль жизнь вамъ дорога!

Стой, говорю! Вы пьяны или глухи?

Гдѣ мечъ мой? Ахъ, безумецъ, вѣдь меча

Я не ношу!..

(Одному изъ стражей).

Пріятель, одолжи-ка

Мнѣ свой ты мечъ!

(Вырываетъ у него саблю и разъединяетъ ею сражающихся).

Какъ? у меня въ дворцѣ?

Что мнѣ теперь перерубить мѣшаетъ

Двухъ забіякъ нахальныхъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Государь,

Будь справедливъ.

САЛЕМЕНЪ.

Иль слабъ.

САРДАНАПАЛЪ (поднымая мечъ).

Ты смѣешь?

САЛЕМЕНЪ.

Что же?

Рази меня! Я буду радъ упасть,

Коль вслѣдъ за мной падетъ измѣнникъ гнусный,

Котораго на нѣсколько минутъ

Ты пощадилъ, конечно, лишь для пытки?

САРДАНАПАЛЪ.

Его? Его? Кто смѣетъ обвинятъ

Арбака?

САЛЕМЕНЪ.

САРДАНАПАЛЪ.

Князь, ты забылся. Кто же

Тебѣ далъ право...

САЛЕМЕНЪ (указывая на перстень).

Ты.

АРБАКЪ (въ смущеніи).

А! царскій перстень!

САЛЕМЕНЪ.

Да.

И пусть теперь царь это полномочье

Самъ подтвердитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я перстень снялъ съ руки

Не для того.

САЛЕМЕНЪ.

Для самосохраненья

Ты снялъ его. И мною съ пользой онъ

Употребленъ. Теперь будь самъ судьею.

Здѣсь я -- твой рабъ, назадъ минуту былъ

Намѣстникъ твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, такъ вложите оба

Мечи въ ножны.

(Арбакъ и Салеменъ исполняютъ приказъ).

САЛЕМЕНЪ.

Мой спрятанъ, но держи,

Молю тебя, свой на-голо: онъ нынѣ

Единственный надежный скипетръ твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Тяжелый скиптръ. Да и эфесомъ руку

Онъ ранилъ мнѣ...

(Одному изъ воиновъ).

Возьми-ка, братъ, себѣ

Свое добро. Ну что же означаетъ

Все это?

БЕЛЕЗИСЪ.

Пусть на то отвѣтитъ князь.

САЛЕМЕНЪ.

Со стороны моей -- любовь и вѣрность,

Съ ихъ стороны -- измѣну.

САРДАНАПАЛЪ.

Что? Измѣна

И -- Белезисъ! Измѣна -- и Арбакъ!

Въ такой союзъ повѣрить не могу я.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ты доказать обязанъ...

САЛЕМЕНЪ.

Докажу,

Какъ скоро царь у твоего собрата

Измѣнника отыметъ мечъ.

АРБАКЪ.

Тотъ мечъ,

Что на враговъ монарха обнажался --

Ты знаешь самъ -- не рѣже твоего?

САЛЕМЕНЪ.

И вотъ теперь на брата обнажился,

А черезъ часъ на самого царя

Подымется.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, это невозможно,

Онъ не дерзнетъ. Нѣтъ, о такихъ вещахъ

Я не хочу и слышать. Эти ссоры

Нелѣпыя родятся при дворахъ

Отъ гнуснаго соперничества гнусныхъ

Наемниковъ, которые живутъ

Лишь клеветой на правоту и честность.

Братъ, кѣмъ-нибудь обманутъ ты.

САЛЕМЕНЪ.

Сперва

Пусть онъ отдастъ тебѣ свой мечъ и этимъ

Пусть подданство докажетъ, а потомъ

Я все скажу.

САРДАНАПАЛЪ.

Да если бъ мысль такая

Могла придти мнѣ въ голову... Но нѣтъ --

Не можетъ быть... Арбакъ, суровый, вѣрный

Прямой солдатъ -- онъ лучшій изъ вождей,

Какіе есть и были въ нашемъ войскѣ.

Нѣтъ, я такой обиды не могу

Ему нанесть: я не могу рѣшиться

Отнять тотъ мечъ, который онъ не сдалъ

Моимъ врагамъ ни разу. Полководецъ,

Храни свое оружье.

САЛЕМЕНЪ.

Государь,

Вотъ перстень твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, пусть онъ остается

Въ твоихъ рукахъ. Но пользоваться имъ

Прошу тебя посдержаннѣй, помягче.

САЛЕМЕНЪ.

Я бралъ его, чтобъ честь твою спасти,

А честь моя велитъ отдать обратно.

Вручи его Арбаку.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ бы мнѣ

И поступить; но онъ о томъ ни разу

Не попросилъ.

САЛЕМЕНЪ.

О, получить его

Съумѣетъ онъ, конечно, и безъ этой

Почтительности напускной.

БЕЛЕЗИСЪ.

Понять

Я не могу, изъ-за чего такъ сильно

Князь возстаетъ на двухъ такихъ людей,

Которые заботятся о благѣ

Ассиріи сильнѣй, чѣмъ кто-нибудь

Изъ подданныхъ.

САЛЕМЕНЪ.

Молчи, измѣнникъ-воинъ,

Лукавый жрецъ! Ты совмѣстилъ въ себѣ

Гнуснѣйшіе пороки двухъ сословій

Опаснѣйшихъ. Побереги слова

Медовыя и гаерскія рѣчи

Для тѣхъ, кому не удалось еще

Тебя узнать. Товарищъ твой по дѣлу

Преступному по крайней мѣрѣ смѣлъ

И чуждъ тѣхъ штукъ, которымъ научился

Въ Халдеѣ ты.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ты слышишь, государь,

Ваала сынъ! Хулитъ онъ святотатно

Религію страны, твоимъ отцамъ

Молящейся. -тѣмъ народъ

Тиранили сатрапы; предъ богами

Съ молитвами не падали жрецы;

Анархія все царство загрязнила,

И, наконецъ, заснуло тупо всё.

Всё, кромѣ зла. И ты теперь не хочешь

Промедлить день, единый день, когда

Тебя спасти онъ можетъ? Ты не хочешь

Немногими часами подарить

Немногихъ слугъ, тебѣ не измѣнившихъ.

Не сдѣлаешь ты это ради ихъ,

И собственнаго блага, и великихъ

Твоихъ отцовъ, и сыновей твоихъ?

ПАНІА.

Она права. Настойчивость, съ которой

Къ священнѣйшей твоей особѣ князь

Меня послалъ, въ меня вселяетъ смѣлость --

Съ моленьями ея соединить,

О, государь, и мой ничтожный голосъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, никогда!

МИРРА.

Но ради твоего

Престола...

САРДАНАПАЛЪ.

Прочь!

ПАНІА.

Во имя тѣхъ, которыхъ

И преданность, и строгость соберутъ

Вокругъ тебя...

САРДАНАПАЛЪ.

Всё это просто бредни!

Опасности и тѣни нѣтъ; её

Вашъ Салеменъ измыслилъ, чтобъ усердье

Своё явить и доказать, что онъ

Для насъ теперь ещё необходимѣй.

МИРРА.

Всѣмъ, что добро, что слова -- я молю

Совѣту внять!

САРДАНАПАЛЪ.

Дѣла до завтра!

МИРРА.

Подарка у владыки

Ассиріи прошу я въ первый разъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, ты права!-- и если бъ тѣмъ подаркомъ

Былъ мой престолъ, я отдалъ бы его!

Сдаюсь тебѣ. Ну, Паніа, ты слышишь?

Ступай!

ПАНІА.

Иду и повинуюсь, царь! (Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Я изумлёнъ: что побуждаетъ, Мирра,

Тебя къ такимъ настойчивымъ мольбамъ?

МИРРА.

Страхъ за тебя и, вмѣстѣ, убѣжденье,

Что если бы опасность не была

Такъ велика, твой родичъ-князь не сталъ бы

Столь многаго просить.

САРДАНАПАЛЪ.

Но если я

Самъ не боюсь, чего же ты страшишься?

МИРРА.

Вотъ потому, что не боишься ты,

Я за тебя и опасаюсь.

САРДАНАПАЛЪ.

Завтра

Какъ станешь ты смѣяться надъ своей

Тревогою!

МИРРА.

Развѣ ты

Подозрѣвать кого-нибудь не можешь?

САРДАНАПАЛЪ.

Подозрѣвать! На то шпіоны есть!

О, милая, мильоны драгоцѣнныхъ

Мгновеній мы теряемъ на слова

И страхъ пустой. Сюда, рабы! Скорѣе,

Для пиршества вечерняго убрать

Немвродовъ залъ! Ужъ если заставляютъ

Меня дворецъ въ темницу превратить,

Мы весело, по-крайней-мѣрѣ, будемъ

Сидѣть въ цѣпяхъ. Коль лѣтній павильонъ

На берегахъ плѣнительныхъ Евфрата

Для насъ закрытъ, то здѣсь вѣдь ужь ничто

Намъ не грозитъ. Сюда, рабы, скорѣе!

(Уходитъ.)

МИРРА (одна).

За что его люблю я? Дочерямъ

Моей земли герои только милы

И дороги. Но гдѣ жь моя земля?

Рабыня всё теряетъ, лишь оковы

Остались ей. Да, я люблю его,

И нѣтъ звена тяжеле въ длинной цѣпи,

Чѣмъ та любовь, гдѣ уваженья нѣтъ!

Пусть будетъ такъ! Уже близка минута,

Когда любовь захочетъ онъ найти

Вездѣ -- и, ахъ, ни въ комъ ея не сыщетъ.

И мнѣ теперь его оставить? Нѣтъ,

То было бы на столько же постыдно,

На сколько бы въ глазахъ моей земли

Я выросла, убивъ его во блескѣ

Величія! Но я не создана

Ни для того, ни для другого. Если бъ

Его спасти могла я, возрасла бъ

Во мнѣ любовь къ самой себѣ, а это

Такъ нужно мнѣ: я въ собственныхъ глазахъ

Упала такъ, отдавшись иноземцу.

И, между-тѣмъ, я, кажется, ого

Люблю сильнѣй за-то, что ненавидимъ

Онъ варварскимъ народомъ, искони

Врагомъ всего, въ чёмъ кровь Эллады льётся!

О, если бъ я могла въ него вдохнуть

Хотя одно азъ чувствъ, одушевлявшихъ

Фригійскія войска, когда они

Сражалися межъ моремъ и Пергамомъ,

Какъ доблестно повергнулъ бы во прахъ

И растопталъ онъ варваровъ мятежныхъ!

Его душа мнѣ отдана, и я

Его люблю: раба владыку любитъ

И вся полна желанья снять съ него

Пороковъ гнётъ... А если не удастся --

Есть у меня ещё къ свободѣ путь!

Не научу, какъ царствовать онъ долженъ,

То покажу, какъ оставлять престолъ

Обязанъ царь! Иду слѣдить за милымъ!

(Уходитъ.)

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Передняя той же залы.

БЕЛЕЗИСЪ (одинъ).

Оконченъ день; мнѣ кажется, что солнце

Медлительнѣй заходитъ, точно жаль

Ему навѣкъ съ Ассиріей разстаться.

Въ какой зловѣщій пурпуръ облеклись

Его лучи средь этихъ тучъ суровыхъ!

То крови цвѣтъ, которую они

Вѣщаютъ намъ! О, солнце, ты, на отдыхъ

Идущее, вы, звѣзды, въ небесахъ

Встающія -- когда не безполезно

Я наблюдалъ движенье вашихъ тѣлъ,

У васъ въ лучахъ читая приговоры

Столь страшные, что время, видя, съ чѣмъ

Оно идётъ къ народамъ, трепетало

За ихъ судьбу: когда вы правду мнѣ

Повѣдали -- послѣднія минуты

Ассиріи пробили. А межь-тѣмъ,

Какъ тихо всё! Такой грозѣ великой

Предшествовать должно бъ землятрясенье,

Не тихій свѣтъ заката. Этотъ дискъ

Является халдею-звѣздочёту

Безсмертною страницей, и на ней

Читаетъ онъ конецъ того, что людямъ

Казалось безконечнымъ. Но, о солнце

Правдивое, ты, жизни міровой

Пылающій оракулъ, ты, источникъ

Всего существованья и символъ

Того, кому существованьемъ этимъ

Обязанъ міръ, ужели вѣчно ты

Вѣщателемъ лишь золъ и бѣдствій будешь?

Ужели ты не приведёшь съ собой

Дней, болѣе достойныхъ появленья

Чудеснаго, изъ глубины морской,

Твоихъ лучей? Ужель ни на минуту

Надеждою для будущихъ вѣковъ

Ты не блеснешь, какъ блещешь только гнѣвомъ

Для нашихъ дней? Внемли мнѣ, о внемля!

Я твой слуга, твой жрецъ и твой поклонникъ.

Я каждый день смотрѣлъ на твой восходъ

И твой закатъ; я предъ твоимъ сіяньемъ

Склонялъ главу въ полдневный часъ, когда

Мои глаза смотрѣть не смѣли прямо

Въ твоё лицо; я за тобой слѣдилъ

Всегда, вездѣ, тебѣ молился, жертвы

Тебѣ свершалъ, и съ трепетомъ читалъ

Въ твоихъ лучахъ, и спрашивалъ отвѣта --

И ты его давало, но увы,

Какой отвѣтъ! Ещё я рѣчь не кончилъ,

А ужъ оно склоняется -- зашло --

И лишь красу свою, но не премудрость,

Оставило на западѣ, и онъ

Восторженно ликуетъ въ пышномъ блескѣ

Умершаго сіянія. Но что жь

И наша смерть -- когда она со славой

Свершается -- какъ не такой закатъ?

И не должны ль считать за счастье люди,

Что имъ дано хоть смертью походить

На божество?

Входитъ АРБАКЪ.

АРБАКЪ.

Какъ въ набожныя думы

Ты погруженъ! Твой напряженный взглядъ

Не хочетъ ли, вслѣдъ за ушедшимъ богомъ,

Проникнуть въ міръ ещё сокрытыхъ дней?

Намъ ночь нужна -- и ночь ужь наступила.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но не прошла.

АРБАКЪ.

Пусть двигается: мы

Готовы.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да... О, если бъ миновала

Уже она!

АРБАКЪ.

Въ сомнѣніи пророкъ,

Которому и звѣзды съ неба блещутъ

Побѣдою?

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, не побѣда мнѣ

Сомнѣніе внушаетъ -- побѣдитель.

АРБАКЪ.

Ужъ это ты наукою своей

Развѣдывай. А у меня покамѣстъ

Такой запасъ блестящихъ пикъ готовъ,

Что всѣ твои союзники-планеты

Померкнутъ передъ ними. Насъ теперь

Остановить уже ничто не можетъ.

Нашъ баба-царь -- нѣтъ, менѣе чѣмъ баба --

Теперь себѣ изволитъ по рѣкѣ

Разгуливать съ дѣвчонками своими,

А между-тѣмъ, Евфратскій павильонъ

Приказано для пиршества готовить.

Но первая же чаша, что въ себя

Вольётъ онъ тамъ, послѣдней станетъ чашей

Для племени Немврода!

БЕЛЕЗИСЪ.

Это былъ

Могучій родъ!

АРБАКЪ.

И сталъ безсильнымъ, ветхимъ.

Мы обновимъ, возстановимъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

И ты

Увѣренъ въ томъ?

АРБАКЪ.

Его родоначальникъ

Былъ звѣроловъ, а я солдатъ; чего жь

Бояться намъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Солдата.

АРБАКЪ.

И, быть-можетъ,

Ещё жреца. Но если у тебя

Такая мысль, такъ отчего же лучше

Вамъ вашего развратника-царя

Не сохранить? Къ чему ты такъ старался

Меня подбить? Къ чему втянулъ меня

Ты въ заговоръ, принадлежащій столько жь

Тебѣ, какъ мнѣ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Взгляни на небеса.

АРБАКЪ.

Гляжу.

БЕЛЕЗИСЪ.

И что жь?

АРБАКЪ.

И вижу лѣтній сумракъ

Плѣнительный и хоръ встающихъ звѣздъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Замѣть межъ нихъ одну -- вонъ ту, что раньше

Другихъ зажглась, и блещетъ ярче всѣхъ,

И такъ дрожитъ, какъ-будто хочетъ мѣсто

Перемѣнить въ эфирѣ голубомъ.

АРБАКЪ.

Что жь далѣе?

БЕЛЕЗИСЪ.

Она -- руководитель

Твоей судьбы: подъ этою звѣздой

Ты родился.

АРБАКЪ (ударяя по мечу).

Моя звѣзда вотъ въ этихъ

Ножнахъ лежитъ; когда она сверкнётъ --

Предъ ней должны померкнуть всѣ кометы!

Подумаемъ-ка лучше, что теперь

Намъ совершить, чтобъ оправдать предвѣстья

Твоихъ планетъ. Удастся одержать

Побѣду намъ -- мы имъ настроимъ храмовъ,

Дадимъ жрецовъ, тебѣ же -- санъ жреца

Верховнаго боговъ, какихъ захочешь

Ты выбрать самъ: я замѣчалъ всегда,

Что боги справедливы и храбрѣйшихъ

За набожныхъ всегда признаютъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да,

И набожныхъ храбрѣйшими считаютъ.

Видалъ ли ты когда-нибудь меня

Бѣгущимъ изъ сраженья?

АРБАКЪ.

Нѣтъ, я знаю,

Что въ битвахъ ты, какъ вавилонскій вождь

На столько жь храбръ, на сколько ты искусный

Халдейскій жрецъ. Теперь пришла пора

Забыть жреца и сдѣлаться солдатомъ.

Согласенъ ли?

БЕЛЕЗИСЪ.

А отчего жь не быть

Тѣмъ и другимъ?

АРБАКЪ.

Тѣмъ лучше. Я, однако,

Почти стыжусь, что дѣла предстоитъ

Такъ мало намъ. Война съ бабьёмъ -- безчестье

Снискавшему побѣду. Низложить

Надменнаго, свирѣпаго тирана,

Схватиться съ нимъ, скрестивши мечъ съ мечомъ --

Вотъ это бой почётный, побѣдишь ли,

Иль упадёшь. Но подымать свой мечъ

На этого червя -- быть-можетъ, слышать

И пискъ его...

БЕЛЕЗИСЪ.

Не думай такъ о нёмъ:

Въ его душѣ есть нѣчто, чѣмъ, пожалуй,

Тебя на бой подвинетъ онъ. Но будь

Онъ даже тѣмъ, чѣмъ ты его считаешь,

Придётся вѣдь со стражею его

И съ ихъ вождёмъ, суровымъ Салеменомъ,

Помѣриться...

АРБАКЪ.

Они не устоятъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да отчего жь? они солдаты.

АРБАКЪ.

Правда,

И оттого солдату надо быть

И ихъ вождёмъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

А Салеменъ-то кто же?

АРБАКЪ.

Да, это такъ, но царь-то ихъ каковъ?

Притомъ же князь, я знаю, эту бабу,

Сидящую на тронѣ -- ненавидитъ

Изъ-за своей сестры. Какъ-будто ты

Не замѣчалъ, что онъ всегда въ сторонкѣ

Отъ всѣхъ пировъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

За-то въ совѣтѣ онъ

Ни одного собранья не пропуститъ.

АРБАКЪ.

И голосъ тамъ никто съ нимъ за одно

Не подаётъ... Всё, кажется, склонилось,

Чтобъ обратить его въ бунтовщика:

На тронѣ -- шутъ, сестра его родная

Поругана, самъ тоже загнанъ онъ --

Чего жь ещё? Да право, мы какъ-будто

Мстить за него собрались.

БЕЛЕЗИСЪ.

Лишь бы онъ

Такого же былъ мнѣнья! Сомнѣваюсь

Я сильно въ томъ.

АРБАКЪ.

Пощупать бы его!

Какъ думаешь?

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, если будетъ случай.

Входитъ БАЛЕА.

БАЛЕА.

Сатрапы! царь желаетъ видѣть васъ

На пиршествѣ сегодняшнемъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Услышать

Приказъ царя и выполнить его --

Для насъ одно и тоже. Въ павильонѣ?

БАЛЕА.

Нѣтъ, во дворцѣ.

АРБАКЪ.

Какъ, во дворцѣ! Приказъ

Иной былъ данъ.

БАЛЕА.

Теперь перемѣнили.

АРБАКЪ.

Но почему?

БАЛЕА.

Не знаю. Я могу

Идти?

АРБАКЪ.

Постой.

БЕЛЕЗИСЪ (тихо Арбаку).

Оставь -- пускай уходитъ.

Да, Балеа, благодари царя,

И поцѣлуй края его одежды,

И доложи, что мы, его рабы,

Придёмъ сбирать тѣ крохи, что угодно

Ему кидать отъ царскаго стола.

Вѣдь въ полночь?

БАЛЕА.

Да, а мѣсто пира -- зала

Немвродова. Вельможи, низко вамъ

Я кланяюсь и смѣю удалиться.

(Уходитъ.)

АРБАКЪ.

Не нравится мнѣ это измѣненье

Внезапное; тутъ что-нибудь да есть:

Къ чему бы сталъ перемѣнять онъ мѣсто?

БЕЛЕЗИСЪ.

Да онъ всегда по сотнѣ разъ на дню

Мѣняется! Нѣтъ ничего на свѣтѣ

Причудливѣе лѣни: для своихъ

Намѣреній такіе избираетъ

Она пути, какими не идётъ

Военный вождь, когда врага желаетъ

Онъ съ толку сбить. О чёмъ ты это "другъ

Задумался?

АРБАКЪ.

Онъ павильонъ Евфратскій

Всегда любилъ. Весёлый этотъ домъ

Любимѣйшей изъ лѣтнихъ резиденцій

Былъ у него...

БЕЛЕЗИСЪ.

Онъ и жену любилъ

И, рядомъ съ ней, три тысячи наложницъ:

Онъ всё любилъ поочерёдно, всё --

Въ немилости остались только мудрость

И слава.

АРБАКЪ.

Да! однако жъ... Это мнѣ

Не по сердцу... Но если измѣнилъ онъ

Свой планъ, то мы должны вѣдь тоже свой

Перемѣнить. Не трудной было штукой

Напасть въ шатрѣ уединённомъ, гдѣ

Нѣтъ никого, кромѣ сонной стражи

И пьяныхъ собутыльниковъ; но здѣсь,

Здѣсь во дворцѣ...

БЕЛЕЗИСЪ.

Такъ вотъ что! Мнѣ казалось

Что ты, солдатъ надменный, находилъ

Путь къ этому престолу слишкомъ лёгкимъ --

И вотъ теперь, когда передъ тобой

Двумя-тремя ступеньками побольше,

Чѣмъ ждали мы, уже въ смущеньи ты?

АРБАКЪ.

Пусть часъ придётъ -- и ты тогда узнаешь,

Боюсь ли я. Не разъ передъ тобой

Я жизнь мою на карту ставилъ бодро

И весело; но здѣсь ужь не на жизнь

Идётъ игра; тутъ ставка поважнѣе --

Престолъ царя.

БЕЛЕЗИСЪ.

И выиграешь ты,

Какъ я тебѣ предсказывалъ. Смѣлѣе жь!

Счастливый путь!

АРКАНЪ.

Будь прорицатель я

Такой какъ ты, себѣ я точно тоже бъ

Предвозвѣстилъ. Но будь что будетъ -- звѣздъ

Ослушаться нельзя. Не смѣю спорить

Ни съ ними я. ни съ ихъ жрецомъ. Кто тутъ?

Входатъ САЛЕМЕНЪ.

САЛЕМЕНЪ.

Сатрапы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Князь!

САЛЕМЕНЪ.

Вотъ кстати! Васъ обояхъ

Давно ищу; но во дворцѣ найти

Не ожидалъ.

АРБАКЪ.

А почему?

САЛЕМЕНЪ.

Урочный

Часъ не насталъ.

АРБАКЪ.

Урочный часъ! Какой?

САЛЕМЕНЪ.

Полночный часъ.

АРБАКЪ.

Полночный?

САЛЕМЕНЪ.

Вы же вѣрно

Приглашены?

БЕЛЕЗИСЪ.

Ахъ, точно!-- вѣдь совсѣмъ

Забыли мы.

САЛЕМЕНЪ.

О царскомъ приглашеньи

Давно-ль вошло въ обычай забывать?

АРБАКЪ.

Но... мы его недавно получили...

САЛЕМЕНЪ.

Такъ отчего жь вы остаётесь здѣсь?

АРБАКЪ.

По должности.

САЛЕМЕНЪ.

Какой же?

АРБАКЪ.

Нашей службы.

Намъ во дворецъ свободный доступъ данъ

Во всѣ часы. Пришли, но государя

Не застаёмъ.

САЛЕМЕНЪ.

И я: я тоже здѣсь

По должности.

АРБАКЪ.

Позволено ль проникнуть

Намъ въ цѣль ея?

САЛЕМЕНЪ.

Арестовать двоихъ

Измѣнниковъ. Эй, стража! Ваши сабли,

Сатрапы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Князь, вотъ мечъ мой.

АРБАКЪ (обнажая свой мечъ).

Вотъ и мой,

Возьми его.

САЛЕМЕНЪ (протягивая руку).

Беру.

АРБАКЪ.

Но рукоятку

Не выпуститъ рука моя. Тебѣ --

Одинъ клинокъ, и въ грудь твою.

САЛЕМЕНЪ (обнажа свой мечъ).

Ты смѣешь!

Противиться? Отлично! Это насъ

Отъ ложнаго избавитъ милосердья

И отъ суда. Солдаты, зарубить

Мятежника!

АРБАКЪ.

Солдаты! Да, одинъ бы

Ты не посмѣлъ...

САЛЕМЕНЪ.

Одинъ! Презрѣнный шутъ!

Да что жь въ тебѣ такого, передъ чѣмъ бы

Князь отступилъ въ бою открытомъ? Нѣтъ,

Страшимся мы твоей измѣны только --

Не храбрости. Твой зубъ для насъ ничто

Безъ яда, въ нёмъ сокрытаго: змѣиный --

Не львиный зубъ... Рубить его!

БЕЛЕЗИСЪ.

Арбакъ!

Въ умѣ-ли -ты? Вѣдь я же отдалъ саблю!

Царь справедливъ -- довѣримся ему.

АРБАКЪ.

Нѣтъ, я скорѣй твоимъ звѣздамъ довѣрюсь

И этой вотъ рукѣ -- умру царёмъ

Моей души и тѣла, не позволивъ'

Ихъ заковать другому никому.

САЛЕМЕНЪ (стражамъ).

Вы слышали, что онъ и я сказали?

Убить его!

(Стража нападаетъ на Арбака, но тотъ мужественно защищается и заставляетъ её отступитъ.)

Такъ вотъ вы каковы!

Такъ, стало-быть, я долженъ обратиться

Самъ въ палача? Бездѣльники! Ну, вотъ,

Учитесь, какъ съ измѣнникомъ справляться!

(Нападаетъ на Арбака.)

Входитъ САРДАНАПАЛЪ

САРДАНАПАЛЪ.

Что это? Стой, коль жизнь вамъ дорога!

Стой, говорю! Вы пьяны или глухи?

Гдѣ мечъ мой? Ахъ, безумецъ, вѣдь меча

Я не ношу!..

(Одному изъ стражей.)

Пріятель, одолжи-ка

Мнѣ своего!

(Вырываетъ у него саблю и разъединяетъ ею сражающихся.)

Какъ? у меня въ дворцѣ?

Что мнѣ теперь перерубить мѣшаетъ

Двухъ забіякъ нахальныхъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Государь,

Будь справедливъ.

САЛЕМЕНЪ.

Иль слабъ.

САРДАНАПАЛЪ (поднимая мечъ).

Ты смѣешь?

САЛЕМЕНЪ.

Что же?

Рази меня! Я буду радъ упасть,

Коль вслѣдъ за мной падётъ измѣнникъ гнусный,

Котораго на нѣсколько минутъ

Ты пощадилъ, конечно, лишь для пытки?

САРДАНАПАЛЪ.

Его? Его? Кто смѣетъ обвинять

Арбака?

САЛЕМЕНЪ.

Я.

САРДАНАПАЛЪ.

Князь, вы забылись. Кто же

Вамъ право далъ...

САЛЕМЕНЪ (указывая на перстень).

Ты.

АРБАКЪ (въ смущеніи).

Царскій перстень!

САЛЕМЕНЪ.

Да.

И пусть теперь царь это полномочье

Самъ подтвердитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я перстень снялъ съ руки

Не для того.

САЛЕМЕНЪ.

Для самосохраненья

Ты снялъ его. И мною съ пользой онъ

Употреблёнъ. Теперь будь самъ судьёю.

Здѣсь я -- твой рабъ, назадъ минуту былъ

Намѣстникъ твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, такъ вложите оба

Мечи въ ножны.

(Арбакъ у Салеменъ исполняютъ приколъ.)

САЛЕМЕНЪ.

Мой спрятанъ, но держи,

Молю тебя, свой на-голо: онъ нынѣ

Единственный надежный скипетръ твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Тяжелый скпитръ. Да и эфесомъ руку

Онъ ранилъ мнѣ...

(Одному изъ воиновъ.)

Возьми-ка, братъ, себѣ

Своё добро. Ну что же означаетъ

Всё это?

БЕЛЕЗИСЪ.

Пусть на то отвѣтитъ князь.

САЛЕМЕНЪ.

Со стороны моей -- любовь и вѣрность,

Съ ихъ стороны -- измѣну.

САРДАНАПАЛЪ.

Что? Измѣна

И -- Белезисъ! Измѣна -- и Арбакь!

Въ такой союзъ повѣрить не могу я.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ты доказать обязанъ...

САЛЕМЕНЪ.

Докажу,

Какъ скоро царь у твоего собрата

Измѣнника отыметъ мечъ.

АРБАКЪ.

Тотъ мечъ,

Что на враговъ монарха обнажался --

Ты знаешь самъ -- не рѣже твоего?

САЛЕМЕНЪ.

И вотъ теперь на брата обнажился,

А черезъ часъ на самого царя

Подымется.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, это невозможно,

Онъ не дерзнётъ. Нѣтъ, о такихъ вещахъ

Я не хочу и слышать. Эти ссоры

Нелѣпыя родятся при дворахъ

Отъ гнуснаго соперничества гнусныхъ

Наёмниковъ, которые живутъ

Лишь клеветой на правоту и честность.

Братъ, кѣмъ-нибудь обманутъ ты.

САЛЕМЕНЪ.

Сперва

Пусть онъ отдастъ тебѣ свой мечъ и этимъ

Пусть подданство докажетъ, а потомъ

Я всё скажу.

САРДАНАПАЛЪ.

Да если бъ мысль такая

Могла придти мнѣ въ голову... Но нѣтъ --

Не можетъ быть... Арбакъ, суровый, вѣрный

Прямой солдатъ -- онъ, лучшій изъ вождей,

Какіе есть и были въ нашемъ войскѣ.

Нѣтъ, я такой обиды не могу

Ему нанесть; я не могу рѣшиться

Отнять тотъ мечъ, который онъ не сдалъ

Моимъ врагамъ ни разу. Полководецъ,

Храни своё оружіе.

САЛЕМЕНЪ.

Государь,

Вотъ перстень твой.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, пусть онъ остаётся

Въ твоихъ рукахъ. Но я прошу тебя

Употреблять его не такъ сурово.

САЛЕМЕНЪ.

Я бралъ его, чтобъ честь твою спасти,

А честь моя велитъ отдать обратно.

Вручи его Арбаку.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ бы мнѣ

И поступить; но онъ о томъ ни разу

Не попросилъ.

САЛЕМЕНЪ.

О, получить его

Съумѣетъ онъ, конечно, и безъ этой

Почтительной формальности.

БЕЛЕЗИСЪ.

Понять

Я по могу, изъ-за чего такъ сильно

Князь возстаётъ на двухъ такихъ людей,

Которые заботятся о благѣ

Ассиріи сильнѣй, чѣмъ кто-нибудь

Изъ подданныхъ.

САЛЕМЕНЪ.

Молчи, измѣнникъ-воинъ,

Лукавый жрецъ! Ты совмѣстилъ въ себѣ

Гнуснѣйшіе пороки двухъ сословій

Опаснѣйшихъ. Поберегите слова

Медовыя и гаерскія рѣчи

Для тѣхъ, кому не удалось ещё

Тебя узнать. Товарищъ твой по дѣлу

Преступному по-крайней-мѣрѣ смѣлъ

И чуждъ тѣхъ штукъ, которымъ научился

Въ Халдеѣ ты.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ты слышишь, государь,

Ваала сынъ! Хулитъ онъ святотатно

Религію страны, твоимъ отцамъ

Молящейся.

САРДАНАПАЛЪ.

О, этотъ грѣхъ ты можешь

Ему простить! Молиться мертвецамъ --

Ненужный трудъ. Я и себя считаю

За смертнаго, и убѣждёнъ, что родъ,

Мнѣ давшій жизнь, не больше и не меньше

Какъ то, что глазъ мой видитъ -- то-есть прахъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, государь, они живутъ на звѣздахъ

И...

САРДАНАПАЛЪ.

Ежели ты проповѣдь свою

Не прекратишь, то прежде чѣмъ сегодня

Онѣ взойдутъ, пожалуй, полетишь

И ты туда... Вотъ это такъ измѣна!

САЛИМЪ.

Мой государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Мнѣ проповѣдь читать,

Какъ должно чтить кумировъ ассирійскихъ!

Свободенъ ты! Отдайте мечъ ему!

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, мой вождь, мой братъ, я умоляю,

Повремени ещё немного!

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Чтобъ оглупѣть, чтобы въ конецъ оглохнуть

Отъ этихъ всѣхъ торжественныхъ рѣчей

О мертвецахъ, Ваалѣ, всевозможныхъ

Мистеріяхъ халдейскихъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

Государь,

Чти звѣзды!

САРДАНАПАЛЪ.

О, за звѣзды ты не бойся --

Я ихъ люблю. Люблю смотрѣть, когда

Онѣ блестятъ на тёмно-синемъ сводѣ,

И сравнивать съ глазами Мирры ихъ;

Люблю слѣдить, какъ ихъ лучи играютъ

На серебрѣ трепещущемъ Евфрата

Въ часы, когда полночный вѣтерокъ

Рябитъ рѣку-красавицу и стонетъ

Межь тростника, стоящаго каймой

Вдоль береговъ. Но боги-ль эти звѣзды,

Какъ говорятъ иные, храмы-ль ихъ,

Какъ думаютъ другіе, или просто

Свѣтильники ночные, иль міры,

Иль свѣтъ міровъ -- не знаю и развѣдать

Не хлопочу. Въ невѣдѣньи моёмъ

Какая-то особенная сладость,

Которую не промѣняю я

На вашу всю халдейскую премудрость!

Да и притомъ, какъ-будто о звѣздахъ

Не знаю я всего, что только можетъ

Знать пыль земли о томъ, что существуетъ

Надъ нею-ли, подъ нею-ль -- ничего?

Я вижу ихъ сіянье, ощущаю

Ихъ красоту; когда же озарятъ

Онѣ мою могилу -- я не буду

Знать ничего.

БЕЛЕЗИСЪ.

На мѣсто "ничего"

Скажите "всё".

САРДАНАПАЛЪ.

Коли жрецу угодно,

Я этого всезнанья стану ждать.

А между-тѣмъ, возьми свой мечъ обратно

И знай, что я священству твоему

Воинственности твою предпочитаю,

Хотя ни то и ни другое мнѣ

Не по сердцу.

САЛЕМЕНЪ (въ сторону).

Онъ отъ развратной жизни

Съ ума сошелъ. Мой долгъ -- спасти его

Наперекоръ ему.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь, сатрапы,

Приглушайте, особенно же ты,

Мой жрецъ, кому я меньше довѣряю,

Чѣмъ воину, и вовсе бъ довѣрять

Не сталъ, когда бъ на половину не былъ

Ты воиномъ: я съ миромъ отпустить

Желаю васъ -- не говорю съ прощеньемъ:

Его даютъ виновнымъ лишь, а васъ

Виновными признать я не рѣшаюсь,

Хотя вполнѣ зависитъ паша жизнь

Отъ моего дыханьи и -- что хуже

Ещё для васъ -- отъ страха моего.

Вамъ нечего, однако, опасаться:

Я мягокъ, да, но страха нѣтъ во мнѣ,

Поэтому -- живите. Будь такимъ я,

Какимъ меня считаютъ -- изъ головъ

У васъ двоихъ послѣднею струёю

Теперь бы кровь преступная съ верхушки

Воротъ дворца текла въ сухую пыль --

Единственную долю въ государствѣ,

Прельщавшемъ ихъ, какая бы могла

Достаться имъ. Но этого не будетъ.

Я не хочу, какъ прежде ужь сказалъ.

Виновными признать васъ, иль безвинно

Васъ осудить. Людьми получше васъ,

Да и меня, обвинены вы ныньче,

И предоставь я вашу участь судьямъ,

Поболѣе суровымъ, и уликамъ

Различнѣйшимъ -- пожалуй, мнѣ. бъ пришлось

Пожертвовать двумя людьми такими,

Которые -- чего ни говори

О нихъ теперь -- когда-то были честны.

Сатрапы, вы свободны.

АРБАКЪ.

Государь,

Великая такая милость...

БЕЛЕЗИСЪ (перебивая его).

Милость,

Достойная тебя, и мы, хотя

Невинные, благодаримъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Для Бёла

Побереги благодаренья, жрецъ,

А сынъ его въ нихъ нужды не имѣетъ,

БЕЛЕЗИСЪ.

Но такъ-какъ мы невинны...

САРДАНАПАЛЪ.

Замолчи!

Виновность громогласна. Если точно

Невинны вы, то вамъ нанесена

Обида здѣсь, и стало-быть, должны вы

Печалиться, а не благодарить.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, это такъ, будь спутникомъ всегдашнимъ

Могущества земного -- правота,

Но сколько разъ невинность заставляетъ

Ея права за милость принимать!

САРДАНАПАЛЪ.

Мысль недурна! Для проповѣди очень

Годилась бы -- не кстати только здѣсь.

А ты сё прибереги на случай,

Когда тебѣ монарха твоего

Отстаивать придётся предъ народомъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Для этого, я полагаю, нѣтъ

Совсѣмъ причинъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Причинъ-то нѣтъ, пожалуй --

Причинники найдутся. Если ты

Кого-нибудь изъ нихъ случайно встрѣтишь

Здѣсь на землѣ въ то время, какъ несёшь

Служебную обязанность, иль въ небѣ,

Въ таинственномъ мерцаніи звѣзды

О нихъ прочтёшь -- прошу тебя замѣтить

Что межь землёй и небомъ люди есть

Зловреднѣе того, кто, управляя

Мильонами, не губитъ никого,

И, самого себя не ненавидя,

Къ другимъ людямъ, однако же, настолько

Расположенъ, что даже тѣхъ щадитъ,

Которые его не пощадили бъ,

Стань вдругъ они владыками надъ нимъ.

Но этому едва-ли быть... Сатрапы!

И сами вы свободны, и мечи

Употреблять вольны, какъ захотите;

Но съ-этихъ-поръ ни къ вамъ, ни къ нимъ ни разу

Я больше не прибѣгну. Салеменъ,

Иди за мной.

(Сарданапалъ. Салеменъ и свита уходятъ.)

АРБАКЪ.

Ну, Белезисъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Что скажешь?

АРБАКЪ.

Пропали мы.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, царство -- наше.

АРБАКЪ.

Какъ?

Когда въ такомъ серьёзномъ подозрѣньи

Остались мы, когда на волоскѣ

Надъ нами мечъ колеблется, готовый

Обрушиться отъ дуновенья устъ

Властителя, который насъ съ тобою

Не погубилъ -- не знаю почему?

БЕЛЕЗИСЪ.

И узнавать не хлопочи. Намъ должно

Воспользоваться временемъ. Оно

Ещё у насъ, и сила наша -- та же,

И та же ночь, которую давно

Избрали мы. Одно лишь измѣнилось:

Отсутствіе всѣхъ подозрѣній онъ

Въ наглядную такую несомнѣнность

Вдругъ превратилъ, что медлить намъ ещё --

Безуміе.

АРБАКЪ.

Однако...

БЕЛЕЗИСЪ.

Какъ, всё то же

Сомнѣніе?

АРБАКЪ.

Онъ даровалъ намъ жизнь,--

Онъ даже спасъ её отъ Салемена.

БЕЛЕЗИСЪ.

На долго ли такая доброта?

Пока не пьянъ.

АРБАКЪ.

Пока не трезвъ, вѣрнѣе.

Но всё-таки столь благородно онъ

Насъ пощадилъ, такъ царственно оставилъ

Намъ то, что мы могли бы потерять

Позорно такъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

Скажи вѣрнѣй -- такъ храбро!

АРБАКЪ.

Отчасти то, отчасти это... Но --

Я тронутъ имъ и -- что бы ни случилось --

Остановлюсь.

БЕЛЕЗИСЪ.

И потеряешь міръ!

АРБАКЪ.

Теряйся всё -- пусть только уваженье

Останется къ себѣ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Краснѣю я,

Подумавши, что жизнью нашей будемъ

Одолжены мы этому царю

Веретена!

АРБАКЪ.

Но, тѣмъ не меньше, ею

Одолжены мы именно ему,

И сталъ бы я краснѣть гораздо больше,

Сгубивъ того, кто былъ спаситель мой.

БЕЛЕЗИСЪ.

Терпи себѣ, пожалуй, сколько хочешь;

Но звѣзды мнѣ иное говорятъ.

АРБАКЪ.

Хотя бъ онѣ сошли теперь на землю

И всѣмъ своимъ сіяньемъ стали мнѣ

Указывать дорогу -- не пошелъ бы

Я имъ во слѣдъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

То слабость духа, да,

Плачевнѣе боязни старой бабы,

Всё бредящей про смерть и въ темнотѣ

Сомкнуть глаза несмѣющей... Досадно,

Ей-ей, смотрѣть!

АРБАКЪ.

Когда онъ говорилъ,

Казалось мнѣ -- Немвродъ передо мною.

Онъ походилъ на статую царя,

Стоящую во храмѣ горделиво

Владыкою среди другихъ царей

И божествомъ межъ остальныхъ, служащихъ

Простыми украшеньями.

БЕЛЕЗИСЪ.

Давно

Я говорю, что слишкомъ ужь далёко

Ты заходилъ въ презрѣніи къ нему --

Что царственность какая-то безспорно

Осталась въ нёмъ. Ну, что же? тѣмъ онъ врагъ

Достойнѣе.

АРБАКЪ.

И тѣмъ мы недостойнѣй.

Ахъ, если бы онъ насъ не пощадилъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Да что, скажи, и въ правду такъ охотно

Ты отдалъ бы себя на жертву?

АРБАКЪ.

Нѣтъ;

Но лучше смерть, чѣмъ жить неблагодарнымъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Вотъ каковы иныя души! Ты

Задумалъ то, что прозвали иные

Измѣною, а дураки зовутъ

Нарушенною клятвой -- и смотри-ка,

Изъ-за того, что этотъ дикій бражникъ,

Имѣя ли причину, или такъ,

Безъ повода, хвастливо помѣстился

Между тобой и Салеменомъ -- ты --

Сказать ли мнѣ?-- ты сталъ Сарданапаломъ!

Названія позорнѣе никакъ

Не приберу.

АРБАКЪ.

Еще за часъ, не дальше,

Дерзнулъ бы мнѣ такое имя дать

Лишь тотъ, кому легко разстаться съ жизнью.

Теперь же я простилъ тебѣ, какъ онъ

И намъ простилъ. Сама Семирамида

Не сдѣлала бы этого.

БЕЛЕЗИСЪ.

Она

Товарища въ правленьи не любила,

Хоть будь онъ мужъ.

АРБАКЪ.

Мой долгъ -- ему служить

И вѣрою и правдой.

БЕЛЕЗИСЪ.

И смиренно?

АРБАКЪ.

Нѣтъ, съ гордостью, какъ честный человѣкъ.

Къ престолу я отнынѣ буду ближе,

Чѣмъ ты къ звѣздамъ,-- и если не такимъ

Заносчивымъ; то болѣе высокимъ.

Ты поступай, какъ знаешь: у тебя

Вѣдь есть на то и таинства, и книги,

И выводы науки о добрѣ

И злѣ -- чего я вовсе не имѣю --

И потому обязанъ поступать

Такъ, какъ меня простое сердце учитъ.

Теперь меня ты знаешь.

БЕЛЕЗИСЪ.

Кончилъ ты?

АРБАКЪ.

Съ тобою -- да.

БЕЛЕЗИСЪ.

И, можетъ-быть, намѣренъ

Мнѣ измѣнить, какъ кинулъ?

АРБАКЪ.

Думать такъ

Способенъ жрецъ, не воинъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ну, пусть будетъ

По твоему. Окончимъ этотъ споръ

И выслушай меня.

АРБАКЪ.

Нѣтъ, умъ твой хитрый

Опаснѣе фаланги.

БЕЛЕЗИСЪ.

Если такъ,

Я дѣйствую одинъ.

АРБАКЪ.

Одинъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

На тронѣ

Для одного вѣдь только мѣсто есть.

АРБАКЪ.

Но занятъ онъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Онъ меньше чѣмъ не занятъ --

На нёмъ сидитъ презрѣнный... Вотъ, что я

Тебѣ скажу: ты знаешь, постоянно

Я былъ твоимъ помощникомъ, любилъ,

Поддерживалъ и поощрялъ, старался

Служить тебѣ, въ надеждѣ услужить

Ассирія, спасти её. Казалось

И небёса благоволили къ намъ,

Всё дѣлалось по нашему, покамѣстъ

Вдругъ мягкостью постыдною твой духъ

Не занемогъ. Но ужъ теперь довольно

Быть зрителемъ томленій моего

Отечества: его освобожу я,

Иль жертвою тирана упаду.

Одно изъ двухъ: иль то и это вмѣстѣ,

Какъ иногда бываетъ; но пускай

Побѣдою окончу я -- и станетъ

Арбакъ моимъ слугой.

АРБАКЪ.

Твоимъ слугой?

БЕЛИЗИСЪ.

А почему жь не такъ? Вѣдь это лучше,

Почётнѣе, я думаю, чѣмъ рабъ,

Прощённый рабъ Сарданапала-бабы!

Входитъ ПАНІА.

ПАНІА.

Сатрапы! Я съ приказомъ отъ царя.

АРБАКЪ.

Приказъ царя исполненъ нами прежде,

Чѣмъ выслушанъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но всё-таки, скажи,

Въ чёмъ дѣло?

ПАНІА.

Вамъ повелѣно -- немедля,

Сегодня жь въ ночь, отправиться въ свои

Сатрапіи.

БЕЛЕЗИСЪ.

Съ войсками?

ПАНІА.

Повелѣнье

Касается сатраповъ лишь и свиты

Домашней ихъ.

АРБАКЪ.

Но...

БЕЛЕЗИСЪ.

Мы повиноваться

Обязаны. Поди и доложи,

Что ѣдемъ мы.

ПАНІА.

Мнѣ велѣно при вашемъ

Присутствовать отъѣздѣ -- не нести

Отъ васъ отвѣтъ.

БЕЛЕЗИСЪ (въ сторону).

Такъ вотъ что!

(Вслухъ.) За тобою

Мы слѣдовать готовы.

ПАНІА.

Я иду,

Чтобъ поскорѣй намъ приготовить стражу

Почётную, какъ требуетъ вашъ санъ,

И торопить не стану васъ, покамѣстъ

Послѣдній часъ отъѣзда не пробьётъ.

(Уходитъ.)

БЕЛЕЗИСЪ.

Что жь, и теперь покорность?

АРБАКЪ.

Безъ сомнѣнья.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, до воротъ дворца, который намъ

Темницею содѣлался -- не дальше.

АРБАКЪ.

Ты правъ. Теперь всё это государство,

На всёмъ его пространствѣ для тебя

И для меня во всѣхъ углахъ зіяетъ

Темницами!

БЕЛЕЗИСЪ.

Могилами!

АРБАКЪ.

Когда бъ

Я думалъ такъ, одной могилой больше

Мой добрый мечъ здѣсь вырылъ бы!

БЕЛИЗИСЪ.

Ему

Достаточно придётся поработать.

Но надобно надѣяться, что всё

Уладится не такъ, какъ ты пророчишь.

Покамѣстъ же убраться поспѣшимъ

Отсюда мы. Конечно, ты со мною

Согласенъ въ томъ, что это приказанье --

Нашъ приговоръ.

АРБАКЪ.

Какой же смыслъ иной

Въ нёмъ можетъ быть? Таковъ ужь образъ дѣйствій

У деспотовъ восточныхъ: миръ -- и ядъ,

Прощеніе -- и плаха, приглашенье

Въ далёкій путь отправиться, чтобъ тамъ --

Уснуть навѣкъ. Ужь сколько вѣдь сатраповъ

Въ правленіе отца его... онъ самъ-то

До-этихъ-поръ, по-крайней-мѣрѣ, не былъ

Въ чужой крови повиненъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

Но теперь

Не хочетъ онъ, да и не можетъ больше

Такимъ же быть.

АРБАКЪ.

Пожалуй, что и такъ.

Да, при его отцѣ ужь сколькихъ видѣлъ

Сатраповъ я, что выѣдутъ затѣмъ,

Чтобъ управлять провинціей громадной --

И на пути очутятся въ гробу.

Не знаю, какъ оно случалось -- только

Въ дорогѣ всѣ заболѣвали -- такъ

Былъ этотъ путь тяжелъ и дологъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Лишь бы

Намъ выбраться на воздухъ городской,

А тамъ уже поѣздка наша скоро

Окончится.

АРБАКЪ.

Быть-можетъ, у воротъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, врядъ они такъ поступить рѣшатся.

Имъ хочется насъ умертвить тайкомъ:

Не во дворцѣ, не въ городѣ, гдѣ знаютъ

Насъ хорошо, гдѣ можемъ мы найти

Защитниковъ. Когда бъ они желали

Убить насъ здѣсь -- уже теперь въ живыхъ

Мы не были бъ... Идемъ же поскорѣе!

АРБАКЪ.

Знай только я, что онъ не жизнь мою

Желаетъ взять...

БЕЛЕЗИСЪ.

Глупецъ! Идёмъ! Чего же,

Какъ не её, захочетъ деспотизмъ

Испуганный? Намъ только бы добраться

До нашихъ войскъ, а тамъ -- вперёдъ!

АРБАКЪ.

Къ своимъ

Сатрапіямъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, къ твоему престолу!

Энергію, надежду, время, мощь

И способы -- всё это въ изобильи

Находимъ мы въ ихъ полумѣрахъ... Ну,

Скорѣй вперёдъ!

АРБАКЪ.

Я здѣсь ещё недавно

Раскаялся -- и снова становлюсь

Преступникомъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, самозащищенье --

Совсѣмъ не грѣхъ; оно -- одинъ оплотъ

Всѣхъ нашихъ правъ. Идёмъ же, повторяю!

Тяжелою удушливостью воздухъ

Ужь полонъ здѣсь, а стѣны пахнутъ тьмой

Темничною. Спѣшимъ! Не то успѣютъ

Одуматься! Отъѣздомъ быстрымъ мы

Гражданское усердіе докажемъ,

Поспѣшностью отъѣзда своего

У Паніи почтеннаго возможность

Отымемъ мы исполнить тотъ приказъ,

Который имъ въ двухъ-трёхъ верстахъ отсюда

Получится... Да, выбора для насъ

Не можетъ быть. Идёмъ, идёмъ скорѣе!

(Уходитъ съ Арбакомъ. неохотно слѣдующимъ за нимъ.)

Входятъ САРДАПАНАЛЪ и САЛЕМЕНЪ.

САРДАНАПАЛЪ.

Отлично всё уладилось -- и кровь

Но пролилась; мы обошлись безъ этой

Постыднѣйшей насмѣшка надо всѣми

Лекарствами. Изгнаньемъ этихъ двухъ

Мятежниковъ себя обезопасить

Успѣли мы.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ тотъ, кто по цвѣтамъ

Ступаючи, себя обезопасилъ

Отъ скрывшейся у корня ихъ змѣи.

САРДАНАПАЛЪ.

Да что жъ ещё я долженъ былъ бы сдѣлать

По твоему?

САЛЕМЕНЪ.

Сейчасъ разрушить то,

Что сдѣлано.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! Отмѣнить прощенье?

САЛЕМЕНЪ.

На головѣ прочнѣе утвердить

Сползающій вѣнецъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но это было бъ

Жестокостью.

САЛЕМЕНЪ.

За-то спасло бъ тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

И безъ того мы спасены. Какою

Опасностью могли бы на границѣ

Они грозить?

САЛЕМЕНЪ.

Покамѣстъ вѣдь они

Ещё не тамъ, и не были бъ во вѣки,

Когда бъ меня послушать ты хотѣлъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я выслушалъ, ты знаешь, безпристрастно

Твои слова; зачѣмъ же мнѣ и ихъ

Не выслушать?

САЛЕМЕНЪ.

Объ этомъ ты узнаешь

Впослѣдствіи, быть-можетъ. А теперь

Я ухожу, чтобъ приготовить стражу.

САРДАНАПАЛЪ.

Мы свидимся на пирѣ?

САЛЕМЕНЪ.

Государь,

Освободи: плохой я собутыльникъ.

Приказывай, что хочешь, но уволь

Отъ одного -- служенія вакханкамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но согласись, что нужно хоть порой

Попировать.

САЛЕМЕНЪ.

И нужно точно также

Кому-нибудь на стражѣ быть у тѣхъ,

Которые пируютъ слишкомъ часто.

Дозволишь ли мнѣ удалиться?

САРДАНАПАЛЪ.

Да...

Побудь ещё одну минуту, добрый

Мой Салеменъ, мой братъ, мой лучшій другъ

И подданный. Ты - князь гораздо лучшій,

Чѣмъ я -- монархъ. Тебѣ бы быть царёмъ,

А мнѣ -- я самъ не знаю чѣмъ, и знать-то

Не хлопочу. Не думай только ты,

Что отношусь съ холоднымъ равнодушьемъ

Я къ честному раченью твоему

И къ добротѣ, довольно жесткой, правда,

Съ которой ты дурачества мои,

Хотя журя частенько, переносишь.

Да, если я, наперекоръ тебѣ,

У тѣхъ двоихъ не отнялъ жизнь, такъ это

Не потому, что твой совѣтъ плохимъ

Мнѣ кажется. Пускай себѣ на свѣтѣ

Они живутъ -- не станемъ въ этомъ имъ

Препятствовать; они ещё, быть-можетъ,

Исправятся; притомъ же ссылка ихъ

Позволитъ мнѣ спокойно спать; вели же

Я ихъ казнить -- прощай тогда мой сонъ!

САЛЕМЕНЪ.

Измѣнниковъ спасая, ты рискуешь

Навѣкъ уснуть. Одно мгновенье мукъ

Ты замѣнилъ годами преступленій.

Дозволь смирить...

САРДАНАПАЛЪ.

Но искушай меня:

Я слово далъ.

Салименъ.

Ты правъ, я позабылъ... то-есть, я буду

Кругомъ виновенъ, ежели они

Когда нибудь достигнутъ ихъ сатрапій.

Сарданапалъ.

Но ежели они ихъ не достигнутъ,

И въ цѣлости -- пойми меня! замѣть,

Я говорю, что -- въ цѣлости -- тогда

Подумай о себѣ.

Салименъ.

Дозволь идти мнѣ;

Я такъ страшусь за безопасность ихъ.

Сарданапалъ.

Теперь или и думай о своемъ

Ты братѣ благосклоннѣй.

Салименъ.

Государь,

Во мнѣ всегда монархъ найдетъ слугу.

(Салименъ уходитъ).

Сарданапалъ (одинъ).

Онъ человѣкъ съ душою слишкомъ строгой,

Высокою, но мрачной, какъ скала,

Свободною отъ всякихъ знаковъ тлѣнья

Земли обыкновенной; между тѣмъ

Я мягкій грунтъ, усѣянный цвѣтами,

Простая персть: каковъ нашъ смертный грунтъ,

Таковъ и плодъ быть долженъ. Если я

Грѣшилъ когда, то никогда такъ тяжко,

Чтобъ чорный грѣхъ смутилъ во мнѣ то чувство...

Не знаю какъ назвать его; но въ немъ

Порой тоску, порою наслажденье

Я нахожу; оно въ моей груди,

Какъ нѣкій духъ, сидитъ и укрощаетъ

Сердечные порывы и такіе

Вопросы предлагаетъ, что ни смертный

Мнѣ предложить не смѣлъ бы, ни Ваалъ,

Хотя онъ богъ, дающій прорицанья,

Хоть мраморныхъ бровей его недвижность

Въ вечеряемъ полумракѣ иногда

Столь грозной мнѣ казалась, будто въ правду

Оракулъ былъ готовъ заговорить.

Прочь призраки, печальныя мечтанья!

Вотъ радости предтеча къ намъ идетъ

(Входитъ Мирра.)

Мирра.

Царь, тучи набѣгаютъ; громъ рокочетъ;

Все небо почернѣло; брызги молній

Ужасную грозу намъ предвѣщаютъ.

Теперь дворца ты вѣрно не покинешь.

Сарданапалъ.

Ты говоришь -- грозу?

Мирра.

Да, говорю,

Мой добрый властелинъ.

Сарданапалъ.

Что до меня,

Я былъ бы радъ ея разнообразью;

Я такъ люблю борьбу стихій; но это

Едва-ль идетъ и къ шолковымъ одеждамъ

Моихъ гостей и къ лицамъ ихъ, столь нѣжнымъ.

Признайся мнѣ, боишься ли ты, Мирра,

Какъ прочіе, рычанья тучъ громовыхъ?

Мирра.

Ихъ голосамъ въ моей отчизнѣ внемлютъ,

Какъ знаменьямъ Юпитера -- со страхомъ.

Сарданапалъ.

Юпитера -- да, вашего Ваала.

Нашъ тоже власть имѣетъ надъ громами,

И божество свое по временамъ

Какой-нибудь стрѣлою заявляетъ,

Хотя, притомъ, она весьма не рѣдко

Его же поражаетъ алтари.

Мирра.

О, это страшный признакъ!

Сарданапалъ.

Для жрецовъ.

Но такъ и быть, мы въ эту ночь нашъ праздникъ

Откроемъ здѣсь, внутри дворцовыхъ стѣнъ.

Мирра.

Хвала Юпитеру! онъ услыхалъ

Мою мольбу, которую исполнить

Ты колебался. Боги для тебя f

Добрѣй, чѣмъ самъ ты: съ этою грозою

Они даютъ тебѣ надежный щитъ

Противъ твоихъ враговъ.

Сарданапалъ.

Дитя, какъ скоро

Есть подлинно опасность, такъ она

Межь этихъ стѣнъ, на берегу рѣки --

Есть одинаково.

Мирра.

Нѣтъ, эти стѣны

Крѣпки и высоки; вокругъ нихъ стража;

Измѣнники должны сюда проникнуть

Чрезъ множество извилистыхъ путей

И твердыя ворота; къ павильону жь

Преграды никакой нѣтъ.

Сарданапалъ.

Какъ ея

Нѣтъ ни къ дворцу, нѣтъ ни къ какой твердынѣ,

Ниже къ скалѣ заоблачной Кавказа,

Гнѣздомъ орлу служащей -- если только

Измѣна есть; и какъ стрѣла находитъ

И тамъ царя воздушнаго, такъ точно

Булатъ найдетъ земнаго. Но ты можешь

Спокойной быть: виновны иль невинны

Тѣ люди передъ нами, ихъ изгнали

И даже въ путь отправили.

Мирра.

Они

Еще въ живыхъ поэтому?

Сарданапалъ.

И ты

Такъ кровожадна?

Мирра.

Я бъ не уклонилась

Отъ праваго возмездія тому,

Кто посягнулъ на жизнь твою; иначе

Я бъ не была сама достойна жизни.

Князь Салименъ, котораго ты слышалъ,

Настаивалъ на томъ же.

Сарданапалъ.

Это странно!

И добрые и злые подвигаютъ

Меня на месть.

Мирра.

Она есть добродѣтель.

Сарданапалъ.

Не царская: она меня унизитъ;

Я мстить бы могъ лишь равнымъ мнѣ -- царямъ.

Мирра.

Какими быть хотѣли эти люди..

Сарданапалъ.

Ужь это слишкомъ женски. Мирра, ты

Такъ говоришь отъ страха.

Мирра.

За тебя.

Сарданапалъ.

Да все равно; и это тотъ же страхъ.

Я наблюдалъ вашъ полъ и я замѣтилъ,

Что стоитъ быть вамъ разъ вооруженнымъ --

Вы мстительны до степени упрямства,

Которому я подражать не стану.

Я думалъ -- ты отъ этого изъята,

Какъ отъ другихъ столь дѣтскихъ недостатковъ

Азійскихъ нашихъ женщинъ.

Мирра.

Государь,

Я не хочу гордиться ни любовью,

Ни высотой души; но я дѣлила

Съ тобою блескъ и раздѣлю превратность.

Придетъ пора, когда раба, быть можетъ,

Покажетъ больше сердца, чѣмъ милльоны

Другихъ тебѣ подвластныхъ. Но пусть боги

Избавятъ насъ отъ этого. А я

Скорѣй хочу любимой быть на вѣру,

Чѣмъ въ бѣдствіяхъ доказывать любовь --

Тебя спасти безсильную, бытъ можетъ.

Сарданапалъ.

Гдѣ есть любовь столь чистая, тамъ бѣдствій

Не можетъ быть: они должны исчезнуть

Предъ тѣмъ, чего не въ силахъ испугать.

Но намъ пора; идемъ встрѣчать гостей,

Желающихъ почтить собой нашъ праздникъ.

(Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.

СЦЕНА I.

Ярко освѣщенная палата.-- Сарданапалъ и гости за столомъ.-- На дворѣ буря; время отъ времени слышны раскаты грома.

Сарданапалъ.

Лей до краевъ! полнѣе! -- вотъ гдѣ царство

Мое теперь: среди очей столь свѣтлыхъ,

Межь этихъ лицъ счастливыхъ и прекрасныхъ!

Сюда печаль проникнуть не посмѣетъ.

Зама.

Какъ всюду, царь, гдѣ бъ ни былъ ты, веселье

Должно сіять.

Сарданапалъ.

И чѣмъ могли быть лучше

Немвродовы охоты, иль моей

Праматери свирѣпой похожденья

На ловлю царствъ, которыхъ и упрочить

Она была не въ силахъ за собой?

Альтада.

Немвродъ -- Семирамида -- какъ ни славны

Они въ вѣкахъ, и какъ ни знаменито

Все царственное племя ихъ -- никто

Не превзошелъ царя Сарданапала,

Который миръ своей единой славой

Поставить захотѣлъ.

Сарданапалъ.

И наслажденье,

Альтада мой; оно цѣль самой славы,

Равно какъ всѣхъ исканій и трудовъ;

Я путь избралъ кратчайшій: я по трупамъ

Къ нему не пробирался; я не дѣлалъ

Мой каждый шагъ могилой.

Зама.

Никогда.

Всѣ голоса и даже всѣ сердца

Тебя благословляютъ-, ты царь мира;

Ты міру далъ всемірный юбилей.

Сарданапалъ.

И ты увѣренъ въ этомъ? Я слыхалъ

Совсѣмъ не то: иные говорятъ,

Что будто есть измѣнники, мой Зама.

Зама.

Измѣнникъ тотъ, кто это говоритъ!

Возможно ль? гдѣ причина?

Сарданапалъ.

Гдѣ причина?

Ты правъ, налей мой кубокъ, мы о нихъ

И думать не хотимъ; да ихъ и нѣтъ;

А если есть -- они ужь далеко.

Альтада.

Кто пьетъ, друзья, со мною? На колѣни

Падемте здѣсь, устроимъ возліянье

За здравіе царя, монарха, бога

Сарданапала!

(Зама и другіе гости преклоняютъ колѣни и восклицаютъ:)

Богъ Сарданапалъ!

(Раздается ударъ грома; нѣкоторые изъ колѣнопреклоненныхъ вскакиваютъ въ смущеніи.)

Зама.

Зачѣмъ, друзья, встаете? Въ этомъ громѣ

Я слышу лишь согласіе боговъ --

Его отцовъ.

Мирра.

Скорѣй угрозу. Царь!

Какъ сносишь ты безумное нечестье?

Сарданапалъ.

Нечестіе? о нѣтъ! Когда цари,

Которымъ я наслѣдовалъ, богами

Лишь сдѣлались, такъ я не обезчещу

Ихъ славный родъ. Но все жь, мои друзья,

Вамъ лучше встать и этимъ поклоненьемъ

Почтить громодержателя; а я

Одной любви ищу -- не обожанья.

Альтада.

Ты долженъ быть любимъ и обожаемъ

Отъ искреннихъ рабовъ своихъ.

Сарданапалъ.

Гроза,

Мнѣ кажется, становится сильнѣе.

Какая ночь ужасная!

Мирра.

О, да,

Особенно, кто не имѣетъ храмовъ,

Чтобъ защитить поклонниковъ своихъ.

Сарданапалъ.

Да, это такъ; но будь я въ состояньи

Все царство обратить въ пріютъ несчастныхъ --

Я бъ обратилъ.

Мирра.

Такъ ты не богъ, когда

Столь добраго желанія не можешь

Осуществить.

Сарданапалъ.

А ваши боги, Мирра,

Которые бездѣйствуютъ, хоть могутъ?

Мирра.

Не говори объ этомъ, чтобы намъ

Не прогнѣвить ихъ больше.

Сарданапалъ.

Это правда:

Терпимости не больше въ нихъ, чѣмъ въ людяхъ.

Друзья! вотъ мысль: положимъ, для примѣра,

Что храмовъ нѣтъ; могла ль тогда бъ у неба

Быть чтители, особенно когда,

Вотъ какъ теперь, оно разитъ стрѣлами?

Мирра.

У персовъ совершаются молитвы

Лишь на горахъ.

Сарданапалъ.

Да; при сіяньи солнца.

Мирра.

И я желаю знать: когда бъ дворецъ твой

Былъ вдругъ раскрытъ, опустошенъ -- какъ много

Тогда льстецовъ найдется, что придутъ

Лизать ту пыль, въ которой царь поверженъ?

Альтада.

Прекрасная гречанка слишкомъ строго

Язвитъ народъ, котораго не знаетъ.

Въ своемъ царѣ мы, ассирійцы, видимъ

Предметъ благоговѣнья.

Сарданапалъ.

Вы, простите

Ее, друзья, за эту колкость рѣчи.

Альтада.

Простить, монархъ! мы чтимъ ее всѣхъ больше

Кромѣ тебя. Но -- чу! Что это?

Зама.

Чу!

Какъ-будто стукъ большой воротной двери,

Вдругъ вѣтромъ распахнутой.

Альтада.

Этотъ звукъ

Скорѣй похожъ... опять!

Зама.

На крупный дождь,

Который бьетъ объ кровлю.

Сарданапалъ.

Это такъ.

(Миррѣ.)

Любовь моя! настрой скорѣе лиру,

Спой пѣсню намъ изъ Сафо -- этой Сафо,

Которая въ твоей странѣ родимой

Низвергнулась...

(Входитъ Панія съ мечомъ и одеждою въ крови и безпорядкѣ. Гости встаютъ въ смущеніи.)

Панія (стражѣ).

Скорѣй, скорѣй къ воротамъ --

Отстаивать дворцовую ограду!

Къ оружію! царю грозитъ опасность.

Монархъ, прости! Внезапность -- вѣрность.

Сарданапалъ.

Разсказывай!

Панія.

Что Салименъ предвидѣлъ --

Теперь сбылось: невѣрные сатрапы...

Сарданапалъ.

Ты раненъ, погоди... скорѣй вина!

Хоть освѣжи дыханье.

Панія.

Ничего!

Я чуть лишь оцарапанъ; изнурила

Меня не столько рана, какъ поспѣшность

Предупредить царя.

Мирра.

Потомъ?

Панія.

Какъ скоро

Арбакъ и Белезисъ достигли улицъ,

Гдѣ ихъ войска размѣщены, то дальше

Идти вдругъ отказались- я хотѣлъ

Ихъ силою заставить; но они

Къ войскамъ вдругъ обратились -- и въ войскахъ

Мгновенно вспыхнулъ бунтъ.

Сарданапалъ.

Во всѣхъ?

Панія.

Во многихъ.

Capданапалъ.

Ты не жалѣй свободныхъ словъ; не время

Жалѣть мой слухъ.

Панія.

Мой собственный отрядъ

Былъ вѣренъ государю; кто въ живыхъ

Остался въ немъ, тотъ остается вѣрнымъ

До сей поры.

Сарданапалъ.

И это все, что вѣрнымъ

Осталось намъ?

Панія.

За насъ еще бактрійцы,

Введенные въ сраженье Салименомъ,

Который подоспѣлъ ко мнѣ, однимъ

Своимъ лишь подозрѣньемъ привлеченный.

Они разятъ измѣнниковъ такъ храбро,

Сражаясь шагъ за шагомъ; весь дворецъ

Ихъ цѣпью окружонъ-, они хотятъ

Стянуть сюда всѣ силы, чтобъ спасти

Царя и тронъ... Я присланъ...

Мирра.

Безъ запинокъ,

Онѣ теперь не кстати.

Панія.

Князь дерзаетъ

Молить царя, чтобъ онъ вооружился,

Хотя на мигъ, чтобъ показать солдатамъ

Свой царскій ликъ: отъ этого онъ пользы

Ждетъ болѣе, чѣмъ можетъ сдѣлать войско.

Сарданапалъ.

Такъ что же? Гей! мое вооруженье!

Мирра.

И ты идешь?

Сарданапалъ.

Какъ -- я иду ли? Гей!

Щита не подавать, онъ такъ тяжолъ;

Достать мнѣ мечъ да легкую кольчугу.

А гдѣ бунтовщики?

Паніа.

Теперь, быть можетъ,

Упорный бой кипитъ отъ стѣнъ дворцовыхъ

На стадію одну лишь.

Сарданапалъ.

Я могу

Быть на конѣ поэтому. Гей, Сферо!

Коня мнѣ осѣдлать! Тамъ есть возможность

Лишь на однихъ дворахъ, да вкругъ воротъ,

Всѣхъ всадниковъ Аравіи построить.

(Сферо уходитъ.)

Мирра.

Какъ я люблю тебя!

Сарданапалъ.

Дитя, я въ этомъ

Не сомнѣвался никогда.

Мирра.

А я

Теперь лишь узнаю тебя.

Сарданапалъ (одному изъ окружающихъ).

Копье

Мнѣ также принести.

(Паніи.)

Гдѣ Салименъ?

Панія.

Гдѣ долженъ быть солдатъ -- гдѣ гуще свалка.

Сарданапалъ.

Такъ поспѣши къ нему; вѣдь сообщенье

Между дворцомъ и нашими войсками

Не прервано и путь еще открытъ?

Панія.

Да, былъ открытъ, когда я съ мѣста битвы

Спѣшилъ сюда-, за это я спокоенъ:

Войска стоятъ усердно и фаланга

Построена.

Сарданапалъ.

Скажи ему, чтобъ онъ

Берегъ свою особу, и что я

Свою беречь не буду, да скажи,

Что я иду.

Панія.

Побѣда -- въ этомъ словѣ.

(Панія уходитъ.)

Сарданапалъ.

Альтада, Зама, что жь? Вооружайтесь;

Въ палатѣ оружейной все къ услугамъ

Столь вѣрныхъ слугъ. Смотрите, чтобы женщинъ

Подальше помѣстили и чтобъ стразжа

Стояла у дверей ихъ съ дозволеньемъ

Покинуть ихъ лишь вмѣстѣ съ жизнью. Зама,

Распорядись! Альтада, поскорѣй

Иди вооружаться и сюда

Вернись опять: ты долженъ быть, по званью,

Всегда при васъ.

(Уходятъ всѣ, кромѣ Мирры; Сферо и другіе входятъ съ оружіемъ для царя.)

Сферо.

Твое оружье, царь!

Сарданапалъ (надѣвая оружіе).

Подай кольчугу, перевязь, теперь

Мой мечъ; я шлемъ забылъ -- дай шлемъ. Вотъ такъ!

Но какъ же онъ тяжолъ! Да ты ошибся...

Я вовсе не желаю... Дай мнѣ тотъ,

Что сдѣланъ діадемой.

Сферо.

Царь, я думалъ,

Что слишкомъ онъ замѣтенъ по каменьямъ,

Чтобъ твоему священному челу

Защитой быть, и вѣрь мнѣ, по металлу

Гораздо выше этотъ, хоть бѣднѣй.

Сарданапалъ.

Ты думалъ! развѣ ты мятежникъ? Другъ!

Твой долгъ повиноваться. Принеси...

Да нѣтъ -- теперь ужь поздно; я безъ шлема

Иду.

Сферо.

Надѣнь по-крайней-мѣрѣ этотъ.

Сарданапалъ.

Надѣть Кавказъ! Ходить съ такой горою

На головѣ!

Сферо.

Но, царь, солдатъ послѣдній

Себя въ бою такъ выставлять не сталъ бы.

Гроза прошла; во всемъ своемъ сіяньи

Встаетъ луна: тебя тотчасъ узнаютъ.

Сарданапалъ.

Я выхожу дать знать себя, а это

Мнѣ легче сдѣлать такъ. Копье! Вотъ я

Готовъ совсѣмъ.

(Уходя, вдругъ останавливается.)

Ахъ, Сферо! я забылъ --

Дай зеркало.

Сферо.

Великій! зеркало?

Сарданапалъ.

Да, малый, зеркало, свѣтлѣйшей мѣди,

Индійскую добычу, да скорѣй!

(Сферо уходитъ.)

Ты, Мирра, здѣсь не вовсе безопасна;

И для чего съ подругами не вмѣстѣ?

Мирра.

Мнѣ мѣсто -- здѣсь.

Сарданапалъ.

Но я иду отсель.

Мирра.

И я послѣдую.

Сарданапалъ.

И ты! на бой?

Мирра.

И еслибъ такъ, то я была бъ не первой

Гречанкою, топтавшей этотъ путь.

Но я здѣсь жду лишь твоего возврата.

Сарданапалъ.

Да, мѣсто такъ удобно: если бунтъ

Одержитъ верхъ, сюда ему проникнуль

Вѣрнѣй всего. Случись, положимъ, такъ,

Что я не возвращусь...

Мирра.

Но и тогда

Мы встрѣтимся съ тобою.

Сарданапалъ.

Гдѣ же?

Мирра.

Тамъ,

Гдѣ всѣ должны мы встрѣтиться -- въ Аидѣ,

Когда лишь есть такой за Стиксомъ беретъ;

А если нѣтъ -- въ могильной урнѣ.

Сарданапалъ.

Какъ?

Ты можешь ли рѣшиться?

Мирра.

Я могу --

Я все могу -- и только пережить,

Что я люблю, чтобъ быть потомъ добычей

Измѣнниковъ -- вотъ все, что не могу я.

Впередъ, и будь героемъ!

(Сферо приходитъ съ зеркаломъ; Сарданапалъ осматриваетъ себя въ зеркалѣ.)

Сарданапалъ.

Да, кольчуга

Ко мнѣ идетъ, и перевязь не хуже;,

Но шлемъ...

(Примѣриваетъ его и окончательно бросаетъ.)

Долой! Мнѣ эти побрякушки,

Кажись, къ лицу. Мы это испытаемъ.

Альтада! Гдѣ Альтада?

Сферо.

Государь,

Онъ ждетъ тебя у входа -- со щитомъ.

Сарданапалъ.

Да, я забылъ, что онъ мой щитоносецъ,

По праву родовому. Подалуй

Теперь меня, любовь моя; еще,

Еще разъ -- такъ; затѣмъ, что бъ ни случилось,

Люби меня; покроюсь ли я славой,

Такъ для того, чтобъ только быть достойнѣй

Твоей любви.

Мирра.

Иди и побѣждай!

(Сарданапалъ и Сферо уходятъ.)

Вотъ я одна; всѣ разошлись- какъ мало

Изъ этихъ всѣхъ придутъ назадъ, быть можетъ!

О! если бы купить ему побѣду

Могла моя погибель! Я погибла,

Когда не побѣдитъ онъ; пережить

Его не захочу я; это сердце

Онъ приковалъ... не знаю чѣмъ и какъ;

Не тѣмъ лишь, что онъ царь: его престолъ

Колеблется; сама земля зіяетъ,

Ему земли грозя лишь на могилу

На всемъ своемъ пространствѣ уступить,

Межь тѣмъ я все люблю. Увы, Юпитеръ!

Простишь ли ты чудовищной любви?

Я варваромъ, незнающимъ Олимпа

Увлечена: да, я его люблю,

И больше, чѣмъ когда-нибудь... Но чу!

Военный кличъ -- все ближе. Если такъ,

(вынимаетъ склянку)

Колхосскій этотъ ядъ, что мой отецъ

На берегахъ Эвксина научился

Слагать изъ травъ и научилъ меня

Какъ сберегать его, теперь рабыню

Освободитъ. Онъ сдѣлалъ бы свободной

Давно меня, когда бъ я не любила,

Когда бъ любовь мнѣ не дала забыться,

Что я раба. О, тамъ гдѣ всѣ рабы,

Кромѣ лишь одного, гдѣ даже рабствомъ

Своимъ рабы гордятся, лишь бы имъ

Нижайшіе рабы еще служили,

Тамъ скоро забывается, что цѣпи,

Надѣтыя на насъ, какъ украшенье,

Такіе же оковы... Чу! опять

Такой же кличъ!... Бряцаніе мечей!...

Опять, опять...

(Входитъ Альтада.).

Альтада.

Гей, Сферо, Сферо! Гей!

Мирра.

Его здѣсь нѣтъ. Зачѣмъ онъ? Какъ идетъ

Сраженіе?

Альтада.

Сомнительно, но жарко.

Мирра.

Какъ царь?

Альтада.

Какъ царь. Я долженъ взять у Сферо

Лишь новое копье ему и шлемъ.

До сей поры онъ бьется не покрытый

Почти ничѣмъ, и вовсе ужь не въ мѣру

Не дорожитъ собой. Войска признали

Его давно; надѣюсь, и враги...

Своихъ волосъ распущенныхъ волнами

И шолковой тіарой при лунѣ

Онъ слишкомъ ужь царемъ глядитъ. Черты

Его лица прекраснаго и пряди

Его волосъ, особенно повязка

Багряная -- почти одна лишь цѣль,

Въ которую теперь пускаютъ. стрѣлы.

Мирра.

Вы, боги, въ сторонѣ моей родимой

Разящіе! покройте мнѣ его.

Ты присланъ отъ царя?

Альтада.

Отъ Салимена,

Которымъ я отправленъ былъ тайкомъ,

Безъ вѣдома безпечнаго монарха.

Но царь... о! царь таковъ же и въ бою,

Какъ на пирахъ. Гей, Сферо! Я, быть можетъ,

Найду его въ палатѣ оружейной.

(Альтада уходитъ.)

Мирра.

Нѣтъ, въ этомъ нѣтъ безчестья, нѣтъ; любить

Такого человѣка нѣтъ безчестья.

Я пожелать теперь почти готова,

Чего я не желала никогда,

Чтобъ онъ былъ грекъ. О! ежели Алкидъ

Подвергся порицанью, что онъ въ платья

Лидіянки Омфалы наряжался

И прялъ веретеномъ ея, такъ тотъ,

Кто вдругъ сталъ Геркулесомъ, бывши съ дѣтства

Лишь съ женскими искусствами знакомъ,

Это, бросивъ пиръ, идетъ на бой, какъ-будто

На брачную постель -- о! тотъ достоинъ

И греческой дѣвицей быть любимымъ,

И греческимъ поэтомъ быть воспѣтымъ,

И въ греческой могилѣ быть зарытымъ

На мѣсто обелиска.

(Входитъ оруженосецъ.)

Какъ сраженье?

Оруженосецъ.

Потеряно, потеряно! Гдѣ Зама?

Мирра.

При женщинахъ на стражѣ.

(Оруженосецъ уходитъ.)

Онъ ушелъ. --

И лишь сказать едва успѣлъ, что все

Потеряно! Что знать еще мнѣ нужно?

Въ его словахъ... о! въ этихъ двухъ словахъ

Погребены и царь и это царство,

Тринадцати-столѣтній родъ Немврода,

Безчисленныя жизни и судьба

Всего, что уцѣлѣло; ахъ! и я --

И я затѣмъ въ великомъ ураганѣ,

Ничтожная пылинка, закружусь

И обращусь... въ ничто. По-крайней-мѣрѣ

Моя судьба въ моихъ рукахъ. О, нѣтъ!

Надменный побѣдитель не увидитъ

Меня въ числѣ добычъ своихъ.

(Входитъ Панія.)

Панія.

За мной,

Сейчасъ за мною, Мирра! этотъ мигъ,

Одинъ лишь мигъ -- вотъ все, что намъ осталось.

Мирра.

А царь?

Панія.

Прислалъ меня затѣмъ, чтобъ я

Черезъ Евфратъ окольными путями

Съ тобою переѣхалъ.

Мирра.

Такъ онъ живъ?

Панія.

Онъ живъ и мнѣ велѣлъ тебя просить

Беречь себя, пока онъ будетъ въ силахъ

Съ тобой соединиться.

Мирра.

Не ужель

Онъ хочетъ уступить?

Панія.

Покуда нѣтъ.

Что можетъ лишь отчаянье, такъ это

Онъ сдѣлалъ все; въ самомъ дворцѣ теряетъ

Онъ каждый шагъ -- лишь съ бою.

Мирра.

Такъ они.

Поэтому, ужь здѣсь? О, да! я слышу

Нестройный гамъ вдоль этихъ старыхъ стѣнъ, '

Впервые оскорбленныхъ буйнымъ крикомъ

Мятежниковъ. Прощай же, Ассирія!

Все, что хранитъ здѣсь память о Немвродѣ,

И даже это имя -- все прощай.

Панія.

Идемъ, идемъ же!

Мирра.

Нѣтъ; я здѣсь умру.

Скажи царю, что я его любила

До самаго конца.

(Входитъ Сарданапалъ и Салименъ съ воинами. Панія покидаетъ Мирру и примыкаетъ къ нимъ.)

Сарданапалъ.

Ужь если такъ --

Умремъ, гдѣ мы родились -- во дворцѣ.

Сомкнемъ ряды и постоимъ! Я Заму

На помощь жду, онъ подойдетъ сейчасъ

Со свѣжею и вѣрною намъ стражей.

Не все погибло. Панія, гляди

За Миррою.

(Панія возвращается къ Миррѣ.)

Салименъ.

Мы можемъ отдохнуть

Покуда здѣсь: друзья, еще попытку

Одну за Ассирію!

Сарданапалъ.

Нѣтъ, скажи

За Бактрію! О, вѣрные бактрійцы!

Я быть царемъ лишь вашего народа

Теперь хочу; мы будемъ править вмѣстѣ

Съ тобою этимъ царствомъ.

Салименъ.

Чу! идутъ.

Вотъ, вотъ они!

(Входятъ Белезисъ и Арбакъ съ бунтовщиками.)

Арбакъ.

За мной! теперь они

У насъ въ рукахъ. Смѣлѣй! смѣлѣй!

Белезисъ.

Впередъ!

За насъ стоитъ, намъ помогаетъ небо.

Впередъ! впередъ!

(Бунтовщики нападаютъ на царя и Салимена, которые защищаются до прихода Замы съ вышеупомянутою стражею. Мятежники, въ свою очередь, отступаютъ, подвергаясь преслѣдованію Салимена, и проч., и проч. Царь хочетъ присоединиться къ преслѣдующимъ; Белезисъ заграждаетъ ему путь.)

Белезисъ.

Постой, тиранъ! я кончить

Хочу войну.

Сарданапалъ.

Ого! мой храбрый жрецъ,

Мой милый прорицатель, благодарный

Мой подданный! Прошу тебя, сдавайся!

Я лучше бы хотѣлъ твой приговоръ

Немного отдалить, чѣмъ эти руки

Пятнать въ святой крови.

Белезисъ.

Твой часъ насталъ.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, твой. Я юный астрологъ, однако

Я наблюдалъ недавно звѣзды и,

Слѣдя по зодіаку, я открылъ

.Твою судьбу подъ знакомъ Скорпіона;

Тамъ писано, что ты на этомъ мѣстѣ

Сейчасъ раздавленъ будешь.

Белезисъ.

Не тобой.

(Сражаются; Белезисъ раненъ и обезоруженъ.)

Сарданапалъ.

(поднявъ мечъ, чтобы покончить съ Белезисомъ).

Взывай теперь къ планетамъ, пусть онѣ

Попробуютъ спасти и звѣздочота

И собственную честь...

(Бунтовщики возвращаются и освобождаютъ Белезиса. Они нападаютъ на царя, котораго, съ свою очередь, освобождаютъ его воины, вытѣсняющіе бунтовщиковъ.}

Кромѣ всего,

Мерзавецъ былъ пророкъ. За мной! побѣда

На нашей сторонѣ.

(Бросается преслѣдовать.)

Мирра (Паніи).

Ты ждешь чего?

Зачѣмъ давать собратіямъ-солдатамъ

Прославиться побѣдой безъ тебя?

Панія.

Мнѣ велѣно беречь тебя.

Мирра.

Меня!

Не думай обо мнѣ; теперь рука

И одного солдата дорога;

Я не прошу, я не нуждаюсь въ стражѣ.

Вселенная на ставкѣ -- такъ пора ли

Тутъ женщину стеречь? Я говорю:

Иди отсель, иль , откажись отъ чести!

Нейдешь? такъ я иду на мѣсто битвы,

Я, женщина лишь слабая, и тамъ

Велю тебѣ стеречь меня, гдѣ долженъ

Ты своему монарху быть щитомъ.

(Уходитъ.)

Панія.

Постой, красавица! Ушла! Случись

Съ ней что нибудь -- я человѣкъ погибшій;

Сарданапалъ ее дороже ставитъ,

Чѣмъ свой вѣнецъ, хотя и за него

Сражается. Зачѣмъ же и не я?

Онъ тожь меча до нынѣ не бралъ въ руки.

Ахъ, Мирра, воротись! я соглашаюсь

Ослушаться монарха.

(Уходитъ. Входятъ Альтада и Сферо съ противоположной стороны).

Альтада.

Мирра! какъ?

Я опоздалъ, Она была, однако,

Тутъ въ самый пылъ сраженья; съ нею былъ

И Панія. Но что жь случилось съ ними?

Сферо.

Я видѣлъ ихъ, когда отсель послѣдній

Мятежникъ отступалъ: они, навѣрно,

Прошли въ гаремъ окольными путями.

Альтада.

Вернись нашъ царь съ побѣдой, какъ и надо

Разсчитывать, и не найди онъ тутъ

Своей гречанки, намъ придется хуже,

Чѣмъ схваченнымъ мятежникамъ.

Сферо.

Но мы

Найдемъ ее; она уйти далеко

Едва-ль могла; а это вѣрно: онъ

Находкою такою будетъ больше

Обрадованъ, чѣмъ вновь вернутымъ царствомъ.

Альтада.

Такъ никогда не бился самъ Ваалъ,

Чтобъ покорить монархію, какъ бьется

Его потомокъ хилый, чтобъ ее

Не потерять. Онъ превзошелъ всѣ мнѣнья

О немъ враговъ, какъ и друзей: вотъ такъ

Лучистый лѣтній вечеръ иногда

Такой грозой вдругъ грянетъ, что и воздухъ

Въ лоскутья рветъ и льетъ потопъ на землю.

Онъ человѣкъ загадочный.

Сферо.

Какъ люди

Всѣ вообще. Всѣмъ управляетъ случай.

Идемъ искать рабыню, а не то

Мы быть должны готовы умереть

Подъ пыткою, не сдѣлавъ преступленья.

(Входятъ Салименъ и воины.)

Салименъ.

Побѣда улыбается: дворецъ

Отбитъ кругомъ; открытъ свободный доступъ

Къ войскамъ, расположеннымъ за Евфратомъ,

Которыя, быть можетъ -- нѣтъ, должно быть --

Еще вѣрны, какъ скоро имъ извѣстно --

Кто побѣдилъ. Гдѣ жь главный побѣдитель?

Гдѣ царь нашъ?

(Входитъ Сарданапалъ съ своими и съ Миррою.)

Сарданапалъ.

Здѣсь, братъ.

Салименъ.

Невредимъ, надѣюсь.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, не совсѣмъ; но, ничего, пройдетъ.

Вотъ мы дворецъ очистили.

Салименъ.

И городъ,

Я думаю; у насъ довольно войскъ

Для этого; я приказалъ отряду

Парѳянскому, стоявшему въ запасѣ,

Тѣснить бунтовщиковъ, и онъ горитъ

Желаніемъ, чтобъ это отступленье

Имъ сдѣлать пораженьемъ.

Сарданапалъ.

Это имъ

Ужь сдѣлано: они, по-крайней-мѣрѣ,

Бѣгутъ быстрѣй гораздо, чѣмъ я могъ

Ихъ догонять съ бактрійцами моими,

Извѣстными проворствомъ. Я усталъ;

Подайте мнѣ скамью!

Салименъ.

Монархъ, вотъ тронъ.

Сарданапалъ.

Плохой пріютъ для отдыха какъ тѣла,

Такъ и души. Подайте мнѣ кровать,

Пастушечій чурбанъ -- мнѣ все равно.

(Подаютъ скамью.)

Вотъ такъ! ну -- я дышу теперь свободнѣй.

Салименъ.

Ты въ жизнь свою не пережилъ часа,

Который бы такъ былъ великъ и славенъ.

Сарданапалъ.

И утомителенъ. Гдѣ виночерпій?

Дай мнѣ воды!

Салименъ (улыбаясъ).

Онъ слышитъ въ первый разъ

Такой приказъ, и даже я, строжайшій

Совѣтникъ твой, на болѣе багряный

Напитокъ разрѣшаю.

Сарданапалъ.

Да на. кровь...

Но безъ того ея такъ много, много

Ужь пролито; что до вина, то я

За эту ночь простой стихіи силу

Узналъ вполнѣ: три раза принимался

Я пить ее и трижды съ новой силой,

Какой мнѣ гроздъ ни разу не давалъ,

Возобновлялъ я битву. Гдѣ солдатъ,

Что напоилъ водой меня изъ шлема?

Одинъ изъ стражи.

Убитъ, монархъ! въ тотъ самый мигъ, какъ онъ,

Стряхнувъ свой мокрый шлемъ, его надѣть

Готовился, ему високъ пронзила

Насквозь стрѣла.

Сарданапалъ.

Убитъ! ненагражденый

Убитъ за то, что утолилъ мнѣ жажду --

Какъ грустно! Бѣдный рабъ! будь онъ въ живыхъ,

Я золотомъ пресытилъ бы его.

За тотъ напитокъ мало заплатить

Всѣмъ золотомъ вселенной; мнѣ гортань

Палило, какъ теперь.

(Приносятъ воду.)

Я ожилъ вновь.

Отнынѣ я за кубокъ буду браться

Въ часы любви, войну жь вести съ водою.

Сарлименъ.

А эта перевязка, царь, которой

Обвязана рука твоя, что значитъ?

Сарданапалъ.

Царапина героя Белезиса.

Мирра.

Ты раненъ! ахъ!...

Сарданапалъ.

Поменѣе хлопотъ.

А впрочемъ, я теперь, какъ охладѣлъ,

Какой то жаръ сталъ чувствовать и боль.

Мирра.

Ты сдѣлалъ перевязку...

Сарданапалъ.

Изъ моей

Повязки діадемной: въ первый разъ

Мнѣ это украшенье послужило

Съ чему-нибудь.

Мирра (къ окружающимъ).

Скорѣй сюда врача

Искуснаго! скорѣй! а между тѣмъ

Я рану развяжу пока сама

И посмотрю.

Сарданапалъ.

Пожалуй. Эта боль

Становится чувствительной; но много ль

Ты разумѣешь въ ранахъ? впрочемъ, что

Я говорю? А знаешь ли ты, братъ,

Гдѣ повстрѣчалъ я эту чародѣйку?

Салименъ.

Въ толпѣ другихъ красавицъ, отъ испуга

Дрожащую, какъ лань.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, какъ подругу

Младого льва, когда во слѣдъ ловцу,

Укравшему дѣтеныша у ней,

Она рычитъ, по-женски негодуя,

(По-женски означаетъ тутъ -- свирѣпо,

Затѣмъ, что мы всѣ крайности страстей

Находимъ лишь у женщинъ) такъ она

И голосомъ, и видомъ, и блистаньемъ

Своихъ очей, и вѣтромъ разносимыхъ

Своихъ волосъ распущенныхъ -- на битву

Солдатъ одушевляла.

Салименъ.

Въ самомъ дѣлѣ?

Сарданапалъ.

Не я одинъ, ты видишь, въ эту ночь

Сталъ воиномъ. Я такъ былъ пораженъ,

Что глазъ не могъ свести съ нея. Румянецъ

Ея ланитъ, огонь большихъ и чорныхъ

Ея очей, изъ-подъ ея волосъ

Разбросанныхъ сверкавшій, яркій блескъ

Ея чела и голубыя жилки

На томъ челѣ, гармонію размѣра

Утратившія ноздри, раздвоенье

Багряныхъ губъ, ея звѣнящій голосъ,

Всѣ голоса пронзавшій, какъ пронзать

Дано струнамъ звонко-поющей арфы

Тяжолое бряцаніе кимвала,

Размахи рукъ, сверкавшихъ бѣлизною

Ярчѣй, чѣмъ сталь, что у нея въ рукѣ

Тогда была и что она исторгла,

Изъ рукъ у мертваго солдата -- все,

Все это представляло изъ нея

Для нашихъ войскъ пророчицу побѣды,

Иль самую побѣду, къ намъ съ привѣтомъ

Сходившую.

Салименъ (про-себя).

Ужь это слишкомъ: имъ

Опять любви припадокъ овладѣлъ:

Останься онъ при этомъ настроеньи,

И все опять потеряно. (Громко.) Подумай

О ранѣ, государь, своей: ты самъ

Назвалъ ее чувствительной.

Сарданапалъ.

Да, правда;

И потому о ней не нужно думать.

Салименъ.

Я долженъ отлучиться, чтобъ узнать

О ходѣ дѣлъ, взглянуть на исполненье

Мной отданныхъ приказовъ, если что

Угодно государю приказать --

Я выслушать надѣюсь, возвратившись.

Сарданапалъ.

Согласенъ.

Салименъ (уходя).

Мирра!

Мирра.

Князь!

Салименъ.

Ты показала

Себя за эту ночь: не будь онъ мужемъ

Моей сестры... Но мнѣ теперь не время.

Ты любишь государя?

Мирра.

Я люблю

Сарданапала.

Салименъ.

Да; но ты бъ желала

Ему царемъ быть снова?

Мирра.

Я бъ желала,

Чтобъ онъ былъ тѣмъ, чѣмъ долженъ быть -- не меньше.

Салименъ.

Ну -- хорошо: чтобъ быть ему царемъ,

Чтобъ быть твоимъ, быть всѣмъ, чѣмъ долженъ онъ

Или не долженъ быть, чтобъ быть въ живыхъ --

Спаси его отъ нѣги; ты надъ нимъ

Имѣешь больше власти, чѣмъ разумность

Внутри дворца, или кровавый бунтъ

Внѣ стѣнъ его: смотри, чтобъ онъ не палъ.

Мирра.

Для этого и голосъ Салимена

Не нуженъ мнѣ: я обѣщаю все,

Что женское безсиліе лишь можетъ.

Салименъ.

Надъ сердцемъ, какъ его, оно всесильно.

Умѣй разспорядиться.

(Уходитъ.)

Сарданапалъ.

Мирра! какъ?

Шептать тайкомъ съ моимъ суровымъ братомъ?

Я сдѣлаюсь ревнивымъ.

Мирра (улыбаясь).

И ты будешь

Правъ, государь: другого человѣка

Нѣтъ на землѣ, который бы имѣлъ

Такъ много правъ на женскую любовь,

На уваженье храбрыхъ, на вниманье

Властителя, на преданность рабовъ,

На удивленье мира!

Сарданапалъ.

Расточай

Хвалы ему, но ужь не такъ усердно.

Изъ этихъ устъ прекрасныхъ не должно

Струиться краснорѣчье для другаго,

Кто бъ могъ меня затмить. Но я согласенъ,

Ты правду говоришь.

Мирра.

Теперь пойдемъ

Твоей заняться раной. Обопрись

Мнѣ на руку.

Сарданапалъ.

О да, любовь моя!

Хотя не потому, что я страдаю.

(Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Сарданапалъ спитъ въ постели; сонъ его безпокоенъ и тревоженъ; Мирра у его изголовья.

Мирра.

Я прихожу тайкомъ сюда на отдыхъ

Его взглянуть, коль въ этомъ снѣ ужасномъ

Лишь отдыхъ есть. Я разбужу его...

Нѣтъ, онъ утихъ. О, богъ успокоенья!

Волшебный царь чарующихъ видѣній,

Замкутыхъ вѣждъ и сновъ столь крѣпкихъ, крѣпкихъ,

Что ихъ и сны не возмущаютъ! будь

Похожимъ на сестру свою -- на смерть,

Столь тихую, недвижную; мы въ этомъ

Находимъ столько счастія; можетъ быть,

Лишь потому, что счастіе живетъ

Лишь въ царствѣ молчаливой, непробудной?

Таинственной сестры твоей. Опять

Онъ весь дрожитъ; опять припадокъ боли

Стянулъ лицо: вотъ такъ въ тѣни подгорной

Надъ озеромъ мелькаетъ легкой рябью

Внезанный вихрь; такъ колыхаетъ вѣтеръ

Осенними листами, недвижимо

И жалобно прильнувшими къ своимъ

Роднымъ вѣтвямъ. Иль разбудить его?

Однако, нѣтъ: кто знаетъ, что за сонъ я

Могу прервать? Онъ страждетъ -- это видно

Но если я для большаго страданья

Дамъ встать ему? Притомъ, всему причиной

Быть могутъ лишь событья этой ночи

Томительной и боль отъ этой раны,

Хотя пустой. Быть можетъ, онъ и страждетъ

Совсѣмъ не такъ, какъ я воображаю.

Такъ пусть о немъ радѣетъ мать-природа

Заботой материнской; я должна

Ей помогать скорѣе, чѣмъ мѣшать.

Сарданапалъ (просыпаясь).

Нѣтъ, нѣтъ! хотя бъ вы мнѣ всѣ звѣзды неба

Могли отдать и мнѣ устроить вѣчный

Межь ними тронъ, я бъ этою цѣною

Не захотѣлъ купить его! Прочь древній

Ловецъ звѣрей! и вы, своихъ собратій

Травившіе съ звѣрями наравнѣ --

Вы, нѣкогда кровавыя лишь твари,

Теперь такіе жь боги, если ваши '

Жрецы не лгутъ! И ты, сѣдая вѣдьма,

Обагренная кровію солдатъ

Индійскаго похода! Прочь! Гдѣ я?

Гдѣ признаки?... Нѣтъ, ты не привидѣнье:

Тебя ль отъ мертвецовъ, изъ чорной бездны

Дерзающихъ вставать на страхъ живыхъ,

Не отличу я? Мирра!

Мирра.

Ахъ! ты блѣденъ;

Холодный потъ покрылъ твое чело

Какъ бы росой вечерней. Милый, милый!

Твои слова съ того какъ-будто свѣта,

А ты любимъ на этомъ. Успокойся:

Худого ничего нѣтъ.

Сарданапалъ.

Руку! -- такъ:

Я чувствую, что это плоть, что это

Твоя рука; сожми ее, но крѣпче-,

Дай мнѣ сознать, что я сталъ вновь чѣмъ былъ.

Мирра.

И что и я все та-же, какъ была,

Такая же, какъ быть должна: твоя.

Сарданапалъ.

Теперь я сознаю. Я эту жизнь

Вновь узнаю. Ахъ, Мирра! я былъ тамъ,

Гдѣ будутъ всѣ.

Мирра.

Мой царь!...

Сарданапалъ.

Я былъ въ могилѣ,

Гдѣ червяки -- цари, и гдѣ цари...

Но я тому не вѣрилъ, я считалъ

Все это за ничто.

Мирра.

И ты былъ правъ.

Несбыточность являться можетъ въ лицахъ

Однимъ лишь боязливымъ.

Сарданапалъ.

Мирра! ахъ!

Когда намъ сны такія вещи кажутъ,

То что намъ смерть откроетъ?

Мирра.

Я не знаю,

Чтобъ смерть могла открыть такое зло,

Какого жизнь еще бы не открыла

Тому, кто жилъ во плоти на землѣ.

Когда лишь есть страна, гдѣ и во смерти

Душа живетъ -- тамъ все должно безплотнымъ

Быть, какъ душа; но если тѣнь отъ этихъ

Земныхъ оковъ, бродящихъ между небомъ

И нашими душами и къ землѣ

Давящихъ насъ, останется и тамъ,

То эта тѣнь -- какой ни предстоялъ бы

Ей страхъ еще -- по-крайней-мѣрѣ смерти

Не будетъ ужь страшиться.

Сарданапалъ.

Я ее

Нисколько не страшуся; но я видѣлъ

Фалангу мертвецовъ.

Мирра.

И я видала:

Весь этотъ прахъ, что мы ногами топчемъ,

Когда-то жилъ и бѣдствовалъ. Но дальше --

Открой мнѣ, что ты видѣлъ: ты разсказомъ

Скорѣй свой умъ въ сознанье приведешь.

Сарданапалъ.

Мнѣ чудилось...

Мирра.

Нѣтъ, погоди, ты слабъ,

Ты изнуренъ отъ боли; это можетъ

Опять тебя разстроить-, ты бы лучше

Еще заснулъ.

Сарданапалъ.

О, нѣтъ! мнѣ будетъ сниться...

Я не хочу... хоть то, что мнѣ приснилось,

Теперь я самъ считаю лишь за сонъ...

Но можешь ли ты вынести разсказъ мой?

Мирра.

Я все могу, и вынесу всѣ сны,

Какіе жизнь, иль смерть послать лишь могутъ,

Все, все, что я дѣлю съ тобой въ мечтахъ,

Иль на-яву.

Сарданапалъ.

Я говорю, что это

Какъ на яву казалось мнѣ: я видѣлъ

Открытыми глазами, какъ они

Отсюда исчезали.

Мирра.

Продолжай!

Сарданапалъ.

Я видѣлъ... нѣтъ, мнѣ снилось, будто тутъ,

На этомъ самомъ мѣстѣ возлежалъ

Я на пиру; я былъ хозяинъ пира,

Но, милое равенство соблюдая,

Казался только d>

САРДАНАПАЛЪ.

О, этотъ грѣхъ ты можешь

Ему простить! Молиться мертвецамъ --

Ненужный трудъ. Я и себя считаю

За смертнаго, и убѣжденъ, что родъ,

Мнѣ давшій жизнь, не больше и не меньше,

Какъ то, что глазъ мой видитъ -- то-есть прахъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, государь, они живутъ на звѣздахъ

И...

САРДАНАПАЛЪ.

Ежели ты проповѣдь свою

Не прекратишь, то прежде чѣмъ сегодня

Онѣ взойдутъ, пожалуй, полетишь

И ты туда... Вотъ это такъ измѣна!

САЛЕМЕНЪ.

Мой государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Мнѣ проповѣдь читать,

Какъ должно чтить кумировъ ассирійскихъ!

Свободенъ ты! Отдайте мечъ ему!

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, мой вождь, мой братъ, я умоляю,

Повремени еще немного!

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Чтобъ оглупѣть, чтобы въ конецъ оглохнуть

Отъ этихъ всѣхъ торжественныхъ рѣчей

О мертвецахъ, Ваалѣ, всевозможныхъ

Халдейскихъ звѣздныхъ тайнахъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

Государь,

Чти звѣзды!

САРДАНАПАЛЪ.

О, за звѣзды ты не бойся --

Я ихъ люблю. Люблю смотрѣть, когда

Онѣ блестятъ на темно-синемъ сводѣ,

И сравнивать съ глазами Мирры ихъ;

Люблю слѣдить, какъ ихъ лучи играютъ

На серебрѣ трепещущемъ Евфрата

Въ часы, когда полночный вѣтерокъ

Рябитъ рѣку-красавицу и стонетъ

Межъ тростника, стоящаго каймой

Вдоль береговъ. Но боги ль эти звѣзды,

Какъ говорятъ иные, храмы ль ихъ,

Какъ думаютъ другіе, или просто

Свѣтильники ночные, иль міры,

Иль свѣтъ міровъ -- не знаю и развѣдать

Не хлопочу. Въ невѣдѣньи моемъ,

Какая-то особенная сладость,

Которую не промѣняю я

На вашу всю халдейскую премудрость!

Да и притомъ, какъ будто о звѣздахъ

Не знаю я всего, что можетъ знать

Плоть бренная о томъ, что существуетъ

Надъ нею ли, подъ нею ль?-- ничего!

Я вижу ихъ сіянье, ощущаю

Ихъ красоту; когда же озарятъ

Онѣ мою могилу -- я не буду

Знать ничего.

БЕЛЕЗИСЪ.

На мѣсто "ничего"

Скажи: знать буду "лучше"*.

САРДАНАПАЛЪ.

Если хочешь,

Я этого всезнанья стану ждать.

А между тѣмъ возьми свой мечъ обратно,

И знай, что я священству твоему

Воинственность твою предпочитаю,

Хотя ни то и ни другое мнѣ

Не по сердцу.

САЛЕМЕНЪ (въ сторону).

Онъ отъ развратной жизни

Съ ума сошелъ. Мой долгъ -- спасти его

Наперекоръ ему.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь, сатрапы,

Послушайте, особенно же ты,

Мой жрецъ, кому я меньше довѣряю,

Чѣмъ воину, и вовсе бъ довѣрять

Не сталъ, когда бъ на половину не былъ

Ты воиномъ: я съ миромъ отпустить

Желаю васъ -- не говорю съ прощеньемъ;

Его даютъ виновнымъ лишь, а васъ

Виновными признать я не рѣшаюсь,

Хотя вполнѣ зависитъ ваша жизнь

Отъ моего дыханья и -- что хуже

Еще для васъ -- отъ страха моего.

Вамъ нечего, однако, опасаться:

Я мягокъ, да, но страха нѣтъ во мнѣ,

Поэтому -- живите. Будь такимъ я,

Какимъ меня считаютъ,-- изъ головъ

У васъ двоихъ послѣднею струею

Теперь бы кровь преступная съ верхушки

Воротъ дворца текла въ сухую пыль --

Единственную долю въ государствѣ,

Прельщавшемъ ихъ, какая бы могла

Достаться имъ. Но этого не будетъ.

Я не хочу, какъ прежде ужъ сказалъ,

Виновными признать васъ иль безвинно

Васъ осудить. Людьми получше васъ,

Да и меня, обвинены вы нынче,

И предоставь я вашу участь судьямъ,

Поболѣе суровымъ, и уликамъ

Различнѣйшимъ -- пожалуй, мнѣ бъ пришлось

Пожертвовать двумя людьми такими,

Которые -- чего ни говори

О нихъ теперь -- когда-то были честны.

Сатрапы, вы свободны.

АРБАКЪ.

Государь,

Великая такая милость...

БЕЛЕЗИСЪ (перебивая его).

Милость,

Достойная тебя, и мы, хотя

Невинные, благодаримъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Для Бела

Побереги благодаренья, жрецъ,

А сынъ его въ нихъ нужды не имѣетъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но такъ какъ мы невинны...

САРДАНАПАЛЪ.

Замолчи!

Виновность громогласна. Если точно

Невинны вы, то вамъ нанесена

Обида здѣсь, и стало быть, должны вы

Печалиться, а не благодарить.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, это такъ, будь спутникомъ всегдашнимъ

Могущества земного -- правота;

Но сколько разъ невинность заставляетъ

Ея права за милость принимать!

САРДАНАПАЛЪ.

Мысль недурна! Для проповѣди очень

Годилась бы -- не кстати только здѣсь.

А ты ее прибереги на случай,

Когда тебѣ монарха твоего

Отстаивать придется предъ народомъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Для этого, я полагаю, нѣтъ

Совсѣмъ причинъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Причинъ-то нѣтъ, пожалуй --

Причинники найдутся. Если ты

Кого-нибудь изъ нихъ случайно встрѣтишь

Здѣсь на землѣ въ то время, какъ несешь

Служебную обязанность, иль въ небѣ,

Въ таинственномъ мерцаніи звѣзды

О нихъ прочтешь -- прошу тебя замѣтить,

Что межъ землей и небомъ люди есть

Зловреднѣе того, кто, управляя

Мильонами, не губитъ никого,

И, самого себя не ненавидя,

Къ другимъ людямъ, однако же, настолько

Расположенъ, что даже тѣхъ щадитъ,

Которые его не пощадили бъ,

Стань вдругъ они владыками надъ нимъ.

Но этому едва ли быть... Сатрапы!

И сами вы свободны, и мечи

Употреблять вольны, какъ захотите;

Но съ этихъ поръ ни къ вамъ, ни къ нимъ ни разу

Я больше не прибѣгну. Салеменъ,

Иди за мной.

(Сарданапалъ, Салемепъ и свата уходятъ).

АРБАКЪ.

Ну, Белезисъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Что скажешь?

АРБАКЪ.

Пропали мы.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, царство -- наше.

АРБАКЪ.

Какъ?

Когда въ такомъ серьезномъ подозрѣньи

Остались мы; когда на волоскѣ

Надъ нами мечъ колеблется, готовый

Обрушиться отъ дуновенья устъ

Властителя, который насъ съ тобою

Не погубилъ -- не знаю почему?

БЕЛЕЗИСЪ.

И узнавать не хлопочи. Намъ должно

Воспользоваться временемъ. Оно

Еще у насъ, и сила наша -- та же.

И та же ночь, которую давно

Избрали мы. Одно лишь измѣнилось:

Отсутствіе всѣхъ подозрѣній онъ

Въ наглядную такую несомнѣнность

Вдругъ превратилъ, что медлить намъ еще --

Безуміе.

АРБАКЪ.

Однако...

БЕЛЕЗИСЪ.

Какъ, все то же

Сомнѣніе?

АРБАКЪ.

Онъ даровалъ намъ жизнь,--

Онъ даже спасъ ее отъ Салемена.

БЕЛЕЗИСЪ.

Надолго ли такая доброта?

Пока не пьянъ.

АРБАКЪ.

Пока не трезвъ, вѣрнѣе.

Но все-таки столь благородно онъ

Насъ пощадилъ, такъ царственно оставилъ

Намъ то, что мы могли бы потерять

Позорно такъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

Скажи вѣрнѣй -- такъ храбро!

АРБАКЪ.

Отчасти то, отчасти это... Но

Я тронутъ имъ и -- что бы ни случилось --

Остановлюсь.

БЕЛЕЗИСЪ.

И потеряешь міръ!

АРБАКЪ.

Теряйся все -- пусть только уваженье

Останется къ себѣ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Краснѣю я,

Подумавши, что жизнью нашей будемъ

Одолжены мы этому царю

Веретена!

АРБАКЪ.

Но тѣмъ не меньше ею

Одолжены мы именно ему,

И сталъ бы я краснѣть гораздо больше,

Сгубивъ того, кто былъ спаситель мой.

БЕЛЕЗИСЪ.

Терпи себѣ, пожалуй, сколько хочешь;

Но звѣзды мнѣ иное говорятъ.

АРБАКЪ.

Хотя бъ онѣ сошли теперь на землю

И всѣмъ своимъ сіяньемъ стали мнѣ

Указывать дорогу -- не пошелъ бы

Я имъ во слѣдъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

То слабость духа, да,

Плачевнѣе боязни старой бабы,

Все бредящей про смерть и въ темнотѣ

Сомкнуть глаза несмѣющей... Досадно,

Ей-ей, смотрѣть!

АРБАКЪ.

Когда онъ говорилъ,

Казалось мнѣ -- Немвродъ передо мною.

Онъ походилъ на статую царя,

Стоящую во храмѣ горделиво

Владыкою среди другихъ царей

И божествомъ межъ остальныхъ, служащихъ

Простыми украшеньями.

БЕЛЕЗИСЪ.

Давно

Я говорю, что слишкомъ ужъ далеко

Ты заходилъ въ презрѣніи къ нему,

Что царственность какая-то безспорно

Осталась въ немъ. Ну что же? тѣмъ онъ врагъ

Достойнѣе.

АРБАКЪ.

И тѣмъ мы недостойнѣй.

Ахъ, если бы онъ насъ не пощадилъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Да что, скажи, и въ правду такъ охотно

Ты отдалъ бы себя на жертву?

АРБАКЪ.

Нѣтъ;

Но лучше смерть, чѣмъ жить неблагодарнымъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Вотъ каковы иныя души! Ты

Задумалъ то, что прозвали иные

Измѣною, а дураки зовутъ

Нарушенною клятвой -- и смотри-ка,

Изъ за того, что этотъ дикій бражникъ,

Имѣя ли причину, или такъ,

Безъ повода, хвастливо помѣстился

Между тобой и Салеменомъ, ты --

Сказать ли мнѣ?-- ты сталъ Сарданапаломъ!

Названія позорнѣе никакъ

Не приберу.

АРБАКЪ.

Еще за часъ, не дальше,

Дерзнулъ бы мнѣ такое имя дать

Лишь тотъ, кому легко разстаться съ жизнью;

Теперь же я простилъ тебѣ, какъ онъ

И намъ простилъ. Сама Семирамида

Не сдѣлала бы этого.

БЕЛЕЗИСЪ.

Она

Товарища въ правленьи не любила,

Хоть будь онъ мужъ.

АРБАКЪ.

Мой долгъ -- ему служить

И вѣрою, и правдой.

БЕЛЕЗИСЪ.

И смиренно?

АРБАКЪ.

Нѣтъ, съ гордостью, какъ честный человѣкъ.

Къ престолу я отнынѣ буду ближе,

Чѣмъ ты къ звѣздамъ,-- и если не такимъ

Заносчивымъ, то болѣе высокимъ.

Ты поступай, какъ знаешь: у тебя

Вѣдь есть на то и таинства, и книги,

И выводы науки о добрѣ

И злѣ, чего я вовсе не имѣю

И потому обязанъ поступать

Такъ, какъ меня простое сердце учитъ.

Теперь меня ты знаешь.

БЕЛЕЗИСЪ.

Кончилъ ты?

АРБАКЪ.

Съ тобою -- да.

БЕЛЕЗИСЪ.

И, можетъ быть, намѣренъ

Меня предать, какъ кинулъ?

АРБАКЪ.

Думать такъ

Способенъ жрецъ, не воинъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Ну, пусть будетъ

По твоему. Окончимъ этотъ споръ,

И выслушай меня.

АРБАКЪ.

Нѣтъ, умъ твой хитрый

Опаснѣе фаланги.

БЕЛЕЗИСЪ.

Если такъ,

Я дѣйствую одинъ.

АРБАКЪ.

Одинъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

На тронѣ

Для одного вѣдь только мѣсто есть.

АРБАКЪ.

Но занятъ онъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Онъ меньше, чѣмъ не занятъ --

На немъ сидитъ презрѣнный... Вотъ, что я

Тебѣ скажу: ты знаешь, постоянно

Я былъ твоимъ помощникомъ, любилъ,

Поддерживалъ и поощрялъ тебя,

Служилъ тебѣ, въ надеждѣ услужить

Ассиріи, спасти ее. Казалось,

И небеса благоволили къ намъ,

Все дѣлалось по нашему, покамѣстъ

Вдругъ мягкостью постыдною твой духъ

Не занемогъ. Но ужъ теперь довольно

Быть зрителемъ томленій моего

Отечества: его освобожу я,

Иль жертвою тирана упаду.

Одно изъ двухъ: иль то и это вмѣстѣ,

Какъ иногда бываетъ; но пускай

Побѣдою окончу я -- и станетъ

Арбакъ моимъ слугой.

АРБАКЪ.

Твоимъ слугой?

БЕЛЕЗИСЪ.

А почему жъ не такъ? Вѣдь это лучше,

Почетнѣе, я думаю, чѣмъ рабъ,

Прощенный рабъ Сарданапала-бабы!

Входитъ ПАНІА.

ПАНІА.

Сатрапы! Я съ приказомъ отъ царя.

АРБАКЪ.

Приказъ царя исполненъ нами прежде,

Чѣмъ выслушанъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но все-таки, скажи,

Въ чемъ дѣло?

ПАНІА.

Вамъ повелѣно -- немедля,

Сегодня жъ въ ночь, отправиться въ свои

Сатрапіи.

БЕЛЕЗИСЪ.

Съ войсками?

ПАНІА.

Повелѣнье

Касается сатраповъ лишь и свиты

Домашней ихъ.

АРБАКЪ.

Но...

БЕЛЕЗИСЪ.

Мы повиноваться

Обязаны. Поди и доложи,

Что ѣдемъ мы.

ПАНІА.

Мнѣ велѣно при вашемъ"

Присутствовать отъѣздѣ -- не нести

Отъ васъ отвѣтъ.

БЕЛЕЗИСЪ (въ сторону).

Такъ вотъ что!-- За тобою

(Вслухъ).

Мы слѣдовать готовы.

ПАНІА.

Я иду,

Чтобъ поскорѣй вамъ приготовить стражу

Почетную, какъ требуетъ вашъ санъ,

И торопить не стану васъ, покамѣстъ

Послѣдній часъ отъѣзда не пробьетъ.

(Уходитъ).

БЕЛЕЗИСЪ.

Что жъ, и теперь покорность?

АРБАКЪ.

Безъ сомнѣнья.

БЕЛЕЗИСЪ.

Да, до воротъ дворца, который намъ

Темницею содѣлался -- не дальше.

АРБАКЪ.

Ты правъ. Теперь все это государство,

На всемъ его пространствѣ, для тебя

И для меня во всѣхъ углахъ зіяетъ.

Темницами!

БЕЛЕЗИСЪ.

Могилами!

АРБАКЪ.

Когда бъ

Я думалъ такъ, одной могилой больше

Мой добрый мечъ здѣсь вырылъ бы!

БЕЛЕЗИСЪ.

Ему

Достаточно придется поработать.

Но надобно надѣяться, что все

Уладится не такъ, какъ ты пророчишь.

Покамѣстъ же убраться поспѣшимъ

Отсюда мы. Конечно, ты со мною

Согласенъ въ томъ, что это приказанье --

Нашъ приговоръ.

АРБАКЪ.

Какой же смыслъ иной

Въ немъ можетъ быть? Таковъ ужъ образъ дѣйствій

У деспотовъ восточныхъ: миръ -- и ядъ,

Прощеніе -- и плаха, приглашенье

Въ далекій путь отправиться, чтобъ тамъ --

Уснуть навѣкъ. Ужъ сколько вѣдь сатраповъ

Въ правленіе отца его... онъ самъ-то

До этихъ поръ, по крайней мѣрѣ, не былъ

Въ чужой крови повиненъ...

БЕЛЕЗИСЪ.

Но теперь

Не хочетъ онъ, да и не можетъ больше

Такимъ же быть.

АРБАКЪ.

Пожалуй, что и такъ.

Да, при его отцѣ ужъ сколькихъ видѣлъ

Сатраповъ я, что выѣдутъ затѣмъ,

Чтобъ управлять провинціей громадной --

И на пути очутятся въ гробу.

Не знаю, какъ оно случалось -- только

Въ дорогѣ всѣ заболѣвали, такъ

Былъ этотъ путь тяжелъ и дологъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Лишь бы

Намъ выбраться на воздухъ городской,

А тамъ уже поѣздка наша скоро

Окончится.

АРБАКЪ.

Быть можетъ, у воротъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, врядъ они такъ поступить рѣшатся.

Имъ хочется насъ умертвить тайкомъ:

Не во дворцѣ, не въ городѣ, гдѣ знаютъ

Насъ хорошо, гдѣ можемъ мы найти

Защитниковъ. Когда бъ они желали

Убить насъ здѣсь -- уже теперь въ живыхъ

Мы не были бъ... Идемъ же поскорѣе!

АРБАКЪ.

Знай только я, что онъ не жизнь мою

Желаетъ взять...

БЕЛЕЗИСЪ.

Глупецъ, идемъ! Чего же,

Какъ не ее, захочетъ деспотизмъ

Испуганный? Намъ только бы добраться

До нашихъ войскъ, а тамъ --впередъ!

АРБАКЪ.

Къ своимъ

Сатрапіямъ?

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, къ твоему престолу!

Энергію, надежду, время, мощь

И способы -- все это въ изобильи

Находимъ мы въ ихъ полумѣрахъ... Ну,

Скорѣй впередъ!

АРБАКЪ.

Я здѣсь еще недавно

Раскаялся -- и снова становлюсь

Преступникомъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Нѣтъ, другъ, самозащита --

Совсѣмъ не грѣхъ; оно -- одинъ оплотъ

Всѣхъ нашихъ правъ. Идемъ же, повторяю?

Тяжелою удушливостью воздухъ

Ужъ полонъ здѣсь, а стѣны пахнутъ тьмою

Темничною. Спѣшимъ! Не то успѣютъ

Одуматься! Отъѣздомъ быстрымъ мы

Гражданское усердіе докажемъ,

Поспѣшностью отъѣзда своего

У Паніи почтеннаго возможность

Отымемъ мы исполнить тотъ приказъ,

Который имъ въ двухъ-трехъ верстахъ отсюда

Получится... Да, выбора для насъ

Не можетъ быть. Идемъ, идемъ скорѣе!

(Уходитъ съ Арбакомъ, неохотно слѣдующимъ за нимъ).

Входятъ Сарданапалъ и Салеменъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Отлично все уладилось -- и кровь

Не пролилась; мы обошлись безъ этой

Постыднѣйшей насмѣшки надо всѣми

Лѣкарствами. Изгнаньемъ этихъ двухъ

Мятежниковъ себя обезопасить

Успѣли мы.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ тотъ, кто по цвѣтамъ

Ступаючи, себя обезопасилъ

Отъ скрывшейся у корня ихъ змѣи.

САРДАНАПАЛЪ.

Да что жъ еще я долженъ былъ бы сдѣлать

По твоему?

САЛЕМЕНЪ.

Сейчасъ разрушить то,

Что сдѣлано.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! Отмѣнить прощенье?

САЛЕМЕНЪ.

На головѣ прочнѣе утвердить

Сползающій вѣнецъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но это было бъ

Жестокостью.

САЛЕМЕНЪ.

За то спасло бъ тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

И безъ того мы спасены. Какою

Опасностью могли бы на границѣ

Они грозить?

САЛЕМЕНЪ.

Покамѣстъ вѣдь они

Еще не тамъ, и не были бъ вовѣки,

Когда бъ меня послушать ты хотѣлъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Я выслушалъ, ты знаешь, безпристрастно

Твои слова; зачѣмъ же мнѣ и ихъ

Не выслушать?

САЛЕМЕНЪ.

Объ этомъ ты узнаешь

Впослѣдствіи, быть можетъ. А теперь

Я ухожу, чтобъ приготовить стражу.

САРДАНАПАЛЪ.

Мы свидимся на пирѣ?

САЛЕМЕНЪ.

Государь,

Освободи: плохой я собутыльникъ.

Приказывай, что хочешь, но уволь

Отъ одного -- служенія вакханкамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но согласись, что нужно хоть порой

Попировать.

САЛЕМЕНЪ.

И нужно точно также

Кому-нибудь на стражѣ быть у тѣхъ,

Которые пируютъ слишкомъ часто.

Дозволишь ли мнѣ удалиться?

СА РДАНАПАЛ Ъ.

Да...

Побудь еще одну минуту, добрый

Мой Салеменъ, мой братъ,мой лучшій другъ

И подданный. Ты -- князь гораздо лучшій,

Чѣмъ я -- монархѣ.-- Тебѣ бы быть царемъ,

А мнѣ -- я самъ не знаю чѣмъ, и знать-то

Не хлопочу. Не думай только ты,

Что отношусь съ холоднымъ равнодушьемъ

Я къ честному раченью твоему

И къ добротѣ, довольно жесткой, правда,

Съ которой ты дурачества мои,

Хотя журя частенько, переносишь.

Да, если я, наперекоръ тебѣ,

У тѣхъ двоихъ не отнялъ жизнь, такъ это

Не потому, что твой совѣтъ плохимъ

Мнѣ кажется. Пускай себѣ на свѣтѣ

Они живутъ -- не станемъ въ этомъ имъ

Препятствовать; они еще, быть можетъ,

Исправятся; притомъ же ссылка ихъ

Позволитъ мнѣ спокойно спать; вели же

Я ихъ казнить -- прощай тогда мой сонъ!

САЛЕМЕНЪ.

Измѣнниковъ спасая, ты рискуешь

Навѣкъ уснуть. Одно мгновенье мукъ

Ты замѣнилъ годами преступленій.

Дозволь смирить...

САРДАНАПАЛЪ.

Не искушай меня:

Я слово далъ.

САЛЕМЕНЪ.

И вправѣ взять обратно.

САРДАНАПАЛЪ.

То слово государя.

САЛЕМЕНЪ.

И оно

Поэтому рѣшительную силу

Должно имѣть. Да, эта полу-милость

Изгнанія ихъ только раздражитъ;

Прощеніе должно быть полнымъ, или

Оно -- ничто.

САРДАНАПАЛЪ.

Но кто жъ меня заставилъ --

Увидѣвши, что я ихъ удалилъ

Отъ должности, иль запретилъ имъ только

Сюда входить -- кто убѣдилъ меня

Отправить ихъ въ сатрапіи?

САЛЕМЕНЪ.

Да, точно --

Я позабылъ объ этомъ; то-есть, царь,

За мой совѣтъ меня ты будешь вправѣ

Тогда бранить, когда удастся имъ

Въ сатрапіи дѣйствительно доѣхать.

САРДАНАПАЛЪ.

А если не доѣдутъ, то -- смотри!--

И въ цѣлости -- замѣть себѣ ты это --

И въ цѣлости полнѣйшей -- о себѣ

Совѣтую подумать.

САЛЕМЕНЪ.

Позволенья

Прошу уйти; за безопасность ихъ

Ручаюсь я.

САРДАНАПАЛЪ.

Ступай же и помягче

Впередъ смотри на брата своего.

САЛЕМЕНЪ.

Служить царю всегда я буду честно.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Онъ слишкомъ строгъ; душа его -- скала

По твердости, но высотою тоже

Подобна ей: грязь пошлости земной

Ея еще нигдѣ не запятнала.

Я не таковъ: я мягкій черноземъ,

Пропитанный цвѣтами; но извѣстно,

Что какова земля, таковъ всегда

И плодъ ея. Быть можетъ, поступилъ я

Неправильно; но это заблужденье

Не тяжело лежитъ на чувствѣ томъ,

Которое назвать я не умѣю;

Я знаю лишь, что у меня въ душѣ

Оно родитъ то скорбь, то наслажденье,

Что, точно духъ, у сердца моего

Оно сидитъ, чтобъ всѣ его біенья

Сосчитывать, не ускоряя ихъ,

И задаетъ вопросы мнѣ такіе,

Съ какими бы ни смертный не посмѣлъ

Ко мнѣ прійти, ни самъ Ваалъ, оракулъ

Божественный, хоть часто онъ во мглѣ

Вечерней вдругъ нахмуритъ гнѣвно брови,

И мраморный величественный ликъ

Измѣнится такъ странно, что порою

Мнѣ кажется -- статуя собралась

Заговорить... Но прочь всѣ эти мысли

Нелѣпыя! Я радости хочу --

И вотъ идетъ ея прекрасный вѣстникъ!

Входитъ МИРРА.

МИРРА.

Царь! небо все заволокло -- и громъ

Проносится по тучамъ, быстро, быстро

Идущимъ къ намъ и яркимъ блескомъ молній

Вѣщающимъ ужасную грозу.

Теперь дворца ты вѣрно не оставишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты говоришь -- грозу?

МИРРА.

Да, царь мой добрый.

САРДАНАПАЛЪ.

Что до меня, я вовсе бы не прочь,

Чтобъ мирная картина замѣнилась

Борьбой стихій; но это не совсѣмъ

Пристало бы и къ шелковымъ одеждамъ

Моихъ гостей, и къ нѣжнымъ лицамъ ихъ.

Скажи, дитя -- и ты изъ тѣхъ, которыхъ

Вой тучъ страшитъ?

МИРРА.

На родинѣ моей

Ихъ голоса мы чтимъ, какъ предвѣщанье

Юпитера.

САРДАНАПАЛЪ.

Юпитера? А, да,

То вашъ Ваалъ... И нашъ имѣетъ громы

Въ своихъ рукахъ, и заявляетъ онъ

По временамъ летящими стрѣлами

Божественность свою, но иногда

Случается -- она ударитъ прямо

Въ его жъ алтарь.

МИРРА.

О, это страшный знакъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да -- для жрецовъ. Ну, хорошо, сегодня

Мы изъ дворца не выѣдемъ и пиръ

Устроимъ здѣсь.

МИРРА.

Благословенъ Юпитеръ,

Услышавшій мольбу, которой внять

Ты не хотѣлъ. Безсмертные добрѣе

Къ тебѣ, мой царь, чѣмъ самъ ты: для того,

Чтобъ защитить тебя отъ вражьей злобы,

Они грозу воздвигли межъ тобой

И этими врагами.

САРДАНАПАЛЪ.

Если только

Опасность есть, дитя мое, она.

Я думаю, одна и та же -- здѣсь ли,

Въ стѣнахъ дворца, на берегу ль рѣки.

МИРРА.

Нѣтъ, государь, нѣтъ -- эти стѣны прочны

И высоки, и стражею онѣ

Окружены. Чтобъ во дворецъ проникнуть,

Измѣнникамъ пробиться бы пришлось

Сквозь цѣлый рядъ воротъ и корридоровъ

Извилистыхъ; а павильонъ ничѣмъ

Не защищенъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ завелась измѣна,

Тамъ защитить не могутъ ни дворцы,

Ни крѣпости, ни гордыя вершины

Туманнаго Кавказа, гдѣ орелъ

Скрывается въ ущельяхъ недоступныхъ;

И какъ стрѣла всегда найдетъ царя

Воздушнаго, такъ сталь найдетъ земного,

Гдѣ бъ ни былъ онъ. Но успокойся: двухъ,

Тревогу всю надѣлавшихъ -- виновны ль,

Невинны ли они -- изгнали мы

И въ дальній путь отправили.

МИРРА.

Такъ, значитъ,

Они живутъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты кровожадна -- ты?

МИРРА.

Безтрепетно взглянула бъ я на кару

Законную того, кто посягнулъ

На жизнь твою; иначе не была бы

Я и своей достойна. Салеменъ

Тебѣ сказалъ вѣдь точно то же.

САРДАНАПАЛЪ.

Странно!

И доброта и строгость въ заговоръ

Вступили здѣсь, и обѣ подстрекаютъ

Меня на месть.

МИРРА.

То добродѣтель грековъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но не царей. Я не хочу ея;

И если бъ мстить когда-нибудь рѣшился,

То лишь царямъ, какъ равнымъ мнѣ.

МИРРА.

Тѣ двое

Хотѣли стать царями.

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра, ты

Ужъ черезчуръ по-женски разсуждаешь,

И этому причиной -- только страхъ.

МИРРА.

Страхъ за тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Тамъ за кого бы ни былъ,

Онъ все же страхъ. Твой полъ, какъ я не разъ

Замѣтить могъ, однажды гнѣвомъ злобнымъ

Воспламенясь, ужъ мстительность свою

Пугливую доводитъ до упорства,

Котораго себѣ за образецъ

Я не возьму. Но ты всегда казалась

Мнѣ чуждою и слабости такой

И вообще безпомощности дѣтской

Восточныхъ женъ.

МИРРА.

Мой добрый государь,

Не стану я кичиться ни любовью

Моей души, ни доблестью ея.

До этихъ поръ я блескъ съ тобой дѣлила --

И раздѣлю превратности твои.

Быть можетъ, день придетъ, когда въ рабынѣ

Ты вѣрности увидишь больше, чѣмъ

Во всѣхъ тебѣ подвластныхъ миріадахъ.

Но да хранятъ отъ этого тебя

Безсмертные. А мнѣ гораздо лучше

Любимой быть на вѣру, чѣмъ любовь

Доказывать тебѣ въ твоихъ несчастьяхъ,

Которыя, быть можетъ, облегчить

Заботами моими я не въ силахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ есть любовь высокая, туда

Несчастіе не проникаетъ -- развѣ

Лишь для того, чтобъ укрѣпить ее

И убѣжать предъ тѣмъ, чего не можетъ

Оно убить... Однако, часъ насталъ --

Идемъ встрѣчать гостей любезныхъ нашихъ.

(Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ,

СЦЕНА I.

Освѣщенный чертогъ во дворцѣ. На дворѣ буря; громъ слышится во все продолженіе пиршества.

Сарданапалъ и его гости за столомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Полнѣе лей! Вотъ истинное царство

Гдѣ для меня: среди блестящихъ глазъ

И этихъ лицъ счастливыхъ и прекрасныхъ!

Сюда печаль проникнуть не дерзнетъ.

ЗАМЕСЪ.

Какъ никуда она не проникаетъ:

Гдѣ государь, тамъ ярко свѣтитъ намъ

Веселіе.

САРДАНАПАЛЪ.

Не лучше развѣ это

Немвродовыхъ охотъ или гоньбы

Прабабушки моей безумно дикой

За царствами, которыя она,

Завоевавъ, однако, не умѣла

Удерживать?

АЛТАДА.

Какъ ни были они

Прославлены, подобно всѣмъ изъ рода

Твоихъ отцовъ, но ни одинъ изъ нихъ

Не превзошелъ царя Сарданапала,

Который всей отрадой дней своихъ

Поставилъ миръ -- единственную славу

Нелживую.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, миръ, Алтада мой,

И свѣтлое веселье; слава -- только

Дорога къ нимъ! Цѣль жизни -- наслажденье,

И я избралъ кратчайшій путь; его

Я не свершалъ по трупамъ человѣчьимъ,

Могилою не дѣлалъ каждый шагъ.

ЗАМЕСЪ.

Нѣтъ, никогда. Здѣсь всѣ сердца счастливы,

Всѣ голоса благословенья шлютъ

Тебѣ, миролюбивый царь, дающій

Всѣмъ высшую отраду!

САРДАНАПАЛЪ.

Въ этомъ ты

Увѣренъ ли? А я слыхалъ иное:

Что будто бы измѣна завелась

Вокругъ меня.

ЗАМЕСЪ.

Измѣнникъ тотъ, кто смѣетъ

Такъ говорить! Не можетъ это быть!...

Изъ-за чего?

САРДАНАПАЛЪ.

Изъ-за чего?... Да, правда...

Наполни-ка мой кубокъ. Не хочу

И думать я объ этомъ. Нѣтъ межъ нами

Измѣнниковъ, а есть -- такъ далеко

Они теперь.

АЛТАДА.

Почтеннѣйшіе гости,

Прошу склонить колѣни и прослушать

Заздравный тостъ: да здравствуетъ вовѣки

Царь -- нѣтъ, не царь -- а богъ Сарданапалъ!

ВСѢ (падая на колѣни).

Да здравствуетъ затьмившій бога Бела

Величіемъ, нашъ богъ Сарданапалъ!

(Раздается ударъ грома; нѣкоторые въ смущеніи поднимаются съ колѣнъ).

ЗАМЕСЪ.

Что жъ встали вы? Вѣдь этимъ громомъ боги,

Его отцы, намъ одобренье шлютъ.

МИРРА.

Нѣтъ, гнѣвную угрозу. Царь, ужели

Безумное нечестье запретить

Не поспѣшишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Нечестье? Отчего же?

Когда могли богами стать мои

Предмѣстники -- къ чему же мнѣ безчестить

Ихъ славный родъ? Но все-таки я встать

Прошу моихъ друзей благочестивыхъ

И набожный порывъ свой посвятить

Гремящему надъ нами; я же только

Любви ищу -- боготворенья мнѣ

Не надобно.

АЛТАДА.

И то и это долженъ

Ты находить въ сердцахъ твоихъ рабовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Громъ, кажется, становится сильнѣе...

Какая ночь ужасная!

МИРРА.

О, да,

Ужасная для тѣхъ, кто не имѣетъ

Дворцовыхъ стѣнъ, чтобъ пріютить своихъ

Поклонниковъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, это правда, Мирра!

И если бъ могъ я обратить мои

Владѣнія въ одинъ пріютъ широкій

Для страждущихъ -- я поступилъ бы такъ.

МИРРА.

Ты, стало быть, не богъ, когда не можешь

Столь добраго желанья своего

Осуществить?

САРДАНАПАЛЪ.

А что же ваши боги,

Которые и могутъ, да вѣдь вотъ

Не дѣлаютъ?

МИРРА.

Оставь такія рѣчи --

Мы прогнѣвимъ безсмертныхъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Это такъ.

Упреки имъ не меньше непріятны,

Чѣмъ смертному... Друзья, вотъ что пришло

Мнѣ въ голову: не будь на свѣтѣ храмовъ,

Могли ли бы -- какъ думаете вы --

Существовать поклонники у неба,

Особенно, когда оно гремитъ

И злобится, какъ нынче?

МИРРА.

Персіянинъ

Молитву совершаетъ на горѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, въ тѣ часы, когда блистаетъ солнце.

МИРРА.

А я бы знать желала: если бъ твой

Дворецъ теперь сталъ грудою развалинъ

И опустѣлъ, то много ли льстецовъ

Явилось бы лобзать тотъ прахъ, въ которомъ

Лежалъ бы царь?

АЛТАДА.

Красавица-гречанка

На нашъ народъ глядитъ ужъ черезчуръ

Насмѣшливо, не будучи, однако,

Достаточно знакома съ нимъ. У насъ

Въ Ассиріи всѣ счастливы лишь счастьемъ

Своихъ царей, гордятся только тѣмъ,

Что могутъ ихъ боготворить.

САРДАНАПАЛЪ.

Простите

Красавицу-гречанку за слова

Недобрыя.

АЛТАДА.

Простить, о повелитель,

Когда ее мы чтимъ, послѣ тебя,

Превыше всѣхъ? Постойте! Что такое

Послышалось?

ЗАМЕСЪ.

Должно быть, гдѣ нибудь

Невдалекѣ въ ворота стукнулъ вѣтеръ.

АЛТАДА.

Какъ будто-бы бряцанье... Вотъ опять!

ЗАМЕСЪ.

Да просто дождь бьетъ въ крышу.

САРДАНАПАЛЪ.

Безъ сомнѣнья.

(Миррѣ).

Настроила ль ты арфу, ангелъ мой?

Спой пѣсню мнѣ изъ Сафо -- знаешь, Сафо,

Которая на родинѣ твоей

Низвергнулась...

Входитъ ПАНІА сь обнаженнымъ мечемъ; одежда его въ крови и безпорядкѣ. Гости встаютъ въ испугѣ.

ПАНІА (стражѣ).

Не медля ни минуты,

Займите всѣ ворота, стѣны всѣ!

Къ оружію, къ оружію! Опасность

Грозитъ царю! Простите, государь,

Поспѣшности: она не что иное,

Какъ преданность...

САРДАНАПАЛЪ.

Въ чемъ дѣло?

ПАНІА.

То, чего

Князь Салеменъ боялся, совершилось:

Коварные сатрапы...

САРДАНАПАЛЪ.

Раненъ ты?

Скорѣй вина! Переведи дыханье,

Мой Паніа!

ПАНІА.

Нѣтъ, это ничего,

Простой ударъ. Я больше изнурился

Поспѣшностью предупредить царя,

Чѣмъ раною, полученною въ схваткѣ

Изъ-за него.

МИРРА.

Что жъ дальше? Говори --

Мятежники...

ПАНІА.

Едва достичь успѣли

Своихъ казармъ Арбакъ и Белезисъ,

Какъ продолжать дорогу отказались.

Когда же я рѣшился власть мою

Употребить, они призвали въ помощь

Свои войска, и тѣ возстали вдругъ

Съ неистовой отвагой.

МИРРА.

Всѣ?

ПАНІА.

Въ огромномъ

Количествѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Свободныхъ словъ своихъ

Ты не щади изъ страха ранить правдой

Мой нѣжный слухъ.

ПАНІА.

Мой небольшойотрядъ

Не измѣнилъ, и тѣ, что въ немъ остались

Еще въ живыхъ, до этихъ поръ хранятъ

Долгъ вѣрности.

МИРРА.

А кромѣ ихъ, другіе

Всѣ перешли на сторону врага?

ПАНІА.

Нѣтъ, есть еще бактрійцы: ихъ начальникъ --

Князь Салеменъ. Онъ подоспѣлъ ко мнѣ,

Подвинутый тревожнымъ подозрѣньемъ.

Ихъ много тамъ, и храбро бьются всѣ

Съ мятежными войсками, поле битвы

За шагомъ шагъ отстаивая; цѣпь

Вокругъ дворца составили, стараясь

Сюда стянуть всѣ силы и спасти

Царя... Меня прислали...

МИРРА.

Колебаньямъ

Не мѣсто здѣсь.

ПАНІА.

Монарха молитъ князь

Хотя на мигъ скорѣй вооружиться

И выѣхать къ войскамъ. Его одно

Присутствіе подѣйствуетъ сильнѣе,

Чѣмъ наши всѣ усилья.

САРДАНАПАЛЪ.

Эй! Подать

Оружіе мое!

МИРРА.

И ты рѣшился?

САРДАНАПАЛЪ.

Рѣшился ль я? Эй, живо! Но щита

Не нужно мнѣ: тяжелъ онъ. Легкій панцырь

И мечъ подать! А гдѣ бунтовщики?

ПАНІА.

На стадію, не больше, отъ наружныхъ

Дворцовыхъ стѣнъ кипитъ кровавый бой.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ я могу верхомъ сражаться. Сферо,

Вели сѣдлать! У насъ въ однихъ дворахъ

Полъ-конницы Аравіи свободно

Помѣстится...

(Сферо уходитъ).

МИРРА.

Какъ я люблю тебя!

САРДАНАПАЛЪ.

Я въ этомъ былъ всегда увѣренъ твердо.

МИРРА.

Но лишь теперь тебя узнала я!

САРДАНАПAЛЪ.

(одному изъ служителей).

Мое копье пусть тоже не забудутъ.

Гдѣ Салеменъ?

ПАНІА.

Гдѣ долженъ быть солдатъ --

Въ бою -- въ пылу сраженія.

САРДАНАПАЛЪ.

Спѣши же

Теперь къ нему. Свободны ли пути?

Осталось ли открытымъ сообщенье

Межъ нашими войсками и дворцомъ?

ПАНІА.

Да, государь, его еще открытымъ

Оставилъ я. На этотъ счетъ вполнѣ

Спокоенъ будь: солдаты наши твердо

Стояли тамъ; фаланга вся была

Построена.

САРДАНАПАЛЪ.

Скажи, чтобъ онъ покамѣстъ

Берегъ себя; что дорожить собой

Не стану я и -- ѣду.

ПАНІА.

Въ этомъ словѣ

Заключена побѣда, государь.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Алтада, что жъ? Вооружайся! Замесъ --

И ты иди! Тамъ, въ арсеналѣ, вы

Найдете все. Да помѣстите женщинъ

Куда-нибудь подальше; караулъ

Поставьте тамъ и прикажите строго

Не отходить, покамѣстъ не убьютъ.

Ты, Замесъ, имъ командуешь. Алтада,

Вооружись и возвратись сюда:

Ты состоишь при насъ.

(Замесъ, Алтада и всѣ остальные, кромѣ Мирры, уходятъ).

Входитъ Сферо и другіе съ вооруженіемъ.

СФЕРО.

Вооруженье

Твое, монархъ.

САРДАНАПАЛЪ (надѣвая панцыръ).

Сперва мой панцырь. Такъ!

Теперь мой мечъ и перевязь... А шлемъ-то

Я позабылъ. Подайте. Нѣтъ, тяжелъ

Ужъ слишкомъ онъ. Ошибся ты: не этотъ

Я требовалъ -- другой, что окруженъ

Коронкою.

СФЕРО.

Я думалъ, царь, что, ярко

Каменьями блистая, онъ твое

Священное чело подвергнетъ сразу

Опасности быть узнаннымъ. Повѣрь,

Что этотъ шлемъ хоть проще онъ, но крѣпче.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты думалъ! Другъ, не сталъ ли ужъ и ты

Мятежникомъ? Твой долгъ -- повиноваться.

Ступай и... Нѣтъ, ужъ поздно... Обойдусь

Безъ шлема я.

СФЕРО.

По крайней мѣрѣ этотъ

Изволь надѣть.

САРДАНАПАЛЪ.

Изволь надѣть Кавказъ!

Изволь ходить съ огромною горою

На головѣ!

СФЕРО.

Послѣдній изъ солдатъ

Не выйдетъ въ бой такимъ незащищеннымъ.

Тебя сейчасъ узнаютъ, государь:

Гроза прошла, и мѣсяцъ въ полномъ блескѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Быть узнаннымъ и цѣль моя. А такъ

Она скорѣй достигнется. Давайте

Теперь копье. Готово.

(Идетъ и останавлавается).

Да, забылъ

Дай зеркало мнѣ.

СФЕРО.

Зеркало, властитель?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, подданный,-- изъ свѣтлой мѣди, то,

Что въ Индіи мы добыли. Скорѣе!

(Сферо уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (Миррѣ).

Дитя мое, найди себѣ пріютъ

Надежнѣе. Зачѣмъ отъ прочихъ женщинъ

Отстала ты?

МИРРА.

Мнѣ мѣсто -- здѣсь.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда жъ

Уѣду я?

МИРРА.

Тогда я за тобою

Послѣдую.

САРДАНАПАЛЪ.

На поле битвы, ты?

МИРРА.

Когда бъ и такъ -- я не была бы первой

Гречанкою, свершившей этотъ путь...

Здѣсь буду ждать я твоего возврата.

САРДАНАПАЛЪ.

Опасный пунктъ ты выбрала: сюда

Скорѣй всего они ворвутся, если

Одержатъ верхъ. Коль это суждено

И больше я не возвращусь...

МИРРА.

Съ тобою

Мы все таки сойдемся.

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ же?

МИРРА.

Тамъ,

Гдѣ, наконецъ, сойдутся всѣ: въ Аидѣ,

Когда, какъ я предполагаю, берегъ

За Стиксомъ есть; а если нѣтъ его --

Въ пыли гробовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

И ты не побоишься?

МИРРА.

Лишь одного боюсь я: пережить

То, что люблю, и сдѣлаться добычей

Бунтовщиковъ. Впередъ -- и будь героемъ!

(Сферо возращается съ зеркаломъ).

САРДАНАПАЛЪ (смотритъ въ зеркало).

Присталъ ко мнѣ недурно этотъ панцырь,

И перевязь -- не хуже. Только шлемъ

Совсѣмъ нейдетъ.

(Бросаетъ его, примѣривъ еще разъ). .

Да, эти украшенья,

Кажись, къ лицу. Теперь осталось ихъ

Испробовать. Алтада! Гдѣ Алтада?

СФЕРО.

Онъ у дверей стоитъ съ твоимъ щитомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, я забылъ, что онъ мой щитоносецъ

По праву родовому, искони

Живущему въ его семействѣ... Мирра,

Теперь прощай и поцѣлуй меня...

Еще... Еще... И что бы ни случилось,

Люби меня. Я славу всю свою

Поставлю въ томъ, чтобъ сдѣлаться достойнымъ

Твоей любви.

МИРРА.

Ступай и побѣди!

(Сарданапалъ и Сферо уходятъ).

МИРРА (одна).

Вотъ я одна. Всѣ, всѣ ушли. А сколько

Воротится?.. Быть можетъ, ни одинъ!

О, пусть бы я погибла -- лишь бы только

Онъ побѣдилъ! Когда не побѣдитъ,

Погибну я: его не въ состояньи

Я пережить. Вокругъ души моей

Обвился онъ... какъ, почему -- не знаю.

Не потому, что царь онъ: вѣдь теперь

Власть царская у ногъ его престола

Колеблется, и передъ нимъ земля

Разверзлась съ тѣмъ, чтобъ только на могилу

Мѣстечко дать несчастному, а я

Люблю его еще сильнѣй, чѣмъ прежде.

О, мощный Зевсъ! Прости моей любви

Чудовищной: вѣдь мой избранникъ -- варваръ,

Не знающій Олимпа! Да, теперь,

Теперь люблю я больше, чѣмъ... Что это?

Военный кличъ? И, кажется, все ближе,

Все ближе онъ. Ну, что же, если такъ --

(вынимаетъ стклянку)

Колхидскій ядъ, что дѣлать научился

На берегахъ Эвксинскихъ мой отецъ,

И мнѣ открылъ, какъ сохранять его --

Освободитъ меня. Уже давно бы

Свободу въ немъ нашла я для себя,

Когда бъ любовь мнѣ не дала забвенья,

Что я раба. Ахъ, тамъ, гдѣ всѣ -- рабы,

И лишь одинъ свободенъ, тамъ, гдѣ всякій

Неволею гордится, лишь бы онъ

И въ свой чередъ имѣлъ рабовъ, стоящихъ

Внизу его на рабства ступеняхъ --

Тамъ позабыть не трудно, что оковы,

Надѣтыя на тѣло, какъ нарядъ --

Такія же оковы. Снова крики

И звонъ мечей! И вотъ теперь... теперь...

Входитъ Aлтaда.

Эй, Сферо, эй!

МИРРА.

Его здѣсь нѣтъ. Что хочешь

Ему сказать? Какъ тамъ идетъ сраженье?

AЛТАДА.

Сомнительно и горячо.

МИРРА.

А царь?

AЛТAДА.

САЛЕМЕНЪ.

И въ правѣ взять обратно.

САРДАНАПАЛЪ.

То слово государя.

САЛЕМЕНЪ.

И оно

Поэтому рѣшительную силу

Должно имѣть. Да, эта полу-милость

Изгнанія ихъ только раздражитъ;

Прощеніе должно быть полнымъ, или

Оно -- ничто.

САРДАНАПАЛЪ.

Но кто жь меня заставилъ

Увидѣвши, что я ихъ удалилъ

Отъ должности, иль запретилъ имъ только

Сюда ходить -- кто убѣдилъ меня

Отправить ихъ въ сатрапіи?

САЛЕМЕНЪ.

Да, точно --

Я позабылъ объ этомъ; то-есть, царь,

За мой совѣтъ меня ты будешь въ правѣ

Тогда бранить, когда удастся имъ

Въ сатрапіи дѣйствительно доѣхать.

САРДАНАПАЛЪ.

А если не доѣдутъ, то -- смотри!--

И въ цѣлости -- замѣть себѣ ты это --

И въ цѣлости полнѣйшей -- о себѣ

Совѣтую подумать.

САЛЕМЕНЪ.

Позволенья

Прошу уйти; за безопасность ихъ

Ручаюсь я.

САРДАНАПАЛЪ.

Ступай же и помягче

Вперёдъ смотри на брата своего.

САЛЕМЕНЪ.

Служить царю всегда я буду честно.

(Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Онъ слишкомъ строгъ; душа его -- скала

По твёрдости, но высотою тоже

Подобна ей: грязь пошлости земной

Её ещё нигдѣ не запятнала.

Я не таковъ: я мягкій чернозёмъ,

Пропитанный цвѣтами; но извѣстно,

Что какова земля, таковъ всегда

И плодъ ея. Быть-можетъ поступилъ я

Неправильно; но это заблужденье

Весьма легко лежитъ на чувствѣ томъ,

Которое назвать я не умѣю:

Я знаю лишь, что у меня въ душѣ

Оно родитъ то скорбь, то наслажденье,

Что, точно духъ, у сердца моего

Оно сидитъ, чтобъ всѣ его біенья

Сосчитывать, не ускоряя ихъ,

И задаётъ вопросы мнѣ такіе,

Съ какими бы ни смертный не посмѣлъ

Ко мнѣ придти, ни самъ Ваалъ, оракулъ

Божественный, хоть часто онъ во мглѣ

Вечерней вдругъ нахмуритъ гнѣвно брови,

И мраморный величественный ликъ

Измѣнится такъ странно, что порою

Мнѣ кажется -- статуя собралась

Наговорить... Но прочь всѣ эти мысли

Нелѣпыя! Я радости хочу --

И вотъ идётъ ея прекрасный вѣстникъ!

Входитъ МИРРА.

МИРРА.

Царь! небо всё заволокло -- и громъ

Проносится по тучамъ, быстро, быстро

Идущимъ къ намъ и яркимъ блескомъ молній

Вѣщающимъ ужасную грозу.

Теперь дворца ты вѣрно не оставишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты говоришь -- грозу?

МИРРА.

Да, царь мой добрый.

САРДАНАПАЛЪ.

Что до меня, я вовсе бы не прочь,

Чтобъ мирная картина замѣнилась

Борьбой стихій; но это не совсѣмъ

Пристало бы и къ шелковымъ одеждамъ

Моихъ гостей, и къ нѣжнымъ лицамъ ихъ.

Скажи, дитя -- и ты изъ тѣхъ, которыхъ

Вой тучъ страшитъ'?

МИРРА.

На родинѣ моей

Ихъ голоса мы чтимъ, какъ предвѣщанье

Юпитера.

САРДАНАПАЛЪ.

Юпитера? А, да,

То вашъ Ваалъ... И вашъ имѣетъ громы

Въ своихъ рукахъ, и заявляетъ онъ

Но временамъ летящими стрѣлами

Божественность свою; но иногда

Случается -- она ударитъ прямо

Въ его жь алтарь.

МИРРА.

О, это страшный знакъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да -- для жрецовъ. Ну, хорошо, сегодня

Мы изъ дворца не выѣдемъ и пиръ

Устроимъ здѣсь.

МИРРА.

Благословенъ Юпитеръ,

Услышавшій мольбу, которой внять

Ты не хотѣлъ. Безсмертные добрѣе

Къ тебѣ, мой царь, чѣмъ самъ ты: для того,

Чтобъ защитить тебя отъ вражьей злобы,

Они грозу воздвигли межъ тобой

И этими врагами.

САРДАНАПАЛЪ.

Если только

Опасность есть, дитя моё, она,

Я думаю, одна и таже -- здѣсь ли,

Въ стѣнахъ дворца, на берегу ль рѣки?

МИРРА.

Нѣтъ, государь, нѣтъ -- эти стѣны прочны

И высоки, и стражею онѣ

Окружены. Чтобъ но дворецъ проникнуть,

Измѣнникамъ пробиться бы пришлось

Сквозь цѣлый рядъ воротъ и корридоровъ

Извилистыхъ; а павильонъ ничѣмъ

Не защищенъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ завелась измѣна,

Тамъ защитить не могутъ ни дворцы,

Ни крѣпости, ни гордыя вершины

Туманнаго Кавказа, гдѣ орёлъ

Скрывается въ ущельяхъ недоступныхъ,

И какъ стрѣла всегда найдётъ царя

Воздушнаго, такъ сталь найдётъ земного,

Гдѣ бъ ни былъ онъ. Но успокойся: двухъ,

Тревогу всю надѣлавшихъ -- виновны ль,

Невинны ли они -- изгнали мы

И въ дальній путь отправили.

МИРРА.

Такъ, значитъ,

Они живутъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты кровожадна -- ты?

МИРРА.

Безтрепетно взглянула бъ я на кару

Законную того, кто посягнулъ

На жизнь твою; иначе не была бы

Я и своей достойна. Салеменъ

Тебѣ сказалъ вѣдь точно тоже.

САРДАНАПАЛЪ.

Странно!

И доброта и строгость въ заговоръ

Вступили здѣсь, и обѣ подстрекаютъ

Меня на месть.

МИРРА.

То добродѣтель грековъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Но не царей. Я не хочу ея;

И если бъ мстить когда-нибудь рѣшился,

То лишь царямъ, какъ равнымъ мнѣ.

МИРРА.

Тѣ двое

Хотѣли стать царями.

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра, ты

Ужь черезъ-чуръ по женски разсуждаешь,

И этому причиной только страхъ.

МИРРА.

Страхъ за тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Тамъ за кого бы ни былъ,

Онъ всё же страхъ.

Твой полъ, какъ я не разъ

Замѣтить могъ, однажды гнѣвомъ злобнымъ

Воспламенясь, ужь мстительность свою

Пугливую доводитъ до упорства,

Котораго себѣ за образецъ

Я не возьму. Но ты всегда казалась

Мнѣ чуждою и слабости такой,

И вообще безпомощности дѣтской

Восточныхъ женъ.

МИРРА.

Мой добрый государь,

Не стану я кичиться ни любовью

Моей души, ни доблестью ея.

До-этихъ-поръ я блескъ съ тобой дѣлила --

И раздѣлю превратности твои.

Быть-можетъ, день придётъ, когда въ рабынѣ

Ты вѣрности увидишь больше, чѣмъ

Во всѣхъ тѳбѣ подвластныхъ миріадахъ.

Но да хранятъ отъ этого тебя

Безсмертные. А мнѣ гораздо лучше

Любимой быть на вѣру, чѣмъ любовь

Доказывать тебѣ въ твоихъ несчастьяхъ,

Которыя, быть-можетъ, облегчить

Заботами моими я не въ силахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ есть любовь высокая, туда

Несчастіе не проникаетъ -- развѣ

Лишь для того, чтобъ укрѣпить её

И убѣжать предъ тѣмъ, чего не можетъ

Оно убить... Однако, часъ насталъ --

Идёмъ встрѣчать гостей любезныхъ нашихъ.

(Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Освѣщенный залъ во дворцѣ. На дворѣ буря; громъ слышится во всё продолженіе пиршества. САРДАНАНАЛЪ и его гости за столомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Полнѣе лей! Вотъ истинное царство

Гдѣ для меня: среди блестящихъ глазъ

И этихъ лицъ счастливыхъ и прекрасныхъ!

Сюда печаль проникнуть не дерзнётъ.

ЦАМЕСЪ.

Какъ никуда она не проникаетъ:

Гдѣ государь, тамъ ярко свѣтитъ намъ

Веселіе.

САРДАНАПАЛЪ.

Не лучше развѣ это

Немвродовыхъ охотъ или гоньбы

Прабабушки моей безумно-дикой

За царствами, которыя она,

Завоевавъ, однако не умѣла

Удерживать?

АЛТАДА.

Какъ ни были они

Прославлены, подобно всѣмъ изъ рода

Твоихъ отцовъ, но ни одинъ изъ нихъ

Не превзошелъ царя Сарданапала,

Который всей отрадой дней своихъ

Поставилъ миръ -- единственную славу

Нелживую.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, миръ, Алтада мой,

И свѣтлое веселье; слава -- только

Дорога къ нимъ! Цѣль жизни -- наслажденье,

И я избралъ кратчайшій путь; его

Я не свершалъ по трупамъ человѣчьимъ,

Могилою не дѣлалъ каждый шагъ.

ЦАМЕСЪ.

Нѣтъ, никогда. Здѣсь всѣ сердца счастливы,

Всѣ голоса благословенья шлютъ

Царю любви, дающему вселенной

Незыблемую радость!

САРДАНАПАЛЪ.

Въ этомъ ты

Увѣренъ ли? А я слыхалъ иное:

Что будто бы измѣна завелась

Вокругъ меня.

ЦАМЕСЪ.

Измѣнникъ тотъ, кто смѣетъ

Такъ говорить! Не можетъ это быть!...

Изъ-за чего?

САРДАНАПАЛЪ.

Изъ-за чего?... Да, правда...

Наполни-ка мой кубокъ. Не хочу

И думать я объ этомъ. Нѣтъ межъ нами

Измѣнниковъ, а есть -- такъ далеко

Они теперь.

АЛТАДА.

Почтеннѣйшіе гости,

Прошу склонить колѣни и прослушать

Заздравный тостъ: да здравствуетъ вовѣки

Царь -- нѣтъ, не царь -- а богъ Сарданапалъ!

ВСѢ (падая на колѣни).

Да здравствуетъ, затьмившій бога Бела

Величіемъ, нашъ богъ Сарданапалъ!

(Раздаётся ударъ грома; нѣкоторые въ смущеніи поднимаются съ колѣнъ.)

ЦАМЕСЪ.

Что жь встали вы? Вѣдь этимъ громомъ боги.

Его отцы, намъ одобренье шлютъ.

МИРРА.

Нѣтъ, гнѣвную угрозу. Царь, ужели

Безумное нечестье запретить

Не поспѣшишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Нечестье? Отчего же?

Когда могли богами стать мои

Предмѣстники -- къ чему же мнѣ безчестить

Ихъ славный родъ? Но всё-таки я встать

Прошу моихъ друзей благочестивыхъ

И набожный порывъ свой посвятить

Гремящему наъь нами; я же только

Любви ищу -- боготворенье мнѣ

Не надобно.

АЛТАДА.

И то и это долженъ

Ты находить въ сердцахъ твоихъ рабовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Громъ, кажется, становится сильнѣе...

Какая ночь ужасная!

МИРРА.

О, да,

Ужасная для тѣхъ, кто не имѣетъ

Дворцовыхъ стѣнъ, чтобъ пріютить своихъ

Поклонниковъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, это правда, Мирра!

И еслибъ могъ я обратить мои

Владѣнія въ одинъ пріютъ широкій

Для страждущихъ -- я поступилъ бы такъ.

МИРРА.

Ты, стало-быть, не богъ, когда не можешь

Столь добраго Желанья своего

Осуществить?

САРДАНАПАЛЪ.

А что же ваши боги,

Которые и могутъ, да вѣдь вотъ

Не дѣлаютъ?

МИРРА.

Оставь такія рѣчи --

Мы прогнѣвимъ безсмертныхъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Это такъ.

Упрёки имъ не меньше непріятны,

Чѣмъ смертному... Друзья, вотъ что пришло

Мнѣ въ голову: не будь на свѣтѣ храмовъ,

Могли ли бы -- какъ думаете вы --

Существовать поклонники у неба,

Особенно когда оно гремитъ

И злобится, какъ ныньче?

МИРРА.

Персіянинъ

Молитву совершаетъ на горѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, въ тѣ часы, когда блистаетъ солнце.

МАРРА.

А я бы знать желала: если бъ твой

Дворецъ теперь сталъ грудою развалинъ

И опустѣлъ, то много ли льстецовъ

Явилось бы лобзать тотъ прахъ, въ которомъ

Лежалъ бы царь?

АЛТАДА.

Красавица-гречанка

На нашъ народъ глядитъ ужь черезъ-чуръ

Насмѣшливо, не будучи, однако.

Достаточно знакома съ нимъ. У насъ

Въ Ассиріи всѣ счастливы лишь счастьемъ

Своихъ царей, гордятся только тѣмъ,

Что могутъ ихъ боготворить.

САРДАНАПАЛЪ.

Простите

Красавицѣ-гречанкѣ за слова

Недобрыя.

АДТАЛА.

Простить, о повелитель,

Когда её мы чтимъ, послѣ тебя,

Превыше всѣхъ? Постойте! Что такое

Послышалось?

ЦАМЕСЪ.

Должно быть, гдѣ-нибудь

Невдалекѣ въ ворота стукнулъ вѣтеръ.

АЛТАДА.

Какъ будто-бы бряцанье... Вотъ опять!

ЦАМЕСЪ.

Да просто дождь бьётъ въ крышу.

САРДАНАПАЛЪ.

Безъ сомнѣнья.

(Миррѣ.)

Настроила ль ты арфу, ангелъ мой?

Спой пѣсню мнѣ изъ Сафо -- знаешь, Сафо,

Которая на родинѣ твоей

Низвергнулась...

Входитъ ПАНІА съ обнаженнымъ мечемъ; одежда его въ крови и безпорядкѣ. Гости встаютъ въ испугѣ.

ПАНІА (стражѣ).

Не медля ни минуты,

Займите всѣ ворота, стѣны всѣ!

Къ оружію, къ оружію! Опасность

Грозитъ царю! Простите, государь,

Поспѣшности: она не что иное,

Какъ преданность...

САРДАНАПАЛЪ.

Въ чёмъ дѣло?

ПАНІА.

То, чего

Князь Салеменъ боялся, совершилось:

Коварные сатрапы...

САРДАНАПАЛЪ.

Раненъ ты?

Скорѣй вина! Переведи дыханье,

Мой Паніа!

ПАНІА.

Нѣтъ, это ничего,

Простой ударъ. Я больше изнурился

Поспѣшностью предупредить царя,

Чѣмъ раною, полученною въ схваткѣ

Изъ-за него.

МИРРА.

Что жь дальше? Говори --

Мятежники...

ПАНІА.

Едва достичь успѣли

Своихъ казармъ Арбакъ и Белезисъ,

Какъ продолжать дорогу отказались.

Когда же я рѣшился власть мою

Употребить, они призвали въ помощь

Свои войска и тѣ возстали вдругъ

Съ неистовой отвагой.

МИРРА.

Всѣ?

ПАНІА.

На стадію, не больше, отъ наружныхъ

Дворцовыхъ стѣнъ, кипитъ кровавый бой.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ я могу верхомъ сражаться. Сферо,

Вели сѣдлать! У насъ въ однихъ дворахъ

Полъ-конницы Аравіи свободно

Помѣстится...

(Сферо уходитъ.)

МИРРА.

Какъ я люблю тебя!

САРДАНАПАЛЪ.

Я въ этомъ былъ всегда увѣренъ твёрдо.

МИРРА.

Но лишь теперь тебя узнала я!

САРДАНАПАЛЪ (одному изъ служителей).

Моё копьё пусть тоже не забудутъ.

Гдѣ Салеменъ?

ПАНІА.

Гдѣ долженъ быть солдатъ --

Въ бою -- въ пылу сраженія.

САРДАНАПАЛЪ.

Спѣши же

Теперь къ нему. Свободны ли пути?

Осталось ли открытымъ сообщенье

Межь нашими войсками и дворцомъ?

ПАНІА.

Да, государь, его ещё открытымъ

Оставилъ я. На этотъ счётъ вполнѣ

Спокоенъ будь: солдаты наши твёрдо

Стояли тамъ; фаланга вся была

Построена.

САРДАНАПАЛЪ.

Скажи, чтобъ онъ покамѣстъ

Берёгъ себя; что дорожить собой

Не стану я и -- ѣду.

ПАНІА.

Въ этомъ словѣ

Заключена побѣда, государь.

(Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Алтада, что жь? Вооружайся! Цамесъ --

И ты иди! Тамъ, въ арсеналѣ, вы

Найдёте всё. Да помѣстите женщинъ

Куда-нибудь подальше; караулъ

Поставьте тамъ и прикажите строго

Не отходить, покамѣстъ не убьютъ.

Ты, Дамесъ, имъ командуешь. Алтада,

Вооружись и возвратись сюда:

Ты состоишь при насъ.

(Цамесъ, Алтада и всѣ остальные, кромѣ Мирры, уходятъ.)

Входитъ СФЕРО и другіе, съ вооруженіемъ.

СФЕРО.

Вооруженье

Твоё, монархъ.

САРДАНАПАЛЪ (на панцирь).

Сперва мой панцырь. Такъ!

Теперь мой мечъ и перевязь... А шлемъ-то

Я позабылъ. Подайте. Нѣтъ, тяжелъ

Ужь слишкомъ онъ. Ошибся ты: не этотъ

Я требовалъ -- другой, что окруженъ

Коронкою.

СФЕРО.

Я думалъ, царь, что ярко

Каменьями блистая, онъ твоё

Священное чело подвергнетъ сразу

Опасности быть узнаннымъ. Повѣрь,

Что этотъ шлемъ, хотя бѣднѣй, но крѣпче.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты думалъ! Другъ, не сталъ ли ужь и ты

Мятежникомъ? Твой долгъ -- повиноваться.

Ступай и... Нѣтъ, ужь поздно... Обойдусь

Безъ шлема я.

СФЕРО.

По-крайней-мѣрѣ этотъ

Изволь надѣть.

САРДАНАПАЛЪ.

Изволь надѣть Кавказъ!

Изволь ходить съ огромною горою

На головѣ!

СФЕРО.

Послѣдній изъ солдатъ

Не выйдетъ въ бой такимъ незащищённымъ.

Тебя сейчасъ узнаютъ, государь:

Гроза прошла, и мѣсяцъ въ полномъ блескѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Быть узнаннымъ и цѣль моя. А такъ

Она скорѣй достигается. Давайте

Теперь копьё. Готово.

(Идётъ и останавливается.)

Да, забылъ!

Дай зеркало мнѣ.

СФЕРО.

Зеркало, властитель?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, подданный -- изъ свѣтлой мѣди, то,

Что въ Индіи мы добыли. Скорѣе!

(Сферо уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ (Миррѣ).

Дитя моё, найди себѣ пріютъ

Надежнѣе. Зачѣмъ отъ прочихъ женщинъ

Отстала ты?

МИРРА.

Мнѣ мѣсто -- здѣсь.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда жъ

Уѣду я?

МИРРА.

Тогда я за тобою

Послѣдую.

САРДАНАПАЛЪ.

На поле битвы, ты'?

МИРРА.

Когда бъ и такъ -- я не была бы первой

Гречанкою, свершившей этотъ путь...

Здѣсь буду ждать я твоего возврата.

САРДАНАПАЛЪ.

Опасный пунктъ ты выбрала: сюда

Скорѣй всего они ворвутся, если

Одержатъ верхъ. Коль это суждено

И больше я не возвращусь...

МИРРА.

Съ тобою

Мы всё-таки сойдёмся.

САРДАНАПАЛЪ.

Гдѣ же?

МИРРА.

Тамъ,

Гдѣ наконецъ сойдутся всѣ: въ Аидѣ,

Когда, какъ я предполагаю, берегъ

За Стиксомъ есть; а если нѣтъ его --

Въ пыли гробовъ.

САРДАНАПАЛЪ.

И ты не побоишься?

МИРРА.

Лишь одного боюсь я: пережить

То, что люблю, и сдѣлаться добычей

Бунтовщиковъ. Вперёдъ -- и будь героемъ!

(Сферо возврашается съ зеркаломъ).

САРДАНАПАЛЪ (смотрится въ зеркало).

Присталъ ко мнѣ недурно этотъ панцырь,

И перевязь -- не хуже. Только шлемъ

Совсѣмъ нейдётъ.

(Бросаетъ его, примѣривъ ещё разъ.)

Да, эти украшенья,

Кажись, въ лицу. Теперь осталось ихъ

Испробовать. Алтада! Гдѣ Алтада?

СФЕРО.

Онъ у дверей стоитъ съ твоимъ щитомъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, я забылъ, что онъ мой щитоносецъ

По праву родовому, искони

Живущему въ его семействѣ... Мирра,

Теперь прощай и поцѣлуй меня...

Ещё... Ещё... И что бы ни случилось,

Люби меня. Я славу всю свою

Поставлю въ томъ, чтобъ сдѣлаться достойнымъ

Твоей любви.

МИРРА.

Ступай и побѣди!

(Сарданапалъ и Сферо уходятъ.)

МИРРА

Вотъ я одна. Всѣ, всѣ ушли. А сколько

Воротится?... быть-можетъ, ни одинъ!

О, пусть бы я погибла -- лишь бы только

Онъ побѣдилъ! Когда не побѣдитъ,

Погибну я: его не въ состояньи

Я пережить. Вокругъ души моей

Обвился онъ -- какъ, почему -- не знаю.

Не потому, что царь онъ: вѣдь теперь

Власть царская у ногъ его престола

Колеблется, и передъ нимъ земля

Разверзлась съ тѣмъ, чтобъ только на могилу

Мѣстечко дать несчастному -- а я

Люблю его ещё сильнѣй, чѣмъ прежде.

О, мощный Зевсъ! Прости моей любви

Чудовищной: вѣдь мой избранникъ -- варваръ,

Не знающій Олимпа! Да, теперь,

Теперь люблю я больше, чѣмъ... Что это?

Военный кличъ? И, кажется, всё ближе,

Всё ближе онъ. Ну, что же, если такъ --

(вынимаетъ стклянку)

Колхидскій ядъ, что дѣлать научился

На берегахъ Эвксинскихъ мой отецъ,

Освободитъ меня. Уже давно бы

Свободу въ нёмъ нашла я для себя,

Когда бъ любовь мнѣ не дала забвенья,

Что я раба. Ахъ, тамъ, гдѣ всѣ -- рабы

И лишь одинъ свободенъ, тамъ, гдѣ всякій

Неволею гордится, лишь бы онъ

И въ свой черёдъ имѣлъ рабовъ, стоящихъ

Внизу его на рабства ступеняхъ --

Тамъ позабыть не трудно, что оковы,

Надѣтыя на тѣло, какъ нарядъ,

Такія же оковы. Снова крики

И звонъ мечей! И вотъ теперь... теперь...

Входитъ АЛТАДА.

Эй, Сферо, эй!

МИРРА.

Его здѣсь нѣтъ. Что хочешь

Ему сказать? Какъ тамъ идётъ сраженье?

АЛТАДА.

Сомнительно и горячо.

МИРРА.

А царь?

АЛТАДА.

Какъ царь. Скорѣй я для него у Сферо

Взять долженъ шлемъ и новое копьё.

До-этихъ-поръ онъ бьётся непокрытый

И держится ужь слишкомъ на виду.

Его тотчасъ узнали какъ солдаты,

Такъ и враги. По волосамъ его

Распущеннымъ и шелковой тіарѣ,

Луною озарённымъ, сразу видно,

Что это царь. И вражьи стрѣлы всѣ

На чудное лицо его, на кудри

Прекрасныя и на повязку ихъ

Широкую направлены.

МИРРА.

О, боги,

Гремящіе въ землѣ моихъ отцовъ,

Васъ я молю спасти его! Ты присланъ

Сюда царёмъ?

АЛТАДА.

Нѣтъ, это Салеменъ,

Безъ вѣдома безпечнаго монарха,

Тайкомъ меня сюда отправилъ. Царь,

Нашъ царь въ бою таковъ же, какъ на пирѣ.

Эй, Сферо, эй! Пойду я въ арсеналъ.

Онъ вѣрно тамъ.

(Уходитъ.)

МИРРА.

Нѣтъ, на душу позора

Я не беру -- нѣтъ, не безчестна я

Тѣмъ, что люблю такого человѣка.

И въ этотъ мигъ почти желала бъ я --

Чего ещё ни разу не желала --

Чтобъ онъ былъ грекъ. Да, ежели Алкидъ

Покрылъ себя стыдомъ за-то, что въ платье

Лидіянки Омфалы наряжался

И пряжу прялъ ея веретеномъ,

То человѣкъ, который, бывши съ дѣтства

До зрѣлыхъ лѣтъ у женщинъ на рукахъ,

Становится внезапно Геркулесомъ

И съ пира въ бой, какъ въ брачную постель

Кидается -- вполнѣ, вполнѣ достоинъ,

Чтобъ въ дѣвушкѣ-гречанкѣ онъ нашелъ

Любовницу, и въ греческомъ поэтѣ --

Пѣвца себѣ, и въ греческой могилѣ --

Свои памятникъ...

Входитъ ВОИНЪ.

Какъ битва тамъ идётъ?

ВОИНЪ.

Проиграна, почти что безвозвратно

Проиграна. Гдѣ Цамесъ?

МИРРА.

На часахъ

Со стражею у двери женскихъ комнатъ.

(Воинъ уходитъ.)

Ушелъ -- и мнѣ успѣлъ сказать одно:

"Проиграно!" Но что жь ещё желаю

Я услыхать? Вѣдь въ этомъ словѣ -- да,

Въ единственномъ, коротенькомъ словечкѣ --

Погребены и царство, и монархъ,

И славный родъ тринадцати столѣтій,

И жизни цѣлыхъ тысячъ, и судьба

Всего того, что пощадитъ могила!

И я сама, какъ капелька воды,

Которая безслѣдно погибаетъ

Съ волной, её несущею -- и я,

Въ крушеніи великомъ, уничтожусь.

Но счастлива я тѣмъ, что жизнь моя

Въ моихъ рукахъ: надменный побѣдитель

Меня своей добычей никогда

Не назовётъ!

Входитъ ПАНІА.

ПАНІА.

Скорѣй за мною, Мирра!

Намъ каждая минута дорога.

Бѣжимъ скорѣй -- вотъ всё, что намъ осталось.

МИРРА.

А царь?

ПАНІА.

Сюда меня отправилъ онъ,

Чтобъ за рѣку я тайными путями

Тебя увёзъ.

МИРРА.

Такъ, стало быть, онъ живъ?

ПАНІА.

Онъ мнѣ велѣлъ тебя укрыть въ надежномъ

Убѣжищѣ, и проситъ онъ тебя

Жить для него, пока придётъ возможность

Ему съ тобой соединиться вновь.

МИРРА.

Такъ уступить рѣшился онъ?

ПАНІА.

Послѣднимъ

Оставитъ онъ сраженье. Всё, что въ силахъ

Отчаянье свершить -- всё это царь

Свершаетъ тамъ; дворецъ свой шагъ за шагомъ

У мятежа отстаиваетъ онъ.

МИРРА.

Такъ во дворецъ они уже проникли?

Да, крики ихъ разносятся въ стѣнахъ

Старинныхъ залъ, что голосами дикихъ

Мятежниковъ впервые въ эту ночь

Осквернены. Прощай же ассирійскій

Великій родъ! Прощай, Немврода кровь!

Исчезло всё -- всё, даже это имя!

ПАНІА.

Бѣжимъ, бѣжимъ!

МИРРА.

Нѣтъ, я погибну здѣсь!

А ты иди и передай монарху,

Что до конца любила я его!

Входятъ САРДАНАПАЛЪ, САЛЕМЕНЪ съ воинами. Паніа оставляетъ Мирру и присоединяется къ нимъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, если такъ, умрёмъ, по-крайней-мѣрѣ,

Гдѣ родились: въ своёмъ дворцѣ. Друзья,

Не уступать! Сомкнёмъ ряды плотнѣе!

Надежнаго сатрапа я отправилъ

Звать Дамеса со стражею его.

Она свѣжа и преданна -- и будетъ

Сейчасъ сюда. Ещё на всё у насъ

Потеряно. Ты, Паніа, о Миррѣ

Похлопочи.

(Паніа возвращается къ Миррѣ.)

САЛЕМЕНЪ.

Съ минуту отдохнёмъ --

А тамъ, друзья, опять вперёдъ за нашу

Ассирію.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, Салеменъ, скажи --

За Бактрію! О, вѣрные бактрійцы!

Я съ этихъ-поръ со дѣлаюсь царёмъ

Надъ вашею страной, а это царство

Въ провинцію мы вмѣстѣ обратимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Идутъ, идутъ -- вы слышите?

Входятъ БЕЛЕЗИСЪ, АРБАКЪ и мятежники.

АРБАКЪ.

Смѣлѣе!

За мною всѣ! Они у насъ въ сѣтяхъ!

БЕЛИЗИСЪ.

Впёрёдъ, вперёдъ! За насъ и съ нами небо!

(Они нападаютъ на царя и Салемена, которые защищаются до прихода Цамеса со стражей. Мятежники отступаютъ; ихъ преслѣдуютъ Салеменъ и другіе. Царь хочетъ присоединиться къ преслѣдующимъ; въ эту минуту Белезисъ загораживаетъ ему дорогу.)

БЕЛЕЗИСЪ.

Куда, тиранъ? Я кончу эту битву.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ вотъ мы какъ! Воинственный мой жрецъ,

И дорогой пророкъ, и благодарный

Мой подданный -- сдавайся-ка скорѣй,

Прошу тебя. Твоей священной кровью

Не хочется мнѣ руки обагрить:

Другой удѣлъ, тебя вполнѣ достойный,

Готовлю я.

БЕЛЕЗИСЪ.

Твои часъ уже пробилъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не мой, а твой. Въ наукѣ звѣздочётства

Я новичёкъ, но звѣзды вопрошалъ

Ещё на дняхъ -- и вотъ, обозрѣвая

Небесный кругъ, нашелъ твою судьбу

Подъ знакомъ скорпіона. Это значитъ,

Что быть тебѣ раздавленнымъ сейчасъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но не тобой.

(Они дерутся, Белезисъ раненъ и обезоруженъ.)

САРДАНАПАЛЪ

(поднявъ мечъ, чтобъ нанесть ударъ).

Взывай теперь къ планетамъ,

Я погляжу -- слетятъ ли съ небосклона,

Чтобъ защитить и своего пророка,

И честь свою?

(Часть мятежниковъ возвращается и освобождаетъ Белезиса. Они нападаютъ на царя, котораго, въ свою очередь, освобождаютъ его солдаты, вытѣсняющіе бунтовщиковъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Однако этотъ плутъ

Дѣйствительно пророкомъ оказался.

За мною всѣ! Побѣда наша!

(Бросается въ погоню.)

МИРРА (Паніи).

Что жъ

Ты здѣсь стоишь? Зачѣмъ ты позволяешь

Товарищамъ-солдатамъ безъ тебя

Разбить врага?

ПАНІА.

Имѣю приказанье

Я отъ царя -- не оставлять тебя.

МИРРА.

Меня! Иди и обо мнѣ не думай:

Ничья рука не въ правѣ въ часъ такой

Бездѣйствовать. Я не нуждаюсь въ стражѣ

И не прошу оберегать меня.

Тутъ гибнетъ міръ -- такъ время ль для заботы

О женщинѣ? Иди же, говорю,

Иль ты себя навѣки опозоришь!

Но слушаешь? Такъ я сама пойду --

Я, женщина безпомощная -- кинусь

Къ кровавый бой -- и охранять меня

Ты станешь тамъ, гдѣ своему монарху

Ты долженъ быть спасительнымъ щитомъ!

(Уходитъ.)

ПАНІА.

Остановись! Ушла. Случись какое

Несчастье съ ней -- погибъ я навсегда!

Сарданапалъ её дороже цѣнятъ,

Чѣмъ свой престолъ, хотя и за него

Сражается. Прилично ль мнѣ, однако,

Бездѣйствовать, слабѣе быть, чѣмъ онъ,

Онъ, чья рука меча не обнажала

До-этихъ-поръ? Гречанка, воротись --

И я твоё желаніе исполню,

Хоть вопреки велѣнію царя!

(Уходитъ.)

Въ противоположную дверь входятъ АЛТАДА и СФЕРО.

АЛТАДА.

Вотъ, Мирра... Какъ? Ушла? Её, однако,

Я здѣсь нашелъ въ разгарѣ битвы. Съ ней

Былъ Паніа. Что жь съ ними приключилось?

СФЕРО.

Обоихъ ихъ я видѣлъ здѣсь, когда

Послѣдніе мятежники бѣжали...

Въ гаремъ прошли, должно-быть.

АЛТАДА.

Если царь,

Какъ слѣдуетъ разсчитывать, вернётся

Съ побѣдою и не найдётъ своей

Іонянки -- мы пострадаемъ хуже,

Чѣмъ плѣнные мятежники.

СФЕРО.

Идёмъ

Искать скорѣй. Она уйти далёко

Вѣдь не могла; найдя её, царю

Мы сдѣлаемъ подарокъ драгоцѣннѣй

Спасённаго престола.

АЛТАДА.

Самъ Ваалъ

Не бился такъ отчаянно, чтобъ эту

Монархію себѣ завоевать,

Какъ сынъ его изнѣженный -- стараясь

Её спасти. Всѣ мнѣнія о нёмъ

Его друзей, его враговъ заклятыхъ,

Онъ опровергъ. Такъ душный лѣтній день,

Вечернею грозою весь чреватый,

Вдругъ грянетъ такъ, что воздуху, кажись,

Не сдобровать и быть землѣ потопомъ

Загубленной. Да, этотъ человѣкъ

Непостижимъ.

СФЕРО.

Не больше, чѣмъ другіе.

Мы всѣ -- сыны случайности. Идёмъ

Искать рабу -- не-то, изъ-за безумной

Любви его, придётся пострадать

Подъ пыткою и умереть безвинно.

(Уходятъ.)

Входитъ САЛЕМЕНЪ и ВОИНЫ.

САЛЕМЕНЪ.

Побѣда льститъ: отбиты отъ дворца

Мятежники; открыто сообщенье

Съ частями войскъ, стоящихъ за рѣкой.

Они ещё вѣрны царю -- быть-можетъ,

И вѣрными останутся, когда *

Къ нимъ вѣсть дойдётъ, что намъ далась побѣда.

Но гдѣ герой ея? гдѣ государь?

Входитъ САРДАНАПАЛЪ со своими и МИРРА.

САРДАНАПАЛЪ.

Я здѣсь, мой братъ!

САЛЕМЕНЪ.

И невредимъ, надѣюсь?

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, не совсѣмъ. Но это вздоръ... пройдётъ...

И такъ, дворецъ очищенъ.

САЛЕМЕНЪ.

Городъ тоже,

Я думаю. Сторонниковъ у насъ

Всё болѣе и болѣе; отряду

Парѳянскому, который до-сихъ-поръ

Въ резервѣ былъ и такъ и рвётся въ битву

Я приказалъ погонею пойти,

И убѣждёнъ, что скоро отступленье

Мятежниковъ онъ въ бѣгство обратитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ужь это есть; они, по-крайней-мѣрѣ,

Такъ быстро шли, что я за ними въ слѣдъ

Не могъ поспѣть съ бактрійцами моими,

А ужь на что тѣ не жалѣли ногъ.

Но до смерти усталъ я. Сѣсть скорѣе!

САЛЕМЕНЪ.

Царь, вотъ твой тронъ.

САРДАПАНАЛЪ.

Плохое это- мѣсто

Для отдыха и тѣлу и душѣ.

Диванчикъ мнѣ, крестьянскую скамейку,

Ну, что-нибудь...

(Ему подаютъ стулъ.)

Вотъ такъ. Теперь дышать

Свободнѣе.

САЛЕМЕНЪ.

О, этотъ часъ великій

Содѣлался славнѣе, выше всѣхъ,

Пережитыхъ тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

И тяжело,

Конечно, всѣхъ. Гдѣ виночерпій мой?

Подай воды.

САЛЕМЕНЪ (улыбаясь).

Такое приказанье

Впервые онъ услышалъ. Даже я,

Суровѣйшій совѣтникъ, предлагаю

Пурпурное питьё.

САРДАНАПАЛЪ.

Конечно, кровь?

И безъ того ея сегодня вдоволь

Мы пролили; ну, а на счётъ вина,

Такъ ныньче я стихіи чистой цѣну

Вполнѣ узналъ; я трижды пилъ её

И трижды въ бой съ такой кидался силой

И свѣжестью, какихъ ещё въ винѣ

Не находилъ. Гдѣ тотъ солдатъ, что въ шлемѣ

Принёсъ воды напиться мнѣ?

ОДИНЪ ИЗЪ СТРАЖЕЙ.

Убитъ,

Великій царь. Стрѣла пронзила черепъ

Въ тотъ мигъ, когда изъ шлема своего

Онъ выплеснулъ остатки и сбирался

Его надѣть.

САРДАНАПАЛЪ.

Убитъ -- ненаграждёпный!

Убитъ за-то, что напоилъ меня!

Несчастный рабъ! Какая злая доля!

О, будь онъ живъ, я золотомъ его

Пресытилъ бы! Всѣмъ золотомъ вселенной

Не заплатить за наслажденье то,

Которое мнѣ далъ его напитокъ,

Когда внутри горѣло у меня,

Вотъ какъ теперь.

(Ему подаютъ воды.)

Я снова оживаю.

Отъ этихъ поръ изъ кубка буду пить

Въ часы любви, а въ битвѣ -- только воду.

САЛЕМЕНЪ.

Рука твоя въ повязкѣ, государь?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, Белезисъ храбрѣйшій оцарапалъ.

МИРРА.

Онъ раненъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Вздоръ! не стоитъ говорить!

Однако же, теперь, какъ освѣжился

Не много я, боль что-то посильнѣй.

МИРРА.

И рану ты перевязалъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Повязкой

Съ моей же діадемы; въ первый разъ

Нарядная вещица послужила

Къ чему-нибудь серьёзному.

МИРРА (служителямъ).

Скорѣй

Искуснѣйшихъ врачей сюда пошлите!

Пойдёмъ со мной: повязку эту л

Сама сниму и облегчу страданье.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, я не прочь. Всё пуще эта боль...

Но много ли ты смыслишь въ ранахъ? Впрочемъ,

Какой вопросъ! Тебѣ извѣстно ль, братъ,

Гдѣ я нашелъ во время битвы эту

Красавицу?

САЛЕМЕНЪ.

Средь женщинъ остальныхъ,

Подобною испуганной газели.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, не совсѣмъ: подобною подругѣ

Младого льва, когда она, рыча,

Какъ женщина -- а это означаетъ

Неистово, затѣмъ-что страсти всѣ

До крайности лишь въ женщинѣ доходятъ --

Преслѣдуетъ охотника, у ней

Укравшаго дѣтёнышей: такъ Мирра,

Съ огнёмъ въ глазахъ, съ распущенной косой,

Движеньями, и голосомъ, и видомъ

Дерущихся одушевляла.

САЛЕМЕНЪ.

Да?

САРДАНАПАЛЪ.

Не я одинъ, какъ видишь ты, героемъ

Сталъ въ эту ночь... Остановись, глядѣлъ

Я на неё: пылающія щёки,

Сверканіе широкихъ чёрныхъ глазъ

Изъ подъ волосъ, размётанныхъ волною,

На чистомъ лбу лазурныхъ жилокъ сѣть,

Восторженно раздувшіяся ноздри,

Раскрытый ротъ, звукъ голоса ея,

Всѣ голоса собою покрывавшій,

Какъ лютни струнъ не можетъ заглушить

Нестройное бряцаніе кимваловъ;

Движенье рукъ, сверкавшихъ бѣлизной

Ярчѣй, чѣмъ сталь, исторгнутая ею

У павшаго солдата -- это всё

Для нашихъ войскъ её преобразило

Въ пророчицу побѣды надъ врагомъ,

Или саму побѣду, благосклонно

Сошедшую привѣтствовать своихъ.

САЛЕМЕНЪ (въ сторону).

Опять любовь его туманить стала,

И если мы не отвлечёмъ его

Отъ этихъ думъ -- пропало всё.

(Вслухъ.) Однако,

Подумайте о вашей ранѣ, царь.

Вы только-что сказали намъ, что сильно

Она болитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, это правда, но --

Не слѣдуетъ и думать мнѣ объ этомъ.

САЛЕМЕНЪ.

Всѣ нужныя распоряженья мной

Ужъ сдѣланы; теперь узнать отправлюсь,

Исполнено ль всё то, что я велѣлъ,

И возвращусь, чтобъ выслушать желанье

Монаршее.

САРДАНАПАЛЪ.

Прекрасно.

САЛЕМЕНЪ (уходя).

Мирра!

МИРРА.

Князь!

САЛЕМЕНЪ.

Сегодня ты вела себя такъ славно,

Что если бы онъ только не былъ мужъ

Моей сестры... Но я спѣшу... Ты любишь,

Скажи, царя?

МИРРА.

Сарданапала я

Люблю.

САЛЕМЕНЪ.

Но всё жь -- чтобъ онъ царемъ остался,

Желаешь ты?

МИРРА.

Желаю одного,

Чтобъ былъ онъ тѣмъ, чѣмъ долженъ быть -- не меньше.

САЛЕМЕНЪ.

Такъ слушай же: тогда лишь онъ царемъ

Останется, тогда лишь не утратишь

И ты его, тогда лишь станетъ онъ,

Чѣмъ долженъ быть, тогда лишь онъ будетъ,

Когда его ты не допустишь впасть

Въ обычную изнѣженность. Имѣешь

Надъ нимъ ты власть сильный, чѣмъ мудрость вся

Въ стѣнахъ дворца иль весь мятежъ свирѣпый

Внѣ этихъ стѣнъ: не допусти жь его

Опять упасть.

МИРРА.

Мнѣ голосъ Салемена

Для этого не нуженъ. Долгу я

Не измѣню -- и всё, что только въ силахъ

Безпомощности женской...

САЛЕМЕНЪ (перебивая).

Будетъ властью

Всесильною въ его душѣ. Смотри жь,

Воспользуйся ты ею мудро.

(Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра!

Ты шепчешься съ моимъ суровымъ братомъ?

О, ревновать начну я скоро...

МИРРА (улыбаясь).

Да.

И будешь нравъ: нѣтъ въ мірѣ человѣка,

Который бы и женскую любовь,

И воиновъ довѣрье, и покорность

Своихъ рабовъ, и милости царя,

И всѣхъ людей высокое вниманье

Заслуживалъ въ такой же мѣрѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Хвалить его тебѣ не запрещаю --

Но не съ такой горячностью. Ничто,

Меня затьмить способное, не смѣетъ

Въ прекрасныя уста твои влагать

Восторженность. Но, тѣмъ не меньше, правду

Ты говоришь.

МИРРА.

Теперь пойдёмъ со мной --

Давно пора твоей заняться раной --

И обопрись покрѣпче на меня.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, милая, но только не отъ боли.

(Всѣ уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

САРДАНАПАЛЪ спитъ на диванѣ безпокойнымъ сномъ; МИРРА сидитъ около него.

МИРРА (смотря на Сарданапала).

Украдкою пришла я сторожить

Его покой -- коль можетъ быть покоемъ

Мучительный и судорожный сонъ.

Будить его? Нѣтъ, кажется, волненье

Утишилось... О, богъ покоя, ты,

Властитель глазъ сомкнувшихся, и сладки"

Блаженныхъ грёзъ и сна безъ всякихъ сновъ,

Глубокаго, глубокаго -- молю я,

Похожимъ стань на смерть, сестру твою,

Недвижную, нѣмую! Выше счастья

Нѣтъ для людей, быть-можетъ потому,

Что высшее блаженство наше въ царствѣ

Суровой, непробудной и нѣмой

Твоей сестры... Опять зашевелился!

Опять лицо мучительная боль

Подёрнула! Такъ подъ ударомъ вихря

Колеблется гладь озера, спокойно

Лежащаго въ тѣни своей горы;

Такъ осенью колышетъ вѣтеръ листья,

Прильнувшія недвижно и въ тоскѣ

Къ роднымъ вѣтвямъ. Я разбужу сейчасъ же:

Нѣтъ, подожду: какъ знать, чего тогда

Лишится онъ? Онъ, кажется, страдаетъ;

Но если я нарушу этотъ сонъ

Для болѣе мучительныхъ страданій?

Быть-можетъ, тутъ причиною всему

Волненіе ужасной этой ночи

И просто боль отъ раны, хоть она

Весьма легка; быть-можетъ, безпокоюсь

Я болѣе, чѣмъ онъ страдаетъ. Нѣтъ,

Пускай его и лечитъ, и спасаетъ

Природа мать; а я останусь здѣсь

Помощницей при ней, но не помѣхой.

САРДАНАПАЛЪ (просыпаясь).

Нѣтъ, ни за что, хотя бы въ небесахъ

Размножили вы звѣзды и надъ ними,

Въ сообществѣ своёмъ, меня царёмъ

Содѣлали! Нѣтъ, этою цѣною

Я не куплю господства для себя

Надъ вѣчностью! Прочь отъ меня ты, старый

Ловецъ звѣрей перворождённыхъ! Прочь

И вы, людей собратьевъ также точно

Травившіе, какъ звѣря, вы, въ тѣ дни --

Лишь смертные разбойники, а ныньче --

Безсмертные, когда не лгутъ жрецы!

И ты, моя жестокая праматерь,

Сочащаяся кровью и пятой

Давящая индійскихъ труповъ кости!

Прочь, прочь! Гдѣ я? Гдѣ привидѣнья? Гдѣ...

Нѣтъ, предо мной не привидѣнья! Ихъ бы

Я могъ узнать среди всего, что смерть

Дерзнула бы изъ чёрной бездны вызвать,

Чтобъ устрашить живущихъ. Мирра!

МИРРА.

Ахъ!

Какъ блѣденъ ты! На лбу твоёмъ, подобно

Ночной росѣ, лежитъ холодный нотъ.

Мой дорогой, опомнись, успокойся!

Твои слова съ того какъ-будто свѣта

Доносятся, когда на этомъ ты --

Владыка-царь. О, прогони же думы

Зловѣщія: всё будетъ хорошо.

САРДАНАПАЛЪ.

Дай руку мнѣ... Вотъ такъ... Да, это, точно,

Твоя рука. Да, это плоть... Сожми,

Сожми сильнѣй, чтобъ ощутилъ я снова,

Что сталъ я тѣмъ, чѣмъ прежде былъ.

МИРРА.

И я

Въ твоихъ глазахъ пусть снова тѣмъ же стану,

Чѣмъ и была, и вѣчно быть должна --

Твоею.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, теперь мнѣ это ясно,

И эту жизнь я снова узнаю.

Ахъ, Мирра! я былъ тамъ, гдѣ всѣ мы будетъ.

МИРРА.

Мой государь...

САРДАНАПАЛЪ.

Я былъ въ могилѣ, тамъ,

Гдѣ червяки -- владыки, а владыки...

Но никогда не представлялъ себѣ

Такихъ вещей; я думалъ, что за гробомъ

Нѣтъ ничего.

МИРРА.

И не ошибся ты.

Одни умы трусливые способны

Въ то вѣровать, что, можетъ-быть, во вѣкъ

Не сбудется.

САРДАНАПАЛЪ.

О, Мирра, если видимъ

Уже во снѣ такія вещи мы,

То что же смерть откроетъ намъ?

МИРРА.

Не знаю,

Возможно ли, чтобъ смерть могла найти

Такое зло, какого не явила

Земная жизнь тому, кто прожилъ въ ней

Ряды годовъ? Когда, на самомъ дѣлѣ,

Есть край такой, гдѣ продолжаетъ жить

Душа людей, существованье это --

Духовное, безъ плоти; если жь тамъ

Останется хоть тѣнь отъ этой грубой,

Тѣлесной оболочки, что стоитъ,

Мнѣ кажется, преградой между небомъ

И нашею душой и держитъ насъ

Въ цѣпяхъ земли, то эта тѣнь, какіе

Ей ужасы ни предстояли бъ тамъ,

По ощутитъ по-крайней-мѣрѣ, страха,

Увидѣвъ смерть.

САРДАНАПАЛЪ.

Я смерти не боюсь.

Но, милая, я чувствовалъ, я видѣлъ

Сонмъ мертвецовъ.

МИРРА.

Я тоже. Этотъ прахъ,

Что топчемъ мы ногами, жилъ когда-то

И мучился... Но продолжай. Скажи,

Что видѣлъ ты? Разсказъ разсѣетъ думы

Зловѣщія.

САРДАНАПАЛЪ.

Казалось мнѣ...

МИРРА.

Но нѣтъ,

Повремени. Ты утомлёнъ, страдаешь,

Изнеможенъ; а это повредитъ

Душѣ твоей и тѣлу. Постарайся

Опять уснуть.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, послѣ; не хочу

Я видѣть сны, хоть убѣдился ясно,

Что это всё -- былъ только сонъ. Но ты,

Ты въ силахъ ли разсказъ мой вынесть?

МИРРА.

Въ силахъ

Я вынесть всё, всѣ грёзы, что даётъ

И жизнь, и смерть, когда могу съ тобою

Я ихъ дѣлить, въ фантазія-ль одной,

Иль на яву.

САРДАНАПАЛЪ.

Повѣрь, я это видѣлъ

Какъ на яву. Ихъ бѣгство видѣлъ я

Открытыми глазами.

МИРРА.

Продолжай.

САРДАНАПАЛЪ.

Я видѣлъ -- нѣтъ, мнѣ это снилось -- будто

Здѣсь, да, вотъ здѣсь, гдѣ мы теперь съ тобой,

Сошлась толпа гостей, и я, хозяинъ,

Самъ походилъ на гостя, хлопоча

Со всѣми быть, какъ равный съ равнымъ. Только

Направо и на лѣво отъ меня

Не ты была, не Цамесъ, не другіе

Обычные сосѣди на пирахъ;

Нѣтъ, слѣва я увидѣлъ человѣка

Съ надменнымъ, злымъ и мёртвеннымъ лицомъ,

И хоть его встрѣчалъ когда-то прежде --

Гдѣ, этого не помню -- но теперь

Не могъ узнать. Чертами на гиганта

Онъ походилъ, взоръ свѣтелъ былъ и чистъ,

Но недвижимъ, волной спускались кудри

Къ его спинѣ широкой, а за ней,

Изъ глубины громаднаго колчана,

Крыломъ орла оперены, сквозя

Въ змѣяхъ волосъ, высовывались стрѣлы.

Я приг гостемъ; отъ меня

Направо и налѣво, вмѣсто Замы,

Тебя и всѣхъ гостей обычныхъ нашихъ,

Тянулся рядъ... и я замѣтилъ слѣва

Надменный, мрачный, помертвѣлый ликъ,

Который я хотя не могъ признать,

Но будто гдѣ-то видѣлъ, гдѣ -- не знаю;

Онъ былъ гигантъ, глаза его горѣли,

Но были неподвижны; ниже плечъ

Волосъ вилися прядки за спиной

Висѣлъ колчанъ огромный, полонъ стрѣлъ,

На счотъ крыла орлинаго добытыхъ,

И сквозь его змѣящихся волосъ

Сквозившихъ, какъ щетина. Я его

Просилъ наполнить чашу, что стояла

Межь нимъ и мной, но онъ не отвѣчалъ;

Я налилъ самъ, онъ не взялъ, но взглянулъ

Такъ на меня упорно, такъ недвижно,

Такъ пристально, что я затрепеталъ.

Тогда я сдвинулъ брови, какъ царю

Должно сдвига+ь; онъ мнѣ въ отвѣтъ не сдвинулъ

Своихъ бровей, но продолжалъ хранить

Все тотъ же видъ, невыносимый, страшный,

Своею неподвижностью, и я

Къ другимъ гостямъ, глядѣвшимъ добродушнѣй,

Направо повернулся, гдѣ привыкъ

Встрѣчать тебя. Гляжу...

(Онъ останавливается.)

Мирра.

И что же... что?

Сарданапалъ.

Тамъ, тамъ, гдѣ я искалъ твой образъ милый,

Гдѣ ждалъ найти тебя, гляжу -- сѣдая,

Костлявая, съ кровавыми зрачками,

Съ запекшеюся кровью на рукахъ,

Двужильная, могильная, сухая

Тварь, женщиной одѣтая, съ короной

На головѣ, съ морщинистымъ лицомъ,

Усмѣшкой кровожадной искаженнымъ,

Отъ бѣшенства разврата покошеннымъ,

Сидитъ: во мнѣ застыла кровь.

Мирра.

Тутъ все?

Сарданапалъ.

Въ одной рукѣ, въ рукѣ, какъ птичьи когти

Изсохнувшей, она держала чашу

Клубившуюся кровью черезъ край,

Въ другой -- другую, съ чѣмъ -- я не видалъ:

Я отвернулся. Вдоль стола сидѣли

Вѣнчанныя всё твари разныхъ видовъ,

Но сходныя по выраженью лицъ.

Мирра.

И ты не сознавалъ, что это было

Простое сновидѣнье?

Сарданапалъ.

Нѣтъ; оно

Такъ было осязательно, что я

Къ нимъ могъ бы прикоснуться; я глазами

Отъ одного лица блуждалъ къ другому,

Межь нихъ найти стараясь хоть одно,

Которое я зналъ бы -- нѣтъ!... Они

Ко мнѣ поворотились и недвижно

Всѣ на меня уставились; никто

Ни ѣлъ ни пилъ; уставились не движно

Всѣ на меня; я сталъ такимъ же камнемъ,

Какъ и они; но не бездушнымъ камнемъ,

Какъ и они; я чуялъ жизнь, да, жизнь

Въ себѣ и въ нихъ: межь нами былъ какой-то

Ужасный родъ сочувствіи, какъ - будто

Отъ нихъ полсмерти перешло въ меня

И отъ меня полжизни въ нихъ: то былъ

Особый міръ съ особымъ бытіемъ

Отличнымъ отъ земнаго, непохожимъ

На адское. Скорѣе смерть, всю смерть --

Чѣмъ бытіе такое!...

Мирра.

Наконецъ?

Сарданапалъ.

Такъ я сидѣлъ, какъ мраморъ; вдругъ ловецъ

Во весь свой ростъ встаетъ; за нимъ вся тайна;

Онъ улыбнулся мнѣ; да, благородный

Гигантскій ликъ ловца мнѣ улыбнулся,

Но только лишь губами: взоръ его

Былъ такъ же неподвиженъ; на устахъ

У женщины мнѣ тоже показалось

Подобіе улыбки. Вотъ они

Встаютъ вдвоемъ; всѣ царственныя твари

За ними вслѣдъ, стараясь обезьянить

Своихъ вождей; да, обезьянить -- даже

И послѣ самой смерти. Я одинъ

Не тронулся: отчаянная бодрость

Вдругъ мною овладѣла; я не сталъ

Ихъ наконецъ бояться; я въ лицо

Смѣялся привидѣньямъ... Но тогда,

Тогда ловецъ вдругъ протянулъ мнѣ руку,

Я взялъ ее, хотѣлъ пожать -- она

Какъ будто бы растаяла, межь тѣмъ

Исчезъ и онъ, оставивъ за собою

Лишь память о героѣ.

Мирра.

Это былъ

Родоначальникъ племени героевъ,

Равно и твой.

Сарданапалъ.

Да, Мирра; но старуха,

Та женщина, та вѣдьма, вдругъ ко мнѣ

Такъ бѣшено прильнула и, цалуя

Мои уста такъ громко, жгла ихъ, жгла...

Изъ чашъ ея, пролитыхъ ею, ядъ

Текъ справа и текъ слѣва; мнѣ казалось,

Что двѣ рѣки зловонныхъ наконецъ

Составилось. Она ко мнѣ все льнула...

Какъ рядъ статуй печальныхъ въ нашихъ храмахъ,

Стояли признаки другіе; но она

Меня все цаловала; наконецъ

Я вырвался и отскочилъ, какъ-будто

Я былъ ей не потомокъ, а тотъ сынъ,

Что наказалъ ея кровосмѣшенье,

Убивъ ее. Потомъ... потомъ насталъ

Хаосъ вещей невыразимо-мерзкихъ,

Мѣнявшихся такъ быстро, но безличныхъ.

Я чувствовалъ, но я былъ мертвецомъ

Усопшимъ и возставшимъ, былъ червями

Изъѣденнымъ, очищеннымъ въ огнѣ,

И въ воздухѣ исчезнувшимъ... Я дальше

Не въ силахъ чувствъ своихъ опредѣлить,

Кромѣ того, что средь моихъ томленій

Грустилъ я по тебѣ, искалъ тебя,

Очнулся вдругъ -- и нахожу тебя.

Мирра.

Такъ близь себя всегда меня найдешь ты

И здѣсь, и тамъ, когда не все со смертью

Кончается. Но позабудь объ этомъ

Ужасномъ снѣ; онъ -- слѣдствіе событій,

Разстроившихъ тѣлесный твой составъ,

Къ труду непріученный, между тѣмъ,

Какъ трудъ, тобой подъятый, великана

Могъ изнурить.

Сарданапалъ.

Мнѣ лучше. Я теперь,

Какъ вновь тебя увидѣлъ, въ томъ, что видѣлъ,

Не вижу ничего...

(Входитъ Салименъ.)

Салименъ.

Уже ли царь

Такъ скоро могъ проснуться?

Сарданапалъ.

Да, братъ; я

Жалѣю, что и спалъ; я видѣлъ тутъ

Воскресшими всѣхъ прадѣдовъ моихъ,

За мною приходившихъ; мой отецъ

Былъ также между нихъ; но онъ меня

Все избѣгалъ за чѣмъ-то, и покинулъ

Между ловцомъ, нашъ древній родъ начавшимъ,

И этою женой-мужеубійцей,

Что ты зовешь великой.

Салименъ.

Такъ зову

Я и тебя теперь, какъ показалъ ты

Такой же духъ. Я снова на разсвѣтѣ

Иду смирять мятежниковъ отбитыхъ,

Отброшенныхъ, но не совсѣмъ разбитыхъ.

Сарданапалъ.

Въ какай мы части ночи?

Салименъ.

Темнота

Еще продлится нѣсколько часовъ,

Употреби ихъ съ пользою -- на отдыхъ.

Сарданапалъ.

Въ другую ночь, а эта пусть пройдетъ:

Я въ этомъ снѣ, казалось мнѣ, провелъ

Часы, часы...

Мирра.

Едва одинъ лишь часъ,

Я тутъ была: то былъ тяжелый часъ,

Но только часъ.

Сарданапалъ.

Я обращаюсь къ дѣлу:

Мы утромъ выступаемъ.

Салименъ.

Но покуда

Я милости просить пришелъ.

Сарданапалъ.

Она

Дана тебѣ.

Салименъ.

Ты выслушалъ бы прежде,

Потомъ бы далъ; и говорить хочу я

Съ однимъ тобою.

Мирра.

Князь, я ухожу.

(Уходитъ.)

Салименъ.

Теперь раба достойна быть свободной.

Сарданапалъ.

Свободной быть? Теперь раба достойна

Участницей быть трона.

Салименъ.

Потерпи,

Пока другой онъ занятъ, и какъ разъ

Я говорить хочу съ тобой о ней.

Сарданапалъ.

Какъ! о царицѣ?

Салименъ.

Да. Я разсчиталъ,

Что ей съ дѣтьми гораздо безопаснѣй

Отправиться теперь же, до разсвѣта,

Отселѣ въ Пофлагонію, гдѣ Котта,

Нашъ родственникъ, правителемъ: тамъ жизнь

Твоихъ дѣтей, племянниковъ моихъ,

Вполнѣ обезопасена, а съ нею

И ихъ права законныя на тронъ,

На случай, если...

Сарданапалъ.

Я паду; а это

Теперь такъ вѣроятно. Хорошо

Придумано: дать имъ отрядъ надежный

И поскорѣй отправить.

Салименъ.

Это все

Устроено; галера на Евфратѣ

Стоитъ давно; но прежде, чѣмъ разстаться,

Не хочешь ли ты видѣть...

Сарданапалъ.

Сыновей?

Малютки будутъ плакать; это можетъ

Меня обезоружить. Чѣмъ могу я

Утѣшить ихъ, кромѣ пустыхъ надеждъ,

Натянутыхъ улыбокъ? притвориться

Я не могу -- ты знаешь.

Салименъ.

Но ты можешь,

Надѣюсь, чувствовать -- не правда ль? Словомъ,

Царица проситъ на тебя взглянуть,

Пока вы не разстались на всегда.

Сарданапалъ.

Къ чему? какая цѣль? Я ей даю

Все, что она способна лишь желать...

Но эта встрѣча...

Салименъ.

Царь! ты знаешь женщинъ,

Иль долженъ знать; ты съ рѣдкимъ постоянствомъ

Ихъ изучалъ: когда онѣ желаютъ

Чего-нибудь такого, въ чемъ ихъ сердце

Замѣшано, такъ это для ихъ чувствъ,

Иль ихъ причудъ, дороже всей вселенной.

Твой взглядъ насчетъ желанія сестры

Я раздѣляю самъ; но тѣмъ не меньше

Оно ея желанье -- я ей братъ,

Она -- твоя жена, такъ что жь, позволишь?

Сарданапалъ.

Все это безполезно: но вели --

Пускай придетъ.

Салименъ.

Иду.

(Уходитъ.)

Сарданапалъ.

Мы слишкомъ долго

Съ ней жили врознь, чтобъ встрѣтиться опять

И встрѣтиться теперь. Еще ли мало

Страдаю я? Еще ли не довольно

Мнѣ этихъ мукъ? И почему должны мы

Дѣлить печаль, когда любви не дѣлимъ?

(Входятъ Салименъ и Зарина.)

Салименъ.

Сестра! смѣлѣй: не позабудь, какая

Въ тебѣ струится кровь и отъ кого .

Мы родъ ведемъ. Царица, государь,

Передъ тобой.

Зарина.

Я умоляю, братъ,

Оставь меня.

Салименъ.

Коль ты объ этомъ просишь...

(Уходитъ.)

Зарина.

Я съ нимъ! одна! какъ много лѣтъ прошло,

Хоть мы еще такъ молоды, съ тѣхъ поръ,

Какъ сердцемъ овдовѣла я, какъ съ нимъ

Не видѣлась. Онъ не любилъ меня,

Но онъ не измѣнился; измѣнился

Къ одной лишь мнѣ. О, еслибъ перемѣна

Была хотя взаимной! Онъ меня

Почти не замѣчаетъ; онъ со мною

Не говоритъ: ни слова и ни взгляда/

Межь тѣмъ онъ былъ такъ кротокъ и доступенъ

И голосомъ и видомъ, хоть небреженъ,

Но не суровъ. Властитель мой...

Сарданапалъ.

Зарина!

Зарина.

Зарина! нѣтъ, не говори Зарина.

О! этотъ звукъ уничтожаетъ разомъ

Дни долгіе, и вещи, отъ которыхъ

Дни столькихъ лѣтъ казались мнѣ годами.

Сарданапалъ.

Теперь такъ поздно вспоминать объ этихъ

Минувшихъ снахъ. Оставимъ укоризны...

Оставь, хочу сказать.я, укоризны

На этотъ разъ...

Зарина.

И первый и послѣдній:

Я никогда тебя не укоряла.

Сарданапалъ.

О, это слишкомъ вѣрно! твой упрекъ

Поэтому ложится мнѣ на сердце

Гораздо тяжелѣе, чѣмъ когда бъ...

Но мы въ своемъ не властны сердцѣ.

Зарина.

Такъ же,

Какъ и въ рукѣ; межь тѣмъ я безраздѣльно

Ихъ отдала.

Сарданапалъ.

Мнѣ братъ твой говорилъ,

Что этого свиданья ты желала,

Такъ-какъ тебѣ покинуть Ниневію

Должно съ своими...

(Колеблется.)

Зарина.

Съ нашими дѣтьми --

Да, это такъ. Я быть къ тебѣ хотѣла

Признательной за то, что это сердце

Ты не совсѣмъ разрознилъ, что ему

Любить теперь осталось; ты оставилъ

Со мною тѣхъ, которыхъ называю

Я нашими, которые похожи

Такъ на тебя, которые глядятъ

Съ такою же любовію мнѣ въ очи

Какъ ты глядѣлъ когда-то... Но они

Пока не измѣнились.

Сарданапалъ.

Никогда

И не должны. Я видѣть ихъ желаю

Покорными.

Зарина.

Я ихъ люблю -- малютокъ.

Не только лишь какъ нѣжная ихъ мать,

Но и супруга нѣжная, одною

Любовію живущая: межь нами

Вся связь теперь заключена лишь въ нихъ,

Сарданапалъ.

Сокрой отъ нихъ, что я передъ тобою

Несправедливъ, старайся имъ внушить

Примѣры брать изъ вашей родословной,

Чѣмъ съ ихъ отца. Я ввѣрилъ ихъ тебѣ,

Ты къ трону приготовишь ихъ; но если

Престолъ дли нихъ утраченъ... Ты слыхала

О безпорядкахъ этой ночи?

Зарина.

Совсѣмъ почти забыла и могла бъ

Благословитъ бѣду какую хочешь,

Кромѣ твоей, которая дала

Мнѣ случай вновь лицо твое увидѣть.

Сарданапалъ.

Престолъ -- я говорю не изъ боязни --

Престолъ въ опасности; быть можетъ, дѣтямъ

На немъ не быть; но пусть они отъ правъ

Своихъ не отрекутся. Я отважусь

На все, чтобъ ихъ за ними утвердить.

Но если я паду, они должны --

Должны ихъ возвратить и, возвративъ,

Ихъ сохранятъ разумно, а не такъ,

Какъ я моей порфирой помыкалъ.

Зарина.

Я передать берусь -- и въ состояньи --

Имъ только то, что памяти отца ихъ

Приноситъ честь.

Сарданапалъ.

Пускай они узнаютъ

Всю истину скорѣе отъ тебя,

Чѣмъ по молвѣ презрительной. Когда

Имъ суждено въ несчастьи жить, они

Пресытятся презрѣніемъ толпы

Къ развѣнчаннымъ монархамъ; всѣ ошибки,

Несчастья ихъ отцовъ падутъ на нихъ.

Малютки!.. ахъ! и"е будь лишь ихъ, я все бы

Все перенесъ.

Зарина.

Увы! не говори,

Не отравляй послѣдній мой покой

Раскаяньемъ, что ты отецъ. Быть можетъ,

Ты побѣдишь -- они царями будутъ,

И будутъ чтить того, кто спасъ имъ царство,

Которымъ самъ такъ мало дорожилъ.

Но ежели...

Сарданапалъ.

Его я потеряю,

Тогда земля отъ крику надорвется:

"Отца благодарите!" -- и они

На этотъ крикъ проклятіемъ отвѣтятъ. '

Зарина.

Нѣтъ этого не будетъ. Тотъ довольно

Свое прославилъ имя, кто, по царски

Кончая жизнь, въ ея послѣдній часъ

Для своего безсмертья сдѣлалъ больше,

Чѣмъ многіе цари -- твои отцы --

Во много лѣтъ, продлившихъ только время,

Не лѣтописи царства.

Сарданапалъ.

Что до насъ --

Быть можетъ, эти лѣтописи съ нами

Окончатся. Но чѣмъ бы ни казалось

Ихъ прошлое, мы сдѣлаемъ конецъ

Подобнымъ ихъ началу -- незабвеннымъ.

Зарина.

Лишь береги себя, будь остороженъ;

Живи для тѣхъ, которые такъ любятъ...

Сарданапалъ.

Да кто они? -- раба, любовь которой

Есть только страсть -- я не скажу тщеславье:

Мой тронъ дрожитъ, межь тѣмъ она все любитъ;

Немногіе друзья, которыхъ я

Съ собой равнялъ средь оргій, но которымъ

Ничтожество грозитъ съ моимъ паденьемъ;

Достойный братъ, котораго такъ часто

Я оскорблялъ; да дѣти, о которыхъ

Позабывалъ, да наконецъ жена...

Зарина.

Которая все любитъ...

Сарданапалъ.

И прощаетъ?

Зарина.

Я никогда не думала объ этомъ;

Но никогда тебя не обвинявши,

Что я прощу?

Сарданапалъ.

Жена! жена моя!

Зарина.

Будь ты благословенъ за это слово!

Не думала его уже услышать

Я отъ тебя.

Сарданапалъ.

Увы! но ты услышишь

Его отъ подданныхъ моихъ. Да, эти

Рабы, которыхъ я питалъ, лелѣялъ,

Пресытилъ миромъ, окормилъ довольствомъ,

Царями всѣхъ подѣлалъ -- да, царями

Въ ихъ собственныхъ домахъ, теперь кишатъ

Мятежными роями, просятъ смерти

Того, кто жизнь ихъ сдѣлалъ юбилеемъ.

Межь тѣмъ немногіе, хотя такъ много

Обиженные мною, мнѣ вѣрны!

Чудовищно, но это такъ.

Зарина.

Быть можетъ,

Тутъ ничего нѣтъ страннаго: добро

Въ дурныхъ рукахъ становится отравой.

Сарданапалъ.

А добрыя искуснѣе пчелы,

Берущей медъ съ однихъ цвѣтовъ цѣлебныхъ:

Ядъ дѣлаютъ безвреднымъ.

Зарина.

Такъ бери

И ты свой медъ откуда бъ онъ ни шелъ.

Не унывай: тебя еще не всѣ

Покинули.

Сарданапалъ.

Порукой въ этомъ то,

Что я живу. Уже ль ты допускаешь,

Что, переставъ царемъ быть, я бы могъ

Хоть часъ одинъ быть смертнымъ? то есть, быть

Межь смертными... не тамъ еще, гдѣ будутъ

Всѣ смертные.

Зарина.

Ты долженъ жить, для той...

Жить для дѣтей, хотѣла я сказать.

Сарданапалъ.

Обиженный, но добрый другъ! Зарина!

Я жалкій рабъ случайности, игрушка,

Носимая по прихоти вѣтровъ.

Не кстати тронъ, не кстати жизнь дана мнѣ.

Не знаю, чѣмъ я могъ бы быть, но знаю,

Что я не то, чѣмъ долженъ быть. Пора

Покончить все. Но я скажу тебѣ:

Я не рожденъ, чтобъ оцѣнить дары ,

Такой любви такой души, съ какими

Ты рождена; ни даже упиваться

Твоею красотою такъ, какъ я

Столь меньшимъ совершенствомъ упивался --

И почему?.. Лишь по одной причинѣ,

Что преданность къ тебѣ была -- мой долгъ,

А я такъ ненавидѣлъ все, что цѣпи

Могло напоминать не только мнѣ,

Но и другимъ, что подтвердить обязанъ

И самый бунтъ; но вотъ мои слова

И, можетъ быть, послѣднія: никто

Такъ искренно тебя за добродѣтель

Не уважалъ, какъ я, хоть и не нажилъ

И тутъ добра. Такъ бѣдный рудокопъ,

Наткнувшійся на дѣвственную жилу

Разсыпчатаго золота, находитъ

Кладъ безполезный для себя. Что нужды,

Что онъ нашелъ находку? -- не ему

Находкой обладать, а господину,

Которымъ онъ приставленъ лишь копать,

А не дѣлить богатство, что блистаетъ

У ногъ его: ни взять его не смѣетъ,

Ни даже взвѣсить; онъ, хотя съ проклятьемъ,

Обязанъ рыть неблагодарный грунтъ.

Зарина.

Ахъ! если ты находишь наконецъ

Мою любовь достойной уваженья

То я прошу немногаго: рѣшимся

Бѣжать отселѣ вмѣстѣ. Какъ бы я...

Позволь сказать мнѣ мы... о, какъ бы мы

Еще могли быть счастливы! Земля

Пространнѣй Ассиріи; мы особый

Міръ создадимъ, такимъ блаженствомъ полный,

Какого я не знала никогда,

И даже ты, со всѣмъ громаднымъ царствомъ

Своихъ льстецовъ.

(Входитъ Салименъ.)

Салименъ.

Я разлучить васъ долженъ*

Такихъ минутъ мы тратить такъ не можемъ

И не должны.

Зарина.

Безчеловѣчный братъ!

Какъ можешь ты высчитывать мгновенья,

Столь полныя блаженства?

Салименъ.

Какъ! блаженства?

Зарина.

Онъ такъ былъ добръ со мною, что теперь

Я не могу и думать о разлукѣ.

Салименъ.

Вотъ женскія прощанья! всѣ они

Кончаются рѣшимостью остаться.

Я это зналъ, но этому не быть.

Зарина.

Не быть?

Салименъ.

Останься и погибни.

Зарина.

Вмѣстѣ

Съ моимъ супругомъ.

Салименъ.

И съ дѣтьми.

Зарина.

Увы!

Салименъ.

Но эти колебанья не достойны

Моей сестры: не позабудь, что ты

Дѣтей спасешь; а въ нихъ теперь вся важность,

И вся надежда наша. Дѣло тутъ

Не чувствъ однихъ касается, хотя

И этого ужь много, но вопросъ

Тутъ государственный. Бунтовщики

Предпримутъ все, чтобъ овладѣть потомствомъ

Законнаго царя ихъ, чтобъ затѣмъ

Покончить разомъ...

Зарина.

Ахъ, остановись!

Салименъ.

Такъ выслушай меня: какъ скоро мы

Спасти дѣтей успѣемъ отъ захвата,

Бунтовщики теряютъ весь свой планъ,

Основанный на истребленьи рода

Немвродова. Положимъ, что царя

Удастся имъ низвергнуть; онъ оставитъ

Для мщенья и.побѣды сыновей.

Зарина.

Такъ я одна останусь?

Салименъ.

Какъ! младенцевъ

Отца и мать имѣющихъ, столь малыхъ,

Такъ далеко, на сторонѣ чужой,

Оставить сиротами?

Зарина.

Нѣтъ! во мнѣ

Изнемогаетъ сердце.

Салименъ.

Выбирай

Теперь сама; ты знаешь все.

Сарданапалъ.

Зарина!

Онъ дѣло говоритъ; и уступить

Такой необходимости должны мы.

Оставшись тутъ, ты все, быть можетъ, губишь,

Бѣжавъ отсель, ты сохранишь хоть то,

Что самаго безцѣннаго осталось

И намъ съ-тобой, и всѣмъ сердцамъ правдивымъ,

Пока неизмѣнившимъ намъ.

Салименъ.

Пора.

Сарданапалъ.

Такъ отправляйся. Если мы опять

Увидимся, я болѣе достоинъ

Тебя, быть можетъ, буду; если жь нѣтъ,

То вспоминай, что всѣ мои пороки,

Какъ ни были они неисправимы,

Окончены. Но вотъ что: я боюсь,

Не больше ль ты способна сокрушаться

О томъ, что такъ позорны прахъ и имя,

Которыя такъ были всемогущи

Когда-то въ Ассиріи, чѣмъ... Но я

Вновь поддаюся чувству, между тѣмъ

Какъ долженъ быть безчувственъ какъ скала.

Вотъ такъ и всѣ вины мои... простыя

Лишь слабости. Скрой эти слезы! я

Не говорю: не лей ихъ; было бъ легче

Остановить Евфратъ въ его истокѣ,

Чѣмъ удержать одну слезу подъ сердцемъ

Столь правымъ и столь нѣжнымъ; но не лей

Ихъ предо мной: не то мои усилья,

Чтобъ перестать быть женщиной, напрасны.

Братъ, уведи ее.

Зарина.

О боги! боги!

Я никогда его ужь не увижу.

Салименъ (стараясь увести ее).

Сестра, пойдемъ; ты слышишь -- мнѣ велятъ.

Зарина.

Ты слышишь: прочь! Я остаюся. Какъ!

Онъ умирать останется одинъ?

Я жить одна останусь?

Салименъ.

Не одинъ

Онъ умирать останется; но ты

Года жила съ нимъ розно.

Зарина.

Ложь! я знала,

Что онъ живетъ; его любезный образъ

Со мною жилъ. Оставь меня!

Салименъ (увлекая ее).

Такъ я,

Какъ брать, употребляю силу; ты

Должна простить мнѣ.

Зарина.

Никогда! Спасите!

Сарданапалъ, ужель ты позволяешь

Такъ изгонять меня отселѣ? Ахъ!...

Салименъ.

Пойми жь, что мы погубимъ все, коль это

Мгновенье потеряемъ.

Зарина.

У меня

Кружится голова, темнѣетъ взоръ...

Гдѣ онъ?

(Лишается чувствъ.)

Сарданапалъ.

Постой! Будь съ нею остороженъ;

Она мертва и ты убилъ ее.

Салименъ.

Она лишь ослабѣла отъ избытка

Печали непомѣрной: воздухъ вновь

Придти въ себя поможетъ ей. Прошу,

Уйди отсель.

(Въ сторону.)

Я этою минутой

Воспользоваться долженъ, чтобъ ее

Перенести на царскую галеру,

Готовую отплыть съ ея дѣтьми.

Салименъ уноситъ ее.)

Сарданапалъ (одинъ)

Такъ вотъ что я, такъ вотъ что перенесть

Еще обязанъ я -- кто никогда

Намѣренно не причинялъ печалей

Сердцамъ людскимъ. Но это ложь -- она

Меня любила и я самъ, я самъ

Ее любилъ. О, роковая страсть!

Зачѣмъ же вдругъ погасла ты въ сердцахъ,

Которыя зажгла ты вдругъ? Зарина!

Какъ дорого расплачиваюсь я

За все, что ты терпѣла. Будь я вѣренъ

Твоей любви -- почтительный народъ

Монархомъ бы считать меня достойнымъ

Теперь не пересталъ. Въ какую бездну

Презрѣнье къ человѣческому долгу

Ввергаетъ даже тѣхъ, кого бы весь

Родъ человѣческій природнымъ долгомъ

Обязанъ чтить, и чтитъ -- пока они

Себя не обезславятъ сами.

(Входитъ Мирра.)

Ты!

Кто требовалъ тебя?

Мирра.

Никто; но мнѣ

Послышался какъ будто голосъ плача:

Я думала...

Сарданапалъ.

Пока тебя не звали,

Ты не была обязана нисколько

Входить сюда.

Мирра.

Хотя я и могла бы

О болѣе привѣтливыхъ рѣчахъ,

Хоть такъ же мнѣ съ укоромъ говоренныхъ,

Припомнить, можетъ быть, когда меня

Ты упрекалъ за то, что я боялась

Входить къ тебѣ безъ зова, и что я,

Наперекоръ и собственному чувству

И всѣмъ твоимъ внушеньямъ, никогда

Не разбирать ни времени, ни мѣста,

Ни лицъ, ни обстоятельствъ, а входить

Незваною къ тебѣ, все не могла

На столько смѣлой быть. Я ухожу.

Сарданапалъ.

Ты здѣсь, такъ погоди, и обвиняй

Событія: они меня совсѣмъ

Испортили; я становлюсь бранчивымъ...

Прости меня, и не гляди на это:

Я не замедлю стать самимъ собой.

Мирра.

Я этого рѣшаюсь ждать съ терпѣньемъ,

Увижу съ удовольствіемъ.

Сарданапалъ.

За мигъ

Предъ тѣмъ, какъ ты вошла сюда, отселѣ

Царица Ассиріи выходила.

Зарина.

Мирра.

Ахъ!

Сарданапалъ.

Ты содрогнулась?

Мирра.

Я?

Сарданапалъ.

Каръ хорошо, что ты другою дверью

Вошла сюда, иначе, вы могли

Съ ней повстрѣчаться. Пусть отъ этой пытки

Она избавлена, по-крайней-мѣрѣ.

Мирра.

Какъ мнѣ больна печаль ея!

Сарданапалъ.

Тебѣ?

Но это черезъ-чуръ и вопреки

Природѣ человѣка; это чувство

Не можетъ быть взаимнымъ, да едва ль

Оно и вѣроятно: какъ ты можешь

Жалѣть ее, когда межь тѣмъ она,

Какъ женщина, должна лишь...

Миррп.

Презирать

Наперсницу-рабыню? Но не больше,

Чѣмъ я сама гнушаюся собой.

Сарданапалъ.

Гнушаешься? быть гордостію женщинъ,

Царицей быть надъ чувствами царя,

Властителя вселенной?

Мирра.

Если бъ ты

Имѣлъ такихъ вселенныхъ двадцать тысячъ,

Хоть и одна, которой ты владѣешь,

Изъ рукъ твоихъ уходитъ, я себя

Не меньше унижала бъ, бывъ твоею

Наложницей, чѣмъ еслибы ты былъ

Простой пастухъ; а еслибъ тотъ пастухъ

Былъ грекъ, притомъ, то и того бы больше...

Сарданапалъ.

Вотъ это рѣчь...

Мирра.

Изъ глубины души.

Сарданапалъ.

Въ суровый часъ паденья все дерзаетъ

На падшаго! но такъ какъ не совсѣмъ

Я палъ еще, и. такъ какъ я не склоненъ

Выслушивать упреки, можетъ быть,

По одному тому, что слишкомъ много

Ихъ заслужилъ, то поспѣшимъ разлукой,

Пока межь насъ хранится миръ.

Мирра.

Разлукой!

Сарданапалъ.

Всѣ прошлыя созданья разлучились;

И нынѣшнимъ -- не всѣмъ ли предстоитъ

Такъ точно разлучиться?

Мирра.

Для чего?

Сарданапалъ.

Для лучшей безопасности твоей.

Я отпустить съ прикрытіемъ надежнымъ

Хочу тебя на родину, и я

Такими надѣлю тебя дарами,

Что если ты и не была вполнѣ --

Царицею, то не дешевле царства

Приданое получишь.

Мирра.

Я прошу --

Не унижай меня.

Сарданапалъ.

Но вѣдь царица

Отправилась, ты, подражая ей,

Не можешь быть униженной; я пасть

Хотѣлъ бы одинокимъ. Я друзей

Ищу лишь въ удовольствіи.

Мирра.

А я

Ищу лишь удовольствія остаться.

Ты силою, конечно, не захочешь

Прогнать меня.

Сарданапалъ.

Подумай хорошенько,

Иль можешь опоздать.

Мирра.

Тѣмъ лучше: ты

Меня тогда не будешь-въ состояньи

Съ собою разлучить.

Сарданапалъ.

И не хочу;

Но ты того сама хотѣла.

Мирра.

Я!

Сарданапалъ.

Ты о своемъ паденьи говорила.

Мирра.

Но я его и чувствую такъ живо...

Какъ ничего не чувствую на свѣтѣ,

Кромѣ любви.

Сарданапалъ.

Бѣги же отъ него.

Мирра.

Но прошлаго я этимъ не верну,

Ни честь мою неискуплю, ни сердце.

Паду ли я, возстану ли, -- но здѣсь!

Ты побѣдишь -- твоя побѣда будетъ

Мнѣ жизнію; но если жребій твой

Совсѣмъ иной, я не оплачу только --

Я раздѣлю его съ тобою. Ты

За часъ назадъ во мнѣ не сомнѣвался.

Сарданапалъ.

Въ геройствѣ -- никогда; въ любви -- доселѣ;

И въ этомъ усомниться бы никто,

Кромѣ тебя, не могъ меня заставить.

Твои слова...

Мирра.

Слова. Ты удостоилъ

Почтить хвалой дѣла мой, не дальше,

Какъ въ эту ночь; я это поведенье

Не измѣню, какая бы судьба

Тебя ни ожидала.

Сарданапалъ.

Я доволенъ

И, вѣря въ правоту свою, надѣюсь

Быть побѣдителемъ и водворить

Желанный миръ -- единственный трофей,

Любезный мнѣ. Война, по мнѣ, не слава,

Побѣда не величье. Быть вотъ такъ

Принуждену поддерживать оружьемъ

Свои права... о, это тяжелѣй

Мнѣ давитъ грудь, чѣмъ вся неблагодарность,

Которою такъ изумить меня

Рѣшились эти люди. Никогда,

Нѣтъ, никогда не буду въ состояньи

Забыть я эту ночь, хотя бъ мнѣ жить

Пришлось затѣмъ, чтобъ сдѣлать незабвенной

Ее другимъ. Я думалъ, что мое

Правленье безобидное на вѣки

Эпохою сладчайшей тишины

Среди кровавыхъ лѣтописей будетъ,

Зеленымъ лугомъ посреди пустынь

Столѣтій безотрадныхъ, что потомки

Съ улыбкою покоить будутъ взоры

Свои на немъ, и подражать ему,

Или вздыхать, что золотаго царства

Сарданапала имъ не возвратить.

Я помышлялъ, какъ изъ моихъ владѣній

Устроить рай, какъ сдѣлать, чтобъ луна

Свѣтила въ нихъ затѣмъ лишь, чтобъ эпохи

Различныхъ наслажденій измѣрять.

Я принималъ безумной черни клики

За преданность, слова друзей мнѣ льстившихъ --

За истину, уста моихъ красавицъ --

За высшую награду... Да -- и точно

Въ нихъ есть награда: поцалуй меня.

(Цалуетъ Мирру.)

Пускай они и власть мою и жизнь

Берутъ теперь. Такія вещи могутъ

Быть взяты, но -- не ты.

Мирра.

Нѣтъ! никогда!

Все человѣкъ ограбить въ состояньи

У своего собрата человѣка --

Величіе и славу; могутъ царства

Разрушиться, войска поколебаться,

Рабы уйти, друзья друзей оставить,

Всѣ измѣнить, и -- болѣе чѣмъ всѣ --

Тѣ, для кого мы сдѣлали всѣхъ больше,

  Но не душа, которая любила

Не изъ корысти: такова моя;

Подвергни испытанью.

(Входитъ Салименъ.)

Салименъ.

Я искалъ

Тебя. Она! опять она явилась?

Сарданапалъ.

И ты опять? но на твоемъ лицѣ

Я замѣчаю что-то поважнѣе,

Чѣмъ пребыванье женщины со мной,

Салименъ.

Та женщина, которой озабоченъ

Я въ этотъ мигъ, теперь ужь далеко:

Царица отплыла.

Сарданапалъ.

Но какъ? Скажи,

Она здорова?

Салименъ.

Да; ея припадокъ

На воздухѣ прошолъ; по-крайней-мѣрѣ,

Онъ перешелъ въ безмолвную печаль.

Опомнившись, и заглянувъ на спящихъ

Дѣтей своихъ, она горящій взоръ

Спѣшила приковать къ дворцовымъ башнямъ;

Ну -- а межь тѣмъ гребцы при свѣтѣ звѣздъ

Спускались по теченью. Но она

Ни слова не сказала.

Сарданапалъ.

Ахъ зачѣмъ,

Я чувствъ имѣю больше, чѣмъ она

Сказала словъ.

Салименъ.

Но этимъ позднимъ чувствомъ

Ты ни одной не заживишь ей раны.

Такъ обратись къ событіямъ: халдейцы

И мидяне вновь въ боевой порядокъ

Приведены мятежными вождями;

По ихъ рядамъ сомкнутымъ можно думать,

Что цѣль у нихъ -- устроить нападенье:

Я убѣжденъ, что новые сатрапы

Пристали къ нимъ.

Сарданапалъ.

Какъ! новая измѣна?

Такъ нападать мы первые начнемъ.

Салименъ.

Я вижу въ этомъ рискъ теперь, хоть это

И было рѣшено у насъ; когда

Къ намъ подойдутъ войска, которыхъ я

Жду съ солнечнымъ восходомъ, мы, пожалуй,

Довольно будемъ сильны -- и напасть

И поразить; до тѣхъ же поръ совѣтъ мой:

Ждать приступа.

Сарданапалъ.

Я ненавижу эту

Медлительность; я знаю, что вѣрнѣе

Сражаться за высокими стѣнами,

Свергать враговъ въ глубокіе окопы,

Иль видѣть ихъ торчащими на кольяхъ,

Разставленныхъ для нихъ, но не люблю

Я этого; я потеряю тотчасъ

Терпѣніе; когда же нападенье

Я самъ начну, засядь они въ твердыню,

На гребнѣ горъ- отвѣсныхъ, все до нихъ

Я доберусь, или паду въ порывѣ

Высокихъ чувствъ. Веди меня на приступъ!

Салименъ.

Ты говоришь какъ молодой солдатъ.

Сарданапалъ.

Я не солдатъ, я человѣкъ; ни слова

Мнѣ о солдатствѣ; я и это званье

И тѣхъ, кто имъ гордится, презираю.

Ты только покажи, гдѣ ихъ найти?

Салименъ.

Ты жизнь свою не долженъ такъ поспѣшно

Отваживать; она не то, что жизнь*

Моя, иль чья другая: вся война

Вращается на ней, изъ-за нея;

Она одна зажгла ее и можетъ

Раздуть и погасить ее, продлить

Какъ и окончить.

Сарданапалъ.

Такъ покончимъ разомъ

Съ обѣими! Быть можетъ, это лучше,

Чѣмъ длить ихъ безполезно... Мнѣ противна

Одна изъ нихъ, быть можетъ -- обѣ.

(Слышенъ звукъ трубы.)

Салименъ.

Чу!

Сарданапалъ.

Я возражать хочу имъ, а не слушать.

Салименъ.

А какъ же рана, государь, твоя?

Сарданапалъ.

Забыта... перевязана... прошла.

Идемъ! Меня иголка оцарапать

Могла бъ больнѣй; рабъ, сдѣлавшій мнѣ рану,

Безславія достоинъ за свою

Царапину.

Салименъ.

О, еслибъ и теперь

Никто тебя больнѣй не оцарапнулъ!

Сарданапалъ.

Да, если мы останемся съ побѣдой;

А если нѣтъ, рабы мнѣ предоставятъ

Исполнить трудъ, котораго ихъ царь

Могъ ждать отъ нихъ. Идемъ!

Салименъ.

Я не отстану.

Сарданапалъ.

Мои доспѣхи, гей! мои доспѣхи!

(Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Та же дворцовая палата.
Мирра и Балеа.

Мирра (у окна).

Ну, вотъ и день. Какая ночь предтечей

Ему была! Какъ хороша на небѣ!

Мгновенная гроза ей придала

Лишь красоты своимъ разнообразѣемъ.

Какъ безобразно на землѣ! гдѣ миръ,

Любовь, надежда, оргія внезапно

Повержены страстями человѣка

Въ такой хаосъ чудовищный... Война

Еще горитъ. Какъ можешь ты, о солнце!

И такъ вставать, и такъ сіять, и такъ

Въ багряныхъ облакахъ играть, и строить

Воздушныя созданія изъ нихъ:

Вотъ снѣговыя горы, вотъ гряды

Багровыхъ волнъ, вотъ золотые шпицы

Какихъ-то башень -- чудная игра!

Такъ землю отражающая въ небѣ,

Что можно обмануться, но и такъ

Причудливо на вѣчномъ этомъ сводѣ

Скользящая, что мы должны назвать

Ее лишь сномъ. А, между тѣмъ, все.это

Такъ умиляетъ душу, такъ съ душою

Сливается и властвуетъ надъ ней,

Что времена восхода и заката

Считаются порой любви и грусти --

Двухъ геніевъ-мучителей сердецъ,

Двухъ сладкихъ истязателей, которыхъ

Мученій мы не отдали бъ за всѣ

Отрады на землѣ. Кто этимъ мирнымъ

Богинямъ не служилъ, тотъ не знакомъ

Съ волшебными дворцами, гдѣ усердный

Поклонникъ ихъ свой освѣжаетъ духъ,

Хотя на мигъ; но мигъ такой отрады

Даетъ довольно неба для того,

Чтобъ облегчить ему и остальные

Тяжолые и скучные часы

Вседневной нашей жизни и сносить,

Подобно всѣмъ живущимъ и терпящимъ,

Ея печаль и радость -- два названья

Одной и той же вещи... Мы хотимъ

Въ своей тоскѣ глубокой, безпокойной

Хоть звуками разнообразить то

Гнетущее надъ чувство, что напрасны

Всѣ, всѣ старанья наши, всѣ труды,

Чтобъ испытать -- что значитъ чувство счастья...

Балеа.

Спокойна и задумчива; возможно ль

Такъ солнечнымъ восходомъ любоваться,

Когда для насъ онъ можетъ быть послѣднимъ?

Мирра.

Я потому имъ и любуюсь такъ,

И этотъ взоръ, которому, быть можетъ,

Ужь имъ не любоваться, укоряю

За то, что онъ такъ часто на него

Глядѣлъ безъ упоенья... безъ любви

Къ чудесному свѣтилу, что одно

Мѣшаетъ быть землѣ такой же бренной,

Какъ ты и я. Приди, взгляни на это

Царь -- божество халдейское... Чѣмъ больше

Я на него гляжу, тѣмъ становлюсь

Все болѣе поклонницей Ваала.

Балеа.

Онъ такъ же, какъ теперь на небесахъ,

Когда-то царствовалъ и на землѣ.

Мирра.

Онъ царствуетъ досель на ней, и лучше,

Чѣмъ нѣкогда: найди мнѣ на землѣ

Царя, чтобъ онъ имѣлъ хоть половину

Величія и славы -- одного

Его луча.

Балеа.

Воистину онъ богъ!

Мирра.

Такъ думаютъ и греки; но порою

Мнѣ кажется, что этотъ чудный шаръ

Скорѣй боговъ безсмертное жилище,

Чѣмъ равный имъ властитель. Вотъ онъ, вотъ

Разсѣялъ облака; онъ ослѣпляетъ

Мои глаза, весь застилаетъ міръ.

Я больше не могу смотрѣть.

Балеа.

Чу! слышишь?

Какой-то стукъ...

Мирра.

Стукъ? нѣтъ! они дерутся

Теперь ужь за стѣнами, а не такъ,

Какъ въ эту ночь -- среди дворцовыхъ комнатъ:

Съ того часа обиднаго дворецъ

Сталъ крѣпостью, и здѣсь, въ его срединѣ --

Широкими дворами окружонной

И цѣпью залъ громадныхъ, по которымъ

Они должны пройти поочередно,

За шагомъ шагъ, чтобъ вновь зайти сюда,

Какъ въ прошлый разъ -- мы далеки отъ всякой

Опасности, какъ и отъ всякой славы.

Балеа.

Но въ эту даль они ужь проникали.

Мирра.

Имъ помогла внезапность, и отпоръ

Данъ храбростью; теперь у насъ на стражѣ

И зоркій глазъ и храбрость.

Балеа.

Я молю

Успѣха имъ!

Мирра.

Теперь объ этомъ много

Молящихся; но болѣе за это

Боящихся: да, это трудный часъ!

Я силюсь позабыть о немъ. Увы!

Напрасный трудъ!

Балеа.

Я слышалъ, будто царь

Такъ велъ себя во время этихъ схватокъ,

Что удивилъ измѣнниковъ не меньше,

Чѣмъ и друзей.

Мирра.

Не трудно удивить

Такую чернь ничтожную, такую

Орду рабовъ; а впрочемъ, онъ отважно

Себя держалъ.

Балеа.

Убилъ онъ Белезиса?

Я слышалъ отъ солдатъ, что онъ ему

На горло наступилъ.

Мирра.

Несчастный былъ

У ногъ его; но былъ спасенъ, быть можетъ --

Для торжества надъ тѣмъ, кто побѣдилъ

Его въ бою, простилъ ему измѣну,

Кто за порывъ великодушный свой

Теперь короной платитъ.

Балеа.

Чу!

Мирра.

Ты правъ:

То шумъ шаговъ... но медленныхъ.

(Входятъ воины, внося раненаго Салимена; въ боку его видѣнъ обломокъ дротика, которымъ онъ раненъ; его кладутъ на одну изъ скамей, входящихъ въ состааъ мебели).

Мирра.

Юпитеръ!

Балеа.

Такъ значитъ, всё погибло!

Салименъ.

Это ложь!

Убить раба, сказавшаго ее,

Коль онъ солдатъ.

Мирра.

Такъ пощади его:

Онъ не солдатъ, онъ мотылёкъ придворный,

Порхающій въ сіяньи царской славы.

Салименъ.

Такъ пусть его живетъ.

Мирра.

И ты, надѣюсь,

Останешься въ живыхъ!

Салименъ.

Я пережить

Хотѣлъ бы этотъ часъ и эту битву,

Но въ этомъ сомнѣваюсь. Для чего

Вы принесли сюда меня?

Воинъ.

Намъ царь

Такъ приказалъ. Когда ты поражонъ

Былъ дротикомъ, упалъ и чувствъ лишился,

Онъ именно велѣлъ тебя вотъ въ эту

Палату перенесть.

Салименъ.

И хорошо

Онъ поступилъ; не то средь этой схватки,

Видъ мертваго вождя могъ уронить

Духъ нашихъ войскъ; но только это

Не воскреситъ меня -- и мнѣ не жить.

Мирра.

Дай мнѣ взглянуть на рану: это дѣло

Отчасти мнѣ знакомо: тамъ у насъ,

На родинѣ моей насъ воспитанье

Знакомитъ съ нимъ, такъ какъ война для грековъ

Простой, вседневный видъ.

Воинъ.

Не лучше ль дротикъ

Сперва извлечь...

Мирра.

Нѣтъ! это невозможно.

Салименъ.

Такъ кончено!

Мирра.

За вынутымъ оружьемъ

Кровь побѣжитъ изъ раны: я боюсь

За жизнь твою.

Салименъ.

Я не того боюсь,

Что я умру. Гдѣ былъ въ то время царь,

Какъ вы меня изъ битвы выносили?

Воинъ.

Вблизи тебя, стараясь оживить

Смутившихся солдатъ: они твое паденье

Замѣтили.

Салименъ.

А кто назначенъ, слышно,

Начальствовать?

Воинъ.

Я не слыхалъ.

Салименъ.

Скорѣй же

Лети къ нему; скажи, что мой послѣдній

Ему совѣтъ: отдать начальство Замѣ,

Покуда не придетъ къ намъ Офратанъ,

Сатрапъ изъ Сузы -- я съ часу на часъ

Жду этой вѣрной помощи. Идите --

Идите всѣ: мы не настолько сильны,

Чтобы терять такъ много рукъ.

Воинъ.

Но князь...

Салименъ.

Иди, я говорю! Вотъ царедворецъ

И женщина! Какого лучше надо

Мнѣ общества подъ сводами палатъ?

Вы не дали мнѣ умереть средь боя;

Я не хочу, чтобъ праздные солдаты

Торчали при одрѣ моемъ. Въ походъ!

(Воины уходятъ.)

Мирра.

Высокая, прекрасна

Какъ царь. Скорѣй я для него у Сферо

Взять долженъ шлемъ и новое копье.

До этихъ поръ онъ бьется непокрытый

И держится ужъ слишкомъ на виду.

Его тотчасъ узнали какъ солдаты,

Такъ и враги. По волосамъ его

Распущеннымъ и шелковой тіарѣ,

Луною озареннымъ, сразу видно,

Что это царь. И вражьи стрѣлы всѣ

На чудное лицо его, на кудри

Прекрасныя и на повязку ихъ

Широкую направлены.

МИРРА.

О, боги

Гремящіе въ землѣ моихъ отцовъ,

Васъ я молю спасти его! Ты присланъ

Сюда царемъ?

АЛТАДА.

Нѣтъ, это Салеменъ,

Безъ вѣдома безпечнаго монарха,

Тайкомъ меня сюда отправилъ. Царь,

Нашъ царь въ бою таковъ же, какъ на пирѣ.

Эй, Сферо, эй! Пойду я въ арсеналъ.

Онъ вѣрно тамъ.

(Уходитъ).

МИРРА.

Нѣтъ, на душу позора

Я не беру -- нѣтъ, не безчестна я

Тѣмъ, что люблю такого человѣка.

И въ этотъ мигъ желала бъ я --

Чего еще ни разу не желала --

Чтобъ онъ былъ грекъ. Да, ежели Алкидъ

Покрылъ себя стыдомъ за то, что въ платье

Лидіянки Омфалы наряжался

И пряжу прялъ ея веретеномъ,

То человѣкъ, который, бывши съ дѣтства

До зрѣлыхъ лѣтъ у женщинъ на рукахъ,

Становится внезапно Геркулесомъ

И съ пира въ бой, какъ въ брачную постель,

Кидается -- вполнѣ, вполнѣ достоинъ,

Чтобъ въ дѣвушкѣ-гречанкѣ онъ нашелъ

Любовницу и въ греческомъ поэтѣ --

Пѣвца себѣ и въ греческой могилѣ --

Свой памятникъ...

Входитъ Воинъ.

Какъ битва тамъ идетъ?

ВОИНЪ.

Проиграна, почти что безвозвратно

Проиграна. Гдѣ Замесъ?

МИРРА.

На часахъ

Со стражею у двери женскихъ комнатъ.

(Воинъ уходить).

Ушелъ -- и мнѣ успѣлъ сказать одно:

"Проиграно!" Но что жъ еще желаю

Я услыхать? Вѣдь въ этомъ словѣ -- да,

Въ единственномъ коротенькомъ словечкѣ --

Погребены и царство, и монархъ,

И славный родъ тринадцати столѣтій,

И жизни цѣлыхъ тысячъ, и судьба

Всего того, что пощадитъ могила!

И я сама, какъ капелька воды,

Которая безслѣдно погибаетъ

Съ волной, ее несущею -- и я,

Въ крушеніи великомъ, уничтожусь.

Но счастлива я тѣмъ, что жизнь моя

Въ моихъ рукахъ: надменный побѣдитель

Меня своей добычей никогда

Не назоветъ!

Входитъ Пaніа.

ПАНІА.

Скорѣй за мною, Мирра!

Намъ каждая минута дорога.

Бѣжимъ скорѣй -- вотъ все, что намъ осталось.

МИРРА.

А царь?

ПАНІА.

Сюда меня отправилъ онъ,

Чтобъ за рѣку я тайными путями

Тебя увезъ.

МИРРА.

Такъ, стало быть, онъ живъ?

ПАНІА.

Онъ мнѣ велѣлъ тебя укрыть въ надежномъ

Убѣжищѣ, и проситъ онъ тебя

Жить для него, пока придетъ возможность

Ему съ тобой соединиться вновь.

МИРРА.

Такъ уступить рѣшился онъ?

ПАНІА.

Послѣднимъ

Оставитъ онъ сраженье. Все, что въ силахъ

Отчаянье свершить -- все это царь

Свершаетъ тамъ; дворецъ свой шагъ за шагомъ

У мятежа отстаиваетъ онъ.

МИРРА.

Такъ во дворецъ они уже проникли?

Да, крики ихъ разносятся въ стѣнахъ

Старинныхъ залъ, что голосами дикихъ

Мятежниковъ впервые въ эту ночь

Осквернены. Прощай же, ассирійскій

Великій родъ! Прощай, Немврода кровь!

Исчезло все -- все, даже это имя!

ПАНІА.

Бѣжимъ, бѣжимъ!

МИРРА.

Нѣтъ, я погибну здѣсь!

А ты иди и передай монарху,

Что до конца любила я его!

Входятъ Сарданапалъ и Салеменъ съ воинами. Паніа оставляетъ Мирру и присоединяется къ нимъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, если такъ, умремъ, по крайней мѣрѣ,

Гдѣ родились: въ своемъ дворцѣ. Друзья,

Не уступать! Сомкнемъ ряды плотнѣе!

Надежнаго сатрапа я отправилъ

Звать Замеса со стражею его

Она свѣжа и преданна -- и будетъ

Сейчасъ сюда. Еще не все у насъ

Потеряно. Ты, Паніа, о Миррѣ

Похлопочи.

(Паніа возвращается къ Миррѣ).

САЛЕМЕНЪ.

Съ минуту отдохнемъ,

А тамъ, друзья, опять впередъ за нашу

Ассирію.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, Салеменъ, скажи --

За Бактрію! О, вѣрные бактрійцы!

Я съ этихъ поръ содѣлаюсь царемъ

Надъ вашею страной, а это царство

Въ провинцію мы вмѣстѣ обратимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Идутъ, идутъ -- вы слышите?

Входятъ Белезисъ, Арбакъ и мятежники.

АРБАКЪ.

Смѣлѣе!

За мною всѣ! Они у насъ въ сѣтяхъ!

БЕЛЕЗИСЪ.

Впередъ, впередъ! За насъ и съ нами небо!.

(Они нападаютъ на царя и Салемена, которые защищаются до прихода Замеса со стражей. Мятежники отступаютъ; ихъ преслѣдуютъ Салеменъ и другіе. Царь хочетъ присоединиться къ преслѣдующимъ; въ эту минуту Белезисъ загораживаетъ ему дорогу).

БЕЛЕЗИСЪ.

Куда, тиранъ? Я кончу эту битву.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ вотъ мы какъ! Воинственный мой жрецъ

И дорогой пророкъ, и благодарный

Мой подданный -- сдавайся-ка скорѣй,

Прошу тебя. Твоей священной кровью

Не хочется мнѣ руки обагрить:

Другой удѣлъ, тебя вполнѣ достойный,

Готовлю я.

БЕЛЕЗИСЪ.

Твой часъ уже пробилъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не мой, а твой. Въ наукѣ звѣздочетства

Я новичокъ, но звѣзды вопрошалъ

Еще на дняхъ -- и вотъ, обозрѣвая

Небесный кругъ. нашелъ твою судьбу

Подъ знакомъ скорпіона. Это значитъ,

Что быть тебѣ раздавленнымъ сейчасъ.

БЕЛЕЗИСЪ.

Но не тобой.

(Они дерутся. Белезись раненъ и обезоруженъ).

САРДАНАПАЛЪ

(Поднявъ мечъ, чтобъ нанесть послѣдній ударъ).

Взывай теперь къ планетамъ,

Я погляжу -- слетятъ ли съ небосклона,

Чтобъ защитить и своего пророка,

И честь свою?

(Частъ мятежниковъ возвращается и освобождаетъ Белезиса. Они нападаютъ на царя, котораго, въ свою очередь, освобождаютъ его солдаты, вытѣсняющіе бунтовщиковъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Однако, этотъ плутъ

Дѣйствительно пророкомъ оказался.

За мною всѣ! Побѣда наша!

(Бросается въ погоню).

МИРРА (Паніи).

Что жъ

Ты здѣсь стоишь? Зачѣмъ ты позволяешь

Товарищамъ-солдатамъ безъ тебя

Разбить врага?

ПАНІА.

Имѣю приказанье

Я отъ царя -- не оставлять тебя.

МИРРА.

Меня! иди и обо мнѣ не думай:

Ничья рука не вправѣ въ часъ такой

Бездѣйствовать. Я не нуждаюсь въ стражѣ

И не прошу оберегать меня.

Тутъ гибнетъ міръ -- такъ время ль для заботы

О женщинѣ? Иди же, говорю,

Иль ты себя навѣки опозоришь!

Не слушаешь? Такъ я сама пойду --

Я, женщина безпомощная -- кинусь

Въ кровавый бой и охранять меня

Ты станешь тамъ, гдѣ своему монарху

Ты долженъ быть спасительнымъ щитомъ!

(Уходитъ).

ПАНІА.

Остановись! Ушла. Случись какое

Несчастье съ ней -- погибъ я навсегда!

Сарданапалъ ее дороже цѣнитъ,

Чѣмъ свой престолъ, хотя и за него

Сражается. Прилично ль мнѣ, однако,

Бездѣйствовать, слабѣе быть, чѣмъ онъ,

Онъ, чья рука меча не обнажала

До этихъ поръ? Гречанка, воротись

И я твое желаніе исполню,

Хоть вопреки велѣнію царя!

(Уходитъ).

Въ противоположную дверь входятъ Алтада и Сферо.

AЛТAДА.

Вотъ, Мирра... Какъ? Ушла? Ее, однако,

Я здѣсь нашелъ въ разгарѣ битвы. Съ ней

Былъ Паніа. Чтожъ съ ними приключилось?

СФЕРО.

Обоихъ ихъ я видѣлъ здѣсь, когда

Послѣдніе мятежники бѣжали...

Въ гаремъ прошли, должно быть.

AЛТAДА.

Если царь,

Какъ слѣдуетъ разсчитывать, вернется

Съ побѣдою и не найдетъ своей

Іонянки -- мы пострадаемъ хуже,

Чѣмъ плѣнные мятежники.

СФЕРО.

Идемъ

Искать скорѣй. Она уйти далеко

Вѣдь не могла; найдя ее, царю

Мы сдѣлаемъ подарокъ драгоцѣннѣй

Спасеннаго престола.

AЛТAДA.

Самъ Ваалъ

Не бился такъ отчаянно, чтобъ эту

Монархію себѣ завоевать,

Какъ сынъ его изнѣженный -- стараясь

Ее спасти. Всѣ мнѣнія о немъ

Его друзей, его враговъ заклятыхъ

Онъ опровергъ. Такъ душный лѣтній день,

Вечернею грозою весь чреватый,

Вдругъ разразится съ силою такой,

Что воздуху, повидимому, съ нею

Не сдобровать и быть землѣ потопомъ

Загубленной. Да, этотъ человѣкъ

Непостижимъ.

СЕФРО.

Не больше, чѣмъ другіе.

Мы всѣ -- сыны случайности. Идемъ

Искать рабу -- не-то, изъ-за безумной

Любви его, придется пострадать

Подъ пыткою и умереть безвинно.

(Уходятъ).

Входятъ Салеменъ и воины.

САЛЕМЕНЪ

Побѣда льститъ: отбиты отъ дворца

Мятежники; открыто сообщенье

Съ частями войскъ, стоящихъ за рѣкой.

Они еще вѣрны -- быть можетъ,

И вѣрными останутся, когда

Къ нимъ вѣсть дойдетъ, что намъ далась побѣда.

Но гдѣ герой ея? гдѣ государь?

Входятъ Сарданапалъ со своими и Мирра.

САРДАНАПАЛЪ.

Я здѣсь, мой братъ!

САЛЕМЕНЪ.

И невредимъ, надѣюсь?

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, не совсѣмъ. Но это вздоръ... пройдетъ...

Итакъ, дворецъ очищенъ.

САЛЕМЕНЪ.

Городъ тоже,

Я думаю. Сторонниковъ у насъ

Все болѣе и болѣе; отряду

Парѳянскому, который до сихъ поръ

Въ резервѣ былъ и такъ и рвется въ битву,

Я приказалъ погонею пойти

И убѣжденъ, что скоро отступленье

Мятежниковъ онъ въ бѣгство обратитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ужъ это есть; они, по крайней мѣрѣ,

Такъ быстро шли, что я за ними вслѣдъ

Не могъ поспѣть съ бактрійцами моими,

А ужъ на что тѣ не жалѣли ногъ.

Но до смерти усталъ я. Сѣсть скорѣе!

САЛЕМЕНЪ.

Царь, вотъ твой тронъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Плохое это мѣсто

Для отдыха и тѣлу и душѣ.

Диванчикъ мнѣ, крестьянскую скамейку,

Ну, что-нибудь...

(Ему подаютъ стулъ).

Вотъ такъ. Теперь дышать

Свободнѣе.

САЛЕМЕНЪ.

О, этотъ часъ великій

Содѣлался славнѣе, выше всѣхъ,

Пережитыхъ тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

И тяжелѣе,

Конечно, всѣхъ. Гдѣ виночерпій мой?

Подай воды.

САЛЕМЕНЪ (улыбаясь).

Такое приказанье

Впервые онъ услышалъ. Даже я,

Суровѣйшій совѣтникъ, предлагаю

Питье краснѣй воды.

САРДАНАПАЛЪ.

Конечно, кровь?

И безъ того ея сегодня вдоволь

Мы пролили, ну, а на счетъ вина,

Такъ нынче я стихіи чистой цѣну

Вполнѣ узналъ; я трижды пилъ ее

И трижды въ бой съ такой кидался силой

И свѣжестью, какихъ еще въ винѣ

Не находилъ. Гдѣ тотъ солдатъ, что въ шлемѣ

Принесъ воды напиться мнѣ?

ОДИНЪ ИЗЪ СТРАЖЕЙ.

Убитъ,

Великій царь. Стрѣла пронзила черепъ

Въ тотъ мигъ, когда изъ шлема своего

Онъ выплеснулъ остатки и сбирался

Его надѣть.

САРДАНАПАЛЪ.

Убитъ -- ненагражденный!

Убитъ за то, что напоилъ меня!

Несчастный рабъ! Какая злая доля!

О, будь онъ живъ, я золотомъ его

Пресытилъ бы! Всѣмъ золотомъ вселенной

Не заплатить за наслажденье то,

Которое мнѣ далъ его напитокъ,

Когда внутри горѣло у меня,

Вотъ какъ теперь.

(Ему подаютъ воды).

Я снова оживаю.

Отъ этихъ поръ изъ кубка буду пить

Въ часы любви, а въ битвѣ -- только воду.

САЛЕМЕНЪ.

Рука твоя въ повязкѣ, государь?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, Белезисъ храбрѣйшій оцарапалъ.

МИРРА.

Онъ раненъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Вздоръ! не стоитъ говорить!

Однако же, теперь, какъ освѣжился

Немного я, боль что-то посильнѣй.

МИРРА.

И рану ты перевязалъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Повязкой

Съ моей же діадемы; въ первый разъ

Нарядная вещица послужила

Къ чему-нибудь серьезному.

МИРРА (служителямъ).

Скорѣй

Искуснѣйшихъ врачей сюда пошлите!

Пойдемъ со мной; повязку эту я

Сама сниму и облегчу страданье.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, я не прочь. Все пуще эта боль...

Но много ли ты смыслишь въ ранахъ? Впрочемъ,

Какой вопросъ! Тебѣ извѣстно ль, братъ,

Гдѣ я нашелъ во время битвы эту

Красавицу?

САЛЕМЕНЪ.

Средь женщинъ остальныхъ,

Подобною испуганной газели.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, не совсѣмъ: подобною подругѣ

Младого льва, когда она, рыча,

Какъ женщина,-- а это означаетъ

Неистово, затѣмъ что страсти всѣ

До крайности лишь въ женщинѣ доходятъ,--

Преслѣдуетъ охотника, у ней

Укравшаго дѣтенышей: такъ Мирра,

Съ огнемъ въ глазахъ, съ распущенной косой,

Движеньями и голосомъ и видомъ

Дерущихся одушевляла.

САЛЕМЕНЪ.

Да?

САРДАНАПАЛЪ.

Не я одинъ, какъ видишь ты, героемъ

Сталъ въ эту ночь... Остановясь, глядѣлъ

Я на нее: пылающія щеки,

Сверканіе широкихъ черныхъ глазъ

Изъ-подъ волосъ, разметанныхъ волною,

На чистомъ лбу лазурныхъ жилокъ сѣть,

Восторженно раздувшіяся ноздри,

Раскрытый ротъ, звукъ голоса ея,

Всѣ голоса собою покрывавшій,

Какъ лютни струнъ не можетъ заглушить

Нестройное бряцаніе кимваловъ;

Движенье рукъ, сверкавшихъ бѣлизной

Ярчѣй, чѣмъ сталь, исторгнутая ею

У павшаго солдата -- это все

Для нашихъ войскъ ее преобразило

Въ пророчицу побѣды надъ врагомъ

Или саму побѣду, благосклонно

Сошедшую привѣтствовать своихъ.

САЛЕМЕНЪ (въ сторону).

Опять любовь его туманить стала,

И если мы не отвлечемъ его

Отъ этихъ думъ -- пропало все.

(вслухъ). Однако,

Подумайте о вашей ранѣ, царь.

Вы только что сказали намъ, что сильно

Она болитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, это правда, но --

Не слѣдуетъ и думать мнѣ объ этомъ.

САЛЕМЕНЪ.

Всѣ нужныя распоряженья мной

Ужъ сдѣланы; теперь узнать отправлюсь,

Исполнено ль все то, что я велѣлъ,

И возвращусь, чтобъ выслушать желанье

Монаршее.

САРДАНАПАЛЪ.

Прекрасно.

САЛЕМЕНЪ (уходя).

Мирра!

МИРРА.

Князь!

САЛЕМЕНЪ.

Сегодня ты вела себя такъ славно,

Что если бы онъ только не былъ мужъ

Моей сестры... Но я спѣшу... Ты любишь,

Скажи, царя?

МИРРА.

Сарданапала я

Люблю.

САЛЕМЕНЪ.

Но все жъ -- чтобъ онъ царемъ остался,

Желаешь ты?

МИРРА.

Желаю одного,

Чтобъ былъ онъ тѣмъ, чѣмъ долженъ быть -- не меньше.

САЛЕМЕНЪ.

Такъ слушай же: тогда лишь онъ царемъ

Останется, тогда лишь не утратишь

И ты его, тогда лишь станетъ онъ,

Чѣмъ долженъ быть, тогда лишь жить онъ будетъ,

Когда его ты не допустишь впасть

Въ обычную изнѣженность. Имѣешь

Надъ нимъ ты власть сильнѣй, чѣмъ мудрость вся

Въ стѣнахъ дворца иль весь мятежъ свирѣпый

Внѣ этихъ стѣнъ: не допусти жъ его

Опять упасть.

МИРРА.

Мнѣ голосъ Салемена

Для этого не нуженъ. Долгу я

Не измѣню -- и все, что только въ силахъ

Безпомощности женской...

САЛЕМЕНЪ (перебивая).

Будетъ властью

Всесильною въ его душѣ. Смотри жъ,

Воспользуйся ты ею мудро.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Мирра!

Ты шепчешься съ моимъ суровымъ братомъ?

О, ревновать начну я скоро...

МИРРА (улыбаясь).

Да,

И будешь правъ: нѣтъ въ мірѣ человѣка,

Который бы и женскую любовь,

И воиновъ довѣрье, и покорность

Своихъ рабовъ, и милости царя,

И всѣхъ людей высокое вниманье

Заслуживалъ въ такой же мѣрѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Хвалить его тебѣ не запрещаю --

Но не съ такой горячностью. Ничто,

Меня затмить способное, не смѣетъ

Въ прекрасныя уста твои влагать

Восторженность. Но, тѣмъ не меньше, правду

Ты говоришь.

МИРРА.

Теперь пойдемъ со мной --

Давно пора твоей заняться раной --

И обопрись покрѣпче на меня...

САРДАНАПАЛЪ.

Да, милая, но только не отъ боли.

(Всѣ уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Сарданапалъ спитъ на диванѣ безпокойнымъ сномъ; Мирра сидитъ около него.

МИРРА (смотря на Сарданапала).

Украдкою пришла я сторожить

Его покой -- коль можетъ быть покоемъ

Мучительный и судорожный сонъ.

Будить его? Нѣтъ, кажется, волненье

Утишилось... О, богъ покоя, ты

Властитель глазъ сомкнувшихся и сладкихъ,

Блаженныхъ грезъ и сна безъ всякихъ сновъ,

Глубокаго, глубокаго -- молю я,

Похожимъ стань на смерть, сестру твою,

Недвижную, нѣмую! Выше счастья

Нѣтъ для людей, быть можетъ потому,

Что высшее блаженство наше въ царствѣ

Суровой, непробудной и нѣмой

Твоей сестры... Опять зашевелился!

Опять лицо мучительная боль

Подернула! Такъ подъ ударомъ вихря

Колеблется гладь озера, спокойно

Лежащаго въ тѣни своей горы;

Такъ осенью колышитъ вѣтеръ листья,

Прильнувшія недвижно и въ тоскѣ

Къ роднымъ вѣтвямъ. Я разбужу сейчасъ же;.

Нѣтъ, подожду: какъ знать, чего тогда

Лишится онъ? Онъ, кажется, страдаетъ!

Но если я нарушу этотъ сонъ

Для болѣе мучительныхъ страданій?

Быть можетъ, тутъ причиною всему

Волненіе ужасной этой ночи

И просто боль отъ раны, хоть она

Весьма легка; быть можетъ, безпокоюсь

Я болѣе, чѣмъ онъ страдаетъ. Нѣтъ,

Пускай его и лѣчитъ, и спасаетъ

Природа-мать; а я останусь здѣсь

Помощницей при ней, но не помѣхой.

САРДАНАПАЛЪ (просыпаясь).

Нѣтъ, ни за что, хотя бы въ небесахъ

Размножили вы звѣзды и надъ ними.

Въ сообществѣ своемъ, меня царемъ

Содѣлали! Нѣтъ, этою цѣною

Я не куплю господства для себя

Надъ вѣчностью! Прочь отъ меня ты, старый

Ловецъ звѣрей перворожденныхъ! Прочь

И вы, людей-собратьевъ такъ же точно

Травившіе, какъ звѣря, вы, въ тѣ дни --

Лишь люди кровожадные, а нынче --

(Коли жрецы почтенные не лгутъ) --

Ужъ идолы, еще покровожаднѣй.

И ты, моя жестокая праматерь,

Сочащаяся кровью и пятой

Давящая индійскихъ труповъ кости!

Прочь, прочь! Гдѣ я? Гдѣ привидѣнья? Гдѣ...

Нѣтъ, предо мной не привидѣнья! Ихъ бы

Я могъ узнать среди всего, что смерть

Дерзнула бы изъ черной бездны вызвать,

Чтобъ устрашить живущихъ. Мирра!

МИРРА.

Ахъ!

Какъ блѣденъ ты! На лбу твоемъ, подобно

Ночной росѣ, лежитъ холодный потъ.

Мой дорогой, опомнись, успокойся!

Твои слова съ того какъ будто свѣта

Доносятся, когда на этомъ ты --

Владыка-царь. О, прогони же думы

Зловѣщія: все будетъ хорошо.

САРДАНАПАЛЪ.

Дай руку мнѣ... Вотъ такъ... Да, это, точно,

Твоя рука. Да, это плоть .. Сожми,

Сожми сильнѣй, чтобъ ощутилъ я снова,

Что сталъ я тѣмъ, чѣмъ прежде былъ.

МИРРА.

И я

Въ твоихъ глазахъ пусть снова тѣмъ же стану,

Чѣмъ и была, и вѣчно быть должна --

Твоею.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, теперь мнѣ это ясно,

И эту жизнь я снова узнаю.

Ахъ, Мирра! я былъ тамъ, гдѣ всѣ мы будемъ.

МИРPA.

Мой государь...

САРДАНАПАЛЪ.

Я былъ въ могилѣ, тамъ,

Гдѣ червяки -- владыки, а владыки...

Но никогда не представлялъ себѣ

Такихъ вещей; я думалъ, что за гробомъ

Нѣтъ ничего.

МИРРА.

И не ошибся ты.

Одни умы трусливые способны

Въ то вѣровать, что, можетъ быть, вовѣкъ

Не сбудется.

САРДАНАПАЛЪ.

О, Мирра, если видимъ

Уже во снѣ такія вещи мы,

То что же смерть откроетъ намъ?

МИРРА.

Не знаю,

Возможно ли, чтобъ смерть могла найти

Такое зло, какого не явила

Земная жизнь тому, кто прожилъ въ ней

Ряды годовъ? Когда, на самомъ дѣлѣ,

Есть край такой, гдѣ продолжаетъ жить

Душа людей, существованье это --

Духовное, безъ плоти; если жъ тамъ

Останется хоть тѣнь отъ этой грубой

Тѣлесной оболочки, что стоитъ,

Мнѣ кажется, преградой между небомъ

И нашею душой и держитъ насъ

Въ цѣпяхъ земли, то эта тѣнь, какіе

Ей ужасы ни предстояли бъ тамъ,

Не ощутитъ, по крайней мѣрѣ, страха,

Увидѣвъ смерть.

САРДАНАПАЛЪ.

Я смерти не боюсь.

Но, милая, я чувствовалъ, я видѣлъ

Сонмъ мертвецовъ.

МИРРА.

Я тоже. Этотъ прахъ,

Что топчемъ мы ногами, жилъ когда-то

И мучился... Но продолжай. Скажи,

Что видѣлъ ты? Разсказъ разсѣетъ думы

Зловѣщія.

САРДАНАПАЛЪ.

Казалось мнѣ...

МИРРА.

Но нѣтъ,

Повремени. Ты утомленъ, страдаешь,

Изнеможенъ; а это повредитъ

Душѣ твоей и тѣлу. Постарайся

Опять уснуть.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, послѣ; не хочу

Я видѣть сны, хоть убѣдился ясно,

Что это все -- былъ только сонъ. Но ты,

Ты въ силахъ ли разсказъ мой вынесть?

МИРРА.

Въ силахъ

Я вынесть все, всѣ грезы, что даетъ

И жизнь, и смерть, когда могу съ тобою

Я ихъ дѣлить, въ фантазіи ль одной,

Иль на яву.

САРДАНАПАЛЪ.

Повѣрь, я это видѣлъ

Какъ на яву. Ихъ бѣгство видѣлъ я

Открытыми глазами.

МИРРА.

Продолжай.

САРДАНАПАЛЪ.

Я видѣлъ -- нѣтъ, мнѣ это снилось -- будто

Здѣсь, да, вотъ здѣсь, гдѣ мы теперь съ тобой,

Сошлась толпа гостей, и я, хозяинъ,

Самъ походилъ на гостя, хлопоча

Со всѣми быть, какъ равный съ равнымъ. Только

Направо и налѣво отъ меня

Не ты была, не Замесъ, не другіе

Обычные сосѣди на пирахъ;

Нѣтъ, слѣва я увидѣлъ человѣка

Съ надменнымъ, злымъ и мертвеннымъ лицомъ,

И хоть его встрѣчалъ когда-то прежде --

Гдѣ, этого не помню,-- но теперь

Не могъ узнать. Чертами на гиганта

Онъ походилъ, взоръ свѣтелъ былъ и чистъ,

Но недвижимъ, волной спускались кудри

Къ его спинѣ широкой, а за ней,

Изъ глубины громаднаго колчана,

Крыломъ орла оперены, сквозя

Въ змѣяхъ волосъ, высовывались стрѣлы.

Я пригласилъ его налить вина

Въ стоявшую межъ нимъ и мною чашу.

Онъ ничего не отвѣчалъ; тогда

Я самъ ее наполнилъ; не коснулся

Онъ до нея, но устремилъ въ меня

Упорный взоръ -- и передъ этимъ блескомъ

Недвижныхъ глазъ я весь затрепеталъ

И, какъ царю во гнѣвѣ подобаетъ,

Наморщилъ лобъ; онъ не отвѣтилъ тѣмъ же,

Но продолжалъ по прежнему смотрѣть

Въ мои глаза, и эта неподвижность

Усилила мой ужасъ; и къ другимъ,

Привѣтливымъ гостямъ я повернулся,

Ища у нихъ защиты... Что же? Тамъ,

Гдѣ я привыкъ обыкновенно видѣть

Тебя, мой другъ...

МИРРА.

Ты встрѣтилъ?

САРДАНАПАЛЪ.

На твоемъ

Сѣдалищѣ, твоемъ обычномъ мѣстѣ

На пиршествахъ, гдѣ я искалъ твоихъ

Прекрасныхъ глазъ, сидѣла тварь: сѣдая,

Изсохшая, какъ призракъ, кровь въ глазахъ

И на рукахъ, какъ женщина одѣта,

На головѣ корона, лобъ изрытъ

Морщинами, но на губахъ усмѣшка

Свирѣпаго злодѣя, а въ глазахъ --

Ядъ похоти... Вся кровь во мнѣ застыла.

МИРРА.

И это все?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ одной рукѣ -- рукѣ

Изсохнувшей, подобной птичьей лапѣ,

Она держала кубокъ, кровью весь

Дымившійся, въ другой -- былъ тоже кубокъ,

Наполненный не знаю чѣмъ: отъ нихъ

Я въ ужасѣ поспѣшно отвернулся;

Но вдоль стола увидѣлъ рядъ тѣней

Съ коронами на головахъ, другъ съ другомъ

Не схожія, но выраженье лицъ

У всѣхъ одно...

МИРРА.

И ты не понялъ ясно,

Что это все -- простая греза?

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ.

Я чувствовалъ, что могъ къ нимъ прикоснуться,

Ихъ осязать... Отъ одного лица

Мои глаза къ другому обращались

Съ надеждою увидѣть хоть одно

Знакомое; напрасно! Повернулись

Они ко мнѣ и неподвижный взглядъ

Уставили въ меня; они не ѣли

И не пили -- и продолжали только

Смотрѣть, смотрѣть... покамѣстъ камнемъ я

Не сдѣлался, какимъ, казалось, были

И всѣ они, но камнемъ не бездушнымъ:

Нѣтъ -- чувствовалъ біенье жизни я

Въ себѣ и въ нихъ. И было между нами

Какое-то ужасное сродство,

Какъ будто я съ себя полжизни сбросилъ,

Чтобъ къ нимъ прійти, они же -- смерти часть

Откинули, чтобы сойтись со мною.

Особое то было бытіе,

Далекое и отъ земного міра,

И отъ небесъ. . Но, Мирра, лучше смерть,

Чѣмъ бытіе такое!

МИРРА.

Что же дальше?

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ каменный, сидѣлъ я. Наконецъ,

Охотникъ всталъ и вмѣстѣ съ нимъ старуха.

И онъ мнѣ улыбнулся; да, лицо

Гигантское, но полное величья,

Подернулось улыбкою,-- не все,

Однѣ уста; глаза же оставались

Недвижными; на высохшихъ губахъ

У женщины я тоже могъ замѣтить

Подобіе улыбки... Поднялись --

И имъ во слѣдъ всѣ остальныя тѣни

Задвигались, какъ-будто бы стараясь

Передразнить по обезьяньи главныхъ

Въ своей средѣ. Какъ видно, и въ гробу

Онѣ все тѣ жъ простыя обезьяны!

Но я не всталъ; мои всѣ члены вдругъ

Проникнула отчаянная бодрость;

Боязнь прошла, и призракамъ въ лицо

Смѣялся я... Но вотъ -- охотникъ руку

Мнѣ протянулъ... Я взялъ ее, пожалъ --

Она въ моей растаяла, и тутъ же

Онъ самъ исчезъ, оставивъ по себѣ

Въ моей душѣ лишь память о героѣ,

Какимъ онъ мнѣ казался.

МИРРА.

И какимъ

Дѣйствительно онъ былъ: великимъ предкомъ

Династіи героевъ и твоимъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, ты права... Но женщина, старуха

Ужасная, вдругъ кинулась ко мнѣ

И шумными лобзаньями сжигала

Мои уста; когда изъ рукъ своихъ

Чудовище метнуло на полъ чаши,

Мнѣ чудилось, что ядъ изъ нихъ течетъ

Вокругъ меня и образуетъ рѣки

Зловонныя и гнусныя... Вотще

Я оттолкнуть безумную старался;

А, между тѣмъ, товарищи ея,

Подобные статуямъ въ нашихъ храмахъ,

Стояли неподвижно... Наконецъ

Я вырвался изъ рукъ ея, какъ-будто

Я былъ тотъ сынъ, что собственной рукой

Ее убилъ за грѣхъ кровосмѣшенья...

И вслѣдъ за тѣмъ... и вслѣдъ за тѣмъ... погрязъ

Я въ хаосѣ всего, что есть на свѣтѣ

Ужаснаго и мерзкаго; я былъ

И мертвъ, и живъ; я и лежалъ въ могилѣ,

И воскресалъ; я чувствовалъ себя

Изъѣденнымъ червями и прошедшимъ

Сквозь пламя очищенья и, какъ прахъ,

Разметаннымъ по воздуху... Что было

Со мной потомъ -- не помню. Лишь одно

Мнѣ памятно, что посреди всѣхъ этихъ

Жестокихъ мукъ я жадно звалъ тебя,

Искалъ тебя -- и, наконецъ, проснулся --

И ты со мной!

МИРРА.

И буду я съ тобой

Вездѣ -- и здѣсь и въ замогильномъ мірѣ,

Когда онъ есть. Но позабудь, мой царь,

Объ этомъ всемъ; оно не что иное,

Какъ дѣйствіе недавнихъ всѣхъ тревогъ

На организмъ, къ труду непріученный,

Но на себѣ поднявшій трудъ такой,

Какого бы и самой мощной силѣ

Не перенесть.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь мнѣ лучше. Ты

Опять со мной -- и все, что я увидѣлъ,

Мнѣ кажется ничѣмъ.

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ! Государь

Уже не спитъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, братъ, и было бъ лучше

Совсѣмъ не спать: всѣ наши предки здѣсь

Сошлись за тѣмъ, чтобъ, кажется, съ тобою

Меня увлечь. Отецъ мой тоже былъ

Межъ нихъ, но онъ -- ужъ почему, не знаю --

Сѣлъ въ сторонѣ и далъ въ сосѣди мнѣ

Охотника -- отца династіи нашей

И гнусную мужеубійцу -- ту,

Которую зовете вы великой.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ и тебя великимъ я зову

Теперь, когда ты выказалъ такой же

Геройскій духъ. Пришелъ я предложить,

Чтобъ двинулись мы съ войскомъ на разсвѣтѣ

И на толпу мятежниковъ опять

Ударили. Они хоть и отбиты,

Но не совсѣмъ побѣждены и вновь

Сбираются.

САРДАНАПАЛЪ.

Который часъ?

САЛЕМЕНЪ.

Осталось

Два-три часа до утра; ими, царь,

Воспользуйся для отдыха.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, только

Не въ эту ночь, когда она еще

Не кончилась. Я въ этомъ сновидѣньи,

Мнѣ кажется, несчетные часы

Провелъ.

МИРРА.

О, нѣтъ -- едва одинъ. Все время

Я здѣсь была; то былъ тяжелый часъ,

Но только часъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Обсудимъ же, что дѣлать.

Мы двинемся по утру.

САЛЕМЕНЪ.

А пока --

Я съ просьбою.

САРДАНАПАЛЪ.

Заранѣе согласенъ.

САЛЕМЕНЪ.

Не торопись, покамѣстъ ты ея

Не выслушалъ. Но говорить съ тобою

Наединѣ могу я только.

МИРРА.

Князь,

Я ухожу.

(Уходитъ).

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, рабыня эта

Достойна быть свободною

САРДАНАПАЛЪ.

И только

Свободною? Рабыня эта, братъ,

Достойна быть участницей престола.

САЛЕМЕНЪ.

Позволь, монархъ... Еще вѣдь занятъ онъ;

И именно о той, что раздѣляетъ

Его съ тобой, хочу я говорить.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ, о женѣ?

САЛЕМЕНЪ.

Такъ точно. Нахожу я,

Что въ видахъ безопасности ее

Съ ея дѣтьми ты долженъ до разсвѣта

Отправить въ Пафлагонію, гдѣ Коттъ,

Нашъ родственникъ, правителемъ. Тамъ будетъ

Жизнь сыновей твоихъ защищена

Отъ всяческихъ случайностей, а также

И ихъ права законныя на тронъ,

Въ томъ случаѣ, когда...

САРДАНАПАЛЪ.

Когда погибнуть

Придется мнѣ, что вѣроятно... Да,

Твой планъ хорошъ. Отправь же ихъ скорѣе

Съ надежною охраной.

САЛЕМЕНЪ.

Все уже

Устроено, готова и галера,

Чтобъ за Евфратъ ихъ переправить. Но

Предъ этою разлукою, быть можетъ,

Захочешь ты увидѣть...

САРДАНАПАЛЪ.

Сыновей?

Растрогаться боюсь я: станутъ плакать

Несчастные малютки, а могу ль

Я чѣмъ инымъ ихъ успокоить, кромѣ

Пустыхъ надеждъ, улыбокъ лживыхъ? Я,

Какъ знаешь ты, не мастеръ притворяться.

САЛЕMEHЪ.

Но чувствовать, надѣюсь, можешь ты.

Короче, царь, вотъ дѣло въ чемъ: царица

Предъ вѣчною разлукой видѣть васъ

Желала бы.

САРДАНАПАЛЪ.

Къ чему? Съ какою цѣлью?

Я дамъ ей все, все то, чего она

Потребуетъ, но -- кромѣ этой встрѣчи.

САЛЕМЕНЪ.

Мой государь, ты знаешь женщинъ; ты,

Усердно такъ ихъ сердце изучавшій,

Ихъ долженъ знать. Когда родилось въ нихъ

Желаніе того, что міра сердца

Касается, оно для чувства ль ихъ,

Фантазіи ль гораздо драгоцѣннѣй,

Чѣмъ внѣшній міръ. Желанія сестры

Я, какъ и ты, совсѣмъ не одобряю;

Но это ей желательно, она --

Моя сестра, ты -- мужъ ея,-- дозволь же!

САРДАНАПАЛЪ.

Не поведетъ все это ни къ чему.

Но -- пусть придетъ.

САЛЕМЕНЪ.

Благодарю.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ долго

Мы жили врознь -- и встрѣтиться опять,

И встрѣтиться теперь! Какъ будто мало

Своихъ заботъ и горя у меня,

Чтобъ грусть свою дѣлить еще и съ тѣми,

Съ которыми любви я не дѣлю!

Входитъ Салеменъ и Зарина.

САЛЕМЕНЪ.

Смѣлѣй, сестра! Великой нашей крови

Не посрамляй боязнью; не забудь,

Кто предокъ нашъ! Царица предъ тобою,

Мой государь.

САРДАНАПАЛЪ.

Я прошу тебя

Оставить насъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ослушаться не смѣю.

(Уходитъ).

ЗАРИНА (въ сторону).

Наединѣ! Ахъ, оба мы еще

Такъ молоды, а сколько лѣтъ промчалось

Съ тѣхъ поръ, какъ мы сошлись впервые -- лѣтъ,

Среди вдовства сердечнаго печально

Прожитыхъ мной! Онъ не любилъ меня,

Но, кажется, онъ мало измѣнился...

Ко мнѣ одной онъ измѣнился... Ахъ,

Зачѣмъ и я такою жъ не осталась,

Какой была! Безмолвенъ онъ... едва

Глядитъ сюда... ни слова мнѣ, ни взгляда,

А между тѣмъ, бывало, взоръ его

И голосъ былъ такъ мягокъ,-- равнодушенъ,

Но не суровъ, не жостокъ... Государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина!

ЗАРИНА.

Нѣтъ!-- не говори: "Зарина".

И этотъ звукъ, и слово это -- все

Истреблено столь долгими годами

И муками, удвоившими рядъ

Прожитыхъ лѣтъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь ужъ слишкомъ поздно

Припоминать былые эти сны...

Оставимъ же упреки наши, то-есть

Не упрекай меня въ послѣдній разъ.

ЗАРИНА.

И въ первый разъ. Тебя не упрекала

Я никогда.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, правда; тѣмъ сильнѣй

Мнѣ на душу ложится мысль объ этомъ...

Но человѣкъ надъ сердцемъ вѣдь своимъ

Не властелинъ.

ЗАРИНА.

И надъ рукою тоже.

А я тебѣ и сердце отдала

И руку...

САРДАНАПАЛЪ.

Мнѣ твой братъ сказалъ, что видѣть

Желала ты меня передъ отъѣздомъ

Изъ Ниневіи съ...

ЗАРИНА.

Съ нашими дѣтьми.

Да, это такъ. Хотѣла благодарность

Я выразить тебѣ за то, что ты

Не разлучилъ моей души несчастной

Съ тѣмъ, что любить еще осталось ей --

Съ созданьями твоими и моими,

Которыя похожи на тебя

И мнѣ въ глаза глядятъ, какъ въ дни былые

И ты глядѣлъ... Въ нихъ перемѣны я

Не нахожу.

САРДАНАПАЛЪ.

И не найдешь. Желаю

Душевно я, чтобъ былъ незыблемъ въ нихъ

Сыновній долгъ.

ЗАРИНА.

Малютокъ я не только

Какъ нѣжная слѣпая мать люблю;

О, нѣтъ!-- они и какъ супругѣ нѣжной

Мнѣ дороги. Единственная связь

Они теперь межъ мною и тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина, вѣрь, что я всегда умѣлъ

Тебя цѣнить. Старайся, чтобъ примѣромъ

Для нихъ служилъ скорѣй твой славный родъ,

Чѣмъ ихъ отецъ. Дѣтей я довѣряю

Тебѣ вполнѣ; для трона воспитать

Ты ихъ должна, иль -- если онъ не будетъ

Удѣломъ ихъ... Тревогу этой ночи

Ты слышала?

ЗАРИНА.

О ней уже почти

Забыла я. Съ восторгомъ приняла бы

Я всякое несчастье, лишь бы въ немъ

Найти себѣ возможность вновь увидѣть

Твое лицо.

САРДАНАПАЛЪ.

Престолъ мой -- говорю

Безъ страха я -- въ опасности; быть можетъ,

Имъ никогда не быть на немъ; но пусть

Они его изъ виду не теряютъ.

На все, повѣрь, на все отважусь я,

Чтобъ только былъ упроченъ тронъ за ними,

Но ежели погибну я -- они

Обязаны неустрашимо снова

Имъ завладѣть и мудро свой вѣнецъ

Носить потомъ -- не такъ, какъ я, безпечно

Всю власть мою растратившій...

ЗАРИНА.

Лишь то

Передавать я стану имъ, что можетъ

Почетнымъ быть для памяти отца.

САРДАНАПАЛЪ.

Пускай они услышатъ правду лучше

Изъ устъ твоихъ, чѣмъ злобу клеветы.

Въ несчастіи они узнаютъ злобу

Людской толпы къ развѣнчаннымъ царямъ

И за грѣхи отцовскіе заплатятъ,

Какъ за свои. Ахъ, дѣти! Все бы я

Могъ перенесть, будь только я бездѣтенъ!

ЗАРИНА.

О, замолчи! Покоя моего

Послѣдняго не отравляй словами

Раскаянья, что ты -- отецъ. Когда

Ты побѣдишь -- они царями станутъ

И будутъ чтить того, кто спасъ для нихъ

Родной престолъ, которымъ онъ такъ мало

Самъ дорожилъ; а если...

САРДАНАПАЛЪ.

Если я

Его лишусь -- весь міръ имъ громко крикнетъ:

"Отца благодарите!" -- и тогда

Проклятьями они наполнятъ воздухъ.

ЗАРИНА.

Нѣтъ, этого не будетъ никогда:

Почтеніемъ они покроютъ имя

Того, кто, павъ, какъ царь, въ послѣдній часъ

То совершилъ для своего безсмертья,

Чего другимъ царямъ не совершить

За много лѣтъ, которыя собою

Бѣгъ времени обозначаютъ только,

Но въ лѣтопись не вносятъ ничего.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, лѣтописи наши, можетъ статься,

Идутъ къ концу; но что бы ни являло

Ихъ прошлое -- окончатся онѣ,

Какъ начались, со славою великой.

ЗАРИНА.

Но не рискуй собою; жизнь свою

Побереги; живи для тѣхъ, которымъ

Такъ дорогъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

А кто они? Раба,

Привязанная страстью -- не скажу я

Тщеславіемъ: престолъ мой передъ ней

Шатается, она жъ какъ прежде любитъ;

Кружокъ друзей, пирующихъ со мной,

Пока одно мы съ ними составляемъ,

И знающихъ, что чуть погибну я,

Они -- ничто; братъ, оскорбленный мною;

Заброшенныя дѣти и жена...

ЗАРИНА.

Которая и любитъ...

САРДАНАПАЛЪ.

И прощаетъ?

ЗАРИНА.

Объ этомъ я, повѣрь мнѣ, никогда

Не думала: и какъ прощать могу я,

Не обвинивъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Жена моя!

ЗАРИНА.

О, будь

Благословенъ за это слово! Всякой

Надежды я лишилась -- отъ тебя

Когда-нибудь его услышать снова.

САРДАНАПАЛЪ.

О, ты его отъ подданныхъ моихъ

Услышишь! Да, рабы, которыхъ щедро

Я насыщалъ, лелѣялъ, набивалъ

Спокойствіемъ, по горло переполнилъ

Богатствами, царями сдѣлалъ -- да,

Въ своихъ домахъ полнѣйшими царями --

Теперь встаютъ мятежною толпою

И требуютъ погибели того,

Кто превратилъ ихъ жизнь въ веселый праздникъ;

Межъ тѣмъ какъ тѣ немногіе изъ нихъ,

Которыхъ я не обязалъ нисколько,

Мнѣ преданы. Все это правда, но --

Чудовищно!

ЗАРИНА.

Быть можетъ, это очень

Естественно: въ испорченныхъ сердцахъ

Все доброе становится отравой...

САРДАНАПАЛЪ.

А честныя умѣютъ извлекать

Изъ зла добро -- и этою работой

Счастливѣй пчелъ, сбирающихъ свой медъ

Съ однихъ цвѣтовъ цѣлебныхъ.

ЗАРИНА.

Собирай же

И ты свой медъ, не спрашивая, что

Даетъ его. Довольствуйся сознаньемъ,

Что ты еще не всѣми кинутъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Конечно такъ, когда я живъ. Подумай,

Будь я не царь -- какъ долго смертнымъ я

Остаться бъ могъ, остаться, то-есть, смертнымъ,

Гдѣ смертные находятся -- не тамъ,

Гдѣ быть должны?...

ЗАРИНА.

Не знаю. Ты обязанъ

Жить для моихъ... твоихъ дѣтей.

САРДАНАПАЛЪ.

Моя

Хорошая, несчастная Зарина!

Что жъ дѣлать мнѣ, коли я полный рабъ

Случайности и собственныхъ влеченій,

Котораго способно унести

Малѣйшее дыханье? Не на мѣстѣ,

Какъ государь, и въ жизни не на мѣстѣ.

Не знаю, чѣмъ я могъ бы быть; одно

Я чувствую, что я совсѣмъ не то,

Чѣмъ долженъ быть... Пора, однако, кончить.

Но, уходя, запомни вотъ что: я

Не созданъ такъ, чтобъ оцѣнить достойно

Твою любовь и сердце; не могу

И красотой твоею восторгаться,

Какъ приходилъ въ восторгъ отъ красоты

Далеко не такой -- и это только

Изъ-за того, что преданность къ тебѣ

Была мой долгъ, я жъ вѣчно ненавидѣлъ

Малѣйшее подобіе цѣпей

И для себя, и для другихъ: не можетъ

И самый бунтъ того не подтвердить.

Но выслушай слова мои, быть можетъ --

Послѣднія: никто такъ глубоко

Не уважалъ твоихъ душевныхъ качествъ,

Какъ я, хотя, къ несчастью, не умѣлъ

Изъ нихъ извлечь себѣ благую пользу.

Такъ рудокопъ, наткнувшійся на жилу

Нетронутаго золота, стоитъ

Въ сознаніи, что будетъ безполезна

Она ему: онъ отыскалъ ее,

Но вѣдь она принадлежитъ другому,

Хозяину, которымъ для того

Поставленъ онъ, чтобъ только рыть, не смѣя

Дѣлить богатствъ, сверкающихъ въ землѣ,

У ногъ его, не смѣя къ нимъ коснуться

Иль взвѣсить ихъ, -- онъ долженъ лишь глядѣть

И, ползая, ворочать грунтъ тяжелый.

ЗАРИНА.

О, ежели ты, наконецъ, нашелъ

Мою любовь достойной уваженья,

Мнѣ болѣе не нужно ничего!

Бѣжимъ теперь, бѣжимъ скорѣй отсюда!

И я -- позволь мнѣ вымолвить: и мы --

Съ тобою, вѣрь, еще узнаемъ счастье!

Ассирія не вся земля: найдемъ

Мы новый міръ въ самихъ себѣ, и будетъ

Онъ такъ блаженъ, какъ не были еще

Ни я, ни ты со всѣмъ громаднымъ царствомъ

У ногъ твоихъ!

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Я долженъ разлучить

Скорѣе васъ; минуты дорогія

Проносятся.

ЗАРИНА.

Безчеловѣчный братъ!

Высчитывать мгновенья, такъ высоко

Блаженныя!

САЛЕМЕНЪ.

Блаженныя!

ЗАРИНА.

Онъ былъ

Со мной такъ добръ, что я боюсь и думать

Разстаться съ нимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Вотъ женщины! У нихъ

Прощаніе окончится навѣрно

Рѣшеніемъ остаться. Это все

Предвидѣлъ я и потому такъ сильно

Противился. Но этому, сестра,

Не быть.

ЗАРИНА.

Не быть?

САЛЕМЕНЪ.

Останься и погибни!

ЗАРИНА.

Такъ что жъ? Съ моимъ супругомъ...

САЛЕМЕНЪ.

И съ дѣтьми.

ЗАРИНА.

О, горе мнѣ!

САЛЕМЕНЪ.

Сестра моя, послушай,

Какъ слѣдуетъ моей сестрѣ: у насъ

Ужъ приняты всѣ мѣры, чтобъ скорѣе

ласилъ его налить вина

Въ стоявшую межь нимъ и мною чашу.

Онъ ничего не отвѣчалъ; тогда

Я самъ её наполнилъ; не коснулся

Онъ до нея, но устремилъ въ меня

Упорный взоръ -- и передъ этимъ блескомъ

Недвижныхъ глазъ я весь затрепеталъ

И, какъ царю во гнѣвѣ подобаетъ,

Наморщилъ лобъ; онъ не отвѣтилъ тѣмъ-же,

Но продолжалъ по прежнему смотрѣть

Въ мои глаза, и эта неподвижность

Усилила мой ужасъ; и къ другимъ,

Привѣтливымъ гостямъ я повернулся,

Ища у нихъ защиты... Что же? Тамъ,

Гдѣ я привыкъ обыкновенно видѣть

Тебя, мой другъ...

МИРРА.

Ты встрѣтилъ?

САРДАНАПАЛЪ.

На твоёмъ

Сѣдалищѣ, твоёмъ обычномъ мѣстѣ

На пиршествахъ, гдѣ я искалъ твоихъ

Прекрасныхъ глазъ, сидѣла тварь: сѣдая,

Изсохшая, какъ призракъ, кровь въ глазахъ

И на рукахъ, какъ женщина одѣта,

На головѣ корона, лобъ изрытъ

Морщинами, но на губахъ усмѣшка

Свирѣпаго злодѣя, а въ глазахъ --

Ядъ похоти... Вся кровь во мнѣ застыла.

МИРРА.

И это всё?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ одной рукѣ -- рукѣ

Изсохнувшей, подобной птичьей лапѣ,

Она держала кубокъ, кровью весь

Дымившійся, въ другой -- былъ тоже кубокъ.

Наполненный не знаю чѣмъ: отъ нихъ

Я въ ужасѣ поспѣшно отвернулся;

Но вдоль стола увидѣлъ рядъ тѣней

Съ коронами на головахъ, другъ съ другомъ

Не схожія, но выраженье лицъ

У всѣхъ одно...

МИРРА.

И ты не понялъ ясно,

Что это всё -- простая грёза?

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ.

Я чувствовалъ, что могъ къ нимъ прикоснуться,

Ихъ осязать... Отъ одного лица

Мои глаза къ другому обращались

Съ надеждою увидѣть хоть одно

Знакомое; напрасно! Повернулись

Они ко мнѣ и неподвижный взглядъ

Уставили въ меня; они не ѣли

И не пили -- и продолжали только

Смотрѣть, смотрѣть... покамѣстъ камнемъ я

Не сдѣлался, какимъ, казалось, были

И всѣ они, но камнемъ не бездушнымъ:

Нѣтъ -- чувствовалъ біенье жизни я

Въ себѣ и въ нихъ. И было между нами

Какое-то ужасное сродство,

Какъ будто я съ себя полъ-жизни сбросилъ,

Чтобъ къ нимъ прійти, они же -- смерти часть

Откинули, чтобы сойтись со мною.

Особое то было бытіё,

Далёкое и отъ земного міра

И отъ небесъ... Но, Мирра, лучше смерть,

Чѣмъ бытіё такое!

МИРРА.

Что же дальше?

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ каменный, сидѣлъ и наконецъ

Охотникъ всталъ и вмѣстѣ съ нимъ старуха.

И онъ мнѣ улыбнулся; да, лицо

Гигантское, но полное величья,

Подёрнулось улыбкою -- не всё,

Одни уста; глаза-же оставались

Недвижными; на высохшихъ губахъ

У женщины я тоже могъ замѣтить

Подобіе улыбки... Поднялись --

И имъ во слѣдъ всѣ остальныя тѣни

Задвигались, какъ-будто хлопоча

Передразнить по обезьяньи главныхъ

Въ своей средѣ. Какъ видно, и въ гробу

Они всё тѣ жъ простыя обезьяны!

Но я не всталъ; мои всѣ члены вдругъ

Проникнула отчаянная бодрость;

Боязнь прошла, и призракамъ въ лицо

Смѣялся я... Но вотъ -- охотникъ руку

Мнѣ протянулъ... Я взялъ её, пожалъ --

Она въ моей растаяла, и тутъ же

Онъ самъ исчезъ, оставивъ по себѣ

Въ моей душѣ лишь память о героѣ,

Какихъ онъ мнѣ казался.

МИРРА.

И какимъ

Дѣйствительно онъ былъ: великимъ предкомъ

Династіи героевъ и твоимъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, ты права... Но женщина, старуха

Ужасная вдругъ кинулась ко мнѣ

И шумными лобзаньями сжигала

Мои уста; когда изъ рукъ своихъ

Чудовище метнуло на полъ чаши,

Мнѣ чудилось, что ядъ изъ нихъ течётъ

Вокругъ меня и образуетъ рѣки

Зловонныя и гнусныя... Вотще

Я оттолкнуть безумную старался;

А, между-тѣмъ, товарищи ея,

Подобные статуямъ въ нашихъ храмахъ,

Стояли неподвижно... Наконецъ

Я вырвался изъ рукъ ея, какъ-будто

Я былъ тотъ сынъ, что собственной рукой

Её убилъ за грѣхъ кровосмѣшенья...

И вслѣдъ за тѣмъ... и вслѣдъ за тѣмъ... погрязъ

Я въ хаосѣ всего, что есть на свѣтѣ

Ужаснаго и мерзкаго; я былъ

И мёртвъ, и живъ; я и лежалъ въ могилѣ,

И воскресалъ; я чувствовалъ себя

Изъѣденнымъ червями, и прошедшимъ

Сквозь пламя очищенья, и, какъ прахъ,

Размётаннымъ по воздуху... Что было

Со мной потомъ -- не помню. Лишь одно

Мнѣ памятно, что посреди всѣхъ этихъ

Жестокихъ мукъ, я жадно звалъ тебя,

Искалъ тебя -- и наконецъ проснулся --

И ты со мной!

МИРРА.

И буду я съ тобой

Вездѣ -- и здѣсь, и въ замогильномъ мірѣ,

Когда онъ есть. Но позабудь, мой царь,

Объ этомъ всёмъ; оно не что иное,

Какъ дѣйствіе недавнихъ всѣхъ тревогъ

На организмъ, въ труду непріучённый,

Но на себѣ поднявшій трудъ такой,

Какого бы и самой мощной силѣ

Не перенесть.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь мнѣ лучше. Ты

Опять со мной -- и всё, что я увидѣлъ,

Мнѣ кажется ничѣмъ.

Входитъ САЛЕМЕНЪ.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ! Государь

Уже не спитъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, братъ, и было бъ лучше

Совсѣмъ не спать: всѣ наши предки здѣсь

Сошлись затѣмъ, чтобъ, кажется, съ собою

Меня увлечь. Отецъ мой тоже былъ

Межь нихъ, но онъ -- ужъ почему, не знаю --

Сѣлъ въ сторонѣ и далъ въ сосѣди мнѣ

Охотника -- отца династьи нашей

И гнусную мужеубійцу -- ту,

Которую зовёте вы великой.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ и тебя великимъ я зову

Теперь, когда ты выказалъ такой же

Геройскій духъ. Пришелъ я предложить,

Чтобъ двинулись мы съ войскомъ на разсвѣтѣ

И на толпу мятежниковъ опять

Ударили. Они хоть и отбиты,

Но не совсѣмъ побѣждены и вновь

Сбираются.

САРДАНАПАЛЪ.

Который часъ?

САЛЕМЕНЪ.

Осталось

Два-три часа до утра; ими, царь,

Воспользуйся для отдыха.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, только

Не въ эту ночь, когда она ещё

Не кончилась. Я въ этомъ сновидѣньи,

Мнѣ кажется, несчётные часы

Провёлъ.

МИРРА.

О, нѣтъ -- едва одинъ. Всё время

Я здѣсь была; то былъ тяжелый часъ,

Но только часъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Обсудимъ же что дѣлать.

Мы двинемся по утру.

САЛЕМЕНЪ.

А пока --

Я съ просьбою.

САРДАНАПАЛЪ.

Заранѣе согласенъ.

САЛЕМЕНЪ.

Не торопись, покамѣстъ ты ея

Не выслушалъ. Но говорить съ тобою

Наединѣ могу я только.

МИРРА.

Князь,

Я ухожу.

(Уходитъ.)

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, рабыня эта

Достойна быть свободною.

САРДАНАПАЛЪ.

И только

Свободною? Рабыня эта, братъ,

Достойна быть участницей престола.

САЛЕМЕНЪ.

Позволь, монархъ... Ещё вѣдь занятъ онъ;

И именно о той, что раздѣляетъ

Его съ тобой, хочу я говорить.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ, о женѣ?

САЛЕМЕНЪ.

Такъ точно. Нахожу я,

Что въ видахъ безопасности, её

Съ ея дѣтьми ты долженъ до разсвѣта

Отправить въ Пафлагонію, гдѣ Коттъ,

Нашъ родственникъ, правителемъ. Тамъ будетъ

Жизнь сыновей твоихъ защищена

Отъ всяческихъ случайностей, а также

И ихъ права законныя на тронъ,

Въ томъ случаѣ, когда...

САРДАНАПАЛЪ.

Когда погибнуть

Придётся мнѣ, что вѣроятно... Да,

Твой планъ хорошъ. Отправь же ихъ скорѣе

Съ надежною охраной.

САЛЕМЕНЪ.

Всё уже

Устроено, готова и галера,

Чтобъ за Евфратъ ихъ переправить. Но

Предъ этою разлукою, быть-можетъ,

Захочешь ты увидѣть...

САРДАНАПАЛЪ.

Сыновей?

Растрогаться боюсь я: станутъ плакать

Несчастные малютки, а могу ль

Я чѣмъ инымъ ихъ успокоить, кромѣ

Пустыхъ надеждъ, улыбокъ лживыхъ. Я,

Какъ знаешь ты, не мастеръ притворяться.

САЛЕМЕНЪ.

Но чувствовать, надѣюсь, можешь ты.

Короче, царь, вотъ дѣло въ чёмъ: царица

Предъ вѣчною разлукой видѣть васъ

Желала бы.

САРДАНАПАЛЪ.

Къ чему? Съ какою цѣлью?

Я дамъ ей всё, всё то, чего она

Потребуетъ, но -- кромѣ этой встрѣчи.

САЛЕМЕНЪ.

Мой государь, ты знаешь женщинъ; ты,

Усердно такъ ихъ сердце изучавшій,

Ихъ долженъ знать; когда родилось въ нихъ

Желаніе того, что міра сердца

Касается, оно для чувства ль ихъ,

Фантазіи ль, гораздо драгоцѣннѣй,

Чѣмъ внѣшній міръ. Желанія сестры

Я, какъ и ты, совсѣмъ не одобряю;

Но это ей желательно, она --

Моя сестра, ты -- мужъ ея: дозволь же!

САРДАНАПАЛЪ.

Не поведётъ всё это ни къ чему.

Но -- пусть придётъ.

САЛЕМЕНЪ.

Благодарю.

(Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ долго

Мы жили врознь -- и встрѣтиться опять,

И встрѣтиться теперь! Какъ-будто мало

Своихъ заботъ и горя у меня,

Чтобъ грусть свою дѣлить ещё и съ тѣми

Съ которыми любви я не дѣлю?

Входятъ САЛЕМЕНЪ и ЗАРИНА.

САЛЕМЕНЪ.

Смѣлѣй, сестра! Великой нашей крови

Не посрамляй боязнью; не забудь,

Кто предокъ нашъ! Царица предъ тобою,

Мой государь.

САРАДАНАПАЛЪ.

Я попрошу тебя

Оставить насъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ослушаться не смѣю.

(Уходитъ.)

ЗАРИНА (въ сторону).

Наединѣ! Ахъ, оба мы ещё

Такъ молоды, а сколько лѣтъ промчалось

Съ-тѣхъ-поръ, какъ мы сошлись впервые -- лѣтъ,

Среди вдовства сердечнаго печально

Прожитыхъ мной! Онъ не любилъ меня,

Но, кажется, онъ мало измѣнился...

Ко мнѣ одной онъ измѣнился... Ахъ,

Зачѣмъ и я такою жъ не осталась,

Какой была! Безмолвенъ онъ... едва

Глядитъ сюда... ни слова мнѣ, ни взгляда!

А между-тѣмъ, бывало, взоръ его

И голосъ былъ такъ мягокъ,-- равнодушенъ,

Но не суровъ, не жёстокъ... Государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина!

ЗАРИНА.

Нѣтъ!-- не говори: "Зарина".

И этотъ звукъ, и слово это -- всё

Истреблено столь долгими годами

И муками, удвоившими рядъ

Прожитыхъ лѣтъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Теперь ужь слишкомъ поздно

Припоминать былые эти сны...

Оставимъ же упрёки наши, то-есть,

Не упрекай меня въ послѣдній разъ.

ЗАРИНА.

И въ первый разъ. Тебя не упрекала

Я никогда.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, правда; тѣмъ сильнѣй

Мнѣ на душу ложится мысль объ этомъ...

Но человѣкъ надъ сердцемъ вѣдь своимъ

Не властелинъ.

ЗАРИНА.

И надъ рукою тоже.

А я тебѣ и сердце отдала,

И руку...

САРДАНАПАЛЪ.

Мнѣ твой братъ сказалъ, что видѣть

Желала ты меня передъ отъѣздомъ

Изъ Ниневіи съ...

ЗАРИНА.

Съ нашими дѣтьми.

Да, это такъ. Хотѣла благодарность

Я вправить тебѣ за-то, что ты

Не разлучилъ моей души несчастной

Съ тѣмъ, что любить ещё осталось ей --

Съ созданьями твоими и моими,

Которыя похожи на тебя

И мнѣ въ глаза глядятъ, какъ въ дни былые

И ты глядѣлъ... Въ нихъ перемѣны я

Не нахожу.

САРДАНАПАЛЪ.

И не найдёшь. Желаю

Душевно я, чтобъ былъ незыблемъ въ нихъ

Сыновній долгъ.

ЗАРИНА.

Малютокъ я не только

Какъ нѣжная, слѣпая мать люблю;

О, нѣтъ!-- они и какъ супругѣ нѣжной

Мнѣ дороги. Единственная связь

Они теперь межъ мною и тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина, вѣрь, что я всегда умѣлъ

Тебя цѣнить. Старайся, чтобъ примѣромъ

Для нихъ служилъ скорѣй твой славный родъ,

Чѣмъ ихъ отецъ. Дѣтей я довѣряю

Тебѣ вполнѣ; для трона воспитать

Ты ихъ должна, иль -- если онъ не будетъ

Удѣломъ ихъ... Тревогу этой ночи

Ты слышала?

ЗАРИНА.

О ней уже почти

Забыла я. Съ восторгомъ приняла бы

Я всякое несчастье, лишь бы въ нёмъ

Найти себѣ возможность вновь увидѣть

Твоё лицо.

САРДАНАПАЛЪ.

Престолъ мой -- говорю

Безъ страха я -- въ опасности; быть-можетъ,

Имъ никогда не быть на нёмъ; но пусть

Они его изъ виду не теряютъ.

На всё, повѣрь, на всё отважусь л,

Чтобъ только былъ упроченъ тронъ за ними,

Но ежели погибну я -- онн

Обязаны неустрашимо снова

Имъ завладѣть и мудро свой вѣнецъ

Носить потомъ -- не такъ, какъ я, безпечно

Всю власть мою растратившій...

ЗАРИНА.

Лишь то

Передавать я стану имъ, что можетъ

Почётнымъ быть для памяти отца.

САРДАНАПАЛЪ.

Пускай они услышатъ правду лучше

Изъ устъ твоихъ, чѣмъ злобу клеветы.

Въ несчастій они узнаютъ злобу

Людской толпы къ развѣнчаннымъ царямъ

И за грѣхи отцовскіе заплатятъ,

Какъ за свои. Ахъ, дѣти! Всё бы я

Могъ перенесть, будь только я бездѣтенъ!

ЗАРИНА.

О, замолчи! Покоя моего

Послѣдняго не отравляй словами

Раскаянья, что ты -- отецъ. Когда

Ты побѣдишь -- они царями станутъ

Й будутъ чтить того, кто спасъ для нихъ

Родной престолъ, которымъ онъ такъ мало

Самъ дорожилъ; а если...

САРДАНАПАЛЪ.

Если я

Его лишусь -- весь міръ имъ громко крикнетъ:

"Отца благодарите!" -- и тогда

Проклятьями они наполнятъ воздухъ.

ЗАРИНА.

Нѣтъ, этого не будетъ никогда:

Почтеніемъ они покроютъ имя

Того, кто, павъ, какъ царь, въ послѣдній часъ

То совершилъ для своего безсмертья,

Чего другимъ царямъ не совершить

За много лѣтъ, которыя собою

Бѣгъ времени обозначаютъ только,

Но въ лѣтопись не вносятъ ничего.

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, лѣтописи наши, можетъ статься,

Идутъ въ концу; но что бы ни являло

Ихъ прошлое -- окончатся онѣ,

Какъ начались, со славою великой.

ЗАРИНА.

Но не рискуй собою; жизнь свою

Побереги; живи для тѣхъ, которымъ

Такъ дорогъ ты.

САРДАНАПАЛЪ.

А кто они? Раба,

Привязанная страстью -- не скажу я

Тщеславіемъ: престолъ мой передъ ней

Шатается, она жь какъ прежде любитъ;

Кружокъ друзей, пирующихъ со мной,

Пока одно мы съ ними составляемъ,

И знающихъ, что чуть погибну я,

Они -- ничто; братъ, оскорблённый мною;

Заброшенныя дѣти и жена...

ЗАРИНА.

Которая и любитъ...

САРДАНАПАЛЪ.

И прощаетъ.

ЗАРИНА.

Объ этомъ я, повѣрь мнѣ, никогда

Не думала: и какъ прощать могу я,

Не обвинивъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Жена моя!

ЗАРИНА.

О, будь

Благословенъ за это слово! Всякой

Надежды я лишилась -- отъ тебя

Когда-нибудь его услышать снова.

САРДАНАПАЛЪ.

О, ты его отъ подданныхъ моихъ

Услышишь! Да, рабы, которыхъ щедро

Я насыщалъ, лелѣялъ, набивалъ

Спокойствомъ, по горло переполнилъ

Богатствами, царями сдѣлалъ -- да,

Въ своихъ домахъ полнѣйшими царями --

Теперь встаютъ мятежною толпою

И требуютъ погибели того,

Кто превратилъ ихъ жизнь въ весёлый праздникъ;

Межь-тѣмъ какъ тѣ немногіе изъ нихъ,

Которыхъ я не обязалъ нисколько,

Мнѣ преданы. Всё это правда, но --

Чудовищно!

ЗАРИНА.

Быть-можетъ, это очень

Естественно: въ испорченныхъ сердцахъ

Всё доброе становится отравой...

САРДАНАПАЛЪ.

А честныя умѣютъ извлекать

Изъ зла добро -- и этою работой

Счастливѣй пчёлъ, сбирающихъ свой мёдъ

Съ однихъ цвѣтовъ цѣлебныхъ.

ЗАРИНА.

Собирай же

И ты свой мёдъ, не спрашивая, что

Даётъ его. Довольствуйся сознаньемъ,

Что ты ещё не всѣми кинутъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Конечно такъ, когда я живъ. Подумай,

Будь я не царь, какъ долго смертнымъ я

Остаться бъ могъ, остаться, то-есть, смертнымъ,

Гдѣ смертные находятся -- не тамъ,

Гдѣ быть должны?...

ЗАРИНА.

Не знаю. Ты обязанъ

Жить для моихъ... твоихъ дѣтей.

САРДАНАПАЛЪ.

Моя

Хорошая, несчастная Зарина!

Что жь дѣлать мнѣ, коли я полный рабъ

Случайности и собственныхъ влеченій,

Котораго способно унести

Малѣйшее дыханье? Не на мѣстѣ,

Какъ государь, и въ жизни не на мѣстѣ,

Не знаю, чѣмъ я могъ бы быть; одно

Я чувствую, что я совсѣмъ не то,

Чѣмъ долженъ быть... Пора, однако, кончить.

Но, уходя, запомни вотъ что: я

Не созданъ такъ, чтобъ оцѣнить достойно

Твою любовь и сердце; не могу

И красотой твоею восторгаться,

Какъ приходилъ въ восторгъ отъ красоты

Далёко не такой -- и это только

Изъ-за того, что преданность къ тебѣ

Была мой долгъ, я жь вѣчно ненавидѣлъ,

Малѣйшее подобіе цѣпей

И для себя, и для другихъ: не можетъ

И самый бунтъ того не подтвердить.

Но выслушай слова мои, быть-можетъ --

Послѣднія: никто такъ глубоко

Не уважалъ твоихъ душевныхъ качествъ,

Какъ я, хотя, къ несчастью, не умѣлъ

Изъ нихъ извлечь себѣ благую пользу.

Такъ рудокопъ, наткнувшійся на жилу

Нетронутаго золота, стоитъ

Въ сознаніи, что будетъ безполезна

Она ему: онъ отыскалъ её,

Но вѣдь она принадлежитъ другому,

Хозяину, которымъ для того

Поставленъ онъ, чтобъ только рыть, не смѣя

Дѣлить богатствъ, сверкающихъ въ землѣ,

У ногъ его, не смѣя къ нимъ коснуться,

Иль взвѣсить ихъ: онъ долженъ лишь глядѣть

И, ползая, ворочать грунтъ тяжелый.

ЗАРИНА.

О, ежели ты, наконецъ, нашелъ

Мою любовь достойной уваженья,

Мнѣ болѣе не нужно ничего!

Бѣжимъ теперь, бѣжимъ скорѣй отсюда!

И я -- позволь мнѣ вымолвить; и мы --

Съ тобою, вѣрь, ещё узнаемъ счастье!

Ассирія не вся земля: найдёмъ

Мы новый міръ въ самихъ себѣ, и будетъ

Онъ такъ блаженъ, какъ не были ещё

Ни я, ни ты со всѣмъ громаднымъ царствомъ

У ногъ твоихъ!

Входитъ САЛЕМЕНЪ.

САЛЕМЕНЪ.

Я долженъ разлучить

Скорѣе васъ; минуты дорогія

Проносятся.

ЗАРИНА.

Безчеловѣчный братъ!

Высчитывать мгновенья, такъ высоко

Блаженныя!

САЛЕМЕНЪ.

Блаженныя!

ЗАРИНА.

Онъ былъ

Со мной такъ добръ, что я боюсь и думать

Разстаться съ нимъ.

САЛЕМЕНЪ.

Вотъ женщины! У нихъ

Прощаніе окончится навѣрно

Рѣшеніемъ остаться. Это всё

Предвидѣлъ я и потому такъ сильно

Противился. Но этому, сестра,

Не быть.

ЗАРИНА.

Не быть?

САЛЕМЕНЪ.

Останься и погибни!

ЗАРИНА.

Такъ что жь? Съ моимъ супругомъ...

САЛЕМЕНЪ.

И съ дѣтьми.

ЗAPИHA.

О, горе мнѣ!

САЛЕМЕНЪ.

Сестра моя, послушай,

Какъ слѣдуетъ моей сестрѣ: у насъ

Ужь приняты всѣ мѣры, чтобъ скорѣе

Спасти тебя и сыновей твоихъ --

Послѣднюю надежду нашу. Дѣло

Не въ чувствахъ здѣсь, хотя и имъ нельзя

Не придавать огромнаго значенья;

Но кромѣ ихъ замѣшанъ здѣсь вопросъ

О пользѣ государства. Для захвата

Дѣтей царя мятежники на всё

Отважатся и разомъ...

ЗАРИНА.

Ахъ, довольно!

Не говори!...

САЛЕМЕНЪ.

Такъ слушай же меня:

Какъ скоро мы изъ рукъ у мидянъ вырвемъ

Твоихъ дѣтей, погибнетъ главный планъ

Бунтовщиковъ -- уничтоженья рода

Немвродова: хотя бы царь и палъ,

Но сыновья вѣдь будутъ жить для мщенья

И для побѣдъ.

ЗАРИНА.

Такъ я могу одна

Остаться здѣсь?

САЛЕМЕНЪ.

Какъ! Ты дѣтей покинешь

Сиротками, тогда-какъ есть у нихъ

Отецъ и мать -- покинешь на чужбинѣ,

Такъ далеко?

ЗАРИНА.

О, нѣтъ! Моя душа

Не вынесетъ...

САЛЕМЕНЪ.

Теперь ты всё узнала --

Рѣшай сама.

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина, брать твой правъ --

И мы должны на время покориться.

Оставшись, ты, быть можетъ, сгубишь всё;

Уѣхавши, спасёшь то, что осталось

Цѣннѣйшаго и у меня съ тобой,

И у сердецъ, въ которыхъ вѣрность долгу

Ещё жива.

САЛЕМЕНЪ.

Пора, пора давно!

САРДАНАПАЛЪ.

Рѣшайся же. Когда съ тобою снова

Мы встрѣтимся, быть-можетъ, буду я

Ужь болѣе тебя достойнымъ. Если жь

Не суждено -- то помни, что мои

Проступки всѣ, хотя не искупились,

Но кончены... Боюсь я одного,

Что будешь ты сильнѣе сокрушаться

Объ имени поруганномъ и прахѣ

Того, кто былъ когда-то всемогущъ

Въ Ассиріи, чѣмъ... Я, однако, снова

Растрогаться готовъ, тогда-какъ мнѣ

Теперь нужна особенная твёрдость.

Мои грѣхи происходили всѣ

Отъ мягкости душевной... Скрой, Зарина,

Скрой слёзы! Ихъ совсѣмъ не проливать

Я не прошу: гораздо легче было бъ

Остановить Евфратскую волну,

Чѣмъ удержать единую слезинку

Возвышенной и любящей души!

Но отъ меня скрывай ты ихъ; иначе

То мужество, которымъ полонъ я,

Исчезнетъ вновь... Братъ, уведи царицу!

ЗАРИНА.

О, Боже мой! Разстаться съ нимъ навѣкъ!

САЛЕМЕНЪ (стараясь увести её).

Сестра, ты мнѣ должна повиноваться.

ЗАРИНА.

Прочь отъ меня! Должна остаться я!

Не трогайте! Я не хочу, чтобъ умеръ

Онъ здѣсь одинъ, а я жила одна.

САЛЕМЕНЪ.

Онъ не умрётъ одинъ; но ты такъ долго

Жила одна...

ЗАРИНА.

Неправда! Знала я,

Что онъ живётъ -- и образъ драгоцѣнный

Со мной былъ неразлученъ.

САЛЕМЕНЪ.

Если такъ --

Прости меня, но братское насилье

Употребить я долженъ.

ЗАРИНА.

Никогда!

Спасите! О, Сарданапалъ, ужели

Допустишь ты такъ грубо разлучить

Меня съ тобой?

САЛЕМЕНЪ.

Подумай -- если только

Пропустимъ мы удобный этотъ часъ --

Погибло всё.

ЗАРИНА.

Ахъ, голова кружится...

Въ глазахъ темно... Гдѣ онъ?

(Падаетъ въ обморокъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Оставь её,

Она мертва -- и ты ея убійца.

САЛЕМЕНЪ.

Не бойся такъ; то обморокъ простой --

Послѣдствіе излишняго волненья.

На воздухѣ она прійдётъ въ себя...

Уйди, прошу. (Въ сторону). Я этою минутой

Воспользоваться долженъ, чтобъ её

Перенести на царскую галеру,

Гдѣ дѣти ждутъ.

(САЛЕМЕНЪ уноситъ ЗАРИНУ.)

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Такъ вотъ что, вотъ ещё

Что перенесть я долженъ въ этой жизни,

Я, никогда не мучившій людей

Умышленно... Но это ложь! Любила

Она меня, и я её любилъ.

О, отчего въ одно и тоже время

Не умерла ты, роковая страсть,

Въ сердцахъ, тобой въ одно и то же время

Охваченныхъ? Зарина, заплачу

Я дорого за страшныя мученья

Твоей души! Когда бы я любилъ

Одну тебя -- теперь мои народы

Почтительно смотрѣли бъ на меня,

Какъ на царя безспорнаго... Въ какую

Ужаснѣйшую бездну шагъ одинъ

Съ пути прямыхъ обязанностей нашихъ

Влечётъ и тѣхъ, кто требуетъ себѣ

Всеобщаго почтенія, какъ нрава,

Добытаго рожденьемъ и находятъ

Это вездѣ, пока не потеряетъ

По собственной своей винѣ...

Входимъ МИРРА.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты здѣсь!

Кто звалъ тебя?

МИРРА.

Никто. Но услыхала

И издали какъ-будто плачъ и стонъ --

И думала...

САРДАНАПАЛЪ.

Ты не имѣешь права

Входить сюда, пока не позвана.

МИРРА.

Быть-можетъ, я могла бъ тебѣ напомнить

О болѣе привѣтливыхъ словахъ --

Хоть и они съ упрёкомъ говорились --

Напомнить, какъ ты укорялъ меня

За-то, что я надоѣдать боялась,

Не слушая желанья своего

И просьбъ твоихъ -- входить къ тебѣ незванной,

Во всякій часъ, кто бъ ни былъ у тебя...

Я ухожу.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда пришла.-- останься...

Прости меня... Отъ этихъ всѣхъ тревогъ

Разстроенъ я, сердитъ... Но ты на это

Не обращай вниманья: скоро я

Прійду въ себя.

МИРРА.

Съ терпѣньемъ ожидаю

И съ радостью увижу.

САРДАНАПАЛЪ.

Передъ тѣмъ

Какъ ты вошла, изъ этихъ стѣнъ Зарина,

Ассиріи царица, вышла...

МИРРА.

Ахъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты вздрогнула?

МИРРА.

Я?

САРДАНАПАЛЪ.

Къ счастію, вошла ты

Въ другую дверь; иначе вы могли

Съ ней встрѣтиться. Хоть этого мученья

Избавилась она!

МИРРА.

Я глубоко

Сочувствую царицѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Это слишкомъ.

Сочувствіе такое несовмѣстно

Съ природою; немыслимо оно,

Не можетъ быть взаимнымъ. Ты не можешь

Ея жалѣть; она способна лишь...

МИРРА.

Лишь презирать любовницу -- рабыню?

Но не сильнѣй, чѣмъ презираю я

Себя сама.

САРДАНАПАЛЪ.

Презрѣнье! Къ той, которой

Весь полъ ея завидуетъ -- къ тебѣ,

Владычицѣ надъ сердцемъ властелина

Вселенной всей?

МИРРА.

Будь властелиномъ ты

И тысячи вселенныхъ -- точно также,

Какъ и съ одной, подвластною тебѣ,

Разстанешься, быть-можетъ, очень скоро --

Я всё-таки унизилась бы, ставъ

Любовницей твоею, какъ позорно

Упала бы, отдавшись пастуху;

А будь онъ грекъ, ещё позорнѣй было бъ

Паденіе.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты славно говоришь.

МИРРА.

Я то, что есть.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда на человѣка

Обрушится несчастье, всё встаётъ

На павшаго; но такъ-какъ я покамѣстъ

Ещё не палъ и не расположенъ

Выслушивать упрёки -- можетъ статься

И потому, что слишкомъ часто ихъ

Заслуживалъ -- то лучше мы съ тобою,

Пока ещё живётъ межь нами миръ,

Разстанемся.

МИРРА.

Разстаться!

САРДАНАПАЛЪ.

Вѣдь кончали жь

Разлукою всѣ, жившіе до насъ,

И ею же когда-нибудь да кончатъ

Живущіе теперь!

МИРРА.

Но для чего?

САРДАНАПАЛЪ.

Для твоего спасенья. Безопасность,

Твою храня, съ надежной стражей я

На родину хочу тебя отправить.

И если ты здѣсь не была вполнѣ

Царицею, то унесёшь такіе

Дары съ собой, которые тебѣ

Приданое дадутъ дороже царства.

МИРРА.

О, перестань!

САРДАНАПАЛЪ.

Царица ужь теперь

Уѣхала, ея примѣру смѣло

Послѣдовать ты можешь. Я одинъ

Погибну здѣсь: товарищей ищу я

Лишь въ радости и счастьѣ.

МИРРА.

Я жъ ищу

И радости, и счастья въ томъ, чтобъ вмѣстѣ

Съ тобою быть... Ты не захочешь, нѣтъ,

Прогнать меня.

САРДАНАПАЛЪ.

Подумай хорошенько.

Потомъ, смотри, ужь поздно будетъ.

МИРРА.

Пусть:

Тогда меня съ собой ты по неволѣ

Не разлучишь.

САРДАНАПАЛЪ.

И не хочу. Я думалъ,

Что этого сама ты ищешь.

МИРРА.

Я!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты о своёмъ позорѣ говорила.

МИРРА.

И чувствую его я глубоко,

Да, глубже, чѣмъ всё, всё на свѣтѣ, кромѣ

Моей любви.

САРДАНАПАЛЪ.

Бѣги же отъ него.

МИРРА.

Прошедшаго не уничтожитъ бѣгство;

Не возвратитъ оно ни сердца мнѣ,

Ни чести; нѣтъ, съ тобой я уцѣлѣю,

Иль упаду. Коль одолѣешь ты

Своихъ враговъ -- я буду жить твоею

Великою побѣдой; если ждётъ

Иной удѣлъ, то я его не стану

Оплакивать, а раздѣлю. Во мнѣ

Ты, часъ назадъ ещё, не сомнѣвался.

САРДАНАПАЛЪ.

О, да; въ твоёмъ безстрашьи -- никогда;

Въ твоей любви -- до-этихъ-поръ, и вѣчно бъ

Я вѣрилъ ей, когда бы ты сама...

Твои слова...

МИРРА.

Одни слова. Пусть служатъ

Свидѣтельствомъ любви моей дѣла,

Снискавшія ещё сегодня ночью

Твоё благоволенье, и, затѣмъ,

Всѣ дѣйствія дальнѣйшія, куда бы

Ни бросила тебя твоя судьба.

САРДАНАПАЛЪ.

Благодарю -- и, правоты сознаньемъ

Проникнутый, надѣюсь, что падутъ

Мои враги и водворится снова

Повсюду миръ -- единая изъ всѣхъ

Земныхъ побѣдъ, желаемая мною.

Не нахожу въ завоеваньяхъ я

Величія, въ войнѣ не вижу славы.

Обязанность поддерживать оружьемъ

Мои права для сердца моего

Тяжело всѣхъ позорныхъ оскорбленій,

Которыми хотятъ меня покрыть

Мои враги. О, вѣчно помнить буду

Я эту ночь -- хотя бы мнѣ пришлось

Жить для того, чтобъ памятною сдѣлать

Её другимъ. Мнѣ думалось всегда,

Что я, своимъ правленьемъ безобиднымъ,

Внёсъ въ лѣтопись, запачканную кровью,

Блаженный миръ; что сдѣлалось оно

Оазисомъ зелёнымъ средь пустыни

Безчисленныхъ столѣтій; что на нёмъ

Съ отрадою потомки наши будутъ

Покоить взоръ, стараясь сохранять,

Беречь его, иль сѣтуя при мысли,

Что золотой Сарданапала вѣкъ

Невозвратимъ. Мнѣ думалось, что сдѣлалъ

Изъ царствъ моихъ я рай земной, куда

Приходятъ вслѣдъ за каждымъ новолуньемъ

И новыя блаженства. Принималъ

Я за любовь рукоплесканья черни,

За истину -- слова моихъ друзей,

За лучшую награду -- губы женщинъ...

И въ нихъ однѣхъ не ошибался я --

Да, милая? Отвѣть мнѣ поцѣлуемъ.

(Цѣлуетъ ее.)

Теперь пускай берутъ они и жизнь,

И власть мою! Одну тебя, о Мирра,

Я не отдамъ другому.

МИРРА.

Никогда!

Всё громкое, блистательное можетъ

У брата-человѣка человѣкъ

Насильственно похитить: царства гибнутъ,

Войска бѣгутъ и падаютъ, друзья

Становятся врагами, рабъ уходитъ,

Вездѣ обманъ -- и измѣняютъ тѣ

Скорѣе всѣхъ, которые всѣхъ больше

Одолжены и только та душа,

Что любитъ безкорыстно, не измѣнитъ

Любимому. Душа такая здѣсь,

Передъ тобой -- и проситъ испытанья!

Входитъ САЛЕМЕНЪ.

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, тебя ищу я... Какъ она!

Опять она!

САРДАНАПАЛЪ.

Оставь свои упрёки!

Твоё лицо мнѣ говоритъ, что ты

Пришелъ сюда съ вещами поважнѣе,

Чѣмъ женщины присутствіе.

САЛЕМЕНЪ.

Меня

Изъ женщинъ всѣхъ одна лишь занимаетъ

Въ подобную минуту, а она

Ужь спасена: уѣхала царица.

САРДАНАПАЛЪ.

Здоровая? Скажи скорѣе.

САЛЕМЕНЪ.

Да.

Упадокъ силъ прошелъ; по крайней-мѣрѣ

Смѣнился онъ безмолвіемъ безъ слёзъ;

Блестящіе глаза, по спавшимъ дѣтямъ

Скользнувъ на мигъ, и блѣдное лицо

Потомъ уже не отвращались больше

Отъ стѣнъ дворца, межь-тѣмъ какъ по рѣкѣ,

При свѣтѣ звѣздъ, галера быстро мчалась.

Но на устахъ молчанье...

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, когда бъ

Я чувствовалъ не больше, чѣмъ сказала

Несчастная!

САЛЕМЕНЪ.

Теперь ужъ слишкомъ поздно

Тебѣ скорбѣть; сочувствіемъ своимъ

Не облегчишь ты ни единой муки...

Но слушай, царь, съ какою вѣстью я

Пришелъ сюда: мятежники-халдейцы

И мидяне, имѣя во главѣ

Двоихъ вождей вооружились снова.

Они ряды сомкнули и напасть

Готовятся. Какъ видно, и другіе

Сатрапы въ нимъ примкнули.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! Ещё

Мятежники. Ну, если такъ, ударимъ

Мы первые.

САЛЕМЕНЪ.

Теперь бы это былъ

Опасный рискъ, хотя сперва мы сами

Такъ дѣйствовать рѣшились. Если къ намъ

До завтрашняго утра подоспѣютъ

Отряды тѣ, къ которымъ я послалъ

Своихъ гонцовъ, то силы наши могутъ

Позволить намъ атакою рискнуть

Съ надеждою на полную побѣду.

До тѣхъ же поръ совѣтую тебѣ

Ждать приступа.

САРДАНАПАЛЪ.

Мнѣ ненавистна эта

Система выжиданья; знаю я,

Что менѣе рисковано сражаться

За крѣпкими стѣнами, низвергать

Врага на дно глубокихъ рвовъ, иль видѣть,

Какъ бьётся онъ и корчится на кольяхъ,

Разставленныхъ коварно; только мнѣ

Не по сердцу всё это: я теряю

Горячность всю; когда же предстоитъ

Атака мнѣ -- хотя бы непріятель,

Взлѣзъ на горы высокія, его

Я сброшу внизъ или погибну въ жаркой

Моей крови. На приступъ же! Вперёдъ!

САЛЕМЕНЪ.

Какъ молодой солдатъ ты разсуждаешь.

САРДАНАПАЛЪ.

Я не солдатъ -- я только человѣкъ.

Не говоря мнѣ о солдатахъ: это

Названіе я ненавижу такъ же,

Какъ тѣхъ, что имъ гордятся; но веди

Меня туда, гдѣ ихъ найти могу я.

САЛЕМЕНЪ.

Такъ рисковать не долженъ жизнью ты;

Она совсѣмъ не то, что жизнь моя,

Иль всякая другая; вся война

Вращается на ней одной и съ нею.

Создать войну, разжечь и погасить,

Продлить её, окончить -- всё зависитъ

Лишь отъ нея.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ кончимъ и войну

И жизнь мою! Быть можетъ, это лучше,

Чѣмъ ихъ тянуть! Усталъ я отъ одной,

Да, кажется, и отъ обѣихъ...

(Трубные звуки.)

САЛЕМЕНЪ.

Слышишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Не слушать мы, а отвѣчать должны!

САЛЕМЕНЪ.

Но какъ же быть съ твоею раной?

САРДАНАПАЛЪ.

Рана

Залечена -- забыта мной... Идёмъ!

Ланцетъ врача вошелъ бы глубже въ тѣло:

Позоръ рабу, который слабо такъ

Кольнулъ меня!

САЛЕМЕНЪ.

О, если бъ и сегодня

Никто тебя сильнѣй но ранилъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Коль побѣдить намъ суждено. Иначе

Придётся мнѣ, придётся самому

Исполнить трудъ, которымъ государя

Они могли бъ не утруждать...

(Снова трубные звуки.)

Вперёдъ!

САЛЕМЕНЬ.

Я слѣдую.

САРДАНАПАЛЪ.

Оружье мнѣ, оружье!

П. Вейнбергъ.

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Та же комната во дворцѣ.

МИРРА и БАЛЕА.

МИРРА (подходя къ окну).

Заря зажглась! Какой ужасной ночи

Пришла она во слѣдъ! какъ было небо

Величественно-страшно подъ грозою,

Промчавшейся внезапно и придавшей

Природѣ столько прелести! и какъ,

Напротивъ, всё печально и порочно

Здѣсь на землѣ, гдѣ миръ, любовь, надежды,

Взмущённыя напоромъ злыхъ страстей,

Какъ кажется, готовы слиться въ хаосъ,

Ничѣмъ не разрѣшимый! Бой кипитъ

Но прежнему. Не вѣрится, чтобъ солнце

Возстало, какъ всегда, въ пурпурномъ блескѣ

И, разбросавъ остатки облаковъ

По ясной, чистой тверди, отразило

Въ нихъ чудпое подобье горъ, снѣговъ,

Блестящихъ волнъ и прочихъ дивъ вселенной,

На столько вѣрныхъ въ этомъ отраженьи,

Что мы почти готовы ихъ принять

Ошибкой за дѣйствительность, хотя

Измѣнчивая лёгкость ихъ на небѣ

Невольно вразумляетъ насъ, что это

Одна мечта. А между-тѣмъ какъ дивно

И сладостно вліяетъ этотъ видъ

На душу намъ! Закатъ и утро стали

Давно уже для насъ часами сладкихъ

Иль грустныхъ размышленій, посвященныхъ

Двумъ геніямъ, баюкающимъ нѣжно

Нашъ скорбный духъ, и чьи упрёки даже

Плѣнительнѣй для насъ, чѣмъ всѣ пустыя,

Мірскія наслажденья. Если есть

Такіе въ свѣтѣ люди, что не могутъ

Понять всѣхъ этихъ прелестей -- то имъ

Ни разу не забыться сладкой нѣгой

Въ дворцахъ воздушныхъ этихъ, гдѣ толпы

Избранниковъ покоятся на лонѣ

Чистѣйшихъ наслажденій -- правда, краткихъ,

Но всё жь при томъ проникнутыхъ на столько

Небесной благодатью, что и этихъ

Мгновеній мимолётныхъ намъ довольно,

Чтобъ усладить заботы и труды

Печальной нашей жизни, несмотря

На то, что большинство ея мгновеній

Обязаны трудиться мы, подобно

Всѣмъ прочимъ нашимъ братьямъ, неизвѣстно

На радость или горе, такъ-какъ наши

Мірскія домогательства приносятъ

И то намъ и другое. Оба эти

Названія -- синонимы, хотя

Мы въ вѣчномъ треволненіи душевномъ

Стараемся различіемъ названья

Себя увѣрить въ томъ, что будто чувства

Различны точно также. Но напрасны

Попытки всѣ! Какое ни давай

Названье ощущеньямъ -- счастье будетъ

Всегда отъ насъ далёко.

БАЛЕА.

Ты забылась

Въ спокойномъ созерцаньи. Неужели

Ты можешь любоваться такъ, быть-можетъ,

Послѣднею зарёю?

МИРРА.

Потому-то

Я ею и любуюсь. Я готова

Теперь бранить глаза свои за-то,

Что такъ они глядѣли равнодушно

До-сей-норы на дивные предметы,

Безъ чьей красы несчастная земля

Осталась бы кускомъ ничтожной глины,

Подобно мнѣ. Взгляни: вонъ тамъ горитъ

Халдейскій богъ. Когда я имъ любуюсь,

То, кажется, готова обратиться

Къ религіи Ваала.

БАЛЕА.

Онъ царитъ

Теперь на небесахъ, какъ прежде былъ

Владыкой на землѣ.

МИРРА,

Онъ для нея

Властитель и теперь. Ни разу нё былъ

Земной монархъ могуществомъ и славой

Подобенъ хоть малѣйшему лучу

Его вѣнца.

БАЛЕА.

Онъ точно богъ.

МИРРА.

Мы греки

Согласны въ этомъ съ вами. Впрочемъ, мнѣ

Всё кажется, что этотъ лучезарный,

Блестящій шаръ скорѣе долженъ быть

Жилищемъ божества, чѣмъ самымъ богомъ.

Смотри, вотъ онъ прорѣзалъ гряды тучъ

И засверкалъ такимъ потовомъ свѣта,

Что тлазъ мой, ослѣплённый этимъ блескомъ,

Не можетъ выносить его.

БАЛЕА.

Тссъ! тише!

Свахи, ты не слыхала ничего?

МИРРА.

Мечта! Кровавый бой винитъ за валомъ --

Не во дворцѣ, какъ это было ночью.

Мы здѣсь сидимъ какъ въ крѣпости съ того

Несчастнаго часѣ. Дворы и стѣны

Всѣхъ этихъ царственныхъ палатъ, похожихъ

По прочности на зданья пирамидъ,

Насъ защитятъ такъ вѣрно, что врагамъ

Придётся брать ихъ всѣ поодиночкѣ,

Пока удастся имъ достичь до насъ.

Мы здѣсь равно далёки отъ угрозъ

И бѣдъ войны, а вмѣстѣ съ тѣмъ, отъ славы.

БАЛЕА.

Однако ныньче ночью удалось

Ворваться имъ сюда.

МИРРА.

Да, но обманомъ!

За-то съ какимъ позоромъ оттѣснили

Ихъ мужество и храбрость. Ныньче жь мы

Защищены отъ новыхъ нападеній

И храбростью и бдительностью вмѣстѣ.

БАЛЕА.

О, если бъ удалось намъ!

МИРРА.

Такъ желаетъ

Здѣсь большинство, а многіе боятся.

Ужасный часъ! Я всей душой стараюсь

Его забыть, но, къ сожалѣнью, тщетно.

БАЛЕА.

Всѣ говорятъ, что царь въ послѣдней битвѣ

Настолько жь удивилъ своей отвагой

Толпу друзей, насколько поразилъ

Враговъ кичливыхъ ужасомъ и страхомъ.

МИРРА.

Не трудно поражать и удивлять

Толпу рабовъ! Но онъ -- сознаться должно --

Держалъ себя съ достоинствомъ.

БАЛЕА.

Я слышалъ,

Что Белезиса онъ убилъ. Объ этомъ

Былъ разговоръ у воиновъ.

МИРРА.

Измѣнникъ

Былъ точно имъ поверженъ, но потомъ

Былъ вновь спасёнъ мятежною толпою,

Затѣмъ, быть-можетъ, чтобъ торжествовать

Надъ тѣмъ, кто побѣдилъ его въ бою,

А прежде отъ опасности избавилъ

И тѣмъ подвергъ опасности свой тронъ

И свой вѣнецъ наслѣдственный.

ВАЛЕА.

Тссъ! Слушай!

МИРРА.

Ты правъ: сюда идутъ, но тихимъ шагомъ.

(Входятъ солдаты, неся раненаго САЛЕМЕНА, съ обломкомъ копья въ ранѣ. Его кладутъ на ложѣ.)

МИРРА.

О, Боги!

БАЛЕА.

Всё потеряно!

САЛЕМЕНЪ.

Кто смѣетъ

Сказать здѣсь это слово? Пусть убьютъ

Его сейчасъ, когда онъ только воинъ.

МИРРА.

Прости его: не воинъ онъ; онъ только

Придворный мотылёкъ, изъ тѣхъ, что вьются

Всегда вокругъ монарха.

САЛЕМЕНЪ.

Если такъ,

То пусть живётъ.

МИРРА.

Какъ будешь жить и ты,

Надѣюсь я.

САЛЕМЕНЪ.

Мнѣ хочется прожить

Лишь часъ одинъ, чтобъ знать исходъ сраженья.

Зачѣмъ меня вы принесли сюда?

ОДИНЪ изъ воиновъ.

Такъ приказалъ намъ царь. Едва копьё

Поранило тебя, ты потерялъ

Сознаніе, и царь велѣлъ немедля

Снести тебя сюда.

САЛЕМЕНЪ.

Я одобряю

Его приказъ: когда бъ солдаты наши

Увидѣли безъ чувствъ меня -- они

Сочли бъ меня умершимъ и упали

При этомъ вовсе духомъ. Впрочемъ, я

Самъ чувствую, что мнѣ уже не долго

Осталось жить.

МИРРА.

Позволь мнѣ осмотрѣть,

Какъ раненъ ты: я въ этомъ знаю толкъ.

Въ моей странѣ насъ, женщинъ, обучаютъ

Искусству врачеванья. Вѣдь, у насъ

Война кипитъ всегда и мы привыкли

Къ подобнымъ зрѣлищамъ.

САЛЕМЕНЪ.

Не лучше ль будетъ

Извлечь копьё.

МИРРА.

Нѣтъ, это невозможно!

САЛЕМЕНЪ.

Такъ, значитъ, всё покончено со мной?

МИРРА.

Нельзя никакъ! Кровь можетъ быстро хлынуть

Во слѣдъ копью изъ раны, и тогда

Я не могу ручаться ни минуты

За жизнь твою.

САЛЕМЕНЪ.

Я смерти не боюсь.

Гдѣ былъ нашъ царь, когда меня вы взяли

На мѣстѣ, гдѣ былъ раненъ я, чтобъ снесть

Меня сюда?

ВОИНЪ.

Онъ былъ вблизи тебя

И ободрялъ словами и примѣромъ

Смутившихся солдатъ, упавшихъ духомъ

При видѣ, какъ ты палъ.

САЛЕМЕНЪ.

Кого назначилъ

Онъ мнѣ въ преемники?

СОЛДАТЪ.

Я не слыхалъ

Его распоряженій.

САЛЕМЕНЪ.

Такъ бѣги

Скорѣй къ нему и передай, что я

Прошу его предъ смертію назначить

Цамеса мнѣ въ преемники, пока

Не подоспѣетъ войско Офратана,

Сатрапа Сузы. Мы его давно ужь

И тщетно ждёмъ. Оставь меня! иди!

И такъ немного воиновъ осталось...

Иди: ты тамъ нужнѣй, чѣмъ здѣсь!

ВОИНЪ.

Но, князь...

САЛЕМЕНЪ.

Вонъ! Я сказалъ! Со мною остаются

Придворный здѣсь и женщина -- а лучшей

Не надобно компаньи во дворцѣ.

Когда мнѣ не позволили предать

Послѣдній вздохъ на славномъ полѣ битвы,

Я не хочу, чтобъ близь меня торчалъ

Бездѣйственный солдатъ. Спѣши жъ немедля

Исполнить мой приказъ.

(Воинъ уходитъ.)

МИРРА.

Высокій духъ!

Ужель должна земля тебя лишиться?

САЛЕМЕНЪ.

О, Мирра! я себѣ не пожелалъ бы,

Повѣрь, конца иного, если бъ зналъ,

Что я душа!

Уже-ль земля должна тебя лишиться?

Салименъ.

Ахъ, ласковая Мирра! я доволенъ

Кончиною такою, лишь бы въ ней

Монархія, или монархъ спасенъ.

Нашли себѣ... никто, по-крайней-мѣрѣ,

Не скажетъ мнѣ, что я ихъ пережилъ.

Мирра.

Ты все блѣднѣй становишься.

Салименъ.

Дай руку.

Осколокъ этотъ только продолжаетъ

Мои мученья, не давая мнѣ

Полезнымъ быть. Я вырвалъ бы его

И съ жизнію... когда бъ могъ знать о ходѣ

Сраженія.

(Входитъ Сарданапалъ въ сопровожденіи воиновъ.)

Сарданапалъ.

Безцѣнный братъ!

Салименъ.

А битва

Проиграна?

Сарданапалъ (съ отчаяньемъ).

Ты видишь, что я здѣсь.

Салименъ.

Вотъ какъ тебя я видѣть радъ!

(Вырываетъ изъ раны дротикъ и умираетъ )

Сарданапалъ.

Я такъ

И покажу себя; -- вотъ только

Не подоспѣй къ намъ вѣрный Офрананъ,

Послѣдняя былинка всѣхъ разбитыхъ

Надеждъ моихъ.

Мирра.

Ты слышалъ о послѣднемъ

Желаніи умершаго -- отдать

Начальство Замѣ?

Сарданапалъ.

Слышалъ.

Мирра.

Гдѣ онъ?

Сарданапалъ.

Умеръ.

Мирра.

Альтада?

Сарданапалъ.

Этотъ умираетъ.

Мирра.

Сферо

И Панія?

Сарданапалъ.

Послѣдній живъ; а Cфepo

Или въ плѣну, или бѣжалъ отъ насъ.

Я весь -- одинъ.

Мирра.

Такъ никакой надежды?

Сарданапалъ.

Не будь еще измѣны, наши стѣны,

Хотя онѣ укрѣплены и слабо,

Противу силъ теперешнихъ стоять

Еще могли бъ, но въ полѣ...

Мирра.

Салименъ,

Мнѣ кажется, не думалъ нападать

Безъ новыхъ силъ, которыхъ ожидалъ

Онъ въ скорости.

Сарданапалъ.

Но я увлекъ его.

Мирра.

О чемъ жалѣть?-- Ты увлеченью храбрыхъ

Послѣдовалъ.

Сарданапалъ.

На гибель. Братъ мой, братъ!

Я отдалъ бы всю власть мою, которой

Ты былъ щитомъ, мечомъ и украшеньемъ,

H честью искупительной, чтобъ вновь

Вернуть назадъ... Но надъ тобой лить слезы

Не буду я -- нѣтъ, ты оплаканъ будешь,

Какъ самъ ты быть оплаканнымъ желалъ...

Я объ одномъ скорблю, что, умирая,

Ты думать могъ, что я переживу

Все то, за что ты умеръ -- наше царство

И царственность властительнаго рода.

Когда я ворочу ихъ, въ искупленье

За жизнь твою я дамъ тебѣ кровь тысячъ

И слезы милліоновъ... (Слезы честныхъ

И добрыхъ душъ и безъ того твои.)

Не то... не то, тебя я не заставлю

Свиданья ждать со мною, если точно

Въ насъ есть душа... Ты видишь эту душу?

Отдай ей справедливость. Дай, я руку

Твою пожму, пока она тепла;

Дай, приложусь къ небьющемуся сердцу

Я сердцемъ бьющимся такъ горько, горько...

(Обнимаетъ тѣло.)

Ну, уберите тѣло!

Воинъ.

Царь, куда?

Сарданапалъ.

Въ мой собственный покой. Подъ балдахиномъ

Поставь его, какъ-будто бы подъ нимъ

Кладутъ даря: обряды похоронъ,

Приличные такому праху, мы

Опредѣлимъ потомъ.

(Воины уходятъ съ тѣломъ Салимена. Входитъ Панія.)

Что, Панія,

Разставилъ ли ты стражу? все ли сдѣлалъ,

Какъ я велѣлъ?

Панія.

Монархъ! какъ только могъ.

Сарданапалъ.

Какъ держатся солдаты?

Панія.

Государь...

Сарданапалъ.

Ты все сказалъ! Когда на царскій спросъ

Вопросомъ отвѣчаютъ, это признакъ

Злосчастія. Войска упали духомъ?

Панія.

Побѣдный крикъ мятежниковъ при видѣ

Паденія и смерти Салимена

Заставилъ ихъ...

Сарданапалъ.

Разсвирѣпѣть -- не дрогнуть

Онъ долженъ былъ заставить ихъ; но мы

Ихъ вдохновимъ.

Панія.

Подобная потеря

И самую побѣду опечалитъ.

Сарданапалъ.

Увы! да кто такъ чувствовать способенъ

Ее, какъ я? А впрочемъ, хоть и точно,

Насъ заперли въ стѣнахъ, но эти стѣны

Падутъ не вдругъ;притомъ, мы ждемъ отважныхъ,

Которые себѣ проложатъ путь

Сквозь вражій станъ, чтобъ царское жилище

Вновь сдѣлать тѣмъ, чѣмъ быть оно должно --

Дворцомъ, а не тюрьмой и не бойницей.

(Входитъ почотный стражъ.)

Твое лицо мнѣ кажется зловѣщимъ.

Но говори!

Почотный стражъ.

Не смѣю.

Сарданапалъ.

Какъ, не смѣешь?

Да противъ насъ осмѣлились мильонь;

Возстать открытой силой? Странно! Я

Прошу тебя, прерви свое молчанье

Столь честное; не бойся оскорбить

Меня ничѣмъ: ты ничего не скажешь,

Чѣмъ могъ бы изумить меня.

Панія.

Ты слышишь --

Разсказывай!

Почотный стражъ.

Стѣна, которой берегъ

Былъ обнесенъ, внезапнымъ наводненьемъ

Разрушена. Бушующій Евфратъ,

Пресыщенный послѣдними дождями

Тѣхъ горныхъ странъ, отколѣ онъ начало.

Беретъ свое, изъ береговъ вдругъ хлынулъ

И повалилъ береговой оплотъ.

Панія.

Зловѣщій знакъ! Есть искони вѣковъ

Преданіе, "что городъ человѣку

Не будетъ сданъ, пока рѣка не будетъ

Ему врагомъ".

Сарданапалъ.

Преданье -- ничего;

Но съ этимъ разрушеньемъ примириться

Я не могу. А какъ великъ пространствомъ

Проломъ стѣны?

Почотный стражъ.

Примѣрно -- стадій въ двадцать.

Сарданапалъ.

И это все доступно нападенью

Мятежниковъ?

Почотный стражъ.

Пока рѣка въ разливѣ,

Имъ невозможенъ приступъ; но какъ скоро

Она опять войдетъ въ свое русло

И вновь начнутъ обычной чередою

По ней ходить суда -- дворецъ въ ихъ власти.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, этого не будетъ никогда!

Пусть возстаютъ стихіи, боги, люди

И знаменья противъ того, кто ихъ

Вооружать не думалъ, никогда

Домъ моего отца не будетъ смрадной

Пещерою волковъ: ни жить, ни выть

Не будутъ въ немъ они.

Панія.

Позволь на мѣстѣ

Мнѣ осмотрѣть проломъ и предпринять

Возможныя -- по времени и средствамъ --

Къ его защитѣ мѣры.

Сарданапалъ.

Это такъ.

Лети стрѣлой; взгляни на все, подробно

Все разузнай и не заставь меня

Отчета ждать объ этомъ наводненьи.

(Панія и почотный стражъ уходятъ.)

Мирра.

Вотъ до чего дошло, что даже волны

Противъ тебя!

Сарданапалъ.

Они мнѣ неподвластны,

Красавица, и такъ какъ я не въ силахъ

Ихъ наказать, то долженъ извинить.

Мирра.

Я радуюсь, что этимъ предвѣщаньемъ

Ты не сраженъ.

Сарданапалъ.

Я выше предвѣщаній

Стою теперь; они мнѣ ничего

Не могутъ предсказать, чего бы самъ я

Не предсказалъ себѣ за эту ночь.

Отчаянье не можетъ знать боязни.

Мирра.

Отчаянье!

Сарданапалъ.

Не то -- чтобы совсѣмъ

Отчаянье. Когда мы знаемъ все,

Что встрѣтитъ насъ, и какъ намъ это встрѣтить,

То твердая рѣшимость наша стоитъ

Быть названной не столь обиднымъ словомъ.

Но что для насъ слова? мы все почти

Покончили и съ ними -- и со всѣмъ.

Мирра.

Еще одно послѣднее дѣянье

Равно для всѣхъ великое, вѣнецъ

Всего, что было, есть, что даже быть

Готовится -- единственная вещь

Столь общая всѣмъ людямъ -- столь различнымъ

По ихъ странамъ, рожденью, нравамъ, цвѣту,

По временамъ, характерамъ, языкамъ,

Чертамъ лица, наклонностямъ и чувствамъ,

Безъ всякаго подобія во всемъ

И сходнымъ только въ этомъ, для чего

Мы родились, страдали, пресмыкались,

Къ чему мы шли сквозь этотъ лабиринтъ

Таинственный, который названъ -- жизнью.

Сарданапалъ.

Но такъ какъ нашъ клубокъ почти размотанъ,

То будемъ веселѣй. Кто все уже --

Все испыталъ, чего бояться можно,

Тотъ смѣетъ улыбаться и предъ тѣмъ,

Чего робѣлъ. Разгаданная бука

Перестаетъ бытъ страшной для дѣтей.

(Панія возвращается.)

Панія.

Все вышло такъ, какъ было государю

Донесено: въ мѣстахъ не столь опасныхъ

Я приказалъ ослабить караулъ

Съ тѣмъ, чтобы двойной поставить у пролома

Пробитаго водою.

Сарданапалъ.

Ты свою

Обязанность исполнилъ честно -- такъ,

Какъ мой достойный Панія, и этимъ

Мы кончимъ наши связи. На, возьми

Вотъ этотъ ключъ.

(Даетъ ему ключъ.)

Онъ отмыкаетъ двери

У комнаты, устроенной въ стѣнѣ

Моей палаты спальной, за моей

Кроватію -- (увы! обремененной

Столь благородной ношею теперь,

Какой еще носить ей не случалось,

Хоть въ рамкахъ золотыхъ ея такъ много

Царей опочивало: я хочу

Сказать о томъ, что было съ Салименомъ

Лишь часъ назадъ) -- тотъ сокровенный ходъ

Ты отыщи: онъ грудами сокровищъ

Загроможденъ; бери изъ нихъ себѣ,

Бери друзьямъ: вамъ всѣмъ до пресыщенья

Достанетъ ихъ, рабовъ я объявляю

Свободными; всѣмъ во дворцѣ живущимъ

Всѣхъ возрастовъ и половъ я даю

Совѣтъ -- его оставить, и не медлить.

Пусть заберутъ весь царскій флотъ, когда-то

Забавою служившій, а теперь

Убѣжищемъ отъ золъ -- и поплывутъ:

Рѣка такъ широка и полноводна

И, будучи властительнѣй царя,

Свободна отъ осады. Торопись --

И будьте всѣ счастливы!

Панія.

Подъ твоей

Защитою! Будь вѣрной своей стражѣ

Вождемъ въ пути.

Сарданапалъ.

Нѣтъ, Панія, бѣги --

И предоставь меня моей судьбѣ.

Со мной другое будетъ.

Панія.

Я ни разу

Ослушнымъ не являлся; но теперь...

Сарданапалъ.

Ужель я палъ такъ глубоко, что наглость

Моихъ друзей равняется измѣнѣ

Моихъ враговъ? Ни слова! -- это мой

Приказъ тебѣ, послѣдній мой приказъ.

Уже ли ты его нарушишь -- ты?

Панія.

Дай время намъ.

Сарданапалъ.

Даю; но поклянись

Покорнымъ быть, какъ только я дамъ знакъ.

Паніи.

Отъ всей души, хотя убитой скорбью,

Я обѣщаю.

Сарданапалъ.

Этого довольно.

Теперь вели принесть сюда побольше

Сухой сосны, увядшихъ листьевъ, прутьевъ,

Такихъ веществъ, чтобъ обнялись пожаромъ.

Въ единый мигъ и отъ одной лишь искры;

Не позабудь о кедрѣ; принеси

Душистыхъ смолъ, кореньевъ благовонныхъ;

А чтобъ огонь былъ ярче и сильнѣй,

Поболѣе досокъ большихъ; ни мирры,

Ни ладону не позабудь съ собою

Принесть сюда: я для великой жертвы

Костеръ сооружаю. Уложи

Все это вкругъ престола.

Панія.

Государь!..

Сарданапалъ.

Я приказалъ -- ты мнѣ клялся.

Панія.

Я вѣрнымъ

Остался бъ и безъ клятвъ.

(Панія уходитъ.)

Мирра.

Что это значитъ?

Сарданапалъ.

Что предстоитъ узнать тебѣ, объ этомъ

Міръ цѣлый не забудетъ никогда.

(Панія возвращается съ вѣстникомъ.)

Панія.

Мнѣ, государь, при выходѣ отсюда

Попался этотъ вѣстникъ: онъ желалъ

Быть предъ тобой.

Сарданапалъ.

Онъ можетъ говорить.

Въ чемъ дѣло?

Вѣстникъ.

Царь Арбакъ...

Сарданапалъ.

Ужь онъ успѣлъ

Короноваться? Какъ! Но продолжай!

Я слушаю, что дальше.

Вѣстникъ.

Белезисъ,

Верховный жрецъ, помазанный служитель...

Сарданапалъ.

Какихъ боговъ, иль дьяволовъ? Съ другими

Царями воздвигаются тотчасъ,

И алтари другіе. Продолжай!

Ты можешь мнѣ не отвѣчать; ты присланъ

Лишь волю господина своего

Мнѣ передать.

Вѣстникъ.

И Офратанъ, сатрапъ...

Сарданапалъ.

Какъ, Офратанъ? Онъ былъ одинъ изъ нашихъ.

Вѣстникъ.

Онъ въ станѣ побѣдителей теперь.

И вотъ его перстневая печать.

(Показываетъ перстень.)

Сарданапалъ.

Кольцо его. Что можетъ быть достойнѣй

Такихъ людей? Ты во-время покончилъ,

Мой бѣдный Салименъ! одной измѣной

Ты видѣлъ меньше: этотъ человѣкъ

Былъ изъ числа друзей твоихъ; онъ былъ

Мой подданный вѣрнѣйшій... Продолжай!

Вѣстникъ.

Тебѣ даруютъ жизнь; ты въ правѣ выбрать

Одну изъ отдаленныхъ областей

Для жительства; тамъ будетъ за тобою,

Слѣдить надзоръ; но лично ты свободенъ --

Ты можешь жить тамъ въ мірѣ, но съ однимъ

Условіемъ: троихъ князей наслѣдныхъ

Отдать въ заложники ты долженъ.

Сарданапалъ.

Такъ!

Кто моръ бы ждать такого снисхожденья

Отъ побѣдителей?

Вѣстникъ.

Я жду отвѣта.

Сарданапалъ.

Отвѣта? Рабъ! давно ль располагаютъ

Рабы судьбой царей?

Вѣстникъ.

Съ тѣхъ поръ, какъ стали

Свободными.

Сарданапалъ.

Прислужникъ мятежа!

Я покажу тебѣ, по-крайней-мѣрѣ,

Какъ измѣнять опасно. Панія!

Пусть съ нашихъ стѣнъ въ измѣнническій лагерь

Забросятъ его голову, а трупъ

Вдоль по рѣкѣ пустить. Покончи съ нимъ!

(Панія и воины схватываютъ вѣстника.)

Панія.

Я никогда съ подобнымъ наслажденьемъ

Не исполнялъ твоей высокой воли!

Не тутъ, солдаты, стой! не оскверняйте

Нечистой кровью царственныхъ палатъ:

Съ измѣнникомъ мы кончимъ на просторѣ.

Идемъ отсель.

Вѣстникъ.

Одно лишь слово: званье

Мое священно, царь.

Сарданапалъ.

А это званье,

Которое ты оскорбилъ во мнѣ,

Такъ нагло предложивъ мнѣ отказаться

Отъ правъ моихъ, оно какого свойства?

Вѣстникъ.

Я долженъ былъ исполнить порученье;

За мой отказъ меня могла постигнуть

Такая же опасность, какъ теперь.

Сарданапалъ.

Такъ вотъ они -- минутные монархи!

Ужь деспоты... какъ-будто багряница

Пеленками служила имъ и тронъ

Съ младенчества ихъ няньчилъ.

Вѣстникъ.

Жизнь моя

Въ одномъ дыханьи устъ твоихъ. Твоя --

Я говорю о томъ, что такъ возможно,

И говорю съ смятеніемъ -- твоя

Находится въ опасности не меньшей.

Прилично ли послѣдніе часы

Немвродовой великой родословной

Пятнать убійствомъ мирнаго посла,

Смиреннаго, безсильнаго? Уже ли

Въ подобный часъ свершится поруганье

Не только надо всѣмъ, что человѣкъ

Привыкъ считать святымъ межь человѣкомъ

И человѣкомъ, нѣтъ, но и надъ тѣмъ,

Что насъ одно связуетъ лишь съ богами?

Сарданапалъ.

Онъ правъ; пустить его. Дѣянье гнѣва

Не можетъ быть концомъ всѣхъ дѣлъ моихъ.

Поди сюда, пріятель.

(Беретъ со стола золотую чашу.)

Этотъ кубокъ

Я отдаю тебѣ; пей изъ него

Вино свое и помни обо мнѣ-,

Иль сплавь его и помни объ одной

Лишь цѣнности и тяжести металла.

Вѣстникъ.

Благодарю вдвойнѣ тебя: за жизнь

И этотъ даръ, дающій цѣну жизни.

Съ какимъ же я иду отвѣтомъ?

Сарданапалъ.

Да...

Скажи, что я прошу на размышленье

Часъ перемирія.

Вѣстникъ.

Лишь часъ?

Сарданапалъ.

Лишь часъ.

Какъ скоро я по окончаньи срока

Къ союзникамъ ни съ чѣмъ не отнесусь,

То это знакъ, что я не принимаю

Условій ихъ, и пусть они поступятъ

Какъ захотятъ.

Вѣстникъ.

Я не премину быть

Твоимъ истолкователемъ вѣрнѣйшимъ.

(Намѣревается уйти.)

Сарданапалъ.

Ахъ, да! еще два слова.

Вѣстникъ.

Я ихъ жду,

Съ почтеніемъ.

Сарданапалъ.

Поклонъ мой Белезису.

Скажи ему, что ровно черезъ годъ

Я съ нимъ увижусь.

Вѣстникъ.

Гдѣ?

Сарданапалъ.

Мы въ Вавилонѣ

Съ нимъ встрѣтимся: по-крайней-мѣрѣ, онъ

Оттоль ко мнѣ отправится.

Вѣстникъ.

Я это

Все передамъ буквально.

(Уходитъ.)

Сарданапалъ.

Ну, теперь

Живѣй, мой добрый Панія! за дѣло!

Панія.

Я приказалъ солдатамъ. государь.

Но вотъ они идутъ.

(Входятъ воины и устроиваютъ около трона костеръ.)

Сарданапалъ.

Плотнѣй и выше,

Друзья мои. Да вотъ что: основанье

Устройте такъ, чтобъ изъ него не вышло

Потѣшнаго огня, иль кто-нибудь

Не вздумалъ бы услужливой рукою

Гасить его, а главное, чтобъ тронъ

Пришелся въ самомъ сердцѣ: жаль его

Мнѣ выскочкамъ покинуть; пусть на долю

Имъ упадетъ огнемъ неистребимый

Лишь грузъ его... Смолы, смолы побольше.

Старайтесь такъ, какъ-будто мы твердыню

Своихъ враговъ закоренѣлыхъ сжечь

Сбираемся. Вотъ такъ! Теперь въ немъ есть

Внушающее что-то. Панія!

Что скажешь ты? довольно ли такого

Костра для похоронъ царя?

Паніи.

И царства; да,

Теперь я понимаю.

Сарданапалъ.

И меня,

Быть можетъ, осуждаешь?

Панія.

Нѣтъ. Дозволь

Зажечь лишь мнѣ костеръ и раздѣлить

Его съ тобой.

Мирра.

Нѣтъ, это ужь моя

Обязанность.

Панія.

Какъ, женская?

Мирра.

Когда

Солдатъ считаетъ долгомъ умереть

За своего царя, такъ почему

Не умереть бы женщинѣ съ своимъ

Возлюбленнымъ?

Панія.

Но это чрезвычайно!

Мирра.

Не такъ, однако, рѣдко, какъ ты могъ

Воображать, мой Панія. Межь тѣмъ

Желаю долго жить тебѣ. Прощай.

Костеръ готовъ.

Панія.

Да какъ же моего

Я умирать покину государя

Лишь съ женщиной?

Сарданапалъ.

Я много, слишкомъ много

Себѣ предтечъ имѣлъ уже ко праху.

Обогатись и уходи.

Панія.

Чтобъ жить

Въ безславіи.

Сарданапалъ.

Не позабудь, что ты

Далъ клятву мнѣ: она невозвратима.

Панія.

Когда ужь такъ, властитель мой, прощай!

Сарданапалъ.

Обыскивай теперь мои покои

Прилежнѣе. Не чувствуй угрызеній

Брать золото. Не позабудь, что все,

Что только ты оставишь, ты оставишь

Рабамъ, моимъ убійцамъ. Но какъ скоро

Вы на суда отправитесь, дворецъ

Покинувъ безопасно, дай мнѣ знакъ;

Возьми рожокъ и длинный, длинный звукъ

Издай на немъ: рѣчные берега

Такъ далеки, рѣка такъ.говорливо

Течетъ теперь, что слабый звукъ навѣрно

Сюда не долетитъ оттоль. Потомъ --

Счастливый путь! Но, распустивши парусъ,

Ты оглянись назадъ, и ужь затѣмъ

Плыви, мой Панія, вдоль береговъ

Широкаго Евфрата; если ты

Достигнешь Пафлагоніи, гдѣ Котта

Царицѣ оказалъ гостепріимство

Съ тремя дѣтьми моими, разскажи

Ей обо всемъ, что видѣлъ на прощаньи

И проси не забывать о томъ,

Что при другомъ, при болѣе печальномъ

Прощаньи говорилъ я.

Панія.

Эту руку

Высокую! Дозволь намъ прикоснуться

Устами къ ней и мнѣ и этимъ бѣднымъ

Солдатамъ, окружающимъ тебя,

Хотѣвшимъ бы и умереть съ тобою.

(Воины и Панія тѣснятся вокругъ Сарданапала, цалуя его руку и полу его одежды.)

Сарданапалъ.

Друзья мои! послѣдніе мои

И лучшіе друзья! къ чему вводить

Въ уныніе другъ друга? лучше вдругъ

Разстанемся. Послѣднія прощанья

Мгновенными должны быть, или ихъ

Минуты намъ покажутся за вѣчность,

И только лишь послѣдніе пески

Дней остальныхъ намъ сдѣлаютъ печальнѣй.

Прощайте! Будьте счастливы! Спѣшите.

Повѣрьте мнѣ, что если я теперь

Достоинъ сожалѣнья, то скорѣе

За то, что жилъ, а не за то, что жить

Перестаю. Про остальное знаютъ

Одни лишь боги, если есть они...

Я скоро все узнаю. Но -- прощайте,

Прощайте всѣ.

(Панія и воины уходятъ.)

Мирра.

Вотъ честный былъ народъ!

По-крайней-мѣрѣ, взоръ послѣдній нашъ

На любящихъ былъ лицахъ остановленъ.

Сарданапалъ.

И на возлюбленныхъ, краса моя!

Но выслушай еще разъ! Если въ это

Мгновеніе -- а мы дошли до края --

Ты чувствуешь сердечную боязнь

Перескочить сквозь пламя въ неизвѣстность,

То говори: я тѣмъ не меньше буду

Любить тебя, быть можетъ, даже больше,

За эту слабость женщины-, а ты

Успѣла бы пристать пока къ бѣгущимъ.

Мирра.

За этой дверью жертвенникъ Ваала

Съ огнемъ неугасимымъ передъ нимъ

И цѣлой грудой факеловъ: не время ль

Зажечь одинъ изъ нихъ?

Сарданапалъ.

Зажги, и это

Весь твой отвѣтъ?

Мирра.

Какъ ты сейчасъ увидишь.

(Уходитъ.)

Сарданапалъ (одинъ).

Она тверда. Ты, мой отецъ! вы, предки,

Къ которымъ отхожу я, можетъ быть,

Очищенный хоть смертію отъ пятенъ

Моей не слишкомъ чистой жизни, -- вы!

Я вашего стариннаго жилища

Не захотѣлъ невольникамъ-ворамъ

Отдать на оскверненье... Если вашимъ

Я царствомъ управлялъ не такъ, какъ мнѣ

Завѣщано, то этотъ пёрлъ наслѣдства,

Семейный вашъ очагъ, вашъ домъ, и всѣ

Сокровища, священные останки

Оружій вашихъ, статуи, колонны,

И свитки лѣтописцевъ, и добычи

Военныя, которыя они

Въ пирахъ могли истратить, я съ собою

Къ вамъ уношу -- я поручить дерзнулъ

Все это истребляющей стихіи, "

Которая, погаснувши, оставитъ

Не болѣе вещественныхъ слѣдовъ,

Какъ и душа, которая сродни ей.

Нѣтъ, никогда столь царственный костеръ

Для похоронъ еще не воздвигался;

Пожаръ его не будетъ лишь простымъ

Столбомъ огня и дыма, маякомъ,

Зажженнымъ надень, и потомъ

Горой золы: о нѣтъ! онъ разгорится

Свѣтиломъ, поучающимъ вѣка,

Мятежные народы и безпечныхъ

Владыкъ земныхъ. Пусть истребляетъ время

Дѣла героевъ, лѣтописи царствъ,

Пускай оно монархіи сметаетъ

Съ лица земли, одну во слѣдъ другой,

Подобно этой первой между ними;

Царь подвиговъ -- мой подвигъ и тогда

Найдетъ себѣ пощаду, будетъ вѣчной

Задачею, которой подражать

Немногіе посмѣютъ, но никто

Не оскорбитъ презрѣньемъ, а -- быть можетъ --

Еще и жизнь оставитъ кто-нибудь,

Ведущую ль такой развязкѣ.

(Мирра возвращается съ зажженнымъ факеломъ въ одной рукѣ и съ чашею въ другой.)

Мирра.

Вотъ!

Фонарь зажженъ; онъ будетъ намъ свѣтить

До самыхъ звѣздъ.

Сарданапалъ.

А чаша?

Мирра.

У моей

Отчизны есть обычай: чтить боговъ

Посредствомъ возліяній.

Сарданапалъ.

Мой обычай

Былъ дѣлать возліянья межь людьми.

Я не забылъ обычая.

(Беретъ чашу.)

Одинъ!...

Но и одинъ я осушу напитокъ

На память всѣхъ веселыхъ ликованій

Среди друзей.

(Выпиваетъ и, опрокинувъ чашу, ударяетъ по дну, чтобы выронить каплю, которая и упадаетъ.)

А это возліянье

Во славу Белезиса.

Мирра.

Отчего

Ты этого припомнилъ человѣка,

А не его сообщника въ измѣнѣ?

Сарданапалъ.

Тотъ -- лишь солдатъ, простой солдатъ, не больше,

Орудіе, родъ палаша въ рукахъ

Пріятеля; другой же -- зачинатель,

Душа и жизнь солдатской этой куклы.

Но я ихъ забываю. Погоди!

Такъ ты, моя возлюбленная Мирра,

Свободно, безбоязненно рѣшилась

Идти за мной?

Мирра.

Уже ль ты можешь думать

Что греческой дѣвицѣ изъ любви

Труднѣе сдѣлать то, что изъ обряда

Дерзаетъ дѣлать въ Индіи вдова?

Сарданапалъ.

Поэтому, мы ждемъ теперь лишь знака.

Мирра.

Онъ долго заставляетъ ждать.

Сарданапалъ.

Прощай.

Одинъ послѣдній поцалуй...

Мирра.

Одинъ,

Но не послѣдній: остается

Еще одинъ.

Сарданапалъ.

Да, правда; это пламя

Пожарное соединитъ нашъ пепелъ.

Мирра.

И чистый, какъ любовь моя къ тебѣ.

Прахъ сердца моего соединится

Съ твоимъ сребристымъ пепломъ. Лишь одно

Грусть на меня невольную наводитъ.

Сарданапалъ.

Скажи, о чемъ?

Мирра.

Ничья рука съ любовью

Нашъ общій прахъ не соберетъ и урной

Надгробной не почтитъ его.

Сарданапалъ.

Тѣмъ лучше:

Пусть разнесутъ его скорѣе вѣтры

Въ просторномъ поднебесьи, чѣмъ руками

Нечистыми еще разъ осквернятъ

Измѣнники. Пылающій дворецъ

И стѣнъ его дымящихся обломки

Громадные оставятъ по себѣ

Намъ памятникъ, какого самъ Египетъ,

Горами громоздившій кирпичи,

Не воздвигалъ надъ мертвыми царями,

Иль надъ своей скотиной, такъ какъ это --

Кто изъ двоихъ подъ гордой пирамидой

Покоится: монархъ, иль быкъ, богъ Аписъ --

Покуда неизвѣстно. Вотъ цѣна

Всѣмъ этимъ монументамъ! Пирамида

Забыла лѣтопись свою

Мирра.

Прощай,

Прощай, земля! и ты, столь мной любимый,

Край на землѣ, ты, Греція! прощай.

Будь навсегда свободна и прекрасна,

Никѣмъ непобѣдима! За тебя

Была моя послѣдняя молитва

И о тебѣ мои всѣ думы были

Послѣднія, кромѣ одной...

Сарданапалъ.

А эта?

Мирра.

Твоя.

(Раздается рожокъ Паніи.)

Сарданапалъ.

Ого!-- пора!

Мирра.

Пора!

Сарданапалъ.

Прощай,

О Ассирія! я любилъ тебя,

Любилъ тебя, страна моихъ отцовъ,

И больше какъ отчизну, чѣмъ какъ царство.

За радости, за миръ, которымъ я

Тебя пресытилъ -- вотъ моя награда!

И я теперь ничѣмъ, ничѣмъ тебѣ

Не одолженъ, ниже моей могилой;

(Всходитъ на костеръ.)

Ну, Мирра..

Мирра.

Ты готовъ?

Сарданапалъ.

Какъ этотъ факелъ

Въ твоихъ рукахъ.

(Мирра зажигаетъ костеръ.)

Мирра.

Пылаетъ! я иду.

(Мирра принимаетъ положеніе, чтобы съ размаху броситься въ пламя; занавѣсъ падаетъ.)

Е. Заринъ.

ПРИМѢЧАНІЯ КЪ САРДАНАПАЛУ.

1) "Сарданапалъ" былъ первоначально изданъ вмѣстѣ съ трагедіей "Двое Фоскари". Впослѣдствіи Байронъ снабдилъ обѣ эти пьесы слѣдующимъ маленькимъ предисловіемъ, въ которомъ высказалъ свой взглядъ на техническое построеніе драмы -- взглядъ совершенно необыкновенный для соотечественника Шекспира, но все-таки любопытный, какъ правило, какъ статья изъ эстетическаго кодекса Байрона:

"Издавая въ свѣтъ эти трагедіи, я считаю нужнымъ повторить, что онѣ создавались безъ всякаго, даже самаго отдаленнаго, разсчота на театральныя подмостки. Въ одной изъ нихъ авторъ старался вполнѣ а въ другой хотя приблизительно сохранить извѣстныя "единства" (т. е. мѣста, времени и дѣйствія). Онъ полагаетъ, что и при какомъ угодно отступленіи отъ этихъ единствъ можно быть поэтичнымъ, но быть драматичнымъ нельзя. Ему извѣстна вся непопулярность этого мнѣнія въ теперешней англійской литературѣ; но система "единствъ" принадлежитъ не ему, а тоже, въ свою очередь, есть мнѣніе, которое еще не такъ давно было литературнымъ закономъ для цѣлаго міра, да и теперь еще остается таковымъ для наиболѣе цивилизованныхъ частей его. Но nous avons changé tout cela (мы все это перемѣнили) и пожинаемъ выгоды такой перемѣны. Авторъ чрезвычайно далекъ отъ самообольщенія, чтобы то, что онъ можетъ преподать или исполнить лично, собственнымъ примѣромъ, могло приближаться къ произведеніямъ его предтечей, уважавшихъ ли правила, или вовсе безъ правилъ; онъ только приводитъ резонъ, почему онъ предпочолъ наиболѣе правильный планъ постройки, хотя и слабой, совершенному отрѣшенію отъ какихъ бы то ни было правилъ. Гдѣ онъ потерпѣлъ неудачу, тамъ она должна быть приписана архитектору, а не искусству.

2) Извѣстно, что Гёте глубоко былъ тронутъ этимъ посвященіемъ; извѣстны и самыя слова, высказанныя имъ по этому поводу. Вотъ они: "Хорошо сознавая на старости лѣтъ моихъ цѣну самому.себѣ и моимъ произведеніямъ, я, однако, не могу иначе понимать слова этого посвященія, какъ съ благодарностью и уваженіемъ; я вижу въ нихъ не болѣе, какъ благородное вниманіе ко мнѣ высшаго генія, столько же оригинальнаго въ выборѣ, сколько неисчерпаемаго въ матеріалахъ своихъ созданій."

3) Это мѣсто въ подлинникѣ поясняется слѣдующимъ историческимъ примѣчаніемъ: "Для этой экспедиціи онъ (Александръ Македонскій) взялъ съ собою всѣ свои легкія войска и только небольшую, отборную часть своей фаланги. Въ первый же день пути онъ доcтигъ Анхіала, города, основаннаго, но преданію, ассирійскимъ царемъ Сарданапаломъ. Укрѣпленія, по ихъ громадности и протяженію, еще во времена Арріана носили характеръ величія, котораго ассиріяне, повидимому, особенно добивались въ постройкахъ подобнаго рода. Памятникъ въ честь Сарданапала, найденный здѣсь, былъ узнанъ по надписи, сдѣланной ассирійскими письменами, конечно, на древне-ассирійскомъ языкѣ. Худо ли, хорошо ли, греки прочитали эту надпись такъ: "Сарданапалъ, сынъ Анасиндаракса, въ одинъ день основалъ Анхіалъ и Тарсъ. Ѣшь, пей, наслаждайся: всѣ другія человѣческія радости не стоютъ щелчка". Предполагая эту надпись приблизительно подлинной (потому что Арріанъ говоритъ, что она была не совершенно такова), можно, кажется, не безъ основанія задуматься: не имѣла ли эта надпись скорѣе въ виду призвать къ гражданскому порядку народъ, расположенный къ возмущеніямъ, чѣмъ восхвалять ему неумѣренную роскошь? Въ самомъ дѣлѣ, съ какою цѣлью ассирійскій царь могъ созидать подобные города въ странѣ, столь отдаленной отъ его столицы и отдѣленной отъ нея огромнымъ пространствомъ песчаныхъ пустынь и высокими горами? Даже болѣе, нисколько не очевидно, какимъ образомъ жители этихъ городовъ могли бы предаться вдругъ неумѣреннымъ удовольствіямъ, къ которымъ, по предположенію, совѣтовалъ имъ обратиться ихъ государь? Но тутъ очень у мѣста одно замѣчаніе: по той же самой береговой линіи, составляющей югъ Малой Азіи, развалины, едва упоминаемыя въ исторіи, но, очевидно, принадлежащія вѣку позднѣйшему Александра, еще и до сихъ поръ удивляютъ путешественниковъ своимъ величіемъ и красотою. Въ условіяхъ ли климата и почвы, или въ удобствахъ для торговли, но, во всякомъ случаѣ, для процвѣтанія здѣсь человѣческихъ обществъ -- здѣсь, среди запустѣнія въ продолженіе столькихъ столѣтій -- каждодневно все дальше и дальше распространяемаго варварскимъ невѣжествомъ на прекраснѣйшія страны въ мірѣ -- должны были существовать, или быть открыты необыкновенныя средства. А отсюда можно заключать, что предпріятіе Сарданапала вытекало изъ болѣе здравыхъ соображеній, чѣмъ какія обыкновенно ему приписываются. И такъ какъ этотъ государь былъ послѣднимъ въ династіи, погибшей отъ революціи, то позоръ, сопровождающій его память, можетъ быть очень естественно объясненъ политикою его преемниковъ и ихъ сторонниковъ. Несостоятельность преданій о Сарданапалѣ поразительна въ разсказѣ о немъ Діодора". Митфордъ.

Спасти тебя и сыновей твоихъ --

Послѣднюю надежду нашу. Дѣло

Не въ чувствахъ здѣсь, хотя и имъ нельзя

Не придавать огромнаго значенья;

Но, кромѣ ихъ, замѣшанъ здѣсь вопросъ

О пользѣ государства. Для захвата

Дѣтей царя мятежники на все

Отважатся и разомъ...

ЗАРИНА.

Ахъ, довольно!

Не говори!...

САЛЕМЕНЪ.

Такъ слушай же меня:

Какъ скоро мы изъ рукъ у мидянъ вырвемъ

Твоихъ дѣтей, погибнетъ главный планъ

Бунтовщиковъ -- уничтоженье рода

Немвродова: хотя бы царь и палъ,

Но сыновья вѣдь будутъ жить для мщенья

И для побѣдъ.

ЗАРИНА.

Такъ я могу одна

Остаться здѣсь.

САЛЕМЕНЪ.

Какъ! Ты дѣтей покинешь

Сиротками, тогда какъ есть у нихъ

Отецъ и мать,-- покинешь на чужбинѣ,

Такъ далеко?

ЗАРИНА.

О, нѣтъ! Моя душа

Не вынесетъ...

САЛЕМЕНЪ.

Теперь ты все узнала --

Рѣшай сама.

САРДАНАПАЛЪ.

Зарина, братъ твой правъ --

И мы должны на время покориться.

Оставшись, ты, быть можетъ, сгубишь все;

Уѣхавши, спасешь то, что осталось

Цѣннѣйшаго и у меня съ тобой,

И у сердецъ, въ которыхъ вѣрность долгу

Еще жива.

САЛЕМЕНЪ.

Пора, пора давно!

САРДАНАПАЛЪ.

Итакъ, рѣшай. Когда съ тобою снова

Мы встрѣтимся, быть можетъ, буду я

Ужъ болѣе тебя достойнымъ. Если жъ

Не суждено -- то помни, что мои

Проступки всѣ хотя не искупились,

Но кончены... Боюсь я одного:

Что будешь ты сильнѣе сокрушаться

Объ имени поруганномъ и прахѣ

Того, кто былъ когда-то всемогущъ

Въ Ассиріи, чѣмъ... Я, однако, снова

Растрогаться готовъ, тогда какъ мнѣ

Теперь нужна особенная твердость.

Мои грѣхи происходили всѣ

Отъ мягкости душевной... Скрой, Зарина,

Скрой слезы! Ихъ совсѣмъ не проливать

Я не прошу: гораздо легче было бъ

Остановить Евфратскую волну,

Чѣмъ удержать единую слезинку

Возвышенной и любящей души!

Но отъ меня скрывай ты ихъ; иначе

То мужество, которымъ полонъ я,

Исчезнетъ вновь... Братъ, уведи царицу!

ЗАРИНА.

О, Боже мой! Разстаться съ нимъ навѣкъ.

САЛЕМЕНЪ (стараясь увести ее).

Сестра, ты мнѣ должна повиноваться.

ЗАРИНА.

Прочь отъ меня! Должна остаться я!

Не трогайте! Я не хочу, чтобъ умеръ

Онъ здѣсь одинъ, а я жила одна.

САЛЕМЕНЪ.

Онъ не умретъ одинъ; но ты такъ долго

Жила одна...

ЗАРИНА

Неправда! Знала я,

Что онъ живетъ -- и образъ драгоцѣнный

Со мной былъ неразлученъ.

САЛЕМЕНЪ.

Если такъ --

Прости меня, но братское насилье

Употребить я долженъ.

ЗАРИНА

Никогда!

Спасите! О, Сарданапалъ, ужели

Допустишь ты такъ грубо разлучить

Меня съ тобой?

САЛЕМЕНЪ.

Подумай -- если только

Пропустимъ мы удобный этотъ часъ --

Погибло все.

ЗАРИНА.

Ахъ, голова кружится...

Въ глазахъ темно... Гдѣ онъ?

(Падаетъ въ обморокъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Оставь ее,

Она мертва -- и ты ея убійца.

САЛЕМЕНЪ.

Не бойся такъ; то обморокъ простой --

Послѣдствіе излишняго волненья.

На воздухѣ она прійдетъ въ себя...

Уйди, прошу. (Въ сторону). Я этою минутой

Воспользоваться долженъ, чтобъ ее

Перенести на царскую галеру,

Гдѣ дѣти ждутъ.

(Салеменъ уноситъ Зарину).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Такъ вотъ что, вотъ еще

Что перенесть я долженъ въ этой жизни,

Я, никогда не мучившій людей

Умышленно.. Но это ложь! Любила

Она меня, и я ее любилъ.

О, отчего въ одно и то же время

Не умерла ты, роковая страсть,

Въ сердцахъ, тобой въ одно и то же время

Охваченныхъ? Зарина, заплачу

Я дорого за страшныя мученья

Твоей души! Когда бы я любилъ

Одну тебя -- теперь мои народы

Почтительно смотрѣли бъ на меня,

Какъ на царя безспорнаго... Въ какую

Ужаснѣйшую бездну шагъ одинъ

Съ пути прямыхъ обязанностей нашихъ

Влечетъ и тѣхъ, кто требуетъ себѣ

Всеобщаго почтенія, какъ права,

Добытаго рожденьемъ, и находитъ

Его вездѣ, пока не потеряетъ

По собственной своей винѣ...

Входитъ Мирра.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты здѣсь!

Кто звалъ тебя?

МИРРА.

Никто. Но услыхала

Я издали какъ будто плачъ и стонъ --

И думала...

САРДАНАПАЛЪ.

Ты не имѣешь права

Входить сюда, пока не позвана.

МИРРА.

Быть можетъ, я могла бъ тебѣ напомнить

О болѣе привѣтливыхъ словахъ --

Хоть и они съ упрекомъ говорились;

Напомнить, какъ ты укорялъ меня

За то, что я надоѣдать боялась,

Не слушая желанья своего

И просьбъ твоихъ -- входить къ тебѣ незванной

Во всякій часъ, кто бъ ни былъ у тебя. .

Я ухожу.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда пришла -- останься...

Прости меня... Отъ этихъ всѣхъ тревогъ

Разстроенъ я, сердитъ... Но ты на это

Не обращай вниманья: скоро я

Прійду въ себя.

МИРРА.

Съ терпѣньемъ ожидаю

И съ радостью увижу...

САРДАНАПАЛЪ.

Передъ тѣмъ

Какъ ты вошла, изъ этихъ стѣнъ Зарина,

Ассиріи царица, вышла...

МИРРА.

Ахъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты вздрогнула?

МИРРА.

Я?

САРДАНАПАЛЪ.

Къ счастію, вошла ты

Въ другую дверь; иначе вы могли

Съ ней встрѣтиться. Хоть этого мученья

Избавилась она!

МИРРА.

Я глубоко

Сочувствую царицѣ.

САРДАНАПАЛЪ.

Это слишкомъ.

Сочувствіе такое несовмѣстно

Съ природою; немыслимо оно,

Не можетъ быть взаимнымъ. Ты не можешь

Ее жалѣть; она способна лишь...

МИРРА.

Лишь презирать любовницу-рабыню?

Но не сильнѣй, чѣмъ презираю я

Себя сама.

САРДАНАПАЛЪ.

Презрѣнье! Къ той, которой

Весь полъ ея завидуетъ -- къ тебѣ,

Владычицѣ надъ сердцемъ властелина

Вселенной всей?

МИРРА.

Будь властелиномъ ты

И тысячи вселенныхъ -- точно такъ же,

Какъ и съ одной, подвластною тебѣ,

Разстанешься, быть можетъ, очень скоро --

Я все-таки унизилась бы, ставъ

Любовницей твоею, какъ позорно

Упала бы, отдавшись пастуху;

А будь онъ грекъ, еще позорнѣй было бъ

Паденіе.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты славно говоришь.

МИРРА.

Я то, что есть.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда на человѣка

Обрушится несчастье, все встаетъ

На павшаго; но такъ какъ я покамѣстъ

Еще не палъ и не расположенъ

Выслушивать упреки -- можетъ статься

И потому, что слишкомъ часто ихъ

Заслуживалъ, то лучше мы съ тобою,

Пока еще живетъ межъ нами миръ,

Разстанемся.

МИРРА.

Разстаться!

САРДАНАПАЛЪ.

Вѣдь кончали жъ

Разлукою всѣ, жившіе до насъ,

И ею же когда-нибудь да кончатъ

Живущіе теперь!

МИРРА.

Но для чего?

САРДАНАПАЛЪ.

Для твоего спасенья. Безопасность,

Твою храня, съ надежной стражей я

На родину хочу тебя отправить.

И если ты здѣсь не была вполнѣ

Царицею, то унесешь такіе

Дары съ собой, которые тебѣ

Приданое дадутъ дороже царства.

МИРРА.

О, перестань!

САРДАНАПАЛЪ.

Царица ужъ теперь

Уѣхала, ея примѣру смѣло

Послѣдовать ты можешь. Я одинъ

Погибну здѣсь: товарищей ищу я

Лишь въ радости и счастьи.

МИРРА.

Я жъ ищу

И радости и счастья въ томъ, чтобъ вмѣстѣ

Съ тобою быть... Ты не захочешь, нѣтъ,

Прогнать меня!..

САРДАНАПАЛЪ.

Подумай хорошенько.

Потомъ, смотри, ужъ поздно будетъ.

МИРРА.

Пусть:

Тогда меня съ собой ты поневолѣ

Не разлучишь.

САРДАНАПАЛЪ.

И не хочу. Я думалъ,

Что этого сама ты ищешь.

МИРРА.

Я!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты о своемъ позорѣ говорила.

МИРРА.

И чувствую его я глубоко,

Да, глубже, чѣмъ все, все на свѣтѣ, кромѣ

Моей любви.

САРДАНАПАЛЪ.

Бѣги же отъ него.

МИРРА.

Прошедшаго не уничтожитъ бѣгство;

Не возвратитъ оно ни сердца мнѣ,

Ни чести; нѣтъ, съ тобой я уцѣлѣю

Иль упаду. Коль одолѣешь ты

Своихъ враговъ -- я буду жить твоею

Великою побѣдой; если ждетъ

Иной удѣлъ, то я его не стану

Оплакивать, а раздѣлю. Во мнѣ

Ты, часъ назадъ еще, не сомнѣвался.

САРДАНАПАЛЪ.

О, да; въ твоемъ безстрашьи -- никогда;

Въ твоей любви -- до этихъ поръ, и вѣчно бъ

Я вѣрилъ ей, когда бы ты сама...

Твои слова...

МИРРА.

Одни слова. Пусть служатъ

Свидѣтельствомъ любви моей дѣла,

Снискавшія еще сегодня ночью

Твое благоволенье, и затѣмъ

Всѣ дѣйствія дальнѣйшія, куда бы

Ни бросила тебя твоя судьба.

САРДАНАПАЛЪ.

Благодарю -- и, правоты сознаньемъ

Проникнутый, надѣюсь, что падутъ

Мои враги и водворится снова

Повсюду миръ -- единая изъ всѣхъ

Земныхъ побѣдъ, желаемая мною.

Не нахожу въ завоеваньяхъ я

Величія, въ войнѣ не вижу славы.

Обязанность поддерживать оружьемъ

Мои права для сердца моего

Тяжеле всѣхъ позорныхъ оскорбленій,

Которыми хотятъ меня покрыть

Мои враги. О, вѣчно помнить буду

Я эту ночь -- хотя бы мнѣ пришлось

Жить для того, чтобъ памятною сдѣлать

Ее другимъ. Мнѣ думалось всегда,

Что я, своимъ правленьемъ безобиднымъ,

Внесъ въ лѣтопись, запачканную кровью,

Блаженный миръ; что сдѣлалось оно

Оазисомъ зеленымъ средь пустыни

Безчисленныхъ столѣтій; что на немъ

Съ отрадою потомки наши будутъ

Покоить взоръ, стараясь сохранять,

Беречь его, иль сѣтуя при мысли,

Что золотой Сарданапала вѣкъ

Невозвратимъ. Мнѣ думалось, что сдѣлалъ

Изъ царствъ моихъ я рай земной, куда

Приходятъ вслѣдъ за каждымъ новолуньемъ

И новыя блаженства. Принималъ

Я за любовь рукоплесканья черни,

За истину -- слова моихъ друзей,

За лучшую награду -- губы женщинъ...

И въ нихъ однѣхъ не ошибался я --

Да, милая? Отвѣть мнѣ поцѣлуемъ.

(Цѣлуетъ ее).

Теперь пускай берутъ они и жизнь

И власть мою! Одну тебя, о Мирра,

Я не отдамъ другому.

МИРРА.

Никогда!

Все громкое, блистательное можетъ,

У брата человѣка человѣкъ

Насильственно похитить: царства гибнутъ,

Войска бѣгутъ и падаютъ, друзья

Становятся врагами, рабъ уходитъ,

Вездѣ обманъ -- и измѣняютъ тѣ

Скорѣе всѣхъ, которые всѣхъ больше

Одолжены, и только та душа,

Что любитъ безкорыстно, не измѣнитъ

Любимому. Душа такая здѣсь,

Передъ тобой -- и проситъ испытанья!

Входитъ Салеменъ.

САЛЕМЕНЪ.

Мой царь, тебя ищу я... Какъ она!

Опять она!

САРДАНАПАЛЪ.

Оставь свои упреки!

Твое лицо мнѣ говоритъ, что ты

Пришелъ сюда съ вещами поважнѣе,

Чѣмъ женщины присутствіе.

САЛЕМЕНЪ.

Меня

Изъ женщинъ всѣхъ одна лишь занимаетъ

Въ подобную минуту, а она

Ужъ спасена: уѣхала царица.

САРДАНАПАЛЪ.

Здоровая? Скажи скорѣе.

САЛЕМЕНЪ.

Да.

Упадокъ силъ прошелъ; по крайней мѣрѣ,

Смѣнился онъ безмолвіемъ безъ слезъ;

Блестящіе глаза, по спавшимъ дѣтямъ

Скользнувъ на мигъ, и блѣдное лицо

Потомъ уже не отвращались больше

Отъ стѣнъ дворца, межъ тѣмъ какъ по рѣкѣ,

При свѣтѣ звѣздъ, галера быстро мчалась.

Но на устахъ молчанье...

САРДАНАПАЛЪ.

Ахъ, когда бъ

И чувствовалъ не больше, чѣмъ сказала

Несчастная!

САЛЕМЕНЪ.

Теперь ужъ слишкомъ поздно

Тебѣ скорбѣть; сочувствіемъ своимъ

Не облегчишь ты ни единой муки...

Но слушай, царь, съ какою вѣстью я

Пришелъ сюда; мятежники-халдейцы

И мидяне, имѣя во главѣ

Двоихъ вождей, вооружились снова.

Они ряды сомкнули и напасть

Готовятся. Какъ видно, и другіе

Сатрапы къ нимъ примкнули.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! Еще

Мятежники? Ну, если такъ, ударимъ

Мы первые.

САЛЕМЕНЪ.

Теперь бы это былъ

Опасный рискъ, хотя сперва мы сами

Такъ дѣйствовать рѣшились. Если къ намъ

До завтрашняго утра подоспѣютъ

Отряды тѣ, къ которымъ я послалъ

Своихъ гонцовъ, то силы наши могутъ

Позволить намъ атакою рискнуть

Съ надеждою на полную побѣду.

До тѣхъ же поръ совѣтую тебѣ

Ждать приступа.

САРДАНАПАЛЪ.

Мнѣ ненавистна эта

Система выжиданья; знаю я,

Что менѣе рисковано сражаться

За крѣпкими стѣнами, низвергать

Врага на дно глубокихъ рвовъ иль видѣть,

Какъ бьется онъ и корчится на кольяхъ,

Разставленныхъ коварно; только мнѣ

Не по сердцу все это: я теряю

Горячность всю; когда же предстоитъ

Атака мнѣ -- хотя бы непріятель

Взлѣзъ на горы высокія, его

Я сброшу внизъ или погибну въ жаркой

Моей крови. На приступъ же! Впередъ!

САЛЕМЕНЪ.

Какъ молодой солдатъ ты разсуждаешь.

САРДАНАПАЛЪ.

Я не солдатъ -- я только человѣкъ.

Не говори мнѣ о солдатахъ: это

Названіе я ненавижу такъ же,

Какъ тѣхъ, что имъ гордятся; но веди

Меня туда, гдѣ ихъ найти могу я.

САЛЕМЕНЪ.

Такъ рисковать не долженъ жизнью ты;

Она совсѣмъ не то, что жизнь моя

Иль всякая другая; вся война

Вращается на ней одной и съ нею.

Создать войну, разжечь и погасить,

Продлить ее, окончить -- все зависитъ

Лишь отъ нея.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ кончимъ и войну.

И жизнь мою! Быть можетъ, это лучше,

Чѣмъ ихъ тянуть! Усталъ я отъ одной,

Да, кажется, и отъ обѣихъ...

(Трубные звуки).

САЛЕМЕНЪ.

Слышишь?

САРДАНАПАЛЪ.

Не слушать мы, а отвѣчать должны!

САЛЕМЕНЪ.

Но какъ же быть съ твоею раной?

САРДАНАПАЛЪ.

Рана

Залѣчена -- забыта мной... Идемъ!

Ланцетъ врача вошелъ бы глубже въ тѣло:

Позоръ рабу, который слабо такъ

Кольнулъ меня!

САЛЕМЕНЪ.

О, если бъ и сегодня

Никто тебя сильнѣй не ранилъ!

САРДАНАПАЛЪ.

Да,

Коль побѣдить намъ суждено. Иначе

Придется мнѣ, придется самому

Исполнить трудъ, которымъ государя

Они могли бъ не утруждать...

(Снова трубные звуки).

Впередъ!

САЛЕМЕНЪ.

Я слѣдую.

САРДАНАПАЛЪ.

Оружье мнѣ, оружье!

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Та же зала во дворцѣ.

МИРРА И БАЛЕА.

МИРРА (у окна).

День наконецъ насталъ. Какую ночь

Смѣнилъ разсвѣтъ! Какъ на небѣ прекрасна

Была она! И сколько красоты

Прибавило еще разнообразье,

Внесенное внезапною грозой!

Но на землѣ какъ гнусно -- на землѣ,

Гдѣ миръ, любовь, и радость, и надежда,

Въ единый часъ страстями душъ людскихъ

Попранныя, слились въ людской хаосъ,

До этихъ поръ распасться не могущій

На части составныя! Шумъ войны

Еще не стихъ! Дивлюсь -- какъ солнце можетъ

Вставать такимъ блестящимъ, разгонять

Скопившіяся тучи, превращая

Лучами ихъ въ воздушные пары

Прелестнѣе безоблачнаго неба,

Съ ихъ снѣжными горами, золотыми

Верхами колоколенъ, цѣпью волнъ

Пурпурнѣе, чѣмъ волны океана.

Чудесная иллюзія -- земли

На небесахъ, но схожа такъ съ зеленью,

Что можно бы ее почти принять

За прочную дѣйствительность, и вмѣстѣ --

Такая мимолетная, такъ въ ней

Все, призрачно на вѣчномъ небосводѣ

Плывущее, что поневолѣ мы

Должны признать картину эту только

Видѣніемъ... А между тѣмъ она

Охватываетъ душу, вноситъ въ душу

Блаженный миръ, сливается съ душою,

Такъ что закатъ и восхожденье солнца --

Для насъ часы и скорби, и любви.

Тѣмъ, кто на нихъ взираетъ равнодушно,

Невѣдомы тѣ царства, гдѣ живутъ

Два генія, которые и мучатъ

У насъ сердца, и очищаютъ ихъ

Такъ сладостно, что мы не промѣняемъ

Ихъ милую суровость на всю радость

Шумливую, какою только воздухъ

Когда нибудь былъ въ мірѣ потрясенъ;

Невѣдомы построенные ими

Дворцы, куда приходятъ отдохнуть

И подышать на нѣсколько мгновеній

Ихъ нѣжные поклонники; и въ этотъ

Короткій срокъ прохладной тишины

Они вдыхаютъ столько неба, сколько

Достаточно для нихъ, чтобъ выносить

Съ безропотнымъ страданьемъ остальные

Тяжелые, безцвѣтные часы

Земного своего существованья,--

Хоть въ эти же мгновенія они

Повидимому дѣлятъ со своими

Собратьями-людьми и муки ихъ,

И наслажденья -- эти два названья

Для чувства одного; его, въ своей

Душевной неустанной агоніи,

Мы раздвоять стараемся двойнымъ

Названіемъ -- но тщетно: только въ звукахъ

Различіе; ихъ сущность побѣдить

Безсильны всѣ стремленья наши къ счастью.

БАЛЕА.

Мечтаешь ты вполнѣ спокойно, смотришь

Безъ трепета на солнечный восходъ,

Когда для насъ съ тобою онъ, быть можетъ,

Послѣдній въ этой жизни!

МИРРА.

Потому-то

Я и смотрю. Моимъ глазамъ, которымъ

Не суждено ужъ больше никогда

Встрѣчать его, я шлю теперь укоры

Въ томъ,что они такъ часто, слишкомъ часто

Глядѣли на него безъ чувствъ любви

Восторженной и уваженья, должныхъ

Тому, что всей землѣ мѣшаетъ быть

Такою же непрочною и тлѣнной,

Какъ я въ моей тѣлесной оболочкѣ.

Взгляни -- вотъ тамъ халдейскій богъ. Когда

Мой взоръ на немъ, я стать почти готова

Поклонницей Ваала.

БАЛЕА.

Какъ теперь

Онъ царствуетъ на небесахъ, такъ прежде

Господствовалъ и на землѣ.

МИРРА.

Теперь

Онъ царствуетъ на ней гораздо больше.

Да, никогда еще земной монархъ

Не обладалъ и половинной долей

Могущества и славы, заключенныхъ

Въ единственномъ его лучѣ.

БАЛЕА.

Онъ богъ --

Сомнѣнья нѣтъ.

МИРРА.

Намъ, грекамъ, тоже богомъ

Онъ кажется. Однако иногда

Я думаю, что этотъ шаръ блестящій --

Скорѣе обиталище боговъ,

Чѣмъ самъ одинъ изъ нихъ, владыкъ безсмертныхъ.

Смотри, вотъ онъ всѣ тучи разорвалъ

И мнѣ глаза такимъ наполнилъ блескомъ,

Что цѣлый міръ въ немъ потонулъ... Смотрѣть

Нѣтъ больше силъ.

БАЛЕА.

Послушай-ка... Не правда-ль,

Какой-то шумъ...

МИРРА.

Нѣтъ, это такъ тебѣ

Почудилось. Дерутся за стѣнами,

Не въ комнатахъ дворцовыхъ, какъ дрались

Вчера въ ночи; съ несчастной той минуты

Весь нашъ дворецъ сталъ крѣпостью, и здѣсь,

Какъ разъ въ его срединѣ, окруженной

Широкими дворами, рядомъ залъ,

Размѣрами подобныхъ пирамидамъ,

Которыя по одиночкѣ только

Имъ надо взять, чтобы туда проникнуть,

Куда они проникнули вчера --

Здѣсь мы равно далёки отъ грозящей

Опасности, и также -- славы.

БАЛЕА.

Но

Они сюда нашли себѣ вѣдь доступъ.

МИРРА.

Да, хитростью внезапной, и отпоръ

Жестокій имъ дала тотчасъ же доблесть.

Здѣсь служатъ намъ охраною теперь

И мужество, и бдительность.

БАЛЕА.

Дай небо

Побѣду имъ!

МИРРА.

Объ этомъ шлютъ мольбы

Здѣсь многіе, но тѣхъ гораздо больше,

Кто этого страшится. Ахъ, какой

Тревожный часъ! Гнать отъ себя стараюсь

Я мысль о немъ... увы, напрасно!

БАЛЕА.

Царь,

Какъ говорятъ, въ послѣдней нашей битвѣ

Такъ велъ себя, что ужасомъ объялъ

Бунтовщиковъ на столько же, на сколько

Повергнулъ въ изумленье вѣрныхъ слугъ

И подданныхъ своихъ.

МИРРА.

Совсѣмъ нетрудно

И ужасать, и изумлять толпу --

Орду рабовъ. Но въ самомъ дѣлѣ -- храбро

Сражался онъ.

ВАЛЕА.

Я слышалъ отъ солдатъ,

Что Белезисъ убитъ имъ. Это правда?

МИРРА.

Царь повалилъ его на землю, но

Мерзавецъ былъ освобожденъ -- быть можетъ,

Лишь для того, чтобъ восторжествовать

Надъ тѣмъ, кто побѣдилъ его въ сраженьѣ

И пощадилъ въ опасности, забывъ,

Что можетъ онъ короной поплатиться

За жалость безразсудную.

БАЛЕА (прислушиваясь).

Опять!

Ты слышишь?

МИРРА.

Да, ты правъ... Подходитъ кто-то.

Но медленны шаги...

Входятъ солдаты, неся раненаго Салемена, съ обломкомъ копья въ боку. Они кладутъ его на одинъ изъ стоящихъ въ комнатѣ дивановъ.

МИРРА.

О, Зевсъ!

БАЛЕА.

Итакъ,

Погибло все!

САЛЕМЕНЪ.

Ты лжешь! Эй, вы, убейте

Презрѣннаго раба за это слово,

Коль онъ солдатъ.

МИРРА.

Не трогайте его --

Онъ не солдатъ. Онъ мотылекъ придворный,

Не болѣе -- изъ тѣхъ, что во дворцахъ

Вслѣдъ за царемъ порхаютъ.

САЛЕМЕНЪ.

Ну, оставьте,

Пускай живетъ.

МИРРА.

Надѣюсь, что и ты

Останешься въ живыхъ.

САЛЕМЕНЪ.

Прожить хотѣлъ бы

Я этотъ часъ, чтобы узнать, чѣмъ бой

Окончился,-- но врядъ ли, сомнѣваюсь.

Зачѣмъ меня вы принесли сюда?

ВОИНЪ.

По царскому приказу. Въ ту минуту,

Когда копье въ тебя вонзилось, ты

Упалъ безъ чувствъ, и государь тотчасъ же

Намъ повелѣлъ снести тебя сюда.

САЛЕМЕНЪ.

И хорошо онъ сдѣлалъ. Наше войско,

Сочтя меня убитымъ, по тому,

Что я лежалъ холодный и недвижный,

Могло бъ поколебаться... Но напрасно.

Я чувствую -- приходитъ мой конецъ.

МИРРА.

Дай мнѣ взглянуть на рану; въ этомъ дѣлѣ

Я не совсѣмъ невѣжда; у меня

На родинѣ оно вѣдь тоже входитъ

Въ кругъ нашего образованья. Тамъ

Войнѣ нѣтъ перерыва, и привыкли

Мы къ зрѣлищамъ подобнымъ.

ВОИНЪ.

Мой совѣтъ --

Извлечь копье.

МИРРА.

Нѣтъ, нѣтъ, остановитесь!

Нѣтъ, это невозможно!

САЛЕМЕНЪ.

Значитъ, мнѣ

Уже не жить.

МИРРА.

При томъ обильи крови,

Которое послѣдовать должно

За этимъ извлеченьемъ, опасаюсь

За жизнь твою.

САЛЕМЕНЪ.

Меня же не страшитъ

Нисколько смерть... Гдѣ былъ нашъ царь въ то время,

Когда меня вы съ мѣста унесли,

Гдѣ я упалъ?

ВОИНЪ.

На томъ же самомъ мѣстѣ.

Движеньями и голосомъ своимъ

Онъ ободрялъ испуганное войско,

Когда оно, увидѣвши тебя

Повергнутымъ, ужъ отступать сбиралось.

САЛЕМЕНЪ.

Не слышали-ль, кого назначилъ онъ

Командующимъ арміей?

ВОИНЪ.

Не слышалъ.

САЛЕМЕНЪ.

Бѣгите же немедленно къ нему

Съ послѣднею моею просьбой -- должность

Мою довѣрить Замесу, пока

На помощь къ намъ (на что давно надежду

Имѣемъ мы) не подоспѣетъ войско

Офратана, сатрапа Сузъ. Меня жъ

Оставьте здѣсь. У насъ не столько войска,

Чтобъ обойтись оно могло безъ васъ.

ВОИНЪ.

Но, князь...

САЛЕМЕНЪ.

Молчать! Вамъ сказано -- ступайте!

Здѣсь женщина съ придворнымъ -- лучше нѣтъ

Компаніи больному. Не хотѣли

Позволить мнѣ духъ испустить на полѣ

Сраженія -- такъ не желаю я,

Чтобъ праздные солдаты окружали

Мой смертный одръ... Ступайте, и приказъ

Исполните немедленно.

(Воины уходятъ).

МИРРА.

Какая

Великая и славная душа!

Ужли земля такъ скоро распроститься

Съ тобой должна?

САЛЕМЕНЪ.

Ахъ Мирра, милый другъ,

Такой конецъ избралъ бы я охотно,

Когда бы имъ спасъ царство иль царя.

Но ихъ не пережить по крайней мѣрѣ

Мнѣ суждено.

МИРРА.

Ты сильно поблѣднѣлъ...

САЛЕМЕНЪ.

Дай руку мнѣ. Обломокъ этой стали

Вѣдь только длитъ мученія мои,

Не принося поддержки жизни столько,

Чтобъ могъ я быть полезнымъ. Я его,

А съ нимъ и жизнь извлекъ бы самъ изъ раны,

Когда бы мнѣ услышать только, какъ

Тамъ бой идетъ.

Входятъ Сарданапалъ и воины.

САРДАНАПАЛЪ.

Мой лучшій братъ!

САЛЕМЕНЪ.

Сраженье

Проиграно?

САРДАНАПАЛЪ (въ глубокомъ уныньи).

Меня ты видишь здѣсь.

САЛЕМЕНЪ.

Я лучше бы желалъ тебя увидѣть

Такимъ!

(вырываетъ оружіе изъ раны и умираетъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Такимъ увидите меня,

Коль помощь намъ -- тростникъ послѣдній, слабый,

Единая опора всѣхъ надеждъ --

Не явится съ Офратаномъ.

МИРРА.

Посланье

Предсмертное отъ брата, въ коемъ онъ

Просилъ тебя, чтобъ Замесъ былъ назначенъ

Начальникомъ, ты получилъ ли?

САРДАНАПАЛЪ.

Да.

МИРРА.

Гдѣ Замесъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Мертвъ.

МИРРА.

Алтада?

САРДАНАПАЛЪ.

Умираетъ.

МИРРА.

А Панья? Сферо?

САРДАНАПАЛЪ.

Панья живъ еще,

Но Сферо убѣжалъ иль въ плѣнъ захваченъ.

Я одинокъ.

МИРРА.

И все погибло?

САРДАНАПАЛЪ.

Мы,

Въ стѣнахъ дворца, хотя у нихъ осталось

Защитниковъ немного, все жъ могли бъ

Выдерживать напоръ врага въ составѣ

Теперешнемъ, коль не найдется здѣсь

Измѣнника; но на открытомъ полѣ...

МИРРА.

Мнѣ кажется, что Салемена планъ

И былъ такой, чтобъ вылазки не дѣлать

До той поры, пока къ намъ не прійдетъ

Обѣщанная помощь.

САРДАНАПАЛЪ.

И нарушить

Рѣшеніе я побудилъ его.

МИРРА.

Утѣшься царь: твоя ошибка -- храброй

И доблестной души.

САРДАНАПАЛЪ.

Но роковая.

О, милый братъ! Владѣнья всѣ мои,

Которымъ ты былъ лучшимъ украшеньемъ,

Мой мечъ, мой щитъ -- единственную честь,

Оставшуюся мнѣ, я все бы отдалъ,

Чтобъ ты ко мнѣ вернулся. Но тебя

Оплакивать не стану я. Почтить

Хочу тебя, какъ самъ бы ты, надѣюсь,

Того желалъ. Всего грустнѣе мнѣ,

Что жизнь свою ты кинулъ съ убѣжденьемъ,

Что пережить могу я то, за что

Ты умеръ -- царственность родную нашу,

Прожившую вѣка. Но если я

Ее спасу, тебѣ въ успокоенье

Пролью, мой братъ, десятковъ тысячъ кровь

И слезы милліоновъ (слезы добрыхъ

Уже теперь тебѣ принадлежатъ).

Иначе мы съ тобою скоро снова

Увидимся -- коль духъ, вселенный въ насъ,

Живетъ и за могилой. Ты читаешь --

Увѣренъ я -- теперь въ душѣ моей

И отдаешь мнѣ справедливость. Дай же

Въ послѣдній разъ мнѣ руку сжать твою,

Еще не охладѣвшую, и сердце

Недвижное твое прижать къ тому,

Которое такъ горько, горько бьется!

(Цѣлуетъ трупъ).

Теперь его несите вы.

ВОИНЫ.

Куда?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ мою опочивальню, положите

Подъ балдахинъ, гдѣ долженъ трупъ царя

Покоиться. А послѣ мы обсудимъ,

Какою церемоніей почтить

Намъ слѣдуетъ подобные останки.

(Воины уносятъ тѣло).

Входитъ Паніа.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, Паніа, разставилъ стражу ты,

Исполнилъ приказанія, какія

Я далъ тебѣ?

ПАНІА.

Исполнилъ, государь,

Все въ точности.

САРДАНАПАЛЪ.

А воины все въ прежнемъ

Отважномъ настроеньи?

ПАНІА.

Государь?...

САРДАНАПАЛЪ.

Отвѣтилъ ты вопросомъ! Если дважды

Монархъ спросилъ -- и получилъ въ отвѣтъ

На свой вопросъ опять вопросъ, то это

Зловѣщій знакъ. Какъ! Неужли они

Колеблются?..

ПАНІА.

Кончина Салемена

И тотъ восторгъ, который вызванъ былъ

Въ мятежникахъ его паденьемъ въ битвѣ,

Вселили въ нихъ..

САРДАНАПАЛЪ.

Что? бѣшенство? Ну, да,

Не жалкое жъ уныніе? Иначе

И не могло случиться. Средства мы

Еще найдемъ вновь возбудить ихъ бодрость.

ПАНІА.

Подобною утратою должна

И всякая побѣда омрачиться.

САРДАНАПАЛЪ.

Увы! никто не чувствуетъ ея

Такъ глубоко, какъ я!.. Однако, стѣны,

Въ которыхъ мы теперь осаждены,

Пока еще надежны, да и помощь

Извнѣ мы ждемъ: они пробьютъ свой путь

Сквозь цѣпь враговъ и сдѣлаютъ жилище

Монарха своего тѣмъ, чѣмъ оно

И было до сихъ поръ: дворцомъ свободнымъ,

Не крѣпостью и не тюрьмою.

Входитъ поспѣшно офицеръ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что?

Твое лицо добра не предвѣщаетъ...

Ну, говори!

ОФИЦЕРЪ.

Не смѣю, государь.

САРДАНАПАЛЪ.

Не смѣешь ты, когда мильоны смѣли

Поднять мятежъ съ оружіемъ въ рукахъ?

Дивлюсь тебѣ! Но я прошу нарушить

Молчаніе, хранимое тобой

Изъ честнаго желанья -- государя

Не огорчить. Готовъ услышать я

И худшее, чѣмъ то, что ты имѣешь

Мнѣ сообщить.

ПАНІА.

Ты слышалъ. Продолжай.

ОФИЦЕРЪ.

Ту часть стѣны, которая проходитъ

Вдоль берега рѣки, сейчасъ снесло

Внезапнымъ наводненіемъ Евфрата;

Благодаря послѣднимъ ливнямъ въ тѣхъ

Громаднѣйшихъ горахъ, гдѣ онъ начало

Свое беретъ, ужасно вздулся онъ

И, выступивъ изъ береговъ, разрушилъ

Все это укрѣпленье.

ПАНІА.

Мрачный знакъ!

Ужъ нѣсколько вѣковъ у насъ повѣрье,

Что "городу отъ рукъ людскихъ не пасть,

Пока рѣка не сдѣлается тоже

Его врагомъ".

САРДАНАПАЛЪ.

Никогда

Тому не быть. Хотя возстали боги,

И люди, и стихіи, и предвѣстья

Зловѣщія противъ того, кто ихъ

Не вызывалъ, но никогда жилище

Моихъ отцовъ не допущу я стать

Берлогою, гдѣ выть сойдутся волки.

ПАНІА.

Коль разрѣшишь, отправлюсь я сейчасъ

На мѣсто происшествія и мѣры

Немедленно прійму, чтобъ укрѣпить

Разрушенную часть, насколько время

И средства намъ позволятъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, спѣши,

И поскорѣй, какъ только ты успѣешь

Изслѣдовать подробно, возвратись

Съ докладомъ обстоятельнымъ объ этомъ,

Ужасномъ наводненіи.

(Паніа и офицеръ уходятъ).

САРДАНАПАЛЪ.

До злого предсказанья

Мнѣ дѣла нѣтъ, но случаемъ несчастнымъ.

Встревоженъ я. Какая часть стѣны

Разрушена водою?

ОФИЦЕРЪ.

Стадій двадцать.

САРДАНАПАЛЪ.

И это все пространство доступъ къ намъ

Открыло осаждающимъ?

ОФИЦЕРЪ.

Покамѣсть,

При бѣшенствѣ рѣки идти на штурмъ

Немыслимо; когда же снова въ русло

Обычное войдетъ она, и вновь

Судамъ поплыть откроется возможность --

Дворецъ твой, царь, въ ихъ власти.

МИРРА.

И такъ,

Противъ тебя возстали даже волны!

САРДАНАПАЛЪ.

Онѣ, дитя, не подданныя мнѣ,

И такъ какъ ихъ я наказать не вправѣ,

Приходится простить имъ.

МИРРА.

Вижу я

И радуюсь, что это предсказанье

Тебя не растревожило.

САРДАНАПАЛЪ.

Меня

Ужъ не страшатъ дурныя предсказанья:

Они вѣдь мнѣ не скажутъ ничего,

Чего бъ себѣ и самъ я съ прошлой ночи

Не говорилъ. Въ такихъ дѣлахъ всегда

Отчаянье предупрежденьемъ служитъ.

МИРРА.

Отчаянье!

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, это не совсѣмъ

Отчаянье. Когда впередъ мы знаемъ

Все, что насъ ждетъ, и какъ мы это встрѣтимъ --

Рѣшимость нашу, коль она тверда,

Я нахожу достойною названья

Гораздо благороднѣй. Но, мой другъ,

Что намъ слова? Со всякими словами,

Да и со всѣмъ покончимъ скоро мы.

МИРРА.

Останется одно лишь дѣло -- дѣло

Послѣднее, для смертныхъ всѣхъ существъ

Важнѣйшее; въ которомъ увѣнчанье

Того, что было, есть и будетъ впредь;

То, что одно есть общее всѣмъ людямъ,

Какъ ни были бъ различны ихъ языкъ,

Рожденье, полъ, цвѣта, черты, характеръ,

Умъ, чувство, климатъ, время; точка та,

Гдѣ все соединяется, къ которой

Влечемся мы и для которой мы

Рождаемся и бродимъ въ лабиринтѣ

Таинственномъ, носящемъ имя -- жизнь.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ какъ клубокъ существованій нашихъ

Почти ужъ весь распутанъ -- отдадимъ

Послѣднія мгновенія веселью.

Тѣ, у кого ужъ больше ничего

Бояться не осталось, смѣло могутъ

Съ улыбкою смотрѣть на то, что прежде

Ихъ въ ужасъ приводило,-- какъ дитя,

Открывшее секретъ игрушки страшной.

Возвращается Паніа.

ПАНІА.

Все, государь, что донесли тебѣ,

Дѣйствительно случилось. Тамъ, гдѣ волны

Проломъ образовали, караулъ

Удвоилъ я, для этого убавивъ

Число сторожевыхъ у стѣнъ, пока

Достаточно надежныхъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Долгъ свой честно

Исполнилъ ты, какъ я и ожидалъ,

Мой Паніа достойный!.. Наступаетъ

Тотъ часъ, когда порвутся узы, насъ

Съ тобой соединявшія. Прошу я

Взять этотъ ключъ; откроетъ онъ тебѣ

Входъ къ комнатѣ секретной сзади ложа

Въ моей опочивальнѣ. (Тамъ на немъ

Покоится теперь такое бремя,

Почетнѣе какого никогда

Ему носить еще не приходилось,

Хоть на его покровахъ золотыхъ

Ужъ много возлежало государей:

Покоится на время тотъ, кто былъ

Недавно Салеменомъ). Въ этомъ тайномъ

Хранилищѣ, куда проникнешь ты,

Накоплены сокровища; ты можешь

Ихъ взять себѣ и остальнымъ твоимъ

Товарищамъ; хоть много васъ, но все же

Того, что тамъ найдете, черезчуръ

Достаточно для всѣхъ. Желаю также

Свободу дать моимъ рабамъ, и всѣ,

Здѣсь во дворцѣ живущіе, не позже,

Какъ черезъ часъ, пусть выйдутъ изъ него.

Затѣмъ распорядись о спускѣ въ воду

Моихъ галеръ, назначенныхъ служить

Для царскаго веселья -- пусть послужатъ

Для вашего спасенія. Рѣку,

Широкую и вздувшуюся бурно

(Что мощь царя предъ ней!), не одолѣть

Моимъ врагамъ. Бѣгите же и будьте

Вы счастливы!

ПАНІА.

Да, только во главѣ

Съ тобою, царь, когда въ сопровожденьи

Насъ, вѣрныхъ слугъ, отправишься и ты.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, Паніа, нѣтъ, это невозможно!

Иди же, повторяю, а меня

Ты предоставь моей судьбѣ.

Паніа.

Ни разу

До этихъ поръ не видѣлъ ты меня

Ослушникомъ; но тутъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Всѣ люди, значитъ,

Перечить мнѣ осмѣлились -- и дерзость

Внутри дворца съ измѣны внѣ его

Беретъ примѣръ! Дальнѣйшихъ возраженій

Я не хочу. Я далъ тебѣ приказъ,

Послѣдній мой приказъ. И неужели

Противиться ему ты станешь, ты?

ПАНІА.

Но, государь, еще не наступила...

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ поклянись, что ты исполнишь все,

Какъ только я подамъ сигналъ.

ПАНІА.

Съ тяжелой,

Но преданной душой моей, клянусь.

САРДАНАПАЛЪ.

Достаточно. Теперь сюда прикажешь

Ты принести еловыхъ шишекъ, дровъ,

Засохшихъ листьевъ, вообще предметовъ,

Способныхъ загорѣться и горѣть

Отъ двухъ-трехъ искръ. И принесите также

Мнѣ прянностей и драгоцѣнныхъ маслъ,

Большихъ досокъ, чтобы костеръ высокій

Соорудить; куреній разныхъ, мирры --

Великая здѣсь жертва будетъ мной

Принесена! Все это размѣстите

У моего престола.

ПАНІА.

Государь!

САРДАНАПАЛЪ.

Я приказалъ, ты клялся.

ПАНІА.

И безъ клятвы

Тебѣ всегда останусь вѣрнымъ я.

(Уходить).

МИРРА.

Что совершить задумалъ ты?

САРДАНАПАЛЪ.

Узнаешь

Ты скоро -- то, чего не позабудетъ

Міръ никогда.

Возвращается Паніа съ герольдомъ

ПАНІА.

Въ то время, государь,

Когда я шелъ твою исполнить волю,

Мнѣ этого герольда привели;

Желаетъ онъ быть принятымъ тобою.

САРДАНАПАЛЪ.

Пусть говоритъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Нашъ царь Арбакъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Вотъ какъ,

Уже и коронованъ! Но... что жъ дальше?

ГЕРОЛЬДЪ.

И Белезисъ, помазанный на санъ

Верховнаго жреца...

САРДАНАПАЛЪ.

Какого бога

Иль демона? Гдѣ новые цари,

Тамъ новые и алтари творятся...

Но продолжай. Ты посланъ вѣдь сюда,

Чтобъ твоего властителя велѣнья

Мнѣ возвѣстить, а вовсе не затѣмъ,

Чтобъ на мои отвѣтить.

ГЕРОЛЬДЪ.

И Офратанъ

Сатрапъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, онъ изъ нашихъ.

ГЕРОЛЬДЪ (показываетъ перстень).

Вотъ тебѣ

Порука въ томъ, что въ станѣ побѣдившихъ

Находится и онъ: его кольцо

Съ печатью.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, его кольцо. Ну, тройка

Достойная! Мой бѣдный Салеменъ!

Ты во время скончался, чтобъ не видѣть

Одной измѣной больше. Онъ вѣдь былъ

Твой вѣрный другъ, а мнѣ -- какъ самый вѣрный

Изъ подданныхъ служилъ... Ну, продолжай.

ГЕРОЛЬДЪ

Они тебѣ даруютъ жизнь и также

Свобода предлагается -- избрать

Для жительства любое мѣсто въ дальней

Какой-нибудь провинціи;и тамъ,

Подъ стражей и надзоромъ, но въ темницу

Не заточенъ, ты будешь дни свои

Въ покоѣ проводить. Но подъ условьемъ --

Въ заложникахъ оставить долженъ ты

Трехъ принцевъ молодыхъ.

САРДАНАПАЛЪ (иронически).

Великодушье

Примѣрное!

ГЕРОЛЬДЪ.

Прошу отвѣта я.

САРДАНАПАЛЪ.

Отвѣта, рабъ? Съ какихъ же поръ рабами

Рѣшается судьба царей?

ГЕРОЛЬДЪ.

Съ тѣхъ поръ,

Какъ сдѣлались свободными.

САРДАНАПАЛЪ.

Орудье

Мятежниковъ! По крайней мѣрѣ ты --

Хоть только представителемъ измѣны

Явился къ намъ -- ты кару за нее

Узнаешь на себѣ. (Къ Паніи) Сейчасъ же сбросишь

Съ дворцовыхъ стѣнъ ты голову его

Въ ряды бунтовщиковъ, а тѣло -- въ воду.

Схватить его!

(Паніа и воины хватаютъ герольда).

ПАНІА.

Я никогда еще

Не исполнялъ твоей монаршей воли

Такъ радостно! Ведите же его,

Товарищи! Покои государя

Измѣннической кровью запятнать

Мы не должны. Пусть смерть свою онъ встрѣтитъ

Внѣ этихъ стѣнъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Одно лишь слово. Царь,

Мое лицо священно.

САРДАНАПАЛЪ.

А какое-жъ

Мое лицо, мой санъ, когда ко мнѣ

Ты дерзостно явился съ предложеньемъ

Сложить его?

ГЕРОЛЬДЪ.

Я только исполнялъ

Чужія приказанья. Мой отказъ

Подвергнулъ бы меня такой же точно

Опасности, въ какую вовлекло

Меня повиновенье.

САРДАНАПАЛЪ.

Значитъ, эти

Цари новорожденные, лишь часъ

Провластвовавъ, ужъ такъ-же деспотичны,

Какъ тѣ, кого ужъ пеленали въ пурпуръ

И съ самаго рожденья на престолъ

Возвелъ народъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Царь, жизнь моя зависитъ

Отъ слова твоего; но и твоей

(Я говорю съ почтеніемъ смиреннымъ)

Такая же опасность, можетъ быть,

Грозитъ сейчасъ. Такъ будетъ ли достойно

Такого поколѣнья, какъ сыны

Немвродовы, въ послѣднія минуты --

Невиннаго герольда умертвить,

Пришедшаго къ вамъ мирнымъ, безоружнымъ,

По должности; насильственно попрать

Не только все, что люди чтутъ священнымъ

Въ сношеніяхъ взаимныхъ, но и тѣ

Священнѣйшія узы, что съ богами

Связуютъ насъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Онъ правъ. Пускай идетъ.

Послѣдній мой поступокъ да не будетъ

Свершеннымъ въ изступленьи. Вотъ, возьми

Мой кубокъ золотой, его наполни

Своимъ виномъ и съ мыслью обо мнѣ

Пей изъ него; иль въ слитокъ переплавь

И ни о чемъ другомъ уже не думай,

Какъ о цѣнѣ и вѣсѣ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Я вдвойнѣ

Благодарю -- за жизнь мою и этотъ

Роскошный даръ; благодаря ему,

Жизнь для меня еще дороже стала.

Но твой отвѣтъ я получу-ли?

САРДAHАПAЛЪ.

Да.

Чтобъ обсудить, прошу я часъ отсрочки.

ГЕРОЛЬДЪ.

Одинъ лишь часъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Одинъ. Коль отъ меня

Властители твои за это время

Отвѣта не получатъ, это имъ

Пусть будетъ знакъ, что ихъ условья мною

Отвергнуты, и сообразно съ тѣмъ

Пусть дѣйствуютъ.

ГЕР этимъ я могу спасти монарха

И тронъ его. Теперь же утѣшаюсь

Я тѣмъ хотя, что не переживу

Обоихъ ихъ.

МИРРА.

Ты дѣлаешься блѣденъ.

САЛЕМЕНЪ.

Дай руку мнѣ. Копьё лишь продолжаетъ

Предсмертныя мученья, не давая

Возможности употребить ничтожный

Остатокъ жизни съ пользой. Я тотчасъ бы

Извлёкъ его и умеръ, если бъ могъ

Лишь только знать, чѣмъ кончилось сраженье.

Входитъ САРДАНАПАЛЪ съ солдатами.

САРДАНАПАЛЪ.

О, добрый братъ!

САЛЕМЕНЪ.

Мы потеряли битву?

САРДАНАПАЛЪ (въ отчаяніи).

Я здѣсь -- ты видишь.

САЛЕМЕНЪ.

Лучше бъ увидать мнѣ

Тебя такимъ, какъ я!

(Вырываетъ копьё изъ раны и умираетъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Меня увидятъ

Такимъ, какъ ты, когда измѣнитъ намъ

Послѣдняя надежда наша -- помощь

Сатрапа Офратана.

МИРРА.

Ты слыхалъ ли

Желаніе умершаго, чтобъ Цамесъ

Назначенъ былъ начальникомъ?

САРДАНАПАЛЪ.

О, да!

МИРРА.

Но гдѣ же Цамесъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Умеръ.

МИРРА.

А Алтада?

САРДАНАПАЛЪ.

Смертельно раненъ также.

МИРРА.

Панья? Сферо?

САРДАНАПАЛЪ.

Живъ только Панья; Сферо убѣжалъ,

Иль взятъ врагами въ плѣнъ. Я брошенъ всѣми.

МУРА.

Всё значитъ кончено?

САРДАНАПАЛЪ.

Окопы наши,

Хотя не защищённые, могли бы

Ещё держаться противъ вражьихъ силъ,

Когда бы не измѣна; но въ сраженьи

На полѣ мы разбиты.

МИРРА.

Сколько я

Могу припомнить, павшій Салеменъ

Хотѣлъ держаться именно въ окопахъ

Безъ вылазки, пока не подоспѣетъ

Желанная подмога.

САРДАНАПАЛЪ.

Я увлекъ

Его съ собой въ сраженье

МИРРА.

Значитъ, васъ

Сгубилъ излишекъ храбрости.

САРДАНАПАЛЪ.

Къ несчастью,

Намъ ставшей роковой... О, милый братъ!

Охотно бъ отдалъ я всё государство,

Которому ты лучшей былъ красой,

Мой мечъ и щитъ, всѣ почести, лишь только бъ

Тебя вновь воскресить! Но, впрочемъ, что

Печалиться напрасно! Ты, конечно,

Почтёнъ печалью будешь, какъ желалъ

Почтённымъ быть. Мнѣ грустно только думать,

Что ты покинулъ жизнь съ предвзятой мыслью,

Что я переживу то, что такъ славно

Ты защищалъ: честь царственнаго рода,

Къ которому принадлежимъ мы оба.

Когда успѣю я сберечь мой тронъ,

То вѣрь, что заплачу слезами тысячъ

И кровью милліоновъ за погибель

Твою, мой добрый братъ! Печаль и слёзы

Порядочныхъ людей принадлежатъ

Тебѣ ужъ и теперь. Повѣрь, что скоро

Съ тобой мы снова свидимся, когда лишь

Живётъ нашъ духъ безъ тѣла! Ты, надѣюсь,

Тогда меня оцѣнишь и поймёшь

Какъ слѣдуетъ; а до того позволь

Пожать твою мнѣ руку и прижать

Тебя къ моей груди, гдѣ бьётся сердце,

Истерзанное горемъ.

(Обнимаемъ трупъ.)

Отнесите

Его теперь.

ВОИНЫ.

Куда?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ мои покои.

Пускай его положатъ тамъ, какъ трупъ

Царя, подъ балдахиномъ. Позже мы

Рѣшимъ -- какими почестями должно

Почтить подобный прахъ.

(Воины уносятъ трупъ Салемена.)

Входитъ ПАНІА.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, Паніа, успѣлъ ли ты поставить

На мѣсто часовыхъ и всё исполнить,

Какъ я сказалъ?

ПАНІА.

Я сдѣлалъ, что мнѣ было

Приказано.

САРДАНАПАЛЪ.

Согрѣты ли войска

По прежнему лихимъ и бодрымъ духомъ?

ПАНІА.

Властитель?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты отвѣтилъ мнѣ вопросомъ!

Когда царю въ отвѣтъ на то, что онъ

Желаетъ знать, колеблются отвѣтить,

То это скверный знавъ. Ужель войска

Упали мужествомъ?

ПАНІА.

Смерть Салемена

И радостные возгласы враговъ,

Замѣтившихъ сейчасъ его погибель,

Вселили въ сердце войска...

САРДАНАПАЛЪ.

Жажду мести?

Конечно такъ! Не трусость же? Мы, впрочемъ,

Съумѣемъ возбудить ещё ихъ храбрость.

ПАНІА.

Подобная потеря уменьшила бъ

Значенье и побѣды.

САРДАНАПАЛЪ.

Это я --

Увы -- всѣхъ лучше чувствую. Но, впрочемъ,

Дворецъ нашъ, къ счастью, крѣпокъ, стѣны толсты,

И, сверхъ того, мы ждёмъ къ себѣ друзей,

Которые съумѣютъ проложить

Свой путь среди враговъ, чтобъ снова сдѣлать

Дворецъ царя тѣмъ, чѣмъ онъ долженъ быть:

Дворцомъ, а не темницей.

Входитъ ОФИЦЕРЪ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты встревоженъ?

Скорѣй -- въ чемъ дѣло?

ОФИЦЕРЪ.

Государь, не смѣю...

САРДАНАПАЛЪ.

Не смѣешь ты, когда возстать мильоны

Осмѣлились съ оружіемъ въ рукахъ --

Не странно ль это слышать? Но, прошу

Тебя, откинь безмолвную боязнь

Нанесть мнѣ непріятность: я готовъ

Услышать всё, что можетъ быть худого.

ПАНІА.

Ты слышалъ?-- говори же!

ОФИЦЕРЪ.

Часть стѣны,

Стоящей вдоль Евфрата, покачнулась,

Подмытая ужаснымъ наводненьемъ.

Евфратъ поднялся страшно отъ дождей,

Внезапно разразившихся въ горахъ,

Гдѣ онъ берётъ начало, и потоки,

Нахлынувъ съ страшной силой, превратили

Въ развалины нашъ валъ.

ПАНІА.

Зловѣщій знакъ!

Давно ужь намъ предсказано, что городъ

Не будетъ взятъ врагами до поры,

Пока Евфратъ не выступитъ въ союзѣ

Съ врагами на него.

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, предвѣщанья

Не значатъ ничего; но катастрофа

Дѣйствительно серьёзна. Велико ли

Обрушенное мѣсто?

ОФИЦЕРЪ.

Стадій двадцать.

САРДАНАПАЛЪ.

И это всё открыто предъ врагами?

ОФИЦЕРЪ.

Разливъ рѣки препятствуетъ покамѣстъ

Проникнуть имъ до города, но вслѣдъ

Затѣмъ, когда русло Евфрата приметъ

Обычное теченье и откроетъ

Возможность переправы -- городъ будетъ

У нихъ въ рукахъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Не будетъ никогда!

Пускай враги, стихіи, люди, боги

И даже предвѣщанья возстаютъ

На зло тому, кто никогда не дѣлалъ

Дурного имъ -- дворецъ моихъ отцовъ

Всё жъ никогда не станетъ логовищемъ

Для дикихъ, злыхъ волковъ.

ПАНІА.

Я поспѣшу,

Когда позволишь ты, на мѣсто, гдѣ

Обрушилась стѣна и постараюсь

Исправить зло, насколько сдѣлать это

Позволятъ наши средства намъ и время.

САРДАНАПАЛЪ.

Ступай скорѣй и сообщи немедля

Мнѣ всѣ подробности, насколько ты

Успѣешь ихъ собрать о происшедшемъ

Несчастномъ наводненьи.

(Паніа и офицеръ уходятъ.)

МИРРА.

Сами волны

Возстали противъ насъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Онѣ, вѣдь, мнѣ

Не подданные: значитъ -- я не въ правѣ

Съ нихъ взыскивать.

МИРРА.

Я радуюсь, что это

Несчастное извѣстье не лишаетъ

Тебя обычной бодрости.

САРДАНАПАЛЪ.

Меня

Теперь не испугаютъ предвѣщанья:

Они сказать мнѣ ничего не могутъ,

Чего бъ я самъ себѣ не говорилъ

Съ полуночи. Отчаянье намъ служитъ

Предвѣстникомъ.

МИРРА.

Отчаянье?

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, нѣтъ!

Такое слово не совсѣмъ у мѣста.

Когда мы твёрдо знаемъ о несчастьяхъ.

Грозящихъ намъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, рѣшились

Ихъ встрѣтить съ бодрымъ духомъ, то рѣшимость

Заслуживаетъ лучшаго названья.

Что, впрочемъ, разсуждать намъ о словахъ?

Мы скоро кончимъ съ ними и всѣмъ прочимъ.

МИРРА.

И намъ тогда останется одинъ лишь

Важнѣйшій и послѣдній въ жизни шагъ,

Которому подвержены равно

Всѣ смертные, какъ ни были бы разны

Они рожденьемъ, полонъ, состояньемъ,

Характеромъ, разсудкомъ, языкомъ,

Лицомъ, понятьемъ, чувствомъ -- шагъ, которымъ

Кончается всё то, что было, есть,

Иль будетъ впредь. Конецъ, къ какому мы

Обречены съ минуты, какъ родимся,

И ощупью идёмъ по лабиринту,

Носящему названье нашей жизни.

САРДАНАПАЛЪ.

Когда нашъ приговоръ уже подписанъ,

Воспользуемся краткою отсрочкой

Для радости. Кому причинъ нѣтъ больше

Бояться новыхъ бѣдъ, тотъ въ полномъ правѣ

Съ улыбкой встрѣтить то, что такъ пугало

Его до-этихъ-поръ, точь въ точь какъ дѣти,

Успѣвшія узнать секретъ игрушки,

Пугавшей прежде ихъ.

ПАНІА возвращается.

ПАНІА.

Всё, что сказали

Тебѣ о происшедшемъ, справедливо.

Я приказалъ удвоить на стѣнахъ,

По близости обрушеннаго мѣста,

Число охранной стражи, взявъ солдатъ

Отъ мѣстъ, гдѣ стѣны крѣпки.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты исполнилъ

Свой честно долгъ, мой Паніа. Не долго

Намъ ждать того часа, когда порвутся

Всѣ связи между нами. Вотъ возьми

Секретный этотъ ключъ и отвори

Имъ дверь отъ тайной комнаты въ стѣнѣ,

Гдѣ царская постель моя. На ней

Лежитъ теперь почётнѣйшее бремя,

Какому не случалося ни разу

Покоиться на ней, хотя и много

Преемственныхъ монарховъ отдыхали

На ложѣ томъ: я разумѣю трупъ

Того, кто былъ при жизни Салеменомъ.

И такъ, войди въ ту комнату. Ты тамъ

Найдёшь мои сокровища. Возьми ихъ

И раздѣли по-братски съ остальными

Своими сослуживцами. Ихъ будетъ

Достаточно на всѣхъ. Я возвращаю

Свободу всѣмъ невольникамъ, и пусть

Всѣ жители дворца его оставятъ

Въ теченіи часа. Воли спустить

Мои галеры на воду, въ которыхъ

Случалось мнѣ такъ часто веселиться,

И пусть онѣ теперь послужатъ вамъ

Для вашего спасенья. Волны бурны,

И въ этотъ разъ страшнѣй врагамъ, чѣмъ царь,

А потому вамъ нечего бояться

Погони или плѣна. Поспѣшайте жь

И будьте счастливы!

ПАНІА.

Да, если ты

Послѣдуешь, какъ славный повелитель,

Во слѣдъ твоимъ слугамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Нѣтъ, нѣтъ, мой Панья,

Я этого не сдѣлаю. Оставьте

Меня моей судьбѣ.

ПАНІА.

Какъ скоро такъ,

То я рѣшаюсь въ жизни въ первый разъ

Ослушаться монарха.

САРДАНАПАЛЪ.

Или я

Вамъ больше не властитель? Или дерзость

Возстала на меня въ моёмъ дворцѣ,

Какъ низкій бунтъ внѣ стѣнъ его? Не смѣй

Мнѣ возражать! Я отдаю послѣдній

Приказъ мой вамъ -- и ты ль ему захочешь

Противиться?

ПАНІА.

Теперь ещё не время...

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ дай сейчасъ мнѣ клятву, что исполнишь,

Что я сказалъ, когда тебѣ подамъ я

Условный знакъ.

ПАНІА.

Съ стѣспённымъ горемъ сердцемъ

Даю я эту клятву.

САРДАНАПАЛЪ.

Хорошо!

Вели теперь принесть сюда вязанку

Смолистыхъ дровъ, засохшихъ листьевъ, сучьевъ

И прочаго, что вспыхиваетъ мигомъ

Отъ первой малой искры. Пусть наложатъ

Кругомъ кедровыхъ брусьевъ, обольютъ

Ихъ масломъ и бальзамомъ, принесутъ

Досокъ, чтобы сложить изъ нихъ костёръ,

Пропитанный смолой и чистой миррой.

Я принести хочу сегодня жертву

Великую -- и потому пусть сложатъ

Костёръ вокругъ престола.

ПАНІА.

О, властитель!

САРДАПАНАЛЪ.

Я такъ хочу и ты клялся исполнить.

ПАНІА.

Я всё готовъ исполнять и безъ клятвы.

(Уходитъ.)

МИРРА.

Что замышляешь ты?

САРДАНАПАЛЪ.

Узнаешь скоро,

А свѣтъ не позабудетъ никогда.

ПАНІА возвращается съ ГЕРОЛЬДОМЪ.

ПАНІА.

Отправясь исполнять твои велѣнья,

Я встрѣтился съ посланникомъ, который

Тебя желаетъ видѣть.

САРДАНАПАЛЪ (герольду).

Говори.

ГЕРОЛЬДЪ.

Нашъ царь Арбакъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Ого! ужь коронованъ!

Но, впрочемъ, продолжай.

ГЕРОЛЬДЪ.

И Белезисъ,

Верховный жрецъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Скажи, какихъ боговъ

Иль демоновъ? Когда смѣнился царь,

Смѣняются и боги. Впрочемъ, дальше!

Ты здѣсь затѣмъ, чтобъ возвѣстить намъ волю

Пославшаго тебя -- и не обязанъ

Склоняться предо мной.

ГЕРОЛЬДЪ.

И съ ними вмѣстѣ

Сатрапъ нашъ Офратанъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Какъ! Онъ изъ вашихъ?

ГЕРОЛЬДЪ.

Ты можешь убѣдиться въ этомъ: вотъ

Его сатрапскій перстень. Самъ же онъ

Остался въ нашемъ лагерѣ.

САРДАНАПАЛЪ (взглянувъ на перстень).

Да, точно.

Достойный кругъ троихъ! О, Салеменъ!

Ты во время скончался, чтобъ не видѣть

Одной измѣной больше. Офратанъ

Былъ другомъ мнѣ вѣрнѣйшимъ и слугою...

Но продолжай!

ГЕРОЛЬДЪ.

Они всѣ предлагаютъ

Тебѣ свободу съ жизнью, съ тѣмъ, однако,

Чтобъ ты избралъ для жительства себѣ

Какой-нибудь далёкій уголокъ

Провинціи, гдѣ будешь жить, хотя

Подъ стражею, но не въ тюрьмѣ, и мирно.

Три принца, сыновья твои, должны

Остаться здѣсь въ заложникахъ.

САРДАНАПАЛЪ (съ ироніей).

По чести,

Условья побѣдителей могу я

Назвать великодушными.

ГЕРОЛЬДЪ.

Я жду

Отвѣта отъ тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Отвѣта, рабъ?

Съ которыхъ поръ невольники рѣшаютъ

Судьбу царей?

ГЕРОЛЬДЪ.

Съ-тѣхъ-поръ, когда они

Становятся свободными.

САРДАНАПАЛЪ.

Отребье

Измѣнниковъ! Ты на себѣ узнаешь

Всю тяжесть наказанья за измѣну,

Хоть ты ея лишь только представитель.

Велите сбросить голову его

Со стѣнъ во вражій лагерь; тѣло жь пусть

Умчатъ валы Евфрата.

(Паніа и воины схватываютъ герольда.)

ПАНІА.

Никогда

Не исполнялъ съ такимъ я наслажденьемъ

Приказа государя. Прочь ведите

Его отсюда, воины! Нельзя

Намъ осквернить кровавымъ, подлымъ трупомъ

Измѣнника священныхъ стѣнъ дворца.

Ступайте съ нимъ покончить за оградой!

ГЕРОЛЬДЪ.

Постойте на минуту. Царь, моё

Достоинство священно.

САРДАНАПАЛЪ.

А моё

Какимъ считаешь ты, когда рѣшился

Такъ дерзко предлагать мнѣ отреченье?

ГЕРОЛЬДЪ.

Я сдѣлалъ только то, что мнѣ велѣли.

Мнѣ всё равно грозила смерть, когда бы

Не взялся я исполнять ихъ приказъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ, значитъ, ваши новые монархи,

Процарствовавъ лишь часъ, успѣли стать

Такими же тиранами, какими

Бываютъ облечённые въ порфиру

Съ минуты ихъ рожденья.

ГЕРОЛЬДЪ.

Жизнь моя,

Я знаю хорошо,* теперь зависитъ

Отъ слова царскихъ устъ твоихъ; но вспомни --

Я это говорю, но забывая

Отнюдь твой санъ -- что жизнь твоя, быть-можетъ

Въ опасности не менѣе моей.

Такъ будетъ ли достойнымъ для потомка

Великаго Немврода обезславить

Послѣдніе часы свои, предавъ

Позорной смерти честнаго герольда,

Явившагося мирно безъ оружья,

И тѣмъ презрѣть не только всѣ законы,

Безспорно уважаемые всѣми,

Но даже перервать союзъ, которымъ

Мы связаны съ безсмертными.

САРДАНАПАЛЪ.

Онъ правъ.

Отдать ему свободу. Не хочу я

Позорить свой послѣдній часъ порывомъ

Насилія и мести.

(Беретъ со стола кубокъ.)

Вотъ возьми

На память этотъ кубокъ. Если будешь

Пить изъ него, то вспоминай меня,

Не то вели его перетопить

Въ простой кусокъ металла и цѣни

Лишь только по достоинству и вѣсу.

ГЕРОЛЬДЪ.

Благодарю вдвойнѣ тебя за жизнь

И цѣнный твой подарокъ, чѣмъ ты сдѣлалъ

Мнѣ жизнь дороже вдвое. Но какой же

Отвѣтъ снести мнѣ въ станъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Скажи, что я

Прошу на часъ отсрочки.

ГЕРОЛЬДЪ.

Часъ? Не больше?

САРДАНАПАЛЪ.

Да, часъ одинъ... Когда по истеченьи

Его твои властители не будутъ

Имѣть о мнѣ извѣстій -- это можетъ

Служить имъ знакомъ въ томъ, что я отвергъ

Условья ихъ -- и пусть тогда поступятъ

Они, какъ пожелаютъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Передамъ

Имъ въ точности, что слышалъ отъ тебя.

САРДАНАПАЛЪ.

Постой -- ещё два слова.

ГЕРОЛЬДЪ.

Говори:

Я ихъ не позабуду.

САРДАНАПАЛЪ.

Передай

Поклонъ мой Белезису и скажи,

Что прежде чѣмъ промчится годъ, я снова

Намѣренъ съ нимъ сойтись.

ГЕРОЛЬДЪ.

Гдѣ?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ Вавилонѣ,

Иль, всё-равно, онъ самъ пойдётъ оттуда

На встрѣчу мнѣ.

ГЕРОЛЬДЪ.

Всё передамъ буквально.

(Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, Панья, добрый мой, спѣши скорѣе

Исполнить мой приказъ.

ПАНІА.

Солдаты ждутъ --

И всё готово.

Входятъ ВОЙНЫ и устраиваютъ вокругъ трона костеръ.

САРДАНАПАЛЪ.

Выше, храбрецы!

Постройте такъ его, чтобъ основанье

Не вздумало потухнуть, прежде чѣмъ

Истлѣетъ всё и чтобъ никто не могъ

Услужливой рукой, по чувству долга,

Залить огонь. Поставьте тронъ въ срединѣ:

Мнѣ хочется, чтобъ новые пришельцы

Нашли его объятымъ отовсюду

Потоками огня, которыхъ имъ

Не потушить. Устройте всё, какъ-будто

Сбирались вы разрушить вражью крѣпость.

Ну, вотъ онъ начинаетъ принимать

Приличный видъ. Какъ думаешь ты, Панья,

Достоинъ ли костёръ подобный быть

Гробницею монарха?

ПАНІА.

И монарха

И вмѣстѣ государства. Я теперь

Тебя вполнѣ лишь понялъ.

САРДАНАПАЛЪ.

И не будешь

Меня корить за это?

ПАНІА.

Никогда.

Позволь лишь мнѣ зажечь костёръ и вмѣстѣ

Сгорѣть съ тобой.

МИРРА.

Исполнить этотъ долгъ

Желаю я.

ПАНІА.

Какъ! женщина?

МИРРА.

Солдатъ

Обязанъ умереть за полководца,

Такъ почему жь и женщина не можетъ

Погибнуть съ тѣмъ, кто милъ и дорогъ ей?

ПАНІА.

Поистинѣ чудесно!

МИРРА.

Но не рѣдко,

Повѣрь, мой добрый Паніа. Будь счастливъ

И пользуйся дарами свѣтлой жизни!

Прощай!-- костёръ готовъ.

ПАНІА.

Я пристыженъ

При мысли бросить такъ на смерть монарха

Къ сообщничествѣ женщины, готовой

Дѣлить его судьбу.

САРДАНАПАЛЪ.

Не мало мнѣ

Ужь безъ того предшествовало въ смерти

Испытанныхъ и преданныхъ друзей.

Ступай скорѣй и забирай свои

Сокровища.

ПАНІА.

А тамъ живи съ позоромъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Ты далъ мнѣ клятву -- клятва же священна.

ПАНІА.

Коль скоро такъ -- я слушаюсь! Прощай!

САРДАНАПАЛЪ.

Обшарь мою всю комнату. Не бойся

Забрать съ собою всё. Не забывай,

Что всё, что тамъ останется, вѣдь будетъ

Добычею измѣнникамъ, чьей жертвой

Я долженъ умереть. Когда же ты

Снесёшь на лодки золото и спрячешь

Его въ сохранности, не позабудь

Въ тотъ мигъ, когда ты выйдешь изъ дворца.

Подать мнѣ знакъ протяжнымъ звукомъ рога.

Рѣка отъ насъ довольно далека

И шумъ валовъ намъ помѣшалъ бы слышать

Условленный сигналъ, когда бъ ты подалъ

Его, садяся въ лодку. А затѣмъ

Бѣги, бѣги скорѣй, отворотивши

Отъ города лицо. Плыви но руслу

Евфрата внизъ, и если ты успѣешь

Достигнуть Пафлогоніи, гдѣ встрѣтишь

Царицу и дѣтей моихъ, живущихъ,

По счастью, безопасно при дворѣ

Царя земель тѣхъ Котты -- передай

Имъ всё, что видѣлъ ты передъ отъѣздомъ.

А также не забудь при томъ напомнить

Моей женѣ, что я ей говорилъ,

Когда прощался съ ней при разставаньи,

Гораздо больше горестномъ.

ПАНІА.

Позволь

Въ послѣдній разъ облобызать твою

Мнѣ царственную руку -- мнѣ и этимъ

Твоимъ вѣрнѣйшимъ воинамъ, готовымъ

Съ тобою умереть.

(Паніа съ солдатами цѣлуютъ руки и полы одежды Сарданапала.)

САРДАНАПАЛЪ.

Друзья мои!

Единственные, вѣрные друзья!

Не станемте напрасно растравлять

Печаль свою въ минуту разстававья.

Прощаться должно быстро, даже если

Прощаются на вѣкъ, иначе слёзы

Способны превратить прощальный мигъ

Въ вѣка тяжелой муки, оросивши

Печалью весь остатокъ бѣдной жизни.

Ступайте! будьте счастливы! Повѣрьте,

Теперь меня жалѣть уже не стоитъ,

По-крайней-мѣрѣ такъ, какъ былъ достоинъ

Я жалости въ прошедшемъ. Что жь до дней

Грядущаго -- оно въ рукахъ боговъ

И я узнаю скоро, точно ль это

Грядущее даётся намъ въ удѣлъ.

Прощайте же! прощайте!

(Паніа и воины уходятъ.)

МИРРА.

Эти люди

Намъ были вѣрно преданы. Я рада,

Что намъ досталось счастье передъ смертью

Взглянуть послѣднимъ взглядомъ на друзей.

САРДАНАПАЛЪ.

И другъ на друга, Мирра, въ чьихъ глазахъ

Своё нашли мы счастье! Но, послушай,

Ужасный близокъ мигъ. Коль скоро ты

Колеблешься предъ мыслью перейти

Въ иную жизнь чрезъ пламя -- то сознайся!

Повѣрь, что я тебя не разлюблю

За это ни на волосъ и, быть можетъ,

Напротивъ, полюблю ещё сильнѣе

За этотъ нѣжный страхъ, такъ подходящій

Къ твоей натурѣ женщины. Ты можешь

Пока ещё спастись.

МИРРА.

Должна ль зажечь

Я факелъ для костра у той лампады,

Что теплится предъ статуей Ваала

Всегда въ сосѣдней комнатѣ?

САРДАНАПАЛЪ.

И это

Отвѣтъ на мой вопросъ?

МИРРА.

Увидишь самъ.

(Уходитъ.)

САРДАНАПАЛЪ.

Она тверда! Отцы мои, къ которымъ

Я перейду, очищенный, быть-можетъ,

Своею смертію отъ многихъ пятенъ

Житейской оболочки, не хотѣлъ я

Предать во власть злодѣевъ вашъ старинный

Отцовскій домъ! Когда не могъ спасти я

Завѣщанное вами мнѣ наслѣдство,

То унесу съ собой по-крайней-мѣрѣ

Прекраснѣйшую часть его: весь этотъ

Дворецъ, съ его богатствами, оружьемъ

И утварью, служившей прежде вамъ.

Всё вамъ передаю я чрезъ посредство

Той чудной пожирающей стихіи,

Которая всѣхъ болѣе похожа

На душу человѣка тѣмъ, что такъ же

Какъ человѣкъ стремится безъ слѣда

Разрушить всё, къ чему не прикоснётся.

Свѣтъ этого костра не только будетъ

Могилою царя, иль маякомъ

Изъ пламени и дыма, что сверкнувши

На дальнемъ горизонтѣ, превратится

Затѣмъ въ холодный пепелъ -- нѣтъ, онъ будетъ

Урокомъ въ дни грядущаго царямъ,

Пресытившимся жизнью, и народамъ,

Свергающимъ царей своихъ. Не мало

Забыто будетъ временемъ героевъ

И славныхъ дѣлъ! Падётъ за царствомъ царство,

Какъ падаетъ теперь моя держава,

Славнѣйшая изъ всѣхъ, но и тогда

Уважится людскимъ воспоминаньемъ

Послѣдній мой поступокъ, и предастся

Для памяти народовъ, какъ примѣръ,

Которому немногіе рѣшатся

Послѣдовать, но также не посмѣютъ

Его и презирать! Быть-можетъ, даже

Онъ отвратитъ не одного царя

Отъ гибельной наклонности предаться

Той жизни, за которую плачу

Теперь я такъ печально!

МИРРА возвращается съ факеломъ въ одной рукѣ и кубкомъ вина въ другой.

МИРРА.

Вотъ свѣтильникъ,

Что освѣтитъ нашъ переходъ на небо!

САРДАНАПАЛЪ.

А кубокъ? Что онъ значитъ?

МИРРА.

Есть обычай

Въ моей странѣ свершать кропленье въ честь

Боговъ передъ кончиной.

САРДАНАПАЛЪ.

А въ моей

Обычай этотъ мы всегда относимъ

Къ оставшимся въ живыхъ. Я не забылъ

Его, повѣрь, и пусть мы здѣсь одни --

Я всё же осушу охотно кубокъ

На намять о весёлыхъ пированьяхъ

Въ былые дни...

(Выпиваетъ кубокъ и кропитъ остатками по сторонамъ.)

Свершаю возліянье

Въ честь Белезиса!

МИРРА.

Почему ты вспомнилъ

Его, а не товарища, съ которымъ

Свершилъ злодѣйство онъ?

САРДАНАПАЛЪ.

О, тотъ не больше

Какъ инструментъ, прямой солдатъ, орудье,

Искусно управляемое первымъ;

Другой же -- ловкій мастеръ и играетъ

На нёмъ, какъ пожелаетъ. Впрочемъ, я

Спѣшу забыть обоихъ. Погоди

Ещё минуту, Мирра! Отвѣчай

Мнѣ съ полной откровенностью: ты точно

Желаешь мнѣ послѣдовать безъ страха

И съ полною свободой?

МИРРА.

Неужели

Ты думаешь, что женщина-гречанка

Не выполнитъ изъ преданности то,

Что дѣлаетъ индійская вдова

По требованью долга?

САРДАНАПАЛЪ.

Если такъ,

То будемъ ждать сигнала.

МИРРА.

Какъ онъ долго

И тщетно заставляетъ ждать себя!

САРДАНАПАЛЪ.

Ещё одинъ прощальный поцѣлуй!

МИРРА.

Онъ будетъ не послѣднимъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Правда, правда!

Огонь смѣшаетъ пепелъ нашъ на вѣки.

МИРРА.

И вмѣстѣ съ тѣмъ очиститъ отъ всего

Земного, какъ чиста моя любовь.

Одно меня печалитъ...

САРДАНАПАЛЪ.

Что? скажи!

МИРРА.

Что здѣсь не будетъ дружеской руки,

Которая сложила бъ наши кости

Въ одну и ту же урну.

САРДАНАПАЛЪ.

Не жалѣй!

Пріятнѣй быть развѣяннымъ по вѣтру,

Чѣмъ осквернить себя прикосновеньемъ

Измѣнническихъ рукъ. Въ огнѣ дворца

И тлѣющихъ развалинахъ оставимъ

Себѣ мы монументъ славнѣйшій вдвое,

Чѣмъ каменныя массы пирамидъ,

Которыя Египетъ воздвигаетъ

Надъ трупами монарховъ и быковъ.

Никто по-крайней-мѣрѣ не возьмётся

Намъ объяснить, кому посвящена

Такая иль другая пирамида:

Царю иль богу Апису. Не странно ль

Намъ видѣть монументъ, когда забыто,

Кому воздвигнутъ онъ?

МИРРА.

Прощай, земля!

А также ты, прекраснѣйшее мѣсто

На всей землѣ -- Іонія! Будь вѣчно

Свободна и прекрасна! Пусть не знаютъ

Твои сыны несчастья! Умирая,

Всѣ чувства я свои переношу

Къ тебѣ, за исключеньемъ одного лишь.

САРДАНАПАЛЪ.

Какого же?

МИРРА.

Любви моей къ тебѣ!

(Раздаётся звукъ рога.)

САРДАНАПАЛЪ.

Чу!

МИРРА.

Часъ насталъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ассирія, прощай!

Тебя любилъ я страстно, край родимый

Отцовъ моихъ -- любилъ ещё сильнѣй

Какъ родину, чѣмъ какъ моё владѣнье.

Въ тебѣ упрочилъ я покой и счастье --

И вотъ моя награда! Я не долженъ

Тебѣ ничѣмъ и не оставлю въ память

Тебѣ гробницы даже.

(Онъ всходитъ на костёръ.)

Мирра! гдѣ ты?

МИРРА.

Готовъ ли ты?

САРДАНАПАЛЪ.

Готовъ, какъ свѣтлый факелъ

Въ рукахъ твоихъ.

(Мирра зажигаетъ костёръ.)

МИРРА.

Костёръ горитъ! Иду!

(Бросается въ пламя, занавѣсъ падаетъ.)

А. Соколовскій.

САРДАНАПАЛЪ.

1. Е. Зарина. (Сарданапалъ. Трагедія Байрона.) "Библіотека для чтенія", 1860, т. CLXII, No 12, отд. II, стр. 1--126. Перепечатанъ, въ исправленномъ видѣ, въ "Сочиненіяхъ лорда Байрона въ переводахъ русскихъ поэтовъ", т. I, стр. 125--306.

2. П. Вейнберга. (Сарданапалъ. Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ лорда Байрона. Первыя четыре дѣйствія. Переводъ напечатанъ въ первый разъ въ изданіи H. В. Гербеля: "Сочиненія лорда Байрона въ переводахъ русскихъ поэтовъ", 1877, т. III, стр. 187--256.

3. А. Л. Соколовскаго. ("Сарданапалъ". Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ лорда Байрона. Пятое дѣйствіе. Переводъ помѣщёнъ въ изданіи H. В. Гербеля: "Сочиненія лорда Байрона въ переводахъ русскихъ поэтовъ", 1877, т. III, стр. 257--271.

Кромѣ того существуетъ ещё два отрывка изъ названной трагедіи:

4. М. Вронченко. (Сонъ Сарданапала изъ Байрона.) "Одесскій Альманахъ на 1831 годъ", стр. 228--238.

5. Д. Каменскаго. (Сарданапалъ изъ Байрона.) "Русскій Вѣстникъ", 1842, No 7 и 8, стр. 1--20. Дѣйствіе первое, до словъ Сарданапала: "I have proved а thousand -- а thousand and а thousand!"

ОЛ ЬДЪ.

Я съ точностью исполнить

Не премину желаніе твое.

САРДАНАПАЛЪ.

Постой, еще два слова.

ГЕРОЛЬДЪ.

Не забуду,

Какія бы то ни были слова.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты передашь поклонъ мой Белезису,

Сказавъ ему, что черезъ годъ мы съ нимъ

Увидимся опять.

ГЕРОЛЬДЪ.

Гдѣ?

САРДАНАПАЛЪ.

Въ Вавилонѣ.

Оттуда онъ, по крайней мѣрѣ, мнѣ

Отправится на встрѣчу.

ГЕРОЛЬДЪ-

Все буквально

Я передамъ.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, Паніа, теперь,

Мой Паніа, скорѣй пусть исполняютъ,

Что я велѣлъ.

ПАНІА.

Солдаты, государь,

Ужъ заняты... Да вотъ они и вносятъ.

(Воины входятъ и строятъ костеръ вокругъ трона).

САРДАНАПАЛЪ.

Друзья мои, повыше возводите

И по тѣснѣй кладите; стройте такъ,

Чтобъ не могло потухнуть основанье

Отъ слабости огня, и чтобъ ничья

Услужливая помощь не могла бы

Остановить пожаръ. Пусть центръ костра

Составитъ тронъ; его пришельцамъ новымъ

Оставить я иначе не хочу,

Какъ въ пламени, ничѣмъ неугасимомъ

Со всѣхъ сторонъ. Сооружайте такъ,

Какъ будто сжечь готовимся мы крѣпость

Стариннаго врага. Ну, вотъ теперь

Видъ недурной. Какъ, Паніа, ты скажешь --

Достаточенъ для похоронъ царя

Такой костеръ?

ПАНІА.

Да, и царя, и царства.

Теперь тебя я понялъ.

САРДАНАПАЛЪ.

И хулишь?

ПАНІА.

Нѣтъ... но прошу я только позволенья

Зажечь его и раздѣлить съ тобой.

МИРРА.

Долгъ этотъ -- мой.

ПАНІА.

Твой! Женщины!

МИРРА.

Солдата

Долгъ -- умирать за своего царя;

Такъ отчего жъ у женщины отвергнуть

Долгъ умереть съ возлюбленнымъ своимъ?

ПАНІА.

По моему, ужъ очень странно это!

МИРРА.

Но чаще, вѣрь, встрѣчается оно,

Чѣмъ думаетъ мой Паніа... Ты можешь

Остаться жить. Прощай! Костеръ готовъ.

ПАНІА.

Постыдно мнѣ оставить государя

Съ одною только женщиной, чтобъ смерть

Она съ нимъ раздѣлила.

САРДАНАПАЛЪ.

Въ прахъ могилы

Ужъ многіе предшествовали мнѣ.

Ступай, мой другъ; ступай обогатиться.

ПАНІА.

Для жалкаго существованья!

САРДАНАПАЛЪ.

Ты --

Не позабудь объ этомъ -- далъ мнѣ клятву;

Она строга, священна.

ПАНІА.

Если такъ --

Прощай!

САРДАНАПАЛЪ.

Мой складъ сокровищъ хорошенько

Ты обыщи и забери себѣ

Все золото безъ всякихъ угрызеній:

Вѣдь все, тобой оставленное тамъ,

Досталось бы рабамъ, моимъ убійцамъ.

Потомъ, когда на лодкахъ будетъ все

Уже лежать въ сохранности, то выйдя

Изъ стѣнъ дворца, ты въ этотъ самый мигъ

Подай мнѣ знакъ протяжнымъ трубнымъ звукомъ;

До берега отсюда далеко,

И такъ шумятъ теперь рѣчныя волны,

Что эхо къ намъ сигнала твоего

Не донесло бъ, будь съ берега онъ поданъ.

И вслѣдъ затѣмъ, съ товарищами -- въ путь!

Сюда назадъ не обращая взоровъ

И все плывя Евфратомъ, по его

Теченію. А если вамъ удастся

Достигнуть Пафлагоньи, гдѣ живутъ

Подъ дружеской охраною у Котты

Съ царицею моихъ три сына,-- ты

Ей разскажи, что видѣлъ, уѣзжая,

И попроси припомнить то, что я

Ей говорилъ предъ нашею разлукой,

Печалившей меня еще сильнѣй.

ПАНІА.

Дай руку мнѣ державную! Прижаться

Губами къ ней позволь въ послѣдній разъ --

Мнѣ и моимъ товарищамъ несчастнымъ,

Столпившимся вокругъ тебя съ однимъ

Желаніемъ -- здѣсь умереть съ тобою!

(Солдаты и Паніа окружаютъ его и цѣлуютъ его руки и край платья).

САРДАНАПАЛЪ.

Друзья мои! Послѣдніе друзья --

И лучшіе! Не будемъ ослаблять

Духъ мужества другъ въ другѣ. Уходите!

Прощаніе мгновеннымъ быть должно,

Когда навѣкъ прощаются; иначе

Оно минуты превращаетъ въ вѣчность,

Послѣднія песчинки грустной жизни

Слезами окропляя. Уходите

И будьте счастливы. Повѣрьте мнѣ,--

Жалѣть меня теперь нѣтъ основанья:

Коль жалости я стою, такъ скорѣй

Въ прошедшемъ вы меня, чѣмъ въ настоящемъ,

Жалѣть должны; а будущаго что

Касается, такъ будущее наше

Въ рукахъ боговъ -- коль существуютъ боги;

Узнаю это очень скоро я.

Прощайте же, прощайте!

(Паніа и воины уходятъ).

МИРРА.

Эти люди

Намъ честно послужили; для души

Отрадное успокоенье -- видѣть

Въ послѣднія минуты предъ собой

Все любящія лица.

САРДАНАПАЛЪ.

Да, и лица

Любимыя, красавица моя!

Но выслушай. Мы на краю могилы

Съ тобой стоимъ; быть можетъ, въ этотъ мигъ

Ты внутренно трепещешь предъ полетомъ

Въ грядущее сквозь пламя; если такъ,

Скажи; тебя, повѣрь, не разлюблю я

За то, что ты натурою своей

Побѣждена,-- нѣтъ, даже больше стану

Тебя любить, пожалуй; и бѣжать

Тебѣ еще не поздно.

МИРРА.

Не пора-ли

Моей рукѣ уже зажечь одинъ

Изъ факеловъ, что въ комнатѣ сосѣдней,

Предъ алтаремъ Вааловымъ, лежатъ

Подъ вѣчною лампадой?

САРДАНАПАЛЪ.

Да. И это

Весь твой отвѣтъ?

МИРРА.

Сейчасъ увидишь самъ.

(Уходитъ).

САРДАНАПАЛЪ (одинъ).

Она тверда. Отцы мои, къ которымъ

Перехожу я, смертью, можетъ быть,

Очищенный отъ грязныхъ пятенъ плоти --

Я не хотѣлъ, чтобъ древній вашъ дворецъ

Бунтовщикамъ-рабамъ достался въ жертву.

И если я наслѣдье ваше такъ

Не сохранилъ, какъ вы мнѣ завѣщали,

То эту часть блестящую его --

Дворцовыя богатства ваши, утварь,

Священное оружье ваше, всѣ

Побѣдные трофеи, средь которыхъ

Они бы ликовали -- я съ собой

Къ вамъ унесу въ губительной стихіи --

Подобіи души вѣрнѣйшемъ въ томъ,

Что отъ вещей, въ прахъ обращенныхъ ею,

Слѣдовъ не остается. Яркій свѣтъ

Отъ этого костра, гробницы царской,

Не будетъ лишь простымъ столбомъ изъ дыма

И пламени, иль маякомъ, горѣвшимъ

На горизонтѣ нѣсколько минутъ,

Чтобъ сдѣлаться потомъ лишь грудой пепла.

Нѣтъ, будетъ онъ урокомъ для вѣковъ,

Монарховъ сладострастныхъ и народовъ

Бунтующихъ. Пусть многихъ націй жизнь

И подвиги героевъ многихъ время

Забвеніемъ покроетъ, пусть оно

Съ лица земли сотретъ за царствомъ царство,

Какъ нынѣ разрушаетъ и мое,

Славнѣйшее изъ всѣхъ; но этотъ подвигъ

Послѣдній мой, я знаю, пощадитъ

Его рука и сдѣлаетъ примѣромъ,

Которому немногіе дерзнутъ

Послѣдовать, а презирать не будетъ

Его никто. Но многихъ, можетъ быть,

Онъ отвратитъ отъ жизни, приводящей

Къ такому окончанію.

(Мирра возвращается съ зажженнымъ факеломъ въ одной рукѣ и чашею въ другой).

МИРРА

Смотри!

Вотъ факелъ я зажгла, чтобъ путь нашъ къ звѣздамъ

Онъ освѣщалъ.

САРДАНАПАЛЪ.

А чаша?

МИРРА.

У меня

На родинѣ обычай -- возліянье

Свершать богамъ.

САРДАНАПАЛЪ.

А у меня -- его

Свершать среди людей; обычай этотъ

Я не забылъ, и хоть теперь одинъ,

Но осушу твой кубокъ въ память многихъ

Веселыхъ прежнихъ пиршествъ.

(Беретъ чашу, пьетъ изъ нея, потомъ опрокидываетъ и увидѣвъ нѣсколько выпавшихъ оттуда капель, восклицаетъ):

Это въ честь

Достойнѣйшаго Белезиса.

МИРРА.

Отчего же

Остановилась мысль твоя на немъ

Скорѣй, чѣмъ на другомъ -- его собратѣ

Въ измѣнѣ гнусной?

САРДАНАПАЛЪ.

Тотъ -- простой солдатъ,

Орудіе простое, нѣчто въ родѣ

Тѣлеснаго меча въ рукахъ друзей,

А Белезисъ-онъ двигаетъ пружины

Воинственной своей маріонетки.

Но я гоню изъ памяти моей

Обоихъ ихъ... Еще два слова, Мирра!

Послѣдовать за мной рѣшилась ты

Безъ страха и свободно?

МИРРА.

Неужели жъ

Ты думаешь, что дѣвушка гречанка

Не смѣетъ то исполнить изъ любви,

Что дѣлаетъ, обычаю покорна,

Индійская вдова?

САРДАНАПАЛЪ.

Такъ намъ теперь

Осталось ждать сигнала.

МИРРА.

Ужъ давно бы

Пора ему раздаться!

САРДАНАПАЛЪ.

Ну, прощай!

Послѣдній поцѣлуй!

МИРРА.

Нѣтъ, не послѣдній!

Еще одинъ остался.

САРДАНАПАЛЪ.

Ты права:

Въ огнѣ костра смѣшается нашъ пепелъ.

МИРРА.

И чистымъ, какъ любовь моя къ тебѣ,

Всю грязь земли, земныя страсти сбросивъ,

Смѣшается мой прахъ съ твоимъ. Одна,

Одна лишь мысль меня печалитъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Что же?

МИРРА.

Что дружеской руки не будетъ здѣсь,

Чтобъ этотъ прахъ въ одной и той же урнѣ

Похоронить.

САРДАНАПАЛЪ.

Тѣмъ лучше. Лучше быть

Развѣяннымъ ему небеснымъ вѣтромъ

По воздуху, чѣмъ осквернить себя

Рукою человѣческой -- рукою

Предательства и рабства. Мы съ тобой

Оставимъ здѣсь, въ дворцѣ, огнемъ объятомъ,

Въ развалинахъ его громадныхъ стѣнъ,

Величественный памятникъ, какого

Не далъ Египетъ рядомъ всѣхъ своихъ

Кирпичныхъ горъ надъ трупами монарховъ --

Или быковъ: вѣдь неизвѣстно намъ,

Кого хранить предназначалось этимъ

Громадамъ горделивымъ -- ихъ царей,

Иль Аписа быка, ихъ бога; странный,

Признаться, монументъ, забывшій самъ

Цѣль своего созданія!

МИРРА.

Прощай же,

Земля! И ты прелестнѣйшее мѣсто,

На всей землѣ! Іонія, прощай!

Будь вѣчно ты свободна и прекрасна,

Несчастьямъ недоступна! О тебѣ

Послѣдняя моя молитва; мысли

Послѣднія мои всѣ о тебѣ --

Всѣ, кромѣ лишь одной.

САРДАНАПАЛЪ.

И это?

МИРРА.

Это --

Мысль о тебѣ.

(Раздается звукъ трубы Паніи).

САРДАНАПАЛЪ.

Ты слышишь?

МИРРА.

Часъ пробилъ.

САРДАНАПАЛЪ.

Ассирія, прощай! Я всей душою

Любилъ тебя, страна моихъ отцовъ,

Страна моя; любилъ тебя нѣжнѣе

Какъ родину мою, чѣмъ какъ мои

Державныя владѣнія; насытилъ

И миромъ, и веселіемъ тебя --

И вотъ награда мнѣ! Теперь не долженъ

Тебѣ я ничего; могилы даже

Не примешь ты въ наслѣдство отъ меня.

(Входитъ на костеръ).

Что-жъ, Мирра?

МИРРА.

Ты готовъ?

САРДАНАПАЛЪ.

Готовъ, какъ факелъ

Въ твоей рукѣ.

(Мирра зажигаетъ костеръ).

МИРРА.

Костеръ зажженъ. Иду!

(Въ ту минуту, какъ Мирра кидается въ огонь, занавѣсъ опускается).

Петръ Вейнбергъ.

СМЕРТЬ САРДАНАПАЛА.

(La mort de Sardanapal).

Картина Делакруа (Eugène Delacroix)

САРДАНАПАЛЪ.

На подлинной рукописи трагедіи Байронъ сдѣлалъ слѣдующую помѣтку:

"Равенна, 27 мая 1821. Я началъ эту драму 13 января 1821 и писалъ первые два акта очень лѣниво, съ промежутками. Три послѣдніе акта были написаны за время съ 13 мая 1821 до настоящаго дня, т. е. въ теченіе двухъ недѣль".

Приводимъ относящіеся къ этому произведенію отрывки изъ дневника и писемъ Байрона:

"Января 13, 1821. -- набросалъ планъ и списокъ дѣйствующихъ лицъ для предполагаемой трагедіи о Сарданапалѣ, которую задумалъ нѣсколько времени тому назадъ. Имена взялъ у Діодора Сицилійскаго (я знаю исторію Сарданапала, и зналъ ее, когда мнѣ было еще 12 лѣтъ) и прочелъ одно мѣсто въ IX томѣ "Греціи" Митфорда, гдѣ онъ склоненъ оправдывать память этого послѣдняго ассиріянина. Принесъ Терезѣ итальянскій переводъ "Сафо" Грильпарцера. Она стала со мной спорить, такъ какъ я сказалъ, что любовь не составляетъ самаго высокаго сюжета для трагедіи; пользуясь преимуществами своего родного языка и прирожденнаго женскаго краснорѣчія, она опровергла мои немногочисленныя доказательства. Мнѣ кажется, что она права. Надо будетъ въ "Сарданапалѣ" дать любви больше мѣста, чѣмъ я предполагалъ".

"Мая 25.-- Закончилъ четыре дѣйствія. Я сдѣлалъ Сарданапала храбрымъ (хотя и сладострастнымъ, какъ его изображаетъ исторія) и настолько привлекательнымъ, насколько это позволяли мои слабыя силы. До сихъ поръ я строго соблюдалъ всѣ единства и постараюсь соблюсти ихъ, по возможности, и въ пятомъ дѣйствіи; но не для сцены".

"Мая 30.-- Посылаю вамъ трагедію по почтѣ. Вы увидите, что въ ней строго соблюдены всѣ единства дѣйствіе происходитъ все время въ одной и той же залѣ; время -- лѣтняя ночь -- обнимаетъ около девяти часовъ, или даже меньше, хотя начинается до заката и оканчивается послѣ восхода солнца. Эта пьеса -- не для сцены, точно такъ-же какъ и другая моя трагедія; и на этотъ разъ я лучше позабочусь о томъ, чтобы она не попала на подмостки".

"Іюля 14.-- Я увѣренъ, что "Сарданапала" не сочтутъ политической трагедіей: я былъ совсѣмъ далекъ отъ подобнаго намѣренія и не думалъ ни о чемъ, кронѣ азіатской исторіи Я имѣлъ цѣлью воспроизвести въ драматической формѣ, подобно греческимъ трагикамъ (скромная фраза!), нѣсколько поразившихъ меня разсказовъ изъ исторіи и миѳологіи. Вы найдете, что все это очень непохоже на Шекспира; это, съ одной стороны, и лучше, такъ какъ я считаю Шекспира самымъ худшимъ изъ образцовъ, хотя и самымъ необыкновеннымъ писателемъ. Я намѣревался быть такимъ же простымъ и строгимъ, какъ Альфіери, и, насколько могъ, старался приблизить поэтическую рѣчь къ обыкновенному разговору: Бѣда въ томъ, что въ наше время нельзя сказать слова о царяхъ или царицахъ, не возбуждая подозрѣнія въ политическихъ намекахъ или въ личностяхъ. Ни того, ни другого у меня и въ мысляхъ не было".

"Іюля 22.-- Печатайте и выпускайте Я думаю, теперь они должны будутъ признать, что у меня не одинъ только стиль, а нѣсколько. "Сарданапалъ", пожалуй, можетъ показаться характеромъ почти комическимъ; но, вѣдь, таковъ же и Ричардъ III. Не забудьте о единствахъ, которыя служатъ предметомъ моего усерднаго изученія. Радуюсь, что трагедія понравилась Джиффорду; что же касается публики, то я, какъ видите, старался принимать во вниманіе все, что угодно, кромѣ только нынѣшней моды на необыкновенные театральные эффекты".

Трагедія была напечатана въ декабрѣ 1821 г.

"Въ предисловіи къ этой трагедіи (говоритъ Джеффри) лордъ Байронъ снова подтверждаетъ, что его пьесы были написаны "безъ отдаленнѣйшей мысли о сценѣ", и въ то же время высказывается за соблюденіе единствъ, считая ихъ необходимымъ условіемъ драматическаго сочиненія и заявляя, что онъ сдержатся мнѣнія, которое еще не особенно давно признавалось закономъ во всемъ мірѣ и до сихъ поръ считается таковымъ въ наиболѣе цивилизованныхъ странахъ". Оба эти заявленія представляются вамъ не особенно убѣдительными, и мы полагаемъ, что ни то, ни другое не встрѣтитъ сочувствія въ публикѣ, именно потому, что они исходятъ отъ писателя, одареннаго дѣйствительнымъ драматическимъ геніемъ. Скорѣе можно допустить, что ораторъ въ состояніи сочинить рѣчь, совершенно не предназначаемую для произнесенія. Вѣдь драма есть не только діалогъ, но и дѣйствіе, и по существу своему предполагаетъ нѣчто, происходящее передъ глазами собравшихся зрителей. Этимъ объясняются всѣ отличительныя особенности драмы, какъ литературнаго произведенія. Языкъ ея долженъ служить поясненіемъ дѣйствія, вызывать извѣстныя эмоціи и поддерживать вниманіе зрителей. Если авторъ не думаетъ объ этомъ во все время своей работы, если онъ пишетъ, не воображая себѣ присутствія разнообразной и жадной на зрѣлища публики, то онъ можетъ, пожалуй, быть и великимъ поэтомъ, но, конечно, никогда но будетъ драматургомъ. Если лордъ Байронъ въ самомъ дѣлѣ не желаетъ придавать своимъ тщательно разработаннымъ сценамъ характера живой драмы, если онъ не ищетъ сценическихъ эффектовъ, если онъ не чувствуетъ какъ бы видимаго присутствія созданныхъ имъ дѣйствующихъ лицъ, если, создавая сильный монологъ, онъ не представляетъ себѣ того, какъ этотъ монологъ можетъ быть произнесенъ Киномъ и какія онъ вызоветъ рукоплесканія,-- то онъ можетъ быть увѣренъ, что ни его чувства, ни его поэтическое дарованіе совершенно непригодны для сцены. Но для чего же, въ такомъ случаѣ, избираетъ онъ форму трагедіи, отказываясь отъ того, что составляетъ ея истинную силу? Вѣдь поучительныя разсужденія и краснорѣчивыя описанія въ пьесѣ не вознаграждаютъ за недостатокъ драматическаго изобрѣтенія и движенія,-- но говоря ужо о томъ, что настоящее чувство и настоящая поэзія должны выражаться непосредственно, не принимая на себя обманчивой наружности дѣйствующихъ лицъ драмы. Что касается мнѣнія лорда Байрона о томъ, будто "единства" въ настоящее время признаются закономъ въ литературахъ почти всего міра, то оно представляется не больше, какъ только капризомъ и противорѣчіемъ поэта самому себѣ. Вѣдь именно лордъ Байронъ -- болѣе всякаго другого человѣка служитъ самъ себѣ закономъ, какъ "отъявленный вольнодумецъ"; и вотъ, теперь, утомившись этой ничѣмъ не сдерживаемой вольностью, онъ хочетъ наложить на себя эпитимію въ видѣ единствъ! Англійская драматическая поэзія, какъ и вообще воображеніе, стоитъ выше единствъ. Единственное основаніе настаивать на ихъ соблюденіи заключается въ томъ, будто мы признаемъ сцену въ самомъ дѣлѣ тѣмъ мѣстомъ, на которомъ въ дѣйствительности происходитъ данное дѣйствіе; при такомъ условіи мѣсто дѣйствія, конечно, не можетъ мѣняться. Но, вѣдь, это предположеніе очевидно противорѣчитъ истинѣ и вашему собственному опыту" ("Edinb. Review").

Тотъ же критикъ, разсуждая о "Сарданапалѣ", говоритъ:

"Эта трагедія, безъ всякаго сомнѣнія,-- произведеніе большой красоты и силы; и хотя ея героиня имѣетъ много общаго съ Медорами и Гюльнарами прежнихъ, недраматическихъ произведеній Байрона, зато въ героѣ нельзя не видѣть совсѣмъ новаго характера. Правда, онъ обладаетъ тѣмъ же презрѣніемъ къ войнѣ, къ славѣ, къ власти жрецовъ и къ обычной морали, какимъ отличаются и прочіе любимцы Байрона; но при этомъ у него вовсе нѣтъ мизантропіи и очень мало гордости; вообще онъ представляется однимъ изъ самыхъ добродушныхъ, привлекательныхъ и симпатичныхъ сластолюбцевъ, какихъ мы когда-либо встрѣчали. Въ такомъ истолкованіи этого характера авторъ весьма благоразумно слѣдовалъ болѣе природѣ и фантазіи, нежели исторіи. Его Сарданапалъ вовсе не изнѣженный, истасканный развратникъ, съ разстроенными нервами и притупленными чувствами рабъ лѣности и порочныхъ привычекъ; это пылкій искатель наслажденій, царственный эпикуреецъ, избалованный, упивающійся, пока можетъ, безграничнымъ сладострастіемъ, но душа котораго уже до того привыкла къ удовольствіямъ, до того насытилась всѣми наслажденіями, что неожиданно нагрянувшія горе и опасность не тревожатъ и но пугаютъ его; онъ идетъ съ пира на битву, словно на пляску, увлекаемый граціями, юностью, радостью и любовью. Онъ забавляется съ Беллоной, какъ женихъ съ невѣстой, ради удовольствія и препровожденія времени; къ его рукамъ одинаково идутъ и копье, и вѣеръ, и щитъ, и зеркало. Онъ наслаждается жизнью и торжествуетъ въ смерти; и душа его, какъ въ счастіи, такъ и въ несчастіи, смѣется надъ зломъ, потому что стоитъ выше его".

"Сарданапалъ лорда Байрона (говоритъ епископъ Гиберъ) близко подходить къ тому представленію, какое мы составили себѣ о Сарданапалѣ историческомъ. Молодой, беззаботный, избалованный лестью и безграничнымъ самовластіемъ, но по природѣ привлекательный, одаренный высокими качествами, онъ намѣренно умаляетъ значеніе боевыхъ подвиговъ своихъ предковъ для того, чтобы оправдать свое невниманіе къ самымъ необходимымъ обязанностямъ своего сана, и утѣшаетъ себя тѣмъ, что, предаваясь бездѣйствію, онъ дѣлаеть свой народъ счастливымъ. Но даже въ самой страстной его любви къ наслажденіямъ обнаруживается его любовь къ противорѣчіямъ. Преобладающею чертою въ его изображеніи является эгоизмъ,-- и этотъ эгоизмъ представленъ поистинѣ удивительно: онъ объясняется всевозможными смягчающими обстоятельствами воспитанія и привычекъ и рисуется въ самыхъ яркихъ краскахъ юности, дарованій и привлекательности. Но, въ концѣ концовъ, это все-таки не болѣе, какъ эгоизмъ, и мы едва ли могли бы одобрять то искусство, съ какимъ порокъ и развращенность представляются намъ въ столь привлекательномъ видѣ, если бы самъ поэтъ въ то же время и съ такимъ же искусствомъ не отмѣтилъ той горечи и томленія духа, какія неизбѣжно присущи подобному характеру, и если бы онъ не далъ вамъ превосходнаго контраста къ этому изображенію въ фигурахъ Мирры и Салемена".

Стр. 296. И подданный слуха своихъ рабовъ.

"Салеменъ прямая противоположность эгоизму. Этотъ характеръ, хотя лишь слегка обрисованный, отличается гораздо меньшею даровитостью, нежели Сарданапалъ. Это -- суровый, вѣрный и откровенный солдатъ и подданный; онъ разуменъ, справедливъ и честенъ въ своихъ сужденіяхъ, хотя и не отличается особенною разборчивостью въ средствахъ; да такой разборчивости такъ же нельзя было бы требовать отъ почтеннаго сатрапа древней Ниневіи, какъ и отъ почтеннаго визиря современной Турецкой имперіи. Несмотря на личное неудовольствіе и семейныя непріятности, онъ вполнѣ и упорно предавъ своему царю и сохраняетъ въ отношеніи къ нему самую строгую вѣрность. По отношенію къ противникамъ царя онъ готовъ быть суровымъ, кровожаднымъ и даже коварнымъ; впрочемъ, это -- такой недостатокъ въ его характерѣ, взбѣжать котораго въ его положеніи было бы, пожалуй, неестественно и который является весьма искусно подчеркнутымъ въ противоположность тому инстинктивному чувству доблести и чести, которое еще сильнѣе оттѣняется слабостью его повелителя. И хорошія, и дурныя качества этого сатрапа являются какъ бы результатомъ его безкорыстной вѣрности и патріотизма. Ради своей страны и своего царя онъ терпѣливо сноситъ оскорбленія; ради нихъ онъ и храбръ, и жестокъ. У него нѣтъ стремленія къ личной власти, нѣтъ жажды личной славы. Въ бою и въ побѣдѣ его единственный кличъ: "Ассирія!" Отсылая царицу и царевичей, онъ заботится не столько о безопасности своей сестры и племянниковъ, сколько о сохраненіи потомства Немврода; и въ послѣднія минуты своей жизни онъ мучится только заботой о бѣгствѣ своего царя". (Гиберъ).

Для пиршества въ Евфратскомъ павильонѣ

Устроить все пышнѣе.

"Въ трагедіи встрѣчаются слова: государыня и павильонъ, но въ нихъ нѣтъ никакого намека на Его Британское Величество, какъ вамъ могло бы со страху показаться. Вы скоро въ этомъ убѣдитесь (я уже кончаю трагедію) и увидите также, что я сдѣлалъ Сарданапала храбрымъ и... привлекательнымъ... такъ что тутъ но можетъ быть ни правды, ни сатиры на кого-либо изъ живущихъ государей" (Письмо къ Муррею 23 мая 1821 г.).

Байронъ дѣлалъ видъ, а можетъ быть,-- и въ самомъ дѣлѣ думалъ, что фразы вродѣ: "Онъ мучитъ государыню" могутъ быть понятны, какъ намекъ на процессъ королевы Каролины (см. прим. къ "Видѣнію Суда"), на исключеніе ея имени изъ государственнаго молитвенника и пр. Если бы трагедія была поставлена въ то время на сцену, то партеръ и галлерея, безъ сомнѣнія, своими рукоплесканіями выразили бы общественное неудовольствіе этимъ процессомъ. Надо еще прибавить, что въ 1821 г. существовалъ только одинъ "павильонъ" -- и вовсе не на берегу Евфрата, а въ Брайтонѣ. Байронъ иногда не прочь былъ "схитрить" съ читателями двусмысленною игрою словъ. (Кольриджъ).

Стр. 297. Іонянка возлюбленная, Мирра.

"Названіе іонянъ было наиболѣе понятнымъ и употребительнымъ, такъ какъ оно обнимало и ахейцевъ, и беотянъ, которые, вмѣстѣ съ іонянами, составляли почти весь греческій народъ; на Востокѣ грековъ всегда называли іонянами". Митфордъ, Греція". (Прим. Байрона).

"Главною прелестью и животворнымъ ангеломъ пьесы является Мирра, гречанка, рабыня Сарданапала. Это прекрасное, героическое, преданное и эѳирное существо любитъ великодушнаго и ослѣпленнаго царя, въ то же время стыдясь своей любви къ варвару, и пользуется всѣмъ своимъ вліяніемъ для того, чтобы его облагородить, украситъ его существованіе и заставить его бороться и искать выхода изъ своего ужаснаго положенія. Ея любовь идетъ отъ сердца, а героизмъ -- отъ привязанности къ царю. Если въ ея рѣчахъ слышится иногда слишкомъ рабская покорность, несовмѣстимая съ возвышенною смѣлостью ея характера, то именно подобныхъ рѣчей и можно было ожидать отъ греческой рабыни, милой іонійской дѣвушки, въ душѣ которой любовь къ свободѣ и презрѣніе къ смерти умѣряются сознаніемъ того, что она считаетъ унизительною для себя страстью, а также и сознаніемъ своего зависимаго положенія" (Джеффри).

"Мирра, это -- Салеменъ въ женскомъ образѣ: въ ней вѣрность храбраго солдата царскому роду замѣняется личною привязанностью къ Сарданапалу. Энергія ея сѣтованій на судьбу, ея высокія дарованія, мужество и гордость гречанки уступаютъ мѣсто покорной и привлекательной нѣжности вслѣдствіе постояннаго тягостнаго сознанія своего унизительнаго положенія -- рабыня въ царскомъ гаремѣ, а еще болѣе -- вслѣдствіе того, что предметъ ея любви представляется ей несравненно болѣе высокимъ. Ея характеръ изображенъ въ высшей степени естественно, и не много найдется въ литературѣ образовъ болѣе трогательныхъ и привлекательныхъ". (Гиберъ).

Стр 300. Днѣ-три его колонны...

"Страбонъ нѣсколько сомнѣвается въ существованіи этихъ колоннъ, полагая. что это были, вѣроятно, островки или "столпообразныя" скалы. По Плутарху, Александръ воздвигъ на берегахъ Ганга большіе алтари, къ которымъ собирались туземные цари для приношенія жертвъ "по греческому обряду". Отсюда, можетъ быть, и произошла легенда о колоннахъ, воздвигнутыхъ Діонисомъ". (Прим. Байрона).

Стр. 301. Что оскорбилъ царицу я...

"Удивительно, что во многихъ мѣстахъ этой пьесы Байронъ, какъ будто, имѣетъ въ виду проступокъ христіанина, у котораго только одна жена, а во восточнаго монарха, подобнаго Сарданапалу, который имѣлъ триста женъ я семьсотъ любовницъ". (Гоггъ).

Стр. 302.

Ѣшь, пей, люби -- все прочее не стоитъ

Щелчка.

"Въ эту экспедицію онъ {Александръ Македонскій.} взялъ съ собой только небольшой избранный отрядъ гвардіи, но за то -- всѣ легковооруженныя войска. Въ первый же день похода онъ дошелъ до Анхіала, города, основаннаго, какъ говорятъ, ассирійскимъ царемъ Сарданапаломъ. Обширныя и внушительныя укрѣпленія этого города даже и во времена Арріана отднчались тою величественностью, которая особенно нравилась ассиріянамъ въ этого рода сооруженіяхъ. Тамъ былъ найденъ памятникъ, изображавшій Capданапала, съ надписью ассирійскими письменами и, конечно, на древне-ассирійскомъ языкѣ, которую греки,-- хорошо или худо,-- перевели слѣдующимъ образомъ (слѣдуетъ надпись). Предполагая, что этотъ переводъ приблизительно вѣренъ (такъ какъ и Арріанъ говоритъ, что онъ былъ не вполнѣ точенъ), можно, однако же, высказать мнѣніе, что цѣлью подобной надписи было не прославленіе необузданнаго самоуслажденія, а скорѣе -- призывъ къ спокойной гражданской жизни, обращенный къ народу, слишкомъ склонному къ мятежамъ Иначе непонятно, съ какою цѣлью ассирійскій царь могъ основать такіе города въ мѣстности, столь отдаленной отъ его столицы и отдѣленной отъ нея песчаными пустынями и высокими горами, а еще болѣе непонятно, какимъ образомъ жители этихъ городовъ могли предаваться тѣмъ необузданнымъ наслажденіямъ, какія, будто бы, рекомендовалъ имъ ихъ повелитель. Заслуживаетъ вниманія также то обстоятельство, что на южномъ побережьѣ Малой Азіи развалины городовъ, упоминаемыхъ въ исторіи, до сихъ поръ привлекаютъ путешественника своимъ величіемъ и красотою посреди того печальнаго опустошенія, которое, подъ властью варварскаго правительства, въ теченіе многихъ вѣковъ распространялось все дальше и дальше въ прекраснѣйшихъ областяхъ земного шара. Вѣдь всѣ эти города должны были находиться въ самомъ цвѣтущемъ состояніи -- благодаря благопріятнымъ условіямъ природы и климата, а можетъ быть, еще больше,-- благодаря цвѣтущему положенію торговли. Отсюда можно заключить, что Сарданапалъ руководствовался болѣе возвышенными цѣлями, нежели тѣ, какія ему обыкновенно приписываются. Но такъ какъ этотъ царь былъ послѣднимъ представителемъ династіи, низвергнутой революціею, то поношеніе его памяти могло быть политическимъ пріемомъ его преемниковъ и ихъ сторонниковъ Несостоятельность преданій о Сарданапалѣ поражаетъ въ разсказахъ о немъ Діодора Сицилійскаго". Митфердъ, Греція". (Прим. Байрона).

Исторія о памятникѣ Сарданапала съ циническою надписью основана на разсказѣ Аристобула, служившаго при Александрѣ Македовскомъ и оставившаго свои записи. Его цитируютъ Страбонъ и Атеней, говоря, что, до свидѣтельству Аристобула, невдалекѣ отъ Анхіала найденъ былъ памятникъ съ изображеніемъ царя, у котораго пальцы правой руки были сложены какъ бы для щелчка, а надпись гласила: "Ѣшь, ней и веселись; все остальное не стоитъ даже вотъ этого", т. е. щелчка. Кэнновъ Роулинсонъ высказываетъ предположеніе, что этотъ "памятникъ" былъ въ дѣйствительности колонной, на которой изображенъ былъ царь Сеннахерибъ въ обычной монументальной позѣ, правая рука поднята надъ лѣвою и съ хвалебною надписью (которой толмачи Македонскаго царя не съумѣли перевести).

Стр. 302. Червякъ вотъ богъ!

Ср. "Гамлета" д. IV, сц. 3 (изд. подъ ред. С. А. Венгерова, т. III, стр. 122): "А что касается съѣстного -- такъ этакій червячишка -- единственный монархъ. Мы откармливаемъ животныхъ, чтобы откормить себя, а себя -- для червей. Жирный король и тощій бѣднякъ -- только различныя кушанья, два блюда съ одного стола. Этимъ все кончается".

Стр. 304. Да черную неблагодарность кто жь

Не чувствуетъ?

"Зимній вѣтеръ иногда злѣе самой неблагодарности, говоритъ Шекспиръ. По крайней мѣрѣ, я гораздо больше привыкъ встрѣчаться съ неблагодарностью, чѣмъ съ сѣвернымъ вѣтромъ, а потому и думаю, что изъ двухъ золъ вѣтеръ -- худшее. Я встрѣтился съ тѣмъ и другимъ на протяженіи 24-хъ часовъ, такъ что могу судить правильно" (Дневникъ, 19 января 1821 г.).

Стр. 308. Рѣчь твоя

Какъ музыка звучитъ, какъ хоръ трагедій...

"Упоминаніе о "трагедіяхъ", какъ "любимой забавѣ" грековъ, за двѣсти лѣтъ до перваго греческаго трагика Ѳесписа, конечно, анахронизмъ. Точно такъ же Мирра не могла, въ тотъ ранній періодъ греческой исторіи, говорить о національной ненависти грековъ къ царямъ и о томъ презрѣніи къ "варварамъ", какое развилось въ Греціи только въ позднѣйшее время". (Гиберъ).

Стр. 312 Иду слѣдить за милымъ.

"У Байрона есть двѣ характерныя особенности, никогда не покидающія его въ самыхъ фантастическихъ его произведеніяхъ и введенныя имъ также и въ эту новую для него область классической трагедіи. Первая изъ этихъ особенностей состоитъ въ интенсивномъ чувствѣ привлекательности женщины и въ умѣньи не только ярко изображать индивидуальныя фигуры, но, такъ сказать, пропитывать всю окружающую ихъ атмосферу духомъ красоты и любви. Онѣ окружены какимъ-то розовымъ сіяніемъ, которое словно льется въ душу читателя. Другая изъ упомянутыхъ нами особенностей заключается въ сочувствіи поэта къ самымъ грандіознымъ явленіямъ матеріальнаго міра. Во всѣхъ его сочиненіяхъ едва ли можно найти описаніе отдѣльныхъ картинъ, безъ самыхъ возвышенныхъ обращеній къ величію неба и земли. Онъ "не поклоняется ничему, кромѣ стихій". Луна, звѣзды, океанъ, горныя выси, пустыни -- все у него является одареннымъ "новою рѣчью, новымъ языкомъ", и все посылаетъ нашей душѣ свой могучій голосъ. Онъ въ состояніи служить посредникомъ между нами и небомъ и заставлять васъ переживать всѣ чувства, возбуждаемыя вѣчнымъ одиночествомъ". (Изъ статьи современнаго Байрону анонимнаго критика).

Стр. 322. Самменъ,

Иди за мной.

"Второе дѣйствіе, по нашему мнѣнію, неудачно. Заговорщики ведутъ между собою скучный разговоръ, прерываемый появленіемъ Салемена со стражею. За Салеменомъ слѣдуетъ царь, который отмѣняетъ всѣ его распоряженія, прощаетъ Арбака, не вѣря въ его виновность, и Белезиса, желая избавиться отъ ого длинныхъ разсужденій о національной религіи. Одинъ только этотъ эпизодъ и написанъ хорошо". (Гиберъ).

Стр. 326. Да, выбора для насъ

Не можетъ быть.

Арбакъ -- самый заурядный солдатъ; а Белезисъ, надъ изображеніемъ котораго, какъ мы подозрѣваемъ, Байронъ особенно потрудился, очень обыкновенный и неинтересный негодяй. Правда, и Сарданапалъ, и Салеменъ говорятъ объ этомъ подломъ халдейцѣ, какъ о главномъ зачинщикѣ заговора, какъ о политикѣ, въ рукахъ котораго Арбакъ является только послушнымъ орудіемъ; и Діодоръ Сицилійскій также представляетъ его первымъ подстрекателемъ Арбака на измѣну и говоритъ, что онъ, пользуясь своимъ званіемъ жреца и предполагаемымъ умѣньемъ предсказывать будущее, старался воспламенять его честолюбіе, руководить его дѣйствіями, поддерживать въ немъ надежды и упрекать за его нерѣшительность. Но ничего этого мы не видимъ въ трагедіи. Байронъ такъ постарался выразить свое собственное презрѣніе къ жрецу, что даже не оттѣнилъ того коварнаго и злого вліянія, какое было необходимо указать соотвѣтственно характеру отведенной ему роли. Вмѣсто того, чтобы явиться самостоятельнымъ, неутомимымъ и всегда готовымъ на смѣлыя и рѣшительныя мѣры, онъ съ самаго же начала отступаетъ отъ своего предпріятія и колеблетъ энергію Арбака перечисленіемъ тѣхъ дѣйствительныхъ или предполагаемыхъ препятствій, которыя могутъ помѣшать достиженію намѣченной цѣли. Вмѣсто того, чтобы пользоваться тѣмъ вліяніемъ на своего товарища, какое святоша обманщикъ можетъ имѣть и на людей гораздо болѣе доблестныхъ и великодушныхъ, чѣмъ Арбакъ, Белезисъ пускается въ предсказанія, къ которымъ его товарищъ относится далеко не довѣрчиво; Арбакъ въ своихъ религіозныхъ вѣрованіяхъ является эпикурейцемъ еще въ большей степени, чѣмъ самъ Сарданапалъ. Мы ожидаемъ, что онъ съ надеждой и почтеніемъ взглянетъ на ту звѣзду, о которой халдейскій жрецъ говоритъ ему, что онъ подъ нею родился,-- а онъ указываетъ на свой мечъ, какъ на единственную свою опору, и вмѣсто того, чтобы являться слѣпымъ орудіемъ въ рукахъ жреца, -- относится къ нему совсѣмъ не уважительно. Хотя Белезисъ представленъ человѣкомъ набожнымъ и ревностнымъ поклонникомъ солнца, однако онъ нигдѣ не высказываетъ, хотя бы притворно, того профессіональнаго негодованія, какое естественно должно бы вызывать въ немъ открытое пренебреженіе Сарданапала къ его богамъ, и во всей пьесѣ мы не усматриваемъ никакихъ основаній, почему Арбакъ долженъ, противъ своей воли и убѣжденій, слѣдовать совѣтамъ такого человѣка, о которомъ онъ говоритъ съ неудовольствіемъ и отвращеніемъ, издѣваясь надъ его претензіями на вдохновеніе и святость" (Гиберъ).

"Второй актъ, заключающій въ себѣ подробности заговора Арбака, раскрытіе его бдительностью Салемена и слишкомъ необдуманное и поспѣшное прощеніе мятежниковъ царемъ,-- въ цѣломъ тяжелъ и неинтересенъ". (Джеффри).

Стр. 332.

Входитъ Паніа съ обнаженнымъ мечомъ.

"Въ самомъ началѣ третьяго дѣйствія царскій пиръ прервавъ внезапной вѣстью о заговорѣ. Тогда сладострастный царь превращается въ героя и греческая кровь Мирры даетъ себя знать!" (Джеффри).

Стр. 334. Дай зеркало мнѣ.

"Въ третьемъ дѣйствіи, когда Сарданапалъ приказываетъ принести зеркало, чтобы посмотрѣть на себя въ вооруженіи, не забудьте указать на мѣсто изъ Ювенала объ Оттонѣ (подобный же типъ, и дѣлалъ то же самое; Джиффордъ поможетъ вамъ отыскать эту цитату). Эта черта, можетъ быть, слишкомъ фамильярна, но она вѣрна исторически (по крайней мѣрѣ -- относительно Оттона) и вполнѣ естественна для изнѣженнаго сластолюбца". (Письмо къ Муррею 30 мая 1821). Цитата изъ Ювенала, однако, не была приведена вы въ первомъ изданіи трагедіи, ни въ слѣдующихъ, и появилась только въ примѣчаніяхъ 1832 г. Байронъ имѣлъ въ виду слѣдующее мѣсто изъ 2-й сатиры: "А тотъ держитъ зеркало,-- предметъ похвальбы распутнаго Оттона, въ которое онъ глядѣлся вооруженнымъ, уже отдавъ приказаніе выносить знамена. Вотъ предметъ, достойный упоминанія въ новыхъ лѣтописяхъ и въ исторіи недавняго времени,-- зеркало въ числѣ доспѣховъ междоусобной войны!"

Стр. 339. Я здѣсь, мой братъ!

"Сраженіе съ мятежниками, если мы не станемъ придираться къ нелѣпости одного изъ его эпизодовъ, въ которомъ войска нападаютъ другъ на друга въ пиршественной залѣ, представлено чрезвычайно хорошо, и Сардананалъ выказываетъ здѣсь ту своеобразную смѣсь изнѣженности и мужества, легкомыслія и даровитости, которою отличается его характеръ". (Гиберъ).

"Царь своимъ личнымъ мужествомъ рѣшаетъ судьбу сраженія и со всей своей свитой возвращается во дворецъ. Слѣдующая за этимъ сцена написана мастерски и чрезвычайно характерна". (Джеффри).

Стр. 343. Дѣйствіе четвертое.

"Четвертое дѣйствіе открывается монологомъ Мирры, охраняющей сонъ Сарданапала. Царь просыпается и разсказываетъ свое ужасное сновидѣніе, которое намъ не очень понравилось, за исключеніемъ той части, гдѣ описывается воинственная прародительница Сарданапала, Семирамида, также бывшая въ числѣ участниковъ приснившагося царю пира привидѣній. Мирра (что вполнѣ согласно съ правами ея времени и народа и съ ея собственнымъ, хотя и возвышеннымъ, но все-таки женскимъ умомъ) представлена набожною почитательницею своихъ родныхъ боговъ. Она съ достоинствомъ возмущается и нечестивою лестью ассирійскихъ придворныхъ, и вольнодумными выходками царя. Приготовляясь къ смерти, она не забываетъ совершить возліяніе, которое было всегда послѣднимъ и самымъ торжественнымъ актомъ греческой набожности; кромѣ того, она вполнѣ опредѣленно выражаетъ свою вѣру въ загробную жизнь. Но та же самая Мирра, видя, что Сарданапалъ встревоженъ зловѣщимъ сномъ, который, можетъ быть, пророчитъ ему смерть, старается утѣшать его въ духѣ его собственной эпикурейской философіи, говоря, что смерть въ сущности ничего не значитъ, и что все, остающееся отъ умершихъ,-- только "прахъ, что топчемъ мы ногами". Мы не желаемъ спрашивать и не станемъ высказывать догадокъ о томъ, чьи мысли выражаются въ этихъ словахъ,-- но, конечно, такія мысли не могли придти въ голову древнегреческой женщинѣ. Не такимъ чувствамъ должна была научиться Мирра отъ героевъ своей родины и изъ тѣхъ поэтическихъ произведеній, откуда эти герои почерпали свой героизмъ, презрѣніе къ смерти и "любовь къ доблести". Мирра скорѣе стала бы разсказывать своему возлюбленному о тѣхъ "островахъ блаженныхъ", гдѣ добрые и храбрые люди обрѣтаютъ успокоеніе отъ всѣхъ трудовъ и опасностей своей земной жизни,-- объ этомъ почтенномъ сонмѣ усопшихъ воителей и мудрецовъ, къ которому могъ бы присоединиться и онъ, если бы отказался отъ своего бездѣйствія и сталъ жить для своего народа и для славы; она стала бы говорить ему о той радости, съ какою его воинственные предки, посреди своихъ цвѣтущихъ полей, встрѣтили бы извѣстіе о подвигахъ своего потомка; ея рѣчи были бы подобны тѣмъ позднѣйшимъ греческимъ пѣснямъ, въ которыхъ говорилось, что "не умеръ Гармодій", хотя и ушелъ изъ смертнаго міра,-- говорилось о тѣхъ садахъ, наполненныхъ розами и золотыми плодами, гдѣ тѣни усопшихъ воителей, при свѣтѣ заходящаго солнца, управляютъ своими прозрачными колесницами или звенятъ своими арфами посреди благоухающихъ алтарей... Таковы были тѣ ученія, которыя естественно если людей къ пренебреженію жизнью и къ жаждѣ славы; сомнѣнія же возникли только въ болѣе позднія времена,-- въ эпоху тѣхъ софистовъ, подъ вліяніемъ которыхъ Греція скоро утратила свою былую свободу, мужество и доблесть"... (Гиберъ).

Стр. 348. Готова и галера,

Чтобъ за Евфратъ ихъ переправить.

"Совершенно непонятно, почему Байронъ, въ другихъ отношеніяхъ вовсе не безусловно довѣряющійся Діодору Сицилійскому, повторяетъ вслѣдъ за нимъ явную географическую ошибку, помѣщая Ниневію на Евфратѣ вмѣсто Тигра, вопреки но только установившемуся на Востокѣ общему мнѣнію, во и вполнѣ опредѣленнымъ показаніямъ Геродота, Плинія и Птолемея". (Гиберъ).

Стр. 348.

Имя супруги Сарданапала -- Зарина -- есть, собственно, нарицательное: "царина", т. е. царица.

"Байронъ, вѣроятно, часто воображалъ себѣ возможность неожиданной встрѣчи съ своей женой. Въ извѣстномъ настроеніи духа онъ даже писалъ къ ней письма, которыя, впрочемъ или вовсе не посылались, или никогда не доходили до нея. Сцена Сарданапала съ Зариной отражаетъ въ себѣ чувства, высказанныя въ одномъ изъ этихъ писемъ". (Кольриджъ).

Стр. 351. Хорошая, несчастная Зарина!

"Въ сознаніи Миррою своего унизительнаго положенія въ царскомъ гаремѣ, въ гнѣвѣ Салемена на Сарданапала за нарушеніе послѣднимъ супружеской вѣрности и, наконецъ, въ сожалѣніи послѣдняго о своихъ поступкахъ, поэтъ, кажется, значительно отступилъ отъ нравовъ изображаемой имъ эпохи. Какъ ни мало извѣстна вамъ домашняя жизнь ассиріянъ, но, судя по нравамъ современныхъ восточныхъ народовъ и вообще -- по обычаямъ, господствовавшимъ на Востокѣ во всѣ времена, мы все-таки имѣемъ основаніе заключать, что многоженство не считалось само по себѣ предосудительнымъ и не могло служитъ для главной жены поводомъ къ жалобамъ на мужа. Даже и въ Греціи, въ ту эпоху, къ которой относится Мирра, положеніе плѣнницы, находящейся въ полномъ распоряженіи своего властелина, считалось несчастіемъ, но не заключало въ себѣ ничего позорнаго. Но кто изъ критиковъ рѣшится осуждать поэта за такую непослѣдовательность, если она дала поводъ къ прекрасному поэтическому выраженію прекрасныхъ чувствъ?" (Гиберъ).

Стр. 353. Салеменъ уноситъ Зарину.

"Критики "Эдинбургскаго Обозрѣнія", ни знаю почему, нашли эту сцену "излишней", "неестественной" и "скучной". Я долженъ откровенно сознаться, что читалъ ее съ волненіемъ. Здѣсь Сарданапалъ изображенъ съ большимъ поэтическимъ искусствомъ и вполнѣ правдиво, какъ человѣкъ, который при всемъ состраданіи къ Заринѣ, думаетъ больше всего о самомъ себѣ и о своемъ собственномъ горѣ и сейчасъ же стремится высказать Миррѣ тѣ тягостныя чувства, какія самъ же онъ выявилъ въ себѣ своими упреками". (Гиберъ).

Стр. 366. Друзья мои, повыше возводите...

"Тогда царь повелѣлъ сложить во дворѣ дворца высокій костеръ, и взошелъ на него вмѣстѣ со всѣмъ своимъ золотомъ, серебромъ и царскими одѣяніями, а затѣмъ, заключивъ внутри костра своихъ евнуховъ и наложницъ, приказалъ поджечь его, и сжегъ себя вмѣстѣ со всѣми ними". (Діодоръ Сицилійскій).

"На погребальномъ кострѣ онъ построилъ изъ дерева палату въ сто локтей длиною, гдѣ были поставлены ложа, на которыхъ онъ и возлегъ со своею женою и наложницами. Кровля этой палаты была сдѣлана изъ широкихъ и толстыхъ брусьевъ, а стѣны изъ множества толстыхъ досокъ, такъ что выбраться изъ нея не было никакой возможности...

И онъ повелѣлъ рабамъ поджечь костеръ, и костеръ горѣлъ пятнадцать дней. Видѣвшіе дымъ удивлялись и думали, что царь совершаетъ большое жертвоприношеніе, такъ какъ одни только евнухи знали о томъ, что на самомъ дѣлѣ совершается. Такимъ образомъ Сарданапалъ, проведшій всю свою жизнь въ крайней изнѣженности, умеръ такъ мужественно, насколько это возможно (Атеней).

Послѣдній царь ассирійскій, Саракъ, когда на него напалъ Кіаксаръ вмѣстѣ съ предателемъ полководцемъ Набополассаромъ, "не будучи въ состояніи имъ сопротивляться, принялъ отчаянное рѣшеніе и, когда ему не осталось уже никакой надежды, сжегъ себя въ своемъ дворцѣ". Такой же способъ самоубійства избравъ былъ и Израильскимъ царемъ Замиріемъ (Зимри, который егда увидѣ, яко предвзятъ бысть градъ его, и вниде во внутренній домъ царскій, и зажже надъ собою домъ царевъ огнемъ, и умре (III кв. Царствъ, гл. XVI, ст. 18). Такъ же поступилъ и персидскій правитель Богесъ, который сжегъ себя, съ женой и дѣтьми въ Энонѣ (Геродотъ, VII, 107)". (Прим. Байрона).

"Въ Сарданапалѣ лорду Байрону посчастливилось гораздо больше, чѣмъ въ "Марино Фальеро", тѣмъ болѣе, что и сюжетъ, имъ выбранный, чрезвычайно удобенъ не только для трагедіи вообще, во и для того особаго вида трагедіи, который нашъ поэтъ старается ввести въ литературу. Исторія послѣдняго ассирійскаго владыки, съ одной стороны, достаточно извѣстна для того, чтобы возбуждать интересъ, вообще вызываемый славными именами и историческими воспоминаніями, а съ другой стороны -- настолько отдаленна и темна, что допускаетъ всякія измѣненія въ изображеніи событій и характеровъ, какія поэтъ признаетъ нужнымъ сдѣлать. Все, что мы знаемъ о Нивеніи и ея государяхъ, величественно, туманно и таинственно. Мы читаемъ объ обширномъ и цивилизованномъ царствѣ, возникшемъ въ эпоху, непосредственно слѣдовавшую за всемірнымъ потопомъ, и существовавшемъ во всей своей силѣ и могуществѣ въ такую пору, когда берега Греціи и Италіи не были еще населены никѣмъ, кромѣ бродячихъ дикарей. Мы читаемъ объ имперіи, власть которой простиралась отъ Самарканда до Трои и отъ горъ Іудеи до Кавказа, объ имперіи, которою въ теченіе тринадцати вѣковъ правила династія въ тридцать поколѣній, и которая рушилась въ невѣроятно краткій промежутокъ времени не столько вслѣдствіе возстанія двухъ провинцій, сколько вслѣдствіе гнѣва небеснаго и предсказаннаго ей яростнаго возмущенія стихій. Вліяніе, повидимому, оказанное какъ завоеваніями, такъ и бѣдствіями Ассиріи на судьбу народа, который, по причинамъ религіознаго характера, интересуетъ васъ болѣе всѣхъ прочихъ народовъ древняго міра, окружаетъ ореоломъ какого-то священнаго величія всѣ подвиги и злодѣянія потомковъ Немирода, внушая вамъ какое-то особое уваженіе къ этимъ страницамъ исторіи. и въ то же время все, что мы знаемъ, такъ кратко, неопредѣленно и разрозненны, что мы можемъ быть почти совершенно свободными отъ тѣхъ предвзятыхъ понятій объ изображаемыхъ лицахъ и событіяхъ, которыя въ классическихъ драмахъ, при строгой вѣрности исторіи, значительно ослабляютъ интересъ читателя, а при несоблюденіи этой вѣрности оскорбляютъ его предразсудки. Здѣсь данъ величественный общій контуръ,-- но одинъ лишь контуръ, который поэтъ властенъ наполнить, чѣмъ ему будетъ угодно; и лордъ Байронъ, изображая, въ угоду излюбленнымъ своимъ единствамъ, паденіе Ассирійской монархіи дѣломъ одной только ночи, между тѣмъ какъ въ дѣйствительности оно было слѣдствіемъ многолѣтней войны, въ сущности не противорѣчитъ нашимъ историческимъ свѣдѣніямъ и не совершаетъ ничего особенно невѣроятнаго. Хотя развитіе характера Сарданапала имѣетъ въ общемъ планѣ драмы лишь второстепенное значеніе и хотя соблюденіе единствъ вынуждало поэта ограничиваться несравненно болѣе тѣсными предѣлами, чѣмъ тѣ, какіе могли бы быть допущены при другихъ условіяхъ, тѣмъ не менѣе характеръ этотъ изображенъ превосходно; среди портретовъ, нарисованныхъ рукою этого великаго мастера, едва ли найдется другой, который могъ бы послужить лучшимъ образцомъ его таланта, силы воображенія, тонкости и энергіи рисунка, богатства и гармоническаго сочетанія красокъ. Правда, въ изображеніи этого послѣдняго и самаго несчастнаго потомка династіи Бела поэтъ но имѣлъ передъ собою неблагопріятныхъ источниковъ -- даже и въ немногочисленныхъ намекахъ древнихъ историковъ. Справедливо или нѣтъ, торжествующіе враги Capданапала обвиняли его въ самыхъ возмутительныхъ порокахъ и въ такой изнѣженности, которой нельзя было бы ожидать даже и отъ самыхъ послѣднихъ подонковъ азіатскаго деспотизма; но въ то же время мы видимъ, что Сарданапалъ съ приближеніемъ опасности предводительствуетъ своими войсками съ мужествомъ, искусствомъ и по крайней мѣрѣ, въ началѣ -- съ успѣховъ не менѣе того, какой выпадалъ на долю наиболѣе воинственныхъ его предковъ. Мы видимъ, что ему до конца остаются вѣрными его преданные слуги, ближайшіе родственники и немалое количество наиболѣе храбрыхъ его подданныхъ. Мы видимъ, что онъ заботится о безопасности своей жены, дѣтей, своей столицы -- со всѣмъ спокойствіемъ и предусмотрительностью опытнаго полководца. Наконецъ, мы видимъ его побѣжденнымъ -- не людьми, а Небомъ и стихіями, и идущимъ на добровольную смерть съ такимъ мужествомъ и жестокостью, которыя мало согласуются съ нашими обычными представленіями о человѣкѣ слабохарактерномъ и крайне развращенномъ. И даже странная легенда, разсказываемая на разные лады и безъ подробныхъ объясненій непонятная, которая изображаетъ его основывающимъ (или, можетъ быть, только укрѣпляющимъ?) въ одинъ день цѣлыхъ два города и затѣмъ унижающимъ себя циническимъ памятникомъ и надписью, повидимому, указываетъ на соединеніе энергіи съ безумными причудами, весьма возможное при безграничномъ произволѣ деспотической власти, и, можетъ быть, заставляетъ насъ объяснять его паденіе не столько его слабостью, сколько слишкомъ откровеннымъ и оскорбительнымъ презрѣніемъ его къ человѣческимъ предразсудковъ. Такой характеры соединяющій въ себѣ черты энергіи, сластолюбія и мизантропіи, безъ сомнѣнія, представляетъ немалыя выгоды для поэтическаго изображенія; притомъ, онъ принадлежитъ къ числу такихъ характеровъ, которые лордъ Байронъ всегда изображалъ съ особенной любовью и наиболѣе удачно" (Гиберъ).

"Я припоминаю, что Байронъ говорилъ мнѣ, что онъ думалъ объ исторіи Сарданапала еще за семь лѣтъ передъ тѣмъ, какъ написалъ свою трагедію" (Трилони).

dd>