Книговод

У врат царства

Гамсун Кнут


Кнут Гамсун

У врат царства

(Ved Rigets Port, 1895)

Пьеса в четырех действиях

Перевод Осипа Дымова

Действующие лица

   И в а р К а р е н о, кандидат философии.
    
   Э л и н а К а р е н о.
    
   И н г е б о р г, прислуга у Карено.
    
   Э н д р э Б о н д е с е н, журналист.
    
   К а р с т е н Й е р в е н, доктор философии.
    
   Н а т а л и я Г о в и н д, невеста Йервена.
    
   П р о ф е с с о р Г ю л л и н г.
    
   Ч у ч у л ь н ы й м а с т е р.
    
   С у д е б н ы й п р и с т а в с д в у м я с в и д е т е л я м и.
    
    

Действие первое

   Сад в предместье. На заднем плане справа виднеется часть старого желтого дома с верандой, на которую ведут несколько ступеней. Слева от дома выход на улицу, невидимый зрителям. Лужайки, кустарник и высокие деревья. Дорожки содержатся небрежно. На переднем плане слева под лиственным деревом длинный четырехугольный стол со скамьей.
   Время от времени с улицы доносится шум колес проезжающего экипажа.
   Позднее лето, после полудня.
    
   Э л и н а К а р е н о, двадцати трех лет, с высокой грудью, светлыми волосами, в белом переднике с нагрудником, и И н г е б о р г, молодая девушка, служанка, разбирают на столе белье. Они торопятся. На земле две бельевые корзины - большая и маленькая.
    
   Элина. Вот, Ингеборг, теперь остались только несколько носовых платков и мелочь. С этим я уж сама справлюсь. Поди, куда я тебя посыла. Накинь платок.
   Ингеборг. Хорошо, барыня. (Хочет идти.)
   Элина. Возьми же с собой корзину.
   Ингеборг. Да, правда. (Берет большую корзину с бельем и идет мимо веранды к черному ходу).
   Элина (продолжает усердно paботать, что-то напевая).
   Ингеборг (появляясь с платком на голове). Больше ничего, барыня?
   Элина. Нет. Номера дома я не помню, но ты узнаешь по витрине. Он набивает чучела птиц. Всего пять минут ходьбы. Попроси его прийти как можно скорее. Я уже говорила с ним. Он знает.
   Ингеборг. Хорошо. (Уходит.)
   Элина. Скажи ему: самое позднее - завтра днем.
   Ингеборг (за сценой). Хорошо.

Слышно, как садовая калитка отворяется и запирается с легким стуком.

   Элина (кончает работу. Складывает белье в корзину, снимает головной платок и кладет сверху). Готово.

Снова слышен стук отворяемой калитки.

И в а р К а р е н о, двадцати девяти лет, с темными волосами, 6езъ бороды, в весеннем пальто, немного коротких брюках И черной твердой шляпе; входит с улицы, держа под мышкой несколько книг. Он хочет подняться по лестнице, но, заметив жену подходит к ней.

   Карено (улыбаясь). Моя крестьяночка здесь?
   Элина (не отвечает).
   Карена. Я снова был у издателя. Сегодня он уж не сказал "нет"!
   Элина. Он сказал "да"?
   Карено. Не совсем. Hет, этого он не сказал. Сказал, чтобы я ему принес рукопись, и тогда он посмотрит. Впрочем, он надеется, что дело устроится.
   Элина (молча указывает вокруг себя).
   Карено. Да, я вижу. Благодарю. Эта возня с бельем мне так мешала, когда я сидел здесь н работал. (Кладет книги на стол и садится.) Да, со мной случилось еще что-то. Я встретил ...
   Элина. Что? Ты встретил Ингеборг? Боже мой, надеюсь, ты не спросил, куда она идет?
   Карено. Я не встретил Ингеборг. Разве Ингеборг ушла?
   Элина (смотрит на него). Как это тебя интересует?
   Карено. Интересует?
   Элина. Да. Мне так кажется. (Меняя тон.) Ингеборг ушла по делу, -- по моему делу.
   Карено. Так. Секреты?
   Элина. Послушай, Ивар, не спрашивай, я ничего тебе не скажу.
   Карено. Нет, нет.
   Элина. Конечно, нет. Одно дело, о котором ты узнаешь, послезавтра. Потому что это подарок ко дню твоего рождения.
   Карено. Hет, нет, я понимаю ... Так вот сперва встретил Бондесена, - знаешь, Эндрэ Бондесена.
   Элина. Нет, я не знаю.
   Карено. Как, ты не знаешь Эндрэ Бондесена? Ты действительно не знаешь? ЧтС с тобой?

Элина не отвечает.

Карено наклоняется и смотрит ей в глаза.

   Элина. Ивар, какие мы с тобой разные! Я ждала, что ты еще раз спросишь меня о моем cекpeте, н тогда я бы те6е чуть-чуть рассказала. Самую чуточку. Это было бы так забавно. Но нет. (Качает головой.) И так часто.
   Карено (смеется). Элина, ты сегодня какая-то странная. Ты говоришь, что это секрет. Я отвечаю: хорошо, пусть cекpeт. А потом ты вдруг говоришь ...
   Элина. Мы целый день возились с бельем, чтобы скорее кончить. И вот кончили. А ты приходишь домой и не говоришь ни звука.
   Карено (берет книги со стола). Ах, вот откуда подул ветер!
   Элина (быстро). Нет, он ниоткуда не подул. (Обойдя стол, кладет ему руку на плечо.) Вообще нет никакого ветра. Я только такая.
   Карено. Да, да.

Короткая пауза.

   Элина. Не будем больше об этом говорить. Да? Но как мы работали! Всего час, как ты ушел, а за время мы все успели. (Чистит его.) Мне кажется, те6е скоро придется заказать новое пальто. Ты, его носишь со дня нашей свадьбы. Подумай, три года! Как ты думаешь?
   Карено (молчит).
   Элина. Как думаешь?
   Карено. Ах, нет...
   Элина. Нет? Почему нет?
   Карено. О чем ты говоришь? Я думал о другом. (Обнимает ее.) О чем ты говорила?
   Элина (отходя от стола). Ни о чем.
   Карено (встает). Элина, уверяю тебя, я не слышал, о чем ты говорила. Иначе ...
   Элина. Ну, да, ты не слышал, но это все paвнo ... Вот ты на меня смотришь, Ивар; может быть, я опять не права, но...
   Карено. Именно, неправа.
   Элина. Я вовсе уж не так много с тобой болтаю, чтобы ты мог не слушать, когдa я спрашиваю.
   Карено. Элина, действительно мне следовало бы слушать, но ...
   Элина. Право, лучше не говорить в тобой. Ты занят только собой. Если ты не в библиотеке за книгой, то сидишь и пишешь. Я тебя вижу, но не слышу от тебя ни слова. Когда идешь гулять, ты никогда не берешь меня с собой. Ты гуляешь один. А вернувшись домой, снова садишься писать.
   Карено. Я лучше всего думаю, когда один, Элина.
   Элина. Да, я это понимаю, но мне от этого не легче.
   Карено. Это вpeменнo. Уверяю тебя. Это временно. Потерпи немного, все устроится. (Искренно.) Кaк мило, что ты убрала все это белье. Оно мне напоминало о снеге, и я не мог работать. Ты прелестна, Элина.
   Элина (подходит к столу). Правда?
   Карено. Да, да, ты прелестна. (Садится.) Ну, слушай. Я встретил Бондесена.
   Элина. Я его не знаю.
   Карено. Разве?.. Это газетчик. Журналист. Кроме того, он перебежчик, но это не важно. Он все знает, о чем говорят и чт? делают. Да, они все опять настроены против меня!
   Элина. Опять настроены против тебя?
   Карено. Moeй немецкой статьей.
   Элина. Это тебе сказал Эндресен?
   Карено. Бондесен. Нет, прямо он этого не говорил, но дал понять. Я его спросил, думает ли он, что на этот раз меня не встретят ненавистью и бранью. Но он этого не думает. - "Вам собственно нечего и ждать другого", - сказал он.
   Элина. Он сказал: те6е нечего ждать другого?
   Карено. Да. Потому что я напал на одного из наших величайших ученых авторитетов, сказал он.
   Элина. На кого же ты напал?
   Карено. На профессора Гюллинга.
   Элина. Боже мой, ты и на него напал!
   Карено. Ты не должна так говорить, Элина. Я нападаю на небо и на землю. Почему же я не могу напасть на профессора Гюллинга? Я нападаю на все, чтС стоит на моем пути.
   Элина. Да, да, я только так сказала.
   Карено. Я знаю; ты моя верная опора. Я не могу достаточно отблагодарить тебя за все это время; оно особенно важно для меня. Пока ты со мной, они меня не одолеют.
   Элина (протягивает руку через стол, снимает с него шляпу и гладит его волосы).
   Карено. Потом я прихожу в библиотеку, подаю свои записки, получаю книги. Bдpyг библиотекарь мне говорит: "Тут справлялись о вашем адресе". - "Кто?". - Спрашиваю я. - "Профессор Гюллинг", - отвечает она. (Смотрит на нее.)
   Элина. Ах!
   Кapeнo. Да, не правда ли? Теперь все заволновались.
   Элина. Я боюсь за тебя, Ивар ...
   Карено (улыбается). Нет, тебе нечего за меня бояться. Никто мне ничего не может сделать.
   Элина. О, если все на тебя набросятся!
   Карено. Но теперь наоборот: я на всех бросаюсь.
   Элина. Да, правда.
   Кapeно. Одна вещь может меня свалить. Долги могут меня свалить. (Bстaeт и беспокойно ходит взад и вперед по садовой дорожке.) Если я на днях не получу аванса, они могут прийти и описать нас; они даже крышу снимут над нами.
   Элина. Но вещей, которые нам дали отец и мать, они не получат.
   Карено. Надеюсь, до этого но дойдет.
   Элина. Если дойдет. Я про это и говорю.
   Карено. Если они придут, то возьмут все, чт? есть.
   Элина. Посмотрим. Ты думаешь, и подсвечники тоже?
   Карено. Это ведь серебро.
   Элина. Подсвечники они возьму прежде всего.
   Элина. Посмотрим.
   Карено. Но, милая, как же ты им помешаешь?
   Элина (меняя тон). Да, ты прав. Как тут помешать?.. Что я хотела сказать - как ты думаешь, для чего профессор Гюллинг спрашивал твой адрес?
   Карено. Не знаю. Мне безразлично... Может быть, он пришлет мне маленькое снисходительное письмо. У них обыкновение поступать так. (Останавливается.) Должен сказать одно, Элина: тС, что профессор Гюллинг сидит в библиотеке, читает мою статью, делает свои пометки и потом, узнаёт мой адрес - уж что-нибудь да значить.
   Элина. Конечно. Я именно об этом подумала.
   Карено. Можешь быть увеpeнa! Профессору Гюллингу, надо полагать, не для чего считаться со мной. Такая одинокая птица, как я...
   Элина. Да, такая одинокая птица. Такой одинокий орел, но...
   Карено (улыбаясь). Ну, положим, не орел, но...
   Элина. Но и не голубь, не правда ли?
   Карено (молчит).
   Элина. Но и не ворон?
   Карено (молчит).
   Элина. И коршуном тебя также нельзя назвать, чт??
   Карено. Не понимаю, к чему ты перечислять всех этих птиц?
   Элина. Вот теперь ты опять у6ежден, что я говорю глупости, но это правда.
   Карено (надевает шляпу). Мне некогда болтать, пора за работу. Я хочу сегодня написать еще одну главу, прежде чем отнести рукопись. Тогда я приступлю к последней части. Да, тебе кланялся Йервен. Он сказал, что как-нибудь зайдет к нам вечером.
   Элина. Boт как.
   Карено. И приведет с собой Бондесена. Я просил привести свою невесту. Taк что наконец мы ее увидим.
   Элина. Эндресен? Этот перебежчик?
   Карено. Бондесен. Да, говорят, что он перебежчик. Впрочем, я его мало знаю, несколько раз встречал с Йервеном. (Встает.)
   Элина. А когда ты думаешь получить это письмо, Ивар?
   Карено. Какое письмо?
   Элина. Письмо от профессора.
   Карено. Но, милая, ведь совершенно неизвестно, пришлет ли он мне письмо?
   Элина. Может быть, он сам придет?
   Карено. О, нет, Элина.
   Элина (робко). Разве это не может случиться?
   Карено. Ну, ну, ну! Нет, это не может случиться. Да и с какой стати профессору Гюллингу приходить сюда?
   Элина. Может быть, он и не живет в этой стороне?
   Карено. Нет, он живет здесь, по нашей улице. Но чтС из этого? Пусть живет, где хочет. Нет, мне нужно заниматься. (3aдумчиво идет по саду и возвращается.) А если я не получу аванс? Сколько времени мы можем держаться? Есть у нас запас провизии?
   Элина (взяв маленькую корзинку и намереваясь идти за мужем). На некоторое время хватит. (Ставит корзину на землю).
   Карено. А есть у нас?.. (С надеждой) Видишь ли, Элина, определенного обещания он мне не дал. "Принесите рукопись!" - Сказал он, но сказал тоном известного обещания,
   вовсе не отказывая. 3автра я приду с рукописью.
   Элина. Да, да.
   Карено. В конце концов, не вечно же нам ждать спа-сенья! В тот день, когда я кончу свою книгу, у меня бу-дут деньги, это же ясно. Речь идет, о данном моменте. Ах, эта опись!
   Элина (говорить что-то про себя).
   Карено. Что?
   Элина. Ничего. Я не буду об этом говорить.
   Карено. Если опять речь о твоих родителях, то лучше молчи.
   Элина. Мне кажется, легче всего обратиться к ним.
   Карено. Тысячу раз мы уж говорили об этом. Они нам помогут, но начнут меня уговаривать, а я на уступки не пойду. Они богатые и богобоязненные крестьяне. Они не понимают меня. Я этим ничего не хочу сказать дурного, это честные люди, они молятся за меня. Ничего подобного я не видел. Они молятся, чтобы я устроился и сделался профессором. Я на это ничем не могу ответить. Я не смеюсь над ними, Элина, но, право, не знаю, должен ли я, пожертвовать для них хоть одним словом.
   Элина. Но можешь предоставить мне переговорить с отцом и матерью. Ты даже не узнал бы об этом.
   Карено (смущенно, сердечно). Элина, ты такая добрая... Го-споди, как ты добра! Но, я уверен, ты сама не знаешь, чего от меня требуешь. Возвращаясь от своих родителей, ты каждый раз должна была бы кричать мне: - "3акрой глаза, Ивар, у меня руки полны подарков".

Э л и н а молчит. К а р е н о берет ее за руку, смотрит на нее.

Они медленно ходят, возвращаются.

   Элина. Я никогда не слышала, что нужно отказаться от помощи, если в ней нуждаешься.
   Карено (выпускает ее руку; убежденно). Меня невозможно по-бедить, Элина; никто и ничто не может меня победить. Я не дам ни обольстить ни купить себя. Во мне течет кровь маленького упрямого народа. Я не из здешней страны; мой предок был финн: меня зовут Ивар Карено.

Короткая пауза.

   Элина. А опись имущества?
   Карено. Да, опись! (Слышен стук садовой калитки, он вздрагивает). А! Что там?
   Ингеборг (быстро входить).
   Карено (облегченно). А, это Ингеборг.
   Элина (подозрительно). Да, это Ингеборг. Не понимаю, чему здесь радоваться?
   Карено. Радоваться?.. Нет... Я думал, что это идут другие... Милая Ингеборг, ты ведь не станешь нас описывать, что? И не снимешь крыши над нами? Господь с тобою. Я совсем повеселел.
   Ингеборг (удивленно). Я ходила по поручению барышни.
   Карено. Подумай, как странно: эта маленькая радость так хорошо на меня подействовала. Впрочем, Элина, я должен сказать, что нам собственно жаловаться нечего. Нужно быть философом; не надо слишком привязываться к одному месту и чувствовать себя сытым. Нужно уметь жить сво-бодной птицей. Пусть они берут крышу.
   Элина (молчит).
   Карено. Кроме того, это только вопрос времени, потом все уладится, - говорю я. Слава Богу, я умею работать. Это они увидят. (Уходит.)
   Ингеборг (которая все время порывалась что-то сказать). Да, он придет.
   Элина. Тсс...
   Карено (оборачивается). Кто придет?
   Элина. Ах, не к тебе!
   Карено. Не ко мне? (Уходить в дверь веранды.)
   Элина. Он придет?
   Ингеборг. Да. Он сказал -- завтра.
   Элина. Хорошо.
   Ингеборг (хочет уйти).
   Элина. Неужели так трудно взять с собой эту корзину? Ничего не видит... Бог знает, что у тебя в голове.
   Ингеборг (недоумевающе сморит, берет корзину и уходит черным ходом в дом).
   Элина (кричит ей вслед). Барин не должен знать, где ты была. Понимаешь?
   Карено (возвращается с книгами, бумагой и письменными принадлежностями). Где Ингеборг?
   Элина. Соскучился по ней?
   Карено. Я хотел попросить ее заправить к вeчepy лампу. В ней нет керосину.
   Элина. А мне этого нельзя доверять?
   Карено. Милая, дорогая, конечно, лучше, если бы ты сделала это... Тогда мои бумаги останутся в порядке.
   Элина. Удивительно, что ты вечно думаешь об Ингеборг. Моего отсутствия ты, верно, никогда не замечаешь?
   Карена. Что? Я не замечаю? (Смеется.) Какие глупости!
   Элина. Мы в так кажется.
   Карена. Да, но ты никогда и не уходишь. Ты либо в комнате, либо на кухне. Я ведь всегда могу тебя найти. Я знаю, что ты всегда со мной.
   Элина. Ты не должен быть так уверен.
   Карена. Что ты говоришь? Я не должен быть уверен, что ты со мною?
   Элина (меняя тон, принужденно смеется). Ты не должен быть уверен, что всегда знаешь, где я.
   Карена (смеется). Ах, вот как - новая песня! Пропадать из дому?
   Элина (молчит).
   Карено (раскладывая на столе бумаги). Так вот о чем ты думаешь, Элина. А я думаю о своей работе. (Горячо.) Я се-годня напишу прекрасную главу. (3акуриваеть трубку и берет перо.)

Слышна садовая калитка.

   Карена. Посмотри, кто там, Элина.
   Элина. Незнакомый господин.

П р о ф е с с о р Г ю л л и н г, шестидесяти лет, седой, в большой серой, мягкой шляпе, с толстой палкой и с пенсне на шнурке, медленно входить в сад. Останавливается и смотрит на веранду. Увидев Кapeнo с женой, подходить к столу.

   Карено (встает). IIрофессор...
   Элина (тихо). Кто это, Ивар?
   Карено (не отвечает).
   Элина. Кто это? Не слышишь? Какой несносный!
   Профессор (кланяется). Здравствуйте, милый Карено. Простите, что я так бесцеремонно (кланяется Элине. Та отходит к дверям веранды, откуда слушает весь разговор.) явлюсь к вам. (Подает руку.) Я живу в этих краях и, проходя мимо, решил навестить вас.
   Карено (который снял шляпу). Не угодно ли войти, господин профессор?
   Профессор. Нет, спасибо, зачем? Позвольте мне присесть здесь, - у меня очень мало времени. (Садится на скамью, все время держит палку под мышкой; осматривается.) У вас сядь, Карено? Вы здесь работаете?
   Карено. Да, иногда.
   Профессор. Вы, верно, много работаете? Вы уж не такой краснощекий, каким были несколько лет назад. Я помню вас хорошо, когда вы посещали мои лекции.
   Карено. Я и теперь слушаю ваши лекции, если есть воз-можность.
   Профессор. Вот как? Да, я, действительно, с интересом слежу за вашей работой. (Улыбается.) Отчасти вы все-таки мой старый ученик. За двумя учениками я слежу с интересом. Это вы и Йервен. Вы ведь знаете Йервена?
   Карено. Да, вы хорошо знакомы.
   Профессор. В последнее время вы, без сомнения, имели на него влияние. В нем есть, или, по крайней мере, был до последнего времени отпечаток вашей смелости, хотя он далек от широты вашего миросозерцания. Его докторская диссертация очень дельная работа.
   Карено. Я еще не читал ея.
   Профессор. Она печатается. Да, совет профессоров ее одобрил. В ней большое чувство меры и благоразумия; вы не узнАете его. Полный переворот.
   Карено. Переворот?
   Профессор. Да, кажется, это можно так назвать. Полный переворот по сравнению с прошлым. (Улыбается.) Йервена нельзя было считать благоразумным. Но теперь он, видимо, одумался. О, Йервен добьется своего. Через несколько дней он доктор и делается стипендиатом. Это принадлежит ему по праву. В конце концов вам, Карено, также не мешает подумать о стипендии. Почему вы не сядете? (Дает место.) Места хватит обоим.
   Карено (кланяется. Садится на край стола, кладет свою шляпу).
   Профессор. Я читал вашу последнюю работу. И должен сознаться, что очень ценю ваше дарование. Сегодня утром я показал вашу работу профессору Валю и сказал: - "Со временем он будет нашим коллегой".
   Карено (делает движение).
   Профессор. Да, это надо признать за вами. Ваши способности должны быть оценены. Разумеется, я с вами не согласен во многих ваших нападках на Стюарта Милля и (улыбаясь) и на меня. Кажется, вы не совсем нас поняли. Это часто бывает.
   Карено. Я писал в свободное время; моя работа не может считаться законченной.
   Профессор. Ну, да, я это понимаю. (Осматривается) Да, у вас, действительно, здесь очень удобно и уютно... Что это (показывает) там на дереве? (Встает и ведет, указывая.)
   Карено. Это ракетные трубки. Остатки сожженного фейерверка. Сохранилось от прежнего жильца. Я так их и оставил.
   Профессор. Кто здесь жил?
   Карено. Поэт Иргенс.
   Профессор (осматривая). Много кpaсоты в таком искусственном свете. Много ярких красок. (Возвращается к скамье и садится.) Гм... Не обижайтесь, если я, как старший, позволю се6е вам дать несколько добрых советов. Если бы я в молодости встретил помощь со стороны опытного чело-века, она была бы мне очень полезна. Но помощь пришла тогда, когда я успел уже сбиться с дороги. Так почти всегда бывает. Вот я и решил зайти к вам сегодня (смотрит на часы) на несколько минут. Жаль, если ваше дарование не будет оценено, и я буду считать себя ответственным, если вам не удастся устроиться.
   Карено. Очень любезно, господин профессор, что вы обо мне вспомнили.
   Профессор. Видите ли, Карено, я теперь пользуюсь, не скажу, известным влиянием, - конечно, этого нет, - но из-вестным именем и весом. Во всяком случае, мои противники относятся ко мне недостаточно справедливо. Я либе-ральный и современный человек, ученик свободных англий-ских мыслителей, а многим это кажется даже слишком ра-дикальным. В конце концов у меня все же есть маленькое, имя и положение. Мне кланяются на улице и считаются с моим мнением. 3а границей я также не совсем неизвестен. Но так было не всегда. Я тоже был молод, слишком молод; когда я был в вашем возрасте, я хотел делать то же, что вы теперь; прежде всего мне хотелось на что-нибудь напасть. (Смеется.) И именно мне хотелось напасть на классиков. Да, теперь я смеюсь, но тогда я искренно верил, что эти старички не совсем заслужили свою славу. Молодо-зелено. Как вы думаете, сколько мне тогда было лет?
   Карено (хочет отвечать).
   Профессор. Двадцать девять. Да, судите сами. Я почти склонялся к той мысли, что классиков, как поэтов и как носителей культуры, в наше время не следует печа-тать. Впоследствии я, слава Богу, лучше разглядел их значение. Я говорил, что эти старые писатели были хороши в свое время. Но их произведения, - говорил я, - в смысле художественном и в смысле духовного содержания ниже произведений современных писателей. В то время я был совершенно слеп к вечной кpaсoте классиков. А чтС они значили, как вожди культуры? Учение Аристотеля о самоза-рождении насекомых из пота животных, утверждение Вер-гилия, что пчелы рождаются во внутренностях гниющих животных, мнение Гомера, что больные люди одержимы демо-нами, мысль Плиния лечить пьяниц совиными яйцами, - все это и многое другое казалось мне смешным, ужасно смешным. Теперь, конечно, я в особой статье мог бы превоз-носить классиков именно за это. Они классиками остались, и я глубже смотрю на вещи. Не знаю, читали ли вы эту мою работу?
   Карено. Конечно.
   Профессор. Юношеский бред. Я вспоминаю это, как пример того, что и я пережил переходное время и шел на-пролом. (Смеется.) Ясно помню, как я показал свою книгу профессору Валю. Мы тогда оба были молоды. - "Вот низвер-жение классиков", - сказал я. Он просмотрел книгу и ска-зал: - "3наешь, кого ты из них пощадил, Гюллинг?"- - "Нет", -ответил я. - "Никого", сказал он. (Смеется.) Я ясно помню, как он сказал это. Да, много воды утекло, и вы теперь, Карено, переживаете то, чт? я тогда.. Простите, если я вам прямо это говорю. Мы, мыслители, можем с глазу на глаз быть откровенны. Но, милый Карено, наденьте же шляпу.
   Карено (надевает шляпу).
   Профессор. Я совсем не заметил, что вы без шляпы. Да, вы переживаете то, что я тогда. Только вы более резки в своих мнениях и словах. Конечно, вы с полным правом можете возразить, что я делал то же, что вы те-перь. Но вы должны согласиться, что в нападках на вели-чайших современных мыслителей больше, как бы это ска-зать, ну... юношеского, чем в нападках на старых поэ-тов. То, что вы подвергли меня критике, нисколько не мешает мне видеть и ценить ваши большие способности; на-деюсь, вы это видите. Но когда вы нападаете на Спенсера и Милля, этих обновителей всего нашего мышления, когда вы называете их самыми заурядными умами, то, несмотря на все мое расположение, мое отношение к вам, как к мы-слителю, начинает колебаться.
   Карено (запинаясь). Простите, господин профессор, я не говорил, что эти два, англичанина самые заурядные умы. Это недоразумение; я говорил о них, как о достойных уважения и знающих ученых, котopыe собрали и система-тизировали много фактов.
   Профессор. Это одно и то же.
   Карено. Я хотел подчеркнуть разницу между понятиями "знать" и "постигать", -между крепкой, выносливой головой школьника, заучивающей множество вещей, и мыслителями, созерцателями.
   Профессор. Я либерален, насколько это возможно, и люблю молодежь, потому что сам был молод. Но молодежь не должна переступать известных границ. Нет, этого она не должна делать. Известных границ разума. Да и к чему? Тот, на кого нападают, стоит непоколебимо, а нападающий только вредит самому себе.
   Карено. Но, господин профессор, если так рассуждать...
   Профессор. Да, дорогой Карено, я говорю вообще. Наста-нет день, когда вы согласитесь со мной. Современная английская философия не только "чудовищная гора школьной мудрости", как вы выражаетесь. Весь свет живет ею. Bcе мыслители верят в нее. Суть философии не в остроумии, а грубость она совершенно игнорирует. Карено, бросьте все это. Я советую вам подождать, пока ваши взгляды не со-зреют и не придут в ясность. С годами является мудрость.
   Карено. Я думаю, что если не сказать этого в юности, то уж никогда не скажешь.
   Профессор. Вы так думаете?
   Карено. Да. Подступает старость, пятьдесят лет; ряд соображений, миросозерцание старика...
   Профессор. Taк оставьте это невысказанным. Оно и останется невысказанным. Мир от этого не рухнет. Или вы думаете, что человечество действительно вздыхает по ва-шей последней работе?
   Карено (делает движение).
   Профессор. Если вы подумаете, то согласитесь со мной. (Роется в карманах.) Впрочем, я кое-что записал из ва-шего... из вашего... интересно знать, действительно ли вы так думаете. (Вынимает несколько листков.) Вот это. (Ищет пенсне.) Вы насмехаетесь над англичанами за их гуманизм, за их "так называемый гуманизм", как вы выражаетесь. Вы осуждаете современное сочувственное отношение к рабо-чим и находите это нелепым. (Читает.) "В связи с этим..." (Снова ищет пенсне.) У меня было... где же это?..
   Карено. Пенсне? Пожалуйста. 3десь. (Находит eгo на груди у профессора.)
   Профессор. А!.. Спасибо. (Читает.) "В связи с этим надо указать на другое явление: современное сочувственное отношение к рабочему, котopoe в наши дни сменило распространившийся в некоторых странах около середины этого столетия культ крестьянства. Ни одно правительство, ни один парламент, ни одна газета не упускают случая... да... (Пропускает несколько строк.) "И наш либеральный профессор Гюллинг потратил много сил и таланта на защиту рабочего дела. (Пропускает.) Рабочие потеряли значение не только как двигательная сила, но и как социальный класс. Что же делают правительство, парламенты и газеты?" (Про-пускает.) Да, вот это. (Повышает голос.) "Когда они были ра-бами, - речь идет о рабочих, а вы их называете ра-бами, - когда они были рабами, они имели определенные обязанности; они работали. Теперь вместо них работают машины, при помощи пара, электричества, воды и ветра, и таким образом рабочее становятся все более и более лиш-ними на земле. Раб превратился в рабочего, рабочей в паразита, у которого отныне нет определенного мecтa на земле. И этих существ, ставших совершенно безполез-ными, государство стремится сделать политической партией. Господа, разговаривающие о гуманизме, вы не должны неж-ничать с рабочими; напротив, вы должны нас охранять от них, мешать их распространению, вы должны истре-бить их"... Дальше вы это развиваете подробнее. (Смотрит на нeгo поверх пенсне.) Это действительно ваше мнение?
   Карено. Да.
   Профессор. Действительно ваше мнение? Вы рекомендуете высокий налог на хлеб, чтобы поддержать крестьянина и уморить голодом рабочего. (Снимает пенсне.) Неужели вы не читали того, чт? мы на эту тему писали?
   Карено (хочет ответить).
   Профессор. Я могу вам прислать по этому вопросу до шести собственных сочинений, больших и мелких.
   Карено. Я их читал.
   Профессор. Вы их читали?
   Карено. Да.
   Профессор. Трудно поверить. Положительно трудно. (Ука-зывает на бумаги.) Когда я все это прочел, я сказал себе: "И это написал мой ученик". Да, я сказал так, потому что мне действительно тяжело было видеть это. (В другом тоне.) Конечно, можно Бог знает до чего дойти, почему же нет? Но вы, Карено, слишком добры для этого. Разумеется, вы не привыкли к тому, чтобы вас слушали; над вашими словами только издавались, лишали вас того внимания, которое вы заслуживаете. Вы словно глухой стене говорили. Поэтому у вас явилось желание кричать, высказывать крайние мнения и вообще все утрировать. Это вполне понятно.
   Карено. Возможно, что вы правы, господин профессор, и это имело известное влияние, но...
   Профессор. Не правда ли? Все-таки имело влияние. Я себя ставлю на ваше место. Но вещь нетрудно добиться необходим-огo сочувствие. 3деcь мнoгo зависит от вас самих. Вы найдете вашу аудиторию. Смею утверждать, что, если вы по-ставите себе правилом подождать несколько лет прежде, чем на что-либо напасть, то вообще оставите нападки и найдете для ваших мирных работ сочувствующих и расположенных читателей.
   Карено. Вы, конечно, не думаете, господин профессор, что...
   Профессор. Поясню то, что хотел сказать. Простите, чтС должен вас прервать, но у меня мало времени. (Смотрит на часы.) Ну, еще две минуты... Я, изволите видеть, не запре-щаю людям иметь мнение. Разумеется, это шло бы в раз--раз со всем моим мировоззрением. Но есть мнение и мнение. Одно дело - быть молодым и подчиняться своему темпераменту, а другое - давать каждой мысли созреть в твердое убеждение. Да, да, в твердое убеждение. Никто не является на свете зрелым. Но зрелость мысли надо развивать в себе. Она наступает при известном возрасте... Я вас очень прошу подумать обо всем этом. Мы, конечно, еще встретимся. И если вы хотите меня навестить - милости просим. Я буду очень рад, вас видеть. (Собирает листки и пря-чет их).
   Карено (встает).
   Профессор (протягивает ему через стол руку). Очень рад буду вас видеть. Я много от нас жду, Кapeнo, и если вы не будете уклоняться от своего пути, делать то, чт? должны делать, то... Конечно, я, могу говорить только за себя, не за других; но от нас, от ваших коллег, вы, разумеется, тогда в праве получить ту поддержку, которой заслуживаете. (Встает).

Элина скрывается в дверях веранды.

   Профессор (указывает на рукописи, лежащая на столе). Вы заняты большой работой?
   Карено. Да, она неожиданно разрослась. Я работаю над последней частью.
   Профессор. У вас уже есть издатель? Или вы опять будете печататься в Германии?
   Карено. Нет. Я надеюсь устроиться с вашим издателем, господин профессор.
   Профессор (изумленно). Вот как? Вы говорили с ним?
   Карено. Да. Он хочет познакомиться с рукописью.
   Профессор. Вот как. (3адумьшается.) Да, хорошо, принесите ему рукопись. Если я могу там быть вам полезным я к вашим услугам.
   Карено (искренно). Это слишком любезно, но я был бы нам очень благодарен, господин профессор, потому что сейчас я нахожусь в некотором затруднении.
   Профессор. Понимаю. Я к вашим услугам, и если дело идет о маленьком авансе, то мой издатель в этом отношении пойдет вам навстречу. Впрочем, простите, если я об этом говорю.
   Карено. Да. Аванс был бы очень кстати.

Элина снова показывается.

    Профессор. Гм... Суть в том, что вам придется немного пересмотреть нашу работу. Я, впрочем, не знаю, что вы там написали, но на основании того, о чем мы сейчас говорили, вы понимаете... Во всяком случае, пepecмoтpеть никогда не мешает. Ну, это вы сами увидите. Я предоставляю это вам. Вполне предоставляю вам. Итак, а сделаю все, что могу. (Осматривается и что-то ищет).
   Карено. Вы что-то потеряли, господин профессор?
   Профессор. У меня была палка.
   Карено. Она у вас в руке, господин профессор.
   Профессор. Да, правда. (Оглядывается.)

Э л и н а быстро исчезает.

   Профессор. У вас здесь необыкновенно тихо. Никаких шарманок, почти не слышно экипажей. (Собирается уходить.) Вы занимаете весь дом?
   Карено. Да, до сих пор занимали.
   Профессор. Так вы думаете переехать? (Останавливается у лестницы.) Итак, до свидания, милый Кapeнo. (Подает ему руку.) Простите старика, которому вздумалось вас навестить.
   Карено (снимает шляпу). Вы оказали мне большую честь. Благодарю вас, господин профессор, за вашу любезность.
   Профессор. Taк вот возьмите вашу рукопись и еще раз пересмотрите. Срежьте все дикие побеги. Обрадуйте старика! Я вам желаю добра и принимаю искреннее участие в вашей судьбе.

О б а уходят. Слышно, как профессор еще раз прощается. Садовая калитка открывается и захлопывается. К а р е н о медленно возвращается. Его жена быстро сходит с веранды.

   Элина. Это был профессор Гюллинг?
   Карено. Да.
   Элина. 3начитъ, я была права. Он пришел сам.
   Карено. Да. Как тебе нравится? Я не мог себе этого представить! И чтС он тут говорил!
   Элина. Я почти все слышала. Я но могла удержаться, Ивар. Я стояла в дверях веранды.
   Карено (улыбаясь). Ты стояла в дверях веранды?
   Элина. Да, почти все время. Он не заметил меня, по-верь. Вы оба меня не заметили. Я вижу, что ты чем-то доволен, Ивар.
   Карено (улыбаясь). Ты это видишь?
   Элина. Я слышала, как он назвал тебя и себя самого - мыслителями.
   Карено. Да, назвал.
   Элина. А другой раз он назвал тебя коллегой.
   Карено. Да, он, вообще был необыкновенно любезен.
   Элина. И теперь ты рад, не правда ли?
   Карено. Конечно. Я не отрицаю, что это произвело на меня впечатление. Удивительно! Сам профессор Гюллинг сидел здесь и говорил со мной. Это вообще не тaкиe пу-стяки, как кажется.
   Элина. Ты думаешь, я этого не понимаю? (Подпрыгивает несколько раз.) Я совсем с ума сошла от радости. Я так горда, что... (Берет его руку.) Мыслитель! Но я тоже хочу чем-нибудь заняться.
   Карено. Ты хочешь заняться чем-нибудь?
   Элина. 3наешь, что я сделаю? (Пристально смотрит на него.) Я откажу Ингеборг.
   Карено. Чт??
   Элина. Откажу Ингеборг.
   Карено. Ты хочешь?
   Элина. Мне кажется, тем, это неприятно. Ты изменился в лице!
   Карено. С какой стати?
   Элина. Я это сделаю. Она мне мешает. (Обнимает его.) Я хочу, чтобы во всем доме мы были совершенно одни. Пони-маешь? 3десь никто не должен жить, кроме тебя и меня.
   Карено. Это твоя самая смешная фантазия.
   Элина. Но если ты так, боишься ее отпустить, то...
   Карено. Я - боюсь? Но кто же будет прислуживать? Ты об этом подумала?
   Элина. Я, я буду. Таким, образом мы сэкономим ее жалование. (Прижимаете его к себе.)
   Карено. Но... но, Элина! (Освобождается и смотрит на нее.) Ты это серьезно говоришь, Элина? Это действительно очень мило с твоей стороны. Боже мой, я был бы тебе так благодарен, если бы ты попробовала. Если не справишься, то... (Обрывает.)
   Элина. Конечно, справлюсь.
   Карено. Это временно. Пока я не кончу своей работы. Потом мы ее снова возьмем.
   Элина. Да. Но лучше возьмем другую. Ведь ты ничего не имеешь против того, чтобы расстаться с Ингеборг?
   Карено. Hет... Почему же? Милая моя, ты ходишь около меня и тихо мне помогаешь.
   Элина. О, я вижу, что ты доволен, потому что ты очень редко так говоришь со мной. (Внезапно бросается ему на грудь.) Мне кажется, что я могла бы...
   Карено. Элина, что с тобой?
   Элина (отходя от него). Фуй, стыдись, Ивар; ты подумал что-то.
   Карено. Я? Подумал что-то? Hет. Но...
   Элина. Да. А если даже подумал - все равно. (Прыгает.)
   Карено. Я рад, что ты такая веселая. Послушай, чт? это у тебя за башмаки?
   Элина. Посмотри сам.
   Карено (смотрит). Туфли.
   Элина. Перестань!
   Карено (поднимает край ее платья). Да, конечно, это туфли.
   Элина (оглядываясь). Подумай, если кто-нибудь увидит тебя?
   Карено (не понимая). Увидит меня? Чт? ж такое?.. Послушaй, Элина, я думаю о его словах об издателе. Он сказал, что хотел поговорить с издателем.
   Элина (снимает туфлю и ударяет его по щеке). Я тебе покажу, в каких башмаках я прыгаю.
   Карено. Элина, оставь наконец эти шутки.
   Элина. Нет, Ивар, я не оставлю.
   Карено. Но, но... Он сказал, что хочет поговорить с издателем.
   Элина. Кто хочет поговорить с издателем?
   Карено. Профессор, конечно. Разве ты не слышала?
   Элина. Hет.
   Карено. 3начит, ты не слышала главного? Он хочет мне помочь, так он сказал, получить аванс.
   Элина. Правда? Этого я не слышала. Он сказал, что хо-чет тебе помочь?
   Карено. Да. А это все равно, как будто аванс уже в моих руках. Но затем следует обстоятельство, кoтopoe, бесспорно... то, чт? он сказал в конце.
   Элина. Чт? же?
   Карено. Он говорил о том, что мне надо немного пере-делать свою работу.
   Элина. Да, но это ведь...
   Карено. В этом вся суть, Элина. Мне это очень трудно сделать. Но, пожалуйста, не
   огорчайся. Он это сказал вскользь, в самом конце. Переделать мою книгу - это значит написать ее всю заново.
   Элина. Hет. Этого он не может требовать.
   Карено. Он и не требует. Он сказал: немного посмотреть. Но книга написана так, что это невозможно. Не думай, что я говорю это из упрямства или упорства, и не расстраивай себя. Аванс я и так получу. Даже если про-фессор Гюллинг мне не поможет.
   Элина. Да, позволь ему помочь тебе! Ты тогда будешь спо-койнее. Подумай только, если мы наконец...
   Карено. Тс... не говори об этом. Ты полагаешь, что я забываю об описи? Тогда мы могли бы здесь жить дальше. В этом тихом, старом, желтом доме.
   Элина (берет его за руку). Да. Вдвоем.
   Карено. Ах, Элина, дело не в моей доброй воле, поверь.
   Элина. Я понимаю.
   Карено (обнимает ее). Элина, ты сегодня так добра! Я тебя люблю.
   Элина. Да, правда? Мне больше ничего не нужно.
   Карено. А теперь иди. Я должен работать.
   Элина. Нет, позволь мне еще остаться. Будем немного веселиться, потому что все устраивается.
   Карено (неожиданно обнимает ее). Послушай, иди. Я должен сегодня написать еще главу. (Снова целует ее.) Когда ты здесь, я теряю все мои мысли. Иди. А то...
   Элина (улыбаясь). А то?
   Карено. Нет, я не скажу.
   Элина. А то?
   Карено. А то я ничего не напишу, ты это знаешь.
   Элина. Все равно скоро стемнеет, Ивар.
   Карено. Стемнеет только через два часа.
   Элина. Два часа, да. Но работать те6е, пожалуй, не удастся.
   Карено. Но я должен работать.
   Элина. И становится холодно.
   Карено (не отвечает, раскладывает свои бумаги).
   Элина. Ивар, налить твою лампу?
   Карено. Пожалуйста.
   Элина. И не трогать твоих бумаг?
   Карено. Нет. Но почему ты не уходишь? Я такой сумасшедшей женщины никогда не видел. (Ведет ее к лестнице.) Ну, до свиданья. (Освобождается и идет к столу.)
   Элина. Ивар, л буду трогать все твои бумаги.
   Карено (перелистывает рукопись и не отвечает).
   Элина. Я их все разбросаю. Мне этого страшно хочется. (Смеется.) Войди и увидишь сам, чтС я сделаю. (Уходит и за-пиpaeт дверь.)
   Карено (закуривает трубку. Садится, берет перо, задумывается. Прохаживается по дорожке, садится опять, перечитывает рукопись и что-то пишет.)
   Элина (в дверях веранды). Коллега! (Смеется.) Послушай, коллега! Что я там сделала с бумагами!
   Карено (машет рукой).
   Элина (уходить в дом).
   Карено (внезапно встает). Hет! (Ходить по дорожке) Нет, говорю я.
   Элина (выходи из дверей веранды, тихо и нежно). Ивар, я только хотела сказать, что там ничего не трогала.
   Карено (не подымая глаз). Что? (Быстро подходить к столу и за-черкивает только что написанное.)
   Элина. Мне так хотелось бы побыть с тобой!
   Карено (смотрит, зовет). Элина! Из моей переделки ни-чего не выходит.
   Элина (сходя с веранды). Из чего не выходит?
   Карено. Из переделки. Профессор не мог думать, что я это сделаю.
   Элина. 3начитъ, ты не можешь переделать?
   Карено (качает головой). Как я написал, так и останется.
   Элина. Останется? .
   Карено. А то, чт? я напишу дальше, тоже останется.
   Элина. Ивар, ты раньше сказал, что сделаешь все, чт? от тебя зависит.
   Карено. Ты полагаешь, что я не думал об этом? Мне казалось, что это возможно. Я радовался этой возможности, потому что тогда мы были бы спасены. Boт я написал три строчки. Видишь? (Показывает рукопись.) Этими тремя строчками я отрицаю двадцать глав моей книги. (Бросает бумагу.) Hет! Такой комедии л играть не буду.
   Элина (садится на скамью, опечаленная). Но ты думаешь все-таки получить аванс?
   Карено. Я не понимаю, как профессор Гюллинг мог предложить мне переделать рукопись.
   Элина. Вероятно, ему стало нас жаль, и он хотел нам помочь.
   Карено. С тем же успехом он мог предложить мне написать то, чего я не думаю.
   Элина. Да, да. Профессор хотел те6е добра. Он сам это говорил.
   Карено (смотрит на нee). Ты снова приуныла, Элина.
   Элина (молчит).
   Карено. Еще ничего не потеряно. Я завтра утром отнесу рукопись.
   Элина. Ах, ты увидишь: нас опишут.
   Карено. Hет, говорю я. Я совершенно уверен, что этого избегнем.
   Элина (уныло). Впрочем, не это одно. Все вместе, все вместе. Мы совсем нищие. Например, как ты одет?
   Карено. Одет? Но это же неправда, Элина! У меня ведь есть еще один костюм. великолепный костюм.
   Элина. Может быть... 3начитъ, ты будешь писать, как прежде?
   Карено. Да, как прежде.
   Элина. И против профессора Гюллинга?
   Карено. Против профессора Гюллинга и других. Когда-нибудь я найду своих слушателей.
   Элина. Да, конечно, когда-нибудь.
   Карено. Ничего не поделаешь. Не стСит об этом говорить.
   Элина. А мне казалось, что становится уже немного легче. Я была так рада, что... Нет, все останется по-прежнему. (3акрываеть лицо руками.)
   Карено. Элина, ты должна сделать так, как я раньше говорил. Поезжай к родителям, пока не пройдет кризис.
   Элина (встает). Ты снова это предлагаешь. Удивительно, как ты стараешься освободиться от меня. Может быть, у тебя есть на то тайная причина?
   Карено. Тайная причина?
   Элина. Не знаю. Но ты ведь знаешь мое решение. Я не уйду.
   Карено. Нет, нет. 3начитъ, нечего делать. Сегодня весь день пропал. Я мог бы много успеть. Но главу я должен кончить. (Садится, собираясь работать).
   Элина (подходить к нему). Я понимаю, в чем дело. Ты меня больше не любишь, Ивар. В этом все дело. Ты только что сказал, что любишь меня. А я говорю тебе, что это неправд Я вижу это во всем, даже в мелочах. И не с сегодняшнего дня. Ты для меня ничего не хочешь сделать. Ты не интересуешься тем, что у меня на душе. Ты все пишешь и пишешь, а наше положение становится все хуже и хуже. В довершение всего ты хочешь от меня избавиться.
   Карено (встав). Мне кажется, ты сошла с ума. Я тебя не люблю?
   Элина. Нет, не любишь. Иначе ты не был бы таким. Но не переходи границ, Ивар, потому что совсем не решено, что я не уйду от тебя. Я только это хотела сказать. (Уходит.)
   Карено. Ты второй раз сегодня шутишь этим, Элина; чт? значит: не решено, что ты не уйдешь от меня?
   Элина (на лестнице веранды). Это ты увидишь. (Выходить, запи-рает дверь.)
   Карено (неподвижно смотрит ей вслед, садится, берет перо).
    

____________

  

Действие второе

    

Комната Карено. В глубине дверь на улицу. Над этой дверью в стене торчит крюк. Налево стеклянная дверь на веранду и дверь в спальню. Между ними этажерка. На ней, в числе других вещей, два подсвечника. Направо большой рабочий стол Карено, с множеством бутылок и книг. Совсем позади, по той же стороне дверь в кухню. Диван, несколько столов, стульев, зеркало в позолоченной раме. Все очень убого. На полу от двери наискось положен длинный, узкий ковер. Ивар Карено сидит и работает при свете лампы. Э л и н а тихо входить из кухни, ставить зажженную лампу на круг-лый стол, кладет свою работу и опять тихо уходит.

  

Стучать в заднюю дверь. Потом еще раз, сильнее.

   Карено. Войдите.
   Доктор Йервен (бледный господин 27 лет, с темными воло-сами и бородой, входить, в сопровождении Г о в и н д, двадцатилетней девушки, брюнетки, и Э н д р э
   Б о н д е с е н а; последний тридцати пяти лет, сытый, темный блондин, усы, пенсне; модно и элегантно одетый. В дверях слышен голос Йервена). Конечно, дома. Прошу дамы вперед.
   Кapeно (поднимается, удивленный). Как? Йервен? (Кладет перо.)
   Йервен. Именно. И-мен-но. Добрый вечер. (3накомит.) Моя невеста, а этого ты знаешь.
   Карено. Как это любезно! Садитесь. (К Говинд.) Пожа-луйста, садитесь.
   Йервен. Госпожи Карено нет дома?
   Карено. Дома. Она на кухне. Я сейчас... (Открывает дверь и зовет.) Элина! (Та отвечает.) Гости пришли. Милые гости. ЧтС?.. Только скopеe. (3акрываеть дверь.) Право, это очень мило. (К Говинд.) Благодарю вас, что заглянули к нам. Ведь это довольно далеко.
   Говинд. Да, я живу внизу, в городе.
   Йервен. Но мы решили основательно помешать тебе.
   Карено. И прекрасно. Я так устал. Превосходно... Ты, конечно, знаешь, что вчера здесь был профессор Гюллинг?
   Йервен. Конечно, знаю. Об этом идут всевозможные толки. После его ухода ты послал ему резкое письмо?
   Карено. Hет. Это неправда. Я только защищался. Я написал то, чего не успел высказать в разговоре. Несколько слов.
   Йервен. Да, об этом говорят. А книга подвинулась?
   Карено. Три четверти ея сегодня утром я отнес к издателю. Посмотрим, возьмет ли он ее. Он обещал дать ответ через несколько дней. А ты уже доктор. Поздравляю.
   Йервен (с напускной веселостью). О, да, конечно. Я уже доктор. Я так счастлив. Хо-хо!
   Элина (входить). Вот приятная неожиданность!
   Йервен (ей навстречу). Добрый вечер! Простите, что пришли. Но долго мешать мы не будем. И не нагоним скуки; мы все народ веселый.
   Элина. Это правда. Милости просим.
   Йервен (представляет). Итак, прошу внимания, госпожа Карено. Это моя невеста. Ее зовут Наталия Говинд. Но так как мы с ней большие друзья, я называю ее просто Натали. Ей это больше нравится.
   Говинд (слегка ударяя его). Лгунишка!
   Йервен (представляет дальше). Вот это совсем другой экземпляр, по имени Эндрэ Бондесен. Кaк вы видите, мужчина в цвете лет. Как вы не видите, - интересуется решительно всем. В настоящее время его мысли заняты тем, к лицу ли eму полосатые брюки.
   Бондесен. Ты решил сегодня быть злым.
   Элина. О, нет, Йервен никогда не бывает злым. Он приносит с собой столько радости, что...
   Йервен. Радости? Благодарю вас.
   Бондесен. В последнее время он сделался очень злым!.. Он сердится на всех и даже на самого себя. Не знаю, что с ним сделалось.
   Говинд. На меня он не сердится.
   Элина (к ней). Не снимете ли вы шляпу и кофточку?
   Говинд (снимает).
   Элина (садится рядом).
   Карено. Господа, снимите ваши пальто. (Мужчины снимают. Б о н д е с е н садится к дамам).
   Йервен. Ну, конечно, Бондесен уже присоседился. Он в вас влюбился, госпожа Карено. В этом нет никакого сомнения. Но не доверяйте ему, потому что его страсть длится только двадцать четыре часа. Она исчезает в один день.
   Элина (смеется). Я постараюсь сделать так, чтобы она длилась дольше.
   Бондесен. Благодарю вас.
   Элина (бросая взгляд на Кapeнo). Не знаю, за что вы меня благодарите.
   Бондесен. 3а то, что вы так прекрасно ему ответили.
   Элина. А! Я думала, за то, что хотела продлить вашу стpacть.
   Бондесен. Это не стоило бы вам большого труда.
   Элина. Я думаю, вы все-таки из теx, кого трудно удержать.
   Карено (к Йервену). Профессор вчера очень тепло отзы-вался о тебе.
   Йервен (коротко). Да?
   Карено. И хвалил твою диссертацию. Но он сказал, что... я его не совсем понял - о каком-то перевороте он тебе, о полном перевороте.
   Йервен (вздрагивает). Переворот?
   Карено. Он сказал, полный переворот.
   Йервен. Какой переворот? Я не понимаю... ЧтС он этим думал...
   Карено. Я не успел спросить.-
   Йервен. Не знаю ни о каком перевороте.
   Карено. Ну, разумеется. Вероятно, он имел в виду тон твоей работы. Изложение стало спокойнее.
   Говинд. Надеюсь, другой перемены в те6е нет? Чт?, Карстен?
   Йервен. Насколько я знаю - нет.
   Говинд. Надеюсь.
   Йервен (раздраженный). Не будем говорить об этом. Уф!
   Бондесен. Вот видите. Он теперь не щадит caмoгo себя.
   Йервен. Впрочем, профессор Гюллинг, - не хочу об этом говорить; он либерален и гуманен. (Обращаясь к Карено.) Э... гуманен, чтС? Он так высоко ценит людей, видит в них, как он выражается, "начало добра", охотно выслушивает возражения: и готов с ними согласиться. Да, гуманен в высшей степени. Но он неинтересен.
   Кapeно. Конечно, нет.
   Йервен. Нет, он неинтересен. Критикует Гегеля, консервативную политику и учение о святой Троице, защи-щает женский вопрос, и всеобщее избирательное право, и Стюарта Милля. Вот он весь. Либерал в серой шляпе и без грубых ошибок.
   Кapeно. Да, видишь ли, он принадлежит к другой школе.
   Йервен (с жаром). Конечно. Он принадлежит к другой школе. К другому направлению. Он делает значительное лицо, и, судя по его книгам, ему все ясно. Это наглость - быть таким спокойным, как он, и, чт? бы ты ни говорил, мне все равно.
   Карено. Я тебе вовсе не возражаю.
   Йервен. Ах, нет? Мне показалось, что ты... Значит, нет..
   Карено. Конечно, нет. Профессор Гюллинг и я, мы стоим на двух противоположных полюсах. Ты должен был слышать его вчера; он не очень церемонился с моей немецкой статьей. Он в ней камня на камня не оставил.
   Йервен. А он не говорил о 1814-м годе?
   Кapeно. Нет. Почему?
   Йервен. Обыкновенно говорит. "Самое значительное явление после 1814 года"; - говорит и повторяет это в продолжение двадцати лет о каждой вещи.
   Карено (смеется). Это верно. Я это тоже слышал.
   Йервен. Ты видел его жену? Его последнюю жену, хочу я сказать. Тонка, как бочка.
   Бондесен. Ты думаешь, - толста, как бочка?
   Йервен (оборачивается и смотрит на него). Да, я думаю, тол-ста, как бочка. Ты, Бондесен, человек логики. Если кто-нибудь скажет, что два и три - пять, ты непременно ответишь: "Нет, два и два - четыре".
   Бондесен (к Элине). Ответьте ему еще раз за меня. Тогда он замолчит.
   Элина. Если бы я действительно могла хорошо ответить.
   Бондесен. Это вы умеете.
   Элина. Тогда лучше я скажу это вам.
   Говинд (шутливо). Может быть, мне уйти?
   Элина. Нет, я ведь не скажу. (Бросив взгляд на Карено.) Я должна сперва узнать, что вы за человек.
   Бондесен. ЧтС я за человек? Это ведь вы видите. Я весь перед вами.
   Элина. Я никогда не видела такой красивой булавки для галстука, как у вас.
   Бондесен (хочет ее вынуть). Хотите ее взять себе?
   Элина (легко отталкивая его руку). Нет, нет, нет. Вы с ума сошли. (Резко отдергивает руку.)
   Бондесен. Вы обожглись?
   Элина. Немного.
   Бондесен. О, если бы!
   Элина (взглядывает на Кapeнo). Чт? вы этим хотите ска-зать?
   Кapeно (к Йервену). Жена Гюллинга молодая женщина?
   Йервен. О, тридцать лет. Она носит платья "реформ". Я ей сказал, что эти платья очень некрасивы. Знаете, чтС она мне ответила? (Передразнивает ее.) "Я одеваюсь не для того, чтобы..." Нет, чорт побери, как это было?..
   Элина. Фу, Йервен, не ругаться!
   Йервен (передразнивает). "Я одеваюсь не для того, чтобы нравиться мужчинам, а для того, чтобы злить женщин". Не правда ли, она вся тут?
   Кapeно (смеется). Она сказала, - чтобы злить женщин?
   Йервен (передразнивает). Чтобы злить женщин.
   Бондесен. Совсем не так глупо сказано - с ее точки зрения.
   Йервен (умоляюще). Господь с тобою, Бондесен!
   Бондесен (добродушно смеется). Видели ли вы такого тирана! Он не дает мне раскрыть рта.
   Элина. Боже мой! Может быть, кому-нибудь угодно кофе? (Не получив ответa.) Больше у нас ничего нет.
   Йервен. О, я с удовольствием выпью чашку кофе.
   Карено. Моя жена права; к сожалению, у нас нет ни-чего, кpoмe кофе.
   Бондесен. Но, Боже мой, кофе - это великолепно. Если, только это не доставит вам хлопот.
   Элина. Ивар, открой дверь и попроси Ингеборг пригото-вить кофе.
   Кapeно. Да. (Уходит в кухню).
   Йервен (рассматривает серебряные подсвечники). Какие прекрасные вещи! Ты видела, Натали?
   Говинд (подходит). Я все время на них смотрю. Это пода-рок?
   Элина (беспокойно смотрит на кухонную дверь). Свадебный по-дарок... Нет, лучше я сама... (Подходит к кухонной двери, приостанавливается, быстро отворяет и смотрит. Уходит.)
   Бондесен. Какая муха тебя сегодня укусила, Йервен?
   Йервен. Ты должен говорить "доктор Йервен", когда обращаешься ко мне. Господин доктор Йервен.
   Элина (входит с Карено). Чт? такое! IIропал на целых полчаса.
   Карено. Я хотел зажечь, понимаешь? У Ингеборг не было, спичек.
   Элина (садится). Да. Эти подсвечники нам подарили папа с мамой. Я их так люблю.
   Говинд. Ну, разумеется.
   Бондесен. Вы родились в деревне, г-жа Карено?
   Элина. Боже мой, неужели это так сразу заметно?!
   Бондесен. Ах, ничуть, но...
   Элина. Мой муж постоянно называет меня "крестьяночка".
   Карено. В самом лучшем смысле, да. В лучшем зна-чении этого слова. (Гладит ее по волосам. Ходит взад и вперед.)
   Бондесен. Конечно, я слышал, что вы из деревни.
   Элина. Не могу себе представить, чтобы вы что-нибудь обо мне слышали, господин Эндресен.
   Бондесен. Бондесен. Да, - я журналист и поэтому, видите ли, мне многое приходится слышать.
   Элина. Да, я не сомневаюсь, что вы свое дело знаете.

Бондесен смотрит на нее и улыбается. Элина бросает взгляд на мужа.

   Йервен. Послушай, Карено, кончится это когда-нибудь?
   Карено (останавливается). Hет. О чем ты говоришь? ЧтС кончится?
   Йервен. Вот эта жизнь, разумеется. Иногда ведь туго приходится?
   Карено. Да, не всегда идет гладко.
   Йервен. Ты хочешь сказать: иногда и недурно. 3начитъ, тебе живется не плохо?
   Карено. Достаточно плохо. Но мы надеемся, что это только временно. (К жене.) Не правда ли, Ингеборг?
   Элина (привстает). Ингеборг? Hет, действительно, вот уж...
   Карено. Глупости! Я хотел сказать, - Элина. (Ходит взад и вперед.)
   Элина. Бог тебя знает, чт? ты хотел сказать. (Внезапно придвигается к Бондесену.) Представьте, я слышу, как тикают ваши часы.
   Бондесен. Надеюсь, я могу не отодвигаться.
   Элина. Конечно, нет. Вы совсем не сидите так уж близко.
   Бондесен. По всей вероятности, это вы слышите биение моего сердца. (Элина, взглянув на Карено, приближает свое ухо к Бондесену и слyшaeт; улыбается. Они смеются и разговаривают.)
   Йервен (к Карено). А я чувствую себя, видишь ли, как... словом, совсем невесело. Нет. Я хотел посмотреть, чтС будет, если я сам плюну себе в лицо. Это я и сделал.
   Говинд (встает и подходить к нему). Что с тобой сегодня, Карстен?
   Йервен. Чт?? Решительно ничего. Садись на свое место, Натали.
   Говинд (улыбается и возвращается на свое место).
   Йервен (к Карено). Вообще не зачем думать и писать для людей. К чему? Самое идеальное - это жить в девственном лесу полным идиотом, сидеть там и умереть с голоду, не имея ума настолько, чтобы догадаться встать.
   Карено. Ты так говоришь?
   Йервен. Представь: время бы шло, земля продолжала бы вертеться - сделайте ваше одолжение, вертитесь сколько вам угодно, хе-хе-хе, - а я не посвятил бы ее дурацкому дви-жению ни одной мысли. ЧтС мысли! Ни одного намека на мысль, слышишь? Мой мозг засох бы, как слепорожденный.
   Карено. Н-да.
   Йервен. Не надо родиться человеком, а надо быть вещью, предметом. Если бы меня остановили на улице и спросили про дорогу, я бы хотел иметь возможность ответить: "Не знаю. Спросите у другого фонаря".
   Говинд. Карстен, ты слишком переутомился.
   Йервен. (продолжает). Во всяком случае, я хочу вообще отказаться от философии. И ты сделай то же, искренно тебе советую, хе! Жить в этой проклятой стране Иафета, да еще думать за других! Скажи, на кой чорт людям нужны мысли? Разве без них они не могут разводить картофель и пачкать бумагу? Безнадежно ждать чего-либо от людей. Посмотри вокpyг себя. 3десь два миллиона людей и все называются Оле.
   Бондесен. Сегодня он в ударе.
   Говинд. Я это, кажется, понимаю.
   Элина (качает головой). Я, к сожалению, нет.
   Бондесен. И я тоже нет, - слава Богу.
   Элина. Давайте говорить о чем-нибудь более понятном.
   Бондесен. Например, о том, что я готов сделать вам признание.
   Элина. Господи, нет. Этого вы не должны делать. (Громко.) Вы не должны делать мне признание.
   Бондесен. Но я...
   Элина (смеясь). Фи, стыдитесь. И отодвиньтесь, пожалуйста.
   Бондесен. Вы меня не поняли. Это очень невинное при-знание.
   Элина. Правда?
   Бондесен. Я хотел вам признаться, что и вас я н

КНУТЪ ГАМСУНЪ
СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ВЪ 12 ТОМАХЪ

ПРИ БЛИЖАЙШЕМЪ УЧАСТІИ

К. БАЛЬМОНТА, Ю. БАЛТРУШАЙТИСА и С. ПОЛЯКОВА.
Т. VI.

ИЗД. "ШИПОВНИКЪ" СПБ.
1909.

У ВРАТЪ ЦАРСТВА.

ПЕР. Ѳ. КОМИССАРЖЕВСКАГО.

ПЬЕСА ВЪ 4 ДѢЙСТВІЯХЪ.

ЛИЦА:

   ИВАРЪ КАРЕНО, КАНДИДАТЪ ФИЛОСОФІИ.
   ЭЛИНА КАРЕНО.
   ИНГЕБОРГЪ, СЛУЖАНКА КАРЕНО.
   ЭНДРЕ БОНДЕЗЕНЪ, ЖУРНАЛИСТЪ.
   КАРСТЕНЪ ЕРВЕНЪ, ДОКТОРЪ ФИЛОСОФІИ.
   НАТАЛІЯ ХОВИНДЪ, ЕГО НЕВѢСТА.
   ПРОФЕССОРЪ ГИЛЛИНГЪ.
   НАБИВАТЕЛЬ ПТИЧЬИХЪ ЧУЧЕЛЪ.
   ГОРОДСКОЙ ФОГТЪ (СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВЪ) И ДВА СВИДѢТЕЛЯ.
   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Садъ въ предмѣстьи. Сзади и направо -- половина стараго окрашеннаго въ желтый цвѣтъ дома съ верандой, на которую ведетъ лѣстница въ нѣсколько ступеней. Налѣво отъ дома,-- невидимый для зрителей выходъ на улицу. Трава, кусты и большія деревья. Дороги содержатся плохо. Налѣво, на переднемъ планѣ, подъ лиственнымъ деревомъ длинный столъ и скамья.

Съ улицы изрѣдка доносится шумъ колесъ проѣзжающаго экипажа. Послѣобѣденное время позднимъ лѣтомъ. Элина Карено, 23 лѣтъ, съ высокой грудью, свѣтлыми волосами въ бѣломъ передникѣ съ нагрудникомъ и Ингеборгъ, молодая служанка, разбираютъ и складываютъ на столѣ бѣлье. Онѣ торопятся. На полу двѣ корзины для бѣлья, одна большая, другая поменьше.

   Эл. Карено. Ну, Ингеборгъ, осталось всего нѣсколько платковъ и разная другая мелочь; съ этимъ я справлюсь сама. Иди по своему дѣлу. Да надѣнь платокъ.
   Ингеборгъ. Хорошо. (Хочетъ итти),
   Эл. Карено. Возьми съ собой корзину.
   Ингеборгъ. Ахъ, я и забыла. (Беретъ большую корзину съ бѣльемъ и идетъ мимо веранды къ черной лѣстницѣ дома).
   Эл. Кapeно. (Тихо напѣвая, продолжаетъ торопливо свою работу).
   Ингеборгъ. (Сейчасъ-же возвращается съ платкомъ на головѣ). А больше ничего?
   Эл. Кapeно. Ничего. Номера дома я не знаю. Но ты сама увидишь его у окна; онъ потрошитъ птицъ. Это всего пять минутъ отсюда. Попроси его притти какъ можно скорѣе. Я уже съ нимъ говорила, онъ знаетъ зачѣмъ.
   Ингеборгъ. Хорошо. (Идетъ).
   Эл. Кapeно. Скажи ему, самое позднее -- завтра послѣ обѣда.
   Ингеборгъ. (За сценой). Слушаю. (Слышно, какъ отворяется и захлопывается со стукомъ садовая калитка).
   Эл. Карено. (Окончивъ работу, складываетъ бѣлье въ корзину, снимаетъ съ головы платокъ и кладетъ его на бѣлье). Ну, вотъ. (Слышенъ стукъ калитки). Иваръ Карено, 29 лѣтъ съ темными волосами, безъ бороды, въ весеннемъ платьѣ, въ немного короткихъ брюкахъ и въ черной жесткой шляпѣ, приходитъ съ улицы съ нѣсколькими книжками подъ мышкой. Хочетъ подняться по лѣстницѣ, замѣчаетъ свою жену и идетъ къ ней. Карено. (Улыбаясь). Моя маленькая крестьяночка, ты здѣсь?
   Эл. Карено. (Ничего не отвѣчаетъ).
   Карено. Сейчасъ я опять былъ у издателя. Сегодня онъ уже не сказалъ "нѣтъ".
   Эл. Карено. Значитъ онъ сказалъ "да"?
   Карено. Не совсѣмъ. Нѣтъ, этого онъ не сказалъ. Онъ просилъ принести ему то, что готово изъ моей рукописи; обѣщалъ просмотрѣть. Сказалъ, что надѣется взять.
   Эл. Карено. (Указываетъ молча на садъ).
   Карено. Я вижу. И очень тебѣ благодаренъ. Это бѣлье мнѣ такъ мѣшало, когда я здѣсь работалъ. (Кладетъ книги на столъ и садится). Со мной еще кое-что случилось. Я встрѣтилъ...
   Эл. Карено. Какъ? Ты встрѣтилъ Ингеборгъ? Господи, ты, можетъ быть, ее спросилъ, куда она идетъ?
   Кapeно. Ингеборгъ я не встрѣчалъ. Развѣ она ушла?
   Эл. Карено. Какъ это тебя интересуетъ!
   Кapeно. Интересуетъ?..
   Эл. Карено. Да, по крайней мѣрѣ, мнѣ такъ показалось. (Мѣняя тонъ). Ингеборгъ пошла по моему порученію.
   Кapeно. Значитъ секретъ?
   Эл. Карено. Твои разспросы, Иваръ, напрасны. Я все равно не скажу.
   Карено. Не надо! Не надо!
   Эл. Карено. Да, не надо, потому что это не твое дѣло. Не твое дѣло, до послѣ завтра. Это подарокъ ко дню твоего рожденія.
   Карено. Хорошо, хорошо; вѣдь я сказалъ... Итакъ, сначала я встрѣтилъ Бондезена; ты знаешь, Эндре Бондезена?
   Эл. Карено. Нѣтъ, совсѣмъ не знаю.
   Карено. Какъ, ты не знаешь? Эндре Бондезена? Ты то воришь, не знаешь?-- Что это вдругъ съ тобой?
   Эл. Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Карено. (Наклоняется и смотритъ ей въ глаза).
   Эл. Карено. Мы совсѣмъ не понимаемъ другъ друга, Иваръ. Я стояла здѣсь и ждала, что ты спросишь еще разъ о моемъ секретѣ, и я бы тебѣ кое-что разсказала. Самую чуточку. Это было бы такъ весело. И нѣтъ! (Качаетъ головой). И такъ всегда, и всегда.
   Карено. (Смѣется). Послушай, Элина, ты, право, сегодня какая-то странная. Ты мнѣ сказала, что это секретъ, я отвѣтилъ,-- хорошо, пусть будетъ секретомъ. А черезъ минуту ты говоришь...
   Эл. Карено. Мы полдня возились, чтобы убрать бѣлье; оно убрано, а ты возвращаешься домой и не говоришь ни слова.
   Карено. (Схватываетъ книги со стола). Ну, начинается!
   Эл. Карено. Нѣтъ, не начинается, ничего не начинается. (Обходитъ столъ и обнимаетъ его). Ты вѣдь знаешь, Иваръ, я не бываю въ духѣ.-- Я всегда такая.
   Карено. Да, да. (Пауза).
   Эл. Карено. Ну, не будемъ больше говорить объ этомъ. Хорошо? И поработали же мы! Я думаю, не прошло и часа, какъ ты ушелъ, а мы все успѣли сдѣлать. (Стряхиваетъ пыль съ его плеча). Кажется, тебѣ скоро придется сдѣлать себѣ новое пальто. Вѣдь, это служитъ тебѣ съ самой нашей свадьбы. Подумай, три года! Какъ ты думаешь?
   Карено. (молчитъ ).
   Эл. Карено. Какъ ты думаешь?
   Карено. Ахъ, нѣтъ...
   Эл. Карено. Нѣтъ? Что нѣтъ?
   Карено. О чемъ ты говорила? Я задумался совсѣмъ о другомъ. (Обнимаетъ Элину). Что ты говорила, Элина?
   Эл. Карено. (Отодвигается отъ стола). Ничего.
   Карено. (Встаетъ). Клянусь тебѣ, Элина, я не слыхалъ, что ты сказала. Иначе...
   Эл. Карено. Нѣтъ, все это не то. Впрочемъ, все равно... Можетъ быть, Иваръ, я опять не права, я всегда...
   Карено. Да, не права...
   Эл. Карено. Я совсѣмъ не такъ много разговариваю съ тобой, чтобы ты могъ не слушать, когда я что-нибудь говорю.
   Карено. Да, Элина, я долженъ былъ быть внимательнѣе, но...
   Эл. Карено. Я больше совсѣмъ не буду съ тобой говорить. Ты думаешь только о себѣ. Если ты не въ библіотекѣ, куда ходишь за книгами, то сидишь и пишешь. Я вижу тебя, но не слышу отъ тебя ни одного слова. Если ты идешь гулять, то меня съ собой не берешь, идешь одинъ. А когда возвращаешься, опять садишься за писаніе.
   Кapeно. Я лучше всего думаю, когда я одинъ, Элина.
   Эл. Карено. Я понимаю, но мнѣ отъ этого не веселѣе.
   Карено. Это временно, право, только временно. Потерпи немного, и ты не раскаешься. (Отъ души). Какъ это мило, что ты убрала все это бѣлье. Оно такъ напоминало мнѣ снѣгъ, и я не могъ заниматься. Ты -- милая, Элина.
   Эл. Карено. (Подходитъ къ столу). Да? Ты находишь?
   Карено. Да, да, ты такая милая. (Садится). Ну, теперь слушай. Я встрѣтилъ Бондезена.
   Эл. Карено. Я его не знаю,
   Карено. Ахъ, да, ты его не знаешь. Ну, это газетный человѣкъ, журналистъ. Кромѣ того, онъ еще измѣнилъ своей партіи, но это къ дѣлу не относится. Онъ знаетъ все,-- все, что говорятъ, что дѣлаютъ. Опять всѣ возстали на меня.
   Эл. Карено. Возстали на тебя?
   Карено. За мою нѣмецкую статью.
   Эл. Карено. Тебѣ это сказалъ Эндрезенъ?
   Карено. Бондезенъ. Нѣтъ, такъ прямо онъ мнѣ этого не сказалъ, онъ только намекнулъ. Я спросилъ его, есть ли надежда, что на этотъ разъ меня встрѣтятъ не негодованіемъ и бранными словами; онъ отвѣтилъ, что не надѣется. "И вы не должны этого ожидать", сказалъ онъ.
   Эл. Карено. Онъ сказалъ, что ты не долженъ былъ этого ждать?
   Карено. Да, потому что, по его словамъ, я посягнулъ на одно изъ самыхъ громкихъ ученыхъ именъ.
   Эл. Карено. Чье же это имя?
   Карено. Профессора Тиллинга.
   Эл. Кapeно. Господи, какъ же ты могъ и его затронуть.
   Кapeно. Ты не должна такъ говорить, Элина. Я касаюсь неба и земли, почему же я не долженъ касаться профессора Тиллинга? Я касаюсь всего, что стоитъ на моемъ пути.
   Эл. Карено. Да, да; я это сказала такъ, просто.
   Карено. Да, я знаю, ты моя вѣрная опора. Но въ настоящее время я не могу какъ слѣдуетъ отблагодарить тебя. Пока ты со мной, они не смогутъ меня погубить.
   Эл. Карено. (Протягиваетъ руку черезъ столъ, снимаетъ съ него шляпу и гладитъ его волосы).
   Карено. Потомъ я спустился въ библіотеку. Написалъ записку и получилъ книги. Вдругъ Аммануензисъ мнѣ говорить; "Тутъ приходили и спрашивали вашъ адресъ". Я спрашиваю -- "Кто?" А онъ отвѣчаетъ -- "Профессоръ Тиллингъ". (Смотритъ на нее).
   Эл. Карено. Ахъ!
   Карено. Да, невѣроятно! Теперь они всѣ волнуются.
   Эл. Карено. Мнѣ страшно не за тебя, Иваръ.
   Карено. За меня тебѣ нечего бояться. Нѣтъ человѣка, который бы могъ меня погубить.
   Эл. Карено. Но если всѣ на тебя набросятся!
   Карено. Теперь какъ разъ наоборотъ. Это я на всѣхъ бросаюсь.
   Эл. Карено. Но вѣдь это одно и то же!
   Карено. Нѣтъ. Погубить меня могутъ только долги. (Встаетъ и безпокойно ходитъ взадъ и впередъ по дорожкѣ). Если я не получу скоро аванса, то они каждую минуту будутъ имѣть возможность притти и все описать. Они снимутъ крышу съ нашего дома.
   Эл. Карено. Вещей, которыя оставлены намъ отцомъ и матерью, они не возьмутъ.
   Карено. Надѣюсь, до этого не дойдетъ.
   Эл. Карено. А если и дойдетъ?
   Карено. Если они придутъ, то возьмутъ, вѣроятно, все, что найдутъ.
   Эл. Карено. Это мы посмотримъ! Ты думаешь, и подсвѣчники?
   Карено. Вѣдь они серебряные, Элина. Ихъ они возьмутъ прежде всего.
   Эл. Карено. Ну это мы посмотримъ!
   Карено. Но милая, какъ же ты этому помѣшаешь?
   Эл. Карено. (Мѣняя тонъ). Да, ты правъ; какъ этому помѣшать... Я хотѣла сказать, какъ ты думаешь, зачѣмъ спрашивалъ твой адресъ профессоръ Тиллингъ?
   Карено. Не знаю. Мнѣ это все равно. Можетъ быть, онъ мнѣ пришлетъ маленькое любовное письмо. Они обыкновенно всегда такъ начинаютъ свои аттаки. (Останавливается). Одно я могу тебѣ сказать, Элина: не спроста сидитъ Тиллингъ въ библіотекѣ, читаетъ мое сочиненіе, дѣлаетъ свои замѣтки, а потомъ спраши ваетъ мой адресъ.
   Эл. Карено. Правда? И я тоже думала.
   Карено. Въ этомъ ты можешь быть увѣрена. Потому что профессору Тиллингу совсѣмъ не нужны свѣдѣнія обо мнѣ, о такой одинокой птицѣ, какъ я.
   Эл. Карено. О такой одинокой птицѣ? О такомъ одинокомъ орлѣ, какъ ты.
   Карено. (Смѣясь). Ну, положимъ, не совсѣмъ орелъ. Но...
   Эл. Карено. Но ты же не голубь.
   Карено. (Молчитъ).
   Эл. Карено. И не воронъ.
   Карено. (Молчитъ).
   Эл. Карено. И коршуномъ тебя нельзя назвать. А?
   Карено. Я не понимаю, зачѣмъ ты перечисляешь всѣхъ этихъ птицъ.
   Эл. Карено. Ты опять думаешь, что я сказала глупость. Но ты не правъ.
   Карено. (Надѣваетъ шляпу). Ну, для этихъ разговоровъ у меня нѣтъ времени. Надо итти работать. Я хочу сегодня прежде, чѣмъ отдать рукопись, написать еще одну главу. Тогда начну послѣднюю четверть... Да, тебѣ кланяется Ервенъ. Онъ сказалъ, что придетъ сегодня вечеромъ къ намъ.
   Эл. Карено. Да?
   Карено. И приведетъ Бондезена. Я просилъ его, чтобы онъ привелъ свою невѣсту. Наконецъ-то мы ее увидимъ.
   Эл. Карено. Эндрезенъ? Это тотъ, который измѣнилъ своей партіи?
   Карено. Бондезенъ. Да, говорятъ. Я его мало знаю; встрѣчалъ два-три раза вмѣстѣ съ Ервеномъ. (Встаетъ).
   Эл. Карено. Когда ты думаешь получить письмо, Иваръ?
   Карено. Какое письмо?
   Эл. Карено. Письмо отъ профессора.
   Карено. Но, милая... Я даже не увѣренъ, что онъ мнѣ напишетъ.
   Эл. Карено. Можетъ быть, онъ придетъ самъ?
   Карено. Нѣтъ, Элина.
   Эл. Карено. (Робко). Развѣ это не можетъ быть?
   Карено. Нѣтъ, нѣтъ. Это не можетъ быть. Съ какой стати профессоръ Тиллингъ придетъ сюда?
   Эл. Карено. Можетъ быть, онъ живетъ даже не на этой улицѣ.
   Карено. Нѣтъ, онъ живетъ здѣсь, выше. (Пожимаетъ плечами). Пусть себѣ живетъ тамъ, гдѣ хочетъ. Я долженъ работать. (Идетъ задумчиво по саду, потомъ возвращается). А если я не получу аванса, сколько времени мы сможемъ просуществовать. Есть ли у насъ запасъ провизіи?
   Эл. Кapeно. (Беретъ маленькую корзину и хочетъ итти за мужемъ). На нѣкоторое время хватитъ. (Опять ставитъ корзину на землю).
   Карено. Да, а есть ли у насъ?.. (Полный надеждъ). Видишь ли, Элина, опредѣленнаго обѣщанія онъ мнѣ не далъ, онъ только сказалъ: "Принесите рукопись", но сказалъ это такимъ увѣреннымъ, обѣщающимъ тономъ. Онъ не отказалъ. Завтра я пойду къ нему съ рукописью.
   Эл. Карено. Конечно, пойди.
   Карено. Во всякомъ случаѣ, если я постараюсь, намъ не придется ждать цѣлую вѣчность нашего спасенія. Въ тотъ день, когда я кончу свою книгу, у насъ будутъ деньги. Это ясно. Вопросъ только времени. Ахъ, эта опись имущества!
   Эл. Карено. (Что-то шепчетъ).
   Карено. Что?
   Эл. Карено. Ахъ, ничего! Я не знаю, надо ли это говорить.
   Карено. Если ты хочешь убѣдить меня обратиться къ твоимъ родителямъ, то лучше не дѣлай этого.
   Эл. Карено. Мнѣ кажется, они самые намъ близкіе; къ нимъ-то можно обратиться.
   Карено. Я тебѣ уже тысячу разъ говорилъ. Они не помогутъ мнѣ безкорыстно, они станутъ меня уговаривать, но я не уступлю имъ. Они богатые, богобоязненные крестьяне, и меня они не понимаютъ. Я не хочу этимъ сказать ничего дурного; они хорошіе люди, они молятся за меня. Я никогда еще ничего подобнаго не видѣлъ; они молятся, чтобъ мнѣ жилось лучше, чтобы я сталъ со временемъ профессоромъ. Отвѣчать на это я ничѣмъ не могу. Я не смѣюсь надъ ними, Элина, я просто знаю, что не могу пожертвовать для нихъ ни однимъ своимъ словомъ.
   Эл. Кapeно. Но ты могъ бы поручить мнѣ поговорить съ родителями. Тебя и не должно все это касаться.
   Карено. (Изумленно, ласково). Элина, ты такая добрая. Господи, какая ты добрая. Но я увѣренъ, что ты и сама не знаешь, чему этимъ меня подвергаешь. Вѣдь каждый разъ, когда ты возвращалась отъ своихъ родителей, ты должна была мнѣ говорить: "Закрой глаза, Иваръ. Я принесла изъ дому подарки".
   Эл Карено. (Молчитъ).
   Кapeно. (Беретъ ее за руку, смотритъ на нее. Они начинаютъ медленно ходить взадъ и впередъ).
   Эл. Карено. Я въ первый разъ слышу, чтобы нуждающійся отказывался отъ помощи.
   Карено. (Отпускаетъ ея руку, убѣдительно). Никто не долженъ меня поработить, никто, Элина. Я не позволю ни соблазнить себя, ни купить. Во мнѣ течетъ кровь маленькаго упрямаго народа; я не изъ здѣшней страны, мой предокъ былъ финнъ, меня зовутъ Иваръ Карено. (Небольшая пауза).
   Эл. Карено. А опись имущества?
   Карено. Да, эта опись! (Вздрагиваетъ; калитка открывается и захлопывается). Что это?
   Ингеборгъ. (Входитъ поспѣшно).
   Карено. (Облегченно). Ахъ, это Ингеборгъ!
   Эл. Карено. (Бросаетъ на него недовѣрчивый взглядъ). Да, Ингеборгъ! Только я не понимаю, почему надо этому радоваться.
   Карено. Радоваться?... Нѣтъ... я боялся, что это пришли тѣ, другіе... Милая Ингеборгъ, вѣдь ты не опишешь насъ, правда? Не снимешь крыши съ нашего дома? Дай Богъ тебѣ счастья. Я совсѣмъ развеселился.
   Ингеборгъ. (Удивленно). Я ходила по порученію барыни.
   Кapeно. Можешь себѣ представить, эта маленькая радость очень хорошо на меня подѣйствовала. Я долженъ тебѣ сказать, Элина, что, въ сущности, намъ нечего жаловаться. Нужно быть философомъ; не надо слишкомъ твердо сидѣть на одномъ мѣстѣ, и въ жизни не должно быть всегда слишкомъ хорошо. Надо быть иногда въ затруднительномъ положеніи, для того, чтобы искать исхода. Пусть выгоняютъ насъ на улицу.
   Эл. Карено. (Молчитъ).
   Карено. Кромѣ того, вѣдь это вопросъ времени; раньше или позже, но намъ будетъ лучше. Слава Богу, я еще несмотря на все, могу работать. Я имъ это докажу. (Уходитъ).
   Ингеборгъ, (которая все время хотѣла что то сказать). Да, онъ придетъ.
   Эл. Карено. Тсс!
   Кapeно. (Оборачивается). Кто придетъ?
   Эл. Карено. Ахъ, къ тебѣ никто!
   Карено. Да, ко мнѣ никто! (Уходитъ въ домъ черезъ дверь на верандѣ).
   Эл. Карено. Онъ придетъ?
   Ингеборгъ. Онъ сказалъ, что придетъ завтра.
   Эл. Карено. Хорошо.
   Ингеборгъ. (Хочетъ итти).
   Эл. Карено. А корзинки взять съ собой ты не можешь? Ты ничего не видишь. Богъ знаетъ, куда ты все время смотришь.
   Йнгеборгъ. (Не понимая, смотритъ на нее, беретъ корзинку и идетъ чернымъ ходомъ въ домъ).
   Эл. Карено. (Кричитъ ей вслѣдъ). Баринъ ничего не долженъ знать о томъ, гдѣ ты была. Поняла?
   Карено. (Возвращается съ книгами, бумагой и письменными принадлежностями). Гдѣ Ингеборгъ?
   Эл. Карено. Тебѣ ея недостаетъ?
   Карено. Я только хотѣлъ попросить ее заправить къ вечеру лампу. Я замѣтилъ, что она пуста.
   Эл. Карено. А мнѣ ты такихъ важныхъ вещей не довѣряешь?
   Карено. Милая, хорошая, если ты хочешь сама, то это, конечно, еще лучше. По крайней мѣрѣ, мои бумаги не будутъ разбросаны.
   Эл. Карено. Очень странно, что ты всегда и прежде всего спрашиваешь объ Ингеборгъ. Когда меня нѣтъ, ты, навѣрное, обо мнѣ никогда не спрашиваешь.
   Карено. Что? Я не спрашиваю? (Смѣется). Ты думаешь, это можетъ быть?
   Эл. Карено. Мнѣ такъ кажется.
   Карено. Но ты никуда не уходишь. Ты или въ комнатѣ, или въ кухнѣ, а тамъ я всегда могу тебя найти. Сидя возлѣ тебя, я знаю, гдѣ ты, знаю, что ты всегда со мной.
   Эл. Карено. Ты не долженъ быть въ этомъ слишкомъ увѣренъ,
   Карено. Что ты говоришь? Я не долженъ быть увѣренъ въ томъ, что ты всегда со мной?
   Эл. Карено. (Мѣняя тонъ, принужденно смѣясь). Ты не долженъ быть слишкомъ увѣренъ въ томъ, что всегда знаешь, гдѣ я.
   Карено. (Смѣется). Ахъ, вотъ что. Ты хочешь перемѣнить жизнь? Перестать быть домосѣдкой? Хочешь бывать въ обществѣ?
   Эл. Карено. (Молчитъ).
   Карено. (Раскладывая свои бумаги на столѣ). Вотъ ты о чемъ думаешь, Элина. А я думаю о своей работѣ. (Горячо). О, сегодня я напишу великолѣпную главу. (Закуриваетъ трубку и беретъ перо. Слышно, какъ отворяется калитка).
   Карено. Ахъ, Элина, посмотри, кто это.
   Эл. Карено. Чужой господинъ. (Профессоръ Тиллингъ, 60 лѣтъ, сѣдой, въ большой сѣрой войлочной шляпѣ, съ толстой тростью и пенснэ на шнуркѣ, входитъ медленно въ садъ. Останавливается и смотритъ на дверь на верандѣ, но замѣтивъ Карено и его жену, подходитъ къ столу),
   Карено. (Встаетъ). Профессоръ...
   Эл. Карено. (Тихо). Кто это, Иваръ?
   Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Эл. Карено. Кто это? Ты не слышишь? Ахъ, ты невозможенъ!
   Профессоръ. (Кланяется). Добрый день, милѣйшій Карено. Простите, что я такъ къ вамъ. (Кланяется его женѣ, которая отходитъ къ двери и оттуда слушаетъ ихъ разговоръ). Безъ церемоній. (Протягиваетъ ему руку). Я тоже живу здѣсь недалеко. Проходилъ мимо и захотѣлось къ вамъ зайти.
   Карено. (Снявъ шляпу). Можетъ быть, господинъ профессоръ пожелаетъ войти въ домъ?
   Профессоръ. О, нѣтъ, благодарю, зачѣмъ? Позвольте мнѣ присѣсть здѣсь; у меня всего нѣсколько минутъ свободнаго времени. (Садится на скамейку, все время держитъ палку подъ мышкой, осматривается). У васъ садъ, г-нъ Карено? Вы здѣсь работаете?
   Карено. Да, иногда.
   И рофе ссоръ. Вы, конечно, очень много работаете; теперь вы уже не такой краснощекій, какъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, Я васъ хорошо помню, когда вы посѣщали мои лекціи.
   Карено. Я и до сихъ поръ хожу на ваши лекціи. Такъ часто, какъ только могу.
   Профессоръ. Да, правда? А я съ большимъ интересомъ слѣжу за вашей работой. Вѣдь вы отчасти мой ученикъ. У меня есть два ученика, за которыми я слѣжу съ интересомъ,-- это вы и Ервенъ. Вѣдь вы знаете Ервена?
   Карено. Да. Я его очень хорошо знаю.
   Профессоръ. За послѣднее время вы, несомнѣнно, имѣли на него вліяніе. На немъ замѣтенъ, то есть, замѣчался до настоящаго времени, налетъ вашей смѣлости, хотя онъ и далекъ отъ широты вашего умственнаго кругозора. Однако, несмотря на это, его докторская диссертація очень добросовѣстный трудъ.
   Карено. Я ея еще не читалъ.
   Профессоръ. Она будетъ теперь напечатана. Факультетъ, разумѣется, сразу же ее принялъ. Въ этой работѣ есть чувство мѣры, она написана спокойно. Его едва можно узнать. Настоящій переворотъ.
   Кapeно. Переворотъ?
   Профессоръ. Да, мнѣ кажется, это можно такъ назвать. Полный переворотъ въ сравненіи съ прошлымъ. (Смѣется). Вѣдь Ервенъ былъ не изъ благоразумныхъ. Теперь онъ, кажется, одумался. О, Ервенъ этимъ чего-нибудь достигнетъ: черезъ нѣсколько дней онъ будетъ докторомъ, а потомъ стипендіатомъ. И вамъ, Карено, не мѣшало бы подумать о стипендіи. Почему же вы не сядете? (Подвигается на скамейкѣ). Здѣсь мѣста хватитъ и на двоихъ.
   Карено. (Кланяется, садится на край стола, и кладетъ шляпу рядомъ съ собой).
   Профессоръ, Я читалъ ваше послѣднее сочиненіе. И долженъ сознаться, что очень цѣню вашъ талантъ. Я показалъ сегодня вашу работу профессору Ваалю и сказалъ: "Со временемъ онъ будетъ нашимъ коллегой ".
   Кapeно. (Дѣлаетъ движеніе.)
   Профессоръ. Да, вы этого достойны; ваши способности должны быть оцѣнены. Я, конечно, не солидаренъ съ вами во многихъ вашихъ нападкахъ на Стюарта Милля и (смѣется) на меня. Вы, кажется, немножко насъ не поняли. Это случается.
   Кapeно. Я занимался этой работой въ свободные часы. Она не должна считаться законченной.
   Профессоръ. Я это понимаю. (Осматривается). Въ самомъ дѣлѣ, у васъ здѣсь хорошо и уютно. Что это тамъ? (Показываетъ.) Тамъ на деревѣ? (Встаетъ и идетъ туда).
   Кapeно. Это остатки ракетъ. Сожженный фейерверкъ. Осталось отъ прежняго жильца. Послѣ него все это такъ и осталось неубраннымъ.
   Профессоръ. А кто здѣсь жилъ?
   Кapeно. Поэтъ Иргенсъ.
   Профессоръ. Какъ много красоты въ такомъ искусственномъ свѣтѣ. Столько красокъ! (Возвращается къ скамейкѣ и садится). Гмъ. Вы не обидитесь, если я, будучи старше васъ, дамъ вамъ парочку добрыхъ совѣтовъ. Если бы въ молодости какой-нибудь опытный человѣкъ оказалъ мнѣ немного помощи, она очень бы мнѣ пригодилась; но помощь пришла только тогда, когда я уже сбился съ пути. Такъ бываетъ въ большинствѣ случаевъ. Вотъ я и надумалъ нанести вамъ маленькій визитъ. (Смотритъ на часы.) Самый коротенькій. Будетъ очень жаль, если на ваши способности не обратятъ вниманія, и, мнѣ кажется, что, если вамъ не повезетъ, часть отвѣтственности упадетъ на меня.
   Кapeно. Со стороны г-на профессора было очень любезно вспомнить обо мнѣ.
   Профессоръ. Видите ли, Карено, у меня есть,-- не буду говорить высокое положеніе, я очень далекъ отъ этого -- но все-таки извѣстное положеніе, я пользуюсь уваженіемъ. Въ лагерѣ моихъ противниковъ ко мнѣ относятся не вполнѣ справедливо; я либераленъ и современенъ. Я ученикъ свободныхъ англійскихъ мыслителей, а многимъ это кажется ужасно радикальнымъ. Но въ общемъ, я все же имѣю маленькое имя и маленькое положеніе; мнѣ кланяются на улицѣ, и не всегда пропускаютъ мимо ушей мое мнѣніе; тамъ, за границей, я теперь тоже не совсѣмъ неизвѣстенъ.-- Но было время, когда все это было иначе; я тоже былъ когда-то молодъ; когда я былъ въ вашихъ лѣтахъ, я хотѣлъ дѣлать тоже, что дѣлаете теперь вы; прежде всего я хотѣлъ на что-нибудь нападать. (Смѣется). Я нападалъ даже на классиковъ. Теперь я смѣюсь надъ этимъ, а тогда я дѣйствительно думалъ, что эти старые писатели не вполнѣ заслужили свою славу. Незрѣлая молодость,-- вотъ что. Сколько, вы думаете, мнѣ было тогда лѣтъ?
   Карено. (Хочетъ отвѣчать).
   Профессоръ. Двадцать девять. Можете сами судить. Я почти склонялся къ тому мнѣнію, что классиковъ, ни какъ поэтовъ, ни какъ представителей культуры, не слѣдуетъ печатать въ наше время, позднѣе, слава Богу, я сумѣлъ лучше разглядѣть ихъ величину. Я говорилъ: эти старые писатели были хороши для своего времени, но ихъ произведенія,-- говорилъ я,-- въ смыслѣ художественности, и ихъ трудоспособность,-- въ смыслѣ духовнаго откровенія,-- все это далеко превзошли современные писатели. Въ то время я былъ слѣпъ для того, чтобы видѣть вѣчную недосягаемость классическихъ авторовъ. А что они сдѣлали для движенія культуры?-- говорилъ я.-- Ученіе Аристотеля о клопѣ, который, будто бы, происходитъ изъ пота животныхъ мнѣніе Виргилія, что пчелы зародились во внутренностяхъ гніющихъ животныхъ; мнѣніе Гомера, что больные люди одержимы демонами; выдумка Плинія -- лечить пьяницъ совиными яйцами,-- все это и многое другое казалось мнѣ смѣшнымъ, ужасно смѣшнымъ. Конечно, теперь я бы написалъ совсѣмъ наоборотъ, и именно за это-то я и хвалилъ бы классиковъ; именно поэтому-то они и классики; теперь я смотрю глубже, чѣмъ тогда. Не знаю, знакомы ли вы съ этимъ моимъ сочиненіемъ, однимъ изъ первыхъ моихъ сочиненій.
   Кapeно. Конечно.
   Профессоръ. Юношеская работа. Я говорю о ней только какъ о примѣрѣ, что и я переживалъ незрѣлые годы, и я важничалъ. (Смѣется). Я ясно помню, какъ я показалъ свою книгу профессору Ваалю; мы оба были тогда молоды. "Ты критикуешь классиковъ", сказалъ онъ мнѣ и, перелиставъ книгу, добавилъ; "Знаешь, Тиллингъ, кого ты осмѣялъ?" "Нѣтъ" -- отвѣчалъ я. "Никого" -- сказалъ онъ. (Смѣется). Я очень хорошо помню, что онъ такъ именно и сказалъ. Ахъ да, это было такъ давно... Вы, Карено, теперь въ такомъ же положеніи, какъ я тогда. Простите, что я такъ откровенно говорю; мы, мыслители, можемъ говорить другъ съ другомъ съ глазу на глазъ откровенно, не правда ли? Надѣньте же шляпу, милый Карено.
   Карено. (Надѣваетъ шляпу).
   Профессоръ. Я совсѣмъ не замѣтилъ, что вы сидѣли безъ шляпы. Да, вы теперь переживаете ту же пору, что я тогда,-- только вы болѣе рѣзки въ своихъ мнѣніяхъ и выраженіяхъ. Вы имѣете, конечно, полное право бросить мнѣ въ лицо, что я поступалъ тогда такъ же, какъ вы теперь; но вы не можете не согласиться, что въ нападкахъ на величайшихъ современныхъ мыслителей гораздо больше,-- какъ бы это сказать,-- ну, скажемъ, незрѣлости, чѣмъ въ нападкахъ на классиковъ. Критика, которую вы написали на меня, нисколько мнѣ не мѣшаетъ видѣть и признавать ваши большія способности. Но, когда вы обновителей нашего мышленія, Спенсера и Милля... когда вы доказываете, что они не что иное, какъ самые ординарные умы, тогда я перестаю даже уважать вашъ трудъ, несмотря на все мое сочувствіе къ вамъ.
   Кapeно. (Заикаясь). Простите, г-нъ профессоръ, я не говорилъ, что оба эти англичанина ординарные умы, это недоразумѣніе. Я говорилъ о нихъ, какъ о серьезныхъ ученыхъ, достойныхъ уваженія, которые собрали множество фактовъ и систематизировали...
   Профессоръ. Это одно и то же.
   Кapeно. Я хотѣлъ показать разницу между понятіями "мочь" и "знать", между сильными, неустающими отъ заучиванія головами и мыслителями, пророками.
   Профессоръ. Послушайте, я настолько либераленъ, насколько это возможно, я люблю юношество, потому что самъ былъ юнъ. Но молодежь не должна переступать извѣстныхъ границъ. Нѣтъ, этого она не должна. Долженъ быть одинъ извѣстный предѣлъ. Да, и къ чему все это, собственно говоря? Тотъ, на кого нападаютъ, остается стоять непоколебимо, а нападающій вредитъ только самому себѣ.
   Кapeно. Но, г-нъ профессоръ, вы забываете, что съ такими воззрѣніями...
   Профессоръ. Выслушайте меня до конца, Карено. Какъ это ни обыденно, но вы должны себѣ сказать, что это такъ. Придетъ день, когда вы поймете, что я правъ. Современная англійская философія не только, какъ вы говорите, "чудовищная горная цѣпь школьныхъ знаній",-- весь міръ ею живетъ, и всѣ мыслители въ нее вѣрятъ. Суть философіи вовсе не въ томъ, чтобы говорить какъ можно больше остроумныхъ вещей, и съ философіей абсолютно не совмѣстимы грубость и неумѣстныя остроты. Бросьте писать всѣ эти трактаты, Карено. Совѣтую вамъ подождать, дать созрѣть вашимъ взглядамъ. Вмѣстѣ со старостью приходитъ и мудрость.
   Карено. Мнѣ казалось, что если не высказать всего этого въ молодости, то оно такъ и останется невысказаннымъ.
   Профессоръ. Вы думаете?
   Карено. Да, потому что старость ведетъ за собой полсотни пережитыхъ лѣтъ, осторожность, старческое міровоззрѣніе...
   Профессоръ. Ну, и оставьте все это невысказаннымъ. (Смѣясь). Все это останется невысказаннымъ, а міръ все-таки будетъ существовать. Или, можетъ быть, вы серьезно думаете, что человѣчество заволнуется и будетъ вздыхать надъ вашимъ послѣднимъ трактатомъ?
   Карено, (Дѣлаетъ движеніе).
   Профессоръ. Вы сами увидите, если подумаете (ищетъ въ карманѣ), что этого не будетъ. Я кое-что выписалъ изъ вашей... изъ вашей... Мнѣ было бы интересно узнать, серьезно ли вы все это написали. (Вынимаетъ нѣсколько записочекъ). Вотъ они. (Ищетъ пенснэ) Вы критикуете англичанъ за ихъ гуманность, за ихъ, какъ вы выражаетесь, "такъ называемую гуманность"; вы осуждаете современное сочувственное отношеніе къ рабочимъ, находите его абсурднымъ. (Читаетъ). "Въ связи съ этимъ"... (Опять ищетъ пенснэ). У меня было... не потерялъ же я...
   Карено. Ваше пенснэ? Позвольте.... вотъ оно. (Находитъ пенснэ на груди у профессора).
   Профессоръ. Ахъ.... благодарю васъ, благодарю. (Читаетъ). "Въ связи съ этимъ, надо указать еще на другой фактъ, на современное сочувственное отношеніе къ рабочимъ, которое въ настоящее время замѣнило распространенный въ нѣкоторыхъ странахъ въ первой половинѣ настоящаго столѣтія культъ крестьянства. Ни одно правительство, ни одинъ парламентъ, ни одна газета не пропускаетъ случая"... Гм! (Пропускаетъ нѣсколько строкъ). "И нашъ собственный либеральный профессоръ Гиллингъ потратилъ много силъ и таланта на то, чтобы защищать рабочее дѣло". (Пропускаетъ). "Рабочіе потеряли всякое значеніе не только какъ двигательная сила, но и какъ необходимое общественное сословіе. Что же дѣлаютъ правительства, парламенты и газеты?" (Пропускаетъ). Да, вотъ это мѣсто. (Повысивъ голосъ). "Когда они были рабами",-- дѣло идетъ о рабочихъ, а вы называете ихъ рабами,-- "когда они были рабами, у нихъ были свои обязанности, они работали. Теперь же вмѣсто нихъ работаютъ машины, съ помощью пара, электричества, воды и вѣтра, и вслѣдствіе этого рабочіе становятся все болѣе лишними на землѣ. Изъ раба вышелъ рабочій, изъ рабочаго -- паразитъ, который въ настоящее время участвуетъ въ міровой жизни безъ всякой задачи. И этихъ лицъ, которыя перестали быть даже "нужными" людьми, государство старается сорганизовать въ политическую партію. Вамъ, господа, толкующимъ о гуманности, не слѣдовало бы нѣжничать съ рабочими; вы должны охранять насъ, остальныхъ людей, отъ нихъ, предупреждать ихъ размноженіе, вамъ слѣдовало бы ихъ истреблять"... Подобное этому вы развиваете и дальше. (Смотритъ на него поверхъ пенснэ). И это, дѣйствительно, ваше убѣжденіе?
   Карено. Да.
   Профессоръ. Такъ это ваше убѣжденіе? Вы рекомендуете установить самыя высокія пошлины на хлѣбъ, чтобы защитить крестьянина, который, по вашему, долженъ жить, и чтобы заставить голодать рабочаго, который, по вашему, долженъ умереть. (Снимаетъ пенснэ). Развѣ вы не читали, что мы всѣ писали по этому поводу?
   Кapeно. (Хочетъ отвѣчать).
   Профессоръ. Однихъ своихъ собственныхъ трудовъ, крупныхъ и мелкихъ, я бы могъ прислать вамъ шесть.
   Кapeно. Я ихъ читалъ,
   Профессоръ. Вы ихъ читали?
   Кapeно. Да.
   Профессоръ. Это почти невѣроятно. Право, невѣроятно. (Указываетъ на бумаги). Когда я все это прочиталъ, то сказалъ себѣ: "и это могъ написать мой ученикъ!" Да, я такъ сказалъ потому, что мнѣ было тяжело все это видѣть. (Мѣняя тонъ). Конечно, можно дойти и до этого; конечно, этому ничто не мѣшаетъ. Но вы, Карено, слишкомъ корректный человѣкъ для этого. Я понимаю,-- вы не избалованы вниманіемъ; какъ только вы что-нибудь выпускали на свѣтъ, надъ вами сейчасъ же издѣвались, поднимали васъ на смѣхъ, лишая того вниманія, котораго вы заслуживаете. Вы говорили стѣнамъ. Поэтому вы и научились говорить слишкомъ громко, употреблять слишкомъ рѣзкія слова и заходить слишкомъ далеко. Я это вполнѣ понимаю.
   Карено. Г-нъ профессоръ, можетъ быть, и правъ, что все это имѣло на меня вліяніе; не знаю. Но все-таки...
   Профессоръ. Не правда ли? Маленькое вліяніе это во всякомъ случаѣ имѣло? Я имѣю основаніе такъ думать. Сочувствіе, котораго не достаетъ, можно такъ легко заслужить. Это въ высокой степени зависитъ отъ самого себя... Почему бы вамъ и не найти слушателей и читателей? Я смѣю думать, что если и вы рѣшите подождать нападать на что бы то ни было года два, то, по истеченіи этого времени, вамъ и не захочется нападать, и тогда вы найдете все то сочувствіе къ вашимъ мирнымъ изслѣдованіямъ, котораго вы ищете.
   Карено. Г-нъ профессоръ, конечно, не думаетъ...
   Профессоръ. Я вамъ объясняю, что я думаю. Простите, если я васъ прервалъ, но у меня очень мало времени. (Смотритъ на свои часы). Ну, нѣсколько минутъ все-таки еще осталось... Видите ли, я не запрещаю людямъ имѣть свои убѣжденія. Это не гармонировало бы съ моимъ міровоззрѣніемъ. Но убѣжденіе убѣжденію рознь. Одно дѣло -- быть молодымъ и позволять своему темпераменту властвовать надъ собой, другое -- давать созрѣть въ себѣ каждой своей мысли до полной въ ней увѣренности. Я васъ прошу объ этомъ подумать. Мы съ вами еще, конечно, встрѣтимся. Если вы захотите меня навѣстить, я буду сердечно радъ. Я встрѣчаюсь съ вами съ большимъ удовольствіемъ. (Собираетъ бумаги и прячетъ ихъ).
   Карено. (Встаетъ.)
   Профессоръ. (Протягиваетъ ему черезъ столъ руку). Я съ большимъ удовольствіемъ съ вами встрѣчаюсь. Я жду многаго отъ васъ, Карено, и если вы будете дѣлать свое дѣло, дѣлать то, что вы должны, то... я, конечно, не могу говорить за другихъ такъ же, какъ за себя,-- то вы несомнѣнно можете ждать отъ насъ, вашихъ коллегъ, той поддержки, которую заслуживаете. (Встаетъ).
   Эл. Карено. (Скрывается въ двери на верандѣ).
   Профессоръ. (Указывая на рукописи, лежащія на столѣ). Вы заняты теперь большой работой?
   Карено. Я работаю надъ послѣдней главой.
   Профессоръ. А издатель у васъ есть? Или, быть можетъ, вы опять пошлете въ Германію?
   Карено. Нѣтъ, я надѣюсь отдать эту работу издателю г-на профессора.
   Профессоръ. (Удивленно). Да? Вы съ нимъ говорили?
   Кapeно. Да, онъ хотѣлъ просмотрѣть рукопись.
   Профессоръ. Такъ!.. (Думаетъ). Конечно, отнесите ему рукопись. Если я могу вамъ оказать какую-нибудь помощь, то я весь къ вашимъ услугамъ.
   Кapeно. (Сердечно). Это слишкомъ любезно. Но я былъ бы такъ благодаренъ г-ну профессору. Въ настоящее время я въ сильно затруднительномъ положеніи.
   Профессоръ. Я безусловно къ вашимъ услугамъ. И если бы понадобился маленькій авансъ, то мой издатель въ этомъ отношеніи очень coulant. Впрочемъ, простите, что я упомянулъ объ этомъ.
   Карено. Да, авансъ былъ бы очень кстати.
   Эл. Карено. (Снова появляется).
   Профессоръ. Но дѣло въ томъ, что вамъ придется все это немножко пересмотрѣть. Я совсѣмъ не знаю, что вы здѣсь написали, но на основаніи всего того, что мы другъ съ другомъ говорили, вы понимаете... Во всякомъ случаѣ, маленькій пересмотръ никогда не вреденъ. Ну, это уже ваше дѣло. Я предоставляю это на ваше усмотрѣніе. Вполнѣ на ваше. Я сдѣлаю все, что могу. (Оборачивается, и что-то ищетъ).
   Кapeно. Вы что-нибудь потеряли, г-нъ профессоръ?
   Профессоръ. У меня была палка.
   Карено. Она у г-на профессора въ рукѣ.
   Профессоръ. Да, совершенно вѣрно. (Оглядывается).
   Эл. Карено. (Исчезаетъ).
   Профессоръ. У васъ здѣсь необыкновенно тихій уголокъ. Нѣтъ шарманокъ, почти не слышно шума экипажей. (Идетъ.) Вы занимаете весь домъ?
   Карено. Да, до сихъ поръ занимали.
   Профессоръ. Вы думаете переѣзжать? (Останавливается у лѣстницы). Итакъ, будьте здоровы, г-нъ Карено. (Протягиваетъ ему руку). Простите за то, что помѣшалъ, но старику доставило удовольствіе навѣстить васъ.
   Карено. (Снимаетъ шляпу). Для меня это большая честь. Я очень вамъ благодаренъ, г-нъ профессоръ, за ваше дружественное отношеніе.
   Профессоръ. Какъ я уже сказалъ, возьмите вашу рукопись и еще разъ просмотрите ее. Выбросьте оттуда всѣ плевелы. Сдѣлайте это для меня. Я хочу вамъ добра и принимаю искреннее участіе въ вашемъ развитіи. (Оба уходятъ. Слышно, какъ профессоръ прощается еще разъ. Калитка отворяется и захлопывается. Карено медленно возвращается, его жена поспѣшно сходитъ съ веранды).
   Эл. Карено. Это профессоръ Гиллингъ!
   Карено. Да.
   Эл. Карено. Значитъ, я была права? Онъ пришелъ самъ?
   Карено. Да, что ты на это скажешь? Я и представить себѣ не могъ. Нѣтъ, а все, что онъ говорилъ!
   Эл. Карено. Я слышала почти все. Я не могла удержаться, Иваръ; онъ не видѣлъ, никто изъ васъ меня не видѣлъ. Я замѣчаю, Иваръ, что ты теперь доволенъ?
   Карено. (Улыбаясь). Ты замѣчаешь?
   Эл. Карено. Я слышала, какъ онъ называлъ и тебя и себя самого мыслителями...
   Карено. Да, онъ это сказалъ.
   Эл. Карено. И одинъ разъ онъ назвалъ тебя коллегой.
   Карено. Да, онъ все время былъ необыкновенно любезенъ.
   Эл. Карено. И теперь ты доволенъ, правда?
   Карено. Да, я не отрицаю, что все это произвело на меня впечатлѣніе. Удивительнѣе всего, что не какой-нибудь другой, а именно этотъ профессоръ сидѣлъ здѣсь и такъ со мною говорилъ. Если подумать, то это не такъ незначительно, какъ кажется.
   Эл. Карено. А ты, можетъ быть, думаешь, я не понимаю? (Прыгаетъ нѣсколько разъ). Нѣтъ, я совсѣмъ стала дикой и сумасшедшей. Я горжусь, что... (беретъ его руку). Мыслитель!.. Но теперь и я хочу что-то сдѣлать.
   Карено. Ты хочешь что-то сдѣлать?
   Эл. Карено. И знаешь ты, что? (Пристально смотритъ на него). Я хочу отказать Ингеборгъ.
   Карено. Что?
   Эл. Карено. Отказать Ингеборгъ.
   Карено. Это ты хочешь сдѣлать?
   Эл. Карено. Кажется, тебѣ непріятно? Ты совсѣмъ перемѣнился.
   Карено. Почему тебѣ пришло это въ голову?
   Эл. Карено. Я сама до этого додумалась. Она мнѣ мѣшаетъ. (Обнимаетъ его). Я хочу, чтобы во всемъ домѣ ты былъ только со мной, понимаешь? Никто не долженъ здѣсь быть, кромѣ меня и тебя.
   Карено. Это самая смѣшная изъ твоихъ причудъ.
   Эл. Карено. Если тебѣ такъ не хочется ее отпустить, то...
   Карено. Мнѣ не хочется?-- Но кто же будетъ работать? Ты объ этомъ подумала?
   Эл. Карено. Да, я буду работать. Такимъ образомъ, мы сбережемъ ея жалованіе. (Прижимается къ нему).
   Карено. Элина! (Освобождается и смотритъ на нее). Ты это говоришь серьезно, Элина! Какъ это мило. Господи, какъ бы я былъ тебѣ благодаренъ, если бы ты попробовала. Если не сможешь, то...
   Эл. Кapeно. Конечно, смогу.
   Карено. Только нѣкоторое время. Пока я не кончу свою работу. Потомъ мы можемъ снова ее взять.
   Эл. Карено. Лучше взять другую дѣвушку. Значитъ, ты ничего не имѣешь противъ разлуки съ Ингеборгъ?
   Карено. Нѣтъ, почему же я?-- Теперь ты, моя милая, ты будешь все дѣлать и мнѣ во всемъ тихо помогать.
   Эл. Карено. О, я вижу, ты доволенъ; ты очень рѣдко такъ говоришь! (Бросается ему на шею). У меня сейчасъ такое чувство, какъ будто я могла бы...
   Карено. Что съ тобой, Элина?
   Эл. Карено. (Отпускаетъ его). Фи, стыдись, Иваръ; ты подумалъ что-нибудь!..
   Карено. Я подумалъ? Нѣтъ, но...
   Эл. Карено. Все равно, даже если ты и подумалъ. (Прыгаетъ).
   Карено. Я радъ, что ты такая веселая. Послушай, что это за башмаки, въ которыхъ ты прыгаешь?
   Эл. Карено. Посмотри самъ.
   Карено. (Смотритъ). Туфли?
   Эл. Карено. Ты перестанешь?
   Карено. (Поднимаетъ подолъ ея платья). Конечно, туфли.
   Эл. Карено. (Оглядывается). А вдругъ тебя кто-нибудь увидитъ?
   Карено. (Не понимая), Меня увидитъ? Что жъ изъ этого?.. Знаешь, Элина, я думаю объ его словахъ, относительно издателя. Онъ сказалъ, что самъ поговоритъ съ нимъ.
   Эл. Карено. (Снимаетъ туфлю и ударяетъ ею его по щекѣ). Я покажу тебѣ, въ какихъ башмакахъ я прыгаю!
   Карено. Элина, оставь эти шутки.
   Эл. Карено. А я не оставлю!
   Карено. Ну, ну... Да, онъ сказалъ, что поговоритъ съ издателемъ.
   Эл Карено. (Мѣняя тонъ). Кто хотѣлъ поговорить съ издателемъ?
   Карено, Конечно, профессоръ. Развѣ ты не слыхала?
   Эл. Карено. Нѣтъ.
   Карено. Ты самаго главнаго не слыхала. Онъ хочетъ мнѣ помочь получить авансъ, по крайней мѣрѣ, онъ такъ сказалъ,
   Эл. Карено. Нѣтъ, правда? Этого я не слыхала. Онъ сказалъ, что тебѣ поможетъ?
   Карено. Да. А это все равно, что авансъ у меня уже въ рукахъ. Но, послѣ этого онъ сказалъ еще другое, самое главное... послѣднее, что онъ сказалъ.
   Эл. Карено. Что же это такое?
   Карено. Онъ сказалъ, что мнѣ придется немного пересмотрѣть мою книгу.
   Эл. Карено. Да, но это...
   Карено. Нѣтъ, Элина. Сдѣлать это будетъ очень трудно. Ну, не огорчайся такъ сразу. Онъ сказалъ это въ концѣ разговора, такъ, между прочимъ. Пересмотрѣть мою книгу, это значитъ ее переработать.
   Эл. Карено. Этого онъ не можетъ требовать.
   Карено. Онъ и не требовалъ. Онъ сказалъ,-- немного пересмотрѣть. Но моя книга въ такомъ состояніи, что это невозможно. Не думай, что я упрямъ и не хочу уступить, а главное не безпокойся, потому что, если даже профессоръ Гилдингъ не захочетъ мнѣ помочь, я все-таки получу авансъ.
   Эл. Карено. Да, но лучше позволь ему тебѣ помочь, позволь, Иваръ. Подумай только, если мы...
   Карено. Тсс, не говори этого. Неужели ты думаешь, что я самъ не думаю все время объ этой описи имущества? Мы могли бы остаться здѣсь. Въ этомъ тихомъ, старомъ, желтомъ домѣ.
   Эл. Карено. (Беретъ его за руку). Да. Мы вдвоемъ.
   Карено. Ахъ, Элина, дѣло не въ моемъ желаніи. Вѣрь мнѣ,
   Эл. Карено. Я вѣрю.
   Кapeно. (Обнимаетъ ее). Элина, ты такая добрая сегодня. Я такъ люблю тебя.
   Эл. Карено. Да, правда? Мнѣ больше ничего и не надо.
   Карено. А теперь иди. Мнѣ надо работать.
   Эл. Карено. Нѣтъ, еще одну минутку. Сначала повеселимся немножко. Вѣдь, кажется, все идетъ на ладъ.
   Карено. (Порывисто обнимаетъ ее). Послушай, иди. Я долженъ сегодня написать еще главу. (Онъ цѣлуетъ ее). Когда ты здѣсь, я теряю все самообладаніе. Иди, а то..
   Эл. Карено. А то?
   Карено. Больше я ничего не скажу.
   Эл. Карено. А то?
   Карено. А то я ничего не могу дѣлать, ты сама это знаешь.
   Эл. Карено. Скоро уже стемнѣетъ, Иваръ.
   Карено. Нѣтъ, пройдетъ еще часа два, пока стемнѣетъ.
   Эл. Карено. Да, часа два. Но работать ты не сможешь.
   Карено. Но я долженъ.
   Эл. Карено. Кромѣ того, становится холодно.
   Карено. (Не отвѣчая, начинаетъ приводить въ порядокъ свои бумаги).
   Эл. Карено. Иваръ, а лампу заправить?
   Карено. Да, пожалуйста.
   Эл. Карено. И не трогать твоихъ бумагъ!
   Карено. Да. Но почему же ты не идешь? Такихъ сумасшедшихъ я никогда не видѣлъ. (Ведетъ ее къ лѣстницѣ). Ну, маршъ наверхъ. (Отпускаетъ ее и возвращается къ столу).
   Эл. Карено. Иваръ, а я буду трогать твои бумаги.
   Карено. (Перелистываетъ рукопись и не отвѣчаетъ).
   Эл. Карено. Я все перерою тамъ наверху; я сейчасъ въ такомъ настроеніи. (Смѣясь). Приходи, и увидишь, что я надѣлаю. (Уходитъ и запираетъ дверь).
   Кapeно. (Закуриваетъ трубку, садится, беретъ перо и задумывается, Проходитъ разъ по дорожкѣ, опять садится, нѣсколько разъ просматриваетъ рукопись, и что-то записываетъ).
   Эл. Карено. (Изъ двери). Коллега! (Смѣется). Я веду себя очень дурно, коллега.
   Карено. (Протягиваетъ къ ней руку, дѣлаетъ знакъ уйти).
   Эл. Карено. (Уходитъ).
   Карено. (Вдругъ встаетъ). Нѣтъ! (Ходитъ опять по дорожкѣ). Нѣтъ, говорю я.
   Эл. Карено. (Выйдя изъ двери, тихо и нѣжно). Иваръ! Я только хотѣла сказать, что я тамъ ничего дурного не сдѣлала.
   Карено. (Несмотря на нее). Что? (Подходитъ рѣшительно къ столу и вычеркиваетъ то, что написалъ).
   Эл. Карено. Мнѣ такъ бы хотѣлось побыть съ тобою.
   Карено. (Смотритъ на нее, почти кричитъ). Элина! Изъ пересмотра, какъ я и думалъ, ничего не выходитъ.
   Эл. Карено. Изъ чего не выходитъ?
   Карено. Изъ пересмотра. Профессоръ не могъ думать, что я смогу это сдѣлать.
   Эл. Карено. Ты не можешь исправить рукопись?
   Карено. (Качаетъ головой). Что я написалъ, останется написаннымъ.
   Эл. Карено. Останется?
   Карено. И то, что я напишу съ этого часа, тоже останется.
   Эл. Карено. Но, Иваръ, ты только что сказалъ, что хочешь это сдѣлать?..
   Карено. Ты думаешь, я все не обдумалъ? Я предполагалъ, что это возможно. И я радовался, потому что тогда мы были бы спасены. Посмотри. (Показываетъ ей бумагу). Этими тремя строчками я опровергъ двадцать главъ моей книги. (Бросаетъ бумагу). Нѣтъ, въ этой комедіи я участвовать не буду.
   Эл. Кapeно. (Садится на скамью, грустно). Но ты думаешь, что авансъ все-таки получишь?
   Карено. Я не понимаю, какъ могъ профессоръ Тиллингъ сидѣть здѣсь и совѣтовать мнѣ пересмотрѣть мою работу?
   Эл. Карено. Ему, вѣроятно, стало насъ жаль, и онъ хотѣлъ намъ помочь.
   Карено. Это то же самое, что приказать мнѣ написать совсѣмъ другое, чѣмъ я думаю.
   Эл. Карено. Да, да, профессоръ хотѣлъ тебѣ добра. Онъ самъ это сказалъ.
   Карено. (Смотритъ на нее). Ты опять загрустила, Элина?
   Эл. Карено. (Молчитъ.)
   Карено. Пока еще ничто не потеряно. Завтра рано утромъ я отнесу рукопись.
   Эл. Карено. Ты увидишь, что все это доведетъ насъ до описи имущества.
   Карено. Нѣтъ. Есть много надеждъ, что мы избавимся отъ нея.
   Эл. Карено. (Печально.) Развѣ только это одно. Нѣтъ. Все вмѣстѣ, все вмѣстѣ ведетъ къ одному. Мы совсѣмъ нищіе. Посмотри хотя бы только на то, какъ ты одѣтъ.
   Карено. Одѣтъ? Что ты, Элина! У меня вѣдь есть еще одно платье. Очень хорошее платье.
   Эл. Карено. Значитъ, ты намѣренъ... Ты будешь продолжать писать такъ же, какъ писалъ до сихъ поръ?
   Карено. Да, такъ же, какъ до сихъ поръ.
   Эл. Карено. И противъ профессора Тиллинга?
   Карено. Противъ профессора Гиллинга и всѣхъ другихъ. Вѣроятно, когда-нибудь кто-нибудь да будетъ меня читать.
   Эл. Карено. Да, когда-нибудь, конечно.
   Карено. Помочь этому нѣтъ средствъ, Элина. Не стоитъ тратить понапрасну словъ, они не помогутъ.
   Эл. Карено. А я думала, что становится немного свѣтлѣе. Я была такъ рада, что я... А все будетъ опять, какъ прежде. (Закрываетъ лицо руками).
   Карено. Элина, ты должна сдѣлать то, что я тебѣ уже разъ предлагалъ. Тебѣ надо на нѣкоторое время, пока не пройдетъ кризисъ, поѣхать къ себѣ домой.
   Эл. Карено. (Опять встаетъ.) Ты опять мнѣ это предлагаешь? Удивительно, какъ тебѣ хочется отъ меня избавиться. Можетъ быть, у тебя есть для этого какая-нибудь тайная причина?
   Карено, Тайная причина?
   Эл. Карено. Я не знаю. Но ты знай, что домой я не поѣду.
   Карено. Хорошо, хорошо. Ничего не подѣлаешь... Сегодня весь день пропалъ; я могъ бы теперь уже столько сдѣлать. Но глаза должна быть окончена. (Садится и приготовляется къ работѣ).
   Эл. Карено. (Подходитъ къ нему).Я понимаю, что все это значитъ. Ты меня больше не любишь, Иваръ. Въ этомъ все дѣло. Ты только что сказалъ, что любишь меня, а я скажу тебѣ, что это неправда. Я замѣчаю это и въ большомъ и въ маломъ и не только съ сегодняшняго дня. Для меня ты ничего не хочешь сдѣлать, даже самаго маленькаго; ты не безпокоишься о томъ, что у меня на душѣ; ты все только пишешь, а намъ живется все хуже и хуже. И въ довершеніе всего, ты хочешь еще послать меня къ родителямъ.
   Карено. (Вставъ), Мнѣ кажется, ты сошла съ ума. Я тебя не люблю?
   Эл. Карено. Да, ты меня не любишь. Иначе ты бы не былъ такимъ. Но, будь покоенъ, Иваръ, потому что нельзя быть увѣреннымъ, что я всегда буду съ тобою. (Идетъ).
   Карено. Сегодня ты уже второй разъ шутишь этимъ, Элина. На что ты намекаешь?
   Эл. Карено. (На лѣстницѣ). Увидишь. (Уходитъ и закрываетъ дверь).
   Карено. (Смотритъ нѣкоторое время вслѣдъ. Садится, беретъ перо).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Комната Карено. Сзади дверь на улицу; надъ этой дверью въ стѣнѣ крючокъ. Налѣво стеклянная дверь на веранду и дверь въ спальню; между ними этажерка, на которой среди другихъ вещей -- два двусвѣчника. Направо большой рабочій столъ Карено со множествомъ бумагъ и книгъ; совсѣмъ позади на той же сторонѣ, дверь въ кухню. Диванъ, стулья, зеркало въ золоченой рамѣ, нѣсколько картинъ, все очень бѣдно. На полу, начиная отъ дверей, длинный, узкій коверъ.

   Иваръ Карено. (Сидитъ и работаетъ при лампѣ).
   Эл. Карено. (Тихо входитъ изъ кухни, ставитъ зажженную лампу на круглый столъ, кладетъ тутъ же работу и тихо уходитъ. Стучатъ въ заднюю дверь. Затѣмъ еще разъ сильнѣе).
   Карено. Войдите.
   Докторъ Ервенъ. (Блѣдный мужчина съ темными волосами, съ бородой, 27 лѣтъ, входитъ въ сопровожденіи фрекенъ Ховиндъ, двадцатилѣтней брюнетки, и Эндре Бондезена, темнаго блондина, съ бородкой и усами, 35 лѣтъ, одѣтаго элегантно и по модѣ. Слышенъ голосъ Ервена въ двери: -- Конечно, онъ дома. Пожалуйста... Нѣтъ, нѣтъ... Дамы впередъ...).
   Кapeно. (Встаетъ удивленно) Какъ? Ервенъ? (Кладетъ перо въ сторону).
   Ервенъ. Аккуратенъ... Аккуратенъ. Добрый вечеръ... (Представляетъ). Моя невѣста. А этого ты уже знаешь.
   Кapeно. Какъ это мило. Садитесь. Пожалуйста, садитесь, фрекенъ.
   Ервенъ. А госпожи Карено нѣтъ дома?
   Кapeно. Она въ кухнѣ. Я сейчасъ... (Отворяетъ дверь въ кухню и кричитъ). Элина... (Послѣ того, какъ жена что-то отвѣтила). У насъ гости. Дорогіе гости. Что?.. Только поскорѣе. (Затворяетъ дверь). Право, какъ это мило! Благодарю васъ, фрекенъ, за то, что вы не отказались навѣстить насъ. Для васъ вѣдь это порядочная прогулка.
   Фрекенъ. Да, я живу внизу, въ городѣ.
   Ервенъ. Только мы пришли тебѣ мѣшать.
   Карено. И отлично. Я усталъ работать. И отлично... Ты, конечно, слышалъ, что вчера здѣсь былъ профессоръ Гиллингъ?
   Ервенъ. А ты думаешь, я могу этого не знать? Удивительные слухи ходятъ объ этомъ. Когда онъ ушелъ, ты послалъ ему вслѣдъ оскорбительное письмо?
   Карено. Нѣтъ, это неправда; я только защищалъ себя. Я написалъ только то, чего не могъ сказать. Всего нѣсколько словъ.
   Ервенъ. Да, объ этомъ говорятъ..! А твоя книга подвинулась?
   Карено. Сегодня утромъ я отнесъ три четверти ея издателю. Увидимъ, возьметъ ли онъ ее; онъ хотѣлъ дать отвѣтъ черезъ нѣсколько дней. А ты теперь докторъ. Поздравляю.
   Ервенъ. (Съ напускной веселостью). Конечно, наконецъ-то докторъ. Я такъ счастливъ! Ого!
   Эл. Карено. (Входитъ). Нѣтъ. Кто...
   Ервенъ. (Ей навстрѣчу). Добрый вечеръ! Простите насъ но мы вамъ не помѣшаемъ. Мы не приносимъ съ собой скуки: мы всѣ веселы.
   Эл. Карено. Это правда. Пожалуйста, не стѣсняйтесь.
   Ервенъ. (Представляетъ). Итакъ, вниманіе. Госпожа Карено: это моя невѣста. Ее зовутъ Наталія Ховиндъ. Но такъ какъ мы съ ней добрые друзья, то я зову ее просто Натали, это ей больше нравится.
   Фрекенъ. Какой лгунъ.
   Ервенъ, (Представляетъ дальше). А это, это уже нѣчто другое. Это называется Эндре Бондезенъ. Мужчина, какъ вы видите, въ самомъ расцвѣтѣ лѣтъ. Но вы не можете видѣть, что этотъ человѣкъ интересуется рѣшительно всѣмъ. Въ настоящее время онъ ходитъ и думаетъ, къ лицу ли ему полосатыя брюки.
   Бондезенъ. Судя по началу, Ервенъ, ты будешь сегодня вечеромъ злымъ.
   Эл. Карено. О, нѣтъ. Ервенъ никогда не бываетъ злымъ. Онъ приноситъ съ собой столько радости, что...
   Ервенъ. Вы сказали "радости"? Благодарю васъ.
   Бондезенъ. О, за послѣднее время онъ сталъ очень злымъ. Онъ сталъ злиться на всѣхъ, отчасти и на самого себя. Я не понимаю, что съ нимъ сдѣлалось.
   Фрекенъ. На меня онъ никогда не злится.
   Эл. Карено. Снимите вашу шляпу и кофточку, фрекенъ.
   Фрекенъ. (Снимаетъ шляпу и кофточку).
   Эл. Кapeно. (Садится рядомъ съ ней).
   Карено. Господа, что же вы не снимете ваши пальто? (Мужчины снимаютъ пальто. Бондезенъ садится на диванъ).
   Ервенъ. Конечно, Бондезенъ уже усѣлся. Онъ влюбится въ васъ, г-жа Карено, это несомнѣнно. Но вы ему не довѣряйте, потому что его страсть продолжается только 24 часа; она останавливается въ немъ только на ночевку.
   Эл. Карено. (Улыбаясь). О, я сумѣю сдѣлать такъ, что она продлится и дольше.
   Бондезенъ. Благодарю васъ!
   Эл. Карено. (Бросивъ взглядъ на мужа). Я не знаю, за что вы меня благодарите.
   Бондезенъ. За то, что вы отвѣтили ему за меня итакъ хорошо отвѣтили.
   Эл. Карено, А я думала за то, что хотѣла продлить вашу страсть.
   Бондезенъ. Это не стоило бы вамъ большого труда.
   Эл. Карено. А я думаю, что вы принадлежите къ тѣмъ, кого удержать очень трудно.
   Карено. (Ервену). Профессоръ говорилъ вчера очень тепло о тебѣ.
   Ервенъ. (Коротко). Да?
   Карено. И хвалилъ твою диссертацію. Только онъ сказалъ, что... Я не совсѣмъ его понялъ. Что-то относительно переворота въ тебѣ, полнаго переворота.
   Ервенъ. (Вздрагивая). Переворота?
   Карено. Онъ сказалъ, полный переворотъ.
   Ервенъ. Въ какомъ смыслѣ переворотъ? Я не понимаю... Что онъ хотѣлъ этимъ сказать?
   Карено. Этого я не могъ у него спросить.
   Ервенъ. Я не замѣчаю въ себѣ никакого переворота.
   Карено. Разумѣется. Онъ указывалъ, главнымъ образомъ, на тонъ твоей работы: способъ выраженія сталъ спокойнѣе.
   Фрекенъ, Надѣюсь, что другой перемѣны въ тебѣ не произошло, Карстенъ?
   Ервенъ. По крайней мѣрѣ, я самъ этого не замѣтилъ.
   Фрекенъ. Надѣюсь.
   Ервенъ. (Раздраженно). Лучше перестанемъ говорить обо мнѣ. Уфъ!
   Бондезенъ. Слышите? За послѣднее время онъ пересталъ выносить даже самого себя.
   Ервенъ. Что касается профессора Тиллинга, то онъ -- не могу противъ этого спорить,-- либераленъ, гуманенъ. (Обращаясь къ Карено). Да, онъ очень гуманенъ. Такъ хорошо думаетъ о людяхъ, видитъ въ нихъ, какъ онъ выражается, "доброе начало". Когда ему возражаютъ, онъ все это выслушиваетъ и очень часто соглашается. Да, онъ гуманенъ до крайности. Но интересенъ -- не особенно.
   Карено. Это правда.
   Ервенъ. Да, онъ не очень интересенъ. Критикуетъ Гегеля, поетъ гимны женскому вопросу, защищаетъ всеобщее, прямое, равное и тайное избирательное право, Стюарта Милля. Онъ весь тутъ. Либераленъ, въ сѣрой шляпѣ и безъ грубыхъ ошибокъ.
   Карено. Это, видишь ли потому, что онъ принадлежитъ къ другой школѣ.
   Ервенъ. (Горячо). Конечно, онъ принадлежитъ къ совсѣмъ другой школѣ, чѣмъ я, онъ держится другого направленія. Но онъ считаетъ себя, на основаніи своихъ книгъ, выше всего. Ко всякимъ другимъ мнѣніямъ онъ относится съ снисходительностью. Быть до такой степени спокойнымъ,-- даже дерзко. Мнѣ безразлично, что бы ты ни возразилъ мнѣ на это.
   Карено. Я съ тобою и не спорю.
   Ервенъ, Да? А мнѣ показалось, что... Значитъ нѣтъ?
   Карено. Я не сказалъ ни слова. Профессоръ Гиллингъ и я,-- мы настолько далеки другъ отъ друга, насколько это возможно. Достаточно было его послушать вчера; онъ довольно безцеремонно обошелся съ моей нѣмецкой статьей. Разобралъ ее по косточкамъ.
   Ервенъ. А о 1814 годѣ онъ ничего не говорилъ?
   Карено. Нѣтъ, а что?
   Ервенъ. Онъ всегда говоритъ объ этомъ годѣ. Самая крупная вещь съ 1814 года, говоритъ онъ, И это онъ говоритъ въ продолженіе двадцати лѣтъ о всякой вещи.
   Карено. (Улыбаясь). Да, это правда. Я тоже это слышалъ.
   Ервенъ. А его жену ты видѣлъ? Его послѣднюю жену? Тонка, какъ бочка.
   Бондезенъ. Ты хочешь сказать -- толста, какъ бочка?
   Ервенъ. (Оборачивается и смотритъ на него). Да, я хотѣлъ сказать, толста, какъ бочка. Ты, Бондезенъ, очень логичный человѣкъ. Если бы кто-нибудь сказалъ, что дважды два -- пять, то ты не замедлилъ бы отвѣтить: "Нѣтъ, дважды два -- четыре."
   Бондезенъ. (Къ Эл. Карено). Отвѣтьте ему еще разъ за меня,-- тогда онъ замолчитъ.
   Эл. Карено. Еслы бы я дѣйствительно могла хорошо отвѣтить.
   Бондезенъ. О, вы можете.
   Эл. Карено. Тогда я лучше скажу это вамъ.
   Фрекенъ. (Шутя). Можетъ быть, мнѣ уйти?
   Эл. Карено. Нѣтъ, я и тогда не скажу. (Бросивъвзглядъ на Карено). Сначала я хочу посмотрѣть, что вы за человѣкъ.
   Бондезенъ. Что я за человѣкъ? Это вы и сейчасъ видите. Я такой, какимъ кажусь.
   Эл. Карено. У васъ на галстухѣ замѣчательно красивая булавка.
   Бондезенъ. (Хочетъ вынуть булавку). Можетъ быть, вы хотите взять ее себѣ?
   Эл. Карено. (Отказываясь, кладетъ свою руку на его). Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Вы съ ума сошли? (Рѣзко отдергиваетъ руку).
   Бондезенъ. Вы не обожглись?
   Эл. Карено. Немножко,
   Бондезенъ. Ахъ, если бы это была правда.
   Эл. Карено. (Бросивъ взглядъ на Карено). Что вы хотите этимъ сказать?
   Карено. (Ервену). Такъ ты говоришь, что г-жа Тиллингъ еще молодая женщина?
   Ервенъ. Лѣтъ тридцати. Расхаживаетъ въ платьѣ "реформъ". Я ей сказалъ, что платье безобразно. Знаешь, что она отвѣтила? (Передразнивая). "Я одѣваюсь не для того, чтобы..." Нѣтъ, чортъ ее возьми, и какъ это было сказано.
   Эл. Карено. Фи, Ервенъ, не надо браниться.
   Ервенъ. (Передразнивая). "Я одѣваюсь не для того, чтобы нравиться мужчинамъ, а для того, чтобы сердить женщинъ..." Ты представляешь ее себѣ?
   Карено. (Смѣется). Она сказала, "чтобы сердитъ женщинъ".
   Ервенъ. (Передразнивая). "Чтобы сердить женщинъ!"
   Бондезенъ. Съ ея точки зрѣнія, отвѣтъ не такъ уже плохъ.
   Ервенъ. (Умоляющимъ голосомъ). Ради Бога перестань, Бондезенъ.
   Бондезенъ. (Добродушно смѣется). Видѣли ли вы когда-нибудь такого тирана? Онъ не позволяетъ мнѣ открыть рта.
   Эл. Карено. Можетъ быть, кто-нибудь хочетъ кофе? (Никто не отвѣчаетъ). Больше у насъ ничего нѣтъ.
   Ервенъ. О, да я съ удовольствіемъ выпью кофе.
   Карено. Да, моя жена права; къ сожалѣнію, у насъ ничего другого нѣтъ.
   Бондезенъ. Кофе -- это великолѣпно! Если только это не доставитъ лишнихъ хлопотъ.
   Эл. Карено. Иваръ, скажи черезъ дверь Ингеборгъ, чтобы она заварила кофе.
   Карено. Хорошо. (Уходитъ въ кухню).
   Ервенъ. (Осматриваетъ серебряные двусвѣчники). Какія красивыя вещи, ты замѣтила, Натали?
   Фрекенъ. (Идетъ къ нему). Да, я сижу и все время смотрю на нихъ. Это подарокъ?
   Эл. Карено. (Безпокойно смотря на кухонную дверь). Свадебный подарокъ. Нѣтъ, лучше всего, если я сама... (Идетъ къ кухонной двери, медлитъ, быстро отворяетъ и смотритъ. Уходитъ).
   Бондезенъ. Послушай, Ервенъ, ты сегодня въ придирчивомъ настроеніи.
   Ервенъ. Когда ты обращаешься ко мнѣ, то долженъ называть меня докторъ Ервенъ. "Господинъ докторъ Ервенъ".
   Эл. Кapeно. (Входитъ и, оборачиваясь, говоритъ Карено). Нѣтъ, это невозможно. Пропалъ на цѣлые полчаса.
   Карено. Я же тебѣ сказалъ, что хотѣлъ только зажечь. У Ингеборгъ не было спичекъ.
   Эл. Карено. (Садится). Да, эти подсвѣчники намъ подарили мои родители. Я ихъ очень люблю.
   Фрекенъ. Я думаю.
   Бондезенъ. Вы родились въ деревнѣ, г-жа Карено?
   Эл. Карено. Господи, развѣ это такъ сразу замѣтно?
   Бондезенъ. Ахъ, совсѣмъ нѣтъ, но...
   Эл. Карено. Мой мужъ называетъ меня всегда крестьянкой.
   Карено. Съ самыми лучшими чувствами и въ самомъ лучшемъ смыслѣ этого слова. (Гладитъ ее по головѣ. Ходитъ взадъ и впередъ).
   Бондезенъ. Я слышалъ, что вы изъ деревни.
   Эл. Карено. Я не могу себѣ представить, что вы гдѣ-нибудь могли что-нибудь обо мнѣ слышать, г-нъ Эндрезенъ.
   Бондезенъ. Бондезенъ. Я журналистъ и долженъ вамъ сказать, что мнѣ приходится много слышать.
   Эл, Карено. О, я не сомнѣваюсь, что вы знаете много,
   Бондезенъ. (Смотритъ на нее и смѣется. Эл. Карено бросаетъ взглядъ на своего мужа).
   Ервенъ. Скажи, Карено, когда все это кончится?
   Карено. (Останавливается). Нѣтъ. Да о чемъ ты говоришь? Что кончится?
   Ервенъ. Да, эта жизнь, конечно. Вѣдь тебѣ не всегда хорошо живется?
   Кapeно. Да, не всегда.
   Ервенъ. Ты хочешь сказать, что иногда живется и недурно. Значитъ, тебѣ живется не очень плохо?
   Кapeно. О, довольно плохо. Но мы надѣемся, что это временно. (Къ женѣ). Не правда ли, Ингеборгъ?
   Эл. Карено. (Приподнимается). Ингеборгъ? Нѣтъ, это уже...
   Карено. Что я говорю. Я хотѣлъ сказать, Элина. (Ходитъ).
   Эл. Кapeно. Одинъ Богъ знаетъ, что ты хотѣлъ сказать, (Внезапно подвигается къ Бондезену). Представьте себѣ, я слышу, какъ тикаютъ ваши часы.
   Бондезенъ. Надѣюсь, что мнѣ не надо отодвигаться отъ васъ.
   Эл. Кapeно, О нѣтъ. Вы сидите совсѣмъ не такъ близко.
   Бондезенъ. Это не часы, Вы слышите, вѣроятно, какъ бьется мое сердце. (Эл. Карено, взглянувъ на Карено, наклоняетъ свое ухо къ Бондезену и слушаетъ, тихо смѣясь. Смѣются и разговариваютъ другъ съ другомъ).
   Ервенъ. (Къ Карено), А мое положеніе таково, что... оно мнѣ не кажется веселымъ. Я хотѣлъ узнать, что будетъ, если я самъ плюну себѣ въ лицо. Вотъ я это и сдѣлалъ.
   Фрекенъ. (Встаетъ и идетъ къ нему). Что съ тобой сегодня, Карстенъ?
   Ервенъ. Что? Ничего. Иди, Натали, и сядь на свое мѣсто. (Фрекенъ улыбается и возвращается на свое мѣсто).
   Ервенъ. Вообще не слѣдовало бы никогда ни думать, ни писать для людей. Для чего все это? Идеальный человѣкъ долженъ быть подобенъ тому, кто, родившись идіотомъ, сидитъ въ дѣвственномъ лѣсу и умираетъ съ голоду, не имѣя настолько соображенія, чтобы догадаться встать.
   Кapeно. Ты это говоришь?
   Ервенъ. Знаешь, если бы со временемъ земля завертѣлась въ другую сторону, я бы сказалъ: сдѣлай одолженіе, вертись, сколько угодно, не посвятивъ ея дурацкому вращенію ни одной мысли. Я говорю, мысли? Даже тѣни мысли я не посвятилъ бы этому... Мой мозгъ былъ бы, какъ слѣпорожденный.
   Кapeно. Ну?
   Ервенъ. Надо быть не человѣкомъ, вещью, неодушевленнымъ предметомъ. Если бы кто-нибудь остановилъ меня на улицѣ и спросилъ про дорогу, я хотѣлъ бы имѣть возможность ему отвѣтить: "Не знаю. Спросите лучше у слѣдующаго газового фонаря".
   Фрекенъ. Это все отъ того, Карстенъ, что ты усталъ отъ работы.
   Ервенъ. (Продолжая). Что бы ни случилось, но я хочу перестать мыслить. И ты, Карено, долженъ поступить такъ же; искренно тебѣ совѣтую. Живи тутъ въ этой проклятой странѣ Іафета, да еще мысли за другихъ. На что этимъ людямъ мысли, скажи мнѣ, пожалуйста? Развѣ они не могутъ и безъ нихъ сажать картофель и писать разныя вещи? Ничего нельзя ни отъ кого ждать. Достаточно оглянуться на страну вокругъ насъ. Въ ней живутъ два милліона людей и всѣхъ ихъ зовутъ Олэ.
   Бондезенъ. Сегодня онъ въ своей сферѣ.
   Фрекенъ. Мнѣ кажется, я его понимаю.
   Эл. Кapeно. (Качая головой). А я, къ сожалѣнію, нѣтъ.
   Бондезенъ. Я тоже, слава Богу, не понимаю.
   Эл. Карено. Давайте говорить другъ съ другомъ о чемъ-нибудь болѣе понятномъ.
   Бондезенъ. Напримѣръ, о томъ, что я очень близокъ къ тому, чтобы признаться вамъ...
   Эл. Карено. Нѣтъ, этого вы не смѣете. (Громко). Вы не имѣете права признаваться мнѣ...
   Бондезенъ. Но вѣдь я...
   Эл. Карено. (Смѣясь). Фи, стыдитесь, отодвиньтесь немножко.
   Бондезенъ. Вы меня не поняли, это было самое невинное признаніе.
   Эл. Кapeно. Правда?
   Бондезенъ. Я хотѣлъ вамъ признаться въ томъ, что и васъ я не совсѣмъ понимаю. Не больше, чѣмъ Ервена. Въ васъ есть что-то такое, что меня все время, пока мы разговаривали, поражало.
   Эл. Карено. Да?
   Бондезенъ. То вы смѣетесь, веселы, и въ то время такъ молоды, такъ молоды... "
   Эл. Кapeно. Ну?
   Бондезенъ. То вы имѣете такой видъ, точно у васъ въ головѣ появилась какая-нибудь внезапная мысль, и тогда вы оглядываетесь, смотрите... куда-то вглубь комнаты. Я не знаю, куда вы смотрите...
   Эл. Кapeно. (Въ напряженномъ состояніи). Что же дальше?
   Бондезенъ. У васъ такой видъ, точно вы собираетесь заплакать.
   Эл. Кapeно. (Сидитъ минутку спокойно, въ волненіи встаетъ и отходитъ отъ него).
   Фрекенъ. (Ервену). Ты усталъ, Карстенъ?
   Ервенъ. (Качаетъ головой).
   Фрекенъ. Ты очень блѣденъ.
   Ервенъ. (Качаетъ головой).
   Кapeно. (Обнимая жену). О чемъ ты думаешь, Элина?
   Эл. Карено. (Коротко). Ни о чемъ. (Возвращаетсякъ Бондезену, напряженно). Вы, вы такъ больше не должны говорить. Я стояла тамъ въ углу и смѣялась надъ вашими словами до смерти.
   Бондезенъ. Жалко, чтобы не сдѣлали этого здѣсь,
   Эл. Карено. Почему?
   Бондезенъ. Я увидѣлъ бы еще разъ ваши бѣлые зубки.
   Эл. Кapeно. (Смѣясь). Вы находите, что у меня бѣлые зубы?
   Ервенъ. Я знаю, Карено, что ты задумалъ. Ты хочешь отвести въ сторону Бондезена и спросить его, что со мной сегодня вечеромъ. Не вы е совсем понимаю. Не больше, чем Йервена. В вас есть что-то, что поражало мена во все время нашего разговора.
   Элина. Вот как?
   Бондесен. Иногда вы смеетесь и веселы, и тогда вы ста-новитесь совсем молодой, совсем...
   Элина. Да?
   Бондесен. Но иногда вы как будто о чем-то задумываетесь и тогда странно оглядываете всю комнату. Не знаю, куда вы смотрите тогда.
   Элина (крайне заинтересованная). Чт? же дальше?
   Бондесен. У вас вот расплачетесь.
   Элина (некoтopoe время сидит неподвижно, потом взволнованно встает и отходить).
   Говинд (к Йервену). Ты устал, Карстен.
   Йервен (отрицательно качает головой).
   Говинд. Почему же ты так бледен?
   Йервен (качает головой).
   Карено (обнимая жену). О чем ты вдруг замечталась, Элина?
   Элина (коротко). Ни о чем. (Возвращается к Бондесену; пере-силивая себя.) Вы больше не должны так говорить. Я там стояла и до слез хохотала над вашими словами.
   Бондесен. Жаль, что не здесь.
   Элина. Почему?
   Бондесен. Я бы тогда увидел паши белые зубы.
   Элина (улыбаясь). Вы находите, что у меня белые зубы?
   Йервен. Я знаю, Карено, чтС ты задумал. Ты хочешь отозвать в сторону Бондесена и спросить, чт? со мной сего-дня? Не выпил ли я немного?
   Карено (остановившись). Нет, я не...
   Йервен. Я ничего не пил. Я взволнован.
   Карено. Но, дорогой мой, никто и не думает, что ты пьян.
   Йервен (улыбаясь). Конечно, нет. Разумеется. Давай, ста-рый дружище, потолкуем. Или тебе, кажется, вовсе не хо-чется со мной говорить?
   Карено (подходить к нему, смеется). Мне не хочется? Послу-шайте, господин Бондесен, не выпил ли он чего-нибудь в самом деле?
   Йервен. Ни капли. Но, видишь, я так неизмеримо рад. Так необыкновенно весел.
   Карено. Собственно, я этого не вижу. Хотя у тебя и нет причин горевать.
   Йервен. Конечно, нет. Впрочем, не будем об этом говорить. Профессор Гюллинг не пробовал вчера совратить тебя с пути истины?
   Карено. Он давал мне добрые советы. Несколько доб-рых советов - как он выражается.
   Йервен. Да, я знаю добрые советы профессора Гюллинга. Если он является с этим, то только затем, чтобы поколебать в другом какое-нибудь благое намерение. Это ведь ясно.
   Карено. Слышишь, Элина? Йервен тоже так думает.
   Йервен (возбужденно). Подумать только, что этого субъекта произвели в гении. Он копается во всевозможных полезных книжках и говорит: "Смотрите, вот это замечательно. 3десь можно поучиться уму-разуму". И когда кончает с одной книгой, говорить: "Дайте мне следующую, из которой я мог бы набраться еще немного ума". И читает следующую. Hет, гений - это не прилежание. Гений - это искра, это - Бог!
   Говинд (сияя). Слышите, как он говорит! Искра, Бог!
   Бондесен. Ты несправедлив к профессору Гюллингу. У него и за границей большое имя.
   Йервен. Да, конечно. Т. - е. большого имени у него нет. (Смотрит на Бондесена.) Да ни черта ты в этом не пони-маешь.
   Элина (качает головой). Опять ругается!
   Бондесен. Я не согласен с ним в его взглядах,- - разумеется, на политику, но мне часто приходится упоминать о нем в газете. Например, когда он женился вторично, я тотчас же сообщил о месте и времени его бракосочета-ния. И что же? Когда новобрачные выходили из магистрата, их и приветствовала довольно большая толпа народу. О, профессор Гюллинг, конечно, заслужил это.
   Йервен (смотрит на Карено, улыбаясь). Он говорить вполне серьезно. Я в этом уверен.
   Элина (к Бондесену). Это было очень любезно с вашей сто-роны. Его, действительно, все ждали и приветствовали?
   Бондесен. Да. Профессора Гюллинга все знают.
   Йервен. Ты прав, Бондесен. Если б о нем своевременно не заговорили газеты, он остался бы в неизвестности. Но явились услужливые люди, явился ты, вы писали о нем заметки, упоминали о нем, раздували, рекламировали его, пустили в ход, - и вот он гений!
   Бондесен. Я нахожу, что всеобщее уважение, которым пользуется профессор Гюллинг, могло бы заставить тебя отнестись скептически к твоему собственному мнению.
   Йервен. Напротив. Это и внушает мне недоверие к его мнениям.
   Карено (утвердительно кивает головой).
   Бондесен. Странно.
   Элина. Да, странно.
   Йервен. До тех пор, пока талантливый человек высоко держит голову и не сгибает спины, его либо замалчивают, либо нападают на него. Разумеется, если он что-нибудь собой представляет. Но как только он начинает сдаваться, опускает голову и признает себя побежденным, тотчас же отношение общества меняется; печать становится доброжелательной, сочувственной, все благородно стараются защитить его, в нем находят заслуги. Так создается всеобщее уважение.
   Говинд (увлеченная). Как он пpeкpaснo говорит! (Идет к письменному столу и становится возле Kаpeно.)
   Бондесен. Смешно, что я должен здесь защищать человека, который даже не принадлежит к моей партии.
   Элина. Это очень благородно с вашей стороны.
   Йервен. Сделай милость, возьми другого старого профес-сора. Если только такой найдется в правом лагере.
   Бондесен (к Элине). Он уверен, что это остроумно.
   Йервен. Возьми их всех, если хочешь. Все профессора - самые допотопные люди. Стоит им заметить, что кто-нибудь из молодых стремится к чему-то другому и что он одарен благородным упрямством настолько, что может добиться своего, - они тут как тут. Сначала идут добрые советы, потом - игнорирование, потом - противодействие, и наконец применяется сила. Берегись, Карено; ты рассердил одного из почтенных холопов.
   Карено. Я очень те6е благодарен, Йервен. Ты как будто подслушал мои собственные мысли. (Подает ему руку.) Давно я не имел такой поддержки.
   Элина. Йервен не знает наших обстоятельств.
   Карено (улыбается, тронутый). Я откровенно признаюсь, что в настоящее время наши дела очень плохи. Мы так бедны, что скоро у нас не будет спасения. Мы ждем судебного пристава. Завтра или послезавтра нас опишут, если только я не найду какого-нибудь исхода. Но у меня есть надежда, и во всяком случае я не пойду ни на какие сделки.
   Бондесен. Это зависит от того, не надо ли с чем-нибудь считаться. Нет ли каких-нибудь обязанностей.
   Элина (кивает головой). Разумеется.
   Говинд. А я согласна с господином Карено.
   Бондесен. С этим вашим благородным упрямством больше теряют, чем выигрывают.
   Карено (не слушая его, к Йервену). Ты вполне выразил мои собственные чувства. (Оборачивается.) Я только хочу сказать, Элина, что, если профессор Гюллинг опять придет, я его не приму.
   Бондесен. Лучше не делать этого. Не так уж плохо иметь поддержку в лице профессора Гюллинга. (Улыбаясь.) Но вы, философы, все одинаковы. Если вам что-нибудь придет в голову, вы уже ни с чем не считаетесь. Мы, простые смертные, мы должны сообразоваться с обстоятельствами; если же не везет, то, откровенно говоря, мы должны при-бегнуть к чужой помощи, к помощи сильных мира сего. Это неизбежно.
   Йервен (нагибается, прислушиваясь). Это ты, Эндрэ Бондесен, говоришь: "помощь сильных мира сего"?
   Бондесен. Ах, не придирайся! Можно же сказать, что думаешь. Конечно, очень эффектно быть свободомыслящим и скептиком, и прочее; но в конце концов этого мало. Это не дает удовлетворения. Я знаю по опыту.
   Элина. Не правда ли? Я то же самое много раз говорила Ивару, но он не обращает на это внимание. Вероятно, он и в Бога не верит.
   Карено (прислушиваясь). Мне показалось... Мне показалось, что стукнула калитка.
   Говинд. Мне тоже послышалось.
   Карено (беспокойно). Кто же это может быть - так поздно?
   Элина (к Бондесену). Как верно все, чт? вы сказали. Я рада, что :мы одного мнения. Это так, я чувствую.
   Ингеборг (входить из кухни). Какой-то человек просит барыню.
   Элина. Меня? Человек? Ах, да, я знаю. Но почему так поздно? (Уходить за Ингеборг.)
   Говинд. Говори еще, говори еще, Карстен. Ты так прекpacнo говоришь. О, ты непоколебим! Ты говоришь: Рррр!
   Элина (входить). Я должна его позвать сюда. Но ты, Ивар, не должен его видеть. Ты должен уйти.
   Карено. Я должен уйти?
   Элина. На минуту в спальню. Прошу! (Хочет выпроводить.)
   Карено. ЧтС за странный каприз!
   Элина (нетерпеливо). Боже мой, иди же, слышишь? На минутку.
   Карено. В спальню? Там темно и никого нет. (Сопроти-вляясь, уходить.)
   Элина (запирает за ним дверь на ключ. Быстро объясняя). Дело в том, что Ивару на днях исполняется двадцать девять лет.
   Остальные. А!..
   Элина. И вот принесли подарок. Я кое-что придумала. Но Бог весть, подойдет ли это?
   Йервен. Кисет для табаку, конечно?
   Элина. Нет. (Насмешливо.) Кисет для табаку - Ивару! Нет; я знаю, ему нужно что-нибудь необыкновенное. Пришел человек, который должен здесь кое-что посмотреть. Там наверху крючок. Видите? (Показывает на заднюю дверь.) Он остался с того времени, как здесь жил поэт Иргенс.
   Говинд. Да, я вижу.
   Элина. Мне хочется сделать Ивару сюрприз и повесить там что-нибудь. Я придумала - птицу. Вероятно, крючок для этого и был вбит раньше.
   Йервен. Птицу? То есть, чучело птицы?
   Элина. Да, чучело птицы. Разве это глупо? (Короткое молчание.)
   Бондесен. Я нахожу, что это великолепная мысль.
   Элина (недоверчиво). Вы находите?
   Бондесен. Да, я это нахожу.
   Элина (искренно). Милые! Вы не должны смеяться надо мной. Я так хотела сделать ему сюрприз, но ничего не могла придумать. Собственно говоря, птица - не подарок. (Уныло смотрит.)
   Бондесен. Но это, действительно, превосходная мысль.
   Говинд. Я тоже нахожу, что это очень мило.
   Элина (подавленно). Нет, вы этого совсем не находите. (Отпирает дверь в кухню и зовет тем же тоном.) Войдите, пожалуйста.
   Чучельный мастер (входить, несколько раз кланяется).
   Элина. Благодарю вас, что пришли.
   Чучельный мастер (кланяется). Прошу простить, если помешал.
   Элина (указывает). Я думаю, лучше всего повесить сюда.
   Чучельный мастер. Там наверху? Хорошо.
   Элина. Вам не кажется, что здесь тоже висела птица?
   Чучельный мастер (осматривая). Да. Там висело чучело большой птицы.
   Элина. Так что совсем не будет странно, если мы туда опять повесим птицу. Как вы думаете, Йервен?
   Йервен (у письменного стола рассеянно играет ножницами). Я думаю, что там раньше висело чучело птицы. Без сомнения. Во времена поэта Иргенса. (Кладет ножницы и медленно подходить к остальным.)
   Элина. Я совсем не о том спрашиваю. Я лучше буду говорить с вами, господин Эндресен.
   Бондесен. Бондесен.
   Элина. Ах, простите! Постараюсь запомнить.
   Йервен. Ничего, госпожа Карено; называйте его, как хо-тите. Называйте его Эндресен, он заслужил это и еще другие названия.
   Чучельный мастер. Какую же птицу повесить? Скажем, орел?
   Говинд. Конечно, орла.
   Элина. Нет, ради Бога, что-нибудь поскромнее. Нет, я знаю, он не хочет орла. "Я не орел", - сказал он. Как вы думаете, господин Бондесен?
   Бондесен. Н-да. Я не знаю его вкуса, но...
   Элина. Голубь тоже не подходить. Т.-е. к нему. Я думаю, сокол.
   Чучельный мастер (кланяется). Я только что хотел предложить сокола.
   Йервен. Вы набиваете чучела птиц?
   Чучельный мастер (кланяясь). Да, это мое ремесло.
   Йервен. Это, вероятно, довольно трудная профессия.
   Чучельный мастер. Искусство и ловкость. Конечно, работа должна быть тонко сделана.
   Йервен. Надо стараться придать этим чучелам естественный вид.
   Чучельный мастер. Как у настоящих птиц, да. Как у живых птиц. Надо набить им грудь, придать гордую осанку, :вставить глаза, сообщить характерное выражение и дать им такое положение, чтобы казалось, что они сейчас полетят.
   Йервен. Скажите, чем вы набиваете такую птицу?
   Чучельный мастер. Пенькой, паклей. Один употребляет одно, другой - другое. Но без пакли никто не обходится.
   Йервен. Я скоро приду к вам и закажу себе такую птицу.
   Говинд. Ты?
   Чучельный мастер (кланяется). Очень рад. Такая птица мо-жет заменить общество. Она стоит, как человек, и думает.
   Йервен. Молча и глубокомысленно думает о разных вещах, да.
   Чучельный мастер. Я могу устроить так, что в случае надобности они говорят. Стоит только нажать.
   Йервен. Да? Я хочу такую, которая бы говорила.
   Чучельный мастер. Научить их говорить IIo-человечески невозможно. Они издают только один какой-нибудь звук. Я так привык к ним, что могу предать этому звуку любой смысл. Тогда это доставляет очень много удоволь-ствия.
   Элина (которая все время пыталась говорить). Итак, остано-вимся на соколе. Вы сказали, что у вас уже есть готовый.
   Чучельный мастер. Он у меня в мастерской.
   Элина. С распростертыми крыльями?
   Чучельный мастер (утвердительно кивает). С распростер-тыми крыльями.
   Элина. Прекрасно. Но вы должны принести утром.
   Чучельный мастер. Будет исполнено. (Идет к двери. Йевену.) Если вам будет угодно приобрести птицу, то...
   Йервен (мрачно). Я зайду.
   Элина. Но не забудьте: крылья должны быть распростерты.
   Чучельный мастер. У меня есть готовый и есть и другие. Крылья развернуты, как при полете. (Несколько раз кланяется.) Добрый вечер. Надеюсь, господа извинят. (Уходит.)
   Элина. Добрый вечер. (Открывает дверь в кухню; ним.) Я вам сейчас заплачЩ. (Уходит.)
   Йервен. Почему ты не подал руки своему коллеге, Бон-десен?
   Бондесен. Какому коллеге?
   Йервен (указывая движением головы на кухню). Вот этому.
   Бондесен (к Говинд). Это опять была острота.

Слышно, как К а р е н о стучит в дверь спальни.

   Говинд. Ты совсем забыли выпустить господина Карено. (Подходить и открывает).
   Карено (входить; осматривается). Хотелось бы знать, чтС вы здесь делали?
   Бондесен. Н-да, если бы вы знали! (Садится.)

Э л и н а входит.

   Карено (жене). Я спросил, чт? здесь делали, и мне никто не отвечает.
   Элина. Так и нужно. Тебе нельзя знать. (Проходит мимо него и садится.)
   Карено. 3начит - тайна! Это другое дело.
   Говинд (внезапно подбегает к нему и берет его за руку). Ах, бедный! Мы действительно жестоки к нему.
   Карено (улыбаясь). Вы? О, нет.
   Говинд. Но вы не должны огорчаться, мы сделали это без злого умысла.
   Элина (бросив на нее взгляд). Господи, теперь эта начинает!
   Бондесен (наклонившись вперед, прислушивается). Вы что-то сказали?
   Ингеборг (войдя). Подать кофе?
   Элина. Да, пожалуйста.

И н г е б о р г уходит.

   Элина (к Говинд). Может быть, вы сядете с нами? Если только вам не трудно расстаться.

Г о в и н д садится около них.

И н г е б о р г входить с кофе, все садятся вокpyг круглого стола, и каждый получает чашку.

   Элина (к Ингеборг). Спасибо, Ингеборг, можешь идти. (К Карено после ухода Ингеборг.) Не понимаю, зачем она здесь, стоить и таращит глаза.

Карено и Йервен уходят со своими чашками к письменному столу.

   Йервен (искусственно-весело). Ты что-то сказал, Бондесен?
   Бондесен. Нет.
   Йервен. А мне показалось, что ты предложил мне сигару.
   Бондесен. Сигару ты можешь получить, если только дамы разрешат курить. (Предлагает желающим портсигар.)
   Карено. Ради Бога простите, что не могу вам предложить сигар. Вот огонь, Йервен. (Дает Йервену закурить, закури-вает свою трубку и прячет спички в карман. Ходит взад и вперед).
   Элина. Разве ты не видишь, Ивар, что дpyгиe также хо-тят закурить?
   Карено (не слышит).
   Элина (Бондесену). Он ничего не видит и не слышит.
   Бондесен. Пожалуйста. Я могу закурить здесь. (Встает и закуривает о лампу.)
   Элина. Ай, не обожгитесь.
   Бондесен (закуривая). В вас говорит совесть?
   Элина. Почему?
   Бондесен. Потому что вы не хотите, чтоб я обжегся еще сильнее.
   Зли на. Не понимаю. Я такая бестолковая.
   Бондесен. Прежде вы не соблюдали такой осторожности. Вы сидели здесь и с величайшим хладнокровием, превра-щали меня в пламя.
   Элина (смеется). И вы с величайшим хладнокровием горели?
   Бондесен. Вы ошибаетесь.
   Элина. О, нет. Садитесь, господин Эндресен.
   Бондесен. Вы даже не можете запомнить моего имени. (Садится.)
   Элина. Ах, простите. Теперь я уж запомню.
   Бондесен. Как вы искренно это сказали. Вы улыбнулись. И ваши губки были красны.
   Элина (становится внимательной, смотрит на него; с жестом беспокойства). Давайте говорить о другом. (К Йервену.) Мне ка-жется, Йервен, у вас изменилось нaстpoeниe. Вы были так оживлены.
   Йервен (с ножницами в руках). Я? Я думаю.
   Элина. Да, думаете, но...
   Йервен. Молча и глубокомысленно думаю о разных вещах.
   Элина. Но, когда вы пришли, вы сказали, что весело.
   Йервен (неожиданно). Ну да, почему же мне не быть веселым? Само собой. (Резко бросает ножницы на стол и чокается чашкой с Кapeнo.) Твое здоровье, Карено.
   Карено. Твое здоровье. (Пьет; показывает ему несколько журналов в светлых обложках.) Ты читал?
   Йервен. Не спрашивай, чтС я читал. Я ничего не читал. Я больше ничего не буду читать.
   Говинд. Карстен! Ты так странно отвечаешь.
   Карено (берет журналы). Кое-что здесь не так глупо. Последние новости. Мне кажется, это тебе пригодилось бы для твоей докторской диссертации.
   Йервен (делает несколько резких шагов, останавливается). Ты второй раз говоришь об этой диссертации, Карено. Я не понимаю, чего ты хочешь. Ты как будто меня в чем-то подозреваешь.
   Карено. Подозреваю? (Удивленно оглядывает остальных.) Hет, как вам это нравится?
   Йервен (с возрастающим волнением). Если тебе угодно знать, диссертация кончена. Она уже отпечатана, и сегодня я получил за нее гонорар. Вот он. (Крепко ударяет себя по боковому карману.) Чт? ты еще хочешь знать?
   Говинд (подходит к нему). Карстен, Карстен! (К Кapeнo.) Нет, он положительно нездоров. (К Йервену) Милый Кар-стен, скажи мне чт? с тобой? (Обнимает его.)
   Кapeно. Я перестаю его понимать.
   Йервен (освобождаясь). Сегодня ты должен меня простить. Видишь ли, Я прощаюсь с тобой. (Подходя к столу.) Еще раз, за твое здоровье, Кapeнo. Да здравствует практиче-ское благоразумие!
   Карено. С радостью, если это тебе доставляет удоволь-ствиe. (Чокается с ним.)
   Йервен. Да, мне это доставляет удовольствие. И да здрав-ствует презрение к самому себе. Да здравствует пенька, пакля и набивка. (Его голос обрывается, он роняет чашку на пол).
   Говинд. Но чтС с тобой? (Все смотрят на него.)
   Йервен (смотрит вниз на чашку. Спокойно). Этого я не должен был делать. (К Карено.) Но это больше не повто-рится.
   Говинд. Ты переутомился. Я увеpeнa, что это потому.
   Йервен. Больше всего жаль кофе. (Устало улыбается.) Я хо-тел сказать маленькую речь. Я так хорошо начал ее, но... Простите, госпожа Карено.
   Элина. Я вам дам еще кофе. Может быть, кто-нибудь еще хочет кофе? (Не получив ответа, уходит на кухню.)
   Йервен. Ты так смотришь на меня, Карено, точно я ка-кое-то чудо.
   Карено. Сегодня вечером ты сам не свой.
   Йервен (холодно). Я такой же, как всегда, по крайней мере сейчас. (Нервная судорога сводит его руку.)
   Бондесен. Я думаю, нам пора.
   Йервен. Уходить? По-моему, нет.
   Бондесен. По-моему, хоть совсем не уходить.
   Йервен. Садись, Натали.
   Элина (вносит кофе). Прошу. Вам лучше?
   Йервен (смеется). Да, теперь лучше. Вы все думаете, что мне стало дурно. Я уронил чашку - вот и все.
   Элина. Не ст?ит об этом говорить. Не хочет ли кто--нибудь пойти на веранду? Оттуда можно услышать шум го-рода.
   Говинд. Да, пойдем на веранду.
   Бондесен (поднимаясь). И MHt можно?

Э л и н а, Г о в и н д и Б о н д е с е н уходят на веранду и затворяют за собою дверь.

   Йервен. Послушай, Карено, я... ты ведь не обидишься, если л тебе кое-что скажу? Тебе сейчас нужны деньги; я могу тебе одолжить.
   Карено. ЧтС?
   Йервен. Я могу тебе одолжить их. (Берется за карман.) Ты сейчас в затруднении, а я нет. (Вынимает пачку бумажек из конверта.) Это гонорар, который я сегодня получил. (Считает.)
   Карено. К чему ты вытащил все эти бумажки?
   Йервен. Я хочу их дать тебе. Без глупостей, пожалуйста.
   Карено (останавливая его). Ты с ума сошел. Я убежден, что и тебе самому нужны деньги.
   Йервен. Мне они теперь не нужны, говорю же тебе. (Считает.) Ведь надо помогать дpyг другу немного. По крайней мере я избавлю тебя от описи. (Придвигает к нему деньги.) Пожалуйста, сосчитай сам.
   Карено (в волнении). Это серьезно, Йервен?
   Йервен. О чем же тут думать? Может быть, ты полагаешь, что это нечестные деньги? Что я за них продал себя?
   Карено. Что ты говоришь?
   Йервен. Я ведь не знаю, что ты там вообразишь!
   Карено. Я не совсем понимаю. Но если бы ты мог обойтись без них... Потому что завтра должен явиться судебный пристав. Они придут и опишут все, это так же верно, как то, что я стою здесь. Тогда мы должны выехать.
   Йервен (придвигает к нему деньги). Возьми, я те6е говорю.
   Карено. Половины этого совершенно достаточно, чтобы заплатить все долги.
   Йервен. Ну, это неправда.
   Карено. Господь с тобой! Я надеюсь, у меня никогда не будет такого большого долга.
   Йервен. Хорошо. Скажем, половину. (Отсчитывает половину и прячет остальное в карман). И больше ни слова об этом.
   Карено. Я тебе их верну, когда... Ты знаешь, я написал уже три четверти книги, и ты получишь, как только...
   Говинд (входит, ежится). У! Как там холодно! (Оставляет дверь открытой.)
   Йервен (тихо). Спрячь деньги.
   Карено. Спасибо, спасибо, Йервен. (Стоит с деньгами в руках.)

Э л и н а и Б о н д е с е н входят.

   Элина (к Говинд). Вы вдруг исчезли?
   Кapeно. Знаешь, Элина, что сделал Йервен?
   Йервен. Нет!..
   Карена (показывая деньги). Посмотри, как я разбогател! Это мне одолжил Йервен.
   Элина. Не может быть.
   Кapeнo. Ну да. Но он ничего не хочет слышать. Я знаю, что ему самому нужны деньги.
   Йервен. Господи! Скажи ты ему, Натали. (Вырывает у Карено деньги и сует их в eгo боковой карман.) Так.
   Элина. Это совершенно неожиданная помощь.
   Говинд (быстро подбежав, обнимает Йервена). Прекрасно, прекрасно, Карстен. Так нужно.
   Йервен (освобождаясь). Не будем так волноваться. Не понимаю, чего ради мы стоим и смотрим друг на друга. Даже ты, Бондесен, осмелился что-то подумать.
   Бондесен. Нет. Что же мне думать?
   Йервен. Да, ты меня раздражаешь. Ведь я не украл этих денег. И не продал себя. Я еще свободный человек, смею я думать.
   Бондесен. Да, но очень неприятный, надо тебе отдать справедливость. Хе-хе-хе! Это уж верно. Хе-хе! (Берет со стола журналы.) Вы об этих журналах говорили, господин Карено?
   Карено. Я охотно могу их вам одолжить, если угодно.
   Бондесен. Премного благодарен; вы угадали мое желание. Я хотел бы немного проследить этот вопрос. (Прячет журналы в карман своего пальто; обращается к Элине.) Я завтра верну их.
   Элина. Что?
   Бондесен. Журналы. Я взял до завтра несколько журналов. Когда ваш супруг бывает дома?
   Элина. Это очень, неопределенно.
   Бондесен. Хорошо; я их принесу.
   Э л и н а и Б о н д е с е н садятся на прежнее место.
   Бондесен. Вы не озябли на веранде?
   Элина. Озябла? Нет. Я никогда не зябну.
   Бондесен. Вам всегда тепло?
   Элина. Да. Если только вы этим ни на что не намекаете.
   Бондесен. А если намекаю?
   Карено (стоявший в раздумье). По крайней мере, позволь тебя поблагодарить, Йервен. (Берет его руку и долго не выпускает).
   Говинд. Я никогда не видела, чтобы так искренно благодарили.
   Карено (улыбаясь). Действительно не видели?
   Говинд. Я бы тоже хотела оказать вам маленькую услугу, если бы могла.
   Элина. Господи, какая кокетка! Посмотрите, как она пристает к моему мужу.
   Бондесен. Кто? Фрекен Говинд?
   Элина. Вы ее знаете?
   Бондесен. Очень мало. А что?
   Элина. Она вам нравится?
   Бондесен. О, да. Конечно. А вам нет?
   Элина. Нет. Я вообще не люблю женщин. Я их не вы-ношу, - говорю, что чувствую. (Улыбается и смотрит на нeгo.) Господи, я, кажется, за все время не сказала ей ни одного слова.
   Бондесен. Да, но не зовите ее теперь сюда.
   Элина. Я это именно и хотела сделать.
   Бондесен (умоляюще). Не теперь. Не сейчас. Потому что тогда я не смогу говорить с вами.
   Элина. Мы будем говорить глазами. (3овет.) Фрёкен Говинд. Вы ушли от нас.
   Говинд (подходит).
   Бондесен. Я успел уже надоесть госпоже Карено.
   Элина. Я вам отвечаю взглядом.
   Йервен. Да, вот что, Карено; я захватил для тебя экземпляр моей диссертации. (Ищет в пальто и достает книгу в темном переплете; его руки немного дрожат.) Лучше дать тебе ее теперь, пока ты в хорошем расположении духа. Все равно завтра или послезавтра ты ее прочтешь. (Кладет книгу на стол.) Я ее положу сюда.
   Карено (хочет подойти и взять книгу).
   Йервен. Нет, не теперь. (Кладет на нее пресс-папье.)
   Карено. Да, да. Очень благодарен.
   Йервен. Но отнесись к ней снисходительно.
   Карено (смеется). Я уверен, что она не нуждается в снисхождении.
   Йервен (пристально смотрит на него: повторяет). Отнесись снисходительно.
   Бондесен. Послушайте, какой торжественный тон! Они говорят: "снисходительно".
   Говинд. Простите. (Проходя мимо г-жи Карено). Пожалуйста, сидите. (Становится возле Карено и смотрит то на него, то на Йервена.)
   Элина (следит за ней глазами). Она снова там.
   Бондесен. А мы останемся здесь.
   Элина. Хорошо, останемся здесь. (Быстро придвигает свой стул к Бондесену.)
   Бондесен. Теперь у вас опять такой вид, как будто вы готовы заплакать.
   Элина (с деланной веселостью). Нисколько. А теперь, пожалуйста, рассказывайте что-нибудь.
   Бондесен. Вы часто бываете зимою в театре?
   Элина. Я в театре? Почему это вас интересует?
   Бондесен. Я думал, что если бы вы захотели... У меня есть билет. У меня всегда бывают билеты.
   Элина (громко). Вы хотите меня взять с собой в театр? Все равно, хотя бы и на галерею. Я уж не помню, когда испытывала это удовольствии.
   Карено (тихо жене). Послушай, Элина, - Ингеборг, наверно, еще не легла. Не может ли она теперь пойти спать?
   Элина (смотрит на него секунду). Конечно, почему же нет? (Захваченная мыслью, обращается рассеянно к Бондесену.) Да, если бы вы дал мне билет... (Внезапно встает.) Я сама скажу Ингеборг. Если это так необходимо. (Поспешно проходит мимо Бондесена, говорит тихо в кухонную дверь; возвращается.)
   Говинд и Йервен (говорят между собой; ищут свои пальто).
   Карено. Неужели вы уже уходите? Куда вы спешите? Я только думал, что Ингеборг...
   Говинд. О, пора.
   Элина. Как, вы уже уходите? (К Бондесену, который тоже поднялся.) Вы тоже? (Бросив взгляд на Карено.) Ах, я забыла. Вы умеете гадать? (Протягивает ему руку, ладонью вверх.)
   Бондесен (берет ее руку, рассматривая, пожимает). Нет, этого я не умею...
   Элина (громко). Это неважно. Я сказала только для того, чтобы вы взяли мою руку. У вас такие теплые руки.
   Йервен. Вот твое пальто, Бондесен. (Подает ему пальто.)
   Элина. Подумайте, он вас отрывает от меня. (Помогает Бондесену надеть пальто.) Так. (Прощаются.)
   Йервен (отводит Карено в сторону. Умоляюще). Не забудь, Карено: будь снисходителен к моей книге. Прошу тебя, дорогой.
   Карено (шутливо). Буду снисходителен, насколько возможно. (Серьезно.) Перестань меня дурачить.

Все уходят через заднюю дверь, которая остается открытою; слышно, как гости еще раз прощаются. Э л и н а входит. Ставит чашки на поднос. Слышен стук калитки. Входит К а р е н о.

   Карено (обнимает жену). Вот мы опять одни.
   Элина (молчит).
   Карено (вынимает деньги из кармана). Элина. Вот спасенье, - посмотри.
   Элина. Тебе было весело?
   Карено (прячет деньги). Да, но Йервен был такой странный... Скажи, ты его поняла?
   Элина. Нет. Я о нем и не думала.
   Карено. Он показался мне совсем другим, чем всегда. Но он очень добрый человек. Он дал мне денег взаймы... Одну лампу можно потушить. (Тушит.) Впрочем, я ее сейчас налью; возможно, что мне опять придется сидеть всю ночь и работать.
   Элина (огорченная). Нет, не делай этого.
   Карено (весело). Элина, право, мне совсем не хочется спать. (Потирая руки.) Я в таком прекрасном расположении духа. Ты это видела? (Вынимает кредитные билеты и рассматривает их.) Первое, что я сделаю - с утра пойду к судебному приставу и уплачý. (Прячет деньги и обнимает ее.) Ты притихла, Элина.
   Элина. Зато ты, кажется, необыкновенно оживлен.
   Карено. У меня на это есть основание.
   Элина. Необыкновенно оживлен. Я уверена, что в глубине души ты возмущаешься мною; но не хочешь этого показать.
   Карено. Почему мне возмущаться тобой?
   Элина. Если ты находишь, что я сегодня слишком много говорила с Бондесеном, то скажи мне прямо.
   Карено (удивленно смотрит на нее, качает головой). Сегодня я никого не понимаю. И ты становишься какой-то странной. Почему я могу находить, что ты с Бондесеном слишком много говорила? Разве он позволил себе что-нибудь?
   Элина. Да, может быть, я действительно обращала на него слишком много внимания. Я сознаюсь. Он мне понравился; у него удивительная способность так... Ты заметил, как изящно он был одет?
   Карено. Кто? Бондесен? Нет; я почти на него не смотрел. Разве он был изящно одет?
   Элина. Вот как. Ты даже не смотрел на него!
   Карено. Да, разумеется, я посмотрел на него. Даже несколько раз. Я заметил, что он был очень изящно одет, конечно. Если ты это находишь. Ну, да он должен так одеваться, потому что он постоянно бывает на людях... Пока я не забыл, надо налить лампу. Ингеборг, верно, уже легла. (Берет книгу Йервена, и рассматривает переплет.) Во какую книгу написал этот Йервен. Я заранее разуюсь тому, что буду ее читать. (Кладет книгу на стол, уходит в кухонную дверь, которая остается открытой.)
   Элина (устало падает на стул).
   Карено (входит с жестянкой для керосина). Ты бы легла, Элина. Уже поздно.
   Элина. Мне показалось, что Бондесен тебе не понравился. Мне кажется, ты его возненавидел за то, что он так много говорил со мной.
   Карено (наливает лампу). Нисколько. Этого недоставало! (Смеется.) Подумай: возненавидел!
   Элина. А когда ты предложил Йервену спичку, чтобы зажечь сигару, ты Бондесену не дал. Разве ты сделал это не нарочно?
   Карено. Я это сделал? Я не дал ему спичек? Разве он не курил?
   Элина. Он закурил о лампу.
   Карено. Это, действительно, было невежливо с моей стороны. Но он не обиделся. А потом я ему одолжил журналы. (Уносит жестянку, оставляет дверь открытой.)
   Элина (встает, ломает руки; подавленно). Нет! Тут ничто, ничто не поможет. (Разражается слезами.)
   Карено (из кухни). Что ты говоришь?
   Элина (не отвечает).
   Карено. Мне показалось, ты что-то сказала.
   Элина (овладевая собой). Я сказала: покойной ночи. (Медленно направляется в спальню.)
   Карено (входит). Да, ты права. Ложись, Элина. Я думаю еще немного поработать, но сперва почитаю книгу Йервена.
   Элина (медленно уходит).
   Карено (садится у письменного стола, прибавляет света в лампе, берет книгу Йервена и читает. На его лице появляется выражение все усиливающегося изумления. Раскрывает книгу в середине; читает). Нет, - но!.. (С возрастающим волнением перелистывает и читает то здесь, то там.) Нет, он изменил! Йервен изменил! (Вскакивает, бегает по комнате, снова заглядывает в книгу.) Предатель!

____________

    

Действие третье

Следующее утро. Комната Карено. Одна лампа догорела и потухла. Другая догорает. Дневной свет. К а р е н о сидит за работой, бледный и усталый.

   Карено (встает, отворяет кухонную дверь и зовет). Ингеборг! (Услышав ответ.) Пожалуйста, на минута.
   Ингеборг (входит).
   Карено. Ты можешь сейчас сходить по одному делу?
   Ингеборг. Да.
   Карено. Отнеси ему это письмо. (Берет со стола заготовленное письмо.) Можешь идти так.
   Ингеборг (протягивает руку).
   Карено. Подожди. Я вложу деньги. Смотри. (Вкладывает пачку кредитных бумажек и заклеивает конверт.) Он вчера забыл здесь эти деньги.
   Ингеборг. Хорошо. (Протягивает руку.)
   Карено. Ты его вызовешь и отдашь письмо в собственные руки. Ты это сделаешь?
   Ингеборг. Да. (Берет письмо.) Потушить лампу? Уже совсем светло.
   Карено. Разве? (Тушит лампу, идет к двери на веранду, отдергивает гардину; врывается солнечный свет. К Ингеборг, которая хочет ему помочь.) Нет, ты иди. Письмо у тебя?
   Ингеборг. Да. (Идет по направлению к кухне).
   Карено. Подожди немного, Ингеборг. Если Йервен тебя о чем-нибудь спросит... Если он спросит, велел ли я ему кланяться, ты можешь сказать: да, я велел ему кланяться.
   Ингеборг. Да.
   Карено. Но если он не спросит, то ничего не говори.
   Ингеборг. Нет, нет. (Уходит.)

Слышен стук калитки.

   К а р е н о садится снова за работу, перелистывает свои бумаги, книгу. Опять стук садовой калитки. Вслед затем раздается стук в кухонную дверь. Потом еще раз, громче.
   Карено. Это ты? Ингеборг?
   Чучельный мастер (входит, несет с собою большой пакет в газетной бумаге. Кланяется). Прошу извинить, в кухне никого не было.
   Карено. Вы принесли хлеб? Пожалуйста, положите туда.
   Чучельный мастер. Нет; барыня...
   Карено. Барыня еще не вставала. (Берется за боковой карман.) Вы пришли за деньгами?
   Чучельный мастер (кланяется). Я должен был принести вот это. (Снимает бумагу и высоко поднимает чучело птицы.)
   Карено (с неудовольствием). Уф, что это такое?
   Чучельный мастер. Чучело птицы, которое мне заказала барыня. Сокол.
   Карено. Это, очевидно, ошибка. Вы говорите - сокол?
   Чучельный мастер. Нет, это не ошибка.
   Карено (подходит). Жена заказала это?
   Чучельный мастер (кланяется). Совершенно верно.
   Карено (берется за боковой карман). Я не знаю, есть ли у меня... Сколько это стóит? Может быть, вы его возьмете обратно? (Ищет в карманах.) Потому что, к сожалению, у меня сейчас нет денег. Я зайду за этим после.
   Чучельный мастер (кланяется). За птицу уже заплачено.
   Карено. Заплачено? Тогда, пожалуйста, положите ее туда. (Идет к письменному столу.)
   Чучельный мастер. Это одна из тех птиц, которые думают.
   Карено. Так.
   Чучельный мастер. Но она ничего не говорит.
   Карено. Положите ее куда-нибудь. Положите ее на пол. (Пишет.)
   Чучельный мастер. Вы не хотите ее повесить?
   Карено. Нет, благодарю вас.
   Чучельный мастер. У нее распростерты крылья для полета. Это была лучшая птица в моей коллекции. Я ее показывал посетителям, как образец. Разве она вам не нравится?
   Карено (встал). Простите, - будьте любезны положить туда птицу.
   Чучельный мастер (быстро кладет птицу, кланяется). Доброго утра.
   Карено. Доброго утра. (Садится.)
   Чучельный мастер. Прошу извинить. (Уходит. Слышен стук захлопнувшейся калитки.)
   Элина (входит, оправляя свое платье). С добрым утром, Ивар. Ты все за работой?
   Карено. Кончаю. (Быстро пишет несколько строк.)
   Элина. Видишь, как я долго спала. Ты опять не ложился?
   Карено (кладет перо в сторону). Я был прилежен сегодня ночью. Необыкновенно прилежен.
   Элина (подает ему руку). Поздравляю, Ивар.
   Карено (удивленно пожимает ее руку). Разве я в первый раз так прилежен?
   Элина. Я поздравляю тебя с сегодняшним днем. Неужели ты опять забыл? Ведь тебе сегодня исполнилось двадцать девять лет.
   Карено. Да, правда.
   Элина (заметив сокола). Как, он уже приходил?
   Карено. Кто? Да, тут был кто-то; он там что-то оставил. Я ничего не понял. (Указывая.) Он положил где-то там. Он сказал - птица, что ли.
   Элина (уныло). Как неудачно вышло.
   Карено. Он сказал, что ты заказала.
   Элина. Да, я заказала для тебя. К сегодняшнему дню. Теперь весь сюрприз испорчен. Я вижу, ты вовсе не рад. (В отчаянии.) О, Боже мой! (Садится.)
   Карено (смотрит с гримасой на сокола). Эта птица для меня?
   Элина. Да, это сокол. Я хотела тебе подарить.
   Карено. Какая странная идея! Пустая, набитая шкура.
   Элина. Да, конечно, опять я сделала глупость. В прошлом году я подарила тебе картину, и она тоже тебе не понравилась.
   Карено. Но, Боже мой, это же было изображение Христа, Элина.
   Элина. Ты не должен об этом говорить в таком тоне. Это была литография, очень дорогая картина, могу тебя уверить. Отец и мать советовали купить ее.
   Карено. Ну что же, она и висит над моею кроватью
   Элина. Когда он приходил? Почему он заодно не повесил птицу?
   Карено. Не мог же я его послать к тебе прежде, чем ты встала!
   Элина (с ударением). Может быть, ты и не хочешь иметь здесь птицу? (Указывая.) Вот здесь, на этом крючке?
   Карено. Здесь... А ты хочешь?
   Элина. Ну, значит, нет. Пусть тоже валяется в спальне. (Быстро встает, берет сокола и швыряет его в дверь спальни. Отпирает кухонную дверь.) Ингеборг, ты хотела принять птицу, когда ее принесут.
   Карено. Ингеборг ушла. Я ее послал по делу.
   Элина (у кухонной двери). Да?
   Карено. Я ее послал к Йервену. (Встает.) Я должен тебе сказать, Элина, что деньги, которые я получил вчера вечером, я отослал ему.
   Элина (подходит к нему ближе, внимательно смотрит). Это неправда, конечно?
   Карено. Это правда. Ты знаешь, чтС сделал Йервен? (Берет книгу Йервена. Взволнованно.) Подумай, Элина, Йервен тоже согнул спину. (Бросает книгу на стол.)
   Элина. Что сделал Йервен?
   Карено. Отрекся. Отрекся от всех своих прежних убеждений! (Берет книгу и перелистывает.) Продал себя. Страницу за страницей. Вот отчего он вчера так странно себя вел. (Ходит по комнате.) От Йервена ничего не осталось!
   Элина (после паузы). Ты думаешь, Йервен сделал это намеренно?
   Карено. Намеренно? Вся книга не что иное, как обстоятельный переход к англичанам и к профессору Гюллингу.
   Элина. Значит, я была права.
   Карено. Ты была права, Элина?
   Элина. Да. Относительно профессора Гюллинга. Уж если Йервен тоже перешел на его сторону...
   Карено (не отвечая, ходит взад и вперед). Вот почему он вчера был так расстроен. Он знал, что он сделал. (Останавливается в задумчивости.) Я не понимаю его наглости. Как он говорил! И как он насмехался над профессором Гюллингом.
   Элина. И первое, что ты сегодня сделал, это - отослал ему деньги. Нет, я тебя не понимаю. (Бросается на стул.)
   Карено. Неужели ты думаешь, что я теперь могу взять у него деньги?
   Элина. Что? Неужели я думаю?
   Карено. После всего этого? После того, как он напал на меня сзади?
   Элина. Разве он напал на тебя сзади?
   Карено. И на меня тоже. (У стола, открывает книгу Йервена.) Читай. (Указывает; Элина не смотрит.) Посмотри, - это только оглавление. Здесь уже три нападки на меня. Только в заглавиях.
   Элина. Если он на тебя напал, ты должен с этим примириться. Ты сам на всех нападаешь.
   Карено (бросает книгу на стол; ходит взад и вперед).
   Элина. Мне кажется, Йервен этим нападкам не придает большого значения. (Карено не отвечает.) Вчера вечером он был с тобой любезен, как всегда. (Карено не отвечает.) Повидимому, он против тебя ничего не имеет. (Карено не отвечает.) Во всяком случае, с его стороны было очень мило предложить тебе деньги.
   Карено. Я не могу их взять.
   Элина. Да, если бы у нас были средства, тогда другое дело.
   Карено. Какие деньги предложил мне Йервен? Плата за его книгу, плата за его нападки на меня - это деньги за кровь... Вот какие деньги он мне предложил!
   Элина. Н-да.
   Карено. Ведь это насмешка. Он прекрасно знает, что совершил предательство, и вот ему нужен сообщник. (Останавливается.) Нет, убей меня Бог, я никогда не видел подобной наглости!
   Элина. Как странно! Как только для нас покажется луч света, - он сейчас же гаснет.
   Карено. Да, теперь счастье нам не улыбается. Но это временно. (Решительно.) Пусть Йервен берет себе свои деньги! Может быть, я сегодня получу от издателя благоприятный ответ. Ты должна поддержать меня, Элина.
   Элина. Нет, нам не избежать описи, я знаю.
   Карено. Нет, я не верю этому. У меня предчувствие, что этого не случится. (Проводит рукой по лбу.) Но теперь я должен заснуть: кружится голова. Элина, я скоро проснусь, через несколько минут я снова примусь за работу. Ты еще увидишь, чтС я могу сделать! (Экзальтированно.) Сегодня ночью, когда я писал, мысли как молнии освещали мой мозг. Ты не поверишь, но я разрешал все вопросы, я понял жизнь. Я почувствовал прилив новых сил.
   Элина (у этажерки, берет поочередно в руки подсвечники; как бы про себя). И не в состоянии спасти даже их.
   Карено. Не огорчайся, Элина. Мне предстоит огромный труд. Предательство Йервена произвело на меня сильное впечатление. Мне казалось в эту ночь, что я остался один на всей земле. Между человеком и внешним миром стоит стена; но теперь эта стена стала тоньше, я хочу попробовать ее пробить, высунуть голову и посмотреть. (Повторяет.) И посмотреть. Ты мне веришь?
   Элина. Я в этом ничего не понимаю.
   Карено. Подожди, повторяю тебе: подожди, я кончу свою книгу. Пусть нас выгоняя из дому: но когда-нибудь нам будет лучше. Это я знаю.
   Элина. Ты много раз уж говорил это.
   Карено. Но теперь я в этом уверен. И чт? бы ни случилось, я у Йервена денег не возьму. До чего вы хотите меня довести? Лучше мне идти просить милостыню. К счастью, есть человек, у которого сейчас моя рукопись и который увидит, чего она стóит.
   Элина. А что ты сделаешь, если издатель тебе откажет? Тогда начнется то же самое. (Ходит взад и вперед; мучительно.) Господи, я так устала от всего этого. Это тянется уже целых три года. И никогда не будет иначе.
   Карено. Но три года нужды совсем не долгий срок для такого человека, как я. Для человека, который стучится в людские двери с такими свободными мыслями, как мои. И десять лет недолгий срок. Об этом я думал сегодня ночью.

Слышен стук садовой калитки.

    Элина (принимает решение). Ну, да посмотрим. У тебя воспаленные глаза, Ивар; приляг немного. Разбудить тебя?
   Карено. Нет, я сам проснусь. Через четверть часа, вероятно, я встану. Я только подремлю. (Уходит в спальню.)
   Элина (прислушивается у двери в глубине; отворяет ее, смотрит и снова запирает. Отворяет кухонную дверь.) Ингеборг, это ты?
   Ингеборг. Да. (Входит красная, задыхаясь.)
   Элина. Я слышала, ты уходила?
   Ингеборг. Да, я только что вернулась.
   Элина. Милая Ингеборг, сбегай еще раз. Но прежде позавтракай.
   Ингеборг. Я уже ела.
   Элина. Ты уже завтракала? (Подходит к этажерке и берет подсвечники.) Ингеборг, почисть их немного. А когда вычистишь, ты... (отвернувшись) ты отнесешь их в город и постараешься получить под них деньги.
   Ингеборг. Я должна их...
   Элина (перебивает ее, нервно). Да, ты понимаешь. Словом, получить под них деньги. Подсвечники покамест мне не нужны.
   Ингеборг. Хорошо, хорошо.
   Элина. Но только не теряй квитанции. Она, пожалуй, важнее самих денег.
   Ингеборг (берет подсвечники).
   Элина. Ты это сделаешь, Ингеборг?
   Ингеборг. Конечно. (Уходит.)
   Элина. Спасибо.

Садовая калитка захлопывается.

   Э л и н а берет свою работу, садится у круглого стола и шьет. Выражение ее лица озабоченное, движения вялы. Она встает, неподвижно смотрит через дверь веранды, снова садится и шьет. Уловив стук калитки, она напряженно прислушивается, встает и поспешно направляется к задней двери. Она в сильном волнении. Стучат.
    
   Элина (отворяет). А! Войдите, пожалуйста.
   Бондесен (входит). Дорого утра!
   Элина. Здравствуйте. (Подает ему руку.)
   Бондесен. Господин Карено уже ушел?
   Элина. Нет, он спит, он работал всю ночь. Присядьте. (Она садится.)
   Бондесен (вынимает из кармана несколько номеров журнала). Вот эти журналы. (Садится.) И вы сидите здесь одна?
   Элина. Одна, одна!
   Бондесен. Этого вы не должны делать. Лучше бы прогулялись. На дворе солнце.
   Элина. Я стояла у дверей веранды и смотрела на солнце.
   Бондесен. Вы должны выйти, нанять коляску и поехать гулять, сесть в лодку и грести.
   Элина (беспокойно). Нет, не говорите мне об этом.
   Бондесен. Сегодня устраивается большая прогулка за город.
   Элина (невольно). Правда? И вы тоже поедете?
   Бондесен. Да, и я тоже.
   Элина (меняя тон). Послушайте, господин Бондесен, я вчера держала себя немного несдержанно. Надеюсь, вы этого не поняли дурно.
   Бондесен. О, нет!
   Элина. Мне это было бы очень неприятно.
   Бондесен. Нисколько. Я все время был уверен, что ваша несдержанность, как вы называете, относится не ко мне, а к другому.
   Элина. К кому другому?
   Бондесен. Вы, в сущности, говорили не для меня, а для другого.
   Элина. Этого вы не заметили? Что? Этого нельзя было заметить?
   Бондесен. Я был здесь не более, как посторонний свидетель. Я присутствовал при игре, но не участвовал в ней. Я был ширмой.
   Элина. Нет, вы преувеличиваете. Фи, как вы преувеличиваете! Но не будем больше говорить об этом... Да, вы слышали про Йервена?
   Бондесен. Что он перешел в другой лагерь? Я узнал об этом сегодня утром. Я тотчас же написал о нем небольшую статейку.
   Элина. Против него?
   Бондесен (улыбается). Нет, не против него. Теперь его надо поддержать.
   Элина. Да, правда? Это вовсе не так ужасно - то, что он сделал?
   Бондесен (смеется). Нет, конечно, нет. С моей точки зрения.
   Элина. Не правда ли?
   Бондесен. Потому что мы "все там будем". Рано или поздно.
   Элина. Как это?
   Бондесен. Все дети делаются взрослыми людьми. Если не умирают.
   Элина. Да, если итак рассуждать, то это вполне естественно.
   Бондесен (пожимает плечами). Боже мой, я пережил то же самое. Был радикалом, свободомыслящим и смелым - хоть куда! Но наступило время, когда я начал размышлять.
   Элина. Что же вы тогда сделали?
   Бондесен. Я начал сомневаться в теории о происхождении от обезьяны. Затем я забыл песенку Синклера и то, "что случилось в Фредериксгалле"; потому что это тоже своего рода теория о происхождении от обезьяны.
   Элина. А потом?
   Бондесен. О, потом было еще много разного другого, но я перешагнул через все.
   Элина. И перешли в другой лагерь?
   Бондесен. Честно и открыто перешел в другой лагерь. В другую газету, для другого дела.
   Элина. Вы это сделали? Для этого надо много мужества.
   Бондесен. Обстоятельства сложились так, что я не мог иначе поступить. В этом было все мое мужество.
   Элина. На вас, вероятно, сильно напали?
   Бондесен. Да, в газетах. О-о! Но у меня была также и поддержка. И когда надо вступать на этот путь...
   Элина. Я чувствую, что сделала бы так же, как вы. В конце концов, надо ведь устроиться и не жить в вечно тревоге.
   Бондесен. Вы совершенно правы. Перестаешь метаться, становишься спокойнее, находишь внутреннее довольство.
   Элина. Вы думаете, что Ивар со временем тоже переменит свои взгляды?
   Бондесен. Хочу надеяться. Я не понимаю, почему господин Карено должен быть единственным из всех нас, который не видит истинного пути. Но на это нужно время.
   Элина. К сожалению; и, вероятно, много времени.
   Бондесен (улыбается). Вы говорите: "к сожалению". Если бы ваш муж это слышал.
   Элина. Мне все равно.
   Бондесен. Что вам все равно?
   Элина. Ничего. Мой муж спит.
   Бондесен. Как тихо во всем доме!
   Элина. Что вы будете делать за городом?
   Бондесен. Веселиться. Выпьем немного шампанского, будем танцевать.
   Элина. Танцевать тоже? Я ведь не так уж стара, а забыла, что значит танцы.
   Бондесен (упрашивая). Поедем с нами. Вам понравится.
   Элина. Не, что вы! Разве я могу поехать?
   Бондесен. Мы будем вас носить на руках.
   Элина (изменив тон). Господин Бондесен, вы права, когда говорили, что вчера я так держала себя только для другого.
   Бондесен. В этом вам вовсе не надо исповедываться; я это сам видел.
   Элина. Боже мой, я была в таком отчаянии и хотела это показать.
   Бондесен. И достигли цели?
   Элина. Нет. Ничего не достигла.
   Бондесен. Жаль, потому что вы положили столько труда.
   Элина (искренно). Не смейтесь надо мной! Прошу вас! Если бы вы только поняли меня. Вы знаете, в каком мы положении? Сегодня утром он отослал Йервену деньги, и вот мы снова ни с чем. Он не думает обо мне, даже не о себе, а только о своей работе, всегда и всюду о своей работе. Так тянется уж три года. Но три года это пустяки, говорит он, десять лет тоже. Если он так относится, то, значит, меня он больше не любит. И ночью я не всегда вижу его. Он сидит за своим столом и работает до самого утра. Все это ужасно! У меня все спуталось в голове; я готова была сжечь все его рукописи; я ревновала его к Ингеборг и отказала ей.
   Бондесен. Ингеборг? Кто это?
   Элина. Наша прислуга.
   Бондесен. Что вчера подавала кофе?
   Элина. Да.
   Бондесен (улыбается и качает головой).
   Элина. Я знаю, это было глупо. Но я для него совершенно не существовала и потому решила, что, вероятно, есть какая-нибудь причина. Вот сегодня принесли сокола; знаете, того сокола. Вы думаете, он позволил повесить его здесь?
   Бондесен. А куда он хотел его повесить?
   Элина. Да он совсем его не хотел, я это поняла. Теперь сокол валяется в спальне на полу. И так постоянно.
   Бондесен (откашливается). Дело в том, что вы слишком молоды для того, чтобы быть женой. Вот и все.
   Элина. Да, я слишком молода. Это так.
   Бондесен. И он должен это понять.
   Элина. Но он не понимает ничего; он так уверен, что я всецело принадлежу ему. (После паузы.) Но он слишком уверен.
   Бондесен. Что вы хотите этим сказать?
   Элина (молчит).
   Бондесен. Вы теперь хотите ему доказать, что он заблуждается?
   Элина (молчит).
   Бондесен. Простите, если мой вопрос нескромен. Мне было бы приятно чем-либо быть вам полезным.
   Элина (смотрит на него). Спасибо, что пришли, господин Бондесен. Я вас все-таки ждала. Мне было так грустно, а вы приносите с собой столько жизни. Вы сказали: "доброго утра". Как будто для вас было счастьем сказать это.
   Бондесен. Так оно и было - пожелать вам доброго утра.
   Элина. Вчера я немного боялась вас. Помните, когда вы говорили об этих журналах?
   Бондесен. Да.
   Элина. Вы сказали, что сегодня их принесете, и спросили, когда мой муж бывает дома.
   Бондесен. Да, и?..
   Элина. Знаете, мне показалось, как будто вы спрашиваете, когда моего мужа не бывает дома? И тогда я стала вас немного бояться...
   Бондесен. Вы теперь тоже меня боитесь? (Берет ее руку.)
   Элина (немного отодвигает от него свой стул). Нет, теперь нет... Но не думайте теперь обо мне дурно; я не очень смела, но...
   Бондесен (улыбается). Будьте совершенно спокойны. Я все понимаю. Я все еще изображаю из себя приличные ширмы?
   Элина. Ширмы? Теперь? Неужели вы это действительно думаете? (В другом тоне.) И много дам едет с вами за город? Вы на лошадях?
   Бондесен. Да. Уже заказаны экипажи. Шампанское и музыка едет с нами.
   Элина. А Йервен тоже едет? И фрёкен Говинд?
   Бондесен. Во всяком случае, они приглашены.
   Элина. Вы часто устраиваете такие прогулки?
   Бондесен. Сегодня особенный случай: день рождения одного из нашей компании.
   Элина (вздрагивает). День рождения?
   Бондесен. Да. А что?
   Элина. Ничего. Я вспомнила, что у нас сегодня тоже день рождения. (Грустно улыбается.) Но без всякой торжественности.
   Бондесен. А? Разве сегодня день рождения господина Карено?
   Элина. Да.
   Бондесен. Поздравляю... Музыка и шампанское - ведь это только ребячество. Может быть, прекрасный день рождения и без этого.
   Элина. Но все-таки это праздник. Послушайте, как это звучит: "праздник". Я вижу всю картину: веселые мужчины с цветами в петлице, шляпы на затылке, улыбки и смех. "Застегните мне перчатку, завяжите мне ботинки". С удовольствием! Вы веселитесь? Потом кто-нибудь становится на камень и держит речь, и все громко смеются, если она неудачна. Потом играет музыка.
   Бондесен. И потом танцуют.
   Элина. Да, и потом танцуют. (Беспокойно встает, улыбаясь.) Смешно, я сижу здесь, а сама как будто там.
   Бондесен (настойчиво). Но разве вы не можете быть там?
   Элина. Нет, нет, ни в коем случае. (Бросает взгляд на веранду, поворачивается, подходит к нему ближе, стоит одну минуту и смотрит на него сзади.)
   Бондесен (обернувшись). На что вы смотрите?
   Элина (садится). Почему вы сказали, что вы ширма?
   Бондесен. Ну, ширмы, или Эндресен, или NN. - это одно и то же.
   Элина. Я сегодня не называла вас Эндресен. Ведь нет?
   Бондесен. Да, вы меня так не называли. Это меня удивляет.
   Элина. Я запомнила ваше имя. Я о вас думала.
   Бондесен (берет ее руку). Это правда?
   Элина. Да, это правда. И я вас ждала. (Отнимает свою руку, встает; в другом тоне.) Вы принесли журналы? Благодарю; я положу их ему. (Кладет журналы на стол Карено.)
   Бондесен (который также встал). Вы уж хотите меня прогнать? (Она не отвечает.) Значит, вы меня ждали?
   Элина. Да, мне хотелось поговорить с кем-нибудь.
   Бондесен. Вы не рассердитесь, если я скажу вам что-то?
   Элина (опускает глаза). Лучше не говорите.
   Бондесен. Я только хочу сказать, что отказываюсь от сегодняшней прогулки. Я не поеду.
   Элина. Почему?
   Бондесен. Это меня не прельщает. Скучно, если вас там не будет.
   Элина. Нет, голубчик, не говорите так. Да вы не должны забывать, что...
   Бондесен (в глубоком волнении). Я все забыл. Мне все равно. Увижу я вас сегодня вечером? Вы пойдете гулять, пойдете в город?
   Элина (невольно). Нет, не в город.
   Бондесен. Где хотите. Здесь? На улице? (Обнимает ее и целует.)
   Элина. Нет! Нет! Пустите меня. (Страстно обнимает его, но тотчас опускает руки, вырывается, задыхаясь.) Что вы делаете? Вы с ума... Вы забываете...
   Бондесен (умоляюще). Боже мой, послушайте...
   Элина. Тсс! (Прислушивается, тяжело дыша.) Он проснулся. Уходите, уходите! Нет, оставайтесь! Не уходите...
   Бондесен (обнимает ее за талию). Здесь на углу, в восемь часов?
   Элина (быстро). Да.
    
   В эту минуту дверь спальни отворяется, и К а р е н о входит. Он отступает перед тем, что увидел. Бондесен выпускает госпожу Карено.
    
   Карено. А!
   Бондесен (кланяется). Я хотел... Я журналы...
   Элина (к мужу). Ты недолго спал?
   Карено (овладевает собой). Нет. Я совсем не мог спать. (Медленно входит в комнату.)
   Бондесен. Я принес журналы, которые вы так любезно мне одолжили. Очень благодарен. (Подходит к письменному столу и берет журналы; его руки дрожат.) Очень интересно. (Подает журналы Карено.)
   Карено. Благодарю. (Кладет журналы на стол, медленно подходит к дверям веранды и смотрит; задумчиво). Прекрасная погода.
   Бондесен. Удивительная. Ни малейшего ветра, солнце, тепло.
   Карено (оборачивается). Элина, могу я получить завтрак?
   Элина (делает несколько шагов по направлению к кухонной двери).
   Бондесен. Необыкновенно тепло. Для этого времени.
   Карено (отходит от двери веранды). Хорошо, что держится такая погода. Я могу работать в саду. (Жене.) Принеси мне поесть.
   Элина. Да, да. Сию минуту. Я сама тоже еще не завтракала. (Идет к кухонной двери.)
   Бондесен (берет свою шляпу). Очень благодарен за журналы, господин Карено. (Кланяется.) Доброго утра.
   Карено. Доброго утра.
   Элина (провожает Бондесена к двери на заднем плане). Я открою. Прощайте, прощайте. (Выпускает Бондесена, опять идет к кухонной двери; не глядит на Карено.) Почему ты не спал? Тебе это необходимо.
   Карено. Послушай, Элина, что это было за... Я застал тебя в удивительной позе, когда вошел.
   Элина. Поза? Что?
   Карено. Ведь это не могло мне показаться. Меня как будто укололо что-то в сердце.
   Элина. Я не знаю, о чем ты говоришь.
   Карено. Но, Боже мой, разве он не обнимал тебя, этот человек?
   Элина (не отвечает).
   Карено. Этого никогда еще не было. Положил всю руку. Зачем он это делал?
   Элина (равнодушно). Вовсе не всю руку.
   Карено. Я не понимаю, что это за поведение. Ты не должна позволять ему - этому человеку - быть таким дерзким.
   Элина. Я не знаю, о чем ты говоришь. Господин Бондесен не был со мною дерзок.
   Каре пилъ ли я немножко.
   Карено. (Останавливаясь). Нѣтъ, я и не...
   Ервенъ. Нѣтъ, я ничего не пилъ, я просто взволнованъ.
   Карено. Но, дорогой, никто и не думаетъ, что ты выпилъ.
   Ервенъ. (Улыбаясь). Ты правъ, конечно. Пойди сюда, старый другъ, давай поговоримъ. Тебѣ, кажется, не хочется со мной говорить.
   Карено. (Идетъ къ нему, смѣясь). Мнѣ не хочется?.. Послушайте, Бондезенъ, онъ, кажется, въ самомъ дѣлѣ немножко выпилъ.
   Ервенъ. Ни капли. Я просто необыкновенно радъ и веселъ.
   Карено. Это незамѣтно. Хотя грустить тебѣ не о чемъ.
   Ервенъ. Конечно, не о чемъ. Но не будемъ говорить объ этомъ. Профессоръ Тиллингъ не пытался наставить тебя на путь истины?
   Карено. (Смѣясь). Онъ давалъ мнѣ хорошіе совѣты. Какъ онъ самъ выразился, "парочку добрыхъ совѣтовъ".
   Ервенъ. О, я знаю добрые совѣты профессора Тиллинга. Если онъ даетъ добрые совѣты, то это только съ цѣлью испортить какое-нибудь доброе намѣреніе. Только съ этой цѣлью.
   Карено. Слышишь, Элина, Ервенъ того же мнѣнія, что и я.
   Ервенъ. (Возбужденно). И этого господина раздули до "таланта". Копается во всевозможныхъ книгахъ и говоритъ: "Смотрите, вотъ это замѣчательно; отсюда можно почерпнуть здравый смыслъ". А когда покончитъ съ одной книгой, то говоритъ: "Гдѣ же слѣдующая книга, изъ которой я могъ бы почерпнуть немного здраваго смысла?" И читаетъ слѣдующую... Нѣтъ, прилежаніе и талантъ не одно и то же, Талантъ это искра, это Богъ.
   Фрекенъ. (Сіяя). Слышите, какъ онъ говоритъ! Искра! Богъ!
   Бондезенъ. Ты несправедливъ къ профессору Гилпингу, Онъ вѣдь и за-границей пользуется извѣстностью.
   Ервенъ. Да, пользуется. То есть большой извѣстности у него нѣтъ. (Смотритъ на Бондезена). Да ты-то какого чорта во всемъ этомъ понимаешь?
   Эл. Карено. (Качая головой), Опять онъ бранится,
   Бондезенъ. Я тоже съ нимъ не согласенъ, разумѣется въ политикѣ. Но мнѣ часто приходилось отзываться о немъ съ похвалой. Напримѣръ, когда онъ вторично женился, я написалъ о мѣстѣ и времени его бракосочетанія. И когда новобрачная пара выходила изъ магистрата, ихъ уже ожидала большая толпа съ поздравленіями. О, кое чѣмъ мы все-таки обязаны профессору Гиллингу!
   Ервенъ. (Обращается къ Карено и смѣется). Онъ думаетъ это серьезно, я въ этомъ увѣренъ.
   Эл. Карено. (Бондезену). Это было очень мило съ вашей стороны. Въ самомъ дѣлѣ, они всѣ его поздравляли?
   Бондезенъ. Да, потому что всѣ знаютъ профессора Тиллинга.
   Ервенъ. Ты правъ, Бондезенъ. Если бы не занялись имъ газеты, то онъ и до сихъ поръ былъ бы неизвѣстенъ. Но явились ему на помощь, явился ты, вы писали замѣтки, напоминали о немъ, раздували его, держали колесо въ ходу, и вотъ онъ сталъ геніемъ.
   Бондезенъ. Мнѣ кажется, что одно всеобщее уваженіе, которымъ пользуется профессоръ Тиллингъ, должно бы заставить тебя не довѣрять своему собственному мнѣнію.
   Ервенъ. Какъ разъ наоборотъ. Я не вѣрю не своему, а его мнѣнію.
   Кapeно. (Утвердительно киваетъ головой).
   Бондезенъ. Странно.
   Эл. Кapeно. Да, странно.
   Ервенъ. Пока талантливый человѣкъ держитъ свою голову высоко и спину прямо, на него будутъ или нападать или будутъ о немъ молчать; конечно, если это талантъ, который имѣетъ въ данное время какое-нибудь значэніе. Но какъ только онъ начнетъ сдаваться, опуститъ голову, чтобы избавиться отъ нападокъ, тогда общественное мнѣніе поворачивается въ его сторону; пресса становится доброжелательной и сочувственной. Всѣ стараются защитить его, выказываютъ рыцарскія чувства, начинаютъ признавать его заслуги. Такъ создается всеобщее уваженіе.
   Фрекенъ. (Вскакиваетъ). Какъ хорошо онъ сегодня говоритъ! Это надо послушать. (Идетъ къ письменному столу и останавливается возлѣ Карено).
   Бондезенъ. Смѣшно, что я защищаю человѣка, который совсѣмъ не принадлежитъ къ моей партіи.
   Эл. Карено. Это очень мило съ вашей стороны.
   Ервенъ. Пожалуйста, найди другого стараго профессора, котораго тебѣ не было бы смѣшно защищать. Если это возможно, найди такого среди своей партіи.
   Бондезенъ. (Къ Эл. Карено). Онъ думаетъ, что это очень остроумно.
   Ервенъ. Если хочешь, возьми ихъ всѣхъ. Въ общемъ всѣ профессора -- самые допотопные люди на свѣтѣ. Замѣтьте, что если кто изъ молодыхъ стремится къ другому, чѣмъ они, и обладаетъ достаточнымъ количествомъ благороднаго упорства, чтобы этого добиться, они сейчасъ же являются къ нему. Сначала съ парочкой добрыхъ совѣтовъ, потомъ начинаютъ уговаривать отказаться отъ своего намѣренія, затѣмъ оказываютъ противодѣйствіе и, наконецъ, примѣняютъ силу. Будь остороженъ, Карено, ты разсердилъ одного изъ достойныхъ уваженія холоповъ.
   Карено. Я очень тебѣ благодаренъ, Ервенъ. Ты говоришь какъ будто словами моего сердца. (Протягиваетъ ему руку). Давно уже я не находилъ такой поддержки.
   Эл. Карено. Ервенъ не знаетъ нашихъ обстоятельствъ.
   Карено. (Растроганный улыбается). Скажу тебѣ откровенно, въ настоящее время намъ живется очень плохо. Мы такъ бѣдны, что скоро уже не сможемъ спасти себя. Мы ждемъ каждую минуту людей изъ суда; завтра или послѣ завтра, если я не найду исхода, опишутъ наши вещи. У меня только однѣ надежды! Во всякомъ случаѣ, я не позволю себѣ входить въ сдѣлки, никогда.
   Бондезенъ. Это зависитъ отъ того, не надо ли съ чѣмъ-нибудь считаться, нѣтъ ли какихъ-нибудь обязанностей.
   Эл. Карено. (Киваетъ головой). Несомнѣнно.
   Фрекенъ. Я согласна съ г-немъ Карено.
   Бондезенъ. Съ этимъ "благороднымъ упорствомъ" чаще теряютъ, чѣмъ выигрываютъ.
   Карено. (Не слушая его, Ервену). Ты вполнѣ понимаешь мои чувства. (Оборачивается). Знаешь, Элина, если профессоръ Тиллингъ придетъ еще разъ, я его не приму.
   Бондезенъ. (Добродушно). Этого еще не хватало. Вѣдь не такъ же плохо имѣть за своей спиной профессора Тиллинга. (Улыбаясь). Но вы, философы, всѣ на одинъ ладъ. Если вамъ придетъ что-нибудь въ голову, вы слѣдуете этому слѣпо. Намъ же приходится считаться съ обстоятельствами. Если все не дѣлается такъ, какъ мы хотимъ, то мы должны надѣятся немножко и на постороннюю власть. На высшую власть. Это неизбѣжно.
   Ервенъ. (Прислушиваясь, наклоняется). "Высшая власть". И это говоришь ты, Бондезенъ?
   Бондезенъ. Ахъ, не придирайся къ словамъ. Можно же говорить, что думаешь; конечно, очень мило быть свободомыслящимъ талантомъ, скептикомъ и тому подобнымъ; но въ концѣ концовъ этого все-таки недостаточно; удовлетворенія это не даетъ никакого; я знаю по опыту.
   Эл. Карено. Да, не правда ли? Я то же самое говорила Ивару, но онъ не вѣритъ. Онъ, вѣроятно, даже и въ Бога не вѣритъ.
   Карено. (Прислушиваясь). Мнѣ показалось... показалось что стукнула калитка?
   Фрекенъ. Мнѣ тоже показалось.
   Кapeно. (Безпокойно). Но притти теперь никто не можетъ. Такъ поздно.
   Эл. Карено. (Бондезену). Какъ вѣрно то, что вы говорите. Я рада, что мы одинаково думаемъ. Потому что я чувствую, что мы такъ же и поступаемъ.
   Ингеборгъ. (Входитъ изъ кухни). Какой-то мужчина хочетъ видѣть барыню.
   Эл. Карено. Меня, мужчина? Ахъ, знаю. Почему же онъ не пришелъ раньше? (Уходитъ вслѣдъ за Ингеборгъ).
   Эл. Карено. Я должна позвать этого человѣка сюда. Но ты, Иваръ, не долженъ его видѣть. Ты долженъ уйти.
   Карено. Ты сказала, я долженъ уйти?
   Эл. Карено. Да, на минутку въ спальню. Ну! (Хочетъ его вывести).
   Карено. Что за выдумка.
   Эл. Карено. (Нетерпѣливо). Господи! Да или же, слышишь. Вѣдь не надолго же.
   Карено. Въ спальню? Тамъ темно и никого нѣтъ. (Уходитъ, сопротивляясь).
   Эл. Карено. (Запираетъза нимъ дверь на ключъ. Быстро). Дѣло въ томъ, что Ивару на дняхъ минетъ 29 лѣтъ.
   Всѣ. А!
   Эл. Карено. Тамъ принесли ему подарокъ. Я кое-что придумала; но только одинъ Богъ знаетъ, годится ли это для него.
   Ервенъ. Вѣроятно, кисетъ для табаку?
   Эл. Карено. Нѣтъ. (Насмѣшливо). Кисетъ для Ивара. Нѣтъ, я знаю, ему нужно что-нибудь необыкновенное. Тамъ пришелъ человѣкъ здѣсь кое-что посмотрѣть. Вы видите тамъ наверху крючокъ? (Показываетъ на заднюю дверь). Онъ остался съ того времени, когда здѣсь жилъ поэтъ Иргенсъ.
   Фрекенъ. Да, я это вижу.
   Эл. Карено. Мнѣ хочется удивить Ивара и что-нибудь туда повѣсить. Я остановилась на птицѣ. Крючокъ, кажется, для этого раньше и служилъ.
   Ервенъ. Птицу? Конечно, чучело?
   Эл. Карено. Да, чучело птицы. Вы думаете, я сошла съ ума, да? (Короткое молчаніе).
   Бондезенъ. Я нахожу, что это удивительная мысль.
   Эл. Карено (Недовѣрчиво). Вы находите?
   Бондезенъ. Да, я нахожу.
   Эл. Карено. (Искренно). Милые мои, вы не должны надо мной смѣяться. Мнѣ такъ хотѣлось сдѣлать ему сюрпризъ, но я ничего не могла придумать. Собственно говоря, птица не подарокъ. (Смотритъ растерянно).
   Бондезенъ. Это необыкновенная идея.
   Фрекенъ. Я тоже нахожу, что вы очень мило придумали.
   Эл. Карено. (Грустно.) Нѣтъ вы этого не находите. (Отворяетъ дверь въ кухню и тѣмъ же голосомъ зоветъ). Пожалуйста, войдите.
   Набиватель чучелъ. (Входитъ, кланяется нѣсколько разъ).
   Эл. Кapeно. Благоцарю васъ за то, что вы пришли.
   Набиватель. (Кланяется). Надѣюсь, всѣ присутствующіе здѣсь господа извинятъ, если я помѣшалъ.
   Эл. Карено. (Показываетъ). Я думала повѣсить ее туда.
   Набиватель. Туда? Хорошо.
   Эл. Кapeно. Вамъ не кажется, что и прежде тамъ висѣла птица?
   Набиватель. (Осматриваясь). Да, насколько я вижу, тамъ висѣло чучело большой птицы.
   Эл. Кapeно. Значитъ ничего нельзя имѣть противъ того, что и теперь повѣсить тамъ чучело. Какъ вы думаете, Ервенъ?
   Ервенъ. (У письменнаго стола разсѣянно играетъ большими ножницами). Я думаю, что и прежде тамъ сидѣла птица. Несомнѣнно. Во времена поэта Иргенса. (Кладетъ ножницы и медленно идетъ къ остальнымъ).
   Эл. Карено. Ахъ! да я васъ совсѣмъ не объ этомъ спрашиваю. Я лучше буду говорить съ вами, г-нъ Эндрезенъ.
   Бондезенъ. Бондезенъ.
   Эл. Кapeно. Ахъ, простите. Постараюсь теперь запомнить.
   Ервенъ. Ничего, г-жа Карено; не все ли равно, какъ его называть. Называйте Эндрезенъ; онъ вполнѣ заслужилъ это имя, да и многія другія имена.
   Набиватель. Какую же птицу мы выберемъ? Орелъ не подойдетъ?
   Фрекенъ. Конечно орла.
   Эл. Карено. Нѣтъ, ради Бога, что-нибудь поскромнѣе. Я знаю, онъ не любитъ орловъ. Онъ сказалъ: "Я не орелъ!" Какъ вы думаете, г-нъ Бондезенъ?
   Бондезенъ. Да... я не знаю его вкуса, но...
   Эл. Карено. Голубь также не годится. Для него. Я думала о соколѣ.
   Набиватель. (Кланяясь). Я только что хотѣлъ сказать что и я подумалъ о соколѣ.
   Ервенъ. Вы набиваете чучела птицъ?
   Набиватель. (Кланяясь.) Да, это моя профессія.
   Ервенъ. Вѣроятно, довольно трудная профессія.
   Набиватель. Искусство. Ловкость. Конечно, когда работа дѣлается тонко.
   Ервенъ. Надо дѣлать такъ, чтобы чучела выглядѣли, какъ настоящія птицы.
   Набиватель. Да, какъ настоящія птицы. Какъ живыя птицы. Надо набить грудь, придать гордую осанку, вставить глаза, придать характерное выраженіе. А на подставкѣ дать такое положеніе, чтобы казалось, что она сейчасъ полетитъ.
   Ервенъ. А чѣмъ вы набиваете своихъ чучелъ?
   Набиватель. Конопатью, соломой. Одинъ употребляетъ одно, другой другое, но конопать употребляютъ всѣ.
   Ервенъ. Вѣроятно, я зайду къ вамъ на дняхъ и куплю себѣ такую птицу.
   Фрекенъ. Ты?
   Набиватель. (Кланяется). Вы мнѣ доставите большое удовольствіе. Такая птица можетъ съ успѣхомъ замѣнить общество. Она стоитъ и думаетъ, совсѣмъ какъ человѣкъ.
   Ервенъ. Молча и глубокомысленно думаетъ о разныхъ вещахъ.
   Набиватель. Я могу ихъ устроить и такъ, чтобы въ случаѣ надобности, онѣ кое-что говорили. Если ихъ нажать.
   Ервенъ. Да? Такъ я хочу такую, которая могла бы говорить, о чемъ она думаетъ.
   Набиватель. Да, но научить ихъ говорить по человѣчески нельзя. Онѣ могутъ издавать только какой-нибудь звукъ. Я къ нимъ такъ привыкъ, что могу придавать всевозможный смыслъ этому звуку. Тогда онѣ доставляютъ большое удовольствіе.
   Эл. Кapeно. (Которая все время пыталась заговорить^ Значитъ, остановимся на соколѣ. Вы говорите, что онъ у васъ готовъ.
   Набиватель. Да, онъ стоитъ въ мастерской.
   Эл. Карено. Съ распростертыми крыльями?
   Набиватель. (Киваетъ). Съ распростертыми крыльями.
   Эл. Карено. Ну, хорошо. Но вы должны принести его завтра рано утромъ.
   Набиватель. (Кланяется). Будетъ исполнено. (Идетъ къ двери, Ервену). Если вы пожелаете птицу, то...
   Ервенъ. (Мрачно). Да, я зайду.
   Эл. Карено. Только не забудьте. Крылья должны быть распростерты.
   Набиватель. Онъ у меня уже готовъ. У меня много готовыхъ. Крылья раскрыты, какъ во время полета. (Опять кланяется). Добрый вечеръ. Надѣюсь, господа извинятъ. (Уходитъ).
   Эл. Карено. Добрый вечеръ. (Отворяетъ ему кухонную дверь и идетъ за нимъ). Постойте, я заплачу вамъ сейчасъ же. (Уходитъ).
   Ервенъ. А ты, Бондезенъ, не подалъ руки своему коллегѣ.
   Бондезенъ. Какому коллегѣ?
   Ервенъ. (Указываетъ движеніемъ головы на кухню). Вотъ этому.
   Бондезенъ. (Къ фрекенъ Ховиндъ). Опять онъ остритъ. (Слышно, какъ Карено тихо стучитъ въ дверь изъ спальни).
   Фрекенъ. А мы и забыли выпустить г-на Карено. (Идетъ и отворяетъ дверь).
   Карено. (Входитъ, осматривается). Хотѣлъ бы я знать, что вы здѣсь дѣлали.
   Бондезенъ. О, если бы вы знали. (Садится).
   Эл. Карено. (Возвращается).
   Kapeно. (Женѣ). Я только что спрашивалъ, что вы здѣсь дѣлали, но никто ничего не отвѣтилъ.
   Эл. Карено. Такъ и надо; тебѣ нельзя этого знать. (Проходитъ мимо него и садится).
   Карено. А, секреты! Тогда другое дѣло.
   Фрекенъ. (Внезапно подвигается къ нему и беретъ его за руку). Бѣдный вы, бѣдный! Мы къ вамъ жестоки.
   Карено. (Смѣясь). Это вы-то? О, нѣтъ, фрекенъ!
   Фрекенъ. Вы не должны огорчаться, потому что мы не сдѣлали ничего дурного.
   Эл. Карено. (Взглянувъ на нее). Господи, и она тоже начинаетъ.
   Бондезенъ. (Наклоняется, прислушиваясь). Вы что-то сказали?
   Ингеборгъ. (Входитъ). Кофе подавать?
   Эл. Карено. Да, пожалуйста.
   Ингеборгъ. (Уходитъ).
   Эл. Карено. Идите сюда, фрекенъ, и садитесь къ намъ. Если только можете отъ нихъ оторваться.
   Фрекенъ. (Садится къ нимъ. Ингеборгъ входитъ съ кофе. Всѣ собираются вокругъ круглаго стола, и каждый беретъ свою чашку).
   Эл. Карено. Благодарю, Ингеборгъ; можешь идти. (Обращаясь къ Карено, послѣ того, какъ Ингеборгъ ушла). Не понимаю, чего она стоитъ и таращитъ глаза. (Карено и Ервенъ берутъ свои чашки и идутъ къ письменному столу).
   Ервенъ. (Искусственно весело). Ты что-нибудь сказалъ, Бондезенъ?
   Бондезенъ. Нѣтъ.
   Ервенъ. А мнѣ показалось, что ты предлагалъ мнѣ сигару.
   Бондезенъ. Сигару ты можешь получить. Если дамы позволятъ тебѣ курить. (Подаетъ ему свой портсигаръ),
   Карено. Простите. Но я не могу предложить вамъ сигаръ. (Даетъ Ервену закурить, закуриваетъ свою трубку и прячетъ коробку со спичками обратно въ карманъ. Ходитъ взадъ и впередъ).
   Эл. Карено. Развѣ ты не видишь, Иваръ, что и другіе хотятъ закурить?
   Кapeно. (Не слышитъ).
   Эл. Карено. (Бондезену). Онъ ничего не видитъ и не слышитъ.
   Бондезенъ. Ничего. Я могу закурить и здѣсь. (Встаетъ и закуриваетъ о лампу).
   Эл. Карено. Ай, не обожгитесь!
   Бондезенъ. (Закуривая). Это ваша нечистая совѣсть предостерегаетъ меня?
   Эл. Карено. Почему?
   Бондезенъ. Потому что вы боитесь, какъ бы я не обжегся еще сильнѣе.
   Эл. Карено. Я васъ не понимаю. Я такая безтолковая.
   Бондезенъ. Въ началѣ вечера вы такъ не заботились обо мнѣ. Вы сидѣли и очень хладнокровно превратили меня въ пламя.
   Эл. Карено. (Смѣется). А вы, конечно, очень хладнокровно продолжали горѣть.
   Бондезенъ. Вы ошибаетесь.
   Эл. Карено. О, нѣтъ! Сядьте, г-нъ Эндрезенъ.
   Бондезенъ. Вы даже не можете запомнить моего имени. (Садится).
   Эл. Карено. Ахъ, простите. Теперь я его уже навѣрное запомню.
   Бондезенъ. Какъ вы искренно это сказали. И вы улыбнулись, а ваши губки были красны.
   Эл. Карено. (Становится внимательной, смотритъ на него безпокойно). Поговоримъ лучше о чемъ-нибудь другомъ. (Ервену). Кажется, Ервенъ, ваше настроеніе измѣнилось. Только что вы говорили такъ остроумно
   Ервенъ. (Съ ножницами въ рукахъ). Я? Я стою и думаю.
   Эл. Карено. Думаете, но...
   Ервенъ. Молча и глубокомысленно думаю о разныхъ вещахъ.
   Эл. Карено. Да, но вы сказали, когда пришли сюда, что вы веселы.
   Ервенъ. (Внезапно). Да, да. Отчего мнѣ и не быть веселымъ? Разумѣется! Будь здоровъ, Карено! (Рѣзко бросаетъ ножницы на столъ и чокается своей чашкой съ Карено).
   Карено. За твое здоровье. (Пьютъ. Карено кладетъ передъ нимъ нѣсколько журналовъ въ свѣтлыхъ обложкахъ). Ты это читалъ?
   Ервенъ. Не спрашивай, что я читалъ. Я совсѣмъ ничего не читаю, и никогда больше читать не буду.
   Фрекенъ. Карстенъ? Ты отвѣчаешь такъ странно.
   Карено. (Беретъ одинъ изъ журналовъ). Здѣсь напечатаны кое-какія неглупыя вещи. Самое новое изъ нашей области. Я думалъ, что ты бы могъ воспользоваться кое-чѣмъ для своей докторской диссертаціи.
   Ервенъ. (Проходитъ нѣсколько разъ по комнатѣ, быстро останавливается). Ты возвращаешься уже второй разъ къ этой диссертаціи, Карено. Я не понимаю, чего ты отъ меня хочешь? Ты меня, какъ будто, въ чемъ-то подозрѣваешь...
   Карено. Подозрѣваю? (Смотритъ удивленно на всѣхъ). Что съ нимъ?
   Ервенъ. (Съ возрастающимъ возбужденіемъ). Диссертація готова, если тебѣ это интересно. Она уже и напечатана. И сегодня я получилъ гонораръ. Вотъ онъ. (Сильно ударяетъ себя по боковому карману). Что ты хочешь еще знать?
   Фрекенъ. (Подходитъ къ нему). Карстенъ, Карстенъ! (Къ Карено). Онъ въ самомъ дѣлѣ боленъ! (Къ Ервену). Милый Карстенъ, скажи мнѣ, что съ тобой? (Обнимаетъ его).
   Кapeно. Я отказываюсь понимать, что онъ говоритъ.
   Ервенъ. (Освобождаясь). Прости меня. Я прощаюсь съ тобой. Видишь ли, сегодня я, какъ бы, прощаюсь съ тобой. (Подходя къ столу). Еще разъ за твое здоровье, Карено, и да здравствуетъ практическое благоразуміе!
   Карено. Съ удовольствіемъ, если тебѣ это доставитъ удовольствіе. (Чокается съ нимъ).
   Ервенъ. Да, это доставляетъ мнѣ удовольствіе. И да здравствуетъ презрѣніе къ самому себѣ. Да здравствуетъ конопать и пакля. (Голосъ его обрывается, онъ роняетъ чашку на полъ).
   Фрекенъ. Послушай, что съ тобой? (Всѣ смотрятъ на него).
   Ервенъ. (Пристально смотритъ внизъ на чашку; спокойно). Простите. Конечно, я не долженъ былъ это дѣлать. (Къ Карено). Больше это не повторится.
   Фрекенъ. Ты переутомился. Я увѣрена, что все отъ этого.
   Ервенъ. Больше всего жаль кофе, (Устало улыбаясь). Я хотѣлъ сказать маленькую рѣчь. И такъ хорошо началъ, но... Простите, г-жа Карено.
   Эл. Карено. Я принесу вамъ еще кофе. Можетъ быть, еще кто-нибудь хочетъ кофе? (Никто не отвѣчаетъ. Она идетъ въ кухню).
   Ервенъ. Ты такъ смотришь на меня, Карено, точно я какое-то чудо.
   Карено. Сегодня ты совсѣмъ не похожъ на себя.
   Ервенъ. (Холодно). Я точно такой же, какъ всегда. По крайней мѣрѣ, въ эту минуту, (Нервно пожимаетъ плечами).
   Бондезенъ. Не пора ли намъ уходить?
   Ервенъ. Уходить? Я не собираюсь.
   Бондезенъ. По моему, хоть совсѣмъ не уходить.
   Ервенъ. Садись, Натали.
   Эл. Карено. (Приноситъ кофе). Пожалуйста. Вамъ лучше?
   Ервенъ. (Смѣется). Да. Теперь лучше. Вы всѣ думаете, что мнѣ было дурно. Я просто уронилъ чашку.
   Эл. Карено. Ну, не стоитъ больше объ этомъ говорить... Не хочетъ ли кто-нибудь пойти на веранду? Оттуда мы услышимъ шумъ города.
   Фрекенъ. Да, пойдемте на веранду!
   Бондезенъ. (Поднимаясь). А мнѣ можно съ вами? (Эл. Карено, фрекенъ Ховиндъ и Бондезенъ уходятъ на веранду и затворяютъ за собою дверь).
   Ервенъ. Послушай, Карено... мнѣ хочется... Ты вѣдь не обидишься, если я кое-что тебѣ скажу? Тебѣ нужны сейчасъ деньги. Я могу тебѣ одолжить...
   Карено. Что?
   Ервенъ. Я могу тебѣ одолжить. (Опускаетъ руку въ карманъ). Ты сейчасъ въ затруднительномъ положеніи, а я нѣтъ. (Вынимаетъ пачку бумажекъ изъ конверта). Это гонораръ, который я сегодня получилъ. (Считаетъ).
   Карено. Зачѣмъ ты вытащилъ эти бумажки?
   Ервенъ. Я хочу ихъ отдать тебѣ. Прошу тебя, безъ глупостей.
   Карено. (Останавливая его). Ты съ ума сошелъ. Я увѣренъ что эти деньги тебѣ самому нужны.
   Ервенъ. Нѣтъ, я же тебѣ говорю, что теперь онѣ мнѣ не нужны. (Считаетъ). Неужели нельзя помочь немного другъ другу? По крайней мѣрѣ, я избавлю тебя отъ описи. (Протягиваетъ ему деньги). Будь такъ добръ, сосчитай самъ.
   Карено. (Напряженно). Ты серьезно, Ервенъ?
   Ервенъ. О чемъ же тутъ думать? Не думаешь ли ты, что эти деньги заработаны нечестно? Что я себя за нихъ продалъ?
   Кapeно. Зачѣмъ ты это говоришь?
   Ервенъ. Я вѣдь не знаю, что ты можешь подумать.
   Карено. Я тебя не совсѣмъ понимаю... Но если бы ты могъ... Если бы ты могъ обойтись безъ... Завтра я жду судебнаго пристава. Они придутъ, и все опишутъ. Это такъ же вѣрно, какъ-то, что я стою здѣсь. И тогда мы будемъ принуждены освободить эту квартиру.
   Ервенъ. (Снова суетъ ему деньги). Возьми же, говорю я тебѣ.
   Карено. Половины всего этого болѣе, чѣмъ достаточно, чтобы заплатить всѣ мои долги.
   Ервенъ. Ну, это неправда!
   Карено. Боже избави! Я надѣюсь, что у меня никогда не будетъ такого большого долга!
   Ервенъ. Ну, хорошо, возьми половину. (Отсчитываетъ половину, остальное прячетъ въ карманъ). И больше я ничего не хочу слышать.
   Карено. Я верну тебѣ, когда... Ты вѣдь знаешь, что три четверти моей книги я уже кончилъ, и ты получишь деньги, какъ только...
   Фрекенъ. (Входитъ, ежась). Брр!.. какъ тамъ холодно! (Оставляетъ дверь открытой).
   Ервенъ. (Тихо). Спрячь деньги.
   Карено. Благодарю, благодарю Ервенъ! (Беретъ деньги и стоитъ, держа ихъ въ рукахъ. Эл. Карено и Бондезенъ входятъ).
   Эл. Карено. Куда вы исчезли, фрекенъ?
   Карено. Знаешь, Элина, что сдѣлалъ Ервенъ?
   Ервенъ. Тсс!..
   Карено. (Поднимая кверху деньги). Посмотри, какъ я разбогатѣлъ! Все это мнѣ одолжилъ Ервенъ.
   Эл. Карено. Не можетъ быть?
   Карено. Я ему говорилъ, а онъ ничего не хотѣлъ слушать. Я знаю, что ему самому нужны деньги.
   Epвeнъ. Боже мой, скажи хоть ты ему, Натали! (Вырываетъ у Карено деньги и прячетъ ихъ ему въ боково и карманъ). Вотъ!
   Эл. Карено. Это совсѣмъ неожиданная помощь!
   Фрекенъ. (Порывисто бросается къ Ервену и обнимаетъ его). Это хорошо, очень хорошо, Карстенъ! Такъ и надо.
   Ервенъ. (Освобождаясь). Не стоитъ изъ-за этого такъ волноваться. Я не понимаю, отчего мы всѣ стоимъ и смотримъ другъ на друга. Даже ты, Бондезенъ, стараешься о чемъ-то думать.
   Бондезенъ. Нѣтъ, о чемъ же мнѣ думать?
   Ервенъ. Ты меня раздражаешь. Вѣдь не укралъ я эти деньги! И не продалъ себя за нихъ! Пока еще я свободный человѣкъ.
   Бондезенъ. Но очень непріятный! Хе-хе-хе! этого отрицать нельзя. Это-то ужъ вѣрно. Хе-хе! (Беретъ со стола журналы). Вы, господинъ Карено, объ этихъ журналахъ говорили?
   Карено. Я могу ихъ дать вамъ прочитать, если вы хотите.
   Бондезенъ. Я очень благодаренъ; вы угадали мое желаніе. Я немного интересуюсь этимъ вопросомъ. (Прячетъ журналы въ карманъ, обращаясь къ Эл. Карено). Я верну ихъ завтра утромъ.
   Эл. Карено. Что?
   Бондезенъ. Журналы. Я взялъ до завтра нѣсколько журналовъ. Когда вашъ супругъ бываетъ дома?
   Эл. Карено. О, это различно.
   Бондезенъ. Ну, хорошо, я ихъ во всякомъ случаѣ занесу. (Эл. Карено и Бондезенъ садятся на прежнее мѣсто).
   Бондезенъ. Вы не озябли на верандѣ?
   Эл. Карено. Озябла? Нѣтъ. Я никогда не зябну.
   Бондезенъ. Вамъ всегда тепло?
   Эл. Карено. Да. Если это не намекъ.
   Бондезенъ. А если и намекъ?
   Кapeно. (Стоитъ задумчиво). Да, что бы ни было, дай мнѣ все-таки поблагодарить тебя, Ервенъ. (Беретъ его руку и долго ее держитъ въ своей).
   Фрекенъ, Я никогда еще не видала, чтобы благодарили такъ искренно!
   Кapeно. (Улыбаясь). Правда?
   Фрекенъ. Я бы съ удовольствіемъ оказала вамъ маленькую услугу, если бы могла!
   Эл. Карено. Господи, какая она кокетка! Посмотрите, какъ она пристаетъ къ моему мужу.
   Бондезенъ. Кто это? Фрекенъ Ховиндъ?
   Эл. Карено. Вы ее знаете?
   Бондезенъ. Не больше, чѣмъ вы? А что?
   Эл. Карено. Она вамъ нравится?
   Бондезенъ. О, да, конечно. А вамъ нѣтъ?
   Эл. Карено. Нѣтъ. Я вообще не люблю дамъ. Я ихъ не выношу: я говорю, что чувствую. (Улыбаясь, смотритъ на него). Господи, я вѣдь не сказала съ ней за все время ни одного слова.
   Бондезенъ. Да, но сейчасъ не зовите ее сюда!
   Эл. Карено. А я хотѣла это сдѣлать.
   Бондезенъ. (Умоляя). Ради Бога, не сейчасъ. Потому что я тогда не смогу больше съ вами говорить.
   Эл. Карено. Мы можемъ говорить взглядами. (Зоветъ). Фрекенъ Ховиндъ! Вы все время держитесь въ сторонѣ отъ насъ.
   Фрекенъ. (Подходитъ).
   Бондезенъ. Я уже успѣлъ надоѣсть г-жѣ Карено.
   Эл. Карено. Я отвѣчаю вамъ взглядомъ.
   Ервенъ. Да, вотъ что, Карено, я принесъ тебѣ экземпляръ моей диссертаціи. (Ищетъ въ пальто, вынимаетъ изъ кармана книгу въ темномъ переплетѣ, его руки немного дрожатъ). Возьми ее лучше теперь, пока ты веселъ. Такъ лучше. Завтра или на этихъ дняхъ просмотри ее. (Кладетъ книгу на столъ). Я положу ее здѣсь.
   Кapeно. (Хочетъ подойти и взять книгу).
   Ервенъ. Нѣтъ, оставь пока. (Кладетъ на нее прессъ папье).
   Карено, Хорошо, хорошо, благодарю.
   Ервенъ. Но читай ее снисходительно.
   Карено. (Смѣется). Твоей книгѣ, вѣроятно, и не понадобится никакого снисхожденія.
   Ервенъ. (Пристально смотритъ на него, повторяетъ). Снисходительно!
   Бондезенъ. Какъ они торжественны. Они говорятъ: "Снисходительно!"
   Фрекенъ. Простите! (Проходя мимо госпожи Карено). Нѣтъ, сидите, пожалуйста. Останавливается около Карено и смотритъ то на на него, то на Ервена.
   Эл. Карено. (Слѣдитъ за ней глазами). Опять ей туда понадобилось!
   Бондезенъ. Да, опять ей понадобилось.
   Эл. Карено. Ну, а мы останемся здѣсь. (Быстро подвигаетъ свой стулъ ближе къ Бондезену).
   Бондезенъ. У васъ такой видъ, точно вы хотите заплакать.
   Эл. Карено. (Притворно весело). И не думала. А теперь разскажите что-нибудь веселое.
   Бондезенъ. Вы часто ходите зимой въ театръ?
   Эл. Карено. Я въ театръ? Почему это васъ интересуетъ?
   Бондезенъ. Я думалъ, что если бы вы пожелали... У меня есть даровой билетъ. У меня всегда бываютъ даровые билеты.
   Эл. Карено. (Громко). Правда? Вы хотите взять меня съ собой въ театръ? Мнѣ все равно, хотя бы даже на галлерею. Я уже и забыла, когда получала это удовольствіе.
   Кapeно. (Тихо женѣ). Послушай, Элина, Ингеборгъ навѣрно еще сидитъ. Нельзя ли теперь отпустить ее спать?
   Эл. Карено. (Одно мгновенье смотритъ на него). О, да, почему же нѣтъ? (Занятая словами Карено, обращается къ Бондезену разсѣянно). Да если бы вы дали мнѣ билетъ въ... (Внезапно встаетъ). Я сама скажу Ингеборгъ, если это непремѣнно надо сказать. (Быстро идетъ мимо Бондезена и говоритъ что-то тихо въ кухонную дверь: возвращается. Фрекенъ Ховиндъ и Ервенъ тихо говорятъ другъ съ другомъ, ищутъ свои пальто).
   Карено. Вы собираетесь уже уходить? Куда вамъ спѣшить? Я только подумалъ, что Ингеборгъ...
   Фрекенъ. О, право, уже пора.
   Эл. Карено, Вы собираетесь уже уходить? (Бондезену, который тоже всталъ). И вы тоже? (Взглядывая на Карено). Ахъ, да, я и забыла. Умѣете вы гадать? (Протягиваетъ ему ладонь).
   Бондезенъ. (Беретъ ея руку, разсматриваетъ, пожимаетъ). Нѣтъ, этого я не умѣю.
   Эл. Карено. (Громко). О, это не важно, Я сказала это только затѣмъ, чтобы вы взяли мою руку. У васъ такія теплыя руки.
   Ервенъ. Вотъ твое пальто, Бондезенъ. (Подаетъ ему пальто).
   Эл. Карено. Нѣтъ, онъ хочетъ васъ отъ меня оторвать. Дайте, я вамъ помогу. Пустите, это такъ весело. (Помогаетъ Бондезену надѣть пальто). Вотъ такъ! (Всѣ прощаются).
   Ервенъ. (Отводитъ Карено въ сторону, умоляя). Не забудь, Карено: будь снисходителенъ къ моей книгѣ, Дорогой, прошу тебя!
   Кapeно. (Шутливо). Настолько снисходителенъ, насколько это возможно. (Серьезно). Не дурачь меня. (Всѣ уходятъ черезъ дверь въ глубинѣ, которая остается открытой; слышно, какъ всѣ еще разъ прощаются).
   Эл. Карено. (Входитъ; начинаетъ собирать на подносъ чашки. Слышенъ стукъ калитки. Карено входитъ).
   Карено. (Обнимаетъ жену). Ну вотъ, мы опять одни.
   Эл. Карено. (Молчитъ).
   Карено. (Вынимаетъ изъ кармана деньги). Элина, мы спасены! Посмотри!
   Эл. Карено. Тебѣ было весело сегодня?
   Карено. (Прячетъ деньги). Да, но Ервенъ былъ такой странный. Скажи, ты его поняла?
   Эл. Карено. Нѣтъ, да я совсѣмъ и не о немъ думала.
   Карено. Онъ мнѣ показался совсѣмъ другимъ, чѣмъ всегда. Но онъ такой добрый, одолжилъ мнѣ денегъ безъ всякихъ разговоровъ... Теперь можно одну лампу погасить, а? (Гаситъ). Впрочемъ, я ее сейчасъ же опять заправлю; очень можетъ быть, что сегодня мнѣ придется просидѣть за работой всю ночь.
   Эл. Карено. (Опечаленная). Нѣтъ, не дѣлай этого.
   Карено. (Весело). Мнѣ нужно, Элина; по правдѣ сказать, у меня сегодня нѣтъ никакого желанія ложиться спать. (Потираетъ руки). Я въ такомъ прекрасномъ расположеніи духа. Нѣтъ, видѣла ли ты что-нибудь подобное! (Достаетъ деньги и разсматриваетъ ихъ). Первое, что я завтра сдѣлаю, это пойду къ фогту и заплачу деньги. (Прячетъ деньги и обнимаетъ Элину). Что ты притихла, Элина?
   Эл. Карено. За то ты такъ необыкновенно оживленъ.
   Карено. У меня есть основаніе для этого.
   Эл. Карено. Мнѣ кажется, что ты даже необыкновенно оживленъ. Воображаю, какъ ты сердишься на меня въ глубинѣ души, но не хочешь этого показать.
   Кapeно. За что мнѣ на тебя сердиться?
   Эл. Карено. Если ты находишь, что я сегодня вечеромъ слишкомъ много говорила съ Бондезеномъ, то такъ прямо мнѣ и скажи.
   Карено. (Удивленно смотритъ на нее, качаетъ головой). Сегодня вечеромъ я никого не понимаю. И ты становишься какой-то странной? Почему я могу находить, что ты слишкомъ много разговаривала съ Бондезеномъ? Развѣ онъ велъ себя неприлично?
   Эл. Кapeно. Можетъ быть, я обращала на него слишкомъ много вниманія. Я этого не отрицаю. Но онъ мнѣ такъ понравился. Онъ такъ умѣетъ... Ты замѣтилъ, какъ изящно онъ былъ одѣтъ?
   Карено. Кто? Бондезенъ? Нѣтъ, я почти не смотрѣлъ на него. Развѣ онъ былъ изящно одѣтъ?
   Эл. Карено. Ты ни разу не взглянулъ на него!
   Карено. Конечно, я смотрѣлъ на него. Даже нѣсколько разъ, и замѣтилъ, что онъ одѣвается очень изящно. Если ты это находишь. Онъ долженъ такъ одѣваться, потому что часто бываетъ въ обществѣ... Пока я не забылъ, надо заправить лампу. Ингеборгъ, вѣроятно, уже легла. (Беретъ книгу Ервена и разсматриваетъ переплетъ). Этотъ Ервенъ написалъ обширный трудъ. Я заранѣе радуюсь, что прочитаю его. (Кладетъ книгу на столъ и идетъ въ кухню; дверь остается открытой).
   Эл. Карено. (Устало падаетъ на стулъ).
   Карено. (Входитъ съ жестянкой для керосина). Ты бы пошла спать, Элина. Ужъ поздно.
   Эл. Карено. А мнѣ показалось, что Бондезенъ тебѣ не понравился. Мнѣ даже показалось, что ты даже возненавидѣлъ его за то, что онъ такъ много говорилъ со мной.
   Карено. (Наливаетъ лампу). Совсѣмъ нѣтъ. Это было бы мило! (Смѣется). Возненавидѣть!
   Эл. Кapeно. Ты далъ Ервену спичку, чтобы зажечь сигару, а Бондезену не далъ. Развѣ ты сдѣлалъ это не нарочно?
   Карено. Я это сдѣлалъ? Я не предложилъ ему спичекъ? А развѣ онъ курилъ?
   Эл. Кapeно. Онъ закурилъ сигару о лампу.
   Кapeно. Это было очень невѣжливо. Но онъ, конечно, на обидѣлся. Я далъ ему потомъ нѣсколько журналовъ. (Уноситъ жестянку, оставивъ дверь открытой).
   Эл. Карено. (Встаетъ, ломаетъ руки; съ тоской). Нѣтъ, нѣтъ, ничто не помогаетъ! (Плачетъ).
   Карено. (Изъ кухни). Что ты говоришь?
   Эл. Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Карено. Мнѣ послышалось, ты что-то сказала?
   Эл. Карено. (Овладѣвая собою). Я сказала,-- покойной ночи. (Медленно идетъ въ спальню).
   Кapeно. (Входитъ). Да, ты права; ложись, Элина. Я еще немного поработаю. Но сначала просмотрю книгу Ервена.
   Эл. Карено. (Медленно уходитъ).
   Карено. (Садится передъ письменнымъ столомъ, немного прибавляетъ свѣту въ лампѣ, беретъ книгу Ервена и читаетъ. На лицѣ его появляется выраженіе мало по малу возрастающаго недоумѣнія, открываетъ книгу посрединѣ и читаетъ). Нѣтъ! (Съ возрастающимъ волненіемъ перелистываетъ и читаетъ то тамъ, то здѣсь). Нѣтъ, онъ измѣнилъ свой образъ мыслей. Ервенъ измѣнилъ! (Вскакиваетъ, бѣгаетъ по комнатѣ, опять заглядываетъ въ книгу). Измѣнникъ!
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Комната Карено на слѣдующій день. Одна лампа догорѣла и потушена, другая догораетъ. День.

   Карено. (Сидитъ еще за работой блѣдный и усталый. Встаетъ, отворяетъ дверь въ кухню и зоветъ). Ингеборгъ! (Когда она отвѣтила). Пожалуйста, пойди сюда.
   Ингеборгъ. (Входитъ).
   Карено. Ты не занята? Можешь сходить сейчасъ по моему порученію?
   Ингеборгъ. Да.
   Кapeно. Къ господину Ервену, Карстену Ервену, который такъ часто у насъ бывалъ. Онъ живетъ... Это всего нѣсколько минутъ отсюда.
   Ингеборгъ. Да.
   Карено. Отнеси ему это письмо. (Беретъ со стола уже написанное письмо). Можешь итти не переодѣваясь.
   Ингеборгъ. (Протягиваетъ руку).
   Карено. Подожди, я вложу туда еще деньги. Видишь? (Вкладываетъ въ письмо пачку банковыхъ билетовъ и запечатываетъ конвертъ). Это деньги, которыя онъ забылъ здѣсь вчера.
   Ингеборгъ. Хорошо. (Протягиваетъ руку).
   Карено. Но ты должна повидать его лично и отдать ему письмо въ руки, слышишь?
   Ингеборгъ. Хорошо. (Беретъ письмо). А лампу погасить не надо? На дворѣ уже день.
   Кapeно. Развѣ? (Гаситъ лампу, идетъ къ двери на веранду, отдергиваетъ занавѣсъ. Солнце освѣщаетъ комнату. Ингеборгъ хочетъ ему помочь). Нѣтъ, иди. Письмо у тебя?
   Ингеборгъ. Да. (Идетъ по направленію къ кухнѣ).
   Кapeно. Постой. Если Ервенъ тебя о чемъ-нибудь спроситъ... Если онъ тебя спроситъ, не велѣлъ ли я ему кланяться, то можешь сказать -- да. я велѣлъ ему кланяться.
   Ингеборгъ. Хорошо.
   Кapeно. А если онъ не спроситъ, ничего не говори.
   Ингеборгъ. Нѣтъ, нѣтъ. (Уходитъ).

(Слышенъ стукъ калитки. Карено снова садится за работу перелистываетъ бумаги, пишетъ. Калитка стучитъ снова. Вслѣдъ затѣмъ стучатъ въ кухонную дверь. Еще разъ,-- громче).

   Карено. Ингеборгъ, это ты?
   Набиватель. (Входитъ съ большимъ сверткомъ въ газетной бумагѣ, кланяется). Прошу извинить. Въ кухнѣ не было никого.
   Карено. Вы принесли хлѣбъ? Пожалуйста, положите его тамъ.
   Набиватель. Нѣтъ, барыня...
   Карено. Она еще не встала. (Берется за боковой карманъ). Вы, можетъ быть, пришли за деньгами?
   Набиватель. (Кланяется). Я долженъ былъ принести вотъ это. (Снимаетъ бумагу и высоко поднимаетъ чучело птицы).
   Карено. (Съ неудовольствіемъ). Ой, что это такое?
   Набиватель. Чучело, которое заказала мнѣ барыня. Соколъ.
   Карено. Это, очевидно, ошибка. Вы говорите, соколъ?
   Набиватель. Нѣтъ, это не ошибка.
   Kapeно. (Подходитъ). Кто заказала? Барыня?
   Набиватель. (Кланяясь). Да.
   Карено. (Берется за боковой карманъ). Но я, право, не знаю, есть ли... Сколько это стоитъ? Можетъ быть, вы отнесете его назадъ. (Ищетъ въ карманахъ). Потому что, къ сожалѣнію, у меня сейчасъ нѣтъ денегъ; я зайду за нимъ послѣ.
   Набиватель. (Кланяясь). За птицу уже заплачено.
   Кapeно. А, тогда, пожалуйста, положите ее тамъ. (Идетъ къ письменному столу).
   Набиватель. Это изъ тѣхъ птицъ, которыя думаютъ.
   Карено. Да, да.
   Набиватель. Но говорить ничего не могутъ.
   Кapeно. Положите ее гдѣ-нибудь. Положите на полъ. (Пишетъ).
   Набиватель. Вы не желаете ее повѣсить?
   Кapeно. Нѣтъ, благодарю васъ.
   Набиватель. Крылья раскрыты такъ, словно она сейчасъ полетитъ. Это была лучшая птица въ моемъ лѣсу. Я показывалъ ее посѣтителямъ, какъ образецъ. Развѣ вы ею недовольны?
   Карено. (Встаетъ), Простите, не будете ли вы такъ любезны положить птицу тамъ.
   Набиватель. (Поспѣшно кладетъ птицу и кланяется). Добраго утра,
   Карено. Добраго утра. (Садится).
   Набиватель. Прошу извинить... (Уходитъ. Слышенъ стукъ калитки).
   Эл. Карено. (Входитъ, еще оправляя свое платье). Съ добрымъ утромъ, Иваръ. Ты все еще работаешь?
   Карено. Я сейчасъ кончаю. (Торопливо пишетъ нѣсколько строкъ).
   Эл. Карено. Видишь, какъ я долго спала, а ты опять не ложился лею ночь?
   Кapeно. (Кладетъ перо). Я былъ прилеженъ сего дня ночью. Необыкновенно прилеженъ.
   Эл. Кapeно. (Протягиваетъ ему руку). Поздравляю, Иваръ.
   Карено. (Съ удивленіемъ беретъ ея руку). Я не въ первый разъ такъ прилежно работаю.
   Эл. Кapeно. Нѣтъ, я поздравляю тебя съ сегодняшнимъ днемъ. Неужели ты опять забылъ? Вѣдь тебѣ сегодня двадцать девять лѣтъ.
   Кapeно. Ахъ, да, правда.
   Эл. Карено. (Замѣтивъ сокола). Какъ? Онъ уже приходилъ?
   Кapeно. Кто? Да. Только что приходилъ какой-то человѣкъ. Онъ что-то оставилъ. Я его не понялъ. (Показывая). Онъ положилъ гдѣ-то тамъ; онъ сказалъ: птица.
   Эл. Карено. (Уныло). Какъ все это неудачно вышло!
   Кapeно. Онъ сказалъ, что ты ее заказала.
   Эл. Кapeно. Да, я заказала ее для тебя. Къ сегодняшнему дню. Но теперь весь сюрпризъ испорченъ. И я вижу, ты совсѣмъ не радъ. (Въ отчаяніи). Господи. (Садится).
   Карено. (Смотритъ съ гримасой на сокола). Такъ эта птица для меня?
   Эл. Карено. Да. Это соколъ. Я хотѣла тебѣ его подарить.
   Карено. Какая странная выдумка. Такую пустую набитую шкуру,
   Эл, Карено. Да, конечно, я опять сдѣлала глупость. Въ прошломъ году я тебѣ подарила картину, и она тоже тебѣ не понравилась.
   Карено, Но вѣдь это было изображеніе Христа, Элина.
   Эл. Карено. Ты не долженъ такъ говорить. Да, это было изображеніе Христа. Это была очень дорогая литографія. Даже мои родители посовѣтовали мнѣ ее купить.
   Кapeно. Она же и виситъ надъ моей постелью.
   Эл. Карено Когда онъ приходилъ? Почему онъ не повѣсилъ птицу?
   Карено. Я не могъ послать его къ тебѣ, пока ты не встала?
   Эл. Карено. (Напряженно). Можетъ быть, ты не хочешь, чтобы птица висѣла здѣсь? (Показывая). Тамъ, на крюкѣ?
   Карено. Тамъ? Ты хочешь ее тамъ повѣсить?
   Эл. Карено. Нѣтъ. Пусть она валяется въ спальнѣ. Уфъ! (Быстро встаетъ, беретъ сокола и втаскиваетъ его въ дверь спальни, затѣмъ отворяетъ дверь въ кухню). Ингеборгъ, развѣ ты мнѣ не обѣщала принять птицу, когда ее принесутъ?
   Карено. Ингеборгъ ушла. Я ее послалъ.
   Эл. Карено. (У двери въ кухню). Ты?
   Карено. Я ее послалъ къ Ервену. (Встаетъ). Я долженъ тебѣ сказать, Элина, что деньги, которыя онъ мнѣ вчера далъ, я ему отослалъ.
   Эл. Карено. (Подходитъ къ нему ближе, внимательно смотритъ на него). Это, конечно, неправда?
   Карено. Это правда. Ты знаешь, что сдѣлалъ Ервенъ? Вся его книга -- измѣна. (Беретъ книгу Ервена въ руки, взволнованно). Подумай, Элина, и Ервенъ тоже покорился. (Бросаетъ книгу на столъ). Ервенъ тоже!
   Эл. Карено. Что сдѣлалъ Ервенъ?
   Карено. Онъ измѣнилъ. Отказался отъ всѣхъ своихъ прежнихъ убѣжденій. (Беретъ книгу, перелистываетъ). Каждой страницей онъ продаетъ себя. Вотъ отчего онъ велъ себя такъ вчера. (Ходитъ по комнатѣ). Отъ Ервена ничего не осталось.
   Эл. Карено. (Послѣ паузы).Ты думаешь, Ервенъ сдѣлалъ это умышленно?
   Карено. Умышленно? Вся его книга не что иное, какъ длинный переходъ къ англичанамъ и профессору Гиплингу.
   Эл. Карено. Значитъ я была права.
   Карено. Въ чемъ, Элина!
   Эл. Карено. Да, въ томъ, что я говорила о профессорѣ Гиллингѣ. Если даже Ервенъ перешелъ на его сторону.
   Кapeно. (Не отвѣчая, ходитъ взадъ и впередъ). Вотъ почему онъ былъ вчера такой странный. Онъ зналъ, что сдѣлалъ. (Останавливается задумчиво). Я только не понимаю его наглости, такъ говорить! Такъ смѣяться надъ профессоромъ Тиллингомъ!
   Эл. Карено. И первое, что ты сдѣлалъ сегодня, это отослалъ ему деньги? Я тебя не понимаю. (Бросается на стулъ).
   Карено. Неужели ты думаешь, что я могъ бы взять теперь у него деньги? Послѣ того, какъ онъ напалъ на меня сзади?
   Эл. Карено. Да развѣ онъ нападаетъ именно на тебя.
   Кapeно. Да, и на меня. (Подходитъ къ столу, открываетъ книгу Ервена). Читай. (Указываетъ. Эл. Карено не хочетъ смотрѣть). Нѣтъ, взгляни только на оглавленіе. И здѣсь уже три нападки на меня. Даже въ заглавіяхъ,
   Эл. Карено. Ты долженъ отнестись спокойно къ тому, что онъ нападаетъ на тебя. Вѣдь ты же самъ на всѣхъ нападаешь.
   Карено. (Бросаетъ книгу на столъ; ходитъ взадъ и впередъ).
   Эл. Карено. Мнѣ кажется, что Ервенъ не придаетъ этимъ нападкамъ никакого значенія. (Карено не отвѣчаетъ). Вчера онъ былъ здѣсь и отнесся къ тебѣ такъ дружески, какъ всегда. (Карено не отвѣчаетъ). Ясно, что онъ ничего противъ тебя не имѣетъ. (Карено не отвѣчаетъ). Во всякомъ случаѣ съ его стороны было очень любезно предложить тебѣ деньги.
   Кapeно. Я не могу ихъ взять.
   Эл. Кapeно. Да, если ты имѣешь возможность отказаться отъ нихъ, тогда другое дѣло.
   Кapeно. Да, но какія деньги предложилъ мнѣ Ервенъ? Гонораръ за его книгу, гонораръ за его нападки на меня,-- это продажныя деньги. И ихъ онъ предложилъ мнѣ, (Раздраженно). Ахъ, оставь Ервену его деньги! Можетъ быть, я сегодня получу отъ издателя благопріятный отвѣтъ. Поддержи меня, Элина!
   Эл. Карено. Нѣтъ, какъ я сказала, такъ и будетъ,-- насъ опишутъ.
   Кapeно. Нѣтъ, я этому не вѣрю. Что-то во мнѣ говоритъ, что этого не будетъ. (Беретъ себя за голову). Я долженъ теперь заснуть. У меня начинаетъ кружиться голова. Потомъ я встану и снова примусь за работу. О, ты увидишь, что я могу сдѣлать! (Взволнованно). Сегодня ночью, когда я писалъ, у меня было столько мыслей въ головѣ. Ты не повѣришь, но я нашелъ разрѣшеніе всѣмъ вопросамъ, я постигъ жизнь, я почувствовалъ приливъ силъ.
   Эл. Кapeно. (Около этажерки, поднимаетъ двусвѣчники одинъ за другимъ, какъ бы про себя). А не можетъ спасти даже этихъ вещей.
   Кapeно. Не грусти, Элина. У меня большіе планы. Случай съ Ервеномъ произвелъ на меня сильное впечатлѣніе. Мнѣ казалось сегодня ночью, что я совсѣмъ одинъ въ мірѣ. Между людьми и внѣшнимъ міромъ стоитъ стѣна, но теперь эта стѣна стала тоньше, и я постараюсь разломать ее и посмотрѣть. И посмотрѣть! Ты вѣришь въ меня?
   Эл. Карено. Я ничего не понимаю.
   Кapeно. Подожди, повторяю тебѣ; подожди, дай мнѣ только окончить работу. Они могутъ сейчасъ лишить насъ крова, но когда-нибудь намъ будетъ хорошо, я въ этомъ увѣренъ,
   Эл. Кapeно. Ты очень часто это говорилъ.
   Карено. Но теперь я въ этомъ увѣренъ. И такъ какъ сбудется то, въ чемъ я увѣренъ, то мнѣ и не надо брать денегъ Ервена. До чего вы хотите меня довести! Я буду лучше просить милостыню. Къ счастью есть человѣкъ, который читаетъ теперь мою рукопись и видитъ, чего я стою.
   Эл. Карено. А что ты будешь дѣлать, если издатель откажетъ? (Ходитъ взадъ и впередъ; мучительно). Господи! я такъ устала отъ всего этого. Все это тянется цѣлыхъ три года. И никогда не будетъ иначе.
   Карено. Три года страданій совсѣмъ не такъ долго для такого человѣка, какъ я. Для человѣка, который стучится къ людямъ со своими свободными, какъ птица, мыслями. Даже десять лѣтъ и то не долгій срокъ. Обо всемъ этомъ я думалъ сегодня ночью. (Слышенъ стукъ калитки).
   Эл. Карено. Ну, хорошо, увидимъ, У тебя даже глаза по., краснѣли, Иваръ; пойди и засни. Тебя разбудить?
   Карено. Нѣтъ, я самъ проснусь. Я встану, навѣрно, черезъ четверть часа. Я только подремлю. (Уходитъ въ спальню).
   Эл. Карено. (Прислушивается у двери въ глубинѣ, отворяетъ ее и заглядываетъ, снова затворяетъ. Отворяетъ дверь въ кухню). Ингеборгъ, это ты?
   Ингеборгъ. Да. (Входитъ красная, задыхаясь).
   Эл. Карено. Я слышу, ты уходила?
   Ингеборгъ. Да, я только что вернулась.
   Эл. Карено. Милая Ингеборгъ, сходи, пожалуйста, еще разъ, только сначала поѣшь.
   Ингеборгъ. Я уже ѣла.
   Эл. Кapeно. Уже ѣла? (Идетъ къ этажеркѣ и беретъ двусвѣчники). Надо ихъ немножко почистить. А когда вычистишь, то (отвернувшись) отнеси ихъ въ городъ и постарайся получить подъ нихъ деньги.
   Ингеборгъ. Я должна ихъ...
   Эл. Карено. (Нервно перебиваетъ). Да, ты меня понимаешь. Однимъ словомъ получить подъ нихъ деньги. Подсвѣчники мнѣ пока не понадобятся.
   Ингеборгъ. Хорошо, хорошо.
   Эл. Карено. Только не потеряй квитанцію. Она еще важнѣе денегъ. (Ингеборгъ беретъ подсвѣчники).
   Эл. Карено. Ты сдѣлаешь это, Ингеборгъ?
   Ингеборгъ. Хорошо. (Идетъ).
   Эл. Карено. Спасибо. (Беретъ работу, садится у круглаго стола и шьетъ. Выраженіе лица тревожное, движенія усталыя. Встаетъ, смотритъ черезъ дверь веранды, снова садится и шьетъ. Услышавъ стукъ калитки, она напряженно прислушивается, встаетъ и быстро идетъ къ двери въ глубину. Она въ сильномъ волненіи. Стучатъ).
   Эл. Карено. (Отворяетъ). Ахъ! войдите.
   Бондезенъ. (Входитъ). Съ добрымъ утромъ!
   Эл. Карено. Съ добрымъ утромъ! (Протягиваетъ ему руку).
   Бондезенъ. Господинъ Карено уже ушелъ?
   Эл. Карено. Нѣтъ, онъ спитъ, онъ всю ночь работалъ. Присядьте. (Садится).
   Бондезенъ. (Достаетъ изъ кармана нѣсколько журналовъ). Вотъ эти журналы. (Садится). А вы сидите совсѣмъ одна?
   Эл. Карено. Одна, одна.
   Бондезенъ. Этого вы не должны дѣлать. Вы бы пошли гулять. Сегодня такой солнечный день.
   Эл. Карено. Я стояла у дверей веранды и смотрѣла на солнце.
   Бондезенъ. Вамъ нужно выйти на воздухъ, нанять экмпажъ, прокатиться, взять лодку, погрести.
   Эл. Карено. (Безпокойно). Нѣтъ, объ этомъ вы мнѣ и не говорите.
   Бондезенъ. Сегодня за городомъ устраивается большой пикникъ.
   Эл. Карено. (Невольно). Неужели? И вы тоже поѣдете?
   Бондезенъ. Да, я ѣду.
   Эл. Карено. (Перемѣнивъ тонъ). Послушайте, г-нъ Бондезенъ, я вела себя вчера немножко несдержанно. Надѣюсь, вы не осудили меня за это?
   Бондезенъ. Нисколько.
   Эл. Карено. Мнѣ было бы это очень непріятно.
   Бондезенъ. Я? Нисколько. Я все время былъ вполнѣ увѣренъ, что вы были, какъ вы говорите, несдержанны совсѣмъ не для меня, а для кого-то другого.
   Эл. Карено. Для кого другого?
   Бондезенъ. Вы даже говорили не для меня, а для другого.
   Эл. Карено. Вы не замѣтили этого. Вы не могли этого замѣтить.
   Бондезенъ. Я просто былъ постороннимъ свидѣтелемъ, Я присутствовалъ при игрѣ, но не принималъ въ ней участія. Я былъ ширмой.
   Эл. Карено. Нѣтъ, вы преувеличиваете. Вы преувеличиваете. Но не будемъ больше говорить объ этомъ... А вы слышали про Ервена?
   Бондезенъ. Что онъ перешелъ въ другую партію? Я узналъ объ этомъ сегодня утромъ и сейчасъ же написалъ о немъ маленькую статейку.
   Эл. Карено. Противъ него?
   Бондезенъ. (Улыбаясь). Нѣтъ, не противъ него. Потому что теперь его необходимо поддержать.
   Эл. Карено. Да, неправда ли? Вѣдь въ томъ, что онъ сдѣлалъ, нѣтъ ничего ужаснаго?
   Бондезенъ. (Смѣется). Нѣтъ, конечно, нѣтъ. Съ моей точки зрѣнія.
   Эл. Карено. Не правда ли?
   Бондезенъ. Потому что мы всѣ должны пойти по этому пути раньше или позже.
   Эл. Кapeно. Какъ же это?
   Бондезенъ. Потому что всѣ дѣти станутъ въ свое время взрослыми. Если не умрутъ.
   Эл. Кapeно. Да, въ такомъ случаѣ, это вполнѣ естественно.
   Бондезенъ. (Пожимая плечами). Боже мой, я самъ пережилъ это переходное время, былъ радикаломъ, свободомыслящимъ, наконецъ наступило время, когда я одумался.
   Эл. Карено. И что же вы сдѣлали?
   Бондезенъ. Сначала я усумнился въ теоріи объ обезьянахъ...
   Эл. Карено. А потомъ?
   Бондезенъ. Потомъ было еще много другого, но я перешагнулъ черезъ все это.
   Эл. Карено. И перешли въ противную партію
   Бондезенъ. Честно и открыто перешелъ въ противную партію. Началъ работать въ другой газетѣ и защищать другіе интересы.
   Эл. Карено. И вы смогли это сдѣлать? Для этого надо много мужества.
   Бондезенъ. Обстоятельства такъ сложились, что я не могъ поступить иначе. Въ этомъ заключалось все мое мужество.
   Эл. Карено. На васъ вѣроятно всѣ напали?
   Бондезенъ. Да, въ газетахъ. Но у меня была и поддержка. Когда надо выбраться на дорогу...
   Эл. Карено. Я чувствую, что поступила бы такъ же, какъ вы. Въ концѣ концовъ надо успокоиться, стать твердо на ноги.
   Бондезенъ. Вы совершенно правы. Надо перестать бросаться то направо, то налѣво, надо успокоиться.
   Эл. Карено. Какъ вы думаете, Иваръ со временемъ тоже перемѣнитъ свои взгляды?
   Бондезенъ. Я надѣюсь. Я не вѣрю, чтобы господинъ Карено, единственный изъ всѣхъ насъ, не выбрался на истинную дорогу, но для этого нужно время.
   Эл. Кapeно. Да, къ сожалѣнію, вѣроятно, понадобится много времени.
   Бондезенъ. Вы говорите къ сожалѣнію? (Улыбаясь). А что если бы васъ подслушалъ вашъ мужъ?
   Эл. Карено. Мнѣ все равно.
   Бондезенъ. Что вамъ все равно?
   Эл. Карено. Ахъ, ничего. Мой мужъ спитъ.
   Бондезенъ. Какая тишина въ этомъ домѣ!
   Эл. Карено. Что вы будете дѣлать за городомъ?
   Бондезенъ. Веселиться. Выпьемъ немножко шампанскаго, потанцуемъ.
   Эл. Карено. Вы будете танцовать? Я еще не такъ стара, а уже забыла, какъ танцуютъ.
   Бондезенъ. Поѣдемте вмѣстѣ, вамъ будетъ такъ весело.
   Эл. Карено. Нѣтъ, что вы? Развѣ я могу ѣхать за городъ съ вами!
   Бондезенъ. Мы всѣ будемъ васъ носить на рукахъ.
   Эл. Карено. (Перемѣнивъ тонъ). Господинъ Бондезенъ, вы правы. Мое вчерашнее поведеніе относилось главнымъ образомъ къ другому человѣку.
   Бондезенъ. Вы можете и не говорить объ этомъ, я и самъ это видѣлъ.
   Эл. Карено. Ахъ Боже мой, я была въ такомъ отчаяніи и хотѣла это показать.
   Бондезенъ. И достигли своей цѣли?
   Эл. Карено. Нѣтъ, ничего не достигла.
   Бондезенъ. Жаль, потому что вы приложили не мало старанія.
   Эл. Карено. (Отъ души). Не осуждайте меня! Я очень прошу васъ! Если бы вы могли понять мое состояніе! Знаете вы, что дѣлается у насъ въ домѣ? Сегодня утромъ онъ отослалъ назадъ Ервену деньги, и мы опять въ прежнемъ положеніи. Онъ не думаетъ ни обо мнѣ, ни о себѣ. Онъ думаетъ только о своей работѣ, исключительно о своей работѣ. Это продолжается уже, три года. Но онъ говоритъ, что три года пустяки, даже десять лѣтъ, по его мнѣнію, не долгій срокъ. Я подумала, что если онъ такъ себя ведетъ, это значитъ, что онъ меня не любитъ. Я никогда его не вижу, По ночамъ онъ работаетъ, работаетъ до разсвѣта. Это ужасно! Я была способна сжечь всѣ его рукописи. Я ревновала его къ Ингеборгъ, отказала ей...
   Бондезенъ. Ингеборгъ? Кто это?
   Эл. Кapeно. Наша прислуга.
   Бондезенъ. Которая подавала вчера кофе?
   Эл. Кapeно. Да.
   Бондезенъ. (Улыбается и качаетъ головой).
   Эл. Карено. Я знаю, что это было глупо. Но я для него совершенно не существовала, и мнѣ казалось, что должна же быть какая-нибудь причина этого. А сегодня утрсмъ принесли сокола, знаете? Вы думаете онъ захотѣлъ его тутъ повѣсить?
   Бондезенъ. Гдѣ же онъ захотѣлъ его повѣсить?
   Эл. Карено. Онъ совсѣмъ его не хотѣлъ. Я это замѣтила. Теперь соколъ валяется въ спальнѣ на полу. Такъ всегда и всегда.
   Бондезенъ. (Откашливаясь). Дѣло въ томъ, что вы еще слишкомъ молоды для того, чтобы быть замужемъ. Все дѣло въ этомъ.
   Эл. Кapeно. Да, правда. Я слишкомъ молода для этого.
   Бондезенъ. И онъ долженъ былъ бы это понять.
   Эл. Карено. Но онъ этого совсѣмъ не понимаетъ. Онъ такъ увѣренъ, что я всецѣло принадлежу ему (послѣ паузы), но онъ не долженъ быть въ этомъ слишкомъ увѣренъ.
   Бондезенъ. Что вы хотите этимъ сказать?1
   Эл. Карено, (Молчитъ).
   Бондезенъ. Вы хотите доказать ему, что онъ ошибается?
   Эл. Карено. (Молчитъ).
   Бондезенъ. Простите, если мой вопросъ былъ нескроменъ. Но я такъ бы хотѣлъ вамъ чѣмъ-нибудь помочь.
   Эл. Карено. (Взглянувъ на него). Я очень вамъ благодарна зато, что вы пришли, г-нъ Бондезенъ. Я ждала васъ. Мнѣ было такъ грустно, а вы приносите съ собой столько жизни. Вы сказали: "съ добрымъ утромъ", и казалось, что для васъ было счастьемъ сказать эти слова.
   Бондезенъ. Это правда. Пожелать вамъ добраго утра.
   Эл. Карено. Вчера я васъ немножко боялась. Помните, что вы сказали по поводу этихъ журналовъ?.
   Бондезенъ. Да.
   Эл. Карено. Вы сказали, что принесете ихъ назадъ сегодня и спросили, когда мой мужъ бываетъ дома.
   Бондезенъ. Да, и..?
   Эл. Карено. Знаете, у меня было такое чувство, какъ будто вы спрашиваете, когда моего мужа не бываетъ дома, и я стала немножко васъ бояться.
   Бондезенъ. Вы и теперь меня боитесь? (Беретъ ее за руку).
   Эл. Кapeно. (Отодвигаетъ немного отъ него стулъ). Нѣтъ.Теперь нѣтъ... Но не истолковывайте и этого въ дурную сторону. Я не очень смѣла, но все-таки...
   Бондезенъ. (Улыбаясь). Будьте покойны, я ничего никакъ не истолковываю. Я все еще сижу здѣсь и изображаю послушную ширму.
   Эл. Карено. Ширму? теперь? Вы это думаете, вы? (Измѣнивъ тонъ). А много дамъ ѣдутъ съ вами за городъ? Вы поѣдете въ экипажахъ?
   Бондезенъ. Да, они уже заказаны. Шампанское и музыку мы веземъ съ собой.
   Эл. Карено. А Ервенъ тоже ѣдетъ съ вами? И фрекенъ Ховиндъ?
   Бондезенъ. Они уже приглашены.
   Эл. Карено. И вы часто устраиваете такія прогулки?
   Бондезенъ. Сегодня совсѣмъ особенный случай. Сегодня мы празднуемъ рожденіе одного изъ нашей компаніи.
   Эл. Карено. (Вздрагивая). Рожденіе?
   Бондезенъ. Да. Что съ вами?
   Эл. Карено. Ничего, я только вспомнила, что у насъ тоже сегодня рожденіе. (Грустно улыбается.) Только оно у насъ не празднуется.
   Бондезенъ. А, развѣ сегодня день рожденія г-на Карено?
   Эл. Карено. Да.
   Бондезенъ. Поздравляю... Ну, музыка и шампанское это просто глупыя выдумки. Можно прекрасно провести день рожденія и безъ этого.
   Эл. Карено. Но вѣдь это праздникъ. Когда я говорю слово "праздникъ", я вижу веселыхъ мужчинъ съ цвѣтами въ петлицахъ, въ шляпахъ на затылкѣ, улыбки, слышу смѣхъ, "застегните мнѣ перчатку, завяжите мнѣ башмакъ!" "Съ удовольствіемъ, фрекенъ" -- и всѣ веселятся, а потомъ кто-нибудь влѣзетъ на камень и говоритъ рѣчь, и, если она не удается, всѣ громко смѣются. А затѣмъ играетъ музыка.
   Бондезенъ. И танцуютъ.
   Эл. Карено. Да, танцуютъ. (Безпокойно встаетъ, съ улыбкой). Какъ смѣшно, я сижу здѣсь, а мысли мои тамъ.
   Бондезенъ. (Настойчиво). Развѣ вы не можете быть тамъ?
   Эл. Карено. Нѣтъ, нѣтъ, ни въ коемъ случаѣ. (Взглянувъ на веранду, поворачивается, подходитъ къ нему ближе, стоитъ одну минуту и смотритъ на него сзади).
   Бондезенъ. (Оборачиваясь). На что вы смотрите?
   Эл. Карено. (Садится). Почему вы сказали, что вы ширма?
   Бондезенъ. Ну да, ширма или Эндрезенъ или NN... Это все одно и то же.
   Эл. Карено. Я сегодня ни разу не назвала васъ Эндрезенъ.
   Бондезенъ. Да, вы меня такъ не называли, и это меня удивляетъ.
   Эл. Карено. Я запомнила ваше имя, я думала о васъ.
   Бондезенъ. (Беретъ ее за руку). Это правда?
   Эл. Карено. Да. Правда. И я ждала васъ. (Отнимаетъ свою руку и встаетъ. Въ другомъ тонѣ). Вы принесли журналы? Благодарю. Я передамъ ихъ ему. (Кладетъ журналы на столъ).
   Бондезенъ. (Всталъ одновременно съ ней). Вы хотите меня прогнать? (Она не отвѣчаетъ). Вы меня ждали?
   Эл. Карено. Да, мнѣ хотѣлось поговорить съ кѣмъ-нибудь.
   Бондезенъ. Милая г-жа Карено, вы не разсердитесь, если я вамъ что-то скажу.
   Эл. Карено. (Опустивъ глаза). Нѣтъ, не говорите.
   Бондезенъ. Я только хочу сказать, что я откажусь отъ поѣздки. Я не поѣду за городъ.
   Эл. Карено. Почему?
   Бондезенъ. Меня больше не тянетъ. Я буду чувствовать себя одинокимъ, если васъ не будетъ съ нами.
   Эл. Карено. Нѣтъ, вы не должны такъ говорить. Вы не должны забывать, что...
   Бондезенъ. (Въ сильномъ возбужденіи). Я ни о чемъ не помню. Мнѣ все равно. Увижу я васъ сегодня вечеромъ? Пойдете вы гулять? Пойдете вы въ городъ?
   Эл. Кapeно. (Невольно). Нѣтъ, только не въ городъ.
   Бондезенъ. Гдѣ хотите. Здѣсь? На улицѣ? (Порывисто обнимаетъ ее и цѣлуетъ).
   Эл. Карено. Нѣтъ!'Нѣтъ! Пустите меня! (Сама страстно обнимаетъ его, опускаетъ руки, вырывается; прерывисто дыша). Что вы дѣлаете? Вы совсѣмъ... Вы забываете...
   Бондезенъ. (Умоляюще). Боже мой, послушайте...
   Эл. Карено. Тсс!.. (Прислушивается, тяжело дыша). Онъ проснулся. Уходите, уходите! Нѣтъ, останьтесь! Не уходите.
   Бондезенъ. (Обнимаетъ ее). Здѣсь на углу, въ восемь часовъ?
   Эл. Карено. (Быстро). Да.

(Въ эту минуту отворяется дверь спальни, входитъ Карено. Увидя ихъ, онъ отступаетъ назадъ. Бондезенъ отнимаетъ руку отъ таліи Эл. Карено).

   Карено. Ахъ!
   Бондезенъ. (Кланяясь). Я хотѣлъ... я принесъ...
   Эл. Карено. Ты такъ мало спалъ?
   Карено. (Овладѣвъ собой). Я совсѣмъ не могъ спать. (Медленно идетъ на средину комнаты).
   Бондезенъ. Я принесъ журналы, которые вы такъ любезно дали мнѣ вчера. Я очень вамъ благодаренъ. (Подходитъ къ письменному столу и беретъ журналы; руки его дрожатъ). Здѣсь есть очень интересныя вещи. (Отдаетъ журналы Карено).
   Карено. Благодарю васъ. (Кладетъ журналы на столъ, идетъ медленно къ двери на веранду, смотритъ въ садъ; задумчиво). Хорошая сегодня погода.
   Бондезенъ. Удивительная. Не вѣтрено, солнце, тепло.
   Кapeно. (Оборачиваясь). Элина, а кофе будетъ?
   Эл. Карено. (Дѣлаетъ нѣсколько шаговъ по направленію къ кухнѣ).
   Бондезенъ. Для осени удивительно, теплая погода.
   Карено. (Отходитъ отъ двери на веранду). Да, хорошая. Если такъ продолжится, по крайней мѣрѣ, можно работать, сидя въ саду. (Женѣ). Принеси мнѣ поѣсть.
   Эл. Карено. Сейчасъ, сейчасъ. Я еще и сама не пила кофе. (Идетъ къ кухонной двери).
   Бондезенъ. (Беретъ шляпу). Еще разъ благодарю васъ за журналы. (Кланяясь). Добраго утра.
   Карено. Добраго утра!
   Эл. Карено. (Провожаетъ Бондезена до двери въ глубинѣ). Я вамъ отворю. Прощайте, прощайте. (Выпускаетъ Бондезена, идетъ опять къ кухонной двери, не глядя на Карено). Почему же ты не заснулъ? Тебѣ это необходимо.
   Карено. Послушай, Элина, что это была за... странная поза, въ которой я тебя засталъ, когда вошелъ.
   Эл. Карено. Поза, какая поза?
   Карено. Показаться мнѣ не могло. Меня точно укололо въ сердце.
   Эл. Карено. Я не знаю, о чемъ ты говоришь?
   Карено. Но Боже мой, развѣ онъ тебя не обнималъ, этотъ человѣкъ?
   Эл. Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Карено. Этого еще никогда не было. Онъ обнялъ тебя обѣими руками. Зачѣмъ онъ это сдѣлалъ?
   Эл. Карено. (Равнодушно). Совсѣмъ не обѣими руками.
   Карено. Я не понимаю, что это за поведеніе. Ты не должна позволять этому человѣку быть такимъ дерзкимъ.
   Эл. Карено. Я не знаю о комъ ты говоришь? Бондезенъ совсѣмъ не дерзкій.
   Карено. (Нѣкоторое время пристально смотритъ на нее). Да, ну хорошо, зачѣмъ онъ приходилъ сегодня?
   Эл. Карено. Онъ принесъ журналы, которые взялъ у тебя.
   Кapeно. Да, но кромѣ того? Для того, чтобы вынуть изъ кармана нѣсколько тетрадей, не нужно столько времени
   Эл. Карено. (Отворяетъ дверь въ кухню и смотритъ туда).
   Карено. Ты слышишь? Я спрашиваю, что ему еще здѣсь было нужно?
   Эл. Карено. Еще? Что ему еще было нужно? Я не знаю, что ему было нужно. Мы просто сидѣли, разговаривали.
   Кapeно. О чемъ?
   Эл. Карено. Не прикажешь ли давать тебѣ отчетъ.
   Кapeно. Да, конечно. Это необходимо, какъ мнѣ кажется.
   Эл. Карено. (Смѣется). Ахъ, скоро мнѣ будетъ совсѣмъ не интересно, что "тебѣ кажется".
   Карено. Что ты говоришь?
   Эл. Карено. Ничего. Ради Бога, не доводи до того, чтобы мы выцарапали другъ другу глаза... Я хотѣла сказать, что кофе готовъ. Принести сюда?
   Карено. Сюда являются люди по самымъ страннымъ дѣламъ. И когда я случайно вхожу, то вижу... Но мнѣ все равно. Если ты сама въ этомъ ничего не находишь, то...
   Эл. Карено. Принести тебѣ ѣсть?
   Карено. (Быстро.) Благодарю. Я сказалъ, нѣтъ.
   Эл. Карено. (Уходитъ на кухню).
   Карено. (Въ сильномъ волненіи ходитъ по комнатѣ, останавливается, смотритъ пристально на полъ, качаетъ головой и снова ходитъ. Бросается на стулъ. Слышенъ стукъ калитки. Стучатъ. Карено встаетъ).
   Ервенъ. (Входитъ, останавливается на минуту въ дверяхъ и говорить принужденно развязно). Съ добрымъ утромъ, Карено!
   Карено. Съ добрымъ утромъ!
   Ервенъ, Я только на минуту. (Протягиваетъ руку. Карено пожимаетъ ее, не смотря на него).
   Ервенъ. У тебя сегодня разстроенный видъ.
   Кapeно. (Не отвѣчаетъ).
   Ервенъ. (Боязливо, шутливо). Сегодня ты меня не спрашиваешь, не усталъ ли я? (Нерѣшительно улыбается и садится).
   Карено. Я не очень радъ видѣть тебя сегодня, Ервенъ.
   Ервенъ. Я это вижу. Ты прислалъ мнѣ сегодня утромъ письмо.
   Карено. Да. Благодарю тебя за услугу, но взять отъ тебя денегъ я не могу.
   Ервенъ. (Послѣ паузы). Я хотѣлъ тебя объ этомъ очень просить.
   Кapeно. Если ты пришелъ только за этимъ, то можешь спокойно уйти назадъ. Это все, что я могу тебѣ сказать.
   Ервенъ, Если я не ошибаюсь, между нами стала моя книга?
   Кapeно. Да, твоя книга.
   Ервенъ. Ты, значитъ, не замѣтилъ въ ней ничего особеннаго? Ты не замѣтилъ того, что стоитъ между строкъ?
   Кapeно. Нѣтъ, что же тамъ?
   Ервенъ. (Молчитъ).
   Кapeно. Нѣтъ, не замѣтилъ.
   Ервенъ. Я думалъ, что ты, который такъ хорошо меня знаешь, замѣтишь, какого страшнаго труда мнѣ стоило написать эту книгу такъ, какъ я ее написалъ.
   Кapeно. Я не могу сказать, что замѣтилъ это. Пожалуй, вначалѣ, ты какъ будто колеблешься, опускаешь глаза.
   Ервенъ. И такихъ мѣстъ много.
   Кapeно. Ну да, немножко краски на щекахъ, маленькое смущеніе, но скоро ты овладѣлъ собой, и писалъ дальше.
   Ервенъ. Я былъ вынужденъ сдѣлать это.
   Карено. Да? Вынужденъ?
   Ервенъ. Если бы я написалъ диссертацію иначе, то никогда не получилъ бы докторской степени.
   Карено. А стать докторомъ тебѣ было необходимо.
   Ервенъ. Да. Иначе я не получилъ бы стипендіи.
   Кapeно. Кто это сказалъ?
   Ервенъ. Профессоръ Тиллингъ.
   Кapeно. Да, это другое дѣло, если онъ такъ сказалъ.
   Ервенъ. Съ того дня, какъ профессоръ Тиллингъ пришелъ и далъ мнѣ свой добрый совѣтъ, я зналъ, чего мнѣ держаться. Вѣдь рука опредѣляетъ номеръ перчатки.
   Кapeно. А стипендія тебѣ была необходима? Безъ нея ты не могъ жить?
   Ервенъ. Нѣтъ, но безъ стипендіи я не могъ жениться.
   Карено. Какъ ты все это обдумалъ, Ервенъ. Знаешь, все это показываетъ тебя въ удивительномъ свѣтѣ.
   Ервенъ. Я понимаю, что все это должно казаться тебѣ ужаснымъ.
   Карено. Да, мнѣ кажется. И послѣ того какъ сдѣлка была совершена и товаръ проданъ, ты приходишь и суешь мнѣ въ руки деньги. Въ мои руки! эти деньги! Я даже не знаю, какъ это назвать. Вѣрнѣе,-- я слишкомъ хорошо знаю, какъ это назвать.
   Ервенъ. Да, ты это хорошо знаешь?
   Карено. Разумѣется, слово у меня на языкѣ. Теперь все ясно. Наши дороги расходятся; ты ничего не теряешь; ты получаешь свою награду. Я только не понимаю твоего поведенія вчера вечеромъ, твоего издѣвательства надъ профессоромъ Тиллингомъ. Что это значило? Я никогда тебя такимъ не видѣлъ, ты былъ смѣлѣе, чѣмъ всегда, наносилъ ему ударъ за ударомъ, убивалъ его своимъ презрѣніемъ. Я не понимаю, чего ты хотѣлъ этимъ достигнуть.
   Ервенъ. Я ничего не хотѣлъ, Для меня было облегченіемъ свободно излить душу въ оставшіеся часы, пока ты еще ничего не зналъ.
   Карено. Жалкое облегченіе!
   Ервенъ. (Порывисто, сжимая руки). Но я все тотъ же, какимъ былъ прежде, меня заставляли признать ученіе, несогласное съ моимъ убѣжденіемъ. Но въ глубинѣ души я все тотъ же. Менл не удастся поколебать никогда,
   Карено. Ха-ха-ха! Да, не правда ли? Да, стой твердо на своемъ! Въ глубинѣ души! Ха-ха-ха!
   Ервенъ. (Обиженно). Тебѣ смѣшно? Что ты знаешь обо всемъ этомъ? Я говорю тебѣ, что я твердо стою на своей прежней точкѣ зрѣнія.
   Карено. (Съ удивленіемъ смотритъ на него). Да, да, Ервенъ. Но прости меня, мнѣ сейчасъ некогда. И мнѣ очень трудно говорить съ тобой дальше. (Разбираетъ бумаги на столѣ).
   Ервенъ. (Покорно). Я ухожу.
   Карено. Нашъ дальнѣйшій разговоръ ни къ чему не приведетъ.
   Ервенъ. Я хочу отъ но (некоторое время пристально смотрит на нее). Так? Ну, хорошо. Что ему нужно было?
   Элина. Он принес журналы, которые вчера взял.
   Карено. А кроме того? Для того, чтобы вынуть несколько тетрадок из кармана, не нужно много времени.
   Элина (отворяет кухонную дверь и смотрит).
   Карено. Ты слышишь? Я спрашиваю: что ему нужно было еще?
   Элина. Еще? Что ему нужно? Я не знаю, что ему еще было нужно. Мы сидели и разговаривали.
   Карено. О чем?
   Элина. Ах, не прикажешь ли еще давать тебе отчет?
   Карено. Конечно. Это необходимо, я думаю!
   Элина (смеется). Скоро мне будет неинтересно знать, что "ты думаешь".
   Карено. Что ты говоришь?
   Элина. Ничего. Ради Бога, не будем ломать стульев и ссориться... Что я хотела сказать: бутерброды уже там приготовлены. Принести их?
   Карено. Сюда приходят люди по самым странным делам. А когда я случайно вхожу, я вижу... Но мне все равно. Если тебе это нравится, то...
   Элина. Принести тебе есть?
   Карено (резко). Благодарю, я сказал, нет.
   Элина (уходит в кухню).

К а р е н о в сильном волнении ходит по комнате, останавливается, пристально смотри на пол, качает головой и опять принимается ходить. Бросается на стул.

Слышен стук садовой калитки. Стучат в дверь. Карено встает.

   Йервен (входит. На мгновение останавливается в дверях. Говорит в легком тоне). Доброго утра, Карено.
   Карено. Доброго утра.
   Йервен. Я на минуту. (Протягивает руку, Карено пожимает ее, не глядя на него.) У тебя утомленный вид.
   Карено (не отвечает).
   Йервен (осторожно шутя). Ты говоришь, что я устал? (Подавленно улыбается и садится.)
   Карено. Твое посещение сегодня мне не особенно приятно, Йервен.
   Йервен. Я это вижу. Ты утром прислал мне письмо.
   Карено. Да. Спасибо за предложение, но я денег от тебя взять не могу.
   Йервен (после паузы, наклонившись). Все-таки я тебя очень прошу об этом.
   Карено. Нет; если ты пришел ради этого, то можешь спокойно уходить. Это все, что я могу тебе сказать.
   Йервен. Как я понимаю, между нами стала моя книга.
   Карено Да, твоя книга.
   Йервен. Значит, ты не заметил в ней ничего особенного. Ты ничего не прочел между строками?
   Карено. Нет. Что же?
   Йервен (молчит).
   Карено. Нет; я ничего не заметил.
   Йервен. Я думал, что ты, так хорошо знающий меня, поймешь, чего мне стоило написать эту книгу.
   Карено. Не могу сказать, чтобы я это увидел. Да, пожалуй, в одном мессе, вначале. Ты неуверен и колеблешься; ты опускаешь глаза.
   Йервен. Так во многих местах.
   Карено. Ну да, слабая краска стыда на щеках, маленькое смущение. Но ты скоро овладеваешь собой и пишешь дальше.
   Йервен. Я был к этому вынужден.
   Карено. Да? Вынужден?
   Йервен. Если бы я написал свою диссертацию иначе, то не получил бы докторской степени.
   Карено. Хе? Но докторская степень тебе была необходима?
   Йервен. Да, иначе я не получил бы стипендии.
   Карено. Я не думаю. Кто это сказал?
   Йервен. Профессор Гюллинг.
   Карено (после паузы). Да, это другое дело. Если он это сказал.
   Йервен. С того дня, как явился профессор Гюллинг и дал мне этот добрый совет, я сказал, куда мне идти. Ведь рука определяет номер перчатки.
   Карено. Стипендия тебе была необходима? Непременно? Без нее ты не мог бы жить?
   Йервен. Нет, но я не мог бы жениться.
   Карено. Как ты себя уверил, Йервен! Знаешь, все это рисует тебя в особенном свете.
   Йервен. Я понимаю, что тебе так должно казаться.
   Карено. Да, конечно, мне так кажется... И после того, как сделка заключена и товар продан, ты приходишь суешь мне в руки деньки. В мои руки! Эти деньги! Слышишь, я не знаю, как это назвать. Т. е. я слишком хорошо знаю, как это назвать.
   Йервен. Да, ты хорошо знаешь.
   Карено. Конечно. Слово вертится у меня на языке. Итак, дело ясно. Наши пути расходятся, но ты ничего не теряешь; ты получаешь свою награду. Я только не понимаю твоего вчерашнего поведения, твоего злобного издевательства над профессором Гюллингом. Что это означало? Я никогда тебя не видел таким; ты был красноречивее, чем всегда, наносил удар за ударом, уничтожал его своим презрением. Я не понимаю, чего ты этим хотел достигнуть?
   Йервен. Я ничего не хотел; мне казалось, у меня еще есть время, пока ты ни о чем не узнал. Для меня было облегчением еще немного побарахтаться в эти лишние минуты.
   Карено. Жалкая отсрочка!
   Йервен (страстно; сжимая кулаки). Но я такой же, каким был! Меня заставили признать учение, которое идет в разрез с моими убеждениями; но в глубине души я все тот же. Здесь Яне уступлю ни на волос.
   Карено. Ха-ха-ха! Конечно. Нет; не уступай ни на волос в глубине души. Никогда. Ха-ха-ха!
   Йервен (оскорбленный). Тебе смешно? Что ты знаешь? Говорю тебе, я стою непоколебимо на моей прежней точке зрения. Да!
   Карено (удивленно смотрит на него некоторое время). Да, да, Йервен. Но извини, мне сейчас некогда. И притом мне нелегко говорит с тобой дальше. (Приводит с порядок бумаги на своем столе.)
   Йервен (поднимается; покорно). Я ухожу.
   Карено. Наш разговор не привел бы ни к чему.
   Йервен. Я хочу сказать только одно, Карено. Возьми деньги. Сделай это. Убедительно прошу тебя.
   Карено (медленно). Милейший, неужели у тебя совсем нет стыда?
   Йервен. Для меня это крайне важно, и я не стал бы умолять тебя, если бы видел другой исход. Сегодня пришла Натали, мы говорили о тебе. Она была при том, как я получил твое письмо, и увидела деньги.
   Карено. Да, и?..
   Йервен. Она потребовала, чтобы я показал ей письмо.
   Карено. Ну?..
   Йервен (взволнованно). Что ж рассказывать? Она вернула мне кольцо.
   Карено. Кольцо?
   Йервен. Она взяла назад свое слово.
   Карено. Что?.. Она это сделала?
   Йервен (вынимает из жилетного кармана кольцо, рассматривает). Она сняла его с пальца и отдала мне.
   Карено. Она ничего не сказала?
   Йервен. Она сказала, что понимает, что я сделал. "Ты сделал что-то дурное", - сказала она. Она догадалась по твоему письму.
   Карено. И ушла? Не объяснившись?
   Йервен. О, нет; она объяснила. Ты вчера видел, какая она увлекающаяся, доверчивая, страстная. Никаких компромиссов. Она так радовалась тому, что я дал тебе деньги, и ты их взял. Сегодня ты отослал их обратно, и таким образом было вполне ясно, что это означает.
   Карено. Вот видишь, Йервен! Награда - награда во всех видах
   Йервен. Но ты еще можешь меня спасти. Я ее спросил: - "Ты возвращаешь мне кольцо. Это навсегда?" - "Да", - ответила она. - "Но, быть может, это поправимо, - сказал я. - Еще не поздно; я пойду к Карено и объясню ему все". - "Да, иди к Карено", - сказала она.
   Карено. Тебе нечего у меня делать.
   Йервен. Она верит в тебя; ты произвел на нее впечатление. Она все время о тебе говорит. (Сунув руку в карман.) Возьми деньги.
   Карено (медленно). Само собой, я денег не возьму. (Берет пачку бумаг под мышку.)
   Йервен. Ты идешь в сад работать?
   Карено. Да, когда ты уйдешь. Почему ты об этом спрашиваешь?
   Йервен. Так, просто.
   Карено. Я хочу там быть один.
   Йервен (умоляя). Карено, прежде чем ты уйдешь...
   Карено (топнув ногой). Йервен!
   Йервен (идет к двери).
   Карено (ему вслед). Еще одно: отдай свои деньги попам.(Возвращается к столу.)

Слышен стук садовой калитки.

Э л и н а входит.

   Карено. Здесь был Йервен.
   Элина (молчит).
   Карено. Я говорю, здесь был Йервен.
   Элина. Ну да. Я слышала.
   Карено. На я не слышал, что ты ответила. Может быть, тебя это не интересует?
   Элина. Откровенно говоря, нет.
   Карено. После сегодняшнего визита ты интересуешься только собою.
   Элина. Но, милый Ивар, что мне за дело до того, был ли здесь Йервен или нет. (Принимается за шитье.)
   Карено. С Йервеном плохо. Ему отказала невеста.
   Элина. Отказала?
   Карено. Вернула ему кольцо.
   Элина. Почему?
   Карено. Почему? Вероятно, потому, что больше не хотела иметь с ним дела. Она догадалась, что он продал себя.
   Элина (пожимает плечами).
   Карено. Я согласен с нею. Она поступила гордо. Тебе, вероятно, это не кажется?
   Элина. Я в этом ничего не понимаю.
   Карено (раздраженно). Да, ты права. Ты так далека от этого. Ты бы этого не сделала.
   Элина. Нет. У меня больше терпения. Два-три года я терпела бы.
   Карено. Твоя гордость легко примиряется.
   Элина. Ты прав. Я со многим мирюсь.
   Карено. Да, ты со многим миришься.
   Элина. Например, с тем, что терплю от тебя.
   Карено. Виноват: и от других также.
   Элина. Что ты этим хочешь сказать?
   Карено. Я хочу сказать, что ты чужому человеку позволяешь обнимать себя и не даешь ему пощечины.
   Элина (пожимая плечами). Опять об этом!
   Карено (ходит по комнате). Жалкий, толстый человечек. Есть такие жирные личинки, червяки. Это я только так говорю.
   Элина (молчит).
   Карено. Но он изящно одет, чт?? Не правда ли, он одет изящно?
   Элина (молчит).
   Карено. Кажется, у него даже вышитые носовые платки?
   Элина. Вероятно, у него для этого есть средства.
   Карено. Конечно. И это ему к лицу.
   Элина. Правда.
   Карено. Ну-с, и на чем вы порешили? Конечно, меня это не касается, ведь я только твой муж.
   Элина. Если бы я тебя не знала, то могла бы подумать, что ты ревнуешь.
   Карено (останавливается). Ревную? Но послушай, Элина!
   Элина. Тогда не говори так.
   Карено. Ревную? Ха-ха-ха! (Ходит.) Но после того, что я видел собственными глазами, я могу ждать и большого. Я ведь видел (показывает.) Я вышел из той двери. И ты допускала это. Естественно спросить: что же дальше? Свидание?
   Элина (после минутного раздумья, внезапно и несдержанно). Да. Свидание. (Бросает работу на стол, встает и делает шаг.) Свидание.
   Карено (стоит минуту и смотрит на нее; полуудивленно, полуупрека). Элина!
   Элина. Да, свидание. Что ты еще хочешь знать?
   Карено. Ничего. Только лучше мне здесь не быть, чтобы не пришлось опять войти в неподходящее время.
   Элина (берет снова за работу).
   Карено. Это начинает становиться забавным. Тебе не кажется?
   Элина. О, да, веселый день рождения! Большое торжество в доме.
   Карено. Этого никогда не было за все три года. Вероятно, я прежде плохо тебя знал. (Останавливается у этажерки.)
   Элина (бросает работу и встает). Это становится невыносимым.
   Карено. О, сиди, Элина; я ухожу. Мне нужно работать.
   Элина (опять садится).
   Карено. Комната снова в твоем полном распоряжении - для чего угодно... Но я вижу, что нет подсвечников. Куда они делись?
   Элина (смущенно). Подсвечники?
   Карено. Я спрашиваю, куда они делись?
   Элина. Я их дала почистить Ингеборг.
   Карено. Повидимому, в доме происходят странные вещи. Не могу же я оставаться в полном неведении. Ты дала Ингеборг почистить подсвечники?
   Элина. Да.
   Карено (берет свои письменные принадлежности). Если принесут письмо, то крикни мне в сад. (Уходит на веранду.)

Э л и н а несколько мгновений сидит в глубокой задумчивости; потом порывисто встает и ходит взад и вперед. Ее лицо и движения выражают страдание. Слышен стук калитки. Вслед затем из кухни входит И н г е б о р г. У нее в руках сверток.

   Элина. Ну?
   Ингеборг (развертывает сверток). Нет, они не взяли подсвечников. Я была в двух местах.
   Элина. Неужели не взяли?
   Ингеборг. Нет; они сказали, это не настоящие. (Ставит подсвечники на этажерку.)
   Элина. Что? Подсвечники не настоящие?
   Ингеборг. Нет; они сказали, что это не настоящее серебро, а накладное.
   Элина. Глупости! Подсвечники, которые нам подарили родители!
   Ингеборг. Да, это сказали в двух местах. Я подумала, что уж не стóит ходить к другим.
   Элина. Но это глупости. Неужели, ты думаешь, отец и мать - эти честные люди - могут подарить поддельные вещи?
   Ингеборг. Если желает, я могу сходить еще.
   Элина. Нет, не стóит! Я только хочу, чтобы ты знала, что это не накладное серебро. Потому что мы получили их от родителей.
   Ингеборг. Я так и думала.
   Элина. Спасибо; больше ничего не надо, не рассказывай об этом, понимаешь? Не говори, куда ты ходила.
   Ингеборг. Конечно. (Уходит.)
   Элина (рассматривает подсвечники, постукивая по ним, прислушиваясь). Накладное. (Ставит подсвечники на месте, отворяет дверь на веранду и зовет.) Ивар, на минуту.
   Карено (сейчас же появляясь). Принесли письмо?
   Элина. Я только хотела показать тебе подсвечники.
   Карено. Да, а письма нет?
   Элина. Я говорю, что хотела тебе показать подсвечники. Вот они стоят. Ведь ты должен знать, какие странные вещи происходят у нас в доме.
   Карено (с раскаянием). Милая Элина, не говори так.
   Элина. А что, ты думал, я сделала с подсвечниками?
   Карено. Нет, я был раздражен.
   Элина. Но я хочу знать.
   Карено. Я ничего не думал. Я только подумал, что если они придут нас описывать, то должны найти все на месте. Это пришло мне в голову. Ты должна простить меня, Элина.
   Элина. Нельзя так придираться. Ты становишься все несноснее. В конце концов, мне нельзя буде пошевелиться без того, чтобы ты не знал - зачем.
   Карено. Нет, я не буду следить за тобой, я уже об этом думал.
   Элина. Я должна о каждом пустяке давать тебе подробные объяснения. Я уверена, что если, например, я сегодня вечером выйду за дверь, на улицу, то сейчас же поднимется целая история.
   Карено. Да нет же, Элина!
   Элина. Может быть, ты даже пойдешь за мной и будешь подсматривать?
   Карено. Нет! Чт? ты говоришь! Теперь ты сама придираешься. Иди на улицу, делай, чтС хочешь, я спокойно буду сидеть здесь. Неужели ты считаешь меня таким пошлым? (Обнимает ее.)
   Элина (освобождается). Ах, нет. Не надо этого.
   Карено. Элина, не будем больше ссориться. Я сидел там в саду и думал об этом. Это ни к чему.
   Элина. Мне тоже кажется.
   Карено. Значит, Бондесен не был с тобою груб? Скажи мне только это.
   Элина. Конечно, нет.
   Карено. Меня это беспокоило. Мне казалось, что он слишком близко подошел к тебе. И его рука... И он смотрел на тебя нехорошими глазами. Это меня возмутило. Ты за это не должна на меня сердиться, Элина; я не мог иначе. Кроме того, я устал; я не спал всю ночь.
   Элина. Да, почему тебе не заснуть?
   Карено. Сейчас? Нет, сейчас я хочу работать. Последнее время мне постоянно мешали. У меня был визит за визитом. Таким образом, далеко не уедешь. О, я чувствую себя сильнее с каждым часом! Меня нельзя победить, напротив... Ты не смотришь на меня, Элина? Ты так равнодушно меня слушаешь!
   Элина. Я слушаю, что ты говоришь.
   Карено. Да, но у тебя такой равнодушный вид, ты думаешь о другом.
   Элина (берет свою работу и садится).
   Карено. Мы сегодня подрались. (Смеется.) Было нехорошо. Но теперь мы такие же добрые друзья, как прежде, не правда ли? Пожалуй, и еще лучшие.
   Элина. Который теперь час?
   Карено. Я посмотрю в кухне. (Хочет идти.)
   Элина. Нет, спасибо, - не надо.
   Карено. Сегодня я должен получить ответ от издателя. Я жду письма с минуты на минуту. Надеюсь, что ответ будет благоприятный; сегодня должны кончиться все наши заботы, Элина. Что ты на это скажешь?
   Элина. Кто живет там на углу, ты не знаешь?
   Карено. На углу? Я не знаю.
   Элина. Там всегда так светло в окнах.
   Карено (улыбается). Какие у тебя странные фантазии! Но спрашивай еще, Элина. Я не знаю, который час и кто живет на углу; но все равно, спрашивай еще о чем-нибудь. Пока ты опять не станешь мне другом.
   Элина (осматривает черную вуаль и принимается ее починять).
   Карено (вкрадчиво). Ты приводишь в порядок свои вещи. Что это значит?
   Элина (не отвечает).
   Карено (улыбается). Ты еще не совсем помирилась со мной, как мне кажется. Но я молчу. Ты все-таки меня еще любишь, да? (Приближается и смотрит на нее.) У тебя на затылке такие блестящие волосы. (Осторожно прикасается к ее волосам.)
   Элина (порывисто отстраняется).
   Карено (улыбается). Милая, я только хотел... Ты стала такая нервная... И такая задумчивая. О чем ты думаешь? (Садится рядом с ней.) О чем, моя крестьяночка? (Обнимает ее.)
   Элина. Ах, нет, не мучь меня! (Отодвигается.)
   Карено. Ты еще не можешь забыть сегодняшней ссоры, Элина? Я ее уже забыл. Какое мне дело до того, что говорил тебе Бондесен? Я не хочу об этом больше знать. Тебе, наверное, и самой было смешно, я убежден. Такая жеманная кукла!
   Элина. Не понимаю, чт? за удовольствие все время ругать Бондесена. Мне ты этим не доставляешь никакого удовольствия, могу тебя уверить...
   Карено. Но, милая, дорогая...
   Элина. Я совершенно не разделяю твоего мнения о Бондесене.
   Карено. Правда? Ну да: для себя он достаточно хорош. (Встает.)
   Элина. Да и для нас также.
   Карено. Не о нем ли ты все время думаешь?
   Элина (не отвечает).
   Карено. Ты больше не любишь меня, Элина?
   Элина (не отвечает).
   Карено (с возрастающим волнением). Я прошу тебя, ответь только на это.
   Элина (кладет вуаль и встает). Господи, можно с ума сойти! Ты меня замучишь своими вопросами. (Уходит в кухню.)
   Карено (смотрит ей вслед со страхом). Она меня больше не любит.

___________

    

Действие четвертое

На следующий день. Комната Карено. Послеобеденное время. Солнце.

Э л и н а приводит в порядок красное платье. К а р е н о входит с веранды.

   Карено. Письма все еще нет?
   Элина. Нет, я не видела никакого письма. Впрочем, если придет посыльный, ты сам услышишь, когда стукнет калитка.
   Карено. Да, правда. Я об этом не подумал... Сегодня работа не клеится. Так много посторонних мыслей приходи в голову. Когда ты уходишь, все уходит с тобою.
   Элина (уклончиво). Ты уверен, что письмо получишь сегодня, Ивар?
   Карено. Да, оно должно сегодня прийти... Я не хочу тебя мучить, Элина, но вчера вечером, когда ты так долго не возвращалась, мне стало очень тоскливо. Я только это хотел сказать тебе.
   Элина. Разве я так долго не возвращалась?
   Карено. Конечно, нет. Пойми меня хорошо. Я был за тебя рад. Да. Я совсем не хочу знать, чтС ты там делала, поверь мне. Ты вернулась такая сияющая. Господи, какая ты была свежая, когда сняла вуаль
   Элина. Ты находишь?
   Карено. А я здесь ходил по комнате и думал, что если ты и придешь через полчаса или через час, или даже через два, три часа, - ты все равно не вернешься ко мне. Не ко мне... Об этом я думал.
   Элина (встает). Я вспомнила, что надо налить твою лампу. (Берет лампу и уходит в кухню.)

К а р е н о бродит по комнате. Входит И н г е б о г с налитою лампой.

   Карено. Это ты принесла лампу, Ингеборг?
   Ингеборг. Да, мне барыня велела.
   Карено. Спасибо. А барыня в кухне?
   Ингеборг. Да.
   Карено. Скажи, Ингеборг, ты не знаешь, сколько ст?ят вышитые носовые платки?
   Ингеборг. Нет.
   Карено. Сколько, например, могут стоить две-три штуки?
   Ингеборг. Я не знаю. Вышитые носовые платки?
   Карено. Да. Знаешь, на них вышито... Ну, все равно... Пожалуйста, вычисти мой черный костюм - знаешь, тот черный, только хорошенько. Я хочу его надеть.
   Ингеборг. Да. Сейчас?
   Карено. Да, пожалуйста, сейчас... Послушай, Ингеборг, по-твоему, он был так нарядно одет - этот Бондесен, который третьего дня был здесь вечером?
   Ингеборг. Какой Бондесен? Господин, который там сидел (указывает), когда я принесла кофе?
   Карено. Да.
   Ингеборг. Нет; разве он был так наряден?
   Карено. Не правда ли? В нем не было ничего поразительного.
   Ингеборг. Нет, я и не говорю.
   Карено. Конечно, нет. Мне просто пришло в голову. Так вот, будь добра, почисти тот костюм. Мне нужно.

И н г е б о р г уходит в спальню, возвращается с черным мужским костюмом и щеткой, и уходит на веранду. Э л и н а входит с тряпкой и начинает вытирать пыль.

   Карено. Ты ждешь гостей?
   Элина. Я - гостей? Нет.
   Карено. Я все время смотрю на тебя, Элина. Мне кажется, я никогда не видел тебя такой молодой. Ты сегодня совсем девушка.
   Элина. Сегодня я такая же, как и всегда.
   Карено. Нет. Сегодня ты сияешь, у тебя другие глаза. Ты опять уходишь?
   Элина. Да.
   Карено. Ты бежишь из комнаты, если я там. Оставайся. Я могу уйти.
   Элина. У меня работа на кухне. (Уходит.)

И н г е б о р г входит с платьем и уносит его в спальню.

   Карено. Спасибо, Ингеборг. (Уходит в спальню и запирается на ключ.)
   Элина (заглядывая). Где барин?
   Ингеборг (указывая на спальню). Там.
   Элина. Чт? он делает?
   Ингеборг. Переодевается. Он надевает черный костюм. Я вычистила. (Уходит.)

Э л и н а с удивленным видом садится и принимается за свою работу. В заднюю дверь осторожно стучат. Входит Б о н д е с е н.

   Элина (испуганно поднимаясь). Боже мой, это вы?
   Бондесен. Дорого утра. Спасибо за вчерашний вечер.
   Элина. Вы только что пришли? Я не слышала стука калитки.
   Бондесен. Я изучил эту садовую калитку. Ее можно открыть без шума.
   Элина. Ради Бога, вы должны сейчас же уйти.
   Бондесен. Нет, не сейчас. Правда?
   Элина (указывает на спальню).
   Бондесен (невольно отступая). А!
   Элина (тихо, страстно). Нет, не уходите! Не уходите! Да, идите, но возвращайтесь. Приходите немного позднее, я, может быть, дубу одна. Пройдитесь по улице. Но сегодня вечером я не могу уйти.
   Бондесен. Вы должны. Вы вчера обещали. Я с тех пор ни о чем другом не думаю.
   Элина. Я тоже ни о чем другом не думала. Ни о чем другом. Вы находите дурным, что я это говорю? Я не понимаю себя. (Подносит руку ко лбу.) Это вы виноваты. (Взглядывает на него и улыбается.)
   Бондесен. Разве вчера вы слишком долго отсутствовали?
   Элина. Нет; мы об этом не говорили. Я ничего не сказала. Я не вхожу в объяснения. После я попрошу у него прощения, а теперь я о нем не думаю... Помните, когда вы вечером были здесь в первый раз?
   Бондесен. Да, третьего дня вечером?
   Элина. Вы сидели вот здесь. Вы не были ширмами, как говорите. Может быть, вначале, но не все время. Один раз вы сказали что-то, чтС меня взволновало.
   Бондесен. Чт? я сказал?
   Элина. Я не помню. Может быть, это был только ваш голос. Я не помню слов, но они взволновали меня. Тогда я отошла от вас.
   Бондесен (обнимает ее).
   Элина (мягко освобождается). Нет, нет, - не делайте этого. У меня и без того достаточно грехов. Вы будете хороши ко мне?
   Бондесен. Я вам обещаю.
   Элина. Потому что иначе я не хочу вас больше видеть. Сегодня вечером я все-таки выйду; мы сделаем длинную прогулку, далеко за город. Окажите мне большую услугу: проводите меня до дому. Это три мили отсюда.
   Бондесен. Да, с удовольствием. Мы поедем.
   Элина. Да, спасибо, поедем. Я хочу отправиться домой и там устроиться некоторое время. Ивар ничего не имеет против; он об этом часто говорил. Теперь я так и сделаю. (Осматривается.) Здесь смерть. Даже не слышно тиканья часов, ни малейшего звука; мертвая тишина и бумага. Сегодня я услышала на улице шум экипажа; я выбежала и смотрела ему вслед, пока он не исчез. Потом я вернулась сюда, ко всему этому. Ах! (Скрестив руки на груди, прижимает их, откидываясь назад.)
   Бондесен (увлеченный). Большая красивая девочка.
   Элина. Может быть, нехорошо то, что я сделала.
   Бондесен. Нет, прекрасно.
   Элина. Я чувствую жизнь в себе.
   Бондесен. Могу я сказать вам?..
   Элина. Нет. Теперь вы должны уйти. Но я буду говорить с вами, когда вы вернетесь немного погодя. Мы поедем с вами. Я ему все расскажу и скажу, что еду домой. Вы находите меня ужасной?
   Бондесен. Вы?
   Элина. За все то, что я делаю.
   Бондесен. Я молюсь на вас.
   Элина. Этого вы не должны. Я только проснулась. Я опять проснулась, понимаете? Когда я вчера вышла к вам, и вы взяли меня за руку, во мне снова проснулась жизнь. Когда-нибудь я расскажу об этом Ивару, Господи, и на коленях буду просить у него прощения. Теперь я не могу.
   Бондесен. Нет! (Напряженно прислушиваясь, указывает на спальню.)
   Элина (закидывает голову назад и улыбается). Вы боитесь? Нет! Этого не надо. Я не думаю, что есть опасность. Но уходите теперь. И не думайте обо мне дурно. Знаете, Бондесен, у вас зеленые глаза. Если бы я могла быть уверенной, что вы будете со мной милым и хорошим!
   Бондесен. Я это обещаю.
   Элина (смотри на него и улыбается). У вас так дрожат губы, - я заметила. А теперь идите. (Ведет его к двери.)
   Бондесен. Значит, через полчасика? (Хочет ее обнять.)
   Элина (отстраняясь). Да, через полчаса. (Запирает за ним дверь.)

Э л и н а в сильном возбуждении делает несколько шагов, берет себя за голову, улыбается, взволнованно дыша, садится за роботу. Входит К а р е н о в черном костюме; он кажется другим, похорошевшим. Элина смотрит на него.

   Карено (извиняясь). Мне вздумалось... Сегодня такая хорошая погода. И ты права, за последнее время я, действительно, не обращал на себя внимания. (Смущенно улыбаясь.) Теперь я опять похож на юношу.
   Элина. Мне кажется, ты даже вырос.
   Карено. Ты находишь? Я вырос?
   Элина (не отвечает).
   Карено (стараясь поддержать разговор). Это, вероятно, от сюртука. Или, ты думаешь, от брюк?
   Элина (несколько нетерпеливо). Не знаю, Ивар.
   Карено. Ты все еще со своими мыслями? (Улыбается.) Если бы твой бол был прозрачен и я мог бы видеть твои мысли, то, вероятно, узнал бы замечательные вещи.
   Элина (не отвечает).
   Карено (осторожно приближаясь). Что ты шьешь, Элина?
   Элина (не отвечает).
   Карено. Это очень красиво. Конечно, не для меня.
   Элина (устало). Это мое старое платье.
   Карено. Я только что заметил, что на моем жилете не хватает двух пуговиц. На другом жилете. Не понимаю, как это случилось.
   Элина. Я их пришью.
   Карено. Я буду тебе очень благодарен, если ты это сделаешь... Тебе идет, когда ты шьешь, Элина. У тебя теперь такой скромный вид. И какая красивая рука!
   Элина (нервно отодвигается).
   Карено. Боже сохрани, я тебе ничего не делаю. Я даже не трогаю тебя.

Слышен стук садовой калитки.

   Элина (вскрикивает). Принесли письмо! (Спешит к задней двери, открывает). Нет, это Йервен. Здравствуйте, Йервен.
   Йервен (входит, сдержанно). Здравствуйте. (Протягивает руку Элине и Карено.)
   Элина. Как поживаете?
   Йервен. Благодарю... Я только хотел сказать тебе несколько слов, Карено... Нет, не уходите, у меня нет секретов.
   Элина (дружески). Я все равно хотела уйти. У меня хозяйство. (Уходит в кухню.)
   Йервен. Я все по тому же делу, Карено.
   Карено. Да?
   Йервен. И я очень тебя прошу помочь мне. Ты не подозреваешь, каково мне приходится. Теперь на карту поставлен не экзамен и не ученая степень, а все.
   Карено. Теперь ты пробуешь подойти ко мне с другой стороны. Я не могу больше с тобой говорить. (Поворачивается к нему спиной.)
   Йервен. Натали неумолима. Выслушай, что я тебе скажу.
   Карено. Разве ты мог от нее ждать другого?
   Йервен (подносит руку ко лбу). Она говорит, что между нами все кончено. - "Неужели ты так решила?" -- сказал я. Она так решила. Она прочла мою книгу и поняла, что это написал продажный человек, как она сказала. Хе - она сумасшедшая истеричка.
   Карено. Ничуть. Она просто человек.
   Йервен (продолжает). Но ты можешь спасти все; она полагается на тебя. Я пришел сказать тебе это. Она говорит: если ты помиришься с Карено и он возьмет у тебя деньги, значит, твой поступок не так гадок.
   Карено. Но то, чтС ты сделал, очень гадко.
   Йервен. Карено, если ты не можешь заставить себя взять эти деньги и пожать руку старого товарища, то я недостаточно знаю тебя.
   Карено (строго). То, что ты сделал, очень гадко. Ты совершил подлог, обман, предательство. Боже, какая невыразимая гадость!
   Йервен. И ты воображаешь, что узнал меня? Можешь называть меня как угодно, но я сюда пришел, чтобы подняться. Да, чтобы подняться. Чего ты требуешь?
   Карено (смотрит на него). Ты сам не знаешь, что говоришь.
   Йервен. Чего ты требуешь?
   Карено (холодно). Ничего.
   Йервен (бурно возбужденный). Ради Бога, Карено, будь милосерд сегодня. (Опускается на стул.)
   Карено (отходит в глубину сцены).
   Йервен (вскакивая). Ты уходишь? Я хочу тебя просить еще. Разве когда-нибудь бывало, чтобы человек имел в кармане деньги и не мог их отдать взаймы.
   Карено. Мне не нужны твои деньги. Я жду письма и, когда оно придет, я перестану нуждаться.
   Йервен. Да, но меня это не спасет. Я погиб. Она ни о чем не хочет слышать; она гонит меня, когда я прихожу. Но ты можешь меня спасти. Ты видишь перед собой человека, которого можешь спасти.
   Карено. Послушай, Йервен, мое терпение истощилось.
   Йервен (в другом тоне). Как подвигается твоя работа, Карено?
   Карено (удивленно смотрит на него).
   Йервен. Вероятно, она появится еще в этом году? Это будет большая книга? Впрочем, это меня не касается. Что я хотел сказать... Из нашего последнего разговора ты мог, пожалуй, вынести впечатление, что я не думаю того, о чем писал в своей диссертации; что я сделал это, чтобы угодить профессору Гюллингу. Но ты ошибаешься. Я был отчаянии и не знал, что говорил.
   Карено. Ты сказал, что тебя заставили признать учение, которое противоречит твоим убеждениям.
   Йервен. Не надо понимать этого буквально. У меня были сомнения, это правда. Но когда вдумался глубже, я понял, что вступил на правильный путь.
   Карено. Ха-ха-ха! И профессор Гюллинг вовсе не определял номера перчаток?
   Йервен. Ты можешь смеяться, сколько угодно; невозможно написать целую книгу, не веря в то, что пишешь. По крайней мере, я не был бы в состоянии. Я уж не так беспринципен. И не так уж туп.
   Карено. И ты стоишь "непоколебимо" на точке зрения твоей книги?
   Йервен. Само собой разумеется...
   Карено. Ха-ха-ха! Запиши это, Йервен. А то опять забудешь. Ха-ха-ха!
   Йервен (с отчаянной настойчивостью). Надеюсь, ни один из нс этого не забудет. Ни я ни ты. Нет ничего позорного в том, что меняешь свои убеждения, и я вовсе не имею в виду скрывать это. Вероятно, ты услышишь об этом.
   Карено. Я уже слышал. Я достаточно слышал.
   Йервен. Ты услышишь еще больше. (Направляется к двери.) Я протянул тебе руку, - оттолкнул ее. Я еще здесь, еще не ушел. Я жду твоего решения.
   Карено. Мне кажется, ты начинаешь угрожать.
   Йервен. Ты возьмешь деньги?
   Карено. Теперь можешь идти. Мое терпение истощилось. И не возвращайся. Я не знаю тебя. Вон! (Указывает на дверь.)
   Йервен (делает несколько шагов; стоит наклонившись вперед; дрожащим голосом). Хорошо. Я уйду и не вернусь. Но ты услышишь обо мне. Куда бы ты ни пошел, я буду следовать за тобой по пятам! Запомни мои слова, я не шучу. Пиши, издавай твою большую книгу; я убью твое имя. Как только ты высунешь голову, Карено, я утоплю тебя; всю твою жизнь я буду стоять за тобой и не дам тебе подняться. Ты думаешь, я этого не смогу? Запомни мои слова: меня поддерживают сильные люди, и все двери передо мной открыты. Я буду бороться с тобою во всех газетах и из года в год буду доказывать, что ты исписываешься и выдыхаешься. Ты сделаешься ненужным человеком и нечего не сможешь создать. В один прекрасный день ты, может быть, придешь и позвонишь у моей двери, но тогда меня не будет дома. Смотри на меня. Карено, я говорю для того, чтобы ты не забыл. Сегодня ты все разбил в моей жизни, теперь очередь за мной. Борись, воюй - но я сдержу сове слово. Вот что я хотел сказать! Прощай. (Уходит.)

Э л и н а тихо вошла во время этой речи и остановилась у двери в кухню.

   Карено (смотрит то на жену, то на дверь, в которую вышел Йервен). Ты понимаешь этого человека?
   Элина. Я слышала, что вы здесь кричали.
   Карено. Неслыханно! Он мне угрожает!
   Элина. Зачем он приходил?
   Карено. С Йервеном плохо. Я его не узнаю; все, что было в нем ценного, исчезло. Боже мой, он стоял здесь и грозил мне! Карстен Йервен... мне! Не стоит об этом говорить. Он простился и не придет больше.
   Элина. Он просил твоей помощи?
   Карено. Да. Но я не мог ему помочь... Ты чистила перчатки? Я чувствую; от тебя пахнет бензином.
   Элина. Он сказал, что ты все ему разбил.
   Карено. Да. Все это отвратительно. Я не хочу о нем думать... У тебя здесь запачкано, Элина. Постой. (Смахивает пыль с ее плеча.)
   Элина (допускает). Ты мог ему помочь и не сделал этого?
   Карено. Да. Я не хотел... Здесь волос.
   Элина. Ничего. (Идет к столу.)
   Карено (следует за ней). Я только хотел снять волос.
   Элина. Ах, Боже мой, оставь же. (Смахивает сама, садится и шьет.)
   Карено. Тебе нравятся двубортные сюртуки, Элина? Мой однобортный, но он мне больше нравится.
   Элина. Ты сегодня совсем не работаешь, Ивар?
   Карено. Нет. Сегодня маленькая задержка. Мне ничего не хочется, только болтать с тобой. Этого со мной никогда еще не случалось; болтать - все равно о чем. Но сегодня ночью я, вероятно, снова примусь за работу... Впрочем, если ты хочешь, я могу попробовать, пойду в сад и попробую. (Идет к двери на веранду.) Почему ты не хотела, чтобы я снял волос с твоего платья, Элина?
   Элина (невольно улыбается). Ты все еще об этом думаешь?
   Карено (также улыбается). Да. Я хотел знать, мой ли это волос?
   Элина. По всей вероятности.
   Карено. Но он был светлее моих.
   Элина. Значит, мой.
   Карено. Нет, он был темнее твоих.
   Элина (настораживается и нервно чистит себя).
   Карено. Он был русый. (Смотрит на нее.) Так, как у Ингеборг.
   Элина (быстро). Значит, это волос Ингеборг.
   Карено. Да, может быть.
   Элина. Можно подумать, что мы дети. Мы без конца толкуем о волосе Ингеборг.
   Карено (задушевно). Милая Элина, я тебя люблю; мне хочется говорить с тобой, - найти, о чем бы я мог говорить с тобой. Но за последние дни ты так изменилась, и это наводит меня на разные мысли. Я не верил, что это волос Ингеборг. Но если ты говоришь, значит, это ее. Но я думал совсем другое.

Слышен стук садовой калитки.

   Элина. Но зачем об этом думать? Попробуй поработать в саду.
   Карено. Почему ты это говоришь?
   Элина. Почему я это говорю?
   Карено. Ты ждешь кого-нибудь?
   Элина. Ты ведь услышишь стук калитки, если кто-нибудь придет?
   Карено. Мне показалось, что она стукнула.
   Элина. Тогда подожди и посмотри, кто это.
   Карено (искренно). О, нет, Элина, я этого не сделаю. Я вовсе не для того здесь. Я пойду в сад и попробую работать. Я всего лучше чувствую себя за работой.

Отворяет дверь на веранду.

   Ингеборг (входит со свертком и письмом, которые отдает Карено). Вот, пожалуйста. (Уходит.)
   Карено. Это мне? От издателя. (Вскрывает письмо и читает. Элина наблюдает за ним.) Так. Отказ. (Подносит руку ко лбу.) Ответ от издателя. А это - рукопись. Он присылает ее обратно. (Закусывает губу и несколько раз кивает головой.)
   Элина. Что он пишет?
   Карено. Отказывает. А здесь моя книга. Надпись: "При сем рукопись". Он не может ее издать, -- пишет он. Профессор Гюллинг прочел и сказал, что ее надо основательно переделать. (Протягивает ей письмо и начинает бродить по комнате.)
   Элина (прочтя письмо). Ну, вот видишь!
   Карено. Он ясно говорит, что профессор Гюллинг не рекомендует издание этой рукописи без основательной переделки.
   Элина. Да, я вижу.
   Карено (берет письмо). "При сем рукопись", - пишет он. Как будто я намазал драму или кучу стихов. (Бросает письмо на стол и ходит.) Хорошо, попытаюсь в Германии.
   Элина. А думаешь, что и там не придется переделать?
   Карено. Нет. Я покупаю перчатки по своей мерке. Профессор Гюллинг не имеет там никакого значения. Мы живем в эпоху свободы личности, и я - я... Это и есть то письмо, которого я так ждал. Ну, вот оно и пришло. Да.
   Элина (встает и осматривает красное платье).
   Карено. Готово?
   Элина. Да. Остается только выгладить.
   Карено (с жаром). Боже мой, как я теперь одинок! Но я справлюсь с этим, Элина. Ведь были люди с еще более крайними убеждениями, и когда-нибудь меня поймут. Переделать! ЧтС я должен переделать? Говорить "да", где я теперь говорю "нет"? (Развертывает сверток и вынимает, продолжая говорить, тетрадь за тетрадью.) Смотри, вот здесь о господстве большинства, и я это отвергаю. Это учение, для англичан, называю я - евангелие, которое проповедуется на базаре, на лондонских доках и возводится в закон и силу посредственностями. Здесь - о дерзновении, здесь - о ненависти, здесь - о мести, это этические начала, которые пришли упадок. Обо всем этом я пишу. Будь только немного внимательнее, Элина, и ты поймешь. Вот здесь о вечном мире; все находят, что вечный Ир прекрасен, а я утверждаю, что это учение для телячьих голов, которые его придумали. Да. Я смеюсь над вечным миром за его наглое пренебрежение к гордости. Пусть будет война, нечего думать о том, чтобы сохранить столько и столь-то человеческих жизней, потому что источник жизни неисчерпаем и неистощим; но необходимо поддержать в нас истинные начала человечества. Смотри, здесь главный отдел о либерализме. Я не щажу либерализма; я обрушиваюсь на него всеми моими силами. Но этого не понимают. Англичане и профессор Гюллинг - либералы, но я не либерал, и это все, что они поняли. Я не верю в либерализм, я не верю в выборы и не верю в народное представительство. Все это я прямо написал. (Читает.) "Этот либерализм, который воскресил старый противоестественный обман, будто толпа людей в два локтя вышины сама должна выбрать вождя в три локтя вышины..." Ты можешь сама прочесть - и так все время. Если все это переделать, тоя должен сказать противоположное тому, чтС написано. А здесь заключение! Здесь на всех этих развалинах я возвел новое здание, гордый зАмок, Элина; я подвел итоги. Я верю в прирожденного властелина, в деспота по природе, в повелителя, в того, кто не избирается, но кто сам провозглашает себя вождем этих стад земных. Я верю и жду одного - возвращения величайшего террориста, квинтэссенции человека. Цезаря... Смотри, сколько я работал над этим! (В неудержимом порыве.) Это кровь моего сердца, Элина, это - все!
   Элина. Я в этом ничего не понимаю.
   Карено. Но я объясняю тебе. Я говорю просто и сильно, и этого они мне не могут простить; это не спокойное исследование, отвечают они. ЧтС значит спокойное исследование? Складывать камень за камнем, арифметическое сложение! Философия, мышление - это спокойное исследование. Нет, это не мышление, Элина! Человеку недостает какого-то жалкого органа, который мог бы проследить, каким путем деятельность мозга превращается в сознание. Мы только подозреваем, что мыслим; может быть, мы мыслим, а может быть, и нет. Мы не в состоянии этого контролировать; мы просто верим. Теперь понимаешь? Философия - не спокойное исследование, говорю я. Философия - это величественная молния, которая падает на меня с высоты и освещает меня. Это не арифметическое сложение, это - смотреть, видеть Божьей милостью.
   Элина. Совершенно бесполезно объяснять мне все это.
   Карено. Я только хочу, чтобы ты поняла. Тогда ты иначе будешь смотреть на меня.
   Элина. Я все равно не пойму.
   Карено. Но прежде ты слушала, когда я что-нибудь объяснял. Однажды ты даже прочла толстую книгу о Nicolaus von Cues и поняла ее. Это было не так давно, всего - несколько дней тому назад.
   Элина (твердо, меняя разговор). Я решила, что мне лучше всего на некоторое время ухать к родителям. И ты тоже этого хотел.
   Карено (останавливается). Правда?
   Элина. Да. Мне кажется, это лучше всего. И так как ты этого хочешь...
   Карено. Нет, теперь я не хочу. Не теперь!
   Элина. Но я хочу.
   Карено. Когда ты это решила? Идет все хуже и хуже.
   Элина. Нет, ты получаешь только то, чего добивался.
   Карено. Не понимаю, как я тут справлюсь со всем? Я остаюсь один в доме.
   Элина. Готовить будет Ингеборг.
   Карено. Но Ингеборг ведь тоже уходит.
   Элина. Нет, я ей сказала, чтобы она осталась.
   Карено. Правда?
   Элина. Да, по-моему, пусть остается. Она будет смотреть за домом.
   Карено. Тут что-то кроется.
   Элина. Только то, что мы не в состоянии ей уплатить жалованья. Поэтому мы принуждены оставить ее.
   Карено. А, ну, пусть остается... пока я ей не смогу уплатить... Нет, мне кажется, идет все хуже и хуже. Никогда мне так не хотелось, чтобы ты не уезжала.
   Элина. Я много раз отказывалась, когда ты предлагал это.
   Карено. Вот для чего ты в последнее время приводила в порядок свои вещи! Чистила перчатки и поправляла платья.
   Элина. Да, для этого.
   Карено (беспокойно бродит). Вот как! Конечно, нам счастье улыбалось. Но я преодолел бы трудности, но я остался бы тверд и непоколебим. Но это!.. (Подходя к ней.) Не уезжай, Элина! Не теперь!
   Элина. Боже мой, как часто я так же настойчиво просила тебя, как ты теперь меня, Ивар.
   Карено. Ты так далеко отошла от меня за последнее время; не уходи еще дальше. Пусть останется хоть так, как теперь. Я не буду надоедать тебе собой; я буду сидеть в саду и держаться в отдалении. Но только останься!
   Ингеборг (входит). Утюг готов, барыня. (Уходит.)
   Элина. Иду. (Идет к кухонной двери).
   Карено. Ты твердо решила ехать, Элина?
   Элина. Да. (Уходит.)

К а р е н о несколько раз ходит взад и вперед. Он в сильном волнении, бормочет, двигает губами. Внезапно останавливается, идет в спальню и возвращается с чучелом сокола; становится на стул и вешает сокола над задней дверью. Э л и н а входит с утюгом.

   Карено (сходя со стула). Я подумал... Ты не находишь, Элина... Он очень подходит сюда. Он положительно украшает комнату. Никогда бы не подумал, что он подойдет сюда; но это так. Посмотри.
   Элина (гладит свою красную юбку).
   Карено. Ты не находишь что он веселый парень? (Глухо смеется.) Взгляни же, Элина. Кто бы подумал, что такая штука может так высоко забираться.
   Элина. Меня он больше не интересует.
   Карено (отступает и рассматривает сокола). Он все больше и больше мне нравится. В самом деле. Он превосходно сделан. Знаешь, он похож на профессора Гюллинга. Поразительно, как он на него похож! Глаза, выражение клюва, если можно так сказать... Но, может быть, тебе не нравится, если я говорю, что он похож на профессора Гюллинга? Да это вовсе и не так. Во всяком случае это удивительная птица. Если я вчера забыл поблагодарить тебя, Элина, то мне искренно жаль.
   Элина. Нет, ты не забыл поблагодарить.
   Карено. Я готов это исправить.
   Элина. Не можешь ли ты сказать, прошло ли уже полчаса с тех пор, когда ты был в спальне и переодевался?
   Карено. С тех пор? Почему ты спрашиваешь?
   Элина. Потому что мне хотелось бы знать.
   Карено. Нет, полчаса еще не прошло. Разве у тебя что-нибудь варится?
   Элина. Варится ли у меня?
   Карено. Да; я думаю, ты боишься, чтобы оно не перегорело.
   Элина. Да, у меня что-то варится.
   Карено. Видишь ли, Элина, если бы только было возможно, я немного переделал бы свою книгу. Изменил бы кое-где. Поверь.
   Элина. Но раз это невозможно, то?..
   Карено. Я именно об этом теперь думаю.
   Элина. Ты уж часто об этом думал.
   Карено. Знаешь, чт? мне кажется? Что ты никогда не вернешься, если теперь уедешь.
   Элина. Какие странные мысли!
   Карено. Ты не вернешься. Я это чувствую.
   Элина. Я ведь не за границу еду.
   Карено. Ты заметила, я не спросил, когда ты уезжаешь? Я не хочу этого знать. И ты не должна мне говорить. Щади меня, пока возможно.
   Элина. Милый Ивар, я тебя совсем не узнаю!
   Карено. Прежде я ничего не имел против этого. Я говорил: уезжай на некоторое время. Но с тех пор столько произошло, теперь я не спокоен и не уверен. Но как хочешь.
   Элина. Да. Хорошо.
   Карено (осматривается). Подсвечники блестят, пыль стерта, все чисто и красиво. Здесь ты сидела, когда работала. Когда я писал, ты была тиха, как мышка. Ты всегда тут сидела. Однажды маленькие ножницы упали на пол, помнишь? Ты покраснела и сказала: "прости". "Прости" - ты сказала. Пусть благословит тебя Бог, моя маленькая девочка - ты сказала мне "прости"! Это было недавно, всего несколько дней.
   Элина. Я не понимаю, что с тобой.
   Карено. Я тебя мучу, я ухожу... Ты хочешь ехать, Элина?
   Элина. Боже мой, довольно об этом говорить. Ведь не навеки я уезжаю. Это неслыханно.
   Карено. Со всем остальным я справился бы. Это не так трудно. (Элина делает нетерпеливое движение.) Я иду... Ты стоишь передо мною, и я здесь чувствую твою теплоту. Когда ты выпрямляешься, я вижу, как ты дышишь. Мне кажется, будто я раньше никогда не видел этого - как ты стоишь и дышишь. У тебя такая белая шея. Почему я так мало целовал тебя! Теперь ты этого не хочешь, ты боишься, что я подойду... Ты любишь другого, Элина?
   Элина (молчит).
   Карено (страстно). Ты ведь не любишь никого другого, да? Ведь я люблю тебя, я хочу поцеловать тебя. (Делает шаг к ней.)
   Элина (быстро поднимая утюг). Посмей! (Они смотрят друг на друга.)
   Карено. Ну, ударь утюгом, чорт возьми! Чего ты еще ждешь?
   Элина. Я жду тебя.
   Карено. Прости, Элина. (Отступает.)
   Элина (опускает утюг).
   Карено. Прости, Элина! (Уходит на веранду.)
   Элина (падает без сил на стул. Через минуту встает и зовет). Ингеборг!
   Ингеборг (отвечает из кухни, входит).
   Элина. Возьми, пожалуйста, утюг... Послушай, Ингеборг, я хочу съездить домой. Пока меня не будет, ты останешься смотреть за домом.
   Ингеборг. Вы уезжаете домой?
   Элина. Да. Домой, в деревню. Это всего три мили отсюда.
   Ингеборг. На несколько дней?
   Элина. Не знаю. Конечно, на несколько дней... Когда ты будешь стирать пыль, не забудь также про картину в спальне, изображение Христа.
   Ингеборг. Хорошо.
   Элина. Да, и также здесь, все вещи. Но не трогай бумаг моего мужа. Лучше пусть они останутся пыльными, чем их перекладывать. И не забудь также ежедневно наливать лампу, чтобы ему не приходилось делать это самому.
   Ингеборг. Когда барыня уезжает?
   Элина. После обеда. Сейчас. Я только переоденусь. (Берет красную юбку и идет в спальню.) Кажется, все. Все, что надо, можешь купить внизу в лавке. Бери с собой книжку. (Уходит в спальню; И н г е б о р г в кухню.)
   Карено (входит возбужденный, страдающий, тревожно осматривается, отворяет дверь в кухню). Барыня здесь? (Получив ответ.) В спальне? (Подходит к двери, тихо стучит: получив отрицательный ответ.) Нет, я вовсе не хочу войти. Я решил: я пойду к издателю. (Ищет свою шляпу, дверь приотворяется.)
   Голос Элины. Я не слышала, что ты сказал.
   Карено. Я говорю, что пойду к издателю. Кое-что в моей книге я могу переделать. Я обдумал это. Глава о либерализме задела профессора Гюллинга; я ее вычеркиваю. Это не важно. Два-три излишне резкие мнения я тоже могу вычеркнуть. Все-таки это будет большая книга, даже если я вычеркну. (Грубо.) Повторяю, я ее переделаю.
   Голос Элины. Ты это сделаешь?
   Карено. Я вернусь с авансом. У меня в руках будут развеваться кредитные бумажки.
   Голос Элины. Как хочешь. (Дверь закрывается.)
   Карено (опять стучит). Так ты мною довольна? ЧтС ты там делаешь? (Прислушивается.) Я ухожу. (Берет свою рукопись и быстро уходит через заднюю дверь. Вслед затем слышен громкий стук садовой калитки.)

Тихо входит Б о н д е с е н, осматривается, стучит в дверь. Э л и н а быстро появляется из спальни в красном платье; лиф еще не застегнут; вскрикнув, скрывается.

   Голос Элины. Одну минуту.
   Бондесен. Вы показались, как видение.
   Голос Элины. Я сейчас выйду. Сейчас.
   Бондесен. Но в красном платье! (Садится.)
   Элина (входит, останавливается у двери, радостно смотрит на него).
   Бондесен (вскакивает). А! (Подходит к ней; восторженно.) Боже мой!
   Элина (улыбаясь). Я в красном платье: вам нравится? (Протягивает ему руки.) Пожалуйста, садитесь. Так мы едем? Как я вам благодарна!
   Бондесен. Карета ждет внизу на улице.
   Элина. Ходите смелее. Ничего. И говорите громко, как угодно. (Они садятся.)
   Бондесен. Куда ушел ваш муж? Я его встретил; я почти столкнулся с ним.
   Элина. Мой муж в городе. Вы чуть не столкнулись с ним?
   Бондесен. Почти у самой калитки. Я посторонился.
   Элина. Я столько пережила за эти полчаса. Какая пытка! Я вам расскажу в карете. Наконец я свободна!
   Бондесен (заметив сокола). Вот как! Птица все-таки попала на свое место.
   Элина. Да. Об этом я тоже расскажу вам в карете. Да, теперь все становится на свое место, но слишком поздно. Теперь я хочу уехать; я это ему сказала, он знает... Я все время боялась, что вы придете слишком рано. Или совсем не придете.
   Бондесен (в восхищении). Большой ребенок! Ну, одевайтесь.
   Элина. Вы очень хотите?
   Бондесен. Вам нужен ответ? (Берет ее за руку.)
   Элина. Как я рада, что вы хотите!
   Бондесен. Почему?
   Элина. Значит, не я одна. К сожалению, на мне все сразу видно. Он говорит, что я сияю и у меня новое выражение глаз; вы тоже находите?
   Бондесен. Да, вы вся сияете.
   Элина. Правда?.. Да, я хочу это сделать теперь, потому что Бог знает, смогу ли я сделать это после. Едем. Я молодая девушка, а вы...
   Бондесен. А я что?
   Элина (улыбается). "Весна проносится над землей..." - Знаете это? Я люблю вас каждым уголком моего сердца. Посмотрите на меня.
   Бондесен (хочет ее привлечь к себе).
   Элина. Нет, нет. Садитесь... Недавно здесь был Йервен; он так несчастен; он умолял помочь ему в чем-то. Но Ивар ему отказал.
   Бондесен. Йервен опять был?
   Элина. Да. Но суть в том, что Ивар был неумолим. Как я теперь... Карета закрытая?
   Бондесен. Да.
   Элина. Может быть, лучше открытую?
   Бондесен. Одевайтесь, милая.
   Элина (встает). Вы сказали: милая. (Откидывает его голову назад и смотрит.) Теперь я стою совсем близко от вас. (Внезапно.) А! (Обнимает его, крепко целует и быстро отбегает.)
   Бондесен (вскакивает).
   Элина. Нет, нет; сидите. Я сейчас пойду и оденусь. Но у меня еще есть маленькое дело. (Уходит в спальню и приносит оттуда, пряча под рукой, жилет Карено. Останавливается в дверях.) Может быть, вы на минуту пойдете на веранду? Обсмотрите сад; вы можете чувствовать себя вполне свободно.
   Бондесен. Вы хотите остаться одна?
   Элина. Да.
   Бондесен. Я ухожу неохотно; но... (Уходит на веранду.)

Э л и н а начинает быстро пришивать пуговицы к жилету. Б о н д е с е н опять входит.

   Элина (прячет жилет). Нет, я еще не кончила.
   Бондесен. Мне нельзя войти? Я не могу больше быть без вас.
   Элина. Я должна пришить две пуговицы к этому жилету, вот и все. Я не хотела вас обидеть; это жилет Ивара.
   Бондесен. Вы теперь можете думать о таких пустяках?
   Элина. Я обещала. Я не хочу, чтобы он терпел из-за меня. Потому что теперь мне хорошо. Но все-таки я думаю только о вас.
   Бондесен. Это правда?
   Элина. Вы не верите? Не понимаю, как я могла любить кого-нибудь другого, кроме вас. Я совсем потеряла голову.
   Бондесен (подавляя возбуждение). Вы меня с ума сводите.
   Элина. Как и вы меня! Садитесь. Вы мне мешаете. Я прочла одну книгу, в ней не было ничего особенного, но я запомнила слова: "Вы стоите и дышите зноем".
   Бондесен (обнимает ее).
   Элина. Нет! (Улыбаясь, указывает на стул.)
   Бондесен (опять садится).
   Элина. Ну, вот готово, все готово. У кучера есть бич?
   Бондесен. У нашего кучера? Конечно.
   Элина. Да, но я ему не дам; он не должен бить лошадей. Бич будет у меня. Никто не должен страдать из-за меня, когда мне хорошо.
   Бондесен. Прекрасно. Бич будет у вас.
   Элина. Так - готово! Я только позову Ингеборг! (Относит жилет в спальню, достает свое верхнее платье, открывает дверь в кухню.) Ну, Ингеборг, я уезжаю. Смотри за домом.
   Ингеборг (в дверях). Хорошо. Счастливого пути!
   Элина. Благодарю. (Кивает.) Кланяйся моему мужу.
   Ингеборг. Помочь вам?
   Элина. Нет, благодарю. Господин Бондесен поможет мне. (Улыбаясь, кивает и закрывает дверь.)

Слышен стук садовой калитки.

   Бондесен (вскакивает). Это он! (Торопливо помогает Элине надеть кофточку.)
   Элина. Нет, вероятно, кто-то другой. Он не мог вернуться с полдороги.
   Бондесен. Нет, это он. Выйдем отсюда. (Указывает на веранду.)
   Элина. Если это он, я могу с ним проститься.
   Бондесен. Вы не шутите?
   Элина. Вы так трусливы. (Улыбаясь и сияя, закидывает голову назад.) Мне так хорошо здесь с вами. Подождите минуту. Опасность так ничтожна. Во всяком случае, по саду я пойду очень медленно.
   Бондесен. Тогда я пойду вперед. (Хочет идти.)
   Элина. Нет, нет; я иду. Но я громко захлопну калитку, чтобы он знал, где я.
   Бондесен (задыхаясь). Вот! Шаги на крыльце! Вы идете?
   Элина (ликующе). Да! Да! (Оба уходят через дверь на веранду).
   Карено (медленно входит через заднюю дверь, колеблясь, подходит к двери спальни и стучит.) Элина, я вернулся. (Прислушивается.) Я снова передумал. (Прислушивается, громче.) Элина, я не могу. (Прислушивается, стучит в дверь; в бешенстве.) Я не буду переделывать, слышишь? Я не в состоянии. (Опять стучит.) Почему ты не отвечаешь? Ты здесь? (Отворяет дверь, смотрит.)
   Ингеборг (входит удивленная).
   Карено. Барыня на кухне?
   Ингеборг. Нет, барыня уехала.
   Карено. Уехала?
   Ингеборг. Да, барыня уехала домой.
   Карено. Уже?
   Ингеборг. Они только что прошли через сад.
   Карено. Кто это "они"?
   Ингеборг. Барыня и Бондесен.
   Карено. Бондесен?
   Ингеборг. Только что вышли. Барыня велела вам кланяться. Может быть, догнать их?
   Карено. С Бондесеном? (Опускается на стул.)

Слышен резкий стук садовой калитки.

   Ингеборг. Вот они захлопнули калитку.
   Карено (поднимается, быстро отворяет дверь веранды и выбегает).
   Ингеборг (за ним). Лучше я.
   Карено (возвращается; борясь с собой). Нет, оставь; они уехали... Благодарю; мне больше ничего не нужно, Ингеборг. (Снова опускается на стул.)
   Ингеборг (направляется в кухню).
   Карено (овладев собою). Я совсем забыл, Ингеборг. Ведь мы условились, что она уедет. Просто забыл, понимаешь?
   Ингеборг. Да, да.
   Карено. В последнее время я так много работал и так мало спал, что совсем забыл. Да, да, так и должно быть. И Бондесен был так любезен, что согласился проводить ее. Он обещал мне это... Благодарю, Ингеборг, мне больше ничего не надо.
   Ингеборг. Хорошо.
   Карено. А если кто придет, то меня нет дома. Я должен работать. Можешь запереть дверь на ключ.
   Ингеборг. Хорошо. (Уходит.)

К а р е н о бродит взад и вперед. По временам он прикладывает руку ко лбу, сжимает его, идет к письменному столу, машинально перебирает рукопись, бросает в сторону и снова принимается бродить. В это время слышен стук калитки. Вслед затем входит И н г е б о р г.

   Ингеборг. Какие-то господа пришли.
   Карено. Меня нет дома. Я должен работать. (Садится за письменный стол.)
   Ингеборг. Они велели извиниться и передать, что пришел судебный пристав.
   Карено (вскакивает). Судебный пристав? (Пересилив себя.) Проси войти.
   Ингеборг (уходит).
   Карено (стоит наклонившись; услышав стук, выпрямляется). Войдите! (Судебный пристав и два свидетеля входят. У одного под мышкой протокол.)

К а р е н о кланяется.

  
   Оригинал здесь: http://www.norge.ru/u_vrat_tsarstva/.
  
  
  
  
тебя, Карено, только одного. Возьми деньги. Сдѣлай это, очень прошу тебя.
   Карено. (Медленно). Неужели у тебя не осталось никакого стыда?
   Ервенъ. Для меня это очень важно. И я не сталъ бы умолять тебя, если бы видѣлъ другой исходъ. Натали пришла сегодня ко мнѣ. Мы говорили о тебѣ. Когда я получилъ твое письмо, она была возлѣ меня, увидала деньги, и потребовала, чтобы я показалъ ей письмо, и я показалъ.
   Карено. Ну?
   Ервенъ. Она вернула мнѣ кольцо.
   Карено. Кольцо?
   Ервенъ. Она взяла назадъ свое слово.
   Кapeно. Нѣтъ, этого она не сдѣлала.
   Ервенъ. (Вынимаетъ кольцо изъ жилетнаго кармана и смотритъ на него). Она сняла его съ пальца и отдала мнѣ.
   Карено. Она ничего не сказала?
   Ервенъ. Она сказала, что догадывается, что я сдѣлалъ что-нибудь дурное. Она поняла это изъ твоего письма.
   Карено. И она ушла, не объяснившись?
   Ервенъ. О нѣтъ, она объяснилась. Ты видѣлъ вчера, какая она увлекающаяся, довѣрчивая, страстная. Она не пойдетъ ни на какія сдѣлки. Она была такъ рада, что я могъ дать тебѣ денегъ, и что ты ихъ взялъ. И когда сегодня я получилъ ихъ обратно, она не могла не догадаться.
   Карено. Вотъ видишь, Ервенъ. Награды, самыя разнообразныя награды!
   Ервенъ. Но ты можешь еще спасти меня. Я ее спросилъ: "Ты отдаешь мнѣ это кольцо навсегда?-- " Да ", сказала она. " Но, можетъ быть, я смогу еще все исправить, еще не поздно? Я пойду къ Карено и объясню ему все".-- "Да, или къ Карено",-- сказала она.
   Карено. Я не могу тебѣ помочь.
   Ервенъ. Она тебѣ вѣритъ. Ты произвелъ на нее впечатлѣніе. (Опустивъ руку въ карманъ). Возьми деньги.
   Карено. Нѣтъ, денегъ я |не возьму. (Беретъ пачку бумагъ).
   Ервенъ. Ты идешь въ садъ работать?
   Карено. Да, когда ты уйдешь. Почему ты спрашиваешь?
   Ервенъ. Такъ, просто.
   Карено. Я хочу быть одинъ.
   Ервенъ. (Умоляя). Карено, прежде чѣмъ уйти...
   Карено. (Топая ногой). Ервенъ!..
   Ервенъ. (Идетъ къ двери).
   Карено. (Ему вслѣдъ). Еще одно: ступай и раздай свои деньги попамъ. (Возвращается къ столу).
   Ервенъ. (Уходитъ. Калитка захлопывается).
   Эл. Кapeно. (Входитъ).
   Карено. Здѣсь былъ Ервенъ.
   Эл. Кapeно. (Молчитъ).
   Кapeно. Я говорю, здѣсь былъ Ервенъ.
   3 л.. Карено. Да, я слышала, что ты сказалъ.
   Карено. Но я не слышалъ, что ты отвѣтила. Можетъ быть, тебя это не интересуетъ?
   Эл. Карено. Говоря откровенно, нѣтъ.
   Карено. Послѣ сегодняшняго гостя ты интересуешься только собой.
   Эл. Карено. Но, милый Иваръ, какое мнѣ дѣло до того, былъ ли здѣсь Ервенъ или не былъ? (Беретъ работу).
   Кapeно. Дѣла Ервена очень плохи. Его невѣста взяла назадъ свое слово.
   Эл. Карено. Взяла назадъ слово?
   Карено. Вернула ему кольцо.
   Эл. Карено. Почему?
   Карено. Вѣроятно потому, что она его разлюбила. Она догадалась, что онъ себя продалъ.
   Эл. Карено. (Пожимая плечами).
   Карено. Я съ нею согласенъ. Она поступила гордо. Тебѣ, вѣроятно, это не кажется?
   Эл. Карено. Я ничего въ этомъ не понимаю.
   Карено. (Раздраженно). Да, ты права. Ты такъ далека отъ этого. Ты бы этого не сдѣлала.
   Эл. Карено. Да, у меня, вѣроятно, больше терпѣнія. Я бы терпѣла. Ну, нѣсколько лѣтъ.
   Карено. Потому что твоей гордости ничего не стоитъ согнуться.
   Эл. Карено. Ты правъ. Я очень многому подчиняюсь.
   Kapeно. Да, ты многому подчиняешься.
   Эл. Кapeно. Напримѣръ, всему тому, что я переношу отъ тебя.
   Карено. Отъ другихъ ты переносишь гораздо больше.
   Эл. Карено. Что ты хочешь этимъ сказать?
   Кapeно. Я хочу этимъ сказать, что ты позволяешь чужому человѣку обнимать себя и не даешь ему пощечины.
   Эл. Карено. (Пожимаетъ плечами). Опять!
   Карено (Ходитъ взадъ и впередъ). Такой ничтожный ожирѣвшій молокососъ. Есть насѣкомыя, которыя называются жирными оводами, а это -- гадъ,
   Эл. Карено. (Молчитъ).
   Карено. За то хорошо одѣтъ! Не правда ли, онъ хорошо одѣтъ?
   Эл. Карено. (Молчитъ).
   Карено. У него, кажется, вышитые платки?
   Эл. Карено. У него, вѣроятно, есть для этого средства.
   Карено. Еще бы! И они ему къ лицу.
   Эл. Карено. Конечно.
   Карено. Что же васъ такъ сблизило? Впрочемъ, меня это не касается, вѣдь я только твой мужъ.
   Эл. Карено. Если бы я тебя не знала, то могла бы подумать, что ты ревнуешь.
   Карено, (Останавливаясь). Ревную? Нѣтъ, послушай, Элина!
   Эл. Карено. Тогда не говори такъ!
   Карено. Ревную? Ха-ха-ха! (Ходитъ взадъ и впередъ). Но послѣ того, что я видѣлъ собственными глазами, я могу ожидать еще большаго. Я это видѣлъ. (Показывая). Я вышелъ изъ этой двери. И ты ему позволяла. Естественно, является вопросъ, что же послѣдуетъ за этимъ? Свиданіе?
   Эл. Карено. (Послѣ минутнаго раздумья, внезапно и несдержанно). Да, свиданіе! (Бросаетъ работу на столъ, встаетъ и дѣлаетъ шагъ къ нему). Свиданіе!
   Кapeно. (Стоитъ минуту и смотритъ на нее удивленно, съ упрекомъ). Элина!
   Эл. Кapeно. Да, свиданіе! Что ты еще хочешь знать?
   Кapeно. (Холодно). Ничего. Я только хочу быть далеко отсюда, чтобы мнѣ не приходилось входить въ неподходящую минуту.
   Эл. Карено. (Снова берется за работу).
   Карено. Все это начинаетъ становиться забавнымъ. Тебѣ не кажется?
   Эл. Карено. О, да. Веселый день рожденія. Большой семейный праздникъ.
   Кapeно. Этого никогда не было за всѣ три года. Вѣроятно, я плохо тебя зналъ раньше. (Останавливается около этажерки).
   Эл. Карено. (Бросаетъ работу и встаетъ). Нѣтъ, это становится невыносимымъ!
   Карено. О, сиди, Элина. Я ухожу. Я буду работать.
   Эл. Кapeно. (Садится).
   Карено. Комната опять въ твоемъ полномъ распоряженіи. Для чего хочешь... Но я вижу, нѣтъ подсвѣчниковъ! Гдѣ они?
   Эл. Карено. (Смущенно). Подсвѣчники?
   Карено. Я спрашиваю, гдѣ они?
   Эл. Карено. Я попросила Ингеборгь ихъ почистить.
   Карено. У насъ въ домѣ, повидимому, происходятъ необыкновенныя вещи. Не могу же я ничего обо всемъ этомъ не знать. Ты говоришь, что отдала подсвѣчники Ингеборгь?
   Эл. Карено. Да.
   Карено. (Собираетъ свои письменныя принадлежности) Если принесутъ письмо, закричи мнѣ въ садъ. (Уходитъ на веранду).
   Эл. Карено. (Сидитъ, глубоко задумавшись; затѣмъ встаетъ и быстро ходитъ взадъ и впередъ. Ея лицо и движенія выражаютъ мучительное безпокойство. Слышенъ стукъ калитки. Вслѣдъ затѣмъ изъ кухни входитъ Ингеборгъ. Въ рукахъ у нея свертокъ). Ну?
   Ингеборгъ. (Развертываетъ свертокъ.) Они не взяли подсвѣчниковъ, Я была у двоихъ.
   Эл. Карено. Не взяли?
   Ингеборгъ. Нѣтъ. Они говорятъ, что они не настоящіе. (Ставитъ подсвѣчники на этажерку).
   Эл. Карено. Что? Подсвѣчники не настоящіе?
   Ингеборгъ. Нѣтъ, они сказали, что это не настоящее серебро, а накладное.
   Эл. Карено. Не можетъ быть! Подсвѣчники, которые намъ подарили родители.
   Ингеборгъ. Да, но они оба это сказали, и я подумала, что не стоитъ ходить къ другимъ.
   Эл. Карено. Это неправда! Неужели ты думаешь, что отецъ и мать, такіе честные люди, стали бы намъ дарить поддѣльныя вещи.
   Ингеборгъ. Если барыня хочетъ, я попытаюсь еще разъ.
   Эл. Карено. Ахъ, нѣтъ, оставимъ пока. Я только не хотѣла бы, Ингеборгъ, чтобы ты думала, что они посеребрены. Вѣдь мы получили ихъ отъ родителей.
   Ингеборгъ. Я и не думаю.
   Эл. Карено. Ну, благодарю. Больше мнѣ ничего не надо. Не говори только никому объ этомъ, понимаешь? Не говори, куда ты ходила.
   Ингеборгъ. Зачѣмъ же. (Уходитъ).
   Эл. Карено. (Разсматриваетъ подсвѣчники, стучитъ по нимъ, слушаетъ). Не настоящіе! (Ставитъ подсвѣчники на мѣсто, отворяетъ дверь на веранду и зоветъ). Иваръ, пойди на минутку.
   Карено. (Сейчасъ же появляясь). Принесли письмо?
   Эл. Карено. Я только хотѣла показать тебѣ подсвѣчники.
   Карено. Да, а письма не приносили?
   Эл. Карено. Я говорю, я хотѣла показать тебѣ подсвѣчники. Вотъ они. Ты вѣдь увѣренъ, что у насъ въ домѣ происходятъ необыкновенныя вещи!
   Карено, (Съ раскаяніемъ). Элина, милая, не говори такъ?
   Эл. Карено. А что ты думалъ, я сдѣлала съ подсвѣчниками?
   Карено. Я просто безпокоился.
   Эл. Карено. Да, но я хочу знать.
   Карено. Я ничего не думалъ. Я только подумалъ, что если дѣло дойдетъ до того, что придетъ фогтъ, то онъ долженъ найти все, что у насъ есть. Вотъ что я подумалъ. Ты должна мнѣ простить, Элина.
   Эл. Карено. Нельзя быть такимъ придирчивымъ. Ты становишься все раздражительнѣе и подозрительнѣе. Въ концѣ концовъ, я не смогу двинуться, чтобы тебѣ не понадобилось знать, почему и зачѣмъ.
   Карено. Нѣтъ, я не буду слѣдить за тобой. Я уже думалъ объ этомъ.
   Эл. Карено. Я должна давать подробное объясненіе каждому пустяку. Я увѣрена, что, если я выйду сегодня вечеромъ только на улицу, только за калитку,-- сейчасъ же поднимется цѣлая исторія.
   Карено. Да нѣтъ же, Элина!
   Эл. Карено. Очень можетъ быть, что ты даже пойдешь за мной и будешь слѣдить.
   Карено. Что ты говоришь! Не будь же теперь ты сама придирчива. Иди на улицу, дѣлай, что хочешь, я буду спокойно сидѣть здѣсь. Неужели ты считаешь меня настолько пошлымъ? (Обнимаетъ ее).
   Эл. Карено. (Освобождается). О, нѣтъ, этого не надо.
   Карено. Элина, не будемъ больше ссориться. Я сидѣлъ тамъ въ саду и думалъ объ этомъ. Не надо.
   Эл. Карено. Мнѣ тоже такъ кажется.
   Карено. Онъ не приставалъ къ тебѣ сегодня, этотъ Бондезенъ? Скажи мнѣ только это.
   Эл. Кapeно. Нѣтъ, конечно, нѣтъ.
   Карено. Я боялся только этого. Мнѣ показалось, что онъ стоялъ слишкомъ близко къ тебѣ. И его рука... И онъ смотрѣлъ на тебя такими чувственными глазами. Этого я не могъ перенести. Ты не должна на меня за это сердиться, Элина. Я ничего не могъ съ собой подѣлать. Кромѣ того, я такъ усталъ, я не спалъ сегодня всю ночь.
   Эл. Карено. Такъ почему же ты не заснешь?
   Карено. Сейчасъ? Нѣтъ, сейчасъ я хочу работать. Послѣднее время мнѣ такъ мѣшали. У меня былъ настоящій пріемъ. Ахъ, съ каждымъ часомъ я чувствую себя все сильнѣе. Меня не смогутъ побѣдить, напротивъ... Ты на меня не смотришь, Элина? Ты слушаешь меня такъ равнодушно.
   Эл. Карено. Я слышу, что ты говоришь.
   Кapeно. Да, но у тебя такой равнодушный видъ, ты думаешь о другомъ. (Эл. Карено беретъ работу и садится).
   Карено. Мы чуть было не вцѣпились другъ другу въ волосы. (Смѣется). Это было не хорошо. Но теперь мы опять по прежнему добрые друзья, не правда ли? Пожалуй, мы стали еще лучшими друзьями.
   Эл. Карено. Который теперь часъ?
   Карено. Я пойду въ кухню и посмотрю. (Хочетъ итти.)
   Эл. Карено. Нѣтъ, благодарю. Это не важно.
   Карено. Сегодня я долженъ получить отвѣтъ отъ издателя. Каждую минуту я жду письма и надѣюсь, что отвѣтъ будетъ благопріятный. Сегодня должны кончиться всѣ наши тревоги. Правда, Элина?
   Эл. Карено. Кто живетъ на томъ углу,-- ты не знаешь?
   Карено. На углу?-- Нѣтъ.
   Эл. Карено. Тамъ окна всегда такъ освѣщены.
   Карено. (Улыбаясь). Какія странныя вещи приходятъ тебѣ въ голову. Но все равно, спрашивай еще, Элина. Я не знаю, который часъ и кто живетъ на углу улицы, но все равно, спрашивай меня еще что-нибудь. До тѣхъ поръ, пока мы снова не станемъ прежними друзьями.
   Эл. Карено. (Смотритъ черезъ черную вуаль и начинаетъ ее выпрямлять).
   Карено. Ты приводишь въ порядокъ свои вещи. Что это значитъ?
   Эл. Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Кapeно. Я вижу, ты еще не совсѣмъ помирилась со мною. Но я ничего не говорю. Вѣдь ты меня все-таки любишь? Да? (Подходитъ и смотритъ на нее). У тебя такіе блестящіе волосы. (Осторожно касается ея волосъ).
   Эл. Карено, (Порывисто отстраняется).
   Карено. (Улыбаясь). Милая, я только хотѣлъ... Ты стала такая нервная... и такая задумчивая. О чемъ ты думаешь? (Садится возлѣ нея). О чемъ, моя маленькая крестьяночка? (Обнимаетъ ее).
   Эл, Карено. Ахъ, нѣтъ, не мучь меня! (Отодвигается).
   Карено. Неужели ты не можешь забыть сегодняшней ссоры? Элина! Я уже ее забылъ. Какое мнѣ дѣло до того, что тебѣ сказалъ Бондезенъ! Я ничего больше не хочу знать, ничего. Ты, навѣрно, сама смѣешься надъ нимъ, я увѣренъ. Такой жеманный кривляка, а не мужчина!
   Эл. Карено. Я не понимаю, какое тебѣ доставляетъ удовольствіе бранить все время Бондезена. Повѣрь, мнѣ ты не доставляешь этимъ никакого удовольствія.
   Карено. Но, милая, дорогая...
   Эл. Карено. Я совсѣмъ другого мнѣнія о Бондезенѣ, чѣмъ ты.
   Карено. Другого? Ну, да: для себя самого онъ достаточно хорошъ. (Встаетъ).
   Эл. Карено. Да, и для насъ тоже.
   Карено. Такъ, можетъ быть, ты о немъ все время думаешь?
   Эя. Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Карено. (Съ возрастающимъ волненіемъ) Я тебя прошу, отвѣть мнѣ только на это.
   Эл. Карено. (Кладетъ вуаль и встаетъ). Нѣтъ. Боже мой это можетъ довести до сумасшествія. Ты меня пытаешь! (Уходитъ въ кухню).
   Карено. (Смотритъ ей вслѣдъ; со страхомъ и тоской). Она меня больше не любитъ.
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

На слѣдующій день. Комната Карено. Послѣобѣденное время. Солнце. Эл. Карено приготовляетъ красное платье.

   Карено. (Входитъ съ веранды). А письма еще нѣтъ?
   Эл. Карено. Нѣтъ, я никакого письма не видѣла. Когда придетъ почтальонъ, ты самъ услышишь, какъ стукнетъ калитка.
   Карено. Да, правда. Объ этомъ я и не думалъ... Моя работа что-то не двигается сегодня. Такъ много разныхъ странныхъ мыслей приходитъ въ голову. Когда ты уходишь, все съ тобой уходитъ.
   Эл. Карено. (Мѣняя разговоръ) А ты увѣренъ, что получишь сегодня письмо?
   Карено. Да, его должны принести сегодня... Я не хочу тебя мучить, Элина, но мнѣ стало такъ грустно вчера вечеромъ, когда тебя такъ долго не было дома,-- Это все, что я хотѣлъ тебѣ сказать.
   Эл. Карено. Но вѣдь я ушла совсѣмъ ненадолго.
   Карено. О, нѣтъ нѣтъ. Я ничего не имѣю противъ. И меня совсѣмъ не интересуетъ, что ты тамъ дѣлала. Не думай этого. Ты вернулась такая радостная. Господи! какая ты была свѣжая, когда сняла вуаль.
   Эл. Карено. Ты это замѣтилъ?
   Кapeно. Я ходилъ по комнатѣ и думалъ,-- вернешься ты черезъ полчаса, черезъ часъ или два, даже черезъ три часа, все равно ты вернешься не ко мнѣ. Да, не ко мнѣ... Вотъ о чемъ я здѣсь думалъ.
   Эл. Карено. (Встаетъ). Я забыла налить твою лампу. (Беретъ лампу и уходитъ въ кухню).
   Кapeно. (Бродитъ по комнатѣ. Входитъ Ингеборгъ съ налитой лампой).
   Карено. Это ты, Ингеборгъ? Ты принесла лампу?
   Ингеборгъ. Да, меня послала барыня.
   Карено. Благодарю. А барыня въ кухнѣ?
   Ингеборгъ. Да.
   Кapeно. Скажи, Ингеборгъ, ты не знаешь, сколько стоютъ вышитые платки?
   Ингеборгъ. Нѣтъ.
   Карено. Во сколько, напримѣръ, обойдутся двѣ три штуки?
   Ингеборгъ. Не знаю. Вышитые платки?
   Карено. Да, знаешь, на которыхъ сверху что-нибудь вышито? Ну, да это не важно... Пожалуйста, вычисти мой черный костюмъ,-- знаешь, черный, и хорошенько. Я хочу его надѣть.
   Ингеборгъ. Да. Сейчасъ?
   Карено. Да, пожалуйста, сейчасъ... Послушай, Ингеборгъ, по твоему этотъ Бондезенъ, который былъ здѣсь третьяго дня, дѣйствительно такъ необыкновенно изященъ?
   Ингеборгъ. Какой Бондезенъ? Г-нъ, который сидѣлъ тамъ (показываетъ),-- когда я принесла кофе?
   Карено. Да.
   Ингеборгъ. Нѣтъ, развѣ онъ такъ красивъ?
   Карено. Неправда ли, въ немъ не было ничего поразительнаго?
   Ингеборгъ. Я этого не говорила.
   Карено. Да, да. Мнѣ только такъ показалось... А теперь будь такъ добра и вычисти мое платье. Мнѣ оно нужно.
   Ингеборгъ. (Идетъ въ спальню и выходитъ съ чернымъ сюртукомъ и щеткой и уходитъ на веранду).
   Эл. Карено. (Входитъ съ тряпкой и начинаетъ вытирать пыль). Кapeно. Ты ждешь гостей?
   Эл. Карено. Гостей? Нѣтъ.
   Карено. Я стою и смотрю на тебя, Элина. Мнѣ кажется, я никогда не видѣлъ тебя такой молодой. Сегодня ты совсѣмъ дѣвушка.
   Эл. Карено. Сегодня я такая же, какъ и всегда. Карено. О, нѣтъ, ты вся сіяешь. У тебя совсѣмъ новое выраженіе. Какъ, ты опять уходишь?
   Эл. Карено. Да.
   Карено. Ты бѣжишь изъ комнаты, какъ только я вхожу. Останься, я могу уйти.
   Эл. Карено. У меня есть дѣло въ кухнѣ. (Уходитъ).
   Ингеборгъ. (Входитъ съ платьемъ и проноситъ его въ спальню).
   Карено. Благодарю, Ингеборгъ. (Уходитъ въ спальню и запираетъ дверь).
   Эл. Карено. (Выглядываетъ). Гдѣ баринъ?
   Ингеборгъ. (Показываетъ на спальню). Онъ тамъ.
   Эл. Карено. Что онъ дѣлаетъ?
   Ингеборгъ. Переодѣвается. Надѣваетъ черный костюмъ. Я его чистила. (Уходитъ).
   Эл. Карено. (Удивлена, садится и беретъ работу. Въ дверь въ глубинѣ осторожно стучатъ. Входитъ Бондезенъ).
   Эл. Карено. (Испуганно). Господи! Это вы?
   Бондезенъ. Здравствуйте, благодарю васъ за вчерашній вечеръ!
   Эл. Карено. Вы только что пришли? Я не слышала, какъ стукнула калитка.
   Бондезенъ. Я изучилъ эту калитку. Ее можно отворять безъ всякаго шума.
   Эл. Карено. Ради Бога! Вы должны сейчасъ же уйти.
   Бондезенъ. Нѣтъ, не сейчасъ. Правда?
   Эл. Карено. (Указываетъ на спальню).
   Бондезенъ. (Невольно отступаетъ). А!
   Эл. Карено. (Со сдержанной страстностью). Нѣтъ, не уходите, не уходите! Да, уйдите, но вернитесь послѣ. Приходите позднѣй, тогда я, вѣроятно, буду одна. Пройдитесь по улицѣ. Но сегодня вечеромъ я не могу къ вамъ выйти.
   Бондезенъ. О, вы должны! Вы мнѣ вчера обѣщали. Съ тѣхъ поръ я ни о чемъ другомъ не думаю.
   Эл. Карено. Я тоже все время думала объ этомъ. Ни о чемъ другомъ. Вы находите дурнымъ, что я это говорю? Я перестала сама себя понимать. (Прижимаетъ руку ко лбу). И въ этомъ вы виноваты. (Взглядываетъ на него и улыбается).
   Бондезенъ. Развѣ вы слишкомъ долго были вчера со мной?
   Эл. Карено. Нѣтъ, объ этомъ я съ нимъ и не говорила. Я не вхожу ни въ какія объясненія съ нимъ. Потомъ я попрошу у него прощенія, но сейчасъ я о немъ не думаю. Вы помните, когда вы были здѣсь въ первый разъ?
   Бондезенъ. Да, третьяго дня вечеромъ.
   Эл. Карено. Вы сидѣли вотъ тамъ. Вы не были ширмой, какъ вы говорите. Пожалуй, сначала, но не все время. Вы даже сказали одинъ разъ что-то, что меня взволновало.
   Бондезенъ. Что же я сказалъ?
   Эл. Карено. Не помню. Можетъ быть, просто вашъ голосъ взволновалъ меня. Я теперь уже не помню словъ, но вы взволновали меня. И я отошла отъ васъ.
   Бондезенъ. (Обнимаетъ ее).
   Эл. Карено. (Нѣжно освобождаясь). Нѣтъ, нѣтъ, не дѣлайте этого. Я и безъ того достаточно грѣшна. Будьте хорошимъ. Обѣщайте мнѣ это.
   Бондезенъ. Я обѣщаю.
   Эл, Карено. Иначе, я не хочу васъ больше видѣть. Я все-таки выйду сегодня вечеромъ; мы сдѣлаемъ длинную прогулку, далеко, въ деревню. Можете ли вы исполнить мою большую просьбу: проводите меня домой? Это три мили отсюда.
   Бондезенъ. Съ удовольствіемъ. Мы поѣдемъ.
   Эл. Карено. Да, пожалуйста, поѣдемъ. Я хочу поѣхать домой и остаться тамъ на нѣкоторое время. Иваръ ничего не имѣетъ противъ. Онъ это часто говорилъ. И теперь я это сдѣлаю. (Оглядывается). Здѣсь смерть. Даже часы не тикаютъ, не слышно голосовъ, ни одного звука. Мертвая тишина и бумага. Сегодня я услышала на улицѣ шумъ экипажа, я выбѣжала и посмотрѣла ему вслѣдъ, пока онъ не исчезъ. А потомъ я опять вернулась сюда, ко всему этому. Ахъ! (Складываетъ руки на груди, прижимаетъ ихъ къ себѣ, стоитъ, откинувшись назадъ).
   Бондезенъ. (Съ увлеченіемъ). Прелестное, большое дитя!
   Эл. Карено. Можетъ быть, это нехорошо?
   Бондезенъ. Нѣтъ, удивительно.
   Эл. Карено. Я чувствую въ себѣ жизнь.
   Бондезенъ. Можно мнѣ вамъ сказать одно слово?
   Эл. Карено. Нѣтъ.-- Теперь вы должны итти. Но я поговорю съ вами, когда вы вернетесь немного погодя, тогда мы сейчасъ же съ вами поѣдемъ. Я ему все скажу. Я скажу, что поѣду домой. Вы находите меня ужасной?
   Бондезенъ. Васъ?
   Эл. Карено. Да. Меня, которая такъ поступаетъ.
   Бондезенъ. Я молюсь на васъ.
   Эл. Карено. Этого вы не должны. Я только проснулась, опять проснулась, вы понимаете? Когда я вчера увидѣла васъ, и вы взяли меня за руку, во мнѣ снова проснулась жизнь. Когда-нибудь я разскажу все это Ивару. Господи! и на колѣняхъ буду просить у него прощенія. Но теперь я ничего не могу.
   Бондезенъ, Тсс... (Указываетъ, напряженно прислушиваясь на дверь въ спальню).
   Эл. Карено. (Закидываетъ назадъ голову и улыбается). Вы боитесь? О, вы не должны бояться. Я не думаю, что мы въ опасности, но вы все-таки уходите и не думайте обо мнѣ дурно, Знаете, у васъ зеленые глаза. Ахъ, если бы я могла быть увѣрена, что вы будете милымъ и добрымъ!
   Бондезенъ. Я же обѣщалъ.
   Эл. Карено. (Смотритъ на него и улыбается). У васъ, такъ дрожатъ губы! Да, я это замѣтила. Теперь ступайте!
   Бондезенъ. Итакъ, приблизительно черезъ полчаса. (Хочетъ ее обнять).
   Эл. Кapeно. (Отстраняясь). Да, черезъ полчаса. (Запираетъ за нимъ дверь. Въ сильномъ волненіи дѣлаетъ нѣсколько шаговъ, беретъ себя за голову, улыбается; садится, взволнованно дыша, за работу. Входитъ Карено въ черномъ костюмѣ. Его внѣшній видъ измѣнился въ выгодную для него сторону. Элина поднимаетъ на него глаза.)
   Карено. (Извиняясь). Я только хотѣлъ... Сегодня такая хорошая погода.-- Ты права, за послѣднее время я сталъ старообразнымъ. (Смущенно улыбаясь). Теперь я опять похожъ на юношу.
   Эл. Карено. И какъ будто выросъ.
   Карено. Ты находишь? Я кажусь выше?
   Эл. Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Карено (Стараясь поддержать разговоръ). Это отъ сюртука. Или ты думаешь, отъ брюкъ?
   Эл. Карено. (Нетерпѣливо). Я не знаю, Иваръ.
   Карено. Ты все мечтаешь? (Улыбаясь). Если бы твой лобъ былъ прозрачнымъ, и я могъ бы увидѣть, о чемъ ты думаешь, то увидѣлъ бы, вѣроятно, что-нибудь замѣчательное.
   Эл. Кapeно. (Не отвѣчаетъ).
   Карено. (Осторожно подходитъ). Что это ты шьешь, Элина?
   Эл. Карено. (Не отвѣчаетъ).
   Карено. Что-то очень тонкое. Конечно, не для меня.
   Эл. Карено. (Устало). Это мое старое платье.
   Карено. Я только что замѣтилъ, что у меня на жилеткѣ не хватаетъ двухъ пуговицъ. На старой жилеткѣ. Не понимаю, какъ это могло случиться.
   Эл. Карено. Я пришью.
   Карено. Я очень буду тебѣ благодаренъ, если ты будешь такъ добра... Тебѣ такъ идетъ шитье, Элина. У тебя такой скромный видъ. И у тебя такая красивая рука!
   Эл. Карено. (Нервно отодвигается).
   Карено. Боже меня сохрани, я ничего тебѣ не сдѣлаю. Сиди спокойно. (Слышенъ стукъ калитки).
   Эл. Карено. (Вскакиваетъ). Вѣроятно, принесли письмо. (Бѣжитъ къ двери въ глубинѣ, отворяетъ). Нѣтъ, это Ервенъ. Здравствуйте, дорогой Ервенъ...
   Ервенъ. (Входитъ; сдержанно). Здравствуйте. (Подаетъ руку Карено и его женѣ).
   Эл. Карено. Вы здоровы?
   Ервенъ. О, да, благодарю васъ... Я хотѣлъ сказать тебѣ нѣсколько словъ, Карено... Нѣтъ, не уходите, у меня нѣтъ секретовъ.
   Эл. Карено. (Дружески). Я все равно хотѣла уйти. У меня хозяйство. (Уходитъ въ кухню).
   Ервенъ. Я прихожу все по тому же дѣлу, Карено.
   Карено. Да?
   Ервенъ. Я серьезно прошу тебя помочь мнѣ. Ты и не подозрѣваешь, что я испытываю. Теперь уже на карту поставленъ не экзаменъ, или ученая степень, а вся жизнь.
   Карено. И ты хочешь повліять на меня инымъ путемъ? Я не могу говорить съ тобой. (Поворачивается къ нему спиной),
   Ервенъ. Натали неумолима. Выслушай же, что я тебѣ скажу.
   Кapeно. Развѣ ты могъ ожидать отъ нея другого?
   Ервенъ. (Хватая себя за голову). Она говоритъ, что между нами все кончено. Она прочитала мою книгу и поняла, что это,-- какъ она выразилась,-- произведеніе продавшаго себя человѣка. Она сошла съ ума. Она просто истеричка.
   Кapeно. Ни то, ни другое. Она просто честный человѣкъ.
   Ервенъ. Но ты можешь все спасти. Она сказала: "если ты помиришься съ Карено, и онъ возьметъ деньги, то это значитъ, что твой поступокъ не такой дурной..."
   Карено. Но то, что сдѣлалъ ты, очень дурно.
   Ервенъ. Карено, если ты недостаточно силенъ, чтобы подняться до того, чтобы взять эти деньги, пожать эту руку, которую тебѣ протягиваетъ старый товарищъ, то это значитъ, что я тебя плохо зналъ.
   Карено. (Рѣзко). То, что ты сдѣлалъ, очень скверно. Ты совершилъ подлогъ. Ты измѣнилъ, обманулъ!-- Это -- подлость.
   Ервенъ. Называй, какъ хочешь, Карено, но я пришелъ теперь сюда, чтобы снова подняться. Да! Чего ты требуешь отъ меня?
   Карено. (Смотритъ на него). Ты самъ не знаешь, что говоришь.
   Ервенъ. Чего ты требуешь?
   Карено, (Холодно). Ничего.
   Ервенъ. (Съ возрастающимъ возбужденіемъ). Ради Бога,
   Карено. Будь сострадательнымъ сегодня. (Опускается на стулъ).
   Карено. (Идетъ въ глубину).
   Ервенъ. (Вскакивая), Ты уходишь? Нѣтъ, еще не бывало, чтобы деньги жгли человѣка, и онъ бы не могъ отъ нихъ избавиться.
   Карено. Но мнѣ не нужны твои деньги: Я жду письма, и когда оно придетъ, наступитъ конецъ моей нуждѣ.
   Ервенъ. Да, но мнѣ это не поможетъ. Она ничего не хочетъ слышать. Когда я прихожу, она проситъ меня уйти. Но ты можешь меня спасти. Передъ тобой человѣкъ, котораго ты можешь спасти.
   Карено. Послушай, Ервенъ. Мое терпѣніе истощилось.
   Ервенъ. (Измѣнивъ тонъ). Какъ подвигается твоя работа, Карено?
   Карено. (Съ удивленіемъ смотритъ на него).
   Ервенъ. Вѣроятно, она появится еще въ этомъ году? Это будетъ большая книга? Впрочемъ, это не мое дѣло. Я хотѣлъ тебѣ сказать, что, можетъ быть, изъ нашего послѣдняго разговора тебѣ показалось, будто я вовсе не думаю того, о чемъ пишу въ своей диссертаціи, будто я написалъ все это въ угоду профессору Тиллингу. Если это такъ, то ты ошибаешься. Я не зналъ, что говорилъ, я былъ въ отчаяніи.
   Карено. Ха-ха-ха! И профессоръ Тиллингъ тутъ не при чемъ?
   Ервенъ. Ты можешь смѣяться, сколько тебѣ угодно. Нельзя написать цѣлую книгу, если самъ не вѣришь въ то, о чемъ пишешь. По крайней мѣрѣ, я такъ думаю.
   Карено. Слѣдовательно, ты стоишь непоколебимо на точкѣ зрѣнія твоей книги?
   Ервенъ. Разумѣется.
   Карено. Ха-ха-ха! Запиши это, Ервенъ, а то опять забудешь! Ха-ха-ха!..
   Ервенъ. (Съ отчаянной настойчивостью). Врядъ ли и ты и я. мы сможемъ это забыть. Совсѣмъ не стыдно мѣнять свои убѣжденія, и я не намѣренъ этого скрывать. Ты, вѣроятно, объ этомъ услышишь.
   Кapeно. Я уже слышалъ. Я уже слишкомъ много слышалъ.
   Ервенъ. (Идетъ къ двери). Ты еще больше услышишь объ этомъ. Я протянулъ тебѣ руку,-- ты ее оттолкнулъ. Я еще здѣсь, я еще не ушелъ. Я жду твоего рѣшенія.
   Кapeно. Кажется, ты начинаешь угрожать?
   Ервенъ. Ты возьмешь деньги?
   Кapeно. Ты можешь итти. Мое терпѣніе истощилось. И не возвращайся, я не кочу тебя больше знать. Вонъ! (Указываетъ ему на дверь).
   Ервенъ. (Дѣлаетъ нѣсколько шаговъ назадъ, стоитъ согнувшись; дрожащимъ голосомъ). Хорошо. Я уйду и больше не приду. Но ты услышишь обо мнѣ. Куда бы ты ни пошелъ, я буду слѣдовать за тобой по пятамъ. Запомни мои слова.-- Я не шучу. Пиши диссертацію, издавай свою толстую книгу; твое имя еще не успѣетъ прозвучать, какъ я его уничтожу. Какъ только ты высунешь голову, Карено, я буду толкать ее назадъ. Всю твою жизнь я буду стоять за тобою и давить тебя. Ты думаешь я этого не смогу? Запомни мои слова. За мной теперь стоятъ сильные люди, всѣ двери открыты передо мной. Я буду бороться съ тобою во всѣхъ газетахъ, и съ каждымъ годомъ ты будешь все утомленнѣе и бѣднѣе; со временемъ ты станешь разбитымъ человѣкомъ, который ничего не можетъ создать. Можетъ быть, тогда ты придешь и постучишь въ мою дверь, но тогда меня не будетъ дома. Посмотри на меня Карено,-- я говорю тебѣ это длятого, чтобы ты не забылъ. Сегодня ты разбилъ мою жизнь, теперь очередь за мной. Волнуйся, борись,-- но я сдержу свое слово. Вотъ что я хотѣлъ сказать! Прощай! (Уходитъ).
   Элина Карено. (Тихо вошла во время этой рѣчи и остановилась у двери въ кухню).
   Карено. (Смотритъ то на жену, то на дверь, въ которую вышелъ Ервенъ). Ты поняла этого человѣка?
   Эл. Карено. Я только слышала, что вы громко спорили.
   Карено. Ты понимаешь, онъ мнѣ угрожаетъ!
   Эл. Карено. Зачѣмъ онъ приходилъ?
   Карено. Съ Ервеномъ случилось что-то скверное, я его совсѣмъ не узнаю, все, что было въ немъ цѣннаго, пропало. Боже мой, онъ стоялъ здѣсь и угрожалъ мнѣ! Карстенъ Ервенъ -- мнѣ! Ну, нечего объ этомъ говорить. Онъ простился и больше не вернется.
   Эл. Карено. Онъ просилъ у тебя помощи?
   Карено. Да, но я не могъ ему помочь... Ты чистила перчатки? Я слышу, отъ тебя пахнетъ бензиномъ.
   Эл. Карено. Онъ сказалъ, что ты ему разбилъ жизнь.
   Карено. Нѣтъ, это отвратительно. Я не хочу о немъ думать... На тебѣ пыль, Элина. Постой-ка. (Смахиваетъ пыль съ ея плеча).
   Эл. Карено. Ты могъ ему помочь и не сдѣлалъ этого?
   Карено. Да. Я не хотѣлъ... Постой, волосъ.
   Эл. Карено. Ничего. (Идетъ къ столу).
   Карено. (Идетъ за ней). Я хотѣлъ снять волосъ.
   Эл. Карено. Ахъ, Господи, да оставь его. (Смахиваетъ сама волосъ, садится и шьетъ).
   Карено. Ты находишь красивыми двубортные сюртуки, Элина? Мой однобортный, но мнѣ онъ больше нравится.
   Эл. Карено. Ты сегодня совсѣмъ не можешь работать, Иваръ?
   Карено. Нѣтъ. У меня маленькій застой въ работѣ. Мнѣ ничего не хочется дѣлать, только болтать съ тобою. Со мною еще никогда этого не бывало. Все время болтать и ничего не дѣлать. Но сегодня ночью, я, вѣроятно, буду работать... Впрочемъ, если ты хочешь, я попробую, пойду въ садъ и попробую. (Идетъ къ двери на веранду). Почему ты не хотѣла, чтобы я снялъ волосъ съ твоего платья, Элина?
   Эл. Кapeно. (Невольно улыбаясь). Ты все еще объ этомъ думаешь?
   Карено. (Машинально улыбаясь). Да. Мнѣ бы очень хотѣлось увидѣть, мой ли это волосъ?
   Эл. Карено. Вѣроятно.
   Карено. Онъ былъ свѣтлѣе моихъ волосъ.
   Эл. Карено. Значитъ, это былъ мой волосъ.
   Карено. Нѣтъ, онъ былъ темнѣе твоихъ,

(Эл. Карено становится внимательна и нервно чиститъ свое платье).

   Карено. Онъ былъ русый. (Смотритъ на нее). Такого цвѣта, какъ волосы Ингеборгъ.
   Эл. Карено. (Быстро). Да, значитъ это былъ волосъ Ингеборгъ.
   Карено. Да, вѣроятно.
   Эл. Карено. Можно подумать, что мы дѣти. Мы говоримъ безъ конца о волоскѣ Ингеборгъ.
   Карено. (Чистосердечно). Милая Элина, я тебя такъ люблю, мнѣ такъ хочется говорить съ тобою, найти что нибудь, о чемъ говорить съ тобой. Но за послѣдніе дни ты такъ измѣнилась, и это наводитъ меня на разныя мысли. Я не думалъ, что это волосъ Ингеборгъ. Если ты говоришь, я вѣрю. Но я думалъ совсѣмъ другое. (Слышенъ стукъ калитки).
   Эл. Карено. Перестань думать объ этомъ. Попробуй, пойди въ садъ поработать.
   Карено. Почему ты это говоришь?
   Эл. Карено. Почему я это говорю?
   Карено. Ты кого-нибудь ждешь?
   Эл. Карено, Ты самъ услышишь, какъ стукнетъ калитка, если кто-нибудь придетъ.
   Кapeно. А мнѣ показалось, что она только что стукнула.
   Эл. Карено. Такъ подожди и посмотри, кто это.
   Карено. (Искренно). О, нѣтъ, Элина. Я этого не сдѣлаю. Это не мое дѣло. Я пойду въ садъ и постараюсь работать. Я лучше всего себя чувствую, когда я работаю. (Отворяетъ дверь на веранду).
   Ингеборгъ. (Входитъ съ пакетомъ и письмомъ, передаетъ ихъ Карено). Вотъ, пожалуйста. (Уходитъ).
   Карено. Это мнѣ? Отъ издателя. (Распечатываетъ письмо и читаетъ. Элина Карено наблюдаетъ за нимъ). Такъ. (Хватаетъ себя за голову). Это отвѣтъ отъ издателя. А вотъ и рукопись. Онъ прислалъ мнѣ ее назадъ. (Закусываетъ губу и нѣсколько разъ киваетъ головой).
   Эл. Карено. Что онъ отвѣтилъ?
   Карено. Онъ отказываетъ. Вотъ моя книга. "Посылая рукопись",-- пишетъ онъ. Нѣтъ, онъ не можетъ ее издать; профессоръ Тиллингъ прочиталъ ее и сказалъ, что ее надо передѣлать. (Протягиваетъ ей письмо и начинаетъ ходить взадъ и впередъ).
   Эл. Карено. (Прочитавъ письмо). Вотъ видишь!
   Карено. (Беретъ письмо). "Посылая рукопись",-- пишетъ онъ. Точно я смастерилъ драму или стихи. (Бросаетъ письмо на столъ и ходитъ). Въ такомъ случаѣ я постараюсь издать ее въ Германіи.
   Эл. Карено. А ты не думаешь, что и тамъ тебѣ придется передѣлывать?
   Карено. Нѣтъ. Тамъ я покупаю себѣ перчатки по своей мѣркѣ. Профессоръ Тиллингъ не имѣетъ тамъ никакого значенія. Мы живемъ въ эпоху свободы личности, и я... Вотъ письмо, котораго я такъ ждалъ, оно пришло, и... (Элина Карено встаетъ, кладетъ платье и разсматриваетъ его).
   Карено. Уже готово?
   Эл. Кapeно. Да. Осталось только выгладить.
   Карено. (Въ волненіи). Боже мой, какъ я одинокъ! Ноя добьюсь своего, Элина. Существовали же люди съ еще болѣе крайними убѣжденіями, чѣмъ я. Когда-нибудь меня поймутъ. Передѣлать! Что долженъ я передѣлать? Я долженъ говорить "да" тамъ, гдѣ я теперь говорю "нѣтъ"? (Развертываетъ пакетъ и вынимаетъ тетрадь за тетрадью). Смотри. Все это -- о господствѣ массы, и я ниспровергаю его. Я говорю, это ученіе для англичанъ, это Евангеліе, которое проповѣдуютъ на базарѣ, проповѣдуется на лондонскихъ докахъ, и посредственности признали его власть и право на существованіе. Вотъ это -- о дерзновеніи, это -- о ненависти, это -- о мести, все этическія начала, которыя теперь въ упадкѣ. Обо всемъ этомъ я пишу. Нѣтъ, слушай внимательнѣе, Элина, и ты поймешь. А это -- о вѣчномъ мирѣ.-- Всѣ находятъ, что вѣчный миръ прекрасенъ, а я говорю, что это ученіе, достойное того телячьяго мозга, который его выдумалъ. Я осмѣиваю вѣчный миръ изъ-за его наглаго пренебреженія къ гордости. Пусть будетъ война; нечего заботиться о томъ, чтобы сохранить столько то и столько то жизней, потому что источникъ жизни бездоненъ и неистощимъ; надо способствовать гордому шествію человѣчества впередъ и впередъ. Если бы я переработалъ свой трудъ, то долженъ былъ бы написать противоположное тому, что я теперь пишу. Смотри. Вотъ это -- заключеніе. Здѣсь, на этихъ развалинахъ, я возвелъ новое зданіе, гордый замокь, Элина. Я самъ отомстилъ за себя. Я вѣрю въ прирожденнаго властелина, въ деспота по природѣ, повелителя, въ того, кто не избирается, а самъ дѣлается вождемъ кочующихъ племенъ этой земли. Я вѣрю и надѣюсь только на одно,-- на возвращеніе величайшаго террориста, квинтъ-эссенціи человѣка, Цезаря... Посмотри, сколько я работалъ надъ этимъ. (Въ сильномъ волненіи). Это кровь моего сердца, Элина.
   Эл. Карено. Во всемъ этомъ я ничего не понимаю.
   Кapeно. Но я тебѣ объясню. Я говорю откровенно и сильно, а этого они не могутъ простить. Какое же это мирное изслѣдованіе!-- говорятъ они. А что такое мирное изслѣдованіе? Складывать камень на камень... Они говорятъ,-- философія, мышленіе это -- мирное изслѣдованіе. Нѣтъ, это не философія, Элина! Философія это небесная молнія, падающая на меня съ высоты и озаряющая меня. Нельзя заниматься расчетами тамъ, гдѣ можно только смотрѣть и восторгаться милостью небесъ.
   Эл. Карено. Объяснять мнѣ все это -- совершенно безполезно.
   Карено. Я только хочу, чтобы ты поняла, тогда ты будешь смотрѣть на меня иначе.
   Эл. Карено, Я все-таки не пойму,
   Карено. Вѣдь прежде ты слушала, когда я что-нибудь объяснялъ. Ты даже однажды прочла большую книгу и поняла ее. Вѣдь это было недавно, всего нѣсколько дней назадъ.
   Эл. Карено. (Мѣняя разговоръ, рѣшительно). Я думаю, что мнѣ лучше всего уѣхать на нѣкоторое время къ родителямъ. Вѣдь ты самъ этого хотѣлъ.
   Карено. (Останавливаясь). Ты хочешь уѣхать?
   Эл. Карено. (Рѣшительно). Да. Я думаю, это будетъ лучше всего. И такъ какъ ты этого хочешь...
   Карено. Нѣтъ, теперь я этого не хочу. Только не теперь!
   Эл. Карено. А я хочу теперь.
   Карено. Когда же ты это рѣшила? Нѣтъ, обстоятельства складываются все хуже и хуже.
   Эл. Карено! О нѣтъ, исполняется только то, что ты хочешь!
   Кapeно. Какъ же я со всѣмъ справлюсь. Я останусь въ домѣ одинъ.
   Эл. Карено. Ингеборгъ будетъ тебѣ готовить.
   Карено. Но Ингеборгъ тоже уходитъ.
   Эл. Карено. Нѣтъ, я ей уже сказала, что она можетъ остаться.
   Карено. Правда?
   Эл. Карено. Теперь пусть она остается вмѣсто меня. Она будетъ смотрѣть за домомъ.
   Карено. За всѣмъ этимъ что-то есть.
   Эл. Карено. Да, мы не можемъ ей заплатить жалованіе. Поэтому мы и принуждены ее оставить.
   Карено. А! Ну, пусть остается. Пока я не смогу ей заплатить... Нѣтъ, мнѣ кажется, что наши обстоятельства складываются все хуже и хуже... Никогда мнѣ такъ не хотѣлось, чтобы ты не уѣзжала.
   Эл. Карено. Я много разъ отказывалась, когда ты мнѣ это предлагалъ.
   Карено. Поэтому-то ты и приводила въ порядокъ свои вещи? Чистила перчатки, поправляла платье?
   Эл. Карено. Да, поэтому.
   Карено. (Безпокойно ходитъ взадъ и впередъ.). Вотъ что! Конечно, намъ жилось нелегко, но я все-таки продолжалъ бы, продолжалъ бы стоять непоколебимо на своемъ... (Возвращаясь къ ней). Не уѣзжай, Элина. Только не теперь.
   Эл. Карено. Господи! какъ часто я просила тебя такъ же настойчиво, какъ просишь ты теперь, Иваръ!
   Карено. Ты такъ далеко отошла отъ меня за послѣдніе дни; не отдаляйся же еще больше. Пусть все останется хоть такъ, какъ теперь. Я не буду надоѣдать тебѣ, я буду сидѣть въ саду. Но только ты будь здѣсь.
   Ингеборгъ. (Входитъ). Утюгъ готовъ, барыня. (Уходитъ).
   Эл. Кapeно. Сейчасъ иду.
   Карено. Ты твердо рѣшила ѣхать, Элина?
   Эл. Кapeно. Да. (Уходитъ).
   Карено. (Ходитъ нѣсколько разъ взадъ и впередъ. Онъ -въ сильномъ волненіи, шепчетъ и шевелитъ губами. Вдругъ останавливается, идетъ въ спальню и возвращается съ чучеломъ сокола, становится на стулъ и вѣшаетъ сокола надъ дверью въ глубинѣ).
   Эл. Карено. (Входитъ съ утюгомъ).
   Кapeно. (Сходя со стула). Я подумалъ... Ты не находишь. Элина... Ему очень хорошо здѣсь. Въ самомъ дѣлѣ, онъ украшаетъ комнату. Я не думалъ, что онъ такъ хорошо сюда подойдетъ. Посмотри.
   Эл. Карено. (Гладитъ свое красное платье).
   Карено. Ты не находишь, что онъ веселый собесѣдникъ? (Глухо смѣется). Взгляни же, Элина. Нельзя повѣрить, что такое пустое чучело можетъ такъ высоко летать!
   Эл. Карено. Меня онъ больше не интересуетъ.
   Карено. (Отступаетъ назадъ и смотритъ на сокола). Я смотрю, и онъ нравится мнѣ все больше и больше. Онъ замѣчательно сдѣланъ. Знаешь, онъ похожъ на профессора Тиллинга. Это удивительно, какъ онъ мнѣ его напоминаетъ! Глаза, выраженіе клюва, если можно такъ выразиться... Можетъ быть, тебѣ не нравится, что я говорю, будто онъ похожъ на профессора Тиллинга? Но то, что я это говорю, еще не значитъ, что онъ въ самомъ дѣлѣ на него похожъ. Во всякомъ случаѣ, это удивительная птица. Если вчера я забылъ тебя поблагодарить за нее, Элина, то это меня искренно огорчаетъ.
   Эл. Карено. Нѣтъ, поблагодарить ты не забылъ.
   Карено. Я готовъ попросить у тебя за это прощенія.
   Эл. Карено. Ты не знаешь, прошло ли уже полчаса съ тѣхъ поръ, какъ ты переодѣвался въ спальнѣ?
   Карено. Съ тѣхъ поръ? Почему ты спрашиваешь?
   Эл. Карено. Потому что я хочу знать.
   Карено. Нѣтъ полчаса еще не прошло. Нѣтъ ли у тебя чего-нибудь въ кухнѣ?
   Эл. Карено. Чего-нибудь въ кухнѣ?
   Карено. Да, я хотѣлъ сказать, чего-нибудь поѣсть. Чего-нибудь такого, что не долго готовить.
   Эл. Карено. Тамъ готовится.
   Карено. Видишь ли, Элина, если бы это было возможно, я передѣлалъ бы свою книгу. Ты должна мнѣ повѣрить. Знаешь, что мнѣ кажется? Мнѣ кажется, что ты уже никогда не вернешься, если теперь уѣдешь.
   Эл. Карено. Что за странныя мысли.
   Карено. Ты тамъ и останешься. Это мнѣ подсказываетъ мое чутье.
   Эл. Карено. Вѣдь не за-границу же я уѣзжаю.
   Карено. Ты замѣтила, я не спросилъ тебя, когда ты уѣзжаешь? Я не хочу этого знать. Ты не должна мнѣ это говорить. Щади меня, пока это возможно.
   Эл. Карено. Милый Иваръ, я тебя совсѣмъ не узнаю! Я не понимаю, что съ тобою!
   Карено. Прежде я ничего не имѣлъ противъ этого! Я говорилъ,-- поѣзжай на нѣкоторое время. Но съ тѣхъ поръ все измѣнилось, теперь я не спокоенъ и не увѣренъ... Но, какъ хочешь.
   Эл. Карено. Да, да.
   Карено. (Осматривается). Подсвѣчники блестятъ, пыль вытерта, все чисто и красиво. Вотъ здѣсь ты сидѣла, когда работала. Когда я писалъ, ты сидѣла такъ тихо, точно мышка. Ты всегда тутъ сидѣла. Какъ-то разъ ножницы упали на полъ. Помнишь? Ты покраснѣла и сказала -- "прости". "Ты сказала -- "прости". Да благословитъ тебя Богъ, дитя мое. Ты попросила у меня прощенія! И все это было такъ недавно, всего нѣсколько дней тому назадъ.
   Эл. Карено. Я не понимаю, что съ тобой.
   Карено. Я тебя мучаю; я сейчасъ уйду... Значитъ, ты хочешь уѣхать, Элина?
   Эл. Карено. Ахъ, Господи, перестань говорить объ этомъ. Вѣдь не навсегда же.
   Карено. Со всѣмъ остальнымъ бы я справился. Это было бы не такъ трудно. (Эл. Карено дѣлаетъ нетерпѣливое движеніе). Я ухожу. Ты стоишь передо мною, и я чувствую твою теплоту. Когда ты выпрямляешься, я вижу, какъ ты дышишь. Словно никогда раньше я не видѣлъ этого, не видѣлъ, чтобы ты такъ дышала. У тебя такая бѣлая шея. Зачѣмъ раньше я тебя такъ мало цѣловалъ? Теперь ты этого [не хочешь. Ты стоишь, насторожившись, боишься, что я подойду. Ты любишь другого Элина?
   Эл. Кapeно. (Молчитъ).
   Карено. (Страстно). Вѣдь ты не любишь другого? Вѣдь я люблю тебя; я хочу цѣловать тебя, (Дѣлаетъ шагъ къ ней).
   Эл. Карено. (Быстро поднимаетъ утюгъ). Если ты посмѣешь! (Они пристально смотрятъ другъ на друга).
   Карено. Брось утюгъ къ чорту! Кого ты ждешь съ нимъ?
   Эл. Карено. Я жду тебя.
   Карено. Прости, Элина! (Отступаетъ назадъ).
   Эл. Карено. (Опускаетъ утюгъ).
   Карено. Прости, Элина! (Уходитъ на веранду).
   Эл. Кapeно. (Безъ силъ опускается на стулъ. Черезъ минуту встаетъ и зоветъ). Ингеборгъ!
   Ингеборгъ. (Отвѣчаетъ что-то изъ кухни; входитъ).
   Эл. Карено. Убери, пожалуйста, утюгъ... Послушай, Ингеборгъ, я хочу съѣздить къ роднымъ. Пока меня не будетъ, смотри хорошенько за домомъ.
   Ингеборгъ. Барыня ѣдетъ къ роднымъ?
   Эл. Карено. Да. Домой, въ деревню. Это всего три мили отсюда.
   Ингеборгъ. На нѣсколько дней?
   Эл. Кapeно. Этого я еще не знаю. Конечно, на нѣсколько дней... Когда будешь вытирать пыль, не забудь Картину въ спальнѣ, гдѣ изображенъ Христосъ.
   Ингеборгъ. Хорошо.
   Эл. Кapeно. Да, и здѣсь тоже помни о всѣхъ вещахъ. Только не трогай бумагъ моего мужа. Лучше пусть онѣ останутся пыльными, чѣмъ ты переложишь ихъ съ мѣста на мѣсто. И не забудь каждый день наливать лампу, чтобы ему не приходилось дѣлать это самому.
   Ингеборгъ. Въ которомъ часу барыня уѣзжаетъ?
   Эл. Кapeно. Днемъ. Вотъ сейчасъ. Я только переодѣнусь. (Беретъ красное платье и идетъ въ спальню). Больше ничего. Если что понадобится купить, бери внизу въ лавкѣ. Бери съ собой книжку.
   Эл. Карено. (Уходитъ въ спальню, Ингеборгъ -- въ кухню).
   Карено. (Входитъ взволнованный, грустный; тревожно осматривается, отворяетъ дверь въ кухню). Жена здѣсь? (Получивъ отвѣтъ). Въ спальнѣ? (Идетъ къ спальнѣ, стучитъ тихо въ дверь; получивъ въ отвѣтъ отказъ). Нѣтъ, я и не хочу входить. Я рѣшилъ; я иду къ издателю. (Ищетъ шляпу).
   Голосъ Эл. Карено. Я не слыхала, что ты сказалъ? (Дверь пріотворяется).
   Карено. Я сказалъ, что пойду къ издателю. Кое что въ моей книгѣ я могу передѣлать. Я это обдумалъ. Отрывокъ о либерализмѣ вызвалъ протестъ профессора Гиллинга. Я его вычеркну. И кое-какія другія излишне рѣзкія мнѣнія я тоже могу вычеркнуть. Все-таки останется еще большая книга. (Грубо). Я ее передѣлаю.
   Голосъ Эл. Карено. Ты хочешь это сдѣлать?
   Карено. Я вернусь съ авансомъ.,
   Гол. Эл. Карено. Какъ хочешь. (Дверь закрывается).
   Кapeно. (Снова стучитъ) Что ты тамъ дѣлаешь? Теперь ты мною довольна? (Прислушивается). Я ухожу. (Хватаетъ свертокъ съ рукописью и быстро идетъ черезъ дверь въ глубинѣ. Вслѣдъ затѣмъ слышенъ громкій стукъ калитки, Бондезенъ тихо входитъ, осматривается, стучитъ въ дверь).
   Эл. Карено. (Быстро выходитъ изъ спальни въ красномъ платьѣ, лифъ еще не застегнутъ, вскрикиваетъ и скрывается).
   Голосъ Эл. Карено. Одну минуту.
   Бондезенъ. Вы мелькнули, какъ видѣніе.
   Голосъ Эл. Карено. Я сейчасъ выйду. Сейчасъ.
   Бондезенъ. Но въ красномъ платьѣ! (Садится).
   Эл. Карено. (Входитъ, останавливается у двери, радостно смотритъ на него).
   Бондезенъ. (Вскакивая) Ахъ! (Идетъ ей на встрѣчу. Любуясь ею). Боже!
   Эл. Карено. (Улыбаясь). Вотъ я и въ красномъ платьѣ. Вамъ нравится? (Протягиваетъ ему руку). Садитесь, пожалуйста. Мы, правда, уѣдемъ? Какъ я вамъ благодарна!
   Бондезенъ. Экипажъ ждетъ внизу на улицѣ. (Садятся). Куда пошелъ вашъ мужъ? Я встрѣтилъ его на улицѣ, я почти столкнулся съ нимъ.
   Эл. Карено. Мой мужъ въ городѣ.
   Бондезенъ. (Замѣчаетъ сокола). А птица все-таки попала на свое мѣсто.
   Эл. Карено. Да. Объ этомъ я разскажу вамъ по дорогѣ. Теперь все начинаетъ становиться на свое мѣсто, но теперь уже слишкомъ поздно. Теперь я хочу уѣхать; я это ему сказала, онъ знаетъ... Какъ я боялась, что вы придете раньше. Или совсѣмъ не придете.
   Бондезенъ. (Любуясь). Большое дитя!.. Ну, одѣвайтесь!
   Эл. Кapeно. Вы очень хотите?
   Бондезенъ. Вамъ еще нуженъ отвѣтъ? (Беретъ ее за руку).
   Эл. Карено. Какъ я рада, что и вы этого хотите.
   Бондезенъ. Почему?
   Эл. Карено. Потому что значитъ я не одна. Къ сожалѣнію, по мнѣ сразу видно, что я рада. Онъ говоритъ, что вокругъ меня сіяніе, и у меня новое выраженіе. Вы тоже это находите?
   Бондезенъ. Да, вы вся сіяете.
   Эл. Карено. Правда? Я хочу это сдѣлать теперь, потому, что, Богъ знаетъ, смогу ли я послѣ. Мы уѣдемъ. Я буду воображать себя молоденькой дѣвушкой, а вы...
   Бондезенъ. А я?
   Эл. Карено. "Повѣяло весною" -- вы это знаете? Я люблю васъ каждой частичкой своего сердца. Посмотрите на меня.
   Бондезенъ. (Хочетъ обнять ее).
   Эл. Карено. Нѣтъ, нѣтъ. Сидите. Здѣсь только что былъ Ервенъ. Онъ очень несчастенъ. Онъ умолялъ помочь ему, но Иваръ не захотѣлъ.
   Бондезенъ. Ервенъ опять приходилъ?
   Эл. Карено. Да, но Иваръ былъ неумолимъ. И я теперь тоже... Верхъ экипажа поднятъ?
   Бондезенъ. Да.
   Эл. Карено. Можетъ быть, лучше его открыть?
   Бондезенъ. Одѣвайтесь же, дорогая.
   Эл. Карено. (Встаетъ). Вы сказали "дорогая". (Откидываетъ голову и смотритъ на него). Теперь я совсѣмъ близко отъ васъ. (Внезапно) Ахъ! (Вдругъ обнимаетъ, его, быстро цѣлуетъ и бѣжитъ черезъ комнату).
   Бондезенъ. (Вскакиваетъ).
   Эл. Карено. Нѣтъ, нѣтъ, сидите. Я сейчасъ пойду и одѣнусь. Мнѣ надо кое-что привести въ порядокъ. (Уходитъ въ спальню и выноситъ, спрятавъ подъ рукой, жилетку Карено. Стоитъ у дверей). Выйдите на минутку на веранду.
   Бондезенъ. Вы хотите остаться одна?
   Эл. Карено. Да.
   Бондезенъ. Ухожу безъ особаго желанія, но... (Уходитъ на веранду).
   Эл. Карено. (Начинаетъ быстро пришивать пуговицы къ жилету).
   Бондезенъ. Входитъ.
   Эл. Карено. (Прячетъ жилетку) Нѣтъ, я еще не совсѣмъ готова.
   Бондезенъ. Да, но развѣ я не могу войти? Я не могу больше оставаться безъ васъ.
   Эл. Карено. Мнѣ только надо пришить двѣ пуговицы вотъ къ этой жилеткѣ. Вотъ и все. Я не хотѣла обидѣть васъ. Это жилетка Ивара.
   Бондезенъ. Вы можете сейчасъ объ этомъ помнить?
   Эл. Карено. Я не хочу, чтобы онъ даже въ пустякахъ страдалъ изъ-за меня, потому что сегодня я сама радуюсь. Но думаю я только о васъ.
   Бондезенъ. Это правда?
   Эл. Кapeно. А вы не вѣрите? Я теперь не понимаю, какъ мнѣ могъ нравиться кто-нибудь кромѣ васъ.
   Бондезенъ. (Отступая). Вы дѣлаете меня совсѣмъ глупымъ.
   Эл. Карено. А вы меня. Сядьте. Вы мнѣ не мѣшаете. Одинъ разъ я прочитала книгу; въ ней не было ничего особеннаго, но я запомнила одну фразу: "Вы жжете меня, какъ пламя".
   Бондезенъ. (Обнимаетъ ее).
   Эл. Карено. Нѣтъ! (Улыбаясь, показываетъ на стулъ).
   Бондезенъ. (Садится).
   Эл, Карено. Теперь я готова, почти совсѣмъ готова... У вашего кучера есть бичъ?
   Бондезенъ. У кучера? Конечно!
   Эл. Карено. Но онъ не долженъ имъ бить лошадей. Я буду сама держать бичъ. Никто не долженъ страдать въ то время, когда я рада.
   Бондезенъ. Хорошо. Вы сами будете держать бичъ.,
   Эл. Карено. Теперь я готова! Я только позову Ингеборгъ. (Кладетъ жилетъ въ спальню, на ходу беретъ кофточку, отворяетъ дверь въ кухню). Ну, Ингеборгъ, я уѣзжаю. Смотри хорошенько за домомъ.
   Ингеборгъ. (Въ дверяхъ). Хорошо. Счастливаго пути!
   Эл. Карено. Благодарю. (Киваетъ). И поклонись моему мужу.
   Ингеборгъ. Могу я чѣмъ-нибудь помочь?
   Эл. Карено. Нѣтъ, благодарю. Г-нъ Бондезенъ мнѣ уже помогъ. (Улыбаясь, киваетъ и закрываетъ дверь. Слышенъ стукъ калитки).
   Бондезенъ. (Вскакиваетъ). Это онъ. (Быстро помогаетъ Элинѣ одѣть кофточку).
   Эл Карено. Нѣтъ, это кто-нибудь другой. Онъ не могъ вернуться съ полъ дороги. Значитъ, онъ передумалъ.
   Бондезенъ. (Затаивъ дыханіе).Да, шаги въ коридорѣ.
   Эл, Карено. Если это онъ, я могла бы съ нимъ проститься.
   Бондезенъ. Вы это серьезно?
   Эл. Карено. А вы всего боитесь? (Улыбаясь, закидываетъ голову). Мнѣ такъ хорошо съ вами. Подождите минутку. Опасность такъ мала. Я пойду по саду очень медленно.
   Бондезенъ. А я пойду впередъ. (Хочетъ итти).
   Эл. Карено. Нѣтъ, нѣтъ, я тоже иду. Но я громко стукну калиткой, чтобы онъ зналъ, гдѣ я.
   Бондезенъ. (Затаивъ дыханіе). Ну идемъ! Вы идете?
   Эл. Карено. (Радостно). Иду! иду! (Оба уходятъ черезъ дверь на веранду).
   Кapeно. (Медленно входитъ изъ двери въ глубинѣ, подходитъ, колеблясь, къ двери спальни и стучитъ). Элина, я вернулся. (Прислушивается). Я опять передумалъ. (Прислушивается, громче). Элина, я не могу. Ты можешь говорить, что хочешь. (Прислушивается, стучитъ, бѣшено). Я не стану передѣлывать, ты слышишь? Я не въ состояніи. (Стучитъ снова). Почему ты не отвѣчаешь? Тебя тамъ нѣтъ? (Отворяетъ дверь и заглядываетъ).
   Ингеборгъ. (Входитъ удивленная).
   Карено. Барыня въ кухнѣ?
   Ингеборгъ. Нѣтъ, барыня уѣхала.
   Карено. Уѣхала?
   Ингеборгъ. Да, барыня поѣхала къ роднымъ.
   Карено. Какъ? Уже?
   Ингеборгъ. Да, они только что прошли черезъ садъ.
   Карено. Кто "они"?
   Ингеборгъ. Барыня и Бондезенъ.
   Карено. Бондезенъ.
   Ингеборгъ. Только что ушли. Барыня велѣла кланяться. Можетъ быть, ихъ догнать?
   Карено. Съ нею Бондезенъ? (Опускается на стулъ. Калитка громко стукаетъ).
   Ингеборгъ. Они захлопнули калитку.
   Карено. (Вскакиваетъ, отворяетъ дверь на веранду и выбѣгаетъ).
   Ингеборгъ. (За нимъ). Можетъ быть, мнѣ?..
   Карено. (Возвращается, борясь самъ съ собой). Нѣтъ, оставь, они уже уѣхали... Благодарю, мнѣ больше ничего не надо, Ингеборгъ. (Снова опускается на стулъ)Ингеборгъ. (Направляется къ двери въ кухню).
   Карено. (Овладѣвъ собою). Я все забылъ, Ингеборгъ. Вѣдь мы же условились, что она поѣдетъ. Я просто забылъ. Ты понимаешь?
   Ингеборгъ. Да, да.
   Кapeно. За послѣднее время я такъ много работалъ и такъ мало спалъ, что сталъ все забывать... Да, да. Это все такъ и должно было быть, И Бондезенъ былъ такъ любезенъ, что согласился ее проводить. Онъ мнѣ обѣщалъ... Благодарю, Ингеборгъ; мнѣ больше ничего не надо.
   Ингеборгъ. Хорошо...
   Карено. А если кто-нибудь придетъ,-- меня нѣтъ дома. Я долженъ работать. Калитку можешь запереть.
   Ингеборгъ. Хорошо. (Уходитъ).
   Кapeно (Ходитъ взадъ и впередъ. Онъ часто прикладываетъ руку ко лбу и сжимаетъ его, идетъ къ письменному столу, машинально перелистываетъ рукопись, отбрасываетъ ее и снова ходитъ взадъ и впередъ. Въ это время слышенъ стукъ калитки. Вслѣдъ затѣмъ входитъ Ингеборгъ).
   Ингеборгъ. Три господина вошли въ садъ.
   Кapeно. Меня нѣтъ дома. Я долженъ работать. (Садится къ письменному столу).
   Ингеборгъ. Да, но я должна была ихъ впустить,-- это городской фогтъ.
   Кapeно. (Вскакиваетъ). Городской фогтъ! (Овладѣвъ собою). Попроси войти.
   Ингеборгъ. (Уходитъ).
   Карено. (Стоитъ согнувшись; стучатъ; онъ выпрямляется). Войдите. (Входятъ Городской фогтъ и два свидѣтеля. У одного подъ мышкой протоколъ).
   Кapeно. (Кланяется).
   
   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов