Книговод

По горам и лесам

Анучин Василий Иванович


Василий Анучин

По горам и лесам

   Василий Иванович Анучин
   По горам и лесам
   Красноярское книжное издательство, 1959 г.
  
   Глава I. Союз пяти. -- Сборы в поход
   Глава II. Выступление. - Неприятное приключение. -- Мустанги
   Глава III. Снова мустанги. -- Последнее поселение бледнолицых. -- Искусство владеть оружием. По безводной местности. -- Жажда.
   Глава IV. Вода. -- Первый стан. Вверх по речке. -- Неприятель.
   Глава V. План атаки. -- Ползком. -- Змеиный Зуб танцует военный танец. -- Пробились.
   Глава YI. Бегство. -- Змеиный Зуб умирает. -- Совет. -- На Столбы.
   Глава VII. Ночь в пещере
   Глава VIII. Утро. -- О минувших событиях
   Глава IX. Поход на вершины. -- Невиданное явление. -- Ужасная змея. -- Бегство
   Глава X. По скалам. -- Ползком. -- Оборвался.
   Глава XI. Он умирает! -- На вершине. -- Долой Майн Рида! -- По-новому.
   Глава XII. В пещере. -- Новая беда. -- Совсем по-новому. -- Итоги.
  

Глава I. Союз пяти. -- Сборы в поход

   Ровно десять дней тому назад в моей жизни произошло необычайное обстоятельство: я первый раз был на Столбах.
   Вы думаете, это делается очень просто?
   О, нет!
   Осуществление этой моей заветной мечты стоило очень и очень больших усилий.
   Несмотря на то, что я очень успешно сдал экзамены и перешел в следующий класс, решительно не принимая во внимание того, что мне пошел уже тринадцатый год, и, следовательно, я был уже вполне взрослым человеком, -- родители упорно отказывали мне в разрешении совершить эту прогулку.
   Но я в течение трех дней так несносно приставал то к одному, то к другому из них, пролил так безгранично много наигорчайших слез, отыскал такие солидные протекции тетушек и дядюшек, что в один незабвенный вечер, как раз накануне того дня, в который уходили на Столбы пригласившие меня, отец мой сдался наконец.
   -- Ну, смотри, Василий, -- строго нахмурившись, сказал он, -- если будешь лазать по скалам, да свернешь себе голову, -- лучше и на глаза тогда мне не показывайся... изобью!
   Назавтра я был на Столбах.
   Это было ровно десять дней тому назад, сегодня пошел одиннадцатый, и сегодня же назначено ровно одиннадцатое экстренное собрание тайного общества -- Союза пяти.
   Я, несмотря на все старания, сегодня очень запоздал. Час собрания -- первый удар колокола к вечерне в церкви Благовещения -- давно прошел, а мне нужно было исполнить еще одно поручение матери: сходить на Старый базар и купить в лавочке Федосеича два фунта рису.
   Не знаю, с чем можно сравнить ту быстроту, с которою я выполнил эту задачу. Когда я бежал по пескам пыльной Гостинской улицы, мне казалось, что я очень похож на страуса, бегущего по Сахаре.
   Но злой рок преследовал меня.
   -- Васютка! -- окликнула меня мать как раз в тот момент, когда я лез через забор, спеша на собрание.
   Пришлось еще раз вернуться.
   -- Ступай к тетушке Анне Михайловне и попроси выкройку ее шелковой кофточки!
   -- Мамочка!.. милая!.. схожу завтра! -- взмолился я.
   -- Завтра кроить буду!
   -- Я завтра чуть свет сбегаю!
   -- Что у тебя за дела такие сегодня?
   Я, конечно, не мог выдать тайну Союза пяти и замялся.
   -- Ну?
   -- Мама... меня сегодня Санька Тыжнов, дьяконов сын, в гости звал... отпусти!
   Я сказал неправду, но эта не была и ложь, потому что Санька тоже был членом Союза пяти и, следовательно, на самом деле желал меня видеть.
   -- Ну, ступай!
   И я, боясь, как бы она не придумала еще какого-нибудь поручения, стремглав выскочил за дверь и во весь мах понесся на обычное место собраний -- широкий, заросший крапивою пустырь, что на углу Воскресенской и Дубенского.
   На каланче пробило пять часов в тот момент, когда я пролезал в узкую дыру под забором.
   Дальнейший путь в видах предосторожности, по постановлению Союза, нужно было совершить ползком.
   Я прополз сажен двадцать-тридцать, скрываясь в первобытно-густых порослях мощной крапивы, и оказался у "Развалин старого замка", как мы называли рухнувший во время пожара большой каменный дом.
   Теперь нужно было взобраться на стену, спуститься оттуда в "катакомбу", пройти ее и "галерею" -- и я был бы на месте. Я проделал все это и увидел, что "зал совета" совершенно пуст; но легкий гортанный звук -- наш условный клич, поданный мною, нашел отклик где-то за грудами кирпичей, и через минуту Союз пяти был в сборе.
   Надо заметить, что выражение был в сборе -- не вполне точно, так как два члена Союза уехали на лето в деревню, и на настоящем собрании был новый, еще не вполне посвященный член -- Николка, весьма буйный человек и большой весельчак, по прозванию Кубырь, -- тот самый Кубырь, который так много пострадал за свою роковую страсть к рисованию. Увлеченный своею страстью, он забывал решительно все на свете и рисовал всем, что попадало под руку: мелом, углем, кирпичом, карандашом, пером, мокрым пальцем, -- и рисовал на всем, что было перед глазами: в книге, тетради, на стене, заборе, на отпотевшем стекле окна. Его за это били, ругали, сажали в карцер, но ни одно из этих средств не излечивало Кубыревой страсти.
   Кубырь, непокорные вихры которого никогда не лежали согласно инструкции о поведении; Кубырь, непременный участник всяческих дебошей и беспорядков, -- это он и был приглашен в члены нашего тайного союза.
   -- Что же ты всякий раз опаздываешь? -- ворчливо спросил меня глава Союза, Санька, он же Змеиный Зуб, длинный, беловолосый юноша чрезвычайно мрачной наружности.
   -- Да все домашние дела, -- виновато отвечал я.
   -- Предлагаю Союзу наказать неаккуратного и дать ему три леща, -- мрачно проговорил Змеиный Зуб.
   Кубырь, всегда готовый учинить дебош, одобрительно крякнул и стал засучивать рукава, но тут совершенно неожиданно в дело вмешался младший член Союза, Крокодил.
   Конечно, миловидный, как херувимчик, белокуренький Егорушка очень мало напоминал Крокодила, но он почему-то ужасно боялся этого, никогда им невиданного зверя, и, чтоб исцелить своего члена от позорной трусости, Союз повелел Егорушке носить имя африканского чудовища.
   -- Зачем лещей? Пусть он лучше еще раз расскажет о Столбах, -- сконфуженно пролепетал Крокодил и густо покраснел.
   Союз пяти, после долгих колебаний, принял это предложение и перешел к обсуждению текущих дел.
   -- Итак, в воскресенье, в восемь часов утра собираемся у плашкота? -- спросил Змеиный Зуб.
   -- Да! да!
   -- Все ли у всех приготовлено?
   -- Все!
   -- В порядке ли оружие?
   -- Да! да! -- нетерпеливо отвечал Союз.
   Дело в том, что Союз Пяти давно собирался совершить какое-нибудь маленькое путешествие, -- это было страстное желание всех, но выбор местности повел к большим разногласиям. Змеиный Зуб отважно звал прогуляться по центральной Африке; Крокодил, во избежание неприятных встреч со своими тезками, предлагал посетить Северную Америку; я рекомендовал берега реки Амазонки, а Кубырь, известный своей несерьезностью, соглашался идти куда угодно, лишь бы были смешные приключения.
   Союз Пяти очень долго не мог прийти к определенному решению; всяк стоял на своем, пока мое первое путешествие на Столбы не разрешило дела самым благоприятным образом.
   Мы на днях решили, для пробы сил, сделать, так сказать, предварительное путешествие на Столбы. Это путешествие должно было наглядно показать наше уменье узнавать по следам племена индейцев и породы зверей -- и только.
   Конечно, никто из отважных членов Союза Пяти не придавал предстоящему походу серьезного значения. Столбы по сравнению с Африкой и Америкой -- это такая ничтожность, что о ней смешно говорить. Мы, несомненно, шутя пройдем эти пятнадцать верст туда и обратно, шутя взлезем на самую вершину утесов; мы не настолько малы, чтобы серьезно интересоваться какими-то там Столбами!
   Но нельзя не сознаться, что всякий раз в течение этих десяти дней, когда я начинал рассказывать о своем первом похождении на Столбы, я немного увлекался и так красноречиво описывал тайгу, горы, утесы, ручьи, так заманчиво рисовал картины виденного, что даже Змеиный Зуб порой забывался и слушал с раскрытым ртом.
   Сегодня дело обстоит несколько иначе. Сегодня члены Союза Пяти, предвкушая собственное послезавтрашнее похождение, слушают меня не особенно внимательно и часто останавливают, интересуясь мелкими подробностями практического свойства.
   -- Неужели только ползком и можно пробраться? -- недоверчиво переспрашивает Змеиный Зуб.
   -- Иначе нельзя!
   -- А если на ногах идти?
   -- Невозможно!.. не миновать бездны, -- возможно равнодушнее говорю я.
   -- И глубоко это... лететь-то?
   -- Куда лететь?
   -- Да в бездну-то?
   -- Наверное, сажен тысячу! -- фантазирует за меня Змеиный Зуб.
   Я спешу согласиться.
   -- А там, на дне-то что же? -- интересуется Крокодил.
   -- Не знаю, я не падал туда.
   -- Надо полагать, зверье всякое там, -- догадывается Змеиный Зуб.
   -- А, может быть, там живут крокодилы? -- боязливо осведомляется Крокодил.
   Мне ужасно хочется ответить на этот вопрос утвердительно и нагнать на слушателей страху, но испуганно вытаращенные глазенки младшего члена Союза не позволяют мне сделать этого, чтобы не расстроить путешествия.
   -- Н-нет! -- уклончиво ответил я, -- мне, к сожалению, не пришлось добыть ни одного крокодила!
   -- А следы индейцев часто попадаются? -- небрежно спросил Змеиный Зуб.
   -- Следов видал много, но трудно определить...
   -- Вот те раз! Какой же ты "Следопыт" после этого? -- ядовито улыбнулся Змеиный Зуб.
   -- Нет! нет! -- спешу я поправить свою оплошность, -- я все следы, конечно, узнал и определил, но иногда трудно отличить следы двух родственных племен, как, например, "Пожирателей медведей" и "Бурых ползунов"!
   -- Ну, это, конечно!.. это, так сказать... ну, да!.. -- смутился в свою очередь наш вождь.
   А Крокодил одобрительно кивнул головой в знак того, что я вполне заслуженно ношу высокое звание Следопыта.
   Становилось поздно, и было пора идти по домам.
   -- Итак, -- проговорил вождь, поднимаясь с места, -- мы решили сделать первое похождение, -- и он остановился, не то придумывая, что сказать еще, не то ожидая ответа, но Союз Пяти молчал.
   -- Мы идем на Столбы! Сегодня наше последнее собрание, и теперь мы встретимся уже на пути к нашей цели! -- ораторствовал Змеиный Зуб.
   Союз нетерпеливо переминался.
   -- Наша цель очень...
   -- Ну, завели музыку! -- проговорил Кубырь.
   -- Как музыку? Какую музыку? -- обиделся Змеиный Зуб, но быстро успокоился и тихо, но внушительно продолжал:
   -- Мы все хорошо помним наши заветы. Мы все хорошо знаем, что должен делать член Союза, когда товарищ нуждается в помощи... ну, и все остальное!.. А теперь мы, конечно, вспоминаем, что всякое непочтительное отношение к главе Союза требует примерного наказания, и потому нужно дать Кубырю десять лещей!
   Теперь настала моя очередь засучивать рукава.
   -- Десять?.. это очень много! -- протестовал Кубырь.
   -- Предлагаю ровно десять! -- говорил неумолимый Змеиный Зуб.
   -- Будет с него пяти, -- уступил я.
   -- Три, -- нерешительно предложил Крокодил.
   -- Среднее -- четыре с половиной! Бейте, я согласен! -- закричал Кубырь.
   -- Как четыре с половиной?
   -- Змеиный Зуб предлагает десять, Следопыт -- пять Крокодил -- три, я -- ничего; итого -- восемнадцать; разделите на четыре -- и будет четыре с половиной!
   Вычисление понравилось. Кубырь покорно подставил спину и получил надлежащую порцию увесистых лещей.
   -- Погоди ж ты! -- проговорил он, заметив мое особенное усердие при исполнении постановления Союза, -- погоди, курицын сын, будет и на моей улице праздник.
   И Союз Пяти исчез в кустах крапивы, направляясь к выходу.
  

Глава II. Выступление. - Неприятное приключение. -- Мустанги

   Было уже не рано, но еще и не больше восьми часов утра, когда все участники путешествия с котомками за плечами собрались на бульварной скамье, как раз против плашкоутной пристани.
   День выдался обворожительно хороший. Кое-где в бездонной лазури неба плыли пушистые, белоснежные облачки и куда-то бесследно исчезали. Даль веющего легкой прохладой Енисея и голубых гор, вздымавшихся за рекой, подернулась прозрачной дымкой марева, а шумный птичий концерт, звуки которого вместе с запахом цветов доносились с зеленого острова, звенел так радостно, так задорно и весело, что даже мрачный Змеиный Зуб улыбнулся во всю ширь своей хмурой физиономии и сказал:
   -- Гм... хорошо!
   Мы с нетерпением посматривали на неуклюжий плашкоут, что-то долго замешкавшийся на той стороне.
   -- Куда это собрались, малыши, -- рыбачить? -- спросил добродушный старик припаромщик.
   -- Нет! -- отвечали мы все враз.
   -- Али чаевать на остров?
   -- Мы идем на Столбы! -- горделиво произнес Змеиный Зуб.
   -- На Столбы!?.. Ах вы, клопы этакие! Что придумали! А знаете ли вы, где эти Столбы самые живут? А?
   -- А вот Следопыт знает, он уже не раз бывал там! -- указал на меня Змеиный Зуб.
   -- Кто знает? Как его зовут?
   -- Следопыт.
   -- Следопыт? -- повторил старик. -- Из каких ты будешь? - обратился он ко мне.
   Я растерялся и не знал, что сказать.
   -- Это не твой ли отец старьем на толкучке торгует?
   -- Нет! совсем нет! Я не знаю, кто там торгует.
   -- Вишь ты! А прозвищем-то похож.
   -- А тебя как зовут? -- обратился неугомонный старик к Крокодилу.
   -- Я Крокодил, -- краснея и испуганно тараща глазенки, отвечал тот.
   -- Крукодил? Да оно и по глазам видно: вишь, какой лупоглазый.
   -- А тебя как зовут? -- спросил старик Кубыря старик.
   -- Николка!
   -- Николка!? -- удивились мы, -- как, он опять нарушил постановление Союза пяти!..
   -- А прозвищем-то как? -- допытывался между тем припаромщик.
   -- По прозвищу: Кубырь.
   -- Ба! да все вы нехристи! Целый выводок!..
   Но нам было уже не до него.
   -- Предлагаю дать ему немедленно двадцать лещей и десять вечером! -- предложил разгневанный вождь.
   -- Я ведь нечаянно! -- оправдывался Кубырь.
   -- Но ты выдал тайну имени!
   -- Все-таки много тридцать-то!
   После минутного совещания решено: дать десять лещей немедленно, а проступок рассмотреть потом в особом совещании.
   Приступили.
   Шлеп!.. шлеп!.. шлеп!..
   -- Что это вы? за что вы его? -- всполошился припаромщик.
   Шлеп!.. шлеп!..
   -- Да вы сдурели, безобразники!
   -- Не мешай, дедушка!
   -- Ну и народ! Трое на одного напали! А вот ежели я вас палкой!
   Припаромщик на самом деле замахнулся палкой. В ту же секунду мы забыли о междоусобии и все четверо стремглав кинулись на подходивший к припаромку плашкоут.
   -- Стой! стой! Куда вас несет? Утонете! -- кричали перевозчики, но мы уже были на плашкоуте и забились в самый дальний угол.
   -- Я вас, шельмецы! -- грозился с берега старик.
   -- За что это ты их, Пафнутьич?
   -- Как их не бить, сорванцов: на припаромке драку устроили! Вот погодите: я спрошу, чьи вы будете, а тогда отцам нажалуюсь.
   Обескураженные происшедшим, мы не заметили, как переправились через Енисей, не заметили длинного конца, который прошли по острову, и только около второй протоки Змеиный Зуб спросил:
   -- Стой, ребята! Туда ли мы идем?
   Все обернулись ко мне.
   -- Туда!
   -- Это что за мост?
   -- Мост через протоку, за ним будет второй плашкоут, и там -- прямая дорога!
   -- Идем к прямой дороге!
   Мы беспрепятственно перешли мост, хотя он и дрожал под нашими ногами; без всяких приключений переправились на маленьком втором плашкоуте, хотя черный бородатый перевозчик своей мрачною наружностью и вызвал у нас некоторые подозрения, и, наконец, благополучно высадились на сыпучие пески безлюдного берега.
   Поднялись на Яр, и гладкая, как скатерть, широкая равнина раскинулась перед нашими глазами, а три пыльных дороги, как три черных ленты, растянулись по ней в трех разных направлениях.
   Мы невольно все остановились, озираясь кругом, и горечь только что пережитой минуты была забыта.
   -- А ведь это очень походит на прерии, -- сказал Змеиный Зуб, окидывая равнину взглядом знатока.
   Остальные молчаливо согласились.
   -- Только вон там, на юге, я замечаю горы, -- говорил наш предводитель.
   Мы опять молча, но с восторгом посмотрели на высокие горы, отстоявшие не больше как на полторы тысячи сажен от нас.
   -- А что это вон там... налево?
   -- Какое-то стадо, -- сказал я, взглянув в указанном направлении.
   -- Может быть, это стадо бизонов? - догадывался Крокодил.
   Но за дальностью расстояния трудно было определить, что там такое, хотя Кубырь и уверял, что это были просто коровы.
   -- Господа, теперь нам нужно осмотреть наше имущество и оружие, -- сказал Змеиный Зуб, -- а потому пойдемте вон туда, в кусты, и сделаем осмотр.
   Мы последовали за вождем и, войдя в густую чащу прибрежного тальника, развязали свои котомки.
   -- Я имею очень хороший костюм, -- говорил Змеиный Зуб, вытаскивая из мешка старый отцовский подрясник.
   -- О-о! -- пришел в восторг Кубырь, -- нутка, надень!
   Змеиный Зуб торжественно облачился и полез в карман.
   -- Это, я думаю, тоже не плохо, -- говорил он, надевая на нос огромные, с выпуклыми темно-синими стеклами, очки
   -- О-о! -- воскликнули все члены Союза.
   -- Ну, а это каково?
   И, к нашему величайшему изумлению, из мешка пoявилacь гигантская рыжая маскарадная борода. Змеиный Зуб надел ее и горделиво повернулся к нам.
   Пораженные превращением, мы в первый момент молча смотрели на это чудовище.
   Он был ужасен. Не знай я, что перед нами стоит Змеиный Зуб, я бы, кажется, умер от страха при виде этой чудовищно-безобразной рожи.
   Таково было первое впечатление, но потом... потом мы разразились таким сумасшедшим хохотом, так неистово загоготали, что ворона, пролетавшая над нами, испуганно шарахнулась в сторону, а в островах за протокой побежало раскатистое эхо.
   -- Не понимаю, что нашли смешного, -- обиженно говорил наш вождь, когда мы немного успокоились.
   Но его рыжая борода так смешно затряслась во время этой речи, что мы опять покатились от смеху.
   -- Смир-р-рно!! -- вне себя от ярости возопил Змеиный Зуб, -- предлагаю дать каждому из вас по десяти лещей! Ничего смешного нет. Я думаю, ни один индеец не засмеется, увидав меня в таком виде; я думаю, что он скорее всего устрашится.
   -- А ведь это верно! -- согласились мы и стали сравнивать наши одеяния с его костюмом.
   Но о сравнении не могло быть и речи. Кубырь и Крокодил были в своем постоянном платье, а моя широкополая соломенная шляпа и жалкий ножишко, прицепленный к поясу, не производили решительно никакого впечатления.
   И мы опять обратились к нашему вождю.
   -- Хорошо, -- сказал я, немножко завидуя ему.
   -- Теперь мы вполне безопасны, то есть на нас теперь дикари побоятся сделать нападение, -- решил Крокодил, -- только неужели ты всю дорогу пойдешь так?
   -- Нет, -- важно ответил Змеиный Зуб, снимая свои доспехи, -- я буду одеваться только перед сражением.
   Mы согласились с ним, решив, что при выходе из Базаихи, этого последнего пункта, обитаемого бледнолицыми, мы вооружимся копьями, а он, кроме того, будет держать наготове свой костюм.
   Об осмотре остального содержимого наших котомок никому и в ум не пришло, и мы, еще раз внимательно осмотрев и ощупав подрясник, очки и бороду нашего хитроумного вождя, нетерпеливо двинулись в поход.
   Широкая равнина, вся усеянная какими-то желтыми цветами, была совершенно безлюдна. Над нашими головами звенели жаворонки, в густой траве неистово трещали кузнечики, а в теплом душистом воздухе, пропитанном ароматом медуницы, игриво гонялись друг за другом бронзовые, с тюлевыми крылышками, стрелки.
   -- Вишь ты, какие они, -- говорил Крокодил и широко улыбался, следя за их легким полетом.
   -- А на горах-то, смотрите-ка, лес!
   -- Ну, так что?
   -- Там должно быть еще лучше, чем здесь.
   И Крокодил, восторженно улыбаясь, поворачивался во все стороны.
   -- Хе! -- взвизгнул Кубырь и перекувырнулся через голову.
   -- Что ты? -- удивился Змеиный Зуб.
   -- Хорошо! Честное слово, хорошо!.. и надзирателя нет, -- радовался Кубырь.
   И это напоминание о том, что мы совершенно свободные люди, что нас не ведет на прогулку надзиратель, а мы сами, по собственному желанию и по собственному выбору, идем на Столбы, -- это напоминание столь высоко подняло наше и без того необычное настроение, что мы все сразу, точно по команде, остановились, посмотрели друг на друга и разразились громогласнейшим "ура".
   А дорога, все время забиравшая влево, подошла почти к самому подножию горы, и впереди совсем уже недалеко блестели на солнышке тесовые крыши базайских домиков.
   -- Неужели мы пять верст прошли? -- удивился Змеиный 3уб.
   -- Да!
   Лицо вождя озарилось одобрительной улыбкой.
   -- Это хорошо! Мы, значит, хорошие ходоки.
   И, подбодренные сознанием нашего превосходства над простыми смертными, мы горделиво пошли дальше.
   Но едва мы вошли в узкий переулок между огородами, которыми начиналась деревня Базаиха, как впереди показалось облако пыли.
   Сперва ничего нельзя было разобрать; облако колыхалось, по земле шел какой-то гул...
   -- Смерч! -- в ужасе прошептал Крокодил.
   Все в нерешимости остановились.
   Гул все сильнее и сильнее, и вдруг черная туча колыхнулась в сторону, и все мы ясно увидели, что прямо на нас несется стадо каких-то черных зверей; они бешено орали и неслись, как нам показалось, с невероятной быстротой.
   Что было дальше -- трудно сказать. Забыв все на свете, я бросился бежать, налетел лбом на огородный плетень; кинулся в другую сторону, но за что-то запнулся и ничком полетел на землю; закрыл голову руками и замер.
   Пыль щекотала в носу; около самой головы звучала беспрерывная дробь десятка барабанов; в ушах звенело от крика чудовищ, но я оставался невредимым. Когда уже все стихло, я все-таки не сразу решился открыть глаза и сперва попробовал повернуться, так как чувствовал, что подо мной очень неудобно лежит что-то вроде бревна; но при первом же моем движении, это бревно так пронзительно завизжало, что у меня от страху судорогой свело ноги.
   Переведя дух и обождав еще немного, я, уже не двигаясь, открыл глаза.
   Кругом пусто и тихо. Пыль, медленно осаживаясь, висела в беззвучном воздухе; где-то вдали мычала корова. Приподнимаю голову, чтобы посмотреть на лежащее подо мною бревно, и увидал -- то был Крокодил. Он, так же как и я, уткнулся головой в навоз и неподвижно замер, закрыв голову какой-то тряпкой.
   Боясь, как бы он опять не завизжал так же страшно, я тихонько позвал:
   -- Егорка!
   Молчит.
   -- Егорка, ты жив?
   Он приподнялся и боязливо посмотрел на меня из-под локтя.
   -- Это ты, Васька?
   -- Я.
   -- А зачем ты меня придавил?
   -- Гм... я хотел тебя спасти, -- неожиданно для самого себя отвечал я.
   -- А все уже кончилось?
   -- Кончилось.
   -- Так пусти меня, мне тяжело.
   Мы оба поднялись и сели.
   -- Ты как думаешь, побегут они еще? -- спрашивал Крокодил, боязливо посматривая в сторону деревни.
   -- Не знаю. А кто это бежал?
   -- Ты тоже не видал разве?
   -- Нет.
   -- Должно быть, это стадо буйволов или мустангов...
   -- Ребята, это вы? -- неожиданно раздалось сзади.
   Мы оглянулись.
   Из канавы вылезал Кубырь. Он был без шапки и с головы до ног сплошь залеплен густою грязью.
   -- Николка, милый Николка, тебя раздавили? -- испуганно спросил Крокодил.
   -- Как бы не так, -- хмуро отвечал тот, оскребаясь щепой, -- я упал в грязь, а они прыгали через меня.
   -- Кто? мустанги?
   -- Какие мустанги? -- удивился Кубырь.
   -- Да те, которые через тебя прыгали.
   -- Разве это мустанги?
   -- Конечно! Кто же больше? -- вмешался в разговор и я, -- стадо этих диких животных, испуганное лесным пожаром, выбежало из тайги, и представляю себе, что они наделали в несчастной Базаихе.
   -- А я думал, что это собаки, -- сказал Кубырь, -- они черные и лохматые.
   -- Нет, это не собаки, потому что я очень хорошо слышал стук копыт.
   -- Конечно, не собаки, -- поддержал меня Крокодил, -- собаки никогда так не ревут.
   -- О-о, они ревели, как львы в лунную ночь! -- воскликнул я.
   -- Да, кричали здорово, -- согласился Кубырь.
   -- Ребята, где же Санька? -- вспомнил Крокодил.
   Мы оглянулись. Наш вождь исчез.
   -- Должно быть, мустанги умчали его с собой, -- сказал Крокодил.
   Мы осмотрели ближайшие закоулки, заглянули в канаву, долго кричали, звали, но все тщетно: Змеиный Зуб исчез бесследно. И мы застыли в томительном молчании. Крокодил втихомолку утирал слезы; я тоже чувствовал некоторый зуд в носу и лишний туман на глазах.
   -- Друзья, -- наконец сказал я, -- вы видите: Санька пропал...
   Крокодил при этих словах залился горькими слезами; Кубырь растерянно смотрел мне в рот и часто-часто мигал.
   -- Друзья... Он был... он был... Змеиный Зуб!..
   Тут спазмы сдавили мне горло, а из глаз брызнули слезы.
   Я плакал и думал о том, как теперь там, далеко в степи, лежит окровавленный труп нашего вождя, на лице у него раны от копыт мустангов... вороны над ним летают... клевать хотят... а он лежит и уже не пойдет на Столбы, он уже не будет с нами... он умер...
   -- Эй вы, карапузы! Чего вы воете тут?
   Мы ринулись в сторону, готовые бежать, но было поздно.
   Впереди торчал плетень, а сзади базайский мужик с толстой веревкой на плече.
   -- Чего, мол, скулите-то? -- спрашивал мужик. -- Aль обидел кто?
   -- Дяденька, милый дяденька, -- рыдая бросился к нему Крокодил, -- Санька пропал!
   -- Кто пропал?
   -- Змеиный Зуб.
   -- Змеиный Зуб? -- повторил мужик.
   -- Да, дяденька. Его мустанги утащили в степь и там растоптали.
   -- Хе! штука какая, -- недоумевал мужик, царапая в затылке, -- а откуда он взялся, энтот зуб-от самый? Чей он значится?
   -- Он Покровского дьякона Тыжнова, -- объяснил я.
   -- Покровского дьякона?.. хе!.. а вы что, украли его у дьякона?
   -- Нет!.. он сам с нами пошел.
   -- Сам пошел? Энто зуб-от? Хе!.. я вижу, тут дело не чисто. Вы, я вижу, мне зубы заговариваете. Вы не цыганята ли? Ты-то вот очень схож, -- обратился он ко мне.
   -- Нет, дяденька.
   -- Ой, цыганята. Кур красть пришли, а? Третьего дня вы петуха украли?
   Мужик снял с плеча веревку.
   -- Вишь, повадились, рвань нечистая!..
   Тяжелая веревка грозно взвилась в воздухе.
   В один момент Кубырь оказался на плетне, а мы с Крокодилом во весь дух мчались в деревню.
   -- Я вас, фараоново племя! -- гремело сзади.
   Трудно сказать, сколько времени продолжалось это постыдное бегство; огороды тянулись бесконечно; я чувствовал, что окончательно задыхаюсь, а тут еще Крокодил все время держался за подол моей рубашки и сильно тормозил бег.
   Оглянуться назад? А веревка?
   И я, собрав последние силы, бросился в какой-то тесный переулок, открывшийся между двумя огородами.
   Но не успел я сделать трех прыжков, как вдруг почувствовал, что куда-то лечу, а перед глазами у меня поразительно ярко блеснул невиданный фейерверк огненных искр.
   Раздался какой-то неистовый крик.
   -- Мустанги!.. -- и я куда-то опять повалился.
  

Глава III. Снова мустанги. -- Последнее поселение бледнолицых. -- Искусство владеть оружием. По безводной местности. -- Жажда.

   Я лежал, не решаясь пошевельнуться, но нестерпимая боль в виске заставила меня открыть глаза.
   Первое, на чем остановился мой взгляд, было столь неожиданно, что я, забыв все недуги, радостно вскочил на ноги.
   -- Санька! ты?! Ты жив?
   -- Здесь нет никакого Саньки, -- строго прозвучало в ответ.
   -- Ну, Змеиный Зуб... разве тебя мустанги не совсем раздавили?
   -- Гм! Смешной вопрос. Как будто мне трудно управиться с парой-другой каких-нибудь мустангов.
   -- Но ведь их было целое стадо?
   -- Нам пора привыкнуть не бояться и целого стада, -- уклончиво отвечал храбрый вождь.
   Я растерялся и не знал, что сказать; но боль в виске напомнила все предыдущее.
   -- А тебя мужик веревкой не бил?
   -- Какой мужик? -- удивился Змеиный Зуб.
   -- Когда мycтанги убежали в степь, то на нас сделал нападение мужик с толстой веревкой и хотел избить...
   -- За что?
   -- А кто же его знает.
   -- Нет, -- вмешался в разговор Крокодил, -- мужик хотел избить нас за то, что Васька украл у него петуха!
   -- Что-о?
   -- Что ты врешь! -- накинулся я на Крокодила.
   -- И не вру вовсе. Мужик сказал, что ты еще в прошлый раз петуха-то украл, да и теперь хочешь украсть, -- потому он и замахнулся веревкой.
   -- Да он не про меня это сказал, а про каких-то цыган. Ты слушай хорошенько.
   -- Я хорошо cлышал.
   -- А вот как дам тебе по затылку!..
   -- Смирно-о! -- закричал Змеиный Зуб, становясь между нами. -- Следопыт, бери свои вещи и веди нас дальше.
   -- Я не хочу с ним, он меня изобьет, -- говорил Крокодил.
   -- Ага, струсила, плаксивая баба, -- не утерпел я.
   -- А вот нарочно пойду, петушиный двор.
   -- Что-о?
   Дело обещало принять угрожающий оборот, вмешательство Змеиного Зуба не приводило к цели, и... но в это время вдали послышался опять этот ужасный крик и гул.
   -- Мустанги!!..
   И в одну минуту Союз Пяти оказался по ту сторону изгороди и залег между двух гряд моркови. Гул сотни копыт приближался к нам, неистовый рев оглашал воздух.
   Дрожащий от страху Крокодил прижался ко мне и тревожно спрашивал:
   -- А если они тоже перескочат сюда?
   -- Беда, -- прошептал я, выбивая дробь зубами.
   -- И зачем только мы пошли на эти Столбы?
   -- Ребята, а ведь это не мустанги, -- нерешительно заметил Кубырь.
   -- А кто?
   Рев и гул быстро приближались.
   Мы все невольно обернулись в сторону реденького плетня, отделявшего нас от дороги, по которой должны были пробегать мустанги.
   -- Вася, Васенька, что же будет-то с нами? -- вне себя от ужаса, бормотал Крокодил.
   Бледный, с дрожащими губами, Змеиный Зуб замер, уставившись на плетень.
   И вот они тут; они с ревом пронеслись мимо; их было хорошо видно из нашей засады; мы их увидели -- и все стыдливо поникли головами, не решаясь посмотреть друг на друга....
   То было стадо баранов.
   Обескураженные, мы молча перелезли плетень и пошли в деревню.
   -- Ну, штука, -- произнес Кубырь, готовый уже похохотать приключением, но его никто не поддержал.
   -- А если бы вернуться домой... -- нерешительно предложил Крокодил.
   -- Никогда!! -- горячо воскликнул Змеиный Зуб. -- Пусть с меня снимут два скальпа и вырежут язык, но я буду на Столбах!
   Решимость нашего вождя несколько рассеяла невеселое настроение храбрых искателей приключений, и Союз Пяти, хотя и не в блестящем виде, но уже довольно решительно вступил в Базаиху.
   Ряд чистеньких домиков с террасами и садиками стройно вытянулся вдоль широкой улицы. Кое-где из-за откинутых парусин с террас выглядывали любопытные обыватели и внимательно нас осматривали. Кучка белобрысых ребятишек приветствовала нас какою-то особою серенадою, очень напоминающею мяуканье кошек, и затем все враз показали языки. Кубырь не утерпел и ответил им тем же.
   -- Что ты делаешь! -- зашипел Змеиный Зуб.
   -- А что?
   -- Как что! Вдруг окажется, что подобные телодвижения и знаки у этого племени служат вызовом на войну?
   Кубырь сперва опешил и даже не без страха оглянулся на ребятишек.
   -- Ну, тоже племя, -- сказал он, -- ведь это мальчишки!
   -- Чем меньше неприятностей, тем лучше, -- вразумлял вождь, -- нам следует сберегать силы.
   -- Хе! -- поощрительно фыркнул Кубырь и, поотстав от строгого вождя, показал мальчишкам кулак.
   Еще несколько шагов, и вдруг вождь остановился и стал прислушиваться.
   -- Стой! что это за шум? -- обратился он ко мне.
   -- Это водопад шумит.
   -- Водопад! -- встрепенулись все и прибавили шагу.
   -- Действительно. Я теперь вижу реку! -- воскликнул Змеиный Зуб.
   -- Где же водопад?
   -- Погодите, вот сейчас взойдем на мост и увидим.
   Через минуту мы прильнули к перилам высокого деревянного моста, под которым с шумом неслись из мельничной запруды хрустально-чистые струи горной речки. Вода разбивалась о камни, кружилась бешеным водоворотом, и длинные полосы белоснежной пены, извиваясь, как гигантские змеи, ныряли под мост.
   Ветхая мельница, позади которой застыло в невысоких берегах зеркальное улово, эта мельница, хилая, как столетняя старушка, -- она, как нам казалось, только чудом стоит еще на своем месте, на берегу этого страшного водопада.
   Мы теперь находились как раз посредине деревни, чистенькие домики которой, вытянувшись в ряд по обоим берегам речки, уходили в глубь узкой долины. Высокая и крутая гора налево, горы направо, а там, за деревней, замыкая долину, высоко-высоко поднялся к небу черный утес.
   ---- Что это? -- указал на него Змеиный Зуб.
   ---- Это Такмак.
   --Тот самый, про которого сказку рассказывают?
   ---- Да.
   -- Высоко как, -- сказал Крокодил.
   И мы долго стояли, любуясь невиданным зрелищем, забыв все только что пережитые невзгоды.
   -- Вот здесь, наверное, ельцы хорошо клюют, -- проговорил Кубырь, мотнув головой на улово.
   -- Ну, ельцы что, ерунда, а вообще хорошо здесь, -- необычайно словоохотливо отозвался Змеиный Зуб, -- вот присесть бы на бережку, котелок с чайком скипятить и того... этак посидеть, посмотреть...
   Напоминание о чае нашло живой отклик в наших пустых желудках.
   -- Поесть-то бы не мешало.
   -- Недурно.
   -- Нет, ребята, идем до Лалетиной речки, всего две версты, а там уже устроим кормежку.
   -- Вишь ты! Две версты не шутка, и так уже поздно, -- недовольным тоном ворчал любивший поесть Кубырь.
   -- Идем! -- решил наш вождь, и мы пошли.
   -- Конец деревни? -- спросил Змеиный Зуб, когда мы, миновав еще одну коротенькую улицу, увидали впереди тенистую березовую рощицу.
   -- Конец.
   -- А это что, там за рощей?
   -- Это овин.
   -- Идем дальше.
   Два-три изгиба узенькой с глубоко пробитыми колеями дороги -- и роща кончилась. Мы вышли за ворота поскотины и оказались на пашне.
   -- Ну, теперь, несомненно, конец? -- и наш вождь остановился, оглянувшись на Базаиху.
   -- Да. Теперь и овины кончились.
   -- И больше нет впереди ни одного человеческого жилья?
   -- Ни одного, -- решительно отвечал я.
   -- А там что же будет? -- осведомился Крокодил.
   -- Теперь вплоть до самых Столбов будут только горы, леса, реки и овраги.
   -- Горы, леса и реки! -- восторженно повторил Змеиный Зуб, -- итак, друзья, теперь мы не школьники, а сыны дебрей! Мы идем по диким, не населенным странам, и мы увидим чудеса природы, и, может быть, тысячи опасных приключений ждут нас впереди!..
   Я слушал вождя, размышляя о том, какие чудеса природы мы увидим.
   Крокодил робко озирался кругом, а Кубырь втихомолку жевал кусок хлеба.
   -- Отломи мне кусочек, -- шепнул я.
   -- Ты ведь сказал: две версты пустяки.
   -- Дай, а то Саньке, скажу.
   -- Друзья, -- неожиданно обратился к нам Змеиный Зуб, -- вы шепчетесь о тех опасностях, которые, может быть, предстоят нам при встречах с дикими зверями и индейцами?.. Это лишнее, друзья мои! Мы все хорошо помним клятвы, которые мы давали друг другу, составляя наш славный Союз Пяти. Обидевший одного из нас -- обидел всех, и мы все встанем на защиту брата. Отныне мы будем строго исполнять постановления Союза Пяти, а теперь нужно вооружиться. Идем вон в ту рощу и сделаем себе копья.
   Мы вошли в рощу, сложили на траву пожитки и дружно принялись за четыре стройненькие елочки.
   -- Мне жалко срезать ее, -- сказал Крокодил, ходя вокруг своего будущего копья.
   -- Жалко, -- буркнул вождь, стараясь обломать ветку непокорной ели, -- а чем ты будешь защищаться от врага?
   -- Гм... я его котелком стукну...
   -- Брат мой, ты забыл, что все индейцы вооружены томагавками.
   -- Ну так что?
   -- А следовательно, мы должны иметь длинное оружие, чтоб заколоть его прежде, чем он зарубит тебя своим коротеньким томагавком.
   -- Я не хочу никого закалывать.
   -- Как! -- возмутился Змеиный Зуб, -- если ты увидишь, что меня одолевают враги, разве ты не поспешишь на помощь?
   -- Поспешу... конечно, поспешу... -- заикался Крокодил.
   -- И что же ты сделаешь?
   -- Я буду прокалывать их копьем! -- неожиданно храбро заявил Крокодил и испуганно вытаращил глазенки.
   -- Нy, так торопись вооружиться.
   -- Разве они уже близко? -- окончательно перепугался Крокодил.
   -- Кто?
   -- Твои враги.
   -- Это неизвестно... может быть, и близко, -- с деланным равнодушием сказал храбрый вождь.
   -- И тебя будут убивать томагавком?..
   -- Да руби ты, квашня этакая! -- вышел из себя Змеиный Зуб, но быстро овладел собой и мягко добавил:
   -- Не беспокойся, о брат мой, мы вне опасности.
   Через четверть часа мы выстроились во фронт и испробовали наше уменье владеть пиками.
   Трехаршинные белоснежные палки были несколько тяжеловаты и еще липли к рукам, но это не помешало нам чрезвычайно искусно пронзить дружным натиском колючий куст шиповника.
   -- Ловко! -- одобрил вождь.
   -- Полуоборот нале-е-во!
   Повернулись.
   -- Коли черемуху!
   Мы дружно бросились на куст и блистательно его убили.
   -- Очень хорошо, -- еще раз похвалил сияющий вождь, -- а теперь -- в поход.
   В одну минуту наши котомки оказались за плечами, пики на плечах.
   Змеиный Зуб, искренно любуясь, обошел кругом.
   -- Где же котелок? -- спохватился он.
   Забытый котелок валялся под убитым кустом черемухи.
   -- Это не годится, -- осердился вождь. -- Следопыт и Кубырь, вы возьмите ношу Крокодила и разделите ее себе поровну, а он понесет котелок, строго наблюдая, чтоб не потерять его.
   Кубырь поморщился, но приказание вождя было беспрекословно выполнено.
   -- Вперед, друзья! -- скомандовал, размахивая пикой, наш вождь, воодушевленный блестящими маневрами.
   И Союз Пяти смело ринулся в неведомую даль гор и лесов.
   Дорога шла вдоль отлогого склона горы, лесистая вершина которой, изрезанная оврагами и падями, словно огромная зубчатая стена, тянулась по левой стороне пути. Зеленые, желтые, черные квадратики пашен, по межам которых пролегала дорога, пестрея, как гигантская шахматная доска, раскинулись по всему склону горы и сбежали вниз до самого Енисея.
   А он, могучий, застыв зеркальною гладью в крутых берегах, привольно залег в каменистой долине и, уходя вдаль, теряется там, в голубом мареве гор.
   В сияющей синеве неба, широко распластав крылья, парит какой-то горный хищник, высматривая добычу; неугомонные куропатки невидимками перекликаются в хлебах.
   Но путешественникам было уже не до красот природы. Время за полдень, становится слишком жарко. Неподвижный воздух, пропитанный ароматами нивы, пышет зноем, а дорога бесконечно тянется и тянется по заросшим полынью межам.
   Обливаясь потом и уже совсем не браво волоча победоносные копья по земле, окончательно раскисшие путешественники тяжело передвигают ноги и с вожделением посматривают на зеленеющую впереди рощу.
   -- Ух, -- вздыхает Кубырь, -- тяжко!
   -- Терпи, брат мой, уже недалеко, -- пробует утешить его Змеиный Зуб.
   -- А ты почему знаешь, что недалеко?
   Вождь заискивающе смотрит на меня.
   -- Да, -- поняв его взгляд, говорю я, -- очень недалеко. Сейчас кончатся пашни, и дорога пойдет в тени лесочка.
   Но роща, в которую мы действительно скоро вошли, была слишком жидка: в ней было также душно, сильно пахло муравьями, а вместо ожидаемой тени по траве от неподвижной листвы раскинулась только фантастическая сеть узоров; тягучие паутины поминутно приставали к потным лицам, и нигде ни капли воды.
   Настроение окончательно испортилось; вслед за истомой явилась какая-то странная злоба, и члены Союза уже совсем недружелюбно посматривали друг на друга и окружающую природу.
   -- Почему ты не взял воды? -- злобно спросил Кубырь, -- ты вождь и должен был позаботиться.
   -- А я почем знал, что тут будут безводные места! -- огрызнулся Змеиный Зуб, -- Следопыт меня не предупредил.
   -- Я не знал, что будет так жарко, -- оправдывался я.
   -- Тоже путешественники, -- ворчал Кубырь, презрительно оглядывая нашего вождя и меня, -- вам бы только с мустангами воевать... -- и он, искривив губы, кисло улыбнулся.
   Я взглянул на вождя, но тот сделал вид, что ничего не слышит, а внимательно рассматривает тощий куст шиповника, общипанный проходящими.
   -- Может быть, брат мой нашел кактус и хочет напоить нас его соком? -- ехидничал Кубырь.
   -- Не могу больше идти, -- плаксиво простонал Крокодил, тащившийся позади всех: он тяжело дышал, широко раскрыв рот, как галчонок, и обливался потом.
   -- А где твое копье? -- нахмурился вождь.
   Несчастный Крокодил беспомощно махнул рукой и еле слышно прохрипел:
   -- Потерял.
   Змеиный Зуб поднял было кверху правую руку и открыл рот с очевидным намерением сказать грозную речь, но ничего не сказал и, утерев со лба пот, тяжело вздохнул.
   -- Далеко до воды? -- обратился он ко мне.
   Я посмотрел кругом, стараясь сориентироваться, но ничего не мог сообразить; у меня жгло в груди., а по голове словно кто молотком постукивал.
   -- Давайте полежим, -- хотел сказать я, но вдруг вспомнил, что от этого не станет легче, и наобум сказал:
   -- Осталось не больше тысячи шагов.
   -- Тысяча! -- ужаснулся Крокодил и заплакал.
   -- Ну, голубчик Крокодильчик, ведь это же очень немного: тысяча шагов -- это совсем пустяки, -- и Змеиный Зуб ласково похлопал. Крокодила по плечу.
   -- У меня ноги не идут больше, -- глотая слезы, говорил тот.
   -- Слушай, Васька, -- обратился ко мне Кубырь. -- Ты говоришь, что осталось тысяча шагов?
   -- Не больше!
   -- А если окажется больше?
   -- Никогда.
   -- Хорошо. Теперь сделаем так: мы пройдем ровно тысячу шагов, -- я буду считать, -- и если там не окажется воды, то мы сядем, а ты должен взять котелок и принести нам воды, откуда тебе угодно; кроме того, ты получаешь самую большую порцию лещей...
   -- И, кроме того, навсегда лишаешься имени Следопыта, -- неожиданно добавил Змеиный Зуб.
   Крокодил перестал плакать и со страхом смотрел на меня, как будто все эти кары уже упали на мою голову.
   -- Бедный Васька, -- прошептал он.
   -- Я согласен, -- сказал я, чувствуя полнейшее равнодушие к этим угрозам и ко всему на свете, кроме прохлады и воды; но соболезнование Крокодила неожиданно пробудило в моей душе горькое сознание того, что меня обижают, и обижают зря. Мне почему-то показалось, что я ужасно несчастен, что никому меня не жаль; у меня запершило в горле, и, скрывая неожиданно хлынувшие слезы, я отвернулся и пошел вперед.
   Остальные медленно потянулись следом за мною.
  

Глава IV. Вода. -- Первый стан. Вверх по речке. -- Неприятель.

   Солнце палило беспощадно; дорожный песок, раскаленный полуденным зноем, даже сквозь обувь обжигал ноги; в горле у меня пересохло до того, что начало першить, а присоединившаяся к этому боль в голове позывала к тошноте.
   "Проклятые Столбы, провалиться б вам в тартарары!"-- думал я и готов был свалиться под первым тенистым кустом; но сознание принятых на себя обязанностей не позволяло этого сделать, и я, тупо озираясь кругом, словно в бреду тащился вперед.
   Время тянулось томительно долго, а дорога все еще извивалась по межам, и никаких признаков воды.
   Там, далеко направо ослепительно сиял на солнце Енисей...
   О, как в нем много воды!.. -- но она так далеко. Не пойти ли туда?.. Я мерил глазами расстояние, и мне казалось, что это совсем не далеко, казалось, что я даже вижу серебристые струйки, которые бегут по поверхности воды.
   Остановился в нерешимости; спутники давно остались где-то позади, я был один.
   Идти или нет? Ведь тут не больше трех верст, -- думал я, глядя в сторону реки, -- но ведь до Лалетиной должно быть еще ближе.
   И я решительно не знал, что теперь делать.
   -- Три версты... далеко не дойти... Испытаю судьбу.
   И я решил пройти еще 50 шагов вперед и, если тут не окажется воды, идти на Енисей.
   Пошел. Считаю шаги. Ровно двадцать... двадцать один... и вдруг слух мой уловил какие-то чуть слышные, рокочущие звуки.
   -- Вода!..
   Бросился вперед, но не успел сделать и двадцати шагов, как у моих ног открылся глубокий лог, по каменистому дну которого с веселым звоном несся горный поток.
   -- Ур-ра! речка Лалетина!
   И я кубарем слетел во враг и прильнул к холодной струйке.
   О, какая это была вкусная вода!
   Я пил прямо из потока, а он шаловливой волной обливал мне горящую голову, брызгал холодными каплями на спину.
   А что если раздеться и свалиться в эту прозрачную, как стекло, воду? Сбросил котомку с плеч и расстегнул ворот рубашки, но вдруг послышался легкий стон.
   Может быть, это скрипнуло дерево, может быть, просто пропищал над ухом комар, но я в ту же секунду вспомнил товарищей...
   Я схватил шляпу, зачерпнул ею воды до краев и в один миг был снова наверху.
   Вода сочилась из шляпы и обливала мне колени.
   -- Ребята!.. Ребятушки!.. Вода! -- кричал я, а они уже бежали мне навстречу.
   Еще минута-другая -- и мы все четверо, освеженные, мокрые, как лягушки, растянулись на лужайке в тени развесистой черемухи.
   Я лежал и, казалось, готов был лежать так без конца.
   На расстоянии аршина от головы бурлила, пенясь по камням, вода; снизу от сырой земли веяло прохладой, и даже воздух здесь, в логу около речки, был не так горяч, как там, на пашнях.
   Мне не хотелось говорить; члены Союза тоже молча и неподвижно лежали на траве. Конечно, хитрый неприятель вполне мог воспользоваться этим моментом, и победа, конечно, была бы не на нашей стороне, но это соображение не приходило никому из нас в голову.
   Так прошло не меньше получаса, и мы, наконец, начали оживать.
   Первым поднялся Крокодил. Он молча передвинулся к воде и смочил себе голову.
   -- Иди сюда, -- говорит он мне, видя, что я смотрю на него, -- иди, намочи голову, хорошо!
   Я и сам чувствую, что хорошо, но еще лень подниматься.
   -- Ну, и хорошо же здесь, братики! -- проговорил Кубырь, озираясь кругом, -- удивительно хорошо!
   -- Угм! -- сочувственно промычал Змеиный Зуб, уставившись куда-то в высь поднебесную.
   Крокодил увидел запоздавший цветок, называемый кукушкиным башмачком, и с удивлением рассматривает его необычное строение.
   -- Посмотри-ка, Васька, -- настоящий мешочек!
   -- Да, очень походит.
   -- А если я почерпну в него воды, вытечет или нет?
   -- Попробуй.
   Крокодил, увлеченный своей затеей, вприпрыжку побежал искать цветов, чтобы произвести придуманные им опыты с водой.
   -- А что, если бы теперь чайку? -- спросил Кубырь, покосившись на вождя.
   -- Конечно! -- отвечал тот, -- здесь мы устроим большую передышку и будем пить чай.
   И скоро на нашей стоянке весело затрещал яркий костер, обдавая нас ароматным дымком.
   Змеиный Зуб аккуратно разостлал по траве наши пальтишки, а посредине устроил что-то вроде стола, символически заменив его своим необъятным платком; на нем он удивительно аппетитно разложил наши немудрые припасы. В центре красовалась увесистая краюха черного хлеба, нарезанного безукоризненно равными ломтями, справа дюжина яиц, слева кусок вяленой баранины, соль в коробочке из-под спичек, сахар в газетном обрывке и кругом симметрично расставленные чашки.
   -- Готово! -- торжественно произнес Змеиный Зуб, -- пока вскипит вода, можно закусить!
   Делать более убедительных приглашений не пришлось, и отважные искатели приключений, как голодные волчата, накинулись на немудрую снедь и чрезвычайно быстро уничтожили почти все.
   -- Однако, ловко! -- удивился Змеиный Зуб, -- молодцы!
   -- Рады стараться! -- ответил по-солдатски Кубырь.
   Вскипел чай, и мы, уже не торопясь, чинно расселись вокруг котелка.
   -- Да, друзья мои, -- благодушно заговорил наш вождь, -- теперь мы на половину убедились, что мы уже не мальчишки и вполне можем совершать путешествия.
   Никто не отозвался.
   -- Не так ли, друзья мои?
   -- Угм! -- промычал Кубырь, занятый своей чашкой.
   -- Да! -- нерешительно поддакнул я, вспоминая мустангов.
   -- Только почему это нас все за нерусских принимают? -- спросил Крокодил.
   -- Ура, друзья, все к лучшему! -- радостью закричал Зуб, -- великолепно!
   И пылкий вождь поставил в сторону свою чашку.
   Все недоумевающе смотрели на него.
   -- Еще лишнее доказательство, что мы можем путешествовать. Молодец, Крокодил! И как это мне не бросилось в глаза?
   -- Что ж ты увидел тут хорошего?
   -- Как же! Нас никто не признал за учеников -- это раз; нас принимают за нерусских -- это два; а считают цыганами -- три. И это в то время, когда мы не пробовали даже укрываться и переодеваться.
   Мы все-таки еще не понимали.
   -- А следовательно, мы смело можем бежать в Америку, Африку, Австралию, куда угодно, и никакая погоня нас не отыщет... предлагаю кричать "ура".
   Мы почему-то не особенно прониклись чувством своего вождя, и "ура" вышло довольно жидким.
   -- А теперь, друзья, нужно еще раз осмотреть наш багаж, затем отдохнем еще с полчасика -- и в поход: солнце уже клонится к закату.
   Последнее замечание было вполне справедливо, так как перевалило уже далеко за полдень.
   -- Успеем ли до ночи? -- деловито спросил меня вождь.
   -- Конечно.
   -- Дорога хорошая?
   -- Дороги здесь уже нет; мы пойдем тропинкой.
   -- Как, индейской тропинкой? -- радостно воскликнул вождь.
   Я не знаю, индейская ли она, только тропинка.
   -- И кругом лес?
   -- Иногда попадаются прогалины, а больше лес.
   -- Та-ак, -- задумчиво протянул Змеиный Зуб, -- понимаю. Может быть, надо приготовиться?
   -- К чему?
   -- Ну, на случай... может быть... если нападут дикие.
   Я как-то совсем упустил из виду возможность такого случая, но, не желая показать себя недальновидным, сказал:
   -- Я думал, что у нас будет совет.
   Вождь в свою очередь схитрил и отвечал:
   -- Это так, конечно. Необходимость совета я предвидел.
   Этот разговор настроил всех на серьезный лад. Крокодил робко посмотрел в долину, куда нам нужно было идти, и мы стали обсуждать положение вещей.
   Совет открылся тут же, за последними чашками остывающего чая, был не долог и постановил следующее:
   1) Следопыт идет впереди, указывая дорогу и служа в то же время соглядатаем; остальные идут все вместе, на расстоянии двадцати шагов от проводника, причем Змеиный Зуб с оружием наготове замыкает шествие.
   2) Соблюдается полная тишина.
   3) Вce должны помнить все постановления Союза Пяти.
   -- Торопитесь, друзья, торопитесь, -- говорил вождь, снова преисполненный энергии, но мы собирались не совсем охотно.
   Вяло укладывал я свою котомку и неторопливо увязывал бечевками.
   Кубырь зачем-то старательно вытряхивал свое пальтишко, а Крокодил возился с цветами, не зная, куда их пристроить.
   Змеиный Зуб нетерпеливо посматривал кругом и помогал то одному, то другому из нас.
   Наконец все приведено в порядок, собрано, медлить больше незачем, и мы, торопясь, отправились.
   Узенькая тропинка вилась некоторое время по широкой лужайке, составлявшей плоское дно лога, но очень скоро подошла к самой горе; здесь был поворот налево, брод через речку и вход в долину речки Лалетиной.
   Я перебрел речку и пошел, не останавливаясь, дальше, как вдруг сзади послышались крики:
   -- О-о!
   -- А-а!
   Быстро обернувшись, я увидел такую картину.
   Змеиный Зуб, широко расставив длинные ноги, стоял, протягивая руки куда-то кверху, и восторженно орал что-то такое, что никак нельзя было разобрать.
   -- О-о...а-а!
   Кубырь и Крокодил стояли по бокам и тоже кричали.
   -- Что такое? -- спрашиваю я, подбегая к ним.
   -- Смотри! -- многозначительно сказал Змеиный 3уб, и вся физиономия у него как-то необычно сияла.
   Я посмотрел в указанную сторону.
   Лес, скалистая гора за ним -- и больше ничего.
   -- Не вижу ничего.
   -- Скалы! В первый раз в жизни вижу, наконец, скалы, -- вырвалось у нашего вождя и он снова неистово закричал: -- ур-ра!
   -- Что же, полезем мы на них? -- спросил Крокодил.
   -- Не стоит, -- отвечал я и не без удовольствия прибавил: -- это еще что! Это, в сравнении со Столбами, чистая дрянь, а не скала. |
   Восторги сразу остыли.
   -- Неужели Столбы еще больше? -- недоверчиво спросил Крокодил.
   -- В сто раз, -- гордо проговорил я тоном бывалого человека и пошел вперед.
   Никто ничего больше не сказал, только Змеиный Зуб заметил:
   -- Так торопитесь же.
   Мы вошли в долину, по обеим сторонам которой вздымались два горных хребта, густо поросших лесом от основания до самой вершины, и казалось, что белоснежные тучки, плывшие по небу, чуть ли не цепляются за те деревья, что растут там, на вершинах. Одна сторона долины была еще ярко залита лучами солнца, но на противоположной горе уже легли тени и оттуда веяло на нас ароматным холодком.
   Воздух насыщен смолистыми испарениями кедровников и сосняков, пахнет травой, цветами, папоротником. Какие-то невидимые птички поют свои не слыханные нами песни, им вторит бурный поток, звеня по камням, и чуть-чуть слышно шепчет что-то лес.
   Тропинка то убегала в чащу, то змейкой извивалась по зеленым лужайкам, огибала громадные колоды упавших великанов-сосен, прыгала через поток.
   Мы давно забыли решение Совета и шли все вместе, причем Змеиный Зуб шел не последним, а следом за мною.
   Он поминутно вертел головой во все стороны, нюхал дух, щупал стволы деревьев, срывал цветы и всему и улыбался. Кубырь и Крокодил волновались не меньше его; Кубырь попробовал даже влезть на одну, особенно поразившую его величиною сосну, но оборвался с первого сука.
   Так шли мы дальше и дальше, не чувствуя ни малейшей усталости, хотя дорога все время понемногу поднималась в гору.
   -- Братцы! Да ведь это что же такое? Ведь это рай! -- восторгался Змеиный Зуб, когда мы вошли в густую осиновую рощу.
   Стройные стволы деревьев, у которых ветви были только вверху и переплелись там непроницаемым шатром, бесконечной колоннадой тянулись вдоль тропинки. Здесь было сыровато, и густая трава поднималась выше наших голов.
   -- Постойте.
   Мы остановились. Змеиный Зуб шмыгнул в траву и сразу исчез, точно куда провалился.
   -- Видно меня? -- спрашивал он, я голос его звучал совсем близко, рядом.
   Все трое напрасно старались что-нибудь разглядеть: вождь исчез.
   -- А я все вижу, -- продолжал Змеиный Зуб.
   -- А скажи: что я теперь делаю?
   -- Ты показываешь мне кулак, а Крокодил что-то жует.
   -- Ловко! -- удивились мы. Трава всколыхнулась, и наш вождь выскочил на тропинку.
   -- Братцы, поселимтесь здесь и будем жить тут всегда. Вон как тут хорошо: чуть что -- шмыг в траву, и делу конец.
   -- Шалашик устроим и костер зажжем, -- мечтал вслух Крокодил.
   -- Нa деревья будем лазать, -- прибавил Кубырь.
   И все наперебой заговорили о том, как хорошо будет жить в этой необитаемой чаще и никогда не возвращаться в город.
   -- А Столбы как же? -- спросил я.
   -- Гм!.. Там разве еще лучше? -- обернулся вождь.
   -- Там скалы, и мы будем жить в пещерах.
   И желание путешественников поселиться в осиннике поколебалось.
   -- В пещере лучше, однако? -- сказал Крокодил.
   -- Конечно, лучше!
   И мы долго размышляли, не зная, на чем остановиться.
   -- А далеко еще до Столбов? -- осведомился Змеиный Зуб.
   -- Версты две, две с половиною!
   -- Так идем, что ли? -- не обращаясь ни к кому, спросил он.
   -- Идем!
   -- В пещере лучше, однако? -- сказал Крокодил.
   -- Конечно, лучше.
   И мы долго размышляли, не зная, на чем остановиться
   -- А далеко еще до Столбов?-- осведомился Змеиный
   -- Версты две, две с половиною.
   -- Так идем, что ли? -- не обращаясь ни к кому, с. сил он.
   -- Идем.
   Но идти пришлось недолго: злая судьба посылала нам новое испытание.
   Свод ocиновой рощи скоро поредел, и впереди открыв новая лужайка, ярко залитая светом.
   Ничего не подозревая, я уже готов был выйти из густой заросли и тут только заметил черную избушку, около которой дымился костер. Молодой парень в красной рубашке наклонился над костром и кому-то что-то говорил.
   В тот же момент я отскочил обратно и, сделав руками знак молчания, застыл на месте.
   -- Что там? -- глухо прошептал Змеиный Зуб.
   Сердце у меня отчаянно билось, и я, едва переводя дух, сказал:
   -- Избушка и люди.
   Все в страхе посмотрели друг на друга.
   -- Спрячемтесь в траву, -- предложил Крокодил.
   И мы, оставляя широкий след, безмолвно спрятались в траву.
   -- Что же теперь делать? -- спросил после долгого молчания Змеиный Зуб.
   Он сидел с озабоченно нахмуренным лбом, но его глаза поминутно бегали по сторонам, а руки заметно тряслись, судорожно сжимая копье.
   Союз Пяти молчал.
   -- Обсудим, друзья, положение вещей, -- тихим шепотом предложил наш вождь. -- Следопыт, скажи, что ты видел.
   Я рассказал.
   -- Народу много?
   -- Я видел только одного, но он с кем-то разговаривал.
   -- Кто он, индеец?
   -- Не-ет... Он в красной рубахе...
   -- Что он делал?
   -- Должно быть, варил чай.
   -- Как вооружен?
   -- Не заметил.
   Змеиный Зуб подумал некоторое время и потом сказал:
   -- Ничего нельзя предпринять, пока не знаем подробностей; нужно кого-нибудь послать ползуном.
   -- Лучше бы убежать, -- чуть слышно прошептал Крокодил.
   Но наш вождь уже овладел собой и вошел в свою роль.
   -- Бежать? -- переспросил он, -- от кого?
   -- От этого... в красной рубахе.
   -- Четверым от одного?
   Он посмотрел на нас, трясущихся от страха, и с необычною решимостью сказал:
   -- Кубырь и Крокодил, сидите здесь и... ни звука! А мы идем на разведку. Ползи вперед, -- сказал он мне, -- нож держи наготове.
   Я не подумал отказаться, -- так сильно действовали его решимость и строгий тон, -- и, взяв нож в зубы, пополз.
  

Глава V. План атаки. -- Ползком. -- Змеиный Зуб танцует военный танец. -- Пробились.

   Одна, другая, бесконечные на этот раз, минуты, и мы выползли на опушку рощи и, раздвинув густую поросль, стали наблюдать.
   Парень в красной рубашке все еще стоял около костра и смотрел на висевший над огнем котелок.
   Позади его была видна приземистая, некрытая избушка, очень похожая на коровий хлев.
   -- Смотри, смотри, -- прошептал Змеиный Зуб, -- еще человек.
   -- Где?
   -- Около избушки, на углу.
   -- Это старик.
   -- Да. И больше я никого не вижу.
   -- Может быть, за избушкой или в самой избушке припрятались?..
   -- Слушай, слушай.... разговаривают.
   -- А, пожалуй, двоим-то не управиться нам, -- сказал старик.
   Змеиный Зуб многозначительно дернул меня за рукав.
   -- Конечно, -- отвечал парень, -- если бы Петруха еще сюда, а то, того и гляди, прозеваем... время-то летит.
   Змеиный Зуб опять дернул мой рукав и прошептал:
   -- Слышишь?
   -- Слышу, -- отвечал я, чувствуя, как мое сердце болезненно замирает.
   Разговаривавшие замолкли.
   Змеиный Зуб наклонился к моему уху и прошептал:
   -- Очевидно, они говорят про нас... засада... Нужно узнать, сколько их всего человек... может быть, пробьемся.
   -- Их двое.
   -- Не верь... эти дикие очень хитры... В избушке, наверное, скрыто человек тридцать... нужно это узнать.
   Я оглянулся на вождя. Он был бледен, губы слегка посинели, а в его глазах горели какие-то непонятные мне огоньки: я его не узнавал.
   -- Санька, что это ты?
   Он не слышал.
   -- Вот что, -- прошептал он после долгого молчания: -- я поползу к избушке и все высмотрю, а ты сиди и следи за обоими; если заметишь что-нибудь, мяукни котенком, и я буду знать, что грозит опасность.
   И он, не дождавшись ответа, пополз вдоль опушки.
   Некоторое время я видел, как колыхалась трава в том направлении, куда уполз Змеиный Зуб, слышал шорох, и затем все стихло.
   Я остался один.
   Было жутко в этом необычном положении. Боясь пошевелиться, я замер на месте и не спускал глаз с наших врагов. Толстый стебель какого-то широколистного растения торчал перед самым носом и мешал смотреть, но я боялся зашуметь и не решался сломить его.
   Прошло довольно много времени.
   -- Готова кашица, -- громко сказал парень, -- соли бы только прибавить.
   -- Прибавь, -- отозвался старик, сидя все на том же месте, -- только немного.
   -- Ладно.
   И парень пошел к избушке.
   Я встрепенулся, а он шел прямо к избушке, может быть догадавшись, что там где-то скрывается Змеиный Зуб; очевидно, пора дать сигнал.
   -- Мяу!
   Парень остановился и с удивлением посмотрел в мою сторону.
   -- Слышишь, дедка?
   -- Чего там?
   -- Котенок мяучит где-то.
   -- Иди, дурак, за своим делом, -- сердито проворчал старик, -- мало ли что в лесу примерещится. Наше место свято.
   Парень пошел.
   -- Мя-ау!! -- отчаянно завопил я.
   Парень опять остановился, а старик торопливо сделал крестное знамение.
   -- С нами крестная сила, -- бормотал он, -- да воскреснет бог и расточатся врази его...
   Увлекшись, я хотел мяукнуть еще раз, когда послышался шорох, и вслед затем явился Змеиный Зуб.
   -- Что там?
   -- Он хотел идти в избушку...
   -- Я это видел... Идем!
   И мы поползли обратно.
   Кубырь и Крокодил неподвижно сидели на том же месте, и оба тряслись, как в лихорадке.
   Увидев нас, Крокодил радостно заплакал.
   -- Ой, Васька! Ой, Санька! -- причитал он, -- здесь страшно. Ой, как страшно!
   -- Что случилось?
   -- Мы с Кубырем слышали, как где-то очень недалеко кричал леопард или тигр.
   -- Тигр? -- и Змеиный Зуб, тревожно озираясь, крепко стиснул свое копье, -- а как он кричал?
   -- Он кричал вот так: мяу!
   -- Тьфу! -- плюнул Змеиный Зуб и сердито швырнул копье на землю.
   -- Что ты плюешься? Ей-богу, так кричал!
   -- Отстань! Это Следопыт подавал мне сигналы.
   -- Ты? -- удивленно обернулся ко мне Крокодил и сконфуженно примолк.
   -- Вот что, друзья мои, -- шептал наш вождь: -- устроим экстренный совет; двиньтесь все сюда.
   Все сдвинулись в тесную кучку, и Змеиный Зуб с видом заговорщика глухо зашептал:
   -- Несомненно, у нас на пути засада; враги в количестве двух диких заняли хороший пункт; мы должны ухитряться пройти без всяких потерь и, главное, не быть узнанными. Я составил план действий; слушайте! Мы разделимся на три отряда: два пойдут вперед, а один останется в резерве и пройдет после. Первый отряд -- Кубырь и Крокодил -- поползут по левой опушке леса за избушкой; второй отряд -- Следопыт -- поползет по правой опушке; сойдясь на тропинке по ту сторону лужайки, вы подадите сигнал свистком, и тогда пойдет третий отряд -- я. Таким образом, у нас все время кто-нибудь будет в тылу у неприятеля. Одобряете?
   Рискованность плана меня очень страшила, сердце заранее замирало жутью, и я не знал, что ответить на вопрос вождя.
   -- А если они заметят нас и нападут? -- спросил Кубырь.
   -- Я это предвидел, -- отвечал вождь, -- и тогда мы сделаем так: замеченный врагом отряд постарается укрыться в траву, а я, чтоб отвлечь внимание, сделаю нападение с тылу...
   -- Ой, Санька, ты их будешь убивать? -- испуганно спросил Крокодил.
   -- Нет, я сперва буду плясать военный танец, одевши все доспехи...
   -- А если они бросятся на тебя?
   -- Тогда вы копьями ударите их с тылу.
   -- Санька, миленький, вернемся лучше назад! -- проговорил сквозь слезы бедный Крокодил.
   В душе я вполне сочувствовал этой мысли, но наш вождь так презрительно улыбнулся, так обидно сказал: "бабы могут вернуться", что я не осмелился сказать этого вслух.
   -- Кто еще хочет вернуться? -- строго спросил вождь.
   Молчание.
   -- Значит, идут все?
   Крокодил посмотрел на меня, на Кубыря и, не найдя нигде поддержки, убитым голосом прошептал:
   -- Все.
   -- Собирайтесь.
   Мы собрали свои валявшиеся на траве вещи, подтянули покрепче котомки и приготовили оружие. Змеиный Зуб облачился в подрясник, прицепил бороду и надел очки.
   -- Как можно тише! Как можно тише! -- наказывал он, и шествие двинулось.
   Добравшись до поляны, я остановился и посмотрел на неприятеля: оба сидели и ели ложками из котелка.
   -- Превосходно, -- прошептал Змеиный Зуб, -- они ничего не подозревают. Вперед, друзья! Как можно тише!
   У меня еще раз мелькнула мысль о великой рискованности нашего предприятия, но вернуться не было возможности. Вернуться одному назад? Нет! Там еще страшнее.
   Я взглянул на первый отряд, -- он уже уходил; Кубыря, идущего впереди, совсем не было видно, а Крокодил, низко пригнув голову, полз на четвереньках; Змеиный Зуб, спустив очки на кончик носа, зорко следил за неприятелем.
   Я перевел дух и пополз.
   В траве было очень мокро, и чем дальше я полз, тем становилось мокрее. Поминутно оглядываясь на неприятеля, чтобы не потерять его из виду, я часто натыкался на камни; стебли травы царапали лицо, и наконец я окончательно убедился, что залез в болото. Перебираясь с кочки на кочку, я старался не попасть в воду, но это было трудно сделать. Следить за врагом, стараться не шуметь и, главное, тащить несуразное копье, когда обе руки нужны, чтобы раздвигать траву и ощупывать почву, -- все это у меня никак не совмещалось, и мои ноги поминутно попадали в холодную тину.
   Как-никак, но дело шло вперед, и скоро, выглянув на поляну, я убедился, что сделал большую часть пути и был уж по ту сторону избушки; оставалось пройти не больше пяти сажен, и я снова пополз, как вдруг воздух огласился душераздирающим визгом.
   Я моментально узнал Крокодила, -- так визжал в минуту опасности только Крокодил и никто больше.
   -- Что случилось? Нападение?..
   Замирая от страха, я выглянул из своей засады. Оба неприятеля были налицо, около своего котелка.
   Очевидно, там на пути первого отряда была засада. Но почему же не слышно больше криков? И почему эти двое не бегут туда же?
   Я снова взглянул на старика и парня и удивился.
   Оба они неподвижно сидели на своих местах, беспомощно опустив руки, и со страхом смотрели за избушку, туда, где раздался этот ужасный визг.
   Момент, другой... вдруг парень сделал какое-то неуловимое движение в сторону шума; я взглянул туда же и понял. Присутствие скрывающихся на траве было слишком заметно: трава сильно колыхалась, слышался шум падающих камней, -- очевидно, наш первый отряд или сражался, или без всяких предосторожностей бежал.
   Что делать?
   Я не мог ответить на этот вопрос; тысячи мыслей мелькали в моей голове. Бежать... но куда? Спрятаться... а что будет дальше? Убьют?.. Скальпируют?..
   И вот моего слуха коснулись какие-то новые, непонятные шипящие звуки. Я оглянулся и, в свою очередь, чуть не завизжал от ужаса, но это было только в первый момент, потом я понял.
   Это был Змеиный Зуб. Он честно исполняет свой долг; он хочет ударить неприятеля в тыл и танцует свой военный танец. У меня замирало сердце при виде этого безумного танца. Он был ужасен.
   -- Фити, шити, тухта!.. Фити, шити, тухта! -- шипит 3меиный Зуб и встряхивает копье и высоко выкидывает то одну, то другую ногу. Широкие полы подрясника, как крылья огромного ворона, колышутся в воздухе; рыжая борода мечется из стороны в сторону, а безобразные черные впадины глаз неподвижно уставились на неприятеля.
   -- Фити, шити! -- беззвучно скачет Змеиный Зуб по тропинке, подвигаясь к избушке.
   -- Тухта! -- и он сделал фигуру в присядку.
   Неприятель поглощен наблюдениями за первым отрядом и не замечает нападающего с тылу.
   -- Фити, шити, тухта!.. Гр-р-р! -- по-собачьи заворчал Змеиный Зуб, -- ньям-ньям! -- добавил он, делая какие-то непонятные жесты руками.
   Оба неприятеля враз оглянулись.
   -- Фити, шити!..
   Неприятель дрогнул.
   Парень вскочил на ноги, неистово заревел и, как безумный, бросился за избушку, перевернув ногами котелок, разметав ложки и хлеб, а старик упал навзничь, закрыл голову руками и, словно в судорогах, стал кататься по земле...
   Что было дальше, я плохо помню, да, признаться, и не видал, так как и сам постыдно бежал. Выскочив на тропинку ту сторону злосчастной полянки, я со всего размаху налетел на Кубыря и Крокодила. Что они делали, я не заметил; я ничего им не сказал, но они только посмотрели на меня... и мы все трое без оглядки бежали.
   -- Вперед, друзья! -- раздалось сзади. То был Змеиный Зуб.
  

Глава VI. Бегство. -- Змеиный Зуб умирает. -- Совет. -- На Столбы.

   Мы долго бежали. Узенькая каменистая тропинка, виляя из стороны в сторону, поднималась в гору и с каждым шагом становилась вce круче и круче; все чаще и чаще выступали по ней острые края глубоко внедренных в землю камней. Молчаливый лес как будто сдвинулся, потеснился, переплетясь ветвями в один бесконечный шатер. Тихо, только легкий топот беглецов нарушает эту тишину. Не видно неба, не видно и солнца, и кажется, что ночь уже близка.
   Я едва передвигаю точно свинцом налитые ноги, в голове звенит и шумит. Я давно потерял копье; котомка съехала на бок и больно натерла левую лопатку. Мелькает мысль, что нужно потянуть веревочку, лежащую на правом плече, и что тогда котомка ляжет на свое место и не будет причинять боли, но меня охватило какое-то тупое равнодушие. Мне теперь все равно: будет ли больно спине, или нет... пусть нас настигнет погоня, пусть убьют... тогда я упаду вот сюда, в сырую траву, умру... и мне будет так хорошо лежать в этой прохладе...
   А перед самым моим носом торчит мокрый от пота затылок Крокодила; он еще бежит, но я чувствую, что он сейчас упадет и мне страшно захотелось, чтоб он упал; тогда бы я запнулся, конечно, за него и тоже упал бы, и мне не нужно было больше бежать.
   Но Крокодил не падал. Судорожно взмахивая руками, он бежал и бежал.
   "Зачем он бежит? -- думал я, -- все равно погибать, и если есть еще опасности, то мы бессильны бороться с ними; один дикий теперь легко перебьет наc всех".
   И это неожиданно пришедшее в голову соображение сразу вернуло мне трезвое сознание.
   -- Стой! -- закричал я.
   И в ту же секунду все четверо, как колеса одной машины, враз остановились и безмолвно повалились на землю, причем моя голова попала на спину Крокодила, а Змеиный Зуб уткнулся носом в голенище моего сапога.
   Только теперь я почувствовал, как я устал. Мне казалось, что никакие силы не смогут теперь отодрать от земли мое тело, которое все ныло и горело, и я лежал, лежал без желания встать когда-нибудь, без всякой мысли о прошедшем и предстоящем.
   Высоко-высоко, на самой вершине сосны, около которой мы свалились, на золотистом стволе могучего дерева играло светлое пятнышко, а за ним синел крошечный клочок неба.
   "Солнышко, -- подумал я, -- значит еще не слишком поздно".
   Какая-то шустрая птичка суетливо бегала по толстым ветвям и время от времени с любопытством наклонялась, чтоб посмотреть на нас. Толстая коричневая гусеница, вся покрытая блестящими волосками, не торопясь пробиралась по стебельку около моей головы. Мне почему-то казалось, что она ползет задом, но приподняться и удостовериться было не под силу.
   "Должно быть, задом... вот глупая, задом ползет... конечно, задом", -- назойливо вертелось в голове.
   Потом я опять увидал шуструю птичку. Она поймала что-то маленькое, зелененькое, взглянула одним глазком на меня и нырнула в дупло.
   -- Птенчиков кормит... а мне вот совсем не хочется есть; даже такой маленькой козявки, и то не съесть...
   -- Что ты говоришь? -- спросил меня чей-то хриплый незнакомый голос.
   Я повел глазами и никого не заметил.
   Должно быть, померещилось.
   -- Что? -- спросил опять хриплый голос.
   Я приподнял голову, чтоб осмотреться, но в это время зашевелился Крокодил.
   -- Ты с кем это разговариваешь? -- спросил он.
   -- И сам не знаю.
   Крокодил посмотрел кругом и равнодушно снова опустил голову на траву.
   -- Вася... -- хрипел неизвестный.
   Я не отвечал.
   -- Вася...
   Я приподнялся и сел.
   -- Что?
   -- Воды-ы... капельку воды...
   -- Санька, что с тобою?
   Змеиный Зуб безнадежно махнул рукой и еще раз прохрипел:
   -- Воды...
   -- Васенька, миленький, -- раздалось сзади, -- найди воды, а то он умрет, -- и Крокодил торопливо сунул мне в руки котелок.
   -- Я не знаю, где здесь вода; я не знаю, где мы.
   -- Ступай, Васенька, миленький, -- твердил неузнаваемый Крокодил, заботливо снимая с вождя его бороду, -- ступай скорее: его, должно быть, ранили... он умирает.
   Я взглянул на Саньку, и мое сердце болезненно екнуло.
   Наш вождь лежал, стиснув зубы, с иссиня-бледным лицом и трясся всем телом.
   Я схватил котелок и наугад пошел вперед. Страх и опасение за жизнь Саньки взбодрили меня, и я забыл про усталость.
   Дорожка круто поднималась в гору, и мелкая дресва с шумом катилась из-под ног.
   -- Где это мы? -- спрашивал я сам себя и тщетно оглядывался кругом, стараясь найти хоть какую-нибудь примету, по которой можно бы было опознать местность. Деревья, стоявшие кругом, так походили одно на другое, солнечные блики, игравшие кое-где, говорили так мало, что я становился в тупик.
   Но не прошел я и десяти сажен, как тропинка разветвилась надвое. Та, по которой я шел, поднималась дальше, а другая, поворачивала направо и спускалась вниз.
   -- Где это я? Куда идти?
   Я оглянулся кругом еще раз и тут только заметил две крестовидные насечки на осине, которая стояла на распутье.
   -- Как? Столбовский водопой? Значит, мы близ cамых Столбов?
   Не веря еще себе, я быстро свернул на вторую тропинку и бегом побежал дальше. Две-три минуты, и передо мною открылось крохотное озерко и впадавший в него серебристый ручеек. Зачерпнув воды, я так же быстро пустился назад.
   -- Скорей, скорей, -- махал руками Кубырь, завидев меня, -- он того... он совсем... и Кубырь не мог договорить.
   Вождь, широко распластавшись, с закрытыми глазами неподвижно лежал на земле, а Крокодил вцепился в него обеими руками и, захлебываясь от слез, говорил:
   -- Санечка... Саня... Зачем ты умираешь? Погоди маленько... Санькa, посмотри: какие большие деревья стоят кругом... посмотри, какая трава... Санька, открой глаза... посмотри...
   -- Что с ним?
   -- Ох, Васька... он похохотал немного и помер! -- и Крокодил горько зарыдал.
   Заплакал и Кубырь, опустившись на колени перед вождем.
   У меня слезы застилали глаза, и я, не зная, что делать, стал обливать голову Саньки водою.
   Тот очнулся и с удивлением посмотрел кругом.
   -- Он жив! -- встрепенулся Крокодил. -- Санька, ты еще живой? -- и Крокодил гладил вождя по голове, целовал его в лоб и заглядывал ему в глаза.
   -- Жив, -- чуть слышно отвечал Змеиный Зуб и жадно прильнул к котелку.
   -- Пей, пей! Больше пей, хорошая вода... очень хорошая вода, -- бормотал Крокодил, радостно утирая слезы.
   Но Змеиный Зуб вдруг опять задрожал, и частые слезы брызнули из его глаз.
   -- Ничего, ничего, -- говорил он, -- ха-ха-ха-ха! -- и он закатился каким-то неудержимым хохотом, страшным хохотом сквозь слезы.
   -- Ха-ха-ха... ха-ха-ха!
   -- Его, должно быть, ранили ядовитой стрелой, -- догадался Крокодил, и он теперь захохочется до смерти.
   Мне стало жутко. Кубырь прижался спиной к дереву и с широко открытыми глазами растерянно щипал какой-то цветок, а Санька все так же безумно хохотал, заливаясь слезами.
   -- Санечка, родимый, -- кричал Крокодил, обнимая голову вождя, -- не хохочи; пожалуйста, не хохочи.. Ой, Санька!.. бедный Санька, зачем ты так страшно хохочешь? Перестань же, я тебе подарю свой новый перочинный ножик...
   Змеиный Зуб крепко спал, когда остатки Союза Пяти сбились в тесную кучку для обсуждения дел. Совет состоялся тут же, в полутора шагах от спящего, и велся тихим шепотом.
   -- Он умрет? -- спрашивал Крокодил.
   -- Нет, -- почему-то решил я, -- он поспит и проснется.
   -- Да, он поспит и проснется, -- уверенно подтвердил серьезный, как никогда, Кубырь.
   -- Но что же мы теперь будем делать?
   -- Об этом-то и нужно поговорить.
   -- Будем сидеть и ждать, -- предложил Крокодил.
   -- Скоро будет ночь.
   -- Пусть!
   -- Здесь нет воды, здесь нельзя развести огня...
   -- Почему?
   -- Сидеть на самой дороге и с огнем?!
   -- Ну, мы отойдем немножко в траву, -- не унимался Крокодил, -- и будем сидеть ночь без огня.
   В первый раз я услышал так много возражений от обыкновенно молчаливого и конфузливого Крокодила и был cбит этим с толку.
   -- Гм... -- промычал я, не зная, что говорить.
   -- Мы должны заботиться о Саньке и больше ничего, -- решительно сказал Крокодил.
   -- Сидеть в лесу без огня ночью нельзя, -- вспомнил я, наконец, таежное правило.
   -- Почему?
   -- А звери?
   Крокодил растерянно оглянулся кругом.
   -- Что же делать-то? -- спросил он, готовый снова заплакать.
   Сумерки заметно сгущались, и положение становилось безвыходным.
   -- Сделаем носилки и понесем его с собой, -- предложил Крокодил.
   -- Нельзя, потому что тогда придется его разбудить, да и не донести нам.
   -- Разве далеко нести? Куда нести?
   -- Нести-то недалеко, не больше ста сажен, только все в гору и в гору.
   -- И потом куда?
   -- В пещеру.
   -- В какую пещеру? -- переспросил Крокодил.
   -- В пещеру первого Столба.
   -- Так разве до Столбов сто сажен только?
   -- Да, не больше.
   Робкий луч надежды блеснул в глазах моих собеседников.
   -- И в этой пещере можно спрятать его от зверей?
   -- Все спрячемся.
   Союз Пяти окончательно ободрился.
   -- Говори скорее, что нужно делать, -- почти враз сказали Кубырь и Крокодил, готовые теперь исполнять мои приказания.
   Я чутьем понял свое положение и сам исполнился решимости.
   -- Нужно, не теряя больше времени, приступить к делу и сделать следующее: один из нас останется здесь караулить Саньку, а двое пойдут в пещеру...
   -- Зачем?
   -- Там, -- продолжал я, -- они приготовят все к ночлегу, разведут костер, принесут воды и дров, а потом вернутся сюда за Санькой... Кто останется здесь?
   -- Я! -- решительно заявил Крокодил.
   -- Ты?? -- удивился Кубырь, -- что ж ты будешь делать, если...
   Но Крокодил не дал ему кончить.
   -- Вася, -- обратился он ко мне, -- позволь мне остаться.
   Мне никогда не приходилось давать приказания и разрешения, и я смущался своею ролью, но Крокодил понял меня иначе.
   -- Позволь, -- умолял он, -- ты ничего не бойся: у меня есть перочинный ножик, и Санькино копье вот лежит... я не побоюсь теперь никого и буду сражаться храбро... я ведь отчаянный.
   И я видел, что он говорит правду.
   -- Ну, оставайся.
   Крокодил молча достал свой ножик, взял в руки копье и, сев у Санькиного изголовья, не обращал на нас уже ни малейшего внимания.
   Мы с Кубырем стали собирать вещи, чтобы все сразу отнести в пещеру.
   -- Котелок взять? -- спрашивал Кубырь.
   -- Конечно. Чем же иначе мы возьмем воды?
   -- А он? -- указал Кубырь на спящего вождя.
   -- Да... как же так?
   -- Крокодил, воды оставить здесь?
   -- Налей в две чашки, -- ответил тот, не поворачивая головы.
   Мы с Кубырем посмотрели друг на друга, пораженные догадливостью младшего члена Союза Пяти.
   Все вещи наконец были собраны, нужно было идти, но я стоял, словно еще что-то не было сделано, словно не хватало чего-то.
   -- Ну, так мы пошли, Крокодил.
   -- Идите.
   -- Ты, значит, смотри... того...
   -- Не бойся.
   -- В случае чего... тревожный сигнал дай...
   -- Ладно.
   -- Спит?
   -- Спит.
   Я постоял еще некоторое время и пошел; Кубырь за мною, кряхтя под тяжестью двойной ноши.
   Пройдя несколько шагов, я оглянулся.
   Крокодил неподвижно застыл у изголовья Саньки. В гигантской рамке великанов-деревьев он напоминал теперь сказочного гнома, подкарауливающего фей.
   -- Он, наверное, ничего не слышит и не видит, -- шепнул Кубырь.
   -- Неладное с ним что-то.
   Кубырь слегка свистнул. Крокодил обернулся и махнул нам рукою.
   -- Слышит.
   Мы успокоились и пошли.
  

Глава VII. Ночь в пещере

   Пещера первого Столба мрачно зияла своею черною пастью, и мы с Кубырем остановились, не решаясь войти под каменный свод.
   -- А вдруг там кто-нибудь сидит? -- спросил Кубырь.
   У меня мурашки пробежали по спине, но нужно было бодриться.
   -- Ну, кто там будет сидеть!
   -- Темно, ничего не видно. Глубокая она?
   -- Сажен пять.
   -- Иди ты вперед, -- предложил Кубырь.
   И я, преодолевая страх, двинулся вперед.
   -- Никого нет.
   -- А ну, крикни.
   -- Кто тут есть? -- спросил я.
   Пещера наполнилась звуками, загудела, но никто не отозвался.
   Мы немного успокоились.
   -- Давай устраиваться вот тут, ближе к краю; тут вот и кострище недалеко.
   Кубырь еще раз оглянулся кругом и стал разгружаться.
   Я ощупал кострище; там лежало несколько больших холодных головешек. Горсть сухих сучков, собранных кругом, -- и крошечный костерок весело замигал у порога нашего пристанища.
   Свет ободрил нас, и мы перестали так часто озираться.
   -- Вали побольше.
   -- Да дров нет.
   Но головни, хорошо просохшие под каменным навесом, скоро разгорелись.
   -- Ну, Кубырь, теперь нужно торопиться и до ночи приготовить все. Ступай за дровами...
   -- А ты?
   -- Я пойду пока за водой.
   -- Знаешь что, -- после некоторого молчания сказал Кубырь, -- пойдем за водою вместе: все равно мне нужно знать, где здесь водопой.
   -- Боишься? -- спросил я.
   -- Боюсь, -- просто ответил Кубырь.
   И сразу обоим стало как-то легче. Теперь не нужно притворяться, и мы, взявшись за руки, побежали за водою.
   Только около водопоя мы вспомнили, что сделали большую оплошность и оставили все оружие около костра.
   -- Что теперь делать?
   Но в пещере было благополучно, наше оружие неприкосновенно валялось около входа, и мы почти совсем уже спокойно отправились за дровами.
   Прошло часа два. Мы натаскали целый ворох валежнику, нарвали травы для постели, обследовали все закоулки пещеры, несколько раз наведывались к Змеиному Зубу, а он все еще спал. Теперь расхрабрившийся Кубырь один ушел туда же, а я сидел около ярко разгоревшегося костра, присматривая за чайником.
   -- Э-гей! -- донеслось до меня в ночной тишине.
   Я прислушался.
   -- Ва-ась-ка! -- взывал кто-то.
   -- Что-о?
   -- Иди к нам, дорогу потеряли!
   Схватив пылающую головешку, я побежал на крик.
   -- Сюда!
   -- Прямо или направо?
   Я понял, что они были около поворота на источник.
   -- Прямо!
   Еще несколько минут, и передо мною явились три силуэта.
   -- Сюда! -- кричал я, махая головней.
   И вот передо мной весь Союз пяти.
   Ликующий Кубырь впереди, за ним, как ни в чем не бывало, Змеиный Зуб с копьем на плече, и улыбающийся Крокодил сзади.
   -- Санька, ты?
   -- Я, -- улыбнулся тот, не замечая на этот раз нарушения постановления Союза.
   -- Он совсем здоров, -- радостно доложил Крокодил.
   -- Ну, где твоя пещера?
   -- Идем.
   Пытливо озираясь кругом, наш вождь вступил в пещеру.
   -- Гм... пещера... Настоящая пещера! -- говорил он, ощупывая скалу, -- какой шершавый.
   -- Кто?
   -- Камень... скала! Я думал, что они гладкие бывают.
   Змеиный Зуб еще раз пошлепал ладонью по скале, оглянулся кругом и сказал:
   -- Хорошо, но жаль, что уже ничего не видно.
   Вскипел чайник. Змеиный Зуб снова приготовил нетерпеливо ожидаемую трапезу; мы дружно уселись вокруг дымящегося котелка и молчаливо принялись утолять голод.
   Ночь. Чуткая таежная ночь. Над самой пещерой тяжело нависли, бог весть почему только не падающие, скалы первого столба.
   Прямо перед нами, высоко вздымаясь в темную синеву звездного неба, рисовался гигантский силуэт подавляюще огромного утеса, гордо царящего над окрестностью.
   Темный лес, чутко ловит каждый звук, родящийся в полночной тишине, и близко-близко подступил к самой пещере, словно хочет подслушать нашу тихую беседу. Какие-то неведомые цветы на высоких стеблях повернули к нам свои белые кудрявые головы и заглядывают на яркий костер. А он весело гудит, играет огненными языками и сыплет золотыми искрами. Светлые блики бегают по стенам пещеры -- то ярко озарят острый угол скалы, то потухнут в темном углу.
   Все молчали.
   Не то жутко, не то радостно.
   -- Как здесь тихо, -- прошептал Крокодил.
   Но и этот шепот уловило чуткое эхо, и нам показалось, что в глубине пещеры кто-то тоже тихо прошептал:
   -- Как здесь тихо...
   Мы робко сдвинулись в тесную кучку и притаились.
   Вспорхнула где-то ночная птица, прошелестела трепетнолистная осина, простонала старая сосна, и снова тихо...
   -- Хорошо, -- чуть слышно произнес Змеиный Зуб.
   -- Ш-ш-ш! -- зашептала трава, а белые цветы укоризненно покачали головами.
   И мы молчали.
   Костер прогорел и затих. Тогда темные углы пещеры как будто расплылись, загадочный лес придвинулся еще ближе, ниже нагнулись белые цветы, и чудилось, что кто-то неведомый и незримый хочет войти в наше убежище.
   Я, не вставая с места, тихонько протянул руку и бросил несколько веток на золотистые угли.
   Минута, и сосновые ветки затрещали, закурились смолистым дымком, вспыхнули, и костер снова ожил, зарокотал.
   Крокодил погладил меня по плечу и улыбнулся, беззвучно шевеля губами. Я наклонился.
   -- Хорошо здесь, -- прошептал он мне прямо в ухо, -- только немножко страшно, -- и прикорнул у меня на коленях, словно отдаваясь под мою защиту
  

Глава VIII. Утро. -- О минувших событиях.

   Я проснулся от холода и в первый момент решительно ничего не понимал. Где я и почему так продрог? Но, оглянувшись кругом, я все понял.
   Было совершенно светло. На прозрачном, безоблачном небе, купаясь в солнечных лучах, рисовался грозный вчера, а сегодня только огромный утес. Лес весело шумел густою листвою, звонко чирикала какая-то птичка. Костер чуть-чуть дымился, и сизая струйка дыма, причудливо извиваясь, стлалась по холодному граниту.
   Крокодил, свернувшись калачиком, спал возле меня; немного подальше, скорчившись от холода, лежал Змеиный Зуб; Кубырь куда-то исчез.
   Я дрожал от холода и не решался вставать, но в конце концов не вытерпел.
   Выбивая дробь зубами, я кое-как раздул костер и вышел из пещеры; здесь, хотя и лежала тень, но было значительно теплее.
   -- Васюк!
   Я поднял голову и увидал Кубыря, сидящего на скале над пещерой.
   -- Иди сюда, здесь тепло.
   Я вскарабкался на скалу, залитую солнечным светом, подошел к Кубырю. Он рисовал.
   -- Что это ты?
   -- А рисую вон того дедушку, -- и он указал на страшивший нас утес, -- как его зовут?
   -- Второй Столб.
   -- Это нехорошо как-то. Лучше Дедушкой звать, -- говорил Кубырь, не отрываясь от своей тетрадки.
   -- Ты давно встал?
   -- Небось, встанешь в такой холодище... я уже много нарисовал.
   -- Покажи.
   -- Постой маленько, вот Дедушку кончу; а ты, знаешь ли, попляши, теплее будет. Я уже поплясал и согрелся.
   -- Нет, я лучше столкну вниз вот тот камень.
   -- Попробуй.
   Я принялся толкать лежавший на краю утеса камень; но это оказалось не под силу; глыба неподвижно лежала на своем месте.
   -- Вишь, урод какой, не своротишь.
   Я налег плечом.
   -- Смотри, улетишь вместе с камнем, -- заметил Кубырь.
   -- А ну его к шуту, согрелся.
   -- Наши спят? |
   -- Боюсь, что совсем окоченели.
   Кубырь закончил рисунок и теперь любовался им, сравнивая с натурой.
   -- Небо у меня никогда не выходит: вместо тучек всегда оладьи какие-то получаются. Смотри-ка. -- И Кубырь протянул мне свой альбом, сшитый из серой бумаги в восьмую листа.
   Я всегда восторгался рисунками Кубыря, но на этот pаз, как мне казалось, он превзошел самого себя.
   -- Вишь ты, -- завистливо говорил я, перелистывая тетрадку.
   -- Вот дерево недурно вышло, -- указал Кубырь на рисунок с подписью: "Дерево".
   -- Это какое дерево?
   -- А вон оно стоит, вон правее пня.
   -- Нет, я не про то. Какое это дерево -- береза, черемуха?
   -- И не береза, и не черемуха, а что-то вроде пихты, вишь с колючками.
   -- Не совсем будто на пихту смахивает: та кверху тоньше, а это раскидистое. Должно быть, это сосна?
   -- Тоже нет. Сосна вот стоит, с рыжим стволом; она походит, только ветки у нее не такие. Вот тут я нарисовал и ветку.
   Кубырь перевернул страничку и указал на рисунок с подписью: "Ветка с того дерева".
   Далее на нескольких страничках шли цветы и травы.
   -- Ту я ни одной по имени не знаю, -- сказал Кубырь, -- и подписывал от своего ума. Этот цветок около самой пещеры стоит. Видел?
   На черном фоне был изображен белый цветок с подписью: "Большой, белый, выше меня ростом, пахнет медом".
   Рядом другой: "Такой же, только листья широкие, как лопаты".
   И дальше: "Красивый, маленько красный". "Высокий, листья снизу покрыты пухом, не пахнет". "А этот пахнет черемухой". "Красивый, да скверно воняет".
   -- Это кто? -- спросил Кубырь.
   Я, конечно, сразу узнал портрет Змеиного Зуба, облаченного в доспехи, и пришел в восторг.
   -- Погоди, -- говорил Кубырь, -- карандашом еще что, а вот придем домой, я пером перерисую.
   -- Подари мне.
   -- Ладно, и тебе нарисую, а теперь пора, однако, чай пить.
   -- Идем.
   Мы быстро сбежали вниз и первым делом принялись за костер.
   -- Эй, ребята, проснись!
   Змеиный Зуб поднял голову и с недоумением уставился на нас.
   -- Что, брат, не узнаешь? -- спросил Кубырь.
   -- Бр-р... как здесь холодно.
   -- Ползи к костру, Егорка!
   -- Чайку горяченького бы! -- отозвался тот.
   -- Да ты не спишь?
   -- Нет. Я только примерз к дресве... почему мы на дресве спать легли?
   И действительно, трава, приготовленная нами с вечера для постели, лежала в стороне, а мы все целую ночь провели на жесткой и холодной дресве, которою было покрыто все дно пещеры.
   -- Это все со страху, -- говорил Кубырь, -- перетрусили вчера... ну, а все-таки вставайте, идем умываться и потом...
   -- Что потом?
   -- Да ведь мы на Столбах!
   Это напоминание имело магическое действие. Оба заспавшиеся путешественника вышли из пещеры, и мы все пошли на ручей.
   За чаем вспомнили вчерашние события.
   -- Постой, ребята! Из-за чего вся эта история вышла? -- спросил Змеиный Зуб. -- Ты чего завизжал? -- обратился он к Крокодилу.
   -- Да я увидал крокодила, -- отвечал тот.
   Все опустили чашки.
   -- Крокодила? -- удивился Змеиный Зуб.
   -- Да, -- уверенно отвечал Егорушка, -- крокодила, и шибко испугался.
   -- Почему же я его не видал? -- спросил Кубырь.
   -- Да он был очень маленький, он у меня из-под ладони выскочил.
   -- Крокодил из-под ладони выскочил? -- удивились все, -- да какой же это такой крокодил? Однако, ты врешь!
   Крокодил в смущении покраснел и принялся клясться.
   -- Ей-богу же, крокодил. Настоящий крокодил, такой же, как и на картинках: четыре ноги и хвост... только будто маленький; так , может быть, и маленькие крокодилы кусаются?
   Змеиный Зуб задумался, а Кубырь давно уже лукаво улыбался, глядя на них.
   -- А что, господа, -- серьезно заметил Змеиный Зуб, -- ведь возможно, что это был только что родившийся крокодиленок.
   -- Конечно, конечно, -- улыбнулся Кубырь.
   -- Что же ты смеешься?
   -- Да я сейчас видел несколько таких крокодилов.
   Змеиный Зуб тревожно приподнялся, а Крокодил испуганно оглянулся кругом.
   -- Только этих крокодилов, -- продолжал Кубырь, -- у нас ящерицами зовут.
   -- Гм... да... -- и вождь смущенно принялся за свою чашку.
   -- Так они такие и бывают... эти самые ящерицы? -- Крокодил улыбнулся, -- а я страсть как перепугался. И они не кусаются?
   -- Они боятся, как бы их кто не укусил, -- отвечал Кубырь.
   -- Откуда ты это знаешь? -- полюбопытствовал я.
   -- В книжке читал.
   -- Слушай, -- обратился ко мне Крокодил, -- а кто это здесь дресвы насыпал?
   И он указал на пол пещеры.
   -- Не знаю.
   Крокодил обвел глазами остальных членов Союза, но ответа не нашел и у них.
   -- Еще и вчера по всей дорожке дресва была насыпана, словно на аллее в городском саду, -- продолжал, ни к кому уже не обращаясь, Крокодил.
   -- Может быть, ее здесь и берут для города? -- обратился ко мне Змеиный Зуб.
   Мне снова пришлось повторить: -- Не знаю.
   -- Тогда это понятно, -- развивал спою мысль наш вождь: -- при перевозке дресва просыпается, а потому она и лежит по дорожке.
   Никто не имел ничего сказать против, и догадка вождя была принята вполне объясняющею замеченное явление.
   Разговор оборвался; все о чем-то paзмышляли.
   -- Санька, -- проговорил Кубырь.
   Вождь встряхнул головою, сделал руками знак молчания и сказал:
   -- Я только что хотел сказать о том же.
   -- О чем?
   -- А вот относительно имен и постановлении Cоюза. Mы опять отступаем от наших правил. Я думаю, что об этом нужно поговорить как следует и затем весь наш устав написать. Почему Крокодила и Кубыря никто не зовет Егоркой и Николкой, а меня и Следопыта зовут Санькой и Васькой? Почему?
   -- Потому что у вас имена неподходящие, -- сказал Кубырь, -- неподходящие и слишком длинные.
   -- А как же Крокодил, разве это коротко? Кро-ко-дил... Сле-до-пыт... -- одинаково.
   Мне не особенно нравилось мое имя, и потому я поспешил вмешаться в разговор.
   -- Его зовут Крокодилом, и все знают, почему его так зовут, потому что он боится крокодилов, а у меня имя из книжки
   -- Но и у меня имя из книжки, -- сказал Змеиный Зуб.
   -- И нехорошее оно у тебя.
   -- Почему это? -- вызывающе обратился ко мне Змеиный Зуб.
   Я затруднялся с ответом, но Крокодил выручил меня.
   -- Конечно, нехорошее имя, -- сказал он, -- противное. Разве ты походишь на змею или на зуб?
   -- Гм... -- прокашлялся вождь.
   -- Из нас никто не видал змеиных зубов, -- продолжал Крокодил, -- но, вероятно, эти зубы ужасно противные. И не злой ты, а змеи кусаются своими зубами.
   -- Да, -- говорил Змеиный Зуб, -- это пожалуй, это может быть. Хотя меня все-таки чаще зовут моим прозвищем, чем Следопыта
   -- И Следопыта нехорошо зовут, походит на "копыто".
   Крокодил, очевидно, припомнил мой стишок, которым я ознаменовал cвoe наречение:
   Различал я очень скоро
   Следы лапы и копыта,
   И за это мне без спора
   Дали имя Следопыта.
   -- Ведь и я умею различать следы лапы и копыта, -- вполне резонно заметил Кубырь, -- и Крокодил, и ты.
   Все, очевидно, забыли про мои обязанности узнавать по следам роды индейцев, а потому, когда Крокодил предложил переименовать меня, никто ничего не возразил.
   -- Хорошо, -- согласился вождь, -- придумывайте имена, а когда мы взберемся на самую высокую скалу, там мы совершим новое наречение.
   Крокодил радостно захлопал в ладоши, но вдруг стих, и лицо его стало серьезным.
   -- Слушай, Санька, а что это было с тобою? -- спросил oн.
   Все повернулись к вождю; тот почему-то густо покраснел и тихо проговорил:
   -- Это болезнь у меня такая.
   -- Болезнь? И ты всегда так хохочешь, когда захвораешь?
   -- Всегда.
   -- Отчего?
   -- Я не знаю. Доктор дает мне пить какое-то соленое лекарство. Мама говорит, что это у меня, как и у нее, "нервы шалят".
   -- Нервы шалят?
   -- Да.
   Никто из нас троих не понимал, что это значит.
   -- Так ведь ты на самом деле плакал вчера и потом по-настоящему уснул, -- почему же твоя мама говорит, что ты шалишь? -- недоумевал Крокодил.
   -- Да не я шалю, а нервы!
   -- А это что такое?
   -- Я и сам не знаю, -- внутри что-то. А дядя Петя дразнит меня за это "истеричной бабой". -- И в голосе Саньки послышались слезы обиды.
   Мы окончательно ничего не понимали, но было так жалко нашего бедного вождя, у которого внутри что-то шалит, который от этого так страшно хохочет, и над которым так нехорошо смеется дядя Петя.
   -- Бедный Санька, тебе, должно быть, очень нехорошо бывает?
   И Крокодил любовно погладил вождя по колену.
   Мне же представилось, что у Саньки внутри сидят какие-то маленькие-маленькие существа, вроде гномов, они порой шалят и щекочут Саньку, а он хохочет и плачет от этой щекотки. Впоследствии я сочинил об этих существах и их дурном поведении очень большое стихотворение, но теперь никому не сказал о своей догадке.
   -- Ну ладно, -- тряхнул головой Змеиный Зуб, -- все это прошлое, а теперь что? Куда мы?
   -- Полезем на скалы, -- предложил я.
   Все встрепенулись.
   -- На которую?
   -- А вот сперва на Первый Столб, у подножия которого наша пещера.
   Все посмотрели вверх на грозно нависшие, неприступные громады и сразу остыли.
   -- Да нет, лезть не здесь. Есть удобное место, -- поспешил я успокоить струхнувших искателей приключений.
   -- Ты был на самой вершине? -- недоверчиво спросил Змеиный Зуб.
   -- Был! Говорил ведь уже об этом.
   -- И помнишь путь?
   -- Да ну вас, -- вмешался Кубырь, -- идемте, там видно будет.
   Мы припрятали наши пожитки под камень в самом дальнем углу пещеры, вооружились по требованию вождя и пошли.
  

Глава IX. Поход на вершины. -- Невиданное явление. -- Ужасная змея. -- Бегство

   Тропинка, нырнувшая было вниз, круто повернула налево, и сразу начался подъем. Огромные камни, разбросанные по всей тайге, то и дело попадались на пути, местами лежал колодник, и тропинка извивалась между ними мелкими зигзагами.
   Неуверенный в себе, я зорко смотрел по сторонам, стараясь не просмотреть разветвлений дорожки, но густые поросли мощной травы, вздымавшейся значительно выше наших голов, так резко оттеняли тропинку, что сбиться было мудрено. В лесу было прохладно, местами еще блестели слезинки необсохшей росы, хотя солнце, проглядывавшее иногда сквозь густой свод ветвей, стояло уже высоко.
   Вот и первый поворот; я взглянул на него и уверенно продолжал путь прямо.
   -- Стой! -- окликнул Змеиный Зуб, -- куда это свернула дорожка?
   -- На Второй столб.
   -- А это что, вон налево, в горе?
   -- Где?
   -- Вон около скалы что-то черное с лапами?
   -- Это бурелом.
   -- Что это такое?
   -Дерево, которое с корнем выворочено бурей. Дерево упало, а корни поднялись кверху.
   -- Посмотреть бы!
   Через минуту мы стояли вокруг поверженного великана. Сосна в два обхвата толщиной, переломав множество мелких деревьев и придавив к земле гибкий кустарник, завалилась между такими же, как и она, богатырями и беспомощно протягивает к ним вверх уцелевшие сучья. На том месте, где она стояла, зияет черная яма, а оборванные беловатые корни, подняв с собою огромный пласт земли, взвились выше кустарников, и вся эта черная масса стоит, словно какое-то чудовище, приготовившееся к нападению.
   "Как же здесь страшно, -- подумал я, -- когда случится буря, которая валит такие огромные деревья".
   Крокодил, очевидно, думал о том же самом. Он боязливо оглянулся на ствол сосны, стоявшей позади его, осторожно передвигая ноги, подошел к дереву и зачем-то пощупал его смолистую кору.
   -- А почему упало то дерево, а не это вот? -- спросил он. -- Ведь они одинаковы.
   Никто не мог удовлетворить его ответом.
   -- Должно быть, на это дерево сильнее дуло, -- сказал я.
   -- Почему так? -- допытывался Крокодил.
   -- Не знаю, -- признался я.
   -- И ничего-то все мы не знаем, -- горестно воскликнул Крокодил.
   Он, несомненно, сказал истину, но она была открытием для всех нас. Змеиный Зуб не то удивленно, не то сконфуженно посмотрел на нас и невнятно пробормотал:
   -- А ведь это, пожалуй, правда!
   -- Конечно, -- буркнул Кубырь, -- и ничего тут нет удивительного!.. Идем дальше.
   Мы возвратились молча на тропинку.
   -- Постой, -- остановил меня вождь, -- почему ты пошел туда, налево, а не направо?
   -- Потому что мы, чтоб посмотреть на упавшее дерево, свернули с тропинки налево.
   Змеиный Зуб подумал некоторое время и, кивнув в знак согласия головою, поощрительно заметил:
   -- Ты у нас молодец.
   Тропинка все время заметно забирала влево, то есть шла вокруг подножия Столба и неуклонно поднималась в гору.
   -- Неужели так и до самой вершины дойдем? -- спросил, наконец, Змеиный Зуб.
   Я не мог не улыбнуться и загадочно ответил:
   -- Это еще цветочки.
   -- Ты не торопись так, я совсем запыхался! Постоим маленько, -- попросил Крокодил.
   Все приостановились.
   -- Что, скоро?
   -- Скоро! Вон около того камня, что на сахарную голову походит.
   -- И на него мы полезем? -- ужаснулся Крокодил.
   -- Позади его, по щели.
   -- А ты хорошо ли дорогу знаешь? -- усомнился Кубырь.
   Я не мог утвердительно отвечать на этот вопрос, ответить отрицательно было невозможно, и я прибег к хитрости.
   -- Можешь вернуться, я тебя не тащу! -- отвечал я, принимая вид оскорбленного человека.
   -- Ну-ну... ладно уж! -- виновато улыбнулся Кубырь.
   -- Смотрите! Смотрите! Что это такое? -- испуганно закричал наш вождь, указывая на тропинку впереди.
   -- Палочка катится, -- сказал Крокодил.
   -- Как же она в гору катится?
   -- Это змея! -- вырвалось у меня.
   Все застыли в немом ужасе, следя глазами за невиданным чудовищем. А змея, торопливо извиваясь, проползла по тропинке аршина полтора, затем, блистая стальными чешуями, поднялась до половины туловища, посмотрела на нас, покачалась из стороны в сторону и скрылась в траве.
   Мы стояли, не смея пошевельнуться, и пристально смотрели на то место, где она скрылась.
   -- Вон, какие они бывают, -- словно сквозь сон проговорил Змеиный Зуб, -- да-а:
   Крокодил держался за мой рукав, а Кубырь внимательно осматривал траву около своих ног.
   Прошло несколько томительных минут; мы не трогались с места.
   -- Что же теперь? -- обратился я к вождю.
   Тот помолчал.
   -- Вернемтесь в нашу пещеру, ребятушки, -- предложил Крокодил, -- а на Столб полезем потом.
   Я в душе вполне сочувствовал этому плану.
   -- А если попробовать пройти... укусит или нет? -- размышлял вслух Кубырь.
   -- Укусит, непременно укусит, -- спешил уверить нас Крокодил, -- как подойдешь к тому месту, она выскочит, и прямо за ногу -- цап!
   У меня в правой ноге пробежала легкая судорога.
   -- А если обойти это место подальше? -- спросил Змеиный Зуб.
   -- Там сидят другие змеи, под каждым деревом по змее, -- твердил Крокодил.
   Все невольно начали озираться и перебирать ногами.
   -- Ну, уж ты наговорил! Под каждым деревом по змее!
   -- Конечно, -- продолжал Крокодил, -- разве здесь одна змея живет? -- спросил он у меня.
   -- Много.
   -- Ну, вот видишь.
   -- Трусишка! -- пренебрежительно фыркнул Кубырь.
   -- А иди ты вперед, пойдем и мы, -- решил вождь.
   Кубырь сделал над собой усилие и отсчитал три шага вперед; до страшного места оставалось два.
   Мы стояли на месте.
   -- Ну? -- полуобернулся к нам Кубырь.
   -- Не ходи, Кубырь, не ходи, миленький, -- взмолился Крокодил.
   Кубырь приостановился, потом сделал один нерешительный шаг; мы все с трепетом следили за ним, -- и вот разыгралась катастрофа.
   Я сам очень хорошо видел, что Кубырь наступил на какой-то сучок, иссохшая ветка которого царапнула Кубыря по сапогу, но Крокодил так отчаянно завизжал: "Змея"!, Кубырь так стремительно рванулся с места, что я тоже поверил, что это была змея. Отважный Змеиный Зуб бросился на помощь, но Кубырь уже бежал и бежал вперед. Змеиный Зуб рванулся за ним, вслед ему пустился я, а за мною Крокодил.
   -- Куда же вы? Куда же вы? Там змея! Назад нужно! -- кричал он, не отставая, впрочем, от меня ни на шаг.
   Но его никто не слушал, и все мы стремительно мчались вперед.
   Подъем становился все круче и круче. Густые поросли травы остались позади, и теперь тропинка вилась между колоннадой сосен, где по земле стелется один мох, густо усыпанный рыжею прошлогоднею хвоей. Это отсутствие таинственных порослей подействовало успокоительно; наш бег стал заметно замедляться, и, пробежав еще сажен десяток, мы наконец остановились у подножия какого-то высокого отвесного утеса.
   Кубырь взобрался на ближайший огромный плоский камень, похожий на гигантскую ковригу, и растянулся там во весь рост.
   -- Айда, ребята, сюда, тут уже никого нет! -- крикнул он.
   Мы все последовали за ним и, поджимая под себя ноги, расселись.
   -- У-у-ух!!
   И на сердце сразу стало легче.
   -- Штука! -- весело проговорил Кубырь.
   -- Да, история! -- согласился Змеиный Зуб.
   -- Тебя не укусила?
   -- Нет, -- тряхнул головой Кубырь.
   -- А почему же ты бежал?
   -- Кто-то закричал: "змея!" Я и не думал бежать, да ноги сами побежали.
   -- Я видел, что змея около ноги у тебя болтнулась, -- сообщил Крокодил.
   -- Ну? -- встревожился Кубырь.
   -- А потом, -- продолжал Крокодил, -- она, должно быть, куснула тебя, ты и побежал.
   -- Ты бы посмотрел себе ногу, -- предложил Змеиный Зуб.
   В одну секунду Кубырь стащил сапог, засучил штанину и отдался нашим исследованиям.
   Мы с серьезным видом поворачивали его ногу во все стороны, тщательно осмотрели ее всю, но не нашли никаких опасных признаков.
   -- Здесь все целешенько. Только вот синяк сидит под коленом.
   -- Синяк вчерашний! А что не кусал меня никто, это я вам и раньше говорил.
   Мы окончательно успокоились и принялись болтать.
   -- Всего-то в ней не больше трех четвертей, а такая опасная штука! -- удивлялся Змеиный Зуб.
   -- Противная она, -- проговорил, делая гримасу, Крокодил.
   -- А почему она убежала в траву?
   -- Куда же ей больше?
   -- Почему она не кинулась на нас?
   -- Чего же ей кидаться-то? -- спросил я.
   -- Некоторые змеи, -- многозначительно заговорил вождь, -- глотают людей и даже быков!
   Крокодил вытаращил глазенки.
   -- И эта глотает? -- спросил он.
   -- Наверное, -- небрежно обронил вождь.
   -- Глотает людей и быков? -- поразился Крокодил.
   -- Да что ты, у Майн Рида не читал об этом, что ли?-- рассердился наконец Змеиный Зуб.
   Крокодил был в недоумении.
   -- Читать-то читал, -- бормотал он, -- только как же это так? Сама три четверти ростом, а глотает быков?!
   -- Да что ты, дурак, привязался! -- раздражался Змеиный Зуб, -- не каждая же змея должна глотать людей и быков. Которая поменьше, та глотает мальчишек и телят. А которая еще меньше, та другое что-нибудь глотает!..
   -- Кошек, -- подсказал Кубырь.
   -- Ну, вот кошек, или собачонок маленьких... Ты должен сперва прочитать всего Майн Рида, а тогда уж и соваться в разговоры, -- наставительно добавил вождь.
   Но Крокодил не унимался.
   -- А разве здесь, -- спрашивал он, -- живут кошки и маленькие собачонки?
   Вождь злобно молчал.
   -- Чего же ты сердишься? -- миролюбиво говорил Крокодил, -- я ведь тебя не обидел. А если эта змея не может проглотить быка, так я разве виноват? Пусть она мышей глотает.
   Крокодил помолчал минутку и потом добавил:
   -- А Майн Рид, наверное, все врет.
   -- Майн Рид врет? -- воскликнули все враз.
   -- Конечно, -- спокойно продолжал речь Крокодил, -- все врет. И про мустангов, и про индейцев, и про змей, которые быков глотают, врет.
   И никто ничего не сказал в защиту Майн Рида, хотя, случись это не сегодня, Крокодил, наверное, получил бы самую большую порцию лещей. Теперь же -- в нашу жизнь вошло что-то новое.
  

Глава X. По скалам. -- Ползком. -- Оборвался.

   Мы стояли около того места, где начинался подъем на Первый столб, нерешительно посматривали на расселину в скале, по которой нужно было карабкаться наверх, и все молчали.
   Я чувствовал, что мне нужно действовать; но эта расселина, по которой я в прошлый раз при помощи взрослых взобрался так легко, теперь казалась мне решительно недоступной. Я в десятый раз взглядывал кверху, -- скалам не было видно конца. Огромные, беспорядочно нагроможденные одна на другую, они сурово нависли, давили своей массивностью, и мрачным видом будили в сердце суеверный трепет.
   -- Туда ли мы пришли? Здесь ли подъем? -- тихо спросил Змеиный Зуб.
   -- Здесь, -- отвечал я: -- вот высохший ствол дерева в расселине, по которому нужно карабкаться, а вон там вверху на скале значок сделан белой краской: до него и нужно дойти вплоть.
   Все со страхом посмотрели на указанное место, которое снизу казалось совершенно неприступным. Я видел, что даже Змеиного Зуба покидала решимость.
   -- Угм, -- мычал он и не двигался с места.
   -- Не стоит, братцы, тут голову сломишь, -- сказал Кубырь, а Крокодил, растерянный, безмолвно озирался кругом, словно желая улепетнуть.
   -- Попробуем, -- проговорил Змеиный Зуб. Он подошел к лесине, заменявшей лестницу, и попробовал ее пошевелить.
   Но та не дрогнула.
   -- А ведь крепко стоит. И не так уж страшно. Я полезу.
   И наш вождь вскарабкался по дереву сажени на три. Мы трое, не спуская глаз, следили за ним.
   -- Ну, что? -- спросил Кубырь.
   -- Очень хорошо. Лезьте!
   Мне вдруг стало зазорно, и я первым последовал за вождем. Тот приостановился и пропустил меня вперед.
   -- Валяй, -- сказал он, -- показывай дорогу.
   Как всегда и везде, трудным и страшным оказалось только начало; я очень быстро дошел до вершины дерева и влез на маленькую площадку.
   -- Дай руку.
   Я подал, и Змеиный Зуб стоял рядом со мною.
   Кубырь и Крокодил все еще стояли на земле и, задрав головы, смотрели на нас.
   -- Валяй скорей, ребята, -- кричал им Змеиный Зуб,-- дальше совсем пустяки.
   Нам не было слышно, о чем разговаривали внизу, но, очевидно, Кубырь подбадривал оробевшего Крокодила и, горячо жестикулируя, указывал ему, как нужно действовать руками и ногами.
   Наконец оба они подошли к дереву. Крокодил взялся за первые сучки и приостановился.
   -- А там дальше что? -- обратился он к нам.
   -- Пустяки. Совсем не страшно. Словно по развалинам каким идти придется.
   -- А по дереву лазать не придется?
   Я, хотя и знал, что придется еще два, раза, но поспешил ответить отрицательно.
   Кубырь подтолкнул Крокодила; тот с отчаянием поплевал на руки и стал, к удивлению нашему, довольно ловко взбираться вверх.
   -- Ай да Крокодил, -- вырвалось у Змеиного Зуба.
   Тяжелее всех оказался Кубырь. Он очень запыхался и наделал ссадин на руках больше, чем все остальные.
   Но вот и он.
   -- А ведь ничего себе штука, забористая, -- говорил он, исследуя свои царапины.
   -- Ну, это что. Это пустяки! -- солидно заметил я.
   -- А разве еще хуже будет?
   Я понял, что дал маху, но быстро нашел выход.
   -- Я про царапины говорю.
   -- А-а, -- протянул Кубырь и успокоился.
   -- Ребята, здесь вода бежит!
   И Змеиный Зуб, ушедший вперед, указал куда-то под камень.
   Я уже знал, что это тает снег, который набивается в течение зимы в глубокие щели между скалами, и, не без сознания собственного достоинства, поделился этим сведением со спутниками.
   Дальнейший подъем был легок, и мы, прыгая с камня на камень, взбирались все выше и выше. Путь, несмотря на то, что под ногами лежал один сплошной камень, утерять было трудно, так как на скалах, сплошь покрытых лишаями, оставался очень заметный след от ранее проходивших путешественников.
   На одной из площадок, ровной, как стол, Крокодил увидел нечто особенно его поразившее.
   По самой середине камня, в небольшом углублении, стояло зеркальное озерко.
   Крокодил в восторге хлопал в ладоши и кричал:
   -- Смотрите, смотрите, ребятушки, вода! И словно в блюдечко налита. Какая чистая!
   Змеиный Зуб отнесся к открытию более сдержанно. Он макнул палец в воду, смерил глубину и глубокомысленно задумался.
   Все вопросительно смотрели на меня.
   -- Не знаю, -- отвечал я на этот молчаливый вопрос.
   -- Это дождевая вода, -- догадался Кубырь.
   -- А кто ямку выдолбил? -- спросил Крокодил.
   Ответа ни у кого не нашлось, и мы пошли дальше. Но тут нас ожидало новое препятствие.
   Оказалось, что идти больше некуда, разве только назад, так как впереди скалы стояли стеной.
   Мы долго ходили, лазали, ползали во всех направлениях в тщетных поисках удобного пути и ни с чем вернулись на прежнее место.
   Тогда я стал более тщательно присматриваться к следам, и они привели меня к узкой щели, не больше четверти шириной, по которой, спускаясь вниз, висел длинный коричневый корень.
   Я сразу узнал "самое опасное место".
   -- Здесь.
   Спутники подошли ко мне и с недоумением смотрели на высившуюся перед нами скалу.
   -- Где?
   Я молча указал на щель.
   -- Здесь?! -- удивились все.
   Кубырь посмотрел вверх и сказал:
   -- Врет он. Там вверху совсем некуда идти. Там угол какой-то.
   -- Я хорошо знаю, что здесь, -- упорно твердил я.
   -- Да ты посмотри сам.
   -- Чего мне смотреть, я тут лазал.
   Но на этот раз мне никто не поверил.
   -- Тут без веревки едва ли возможно, -- заметил Змеиный Зуб.
   И, к стыду своему, я вспомнил, что в прошлый раз у нас действительно имелась веревка, при помощи которой и проходили это место.
   -- Да, здесь мы с веревкой лезли, -- виновато проговорил я.
   -- А что ж ты раньше не говорил?
   -- Забыл.
   -- Забыл! -- передразнил меня Кубырь, -- тоже проводником берется быть.
   Но за меня неожиданно вступился Змеиный Зуб.
   -- Это ничего, -- умиротворяюще проговорил он, -- нельзя всего упомнить. Я думаю, что мы можем: мы: должны влезть и без веревки.
   Заступничество вождя ободрило меня, и я постарался загладить ошибку.
   Припомнив в точности все приемы, которые применялись при подъеме в прошлый раз, я объявил, что иду первым.
   Ухватившись руками за гибкий корень, я стал подниматься, стараясь опираться ногами о выступы скалы, но эти последние были слишком малы, и нога срывалась. Тогда я попробовал попасть носком сапога в щель, и дело пошло успешнее. Несколько раз сапог завязал в щели, несколько раз мне казалось, что обрывается корень, и у меня замирало сердце от страха; я ссадил себе оба колена и наконец добрался до цели. Я сделал всего не больше полутора сажен, но когда, добравшись доверху, оглянулся,-- мне стало ясным, какой опасный, путь совершил я. Оборвись корень, -- и я полетел бы на тот узенький выступ скалы, на котором стоят теперь мои спутники; удержаться на нем нет никакой возможности, и следовательно...
   У меня мороз пробежал по спине, когда я взглянул на те выступы, по которым мне пришлось бы катиться.
   -- Что с тобою? -- спросил Змеиный Зуб, очевидно, уловивший выражение страха на моем лице.
   -- Устал очень, -- отвечал я.
   -- А страшно?
   -- Нисколько!
   А у самого сердце замирает.
   -- Теперь свяжите в виде веревки ваши пояса и забросьте сюда; я буду помогать вам.
   Четыре пояса были связаны и протянулись вдоль корня. На конце, при помощи пряжки последнего ремня, была устроена петля; Змеиный Зуб продел в нее руку так, что петля обхватила ему плечо через подмышку, и начал карабкаться. Я тянул его за пояса.
   -- Ого-го! -- прошептал он, когда, оказавшись рядом со мною, оглянулся назад, но, ничего не говоря, освободил пояса и спустил их вниз.
   -- Теперь ты, Кубырь.
   -- Почему я?
   -- Здесь очень тесно, тянуть может только один, так что иначе придется Крокодилу вытаскивать тебя.
   -- Ты пропусти его вперед.
   -- Нельзя, брат. Здесь так тесно, что двоим расползтись негде.
   -- А Васька где? -- послышался встревоженный голос Крокодила.
   -- Здесь, здесь, -- отвечал я, -- сижу на полочке.
   И это была правда, так как место, где сидели мы со Змеиным Зубом, было не больше трех четвертей ширины, и этот выступ, в виде карниза, опоясывал огромную скалу. Я не видел, что делалось внизу, но Змеиный Зуб усердно тянул, корень вытягивался и вздрагивал, следовательно, все шло благополучно.
   Вот показалась голова Кубыря. Змеиный Зуб подал ему руку и вытащил его окончательно.
   Мы передвинулись еще на нашей полочке, чтобы очистить место Кубырю.
   -- Ты не говори ему, что тут страшно, -- прошептал Змеиный Зуб, передавая Кубырю пояса.
   Тот кивнул головой и приготовился поднимать Крокодила.
   -- Нужно было его вторым пустить, -- сказал Змеиный Зуб.
   -- Почему?
   -- Тогда бы ему пособляли и снизу.
   -- Что, полез уже? -- удивились мы оба, увидав, что Кубырь начал тянуть за ремень.
   -- Очищайте место. Сейчас будет.
   И вот мы все четверо сидим, как воробьи на застрехе. Крокодил припал к Кубырю и старается не смотреть вниз, а Змеиный Зуб уже посматривает через мое плечо вперед.
   Дальше нужно было двигаться ползком, так как выпуклость скалы низко нависла над нашей полочкой. Путь был рискованный. Узкий карнизик огибал скалу, и нам не было видно, куда он уходит. Справа теснит нависшая скала, где совсем не за что ухватиться; слева обрыв, страшно смотреть, но я знал, что за поворотом снова будет безопасно, -- и пополз.
   Жутко. Всем телом льнешь к холодному камню и стараешься не смотреть в глубину обрыва.
   Конец ремня мешает свободному движению руки, но его необходимо взять с собою, чтоб проложить вдоль карнизика и тем самым обезопасить путь остальным.
   Вот и заворот. Осталось проползти не более аршина. Одним глазком смотрю налево и сразу почувствовал себя на воздухе. Глубоко внизу, на дне долины, зеленым ковром разостлался лес, тот самый лес, проходя по которому мы чувствовали себя ничтожными карликами. Теперь этот лес сам напоминает мураву лужайки. Удивившись этому явлению, я стараюсь присмотреться.
   Хочется увидеть те сосны, что там внизу удивляли меня своей величиной.
   Вот среди моря зелени сереет камень. Приглядываюсь. Около него береза. Видно очень хорошо.
   И вдруг у меня закружилась голова. Я всем телом припал к камню, уткнулся лицом в глубь полочки и пролежал так несколько секунд.
   -- Васька! Васька! -- слышались тревожные оклики сзади.
   -- Сейчас.
   Я, уже не поднимая головы, быстро прополз остальное пространство и облегченно вздохнул, очутившись вне опасности.
   -- Кубырь! -- кричал я, -- держи конец ремня, крепче держи! А ты, Санька, ползи. Держись за ремень, я его здесь укрепил. Старайся не смотреть налево, смотри на то место, где ползешь.
   Послушный совету, Змеиный Зуб полз, имея все время ремень под правой рукой и не отрывая от него глаз, пока не ухватился за мою руку.
   То же самое проделал Кубырь.
   Крокодил, оставшийся один за выступом, сильно тревожил нас всех. Мы велели ему надеть петлю ремня не на руку, а накинуть на себя в виде пояса и, дав строгий наказ не поднимать головы, стали ждать. Кубырь потихоньку тянул за ремни.
   И вот из-за угла показалась его белокурая голова. Он полз на локтях и коленях, уткнувшись носом в землю, и очень напоминал крота.
   -- Держи правей. Молодец, Крокодил!
   Еще две минуты, и мы снова можем свободно прыгать с камня на камень, ходить, стоять, лежать.
   И мы спешим вперед. Чувствуется, что до вершины недалеко, и всем хочется попасть туда скорее.
   Мы почти добрались до верхнего конца катушки, когда сзади кто-то сильно зацарапал, словно кто мяукнул. Оглянувшись, мы увидали Кубыря, который остановился посредине подъема и тревожно насторожился.
   -- Что такое?
   -- Что-то там, -- отвечал Кубырь, указывая на левый край плиты.
   И снова до нашего слуха донеслись какие-то неопределенные звуки. Не то лошадь фыркает, не то чихает кто-то.
   -- Посмотри, Кубырь.
   Тот послушно пополз к краю.
   -- Что бы там такое? -- тревожно спрашивал меня Змеиный Зуб.
   Но я тоже ничего не понимал, и оба мы с нетерпением следили за Кубырем, который осторожно подбирался к краю.
   -- Ну, что? -- не терпится Змеиному Зубу.
   Кубырь прильнул к камню, вытянулся, заглянул вниз и вдруг в ужасе отпрянул.
   -- Крокодил! -- прошептал он посиневшими губами.
   У меня перехватило дыхание.
   "Съест! Проглотит!"
   А Змеиный Зуб с исковерканным от страху лицом судорожно машет руками и кричит:
   -- Убей его, Кубырь! Пожалуйста, убей!
   -- Убей его! -- кричу и я.
   Кубырь, ползший к нам, остановился и широко раскрытыми глазами смотрел на нас.
   -- Убей его! -- задыхается Змеиный Зуб, -- вот, возьми камень и убей!
   Кубырь понял.
   -- Там наш Крокодил! -- сказал он, -- там Егорка: Он упал вниз.
   Мы онемели.
  

Глава XI. Он умирает! -- На вершине. -- Долой Майн Рида! -- По-новому.

   -- Наш Крокодил... Егорка... упал вниз... Наш Крокодил, -- бессмысленно повторял Змеиный Зуб и оборачивался то к Кубырю, то ко мне, -- что же теперь?
   -- Теперь вытаскивать его нужно, -- сказал Кубырь.
   Змеиный Зуб тряхнул головою, потер себе кулаком лоб, словно только что очнувшись от сна, и стремительно кинулся к краю скалы.
   Я поспешил за ним, и мы трое одновременно заглянули вниз.
   Крокодил лежал вниз лицом между двумя камнями и вздрагивал всем телом.
   Расстояние между нами и им было не больше сажени, и место, по-видимому, не представляло никаких опасностей.
   -- Он умирает, -- прошептал Змеиный Зуб, глядя на вздрагивающее тело Крокодила.
   Я думал то же самое. Пораженные случившимся, мы все трое продолжали лежать на краю скалы и, не трогаясь с места, смотрели на умирающего товарища.
   И вдруг он поднял голову.
   -- Егорка! -- вырвалось у меня.
   Он оглянулся, и мы увидали заплаканное лицо и глаза, полные слез.
   У меня больно заныло сердце.
   -- Егорка! -- окликнул я.
   -- Что?
   -- Ты убился?
   -- Не-ет!
   -- Тебе больно?
   -- Нет! Не особенно.
   -- Он уже ничего не чувствует, -- прошептал Змеиный Зуб, утирая слезы.
   -- Зачем же ты там лежишь?
   Молчит.
   -- Егорка!
   -- Меня тошнит, -- ответил, наконец, он.
   -- О! -- воскликнул Змеиный Зуб, -- он отшиб себе все внутренности, и его теперь тошнит.
   И вдруг Крокодил начал подниматься.
   "Предсмертные судороги", -- подумал я.
   Но Крокодил встал на ноги и, утираясь платком, стал приближаться к нам.
   Это показалось мне до того невероятным, что я чуть-чуть снова не завыл от страху.
   Упасть со скалы и затем ходить с отшибленными внутренностями -- это могут делать только привидения, конечно,
   А Крокодил преспокойно поднимался к нам.
   -- Ты что это? -- спросил его Кубырь.
   -- Что? -- переспросил Крокодил, недоумевающе посматривая на нас.
   -- Что с тобой случилось?
   -- А я посмотрел вниз, у меня закружилась голова и стало тошнить; тогда я лег на камень, и меня стошнило.
   -- А со скалы не падал?
   -- Кто?
   -- Да ты.
   -- Не-ет!
   Мы сконфуженно молчали, а Крокодил виновато обдергивал свою рубашку.
   Змеиный Зуб строго посмотрел на него и молча полез вверх.
   Мы последовали за ним.
   Мы на вершине. Мы на самой вершине Первого столба.
   И как же это высоко! Как неузнаваемо изменилось все окружающее!
   Горные хребты, что громоздились к небу, теперь лежали у наших ног. Вся долина речки Лалетиной превратилась в ничтожную ложбинку, а деревья, что скрывали от нас небо, теперь так малы, что слились в сплошные зеленые пятна.
   Ширь, простор, необъятный простор, куда только ни посмотришь. Прямо перед нами белеет на голубоватом фоне безграничной дали город; он, растянувшийся на несколько верст, отсюда кажется крошечной маленькой полоской. Серебряной нитью извивается и блестит на солнце Енисей, чуть заметными белыми точками разбросаны вдоль по нему церкви дальних сел, а за ними уже ничего нельзя рассмотреть, и небо там незаметно сливается с синею далью.
   Позади нас необъятно широко, словно волны по морю, разбежались из края в край хребты лесом поросших гор. Горы направо, горы налево, и нет им конца, и небо снова сливается с далью.
   Как легко дышится здесь на вершинах, и как все здесь полно какой-то неизведанной тайны, как все величаво и мощно.
   Легкий ветерок обвевает прохладой разгоряченные лица примолкших искателей приключений и игриво раздувает рукава их рубашек.
   Мы сбились в тесную кучку и слушаем.
   А этот гул, который несется откуда-то снизу, он тоже неведом нам, он полон музыки и будит в душе какое-то смутное чувство.
   Словно где-то далеко гудит орган, и шепот тысячи уст невнятно вторит ему. Звуки растут, крепнут; и тогда шепот переходит в смутный говор, все слышнее, все ближе, и невольно напрягаешь слух, силясь уловить слова; но стихнет ветерок, и говор смолкает, и снова рокот органа и шепот тысячи уст.
   Это рокочет тайга, это лес говорит.
   И кажется нам, что мы подслушали какую-то тайну, и мы молчим, словно боясь, что своим разговором встревожим кого-то, что-то нарушим, чего нельзя нарушать.
   -- Слушай, -- шепчет мне Крокодил, -- слушай, Вася: здесь словно в церкви.
   Я мотнул головой, и мы долго благоговейно молчали.
   Наш вождь говорил речь. Сбивчивую, несвязную, но совсем не похожую на его прежние речи, словно перед нами стоял не Змеиный Зуб, а кто-то новый.
   Мы слушали и не удивлялись, а одобрительно кивали головами.
   -- Братцы, -- говорил он, -- ведь это все не то. Совсем не то, как мы думали. И лес не такой, и горы не такие, и все. Правда?
   -- Конечно, конечно!
   -- Мы разве думали, что здесь будет так?
   -- Я тебе уже говорил, что Майн Рид вруша, -- сказал Крокодил.
   Я вспомнил прочитанные романы. Индейцы, скальпы, томагавки, мустанги, приключения, убийства, страшные звери, змеи, всадники безголовые... и вдруг почувствовал, что все это так же далеко от меня, как вот тот, чуть видимый город, и что обо всем этом как-то неловко здесь говорить. Непристойно. Как было бы непристойно, если бы вдруг вон на этом камне уселся наш инспектор и стал спрашивать урок по греческому языку.
   -- Да, -- решительно проговорил Змеиный Зуб, -- по Майн Риду ничего не выходит.
   И наш вождь о чем-то задумался.
   Мне показалось, что он еще колеблется и все еще верит Майн Риду, и я сказал:
   -- Ты сам говоришь, что здесь все не так.
   -- А мустанги? -- напомнил Кубырь.
   -- А индейцы? -- поддержал его Крокодил.
   -- Разве и индейцев нет? -- неуверенно спросил Змеиный Зуб, обращаясь почему-то ко мне.
   -- Конечно, нет! -- весело отвечал я.
   -- Нет!? -- удивился Змеиный Зуб. -- А как же ты говорил, что тебе удалось различить следы двух племен?
   Я сконфузился и не знал, что сказать.
   -- Он это соврал; я и раньше ему не верил, -- заметил Кубырь. -- Ну, сознавайся, -- обратился он ко мне.
   -- Соврал, братцы, -- сознался я: -- никаких следов и в глаза не видал, да перед Санькой стыдно было сознаться.
   -- А как же там, на речке-то? -- недоумевал наш вождь.
   -- Что на речке?
   -- Да там, около избушки-то... где мы обходом шли, разве и там не индейцы были?
   -- Конечно, нет!
   -- А кто же?
   -- Это мужики были, -- сказал Кубырь.
   -- Мужики?!
   И наш вождь почему-то насупился.
   -- Чего ж вы мне об этом не сказали? -- оби женно проговорил он.
   -- Мы с Кубырем ничего не видели сперва и не знали, кто там сидел, -- оправдывался Крокодил, -- а ты ползал, смотрел и сказал, что там индейцы.
   -- А как ты ловко их испугал, -- вспомнил я.
   Но вождь не поддержал меня и поспешно переменил pазговор.
   -- Так, значит, Майн Рид не годится для наших путешествий, -- спросил он.
   -- Не годится! -- решительно отвечали все, и снова посыпались упреки на неправдоподобность его описаний.
   -- Вот что, братцы, -- повел речь Кубырь, -- бросьте-ка вашего Майн Рида; он Жюлю Верну и в подметки не годится! Жюль Верн -- вот этот ловко пишет.
   Оказалось, что каждый из нас читал что-нибудь из Жюля Верна, и после весьма недолгих размышлений мы согласились с тем, что Кубырь, пожалуй, прав.
   Крокодил, и тот, к нашему удивлению, нашел кое-что сказать в пользу нового руководителя наших похождений.
   -- У Жюля Верна, -- говорил он, -- все описывается: и страны, и горы, и деревья, и цветы, и как что делается.
   -- И приключения у него есть, и страшные, и смешные, -- добавил Кубырь.
   -- И приключения, и описания всякие, -- твердил Крокодил.
   -- Давайте по Жюлю Верну путешествовать, -- решительно предложил разошедшийся Кубырь, -- ведь по Майн Риду вашему все равно ничего не выходит, он все из ума придумал, и ничего этого не было на самом деле.
   -- Да, да... это действительно... это пожалуй, -- неопределенно поддакивал Змеиный Зуб.
   -- Я вот, например, -- убеждал Кубырь, -- недавно читал Жюля Верна, так он писал в своей книге о том, как отличить ядовитую траву от неядовитой, и как найти корешки, которые есть можно.
   Лучшего довода не мог бы придумать сам учитель математики, и чело нашего вождя прояснело.
   -- Это ловко! -- восхитился он. -- Я, знаешь ли, мало читал Жюля Верна, но теперь вижу, что он лучше Майн Рида.
   -- Конечно, конечно, -- торопился Кубырь, у него всегда так, что люди попадут куда-нибудь на необитаемое место, и ничего у них нет, а потом сами всего наделают.
   -- И там написано, как это все делается, -- добавил Крокодил.
   Это было слишком заманчиво, и мы принялись мечтать о том, как хорошо пойдут теперь наши путешествия. Мы, конечно, прочитаем всего Жюль Верна и будем знать все, что нужно знать хорошим путешественникам. У нас уже не будет больше недоразумений.
   Как зовут деревья, травы, цветы, кто насыпал дресвы по тропинке, отчего скалы лежали одна на другой, -- обо всем этом и обо многом другом мы теперь будем знать.
   -- Значит, долой Майн Рида? -- спросил, улыбаясь, Змеиный Зуб.
   -- Долой Майн Рида! -- закричали мы.
   -- Долой Майн-Рида! -- раздалось позади.
   Мы все испуганно оглянулись.
   -- Кто это?
   -- Это эхо, -- сообразил я.
   Это было действительно эхо. Оно в высшей степени отчетливо повторяло каждое слово, и мы, забыв обо всем, принялись наперебой с ним перекликаться.
   Мы переспросили у эхо обо всем, что нас интересовало, а оно услужливо отвечало на все коварные вопросы.
   -- А отчего эхо? Почему оно отвечает? -- задал вопрос Змеиный Зуб.
   Ответа ни у кого не нашлось, и это обстоятельство вернуло нас к прерванному разговору.
   -- Как же теперь наш "Союз пяти"?
   -- По-новому. Все равно нас теперь уже не пять.
   -- Мы составим новый союз, новые правила, все новое, -- говорил Кубырь.
   -- И имена, -- добавил Крокодил.
   -- Да, да! Имена нужно переменить, -- горячился почему-то Кубырь, -- а то совсем какие-то дурацкие напридумывали: Змеиный Зуб... Следопыт... это из Майн Рида.
   -- А Кубырь и Крокодил? -- спросил я.
   -- Ну, нам можно оставить и эти, нас все так зовут.
   Мы стали придумывать новые имена, но это оказалось не столь легким. Долго думали, перебирали, но ничего не выходило, и, наконец, решили устроить по этому поводу особый совет в пещере.
   -- Теперь, братцы, давайте осмотрим хорошенько, что здесь такое, а все дела решим внизу, -- предложил Змеиный Зуб.
   Осмотр был не долог. Мы прошли везде, где можно было пройти; проползти, где идти было страшно; заглянули во все щели и вернулись на прежнее место.
   Площадка оказалась очень небольшой, имела некоторое подобие пещеры, где можно было укрыться от непогоды, но, главное -- она была решительно недоступна, кроме того места, по которому забрались мы сюда. С двух сторон совершенно отвесная стена в несколько десятков сажен высоты; с третьей -- широкая, такой же глубины щель отделяла нас от громады других скал.
   -- О! -- восторгался Змеиный Зуб, -- это настоящая крепость. Тут нас ни зверь, ни враг не достанет. А что, если нам поселиться здесь?
   Предложение было единодушно принято, и мы решили немедленно перетащить сюда наши пожитки из нижней пещеры, и бывший Союз Пяти, оглянувшись еще раз кругом и обменявшись с эхо криком: "Да здравствует Жюль Верн!", весело направился к спуску.
  

Глава XII. В пещере. -- Новая беда. -- Совсем по-новому. -- Итоги.

   Если при восхождении на высоты порою станет страшно, то это значит, что при спуске по тому же пути сердце путника будет замирать жутью, и опасности покажутся в десять раз большими.
   Мы теперь знали это, но какой дорогой ценой, и в каком ужасном виде возвращались мы в нашу пещеру.
   У всех ободранные, исцарапанные сапоги, а у меня, кроме того, прочь отлетела подметка. У всех вдребезги разорванные на коленях панталоны, у всех до крови ободранные руки, особенно пальцы. С Кубыря сорвало ветром шапку и забросило бог весть куда, а Змеиный Зуб, поскользнувшись, проехался лбом по камню, и его лицо зияло сплошными ссадинами.
   Сколько раз мы малодушнейшим образом плакали, сколько раз считали себя безвозвратно погибшими, пока не спустились наконец на землю.
   Измученные, исцарапанные, голодные, мы молча тащились обратно по знакомой тропинке.
   Яркое солнышко заглядывает в нашу пещеру и озаряет ее темные углы. Костер с повешенным над ним чайником весело потрескивает. Перед ним на корточках сидит Крокодил, тщательно выбирает из кучи хвороста сухие ветки и, обжигаясь, сует их в огонь. Змеиный Зуб хлопотливо возится с приготовлением стола и эта мирная, уютная обстановка мало-помалу разгоняет мрачное настроение.
   Кубырь пробует взяться за свой альбом, но скоро бросает его в сторону.
   -- Руки, как грабли, стали, -- отвечает он на мой молчаливый вопрос и идет помогать мне в починке сапога -- работа, к которой я прилагаю все старания, ибо знаю, что явиться домой в настоящем виде совершенно немыслимо.
   -- Братцы... ребята, что же это такое? -- взывал Змеиный Зуб, и в голосе его слышалась тревога.
   -- Что?
   -- Посмотрите!
   Мы трое с недоумением уставились на приготовленную трапезу.
   -- Ведь здесь все! -- волновался наш вождь, -- больше из съестного у нас нет ничего.
   Мы не поверили и стали обшаривать свои пожитки. Встряхнули мешки, пальто, шапки, заглянули во все углы пещеры -- и не нашли ничего.
   В первую минуту у всех явилось предположение о том, что наша стоянка ограблена, но когда стали припоминать точное количество взятого из дому и съеденного, то пришлось сознаться в новой ошибке. Оказалось, что мы, предусмотрительно обсудив все возможные обстоятельства встреч с дикими индейцами, совершенно не подумали о хлебе, и теперь на все наши дальнейшие похождения у нас осталось: краюха хлеба, пять штук яиц, не совсем еще обглоданная баранья кость, три куска сахару, две щепотки чаю и целая горсть соли.
   -- Ну и путешественники! -- хохотал Кубырь. -- А ну-ка, что советует в таком случае Майн Рид?
   Крокодил и я тоже готовы были посмеяться, но Змеиный Зуб был обескуражен.
   -- Вот так история, -- бормотал он, -- это удивительно!.. да... странно:
   -- Что, друже? -- опрашивал Кубырь, фамильярно похлопывая вождя по плечу, -- должно быть, приходится сознаться, что плохо наше дело? Так?
   -- Как это могло случиться? -- недоумевал Змеиный Зуб.
   -- Ну, а если бы мы не на Столбы, а прямо в Америку махнули, как раньше думали?
   -- Да, да! Это было бы очень нехорошо, -- растерянно бормотал наш вождь, -- но разве я один... разве я один ошибался?
   Все поспешили сказать, что виноваты мы все, что мы все ничего не знаем и не понимаем, и потому не годны еще для далеких путешествий.
   И мы окончательно развенчали сами себя, выложили все колебания и сомнения, которые раньше стыдливо прятали друг от друга, боясь погрешить против Майн Рида, и как-то незаметно перешли к обсуждению будущих планов.
   -- Знаете, ребятушки! -- сказал, в конце концов, Кубырь, -- ну их к шуту, Африку и Америку! Разве здесь хуже?
   Это был решительный момент. Каждый из нас давно задавался этим вопросом и давно ответил на него, но высказаться не хватало смелости, теперь же словно какая-то тяжесть упала с наших плеч.
   -- Долой Африку и Америку! -- закричал я.
   -- Долой! -- весело поддержали меня Змеиный Зуб и Крокодил.
   -- Долой! -- и Кубырь, в знак величайшего восторга, кувыркнулся через голову, чего не проделывал уже давно.
   -- Да здравствует Сибирь!
   -- Ур-ра!
   И посыпались новые планы, новые проекты, один другого заманчивей, один другого лучше.
   Змеиный Зуб снова занесся, бог весть куда, рисуя картины наших путешествий по нашим горам, но Кубырь, которого, очевидно, донимал голод, дал речам другой оборот.
   -- Братцы, поесть бы теперь, -- взмолился он.
   -- И то дело, -- добродушно согласился Змеиный Зуб, -- но сперва решим, что нам теперь делать?
   -- Съедим все и идем в город, -- не задумываясь, предложил Кубырь.
   -- А потом?
   -- Потом возьмем уже всего, ничего не забывая, опять сюда.
   Змеиный Зуб одобрительно кивал головою. Мы с Крокодилом выразили полное согласие.
   Так и решили.
   Щепотка чаю и часть хлеба были отложены на обратный путь, все остальное разделили на четыре равные части и за чашками чаю возобновили прерванную беседу.
   -- Ребята, -- говорил Кубырь, -- что я хочу сказать: ведь мы пошли на Столбы для пробы. Ну, вот и сделали пробу.
   -- Ну?
   -- Так чего же нам смущаться, что у нас многое вышло не совсем хорошо? Теперь у нас уже не будет ничего такого. Теперь мы кое-что знаем.
   -- Да, теперь мы кое-что знаем, -- говорил Змеиный Зуб, ощупывая ссадину на своем лбу.
   -- Это у тебя написано: "Проба пера".
   Все расхохотались.
   -- Нет, вы не смейтесь, братики. Кубырь говорит правду: наше первое похождение очень важно. Разве мы не сделали открытий? Разве мы не знаем теперь, что эти горы и эти леса нисколько не хуже Африки и Америки?
   -- Долой Африку и Америку! -- дружно возопил Союз пяти.
   Опять в поход. Налегке, с пустыми котомками за плечами, мы вышли из пещеры, отправляясь в обратный путь.
   Мы уже не устраивали совета о предстоящем пути, в наших руках вместо копий были простые, легонькие палочки, а доспехи нашего вождя были спрятаны на самом дне его котомки.
   -- До свиданья, до свиданья, -- весело раскланиваясь с деревьями и скалами Крокодил.
   -- До скорого свиданья, -- поправил его Змеиный Зуб.
   Моя подметка была привязана к ноге бечевками; ссадины на физиономии вождя залеплены какими-то, по его мнению, целебными листьями; голову Кубыря украшал берестяный колпак; у всех посверкивали голые колени, но у всех было веселое, бодрое настроение, и Союз пяти, воодушевленный широкими планами предстоящих путешествий, двинулся в путь.
  
   1903
  
   Оригинал здесь
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов