Беляев Александр Романович - Рекордный полет

Александр Беляев

Рекордный полет

Поздний гость

На широком письменном столе, заваленном книгами и рукописями, мягко зазвонил телефонный звонок. Профессор Эдвин Бусс поморщился -- он не любил, когда ему мешали во время работы, -- и протянул руку к телефону.

-- Алло! -- услышал он чей-то крикливый голос. -- Профессор Бусс? Здравствуйте, профессор! Говорит с вами Файнс. Вы не знаете Файнса? Редактор "Ежедневной вечерней почты". Вы разрешите зайти к вам? Простите, что так поздно. Раньше не мог. Выпускал номер газеты. Я сижу в кафе против вашего дома. Через пять минут я буду у вас!

"Удивительный народ эти газетчики. Даже не дождался ответа, можно ли прийти. Что ему надо?" -- подумал Бусс, вешая трубку телефона.

Ровно через пять минут Файнс входил в кабинет профессора. Редактор был полный, очень подвижный человек. Он извинился, удобно уселся в кресле у стола и, закурив огромную сигару, начал дымить и говорить:

-- Мы читали ваше объявление вчера в утренних газетах. Это, конечно, позор для нас. Вся Европа штурмует стратосферу, Советская Россия не отстает, а у нас до сих пор ни одного полета.

"Так вот зачем он пришел", -- подумал Бусс и оживился. Редактор Файнс затронул самое больное место Бусса. В последнее время Бусс много работал над изучением природы космических лучей. У него была своя теория. Для проверки этой теории ему необходимо было совершить полет в стратосферу. Но денег для этого не было. В стране был кризис. Университетская касса была пуста. Правительство отказалось дать деньги для полета. И Бусс обратился через газету за помощью к обществу, к богатым покровителям науки. Зная практичность своих соотечественников, он уверял, что изучение космических лучей имеет значение не только для чистой науки. Бусс намекал, что полет в стратосферу может дать огромные ценности, которые помогут вывести страну из кризиса.

Но, увы, на этот горячий призыв никто не откликнулся.

-- Наша газета готова прийти вам на помощь -- дать вам средства на осуществление полета в стратосферу... -- продолжал Файнс. Бусс сделал нетерпеливое движение в кресле и впился глазами в собеседника. -- Но только на известных условиях, дорогой профессор. Коммерческая сделка, вы сами понимаете. Мы с вами подпишем соглашение...

-- Какого содержания? -- спросил Бусс, стараясь не выдать своего волнения.

-- О, условия, я полагаю, будут вполне приемлемы для вас. Первое: вы предоставляете нам исключительное право печатать в нашей газете ваши радиосообщения с аэростата. Приемлемо? -- Бусс молча кивнул головой. -- Второе: вы должны побить все рекорды высоты... Пикар поднимался на 16 370 метров?

-- Шестнадцать тысяч сто четырнадцать.

-- Так. Вы подниметесь выше. На семнадцать. Нет, на двадцать тысяч метров. Надо брать с запасом. Ведь скоро предстоят новые полеты.

-- Двадцать тысяч метров! -- воскликнул Бусс, откидываясь на спинку кресла. -- Это много. Это слишком много, я бы сказал -- невозможно. Это ломает все мои расчеты...

-- А вы пересчитайте, на то вы и ученый! -- ответил Файнс. -- Вы знаете, что наша публика падка на рекорды. Кто понимает в космических лучах из наших читателей? А рекорд высоты -- утереть, так сказать, нос всей Европе -- это понятно и клерку, и мальчику, работающему на лифте. Тираж газеты поднимется, и мы надеемся окупить расходы на вашу экспедицию.

-- Ну, допустим, я приму и этот пункт. Дальше? -- спросил Бусс, все более и более волнуясь.

-- А дальше как во всех коммерческих договорах, -- затараторил Файнс, -- неустоечка. Даже не неустойка. Просто маленькое условие о том, что если вы не подниметесь на двадцать тысяч метров, то половину расходов вы оплачиваете сами. Вот и все.

-- Позвольте, но у меня таких средств нет! -- воскликнул Бусс.

-- Найдутся, -- уверенно ответил Файнс. -- Простите, но мы навели кое-какие справочки. На то мы и коммерсанты.

Это была правда. У профессора Бусса имелись "кое-какие средства", пожалуй, вполне достаточные для покрытия половины расходов.

-- Но ведь я буду разорен!

-- Зачем же разоряться? Наполните шар газом потуже, и дело сделано. Наконец, вы можете принять в компанию на тех же началах своего товарища по полету. Не один же вы полетите. А выйдете победителем -- мы издадим вашу книгу на льготных для вас условиях. Получите кругленький капиталец.

-- Ну, а если мы погибнем во время такого рекордного полета?

-- Отлично, -- вырвалось у Файнса, -- ведь это была бы сенсация! То есть я хотел сказать, что вы, то есть ваша семья, ничего не потеряете. Мы застрахуем вас на свой счет. Сто тысяч долларов! Мало? Двести! Так по рукам?

-- Я... подумаю, -- ответил Бусс, тяжело дыша. -- Завтра утром я позвоню вам в редакцию. В одиннадцать часов.

Файнс раскланялся и исчез. Бусс нервно зашагал по своему кабинету.

Затем он позвонил своему ассистенту Кемблю и, несмотря на поздний час, просил его немедленно приехать.

Они совещались до трех часов ночи.

Наутро Бусс сообщил по телефону Файнсу о том, что он согласен.

-- Отлично! -- ответил Файнс. -- В сегодняшнем вечернем номере газеты будет напечатана первая статья о вашем полете, она уже готова!

В погоне за рекордом

Договор был подписан. Бусс и Файнс поспорили только о месте отлета. Файнс настаивал на окрестностях столицы -- больше шума. Бусс, ссылаясь на свои научные задачи, предполагал подняться на далеком севере, у Полярного круга. На этот раз Файнс уступил.

Но в коммерческой части Файнс ни в чем не уступал. Он хотел, чтобы все обошлось подешевле. Бусс возмущался. Ни о безопасности полета, ни о научных работах Файнс не заботился. Однако отступать было уже поздно. Файнс успел оповестить весь мир о предстоящем необычайном полете.

Отлет состоялся с Аляски. Пять собственных корреспондентов газеты и десять собственных фотографов и кинооператоров увековечили момент этого отлета.

Стропы были выпущены из рук державших, шар быстро стал подниматься. Бусс и Кембль остались одни в герметически закрытой гондоле.

Несмотря на полярное лето и незаходящее солнце, в гондоле было холодно. Пришлось включить электрическую печь и выпустить из баллонов немного кислорода -- наружный воздух был холоден уже на высоте семисот метров, и пускать его в гондолу было невозможно.

Бусс работал с аппаратами, исследуя космические лучи, состав и электризацию атмосферы, действие солнечных лучей. Кембль был занят наблюдением за полетом.

Вылетели в двенадцать ночи. Через пятнадцать минут Кембль, глядя на барометр, сказал:

-- Подъем очень медленный. Мне это не нравится, Бусс. Вы все-таки сделали ошибку. Надо было подняться с более южных широт. Там плотный и теплый воздух живо вынес бы нас на высоту.

Ни он, ни Бусс не забывали о рекорде.

Электрическая печь работала плохо. В гондоле было так холодно, что выдыхаемые пары смерзались. В гондоле пошел снег, стены покрылись инеем.

-- Мы не поднялись еще и на тысячу метров, а уже превратились в сосульку, -- возмутился Кембль. Руки не слушались его. Ноги закоченели.

Солнечные лучи понемногу нагревали шар, он округлялся и быстро шел вверх. Облака остались далеко внизу. Только легкие белые островки перистых облаков встречались еще на пути в стратосферу. Ученые углубились в занятия. Они быстро переходили от аппарата к аппарату -- барометрам, актинометрам, хронометрам, трубкам Гейгера, картам, фотоаппаратам. Их руки играли на этих аппаратах, как пальцы пианиста на клавишах. Надо было и вести наблюдения, и записывать. Через каждые пять минут звучал рупор радиостанции. Файнс напоминал о себе. Ученые ворчали, что разговоры с Файнсом у них отнимают время.

-- Высота восемь тысяч метров. Наружная температура шестьдесят градусов Цельсия ниже нуля. Внутри кабины -- минус два. Со своей экономией вы заморозите нас, Файнс! -- рапортовал далеко не дружелюбным тоном Кембль.

-- Погреться горячим молоком, что ли?

Ученые выпили молока, съели по плитке шоколада и по пирожку с фруктовой начинкой и вновь взялись за работу. Но все усиливающийся холод мешал. А они еще не достигли и пикаровского рекорда.

14 700. И это не малая высота.

Кембль выглянул в иллюминатор. Перед ним было необычайное зрелище. Горизонт открывался почти на 500 километров. Внизу лежала дикая страна, изрезанная горами. Блестящей змеей сверкал Юкон. А на севере поблескивало в тумане море Бофора. Небо было темно-синее, почти черное, а солнце совершенно белое, ослепительно-яркое. Это было небо и солнце, каких никогда не видят люди с земли.

Кембль вновь принялся за работу, но тотчас отбросил вечное перо, которым вел запись, и выбранился.

-- Совершенно невозможно. Пальцы мерзнут даже в перчатках.

-- К счастью, я закончил свои наблюдения! -- сказал Бусс. -- Интереснейшие данные. Моя теория подтверждается. Результаты нашего полета ошеломят мир, когда мы опубликуем их. В сущности говоря, мы могли бы и начать спуск. Какая высота?

-- Восемнадцать семьсот тридцать пять. Нам не хватает еще 1265 метров, Бусс, мы не можем спускаться.

У Бусса посинел нос. Бусс взглянул на аппараты и сказал:

-- Шар больше не поднимается. Он идет на одной высоте. Балласт израсходован весь.

-- Вы хотите начать спуск? -- спросил Кембль, и в его голосе послышались враждебные нотки.

-- Я полагаю, что это самое разумное и неизбежное, -- ответил Бусс.

-- Я не позволю этого сделать! -- воскликнул Кембль. И глаза их встретились.

-- То есть как вы не позволите? -- спросил Бусс с удивлением и некоторой тревогой.

Расплата

Что сделалось с Кемблем? Или кислород так подействовал на него?

Сам Бусс от кислорода приходил в приятное возбуждение. Но, очевидно, кислород не на всех действует одинаково. Кембль был раздражен с самого начала полета, и это раздражение все нарастало.

-- А вот так и не позволю, -- ответил он Буссу уже с нескрываемым гневом. -- Вы богаче меня и сможете уплатить неустойку, а меня она разорит. Вы знаете, у меня большая семья...

-- Но если мы с вами погибнем, наши семьи...

-- Мы не погибнем, если будем решительны. Трусам место в жарко натопленных кабинетах, а не в гондолах аэростатов. У нас найдется достаточно балласта. Мы выбросим инструменты, которые нам уже не нужны, выбросим посуду, кое-что из одежды...

-- Но кабина закрыта герметически. Не собираетесь же вы вылезать на шестидесятиградусный мороз?

-- Я именно это и собираюсь сделать. В Верхоянске мороз еще больше бывает, и ничего, живут люди.

-- Вы с ума сошли, Кембль! На такой высоте нет атмосферы!

-- У нас есть маски. Мы наденем их. -- И Кембль начал поспешно надевать маску, соединенную трубой с кислородным баллоном. -- Если не хотите задохнуться, поспешите надеть и вы! -- сказал он и начал собирать инструменты. Бусс, как загипнотизированный, надел маску.

-- Да нет, это невозможно! -- вдруг сорвав маску, воскликнул Бусс. -- Я не позволю вам открыть люк! Это безумие!

Не снимая маски, Кембль сделал угрожающий жест и, собрав инструменты, поднялся по лесенке к люку.

С решимостью отчаяния Бусс рванулся к Кемблю, схватил его за ногу и стянул вниз. Завязалась борьба. Кембль был моложе и сильнее Бусса и скоро справился с ним. Он отбросил Бусса в угол гондолы, снова собрал инструменты и открыл люк. Кислород с шумом вылетел из гондолы. Холод, как вода прорвавшейся плотины, мгновенно наполнил гондолу. Кембль выбросил инструменты. Шар рванулся вверх. Быстро спустившись с лесенки, Кембль проверил высоту. 19 950. Только пятидесяти метров не хватает. Кембль словно обезумел. Он собирал все, что попадало под руку К своему ужасу, Бусс заметил, что Кембль ухватил и путевой журнал с научными записями. Собирая силы в скованном холодом теле, Бусс бросился к Кемблю, но тот уже был на верхней ступеньке. Счастливая мысль озарила Бусса: пока Кембль был наверху, Бусс, накрутив кое-как на руку вожжу от спускового клапана, рванул ее. Шар начал опускаться. В ту же минуту Кембль упал с лесенки на пол гондолы...

У Берингова пролива рыбаки выловили плававшую возле полупустого шара гондолу.

В гондоле лежали в беспамятстве два окоченевших человека.

Кривая прибора для записи высоты отмечала "потолок": 19 975.

---------------------------------------------------------

Впервые -- в журнале "Ёж" за 1933 г.,No 10. -- C.16-19.