Полтев К. - Мурманская эпопея Александра Беляева

К. Полтев

МУРМАНСКАЯ ЭПОПЕЯ АЛЕКСАНДРА БЕЛЯЕВА

(Неизвестные страницы биографии писателя-фантаста)

БЫЛО ЭТО лет десять назад. В Мурманске вышел роман Александра Беляева "Голова профессора Доуэля". Переизданный в Мурманске роман сразу же нашел своих читателей и за пределами Кольского полуострова. В издательстве не знали, что делать с многочисленными письмами, в которых содержалась просьба вышлите книжку! Вместе с тем раздавались удивленные голоса, почему в Мурманске издается беляевская фантастика? Дескать, творчество писателя никак не связано с Кольским краем. Рассуждая таким образом, поборники "литературной справедливости", сами того не ведая, допускали ошибку. Замечательный советский писатель Александр Беляев на протяжении двух лет или около этого жил и работал в Мурманске. Отсюда он увез рукопись своего известного романа "Прыжок в ничто".

Я знаю об этом давно. Такую деталь биографии фантаста сообщил мне здешний краевед Яков Алексеевич Камшилов Мурманские старожилы, конечно, помнят его. Он был юристом по профессии, художником и этнографом -- по призванию. Разговор с Яковом Алексеевичем всегда обогащал собеседника. Он приехал сюда, если не ошибаюсь, в 1920 году, вслед за передовыми частями Красной Армии, и на его глазах происходили многие, ставшие легендарными за давностью лет события.

После беседы с Камшиловым -- а это был разговор на ходу -- я не раз думал о неожиданно возникшей теме -- Беляев в Мурманске, но ничего не сделал, чтобы разработать ее -- мешали другие, казавшиеся тогда неотложными дела. Но, вот в руки мне попал августовский номер журнала "Костер" за 1971 год. Редакция предлагала своим юным читателям любопытную публикацию -- очерк Александра Беляева "Прогулка на гидроаэроплане". Подготовил публикацию Олег Орлов, он и написал короткое предисловие. Меня поразило чрезвычайно бережное отношение к памяти писателя. Внимание привлекли следующие строки: "Вот Беляев -- юрист и ведет блестящие судебные процессы. Вот Беляев -- актер и играет в театре главные роли. Вот работает в уголовном розыске. Вот ушел в плавание из Мурманска на рыболовецком траулере".

Откровенно говоря, я усомнился в том, что Александр Романович ходил в море на рыболовецких траулерах. Известно, что писатель перенес тяжкое заболевание и месяцами был прикован к постели. Однако публикация в "Костре" подтверждала факт, сообщенный мурманским старожилом. И я решил выяснить, что знает ленинградец Орлов о мурманском периоде жизни писателя-фантаста. Делаю запрос в редакцию. И вот получаю ответ.

"Очень рад, что есть люди, которых судьба Беляева трогает, как и меня. Вопросы Ваши не из легких, ибо, как раз мурманский период жизни Беляева наиболее мутный. В 1931 -- 1932 годах Беляев нигде не печатается, (надо заметить, что критика не сразу доброжелательно приняла фантастические романы писателя, упрекая его в беспочвенном прожектерстве, советская научная фантастика как жанр еще только начинала утверждать себя -- К.П.) -- и, чтобы попросту не помереть с голоду, устраивается через ленинградское учреждение "Ленрыба" (ул. Росси, 2) на работу в Мурманск. Скорее всего, в рыболовный флот юрисконсультом. В его повестях и романах есть и точное описание плавания, и каюты капитана траулера, и кое-что об эпроновцах, которые, вероятно, были в те годы в Мурманске. У меня хранится весь беляевский архив, но в нем этого трудного периода жизни фантаста очень и очень мало. Есть редкая фотография Беляева, сделанная в Мурманске, -- Беляев в малице, и кое-что из воспоминаний его жены Маргариты Константиновны. Так что, если предпримете какие-либо розыски в архивах Мурманска, -- то будет очень хорошо".

Стало быть, Александр Романович жил и работал в Мурманске в 1931-32 годах. Начинаю искать людей, которые могли близко знать писателя. Неудачи следуют одна за другой. Почему-то не отвечает на письма бывший сослуживец Беляева. Я уже пал духом, но понимаю, чувствую, что не могу бросить начатого дела. Работа в архиве дает маленький узелок, за который стоит уцепиться. На страницах "Полярной правды" тех лет часто попадаются заметки за подписью Свисташова. Не тот ли это Михаил Иванович Свисташов, который до ухода на пенсию работал в ПИНРО? Звоню ему: "Михаил Иванович, так, мол, и так, знали ли Вы такого Беляева?" -- "Немного знал, -- отвечает Свисташов. -- Худощавый такой был. Помнится еще, его письменный стол находился в плановом отделе "Севтралтреста". Как будто бы имел он неприятности за сочинительство в рабочее время... Но я редко бывал в плановом отделе и знал о писателе со слов других сотрудников. Попробуйте разыскать их..."

Тем временем уточняю псевдонимы писателя. Их не так уж мало: Арбель, А. Р., В., А. Ром, "Немо" и еще несколько. Кто может поручиться, что в Мурманске он не придумал себе других псевдонимов? Опять сомнения. И все-таки терпеливо работаю в газетном архиве. Биографы Беляева утверждают в один голос, что под конец жизни он активно сотрудничал в газете города Пушкина под Ленинградом. Значит, не исключена возможность такого же участия писателя в "Полярной правде".

Листаю подшивки -- и все без толку. Опять теряю надежду. Вдруг мое внимание привлекает заметка о том, что 4 марта 1932 года секретариат окружкома партии утвердил оргбюро Мурманской Ассоциации пролетарских писателей. "Начинающему рабочему писателю, -- говорилось в обращении оргбюро, -- не следует бояться неудач. Всякое дело нe сразу дается, а писательское ремесло требует не малой работы. Но рабочий класс, побеждающий на других фронтах строительства, выйдет победителем и на литературном фронте. Рабочий овладеет писательской техникой". Прочитав это обращение, любопытный документ своего времени, и другие сообщения о литературной жизни тогдашнего Мурманска, я почувствовал себя где-то у цели. И не ошибся. В номере газеты за 11 марта 1932 года нахожу публицистический очерк А. Беляева "Голубой уголь" Беляев называет Мурман "счастливым местом" на земном шаре, где ветер дует круглый год с силой вполне достаточной для вращения ветряков и генераторов. "Ветер здесь работает без выходных дней", -- замечает писатель и выдвигает идею создать "аэроэлектростанцию", хитроумно соединив ветряк с насосом, который будет перекачивать в свободное от подачи энергии время воду из нижнего водоема в верхний. А если ветер "забастовал", тогда из верхнего водоема вода должна быть выпущена, и она начнет вращать гидротурбину.

Александр Романович сообщает о первой ласточке "Ветростроя": в Полярное доставлен ветряк ЦАГИ. "При его помощи наши полярные ученые-энтузиасты будут отапливаться ледяными полярными ветрами. Разве это не звучит как фантастика!" И далее: "Ветер, который был нашим бичом, который причинял нам столько неприятностей, аварий, потерь, -- крепко взнузданный будет служить нам. Мы заставим его помогать нашему строительству... пилить доски на лесопильном заводе, поднимать воду в наши дома, отоплять, освещать их, разгружать траулеры и вагоны, нагружать океанские пароходы -- механизировать работы порта и тралбазы. Нет ничего фантастического и в мысли "ветрофицировать" и наши траулеры, установив на них ветряки... Ветер сбережет топливо, расходуемое на освещение, даст энергию для механизации работ с тралом..." "Неоспоримо одно, -- заканчивает свой очерк А. Беляев, -- большой мурманский ветер поможет нам создать большой Мурман".

Еще одна смелая и неожиданная по тем временам идея в статье "Создадим Мурманский зоопарк": "Никаких клеток старых зверинцев -- этих буржуазных тюрем для зверей!.. Только "острова" зверей под открытым небом... Естественный полярный пейзаж без подмалевки!" (Олег Петрович Орлов, ленинградский исследователь жизни и творчества А. Беляева, рассказывает о дружбе писателя и известного дрессировщика Дурова. Мысли, высказанные в статье о зоопарке -- "Полярная правда" за 15 апреля 1932 года, -- как раз находятся в русле этих дружеских отношений и интереса Беляева к Дурову).

16 июля того же года Александр Беляев опубликовал в газете чисто деловую статью "Севтралтрест" должен иметь техническую станцию". Речь идет о создании мощного центра научно-технической пропаганды и опять талантливый автор проявил завидную инициативу.

В свое время существовала версия, что автор нашумевшего романа "Голова профессора Доуэля" был человеком необщительным, замкнутым и даже аполитичным. Поводом для такого безапелляционного суждения послужил случай, когда какой-то не в меру горячий литературный критик настоятельно потребовал от писателя, чтобы тот создал фантастический роман на колхозную тему. А.Р. Беляев отверг неожиданное требование -- и поплатился своей репутацией.

По известным словам Маркса, чтобы не принять ересь за правду, надо все подвергать сомнению. В этом случае сомнение было закономерным: никак не укладывалась в голове убийственная характеристика, которую получил писатель, чье творчество, от первой до последней строчки, проникнуто настоящим гуманизмом. Такие люди, как А. Р. Беляев, не могли стоять в стороне от жизни, быть безучастными созерцателями бурно развивающихся событий. Вокруг кипел ударный труд героев первой пятилетки. Была объявлена решительная война рутине, косности, консерватизму. Нет, Александр Романович не мог взять на себя роль стороннего наблюдателя. Но у меня не было фактов, чтобы доказать это.

С результатами своих поисков я познакомил мурманских телезрителей, я рассчитывал на отклики старожилов. Почти сразу же дал знать о себе М.Н. Гринберг. Он безвыездно прожил в Мурманске более сорока лет. Приехал на Север в качестве грузчика, скрыв от вербовщика свою настоящую профессию преподавателя музыки, пианист в роли портового рабочего вряд ли вызвал бы большое доверие. Потом вернулся в родную ему стихию. Возглавлял музыкальную часть областного театра. Помнится, выступал по местному радио с фортепианными концертами. Был первым директором первой в Мурманске музыкальной школы. Сейчас Михаил Наумович на пенсии, но ему не откажешь в энтузиазме и любознательности.

-- Хочу помочь вам, -- сообщил Гринберг -- Я вспомнил некоторые подробности, которые могут пригодиться если не вам, то кому-либо из многочисленных биографов Беляева. С Беляевым меня познакомил местный журналист по фамилии Зайцев. Он без обиняков заявил, что ему поручили подбить меня на участие в "живой газете". Такая необыкновенная, по современным понятиям, газета выпускалась в клубе госторговли, иногда его называли еще Дворцом труда. Это скромное здание до сих пор стоит на Ленинградской улице, и в нем помещается областной Институт усовершенствования учителей.

-- Так вот, "живая газета" нуждалась в живом музыканте, -- пошутил Михаил Наумович -- Я был молод, и участие в многочисленных и многолюдных представлениях доставляло мне неповторимое удовольствие Приходил сюда и Александр Романович Беляев. Он писал для нас сатирические куплеты. Это были едкие, проникнутые сарказмом строчки Худощавый интеллигент в пенсне, скромный юрист из "Севтралтреста" храбро громил бюрократов, беспощадно расправлялся с жуликами и тунеядцами. Неожиданно Михаил Наумович подмигнул мне и пересел к пианино. -- Я кое-что запомнил из беляевских куплетов. Слушайте. Только не судите строго за исполнение.

Мы, путинные солдаты,

Мы, бойцы-портовики.

Всех из треста бюрократов --

Гарпунами, как в штыки!

-- А припев был такой, -- продолжал Гринберг.

Хочешь -- плачешь,

Хочешь -- скачешь,

Дело, собственно, твое.

Как ни вейся,

Как ни бейся --

Полезай в утильсырье!

-- Представителям молодого поколения эти куплеты покажутся странными, далекими от настоящего искусства. Не буду спорить о литературных достоинствах и недостатках "живой газеты". О ней надо судить с иных позиций. Хлесткие частушки делали свое дело. По следам наших выступлений принимались самые решительные меры, а заинтересованные зрители уже подсказывали другие темы. Нам приходилось спешить "живгазета" выходила два раза в месяц. Иногда Александр Романович Беляев сам играл на скрипке, но он не считал себя достаточно подготовленным для публичных выступлений.

А. Р.Беляев в Мурманске. 1932 год

После разговора с М Н Гринбергом я встретился с исследователем творчества писателя Олегом Петровичем Орловым.

-- Узнаю Александра Романовича! Он умел найти для себя интересное дело и отдавался ему целиком, -- сказал Орлов. -- Что касается качества стихов, то они у него не всегда получались. Тут Беляев не мог быть образцом.

Маленькое открытие окрылило меня, и я продолжал работу в мурманских архивах. Предположения обрастали аргументами. Неопровержимые факты подтверждали, что Александр Беляев часто выражал в своих газетных выступлениях общественное мнение, бичевал местничество, бюрократизм, головотяпство. Писатель охотно брался за разработку самых животрепещущих для Мурманска тем.

Вот в номере "Полярной правды" за 10 сентября 1932 года появилась статья "Радиоузел должен решительно перестроить свою работу". С гневом пишет Беляев о "цыплячьем местничестве" руководителей, ответственных за радиовещание в тогдашнем Мурманске. По их воле в репродукторах "скрежещут, как колеса трамваев, граммофонные пластинки", которые от частого употребления давно потеряли свои первоначальные свойства. Между тем существуют технические возможности для регулярного приема и трансляции радиопередач из Москвы и Ленинграда. Почему же эти возможности не принимаются во внимание? Беляев вербует сторонников полезной идеи "сократить расстояние от Мурманска до часов Спасской башни" Писатель зримо представляет себе, как оно будет. "Незабываемая минута полярная ночь, мороз, ветер метет колючую снежную пыль, а радиорупор у почтовой конторы рассыпает чистые, как кристаллы, звуки рояля первоклассного пианиста".

Статья А.Р. Беляева вызвала многочисленные отклики. Под общим названием "В каждое рабочее общежитие, клуб, квартиру -- громко, четко, бесперебойно работающую радиоустановку" была напечатана целая подборка писем читателей.

В Мурманске той поры было совсем мало зелени. Предпринимались попытки раз бить цветники и газоны, но теплолюбивые растения южных областей гибли, не успев подняться над землей. Неугомонный Беляев написал письмо директору Киевского акклиматизационного сада Украинской Академии наук Н Ф Кащенко, проработавшему много лет в Сибири. Использовав ценные советы ученого, Александр Романович подготовил и опубликовал в "Полярной правде" (11 сентября 1932 года) заметку о том, как следует организовать озеленение в условиях Мурманска. "Вместо того. чтобы затрачивать заведомо безнадежный труд и деньги на посадку растений более южных растительных зон, не проще ли взять готовый материал -- карельскую березу, ель, сосну, иву, рябину и прочее?" -- спрашивает Беляев. По его мнению, надо переселять деревья из лесу. Среди дальних переселенцев писатель называет кедр, смородину, алданский виноград. Можно использовать кащенковские гибридные яблоки.

В другой заметке ("Полярная правда" за 17 сентября 1932 года) писатель ставит вопрос о рациональном использовании технической библиотеки.

Тем временем приближалось 75-летие со дня рождения и 50-летие научно-изобретательской деятельности великого советского ученого Константина Эдуардовича Циолковского. Беляев снова блеснул редким талантом писателя-фантаста и популяризатора науки. В этой теме он чувствовал себя как рыба в воде. Его статья "К Э Циолковский" напечатана 15 сентября 1932 года. Удивляет необыкновенное умение автора просто говорить о вещах сложных, малодоступных читателям того времени Беляев считает своим долгом познакомить северян с основами современной космонавтики, которые дал миру гениальный мечтатель из Калуги. В то же время писатель предупреждает читателей о "попытках использовать ракеты, как снаряды без пушек". Он даже называет столицу государства, откуда полетят эти снаряды без пушек Берлин! В то время Гитлер требовал от Гинденбурга, чтобы тот передал ему всю полноту власти. В центре Европы зрела фашистская угроза. Суровое предсказание писателя сбылось у нас на глазах. Через десять лет над затемненной Англией появились гитлеровские самолеты снаряды, зловещие "фау", несшие смерть и разрушение.

А. Р. Беляев пишет, что человечество обязано позаботиться об использовании удивительного изобретения в мирных целях. Допустим, в качестве скоростного средства почтовой связи вложенное в ракету письмо будет доставлено из Европы в Америку за каких-то два часа.

Что же известно еще о мурманском периоде жизни фантаста? О. П. Орлов рассказывал мне, что Беляев не упускал возможности поговорить с капитанами рыболовных судов. С одним из них он выходил в море на промысел рыбы. Был у них там разговор о "всевидящем глазе" рыбака, будем считать, о локаторе. Тогда этот прибор не был еще изобретен, но он существовал уже в воображении писателя-фантаста. Рассказывают также, что Беляев имел задание написать историю тралового флота, но этот материал (или отрывки из него, если они существуют) пока еще не найден.

Исследователи пишут, что именно в 30-е годы начался перелом в творчестве писателя, его все больше стал привлекать социальный фантастический роман.

Через год, уже после возвращения из Мурманска, Беляев писал, полемизируя с книгой Г. Уэллса "Россия во мгле": "Фантастический город построен! Приезжайте и посмотрите его своими "ясновидящими" глазами! Сравните его с вашими городами во мгле". Беляев писал о новой социалистической яви. Так писать он мог и о Мурманске, который только что покинул.

На память о городе увез он отсюда свою фотографию в теплой, как ухоженный дом, саамской малице. Судя по всему, у него человека ироничного и остроумного, беспощадное представление о своей внешности малахай сидит на нем не лучшим образом, мешок мешком. Зато много экзотики. Кто-кто, а уж писатель высоко ценит возможность соприкоснуться с ней. Снимок сделан, скорее всего, зимой или ранней весной 1932 года.

В этом повествовании еще рано ставить точку. Кто-нибудь обязательно дополнит рассказ о мурманском периоде жизни Александра Романовича Беляева. Как знать, может быть, в Мурманске созрели идеи самых неожиданных его произведений научной фантастики.

"Север". 1975, No 3, с. 122-125