Безродная Юлия - Бич Божий

БИЧЬ БОЖІЙ

Разсказъ изъ русской исторіи.

Глава I.

Татары нагрянули на Русь совершенно неожиданно. Никто не зналъ, откуда они пришли, и куда идутъ, какому богу поклоняются и зачѣмъ истребляютъ все на пути своемъ?

Въ 1224 году орда Чингисъ-хана напала прежде всего на половцевъ, которые пришли просить отъ нея защиты у русскихъ князей.

-- Татаре взяли нашу землю,-- сказали имъ послы половецкіе,-- а потомъ придутъ и возьмутъ вашу... Помогите намъ!

Князья точно предчувствовали, что этому предсказанію половецкому суждено исполниться, и поспѣшили ополчиться.

Но Чингисъ-ханъ, въ свою очередь, прислалъ имъ сказать:

-- Идемъ мы, по Божію позволенію, только на холоповъ своихъ и на конюховъ,-- на половцевъ; а съ вами у насъ вражды нѣтъ... Не помогайте имъ и мы васъ не тронемъ.

Вмѣсто отвѣта князья убили пословъ татарскихъ, а сами поспѣшили въ степь на встрѣчу врагамъ. У небольшой рѣчки Калки, гдѣ стояла орда, произошло сраженіе, и русскіе были разбиты на голову. На полѣ битвы осталось восемь князей, и едва десятая часть ихъ войска уцѣлѣла.

Ахнула вся Русь отъ ужаса, какъ одинъ человѣкъ, когда узнала горестную новость. Князья стали набирать новое войско, укрѣплять города, поджидая непрошенныхъ гостей; но татары ушли къ себѣ въ степи такъ же неожиданно, какъ и пришли, и нѣсколько лѣтъ о нихъ никто ничего не слыхалъ.

Но все же стало съ тѣхъ поръ неспокойно на Руси. Начались неурожаи, голодъ, повальныя болѣзни; а потомъ пошли уже и совсѣмъ неслыханныя дѣла; землетрясенія, затмѣніе солнца... Люди стали ожидать новаго несчастія. Въ церквахъ начали чаще говѣть, служить молебны. Монахи усерднѣе молились по монастырямъ, надѣясь мольбами своими предотвратить отъ родины новое, еще невѣдомое, несчастіе.

И вдругъ на небѣ появилась комета... Тутъ уже русскіе люди совсѣмъ растерялись, тѣмъ болѣе, что въ это же время прошелъ слухъ, что снова появились татаре. Днемъ только и разговору было, что о татарахъ, которые шли теперь съ Сѣвера; а ночью народъ собирался на площадяхъ, на улицахъ и смотрѣлъ на комету.

Старики, качая головами, предсказывали бѣду и совѣтовали молиться; но церкви и монастыри безъ того всегда теперь были полны молящихся.

Въ Кіево-Печерской обители только что окончилась вечерня, народъ разошелся по домамъ, а монахи, покончивъ свои дневныя работы, собрались вмѣстѣ посидѣть на заваленкѣ, да поболтать до второго вечерняго била {Било -- колоколъ.}, которое ихъ снова должно было созвать на молитву. Здѣсь сидѣли игуменъ, казначей, нѣсколько старцевъ и князь Святославъ Козельскій, въ монашествѣ -- Андрей. Народъ называлъ его просто -- Святошей.

Но вмѣсто разговоровъ среди монаховъ царило грустное молчаніе. Они глядѣли, какъ понемногу темнѣетъ алая полоска заката и на небѣ выступаютъ мало по малу блѣдныя звѣзды. Въ глазахъ братіи виднѣлось нѣчто тревожное, когда они глядѣли на небо, точно опасались увидѣть тамъ то, что ихъ уже давно пугало.

-- Глядите, глядите!-- воскликнулъ, наконецъ, молодой послушникъ, стоявшій недалеко отъ монаховъ.

Монахи обратили свои взоры на то мѣсто, куда указывалъ послушникъ, и снова глазамъ ихъ представилась яркая точка, будто падавшая съ неба внизъ на землю. За этой яркой точкой летѣлъ пылающій снопъ золотыхъ искръ.

-- Горе, горе землѣ русской!-- воскликнулъ игуменъ,-- видно, не даромъ идутъ къ намъ вѣсти про татаръ.

-- Четыре года прошло, и не было о нихъ ни слуху, ни духу,-- сказалъ казначей,-- а теперь снова народъ начинаетъ пугаться.

-- И снова князья не думаютъ ни о чемъ больше, какъ только о своихъ распряхъ,-- вздыхая, замѣтилъ Святоша,-- когда то они образумятся! Вѣдь и битву при Калкѣ они проиграли изъ-за того, что соперничали тогда между собою.

-- Ты не правъ,-- возразилъ одинъ изъ монаховъ,-- несмѣтна была сила татарская.

-- Но единодушно соединившись, князья одолѣли бы эту силу!-- воскликнулъ Святоша,-- я самъ былъ еще въ міру и сражался тогда вмѣстѣ съ ними. Много насъ собралось тогда! Былъ тамъ кіевскій князь Мстиславъ Романовичъ съ сыновьями, Даніилъ Галицкій, Мстиславъ Удалой... Всѣхъ не перечесть! Вотъ и захотѣлось Удалому прославиться, задумалъ онъ безъ помощи родичей, съ которыми враждовалъ, побѣдить татаръ. Выѣхалъ онъ одинъ тайно со своимъ войскомъ на враговъ, а другимъ князьямъ ничего не сказалъ... Былъ Удалой жаденъ къ славѣ! А тутъ вмѣсто славы получилъ безчестье несмываемое: разбили татары его войско на голову, а другіе князья не были готовы ему помочь. Полетѣлъ за Удалымъ зять его, молодецъ Данило Галицкій, да сейчасъ получилъ въ грудь рану. Но и раненый, онъ долго бился... и не устояла доблесть княжеская противъ неразумія Удалого!

-- Нѣтъ нашимъ князьямъ удачи!-- прошепталъ игуменъ.

-- Да, о такомъ пораженіи еще не слыхала никогда земля Русская,-- продолжалъ Святоша,-- сколько народу было перебито! Сколько князей сдалось въ плѣнъ татарамъ, повѣривъ ихъ обѣщаніямъ... Обѣщали татары свободу Мстиславу Кіевскому, съ сыновьями, но не сдержали своего обѣщанія: положили ихъ всѣхъ рядышкомъ на землю, накрыли досками и сѣли на нихъ обѣдать... Такой смертью тогда погибло пять Рюриковичей!

-- Боже милостивый!-- воскликнули монахи.

-- И мой отецъ тамъ погибъ;-- прибавилъ Святоша,-- съ тѣхъ поръ бросилъ я ратное дѣло и пришелъ сюда молиться за его душу...

Наступило небольшое молчаніе.

-- Гляньте-ка!-- воскликнулъ молодой послушникъ, указывая на комету,-- вотъ какъ ярко разгорѣлось знаменіе Божіе!

Дѣйствительно, теперь, когда небо сильно потемнѣло, комета и хвостъ ея ослѣпительно сіяли, затемняя свѣтомъ своимъ всѣ другія звѣзды.

Тутъ раздались медленные удары въ чугунное било, и монахи, прекративъ разговоры, отправились въ церковь.

Глава II.

Прошло нѣсколько дней, жизнь въ монастырѣ проходила по обыкновенію. Монахи молились вмѣстѣ по нѣсколько разъ въ день, а послѣ молитвы расходились каждый по своимъ дѣламъ.

На долю князя Святоши приходилось работы больше всѣхъ. Утромъ онъ носилъ дрова на плечахъ своихъ съ берега Днѣпра въ монастырь, который стоялъ на высокой горѣ; затѣмъ помогалъ стряпать на братію въ поварнѣ, потомъ служилъ при трапезѣ; а вечеромъ замѣнялъ иногда больного привратника у воротъ монастырскихъ. Никто не заставлялъ Святошу такъ много работать. Онъ самъ обрекъ себя на такое подвижничество во искупленіе безславной смерти отца своего Михаила Всеволодовича Козельскаго и иныхъ родственниковъ, погибшихъ въ плѣну у татаръ.

Однако эти дни Святоша, хотя и исполнялъ добросовѣстно всю работу, но видно было, что мысли его заняты чѣмъ то постороннимъ. Дѣйствительно, Святошу грызло безпокойство. Онъ зналъ, что татаре уже подходятъ къ Рязанскому княжеству и ежеминутно ожидалъ отъ своего молодого брата, князя Козельскаго, извѣстій, далеко непріятныхъ, потому что князья совсѣмъ не были готовы встрѣтить врага съ честью.

Наконецъ, въ одинъ изъ теплыхъ лѣтнихъ вечеровъ прибылъ гонецъ изъ Козельска, и Святоша, чрезвычайно взволнованный, сообщилъ инокамъ нерадостныя вѣсти.

-- Братья мои,-- сказалъ Святоша,-- снова посылаетъ Господь испытаніе Русской землѣ... Уже пришли къ намъ татаре! Сперва явился ихъ посолъ къ князьямъ Рязанскимъ отъ ихняго хана Батыя и требовалъ со всего имѣнія ихъ десятую часть. А князья отвѣтили: "Зачѣмъ только десятину? Когда никого изъ насъ не останется, возьмете все".

-- Хорошій отвѣтъ! храбрый отвѣтъ!-- раздались вокругъ восклицанія монаховъ.

-- Хорошъ-то онъ хорошъ!-- возразилъ Святоша,-- да только тогда, когда за такимъ отвѣтомъ стоитъ сила ратная; а коли этого нѣтъ, то и отвѣтовъ такихъ давать не слѣдуетъ. Что же вышло? У князей рязанскихъ своего войска мало, послали они просить помощи во Владиміръ, а тамъ не помогли... Не понимали Владимірскіе князья, что, помогая Рязани, себѣ помогаютъ.

-- Ну, и что же?-- Съ тревогой спросилъ игуменъ, который происходилъ отъ рязанскаго боярскаго рода.

-- Сожжена Рязань, разграблена, а жители или убиты или въ плѣнъ взяты.

-- Боже милосердный!-- прошепталъ игуменъ, закрывая лицо руками.

-- Опустошивши рязанское княжество,-- продолжалъ Святоша,-- татаре пошли на Владимірское... Кабы князь Юрій не отказалъ рязанцамъ въ помощи, то, можетъ быть, удалось бы отстоять и Рязань, и Владиміръ... а теперь открытъ невѣрнымъ путь въ Русскую землю.

-- Владиміръ -- не Рязань,-- замѣтилъ одинъ изъ монаховъ,-- у князя Юрія войска достаточно, да и стѣны городскія крѣпки.

-- Дай Богъ, дай Богъ!-- задумчиво сказалъ Святоша.

-- А вдругъ и къ намъ доберутся татаре?-- воскликнулъ одинъ изъ молодыхъ иноковъ.

-- Куда имъ! До насъ еще далеко!-- раздались въ отвѣтъ увѣренные голоса.

-- А все-таки страшно! Стѣны кіевскія не очень то крѣпки, кой-гдѣ и совсѣмъ развалились.

-- Городъ силенъ не стѣнами, а своимъ народомъ, да княземъ,-- тихо сказалъ игуменъ.

-- А князь-то нашъ...-- сказалъ одинъ изъ иноковъ; но замолчалъ.

-- Да, нашъ князь не заботится о кіевлянахъ,-- сказалъ Святоша,-- не тѣмъ занятъ. Теперь онъ занятъ распрей съ Даніиломъ Галицкимъ.

-- Да и какъ иначе?-- насмѣшливо замѣтилъ игуменъ,-- татаре еще далеко, а Данило такъ близко.

-- А съ Галицкимъ княземъ не слѣдуетъ враждовать,-- продолжалъ Святоша,-- это храбрый и доблестный витязь. Онъ одинъ изъ нихъ теперь можетъ отстоять и единить Русь.

-- Пойти бы тебѣ къ князю,-- посовѣтовалъ игуменъ,-- скажи ему, зачѣмъ они напрасно воюютъ? Заключили бы лучше союзъ на пользу себѣ и людямъ, а полки послали бы на помощь Владиміру.

-- Я и самъ думалъ пойти,-- отвѣчалъ Святоша,-- да вѣдь знаешь, сколько у меня дѣла въ обители... Все поджидалъ, нашего князя къ обѣднѣ, а онъ что-то не ѣдетъ.

-- Занимается наборомъ полковъ,-- отвѣчалъ одинъ изъ иноковъ,-- хочетъ всѣ свои силы двинуть на Галичъ.

-- А насъ оставитъ беззащитными,-- сказалъ игуменъ,-- придутъ татаре и возьмутъ здѣсь все, что пожелаютъ.

-- И откуда это вдругъ пришли татаре?-- спросилъ задумчиво молодой послушникъ,-- раньше никто не слыхалъ о нихъ, а теперь только и разговору.

-- Книжные люди говорятъ,-- отвѣчалъ игуменъ,-- что это тѣ нечистые народы, которыхъ нѣкогда Гедеонъ-пророкъ загналъ въ пустыню, и которые должны появиться передъ концемъ міра и поплѣнить всѣ страны.

-- Значить, скоро будетъ свѣтопреставленіе!-- въ ужасѣ воскликнулъ послушникъ.

-- Невѣдомы людямъ намѣренія Господа,-- тихо отвѣчалъ игуменъ.

Въ это время изъ поварни вышелъ инокъ и крикнулъ князю Святошѣ:

-- Отецъ Андрей, сбѣгай за водой для похлебки!

Взялъ Святоша пару ведеръ, надѣлъ ихъ на коромысло и по крутой тропинкѣ пошелъ внизъ, къ Днѣпру. Мракъ и печаль объяли его душу, которая точно предчувствовала грядущія бѣдствія. Не старъ еще Святоша, а уже сколько горя онъ видѣлъ! Княжескіе раздоры, половецкіе и татарскіе набѣги, голодъ, повальныя болѣзни... Думалъ успокоить свою совѣсть укрывшись подъ сѣнь монастыря; но и здѣсь не нашелъ того, чего искалъ... и между монахами не все чистые праведники... Недавно умеръ у нихъ въ Печерскомъ инокъ -- и никто изъ братіи не захотѣлъ дать денегъ на его похороны! Инокъ былъ нищъ и ничего не оставилъ, а богатая братія не хотѣла ничего пожертвовать. А нищимъ усопшій сдѣлался потому, что при жизни роздалъ бѣднымъ свое имущество. Горько стало Святошѣ, когда братія начала перекоряться по поводу пожертвованія, отворилъ онъ свою келію и сказалъ монахамъ:

-- Возьмите для него все, что у меня есть, и похороните съ честью.

И монахи взяли все, что было можно... Конечно, Святоша -- князь, онъ не боится, что и его откажутся хоронить, когда онъ умретъ. Много у него богатыхъ родичей, которые пріѣдутъ тогда въ монастырь не съ пустыми руками; но каково видѣть этотъ соблазнъ бѣднымъ инокамъ?

Думая такъ, Святоша все больше омрачался душою.

Глава III.

Черезъ нѣсколько дней пришло извѣстіе о взятіи Владиміра татарами, и Святоша немедленно отправился въ городъ къ кіевскому князю.

Въ это время на столѣ Кіевскомъ сидѣлъ потомокъ Мономаха -- Владиміръ Рюриковичъ, который, какъ и всѣ другіе князья, только и занимался что междуусобіями,-- то онъ отнималъ что нибудь у родственниковъ, то родственники старались отнять у него... Завидѣвъ изъ окна Святошу, Владиміръ Рюриковичъ вышелъ на крыльцо и принялъ гостя съ большой честью.

-- Пришелъ я къ тебѣ, княже, печаловаться за кіевлянъ и за твою землю,-- сказалъ инокъ, садясь въ горницѣ на лавку;-- защити землю, приготовься къ оборонѣ Кіева.

-- Это ты о татарвѣ поганой,-- сказалъ Владиміръ, лицо котораго омрачилось,-- не дойдетъ она до насъ, успокойся.

-- Такъ говорили рязанцы и владимірцы... Они хотѣли жить особо, а теперь вмѣстѣ лежатъ во прахѣ... Тоже станется и съ другими, если не одумаются!

-- Развѣ уже разоренъ и Владиміръ?-- воскликнулъ князь.

-- Значитъ, твой гонецъ еще въ дорогѣ, а мой сейчасъ привезъ мнѣ эту горестную новость.

-- Но какъ же князь Юрій не защитилъ свой городъ?

-- Въ то время князь выѣхалъ на Волгу собирать войско, а татары подступили къ Москвѣ, къ пригороду Владиміра. Подъ Москвой стояли недолго и всю ее сожгли. Владимірцы заперлись, рѣшивъ умереть, а не сдаваться. Битва была лютая! Татары взяли сперва новый городъ, потомъ принялись громить старый. Княгиня со снохой и съ внучатами затворилась въ Богородичной церкви на полатяхъ. Тутъ былъ и епископъ Митрофанъ... Пока татары отбивали желѣзныя двери, онъ постригъ въ монашество старую княгиню и нѣсколькихъ бояръ. Потомъ отбили татары двери, ограбили церковь; но на полати лѣзть побоялись. Вмѣсто того, они наложили дровъ въ церкви, зажгли ихъ, а двери затворили. Всѣ на полатяхъ задохнулись и сгорѣли.

-- Но князь Юрій живъ?

-- Убитъ... Татары встрѣтили его неподалеку отъ города, обошли его войско и все изрубили.

-- Но куда же теперь пошли эти проклятые?-- воскликнулъ Владиміръ Рюриковичъ.

-- Теперь... теперь они стоятъ подъ Козельскомъ,-- тихо сказалъ Святоша.

-- Это у твоего брата Игоря?

Святоша только головой кивнулъ въ отвѣтъ.

-- Ужасно! Ужасно!-- восклицалъ Владиміръ,-- за что Господь такъ наказалъ насъ...

-- Брось враждовать съ Даниломъ Галицкимъ,-- строго сказалъ инокъ,-- зачѣмъ вы теряете время въ пустыхъ ссорахъ? За это Богъ васъ и караетъ! Дружба съ Данилой стоитъ большаго, чѣмъ ссора, потому что это князь доблестный. Помирись съ нимъ, позови другихъ князей, собери большое войско и общими силами разбей враговъ. Тогда и силы небесныя встанутъ на вашу защиту.

А Владиміръ Рюриковичъ думалъ въ это время: "Онъ хлопочетъ такъ потому, что поганые стоятъ подъ Козельскомъ... А мнѣ то чего безпокоиться? Отъ Козельска до Кіева не близко! Успѣю еще приготовиться".

Святоша смотрѣлъ на князя въ это время такими печальными глазами, точно зналъ, что происходитъ въ его душѣ. И князю стало стыдно.

-- Хорошо тебѣ давать такіе совѣты,-- возразилъ онъ смущенно,-- Даніилъ злѣйшій врагъ нашего рода! Его отецъ постригъ моего отца, а самъ онъ замышляетъ отнять у меня Кіевскій столъ. Онъ хочетъ быть сильнѣе всѣхъ и многихъ бѣдныхъ князей сдѣлалъ своими подручными. А я, пока живъ, не стану передъ нимъ склоняться!

-- Ты первый поднялъ противъ Данила хана половецкаго,-- сказалъ Святоша,-- доколѣ вы сами не перестанете посылать невѣрныхъ на землю Русскую, дотолѣ и Богъ васъ отъ нихъ не избавитъ!

-- А онъ звалъ противъ меня ляховъ и венгровъ!-- крикнулъ Владиміръ.-- Я знаю его коварство! Ему мало Волыни да Галичины, онъ хочетъ захватить всю южную Русь и вознестись надъ всѣми!

-- О горе! горе!-- воскликнулъ Святоша и залился горькими слезами.-- Боже Милосердный, зачѣмъ не дашь Ты мнѣ силу пророка, чтобы я могъ словами огненными пронзить это сердце, закованное въ броню злобы! Князь, князь! Ты боишься, чтобы Данило не присвоилъ себѣ лишняго клочка земли, а между тѣмъ сердце твое не дрогнетъ отъ настоящей обиды... Вспомни, Владиміръ, что татары уже захватили и разорили нѣсколько княжествъ русскихъ!

Тронулся князь великой скорбью инока и отвѣтилъ.

-- Постараюсь побороть въ себѣ гнѣвъ на Даніила, потому что вижу теперь всю твою правоту... Отнынѣ, если онъ захочетъ, я стану его другомъ!

Владиміръ, дѣйствительно, помирился съ Даніиломъ Галицкимъ и вмѣстѣ съ нимъ пошелъ на половцевъ; но былъ ими взятъ въ плѣнъ. Когда же онъ, освободившись изъ плѣна, явился въ Кіевъ, то столъ Кіевскій оказался уже занятымъ: его захватилъ князь Михаилъ Черниговскій, который бѣжалъ изъ Чернигова, осажденнаго татарами.

Глава IV.

Подъ Козельскомъ татары стояли семь недѣль, а жители его все не хотѣли сдаваться. Молодой князь Игорь, братъ Святоши, былъ еще такъ неопытенъ, что не могъ самолично командовать войскомъ; но горожане сказали на вѣчѣ:

-- Хоть князь нашъ и юнъ, но мы положимъ за него свои животы! За это получимъ на землѣ славу, а на небѣ -- вѣнцы мученическіе.

Долго боролись храбрые козельцы, наконецъ татары разбили городскія стѣны и ворвались въ городъ; но и тутъ горожане выбѣжали навстрѣчу врагамъ и рубились ножами, пока всѣ не полегли костьми. Затѣмъ татары утопили молодого князя въ крови, которая ручьями лилась по улицамъ и, разрушивъ городъ до основанія, пошли на Черниговъ.

Услыхавъ, что враги находятся уже такъ близко, кіевляне поняли, что не миновать и имъ бѣды. Жутко стало кіевлянамъ! Владиміръ Рюриковичъ, къ которому уже они привыкли, ушелъ отъ нихъ, не имѣя силъ отстоять свою вотчину отъ захвата князя Михаила Черниговскаго, а новаго князя народъ дичился и ему не довѣрялъ. Вслѣдствіе этого опустѣлъ княжескій теремный дворъ, гдѣ жилъ Михаилъ со своими близкими, а кіевляне все чаще ходили за совѣтомъ въ Печерскій монастырь къ Святошѣ Козельскому. Еще тяжелѣе стало на душѣ Святоши, когда онъ узналъ, какъ варварски татары умертвили его молодого брата. Загорѣлось сердце воина подъ монашеской рясой, захотѣлось ему мстить, утопить свое горе въ крови враговъ, но обѣтъ, данный Богу, запрещалъ ему пролитіе крови, и Святоша, послѣ цѣлаго дня работы, всю ночь стоялъ въ церкви на колѣняхъ, умоляя Силы Небесныя смягчить его ожесточившееся сердце.

Но, занятый своимъ горемъ, онъ принималъ участіе въ дѣлахъ кіевлянъ, давалъ имъ совѣты, укрѣплялъ стѣны, назначалъ смѣны часовыхъ, указывалъ имъ лучшія мѣста для наблюденій. Кіевляне даже забыли, что въ теремномъ дворѣ сидитъ ихъ князь, привыкнувъ за всякимъ дѣломъ обращаться къ Святошѣ.

И вотъ, наконецъ, появились татары на лѣвомъ берегу Днѣпра. Они сожгли Переяславль, Черниговъ и пришли подъ Кіевъ.

Не могли надивиться татары красотѣ этого города. Стоялъ онъ на крутомъ берегу Днѣпра, который отражалъ въ своихъ голубыхъ волнахъ бѣлыя стѣны, башни, украшенныя греческими художниками, множество храмовъ съ золотыми маковками и цвѣтныя черепичныя кровли княжескихъ теремовъ... А подъ горою раскинулся привольно Подолъ, со множествомъ церквей, по бокамъ котораго виднѣлись Печерскій и Выдубецкій монастыри, отрѣзанные отъ города и другъ отъ друга дремучимъ лѣсомъ, растущимъ на крутой горѣ.

Точно очарованные, дивились татары на чудесный городъ, а впереди всѣхъ ихъ стоялъ ханъ Батый, который не могъ отвести глазъ отъ этой картины.

-- Нѣтъ!-- сказалъ, наконецъ, онъ,-- я не хочу разорять такой чудесный городъ! Пусть онъ достанется намъ цѣлымъ. Надо завести мирные переговоры съ кіевскимъ княземъ!

На слѣдующій же день къ Михаилу Черниговскому явились послы татарскіе, и кіевляне впервые увидали своихъ лютыхъ, безпощадныхъ враговъ, которыхъ такъ давно уже они привыкли бояться.

Татары имѣли смуглое, широкое лицо съ большими скулами; приплюснутый носъ, маленькіе глаза, рѣдкіе волосы на бородѣ. Они были невысокаго роста, худые, носили длинные усы, брили часть головы, оставляя посрединѣ одну длинную косу.

-- Сдайся нашему хану,-- сказали послы Михаилу,-- онъ государь милостивый, пощадитъ тебя и не станетъ разрушать города твоего.

-- Знаемъ мы ваши обѣщанія,-- отвѣчалъ Михаилъ,-- вы многимъ обѣщали пощаду и убили всѣхъ тѣхъ, которые вамъ повѣрили... Не сдамся я вашему хану!

Отвѣтивъ такъ, Михаилъ велѣлъ схватить пословъ и отрубить имъ головы.

Святоша не одобрилъ такого вѣроломства черниговскаго князя и предсказывалъ кіевлянамъ скорое нападеніе татаръ; но послѣдніе на этотъ разъ не захотѣли мстить за обиду и ушли къ себѣ въ степи.

Однако, черезъ нѣсколько мѣсяцевъ Батый снова появился въ предѣлахъ Кіевскаго княжества съ несмѣтными войсками.

Михаилъ испугался, узнавъ, какое громадное полчище идетъ на Кіевъ. Не устоять Кіеву противъ татаръ, а ждать помощи неоткуда. Весь востокъ и сѣверъ Россіи лежалъ въ развалинахъ, старыхъ людей враги изрубили, молодыхъ взяли въ плѣнъ. Изнуренные, полуодѣтые, босые плѣнники шли въ степь къ ордѣ, связанные попарно за волосы и умирали по пути отъ голода и отъ мороза... И некому было оплакать ихъ на родинѣ, потому что всѣ родственники ихъ лежали тамъ мертвые.

Михаилъ понималъ, что Кіевъ постигнетъ такая же участь; поэтому, не желая понапрасну подвергать свою жизнь опасности, онъ убѣжалъ ночью изъ города. Такъ оставилъ трусливый черниговскій князь на произволъ судьбы неправедно захваченное княжество.

Когда узналъ Святоша о бѣгствѣ Михаила, то сейчасъ же послалъ гонца къ галицкому князю.

"Кіевскій столъ свободенъ,-- велѣлъ сказать онъ Данилѣ,-- возьми его и защити отъ татаръ".

А доблестному Даніилу только этого и надо. Началъ онъ набирать дружину на Волыни и на Галиціи, да только мало дома оказалось здороваго народа: отъ непрерывныхъ междоусобій ноуменьшилось войско княжеское, да и не охота была людямъ ѣхать прямо въ сѣчу, потому что и сюда уже дошелъ слухъ, что татары скоро "остолпятъ" Кіевъ со всѣхъ сторонъ... Но молодецъ Данило не унывалъ. Онъ все-таки рѣшилъ занять Кіевъ, куда теперь ни одинъ князь не хотѣлъ ѣхать, посадить тамъ на время своего друга тысяцкаго Димитрія, а самому отправиться къ венграмъ за помощью.

Глава V.

У Данилы былъ молочный братъ, Климата Безбородъ, который такъ былъ ему преданъ, что никогда еще съ нимъ не разставался. У Климаты -- косая сажень въ плечахъ, лицо -- кровь съ молокомъ, а силы отпустилъ ему Богъ столько, что и на десятерыхъ человѣкъ вдоволь хватило бы. Только не любилъ Климата проявлять эту силушку! Былъ онъ нрава кроткаго, рѣдко когда ссорился, а если и радовался своей силѣ, то только тогда, когда она шла на пользу любимаго князя. Такъ, во время битвы при Калкѣ, Климата на рукахъ своихъ вынесъ раненаго въ грудь Данилу далеко за предѣлы сѣчи и долго бѣжалъ съ нимъ, какъ съ младенцемъ, до первой деревни, гдѣ имъ подали помощь.

Климата уже и не очень былъ молодъ; но до послѣдняго времени и жениться не хотѣлъ, такъ какъ князь его все время проводилъ въ походахъ, да въ сраженіяхъ. Не хотѣлъ онъ ни о комъ думать больше, чѣмъ о своемъ любимомъ Данилѣ.

Но вотъ выдалось въ Галичѣ годика два спокойныхъ. Данило побѣдилъ своихъ мятежныхъ бояръ, которые съ нимъ постоянно враждовали, соединилъ Галичину и Волынь подъ своей могучей властью и Климата повѣрилъ, что теперь наступитъ мирное время.

Повѣрилъ Климата, что наступило счастливое время долгаго мира и женился... а тутъ вдругъ, вскорѣ послѣ этого, снова всколыхнулась земля Русская отъ топота коней татарскихъ, снова застонали люди подъ острымъ ножемъ враговъ некрещеныхъ.

Что же дальше будетъ? Не хочетъ объ этомъ Климата и думать... Все сидитъ около жены Настасьюшки, которая къ этому времени подарила ему первенца, сына Пашеньку.

И вдругъ такой ударъ: Данило ѣдетъ въ Кіевъ, прямо въ пасть татарскую! Чуть не плачетъ Климата... И Настасьюшку жаль бросить, а ужъ князя и подавно... Князь дороже жены, дороже Пашеньки. Жену знаетъ онъ три года, Пашеньку и того меньше, а съ княземъ они вмѣстѣ чуть ли не съ неленокъ... Климата всегда былъ въ княжескихъ хоромахъ вмѣстѣ съ Данилой и жилъ больше его жизнью, чѣмъ своею. И любилъ онъ Данилу еще и потому, что дѣтство Галицкаго князя было такое бурное, да несчастливое, точно его заранѣе отмѣтилъ перстъ Божій.

Что говорцть, всѣ князья въ то время жили бурно, поглощенные междоусобіями; но Данилу съ младыхъ ногтей, съ младенчества, преслѣдовали, то смуты

боярскія, то козни родственниковъ... Въ его семействѣ ни одинъ праздникъ не обходился безъ печали. Вотъ, напримѣръ, "постригъ"... Какъ весело бываетъ у всѣхъ другихъ, когда молодому князю впервые стригутъ волосы и садятъ на коня... И у нихъ въ Галичѣ, тоже будто было весело. Собралось много гостей, бояръ, князей, духовенства. Самъ митрополитъ остригъ трехлѣтнему Данилѣ волосы, которыхъ еще ни разу не касались ножницы. Потомъ родичъ Данилы, князь Мстиславъ Удалой, посадилъ его на коня. И вовсе не испугался малютка! Онъ хохоталъ, дергалъ за возжи рученками и все оглядывался на Климату, который стоялъ недалеко, прячась за материнскую юбку.

-- Иди ко мнѣ, Клима!-- кричалъ молодой князь,-- сядемъ вмѣстѣ.

Всѣ смѣялись, а Климата, весь красный отъ смущенія, старался спрятаться какъ можно дальше.

Было такъ весело... и что же? Въ самый разгаръ пира приходитъ извѣстіе, что отецъ Данилы, князь Романъ убитъ въ битвѣ съ ляхами!

Очутились бояре на своей волѣ, завели смуту, разлучили Данилу съ матерью; но Климата остался при немъ... Помнитъ онъ еще одинъ праздникъ: семь лѣтъ минуло галицкому князю, пируютъ въ хоромахъ бояре. Вдругъ мать Климаты входитъ тихонько въ горницу и манитъ къ себѣ обоихъ дѣтей потихоньку. Вышли дѣти на дворъ, а тамъ стоитъ какая то женщина. Схватила она Данилу въ объятія, цѣлуетъ его, плачетъ... Онъ же испуганно сторонится; а потомъ какъ вглядѣлся, закричалъ:

-- Матушка! Матушка!

-- Я, дитятко,-- шепчетъ старая княгиня,-- но молчи... какъ услышатъ бояре, такъ меня прогонятъ...

Но бояре уже провѣдали. Вышли на крыльцо и давай оттаскивать Данилу отъ матери. А тотъ плачетъ, но храбро отбивается... Выхватилъ у кого то мечъ изъ за пояса и отмахивается имъ во всѣ стороны.

Даже плачущая княгиня грустно улыбнулась сквозь слезы. Тихонько вынула она изъ рукъ Данилы мечъ, отдала его боярину и, утеревъ слезы сына, повелѣла ему идти въ горницы. А сама посмотрѣла ему вслѣдъ, вздохнула и уѣхала куда то.

Такъ кончился и этотъ веселый праздникъ!

Потомъ Мстиславъ Удалой отнялъ у Данилы Галичъ и женилъ его на своей дочери Аннѣ. Пріѣхала невѣста съ матерью, съ тетками, дядями, со множествомъ бояръ и сватовъ. Дали за нею многое множество золота и серебра... Долго плакала мать, разставаясь съ милой дочерью, потому что очень ужъ была молода невѣста: всего восемь лѣтъ минуло Аннѣ.

Богатая была свадьба! Пировали на ней двадцать князей, а бояръ и не перечесть... По улицамъ стояло вино, медъ, овощи и всякое кушанье,-- ѣшь народъ, пей, веселись.

Но и тутъ праздникъ плохо кончился, пріѣхалъ вечеромъ братъ Данилы, Василь, жившій съ матерью и привезъ печальное извѣстіе: старая княгиня скончалась.

Долго скучалъ Данило... Все тогда они съ Климатой охотой развлекались. Ястреба какіе у нихъ бывали, сокола! Иной разъ отправлялись надолго въ лѣса, иль на рѣку Бугъ. Князь Данило даже Анну, жену свою забиралъ, что бы потѣшить ее хорошенько. Тогда ужъ ѣхали также бояре съ боярынями, дружина... И тутъ Климата стоялъ съ рогатиной подлѣ своего князя, оберегая его отъ лютаго звѣря.

Потомъ наступило смутное время. Бояре прогнали совсѣмъ Данилу. Жилъ онъ то на Волыни, то въ Литвѣ, Польшѣ, то у венгровъ. И снова былъ съ нимъ вездѣ Климата.

Когда умеръ Мстиславъ Удалой, Данило снова вернулъ себѣ Галичъ. Сталъ могучъ и доблестенъ галицкій князь, вскормленный мечемъ, воспитанный невзгодой. Встревожились русскіе князья, почуявъ около себя сильнаго сосѣда, начали нападать, на него соединенными силами; но Данила вездѣ одерживалъ побѣды. Стали его всюду уважать и бояться.

И не любилъ Климата сѣчи, а ужъ сколько лѣтъ проводитъ въ битвахъ! Самъ то онъ не бьется съ врагомъ, а все только стережетъ своего князя.

Но какъ же быть теперь? Столько лѣтъ вмѣстѣ прожили душа въ душу и теперь разлучиться? Да никогда на свѣтѣ!

Значитъ, надо бросать жену съ младенцемъ. И этого не хочется Климатѣ.

Надо что нибудь придумать.

Глава VI.

И придумалъ Климата.

Купилъ онъ повозочку съ крытымъ верхомъ, настелилъ туда мягонько сѣна, укрылъ хорошенько попоной, да и посадилъ туда жену съ сыномъ. Идетъ Данила на конѣ, за нимъ -- Климата, за Климатой -- небольшая дружина, а въ сторонкѣ -- сытая лошадка тащитъ повозочку съ семействомъ Климаты. Доволенъ Климата! Глядитъ то на князя своего, то на семейство и радуется, что такъ ловко придумалъ и отъ Данилы не отсталъ, и младенца съ женою не покинулъ.

Трунила надъ Климатой дружина Данилова, а тотъ только усмѣхается въ отвѣтъ.

-- Вовсе я не воинъ княжевъ,-- говоритъ,-- а только его слуга вѣрный, оттого и не зазорно мнѣ на походѣ съ бабой возиться!

Прибыли благополучно въ Кіевъ: а оттуда уже весь народъ высыпалъ на встрѣчу Данилѣ за городскія стѣны. Радуются кіевляне, громко привѣтствуютъ доблестнаго галицкаго князя, молятъ его о защитѣ. Впереди всѣхъ стоятъ монахи Печерскаго монастыря съ игуменомъ и Святошей во главѣ.

Приложился Данило ко кресту, расцѣловался съ боярами, отдалъ низкій поклонъ честному народу и сказалъ громко:

-- Не бойтесь, друзья! Я съумѣю защитить васъ.

Отдыхалъ Данило въ Кіево-Печерской обители и тутъ, послѣ продолжительнаго разговора со Святошей, увидалъ, что не легко выполнить данное сейчасъ обѣщаніе. Войска въ Кіевѣ мало и Данило привелъ съ собой немного больше, стѣны городскія ветхи, у горожанъ нѣтъ оружія, а достать его неоткуда.

-- Кабы я зналъ, что у васъ во всемъ такая скудость,-- сказалъ Данило,-- я бы раньше поѣхалъ къ венграмъ за помощью и оттуда пришелъ бы съ большимъ войскомъ. А теперь что я могу сдѣлать?

Монахи только руками развели въ отвѣтъ; но князь галицкій не любилъ оставаться бездѣятельнымъ.

-- Отдохну я у васъ денекъ,-- сказалъ онъ послѣ непродолжительнаго молчанія,-- и поѣду къ венграмъ... Терять времени нельзя.

-- Татары близко уже,-- возразилъ Святоша,-- пока ты вернешься, они успѣютъ остолпить городъ и отрѣзать тебѣ путь въ него.

-- Я слетаю живо, соколомъ!-- отвѣчалъ Данило,-- а если даже они успѣютъ подойти къ Кіеву, то я накрою ихъ съ тыла и разобью!

-- Страшно намъ безъ тебя оставаться,-- вздохнувъ, промолвилъ игуменъ.

-- Я оставлю здѣсь тысяцкаго и войско,-- сказалъ Данило,-- мой тысяцкій Димитрій, человѣкъ храбрый и находчивый. Онъ сдѣлаетъ все, какъ нужно.

Братія молчала, подавленная печалью.

-- Ты правъ, Данила!-- сказалъ, наконецъ, Святоша,-- князь безъ воиновъ ничего не можетъ подѣлать противъ татаръ. Безславнѣе будетъ, если его возьмутъ въ плѣнъ и задавятъ. Пусть лучше онъ на свободѣ ищетъ способовъ выручить Кіевъ.

Монахи ничего не возражали.

На слѣдующій день Даніилъ созвалъ совѣтъ изъ бояръ вмѣстѣ съ простымъ народомъ и, объявивъ имъ свое рѣшеніе, поспѣшилъ уѣхать изъ Кіева. Данилу сопровождало всего только три человѣка изъ дружины и между ними не было Климаты... Хотѣлъ было онъ ѣхать, да Настасьюшка кинулась ему въ ноги и заголосила:

-- Аль ты разлюбилъ меня уже и хочешь покинуть? За что же я стала тебѣ нелюба? Завезъ ты меня въ чужедальнюю сторонушку, къ невѣдомымъ людямъ я хочешь тутъ одну бросить... Не видали бы глаза мои такого несчастія...

Долго голосила баба, долго валялась она въ ногахъ у Климаты, пока тотъ, наконецъ, сердито плюнувъ, не обѣщалъ остаться.

И зачѣмъ только везъ онъ сюда свое семейство? Тамъ Настасья была на родинѣ, среди родныхъ, а здѣсь и впрямь нельзя ее оставить, потому что, того гляди, уже нагрянутъ татары.

Уѣхалъ Данило и стало такъ грустно Климатѣ безъ князя, что просто не знаетъ, куда отъ тоски дѣваться! Не глядѣлъ бы, кажется, ни на жену, ни на сына.

Скоро, впрочемъ, некогда стало тосковать Климатѣ: приставилъ его тысяцкій Димитрій исправлять вмѣстѣ съ другими часть городской стѣны. Работалъ Климата такъ, что всѣ только диву дались! Таскалъ наверхъ такіе камни, что и четыремъ людямъ поднять не подъ силу. Слышитъ онъ вокругъ похвалы силушкѣ своей и трудолюбію, а самъ про себя думаетъ:

"Эхъ, нехорошо, нехорошо! Зачѣмъ покинулъ изъ-за бабы своего князя"!

Надумалъ было Климата отослать жену на родину съ какимъ-нибудь вѣрнымъ человѣкомъ при обозѣ, чтобы самому нагнать князя; но и это оказалось невозможнымъ: появились за Днѣпромъ передовые отряды татаръ; отчего всѣ обозы ходить изъ Кіева перестали.

Прошло еще нѣсколько дней, и несмѣтное войско окружило Кіевъ.

Отъ скрипѣнія телѣгъ татарскихъ, отъ рева верблюдовъ, отъ ржанія лошадей, кіевляне не могли даже разслышать, что кричали имъ съ городскихъ стѣнъ часовые.

Орда подошла къ Кіеву по рѣкѣ Лыбеди, выжигая всѣ встрѣчавшіеся ей на пути посады. Наконецъ враги появились подъ Лядскими воротами и здѣсь начали приготовлять все къ нападенію.

Подкатили татары къ городскимъ стѣнамъ бревна на цѣпяхъ и начали ими выбивать камень за камнемъ. День и ночь били они въ стѣны и, наконецъ, проломили большое мѣсто. Тогда кіевляне бросились на развалины и бились долго подъ начальствомъ тысяцкаго Димитрія. А Климата стоялъ на стѣнѣ во весь свой богатырскій ростъ и бросалъ внизъ пятипудовые камни.

Началась жестокая сѣча! Слышался ломъ копейный, стукъ щитовъ, въ воздухѣ мелькали стрѣлы, затемнявшія свѣтъ солнца. Димитрій былъ раненъ и отступилъ.

Татары завладѣли стѣнами и ночевали на нихъ, вполнѣ увѣренные, что уже покорили Кіевъ; но каково было ихъ удивленіе когда, проснувшисъ, они увидали, что передъ ними выросло новое укрѣпленіе: кіевляне, по повелѣнію Святоши, огородили заборомъ большое мѣсто вокругъ Десятинной церкви. Климата, вмѣстѣ съ другими силачами, цѣлую ночь носили огромныя бревна, которыя плотники спѣшили забивать въ землю. Такимъ образомъ появилась въ Кіевѣ новая ограда, куда укрылись кіевляне вмѣстѣ съ иноками Печерскаго монастыря.

Сидитъ подъ заборомъ и Настасьюшка, прижимаетъ къ себѣ младенца и заливается слезами. Кончилъ Климата работу, подошелъ къ женѣ, а та причитаетъ:

-- Несчастная я, горемычная! И зачѣмъ я ушла изъ Галича! Въ Галичѣ теперь таково хорошо, тихо и спокойно! А здѣсь пришла уже моя смертынька!

-- Не плачь, -- утѣшаетъ Климата,-- выручитъ насъ князь Данило... Скоро онъ долженъ придти съ силой несмѣтной.

Говоритъ такъ, а у самого душа неспокойна. Чуетъ онъ, что не поспѣть князю къ нимъ на помощь, потому что не по разсчету рано подошли къ Кіеву татары! А теперь только развѣ чудо можетъ прогнать ихъ.

Но чуда не случилось!

Утромъ подошли татары къ новой оградѣ. Снова послышался стукъ бревенъ, опять засвистѣли въ воздухѣ стрѣлы... Наскоро построенная ограда не выдержала сильнаго натиска и повалилась. Татары ворвались внутрь укрѣпленія; но принуждены были остановиться: передъ ними впереди всѣхъ стояли священники Десятинной церкви въ свѣтломъ облаченіи, съ крестами и хоругвями въ рукахъ, за ними находились монахи въ черныхъ клобукахъ и мантіяхъ, а дальше уже толпились женщины и дѣти, точно испуганныя овцы за своими пастырями.

Духовенство приготовилось къ смерти; но татары ихъ не тронули, потому что у нихъ въ обычаѣ было уважать служителей всякой религіи. Они обошли группу духовенства, не причинивъ имъ никакого вреда и кинулись убивать воиновъ.

-- Они пощадили насъ,-- сказалъ Святоша,-- посвятимъ же свои силы на помощь раненымъ!

И монахи быстро разсыпались во всѣ стороны, чтобы напутствовать умирающихъ и помогать живымъ.

Глава VII.

Когда Климата увидалъ, что стѣна рухнула, онъ схватилъ свою жену за руку и повлекъ ее къ Десятинной церкви.

-- Иди, Настасья, спѣши во храмъ,-- говорилъ онъ,-- не тронутъ насъ здѣсь поганые!

Спрятался онъ съ Настасьюшкой въ одинъ изъ темныхъ притворовъ и видитъ, что множество народу также бѣжитъ за нимъ въ церковь, бѣжитъ съ хлѣбомъ, съ сундуками, съ узлами, со всякимъ домашнимъ скарбомъ.

-- Спасайтесь, православные, здѣсь не тронутъ!-- говорилъ Климата; но потомъ ужъ и говорить пересталъ: идетъ народъ, да идетъ... уже и церковь полна, и притворы всѣ заняты, и хоры, и верхнія каморы... Всякій уголокъ уже занятъ, а народъ, точно слѣпой, все валитъ, да валитъ!..

-- Стойте, ребята! Куда вы? Тамъ все полно,-- началъ тогда кричать Климата; но кто же станетъ теперь его слушать.

Замолчалъ Климата, прижалъ къ себѣ жену съ Пашенькой, точно насѣдка цыплятокъ, и все только испуганно озирается, да шепчетъ:

-- Охъ, быть бѣдѣ! Выручайте, силы небесныя! Не отъ татаръ погибнемъ, а отъ собственнаго неразумѣнія... Не выдержатъ столько народу церковныя стѣны.

А за церковью продолжается еще сраженіе: все еще отбиваются кіевляне, желая продать подороже свою жизнь и свободу. Доносится къ Климатѣ свистъ стрѣлъ со стукомъ щитовъ. Но вдругъ къ этому шуму прибавился еще новый.

Что же это такое? Точно трещатъ стѣны самой Десятинной?

-- Батюшки, гибнемъ!-- сказалъ Климата, но не успѣлъ онъ еще кончить, какъ верхнія каморы, переполненныя народомъ, вдругъ упали внизъ вмѣстѣ съ подломившимися бревнами; а на нихъ черезъ минуту повалился и куполъ.

Кричатъ люди, въ безуміи давятъ другъ друга, стремятся выбраться изъ дверей на свѣтъ Божій; а тутъ, на крыльцѣ, подстерегаютъ уже ихъ татары... Выйдетъ человѣкъ, не успѣетъ еще оглянуться, а татаринъ занесъ уже свой мечъ надъ его головою, и летитъ. несчастный внизъ съ окровавленныхъ ступеней...

Климата съ семействомъ только испугались, но не были ранены, такъ какъ они скрывались въ боковомъ притворѣ. Когда началось общее бѣгство изъ церкви, Климата такяге поддался охватившему всѣхъ чувству страха и, взявши: изъ рукъ полумертвой отъ уягаса жены ребенка, повелъ ее за собой.

Въ дверяхъ Климатѣ загородилъ дорогу татаринъ громаднаго роста. Его скуластое лицо съ раскосыми глазами: нагнулось къ Пашенькѣ... и вдругъ протянулъ онъ къ нему волосатую ручищу. Выхватилъ татаринъ младенца изъ объятій ничего не понимавшаго Климаты, перевернулъ его внизъ, держа за обѣ ножки да какъ хватитъ о камень головою... И не крикнулъ даже маленькій Паша; но за то сзади него раздался такой горестный вопль, что даже татаринъ, вздрогнулъ и оглянулся.

То кричала обезумѣвшая Настасьюшка; а Климата все еще ничего не понимаетъ... Смотритъ на трупикъ безсмысленными глазами и думаетъ, что это ему померещилось. Зато Настасьюшка скоро опомнилась. Вырвавшись отъ мужа, она кинуласъ къ татарину и какъ лютый звѣрь вонзилась зубами въ его руку.

Татаринъ закричалъ отъ неожиданной боли, ударомъ кулака оттолкнулъ отъ себя несчастную женщину; а когда она упала, нагнулся къ ней и вонзилъ въ ея грудь копье.

Климата точно ума лишился. Смотритъ на татаръ, на трупъ жены, брошенный въ общую кучу, и вовсе не горюетъ... Точно и не его бѣда постигла. Сталъ передъ нимъ татаринъ, поднялъ окровавленный топоръ надъ его головою, а ему и горя мало,-- стоитъ не шелохнувшись, смотритъ вдаль равнодушными глазами.

Переглянулись татары, рука злодѣя съ топоромъ невольно опустилась.

-- Дурачекъ, вѣрно,-- сказалъ онъ товарищамъ, указывая на лобъ,-- грѣхъ его трогать...

-- Такъ брось,-- отвѣтилъ ему одинъ изъ нихъ,-- гляди, вонъ, идутъ другіе.

Оставили татары Климату. Сѣлъ онъ на ступеньки разрушеннаго храма и просидѣлъ такъ цѣлый день и цѣлую ночь. Вокругъ него льется кровь, слышатся стоны, ходятъ татары, а онъ все сидитъ, не шелохнется. Все смотритъ впередъ ничего не видящими глазами и все старается что то припомнить... Припоминаетъ припоминаетъ, и никакъ не вспомнитъ... По привычкѣ протягиваетъ руку, думая встрѣтить руку Настасьюшки, но кругомъ него ночь, пустота. Стонетъ гдѣ то, а кто? гдѣ? Неизвѣстно.

Наступило утро. Бѣгутъ куда-то кіевляне, хотятъ спрятаться,-- а татары за ними, ловятъ, связываютъ попарно за волосы и куда-то уводятъ. Вотъ убили старика сѣдого... вотъ закололся красавецъ-юноша, не желая попасть въ неволю; вотъ дѣвушка быстро бѣжить внизъ къ Днѣпру, чтобы скрыться отъ преслѣдованія въ его холодныхъ волнахъ... И смрадъ стоялъ вокругъ отъ множества гніющихъ труповъ.

Но вотъ вокругъ стало тише. Видно кончили свое дѣло татары. Заходящее солнце льетъ прощальные лучи на окровавленную землю, по которой теперь ходятъ какія-то молчаливыя фигуры. Онѣ нагибаются, выискиваютъ раненыхъ, даютъ имъ пить, читаютъ отходную. Это -- монахи Печерскаго монастыря. Вотъ и Святоша. Онъ уже два дня не ѣлъ и не спалъ, одежда его въ крови, въ одной рукѣ его -- крестъ, въ другой -- сосудъ съ водою. Онъ нагибается надъ раненымъ, который лежалъ возлѣ ступеней храма, и вдругъ замѣчаетъ своего пріятеля, богатыря Климату... Да полно, Климата ли это? Отчего же волосы его посѣдѣли? Отчего сбѣжалъ съ щекъ молодецкій румянецъ? Отчего сидитъ онъ сгорбившись, неподвижно, точно изваяніе?

-- Климата, ты ли это?-- воскликнулъ Святоша, подходя поближе.

Знакомый голосъ точно пробудилъ отъ сна несчастнаго. Лѣниво всталъ онъ на затекшія ноги, оглянулся и указалъ рукою на трупъ Настасьюшки. Посмотрѣлъ въ ту же сторону Святоша и все понялъ.

-- Бѣдный другъ, идемъ со мной,-- сказалъ онъ Климатѣ.

Точно лучъ свѣта освѣтилъ лицо несчастнаго, онъ вдругъ все припомнилъ, все почувствовалъ и со стономъ упалъ на руки инока.

Отвели Климату въ монастырь, гдѣ онъ провелъ больше Двухъ мѣсяцевъ. Очнувшись, онъ спросилъ прежде всего:

-- Даніилъ вернулся? Онъ освободилъ Кіевъ?

Святоша грустно покачалъ головой.

-- Венгры не оказали ему помощи,-- отвѣтилъ онъ и,-- князь еще не вернулся.

-- И татары еще здѣсь?-- продолжалъ допрашивать больной.

-- Они разорили все и ушли губить твою Галичину,-- сказалъ Святоша.

-- А Данилы все нѣту?-- съ тоской говорилъ Климата,-- кто же защититъ Галичину?

Блѣдный, исхудалый, онъ лежалъ нѣкоторое время охваченный безпокойствомъ и, наконецъ, воскликнулъ, поднимая посѣдѣвшую голову:

-- Инокъ! Я пойду защищать Галичъ!

-- Выздоровѣй сначала, -- отвѣчалъ Святоша.

Глава VIII.

Татары двинулись изъ Кіева на западъ, все опустошая на пути своемъ. Всѣ волынскіе города, принадлежавшіе Даніилу, подверглись разоренію, во Владимірѣ-Волынскомъ истреблены были поголовно всѣ жители. Застигнутые врасплохъ, русскіе кидали свои жилища, скрывались въ лѣсахъ или бѣжали сами не зная куда.

Наконецъ Батый добрался до Галича и здѣсь остановился отдохнуть.

И вотъ, въ одну изъ темныхъ ночей, когда войско татарское спало, не ожидая ни отъ куда нападенія, изъ лѣсу потихоньку вышло много вооруженныхъ людей. Подкравшись къ стану Батыя, они внезапно кинулись на спящихъ. Не успѣли еще татары очнуться отъ сна и схватить оружіе, какъ уже множество ихъ лежало убитыми. Неизвѣстные воины кидались изъ одной палатки въ другую, убивая враговъ, какъ овецъ, безъ пощады и безъ сопротивленія. Они косили все вокругъ себя, пробивая широкую дорогу къ шатру Батыя.

Вопли раненыхъ татаръ разбудили хана.

-- Что случилось?-- спросилъ онъ, вскакивая съ своего ложа.

-- Мертвые возстали, чтобы убивать насъ!-- воскликнулъ часовой, охваченный ужасомъ.

Среди общаго смятенія неизвѣстные воины продолжали свое дѣло. Наконецъ мечи ихъ притупились; тогда они схватили [оружіе татаръ и начали имъ рубить.

А суевѣрные татары дѣйствительно повѣрили, что это выходцы съ того свѣта, и даже не сопротивлялись до тѣхъ поръ, пока блѣдный разсвѣтъ наступавшаго дня не освѣтилъ ужасной картины; множество татаръ лежало убитыми, а въ ихъ лагерѣ хозяйничало нѣсколько тысячъ простыхъ русскихъ поселянъ, одѣтыхъ во что попало и вооруженныхъ татарскими же мечами.

-- На коней! На коней!-- закричали татарскіе военачальники ордѣ, которая теперь сама удивлялась своему страху.

Между тѣмъ неизвѣстные люди начали отступать, продолжая храбро сражаться; но были скоро окружены всею ратью Батыя. Однако храбрецы не смутились. Сплотившись вмѣстѣ, они отчаянно отбивались отъ враговъ.

Наконецъ татарамъ удалось захватить живыми нѣсколько плѣнныхъ, которыхъ ханъ велѣлъ привести къ себѣ; хотя они были тяжело изранены и на платьѣ ихъ кровь враговъ смѣшивалась съ ихъ собственной кровью, но они не покидали своихъ зазубренныхъ мечей и смѣло стояли передъ грознымъ ханомъ.

-- Кто вы? Какой вѣры?-- спросилъ Батый, съ удивленіемъ глядя на смѣльчаковъ.

-- Мы христіане, простые русскіе люди,-- отвѣчалъ одинъ изъ плѣнныхъ.

-- Зачѣмъ же вы пришли сюда, въ самую львиную пасть?

-- Намъ нечего терять... Ты у насъ отнялъ все, что было намъ дорого! Ты полонилъ нашихъ дѣтей и женъ, ты убилъ стариковъ и разорилъ наши деревни... Теперь мы пришли, чтобы мстить тебѣ.

-- Но кто же собралъ васъ? Кто ведетъ васъ?

-- Ведетъ насъ Климата, богатырь изъ богатырей.

-- Ну хорошо,-- сказалъ Батый,-- и я пошлю на него своего богатыря, пусть помѣряются.

-- Не одолѣть твоему богатырю нашего!-- возразилъ плѣнный.

-- Ну, ты, держи языкъ за зубами!-- закричалъ Батый, хмуря брови,-- сильнѣе моего Ратая нѣтъ никого на свѣтѣ, но и лютѣе его тоже никого нѣтъ.

-- А нашъ Климата былъ раньше кротокъ какъ голубь, но теперь онъ помѣряется и лютостью съ твоимъ Ратаемъ... У твоего Ратая есть жена? Есть дѣти?

-- Конечно!-- отвѣчалъ Батый.

-- Такъ повели же раньше убить эту жену передъ его глазами, а ребенку вели размозжить голову объ камень... тогда, пожалуй, посылай его противъ Климаты.

Понялъ Батый, что хотѣлъ сказать плѣнный, усмѣхнулся и отвѣчалъ.

-- Мой Ратай и безъ этого побѣдитъ вашего Климату.

Между тѣмъ вокругъ Климаты сѣча кипѣла не на жизнь, а на смерть. Много товарищей его уже лежало на землѣ мертвыми, но оставшіеся въ живыхъ рѣшили лечь костьми, а -не сдаваться. Они все потеряли, чѣмъ была красна ихъ жизнь раньше, и больше ея не жалѣли.

Но вотъ разступилась орда, съ уваженіемъ пропуская впередъ своего силача и богатыря, Ратая. Идетъ Ратай, руки и ноги разминаетъ отъ долгаго сна, позѣвываетъ, громаднымъ мечемъ играетъ и небрежно величается:

-- Гдѣ это здѣсь богатыришка русскій? Гдѣ малый Климатишко? Ну-ка, братцы, разступитесь, чтобы я могъ этого волченка увидѣть, увидѣвши, каблукомъ раздавить.

Такъ величается глупый Ратай, а того не замѣчаетъ, что стоитъ онъ уже передъ Климатой, который и ростомъ его выше, и въ плечахъ пошире.

Увидѣлъ Климата татарина, и точно кровавое облако закрыло ему глаза... Привидѣлась ему Десятинная церковь, каменныя ступени, и Пашенька съ разможденной головой и Настасьюшка, лежащая на землѣ, раскинувши крестомъ руки... О, никогда не забыть ему ихъ, никогда не забыть и лица Ратая!

-- Это ты, лютый звѣрь, убилъ ихъ!-- крикнулъ Климата, бросаясь на татарина съ поднятымъ мечемъ.

Не успѣлъ охнуть Ратай, какъ уже лежалъ на землѣ съ разрубленной пополамъ головою.

Закричали татары отъ горя и обиды, напали на русскихъ съ большей еще злобой и безпощадно почти всѣхъ истребили.

Такъ погибъ Климата съ товарищами. Батый, дивясь его храбрости, пощадилъ жизнь раненыхъ русскихъ и отдалъ имъ тѣло богатыря для честнаго погребенія.

Подвигъ Климаты не остался безъ пользы для Руси: отъ Галича Батый повернулъ обратно къ себѣ въ степи и больше не трогалъ русскихъ, опасаясь, чтобы не повторялись такія нападенія. Онъ понялъ, что довелъ народъ до полнаго отчаянія.

Глава IX.

Данило не получилъ отъ венгровъ помощи, не смотря на всѣ его жалобы, и принужденъ былъ безъ войска вернуться на родину.

Вся вотчина его лежала разоренная, опустѣлая. Къ городамъ нельзя было подъѣхать отъ смрада гніющихъ тамъ труповъ, ими же были наполнены всѣ церкви. Оставшіеся въ живыхъ люди бродили въ лѣсахъ, служа добычей дикихъ звѣрей.

Трудную работу пришлось дѣлать князю Данилѣ! Онъ, съ помощью немногихъ ратниковъ и брата Василія, принялся очищать землю отъ труповъ, хоронить мертвыхъ, отстраивать города, куда возвращались жители, оставшіеся въ живыхъ. Нѣсколько лѣтъ продолжался упорный трудъ Галицкаго князя. Мало-помалу онъ привелъ въ порядокъ свою вотчину и сдѣлался однимъ изъ самыхъ сильныхъ князей на Руси. Его города Галичъ, Владиміръ-Волынскій поправились и разбогатѣли, тогда какъ Кіевъ, который раньше назывался "матерью городовъ русскихъ", теперь никакъ не могъ поправиться и надолго остался незначительной деревушкой.

Но недолго наслаждался Данило плодами трудовъ своихъ. Услыхали татары, что въ южной Руси есть богатыя области, которыя не платятъ имъ десятины, не имѣютъ баскаковъ {Татарскихъ начальниковъ.}, что находятся эти области во власти мудраго и могучаго князя, который одинъ не ѣздилъ еще въ орду, не признавалъ себя ихъ данникомъ. И вотъ прибыли къ Данилѣ послы отъ хана съ такимъ приказаніемъ:

-- Отдай Батыю Галичъ!

Очень опечалился Данило. Сколько онъ работалъ, чтобы помочь поправиться своей отчинѣ, столько строилъ, исправлялъ, а теперь снова грозятъ придти татары, снова, разорятъ все. А между тѣмъ не было силъ бороться съ Батыемъ! Вся Русь безмолвствовала, покоренная, и позорно лежала подъ пятой татарской. Помощи отъ нея ждать нельзя, венгры и ляхи тоже не разъ его обманывали, а своего войска у Данилы такъ мало! Сразу возьметъ Батый Галичъ, потомъ отниметъ и Волынь... Пропадетъ работа Данилы, пропадетъ все его старанье для народа!

Посовѣтовался князь съ братомъ Василемъ, съ ближними боярами и рѣшилъ смириться до поры до времени, рѣшилъ поѣхать въ орду съ поклономъ.

Опечалились всѣ въ Галичѣ, когда узнали рѣшеніе князя, горько стало народу, что ихъ гордый Данило долженъ ѣхать на поклонъ къ невѣрному хану; но галичане понимали, что это дѣлается для спасенія земли и смирились.

Данило ѣхалъ точно на погибель. Въ Кіевѣ онъ пошелъ благословиться къ Святошѣ, который также встрѣтилъ его со слезами. Иноки отслужили молебенъ, Данило плакалъ, молился и просилъ монаховъ не оставлять его своими молитвами. Напутствуемый благословеніями, князь простился и сѣлъ въ ладью, чтобы ѣхать въ Переяславль, а оттуда во владѣнія татарскія.

Въ Переяславѣ князя встрѣтилъ ханскій темникъ {Предводитель десятитысячнаго войска.} Курмеса, что бы провожать его въ дальній путь. Тяжело было ѣхать Данилѣ! Раньше жили здѣсь родственники его, Мономаховичи, владѣли этими землями; а теперь разорены всѣ города ихъ и церкви, на мѣстѣ которыхъ побѣдоносная орда поставила свои кибитки.

Князья, возвращавшіеся отъ Батыя, жаловались, что ихъ заставляли исполнять тамъ разные татарскіе обряды: кланяться священному кусту, огню, приносить жертвы умершимъ прародителямъ Батыя. Данило боялся, что и его заставятъ дѣлать тоже, а его мужественное сердце не стерпѣло бы такого поношенія!

На Волгѣ Данилу встрѣтило еще одно полчище татаръ. Ихъ темникъ подтвердилъ разсказы князей и сказалъ:

-- Братъ твой кланялся кусту, и тебѣ также придется поклониться.

-- Дьяволъ говоритъ твоими устами!-- воскликнулъ разсерженный Данила,-- буду просить Бога, что бы Онъ загородилъ твои уста, что бы мнѣ не слышать такого поношенія!

Наконецъ путники подъѣхали къ главной стоянкѣ татаръ, посреди которой находился шатеръ Батыя. У входа въ шатеръ горѣло два костра, среди которыхъ долженъ былъ пройти Данило: татары вѣрили, что огонь уничтожаетъ всѣ дурныя намѣренія въ человѣкѣ. Затѣмъ, Данило долженъ былъ войти въ шатеръ, не касаясь порога ногами и, приближаясь къ Батыю, нѣсколько разъ поклониться.

Ханъ сидѣлъ на тронѣ съ одною изъ своихъ женъ, а его братья и дѣти -- на скамьяхъ или на землѣ, мужчины по правую руку, женщины по лѣвую. Видъ у хана былъ гордый, но ласковый.

-- Отчего ты такъ долго ко мнѣ не являлся?-- спросилъ Батый.-- Хорошо сдѣлалъ,: что, наконецъ, пришелъ. А пьешь ли ты наше черное молоко, кобылій кумысъ?

-- До сихъ поръ не пилъ,-- отвѣчалъ Данило, скрѣпя сердце,-- а велишь, буду нить.

-- Ты теперь нашъ,-- сказалъ ханъ,-- поэтому долженъ пріучаться къ нашему нитью.

По знаку Батыя, прислужникъ поднесъ галицкому князю золотую чашу съ кумысомъ. Въ это время заиграла музыка, запѣли пѣсни, а Данило почувствовалъ жгучій стыдъ въ своей душѣ; но онъ не показалъ этого и однимъ духомъ выпилъ кумысъ. Выпивъ, онъ ожидалъ еще разныхъ издѣвательствъ, которымъ подвергались другіе русскіе князья; но Батый уважалъ храбрыхъ людей и не сталъ, унижать галицкаго князя. Напротивъ, онъ велѣлъ подать ему вина, сказавши при этомъ:

-- Не привыкли вы къ кумысу, пей-ка лучше свое вино.

Данило пробылъ въ Ордѣ двадцать пять дней и былъ потомъ милостиво отпущенъ въ свою отчину: Батый оставилъ ему въ полное владѣніе Волынь и Галичину.

Встрѣтили его на родинѣ съ радостью и съ грустью. Радовались люди тому, что онъ возвратился невредимымъ; скорбѣли -- объ униженіи доблестнаго князя. Вся Русская земля чувствовала это униженіе, и въ то время люди говорили такъ:

-- Злѣе зла честь татарская! Даніилъ Романовичъ, князь великій, обладавшій Кіевомъ, Волынью, Галичиной, гроза Литвы и ляховъ, нынѣ стоитъ на колѣняхъ передъ ханомъ, облагается данью, за жизнь страшится и угрозъ трепещетъ!

Но больше всѣхъ, конечно, чувствовалъ свое униженіе самъ Данило и мечталъ во что бы ни стало свергнуть съ себя ненавистное татарское иго.

Глава X.

Не смотря на то, что Даніилъ Галицкій сохранилъ всю свою вотчину нераздѣльно, мужественная душа его съ трудомъ переносила униженіе, потому что онъ все таки чувствовалъ себя рабомъ татаръ. Поэтому, онъ всю свою остальную жизнь употребилъ на попытки освободиться отъ позорнаго ига. Но для этого ему нужны были помощники и сильное войско. А гдѣ взять и то и другое?

Данило присматривался къ своимъ родичамъ и сосѣдямъ, стараясь выбрать изъ князей такихъ, которые ему могли бы содѣйствовать; но всѣ они были неподходящіе люди для такого важнаго дѣла.

Князья русскіе попрежнему враждовали между собою, унижаясь до того, что хана дѣлали главнымъ судьею въ своихъ ссорахъ и ѣздили къ нему жаловаться другъ на друга. Земли ихъ оставались разоренными, войска не было. Татарскіе баскаки хозяйничали на ихъ землѣ, собирая дань, уводили въ орду лучшихъ изъ русскихъ ремесленниковъ и дѣлали ихъ тамъ рабами.

При видѣ этого паденія Рюриковичей, сердце Данилы обливалось кровью... Нѣтъ, не помощники ему эти забитые князья!

Тогда Данило обратилъ свои взоры снова къ венграмъ; но тамъ также не добился помощи. Тогда онъ завелъ сношенія съ Римомъ, всячески стараясь заставить папу послать свое войско противъ татаръ. Папа не отказывалъ Данилѣ въ помощи; но только хотѣлъ, чтобы князь Галицкій за это перешелъ въ католичество вмѣстѣ со своимъ народомъ. Онъ даже предложилъ ему королевскій вѣнецъ; но Данилѣ въ это время было не до почестей и онъ отвѣчалъ такъ на это предложеніе;

-- Что мнѣ въ королевскомъ вѣнцѣ! Татары не перестаютъ намъ дѣлать зло, а вы все не даете помощи.

Но братъ Василь убѣдилъ Данилу короноваться, тѣмъ болѣе, что польскіе князья обѣщали ему дать помощь противъ татаръ, какъ только онъ приметъ вѣнецъ королевскій изъ рукъ папы. Тогда Данило согласился и, первый изъ русскихъ князей, былъ торжественно коронованъ папскимъ посломъ.

Однако и эта почесть ему не помогла, а даже напротивъ, повредила: татары угадали его намѣренія, особенно, когда баскаки донесли Батыю, что галицкіе города поспѣшно укрѣпляются, что вокругъ нихъ возводятъ стѣны, копаютъ рвы.

Тогда Батый послалъ въ Таличину своего баскака Бурундая съ большимъ войскомъ.

Пять лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ папа и поляки обѣщали Данилѣ свою помощь въ борьбѣ противъ татаръ, и все ничего не выходило изъ ихъ обѣщаній; а король галицкій, понадѣявшись на нихъ, сталъ обращаться съ татарами очень гордо, чѣмъ еще больше раздражилъ ихъ.

Подойдя къ Галичу, Бурундай послалъ пословъ къ Данилѣ съ такими словами;

"Встрѣчайте меня, если вы въ мирѣ со мною; а кто меня не встрѣтитъ, съ тѣмъ я въ войнѣ"!

Вскипѣлъ гнѣвомъ Данило отъ такихъ словъ; но приходилось покориться: войска у него не было, а татаръ вокругъ стояли полчища несмѣтныя. Однако, самъ Данило не поѣхалъ, вмѣсто него отправился Василь.

Пріѣхалъ Василь въ станъ татарскій, поднесъ дары Бурундаю; но не смягчили эти дары баскака.

-- Вы измѣнили намъ!-- кричалъ онъ Василю,-- вы сговаривались противъ насъ съ Польшей и Римомъ! Вели бы вы достали войско, то уже напали бы сами на Орду... Но не по вашему вышло, а теперь ханъ не посмотритъ на то, что Данило сталъ королемъ... Вотъ, увидите, что съ вами будетъ.

Василь молчалъ на всѣ эти угрозы, и Бурундай смягчился, видя такую покорность.

-- Вотъ тебѣ мое послѣднее слово,-- сказалъ онъ,-- если хотите жить:съ нами въ мирѣ, размечите стѣны у вашихъ городовъ.

Что оставалось дѣлать Василю? Помощи онъ не ожидалъ; при малѣйшемъ колебаніи, Бурундай задержалъ бы его при себѣ, и пустилъ бы татаръ разорять землю. Приходилось повиноваться.

И начали русскіе люди сами уничтожать работу своихъ рукъ. Разметали укрѣпленія Луцка, Львова, Кременца, тѣ укрѣпленія, которыя строилъ Данило съ такой любовью и надеждой на то, что они помогутъ ему обороняться отъ орды.

Не вынесъ Данило такого горя и, чтобы не видать безчестья, убѣжалъ къ венграмъ. А Бурундай шелъ по пятамъ за Василемъ, наблюдая за работой русскихъ и радуясь ихъ уничтоженію.

Наконецъ подошли къ столицѣ Волынской, къ Владиміру. Толсты были здѣсь городскія стѣны, оказалось, что очень трудно ихъ разрушить! Тогда горожане, по приказанію татаръ, зажгли ихъ... А когда онѣ сгорѣли, пришелъ еще посланный отъ Бурундая, который сказавъ:

-- Баскакъ нашъ приказалъ намъ еще раскопать твой городъ.

-- Дѣлай, что тебѣ приказано -- отвѣчалъ Василь.

И татары раскопали земляные окопы Владиміра, сдѣлавъ его такимъ образомъ доступнымъ для нападеній и совершенно беззащитнымъ.

-- Теперь идемъ на Холмъ,-- сказалъ Бурундай,-- я хочу попировать у короля Данилы въ гостяхъ.

Но Данилы въ Холмѣ уже давно небыло. Бурундай очень разсердился, узнавъ объ этомъ, и хотѣлъ взять городъ приступомъ, хотя, вообще, татары этого не любили. Но городъ Холмъ былъ прекрасно укрѣпленъ, и жители его приготовились крѣпко защищаться. Тогда Бурундай сказалъ Василю:

-- Это городъ твоего брата, ступай къ горожанамъ и повели имъ сдаться.

Вмѣстѣ съ Василемъ Бурундай отправилъ къ Холму трехъ татаръ и долмача съ приказаніемъ слушать, что князь будетъ говорить съ холмичанами.

Василь набралъ въ руки камешковъ и, придя подъ городскія стѣны, гдѣ стояли холмичане, началъ кричать имъ:

-- Эй, вы! Люди городскіе! Это городъ брата моего и мой, поэтому я приказываю вамъ: сдавайтесь!

Послѣ этого онъ три раза бросилъ камушки на землю, дѣлая таинственные знаки, которыхъ не видали татары. Бояре же, стоявшіе сверху, поняли, что Василь хитритъ и говоритъ такъ только по приказанію Бурундая.

-- Ступай прочь!-- отвѣчалъ со стѣны одинъ изъ бояръ,-- не то мы тебя хватимъ камнемъ въ голову. Какой ты теперь братъ Данилѣ? Ты ему измѣнникъ ты сталъ повиноваться Бурундаю!

Василь отошелъ, дѣлая видъ, что очень огорченъ дерзостью холмичанъ; а татары разсказали баскаку то, что слышали, и онъ остался доволенъ поведеніемъ князя.

Татары недолго стояли у Холма; убѣдившись, что онъ хорошо укрѣпленъ, они отошли отъ него и принялись разорять другіе города. Они пожгли все на пути своемъ, разорили деревни, поубивали жителей, не щадя ни молодыхъ, ни старыхъ. И снова земля Русская обагрилась кровью своихъ несчастныхъ сыновъ.

Опустошивши все, что можно, Бурундай ушелъ въ свои приднѣпровскія становища; а Данило вернулся въ Холмъ, больной отъ отчаянія.

Всѣ планы короля галицкаго рухнули. Никто не помогъ ему, и пята татарская еще крѣпче прижала, несчастную Галичину къ землѣ... Снова города его были въ развалинахъ, снова укрѣпленія разрушены и жители повырѣзаны; но теперь Данило, старый, больной, подавленный кручиной, не имѣлъ былой энергіи и не принимался ретиво за работу... Да и стоитъ-ли исправлять бѣду, стоитъ-ли трудиться, когда во всякое время опять могутъ напасть татары и раззорить снова все, безъ остатка!

И были омрачены отчаяніемъ послѣдніе дни доблестнаго короля Данилы. Онъ скончался въ Холмѣ и погребенъ въ Богородичной церкви, имъ самимъ выстроенной.

Это былъ послѣдній князь на Руси, который возмутился противъ татарскаго ига. Послѣ него, еще больше ста лѣтъ, терпѣлъ безмолвно русскій народъ притѣсненія баскаковъ, пока, наконецъ, освободитель Руси, князь Димитрій Донской, побѣдой своею не ослабилъ узъ постыдной неволи.

Ю. Безродная.

"Юный Читатель", NoNo 22--24, 1899