Доде Эрнест - Трагическая ночь

Трагическая ночь

Исторический рассказ Эрнеста Доде

В сентябрьский вечер 1800 г. на каменной скамье вблизи старого замка, расположенного на одной из высот, окаймляющих деревню Эрикур-ан-Ко, сидела молодая женщина.

Последние лучи заходящего солнца еще обливали пурпуром вершины старых деревьев парка и черепичную крышу замка.

Вокруг царила глубокая тишина.

Единственным шумом, доходившим до нее, было журчание маленькой реки Дюрдан, протекающей в глубине долины по узкому руслу между поросшими мягкой муравой берегами и впадающей в нескольких милях оттуда в море.

Вечерний туман прозрачной серой дымкой стлался по земле, и ночь медленно спускалась.

Поза молодой женщины, ее сложенные на коленях руки, ее низко склонившаяся, как бы под тяжестью массы белокурых волос, голова, выражение ее глаз, темных и глубоких, в которых читалась безысходная грусть, -- все в пей обнаруживало, что она под действием сумерек и тишины впала в ту болезненную мечтательность, которой охотно предаются впечатлительные натуры под давлением внешних обстоятельств, когда они не в состоянии восторжествовать над ними.

Неожиданно раздавшийся шум шагов в аллее парка, ведшей от деревни к замку, вывел ее из задумчивости. Она выпрямилась, как бы боясь быть замеченной в этом состоянии душевной слабости, н по возможности твердым голосом, громко спросила:

-- Это вы, Клеман?

Не получая ответа, она встала, прямо пошла по тому направлению, откуда раздался смутивший ее шум и, всматриваясь в даль аллеи, уже окутанную сероватыми сумерками, заметила приближающегося к ней незнакомца.

В следующую минуту она его рассмотрела.

Высокого роста, широкоплечий и стройный, одетый в длиннополый коричневый сюртук, обутый в высокие сапоги, в голенища которых были запрятаны края его панталон, одинакового цвета с сюртуком, в черной высокой, узкополой фетровой шляпе -- он не мог бы привлечь ничьею внимания, если бы его топкое лицо с гордым выражением и благородная осанка, обнаруживающие его аристократическое происхождение, не составляли бы такого поразительного контраста с беспорядком, поношенностью и небрежностью его костюма, покрытого пылью и грязью.

Удивленная его появлением, молодая женщина спросила:

-- Что вам угодно, сударь? Кто вы?

Но, вместо того, чтобы отвечать на этот вопрос, он в свою очередь спросил, при чем в звуке его голоса послышалась мольба:

-- Неужели я так изменился за эти восемь лет, что вы не узнаете меня, Клари?

Молодая женщина несколько наклонилась вперед, чтобы лучше видеть и, вздрогнув всем телом, ошеломленная неожиданностью, вскричала:

-- Вы, Альбер! Вы?

-- Да, я, Альбер Сен-Фремон.

-- Но зачем вы пришли сюда, несчастный?

-- Просить убежища на несколько часов. Я изгнанник и беглец. Обвиненный в участии в заговоре против первого консула, преследуемый полицейскими сыщиками, я покинул Париж два дня тому назад в надежде добраться до Сен-Валери и там найти возможность перебраться в Англию. Я шел безостановочно и всю дорогу почти ничего не ел; я падаю от изнеможения и не могу идти дальше. Увидев этот замок, я вспомнил, что когда-то был принят в нем, как друг, как жених, что прекрасная молодая девушка, жившая здесь с своими родителями, обещала ждать меня; и я пришел -- не затем, чтобы напомнить ей ее обещание, которое время, долгое отсутствие, мои несчастья могли уничтожить, во чтобы умолять ее во имя этих воспоминания дать мне временное убежище. Если вы не согласитесь принять меня, Клари, я погиб.

Она сложила руки с жестом отчаяния. Едва держась на ногах от овладевшего ею волнения, она дрожащим голосом проговорила:

-- Принять вас! Это невозможно! Я не одна; со мной здесь мой муж, возвращения которого я жду с минуты на минуту. Если он найдет вас в своем доме, он не замедлит выдать вас. Он всею душою предан Бонапарту.

Альбер выпрямился.

-- Ваш муж! Так вы замужем?

В этом возгласе слышался упрек.

-- Не спешите обвинять меня -- продолжала Клари. -- Если я пожертвовала вами, если я делала вид, что забыла вас, то только потому, что была вынуждена к этому жестокой необходимостью; да, вынуждена, вот уже шесть лет. Мой отец был обвинен в сообщничестве с эмигрантами и арестован. Революционный трибунал приговорил его к эшафоту. Решившись спасти его, или погибнуть вместе с ним, я задумала отправиться в Париж, вымолить ему прощение. Я не знала никого из лиц, пользовавшихся властью в те дни; по мне посоветовали обратиться к члену конвента, Клеману Жаварену.

-- Клеман Жаварен! Террорист! -- вскричал Альбер, -- И вы осмелились обратиться к этому извергу?

-- У меня не было выбора. И притом он был нашим земляком, депутатом нашего округа; мы знали его в более счастливые дни. Я кинулась к нему. Сначала он меня сурово оттолкнул, затем он смягчился и обещал ходатайствовать перед Робеспьером. Я думала, что, обещая мне это, он был тронут моим горем, моими слезами. Увы, я скоро узнала истину. Когда я пришла во второй раз, он объявил мне, что дарует мне свое покровительство только с тем условием, чтобы я вышла за него замуж. Я протестовала, я негодовала, я умоляла, -- все было напрасно, он оставался непреклонен. Мой отец был освобожден из тюрьмы, и я сделалась женою Клемана Жаварена.

-- И ваш отец принял эту жертву?

-- Он узнал о ней тогда, когда было уже поздно помешать ей. Он не пережил этого. Несколько месяцев после своего освобождения он умер от горя, убедившись, что для его спасения я осудила себя на вечное несчастье.

После короткого молчания она прибавила:

-- Вы видите, Альбер, я не могу вас оставить здесь. Если Жаварен откроет ваше присутствие, он непременно донесет о вас.

-- Знает он меня? Известно ли ему, что я любил вас, что вы были моей невестой?

-- Он этого не знает.

-- Так почему же он выдаст меня?

-- Чтобы заслужить новую милость у первого консула, которого он сделался слугой. Уходите, Альбер, -- умоляла Клари. -- Каждую минуту Жаварен может вернуться, или вы можете попасться на глаза кому-нибудь из его слуг.

По вместо того, чтобы повиноваться, он сел па каменную скамью у входа в замок, где только что сидела Клари, и когда она хотела было этому воспротивиться, он сказал:

-- Я не могу идти дальше; я падаю от усталости и истощения. Вернитесь к себе, предоставьте меня моей участи. Я остаюсь, будь что будет.

Он пошатнулся и упал бы, если бы не оперся о стену. Он стоял так, с трудом дыша, устремив глаза в даль, уже окутанную почвой тенью. Клари, нерешительная, растерянная, молча смотрела на человека, внезапное появление которого причинило ей столько душевной муки.

-- Встретили вы кого-нибудь по дороге к замку? -- наконец спросила она.

-- Никого, и полагаю, что и меня никто не заметил.

-- В таком случае, пойдемте. Я могу вас спасти только отчаянной смелостью. Попытаемся.

-- Что хотите вы сделать? -- спросил он.

-- Скрыть вас до завтра, -- и она повторила: -- идем.

Она подала ему руку и молча повела его сквозь сгущающийся мрак парка. Они вместе переступили порог замка и вошли в обширную, высокую переднюю, совершенно темную, у противоположного конца которой они увидали полуоткрытую дверь, ведшую в большую, освещенную двумя канделябрами, залу, где слуги накрывали стол, громко между собой разговаривая. При свете, шедшем из этой комнаты, Альбер де Сен-Фремон увидел в глубине передней первые ступени широкой лестницы. Одно слово, тихо сказанное ему Клари, дало ему понять, что необходимо достигнуть этой лестницы, не будучи замеченными людьми в соседней комнате. По примеру молодой женщины, он удерживал дыхание и неслышно переступал на цыпочках.

-- Самое трудное сделано, -- тихо сказала Клари, когда они счастливо достигли лестницы.

Затем, все с гою же предосторожностью, они стали взбираться по ступеням. В следующую минуту они достигли первого этажа. Клари ускорила шаги, увлекая за собою Альбера. Они скоро прошли площадку. Перед ними была новая дверь; она была полуотворена. Клари заставила войти в нее Сен-Фремона.

-- Ждите терпеливо моего возвращения, -- сказала она ему. -- Вы здесь в безопасности.

Не дав ему времени ответить, она вышла и притворила за собою дверь. Он слышал, как щелкнул замок. Сначала он не видал ни зги. Он сделал несколько шагов ощупью, робко, боязливо, опасаясь зацепить за какую-нибудь мебель. Но, когда рука его нащупала спинку кресла, он радостно вздохнул, счастливый возможностью сесть и протянуть свои усталые члены.

Полулежа, он обводил глазами комнату, стараясь проникнуть темноту, угадать, где он находился. Но было так темно, что он отчаялся успеть в этом, как вдруг через окно в комнату проник светлый луч месяца, только что вышедшего из-за облаков. Под этим серебристым лучом предметы, окружающие его, несколько обрисовались и приняли неясные очертания. Он увидал себя в роскошно обставленной комнате.

В глубине комнаты был красивый альков, скрывавший большую постель, совершенно белую. Степы, покрытые резьбой, были увешаны картинами; ближе к нему находились роскошный туалет с фигурой Психеи, дамский письменный стол с инкрустацией, библиотечный шкап, арфа и на камине, в изящных вазах, целые снопы цветов. При виде всех этих предметов роскоши и комфорта, расположенных рукой женщины с видимой кокетливостью и вкусом, он понял, что, не зная где скрыть его, Клари не поколебалась открыть ему двери своей комнаты.

Вдруг ключ снова повернулся в замке. Дверь отворилась и снова затворилась. Клари вернулась; она несла в салфетке немного провизии, бутылку вина, хлеб и фрукты.

-- Это все, что я могла тайком достать из буфетной, -- сказала она, расставляя все предметы на столе.

-- Где мы? -- робко спросил оп.

-- В моей комнате, -- ответила она. -- Если бы Жаварен нас застал здесь, он убил бы пас обоих. Но он не узнает, что вы здесь; он никогда сюда не входит, п притом, если бы ему и пришла фантазия зайти сюда, я вас так хорошо спрячу, что он вас не увидит.

Она зажгла свечу. Бледный свет внезапно осветил их. Они посмотрели друг на друга и вздрогнули, видя себя такими бледными и смущенными, с лицами, на которых ясно отражалось их душевное волнение, мучительное и сладкое в одно и то же время.

Клари первая овладела собой.

-- Я привела вас сюда, -- сказала она: -- потому что это единственное место в замке, где в моей власти предложить вам убежище. Я уступаю вам эту комнату на несколько часов. Никто не подумает искать вас здесь.

-- Но вы сами, Клари, где проведете вы ночь?

-- В соседней комнате; я там буду сторожить до утра. До наступления дня я освобожу вас и дам вам возможность бежать. Ваши силы будут восстановлены, и вы в короткое время сумеете достигнуть Сен-Валери.

-- Вероятно, гак суждено, Клари, чтобы я был обязан вам жизнью. -- проговорил он. -- О, Клари, чем я докажу вам свою благодарность?

-- Чем? Сохранив обо мне добрую память.

-- Увы! к чему? -- вздохнул он.

-- Зачем отчаиваться? -- сказала она. -- Кто знает, не вознаградит ли нас будущее за лишения прошлого и настоящего?

-- Вы меня еще любите?

-- Я люблю вас и никогда не перестану любить.

-- Клари! Клари!

Он вскочил, протянул к ней руки, в глазах его вспыхнул огонь, вызванный ее последними словами. Но внезапный шум, донесшийся со двора, пригвоздил его к месту. Под самыми окнами в ночной тишине раздался шум подъезжающего экипажа, лошадиный топот и звон колокольчиков.

-- Это Жаварен! -- вскричала Клари.

Она приложила палец к губам, приглашая этим жестом Сен-Фремона к осторожности, и выскользнула из комнаты, затворив за собой дверь на ключ.

II.

Час спустя в огромной столовой замка бывший член конвента Клеман Жаварен и его молодая жена кончали ужин. Жаварен сел за стол, едва сойдя с экипажа, не дав себе даже времени стряхнуть с себя дорожную пыль. Он покинул Париж накануне вечером, целые сутки проездил в почтовом экипаже, останавливаясь только для смелы лошадей, спеша вернуться домой после довольно продолжительного отсутствия. Устав с дороги, он ел спеша, в нетерпеливом ожидании скорее лечь в постель и спокойно проспать до следующего утра.

Беспорядок его костюма, растрепанные волосы, смятое белье, усталость, выражавшаяся в небрежной, понурой позе, еще резче оттеняли жесткий и вульгарный характер его физиономии. Его низкий лоб, изрезанный морщинами, жирный, массивный подбородок, большие, круглые на выкате глаза, выдавали его деспотические привычки, грубость вкусов, развращенные инстинкты, наклонность к хитрости и Василию.

Во все время ужина, осаждаемая тревожными мыслями, терзаемая страхом за беглеца, которого она спрятала в своей комнате, Клари должна была скрывать свое мучительное состояние духа и притворяться спокойной.

Она даже изменила свое обычное обращение с мужем. При его появлении она выказала удовольствие видеть его, к челу ои вовсе не привык. она также с участием и интересом расспрашивала его о последних событиях в Париже.

Удивленный этим необычным приемом жены, Жаварен поспешил удовлетворить ее любопытство. С несвойственной ему живостью он рассказал о трагическом покушении на первого консула в улице Никез, о взрыве убийственного снаряда, которому народная молва дала название "адской машины", и об удивительной неудаче этого преступного замысла; далее о том, как полиция Фуше напала на ложный след, ища виновных между старыми республиканцами, проклинавшими Бонапарта, пока не убедилась, что этот заговор, так счастливо миновавший свою цель, был делом нескольких экзальтированных роялистов.

-- Их преследуют, -- говорил Жаварен. -- Уже некоторые из них арестованы; их, конечно, найдут всех, и они понесут наказание, которое заслужили.

-- Разве их всех знают?

-- Те, которых удалось задержать, выдали остальных.

Боясь изменить себе, если бы имя Альбера Сен-Фремона было произнесено перед нею, Клари не посмела продолжать свои расспросы, стараясь только усыпить всякое подозрение своего мужа, выказать негодование, равное его собственному, против виновников такого гнусного покушения. Она вложила такую горячность в свои слова, что Жаварен не мог прийти в себя от удивления и только спрашивал себя, какие обстоятельства могли вдруг совершенно изменить образ мыслей его жены.

-- Я очень рад видеть, -- сказал он: -- что вы, наконец, воздаете справедливость человеку, который спас отечество. Если бы все в этом случае были так справедливы, как вы, Клари, опасности, которые грозят нам, были бы скоро устранены.

-- Я в этом убеждена, -- сказала она, стараясь как можно более расположить его к себе.

-- В таком случае, -- сказал он; -- постарайтесь согласовать ваши поступки с вашими словами.

-- Что вы хотите сказать?

-- Я хотел сказать, что, так как вы сочувствуете Бонапарту, вы должны выразить ему это сочувствие лично.

-- Я! -- вскричала она. -- По-вашему, я должна отправиться в Париж?

-- Вы не будете ни первой, ни единственной, выказавшей свою почтительность Бонапарту. Делая это, вы поможете мне укрепить доверие, которое он мне оказывает, и воспользоваться моим возрастающим на него влиянием. Он великодушен и чувствителен, а m-me Бонапарт обворожительна. Не отказывайте мне, Клари, поддержите меня в моем законном стремлении; вы в этом не раскаетесь. Бонапарт человек будущего; Франция уже у ног его; настанет день, когда он будет властвовал в ней, и тогда он вознаградил преданность друзей первых трудных дней. Обещайте мне сопровождать меня в Париж, при следующей моей поездке туда.

Это требование приводило ее в отчаяние. Она не знала, что отвечать. По она вспомнила о Сен-Фремоне и поняла, что ради этого несчастного должна была уступить просьбам своего мужа.

-- Если вы считаете мое присутствие в Париже необходимым для ваших интересов, я готова сопровождать вас туда, когда вы пожелаете.

-- А! это хорошо! это прекрасно! --радостно восклицал он. -- Поверьте, Клари, ваше поведение глубоко меня трогает. Я хотел бы тотчас же выразить вам свою благодарность. Если есть возможность доказал вам, что это не пустое слово, то скажите, -- я с радостью вам повинуюсь.

Эти слова успокаивали Клари и вместе с тем смущали ее. Хотя она привыкла не доверять Жаварену, но не сомневалась в его искренности в эту минуту. Она была уверена, что ради данного ей только что обещанья, она могла бы добиться у него всего, чего бы она ни попросила. Под впечатлением этой уверенности она уже готова была призваться ему, что дала убежище человеку, скомпрометированному в заговоре против первого консула, и умолять его дать возможность бежать этому несчастному. Однако, как ни было сильно искушение, она ему не уступила. она еще надеялась спасти Альбера, не прибегая к помощи Жаварена, не обязываясь ему, что было бы слишком тягостно для нее.

Она окончательно решила подождать еще и обратиться к своему мужу только в случае крайней необходимости.

Он настаивал, добиваясь узнать, как и чем он мог доказать ей свою признательность. она притворилась тронутой его предложением и ответила:

-- Сохраните мне эго доброе расположение на будущее время. В настоящую минуту я не сумела бы им воспользоваться. Когда же оно мне понадобится, я не премину обратиться к вам.

Затем, находя, что этот разговор тянется слишком долго, она пробовала положить ему конец и в особенности освободиться от его объятий, которые давили ее словно оковы.

Но тот нисколько не был расположен так скоро выпустить свою добычу. Он обращал к ней нежные и страстные слова, что было обычной прелюдией того, что она считала пыткой хуже смерти. Находясь между боязнью оскорбить его с одной стороны и ужасом уступить ему с другой, желая освободиться и не смея противиться, она закрыла глаза, чтобы не дать заметить слез стыда и гнева, которые она могла подавить, только сделав над собой тяжелое усилие.

Внезапно руки, державшие ее, разжались. она почувствовала себя свободной в то самое мгновение, когда уже считала себя побежденной. В комнату вошел слуга, и Жаварен быстро отскочил назад.

-- Что такое? -- гневно спросил он. -- Что хотят от меня?

-- Мэр из Эрикура желает говорить с вами тотчас же, сударь, -- ответил слуга.

-- Мэр из Эрикура? Пусть войдет!

Услыхав имя посетителя, Клари почувствовала, что кровь застыла у нея в жилах.

Трепещущая и бледная, она отошла в самый дальний угол залы, ища темноты, так как боялась выдать себя.

Мэр вошел. Он был не один, его сопровождал человек, одетый в черное, и несколько жандармов из бригады Эрикура.

-- Что эго значит? -- властным тоном спросил Жаварен. -- Жандармы! у меня!

-- Простите, г-н Жаварен. -- сказал смущенно мэр, -- Вот этот господин вам все объяснит, -- прибавил он, указывая на своего спутника. -- Он из Парижа и имеет предписания.

С возрастающим удивлением и беспокойством Жаварен обратился к незнакомцу.

-- Говорите, сударь, -- сказал он: -- так как, по правде, я не понимаю...

-- Вы сейчас поймете, сударь. Я уполномочен министром полиции отыскать преступников, совершивших покушение на первого консула, н я имею основание думать, что один из них скрывается здесь.

-- Здесь! -- вскричал Жаварен. -- Какое безумие! Если бы оп вошел в этот дом, это не могло бы остаться мне неизвестным; мои люди не замедлили бы сообщить мне это; я в них уверен.

Клари вышла из скрывавшего ее до сих пор полумрака и решительно объявила:

-- Во и я должна была бы его увидеть, так как я провела все время после-обеда у дверей замка, поджидая г-на Жаварена, который должен был вернуться из Парижа; следовательно, никто не мог войти в замок, не проходя мимо меня.

-- Вы слышите, сударь, -- снова заговорил Жаварен. -- Да н правдоподобно ли, чтобы беглец, которого вы преследуете, выбрал убежищем дом человека, достаточно громко заявляющего о своей приверженности первому консулу. Укрываться у Жаварена, значило бы прямо погубить себя.

-- Эти разбойники необыкновенно дерзки, -- заметил посланный министра полиции: -- и мои предположения вовсе не так неправдоподобны, как кажутся. Именно потому, что этот плут должен был подумать, что его не станут искать у вас, возможно, что он выбрал ваш дом, как самое падежное убежище.

Этот аргумент, казалось, поразил Жаварена.

-- Да, может-быть, вы и правы.

Посланный министра полиции продолжал:

-- Преступник, которого я ищу, покинул Париж два дня тому назад, чтобы достигнуть Сен-Валери, где он рассчитывал сесть на корабль, чтобы перебраться в Англию. Будучи предупрежден о его бегстве и его планах одним из его сообщников, я отправился вслед за ним. Несколько раз я нападал на его след, но я его постоянно снова терял. Однако я продолжал идти все вперед, уверенный схватить своего молодца в Сен-Валери. И вот, прибывши в Эрикур, я узнаю, что какой-то пеший путешественник подозрительного вида опередил меня всего на несколько минут. Мне описали его, и я узнал того, кого я ищу. Я навел справки и убежден, что он не покидал Эрикура, что он еще должен быть здесь. Но где именно? Бог что должно теперь узнать. Между тем один пастух рассказал мне, что он встретил незнакомца при вход е в ваш парк и видел, как оп вошел в него. Тогда я попросил г-на мэра дать, в мое распоряжение жандармов, и я пришел к вам, г-н Жаварен, в уверенности, что вы поможете мне во всем, что я предприму, чтобы овладеть этим важным преступником.

Жаварен поклонился в знак согласия и ответил:

-- Вы были совершенно правы, рассчитывая на мою готовность оказать вам содействие. Генерал Бонапарт не имеет более верного слуги, чем я, и все здесь, начиная с меня самого, к вашим услугам, гак как вы его представитель. Что рассчитываете вы предпринять?

-- Я прежде всего хочу устроить облаву в парке. Может- быть беглец заснул где-нибудь во рву, в стогу сена, одним словом, где-нибудь, где он не рассчитывал быть замеченным. Если мои поиски будут безлюдны, тогда, к величайшему своему сожалению, я буду вынужден обыскать и замок.

-- Я сам буду вас сопровождать, -- ответил Жаварен и, обращаясь к слугам, столпившимся у дверей столовой, громко приказал:

-- Зажгите фонари, отвяжите собак, ведите господина посланника министра полиции в самые крайние концы парка; загляните во все службы, одним словом, осмотрите все.

Во время этого разговора, из которого она не проронила пи одного слова, Клари переносила невыразимую пытку. Надежда спасти любимого человека, которую она питала до этой минуты, -- эта надежда постепенно исчезала. Когда, тщетно обыскавши парк по всем направлениям, посланные Фуше примутся за обыск замка, что могла она предпринять, чтобы скрыть Сен-Фремона от их зорких глаз? Она знала их грубое любопытство. Воспитанные в школе этого ужасного Фуше, который в недавно минувшие дни прославился своей свирепостью, и, как он. недоступные жалости, они, конечно, проникнуть в самые укромные уголки дома и не остановятся даже перед дверьми ее комнаты, где был скрыт беглец. Что могла она тогда сделать, чтобы отвлечь преследователей и дать ему возможность бежать? ее воображение не подсказывало ей никакого средства спасения. Уже она представляла себе Альбера, арестованного у нее на глазах, скованного, брошенного в тюрьму и, после короткого суда, расстрелянного в Венсене или в другом месте.

"Что делать? Боже мой, что делать?" -- в мучительной тоске спрашивала она себя.

Вдруг она увидала, что она одна с своим мужем. Посланный министра полиции вышел вместе с мэром и жандармами.

В парке уже раздавались их крики, поспешные шаги, лай собак. При свете факелов, облава началась, и Клари ясно видела возрастающую для Сен-Фремона с минуты на минуту опасность. Она бросила отчаянный взгляд на небо, как бы призывая его помочь ей совершить тог тяжелый подвиг, к которому принуждала ее жестокая необходимость, и, быстро приблизившись к Жаварену, уже готовому удалиться, она его остановила:

-- Выслушайте меня, -- сказала она ему. -- Только что, когда по вашей просьбе я обещала вам сопровождать вас в Париж, вы предложили мне доказать вашу благодарность, если бы к этому представился случай. Этот случай явился.

-- Этот случай? -- удивился он. -- Где? Каким образом? Тогда, сделав еще шаг к нему, она вполголоса сказала: -- Человек, которого ищет полиция -- здесь.

-- Здесь! В моем доме! -- вскричал Жаварен. -- Но кто осмелился впустить его, не спрашивая меня? Кто позволил ему войти?

Не слышала ли она этих вопросов, или она считала, что время отвечать на них еще не настало, только она оставила их без ответа и, простирая к нему руки, повторила:

-- Он здесь, и я умоляю вас помочь мне спасти его.

III.

Склонившись перед своим мужем, Клари в мучительном беспокойстве ждала, чтобы он заговорил. По он молчал. Это молчание было ужасно -- ужаснее, чем был бы взрыв его ярости. Эта ярость, которую оп силился сдерживать, зажгла в его глазах зловещий огонь и покрыла его сведенное судорогой лицо свинцовой бледностью.

-- Почему вы молчите, Клеман? -- дрожащим голосом спросила она. -- Неужели вы не исполните моей просьбы?

Тогда только он заговорил, и вся кипевшая в нем ярость вылилась в его словах.

-- И так, вы приняли этого человека и не побоялись подвергнуть меня опасности прослыть его сообщником? Что он вам, что вы так им интересуетесь? Знали ли вы его раньше? Объяснитесь же, я жду.

Он проговорил эго голосом, в котором так и клокотала ненависть. Клари горько раскаивалась в своей поспешности, с которой она, под влиянием страха, сделала это призвание.

Ея сердце разрывалось от горя и угрызений совести. Но эта подавленность продолжалась недолго. Она должна была действовать, а не плакать, она хотела поправить сделанное ею зло и во что бы то ни стало спасти Альбера.

Ея решимость вернула ей энергию и мужество. Она выпрямилась и смело сказала:

-- Прежде всего успокойтесь. Гнев--плохой советник, если слушаться только его.

-- Кто этот человек? -- в крайнем раздражении повторил он: -- прежде всего я хочу знать, кто он и причину, почему вы приняли его, рискуя погубить меня. Отвечайте, или я позову и объявлю перед всеми, что он здесь.

-- Его зовут Сен-Фремон.

-- Сен-Фремон! И его-то вы приняли! Несчастная женщина, разве вы не знали, что он душа и орудие Жоржа Кадудаля? И вы могли просить меня помочь вам спасти его, его, самого ярого, самого предприимчивого из врагов первого консула? Вы могли подумать, что я уступлю вашим мольбам?

-- Я это еще думаю, -- возразила Клари.

-- Напрасно. Уж конечно я не упущу такого прекрасного случая доказать первому консулу мою преданность, что утвердит меня в его милости. А! Сен-Фремон здесь, -- торжествующе продолжал Жаварен, которого ярость утихла, н оп как будто даже с удовольствием потирал себе руки. -- Благословен случай, который привел его сюда. Счастье вошло вместе с ним в этот дом. Я вас не прошу сказать мне, где он; я сам сумею его найти, хотя бы мне пришлось перевернуть весь замок вверх дном.

Оп не кончил и побежал к двери, спеша предупредить посланного министра полиции, который продолжал свои поиски в парке, но Клари бросилась за ним.

-- Подождите еще, -- сказала она, снова начиная умолять: -- и, если вы не тигр, выслушайте меня. Вы хотите знать причину, почему я дала убежище Сен-Фремону. Извольте, я скажу вам. Может-быть вы тогда поймете, что я должна была сделать то, что я сделала, и что. предав этого несчастного, вы внесете в мою жизнь неизгладимое горе.

При этих словах ее он остановился и, овладев собой, холодно сказал:

-- Я вас слушаю.

-- Когда-то, -- начала Клари: -- когда я вас еще не знала, когда я не могла предвидеть, что буду вашей женой, я была невестой Сен-Фремона. Свадьба' была уже назначена, когда он должен был эмигрировать. С тех пор я его не видала. Но эти воспоминания прошлого не позволили мне прогнать его, когда час тому назад он умолял меня об убежище в нашем доме. Я его приняла на несколько часов, надеясь дать ему возможность бежать в эту же ночь. Вот вся правда.

Откровенность этого признания, казалось, произвела впечатление на Жаварена.

-- Зачем не признались вы мне в этом шесть лет тому назад, когда вы выходили за меня замуж? -- спросил оп.

-- Зачем стала бы я признаваться? Вы не хотели ничего слушать и согласились принять защиту моего отца, если я выйду за вас замуж. Я подчинилась вашей воле и сочла бесполезным унижать вас признанием, что я вас не люблю и никогда не полюблю, так как люблю другого. Жертвуя собой, я считала недостойным себя заставить вас измерять всю величину моей жертвы.

-- Но, быть может, вы еще любите этого человека, и он также вас любит?

-- Думаю, что он любит меня, -- просто отвечала Клари. -- Что же касается меня, то какое вам дело до моих чувства к нему, так как, не встретившись с ним ни разу с тех пор, как я стала вашей женой, я и впредь никогда более не увижу его? А! Клеман, --прибавила она: -- если вы хотите, чтобы я забыла его -- спасите его... Спасите его, и я забуду его, клянусь вам в этом, чтобы помнить только о вашем великодушии, за которое я постараюсь отплатить вам, пока буду жить, всей любовью моего сердца.

Она никогда не была более прекрасна, более увлекательна и трогательна, чем в этот момент. Жаварен быль смягчен.

Он приблизился к ней и почти нежно сказал:

-- Всею любовью вашею сердца? Правда ли это?

Она подняла на него свои прекрасные глаза.

-- Я никогда не лгала. Спасите Альбера, и у меня никогда не будет другой мысли, кроме мысли о вашем счастье.

Он обнял ее и прижал к себе.

-- А, сирена! -- шептал он. -- Что заставляешь ты меня делать!

-- Вы согласны! -- вскричала она.

-- Что-ж делать? -- сказал он: -- Ведь ваша любовь, в которой вы всегда мне отказывали, будет мне наградой.

Она вся затрепетала от радости, и на одну минуту он почувствовал на своей щеке ее поцелуи и слезы.

К несчастью, в своем увлечении, Клари перестала наблюдать за ним. Она не видала, что говорили его глаза; если бы она могла читать в них, то прочла бы: "как она его любит!"

Но он старался не дать ей заметить, что в нем происходило.

-- Куда вы его спрятали? -- спросил он.

-- В моей комнате.

-- Пойдите н приведите его сюда.

-- Сюда! -- изумилась она. -- Но здесь его увидят.

-- Его не увидят. Эти люди в глубине парка и не скоро вернутся. У нас больше времени, чем нужно, чтобы дать убежать вашему протеже. Он успеет покинуть замок, прежде чем его начнут искать здесь. Я за все отвечаю, Клари. Только поспешите. Дайте ему мой плащ, денег, если ему нужно. Идите, идите скорей.

Повинуясь, она бросилась к лестнице и исчезла. Тогда Жаварен быстро подбежал к дверям, выходившим в парк. Жандарм стоял там па карауле.

-- Беги предупредить посланного полиции, что я жду его здесь сию минуту. Я думаю, что тот, кого оп ищет, у нас в руках.

Оп вернулся в залу с сверкающими от злобной радости глазами, и ехидная улыбка блуждала у него па губах. Он стоял неподвижно, прислушиваясь в лихорадочном ожидании.

-- Мы здесь, -- вдруг раздался возле него голос Клари. Она стояла, держа за руку Сен-Фремона, закутанного в плащ.

-- Идите, сударь, -- с живостью сказал Жаварен: -- я проведу вас до выхода парка п укажу вам дорогу, пока жена моя будет здесь удерживать людей, которые вас ищут.

Он увлекал его, не слушая слов благодарности, которые обращал к нему Сен-Фремон. Они вышли и направились в сторону Эрикура. Но едва только они сделали несколько шагов по парку, как из ближайшей аллеи, будто нечаянно, показался посланный полиции со всем своим отрядом.

-- Слишком поздно! -- шепнул Жаварен на ухо Сен-Фремону, заставляя его вернуться в залу, только что покинутую ими.

Полицейские также бросились туда, повинуясь знаку Жаварена. Клари, будто сраженная громом, громко вскрикнула при виде их. Убежденная, что только роковая случайность разрушила доброе намерение ее мужа, и далекая от мысли заподозрить его в низкой комедии, которую он играл, она, вне себя, бросилась к нему.

Но одним движением он отстранил ее и, обращаясь к посланному министра полиции, сказал, указывая на Сен-Фремона:

-- Вот тот, которого вы ищете!

Тогда только она поняла.

-- Подлец! Подлец! -- Она бросила ему эти слова голосом, задушенным от рыданий. Но он остался невозмутим. Он только посмотрел на нее и язвительно, но так тихо, что только она одна могла его слышать, сказал:

-- Вашим признанием, что вы его любите, вы осудили его.

В это время жандармы подошли к Сен-Фремону, чтобы взять его.

-- Так легко я вам не дамся! -- вскричал тот и, отодвинувшись к стене, выхватил из-за пояса револьвер, который он направил в группу людей против себя. Но один из жандармов успел броситься на него и схватил его за руки, так что Сен-Фремон был вынужден выпустить оружие. Безоружный, подавленный численностью своих врагов, он был сейчас же связан.

Его хотели уже увести.

-- Я надеюсь, -- обратился тогда Жаварен к посланному министра полиции: -- что вы сообщите первому консулу о моем рвении.

-- Справедливость будет вам воздана, -- возразил тот.

-- Не забудьте ему сказать, -- продолжал Жаварен: -- что если вам удалось овладеть этим человеком, то только благодаря мне пли, вернее, благодаря моей жене, -- и он устремил взгляд, полный ехидства, на Клари, которая в слезах, почти без чувств, стояла, опираясь на спинку стула, чтобы не упасть: -- так как эго она мне выдала его.

Крик ужаса и возмущения ответил на это отвратительное обвинение. Клари выпрямилась. Все существо ее запротестовало против этой лжи.

Но Жаварен еще раз подтвердил свои слова:

-- Она вам выдает его, желая этим доказать свою приверженность генералу Бонапарту.

При этих словах, которые Сен-Фремон слышал, уже выходя из залы, он обернулся, и его глаза встретились с глазами Клари. Ей показалось, что она прочла в них упрек. Быть заподозренной им! Она зашаталась, как ось удара, полученного в лицо. Сен-Фремон улыбнулся презрительно и горько. Он сделал знак жандармам, приглашая их скорее отправиться в путь.

Они уже готовы были последовать этому так ясно выраженному желанию, по были остановлены отчаянным криком молодой женщины. Она силилась удержать Альбера; она не хотела, чтобы он ушел, прежде чем она не оправдается перед ним. Она заклинала его не верить тому, что говорил Жаварен, и рыдала, и извивалась, видя по его холодности и неподвижности, что оп поверил обвинению.

Вдруг ее слезы прекратились; она вся как-то опустилась, будто устав напрасно бороться. ее глаза, в которых читалось возбуждение, граничившее с безумием, устремились па землю, на то место, где, после короткой борьбы Сен-Фремона с жандармами, упал его револьвер. Этот забытый там револьвер привлек все внимание Клари, приковывал, точно магнетизировал ее. Неожиданно для всех, она бросилась, подняла оружие, выпрямилась и, трепещущая, вся преображенная желанием мести, прямо направилась к Жаварену и крикнула ему:

-- Я не ваша сообщница, и я это доказываю!

Раздался выстрел, и Жаварен упал, сраженный на смерть.

Несколько дней спустя, Сен-Фремон был осужден военным судом и расстрелян в окрестностях Парижа, в долине Гренель.

Что касается Клари Жаварен, то, арестованная сначала за убийство своего мужа, она была скоро освобождена. Первый консул, узнав подробности этого трагического происшествия, решил не преследовать ее.

----------------------------------------------------------------------

Текст издания: журнал "Нива", 1898, No 29. С. 570--576.