Богданович Ангел Иванович - Наши первенцы

"НАШИ ПЕРВЕНЦЫ".

(Изъ литературныхъ воспоминаній Фридриха Шпильгагена, Георга Эберса и Германна Зудерманна *).

*) "Die Geschichte des Erstling'swerks".-- Selbstbiographische Aufsätze von Rudolf Baumbach, Felix Dahn, Georg Ebers, etc.-- Eingeleitet von Karl Emil Franzos. Mit den Jugendbildnissen der Dichter.-- Leipzig, Verlag von Adolf Titze. 1895 г.

"Автобіографіи, вообще, почти всегда привлекательны, все равно -- дурно или хорошо онѣ написаны, разѣ только за книгой стоитъ настоящій человѣкъ, тѣмъ болѣе, если онъ -- писатель, подъ рукой котораго предметъ получаетъ всю прелесть художественнаго изображенія", говоритъ Карлъ Эмиль Францозъ въ предисловіи къ оригинальной книгѣ, только-что вышедшей въ свѣтъ подъ его редакціей.

Девятнадцать небольшихъ, изящно написанныхъ и вполнѣ законченныхъ, автобіографическихъ очерковъ, посвященныхъ юношескимъ воспоминаніямъ о первыхъ шагахъ на литературномъ поприщѣ такихъ извѣстныхъ нѣмецкихъ писателей, какъ Феликсъ Данъ, Г. Эберсъ, Ф. Шпильгагенъ и другіе, составляютъ содержаніе этой книги, задуманной К. Э. Францозомъ, который и самъ принялъ въ ней живое участіе и какъ авторъ, и какъ составитель программы.

Но самое интересное въ автобіографіи каждаго писателя,-- продолжаетъ Францозъ,-- это воспоминанія о первомъ произведеніи, и имъ обыкновенно авторы отводятъ больше всего мѣста, что такъ естественно и понятно. Первый порывъ, первая битва,-- хотя и не всегда выигранная,-- ихъ не затмятъ никакія послѣдующія побѣды и пораженія. Для нихъ нѣтъ забвенія.

"...Гдѣ вы, минуты умиленія,

Младыхъ надеждъ, сердечной тишины?

Гдѣ прежній жаръ и нѣга вдохновенія?--

могъ бы вздохнуть вмѣстѣ съ Пушкинымъ каждый писатель, переживая въ воспоминаніяхъ первое время творчества, когда пробудившійся талантъ еще только ищетъ дорогу, на которой онъ разовьетъ потомъ всѣ свои силы. Первые шаги, въ большинствѣ случаевъ, опредѣляютъ дальнѣйшій путь, "и ключъ къ творчеству автора лежитъ въ его первой книгѣ, будетъ ли то ясная рѣчь, или робкое лепетаніе". Нерѣдко въ этихъ первыхъ произведеніяхъ талантъ проявляется самостоятельнѣе, ярче и сильнѣе, чѣмъ въ послѣдующихъ, а если случается и обратное, то эти уклоненія отъ истиннаго пути имѣютъ большое значеніе для пониманія характера автора, и сами по себѣ поучительны. Вотъ почему вдумчивый читатель охотно останавливается на главѣ, посвященной первому произведенію: она можетъ многое раскрыть и разъяснить ему въ писателѣ. Послѣдній, въ свою очередь, съ удовольствіемъ пускается въ подробности, такъ какъ ему есть, что сказать, такъ какъ онъ -- сознательно или инстинктивно -- чувствуетъ, что всякое недоумѣніе по поводу его "первенца" было бы для него особенно тяжело и мучительно.

Въ очеркахъ, вошедшихъ въ составъ книги К. Францоза, авторы разсказываютъ о своихъ первыхъ произведеніяхъ, которыя вышли въ свѣтъ. Изъ своей программы Францозъ исключилъ тѣ незрѣлыя, дѣтскія попытки, которыя имѣютъ скорѣе анекдотическій характеръ и въ сущности очень мало освѣщаютъ творчество того или иного писателя. Возникновеніе творческой силы составляетъ тайну, столь же непостижимую для писателя, какъ и для читателя. Поэты родятся,-- это старая истина, къ которой мы ничего не можемъ добавить. Зато каждый авторъ можетъ разсказать намъ, какъ и когда пришла ему въ голову мысль перваго его, болѣе или менѣе значительнаго, произведенія, изъ какихъ побужденій, подъ чьимъ вліяніемъ и въ силу какихъ впечатлѣній онъ остановился на ней, обработалъ ее именно такъ, а не иначе, что хотѣлъ сказать, какія послѣдствія имѣла она для его дальнѣйшей работы. Если бы исторія литературы имѣла такія "само-характеристики" авторовъ прошлаго, напр., столѣтія, во многомъ облегчилась бы работа тѣхъ пытливыхъ изслѣдователей, которые теперь только съ величайшими усиліями могутъ представить намъ внутренній міръ великихъ писателей того времени. И для писателей такой "само-анализъ" имѣетъ значеніе, уясняя каждому изъ нихъ его мѣсто въ литературѣ и смыслъ его произведеній. Конечно, такіе комментаріи не дѣлаютъ хорошимъ то, что плохо, такъ какъ въ искусствѣ важно лишь то, что художникъ можетъ, а не то, чего онъ хочетъ...

Для русскихъ читателей не всѣ эти очерки имѣютъ одинаковый интересъ. Многіе изъ авторовъ, принявшихъ участіе въ книгѣ Францоза, или вовсе у насъ неизвѣстны, или очень мало знакомы читающей публикѣ. Такіе писатели, какъ Баумбахъ, Фонтанъ, Гопфенъ или Вихертъ, ничего не говорятъ ни уму, ни сердцу русскаго читателя. Пришлось, поэтому, сдѣлать извѣстный выборъ, и редакція остановилась на воспоминаніяхъ трехъ авторовъ, изъ которыхъ каждый не только пользуется у насъ большой и вполнѣ заслуженной популярностью, но и оказалъ большее или меньшее вліяніе на нашу литературу, и тѣмъ послужилъ развитію нашей общественной мысли. Первое мѣсто среди нихъ принадлежитъ, безспорно, Фридриху Шпильгагену, который въ теченіи почти четверти вѣка остается любимцемъ молодого поколѣнія. Его романы -- "Загадочныя натуры", "Изъ мрака къ свѣту", "Одинъ въ полѣ не воинъ", "Два поколѣнія", "Между молотомъ и наковальней",-- до сихъ поръ не сходятъ со стола читающей молодежи, и кому изъ лицъ старшаго возраста не памятны его герои? У кого не было своего Лео, которому онъ поклонялся въ свое время, кто не воображалъ себя "загадочной натурой" и вмѣстѣ съ мрачнымъ Каюсомъ (изъ "Двухъ поколѣній") не готовился отдать себя всецѣло на служеніе идеалу? А если кто не читалъ этихъ захватывающихъ душу страницъ, не переживалъ этихъ минутъ восторженнаго умиленія,-- тотъ не зналъ, что значитъ быть молодымъ... Значеніе Шпильгагена еще не вполнѣ оцѣнено въ нашей литературѣ, въ которой онъ вызвалъ безчисленныя подражанія. Достаточно указать на г. Михайлова (Шеллера), лучшіе романы котораго написаны подъ несомнѣннымъ вліяніемъ Шпильгагена.

Имя Георга Эберса извѣстно у насъ, пожалуй, не менѣе, хотя значеніе его совсѣмъ иного рода. Своими историческими романами, которые всѣ переведены на русскій языкъ, и иные выдержали по нѣскольку изданій (напр., "Дочь египетскаго царя"), Эберсъ развилъ вкусъ къ изученію исторіи и археологіи, распространилъ въ средѣ нашей "обывательской" публики свѣдѣнія изъ жизни древняго міра и является для многихъ единственнымъ источникомъ знакомства съ этимъ міромъ. Какъ художникъ, Эберсъ не представляетъ ничего выдающагося. Описывая съ неподражаемой живостью внѣшнюю сторону быта египтянъ, персовъ или римлянъ, онъ среди этой обстановки выводитъ современныхъ ему нѣмцевъ, нерѣдко, истыхъ берлинцевъ, съ ихъ поклоненіемъ "желѣзному канцлеру", аккуратностью и скромными добродѣтелями мирныхъ мѣщанъ. Оттого-то романы его немножко скучноваты и однообразны.

Германъ Зудерманнъ -- самый молодой изъ выбранныхъ авторовъ, сдѣлавшійся извѣстнымъ у насъ года три назадъ, когда впервые была поставлена на сценѣ столичныхъ театровъ его драма "Честь". Въ первый же сезонъ она обошла всѣ провинціальныя сцены, вездѣ съ громаднымъ успѣхомъ, и съ тѣхъ поръ не сходитъ съ репертуара, занимая среди переводныхъ пьесъ одно изъ выдающихся мѣстъ. Какъ молодой писатель, Зудерманнъ не можетъ быть сравниваемъ съ классиками, и у себя на родинѣ принадлежитъ пока къ числу "подающихъ надежды". Обладая выдающимся талантомъ, онъ еще не установился, и въ своихъ послѣднихъ драмахъ ищетъ новыхъ путей для созданія "соціальной" драмы, въ которой избитая романическая подкладка уступаетъ мѣсто болѣе глубокимъ общественно-политическимъ мотивамъ...

Каждый изъ этихъ писателей останавливается надъ своимъ "первенцемъ" съ легкой ироніей, пробивающейся сквозь чувство умиленія и любви, съ которыми онъ вспоминаетъ о первыхъ шагахъ на литературномъ поприщѣ. Кромѣ чисто біографическихъ данныхъ, интересныхъ сами по себѣ, авторы бросаютъ вскользь не мало любопытныхъ замѣчаній, выясняющихъ ихъ психологію, ихъ взгляды на искусство, на литературу, на свое отношеніе къ жизни и обществу, что еще болѣе усиливаетъ интересъ къ этой "страничкѣ изъ прошлаго" Шпильгагена, Эберса и Зудерманна.

А. Б. <А. И. Богданович>

"Міръ Божій", No 2, 1895