Бухарев Александр Матвеевич - А. П. Черняев. "О Новом Завете Господа нашего Иисуса Христа"

А. П. ЧЕРНЯЕВ

"О Новом Завете Господа нашего Иисуса Христа"
Сочинение архимандрита Феодора. СПб., 1861 г. (рецензия)

Серия "Русский путь"

Архимандрит Феодор (А. М. Бухарев): Pro et contra

Личность и творчество архимандрита Феодора (Бухарева) в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология

Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1997

Книгу эту о. архимандрит Феодор, уже довольно обозначивший свою личность сочинениями "О православии в отношении к современности" и "Несколько статей о Святом Апостоле Павле", написал по поводу нового перевода Евангелия на русский язык. Грустно относясь к невежеству и обскурантизму тех, впрочем немногих, которые опасаются, "как бы святыня слова Божия не унизилась чрез общеупотребительную, во всякой потребе, русскую речь" (см. пред<исловие>), автор говорит: "Рассудительной вере, любящей свет в истине Божией, издание в русском переводе Нового Завета может давать повод и побуждение глубже вникать в самый порядок открытия Нового Завета Господом нашим, и лично Самим и чрез Св. апостолов. Это (?) тем более (?), что порядок, в каком совершен Господом переход Церкви из Ветхого Завета в Новый, представляет Божественное руководство и верховный образец для всякого переходного времени, каким во многих отношениях оказывается наше время. В особенности в раскрытии Христовой истины, вере нашей необходимо ныне внимательнее присматриваться к образу и порядку открытия Нового Завета Самим Господом, чтобы остеречься от приражений1 к самой ревности нашей по православию того самого иудейского духа, в борьбе с которым Господь открывал Новый Завет Своей благодати и истины, и от решительного осуждения водящихся, положим, еще языческим духом, который не препятствовал Спасителю водворить новозаветную Свою Церковь в мире, особенно, языков, с отвержением неуверовавших иудеев" (там же). Очевидно, что предприятие автора весьма немаловажное, по живой связи его с современными общественными вопросами. В переходе человечества из Ветхого Завета в Новый -- представить высший образец, которым должно руководствоваться всякое христианское общество при переходе от устаревших форм жизни к новым -- совершеннейшим, и таким образом оказать живой насущный интерес и для нашего, как автор выражается, переходного во многих отношениях, времени, сообщить всякому современному движению направление чисто христианское, чуждое, с одной стороны, духа иудейского, который все спасение полагает в мертвой букве, в безжизеннной внешней обрядности; с другой -- исключающее окончательное осуждение водящихся еще духом язычества, -- вот задача и цель почтенного автора! Ждем поэтому от него не только раскрытия самого порядка христианской реформы, но и применения этого порядка к нашему переходному времени.

Разъяснению порядка, в каком совершен Господом переход Церкви из Ветхого Завета в Новый, он посвящает четыре главы. В первой ("Духовные нужды и обстоятельства времени открытия Нового Завета в мире") говорит, что время пришествия в мир Спасителя было в ряду времен единственным -- к открытию в мире Нового Завета. Это он доказывает, и доказывает прекрасно, тем, что внутреннее состояние рода человеческого в ту пору было самое безотрадное как в мире языческом, так и в мире иудейском.

Во второй главе ("Основание и устроение Господом новозаветного порядка вещей") автор исследует обстоятельства и порядок самого появления Нового Завета. Нелегко и не вдруг можно было основать этот порядок благодати, так как, во-первых, с устроением его необходимо было соединено отменение преходящих форм ветхозаветного порядка, которые были учреждены Самим Богом с обязательностию непреложною, а, во-вторых, -- для самой веры тяжело было перейти из-под ветхозаветной сеновности2 в чистую область духовной новозаветной благодати. Для перехода веры из области ветхозаветного устройства в новозаветную благодать потребно прежде всего быть явною самой Божественной деснице, чтобы вера могла прямо на нее опереться. Равно и для пересоздания церковного порядка из Ветхого в Новый потребно быть явлению и действию властительного над тем и другим перста. И вот, Господь от самого начала этого переходного времени стал торжественно являть Себя действующим Божественною силою. В частности -- для устроения новозаветного порядка среди еще ветхозаветного без насилия последнему требовалось вступить в этот порядок и строго выдерживать его, пока он еще не заменен новым. И Спаситель точно выдерживал его во всю земную жизнь, пока не был совсем обоснован Новый Завет Его смертию и воскресением. А так как ветхозаветный порядок уже изветшал, то следовало, стоя под сим порядком, не останавливаться на одной его внешности, а раскрывать самый его дух и живую сущность, чрез что должен был раскрываться уже новый порядок прямо благодати и истины. И Спаситель из существа Ветхого Завета стал выяснять существо Нового. Это положение автор большею частию весьма удачно раскрывает чрез объяснение Нагорной проповеди Иисуса Христа -- обличения плотского понимания иудеями значения избранного народа, -- пророчество о таинстве Евхаристии, беседы с Никодимом и Самарянкой, в особенности же чудесами Спасителя и притчами. "Чрез чудотворения вера поставлялась под водительство самой светлой видимости, что совершенно согласно было с ветхозаветным ее настроением; а предаваясь сему водительству, удобно вводилась в самый дух и тайны новозаветной спасительной благодати и истины" (с. 73-74). "Равным образом и под руководством приточной3 речи Христовой вера из ветхозаветной образности легко вводилась в разумение духовной существенности благодати, отрешенной от сеней и образов". Так действовал Господь до самой смерти. На последней вечере уже можно было преподать преуспевшим в духовном разумении новозаветных тайн, во всей силе и существенности, дары Христовой благодати -- тело и кровь Христову. Окончательно совершен Новый Завет страданиями и смертию Господа, которыми навсегда отнималась спасительная сила и обязательное значение у обрядового церковного устройства и решительно открывался мир новый, спасаемый мир благодати и истины. Мы нарочито распространились в изложении этой обширнейшей и лучшей в составе сочинения части, дабы читателю самому можно было видеть ее достоинство. Интерес ее, помимо весьма многих прекрасных частностей и немногих, очень неважных недостатков, -- везде одна и та же глубокая идея, как мудро Спаситель законополагал новозаветный порядок, без всякого оскорбления ветхозаветному, но раскрывая первый из духа последнего, или, по словам Его Самого, не разоряя, а исполняя закон и пророки. Следовало далее, говорит автор в третьей главе ("Порядок открытия и первоначального распространения в мире новосозданной христианской Церкви и новых откровений чрез Св. апостолов"), совершившийся Новый Завет раскрыть для всего мира открытием в нем и распространением новосозданной Церкви. Возбужденная вера, лишившись с смертию Господа самой светлой для нее видимости, вошла в непроницаемый мрак: нужно было извлечь ее отсюда видением победоносной благодати, что и дано было вере в видениях воскресшего Господа. Но, удостоившись видеть Воскресшего, она стала представлять пришедшее царство благодати как торжественное устроение именно царства Израилева: требовалось прекращение лицезрения Спасителя и общение с Ним в ином, невидимом Утешителе, с пришествием Которого окончательно открылось царство благоволения и спасения для всего мира. Призвание в царство начинается с Израиля, так как ему прежде всего принадлежало обетование всемирного благословения, но когда Израиль показал ожесточенное противление призывному голосу, то царство Христово начало водворяться в области верующих язычников, с отвержением большинства иудеев. Все это описывается в Книге Деяний апостольских. Для новособранного царства нужно было определить все основные законы как внутреннего, так и внешнего его устройства, дабы таким образом упрочить его самостоятельность и опорядочить его состав. Это требовало новых Божественных распоряжений и откровений. Тут автор начинает следить, в связи с обстоятельствами и нуждами Церкви, за порядком явления законоположительных новозаветных откровений. Конечные результаты, которых он достиг, так или иначе выражены им в следующей форме: "В соборных посланиях раскрывается все то, в чем состоит сущность Нового Завета, а в посланиях Ап. Павла проясняется спасающая любовь Божия во всей глубине и обширности ее раскрытия, в историческом осуществлении ее советов и в предыдущие, и в настоящие, и в следующие до вечности времена". Очевидно, что результаты, достигнутые автором, не имеют ясного, строго логического разграничения между собою и не вполне соответствуют содержанию посланий, о которых рассуждает автор. После того как самостоятельность благодатного царства упрочена законодательными откровениями, вере оставалось знать одно: долго ли будет продолжаться новоучрежденный порядок? Какой путь предлежит верующим? Какие опасности ожидают их на этом пути? Как царство благодати будет преобразовано в царство славы? "Откровение, удовлетворяющее этим, очевидно последним уже, требованиям веры, есть -- Апокалипсис" (с. 159).

"Таковы, -- заключает автор, -- обстоятельства, потребности и вообще порядок в открытии Нового Завета! Господь благоволил сначала Сам лично устроить новозаветный порядок, отрешая истину и благодать от ветхозаветной сеновности; потом, во-вторых, чрез апостолов открыл новоустроенный порядок и ввел в свойственную ему область; в-третьих, чрез апостолов же открыл и разъяснил самое существо новоустроенного порядка; и наконец -- открыто, как и доколе будет в действии сей благодатный порядок, -- каким путем и с каким руководством ведет он Церковь в славу" (с. 170-171).

Содержание четвертой главы ("Порядок начертания новозаветных откровений в письменах чрез известных Св. писателей, с известным характером, содержанием и значением книг Нового Завета") излагать не станем, потому что оно во многих пунктах совпадает с содержанием третьей.

Ясно, что достопочтенный о. Феодор имел прекрасное намерение, с одной стороны, показать внутренние основания событий, из которых слагается порядок открытия Нового Завета в обстоятельствах и нуждах веры и времени, не колебля при этом той истины, что в делах Божиих все зависит от премудрого благоволения Божия, а напротив -- стараясь выяснить ее; с другой -- самые эти события представить в строгом последовательном движении, в неразрывном их внутреннем сочетании, в живой органической связи. И надобно сказать, что автор, при счастливом знании Писания, при глубокой вдумчивости в факты, часто весьма метко прозревает в их значение, определяемое требованиями веры, в их смысл в ряду других фактов. Потому большею частию он значительно достигает своей цели. Но наряду с удачными выводами событий из современных им потребностей Церкви у него встречаются иногда выводы не совсем натуральные; подле результатов совершенно отчетливых стоят, хотя очень редко, такие, которые не имеют резкого разграничения между собою; воззрения на дело выясненные и прямые сменяются по временам взглядами темными и косвенными; на событиях менее важных он останавливается много и долго, а более важные или вовсе упускает из виду, или занимается ими недостаточно. Нельзя быть вполне довольным и изложением автора. Речь его, правда, повсюду жива и одушевленна как обнаружение личности крепко мыслящей и сильно занятой своим предметом; это отголосок мысли энергической, чувства живого и свежего; она, кроме того, везде своеобразна и оригинальна, так как в ней мало общего с речью других писателей; она не подслушана, не заучена -- выработана самим автором. Но -- она темна! Читая ее, тотчас примечаешь, что автор умозрит свою мысль не так, как нечто непосредственно присущее его сознанию, но как некоторое отдаленное, неясное видение. "Рассудительная вера любит свет в Божией истине"; жаль, что сочинитель, сделавши такое прекрасное замечание, сам допустил такой недостаток, который замечательное его сочинение делает недоступным и бесполезным для большинства читающей публики, которая более и более начинает интересоваться сочинениями, относящимися к религии.

Как применяет автор порядок заменения ветхозаветных форм жизни новозаветными к нашему переходному времени?

К прискорбию, он не захотел заняться этим важным делом. "Сколько в особенности, -- говорит он, -- должно пользоваться Новым Заветом к просвещению и спасению в наше время, имеющее характер переходного во многих отношениях, это может выясняться из того соображения, насколько в этом времени есть духа древнего иудейства или древнего язычества, для выхода из-под этого пагубного духа в истинный благодатный свет и дух Нового Завета. В этом отношении особенно много можно было бы сказать о приложении порядка открытия Нового Завета к нашему времени для руководства сего последнего к возвышению, особенно, над духовным иудейством, чтобы привлечь к Христовой истине и духовно язычествующих. Но это требует более собственного внимания и размышления духовного от нас, по особенному положению и нуждам каждого из нас" (с. 203). Истинно жалеем, что почтенный автор кладет здесь свое перо; он действительно мог бы сказать много умного и дельного, много интересного и занимательного относительно нашего переходного времени. Он вдумывался в этот важный предмет. "Довольно и сказанного",-- гласят последние слова книги. Мы, с своей стороны, немного интересного для нашей поры можем извлечь из сказанного, а именно только то, что, если известные формы жизни устарели, то нужно заменить их новыми; что, заменяя обветшавший порядок вещей новым, последний нужно выводить из духа первого. Что, наконец, законоположения для ограждения и утверждения нового порядка должны являться с мудрою постепенностию. Но все это -- не одни ли общие места? Мы желали бы, чтобы о. Феодор вывел нас из недоумения, объяснился пред публикой, которая так полюбила его, подробнее и обстоятельнее относительно своей теории.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: Духовный вестник. Харьков. 1862. Т. I. Март. С. 394-402.

Александр Петрович Черняев -- духовный писатель, критик и публицист; выпускник Курской сем. и (магистр) Киев. ДА (1848); профессор Харьковской сем. в 1850--1860-х. Автор книги "Указание состава литургии подробное и систематическое..." (Харьков, 1859). По словам Макария (Булгакова), в то время архиепископа Харьковского, А. П. Черняев -- "человек весьма даровитый и самый лучший из всех сотрудников "Д<уховного> вестника"" (Труды Киевской Духовной академии. 1907. Т. П. Июль. С. 402). Скандальную известность получили его критические статьи о трудах архиепископа Филарета (Гумилевского) по истории духовной словесности, подписанные псевдонимом "И. А. Сербинов".

А. М., как и некоторые другие духовные критики, осудил предвзятость Черняева, его "придирки недоброго, оскорбительного тона", "наклонность увлекаться в ущерб истине своею диалектическою ловкостию" в статье "О деле духовной критики и науки" (Бухарев А. О современных духовных потребностях... М., 1865. С. 386-407), которую, исходя из идеальных представлений о журналистике как своего рода богослужебном делании, сначала отослал в редакцию "Духовного вестника", "чтобы остеречь <...> от дурного тона и направления". Впоследствии он уже ничего не смог напечатать в этом харьковском журнале, а из редакции ему пригрозили, что с ее стороны может начаться то же, что он уже испытал от "Домашней беседы" (см.: Богословский вестник. 1915. Т. III. Октябрь-декабрь. С. 470).

В то же время А. М. великодушно отмечает "благородный тон" рецензии Черняева на свою книгу, "указывающей ее недостатки так, что сочинителю остается только принимать замечания с невольною, так сказать, благодарностию" (Бухарев А. О современных духовных потребностях... С. 406).

1 Приражения -- устаревшее слово, первоначально означавшее сильное, стремительное действие; в церковной лексике стало употребляться в значении "искушение, обольщение".

2 Сеновность -- иносказательность.

3 Приточная -- прилагательное от "притча".