(Larroumet: "Études d'histoire et de critique dramatiques". Paris, 1892).
Личность Бомарше, эта оригинальная, загадочная личность одного изъ наиболѣе выдающихся драматурговъ,-- говоритъ Ларруме,-- не переставала привлекать вниманіе публики и литературы въ концѣ XVIII и въ теченіе XIX вѣковъ. Его другъ Гюденъ де-ла-Бренеллеръ посвятилъ ему обстоятельную біографію, которая была опубликована только въ 1887 г. Морисомъ Турнё съ добавленіемъ критическихъ замѣтокъ послѣдняго. Въ 1856 г. вышла книга Ломени Beaumarchais et son temps, для составленія которой онъ пользовался неукоризненными источниками. Арнетъ, занимаясь изслѣдованіями въ вѣнскомъ императорскомъ архивѣ, наткнулся на объясненіе темнаго и двусмысленнаго эпизода изъ жизни Бомарше. Сенъ-Маркъ-Жирарденъ, Сенъ-Безъ и Низаръ, представители критики въ первой половинѣ XIX вѣка, оцѣнили его какъ писателя и отвели ему одно изъ выдающихся мѣстъ въ ряду французскихъ драматурговъ. Наконецъ, въ новѣйшее время интересъ къ изученію личности и произведеній этого писателя поднялся съ новою силой. Генрихъ Сордье издалъ первую библіографію его сочиненій въ 1883 г. Французская академія предложила конкурсную работу на тему о Бомарше и премія за нее была назначена Лекуру въ 1887 г. Нѣмецкій критикъ Беттельгеймъ посвятилъ Бомарше обширный трудъ, пользуясь при его составленіи работами французскихъ авторовъ и своими собственными изысканіями во Франціи и Испаніи.
"Обиліе этихъ работъ,-- говоритъ Ларруме,-- послужило мнѣ поводомъ къ составленію статьи о Бомарше. Весь этотъ огромный матеріалъ даетъ нѣсколько сбивчивое понятіе о личности нашего знаменитаго драматурга. На основаніи всего прочитаннаго у меня сложился вполнѣ опредѣленный взглядъ на Бомарше, какъ на человѣка и писателя, которымъ я и хочу подѣлиться съ публикой". Бомарше является вѣрнымъ отраженіемъ своей эпохи. Духъ вѣка сказался на немъ особенно сильно: получая впечатлѣнія изъ окружающей среды, онъ перерабатывалъ ихъ со всею страстностью своей натуры въ яркіе и живые образы, которые врѣзывалась въ памяти на всю жизнь. Не будучи ни Вольтеромъ, ни Ж.-Ж. Руссо, онъ довершилъ ихъ дѣло; однимъ рѣшительнымъ толчкомъ онъ направилъ общественное мнѣніе къ цѣли, намѣченной его предшественниками. Изъ ихъ положеній онъ сдѣлалъ выводы и, какъ выразился Сенъ-Маркъ-Жирарденъ, "примѣнилъ идеи на практикѣ". Его собратья по искусству были также дѣтьми вѣка, но они не знали жизни, будучи прикованы къ своей профессіи. Бомарше, наоборотъ, какъ-то побѣдоносно ворвался въ литературу, занявъ одно изъ видныхъ мѣстъ, но не утвердился тамъ навсегда. Онъ находилъ источникъ вдохновенія въ своей груди, черпая образцы для своихъ произведеній изъ той бурной, богатой приключеніями жизни, которая влекла его безотчетно. Чѣмъ больше проникаешь въ исторію его жизни, чѣмъ больше изучаешь основныя черты характера Бомарше, тѣмъ доступнѣе становятся образы его произведеній. Эта смѣсь интеллектуальной силы и нравственной распущенности, апатіи и дѣятельности, энтузіазма и эгоизма, скептицизма и иллюзій, которая характеризуетъ духъ французскаго общества въ XVIII вѣкѣ, сказалась во всей своей силѣ на натурѣ Бомарше. Онъ окунулся во всѣ слои общества той эпохи, онъ былъ своимъ вездѣ. Идеи его соотечественниковъ сдѣлались не только его идеями, онѣ были переработаны всѣмъ опытомъ его жизни и доведены до той степени ясности, которую не въ состояніи поколебать никакая перемѣна обстоятельствъ.
24 января 1732 г. въ семьѣ часовщика, на улицѣ Сенъ-Дени, родился Пьеръ Августинъ Каронъ. Его юность протекла въ центрѣ народныхъ кварталовъ Парижа, среди всевозможныхъ уличныхъ сценъ, гула и оживленія улицы. Семья, въ которой онъ родился, стояла въ культурномъ отношеніи сравнительно высоко; она не являлась исключеніемъ въ данную эпоху и вполнѣ отвѣчала духу времени. Приближался тотъ великій историческій моментъ духовнаго подъема буржуазіи, когда она, сознавъ свою силу и преимущества передъ другими классами общества, пожелала занять болѣе видное мѣсто въ ряду трехъ сословій. Трудъ и сбереженія доставили ей богатства; торговля и финансы находились въ ея рукахъ, недоставало только законнаго освященія ея правъ. Пока она требовала реформъ, не преслѣдуя разрушенія; она считала себя крѣпко связанной съ настоящимъ; но ея первые шаги на историческомъ поприщѣ доказали ей непрочность этой связи. Выразителемъ всѣхъ смутныхъ надеждъ буржуазіи явился "сынъ Барона".
Онъ промѣнялъ отцовскую лавку на блестящій дворъ, куда ему былъ открыть доступъ съ двадцатичетырехлѣтняго возраста: сперва въ качествѣ простаго часовщика, затѣмъ "совѣтчика по музыкальной части" въ кругу придворныхъ дамъ. Вліяніе женщинъ на судьбу Бомарше было всегда велико. Чуть не съ дѣтства игралъ онъ возлѣ нихъ роль Херубина, одного изъ самыхъ изящныхъ драматическихъ образовъ въ Женитьбѣ Фигаро. Его юношеская жизнь богата шумными приключеніями, которыя возмущали "го пуританина-отца и приводили въ восторгъ обожавшихъ его сестеръ. Первая жена принесла ему имя Бомарше, вторая положила основаніе его богатству. Бракъ не остепенилъ его и не помѣшалъ ему увлекаться другими женщинами. Являясь наивнымъ и скептикомъ, невѣрнымъ и нѣжнымъ, въ одно и то же время, онъ увѣрялъ, что "каждая женщина стоитъ вниманія", но "немногія достойны сожалѣнія", и, тѣмъ не менѣе, относился къ нимъ серьезно, былъ снисходителенъ къ ихъ слабостямъ, благодаренъ за ихъ ласку и готовъ на всякія услуги. Онѣ его боготворили даже тогда, когда имѣли поводы ненавидѣть. Вращаясь постоянно въ кругу женщинъ, Бонарше успѣлъ хорошо изучить женское сердце, что дало ему возможность создать очаровательные типы Розины, графини Альмавивы и Сузанны, въ которыхъ оживаетъ во всей своей прелести женщина XVIII вѣка.
Живой и блестящій, онъ щеголялъ своею увѣренностью въ успѣхѣ. На него сыпались жалобы и эпиграммы. Онъ ѣдко отвѣчалъ на однѣ, презиралъ другія, смѣялся надъ третьими и выходилъ всегда побѣдителемъ изъ всякихъ затруднительныхъ положеній. Въ минуту опасности его не покидало хладнокровіе: онъ могъ всегда произвести точную оцѣнку обстоятельствъ и избрать самый вѣрный путь. Веселость была основною чертой его характера; она смѣнялась иногда періодами мечтательной грусти въ силу крайней впечатлительности его натуры, но не надолго. Если ему не была доступна возвышенная поэзія и стремленіе къ идеалу, за то у кого же мы встрѣтимъ такую гибкость, практичность и изобрѣтательность ума, какъ у него?-- говоритъ Ларруме. Натура, полная контрастовъ: эпикуреецъ и стоикъ, смѣсь Донъ-Жуана и Грандиссона, Бомарше былъ созданъ для наслажденія и борьбы.
Его свѣтское положеніе оказало ему немало услугъ. Выручивъ изъ бѣды какого-то милліонера, онъ сдѣлался богачомъ. Бомарше страстно любилъ деньги, какъ великую силу, какъ могучее оружіе для достиженія цѣли. Въ этомъ отношеніи онъ былъ не только сыномъ своего вѣка, но даже опередилъ его. Онъ изъ-за денегъ бросался во всевозможныя предпріятія. "Философія золотой середины" была ему не по плечу; онъ любилъ блескъ, шумъ, ропотъ удивленія и восторга. Въ ту эпоху, когда жилъ Бомарше, слава драматурга считались наиболѣе завидной: создавъ трагедію, можно было разсчитывать на блистательный успѣхъ. Хотя трагедія еще держалась на французской сценѣ, она отживала свой вѣкъ,-- ощущалась потребность въ драмѣ. Идеи Дидро толкнули Бонарше на этотъ путь и онъ написалъ Евгенію, а затѣмъ Двухъ друзей. Въ длинномъ предисловіи, которое представляетъ собою какую-то странную смѣсь практическаго ума и утопій, онъ преслѣдовалъ тѣ же задачи, что и авторъ Отца семейства. Евгенія и Два друга, какъ и всѣ произведенія Бомарше, носятъ отпечатокъ его личной жизни. Первое изъ нихъ, Евгенія, оказалось удачнымъ и обратило на себя вниманіе публики. Путь былъ открытъ: отнынѣ все, выходящее изъ-подъ пера того же автора, представляло интересъ.
Казалось, сама судьба благопріятствовала ему: подвернувшіяся обстоятельства сложились такъ, что создали ему извѣстность, на которую онъ даже не разсчитывалъ. Ему пришлось вести процессы, въ качествѣ наслѣдника, съ другими претендентами на наслѣдство, клеветы и поношенія сыпались въ него, онъ защищался до послѣднихъ силъ, но его не спасла эта отчаянная защита и, вслѣдствіе ссоры съ однимъ изъ знатныхъ вельможъ, онъ былъ брошенъ въ тюрьму, хотя всѣ преимущества были на его сторонѣ. Выпущенный на волю почти безъ средствъ, онъ бросился въ борьбу съ своими врагами. Изучивъ придворную знать въ Версалѣ, онъ познакомился также близко съ французскими судами. Безъ всякихъ средствъ къ борьбѣ, кромѣ пера, онъ гордо требовалъ у государства признанія своихъ правъ. Его старались обезчестить; онъ отвѣчалъ рѣзво, бросая въ лицо своимъ противникамъ страшныя обвиненія.
Въ этой борьбѣ проснулся его геній, онъ оказался великимъ писателемъ, авторомъ Мемуаровъ. Ихъ сравниваютъ съ Provinciales Паскаля. Но, несмотря на кажущееся сходство, эти два произведенія такъ же разнятся другъ отъ друга, какъ и ихъ авторы. Паскаль -- прямая, страстная душа; Бомарше -- непостоянная, сложная натура. Иронія одного -- насмѣшка высшаго ума; иронія втораго -- отвѣтъ на нападки враговъ. Паскаль преслѣдовалъ въ борьбѣ не личные интересы: страстная преданность идеѣ толкала его; онъ былъ человѣкомъ партіи, которая подняла знамя во имя самыхъ дорогихъ интересовъ человѣчества. Бомарше кинулся въ борьбу въ виду личной защиты. Онъ орудовалъ такъ ловко, что, въ концѣ-концовъ, эта цѣль стушевалась на задній планъ и на сцену выступили интересы всей Франціи: несостоятельность судебныхъ учрежденій и отсутствіе правосудія для простыхъ смертныхъ. Бомарше, какъ и Паскаль, рѣшилъ обратиться къ общественному мнѣнію, считая дѣло проиграннымъ въ судебныхъ учрежденіяхъ стараго порядка. Необходимо было привлечь вниманіе публики, заинтересовать ее. Бомарше не пощадилъ красокъ, онъ облекъ себя и своихъ противниковъ въ театральные костюмы и глазамъ зрителей предстала завязка комедіи, разрѣшенія которой они ждали съ горячимъ нетерпѣніемъ. Склонивъ публику на свою сторону, онъ заставилъ ее думать по-своему: онъ внушилъ ей, что это дѣло -- дѣло всѣхъ французовъ, что каждому изъ нихъ придется, быть можетъ, когда-нибудь очутиться въ такомъ же положеніи, какъ онъ. Интересъ и негодованіе публики возростали по мѣрѣ развитія этой трагикомедіи. Хотя она и знала, что чиновники и юристы -- опасные люди, она считала ихъ, однако, въ произведеніяхъ Рабле и Расина вымышленныни чудовищами. Здѣсь же, наоборотъ, предъ ней предстали въ комичномъ свѣтѣ живые люди со всѣми ихъ человѣческими слабостями. Нанося страшные удары своимъ врагамъ и судьямъ, Бомарше сохранялъ по отношенію къ нимъ видъ глубочайшаго почтенія. Его умѣнье держать себя привлекло къ нему симпатіи публики.
Спокойный и улыбающійся въ отвѣтъ на гнусныя преслѣдованія противниковъ, Бомарше щадилъ свое достоинство. Торжественная, безобразная обстановка судопроизводства служила незамѣнимою декораціей для его комедіи. Послѣ длиннаго монолога онъ обрисовалъ нѣсколькими мягкими штрихами безгранично преданнаго ему отца и сестеръ. Набросавъ сантиментальную картину своей семейной жизни, онъ перешелъ къ врагамъ. Здѣсь не было предѣла его остроумію и наблюдательности; онъ подмѣтилъ въ наждомъ смѣшную сторону и игралъ на ней. Эти люди прошли бы незамѣченными въ жизни, но, благодари Бомарше, они сдѣлались безсмертными типами. Нѣкоторыя страницы Мемуаровъ прямо просятся на сцену. Стиль Бомарше носитъ драматическій характеръ, хотя онъ еще не вполнѣ сформированъ: ему недостаетъ блеска, гибкости, за то какая образность языка, сколько юношескаго жара и безконечнаго веселья!-- говоритъ Ларруме.
Нѣкоторые эпизоды Мемуаровъ обработаны болѣе другихъ, они принадлежатъ къ лучшимъ; мѣстами нѣтъ никакой обработки: точно слова и мысли безпорядочно вырвались изъ-подъ пера и слились въ какую-то нестройную массу. Есть и недостатки, общіе всему вѣку: нѣкоторая напыщенность на ряду съ сантиментальною декламаціей. Но въ общемъ вы видите столько остроумія въ словахъ, положеніяхъ и характерахъ, что невольно прощаете недостатки, встрѣчаемые вами въ Мемуарахъ. Кромѣ этого остроумія, которое Бомарше пускаетъ въ ходъ на каждомъ шагу, васъ подкупаетъ его искреннее веселье, живые и колоритные образы. Юное вдохновеніе, доходящее до лиризма, скрашиваетъ пробѣлы, недостатки стушевываются на задній планъ и выступаютъ одни достоинства. Подобнаго произведенія было достаточно, чтобы раздавить враговъ. Выдумка была удивительна, результаты блестящи: Мемуары имѣли не литературный только успѣхъ. Подъ вліяніемъ страстной проповѣди Руссо, они говорили языкомъ Вольтера, дискредитируя въ глазахъ общества судебныя учрежденія той эпохи и подрывая его уваженіе къ существовавшему порядку вещей. Вмѣсто правосудія, оно увидѣло страшный произволъ и отшатнулось отъ него. Многіе изъ требовавшихъ впослѣдствіи судебной реформы научились презирать королевскую магистратуру, читая Бомарше. Онъ освѣтилъ тотъ мракъ, который господствовалъ въ судѣ во время засѣданій, и заговорилъ открыто о злоупотребленіяхъ.
Каждая изъ его остроумныхъ шутокъ,-- говоритъ Сенъ-Маркъ-Жирарденъ, -- "содержала въ зародышѣ тѣ великіе принципы справедливости и гуманности, которые легли впослѣдствіи въ основу судебнаго законодатель-ства". Блестящая побѣда была одержана авторомъ Мемуаровъ. Обвиненный судомъ, онъ выигралъ свой процессъ передъ общественнымъ мнѣніемъ. Общество увидѣло въ лицѣ Бомарше "представителя націи", который отстаивалъ права и интересы своихъ согражданъ, на уступая въ борьбѣ ни на іоту. Онъ произвелъ такую сенсацію, что даже Вольтеръ обезпокоился въ Фернеѣ, когда до него достигла вѣсть о возроставшемъ успѣхѣ Бомарше. Да, это былъ апогей его славы; она еще не разъ впослѣдствіи вѣнчала его главу цвѣтами, но никогда не достигала такихъ размѣровъ, какъ въ настоящій моментъ. Бомарше приближался къ тому критическому возрасту, когда въ такихъ натурахъ, какъ его, совершается переломъ и человѣкъ отдается всецѣло своимъ склонностямъ.
Упоенный успѣхомъ, онъ не зналъ чувства мѣры. До сихъ поръ жы видѣли энергичнаго честолюбца съ непомѣрнымъ самолюбіемъ, съ выдающимися талантами; теперь увидимъ авантюриста, не останавливающагося ни передъ какими препятствіями въ погонѣ за славой. Слѣдуетъ сказать нѣсколько словъ о той тайной миссіи въ Англію, которая была ему поручена Людовикомъ XV въ интересахъ г-жи дю-Барри. Такъ какъ порицаніе (blâme) суда влекло за собою непріятныя послѣдствія, отъ которыхъ Бомарше могъ избавиться только милостью короля, онъ постарался заручиться всѣми правдами и неправдами благосклонностью коронованнаго владыки. Оказавъ извѣстную услугу королю, онъ былъ вправѣ разсчитывать на помилованіе, но его царственный должникъ умеръ и Бомарше остался не причемъ. Пришлось разыгрывать ту же унизительную роль передъ новымъ королемъ. Онъ довелъ до свѣдѣнія Людовика XVI, что юной королевѣ, окруженной ненавистью и клеветами французскаго народа, грозитъ опасность отъ какого-то грязнаго памфлета, который находится въ рукахъ Ангелуччи. Быть можетъ, этотъ Ангелуччи никогда не существовалъ въ дѣйствительности, а явился лишь выдумкой Бомарше въ виду его цѣли, тѣмъ не менѣе, противъ него была организована цѣлая система преслѣдованій, во главѣ которой сталъ самъ авторъ Мемуаровъ. Здѣсь начинается длинная повѣсть приключеній, дикихъ до невѣроятности, героемъ которыхъ явился Бомарше, въ погонѣ за своимъ вымышленнымъ противникомъ. Онъ изучилъ до тонкости знать и королей, состарился въ придворныхъ интригахъ и научился презирать своихъ покровителей. Это самый мрачный, безобразный періодъ въ жизни Бомарше; его послѣдующіе шага на жизненномъ пути могутъ вызвать удивленіе, улыбку, но не негодованіе. Несмотря на страстную погоню за наживой, онъ былъ способенъ на великодушные порывы. Когда вспыхнула сѣверо-американская война, онъ сталъ на сторону инсургентовъ. Грандіозный планъ создался въ его изобрѣтательной головѣ: онъ привлекъ къ своему дѣлу двухъ королей, французскаго и испанскаго, снарядилъ флотъ, помогалъ деньгами. Нельзя сказать, чтобъ онъ дѣйствовалъ вполнѣ безкорыстно -- это былъ рискъ, афера съ окраской либеральныхъ тенденцій. Послѣ американскихъ инсургентовъ онъ обратился съ предложеніемъ своихъ услугъ и талантовъ къ родной странѣ. Послѣднее предпріятіе, за которое онъ взялся подъ конецъ своей жизни, была поставка ружей Конвенту.
Покончивъ съ біографіей Бонарше,-- говоритъ Ларруне,-- перейдемъ къ разбору его сочиненій. Этотъ человѣкъ столько видѣлъ на своемъ вѣку, такъ хорошо изучилъ жизнь и людей, что его произведенія имѣютъ несомнѣнную цѣну. Севильскій цирюльникъ появился на парижской сценѣ 23 февраля 1775 года. Этотъ годъ отмѣченъ въ исторіи французскаго театра такъ же рѣзко, какъ года появленія Сида и Эрнани. Севильскій цирюльникъ представляетъ собою не только chef-d'oeuvre драматическаго искусства: рисуя блестящую картину, современныхъ нравовъ, онъ указалъ комедіи новый путь, котораго она еще не знала. Съ перваго взгляда новая пьеса казалась повтореніемъ старой избитой темы. У Мольера встрѣчались такіе же сюжеты, только Горасъ перемѣнилъ одежду баккалавра Линкера, Бартоло явился Арнольфомъ подъ плащомъ испанскаго медика, Агнеса -- Розиной. Что же касается цирюльника, ведущаго интригу,-- это излюбленный типъ Мольера, это тотъ же Маскариль, тотъ же Гали. Но подобное отношеніе къ новой пьесѣ могло явиться только на первыхъ порахъ: сходство было внѣшнее, а суть дѣла заключалась не въ формѣ. Для Бомарше представляли интересъ двѣ центральныя фигуры, слуги и господина, и въ мастерской обрмсовкѣ ихъ характеровъ онъ сказалъ нѣчто новое. Слуги Мольера относились къ своему положенію вполнѣ покойно: у нихъ не было ни злобы, ни презрѣнія и честолюбивыхъ надеждъ. Хотя они и сознавали свое превосходство надъ господами, у нихъ не являлось никогда попытки посягнуть на существующій порядокъ вещей. Ихъ били, ссылали на галеры, вѣшали подчасъ; они молчали, терпѣли, стараясь избѣгнуть палочныхъ ударовъ и заслужить одобреніе своихъ господъ. Не таковъ Фигаро. Онъ широко пользуется предоставленною ему свободой и позволяетъ себѣ высказывать открыто свои смѣлые взгляды на существующую въ мірѣ несправедливость. Онъ попалъ въ лакеи только благодаря безобразному строю современнаго общества, не находя примѣненія для своихъ силъ и способностей въ другой сферѣ дѣятельности. Но когда условія этой жизни измѣнятся, -- о, тогда онъ покажетъ себя! Не бѣда, что его общественное положеніе не привилегировано: для него не существуетъ никакихъ наслѣдственныхъ правъ, онъ знакомъ съ Общественнымъ договоромъ Руссо и сторонникъ личныхъ заслугъ. Но пока существующій строй еще держится, не слѣдуетъ терять золотаго времени: потворствуя прихотямъ своего господина, можно разсчитывать на награду. Деньги -- его кумиръ, и Фигаро, не стѣсняясь, повторяетъ это на каждомъ шагу.
Въ костюмѣ Фигаро передъ нами никто иной, какъ Бомарше,-- говоритъ Ларруме.-- Сходство до того поразительно, что подчасъ оно бросаетъ тѣнь на автора комедіи. Рядъ язвительныхъ сужденій Фигаро о несправедливости этого міра -- результатъ неудачъ, понесенныхъ Бомарше. Хотя обвиненія современнаго строя ведутся на общей почвѣ, тѣмъ не менѣе, въ нихъ сквозитъ личная обида. Но и тутъ мы видимъ тотъ же ловкій пріемъ, какъ и въ Мемуарахъ: личные интересы связаны съ интересами всего общества,-- этого достаточно для восторга толпы. Симпатичныя черты Фигаро, присущія автору, также не мало подкупаютъ зрителей, такъ какъ это родственныя черты всей французской націи.
Фигура графа Альмавивы оттѣняетъ еще больше личность слуги. Онъ принадлежитъ къ прошедшему, онъ потомокъ тѣхъ знатныхъ вельможъ, которые создали свои привилегіи путемъ грубой силы. Доживъ до того момента, когда эти наслѣдственныя права начинаютъ подвергаться оспариванію, графъ Альмавива полагаетъ, что достаточно нѣкотораго усилія воли, чтобъ удержать ихъ за собой. Отсюда рядъ противорѣчій въ его словахъ и поступкахъ: то онъ выслушиваетъ задорныя сужденія Фигаро, то держитъ его на разстояніи. Впрочемъ, и у него есть достоинства: доброта, открытый умъ, изящество въ манерахъ и выраженіяхъ,-- словомъ, всѣ достоинства его расы. Бомарше, протеже и жертва знати, версальскій гость и тюремный узникъ, не отказывалъ ей въ извѣстной долѣ симпатіи, и, мстя своимъ врагамъ, вѣнчалъ ихъ голову цвѣтами.
Впервые на сценѣ французскаго театра разыгрывалась пьеса съ политическимъ оттѣнкомъ. Духъ времени, свидѣтельствовавшій о полномъ перерожденіи общества, сказался и на театрѣ. Въ теченіе пятидесяти лѣтъ политика являлась излюбленною темой литературныхъ произведеній и частныхъ разговоровъ. До тѣхъ поръ высказывались робкія сужденія о министрахъ, но никто не осмѣливался подвергать критикѣ принципъ верховной власти; не было и рѣчи объ обязанностяхъ правящихъ классовъ, о правахъ подчиненныхъ, объ уваженіи націи. Теперь эти слова были у всѣхъ на устахъ. Въ царствованіе Людовика XIV "патріотъ", какъ Вобанъ, вызывалъ негодованіе и презрительныя насмѣшки современниковъ. Съ воцареніемъ Людовика XV въ Версалѣ образовался клубъ экономистовъ, называвшихъ себя "гражданами". Въ кафе, на улицахъ, въ тѣни аллей Тюльери и Люксембурга стали подвергаться критикѣ всѣ существующія учрежденія; въ дебаты вкладывалось столько горячности и отваги, что даже полицейскіе шпіоны смолкали передъ бурнымъ потокомъ негодованія. Съ восшествіемъ на престолъ Людовика XVI, критика этихъ учрежденій была перенесена на сцену. Каждый вечеръ передъ глазами зрителей раскрывалась возмутительная картина современныхъ нравовъ. Это была ѣдкая сатира, достойная пера Аристофана.
Внутреннее строеніе пьесы носило также оригинальный характеръ. Бомарше не создалъ ничего новаго, но онъ такъ ловко комбинировалъ всѣ элементы драматическаго произведенія, выработанные классическими авторами, что его комедія получила своеобразную окраску. Онъ совмѣстилъ въ своей пьесѣ психологію съ интригой, чего не допускали классики. Фигаро и Альмавива представляютъ два типа. За развитіемъ ихъ характеровъ мы слѣдимъ съ такимъ же интересомъ, какъ за ходомъ интриги. Съ появленіемъ на сценѣ Севильскаіо цирюльника комедія вступила на новый путь, котораго она съ тѣхъ поръ не покидала. Кромѣ вышеупомянутыхъ достоинствъ, пьеса Бомарше была написана прозой, а не стихами. Онъ показалъ впервые, до какой степени можно заинтересовать французскую публику картинами обыденной жизни, рисуя обыкновенныхъ людей съ ихъ недостатками и достоинствами, съ ихъ неподдѣльною рѣчью. Стиль Бомарше вполнѣ оригиналенъ. Его предшественники, кто бы они ни были по профессіи: ораторы, моралисты или драматическіе писатели, говорили всѣ однимъ и тѣмъ же литературнымъ языкомъ, употребляя длинные изящные періоды. Со временъ Мариво стиль драматическихъ произведеній нѣсколько измѣнился. Оживленіе, охватившее общество, сказалось также и на характерѣ его рѣчи. Въ салонахъ, которые являлись литературными центрами той эпохи, каждый требовалъ слова, короткой реплики, а не скучнаго монолога съ оттѣнкомъ диссертаціи, и эта живая форма бесѣды была перенесена на сцену. Мариво создалъ стиль комедіи, подражая разговорному языку. Это новая форма драматическихъ произведеній пришлась какъ нельзя больше по вкусу Бомарше. Живой, блестящій, дерзкій умъ послѣдняго не выносилъ никакихъ границъ; тутъ же онъ могъ быть самъ собой -- дитя народа и Парижа -- со всѣми присущими ему чертами и качествами. Раньше бесѣды велись только въ избранномъ обществѣ; теперь онѣ вырвались изъ душной атмосферы салона на улицу и утратили свой исключительно-литературный характеръ. Бомарше пользовался для своихъ произведеній всякою формой рѣчи, не пренебрегая ничѣмъ. Хотя онъ не былъ человѣкомъ книги, тѣмъ не менѣе, успѣлъ прочесть много.
Онъ любилъ Маро и Монтеня, воспитался на Рабле. У первыхъ Бомарше позаимствовалъ неуловимую прелесть стиля и музыкальную отчетливость фразы; у второго -- силу и образность языка. Подъ вліяніемъ этихъ авторовъ у него сложился вполнѣ своеобразный стиль: колоритный и блестящій, гибкій и могучій, сжатый и живой, съ музыкальнымъ сочетаніемъ фразъ и удивительною игрой словъ. Вдохновеніе бьетъ черезъ край и разливается широкою волной въ произведеніи Бомарше. Вся его пьеса дышетъ остроуміемъ, которое ни на мигъ не утомляетъ зрителей. Главный недостатокъ его стиля -- излишняя субъективность: она прорывается всюду, сквозитъ во всѣхъ роляхъ пьесы; несмотря на различіе чувствъ, положеній и возрастовъ дѣйствующихъ лицъ, у Бомарше всѣ говорятъ его же собственнымъ языкомъ и въ этомъ отношеніи онъ далекъ отъ своихъ предшественниковъ, которые пытались согласовать рѣчи своихъ героевъ съ ихъ характерами. Но, несмотря на эти недостатки, стиль Бомарше имѣлъ неотразимое вліяніе на послѣдующихъ драматическихъ писателей. Даже и теперь, вѣкъ спустя, большинство современныхъ комедій повторяетъ, какъ отдаленное эхо, чудные мотивы изъ Севильскаго цирюльника, говорятъ Ларруме. Кромѣ стиля, современный театръ позаимствовалъ у Бомарше эту живую смѣну лицъ и дѣйствій, которая не даетъ ни минуты покоя заинтересованнымъ зрителямъ.
Черезъ девять лѣтъ послѣ Севильскою цирюльника, 27 апрѣля 1784 года, вышло продолженіе пьесы Бомарше подъ заглавіемъ женитьба Фигаро. Оно явилось результатомъ пари съ графомъ Конти. Если въ первомъ изъ этихъ произведеній насмѣшка, казалось, щадила знать, во второмъ она превзошла всякія ожиданія публики. Этимъ объясняется громадный, невиданный успѣхъ женитьбы Фигаро. Еще до начала представленіе у дверей театра толпились массы народа. Все, что было лучшаго въ Парижѣ, стеклось на представленіе этой пьесы. Громъ рукоплесканій покрылъ послѣднія слова актеровъ; восторженныя оваціи привѣтствовали автора. Но, несмотря на блистательный успѣхъ пьесы, несмотря на ея оригинальный сюжетъ и другія достоинства, Женитьба Фигаро стояла ниже Севильскаго цирюльника. На ней сказался отпечатокъ Скаррона, Мольера и въ особенности Лесажа. Чрезмѣрное преобладаніе главной роли, осложненіе завязки, введеніе мелодрамы и преобладаніе сатирическаго элемента -- нарушили ея стройность. Это былъ уже не шагъ по пути къ революціи, а "сама революція". Между тѣмъ, ослѣпленіе общества росло вмѣстѣ съ приближеніемъ опасности. Королева, дворъ, цензора только разжигали пламя. Публика требовала Фигаро и онъ явился, заполонилъ собою всю сцену и подчинилъ всѣхъ своей волѣ. Его положеніе съ тѣхъ поръ не измѣнилось: изъ цирюльника онъ превратился въ дворецкаго,-- это тотъ же слуга, та же пѣшка въ рукахъ господина. Но Фигаро ловко ведетъ свою игру: онъ держится такъ, какъ будто безъ него немыслимо никакое дѣло, какъ будто онъ всюду необходимъ. Изливаясь въ длинныхъ монологахъ или давая тонъ общей бесѣдѣ, онъ вѣчно позируетъ, вѣчно любуется собой. Въ послѣднемъ актѣ, въ тѣни каштановъ, Фигаро произносить свою знаменитую, немного туманную рѣчь о господствующей въ мірѣ несправедливости, о печальномъ положеніи служащихъ лицъ и массѣ злоупотребленій. Высказавъ мрачные взгляды на существующій порядокъ вещей, онъ воздаетъ хвалу политической экономіи, требуетъ свободы прессы и послѣ длинной, краснорѣчивой тирады задается вопросомъ о назначеніи человѣка и сущности своего я. Несмотря на серьезный характеръ этихъ вопросовъ, хочется разсмѣяться при видѣ Фигаро, драпирующагося въ Гамлета, говорить Ларруме. Это не рѣчи дворецкаго, а самого автора. Недостатокъ, сказавшійся въ Севильскомъ цирюльникѣ, проявился въ Женитьбѣ Фигаро во всей своей силѣ. Озлобленный жизнью и людьми, Бомарше все больше и больше входилъ въ роль своего излюбленнаго героя. Подъ конецъ пьесы изъ-подъ маски Фигаро на насъ глядитъ уже не искусившійся въ придворныхъ интригахъ дворецкій, а самъ Бомарше. Передъ нами развертывается картина его жизни, полная забавныхъ приключеній, судебныхъ тяжбъ, неудачъ и успѣховъ; передъ нами встаетъ его образъ, образъ высокомѣрнаго повѣсы, въ погонѣ за наживой, съ тою странною смѣсью меланхолическаго раздумья и наивной безпечности, которая была такъ присуща натурѣ Бомарше. Фигура графа Альмавивы выдержана какъ тамъ, такъ и здѣсь. Тотъ юный, рыцарски-любезный графъ, который распѣвалъ когда-то серенады подъ балконами Севильи, остался тѣмъ же милымъ графомъ, хотя онъ и носитъ теперь титулъ "великаго коррежидора Андалузіи". Насъ подкупаетъ въ немъ это изящество въ манерахъ, это благородство осанки, въ связи съ чувствомъ собственнаго достоинства, этотъ легкій отпечатокъ скептицизма и остроумія, -- и, несмотря на его жажду наслажденій, на его интригу съ Сузанной и крупную размолвку съ графиней Альмавива, мы не отказываемъ ему въ извѣстной долѣ симпатіи.
Его царству приходитъ конецъ, но онъ гибнетъ съ честью среди этой пошлости и грязи и не вызываетъ ни призрѣнія, ни насмѣшки. Розина -- та прежняя безпечная ingénue, которою такъ увлекался юный графъ -- обратилась въ знатную даму, въ несчастную графиню Альмавива. Бракъ окончательно преобразилъ ее. Изъ жизни она ничего не вынесла, кромѣ опыта въ дѣлѣ запретной любви, которымъ она и пользуется теперь. По словамъ Бомарше, графиня -- "любезная, добродѣтельная женщина", но это какая-то сомнительная добродѣтель.
Сузанна -- типъ субретки. Бомарше приписываетъ ей всѣ достоинства: "каждая ея фраза, каждое ея слово,-- говоритъ онъ,-- дышетъ умомъ и преданностью своему долгу". Предположимъ,-- замѣчаетъ Ларруме,-- что эта странная ingénue въ моментъ открытія занавѣса имѣетъ всѣ права на уваженіе, тѣмъ не менѣе, это одна изъ тѣхъ натуръ, у которыхъ сопротивленіе длится не долго: если бы графъ Альмавива дѣйствовалъ нѣсколько осторожнѣе, онъ достигъ бы желанныхъ результатовъ очень скоро. Это двѣ женщины, графиня и субретка, иллюстрируютъ взглядъ Бомарше и его современниковъ на женщинъ и любовь. Первыя созданы для наслажденія и нѣги; онѣ жертвуютъ собой изъ любви къ интригѣ, но страсть молчитъ въ ихъ груди и онѣ не знаютъ истиннаго чувства. Любовь -- ничто иное, какъ развлеченіе, которое можетъ до извѣстной степени скрасить жизнь, но не наполнить ее. Благодаря этимъ взглядамъ, отношеніе къ женщинѣ въ XVIII вѣкѣ носило характеръ обожанія въ связи съ легкимъ презрѣніемъ: женщина была игрушка -- не болѣе. Со времени Новой Элоизы и Эмиля на нее взглянули серьезнѣе, ей отвели болѣе почетное мѣсто,-- мѣсто матери и воспитательницы дѣтей. Но подобное отношеніе длилось не долго; когда прошелъ первый пылъ увлеченія Руссо, ее вызвали опять изъ дѣтской въ гостиную и предъявили къ ней старыя требованія. Взявъ отъ нея все, что она могла дать, ее обманывали, унижали и бросали подчасъ на произволъ судьбы.
Слѣдуетъ сказать еще нѣсколько словъ,-- добавляетъ Ларруме,-- о "бѣсенкѣ пажѣ". Эта маленькая, изящная фигурка Херубина обрисована Бомарше съ удивительнымъ искусствомъ. Завтра, быть можетъ, онъ скинетъ свою дѣтскую курточку и предстанетъ передъ графиней Альмавива въ костюмѣ офицера, но сегодня -- онъ еще ребенокъ и жадно пользуется всѣми привилегіями своего возраста. Лучъ поэзіи ворвался вмѣстѣ съ Херубиномъ въ chef-d'oeuvre остроумія и комизма. При видѣ этого прелестнаго созданія,-- говоритъ Ларруме,-- въ нашей душѣ пробуждаются отдаленныя воспоминанія юности, чудной поры свѣтлыхъ надеждъ и смутныхъ грезъ. По, несмотря на блестящее остроуміе, на веселыя шутки, Женитьба Фигаро производить тяжелое впечатлѣніе. Передъ нами, -- говоритъ Ларруме,-- встаетъ кровавый эпилогъ комедіи, начертанный рукой исторіи. Это нарядное общество собралось здѣсь въ послѣдній разъ на послѣдній блестящій пиръ и какъ его веселье плохо гармонируетъ съ предсмертною агоніей! Завтра ихъ ждетъ гильотина, эти графы, графини, Бертоли, Басили и Херубины явятся предъ революціоннымъ трибуналомъ и ихъ головы падутъ на эшафотѣ. Уцѣлѣетъ только Фигаро. Онъ явится во главѣ движенія, въ саду Пале-Рояля въ дни народнаго возстанія. По кто знаетъ, быть можетъ, въ моментъ возникновенія террора этотъ хитрый и ловкій дворецкій будетъ обвиненъ въ "умѣренности" и въ дѣйствительности окажется таковымъ, вопреки своимъ высокомѣрнымъ девизамъ. То же случилось и съ Бомарше,-- революція озадачила и испугала его. Человѣкъ, который бросалъ такъ смѣло вызовъ своимъ врагамъ и судьямъ, который обращался такъ свободно съ министрами и королемъ,-- этотъ самый человѣкъ спасовалъ передъ парижскою коммуной и комитетомъ общественной безопасности. Онъ, какъ и многіе, требовалъ реформъ и боялся разрушенія, предпочитая постепенное совершенствованіе общества рѣзкому переходу отъ одной формы правленія къ другой. Онъ закрывалъ глаза на окружающую дѣйствительность, которая такъ рельефно выступала изъ произведеній его соотечественниковъ, его собственныхъ статей и театральныхъ пьесъ. Онъ прекрасно зналъ, что ни одно изъ существующихъ учрежденій не можетъ уцѣлѣть, такъ какъ всѣ они отжили свой вѣкъ, -- и, тѣмъ не менѣе, испугался рѣшительнаго шага. А, между тѣмъ, логика событій шла своимъ путемъ, Дѣлая неумолимые выводы изъ Мемуаровъ, Севильскагоцирюльника и Женитьбы Фигаро.
Старость Бомарше была печальна и тревожна. Онъ умеръ, забывшись сномъ въ своей постели, 19 мая 1799 г. Предполагаютъ, что онъ самъ покончилъ съ своею жизнью. Бомарше какимъ-то чудомъ спасся отъ эшафота. Сколько разъ бушевало возстаніе у воротъ того дома, гдѣ онъ мечталъ найти отдыхъ во дни своей старости и откуда привѣтствовалъ разрушеніе Бастиліи! По разрушители старой крѣпости отказали ему даже въ той долѣ благодарности, на которую онъ имѣлъ полное право, являясь однимъ изъ предвѣстниковъ этого разрушенія.
Онъ не съумѣлъ воспользоваться результатами своихъ трудовъ и предоставилъ пожинать другимъ посѣянныя имъ сѣмена. Когда же великое дѣло, дѣло всего человѣчества, которому онъ служилъ своими произведеніями полушутя, полусерьезно, восторжествовало, ему было отведено одно изъ самыхъ видныхъ мѣстъ въ ряду тѣхъ замѣчательныхъ дѣятелей, которые подготовили революцію путемъ литературы. Мемуары, Севильскій цирюльникъ и Женитьба Фигаро играли такую же роль въ XVIII вѣкѣ, какъ Provinciales и Тартюфъ въ XVII в.; это были блестящіе эпизоды борьбы, яркое выраженіе той эпохи. Какъ вѣкъ Людовика XIV страдалъ бы отъ отсутствія Паскаля и Мольера, такъ вѣку революціи недоставало бы Бомарше.
Чувства и страсти, идеи и доктрины той эпохи, въ которую жили эти люди, были схвачены ими во всей ихъ полнотѣ и отлиты въ такія изящныя, ясныя формы, что мы до сихъ поръ испытываемъ наслажденіе, читая ихъ произведенія. Какъ Мольеръ и Паскаль шли въ свое время объ руку съ Декартомъ и Боссюэтомъ, такъ Бомарше боролся на ряду съ Вольтеромъ и Руссо за одно общее дѣло. Онъ далъ намъ чудное орудіе борьбы для нашихъ битвъ,-- говорить Ларруме,-- и мы обязаны ему своею глубокою благодарностью.
Онъ завѣщалъ намъ вѣчную борьбу съ тою массой злоупотребленій, противъ которыхъ боролся самъ такъ ожесточенно, и мы свято хранимъ его завѣтъ. Мы до сихъ поръ находимъ въ произведеніяхъ Бомарше отголосокъ своимъ чувствамъ и мыслямъ, такъ какъ насъ не перестаютъ возмущать классовыя неравенства, существующія въ современномъ обществѣ, такъ какъ мы видимъ на каждомъ шагу печальное положеніе трудящихся массъ и несправедливость правительственныхъ лицъ. Но, кромѣ соціальнаго значенія, пьесы Бомарше имѣютъ еще литературную цѣну,-- этимъ объясняется ихъ не ослабѣвающій интересъ для публики. Это вѣрная картина французскаго общества въ моментъ его пробужденія. Бомарше такъ мѣтко схватилъ всѣ черты національнаго духа, воплотилъ ихъ въ такіе живые, яркіе образы, что мы не забудемъ ихъ никогда,-- говоритъ Ларруме. Если личность Бомарше не можетъ быть поставлена въ образецъ нравственнаго идеала человѣка, за то произведенія этого великаго драматурга могутъ смѣло занять одно изъ первыхъ мѣстъ въ ряду chef-d'oeuvre'омъ французской литературы.