Бедный Демьян - Предисловия к книге Л. Войтоловского "По следам войны"

Демьян Бедный

Предисловия к книге Л. Войтоловского "По следам войны"

Демьян Бедный. Собрание сочинений в пяти томах

М., ГИХЛ, 1954

Том пятый. Стихотворения, басни, поэмы, повести (1941-195)

Статьи. Письма (1912-1945)

Составление и подготовка текста А. А. Волкова

Примечания И. С. Эвентова

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ТОМУ

В бытность мою на царском фронте в 1914 году я в первые пять месяцев войны не разлучался с записной книжечкой, которую держал за голенищем. Накопилось у меня исписанных книжек несколько. Но все они погибли в декабре того же года. Вырвавшись на две недели домой, я прихватил с собой и мои книжечки. В Финляндии, когда я ехал лесной дорогой в деревню Мустамяки, мой возница, безрукий Давид, вдруг засуетился, стал подхлестывать лошадь и оглядываться.

Сзади где-то фыркали лошади и заливался колокольчик.

-- Пиона едет! -- заявил безапелляционно Давид.

-- Шпион?!

-- Пиона! -- повторил Давид.

-- Гони!.. И сразу сверни во двор к Иорданскому. Свернули. Колокольчик прозвенел мимо.

Вбежав в дом Иорданского, я моментально веемой записные книжки и письма швырнул в печку. Все горело. На следующий день в мою квартиру привалили -- жандармский полковник, человек пять охранников и еще какие-то типы. Меня не было дома. Перетряхнули все, забрали все рукописи и письма, вплоть до детских. После такого случая мне не оставалось ничего другого, как раньше истечения срока отпуска подрать на фронт. Я так и сделал. Потом пришлось давать тягу обратно. Но это другое дело. Суть в том, что я долго-долго не переставал жалеть о гибели моих записок. Были мной записаны изумительные вещи. Свежие записи, на месте. Повторить нельзя.

Один случай из записанных мной особенно врезался мне в память.

Где-то под Краковом читаю я солдату, Николаю Головкину, газету кадетскую "Речь". Газета, захлебываясь от восторга, описывает патриотическую манифестацию интеллигенции и студентов: с иконами и трехцветными флагами чуть ли не стояли на коленях у Зимнего дворца.

Головкин слушал-слушал, потом сплюнул и изрек:

-- По-рож-ж-жняки!

Охарактеризовать более метко русскую интеллигенцию нельзя было.

А сколько таких метких суждений мною было записано! И все погибло.

Понятно поэтому, с какой жадностью я набросился года четыре назад на походные записки тов. Л. Войтоловского "По следам войны". Они для меня некоторым образом возмещали мою потерю.

Я читал рукопись. Теперь записки в трехтомном издании выходят в печатном виде. Сомневаться в их успехе не приходится ни на минуту. Такой книги (за исключением разве книги С. З. Федорченко "Народ на войне") об империалистической войне у нас еще не было. Ни историку, ни психологу, ни тем более художнику, желающему понять, истолковать, изобразить настроение народной многомиллионной массы, брошенной в пекло империалистической бойни, нельзя будет миновать записок тов. Войтоловского. Но и каждый читатель, который непосредственно к ним обратится, получит неисчерпаемое удовольствие и неоспоримую пользу.

Чтоб узнать мужика, надо с ним пуд соли съесть и, во всяком случае, не пренебрегать ни одной самомалейшей возможностью, счастливым случаем узнать его поближе, разгадать его подлинный лик.

Припоминаю случай с В. И. Лениным. Владимир Ильич как-то в 1918 году, беседуя со мной о настроении фронтовиков, полувопросительно сказал:

-- Выдержат ли?.. Не охоч русский человек воевать.

-- Не охоч! -- сказал я и сослался на известные русские "плачи завоенные, рекрутские и солдатские", собранные в книге Е. В. Барсова "Причитания северного края":

И еще слушай же, родная моя матушка,

И как война когда ведь есть да сочиняется,

И на войну пойдем, солдатушки несчастные,

И мы горючими слезами обливаемся,

И сговорим да мы бесчастны таковы слова:

"Уж вы, ружья, уж вы, пушки-то военные,

На двадцать частей, пушки, разорвитесь-то!"

Надо было видеть, как живо заинтересовался Владимир Ильич книгой Барсова. Взяв ее у меня, долго он ее мне не возвращал. А потом, при встрече, сказал: "Это противовоенное, слезливое, неохочее настроение надо и можно, я думаю, преодолеть. Старой песне противопоставить новую песню. В привычной своей, народной форме -- новое содержание. Вам следует в своих агитационных обращениях постоянно, упорно, систематически, не боясь повторений, указывать на то, что вот прежде была, дескать, "распроклятая злодейка служба царская", а теперь служба рабоче-крестьянскому, советскому государству,-- раньше из-под кнута, из-под палки, а теперь сознательно, выполняя революционно-народный долг, -- прежде шли воевать за черт знает что, а теперь за свое и т. д.".

Вот какую идейную базу имела моя фронтовая агитация.

У тов. Войтоловского в его записках правдиво и художественно изображено, как народ воевал "за черт знает что" и как он ума набирался.

Многое из записок этих может быть использовано и нашими агитаторами.

Следовало бы даже из трех томов выбрать особый сжатый сборничек, который был бы весьма и весьма подходящ для изб-читален.

Да мало ли как мог бы быть использован неисчерпаемый материал, заключенный в этих записках.

Сам я сюжет для моей сказки "Болотная свадьба" взял отсюда. Есть еще в записках сказка "Хут". Гениальнейшее народное символическое изображение мировой войны. Я на него давно нацелился. Материала хватит не на меня одного.

Записки должны быть всесторонне использованы.

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ТОМУ

В предисловии к первому тому настоящих "походных записок" я писал. "Ни историку, ни психологу, ни тем более художнику, желающему понять, истолковать, изобразить настроение многомиллионной массы, брошенной в пекло империалистической бойни, нельзя будет миновать записок тов. Войтоловского. Но и каждый читатель, который непосредственно к ним обратится, получит неисчерпаемое удовольствие и неоспоримую пользу".

Многочисленные печатные отзывы о первом томе отличались редким единодушием, горячо и сочувственно подтверждая мои слова. Никто, однако, из рецензентов недосказал того, чего я в предисловии не мог сказать в силу ряда причин, среди которых редчайшая скромность автора "походных записок" занимала не последнее место.

Досказал недосказанное... Максим Горький. Досказал так, как только мог досказать такой, как он, громадный и исключительно чуткий ко всему талантливому писатель. Вот отрывок из его письма, адресованного автору "записок":

"С потрясающим увлечением прочитал Вашу книгу. Думаю, что Вы дали ею все основания для того, чтоб сердечно поздравить Вас с работой замечательно удачно сделанной и, бесспорно, имеющей глубочайшую историческую важность.

Большие слова? Не бойтесь. Для меня Ваша книга совершенно покрывает высоко ценимую мною работу Федорченко "Народ на войне", да и вообще это самое ценное, что сказано у нас -- и всюду -- о мужике на войне...

Объективизм, с которым Вы пишете, это почти объективизм художника; местами я вспоминал "Войну и мир" Л. Толстого.

Честь Вашему мужеству! Ибо книга, помимо всех ее достоинств, написана и мужественно... Правда ее ослепляет и очень многому учит.

Нет,-- хорош русский писатель, когда он смотрит зорким, честным глазом!"

Так отозвался Максим Горький. Действительно, "большие слова" сказал добрейший Алексей Максимыч. Однакож я уверен, что, ознакомившись с настоящим, вторым, томом "походных записок" Л. Н. Войтоловского, сам Алексей Максимыч -- да и остальные вдумчивые читатели -- найдут даже в этих "больших словах" недосказанность, недооценку.

Перед нами -- это уже теперь совершенно ясно! -- не просто "работа, замечательно сделанная... почти с объективизмом художника", а большое полотно большого писателя, медленно развертывающаяся, широчайшая, не "почти", а насквозь подлинно-художественная эпопея, в которой, как, пожалуй, ни в какой другой книге, нашли художественно-правдивое отображение -- "все липовое: и цари, и святые, и штабы", вся бестолочь прежней русской жизни, бесконечная выносливость и житейская мудрость простого народа, столь же бесконечная бездарность и подлость правящего класса и последние -- то "наступательные", то "оборонительные" -- судорожные, несмысленные и между собой не связанные движения гигантского государственного организма, в котором центрально-нервная система замирала в последних стадиях паралича.

Развал... Обреченность... Гибель...

И вот в эту-то злую пору у народа, у наилучшей его части, брошенной на голый, беззащитный, безоружный, "убойный" фронт, "обмокла кровью душа... и пошли думки разные..."

Любовно подслушанные и правдиво записанные Л. Н. Войтоловским, эти народные думки производят на нас, читателей, потрясающее впечатление.

Претворенные народом в живое и спасительное действие, эти думки привели погибавшую, парализованную Россию к потрясающему событию.

Имя этому событию -- Октябрьская революция.

ПРИМЕЧАНИЯ

Предисловия к книге Л. Войтоловского "По следам войны" (стр. 285).-- Впервые опубликованы в первом издании книги Л. Войтоловского "По следам войны" (первый том ее вышел в свет в 1925 г., второй -- в 1926 г.; предисловия Бедного датированы 19 июля 1925 г. и 2 августа 1926 г.).

Войтоловский Л. Н.-- журналист и критик, до революции сотрудничавший в ряде буржуазно-либеральных изданий, автор одного из первых критических отзывов о творчестве Д. Бедного (см. прим. к "Письмам к П. П. Мирецкому"). Будучи врачом по образованию, в 1914 г. был мобилизован на фронт в Галицию. "По следам войны" -- его фронтовые записки, относящиеся к первому году войны (с августа 1914 г. по сентябрь 1915 г.). Книга обладает рядом художественных достоинств, отмеченных М. Горьким в его письме к автору и Д. Бедным в предисловиях. В то же время книге присущи черты пацифизма, мелкобуржуазной ограниченности в понимании войны; этот серьезный недостаток, к сожалению, не отмечен в предисловиях Д. Бедного.

Сказка Д. Бедного "Болотная свадьба" была написана в 1925 г. Вошла в IX том собрания сочинений, 1928. Вторая сказка, повидимому, написана не была.

Предисловия печатаются по 3-му изданию книги Л. Войтоловского "По следам войны", издательство писателей в Ленинграде, 1934.