Брусилов Николай Петрович - Историческое разсуждение о начале Русского Государства

Историческое разсужденіе о началѣ Русскаго Государства.

862 Годъ есть та точка времени, съ которой историки полагаютъ начало Русскаго Государства, т. е. когда Руссы соединились со Славянами въ одно политическое тѣло. Далѣе сего времени писатели Исторіи нашей не возводятъ -- нѣкоторые въ томъ мнѣніи, что "сѣверъ до половины IX столѣтія представлялъ одну пустыню, въ которой жители, раздѣленные на малыя орды предводительствуемыя старѣйшинами, или кациками, не имѣли политическаго постановленія, сношенія съ иноплеменными, искусствъ и проч. {Шлец. въ Нест. Русск. Изд. I, Введ. Н~Д и Н~Е.}; другіе писатели: {Крит. прим. на Ист. К. Щ. I. 125--127.} хотя политическаго бытія Славянъ до Рюрика не отвергаютъ, однакожъ говорятъ, что дѣянія Славянъ и Руссовъ не принадлежатъ къ нашей Исторіи, ибо сіи народы прежде соединенія ихъ въ одинъ сонмъ были для насъ чужды, такъ какъ и они одинъ другому; что Руссы, праотцы наши, произошли отъ сочетанія Славянъ и Руссовъ иноплеменныхъ между собою, и что сіе не прежде послѣдовало, какъ по пришествіи Рюрика на княженіе Новгородское. Славяне, продолжаютъ писатели, вытѣсня Руссовъ, поселилися на ихъ мѣстахъ и оставшихъ учинили данниками, a послѣ сами данниками Варяговъ учинились. Рюрикъ съ Руссами пришедъ, подалъ случай къ смѣшенію однихъ съ другими, и по времени къ совершенному сліянію въ одинъ народъ; слѣдственно Рюриково пришествіе есть епоха зачатія Русскаго народа, произшедшаго отъ Славянъ и Руссовъ; a потому далѣе Рюрика возводить Исторію нашу есть не меньше трудно сколь и безполезно."

Что касается до перваго мнѣнія, не взирая на ученость покойнаго г. Щлецера и глубокое знаніе его нашей Исторіи, едва ли можно на оное согласиться. Правда, Варяги дали Государству сему новое образованіе, политическую прочность, но не основали онаго вновь -- оно существовало за долго до ихъ пришествія. Славяне еще до Рюрика имѣли уже города, торговлю и вѣроятно ремесла и художества, слѣдственно политическое ихъ бытіе было уже основано. Греческій Императоръ Константинъ Багрянородный {Въ кн. de Adm. Imp. с. 42. р. 112, 113.-- См. Изв. Виз. ист. III § 16 и въ Вып. Байер. у Тат. I. гл. 10.} говоритъ о торговлѣ Славянъ въ его время (X стол.); но вѣроятно относить оную должно еще къ самой колыбели республики Новгородской. Мнѣніе сіе, подкрѣпляетъ Байеръ въ выпискахъ своихъ изъ сѣверныхъ писателей {У Тат. I. гл. 17.}. Читая доказательства Круга {Ист. роз. о др. Руск. мон. стр. 21.}, не льзя не согласиться, чтобы Россія и въ сіи отдаленныя времена не была на нѣсколько высшей степени просвѣщенія, нежели какъ мы обыкновенно воображаемъ.

"Народъ, говоритъ Кругъ {Тамъ же § IV, 37.}, который, какъ Славяне, съ Греками въ толь тѣсныхъ былъ связяхъ; среди государства ихъ толь часто велъ войну и проводилъ тамъ цѣлыя даже зимы; который многимъ изъ того, что y себя имѣлъ, былъ имъ обязанъ, чрезъ непрерывныя съ ними сношенія позналъ роскошь и приятность жизни, который многія, доселѣ ему не извѣстныя, но теперь нужными сдѣлавшіяся вещи, изъ Греціи только могъ и получить: такой народѣ конечно долженъ былъ стараться и въ отдаленности продолжать съ сею землею прежнее сношеніе." Прибавимъ къ тому, что такой народъ вытѣсненный отъ благословенныхъ береговъ Дуная на край сѣвера, не могъ не основать на новомъ жилищѣ своемъ нѣкотораго политическаго тѣла, не могъ не имѣть градовъ и искусствѣ и обитать подобно дикимъ въ необработанной пустынѣ. Согласенъ, что города Славянъ не походили на нынѣшніе города, что города сіи были не что иное, какъ огражденныя деревни {Шлец. въ Нест. I, введ. Н~Е.}; но и сіе самое не доказываетъ ли уже нѣкоторой образованности нашихъ праотцевъ? Не уже ли дѣянія такого народа (и отъ котораго притомъ въ прямой линіи мы происходимъ) недостойны занимать мѣста въ нашей Исторіи?

Относительно другаго мнѣнія должно признаться, что Исторію нашу возвести выше Рюрика конечно трудно, или даже и не возможно; ибо о времени пришествія Славянъ на сѣверъ и о приключеніяхъ послѣдственныхъ пришествію ихъ мы не имѣемъ никакого извѣстія, кромѣ того что оставилъ намъ о сихъ отдаленныхъ временахъ отрывками Іоакимъ; не знаемъ даже точно, когда и съ какой стороны пришли Славяне {Прим. на Ист. К. Щ. I, 128.}; но не льзя сказать, чтобы повѣствованіе о ихъ дѣяніяхъ было для насъ безполезно.

Исторія Славянъ жившихъ въ Сиріи и Пафлагоніи, исторія Славянъ жившихъ на берегахъ Дуная, ихъ войны съ Римлянами, ихъ переселенія, возвышеніе и упадокъ равно какъ и исторія народовъ обитавшихъ въ нынѣшнихъ предѣлахъ Россіи до прихода Славянъ, къ Исторіи нашей не принадлежатъ; ибо въ противномъ случаѣ должно будетъ возводить оную до Адама; но отъ времени поселенія Славянъ въ предѣлахъ вами обитаемыхъ, начинается наша Исторія.

Мы не можемъ начать оной съ сей точки времени, не потому чтобы Руссія не имѣла прежде Рюрика политическаго бытія, или чтобы повѣствованіе о дѣяніяхъ Славянъ до насъ не принадлежало; но по тому что о тѣхъ временахъ мы не имѣемъ достовѣрныхъ преданій, кромѣ баснословной Новгородской Лѣтописи и сомнительнаго отрывка Іоакимова. Исторія наша получаетъ нѣкоторую ясность со времени: Рюрика и несомнѣнную вѣроятность со времени Игоря, или лучше сказать со времени Владиміра Великаго, который озаривъ Россію свѣтомъ Христіянскаго ученія, поставилъ оную на чредѣ Державъ просвѣщенныхъ -- но сіе еще не даетъ намъ права утверждать, чтобы исторія сихъ забытыхъ вѣковъ къ нашей непринадлежала.

Но почему вообще мы полагаемъ, что нашествіе нѣсколькихъ тысячь Руссовъ сдѣлало столь великую епоху въ нашей Исторіи и даже въ многочисленныхъ Славянскихъ племенахъ ?

Еслибы Руссы были многочисленнѣе Славянъ; если бы они, покоря сіи страны и заставя побѣжденныхъ принять свое имя, заставили бы также принять свой языкъ, свои обычаи и нравы; если бы они, такъ сказать, поглотили въ себѣ покоренные ими народы, тогда бы мы имѣли право сказать, что "Руссы суть наши праотцы, что отъ нихъ влечемъ мы свою природу, и что хотя и Славянъ имѣемъ долгъ называть нашими праотцами, но едва ли въ жилахъ нашихъ осталась одна капля крови Славянской" {Болт. въ прим. на Щ. I, 41.}; но здѣсь все напротивъ!

Руссы, какъ побѣдители, заставили принять свое имя; но будучи малочисленнѣе народовъ, ими покоренныхъ, вмѣсто того, чтобы Славянъ преобразить въ Руссовъ, преобразились сами въ Славянъ и въ теченіе вѣка исчезли совершенно. Нашествіе Руссовъ былъ малый стремительный потокъ, ввергнувшійся съ крутизны въ обширный сонмъ водъ, который, по причинамъ совершенно побочнымъ, сообщилъ оному свое имя; но самъ, смѣсивъ истокъ свой съ сими водами, потерялъ свою силу и не сдѣлавъ никакой ощутительной перемѣны въ направленіи сего сонма, принужденъ былъ слѣдовать за его теченіемъ.

"Новые пришлецы исчезли въ толпѣ Славянъ, превосходившихъ ихъ числомъ и вѣроятно образованіемъ {Объяснит. примѣч. къ Ист. карт. Шлец. сына, тетр. II, стр. 29.}." Самый даже языкъ Руссовъ, который ни сколько не смѣшался со Славянскимъ (ибо Конст. Багрянород. по прошествіи почти ста лѣтъ послѣ сего смѣшенія еще отдѣляетъ оный отъ Славянскаго), исчезъ совершенно. Гдѣ остатки сего языка? Русскій языкъ, нынѣ нами употребляемый, имѣетъ ли хотя малѣйшее сходство съ древнимъ языкомъ Руссовъ? Не чистый ли корень имѣетъ языкъ нашъ въ Славянскомъ? Книги, на семъ послѣднемъ языкъ писанныя въ XI и XII вѣкахъ, не можемъ ли мы понимать почти безъ всякой трудности? Какой Русской, даже не ученый, потребуетъ перевода Славянскаго нарѣчія, кромѣ нѣкоторыхъ выраженій, измѣнившихся съ теченіемъ времени, или забытыхъ? Самая Пѣснь Игорю, писанная древнѣйшимъ Славянскимѣ языкомъ (кромѣ нѣкоторыхъ особенныхъ мѣстъ и архаизмовъ) не довольно ли вразумительна для каждаго Русскаго? И если существуетъ какое различіе между Славянскимъ и нынѣшнимъ Русскимъ языкомъ, то не сему смѣшенію Славянъ и Руссовъ должно приписать оное; но причинамъ совершенно побочнымъ: времени, которое измѣняетъ всѣ языки, просвѣщенію, близкому сообщенію съ Греками, чрезъ нѣсколько вѣковъ непрерывно продолжавшемуся, частымъ набѣгамъ дикихъ Половцевъ и Печенѣговъ и въ особенности Мунгаламъ, отъ которыхъ въ двухъсотъ-лѣтнѣе ихъ владычество, мы заимствовали множество словъ и по нынѣ въ языкѣ нашемъ сохранившихся.

Мы имѣемъ только одинъ памятникъ древняго Русскаго языка, который еще болѣе служитъ доказательствомъ предположенію, что смѣшеніе Славянъ и Руссовъ не произвело ни новаго народа, ни новаго языка.

Константинъ Багрянородный оставилъ намъ названія Днѣпровскихъ пороговъ по Русски и по Славянски {Въ кн. de Adm. Imp. c. 9. p. 59--61. См. Изв. Виз. Ист. III. § 13. въ вып. Байер. y Тат, I. гл. 16. и у Шлец. сын. тетр. I. стр. 51.-- Русскія названія Тунманъ въ кн. своей Von den Oest. Europ. Völk. изъяснилъ изъ Скандинавскаго языка. См. Шлец. въ Нест. I, 325 и слѣд.}. Положимъ, что названія сіи имъ перепорчены, также какъ и названія городовъ, имъ же намъ оставленныя {На прим. Смоленскъ называетъ онъ Милиниска, Лиственъ Темуца, Вятичевъ Вититзево, и пр. См. объясн. прим. Шлец. тетр. I. стр. 50. Изв. Виз. Ист. § 13. и въ вып. Байер. у Тат. I, гл. 16.}; однакожъ, не смотря на это, названія Славянскія еще и теперь могутъ имѣть нѣкоторое на нашемъ языкѣ значеніе, между тѣмъ какъ названія Русскія вовсе для насъ чужды.

Ульворси, Геландра, Варуфоросъ, Леанти, Слгрувунъ, что значатъ на нынѣшнемъ Русскомъ языкѣ? Однакожъ ето языкъ тѣхъ, отъ которыхъ, говорятъ, мы происходимъ! Но кому же теперь онъ понятенъ? Кто скажетъ, чтобы ето было по Руски? Кто станетъ утверждать, чтобы отъ сего языка происходилъ нашъ, толико сильный и сладкозвучный языкъ?

Но названія тѣхъ же пороговъ по Славянски: Островунипрагъ, Неясыть, Вульнипрагъ, Напрези, удобно понятны для каждаго Русскаго, не смотря на разстояніе VIII вѣковъ, отдѣляющее насъ отъ временъ Константина Багрянороднаго!

Ясное доказательство, что наитіе Руссовъ не только не произвело новаго народа, но даже и въ языкѣ покоренныхъ ими племенъ не сдѣлало никакой ощутительной перемѣны!

Но почему же народъ, который столь мало имѣлъ вліянія на образованіе племенъ имъ покоренныхъ, заставилъ принять свое имя? и почему имя сего народа, который въ теченіе вѣка самъ изчезъ и преобразился въ побѣжденныхъ, у сихъ послѣднихъ сохранилось?

Ето произошло отъ причинѣ политическихъ. Несторъ повѣствуетъ, что страна сія до прихода Руссовъ не имѣла никакого общаго названія. По словамъ его, Славяне при переселеніи своемъ съ береговъ Дуная разошлись по разнымъ странамъ и назвались разными именами. Часть ихъ, удалившаяся въ предѣлы нынѣ нами обитаемые, поселилась на Днѣпрѣ и назвалась Полянами, другіе поселились въ лѣсахъ и назвались Древлянами, сѣвшіе на рѣкѣ Полотѣ назвались Полочанами и т. д. Тѣ же кои удалились болѣе въ глубину Сѣвера, и поселились при озерѣ Ильменѣ, назвались собственнымъ именемъ Славене. Сіи, по мнѣнію Круга {Ист. розыск. о др. Рус. Мон. § 11. стр. 25.}, были богатѣйіше, и для того-то, можетъ быть, столь далеко зашли на Сѣверъ, что боялись лишиться достоянія, цѣною крови приобрѣтеннаго. По крайней мѣрѣ, сіи были образованнѣе изъ всѣхъ, ибо мы видимъ, что они имѣли города и торговлю. Но всѣ сіи племена, принявшія столь различныя названія, не дали никакого особеннаго тѣмъ странамъ, кои населили. Рюрикъ и Олегъ совокупивъ подѣ свою державу различныя Славянскія и Сарматскія племена, населявшія всю сію обширную страну, не имѣвшую до толѣ никакого общаго названія, нарекли Русью. Руссы не Славянъ назвали Русью (ибо различіе между сими двумя народами еще долго послѣ того продолжалось), но токмо страну назвали Русью. Смѣшавшись со Славенами, Руссы въ теченіе вѣка исчезли совершенно; но имя Руссовъ сохранилось, потому, что первые великіе Князья были Руссы, что въ правленіе Рюрика, Олега, Игоря и даже Святослава всѣ важнѣйшія должности въ Государствѣ поручены были Руссамъ; не смотря однакожъ на все усиліе правительства преобразить Славенъ въ Руссовъ, превосходство первыхъ преодолѣло. Сами сіи владѣтели; не только говорили языкомъ побѣжденныхъ ими народовъ, но даже потомки ихъ, оставя Норманскія свои имена, приняли Славянскія и даже кумиры Владиміромъ до восприятія христіянства воздвигнутые наименованы по Славянски.

Я не отвергаю, чтобы Руссы не сопричислялись къ нашимъ праотцамъ; они должны быть причтены къ нимъ; но Славене суть наши истинные праотцы, отъ коихъ мы заимствовали все и даже самый языкъ {Мнѣніе сіе подкрѣпляетъ Лом. "Въ составленіи Россійскаго языка говоритъ онъ, преимущество Славенъ весьма явствуетъ, ибо языкъ нашъ, отъ Славенскаго произшедшій не много отъ онаго отмѣнился." Др. Рос. Ист. Ч. I. гл. 1 стр. 82.}. Но что же мы знаемъ обѣ нихъ? Мы даже и исторіи сего славнаго народа не сопричисляемъ къ своей, и далѣе Рюрика не хотимъ (хотя бы съ нѣкоторою вѣроятностію и могли) возвести нашу Исторію.

Я не намѣренъ защищать лѣтопись Іоакима. Читая доказательства Татищева, Болтина и Елагина, и опроверженія Миллера, Шлецера и Кн. Щербатова и наипаче примѣчаній на отвѣтъ Болтина (Спб. 1790 624 стр. in 4 to), въ которыхъ сильнѣйшія доказательства приведены въ опроверженіе, склоняюсь болѣе вѣрить, что видаемая намъ выписка изъ лѣтописи Іоакина подвержена сомнѣнію {Споръ о лѣтописи Іоак. продолжался нѣсколько лѣтъ. Тат. нашелъ сей списокъ довольно страннымъ образомъ, чего онъ и самъ не скрываетъ. Искавъ полнѣйшихъ рукописей вездѣ, гдѣ только предполагалъ ихъ найти, отнесся онъ къ свойственнику своему Мельхиседеку Борсчеву, бывшему Архимандритомъ Бизюкова монастыря, прося его, буде имѣетъ какія древнія лѣтописи, къ нему доставить. Мельхиседекъ отвѣчалъ, что y него никакихъ лѣтописей нѣтъ, но что y монаха того монастыря Веніамина, который прилѣжитъ къ собранію историческихъ сочиненій, есть одна древняя лѣтопись, изъ коей выпросивъ y Веніамина нѣсколько тетрадей, прислалъ къ нему.

Тат. нашелъ, что письмо въ сихъ тетрадяхъ было новое, но худое; складѣ старый смѣшанный съ новымъ, но самый простый и нарѣчіе Новгородское." (Тат. I, 31.) Полагая, что тетради сіи нарочно для него были списаны, Тат. просилъ Мельхиседека прислать къ нему подлинную рукопись, дабы удостовѣриться въ ея древности; но въ отвѣтъ получилъ, что Мельхиседекъ умеръ ... лѣтописи въ пожиткахъ его не нашлось ... монаха Веніамина, по изслѣдованію, также не оказалось .... Вотъ какъ сомнительно явился сей отрывокъ! Однакожъ почтеніе и благодарность, которыми всѣ любители отечественной исторіи обязаны покойному Василью Никитичу, отклоняютъ отъ него всякое подозрѣніе.

Причины, которыя заставили Тат. Болт. и Елаг, признать Іоак. отрывокъ, суть въ кратцѣ слѣдующія: 1 е. Что сей отрывокъ имѣетъ тѣ же самые знаки принадлежности Іоак., по которымъ и лѣтопись Нестора признается за Несторову. 2 е. что повѣствованіе о пришествіи Славенъ въ Новгородскіе предѣлы вѣроятнѣе Несторова. -- Іоак. полагаетъ оное въ половинѣ V вѣка, a Несторъ до Р. X., что не можетъ быть согласно съ извѣстными бытіями и переселеніями племенъ Славенскихъ. 3 е. Что призваніе Рюрика, по причинъ его родства съ Гостомысломъ, вѣроятнѣе нежели сказаніе Нестора; ибо y Іоак. и родъ Рюрика и поводъ къ избранію его извѣстны, a у Нестора и то и другое остается въ темнотѣ. 4 е. Что о женитьбѣ Игоря болѣе ясности и вѣроятія. Несторъ полагаетъ Ольгу изъ Пскова, котораго тогда еще не было, a Іоак. изъ Изборска и отъ рода Гостомыслова. 5 е. Что бракъ Владиміра съ Рогнѣдою и рожденіе Ярослава яснѣе и съ лѣтами Владиміра согласнѣе. 6 е. Что крещеніе Владиміра отъ Болгаръ вѣроятнѣе, и наконецъ 7 е и важнѣйшее, что многія обстоятельства, положенныя въ Прологахъ и Польскихъ Исторіяхъ ни въ одномъ спискѣ Несторовой лѣтописти не находятся; a какъ Польскіе исторіи сами признаются, что пользовались лѣтописями Русскими, и какъ сіи обстоятельства въ отрывкѣ Іоак. находятся, то должно заключить, что лѣтоп. Іоак. имъ была извѣстга. Такъ на прим. 6 троекратной побѣдѣ Владиміра надъ Мечиславомъ Нест. не упоминаетъ, a Польская Ист., хотя сіе и не къ славѣ ихъ отечества служитъ, повѣствуетъ согласно съ Іоак. -- Тат. I, гл. 4., отв. Болт. на пис. К. Щ. § 111.

Шлец. и Кн. Щерб. (ибо полагаю, что ІІримѣч. на отв. Болт. писаны самимъ К. Щ., какъ то по слогу и по горячности защищенія видно) отвергаютъ лѣтоп. Іоак. потому 1 е, что списокъ сей найденъ у частнаго человѣка, слѣдственно въ невѣрномъ мѣстѣ. 2 е. Что во многомъ противорѣчитъ Нестору, яко вернѣйшему писателю. 3 е. Что наружною видимостію не сходствуетъ съ тѣми временами, въ которыя писанъ. 4 е. Что современнымъ писателямъ не былъ извѣстснъ. -- "Распложая далѣе сіи четыре положенія, продолжаетъ соч. Примѣчаній: А) Отъ чего лѣтопись, сочиненная Епископомъ, имѣвшимъ болѣе средствъ распространить оную, никому не была извѣстна, a лѣтопись простаго монаха сдѣлалась всеобщею? В) Начало отрывка: о Князяхъ Рускихъ старобытныхъ Несторъ монахъ не добрѣ свѣдомъ бѣ, что ся дѣлло y насъ Славенъ въ Новѣгородѣ, a Святитель Іоакимъ добрѣ свѣдомый написа и проч. доказываетъ, что ето не самая лѣтопись, a только списокъ съ оной и что не самъ Іоак., a никому неизвѣстный человѣкъ о немъ свидѣтельствуетъ. Г) Поелику слова сіи доказываютъ, что списокъ сей учиненъ по смерти уже Іоак. и Нестора, то кто же сказалъ сему неизвѣстному собирателю, который изъ сихъ историковъ справедливѣе? Д) Іоак. полагаетъ построеніе Новагорода Рюрикомъ; не ужели онъ, будучи въ Новѣгородѣ Епископомъ, не зналъ, когда онъ построенъ? Е) Какъ бы Нестору, жившему въ Кіевѣ, куда множество людей со всей Россіи стекалось на богомолье, не знать о лѣт. Іоак., или объ обстоятельствахъ, о которыхъ онъ повѣствуетъ? Наконецъ всѣ опроверженія заключаетъ тѣмъ, что лѣтопись Іоак. считаетъ не иначе, какъ отломкомъ той палицы, которую Пкрунъ, проплывая Волховской мостъ, бросилъ Новгородцамъ. Пись. Кн. Щ. стр. II. и слѣд.; Прим. на отв. Болт. стр; 58--85. Шлец. 68 Нест. введ. Ѳ. І. }; однакожъ видя развалины Славянска, не нахожу причины сомнѣваться въ его существованіи, имѣя несомнѣнныя свидѣтельства, пережившія лѣтописи и преданія, и удостовѣряющія въ вѣроятности сказанія о владычествѣ Славенъ на сѣверѣ; не могу согласиться, чтобы повѣствованіе сѣверныхъ писателей и Новгородскаго лѣтописца было совершенно вымышленное; не могу вѣрить, чтобы оно не имѣло основаніемъ какихъ нибудь лѣтописей, или записокъ, или по крайней мѣрѣ устныхъ преданій, хотя въ пѣсняхъ и народныхъ сказкахъ сохранявшихся. Во времена Нестора можетъ быть сіи преданія уже истребились, или записки, по рѣдкости своей, до него не дошли, и вотъ причина недостаточнаго свѣдѣнія его о Новгородской древности!

Баснословіе о Князьяхъ Славянъ и Вандалъ, о двухъ свойственникахъ сего послѣдняго Гардорикѣ и Гунигардѣ очевидно; но по крайней мѣрѣ баснословіе сіе, въ образномъ смыслѣ, даетъ намъ свѣдѣніе о переселеніи племенъ Славянскихъ. Положимъ, что преданія о Изборѣ, Владимірѣ, Столпосвѣтѣ, Едвигидѣ и Буривоѣ также баснословны; но баснословіе сіе есть основаніе нашей Исторіи, оно (выражаясь словами Шлецера) составляетъ азбуку въ нашей исторической системѣ {Я не включаю однакожъ въ ето число басеннаго Князь-перевозчика Кія со всею его свѣтлѣйшею фамиліею.}. Ромулъ и Рем], Нума и Тарквиній, можетъ быть также баснословны; однакожъ слишкомъ велика была бы жертва выключить ихъ изъ Исторіи Римской! Впрочемъ какого народа начало не баснословно? Сіи первые вѣки исторіи Плутархъ называетъ вѣками мечтаній и чудовищъ!

Намъ говорятъ, что все повѣствованіе о древнемъ Славянскомъ народѣ, о ихъ Князьяхъ, городахъ и тому подобному вымышлено послѣ Нестора сѣверными и Польскими писателями. Историческій сцептицизмъ находитъ даже сомнѣніе и въ существованіи Гостомысла, потому что переписчики: нѣкоторыхъ списковъ Несторовой лѣтописи Гостомысла, къ IX вѣку принадлежащаго, упоминаютъ уже при первомъ началѣ Новагорода {Шлец. въ Нест. I, 149.} Миллеръ объявилъ даже догадку свою {Тамъ же, 303.}, что Гостомыслъ не есть имя собственное, но что подъ симъ названіемъ означалось токмо его благорасположеніе къ чужестранцамъ. Онѣ читалъ: Гостомиль, т. е. любитель чужестранныхъ {Дѣйствительно однакожъ, если Гостомысла положить при первомъ началѣ Новагорода, тогда и Вандалъ и Буривой должны будутъ исчезнуть, если же положить его въ послѣдней половинѣ IX вѣка, то не льзя будетъ съ симъ согласить сказуемую Несторомъ дань Варягамъ, о которой онъ въ первой разъ упоминаетъ подъ годомъ 859. Развѣ положить смерть Гостомысла прежде сего года, и что Варяги дань наложили уже послѣ его смерти; или согласиться съ Іоак., что изгнаніе Варяговъ послѣдовало въ началѣ Княженія Гостомысла и слѣдственно гораздо прежде, 862, и даже прежде 853 года.}.

Но почему Шлецеръ и Миллеръ сомнѣваются въ существованіи политическаго бытія Славянъ до Рюрика? Потому что Несторъ о томъ не упоминаетъ. Доказательство сильное, однакожъ не такое, противъ котораго нельзя бы было найти возраженія: 1-е доказано уже, что Преподобный Несторъ писалъ не по устному преданію, но при сочиненіи лѣтописи своей имѣлъ или другія лѣтописи, ему предтествовавшія, или по крайней мѣрѣ записки; ибо дѣла, за 350 лѣтъ до него бывшія, наипаче же мирные договоры Олега и Игоря, также за 150 лѣтъ и болѣе до него учиненные, описанные имъ съ такою подробностiю, не могли чрезъ столъ долгое время сохраниться въ устномъ преданіи, въ семъ удостовѣряетъ насъ другой дѣеписатель Симонъ, Епископѣ Суздальскій {Подтвержденіемъ сего мнѣнія, кромѣ свидѣтельства Симона, кажется, можетъ служить и слѣдующее: Несторъ, защищая Кія, что онъ не былъ перевозникъ, говоритъ: "Иніи же невѣдуще глаголаху, яко Кій есть перевозникъ былъ, у Кіева бо бяше перевозѣ тогда съ оныя страны Днѣпра, тѣмъ глаголаху: на перевозъ на Кіевъ. Аще бо, былъ перевозникъ Кій, то не бы ходилъ ко Царю граду. Но сей княжаще въ роду своемъ и приходившю ему ко Царю, не свѣмы, но токмо о семъ вѣмы, яко же сказуютъ, яко велику честь пріялъ есть отъ Царя." Не уже ли чрезъ столько сотъ лѣтъ все ето могло сохраниться въ преданіи, даже и то, что y Кіева былъ перевозъ? И если бы ето было только устное преданіе, то почему Несторъ могъ бы одно отвергнуть, a другое принять? Яко же сказуютъ, служитъ сильнымъ доказательствомъ, что Препод. Несторъ руководствовался лѣтописями; или записками. }. Легко могло статься, что записки о дѣлахъ Славянъ Несторъ не имѣлъ, или подошла къ нему невѣрная, которую онъ внесть въ лѣтопись свою усомнился, и вотъ почему Несторъ, впрочемъ столь полный, въ отношеніи къ древней Новгородской республикѣ недостаточенъ. 2е. О Гостомыслѣ хотя не во всѣхъ спискахъ, однакожъ упоминается. Теперь трудно уже рѣшить, Несторъ ли упомянулъ объ немъ такъ сомнительно, или несмысленные переписчики перемѣшали обстоятельства. Главное то, что Несторъ не отвергаетъ его существованія, слѣдственно первая ступень сей баснословной лѣтописи намъ уже извѣстна. 3е. Іоакимъ говоритъ, что Вандалъ бо именамъ сыновей своихъ построилъ три города: Изборскъ, Владиміръ и Столпосвятъ {Тат. I, 32.}. Я не утверждаю, что отрывокъ Іокима есть истинный, можетъ быть онъ и ложенъ; но не могу повѣрить, чтобы сказаніе было ложно, ибо свидѣтельства пережившія лѣтописи и преданія убѣждаютъ въ противномъ. Изборскъ существуетъ и по нынѣ, Владиміръ нынѣ сельцо Владимірецъ въ Псковской губерніи. Татищевъ свидѣтельствуетъ, что въ древнихъ Писцовыхъ книгахъ именовано оно городъ, или пригородъ, и что вокругъ онаго въ его время еще были видны остатки земляной насыпи {Тат. I, проим. 12.}. На вопросъ Татищева, почему Нилова пустынь, близь города Осташкова находящаяся, называется Столбовскою, монахъ сказалъ ему, что городъ Осташковъ въ древности по имени Князя назывался Столбовъ; a когда Кн. Владиміръ Андреевичь пожаловалъ оный своему воеводѣ, тогда проименовалъ его Осташковымъ {Тамъ же.}.

Положимъ, что Князь Изборъ вымышленъ по Изборску; но не уже ли и Владимірецъ и Столбовъ придуманы послѣ? Кто дѣлалъ насыпь при сельцѣ Владимірѣ? кто придумалъ въ древнихъ Писцовыхъ книгахъ назвать его пригородомъ, имя, которое доказываетъ, что и въ старину сохранялось преданіе, что тутъ былъ нѣкогда городъ?

Истинна ли лѣтопись Іоакима, или подложна; вѣроятны ли повѣствованія сѣверныхъ писателей, или подвержены сомнѣнію; существовали ли Вандалъ, Владиміръ и Буривой, или нѣтъ: но существованіе Руссы и Изборска, существованіе обители Столбенской и Владимірца, остатки Славенска и древняго капища въ Холмоградѣ бывшаго {Шведскій историкъ Снорро Стурлезонъ, ум. 1240, полагаетъ Холмоградъ на устьѣ Двины, тамъ гдѣ нынѣ Холмогоры. Тат. полагаетъ, что Холмоградъ (или Колмоградъ {Тат. читаетъ Колмоградъ, производя сіе отъ Сарматскаго третій городъ. Положимъ, что Колмо есть слово Сарматское, но градъ есть чистое Славенское. Не уже ли названіе сего города составлено было изъ двухъ столь различныхъ языковъ? Оставя въ покоѣ Сарматскій языкъ, Холмоградъ и на Славенскомъ имѣетъ весьма хорошее значеніе, т. е, городъ на холмѣ, что и съ мѣстнымъ положеніемъ согласуетъ.}, (какъ онъ его называетъ) былъ тамъ, гдѣ нынѣ село Бронницы, при рѣкѣ Мстѣ, на большой Московской дорогѣ. Догадку сію основываетъ онъ на близости сего мѣста отъ Новагорода (35 верстъ) и на томъ, что на вершинѣ холма близь Бронницъ, гдѣ нынѣ приходская того села церковь, находится водометный ключъ и остатки земляной насыпи. (Тат. І, прим. 22.) Елаг. опровергая мнѣнія Снорра и Тат. полагаетъ, что Холмоградское капище было между Новагорода и Ст. Руссы, на рѣкѣ Явоніи, съ западной стороны въ Ловать близь устья сей послѣдней впадающей, гдѣ и по нынѣ видны остатки монастыря, въ древности Демономъ называвшагося: a отъ Мсгаы къ югу нарочитой высоты гора, на которой видны остатки каменной ограды и въ срединѣ студенецъ съ водометомъ, или ключемъ, близь котораго каменныя равнины. По симъ остаткамъ, a равно и по названію Демонъ монастырь, (ибо, идолы бѣсами, a волхвы демонами, не токмо по суевѣрію народному, но и въ Минеи Четьи на многихъ мѣстахъ называются) полагаетъ, что въ глубокой древности на семъ мѣстѣ было капище, или обитель жрецовъ. Съ сей высоты, гов. Елаг. видѣнъ чрезъ Ладожское озеро (вѣроятно Ильмень) Новгородъ, и хотя сухимъ путемъ отстоитъ отъ онаго въ 30 верстахъ, но водою, въ хорошую погоду, можно въ часъ достигнуть. Кн. I, гл. I. въ прим. къ § 6 му.}, переживъ лѣтописи и преданія тѣхъ временъ, служатъ намъ доказательствомъ бытія Славянскаго владычества на сѣверѣ и вѣроятности повѣствованія обѣ ономъ!

Но оставимъ баснословныя времена и обратимся къ повѣствованію, которое признается несомнѣннымъ.

Несторъ о началѣ Русскаго Государства повѣствуетъ слѣдующее: Варяги брали дань съ Славянъ, Чуди, Мери и Кривичей. Въ 862 г. народы сіи возстали на Варяговъ, прогнали ихъ за море, отреклись платить дань и начали управляться сами собою. Но у нихъ не было никакихъ законовъ, родъ возсталъ на родъ, несогласіе и раздоръ водворились между ими и породили междоусобныя брани, ужасы междоусобія (и совѣты Гостомысла) побудили ихъ искать въ чужихъ странахъ владѣтелей. Они отправили посольство къ Варяго-Руссамъ и пригласили къ себѣ трехъ братѣевъ на княженіе: Рюрика, Синеуса и Трувора, которые къ нимъ и пришли съ роды своими, появъ съ собою дружину многу {Въ Радз. и Ипат. сп. сказано всю Русь, но Шлец. Т. I. гл. XX замѣчаетъ, что въ другихъ спискахъ сказано гораздо основательнѣе дружину многу.}. Рюрикъ основалъ пребываніе свое въ старой Ладогѣ, Синеуэъ на Бѣлѣ озерѣ, a Труворъ въ Изборскѣ. Чрезъ два года потомъ Синеусъ и Труворъ умерли. Рюрикѣ, оставшись одинъ (и успѣвъ укротитъ возникшее возмущеніе Славянъ Новгородскихъ), перенесъ столицу свою въ Новгородѣ и учинился самодержавнымъ властителемъ всей страны {По сказанію Іоак. выборъ сей сдѣланъ по совѣту Гостомысла, который, умирая безъ наслѣдія мужеска пола, присовѣтовалъ избрать послѣ себя на княженіе дѣтей дочери своей Умилы. Положимъ; что все сказаніе Іоак. ложно; однакожъ при первомъ воззрѣніи не льзя не согласиться съ мнѣніемъ Болт., что призваніе Рюрика на княженіе, по причинѣ родства его съ Гостомысломъ, правдоподобнѣе и сходнѣе съ обстоятельствами, нежели сказаніе Нестора; ибо по Іоак. и родъ Рюрика и поводъ къ избранію его извѣстны, a по Нестору и то и другое остается въ темнотѣ.}.

Разсмотримъ сіе сказаніе во всей подробности:

Варяги брали данъ съ Славянъ, Чуди, Мери и Кривичей. Сіи народы наконецъ устыдились своего порабощенія, отреклись платить дань, и даже Варяговъ (вѣроятно остававшихся для сбора податей) прогнали за море. Тогда начали они управляться сами собою (ибо дотолѣ были подвластны Варягамъ); но сіи народы не умѣли пользоваться свободою. Внутреннія раздоры, смятенія возстали между ими. Ужасы междоусобія принудили ихъ отречься своей свободы и искать Князей; которые бы ими управляли.

Произшествіе необычайное, которое не согласуетъ съ національнымъ самолюбіемъ, съ гордостію свойственною республиканцамъ, съ характеромъ народовъ взрощенныхъ въ дикой свободѣ, и сію свободу предпочитающихъ всякому благоустройству! Несторъ приписываетъ сію перемѣну самопроизвольному рѣшенію Славянъ; однакожъ съ трудомъ можно согласиться, чтобы сіе рѣшеніе ихъ было произвольно, самое возмущеніе ихъ противъ властителей, ими приглашенныхъ, подтверждаетъ сію догадку.

Кого же призвали Славяне для учрежденія порядка на ихъ конахъ, для водворенія суда и правды въ ихъ гридняхъ, для укрощенія своевольства необузданнаго народа, мятущагося на обширныхъ стогнахъ великаго града? Тѣхъ же самыхъ Варяговъ, тѣхъ же самыхъ утѣснителей своихъ, которыхъ не задолго предъ тѣмъ изгнали! Непостижимое, несообразное съ естественнымъ ходомъ вещей произшествіе!

Пришли три брата на княженіе, но гдѣ же основали свое пребываніе? Не среди той страны, для управленія которой были призваны; не въ великомъ градъ, гдѣ должны были учредить судъ и правду, и откуда удобнѣе могли бы управлять всѣми частями сего довольно обширнаго Государства: но избрали для пребыванія своего города пограничные. Пришли не какъ судьи мира и правды, добровольно приглашенныя и огражденные закономъ, но какъ враги огражденные сонмомъ воевъ, ибо какъ понимать иначе слава появъ дружину многу, ежели не такъ, что они пришли со множествомъ войска? Пребывая на границѣ, могли ли они укротить мятущіеся сонмы Славенъ Новгородскихъ, сильнѣйшей партіи изъ четырехъ совокупленныхъ народовъ?

"Но Славене, говорятъ Историки {Елаг. кн. II. стар. 150. Болт. въ Прим. на III. I, 177. Даже Шлец. етаго мнѣнія, см. Нест. I, гл. XVIII.}, не впустили Варяговъ въ средину своей области, опасаясь, чтобы они не употребили во зло своей силы." "Самъ Рюрикъ, говорятъ другіе {Лом. Ч. II. гл. I.}, изъ предосторожности не хотѣлъ жить въ Новѣгородѣ, опасаясь своевольства Славенъ." Объясненія сіи вмѣсто желаемой ясности еще болѣе затмѣваютъ истину, Славене сами призвали Рюрика и сами усомнились впустить его въ Новгородъ? Рюрикъ по доброй волѣ пришелъ на княженіе, и боялся жить въ Новѣгородѣ? Норманы (если бы они и не знали прежде дороги къ Новугороду) вообще были не таковы, чтобы опасаться жить между народомъ, который и прежде былъ имъ покоренъ!

"Но три брата, говорятъ {Шлец. въ Нест. I, 305 и 306, и Болт. въ Прим, на Щ. I, 176.}, призваны не княжить, a токмо охранять границы." Какъ? народъ, который имѣлъ столько силы, чтобы свергнуть съ себя иго утѣснителей, не имѣлъ столько силы чтобы охранить себя отъ насильственныхъ вторженій? Народъ, который осмѣлился возстать противъ непобѣдимыхъ Нормановъ, которыхъ имени вся Европа трепетала, сей храбрый народъ долженъ былъ искать наемниковъ для защищенія своихъ границъ? И кого же онъ избралъ для охраненія своей безопасности? Того самаго, чьи цѣпи онъ расторгъ и съ пocpaмленіемъ съ себя свергнулъ! сему самому врагу своему поручилъ онъ добровольно свою защиту! И отъ кого же защищать вызваны, Варяги? Отъ Чуди, Пермяковъ и Варяговъ!.... Вызвать Варяговъ для защищенія отъ Варяговъ!.... Надобно признаться, что такое дѣйствіе, удаленное отъ всякаго здраваго разсужденія, превосходитъ даже легковѣріе Древлянъ въ сказкѣ о мщеніи Ольги!

Не уже ли ложный стыдъ заставилъ лѣтописателя скрыть истину, или онъ не зналъ ее? Не уже ли ложный стыдъ заставилъ Историковъ слѣпо сему слѣдовать? Не уже ли тотъ же ложный стыдъ заставитъ и насъ, по прошествіи X столѣтій, скрывать истину? Не ужели слава Отечества нашего, превознесеннаго предъ всѣми другими державами, можетъ потерпѣть отъ того,-- если откроемъ сію истину, если скажемъ, что Государство Русское основано не добровольнымъ приглашеніемъ, но силою оружія Нормановъ {Что Рюрикъ силою разрушилъ Новгородское демократическое правленіе, о томъ ясно говоритъ Болт. въ Прим. на Ист. К. Щ. I, 178. Мил. въ Собр. Русск. Ист. Стрит. Т. I. и Шлец. въ Нест. II, гл. XVIII, утверждаютъ сію истину; но что Рюрикъ и въ Ладогу пришелъ не по добровольному приглашенію, кажется, Шлец. (сынъ) первый осмѣлился подать сію мысль въ своихъ Хронологическихъ таблицахъ. См. Нач. Рос. Госуд. тетр. II. табл. 2.}?

Славене свергнули съ себя иго Нормановъ. Сіи послѣдніе, не приобыкіше къ такимъ поступкамъ, вооружились, собрали большое войско и полетѣли отмстить свою обиду. Я воображаю сихъ завоевателей, въ грозномъ величіи, въ бурную, мрачную ночь стремящихся на легкихъ набойныхъ лодьяхъ {Издатели Правды Руской 1792 и 1799 не знали, что такое набойная лодья. Они полагали: "судно съ палубою и съ мачтою, каковыя съ товарами и съ разными кладями по большимъ рѣкамъ ходятъ" Гл. 14. §. 1. стр. 77. -- Кругъ въ Ист. раз. о древ. Руск. мон. объявилъ весьма остроумную о томъ догадку. По мнѣнію его (въ подтвержденіе коего приводитъ онъ свидѣтельства многихъ современныхъ писателей) набойная лодья было плетеное судно, коего бока обивались кожею, § VIII. 80--109.} своихъ по шумнымъ валамъ Невы, которой берега, блистающій нынѣ златомъ, марморомъ и порфиромъ, покрыты были тогда мрачнымъ лѣсомъ, и взору самаго безтрепетнаго завоевателя представляли одну ужасную пустыню. Какой волхвъ могъ предрѣчь тогда Рюрику, что на самыхъ сихъ водахъ, въ самой сей пустынѣ вознесется нѣкогда градъ, далеко превосходящій предметъ его желаній, столица полвселенной, надъ коею водворятъ владычество его потомки!

Норманы ударили на предѣлы Новгородскіе. Трудно теперь рѣшить, почему не простерли они далѣе своихъ завоеваній: удовольствовались покореніемъ трехъ порубежныхъ городовъ Ст. Ладоги, Бѣла озера и Изборска? Можетъ быть опасались проникнуть въ средину сей области, хотя раздираемой внутренними: смятеніями, но довольно еще сильной, чтобы имъ противиться и заставить дорого заплатить за свою вольность, укрѣпивъ сіи три города, они спокойно ожидали, доколѣ междоусобія ослабятъ силы Новгородцевъ. Въ сіе то самое время, можетъ быть, Славене Новгородскіе, видя новое нашествіе враговъ при внутреннихъ продолжающихся раздорахъ, присылали къ нимъ пословъ и сдѣлали тотъ договоръ, о которомъ Несторъ повѣствуетъ. По крайней мѣрѣ догадка сія будетъ имѣть болѣе вѣроятности; ибо въ семъ случаѣ они были уже вынуждены къ сему соглашенію, къ сей уступкѣ трехъ пограничныхъ городовъ, или крѣпостей, въ той надеждѣ, что по укрощеніи междоусобія они возвратятъ ихъ опять, a вмѣстѣ съ тѣмъ и свою вольность. По етому они были безсильны? Такъ; но если принять, что они добровольно пригласили Варяговъ, не задолго предъ тѣмъ изгнанныхъ, то тогда не только они будутъ не мощны, но и малодушны. Порокъ, чуждый характеру Русскихъ!

Наконецъ настало желанное время. Вадимъ храбрый соединилъ единодушіемъ paзтерзанные раздоромъ умы, воспламенилъ сердца любовію къ Отечеству, Новгородцы готовы уже были грянуть во имя Отечества и свободы; но предусмотрительный Рюрикъ при первомъ извѣстіи о сей рѣшимости народа приспѣлъ со своими Варягами, разсѣялъ толпы едва собравшихся защитниковъ свободы, предалъ смерти Вадима {Кн. Хилк. въ Ядрѣ Рос. Ист. и Нехач. въ Нов. Ядр. Р. Ист. говорятъ, что Рюрикъ убилъ собственною рукою Вадима; но кто имъ объ етомъ сказывалъ?..} и его сообщниковъ, и на семъ камени создалъ Державу, сей колоссъ, удивляющій и ужасающій вселенную! Смерть братьевъ споспѣшествовала его намѣреніямъ и къ самодержавію, похищенному мудрою рѣшимостію, доставила ему единодержавіе всей полунощной страны.

Но въ какомъ. именно году сіе происходило? Лѣтописи и Историки несогласны между собою. Многіе списки Несторовской лѣтописи полагаютъ пришествіе Варяговъ въ 862 г.; Архангелогородскій списокъ въ 863 г.; смерть Синеуса и Трувора, слѣдственно и начало единодержавія Рюрика, всѣ списки означаютъ по двою же лѣту. Историки также не согласны: Taтищевъ, Ломоносовъ, Болтинъ, Кн. Щербатовъ и Левекъ пришествіе Рюрика полагаютъ въ 862 г.; Елагинъ въ 861 г; a Стриттеръ и Шлецеръ (сынъ) въ 863 г.; -- смерть Синеуса и Трувора, или начало единодержавія: Рюрика, Татищевъ, Левекъ и Шлецеръ (сынъ) въ 864 г.; Стриттеръ въ 865 г.; Елагинъ смерть Синеуса и Трувора въ 864 г., а начало единовластія въ 865 г.; Ломоносовъ лѣтъ не означаетъ; a Кн. Щербатовъ смерть Синеуса и Трувора полагаетъ въ 865 г. {

Ист. Тат. II, 10--12. -- Др. Рос. Ист. Лом. Ч. II. гл. 1. -- Прим. Болт. на Ист. К.. Щ. I, 27. -- Ист. Рос. К. Щ. I, 184, 193, 195. -- Hist. de Rus. p. Levesque I, 75, 87, 89, et suiv.-- Оп. пов. o Poс. Елаг. К. II. § 12, 17, но, -- Ист. Рос. Гос. Стрит. I. 17, 21, 23. -- Нач. Рос. Госуд. Шлец. тетр. ІІ, табл. 2.

Для любопытства читателя прилагаю здѣсь таблицу, изъ которой яснѣе видѣть можно разность въ хронологіи Историковъ.

}

Но впрочемъ Шлецеръ справедливо замѣчаетъ {Нест. I, 315.} что года сему произшествію опредѣлить невозможно; да и все лѣтосчисленіе до Рюриковой смерти, или вѣроятнѣе до В. К. Игоря, который первый сдѣлался извѣстнымъ Византійцамъ, сомнительно. Вѣрно только то, что Варяги пришли около половины IX столѣтія.

Н. Брусиловъ.

"Вѣстникъ Европы". Часть LV, No 4, 1811