Богданов Александр Александрович - Тайна науки

Тайна науки.

І.

Одну за другою человѣчество вырываетъ у природы ея тайны; отъ побѣды къ побѣдѣ идетъ наука -- объединенный, организованный опытъ человѣчества. Но въ самыхъ ея побѣдахъ скрыта новая тайна, и можетъ быть наиболѣе грандіозная. Мы не замѣчаемъ ея: наше мышленіе слишкомъ привыкло къ ней, постоянно ею окруженное, какъ воздухомъ окружено наше тѣло. Требуется огромное усиліе, чтобы отрѣшиться отъ этой привычки. Надо "наивными глазами" взглянуть на чудеса науки,-- какъ-будто мы еще не видали ихъ, и тогда мы замѣтили, что они гораздо больше, чѣмъ мы думали.

Вотъ астрономъ дѣлаетъ вычисленія и находитъ, что въ такой-то день и часъ, въ такихъ-то мѣстностяхъ будетъ наблюдаться полное солнечное затменіе. Снаряжаются научныя экспедиціи... Предсказаніе исполняется.-- Что въ этомъ особеннаго? Дѣлались вещи гораздо болѣе замѣчательныя въ той же астрономіи, какъ и въ другихъ областяхъ науки. Но постараемся представить небѣ отчетливо смыслъ и объемъ факта.

Въ безконечномъ, безжизненномъ пространствѣ эѳира движутся исполинскія тѣла. Ихъ размѣры, разстоянія, скорости превосходятъ всякое человѣческое воображеніе. Вся жизнь, которую мы знаемъ,-- тончайшій слой плѣсени на поверхности одного изъ такихъ тѣлъ -- планеты "Земля",-- изъ числа наименьшихъ между ними. Силы, несоизмѣримыя съ нашими силами; періоды развитія, несоизмѣримые съ временемъ нашего опыта... Это -- одинъ рядъ событій.

Мысли проходятъ, ассоціативно сцѣпляясь, въ сознаніи астронома, недоступныя ничьему объективному наблюденію, никакому постороннему контролю, какъ если бы онѣ были внѣ пространства и внѣ дѣйствія физическихъ силъ... Это -- другой рядъ событій.

Движенія руки при посредствѣ пишущаго орудія обусловливаютъ на листѣ бумаги, лежащей передъ астрономомъ, цѣпь комбинацій изъ черточекъ и точекъ. Третій рядъ.

Что общаго между тремя рядами явленій? Ихъ элементы на столько различны, насколько возможно различіе во вселенной, количественное и качественное: астрономическія тѣла, образы сознанія, черные значки. Ихъ связи разнородны также въ наибольшей возможной степени: тамъ -- ньютоновское тяготѣніе, тутъ -- психическая ассоціація, здѣсь -- сосѣдство и послѣдовательность расположенія на поверхности бумаги. Какъ можетъ что-либо получиться изъ сочетанія этихъ трехъ рядовъ, несоизмѣримыхъ и несравнимыхъ? Мы засмѣялись бы надъ человѣкомъ, который соединилъ бы вмѣстѣ булыжникъ, мечту и телеграфный сигналъ. Но передъ нами комбинація того же типа и характера; а въ ея результатѣ -- одно изъ обычнѣйшихъ чудесъ науки, точное предвидѣніе факта въ близкомъ или далекомъ будущемъ.

Тайна природы побѣждена; но на сцену выступаетъ тайна самой побѣды -- тайна науки.

II.

Это не тотъ вопросъ, который ставятъ и глубокомысленно разрѣшаютъ гносеологіи спеціалисты: "какъ возможно познаніе?" Дѣло идетъ вовсе не только о познаніи; тайна науки была еще раньше тайною всей человѣческой практики. Всякій "трудъ", т. е. сознательно-цѣлесообразная дѣятельность, необходимо заключаетъ въ себѣ моментъ предвидѣнія; а всякое предвидѣніе, даже самое обыденное, элементарное, какъ и самое сложное, научное, основано на соотношеніи между рядами событій, наиболѣе разнородными, какія только доступны опыту.

Въ почвѣ происходятъ безчисленные химическіе и органическіе процессы: растворенія, окисленія, разложенія, броженія, размноженія живыхъ клѣтокъ, и т. д.: рядъ стихійно-физическій.-- Въ сознаніи крестьянина проходятъ ассоціаціи воспріятій, образовъ воспоминаній, эмоцій, стремленій: рядъ психическій.-- Въ организмѣ крестьянина протекаютъ послѣдовательныя цѣпи мускульныхъ сокращеній, образующихъ его "работу": рядъ физіологическій... И вотъ, всѣ эти "несоизмѣримыя" образуютъ вмѣстѣ одно живое, разумное цѣлое, одну изъ величайшихъ побѣдъ человѣчества надъ природою: земледѣліе.

Философія подошла къ загадкѣ, но ре охватила ея объема, поняла ее лишь частично, какъ задачу "теоріи познанія". Этимъ была исключена возможность дѣйствительнаго, принципіальнаго разрѣшенія вопроса: всѣ попытки обречены были остаться въ области спорнаго, ненадежнаго; той объективной убѣдительности, которая свойственна выводамъ наукъ, здѣсь нѣтъ, и быть не можетъ.

Около 70 лѣтъ тому назадъ Марксъ, въ критическихъ замѣчаніяхъ по поводу Фейербаха, написалъ:

"Философы хотѣли такъ или иначе объяснять міръ; по суть дѣла въ томъ, чтобы измѣнять его".

Эти слова заключаютъ въ себѣ не только критику всей до-марксовской философіи, и притомъ приложимую также почти ко всей философіи позднѣйшей, они, кромѣ того, намѣчаютъ программу, указываютъ направленіе работы, которая должна сдѣлать то, что непосильно для философіи. Но ни критика, ни программа обычно не понимаются до сихъ поръ; пророческая идея не получила развитія и осуществленія.

Правда, въ своей сжатой формѣ она была выражена не вполнѣ ясно. Нелѣпо было бы, разумѣется, понимать мысль Маркса такъ, что онъ приглашалъ не познавать, не изслѣдовать міръ, а прямо практически воздѣйствовать на него: вся дѣятельность великаго

мыслителя была бы опроверженіемъ этого. Другія примѣчанія о Фейербахѣ нѣсколько поясняютъ мысль; напр., въ первомъ изъ нихъ Марксъ упрекалъ матеріализмъ за "созерцательную" точку зрѣнія на дѣйствительность и противопоставлялъ ей точку зрѣнія "конкретно-практическую". Слѣдовательно, онъ требовалъ, чтобы міропониманіе было активнымъ, чтобы въ своей основѣ оно было теоріей практики, а не "теоріей познанія", и вообще не "міросозерцаніемъ".

Самъ Марксъ выполнилъ эту задачу въ одной важнѣйшей области нашего опыта: въ его рукахъ соціальная наука стала, на самомъ дѣлѣ, теоріей трудовой и соціально-боевой практики; и вмѣстѣ съ тѣмъ она впервые сдѣлалась наукою, а не только "философіей" общественной жизни. Такое же преобразованіе надо было выполнить по всей линіи опыта. Этого нѣтъ и до сихъ поръ.

Тайна науки можетъ быть раскрыта лишь на томъ же самомъ пути; ибо она существовала и до самой науки -- какъ тайна человѣческой практики.

III.

Намъ приходится поставить вопросъ о человѣческой практикѣ въ общемъ и въ цѣломъ. Чтобы изслѣдовать ее въ такомъ масштабѣ, надо всю ее чему-нибудь противопоставить, всю ее съ чѣмъ-нибудь сравнивать. Чему же она реально противостоитъ? Мы знаемъ это: процессамъ природы. Одна сторона представляетъ активности сознательно-цѣлесообразныя, другая -- стихійныя; такъ обѣ онѣ взаимно опредѣляются и ограничиваются.

Но недостаточно установить различія: изслѣдованіе достигаетъ своихъ цѣлей только въ обобщеніи, въ выясненіи сходствъ; а безъ этого и предѣлы различій и ихъ значеніе остаются неизвѣстными. Существуютъ ли сходства между человѣческой практикой и стихійными процессами? Несомнѣнно, да.

Человѣкъ, въ своей сознательности, часто воспроизводитъ то, что дѣлаетъ природа въ своей стихійности: пользуется методами, подобными ея методамъ, создаетъ комбинаціи, сходныя съ ея формами. Чаще всего такія совпаденія объясняются подражаніемъ человѣка природѣ; въ исторіяхъ культуры приводится масса примѣровъ этого подражанія.

Однако, если мы оставимъ въ сторонѣ попытки искусства воспроизводить внѣшнія формы нѣкоторыхъ объектовъ и процессовъ природы, а будемъ имѣть въ виду самые пріемы и способы человѣческой дѣятельности, то вопросъ о "подражаніи" оказывается неожиданно-сложнымъ. Разсмотримъ нѣсколько примѣровъ.

Методъ паруса уже нѣсколько тысячелѣтій примѣняется людьми для передвиженія. Еще гораздо раньше онъ служилъ для перемѣщенія и распространенія сѣмянъ нѣкоторыхъ растеній; а также онъ игралъ роль въ устройствѣ двигательнаго аппарата такихъ животныхъ, какъ напр., бѣлка-летяга, и затѣмъ, въ болѣе развитой формѣ,-- всѣхъ летающихъ животныхъ, птицъ, насѣкомыхъ и пр. Было ли тутъ со стороны человѣка "подражаніе"? Если и да, то совершенно иного рода, чѣмъ то прямое, болѣе или менѣе сознательное подражаніе, которое обычно подразумѣвается подъ этимъ терминомъ. Надо предположить огромную способность сравненія, обобщенія и отвлеченія у древнихъ дикарей, чтобы допустить, что они начали устраивать паруса на своихъ плотахъ и лодкахъ, руководствуясь образцами паруса въ природѣ: внѣшнее сходство здѣсь и тамъ слишкомъ мало. Но мы знаемъ, что первобытное мышленіе непосредственно, конкретно, чуждо отвлеченія; его подражательность стихійна и примитивна; она исходитъ лишь изъ очевиднаго, внѣшняго въ явленіяхъ.

Природа для защиты пластичныхъ живыхъ тканей, жидкихъ и полу-жидкихъ, пользуется методомъ "наружнаго скелета": раковина улитокъ, хитинная оболочка насѣкомыхъ, кожа У позвоночныхъ, черепъ для ихъ нѣжнаго мозга, и т. под. Тотъ же, по существу, методъ примѣняютъ люди, когда дѣлаютъ разные сосуды, посуду, ящики, и проч. Но опять-таки, принять здѣсь наивное, непосредственное подражаніе слишкомъ трудно.

Взятые примѣры еще могутъ оставлять сомнѣніе. Есть другіе случаи, гдѣ для него уже нѣтъ мѣста. Таковъ, хотя бы, "принципъ рычага". Въ нашей техникѣ его примѣненіе колоссально: вся практическая механика, отъ самой элементарной до сложнѣйшей машинной, пользуется имъ буквально на каждомъ шагу. Однако, его примѣненіе въ природѣ еще болѣе широко; онъ лежитъ въ основѣ анатоміи органовъ движенія у человѣка и у другихъ животныхъ: скелетъ, внутренній или наружный, съ его отдѣльными частями и ихъ сочлененіями. Съ увѣренностью можно признать, что эта анатомія не была моделью для подражанія людей, когда они впервые начали пользоваться принципомъ рычага: въ тѣ времена они вовсе не настолько ее знали и понимали.

Искусственный подборъ въ техникѣ разведенія домашнихъ животныхъ и культурныхъ растеній является способомъ полученія новыхъ породъ и разновидностей. Подражаніе ли это естественному подбору, образующему виды въ природѣ? Конечно, нѣтъ: естественный подборъ дѣйствуетъ такъ медленно, что люди не могли наблюдать его роли въ развитіи жизни; онъ и былъ открытъ теоретически.

Итакъ, несомнѣнно, что въ иныхъ случаяхъ -- и разумѣется, ихъ гораздо больше, чѣмъ здѣсь приведено,-- пріемы человѣческой практики совпадаютъ съ методами творчества природы помимо всякаго подражанія: люди "самостоятельно" приходили къ этимъ пріемамъ. Сознательность, идя своими путями, повторяетъ стихійность.

Старая философія даетъ готовое объясненіе такимъ фактамъ: человѣкъ самъ -- часть природы, и потому нѣтъ ничего удивительнаго, что онъ повторяетъ ее. Объясненіе вполнѣ допустимое. Но въ немъ скрыто принимается та предпосылка, что самой природѣ свойственно повторять себя, даже на столь далекихъ одинъ отъ другого ея полюсахъ, какъ сознательное и стихійное. Это приводитъ насъ къ болѣе общему вопросу -- о совпаденіяхъ въ природѣ.

IV.

Насъ нисколько не удивляетъ повтореніе формъ, когда онѣ происходятъ одна отъ другой или отъ опредѣленнаго общаго начала. Сходство родителей и дѣтей, сходство человѣка и орангутанга, общій типъ строенія млекопитающихъ, и т. под., понятны намъ, потому что въ этихъ случаяхъ повтореніе сводится для насъ къ простому продолженію того, что уже имѣлось раньше. Но есть иного рода совпаденія, которыя далеко не такъ просты, а становятся тѣмъ болѣе загадочны, чѣмъ болѣе въ нихъ вдумываться,-- совпаденія независимо возникшихъ формъ.

Сравнимъ общества людей и общества муравьевъ. Общіе предки тѣхъ и другихъ были, несомнѣнно, животныя весьма низкаго типа, въ родѣ какихъ-нибудь изъ нынѣшнихъ червей, существа не соціальныя, лишенныя всякой техники и всякой экономики. Между тѣмъ, въ техникѣ у людей и у муравьевъ мы встрѣтили скотоводство, притомъ въ чрезвычайно сходныхъ формахъ: муравьи содержатъ и эксплоатируюгъ опредѣленныя породы травяныхъ тлей, выдѣляющихъ сладкій сокъ, на подобіе того, какъ люди разводятъ молочный скотъ. Въ экономикѣ у нѣкоторыхъ видовъ муравьевъ наблюдается рабство, аналогичное тому, какое развивалось у завоевательскихъ племенъ древности. Устройство муравейника въ цѣломъ централистическое, аналогичное многимъ соціальнымъ системамъ у людей.-- Предполагать какое-либо "подражаніе" между людьми и муравьями, разумѣется, невозможно.

Способы размноженія у растеній и у животныхъ развивались по однѣмъ и тѣмъ же линіямъ, отъ безполаго къ гермафродитному и раздѣльно-половому. Въ своихъ высшихъ формахъ они представляютъ здѣсь и тамъ огромныя аналогіи, простирающіяся даже на сложную архитектуру аппаратовъ для полового размноженія. Но у общихъ предковъ животнаго и растительнаго царства, простѣйшихъ одноклѣточныхъ далекой геологической эпохи, ничего подобнаго этимъ сложнымъ методамъ не могло быть. Тамъ могла существовать лишь примитивная "копуляція", еще болѣе элементарная, чѣмъ та, которая теперь наблюдается у одноклѣточныхъ организмовъ: послѣ болѣе или менѣе длиннаго ряда размноженій простымъ дѣленіемъ, жизнеспособность клѣтокъ оказывается истощенной; и тогда она возстановляется путемъ сліянія пары недифференцированныхъ или минимально-дифференцированныхъ клѣтокъ.-- Природа пользуется половымъ размноженіемъ, какъ способомъ выработки новыхъ сочетаній жизненныхъ свойствъ; и, развивая его независимо въ двухъ царствахъ жизни, она приходитъ къ повторенію однѣхъ и тѣхъ же схемъ.

Примѣръ сравнительно частный изъ той же области: строеніе зерна и яйца. Въ основѣ оно одинаково: зародышъ, окруженный питательными слоями, затѣмъ -- защитительная оболочка. Сами питательные слои часто аналогичны по составу: одинъ съ преобладаніемъ азотистыхъ, другой -- безъазотистыхъ веществъ, разумѣется, различныхъ въ томъ и другомъ случаѣ; различно бываетъ и расположеніе этихъ слоевъ.

Крыло птицы и крыло насѣкомаго не имѣютъ ничего общаго по своему происхожденію, но совпадаютъ по своей механикѣ. Подобныхъ совпаденій сравнительная анатомія знаетъ массу. Они объясняются тѣмъ, что "сходныя функціи создаютъ сходные органы". Но для занимающаго насъ вопроса изъ этого слѣдуетъ только то, что природа повторяетъ себя и въ функціяхъ и въ органахъ.

Наиболѣе поразительное изъ такихъ повтореній -- это устройство глаза у высшихъ моллюсковъ и высшихъ позвоночныхъ, напр., у спрута и у человѣка. Этотъ органъ состоитъ изъ массы частей, съ различнѣйшими функціями, неизмѣримой сложности и тонкости. Его устройство у человѣка и спрута сходно почти до малѣйшихъ деталей; но объ единствѣ происхожденія не можетъ быть и рѣчи: общіе предки позвоночныхъ и моллюсковъ ничего подобнаго этому аппарату не имѣли;-- самое большее у нихъ были мѣстныя скопленія пигмента въ наружныхъ слояхъ тѣла, для простого поглощенія лучистой энергіи; а глазъ, не говоря уже объ его физіологіи, даже съ чисто оптической стороны представляетъ сочетаніе камеры-обскуры, угломѣрныхъ и дальномѣрныхъ приборовъ огромной чувствительности.

Область жизни даетъ самые сложные и самые яркіе примѣры подобныхъ совпаденій; но они продолжаются и за ея предѣлами. Кристаллы среди раствора обнаруживаютъ процессы обмѣна веществъ, роста, возстановляютъ свои поврежденія, при извѣстныхъ условіяхъ "размножаются",-- какъ живыя клѣтки, ткани и организмы, хотя строеніе кристалловъ неизмѣримо проще.-- Централистическій типъ устройства, обычный для различныхъ обществъ у людей и животныхъ, а также для высшихъ организмовъ, характеризуетъ, въ то же время, солнечную систему и, вообще, насколько можно судить, звѣздно-планетныя системы; а на другомъ полюсѣ бытія нынѣшнія теоріи приписываютъ его атомамъ въ ихъ внутреннемъ строеніи.

Безконечно повторяется во вселенной, на всѣхъ ея ступеняхъ, типъ волнъ или періодическихъ колебаній. Волны электричества или свѣта въ эѳирѣ, волны звука въ воздухѣ и другихъ тѣлахъ, морскія волны, въ д.; даже астрономическія движенія свѣтилъ представляютъ періодическія сложныя вибраціи около общихъ центровъ тяжести. Въ жизни организма не только пульсъ и дыханіе, но почти всѣ органическіе процессы подчинены колебательному ритму: сонъ и бодрствованіе, работа и отдыхъ, волны вниманія, и пр. Смѣна поколѣній можетъ разсматриваться, какъ рядъ накладывающихся одна на другую волнъ роста и упадка жизни. Хорошо извѣстна роль ритма въ коллективномъ трудѣ, въ музыкѣ, поэзіи, во всѣхъ видахъ человѣческаго творчества...

Всѣ подобныя совпаденія, по-истинѣ, безчисленныя, приводятъ къ одному общему вопросу. Отъ этого вопроса невозможно отдѣлаться фразою: "случайныя аналогіи!" Никакая теорія вѣроятностей не была бы мыслима, если бы "случайность" забавлялась такимъ систематическимъ повтореніемъ методовъ и формъ во вселенной. Здѣсь необходимо научное объясненіе.

Если самые различные виды человѣческой дѣятельности, съ одной стороны, стихійной работы силъ природы -- съ другой, могутъ приводить къ схематически-совпадающимъ результатамъ, то, очевидно, во всѣхъ этихъ разнородныхъ активностяхъ должно найтись нѣчто общее, способное дать основу для всѣхъ такихъ совпаденій. Въ чемъ оно можетъ заключаться?

Чтобы итти послѣдовательно, попробуемъ найти самый общій характеръ, присущій человѣческой практикѣ и въ то же время встрѣчающійся въ стихійныхъ процессахъ. Онъ состоитъ въ объективномъ смыслѣ нашей практики. Активность человѣка что-либо организуетъ или дезорганируетъ, какъ мы это наблюдаемъ на каждомъ шагу; и тѣ же опредѣленія мы часто относимъ къ активностямъ природы. Изслѣдуемъ эти характеристики: что онѣ означаютъ, и насколько широко примѣнимы?

Употребленіе слова "организовать" въ обычной рѣчи довольно прихотливо и неопредѣленно. Чаще всего оно относится къ людямъ и ихъ труду, ихъ усиліямъ: "организовать" предпріятіе, армію, нападеніе, защиту, научную экспедицію, изученіе вопроса, и т. д. Затѣмъ "организаціонными" называютъ стихійные процессы, посредствомъ которыхъ образуются живыя тѣла, ихъ группы и ихъ части: "это животное, это растеніе организовано такъ-то";-- "виды животныхъ и растеній организуются въ природѣ дѣйствіемъ естественнаго подбора и наслѣдственности"; -- "организація данныхъ тканей, ихъ функцій такая-то", и т. под. Для нашей цѣли необходимо установить точное и строгое, научно-пригодное значеніе слова.

Прежде всего, слѣдуетъ ли относить понятіе "организаціи:только къ живымъ объектамъ или активностямъ, какъ дѣлается въ обыденной рѣчи? Беремъ самый типичный примѣръ: "организовать предпріятіе". Въ чемъ сущность этого процесса? Организаторъ комбинируетъ рабочія силы, соединяетъ трудовые акты людей въ цѣлесообразную систему. Но это -- не всѣ элементы, съ которыми имѣетъ дѣло его организующая функція. Съ силами людей онъ считаетъ энергіи вещей: съ рабочими руками -- орудія, машины, вообще -- средства производства. Мысль организатора оперируетъ и съ тѣми и съ другими элементами одинаково, такъ что даже тѣ и другіе взаимно замѣщаются: недостаточность или порча орудій заставляетъ увеличивать количество труда; напротивъ, новая машина вытѣсняетъ часть рабочихъ рукъ, исполняя за нихъ нѣкоторыя операціи. Очевидно, что съ точки зрѣнія техники предпріятіе является организаціей людей и вещей одновременно: другое -- производительныя силы, организуемыя въ цѣлесообразное единство.

Слѣдовательно, здѣсь понятіе организаціи прилагается и къ "мертвымъ вещамъ". Въ самомъ дѣлѣ, если понимать организованность, согласно обычнымъ представленіямъ, какъ "цѣлесообразное единство" элементовъ, то странно было бы не признавать, папр., машину за организованную систему; и не только машину, а всякое орудіе, всякое техническое приспособленіе.

Далѣе. Стихійные процессы выработки жизненныхъ формъ считаются также "организующими"; однако, понятіе "цѣлесообразности" тутъ можетъ примѣняться лишь какъ метафора: создавая клѣтку или организмъ, природа не ставитъ себѣ "цѣлей", какъ ихъ ставитъ человѣкъ, устраивающій предпріятіе или строющій машину. Значитъ, обычное пониманіе организаціи не обладаетъ научной точностью.-- А въ то же время сравненіе живой и мертвой природы приводитъ къ мысли, что нельзя ограничивать область "организованнаго" только живыми тѣлами, исключая изъ нея все "мертвое". Если кристаллы, подобно клѣткамъ или организмамъ, способны къ подвижному равновѣсію обмѣна вещества со своею средой, къ росту, къ размноженію, къ возстановленію нарушенной поврежденіемъ формы, то какъ считать ихъ совершенно неорганизованными? Ясно, что и по этой линіи границы обычнаго понятія неизбѣжно расплываются.

Чтобы выбраться изъ этихъ неопредѣленностей, анализируемъ организующую дѣятельность какъ въ человѣческой практикѣ, такъ и въ природѣ.

VI.

Организующая дѣятельность всегда направлена къ образованію какихъ-нибудь системъ изъ какихъ-нибудь частей, или элементовъ.

Какіе же вообще эти элементы? Что именно организуетъ человѣкъ своими усиліями? Что организуетъ природа своими эволюціонными процессами? При всемъ разнообразіи случаевъ, одна характеристика остается повсюду примѣнимою: организуются тѣ или иныя активности, тѣ или иныя сопротивленія. Изслѣдуемъ, и мы убѣдимся, что это, во-1), на самомъ дѣлѣ одна, а не двѣ характеристики, и во-2), что она универсальна, не имѣетъ исключеній.

Система труда представляетъ организацію человѣческихъ активностей и сопротивленій, направленныхъ противъ силъ внѣшней природы, т. е., опять-таки, ея сопротивленій и активностей. Всякій жизненный процессъ является организованнымъ именно какъ сочетаніе активностей и сопротивленій, противостоящихъ его средѣ.-- Но что такое "сопротивленіе"?

Когда двѣ активности сталкиваются, то каждая изъ нихъ -- сопротивленіе для другой. Если вы боретесь съ врагомъ, то его усилія для васъ -- сопротивленія, которыя надо преодолѣть; но также и обратно: все зависитъ отъ выбора точки зрѣнія. Активность и сопротивленіе -- не два разныхъ типа явленій, а два соотносительныхъ обозначенія для одного типа. Исключеній нѣтъ.

Прежде думали, что существуютъ сопротивленія, вполнѣ лишенныя характера активностей, чисто-пассивныя, и называли ихъ "инерціей". Инерцію приписывали веществу, именно атомамъ; полагали, что матерія, не будучи сама "силою", оказываетъ дѣйствію силъ сопротивленіе, пропорціональное массѣ своихъ атомовъ. Но теперь представленіе о чистой инерціи разбито; атомъ оказался не пассивной субстанціей, а, напротивъ, системою наиболѣе быстрыхъ и концентрированныхъ движеній, какія только извѣстны во вселенной; матерія свелась къ "энергіи", т. е. къ дѣйствію, къ активности.

Мы сказали: все, что организуется, есть не что иное, какъ активности-сопротивленія. Легко убѣдиться, что это такъ. Все, доступное нашему опыту, нашему усилію и познанію, представляетъ необходимо активности-сопротивленія. Если бы существовало нѣчто иное, не имѣющее этого характера, оно не производило бы дѣйствія на наши чувства, не проявляло бы противодѣйствія нашимъ движеніямъ: оно не могло бы войти въ нашъ опытъ и навсегда осталось бы для насъ неизвѣстнымъ, недоступнымъ. Значитъ, "оно" насъ и не касалось бы, о немъ не приходится ни говорить, ни думать, если наши слова и мысли должны имѣть какой-нибудь смыслъ.

Итакъ, организація есть нѣкоторое сочетаніе активностей-сопротивленій. Изслѣдуемъ, какое.

VII.

Предположимъ, что человѣкъ въ своемъ сознательномъ или природа въ своемъ стихійнымъ творчествѣ соединяетъ нѣкоторыя однородныя активности. Соединеніе можетъ быть выполнено различнымъ способомъ; и, въ зависимости отъ этого, результаты получатся весьма неодинаковые.

Мы привыкли считать "дважды два -- четыре" образцомъ непреложной истины. Эта истина на каждомъ шагу опровергается реальными сочетаніями активностей.

Мы комбинируемъ для работы двѣ пары среднихъ человѣческихъ силъ. Будетъ ли коллективная рабочая сила равна учетверенной индивидуальной? Общее правило на практикѣ таково, что не будетъ равна, а окажется больше или меньше. Если эти силы сгруппированы такъ, что онѣ мѣшаютъ другъ другу, стѣсняютъ одна другую, то коллективная сила меньше ихъ суммы, какъ это очевидно само собою. Если онѣ сорганизованы въ планомѣрное сотрудничество, то коллективная сила больше ихъ суммы, какъ учитъ, на основаніи опыта, политическая экономія.

Расположимъ эти четыре силы такъ, чтобы онѣ были сопротивленіями однѣ для другихъ: съ двухъ концовъ веревки по два человѣка тянутъ въ противоположныя стороны. Коллективная сила равна нулю, ребенокъ можетъ толкнуть всю компанію въ ту или другую сторону. Это -- система вполнѣ дезорганизованная по отношенію къ данной, спеціальной активности. При менѣе полной дезорганизаціи коллективная сила -- больше нуля, но меньше четырехъ.

Предположимъ, что работники должны поднять тяжесть въ 15 пудовъ. Одинъ рабочій ничего съ ней не подѣлаетъ: его активность по отношенію къ этому сопротивленію объективно равна нулю. Два работника вмѣстѣ, можетъ быть, съ величайшими усиліями приподнимутъ тяжесть на сантиметръ. Четыре, координируя свои усилія, поднимутъ ее уже не на два сантиметра, а на метръ или больше. Это -- организованная система силъ.

Но существуетъ и средній случай, гдѣ цѣлое какъ разъ равно суммѣ своихъ частей? Да. Но если четыре работника сгруппированы такъ, что ихъ общая трудовая активность точно равна учетверенной индивидуальной, то это означаетъ, что организаціонное вліяніе сотрудничества уравновѣшено дезорганизующимъ вліяніемъ взаимныхъ помѣхъ. Иначе какая-нибудь разница въ ту или другую сторону имѣлась бы на-лицо, малая или большая, это принципіально не важно. Слѣдовательно, формула "дважды два -- четыре" выражаетъ лишь предѣльный случай, а именно полное равновѣсіе тенденцій организующихъ и дезорганизующихъ. Такую систему можно назвать "нейтральною".

Естественно, что это -- случай наиболѣе рѣдкій въ дѣйствительности. Если бы мы могли съ абсолютной точностью измѣрять результаты соединенія активностей, то системъ строго нейтральныхъ, истинно-вѣрныхъ математической абстракціи, вовсе не нашлось бы.

VIII.

Тѣ же соотношенія наблюдаются на всѣхъ ступеняхъ лѣстницы бытія.

Такъ, живой организмъ уже давно опредѣляли, какъ "цѣлое, которое больше суммы своихъ частей". Дѣйствительно, сумма активностей-сопротивленій, которыя организмъ проявляетъ по отношенію къ своей средѣ съ ея враждебными силами, гораздо больше, чѣмъ простой результатъ сложенія тѣхъ элементарныхъ активностей-сопротивленій, какими обладаютъ по отдѣльности, напр., клѣтки нашего тѣла; отдѣленныя отъ цѣлаго, онѣ беззащитны передъ средою, и немедленно разрушаются. Но если бы даже онѣ могли жить самостоятельно, какъ амёбы, то развѣ нѣсколько сотъ трилліоновъ амёбъ составили бы по отношенію къ природѣ такую силу, какую представляетъ человѣкъ?

Естественный магнитъ въ оправѣ изъ мягкаго желѣза обнаруживаетъ значительно больше свободнаго магнетизма, чѣмъ безъ оправы, хотя если взять ее въ отдѣльности, то ея свободный магнетизмъ очень малъ, почти не отличается отъ нуля. Но можно сложить двѣ магнитныя полосы такимъ образомъ, что ихъ общее магнитное дѣйствіе почти уничтожится.

Кристаллъ обладаетъ неизмѣримо большимъ сопротивленіемъ механическимъ деформирующимъ воздѣйствіямъ, чѣмъ такое же количество того же вещества въ видѣ мелкаго порошка. Въ жидкомъ состояніи тѣлъ частицы менѣе тѣсно связаны между собою, чѣмъ въ твердомъ, и сопротивленіе деформаціи сравнительно ничтожно; въ газообразномъ -- оно становится отрицательнымъ, форма нарушается, если нѣтъ препятствій, сама собою;-- это можно назвать механически дезорганизованнымъ состояніемъ.

Интерференція волнъ, напр., свѣтовыхъ, даетъ хорошую и весьма простую иллюстрацію всѣхъ трехъ типовъ сочетаній. Когда двѣ одинаковыя волны сливаются такъ, что ихъ подъемы вполнѣ совпадаютъ между собою, и пониженія, конечно, тоже, то сила свѣта въ этомъ пунктѣ не вдвое больше, чѣмъ отъ одной волны, а вчетверо: цѣлое превосходитъ сумму частей, сочетаніе "организованное". Когда же подъемъ одной волны точно накладывается на пониженіе другой, и обратно, то соединеніе свѣта и свѣта даетъ темноту: комбинація наиболѣе "дезорганизованная". Промежуточныя соотношенія волнъ образуютъ всѣ ступени между крайними предѣлами "организованности" и "дезорганизаціи". Средняя изъ этихъ ступеней, гдѣ сложеніе волнъ даетъ лишь двойную силу свѣта, соотвѣтствуетъ "нейтральнымъ" сочетаніямъ.

Мы нашли формально-строгое, пригодное для научнаго изслѣдованія опредѣленіе "организаціи". Оно, какъ видимъ, одинаково прилагается и къ сложнѣйшимъ, и къ простѣйшимъ явленіямъ, и къ живой природѣ, и къ "неорганической". Оно показываетъ, что организація -- фактъ универсальный, что все существующее можно разсматривать съ организаціонной точки зрѣнія.

IX.

Но, повидимому, до сихъ поръ наши поиски ведутъ насъ только отъ загадки къ загадкѣ. Вотъ и теперь, у насъ получился порядокъ: мы принуждены отрицать священную основу здраваго смысла, формулу "дважды два -- четыре"; оказывается, что въ дѣйствительности если она и бываетъ вѣрна, то скорѣе по исключенію; по правилу же цѣлое бываетъ или больше, или меньше суммы своихъ частей; и математическая аксіома "цѣлое равно суммѣ своихъ частей" -- лини, предѣльная абстракція. Какимъ образомъ возможно все это?

Всего проще было бы отвѣтить такъ: это -- факты; а значитъ, и толковать нечего.-- Но изъ уваженія къ мудрости вѣковъ, постараемся, если не оправдать, то объяснить наше посягательство на священную основу.

Та же самая математика знаетъ множество случаевъ, гдѣ цѣлое не равно простой ариѳметической суммѣ своихъ частей, а и е въ ш е ея: таковъ, въ алгебрѣ, результатъ сложенія положительныхъ и отрицательныхъ величинъ; тамъ два со знакомъ плюсъ и два со знакомъ минусъ даютъ не 4, а 0; такова, въ теоріи векторовъ и кватерніоновъ "векторіальная" сумма; примѣромъ ея можетъ служить положеніе, что сумма двухъ сторонъ треугольника равна третьей его сторонѣ. Въ механикѣ, въ физикѣ выясняется реальный смыслъ этихъ формулъ: противоположно направленныя перемѣщенія тѣлъ, силы, скорости, соединяясь, уменьшаютъ другъ друга; вообще же при различныхъ направленіяхъ подобныя величины складываются по закону векторіальной суммы,-- такъ наз. "параллелограммъ" перемѣщеній, силъ, скоростей, и т. под. Все это, въ сущности, вещи очень обычныя, всѣмъ знакомыя изъ опыта: если разныя активности соединяются такъ, что становятся другъ для друга сопротивленіями, вполнѣ или отчасти, то ихъ практическая сумма соотвѣтственно уменьшается. Если направленія силъ противоположны, то онѣ всецѣло координированы или "сорганизованы" противъ общихъ имъ сопротивленій; въ промежуточныхъ комбинаціяхъ, напр. силы, дѣйствующія подъ угломъ, онѣ отчасти же взаимно усиливаются. Тутъ и для здраваго смысла загадки нѣтъ.

Но другой случай -- "цѣлое больше суммы частей"? Онъ легко объясняется черезъ предыдущій, если мы примемъ во вниманіе, что активности существуютъ и измѣряются не сами по себѣ, а и о отношенію къ какимъ-либо сопротивленіямъ, какъ и сопротивленія -- лишь по отношенію къ активностямъ. Возьмемъ самую простую иллюстрацію.

Два работника убираютъ камни съ поля. Физическая сила каждаго изъ нихъ выражается предѣльной величиною, допустимъ, 8 пудовъ. Но тамъ есть камни и по 10, 12, 14 пудовъ. По отношенію къ нимъ, работникъ индивидуально безсиленъ; т. е.. измѣренная объективно, по ея реальному эффекту, его активность, примѣненная къ нимъ, опредѣляется величиной нуль.-- Но вотъ оба работника соединяютъ свои силы. Соединеніе получится, конечно, несовершенное: они будутъ не только помогать, но отчасти и мѣшать другъ другу. Реальная сумма ихъ усилій въ предѣлѣ окажется, напр., 15 пудовъ. Но измѣренная по эффекту ея приложенія къ самымъ большимъ камнямъ, она больше единицы, тогда какъ то и другое слагаемое равнялись нулю. Цѣлое больше суммы частей, создался новый факторъ дѣйствія, тотъ, который Марксъ называлъ "механической силой массъ".

Активности работниковъ, хотя и несовершенно, сложились, а сопротивленія не складывались вовсе. Это, очевидно, самая благопріятная комбинація. Большей частью соотношеніе бываетъ менѣе благопріятнымъ: складываются и активность и сопротивленія. Такъ, если въ лодку сѣли два гребца, то не только больше прилагаемая сила, но больше и сопротивленіе: прибавляется вѣсъ лишняго тѣла, лодка садится глубже, треніе съ водой значительнѣе, и т. д. Достаточно, чтобы первая сумма была образована совершеннѣе, чѣмъ вторая, съ меньшей потерею; и тогда при наблюденіи объективныхъ результатовъ окажется, что цѣлое больше суммы частей, т. е. сочетаніе силъ организованное.

Чрезвычайно наглядныя подтвержденія той же мысли даетъ опытъ военнаго дѣла. Войны французовъ съ арабами и другими туземцами Сѣв. Африки показали, что при равномъ вооруженіи превосходство европейскаго солдата надъ противникомъ въ столкновеніяхъ одинъ-на-одинъ ничтожно и даже вообще сомнительно; но отрядъ въ двѣсти французскихъ солдатъ уже съ успѣхомъ могъ бороться противъ 300--400 арабовъ; а армія въ 10.000 французовъ.-- противъ 30--40 тысячъ туземцевъ. Цифры, конечно, болѣе чѣмъ приблизительныя; но общій характеръ соотношенія, несомнѣнно, таковъ, какъ онѣ выражаютъ: чѣмъ больше численность отрядовъ обѣихъ сторонъ, тѣмъ больше относительная сила европейскаго войска. Почему? Потому что комбинировать боевыя активности становится тѣмъ труднѣе, чѣмъ значительнѣе число боевыхъ элементовъ; и эту сложную задачу европейская тактика разрѣшаетъ лучше: благодаря ей, "складываніе" военныхъ силъ происходитъ совершеннѣе, полнѣе, съ меньшими "потерями суммированія", чѣмъ для другой стороны.

Аналогично объясненіе, которое приходится дать нашему примѣру съ магнитомъ и его оправой. По теоріи магнетизма, всѣ частицы мягкаго желѣза магнитны, всѣ обладаютъ "круговыми электрическими токами", обусловливающими магнитное дѣйствіе. Но при обычныхъ условіяхъ всѣ такіе элементарные магниты-частицы расположены безпорядочно, ихъ магнитныя дѣйствія скрещиваются по всѣмъ направленіямъ и взаимно уничтожаются. Въ магнитѣ, природномъ или искусственномъ, имѣется частичная "поляризація"; т. е. элементарные магниты повернуты, въ болѣе значительной части, въ одну сторону одинаковыми полюсами; и магнитныя дѣйствія, соотвѣтственно этому, складываются. Въ мягкомъ желѣзѣ магнитъ, въ свою очередь, вызываетъ такую же поляризацію, поворотъ магнитныхъ молекулъ или круговыхъ токовъ къ однородному направленію; часть активностей складывается, переставая быть другъ для друга сопротивленіями; получается организаціонный эффектъ -- увеличеніе суммы дѣйствія.

Такъ объясняется организаціонный парадоксъ. Мы живемъ въ мірѣ разностей: мы ощущаемъ только разности напряженій энергіи между внѣшней средою и нашими органами чувствъ; мы наблюдаемъ, мы измѣряемъ только разности между активностями и сопротивленіями. Если съ одной стороны рядъ активностей, а съ другой рядъ сопротивленій складываются не одинаково совершенно, то находимая въ опытѣ разность между обоими рядами окажется больше, чѣмъ результатъ сложенія прежнихъ отдѣльныхъ разностей: цѣлое больше суммы частей.

Точное опредѣленіе организованности таково, что это понятіе оказывается примѣнимымъ универсально, на всѣхъ ступеняхъ бытія, а не только въ области жизни: всюду, гдѣ могутъ комбинироваться тѣ или иныя активности, тѣ или иныя сопротивленія. Изъ опредѣленія слѣдуетъ, что абсолютно-неорганизованное невозможно въ опытѣ; если бы оно и существовало, то мы ничего о немъ не могли бы знать Въ самомъ дѣлѣ, представимъ себѣ, чѣмъ оно должно быть: это такое сочетаніе активностей, въ которомъ онѣ направлены вполнѣ безпорядочно, вплоть до малѣйшихъ, до безконечно-малыхъ своихъ элементовъ. Слѣдовательно, всѣ эти ихъ элементы между собою сталкиваются, являются другъ для друга сопротивленіями, и во всемъ своемъ безконечно-большомъ числѣ взаимно-парализуются, взаимно уничтожаются. Но тогда они не могутъ оказать никакого сопротивленія нашимъ усиліямъ: тутъ нечего ощущать и воспринимать; съ точки зрѣнія нашего опыта, это -- чистѣйшее "ничто".

Даже когда мы наблюдаемъ "дезорганизованныя" сочетанія, то они всегда получаются изъ организованныхъ частей; иначе эти части не были бы доступны опыту. И весь міровой процессъ необходимо является для насъ процессомъ организаціоннымъ. Это -- безконечно развертывающійся рядъ комплектовъ разныхъ формъ и степеней организованности, въ ихъ взаимодѣйствіи, въ ихъ борьбѣ или объединеніи.

XI.

Мы хотѣли объяснить себѣ поражающія "схематическія совпаденія" различныхъ методовъ и продуктовъ какъ человѣческой дѣятельности, такъ и природы. Для этого мы искали общаго характера всѣхъ этихъ процессовъ, сознательныхъ и стихійныхъ, и нашли его, а именно -- характеръ организаціонный. Тѣмъ самымъ опредѣлилась и основа изслѣдуемыхъ совпаденій: пути и способы организаціи, которые, какъ видимъ, для самыхъ несходныхъ элементовъ могутъ оказываться сходными.

Это чрезвычайно важный для насъ выводъ. Если человѣкъ опираясь на свое сознаніе, а природа помимо всякаго сознанія вынуждены въ своей организаціонной работѣ итти одними и тѣми же путями; если централистическій способъ организаціи приложимъ для людей въ обществѣ, для муравьевъ въ ихъ родовой коммунѣ, для свѣтилъ въ звѣздныхъ системахъ, для электроновъ въ атомахъ; если ритмъ и періодичность служатъ организующимъ моментомъ едва ли не для всѣхъ явленій міра, и т. д., и т. д.,-- то въ нашемъ опытѣ возможно установить гораздо больше единства, чѣмъ до сихъ поръ допускалось обыденнымъ и даже научнымъ мышленіемъ. Вдумаемся въ этотъ выводъ:

Эти самые разнообразные, самые далекіе одни отъ другихъ, качественно и количественно, элементы вселенной могутъ быть подчинены однимъ и тѣмъ же организаціоннымъ методамъ, организаціоннымъ формамъ.

Въ чемъ состоитъ тайна науки? Въ томъ, что несоизмѣриморазличные ряды явленій наука связываетъ такъ, что результатомъ являются предвидѣнье и цѣлесообразность. Мы видѣли, что въ ея корнѣ лежитъ тайна труда, практики. Въ поискахъ за рѣшеніемъ мы еще расширили вопросъ: человѣческую практику мы сопоставили со всей жизнью, со всѣмъ движеніемъ природы. Все это обобщилось для насъ одной -- организаціонной -- концепціей. И вотъ, оказалось, что обобщеніе наше не только формальное, не голая отвлеченность: оказалось, что за нимъ скрываются какія-то еще глубокія, универсальныя закономѣрности, примѣнимыя ко всѣмъ и всякимъ организаціоннымъ процессамъ, каковъ бы ни былъ ихъ дѣятель, каковы бы ни были элементы.

Не ясно ли, что мы уже нашли ключъ къ тайнѣ? Еще не самое рѣшеніе, конечно, а принципъ рѣшенія, прямой путь къ нему. Въ самомъ дѣлѣ, если самые различные способы организаціи связываются закономѣрной общностью, и если ей не препятствуетъ самое крайнее несходство элементовъ, то въ организаціонномъ объединеніи того, что казалось несоизмѣримымъ, нѣтъ принципіальной загадки.

Что касается конкретнаго и полнаго рѣшенія вопроса, то оно, очевидно, должно получиться въ результатѣ выясненія законовъ организаціи, законовъ, которые охватили бы всѣ области опыта, всѣ сочетанія всякихъ элементовъ. Словомъ, это рѣшеніе -- дѣло всеобщей организаціонной науки.

XII.

Всеобщей организаціонной науки до сихъ поръ не было. Между тѣмъ, она, очевидно, возможна, разъ возможны закономѣрности методовъ и формъ организаціи. Но она, кромѣ того, и необходима, потому что ея требуетъ сама жизнь.

Наше время характеризуется безпримѣрнымъ ростомъ и усложненіемъ организаціонныхъ задачъ, которыя человѣчеству приходится разрѣшать. Это относится ко всѣмъ областямъ его жизни. Колоссальное развитіе техники машиннаго производства привело къ созданію предпріятій, въ которыхъ тысячи и десятки тысячъ разнообразныхъ рабочихъ силъ соединяются съ массою спеціальныхъ орудій, матеріаловъ, машинъ, всякихъ приспособленій, простыхъ, сложныхъ, и сложнѣйшихъ. Въ наукѣ накопленіе опыта дошло до того, что изъ ея сотенъ отраслей большинство страдаетъ отъ чрезмѣрнаго количества фактическихъ данныхъ, отъ нагроможденія сырого матеріала, подавляющаго самихъ спеціалистовъ. Экономическая жизнь, съ ея анархіей производства, съ ея столкновеніями и сплетеніемъ интересовъ, представляетъ такой хаосъ противорѣчій, въ которомъ человѣкъ большей частью не въ силахъ даже оріентироваться. Все это надо систематизировать, координировать, организовать, и при томъ не по частямъ, а въ цѣломъ, въ масштабѣ всего общественнаго процесса...

Въ настоящее время неизбѣжность перехода къ организованно-трудовому строю общества сознается не только рабочимъ классомъ: смутно и противъ воли, но все же начинаютъ ощущать ее и другіе классы, и уже ищутъ способовъ осуществить этотъ переходъ въ своихъ интересахъ. Какой бы классъ ни выполнилъ необходимое преобразованіе, какія бы формы оно ни приняло -- единый міровой трестъ, или господство спеціалистовъ техники и науки, или рабочій коллективизмъ,-- гигантскіе размѣры и сложность организаціонной задачи остаются тѣ же. Требуется всю многомилліонную сумму дифференцированныхъ рабочихъ силъ общества планомѣрно связать со всей массою наличныхъ средствъ производства, при чемъ въ полномъ соотвѣтствіи съ этой системою должна находиться совокупность знаній и нормъ, воплощающихъ весь ея опытъ: тріединая, цѣлостная организація людей, вещей, идей.

Ясно, что она не можетъ быть построена иначе, какъ научнымъ путемъ. Чудеса нынѣшней техники основаны на комбинаціяхъ несравненно менѣе сложныхъ и трудныхъ; однако они возможны только благодаря методамъ и формуламъ математическихъ, естественныхъ, вообще спеціальныхъ наукъ, концентрировавшихъ, каждая въ своей области, опытъ человѣчества. Для разрѣшенія всеобъемлющей организаціонной задачи эти спеціальныя науки, очевидно, недостаточны, въ силу своего частичнаго характера, своей раздробленности. Тутъ необходима наука столь же всеобъемлющая, которая охватила бы въ его цѣломъ организаціонный опытъ человѣчества. Безъ такого собиранія, безъ такой систематизаціи этого опыта преобразованіе общества, устраняющее коренную анархію въ его строеніи, было бы утопіей, столь же наивной, какъ мечта о воздушныхъ корабляхъ до развитія механики и физики.

XIII.

До сихъ поръ исторія ставила передъ человѣчествомъ новыя задачи только тогда, когда онѣ были уже разрѣшимы для него. Но "разрѣшимая" еще не значитъ -- легкая. Развитіе новой, универсальной науки встрѣтитъ, особенно при первыхъ обоихъ шагахъ, огромныя препятствія. Ихъ главнымъ источникомъ будетъ спеціализація.

Спеціализація оказала и продолжаетъ оказывать человѣчеству величайшія услуги въ борьбѣ съ силами и тайнами природы. Но она создала также нѣкоторыя привычки мышленія, консервативныя и прочныя, способныя въ данномъ случаѣ сыграть роль вредныхъ предразсудковъ.

Спеціализація дробитъ поле труда и мысли, чтобы лучше имъ овладѣть. Но дробленіе означаетъ суженіе этого поля для работниковъ-спеціалистовъ,-- а вмѣстѣ съ тѣмъ и ограниченіе ихъ кругозора. Лучшіе представители науки давно поняли это и не разъ указывали на отрицательную сторону спеціализаціи. Въ занимающемъ насъ вопросѣ, къ несчастью, именно эта сторона неизбѣжно выступитъ на первый планъ.

Чѣмъ больше дробились и расходились между собою спеціальности, чѣмъ болѣе обособленно онѣ жили и развивались, тѣмъ сильнѣе укоренялась въ спеціалистахъ привычка разсматривать каждую отрасль опыта, какъ особый міръ съ особыми законами, а вмѣстѣ съ тѣмъ стремленіе охранять границы этого міра, склонность заранѣе считать всякую попытку перейти ихъ или нарушить -- за ненаучную и вредную фантазію. Какъ извѣстно, именно со стороны спеціалистовъ наибольшее сопротивленіе, часто ожесточенную борьбу встрѣчали тѣ открытія, которыя основывались на перенесеніи методовъ изъ одной спеціальной отрасли въ другую,-- которыя вели къ ихъ сближенію или сліянію.

Спеціализація теперь господствующій типъ развитія: если въ наукѣ она достигнетъ, можетъ быть, крайней степени, то вѣдь и въ обыденной практикѣ -- кто не "спеціализированъ" въ томъ или иномъ смыслѣ и степени? Оттого указанныя нами привычки-предразсудки распространены повсюду. Онѣ и мѣшали до сихъ поръ часто даже замѣтить, и особенно -- изслѣдовать многочисленныя, поразительныя совпаденія организаціонныхъ формъ и методовъ въ самыхъ отдаленныхъ одна отъ другой областяхъ жизни и опыта.

"Истинный", закоренѣлый спеціалистъ, если ему скажутъ, что возможно и слѣдуетъ установить общіе законы сочетаній, равно примѣнимые ко всякимъ безъ различія элементамъ, будемъ ли мы брать за такіе элементы звѣздные міры или электроны, людей или камни, представленія или вещи,-- вѣроятно, не станетъ даже возражать на столь явную нелѣпость, а только пожметъ плечами. По онъ будетъ неправъ, этотъ почтенный "филистеръ спеціальности" (такъ ихъ назвалъ Эрнстъ Махъ, знаменитый физикъ, физіологъ и философъ). Столь явная нелѣпость на дѣлѣ возможна, и доказательства искать недалеко -- въ той же, хотя и спеціализированной, наукѣ.

Существуетъ наука -- и, какъ разъ, самая точная,-- которая даетъ законы и формулы сочетаній для какихъ угодно элементовъ вселенной. Это -- математика. Въ ея схемахъ численные символы могутъ относиться ко всякимъ безразлично объектамъ -- звѣзднымъ мірамъ или электронамъ, людямъ или вещамъ, поверхностямъ или точкамъ,-- и законы счетныхъ комбинацій остаются одни и тѣ же. Для математики всѣ объективы сравнимы, всѣ подчинены однѣмъ и тѣмъ же формуламъ, какъ величины; для новой всеобщей науки всѣ они сравнимы, всѣ подчинены однимъ формуламъ, какъ организаціонные элементы {Математика стоитъ въ особомъ отношеніи къ организаціонной наукѣ: она, въ сущности, представляетъ одинъ ея, раньше другихъ развившійся, отдѣлъ. Къ сожалѣнію, я не могу здѣсь остановиться на этомъ интересномъ и важномъ вопросѣ. Подробнѣе о немъ, какъ и о другихъ основныхъ вопросахъ "науки будущаго", говорится въ моей большой печатающейся теперь работѣ: "Всеобщая организаціонная наука", часть I.}.

XIV.

Спеціализація порождаетъ еще одно, и очень крупное, затрудненіе на пути новой науки: это -- особый техническій языкъ каждой отрасли. Когда одни и тѣ же соотношенія выражаются разными символами, то мы неизбѣжно принимаемъ ихъ за разныя соотношенія и не можемъ ихъ обобщить. Но въ разныхъ отрасляхъ чрезвычайно часто одно и то же обозначается разными словами, и, наоборотъ, одни и тѣ же слова получаютъ разный смыслъ. Примѣровъ можно указать сколько угодно.

Все содержаніе политической экономіи сводится, по существу, къ изслѣдованію того, какъ люди приспособляются къ объективнымъ условіямъ труда. Но "приспособленіе" -- терминъ біологіи; а въ экономическихъ произведеніяхъ его рѣдко даже встрѣтишь; тамъ, вмѣсто: "человѣкъ экономически приспособляется", говорятъ, "человѣкъ дѣйствуетъ сообразно хозяйственной выгодѣ".-- Коренное единство феодальныхъ формъ у всѣхъ народовъ долго скрадывалось отъ историковъ благодаря тому, что феодалы въ однѣхъ странахъ назывались сеньорами, въ другихъ -- удѣльными князьями, въ третьихъ -- кшатріями, и т. д. Мелкіе боги католицизма называются святыми, и потому католицизмъ, вопреки своему объективному характеру, до сихъ поръ многими причисляется къ религіямъ единобожія: спеціалисты но католической теологіи слишкомъ рѣдко знали сколько-нибудь серьезно теологіи "языческія".-- Но особенно яркую иллюстрацію нашей мысли даетъ какъ разъ понятіе "организовать". Оно чуть не въ каждой отрасли труда и познанія выражается иначе.

О людяхъ, о коллективѣ обыкновенно говорится: "организовать", объ условіяхъ, о движеніяхъ чаще -- "координировать", о знаніяхъ, фактахъ -- "систематизировать". Когда трудъ организуетъ элементы, взятые изъ внѣшней природы, въ планомѣрное цѣлое, это называютъ въ однихъ случаяхъ: "произвести" продуктъ, въ другихъ -- просто: сдѣлать" его; если же продуктомъ является зданіе, машина, то -- "построить". Организовать разные элементы жизни, мысли, чувства въ эстетическое цѣлое -- обозначается: "создать" художественное произведеніе, "сочинить" романъ. Во многихъ спеціальностяхъ то же общее понятіе находитъ выраженіе въ терминахъ частичныхъ операцій: "написать" книгу (подразумѣвается вся работа мысли и воли, а отнюдь не только движенія писца), "нарисовать" картину, "сшить" костюмъ (планъ, моделированіе костюма, кройка, примѣрка и пр.,-- большая организаціонная работа, а отнюдь не одно сшиваніе ткани) и т. под.

Намъ показались бы, конечно, смѣшными сочетанія словъ: "организовать" машину, зданіе, книгу, картину, костюмъ. Но это -- дѣло привычки, а привычка не доказательство. Намъ не смѣшны выраженія: "построить теорію", "построить партійную организацію", "произвести реформу", и т. под. Въ каждомъ изъ спеціальныхъ выраженій "координировать", "построить", "сочинить", и т. д., безъ сомнѣнія, есть особый оттѣнокъ, указывающій на ту или иную спеціальную технику организаціоннаго процесса. Но этотъ оттѣнокъ вполнѣ опредѣляется въ указаніи на организуемый объектъ: понятно, что строить домъ, строить теорію и строить партію приходится технически разными пріемами, а также разными создавать поэму, картину, статую, костюмъ; незачѣмъ еще другой разъ указывать то же самое въ глаголѣ: это плеоназмъ, и плеоназмъ вредный, мѣшающій обобщенію.

Множественность спеціальныхъ словесныхъ обозначеній -- одно изъ важнѣйшихъ условій, препятствовавшихъ обобщенію организаціоннаго опыта, его объединенію въ форму универсальной науки.

XV.

Насколько, въ дѣйствительности, будетъ нова эта наука? Ея матеріаломъ будетъ весь организаціонный опытъ, и прежде всего, конечно, старый опытъ, накопленный человѣчествомъ, но только существующій въ разрозненномъ видѣ, не собранный, не разработанный. Ея методы будутъ тѣ же методы старыхъ наукъ: индуктивное обобщеніе, основанное на сводкѣ наблюденій и, гдѣ возможно, на точныхъ экспериментахъ; отвлеченная символизація; дедукція. Новой окажется лишь точка зрѣнія, воплощающаяся въ самой постановкѣ задачи, и планомѣрная работа надъ этой задачею.

Но такъ ли нова и точка зрѣнія? Къ счастью, она тоже имѣетъ свое прошлое, свои многочисленные зародыши и прообразы.

Первый изъ нихъ заключается въ самой человѣческой рѣчи, точнѣе -- въ томъ ея принципѣ, который Максъ Мюллеръ назвалъ "основной метафорой". Рѣчь возникла изъ "трудовыхъ междометій", непроизвольныхъ звуковъ, сопровождавшихъ разные акты труда; и первыя слова были обозначеніемъ только человѣческихъ трудовыхъ дѣйствій. Универсальнымъ выраженіемъ опыта рѣчь могла сдѣлаться лишь благодаря тому, что тѣ же слова стали примѣняться для обозначенія аналогичныхъ стихійныхъ дѣйствій, происходившихъ въ природѣ. Напр., слово, выражающее актъ разбиванія, дробленія предметовъ въ производствѣ, охотѣ, войнѣ, стало относиться и къ дѣйствію лавины, разбивающей, дробящей разные предметы въ своемъ паденіи; или слово, означающее актъ копанія, рытья,-- къ дѣйствію потока, прорывающаго себѣ новое русло, и г. под. Черезъ величайшее различіе, какое имѣется въ опытѣ,-- различіе человѣка и внѣшней природы, сознательности и стихійности, языкъ уловилъ и призналъ принципіальное единство соотношеній. Не ясно ли, что здѣсь, въ скрытомъ видѣ, уже есть начало новой, всеобъединяющей точки зрѣнія?

Далѣе, она же выступаетъ еще опредѣленнѣе въ "народной мудрости", съ ея пословицами, притчами, баснями и пр. Какая-нибудь пословица: "въ единеніи сила", и ли соотвѣтствующая ей притча о вѣникѣ и прутикахъ объединяетъ огромную массу организаціоннаго опыта, относящагося къ комбинированію активностей и сопротивленій во всѣхъ, самыхъ различныхъ областяхъ опыта: въ жизни человѣческихъ коллективовъ, въ сферѣ техническихъ сочетаній разныхъ матеріаловъ и энергій, въ группировкѣ знаній и мыслей, и т. д. Почти такую же массу, и столь же разнообразнаго, опыта дезорганизаціоннаго охватываетъ, въ своей наивно-образной формѣ, пословица "гдѣ тонко, тамъ и рвется": всякая система начинаетъ дезорганизоваться съ пункта наименьшаго сопротивленія, будетъ ли это организація людей, или живое тѣло, или орудіе, или ткань, и т. д.-- Нѣтъ надобности продолжать примѣры. Здѣсь передъ нами дѣйствительное, -- но до-наунное и потому не-научное -- выполненіе той задачи, которую ставитъ наша новая наука.

XVI.

Въ большей мѣрѣ прообразомъ, чѣмъ зародышемъ новой науки, является старая философія. Отыскивая единство міра, она не понимала, что оно можетъ быть установлено только какъ единство организаціонныхъ методовъ и формъ; она представляла единство фетишистически-отвлеченно. Но въ свои построенія она старалась вносить научную широту и методичность; поэтому она подготовила немало матеріала для новой пауки.

Одно изъ философскихъ построеній стоитъ особенно близко къ новой точкѣ зрѣнія. Это -- діалектика Гегеля. Гегель хотѣлъ установить универсальный методъ "развитія" для вселенной въ ея цѣломъ и въ ея частяхъ. Подъ "развитіемъ" онъ, въ сущности, понималъ методъ или путь организаціи всевозможныхъ системъ. Но гегелевская діалектика не была на дѣлѣ универсальною, потому что взята изъ ограниченной сферы -- отвлеченнаго мышленія. Не была универсальною и позднѣйшая варіація діалектики -- матеріалистическая. Но глубина и широта замысла обусловила огромное историческое вліяніе діалектики на развитіе научной мысли.

XVII.

Новая наука должна родиться изъ нынѣшней науки. Весь ея матеріалъ, всѣ ея методы должны быть изслѣдованы съ новой точки зрѣнія.

И самой нынѣшней наукѣ эта точка зрѣнія не такъ чужда. Съ разной степенью опредѣленности она выступаетъ во многихъ теоріяхъ, связывающихъ наиболѣе отдаленныя одна отъ другой области бытія, наиболѣе разнообразныя формы явленій. Таковы особенно теоріи общей физики. И не только теоріи. Даже среди отдѣльныхъ экспериментовъ есть настолько проникнутые этой точкою зрѣнія, что ихъ скорѣе можно отнести ко всеобщей организаціонной наукѣ, чѣмъ къ какой-либо изъ спеціальныхъ наукъ.

Вотъ примѣры. Канто-лапласовская теорія происхожденія міровъ находитъ опору въ формахъ планетныхъ туманностей, кольцахъ Сатурна, и также въ извѣстномъ опытѣ Плато. Жидкій масляный шаръ въ смѣси двухъ другихъ жидкостей, имѣющей одинаковый съ нимъ удѣльный вѣсъ, будучи приведенъ во вращеніе, воспроизводить форму кольца Сатурна. По методу -- опытъ физическій; по цѣли -- космологическій. Куда его отнести? И по составу, и по условіямъ среды, что общаго между гигантской туманностью изъ разрѣженнѣйшаго газа въ пустомъ эѳирѣ и маслянымъ шарикомъ въ жидкости? Но есть общая закономѣрность въ процессахъ строительныхъ, T. е.-- организаціонныхъ.

Витали приготовлялъ "искусственныя клѣтки" изъ пѣнистой или эмульсіонной смѣси, не имѣющей по химическому составу ничего общаго съ живой протоплазмой. Эти клѣтки воспроизводили переливающіяся движенія живыхъ амебъ; этимъ рѣшается вопросъ о физическомъ строеніи протоплазмы. Что это за опытъ? Отнести его къ молекулярной физикѣ? Но вопросъ, о которомъ идетъ дѣло, біологическій. Къ біологіи? Но объектъ опыта -- вовсе не живыя тѣла. Это, несомнѣнно, экспериментъ изъ области законовъ организаціи вообще.

Чтобы выяснить возможное расположеніе электроновъ въ атомѣ, современные физики строятъ модели съ электро-магнитомъ или наэлектризованнымъ кондукторомъ и плавающими маленькими магнитами или токами. Ясно, насколько несоизмѣримы такія модели, съ тѣмъ, что онѣ изображаютъ. Значитъ ли это, что опыты нелѣпы? Нѣтъ, потому что смыслъ ихъ -- въ принципахъ строенія, въ принципахъ міровой организаціи.

Нынѣшняя наука полна элементовъ науки будущаго.

-----

Наука есть коллективизмъ опыта.

Исторія поставила передъ нашимъ поколѣніемъ необходимую задачу: обобщить и обобществить организаціонный опытъ человѣчества. Задача трудна, матеріалъ ея подавляюще-громаденъ, самыя прочныя традиціи прошлаго ей враждебны.

Что же! значитъ, эта задача не для робкихъ и слабыхъ и не для людей прошлаго...

А. Богдановъ.

"Современникъ", кн. VIII, 1913 г.