Брюсов Валерий Яковлевич - Письмо к А. А. Коринфскому

Встречи с прошлым. Выпуск 3

М., "Советская Россия", 1978

"ГОРОД И КАМНИ ЛЮБЛЮ..."

(Письмо В. Я. Брюсова к А. А. Коринфскому)

Публикация Ю. А. Красовского

В 1894 году в Москве вышел сборник "Русские символисты", выпуск 1. На титульном листе был" указаны две фамилии -- Валерий Брюсов и А. Л. Миропольский. В сборнике было опубликовано 18 стихотворений Брюсова -- его первые поэтические опыты. Вскоре за первым выпуском вышли второй и третий. Сборники "Русские символисты" были программными выступлениями новой поэтической школы русских символистов, декларировавших новую, необычную и непривычную для того времени поэтическую стилистику, причем делалось это в достаточно вызывающей и парадоксальной форме. Напомним хотя бы ставшую тогда же широко известной брюсовскую строку "О, закрой свои бледные ноги...".

"Русские символисты",-- писал впоследствии Брюсов в своей автобиографии,-- вызвали совершенно несоответствующий им шум в печати. Посыпались десятки, а может быть, и сотни рецензий, заметок, пародий, и, наконец, их высмеял Вл. Соловьев, тем самым сделавший маленьких начинающих поэтов, и прежде всего меня, известными широким кругам читателей... Если однажды утром я и не проснулся "знаменитым", как некогда Байрон, то, во всяком случае, быстро сделался печальным героем мелких газет и бойких, неразборчивых на темы, фельетонистов" ("Русская литература XX века", т. I. М., 1914, стр. 109).

В No 21 журнала "Север" за 1894 год появилась рецензия на сборник "Русские символисты", в которой были такие безапелляционные строки: "Если все это не чья-нибудь остроумная шутка, если господа Брюсов и Миропольский не вымышленные, а действительно существующие в Белокаменной лица, то им дальше парижского бедлама или петербургской больницы св. Николая идти некуда". Говоря о "парижском бедламе" и "больнице св. Николая", автор рецензии имел в виду больницы для душевнобольных, дома для сумасшедших. Рецензия принадлежала Аполлону Аполлоновичу Коринфскому (1868--1936), поэту, переводчику, уже успевшему выпустить несколько сборников стихов и усиленно печатавшемуся в самых разнообразных журналах и газетах, благодаря чему его имя получило довольно широкую известность в литературных кругах того времени. В связи с этой рецензией и другими разгромными отзывами о "Русских символистах" в своем "Дневнике" Брюсов 13 декабря 1895 года писал: "Может быть, хорошо, что меня "не признают". Если б ко мне отнеслись снисходительно, я был бы способен упасть до уровня Коринфских и плясать по чужой дудке" (Валерий Брюсов. Дневники. М., 1927, стр. 23). Таким образом, молодой Брюсов довольно критически относился уже тогда к поэзии плодовитого Коринфского, явно усматривая в ней поэтическую несамостоятельность.

Личное знакомство Брюсова со своим рецензентом состоялось в 1898 году, когда Брюсов приехал в Петербург и стал посещать известного поэта К. К. Случевского. У Случевского обычно по пятницам собирались писатели, читали свои произведения. "Пятницы" Случевского были широко известны в литературной среде. На одной из этих "пятниц" Брюсов встретился с Коринфским. В своем "Дневнике" Брюсов записывает 11 декабря: "От Случевского вышли мы впятером -- я, Бальмонт, Сафонов, Коринфский, Мазуркевич". На следующий день 12 декабря Брюсов снова встретился с Коринфским, у Федора Сологуба; по его словам, Коринфский "робко извинялся" за свою рецензию. Следующая встреча состоялась в марте 1899 года во время новой поездки Брюсова в Петербург, опять-таки на "пятнице" у Случевского. "После вечера мы трое -- я, Бальмонт и Коринфский,-- писал Брюсов,-- блуждали до 6 час. утра... Постыдно было, что я забывал поднесенный мне Коринфским "Гимн Красоте" во всех притонах, и Коринфский должен был сам напоминать мне о нем" ("Дневник", стр. 66--67).

Публикуемое письмо Брюсова к Коринфскому (ф. 2657, оп. 2, д. 205) как бы является продолжением этого свидания; оно целиком посвящено оценке стихотворного сборника Коринфского "Гимн Красоте" (СПб., 1899). В нем Брюсов в очень вежливой форме и внешне доброжелательном тоне выступает как взыскательный литературный критик, нетерпимо относящийся к любой форме эпигонства и несамостоятельности в поэзии. Он требует от поэта большой ответственности за свою литературную продукцию. "Надо, чтобы каждый новый сборник был безмерно выше прежнего, и все выше, все лучше, так до без конца, до старости и смерти". Это очень важное программное заявление Брюсова. Значение публикуемого письма Брюсова также в том, что оно является в какой-то мере одним из первых его критических опытов.

В письме Брюсов говорит о своих литературных вкусах и симпатиях; любопытно упоминание о его интересе к урбанистическим мотивам в стихотворении немецкого писателя Арно Гольца, переведенном Коринфским. "Я верю тому же, я люблю кирпичные фабричные трубы, и слишком высокие, слишком населенные дома, и весенний грохот экипажей",-- пишет он и далее цитирует строки из своего стихотворения "Я люблю большие дома". Это своеобразный символ веры молодого Брюсова.

И в то же время в этом же письме есть строки, посвященные русскому пейзажу ("Иное мне очень близко"). Может показаться неожиданным интерес "урбаниста" Брюсова к книге Коринфского "Бывальщины и картины Поволжья" (СПб., 1899), в значительной степени посвященной русскому народному фольклору. Однако, по-видимому, этот интерес был для Брюсова не случайным, и в более поздние годы он нашел свои отзвуки в его поэзии.

Таким образом, письмо Брюсова к Коринфскому, несмотря на свои более чем скромные размеры,-- интересный и содержательный документ, отражающий литературную жизнь конца прошлого века, говорящий о двух современниках, о двух поэтах, начинавших свой путь почти одновременно. Но масштабы их поэтического дарования оказались несоизмеримыми; лучший судья -- время --все поставило на свое место. Безусловно талантливый, многообещавший, но многословный Коринфский не стал большим поэтом. Брюсовский отзыв, к сожалению, не помог ему найти самого себя, свой самостоятельный путь в литературе. Выпуская книгу за книгой, сборник за сборником (значительно чаще, чем Брюсов), он постепенно мельчал, повторялся и медленно, но верно сходил с литературной арены. После 1917 года он окончательно умолк. Умер Коринфский в 19,36 году в Калинине, Поэтическая судьба Брюсова сложилась иначе; он стал одним из выдающихся мастеров русской поэзии.

-----

2 апр. 99.

Привет!

Жалею, что встреча наша в Петербурге была такой условной. Хочу написать Вам о Вашей книге. Да, она лучше, выше прежних Ваших книг, но не во всем, а это дурно. Надо, чтобы каждый новый сборник был безмерно выше прежнего, и все выше, все лучше, так до без конца, до старости и смерти. Разве можно жить, если наступающий миг не осуждает и не отвергает ускользнувший.

Вы знаете, два стихотворения, которые запомнились мне живее других,-- это "Песнь абсента" и -- "Нарва". "Нарва" хороша очень, правда, немного напоминает Верлена, но стихи сжатые и уверенные, разом выдвигающие стены города. Потом не забуду я многие стихи, говорящие о лесе, о полях, изредка о взморье. И белых ромашек полотна, и листва расцветающей липы, и особенно сосны молчаливые. В отделе, где сосны, иное мне очень близко.

Утру молятся сосны столетние.

-----

Тени бегут от теней

-----

Шорохами, шумами

Вся окружена,--

Над лесными думами

Всходит тишина...

Только зачем называть сосны "пальмами"! Это не похвала, не украшение нашим родным соснам.

Стихи, где вы говорите о себе, я прочел с вниманием и думал о них. Ярче среди них "Смутное предчувствие чего-то" и ему созвучные. Но убежден я, что в них Вы скользите лишь по поверхности души, глядитесь в нее, как в зеркало, а не как в прозрачную глубь воды. Догадаетесь Вы, что мне близки иные Ваши размеры, вернее, попытки размеров, и переводы (Роденбах, конечно), и замыслы, как "Зимний день, зарей рожденный". Но не знаю, угадаете ли, что близок мне и перевод "Поэзии" Гольца. Я верю тому же, я люблю кирпичные фабричные трубы, и слишком высокие, слишком населенные дома, и весенний грохот экипажей.

Город и камни люблю.

Грохоты его и шумы певучие.

А в заключение тот же упрек к Вам, который повторяют Вам все и все: Вы пишете слишком много. Эту книгу "Гимн Красоте" можно бы сжать в 10--15 стихотворениях, было бы вернее и более сильно. Неужели Вы не ищете путей, чтобы избегать тех бледностей, тех ненужностей, которые ведь видите же Вы в стихах! Я верю, что Вы их победите, ибо многое уже победили.

Книгой Вашей "Бывальщины" очень интересуюсь, не оставьте меня, если напечатаете; буду рад.

Ваш душою
Валерий Брюсов