Четыре стиховторения Бодлер Шарль Французская поэзия в переводах русских поэтов 10-70-х годов XX века: Сборник М.: ОАО Издательство "Радуга", 2005 Charles Baudelaire Au Lecteur La sottise, l'erreur, le péché, la lésine, Occupent nos esprits et travaillent nos corps, Et nous alimentons nos aimables remords, Comme les mendiants nourrissent leur vermine. Nos péchés sont têtus, nos repentirs sont lâches; Nous nous faisons payer grassement nos aveux, Et nous rentrons gaiement dans le chemin bourbeux, Croyant par de vils pleurs laver toutes nos taches. Sur l'oreiller du mal c'est Satan Trismégiste Qui berce longuement notre esprit enchanté, Et le riche métal de notre volonté Est tout vaporisé par ce savant chimiste. C'est le Diable qui tient les fils qui nous remuent! Aux objets répugnants nous trouvons des appas; Chaque jour vers l'Enfer nous descendons d'un pas, Sans horreur, à travers des ténèbres qui puent. Ainsi qu'un débauché pauvre qui baise et mange Le sein martyrisé d'une antique catin, Nous volons au passage un plaisir clandestin Que nous pressons bien fort comme une vieille orange. Serré, fourmillant, comme un million d'helminthes, Dans nos cerveaux ribote un peuple de Démons, Et, quand nous respirons, la Mort dans nos poumons Descend, fleuve invisible, avec de sourdes plaintes. Si le viol, le poison, le poignard, l'incendie, N'ont pas encor brodé de leurs plaisants dessins Le canevas banal de nos piteux destins, C'est que notre âme, hélas! n'est pas assez hardie. Mais parmi les chacals, les panthères, les lices, Les singes, les scorpions, les vautours, les serpents, Les monstres glapissants, hurlants, grognants, rampants, Dans la ménagerie infâme de nos vices, Il en est un plus laid, plus méchant, plus immonde! Quoiqu'il ne pousse ni grands gestes ni grands cris, Il ferait volontiers de la terre un débris Et dans un bâillement avalerait le monde; C'est l'Ennui! -- l'œil chargé d'un pleur involontaire, Il rêve d'échafauds en fumant son houka. Tu le connais, lecteur, ce monstre délicat, - Hypocrite lecteur, -- mon semblable, -- mon frère! 1855 Шарль Бодлер Читателю Ошибки, глупости, падения, пороки Насилуют наш ум и наше тело жрут; Мы кормим совести ленивые упреки, Как кормит вшей своих в ночлежке нищий люд. В грехах настойчивы, в раскаяньях ленивы, Мы требуем себе за исповедь наград; И снова шлепаем по грязи торопливо, Дешевою слезой смочив себя стократ. На изголовье зла баюкает и холит Наш ум сам Трисмегист, верховный Сатана, - И металлическая твердость нашей воли Премудрым химиком в труху превращена. Поводья наши Черт себе на пальцы нижет, К отвратным пакостям нацеливши наш шаг; И к Аду, что ни день, подходим мы все ближе, Беспечно шествуя через зловонный мрак. Как нищий потаскун, в припадке вожделенья, Изношенную плоть старухи страстно мнет, Так мимоходом мы воруем наслажденья, Укрыв за пазухой их высосанный плод. Мильонами глистов шевелится, роится В нас племя Демонов, густея что ни час; И с каждым вздохом Смерть к нам в легкие струится, Незримою рекой точа уныло нас. И если яд, кинжал, огонь, насилье краше Не могут расцветить обыденной канвы Неизменяемых, унылых судеб наших, Так значит, робкая душа у нас, -- увы! Перевод А. Эфроса 1954 Correspondances La Nature est un temple où de vivants piliers Laissent parfois sortir de confuses paroles; L'homme y passe à travers des forêts de symboles Qui l'observent avec des regards familiers. Comme de longs échos qui de loin se confondent Dans une ténébreuse et profonde unité, Vaste comme la nuit et comme la clarté. Les parfums, les couleurs et les sons se répondent. Il est des parfums frais comme des chairs d'enfants, Doux comme les hautbois, verts comme les prairies. -- Et d'autres, corrompus, riches et triomphants, Ayant l'expansion des choses infinies, Comme l'ambre, le musc, le benjoin et l'encens, Qui chantent les transports de l'esprit et des sens. 1857 Соответствия Природа -- это храм, где строй живых колонн Перекликается чуть приглушенным хором, И, чащей символов объят со всех сторон, Проходит человек под ласковым их взором. Как эхо эху шлет протяжный свой ответ В повторном тождестве начала и развязки, Всеобнимающем, как ночь и как расе вег, - Так сродны запахи, созвучия и краски. Есть запахи свежей, чем детские тела, Нежней, чем пенье флейт, и зеленее прерий, И есть торжественные, как колокола, Исполненные тайн, преданий и поверий: То -- запах мускуса, корицы, амбры, сот, В которых ярость чувств и разума живет. Перевод А. Эфроса 1954 Spleen Pluviôse, irrité contre la ville entière, De son urne à grands flots verse un froid ténébreux Aux pâles habitants du voisin cimetière Et la mortalité sur les faubourgs brumeux. Mon chat sur le carreau cherchant une litière Agite sans repos son corps maigre et galeux; L'âme d'un vieux poète erre dans la gouttière Avec la triste voix d'un fantôme frileux. Le bourdon se lamente, et la bûche enfumée Accompagne en fausset la pendule enrhumée, Cependant qu'en un jeu plein de sales parfums, Héritage fatal d'une vieille hydropique, Le beau valet de cœur et la dame de pique Causent sinistrement de leurs amours défunts. 1851 Les Fleurs du Mal, Spleen et Idéal Cплин Плювьоз, хрипун, брюзга, кому весь свет не мил. Из урн своих туман холодным льет разливом На бледных жителей погостов и могил И мстит болезнями предместиям строптивым. Мой кот на кафелях, не находя подстил, Бессонно ерзает скелетом шелудивым; А призрак старого поэта, что здесь жил, Гудит сквозь водосток чувствительным мотивом. Шмель нудно плачется; дымя, дрова шипят; Осипший маятник им вторит невпопад; А средь колоды карт, замусленных и бурых, К которым дряблый нос подагрика приник, Ловкач, -- валет червей, -- и злюка, -- дама пик, - Судачат о своих стариннейших амурах. Перевод А. Эфроса 1954 Spleen Je suis comme le roi d'un pays pluvieux, Riche, mais impuissant, jeune et pourtant très vieux, Qui, de ses précepteurs méprisant les courbettes, S'ennuie avec ses chiens comme avec d'autres bêtes. Rien ne peut l'égayer, ni gibier, ni faucon, Ni son peuple mourant en face du balcon. Du bouffon favori la grotesque ballade Ne distrait plus le front de ce cruel malade; Son lit fleurdelisé se transforme en tombeau. Et les dames d'atour, pour qui tout prince est beau, Ne savent plus trouver d'impudique toilette Pour tirer un souris de ce jeune squelette. Le savant qui lui fait de l'or n'a jamais pu De son être extirper l'élément corrompu, Et dans ces bains de sang qui des Romains nous viennent, Et dont sur leurs vieux jours les puissants se souviennent, Il n'a su réchauffer ce cadavre hébété Où coule au lieu de sang l'eau verte du Léthé. 1857 Les Fleurs du Mal. Spleen et Idéal Сплин Я словно царь страны, туманами обильной: Он юн, но он уж дряхл, -- богатый, но бессильный; Весь этикет двора в ничто им превращен, Лишь сворою собак устало занят он: Его нельзя развлечь ни соколиным гоном, Ни умирающим народом пред балконом; Его любимый шут злоречием баллад Не вызывает в нем уже былых отрад; Его постель с гербом -- угрюмее могилы; Прелестницы, кому любые принцы милы, Не в силах изобресть такой наряд срамной, Чтоб на него смешком ответствовал больной; Алхимик, что монарха золотом снабжает. Лекарств, чтоб излечить недуг его, не знает: И ванны римские, где человечья кровь Державным дряхлецам дарует силы вновь, Не могут прекратить коснения скелета, Затем, что в нем не кровь, а мертвенная Лета. Перевод А. Эфроса 1954