Безобразов Владимир Павлович - Село Лысково и город Макарьев

Село Лысково и городъ Макарьевъ.
(Изъ путевыхъ воспоминаній.)

Чрезвычайно характеристическимъ мѣстомъ не только въ отношеніи къ Нижегородской губерніи, Волгѣ и Московской промышленной области, но и по всему великороссійскому населенію Россіи представлялось намъ знаменитое село Лысково, въ которое мы, предпринимая путешествіе по 10 губерніямъ, окружающимъ Москву, прежде всего и отправились изъ Нижняго по Волгѣ. Лысково лежитъ на правомъ (нагорномъ) берегу Волги (около 90 верстъ ниже Нижняго), въ Макарьевскомъ уѣздѣ, при устьѣ р. Сундовика, насупротивъ г. Макарьева (на лѣвомъ берегу Волги).

Нельзя сперва не упомянуть о великомъ историческомъ значеніи этого пространства волжскаго пути между Нижнимъ-Новгородомъ и Макарьевомъ и Лысковомъ,-- прошедшее этихъ мѣстъ находится въ тѣсной связи съ нынѣшнею ихъ жизнью. Это пространство лежало также, какъ и большая часть всей Нижегородской губерніи, на окраинѣ древней Руси и даже за нею потомъ не скоро вошло въ составъ русскихъ земель; здѣсь уже начиналась территоріи Великаго Болгарскаго (Прикамскаго) царства, границы котораго, вмѣстѣ съ его историческою судьбой, еще весьма для насъ смутны. Несомнѣнно кажется только то, что еще въ началѣ нашей государственной исторіи прибрежья Волги были заселены здѣсь финнами и что въ этой части великаго воднаго пути, соединяющаго Востокъ съ Западомъ, Азію съ Европой, была историческая сцена самой упорной и самой продолжительной борьбы Руси,-- борьбы вооруженной и мирной, торговой и культурной,-- за свое существованіе противъ всѣхъ безчисленныхъ восточныхъ враговъ. Здѣсь въ теченіе многихъ вѣковъ шелъ непрерывный бой Русской земли, Ростово-Суздальской и потомъ Московской, противъ финновъ (мордвы), болгаръ и, наконецъ, татаръ. Здѣсь долго происходило одно изъ самыхъ энергическихъ дѣйствій того всемірно-историческаго процесса, въ которомъ славяно-русское племя и въ его лицѣ Европа и ея арійская раса осиливали Азію и всѣ несмѣтныя азіятскія (монгольскія) племена -- всю эту "погань" нашей исторіи. Нижній-Новгородъ былъ поставленъ суздальскими князьями въ "низовской" приволжской землѣ, какъ форпостъ этой многовѣковой борьбы, при сліяніи Волги съ Окою, въ узлѣ главныхъ водныхъ и торговыхъ путей средневѣковой Россіи. Побѣдоносные результаты этой исторической борьбы нынѣ на-лицо: всѣ прибрежныя народонаселенія на этомъ протяженіи Волги носятъ на себѣ чистѣйшій великороссійскій типъ. Здѣсь нѣтъ ни малѣйшій тѣни никакихъ финнскихъ, ни другихъ азіатскихъ примѣсей, которыхъ не мало въ другихъ мѣстностяхъ Нижегородской губерніи.

Борьба племенныхъ стихій, какъ и всякая историческая борьба, вырабатываетъ мощь народнаго характера и всѣ силы культуры. Не даромъ прошла для жизни прибрежныхъ народонаселеній въ этой части Волги упомянутая историческая работа славяно-русскаго духа надъ варварствомъ Азіи.

Въ этой работѣ промышленность и торговля, подчиняя себѣ богатства Востока и воспитывая его племена въ понятіяхъ мирной гражданской жизни, испоконъ вѣку играли не меньшую роль, чѣмъ завоеванія русскаго оружія. Теперь, благодаря всѣмъ необыкновенно благопріятнымъ мѣстнымъ условіямъ, торговля и промышленность здѣсь господствуютъ: развитіе встрѣчнаго судоходства (взводнаго и сплавнаго), которое едва ли гдѣ-нибудь на Волгѣ такъ сильно, какъ здѣсь, и кипучая промышленная и торговая дѣятельность прибрежныхъ населеній придаютъ этому пространству волжскаго пути такое же оживленіе, хотя и въ совершенно противоположномъ (мирномъ) духѣ, какое оно имѣло въ періоды средневѣковыхъ войнъ и разбойничьихъ поволжскихъ набѣговъ. Здѣсь и теперь одно изъ самыхъ бойкихъ мѣстъ встрѣчи Запада съ Востокомъ и отсюда главнѣйше, по великому водному пути, все болѣе и болѣе расширяются въ глубину Азіи мирныя завоеванія русской промышленности и торговли.

Во всемъ этомъ историческомъ движеніи русскаго племени къ овладѣнію варварствомъ Азіи и въ мирной, просвѣтительной съ нимъ борьбѣ могущественною силой служила также христіанская проповѣдь: въ одно время съ русскими войсками, крѣпостяни и торговыми центрами распространялись по бассейну Волги, на языческій и потомъ магометанскій Востокъ, православные русскіе монастыри и бились за христіанское европейское просмѣщеніе сподвижники и мученики вѣры.

Рѣзкими и глубокими слѣдами всего этого историческаго прошлаго запечатлѣли тѣ прибрежья Волги, къ которымъ была направлена настоящая наша поѣздка. Кромѣ многихъ другихъ историческихъ слѣдовъ, о которыхъ мы, отчасти, упомянемъ, главный изъ нихъ заключается, безъ сомнѣнія, въ сильномъ промышленномъ и торговомъ развитіи здѣшнихъ народонаселеній, воспитанномъ многими вѣками бурной исторической жизни.

Самыми рельефными памятниками всей этой отжившей старины и, вмѣстѣ съ тѣмъ, самыми яркими выразителями новѣйшихъ движеній ливни служатъ городъ Макарьевъ и село Лысково. Первый погибъ, а второе разцвѣло подъ напоромъ этихъ движеній.

Макарьевъ, близъ впаденіи рѣки Керженца въ Волгу, возникъ изъ монастыря (Желтоводскаго, отъ "желтыя воды" или лучше отъ желтыхъ песковъ, мелей, здѣсь накопляющихся въ рѣкѣ), воздвигнутаго, около половины или въ концѣ XIV столѣтія, нижегородскимъ инокомъ Св. Макаріемъ. Онъ былъ разрушенъ татарами въ 1439 г. и возобновленъ въ 1624 г. муромскимъ инокомъ Авраміемъ. Послѣ того онъ еще разъ потерпѣлъ погромъ отъ разбойничьяго набѣга Стеньки Разина. Нынѣ этотъ монастырь упраздненъ. Издавна, съ стеченіемъ огромныхъ массъ поклонниковъ, завелся при Макарьевскомъ или Желтоводскомъ монастырѣ ярмарочный торгъ, который почитается началомъ Нижегородской ярмарки {По нашему мнѣнію, происхожденіе Макарьевской или Нижегородской ярмарки гораздо болѣе древнее. Мы видимъ ея начало, съ незапамятныхъ временъ, въ Beликой Прикамской Болгаріи, откуда она перешла на Арское поле въ Казань, впослѣдствіи въ Василь-Сурскъ и оттуда къ Макарьевскому монастырю. По нашему убѣжденію, это -- все тоже самое торжище, передвигавшееся съ Востока на западъ въ теченіе 10 вѣковъ (См. наши "Очерки Нижегородской ярмарки").}. Подобное происхожденіе, при монастыряхъ, имѣли многія наши ярмарки. Съ 1641 года Макарьевская ярмарка, установленная въ день кончины Св. Макарія, 25 іюля, дѣлается документально-исторически извѣстна; но не подлежитъ сомнѣнію, что она существовала здѣсь гораздо ранѣе. Въ 1816 году пожаръ уничтожилъ обширныя ярмарочныя постройки и съ 1817 года ярмарка переведена на нынѣшнее свое мѣсто, къ устью Оки, подѣ Нижнимъ-Новгородомъ. Съ тѣхъ поръ "Старый Макаръ" (какъ называетъ его простонародье), когда-то самый знаменитый центръ населенія въ Нижегородской губерніи, сталъ окончательно вымирать и лежитъ нынѣ въ развалинахъ, полныхъ поэзіи и великихъ историческихъ воспоминаній {Приведемъ здѣсь нѣсколько словъ о гор. Макарьевѣ изъ интересной записки о промышленности Нижегородской губерніи, которая благосклонно составлена для насъ извѣстнымъ изслѣдователемъ этой губерніи, H. Н. Овсянниковымъ, и которая будетъ напечатана въ отчетѣ о нашихъ изслѣдованіяхъ: "Уже трава покрыла монастырскій дворъ въ Макарьевскомъ Желтоводскомъ монастырѣ; на могилу патрона монастыря, Аврамія Муромскаго, не является прежняя многочисленная толпа поклонниковъ и тропа къ камню, подъ которымъ почіетъ этотъ возстановитель монастыря, еще осѣненному каменнымъ сводомъ, уже заросла густою травой. Въ монастырскомъ саду, послѣ упраздненія монастыря, на зеленыхъ плодовыхъ деревьяхъ одинъ только соловей, въ майскую ночь, тянетъ свою любовную пѣсню. Средній куколъ нѣкогда великолѣпнаго монастырскаго собора, покрытаго внутри по стѣнамъ живописью, рушился; могилы бывшихъ іерарховъ Нижегородской епархіи, находящіяся при входѣ въ этотъ соборъ, скоро останутся на чистомъ воздухѣ, потому что деревянное крыльцо, служившее предверіемъ храму, совершенно сгнило. Одна колокольня съ своимъ музыкальнымъ подборомъ колоколовъ, памятникъ XVI вѣка, и съ своими часами стоитъ еще крѣпко". Мы приводимъ здѣсь эти слова г. Овсянникова, между прочимъ, и для того, чтобы напомнить, въ какомъ печальномъ небреженіи еще находятся историческіе памятники, въ настоящемъ случаѣ восходящіе достовѣрно къ серединѣ столѣтія и, вѣроятно, гораздо далѣе.}, но утратившихъ всякое значеніе для новѣйшей промышленной жизни, обступающей со всѣмъ сторонъ. Макарьевъ только передалъ свое славное имя "Новому Макару" и будетъ жить въ памяти народной до тѣхъ поръ, пока будетъ продолжаться великое торжище, у устья Оки, непрерывно здѣсь возраставшее въ XIX вѣкѣ и до сихъ перъ.

Единственная живая связь Макарьева съ ярмаркой еще сохраняется въ томъ, что его жители продолжаютъ по-прежнему являться на нее къ разнымъ услугамъ (преимущественно по кухонной части) и продавать на ней свое единственное издѣліе -- сундуки. Но и эта связь должна будетъ прекратиться, ибо число жителей Макарьева, едва превышающее нынѣ 1.500 душъ обоего пола, постоянно убываетъ {"Сборникъ статистическихъ свѣдѣній Нижегородской губерніи". Стат. ком. 1880 года.} и онъ буквально вымираетъ, или, по крайней мѣрѣ, выселяется. Напротивъ, въ селѣ Лысковѣ народонаселеніе, вѣроятно, далеко превышающее нынѣ свою оффиціальную статистическую цифру 7.000 душъ, быстро возрастаетъ.

Макарьевъ давно существуетъ, какъ городъ, только на бумагѣ, и даже только на офиціальной бумагѣ; онъ давно превратился въ деревню, а городъ перешелъ изъ него въ село Лысково, которое высится насупротивъ, на нравомъ берегу Волги, и въ свою очередь, только въ оффиціальной перепискѣ, числится селомъ. Вотъ только этотъ интересный вопросъ о столь многихъ у насъ оффиціальныхъ селахъ, сдѣлавшихся, силою жизни, городами, и о городахъ, сдѣлавшихся селами,-- и заставилъ насъ говорить о мертвецѣ -- "Старомъ Макарѣ".

Такихъ селъ-городовъ у насъ очень не мало (напримѣръ -- Павлово, Кимра, Иваново и проч.). Но въ настоящемъ случаѣ это явленіе жизни, переросшей всякія преграды закона, имѣетъ исключительно крайнія формы. Уѣздныя власти даже не живутъ въ Макарьевѣ; за исключеніемъ одного уѣзднаго казначейства, всѣ безъ изъятіи учрежденія и должностныя лица находятся въ Лысковѣ. Изъ него ѣздятъ въ Макарьевъ только для полученія казенныхъ денегъ, и только этотъ фактъ еще удерживаетъ за послѣднимъ силу столицы Макарьевскаго уѣзда. При этомъ отмѣтимъ самую поразительную здѣсь, хотя и довольно обыкновенную у насъ, черту этого явленіи: Лысково, какъ село, управляется волостнымъ правленіемъ; посреди всѣхъ уѣздныхъ властей (тутъ даже имѣетъ свое постоянное пребываніе жандармскій полковникъ), и можно сказать даже надъ ними, является главною властью волостной старшина. Фактъ этотъ въ высшей степени интересенъ. Въ одномъ изъ самыхъ людныхъ и бойкихъ мѣстъ не только Волги, но и Россіи, куда ежедневно приливаетъ народъ и всякаго званія люди отовсюду, даже изъ-за границы, гдѣ иностранныя конторы имѣютъ постоянныхъ своихъ агентовъ (для закупки хлѣба), гдѣ ежеминутно сталкиваются самые разнообразные и противоположные экономическіе и общественные интересы, гдѣ всѣ сословія имѣютъ самыхъ крупныхъ своихъ представителей (въ томъ числѣ родовитыхъ, даже титулованныхъ дворянъ и первостатейныхъ всероссійскихъ коммерсантовъ-милліонеровъ), отчасти безпрестанно сюда наѣзжающихъ, отчасти здѣсь живущихъ,-- посреди всего этого и надъ всѣмъ этимъ стоитъ высшимъ администраторомъ, распорядителемъ и блюстителемъ -- волостной старшина, недавній крѣпостной крестьянинъ помѣщицы села Лыскова, тутъ же живущей. Вотъ одно изъ замѣчательнѣйшихъ своеобразій русской жизни, на которомъ намъ приходилось часто останавливаться въ нашемъ путешествіи и которое едва ли имѣетъ гдѣ-нибудь въ Европѣ что-нибудь для себя подобное и едва ли гдѣ-нибудь возможно. Благодаря возможности этого своеобразія въ нашемъ бытѣ, имѣющаго свои глубокіе корни въ исторіи и народномъ характерѣ (между прочимъ, въ его исконной безсословности), возможенъ отличный административный порядокъ, какой мы нашли здѣсь и какому могутъ позавидовать многіе администраторы иного, не крестьянскаго и высшаго, типа. Благодаря всему этому, благодаря творческой силѣ самой народной жмени, еще возможны въ ней всѣ крайнія несовершенства, несообразности и нераціональности въ устройствѣ нашихъ мѣстныхъ учрежденій, возможно насильственно числить города въ рангѣ селъ, когда переводъ ихъ въ разрядъ городовъ можетъ угрожать распаденіемъ даже и этого, хотя бы только деревенскаго, административнаго порядка.

Въ то время, какъ мы были въ Лысковѣ, съ честью держалъ въ своихъ рукахъ власть волостнаго старшины Дм. Ив. Тяжеловъ, почти безсмѣнно съ освобожденіи крестьянъ остававшійся на этой должности. Онъ принадлежитъ къ числу тѣхъ замѣчательныхъ волостныхъ старшинъ, которыхъ намъ не разъ случалось встрѣчать {См., между проченъ, статью нашу въ Руси о с. Угодичи (близъ Ростова).} посреди множества людей, недостойнымъ образомъ исправляющихъ нынѣ эту должность. Число этихъ послѣднихъ особенно размножилось съ чрезвычайнымъ развитіемъ бюрократической стихіи въ крестьянскихъ учрежденіяхъ, вопреки началамъ, провозглашеннымъ въ Положеніяхъ 1861 г. Только личности совершенно выходящія изъ ряда, при исключительныхъ личныхъ своихъ условіяхъ (образованіи и состояніи) и въ такихъ исключительныхъ мѣстахъ, какъ Лысково, могли осилить эту бюрократическую или приказную кору (съ нею всемогущество и писаря), заѣдающую, съ нѣкотораго времени, наши сельскія власти. Самая замѣчательная для насъ черта этого рода волостныхъ старшинъ та, что, возвышаясь умственно и имуществомъ надъ общимъ уровнемъ окружающаго ихъ міра и подвластнаго народонаселенія, они остаются, и въ своихъ занятіяхъ, и своемъ бытѣ неоторванными отъ своей среды. Поэтому, даже и облеченные властью, они сохраняютъ характеръ естественныхъ представителей этой среды; они -- только старшіе между равными и поэтому имѣютъ, при формальной власти и несмотря на нее, сильный нравственный авторитетъ,-- авторитетъ излюбленныхъ людей,-- надъ подвластными, необходимый для успѣха ихъ дѣятельности, Таковъ, кажется, нашъ типъ волостнаго старшины, задуманный законодателемъ 1861 года и искаженный впослѣдствіи развитіемъ типа старшины-чиновника. Желательно, чтобы первоначальный типъ былъ возстановленъ и развивался.

Таковъ Д. И. Тяжеловъ. Подобно многимъ лысковцамъ, онъ ведетъ обширную хлѣбную торговлю, посредничествующую между производителями и мѣстными мелкими торговцами и первостатейными всероссійскими и заграничными закупщиками. Но при этомъ онъ дѣятельно занимается своею должностью, печется о всѣхъ нуждахъ народонаселенія, въ особенности бѣднѣйшаго, и всё свое жалованье жертвуетъ на помощь ему и на благотворенія. Онъ живетъ въ просторномъ двухъ-этажномъ каменномъ домѣ, построенномъ еще при крѣпостномъ правѣ, когда уже давно процвѣтало Лысково (къ этому факту мы вернемся ниже); поддерживаетъ близкія дружескія связи со всѣми сословіями, съ помѣщиками, съ властями, неусыпно ежедневно слѣдитъ по газетамъ за внутренними и внѣшними событіями, имѣющими вліяніе на движеніе торговли, но остается такимъ же самороднымъ, безъискуственнымъ, хотя и образованнымъ по-своему и весьма тертымъ лысковцемъ, какъ и всѣ прочіе его земляки. Онъ, конечно, не крестьянинъ, т. е. не сельчанинъ, какъ не сельчане и всѣ лысковцы, а представляетъ собою особый у насъ народный типъ, о которомъ мы будемъ сейчасъ говорить. Это -- одинъ изъ настоящихъ здоровыхъ представителей мѣстнаго самоуправленія, какіе намъ удавалось видѣть. Д. И. Тяжелову мы обязаны благодарностью за его содѣйствіе въ изученіи Лыскова и за собранныя о немъ свѣдѣнія. Замѣтимъ здѣсь кстати, что когда намъ случалось встрѣчаться съ подобными волостными старшинами, то они оказывали наилучшую помощь нашимъ мѣстнымъ изысканіямъ. Ихъ положеніе въ окружающей общественной средѣ помогаетъ всего быстрѣе пріѣзжему человѣку вторгнуться въ ея настоящую жизнь и видѣть ее, какъ она есть.

-----

Слава Лыскова далеко не новая, хотя его сила особенно возрастала въ новѣйшее время. Это село положительно извѣстно уже съ XVI вѣка; но надо думать, что его начало еще гораздо древнѣе, такъ какъ его имя упоминается въ очень старинныхъ поволжскихъ пѣсняхъ {Напр. пѣсня, приведенная въ Волгѣ, Рагозина (т. II, стр. 165):

"Какъ повыше было села Лыскова,

Какъ пониже было села Юркина,

Супротивъ села Богомолова;

Въ луговой было во сторонушкѣ,

Протекала тутъ рѣчка быстрая

Рѣчка быстрая, омутистая,

Омутистая лѣва Керженка".}. Лысково (отъ "Лысой" горы, близъ него) лежитъ близъ устья р. Сундовика, который былъ издревле очень заселенъ. На этой рѣкѣ стоялъ древній городъ Сумдовитъ, раззоренный татарами. Лысково постоянно усиливалось на счетъ Макарьева и его ярмарки и отсюда -- его первая извѣстность и первое условіе его богатства. Русло Волги между Макарьевомъ и Дисковомъ стало отклоняться въ новѣйшее время (т. е., вѣроятно, съ XVI вѣка?) къ сѣверу, т. е. отъ праваго берега къ лѣвому; поэтому затопленіе Макарьева водою въ весеннее время постоянно усиливалось, а сухое пространство ни противоположномъ, лысковскомъ, берегу постоянно увеличивалось. До этого своего отклоненія Волга несомнѣнно текла подъ самою горою, на которой стоить Лысково. Теперь оно находится на разстоянія двухъ верстъ, отъ воды; внизу на самомъ берегу Волги уже давно расположилась слобода Всады, пригородъ Лыскова и настоящая въ физическомъ или географическомъ смыслѣ пристань Лыскова, которая однако именуется въ учебникахъ географія "пристанью" на Волгѣ. Вслѣдствіе упомянутыхъ физическихъ условій, Манарьевъ дѣлался все. болѣе и болѣе неудобнымъ для склада товаровъ, привозившихся на ярмарку; складочнымъ для нихъ мѣстомъ дѣлался противоположный берегъ, подъ Лысковомъ, все болѣе и болѣе (какъ сказано) распространившійся. Отсюда -- первое начало торговой дѣятельности этого населенія.

Лысково, даже независимо отъ Исадъ, конечно, имѣетъ значеніе пристани, въ смыслѣ коммерческихъ операцій, въ немъ связанныхъ съ исадскою пристанью. Въ этомъ смыслѣ Лысково -- одна изъ важнѣйшихъ пристаней на всей Волгѣ. Теперь его главная его сила и богатство. Къ нему близко подходятъ съ юга хлѣбородная черноземная область. Кромѣ Волги, по нѣсколькимъ сухимъ путямъ, идущимъ къ Лыскову изъ этой области, съ юговостока, сюда свозятся громадные запасы земледѣльческихъ продуктовъ, главнѣйше хлѣбъ (рожь и пшеница въ милліонахъ пудовъ) и льняное сѣмя, производимое не только въ черноземной части Нижегородской губ., но и въ другихъ губерніяхъ (преимущественно Симбирской). Здѣсь эти продукты складываются, заподряжаются, грузятся и отсюда отправляются во всѣ центральные и сѣверные нехлѣбородные наши края и за границу. Здѣсь складочное мѣсто и биржа для этихъ товаровъ; для хлѣба это одно изъ важнѣйшихъ мѣстъ, въ которомъ устанавливаются цѣны. Такихъ торговыхъ и складочныхъ хлѣбныхъ центровъ не мало на Волгѣ, но Лысково -- ближайшій къ сѣверу и къ балтійскимъ портамъ изъ числа низовыхъ центровъ, связующихъ торговлю сѣвера съ хлѣбородною приволжскою областью. Въ этомъ заключается главное его значеніе. Сюда, во время навигаціи, скорѣе всего могутъ быть обращены всѣ закупки, въ случаяхъ всякихъ неожиданныхъ требованій на хлѣбъ въ верховыхъ частяхъ Волжскаго бассейна и за границей.

Понятно, какимъ изобильнымъ источникомъ всякаго рода промысловъ, заработковъ и обогащенія сдѣлалась эта торговая и складочная дѣятельность Лыскова для всѣхъ его жителей и даже для тѣхъ ихъ разрядовъ, которые не принимаютъ прямаго участія въ этой дѣятельности. Исключительнымъ своимъ богатствомъ хвастаются лысковцы: "у насъ денегъ куры не клюютъ" -- сказалъ намъ извощикъ, на которомъ мы поднимались съ пристани въ Лысково. Особенною наклонностью къ торговлѣ воодушевлена вся масса народонаселенія. Кромѣ упомянутыхъ главныхъ земледѣльческихъ продуктовъ, здѣсь торговый центръ для всякаго рода товаровъ, которыми на базарахъ (два раза въ недѣлю) снабжается обширный край на сѣверъ и на югъ отъ теченія Волги. Сверхъ всего этого, здѣсь развито производство разныхъ кустарныхъ, преимущественно металлическихъ, издѣлій: замковъ, желѣзныхъ шкатулокъ, въ родѣ несгораемыхъ (новѣйшее производство), пожарныхъ трубъ, печей, крестьянскаго галантерейнаго или "игольнаго" товара (пуговицъ, наперстковъ, колецъ, запоновъ) и проч. Во всей нечерноземной части Нижегородской губерніи кустарныя производства, вслѣдствіе неплодородія почвы и также удобствъ сбыта на Макарьевской ярмаркѣ, распространены болѣе, чѣмъ гдѣ-либо въ Россіи. Все безъ изъятія народонаселеніе Лыскова безусловно не занимается хлѣбопашествомъ и всѣ свои земли оно сдаетъ въ аренду сосѣднимъ крестьянамъ.

-----

Такъ самобытно возникъ и усилился этотъ натуральный, никѣмъ не основанный, городъ, вопреки законамъ писаннымъ, признающимъ его до сихъ поръ селомъ, и подъ непреложнымъ дѣйствіемъ естественныхъ законовъ природы физической (упомянутаго движенія русла Волги) и такихъ же естественныхъ законовъ народнаго хозяйства и общественной жизни. До сихъ поръ большая часть лысковскихъ жителей -- не только крестьяне, по своему оффиціальному званію, но даже временнообязанные крестьяне. До окончанія выкупа, Лысково, какъ помѣщичье имѣніе (разныхъ владѣльцевъ), не можетъ быть обращено въ городъ, на мѣсто Макарьева, о чемъ такъ давно уже думаютъ. Это несоотвѣтствіе оффиціальнаго чина этого мѣста его дѣйствительному положенію въ кивки имѣетъ нѣкоторыя неудобства, однако оно не мѣшало его процвѣтанію, котораго недостаетъ многимъ нашимъ городамъ, снабженнымъ всѣми возможными городскими учрежденіями и между тѣмъ превратившимся, вопреки имъ, въ деревенскія захолустья. Было не мало насаждено у насъ городовъ, которые никакъ не принялись, несмотря на всякія льготы и привилегіи, имъ дарованныя, для ихъ развитія. Напротивъ, у насъ очень много такихъ селъ-городовъ, какъ Лысково. Можетъ быть даже, что для этихъ натуральныхъ, самородныхъ городовъ еще не выработано въ законодательствѣ настоящаго, соотвѣтствующаго имъ, типа городскаго устройства, который бы соотвѣтствовалъ ихъ натурѣ и жизни. Существующая въ законѣ категорія "посада" не удовлетворяетъ нуждамъ такихъ городовъ, изъ которыхъ многіе, какъ Лысково, большіе города, далеко превосходящіе большинство уѣздныхъ и равняющіеся многимъ губернскимъ, даже превосходящіе послѣдніе своимъ богатствомъ. Также не всѣ такіе натуральные города могутъ и должны быть уѣздными и губернскими, т. е. съ подвластными имъ территоріями. Можетъ быть даже, что "крестьянская" администрація, или, лучше, организація властей, устроенная на началахъ нашего сельскаго самоуправленія, и ея отношенія ко всему правительственному организму менѣе неблагопріятны для развитія такихъ городовъ-самородковъ, чѣмъ наши городскія учрежденія. Такихъ примѣровъ мы видѣли на Руси не мало. Пока наука недостаточно познала законы жизни, чтобы человѣческое искусство съумѣло направлять ихъ дѣйствіе къ своимъ цѣлямъ, вырабатывать свои творенія сообразно съ этими законами, а не наперекоръ имъ, гораздо безопаснѣе предоставить имъ свободу дѣйствія и ей подчиниться. Насиловать законы жизни было бы неизмѣримо хуже; и это одинаково относится и къ жизни физической природы, и къ жизни общества. Та и другая всегда возьмутъ свое. Никакія предписанія закона не помѣшали городу Макарьеву упраздниться въ дѣйствительности, а селу Лыскову сдѣлаться городомъ, также какъ не помѣшали геологическимъ условіямъ бассейна Волги отклонять ея теченіе къ сѣверу, не помѣшали ей затоплять Макарьевъ и въ будущемъ, вѣроятно, окончательно покрыть его своими водами. Нѣтъ сомнѣнія, что гидротехническія сооруженія, строго соображенныя съ наукою, съ точнымъ изслѣдованіемъ Волги, могли бы предотвратить разрушительное дѣйствіе ея силъ,-- предотвратить это, какъ и многія другія ея уклоненія, чрезвычайно затрудняющія судоходство и торговлю,-- заставятъ ее течь болѣе правильно, какъ текутъ всѣ цивилизованныя европейскія рѣки. Но пока мы бѣдны такими научными изслѣдованіями и основанными на нихъ заботами, не остается ничего другого, какъ подчиняться "естественнымъ" капризамъ водной стихіи. То же самое можетъ быть примѣнено и къ жизни человѣческихъ поселеній, къ государственнымъ сооруженіямъ, долженствующимъ только способствовать правильному естественному теченію этой жизни, а не насиловать ее, наперекоръ ея законамъ. Такъ, напримѣръ, переводъ ярмарки изъ Макарьева въ Нижній-Новгородъ удался потому, что онъ былъ согласенъ съ ея исторіей и со всѣми естественными географическими и экономическими условіями нашей торговли.

Точно также могутъ быть успѣшны, могутъ способствовать успѣхамъ городской жизни и городского хозяйства въ этихъ историческихъ самородныхъ нашихъ городахъ, оффиціально называемыхъ селами, только городскія учрежденія, согласованныя съ дѣйствительными нуждами ихъ историческаго, нравственнаго и экономическаго быта, а не съ искуственными, придуманными извнѣ, чуждыми самой жизни, требованіями администраціи. По такимъ требованіямъ нерѣдко созидались и поддерживались у насъ города, чуждые всякаго внутренняго духа городской жизни или утратившіе его посреди историческихъ движеній времени. Они вымирали, оставаясь исключительно административными центрами и ихъ жители переходили даже въ хлѣбопашеству и сельскимъ занятіямъ. А подлѣ выростали изъ селъ великолѣпные города, вопреки всякимъ препятствіямъ закона и администраціи для крестьянъ жить горожанами и заниматься городскими промыслами, вопреки отсутствію всякой полицейской охраны, нужной для городской жизни. Какъ на явленіе этого рода можно указать на вымершій губернскій древне-престольный городъ Владиміръ и на главный городѣ Владимірской губерніи -- село Иваново, весьма недавно возведенное въ чинъ безъуѣзднаго города.

Наше отступленіе къ общему вопросу о нашихъ городахъ можетъ показаться слишкомъ длиннымъ въ путевыхъ воспоминаніяхъ, но вопросъ этотъ серьезенъ и современенъ. Мы коснулись только нѣкоторыхъ его сторонъ, напрашивающихся на размышленіе вслѣдствіе личныхъ фактическихъ наблюденій, рѣдко сопровождающихъ у насъ разрѣшеніе общихъ вопросовъ.

Между прочимъ, часто высказывается мнѣніе, что будто бы русскій человѣкъ по своей натурѣ -- сельчанинъ, что ей противенъ городской бытъ и что нашъ коренной народный характеръ надо искать только въ крестьянинѣ-хлѣбопашцѣ или "мужикѣ". Это мнѣніе весьма естественно внушается многими нашими городами, въ которыхъ большинство низшаго бѣднаго класса, мѣщанъ, занимается хлѣбопашествомъ. Это мнѣніе также поддерживается общимъ типомъ нашихъ городскихъ гражданъ -- мѣщанъ. Въ сравненіи со всѣми нашими "сословіями, состояніями и званіями", этотъ типъ самый блѣдный, самый неопредѣленный, не носящій на себѣ никакихъ характерныхъ, типическихъ русскихъ чертъ и имѣющій безчисленное множество разныхъ для себя обликовъ даже въ одной и той же мѣстности. Независимо, впрочемъ, отъ всего этого, нужно еще замѣтить, что упомянутое мнѣніе обусловлено отчасти и тѣмъ еще обстоятельствомъ, что иностранцы и наши образованные люди хотятъ непремѣнно обрѣсти въ нашемъ мѣщанствѣ западно-европейскихъ "бюргеровъ" и "буржуа" и, конечно, нигдѣ ихъ не находятъ, за исключеніемъ нѣмцевъ и евреевъ на нашихъ западныхъ окраинахъ.

Но вотъ именно въ Лысковѣ и подобныхъ ему самородныхъ нашихъ городахъ можно видѣть настоящій самобытный типъ русскаго горожанина. Онъ очень отличенъ и отъ нашего купца (даже и въ кругу крупныхъ лысковскихъ торговцевъ), и отъ мѣщанина; онъ какъ будто составляетъ дальнѣйшее современное развитіе нашего стариннаго историческаго, не созданнаго искуственно никакими законами, разряда "посадскихъ" людей.

Такими намъ представились лысковцы. Они испоконъ вѣку преданы исключительно городскимъ занятіямъ и ремесламъ и не имѣютъ ничего общаго съ землею, кромѣ права собственности на нее, изъ котораго извлекаютъ доходъ отдачею ея въ наемъ. Въ теченіе нѣсколькихъ вѣковъ выработался у нихъ чисто-городской бытъ и всѣ чисто-городскія историческіе преданія. Съ помощью Д. И. Тяжелова мы успѣли довольно близко вникнутъ во внутреннюю ихъ жизнь. Ихъ чрезвычайная тертость и бойкость (безъ той наглой развязности, которою отличаются многія наши промышленныя, въ особенности фабричныя, населенія), привычна ко всякимъ пріѣзжимъ и необыкновенное гостепріимство очень облегчили эти изысканія. Жилища даже бѣднѣйшихъ изъ нихъ и вся ихъ обстановка сходны съ городскими квартирами, хотя и весьма своеобразны, и ни малѣйшимъ образомъ не напоминаютъ крестьянской "избы", а дома бѣдныхъ мѣщанъ во многихъ нашихъ оффиціальныхъ городахъ почти ничѣмъ не отличаются отъ избъ. Своеобразіе московскихъ жилищъ, въ сравненіи съ городскими квартирами, заключается между прочихъ въ томъ, что каждое семейство живетъ въ отдѣльномъ домѣ. Почти всѣ дома двухъ-этажные. Въ нижнемъ этажѣ -- мастерскія, рабочія и вообще черныя помѣщенія; въ верхнемъ -- пріемныя комнаты и спальныя. За исключеніемъ развѣ самыхъ бѣднѣйшихъ людей, имѣется у всѣхъ пріемная, отдѣльная отъ спальныхъ и кухни. И въ своихъ пріемныхъ или парадныхъ покояхъ лысковцы дѣйствительно сами живутъ, а не устраиваютъ ихъ только для показа и парада, какъ это до сихъ поръ еще водится у богатѣйшаго нашего купечества даже въ большихъ городахъ и столицахъ. Замѣчательна необыкновенная, даже въ средѣ бѣднѣйшаго лысковскаго народонаселенія, благовоспитанность, привѣтливость и деликатность обращенія и манеръ. Чисто-городскія эти черты особенно впечатлительны въ женскомъ полѣ, который стоить здѣсь на подобающей ему высотѣ положенія домовитой "хозяйки" и окруженъ уваженіемъ мужчинъ. Здѣсь нѣтъ и слѣда "бабы", забитой деспотизмомъ главы семейства и изнемогающей отъ труда въ нашей деревнѣ, хотя лысковская женщина особенно дѣятельна и часто занимается торговлей и ремеслами наравнѣ съ мужчинами. Въ физическомъ отношеніи если лысковская женщина, какъ и все народонаселеніе, не блещетъ ни красотою, ни выразительностью физіономіи, за то отличается тонкостью, мягкостью и миловидностью всѣхъ своихъ формъ. Само собою разумѣется, что о крестьянскомъ нарядѣ здѣсь нѣтъ и помину ни въ мужскомъ, ни въ женскомъ народонаселеніи; но женскій лысковскій туалетъ, хотя и чисто-городской, имѣетъ свои особенности, которыя мы здѣсь описывать не будемъ.

Самую важную принадлежность народнаго быта въ Лысковѣ, довершающую его городовой характеръ, составляетъ поголовная грамотность и школьное образованіе, превосходящее даже въ бѣднѣйшемъ народонаселеніи общій уровень вашей народной школы. Такую степень умственнаго образованія массы нельзя найти даже въ большинствѣ нашихъ городовъ. Многія дѣти даже изъ низшаго класса не довольствуются своими народными училищами, изъ которыхъ одно образцовое двухкласное (съ 5 учителями), а учатся въ гимназіяхъ. При этомъ нужно отмѣтить самую утѣшительную черту этихъ умственныхъ успѣховъ: они нисколько не нарушаютъ цѣльности народнаго характера, не отрываютъ отъ семьи и его наслѣдственныхъ занятій и не искажаются всѣми тѣми уродливыми "прогрессивными" явленіями, какими такъ часто испещрено новѣйшее образованіе нашего простолюдина. Мы нашли здѣсь настоящее умственное развитіе, которое поднимаетъ народный бытъ, а не ту болѣзненную "развитость", которая возбуждаетъ въ простолюдинѣ только сомнѣніе въ своемъ заповѣданномъ бытѣ и потрясаетъ его до корня. Это особенно пріятно было видѣть на молодыхъ женщинахъ, которыя, несмотря на школу, остаются "простыми". Какъ онѣ не курятъ папиросокъ, такъ мужская молодежь не отвлекается отъ своего дѣла къ "идеямъ". Точно также лысковское народонаселеніе, несмотря на бойкость своей жизни, въ которую ежедневно вторгаются самые разнообразные чужеземные элементы, не разлучается съ своимъ историческимъ усердіемъ къ православію; богатство и благолѣпіе девяти церквей, хранящихъ въ себѣ многія замѣчательныя древности, продолжаютъ возрастать. Наконецъ, на всемъ лысковскомъ бытѣ лежитъ отпечатокъ той симпатической патріархальности, "домашности" (если позволено такъ выразиться), которая такъ рѣдко встрѣчается на подобныхъ коммерческихъ перепутьяхъ и въ особенности въ городскихъ и промышленныхъ центрахъ. Ко всему этому не можемъ не прибавить одной характеристической черты: дѣти не только богатыхъ, но даже среднихъ лысковцевъ уже учатся въ классической гимназіи (въ Нижнемъ). "Только долго мы ихъ тамъ не продержимъ,-- говорили намъ отцы,-- а то отобьются отъ рукъ" (то-есть отъ дѣла). Вотъ печальный фактъ въ ходѣ нашего высшаго образованія, о которомъ безпрестанно приходится слышать въ нашемъ промышленномъ мірѣ.

Прежде чѣмъ перейти къ остальнымъ моимъ наблюденіямъ въ Лысковѣ, я не могу не сдѣлать, на основаніи всѣхъ сообщенныхъ фактовъ, еще двухъ замѣчаній къ затронутому выше общему вопросу о нашихъ оффиціальныхъ городахъ и самородныхъ городахъ-селахъ. Самое рѣзкое различіе тѣхъ и другихъ заключается въ томъ, что административное и хозяйственное устройство послѣднихъ покоится на началахъ "сельскаго" міра (хотя бы онъ здѣсь и не былъ сельскій или крестьянскій), общины, которой давно простылъ и слѣдъ въ оффиціальныхъ городахъ и которой даже и не существовало никогда во вновь основанныхъ нашихъ городахъ. Въ этихъ селахъ-городахъ уцѣлѣло наше самобытное свободное народное самоуправленіе, котораго не коснулись бюрократія, ея полицейская опека и чуждая народному духу регламентація. Свобода этого натуральнаго, не предписаннаго, самоуправленія удержалась даже всего болѣе въ помѣщичьихъ нашихъ имѣніяхъ, въ особенности въ большихъ оброчныхъ, къ числу которыхъ принадлежитъ въ Великороссіи большинство знаменитѣйшихъ нашихъ селъ-городовъ (Лысково, Павлово, Иваново, Городецъ и проч.) въ нихъ помѣщичья власть, ограничивавшаяся полученіемъ доходовъ, охраняла міръ и его самоуправленіе даже отъ тѣхъ вторженій полиціи и бюрократической опеки, которыя коснулись нашихъ "свободныхъ" поселянъ, хотя и гораздо менѣе, чѣмъ оффиціальныхъ горожанъ. Не слѣдуетъ ли всѣмъ этимъ историческимъ фактомъ объяснить многое въ той цѣльности народнаго характера, крѣпости и благосостояніи быта стройности самоуправленія, внутренней связи и взаимности личныхъ интересовъ членовъ общины,-- во всемъ томъ, чѣмъ отличаются наши села-города отъ оффиціальныхъ городовъ, въ которыхъ прозябаютъ ваши мѣщане, вполнѣ разъединенные съ другими городскими сословіями, и въ которой нѣтъ даже и тѣни никакой самоуправляющейся общины? Не воскресило еще и не надсадило эту общину и новое "Городовое Положеніе", нисколько не выработавшееся у насъ исторически. Этимъ, между прочимъ, объясняется вѣроятно и то, что въ общественномъ хозяйствѣ нашихъ селъ-городовъ несравненно болѣе порядка, когда во главѣ волостнаго управленія стоять достойные люди, какъ въ Лысковѣ, чѣмъ въ оффиціальныхъ городахъ, хотя въ послѣднихъ и несравненно болѣе людей съ высшимъ образованіемъ, но безъ всякаго навыка къ самоуправленію и его хозяйству.

Еще другой фактъ объясняетъ, почему наши села-города гораздо болѣе настоящіе города, чѣмъ оффиціальныя городскія поселенія. Историческія причины и поводы, приводившіе къ основанію городовъ, были разнообразны. Многія изъ такихъ причинъ и поводовъ утратили въ новѣйшее время всякую силу и смыслъ. Такова, напримѣръ, вооруженная защита, которая заставила построить въ древней Россіи такъ много городовъ,-- вѣроятно, громадное ихъ большинство. Поэтому и вымираютъ города, утратившіе, посреди новыхъ движеній времени, историческую причину своего существованія. Между тѣмъ самую положительную черту, отличающую горожанъ отъ сельчанъ, въ особенности въ наше время, составляютъ городскія занятія и промыслы, категорически отличные отъ хлѣбопашества и сельскаго хозяйства и обусловливающіе собою все направленіе не только всего экономическаго, но и нравственнаго городскаго быта. Городскія занятія -- торговля, ремесла и промышленныя заведенія, сперва кустарныя, позже фабричныя -- и были главною причиной, превратившею у насъ села въ города. Поэтому весьма понятно, что, вслѣдствіе этихъ городскихъ занятій, которымъ были исключительно, въ теченіе вѣковъ, преданы жители этихъ селъ-городовъ, они гораздо болѣе истые горожане, чѣмъ низшій рабочій классъ многихъ нашихъ оффиціальныхъ городовъ, занимающійся или хлѣбопашествомъ, или, по принужденію, ремеслами, и даже чѣмъ высшій ихъ классъ, состоящій изъ чиновниковъ и помѣщиковъ, не имѣющихъ никакихъ интересовъ въ городѣ, кромѣ его увеселеній.

-----

Много любопытныхъ вопросовъ о давно прошедшей и современной исторической жизни великороссійскаго племени возбуждается въ мысляхъ путешественника при посѣщеніи Лыскова. Но господствующій надъ всѣмъ остальнымъ интересъ этого мѣста для насъ заключается въ необычайной степени народнаго благосостоянія, нравственнаго и матеріальнаго, достигнутой его жителями. Ничего подобнаго мы до сихъ поръ на Руси не видали. Богатыхъ, и даже болѣе богатыхъ, чѣмъ Лысково, торговыхъ и промышленныхъ центровъ у насъ не мало и между ними такихъ же точно селъ-городовъ. Но здѣсь поразили насъ зажиточность, "сытость" и довольство всей массы народонаселенія, и именно рабочаго, живущаго преимущественно на счетъ своего труда, а не капитала. Нигдѣ мы не видали такого, какъ здѣсь, отсутствія противоположностей богатства, роскоши и нищеты, а отъ такихъ противоположностей всего болѣе страдаютъ новѣйшіе промышленные центры не только въ западной Европѣ, но отчасти уже и у насъ (какъ мы впослѣдствіи увидимъ). Признаковъ совершенно голой нищеты мы даже почти вовсе не нашли въ Лысковѣ, за исключеніемъ особыхъ бѣдственныхъ случаевъ въ нѣкоторыхъ семействахъ (напримѣръ, вслѣдствіе пьянства, которымъ, однако, масса народонаселенія не заражена).

Наружной, необыкновенно приличной, даже въ своемъ родѣ щегольской, обстановкѣ домашняго быта даже у бѣднѣйшихъ лысковцевъ отчасти содѣйствуетъ, какъ они намъ объясняли, общая наклонность тянуться за богатыми, не отставать ни отъ кого во внѣшнихъ принадлежностяхъ "приличной" жизни. Но эта наклонность, свойственная вообще великороссійскому племени, и въ особенности въ бойкихъ, проѣзжихъ мѣстахъ, нисколько не ведетъ здѣсь въ внутреннему разстройству домашняго быта, въ пренебреженію его существенными удобствами для расходовъ прихоти, къ безвыходному задолжанію. Напротивъ, съ наружнымъ приличіемъ здѣсь соединяется домовитость, доказываемая изобиліемъ предметовъ насущнаго существованія въ каждомъ хозяйствѣ: жилища, одежды (въ томъ числѣ бѣлья), пищи. Ко всѣмъ чертамъ этого быта, выше нами сообщеннымъ, мы должны присовокупить необыкновенную чистоплотность и опрятность, которыми славится лысковское народонаселеніе и которыя одинаковы у богатыхъ и у бѣдныхъ. Эти качества особенно примѣчательны здѣсь потому; что они особенно недостаютъ большинству великороссійскаго народонаселенія (за исключеніемъ старообрядцевъ).

Всѣ сообщаемыя нами свѣдѣнія основаны за нашихъ личныхъ наблюденіяхъ, а не на разсказахъ. Вы входили въ дома лысковскихъ жителей и знакомились съ ними, когда они вовсе насъ не ожидали и не дѣлали ни малѣйшихъ приготовленій для пріема гостя. Только эта повседневная жизнь людей, захватываемая, такъ сказать, въ-расплохъ, безъ всякаго наряда, и интересна для изученія. Такъ, напримѣръ, обращаетъ на себя вниманіе опрятность повседневной рабочей одежды въ каждомъ лысковскомъ семействѣ, отъ стариковъ до ребятишекъ. При этомъ всего пріятнѣе видѣть даже у наибѣднѣйшихъ людей кровати и постельное бѣлье для каждаго члена семейства -- эту чрезвычайную рѣдкость въ нашемъ великороссійскомъ бытѣ, даже въ высшихъ коммерческихъ его сферахъ. Въ каждомъ, даже самомъ скудномъ, домѣ посѣтителя, даже неожиданнаго, непремѣнно ожидаетъ угощеніе; оно составляетъ, конечно, принадлежность гостепріимства, на которое такъ тароваты лысковцы, но свидѣтельствуетъ также объ изобиліи быта.

Съ тѣхъ поръ, какъ ни были въ Лысковѣ, мы еще видѣли только одинъ такой же счастливый уголокъ на Руси -- огородническій край въ Ростовскомъ уѣздѣ, Ярославской губерніи (описанное нами село Угодичи въ этомъ краѣ) {Наши "Путевыя замѣтки" въ Руси 1881 г.}. Высокій уровень нравственнаго и вещественнаго благосостоянія массы народонаселенія, относительное равенство въ немъ богатства и отсутствіе крайней нищеты или голи сближаютъ этотъ край съ Лысковомъ; но эти два населенія совершенно противоположны между собою по образу занятій и жизни. Какъ лысковцы -- превосходнѣйшій изъ извѣстныхъ намъ типовъ русскихъ горожанъ, такъ ростовскіе огородники -- превосходнѣйшій типъ сельчанъ-мужиковъ, хотя тѣ и другіе но оффиціальному своему званію -- крестьяне. Но одна существенная черта въ историческомъ бытѣ того и другаго населенія одинакова: въ томъ и другомъ сохранился въ теченіе вѣковъ строгій строй нашего крестьянскаго, мірскаго или общиннаго самоуправленія. Онъ только больше развился и окрѣпъ въ фермахъ новѣйшаго волостнаго устройства, покоясь на началахъ исторически выработанныхъ испоконъ вѣку. Въ этомъ строѣ, во внутренней свободной взаимной опекѣ членовъ самоуправляющейся общины или міра, въ его общественномъ хозяйствѣ, блюдущемъ общественныя имущества и доходы и съ помощью ихъ благосостояніе каждаго отдѣльнаго лица, и наконецъ, коего болѣе, въ нравственной этого строя -- нельзя не видѣть одной изъ главныхъ нравственныхъ причинъ одинаковой крѣпости народнаго быта въ обѣихъ мѣстностяхъ, столь между собою различныхъ во всѣхъ другихъ отношеніяхъ. Порядокъ въ общественномъ хозяйствѣ, которое удовлетворяетъ многимъ общимъ потребностямъ народонаселенія (напримѣръ, содержитъ школу) и является на помощь крайней личной нуждѣ {Мы не сообщаемъ здѣсь всѣхъ свѣдѣній объ этомъ общественномъ хозяйствѣ, которыя будутъ изложены въ отчетѣ о нашихъ изслѣдованіяхъ.}, и попечительную надъ всѣми руку общественной (волостной) администраціи мы одинаково нашли въ обѣихъ мѣстностяхъ. Сверхъ всего этого имѣетъ важное экономическое и соціальное значеніе для обезпеченности быта слишкомъ извѣстное условіе этихъ селъ, чуждое нашимъ оффиціальнымъ городамъ: наибѣднѣйшій домохозяинъ имѣетъ недвижимую собственность -- домъ, усадьбу и, если желаетъ, землю. Въ общинной землѣ, которою сами лысковцы же пользуются, заключается запасъ для надѣленія личною собственностью (усадьбою) будущихъ поколѣній. Ничего подобнаго бѣднѣйшее мѣщанское народонаселеніе нашихъ оффиціальныхъ городовъ для себя не имѣетъ. Мы всего менѣе говорили объ этомъ важнѣйшемъ условіи процвѣтанія нашихъ селъ-городовъ только потому, что оно всего болѣе извѣстно.

-----

Чтобы представленная нами общая картина народнаго быта въ Лысковѣ была еще болѣе ясна, мы дополнимъ ее самымъ бѣглымъ перечнемъ нѣкоторыхъ фактовъ, собранныхъ нами во время нашихъ изысканій. Для возможно болѣе быстраго личнаго ознакомленіи съ бытомъ бѣднѣйшаго или рабочаго народонаселенія, мы лично изслѣдовали положеніе хозяйства въ нѣсколькихъ домахъ, могущихъ служить, по достовѣрнымъ указаніямъ мѣстныхъ знающихъ лицъ, образцами трехъ ступеней благосостоянія: средней (большинства домохозяевъ), высшей (все-таки въ средѣ того же бѣднѣйшаго рабочаго народонаселенія, живущаго на счетъ личнаго своего труда) и низшей (т.-е. ступени, называемой въ данномъ мѣстѣ нищетою). Такъ дѣйствовали мы всегда въ нашихъ путевыхъ изслѣдованіяхъ.

Укажемъ коротко на индивидуальныя работы, относящіяся къ экземплярамъ трехъ упомянутыхъ категорій, сверхъ всѣхъ выше обозначенныхъ общихъ имъ всѣмъ чертъ лысковскаго быта:

1. Среднее хозяйство. Семейство занимается выдѣлываніемъ металлическихъ (мѣдныхъ) наперстковъ и пуговицъ. Работаютъ только члены семейства, безъ найма рабочихъ. Продаютъ, по 5 руб. за 1.000 наперстковъ, скупщикамъ, доставляющимъ матеріалъ, которые сами продаютъ по 6 руб. Домъ (собственный) двухъ-этажный; въ такихъ домахъ и въ такой домашней обстановкѣ живутъ мелкіе купцы въ нашихъ уѣздныхъ городахъ. Пища -- ежедневно мясо два раза въ день. Женщины помогаютъ въ работѣ (чистятъ наперстки и пуговки).

Это производство падаетъ, вслѣдствіе конкурренціи иностраннаго товара; иностранные, посеребренные, наперстки лучше и не дороже лысковскихъ желтыхъ мѣдныхъ. Ихъ лысковцамъ до сихъ поръ не удается выдѣлывать, хотя они и пробовали. Изъ этого видно, какъ наше кустарное производство нуждается въ усовершенствованіи своей техники, чтобъ удержаться, и это общее у насъ явленіе.

Въ виду этого упадка своего производства, упомянутое семейство уже заботится о томъ, чтобы помѣстить дѣтей въ другіе профессіи: одинъ сынъ -- писарь, другой -- служитъ прикащикомъ въ лавкѣ.

Въ этомъ главномъ кустарномъ производствѣ въ Лысковѣ нѣсколько формъ: чисто семейная, въ которой принадлежитъ посѣщенное нами семейство; затѣмъ другая форма -- семейство принимаетъ рабочихъ; наконецъ -- крупное производство, основанное главнѣйше на наймѣ рабочихъ. Эта послѣдняя форма -- уже фабрика (такая -- только одна въ Лысковѣ).

Всѣ указанныя условія весьма обыкновенны во всякомъ нашемъ кустарномъ дѣлѣ. Но что составляетъ здѣсь явленіе, рѣдко встрѣчающееся у насъ въ этомъ дѣлѣ и соотвѣтствующее общей гармоніи экономическихъ интересовъ въ Лысковѣ, это то, что скупщики не эксплоатируютъ кустарныхъ производителей. Первые даютъ послѣднимъ справедливыя цѣны, какъ это видно изъ вышеприведенныхъ цифръ. Извѣстно, что эта эксплоатація составляетъ язву не только экономическую, но и соціальную въ нашемъ кустарномъ мірѣ. О ней намъ придется много говорить впослѣдствіи. Въ Лысковѣ мы ничего не слыхали о враждѣ кустарниковъ къ скупщикамъ, о которой такъ много слышали въ другихъ мѣстахъ.

2. Бѣднѣйшее хозяйство. Семейство впало въ нищету вслѣдствіе болѣзни отца, который больше не можетъ продолжать своего судоваго промысла (ходить рабочимъ по Волгѣ на дощаникахъ). Семейство тоже занимается производствомъ пуговицъ. Но взрослаго мужчины, кромѣ отца, для поддержки семьи нѣтъ. Небольшой домикъ обвалился и запустѣлъ. Волостной старшина обѣщалъ при насъ дать пособіе изъ общественныхъ суммъ на поправку дома. Несмотря на очевидную бѣдность, хуже которой мы не видали въ Лысковѣ, мы нашли дѣтей чисто одѣтыми и насъ угощали чаемъ, который не выводится даже и въ этомъ разстроившемся хозяйствѣ.

3. Наиболѣе богатое хозяйство. Хозяинъ -- мелкій торговецъ; онъ торгуетъ (по части одежды) разнымъ крестьянскимъ товаромъ, закупаемымъ "на верху", то-есть въ верховыхъ приволжскихъ мѣстахъ и на Нижегородской ярмаркѣ. Продаетъ здѣсь и посылаетъ въ другія мѣста. Ему помогаетъ въ торговлѣ жена. Семейство это, особенно хозяинъ среднихъ лѣтъ, и порядокъ въ домѣ производятъ необыкновенно пріятное, гармоническое, впечатлѣніе. Дѣтей старательно учатъ и воспитываютъ. Но дочь учится у пономаря, а не въ училищѣ, хотя оно въ Лысковѣ весьма благоустроено,-- потому, сказала намъ мать, что "въ училищѣ дѣвочка набаловалась бы". Когда мы хвалили порядокъ въ домѣ, она намъ объясняла: "потому у насъ хорошо, что живемъ съ мужемъ крѣпко (т. е. въ согласіи): Онъ не пьетъ.

Въ заключеніе всего нашего очерка села Лыскова, мы должны указать на одну изъ главныхъ, по нашему мнѣнію, причинъ его богатства и въ особенности необыкновеннаго умственнаго, или лучше культурнаго развитія его народонаселенія, сверхъ многихъ другихъ причинъ, уже упомянутыхъ нами выше. Это -- старое (какъ было сказано), недавно насиженное промышленностью, торговлею и всею историческою жизнью, мѣсто. Древность культуры есть сила сама по себѣ дѣйствующая, въ особенности для промышленнаго и коммерческаго воспитанія народа, независимо отъ всякихъ другихъ благопріятныхъ для него условій. Здѣсь, въ самомъ центрѣ теченія Волги, между Окой и Камою, весь дальнѣйшій въ теченіе вѣковъ ходъ исторіи только усиливалъ благопріятное торговое значеніе этого мѣста и развивалъ мощь духа первобытныхъ его насельниковъ.

Сверхъ всего нужно, также упомянуть о благодѣтельной личной дѣятельности владѣльцевъ Лыскова, которая до сихъ поръ живо сохраняется въ памяти его народонаселенія. Оно долго принадлежало князьямъ Грузинскимъ, теперь главная помѣщица -- гр. Толстая, до сихъ поръ пекущаяся о нуждахъ своихъ бывшихъ крѣпостныхъ и между прочимъ въ особенности о школѣ, которая была устроена Толстыми уже давно при крѣпостномъ правѣ. Къ указаннымъ выше выгоднымъ для народнаго быта условіямъ обширныхъ помѣщичьихъ оброчныхъ имѣній, во множествѣ превратившихся у насъ въ цвѣтущіе города, здѣсь еще присоединялся личный попечительный, народолюбивый глазъ помѣщиковъ. Этого глаза недоставало въ другихъ такихъ же богатыхъ низшихъ (напримѣръ -- въ Павловѣ и Ивановѣ); они находились въ неограниченномъ распоряженіи управляющихъ, злоупотреблявшихъ своею властью. Поэтому въ Лысковѣ мы не нашли въ народѣ ни малѣйшей горечи въ воспоминаніяхъ о крѣпостномъ правѣ, хотя упраздненіемъ его лысковцы все-таки очень довольны. Съ освобожденіемъ Лысково значительно усилилось, ибо, какъ намъ объясняли, прежде помѣщики, хотя бы и съ благодѣтельною цѣлію, раскладывали оброкъ по своему усмотрѣнію, облегчая бѣдныхъ и обременяя богатыхъ (до 200 рублей съ тягла). Богатые скрывали свои капиталы и потому не могли широко развернуть свои торговыя и промысловыя операціи.

-----

Съ пріятнѣйшими чувствами, какія нигдѣ, въ такой степени, мы еще не испытывали въ нашихъ путешествіяхъ по отечеству, разстались мы съ этимъ гостепріимнымъ и симпатическимъ приволжскимъ населеніемъ. Несмотря на то, что намъ приходилось спѣшить отъѣздомъ, мы были очень благодарны случайности, которая насъ здѣсь задержала на лишнія полсутокъ и которая такъ обыкновенна на Волгѣ. Пароходъ, на которомъ мы должны были ѣхать поздно вечеромъ обратно въ Нижній, ушелъ за часъ ранѣе назначеннаго по росписанію {Когда пароходы отходятъ и уходятъ позже назначеннаго времени, то еще можно ихъ извинить препятствіями волжскаго судоходства; но когда они уходятъ ранѣе, то это совершенно неизвинительно.} времени. Приходилось вернуться изъ Исадъ (прибрежной слободы подъ Лысковомь) ночевать назадъ въ Лысково. Неудобствъ ночлега не нужно было испытывать, потому что гостиница такъ хороша, какъ рѣдко бываетъ въ нашихъ губернскихъ городахъ. На другое утро другой пароходъ ушелъ опять ранѣе назначеннаго часа. Не имѣя ни отъ кого, никакихъ положительныхъ извѣстій о приходѣ и отходѣ пароходовъ, мы уже рѣшились расположиться на исадскомъ берегу, въ ожиданіи какого-либо случая вернуться въ Нижній. Такъ всегда и дѣлаютъ пассажиры на Волгѣ, вынужденные спѣшить своими переѣздами. Исправный приходъ и отходъ пароходовъ по росписанію -- такая необычайная случайность на Волгѣ, на которую никто не разсчитываетъ.

Досадныя размышленія о томъ, какъ еще дешево для русскаго человѣка время даже въ самыхъ бойкихъ и дѣятельныхъ средоточіяхъ его жизни, быстро смѣнились для насъ впечатлѣніями и наблюденіями, со всѣхъ сторонъ обступившими насъ на этой Исадской пристани -- одной изъ самыхъ оживленныхъ приволжскихъ пристаней. Для путешественника-изслѣдователя или наблюдателя ничего не можетъ быть удобнѣе, какъ когда онъ задержанъ на пути случайными, всѣмъ извѣстными препятствіями, когда всѣ знаютъ, что у него нѣтъ цѣли тутъ оставаться, а что онъ ѣдетъ далѣе: публика вокругъ оставляетъ его тогда въ покоѣ и сама не безпокоится его присутствіемъ, предоставляя себя на свободное его наблюденіе и созерцаніе. Поэтому намъ не разъ случалось, даже въ тѣхъ мѣстахъ, куда мы издалека нарочно пріѣзжали, стараться, подъ разными предлогами, внушить вокругъ насъ убѣжденіе, что мы ѣдемъ дальше, "мимо", и отъ скуки, отъ нечего дѣлать, вынуждены изучать мѣсто нашей остановки. Когда встрѣчались даже печальныя затрудненія въ путешествіи, то намъ часто приходилось имъ очень радоваться.

Такъ было и тутъ. Обступавшая насъ со всѣхъ сторонъ картина Волги и ея прибрежій, облитая свѣтомъ яркаго августовскаго утра, была и въ художественномъ отношенія весьма впечатлительна. Но сколько ни наслаждались мы этою картиною, не замѣчая долгихъ часовъ ожиданія парохода,-- описать ее было бы вамъ не подъ силу. Мы упоминаемъ здѣсь объ этой художественной сторонѣ нашихъ путевыхъ воспоминаній только потому, что на ней самымъ осязательнымъ образомъ отпечатлѣвалось все внутреннее содержаніе исторіи и жизни этой мѣстности. Раскрывавшійся передъ нами со всѣхъ сторонъ ландшафтъ не только одинъ изъ самыхъ живописныхъ на Волгѣ, но и изъ самыхъ характеристическихъ для всего средняго ея теченія.

Тутъ жизнь человѣка -- населенность и людность прибрежій, шибкое движеніе промышленности, торговли и судоходства, слѣды многовѣковой прошедшей культуры, выступаютъ на первый планъ, господствуютъ надъ всѣми впечатлѣніями природы. Это главная черта и краса средняго бассейна Волги. Напротивъ, чѣмъ ниже по ней (отъ устья Камы), тѣмъ болѣе выдвигаются могущественныя силы природы, еще неизмѣримо болѣе тутъ производительныя, чѣмъ трудъ человѣка,-- все такъ-называемое волжское раздолье, единственное въ своемъ родѣ, въ нашей части свѣта, богатство рѣчныхъ водъ и вокругъ необозримый просторъ черноземныхъ полей, всячески истощаемыхъ небрежнымъ хлѣбопашцемъ и до сихъ поръ все еще не истощенныхъ и почти дѣвственныхъ, въ сравненіи не только съ западною Европой, но и съ среднимъ, малоплодороднымъ бассейномъ Волги. Тутъ еще самый юный періодъ нашей культуры, "нашъ дальній Востокъ", ожидающій всего отъ будущаго.

Позади насъ, на нагорномъ лѣвомъ берегу, за Исадскою слободою, возвышается Лысково и за нимъ еще болѣе высокія горы (Лысая). По дорогѣ оттуда до пристани, внизъ и вверхъ, безпрерывно снуютъ возы, экипажи, пѣшеходы. Передъ нами за противоположномъ луговомъ берегу историческія развалины Макарьевскаго монастыря и устье, не менѣе историческаго, Керженца. За ними приволжская жизнь замираетъ; тамъ, за прибрежными лугами, около "омутистаго", таинственнаго, "святаго" (въ вѣрованіяхъ старообрядцевъ) Керженца начинаются лѣса, безконечно тянущіеся къ сѣверу. Въ этихъ темныхъ лѣсахъ укрывается совсѣмъ иной человѣческій міръ, нежели какой мы видѣли на Волгѣ; мы скоро должны будемъ въ него проникнуть.

Въ противоположность къ мертвой, тишинѣ этого особаго заволжскаго, лѣсного и раскольничьяго міра, на Исадской пристани страшное оживленіе и суматоха. Толпы народа, осаждаютъ пароходныя пристани, садясь да пароходы, безпрестанно приходящіе съ верху, и высаживаясь съ нихъ. Нижегородская ярмарка идетъ къ концу и публика быстро съ нея разъѣзжается. Въ ее началѣ и въ концѣ массы пассажировъ, ѣдущихъ въ Нижній и уѣзжающихъ изъ Нижняго, въ эти двѣ эпохи, ежегодно переполняютъ волжскіе пароходы. Въ толпѣ, покрывавшей исадскій берегъ, господствовало, какъ во всякой публикѣ внутри Россіи, простонародье. И здѣсь, какъ всегда во всякой русской простонародной толпѣ, для насъ былъ всего болѣе впечатлителенъ духъ мира, спокойствія и любви, царившій надъ всею внѣшнею оживленностью и шумливостью народной массы. Съ необыкновеннымъ миролюбіемъ и покорностью подчинялась она всѣмъ упоминаніямъ о "порядкѣ", предъявлявшимся ей со стороны скудныхъ полицейскихъ силъ, находящихся здѣсь для охраны тишины и спокойствія. Для насъ это очень обыкновенное явленіе -- мы слишкомъ свыклись съ миролюбіемъ и скромностью нашего простонародья, но иностранцевъ, посреди современнаго озлобленія западно-европейской уличной "черни", это необыкновенно миролюбивое настроеніе нашего простаго народа, незнающаго раздраженія ни противъ высшихъ сословій, ни противъ "правящихъ классовъ", необыкновенно поражаетъ. Только въ самыхъ крайнихъ, исключительныхъ случаяхъ дѣйствительнаго или предполагаемаго поруганія его заповѣдныхъ историческихъ правъ, святыни его народныхъ чувствъ, онъ выходитъ изъ этихъ предѣловъ своего миролюбія, своей покорности "закономъ установленнымъ властямъ", и тогда выходитъ за эти предѣлы далеко, и тогда всѣ этому удивляются...

Эта, раскрывшаяся передъ нами, необыкновенно мирная картина довольной промышленной жизни не была нарушена даже и тою черною точкой, которая вдругъ показалась передъ нами на ея свѣтломъ фонѣ и напомнила было объ иныхъ, мрачныхъ и бурныхъ, явленіяхъ нашего времени, совсѣмъ чуждыхъ народной. жизни, внѣшней на берегу. На пристали ожидался сверху "арестантскій пароходъ" (арендуемый правительствомъ у частной компаніи для развоза внизъ по Волгѣ и Камѣ ссыльныхъ въ "болѣе и менѣе отдаленныя мѣста"). Для посадки на этотъ пароходъ были подвезены къ пристани изъ мѣстнаго тюремнаго замка два арестанта; они сидѣли на лодкѣ подъ конвоемъ трехъ солдатъ. Она должна была причалить къ пароходу посреди рѣки. Въ толпѣ пронесся слухъ, сообщенный будто бы полиціей (?), что эти арестанты -- "политическіе". Любопытство публики было сперва сильно возбуждено, но долго заниматься стами интересными людьми ей было недосугъ. Когда толпа разсѣялась, подошли къ лодкѣ и мы. Подъ ея колыханіями, конвой, хотя и подъ ружьемъ, предался мирной дремотѣ. Мы могли свободно бесѣдовать съ арестантами. Они оба имѣли жалостный и безобидный видъ. Одинъ мальчикъ, 14 лѣтъ, бѣжалъ на родину, въ Вятскую губ., изъ Москвы, гдѣ у него умеръ отецъ и гдѣ онъ остался одинокъ, безъ всякаго крова. Онъ былъ взятъ на пароходѣ жандармомъ, какъ безпаспортный. Другой, молодой татаринъ, бѣжалъ не вѣсть куда отъ воинской повинности. Оба принадлежали къ той безчисленной массѣ народа, которая безпрестанно арестуется у насъ за преступленіе "без письменности". Оба упомянутые арестанта, хотя и прозванные "политическими", всего менѣе могли внушить опасеніе, чтобъ они воспользовались дремотою конвоя дли какого бы то ни было злоумышленія. Они очевидно были очень довольны, что нашли себѣ казенное пристанище и кормъ. Такихъ людей, въ числѣ арестуемыхъ, у насъ также масса.

Эта тюремная группа, хотя и подъ заряженными ружьями, носила на себѣ характеръ никакъ не менѣе мирный и патріархальный, чѣмъ другая, не вдалекѣ расположившаяся на берегу, подъ своимъ перевознымъ шалашомъ, группа людей совсѣмъ другаго рода. О ней не излишне также мимоходомъ упомянуть, какъ о характеристическомъ явленіи во всей этой чисто русской картинѣ народнаго быта. Эта группа -- семейство шапошниковъ изъ-подъ г. Княгинина, Нижегородской губ., гдѣ весьма развито производство шапокъ изъ мерлушки. Оно ежегодно со всѣми малолѣтними дѣтьми перекочевываетъ на зиму въ Самару и тамъ заводитъ ежегодно мастерскую, шьетъ шапки, распродаетъ въ Самарѣ и на мѣстныхъ ярмаркахъ, и весною возвращается къ себѣ въ деревню, гдѣ на всю зиму заколачиваетъ свой домъ. Лѣтамъ занимается хлѣбопашествомъ и, закупивъ матеріала на Нижегородской ярмаркѣ, снова плыветъ въ Самару. Это семейство уже обзавелось для своего кустарнаго производства швейною машиной. Оно, кажется, живетъ въ изобиліи и считаетъ совершенно нормальными и свою кочевую жизнь, и соединеніе ремесла съ земледѣліемъ (на разстояніи почти 1.000 верстъ).

Но пора разстаться съ этою достаточно всѣмъ извѣстною мирною и свѣтлою картиной приволжской промышленной жизни.

Вл. Безобразовъ.

"Русская Мысль", No 5, 1882

OCR Бычков М. Н.