Молдавский Д. - Василий Березайский и его "Анекдоты древних пошехонцев"

Д. Молдавский

Василий Березайский и его "Анекдоты древних пощехонцев"

Среди имен писателей, создававших произведения на сказочном материале, незаслуженно забыто имя В. С. Березайского. С. А. Венгеров, автор единственной статьи о литературной деятельности В. С. Березайского, называл последнего "несправедливо обойденным писателем". Статья эта, вошедшая в очередной том "Критико-биографического словаря" (т. II, СПб., 1891), отделена от нас половиной века, но мы и теперь может присоединиться к мнению Венгерова. В. С. Березайский -- писатель-фольклорист, педагог-просветитель, полностью забытый и фольклористикой и историей литературы. Достаточно указать, что в "Истории русской этнографии" А. Н. Пыпина его имя даже не названо, а те авторы, которые упоминали о нем (Сахаров, Потебня, Савченко, Зеленин и др.), дальше простого упоминания не шли.

Литературное наследство Василия Семеновича Березайского не велико, хотя и очень разнохарактерно. Несколько статей в прогрессивном журнале конца XVIII века, брошюра о погребенных извержением Везувия городах, учебник арифметики, "Анекдоты древних пошехонцев" с сатирическим словарем, приложенным ко второму изданию, -- вот все, что дошло до нас.

О жизни В. С. Березайского имеется очень мало сведений. Известно, что он родился в 1762 г. в Ярославской губернии и происходил из среды деревенского духовенства. Учился, а позднее и преподавал, в Санкт-Петербургской семинарии, а затем с 1783 до 1816 гг. -- в "Обществе Благородных девиц" и в Мещанском училище.

Первые его литературные опыты были связаны с журналом "Растущий виноград". Этот журнал издавался "народным училищем города Св. Петра" с 1785 по 1788 г. В журнал Березайский был введен редактором Евгением Борисовичем Сырейщиковым, переведенным в 1784 г. в Петербург из Москвы, где он работал переводчиком и участвовал в "Московских ведомостях", издававшихся в это время Н. И. Новиковым.

Е. Б. Сырейщиков был человеком разносторонних интересов. Он занимался и археологией, и нумизматикой, и историей. Видимо, под его влиянием В. С. Березайский написал для журнала компилятивную статью "Любопытное открытие города Геркулана, поглощенного страшным извержением Везувия и бывшего под землей около 1700 лет". [1]

Е. Б. Сырейщикова на посту редактора "Растущего винограда" сменил Василий Федорович Зуев, крупный русский этнограф, спутник и друг Палласа, который в журнальной деятельности продолжал линию Сырейщикова. При нем журнал "Растущий виноград" оставался просветительским. Основной удар журнал направлял на суеверия. К суевериям в нем относились вера в сны, в ночные кошмары, рассказы о волшебницах и волшебстве. В поэме "Домовой" давалось разъяснение, что в тяжелых сновидениях виновны не "сверхъестественные" силы, а "крови оборот по жилам круговой". В статье "О весталках, сивиллах и волшебницах" неизвестный автор писал: "Существование волшебниц есть один только вымысел..." и далее: "...должны признаться, что сказки о волшебницах, так как и подобные оным басни, в начале имели целью своею токмо наставление, и именно тех, для кого они были вымышлены. Обычно, в скором времени, уважение их от смешных и баснословных обстоятельств, коими оные были наполнены, токмо умалилось, что одним токмо кормилицам для увеселения и усыпления младенцев были предоставлены" ("Растущий виноград", 1787, март).

В редакции "Растущего винограда" волшебные сказки относились к области суеверий. В. Березайский провел эту мысль в предисловии к своей книге "Анекдоты древних пошехонцев" (1798), настолько близком к приведенной статье манерой изложения и отдельными положениями, что можно предположить его авторство в этой анонимной статье.

В 1798 г. вышла книга "Анекдоты древних пошехонцев". Затем в литературной деятельности писателя происходит двадцатитрехлетний перерыв, возможно, находящийся в связи с изданием "Анекдотов". Биографические данные об этом периоде очень скудны. Известно, что в 1812 г. Березайский был награжден орденом Владимира IV степени и получил очередной чин. В 1816 г. в звании коллежского советника он дважды подает прошение на имя "высокопочтенного совета при воспитательном обществе благородных девиц", [2] где просит освободить его от службы: "С умножением лет моих умножаются купно мои немощи, со дня на день оскудевают мои силы, -- писал В. С. Березайский, -- и я сам в себе сознаю, что уже не могу надлежаще и с должной пользой, как в лета прежние, исполнять настоящую мою должность". Он просил дать ему отставку и исходатайствовать пенсию.

Получив отставку, Березайский зажил на положенную ему пенсию в размере 1190 рублей в год ассигнациями. Однако и на покое Березайский не оставлял литературно-педагогических занятий. В 1818 г. вышла его книга "Арифметика, сочиненная для употребления в обществе благородных девиц"; по манере изложения, стилю и языку она близка к книге Н. Г. Курганова, его старшего современника.

Персонажи арифметических задач и примеров в книге В. Березайского чрезвычайно разнообразны. Здесь и "бдительная, высокая особа", расщипывающая на самопрялке корпию для раненых, и гостинодворцы, и ткачи, и 27 жнецов, вырабатывающих за лето 2595 рублей. Но крепостные в числе персонажей отсутствуют. В примерной росписи доходов и расходов он не забыл учесть месячную выплату не только учительнице, но и садовнику и дворовым. Герои его задач (например, который, "будучи спрошен гостем: "Сколько, брат, тебе лет?", ответил просто: "Кабы мне было еще столько, да полстолько, да четверть столько, да еще один год, то было бы мне сто лет") -- явно сказочного происхождения.

Последней работой В. С. Березайского был "Забавный словарь", служащий присовокуплением к "Анекдотам пошехонцев", в издании 1821 г. [3] На основе "Словаря" можно утверждать, что Березайский был знаком с "Карманным богословским словарем" Гольбаха, "Философским словарем" Вольтера, с трудами Ломоносова и прекрасно знал современную ему русскую художественную литературу.

Березайский был знаком с трудами Новикова; он почтительно упоминает "Опыт исторического словаря". Он переносит в свой словарь афоризмы вроде: "Арифметика -- искусство богатому считать свое, а бедному чужое" и др.

Знал он и И. И. Хемницера, басней которого "Домовой" восхищался. В свое время Хемницер написал басню "Лестница":

"На что бы походило,

Когда б в правлении, каком бы то ни было,

Не с высших степеней, а с нижних начинать

Порядок наблюдать?".

Эта же мысль есть у Березайского, но у последнего она выражена прямее: "лестница -- ее надобно месть сверху".

Показательно, что в издании анекдотов 1863 г. объяснение слова "лестница" было снято (как слово "афеист" и другие).

Вообще афоризмы выразительно характеризуют взгляды автора: "богач -- часто или сам несправедлив, или наследник несправедливых"; "бухгалтерия -- искусство вычислять чужое имущество при своей бедности"; "вор -- маленький, как муха в паутине увязнет, а большой, как шершень прорывает паутину и улетает цел и невредим"; "господство -- власть умничать и глупому".

Березайский не понял и не принял сентиментальных и романтических настроений. Он писал: "Мечтание -- припадок стихотворцев. Меланхолия -- вывеска душевной болезни".

Березайский не был уверен в том, что к его словарю отнесутся положительно. Этим можно объяснить и его защитительный эпиграф: "Смеяся правду говорить, что нам может воспретить?" (Гораций), и то, что словарь прошел цензуру на несколько дней раньше самих "Анекдотов". Это указывает на попытку автора обойти цензуру, представить словарь как бы безобидным примечанием к еще не увиденной цензором (Ив. Тимковским) книге. На самом же деле словарь никакого отношения к "Анекдотам" не имел.

Умер В. С. Березайский в 1821 г. [4]

* * *

"Анекдоты древних пошехонцев" вышли первым изданием в 1798 г., вторично в 1821 г. Во втором издании книга называлась: "Анекдоты или веселые похождения старинных пошехонцев, издание новое, поправленное, с прибавлением повестей о Щуке и походе на Медведя, с присовокуплением забавного словаря".

В литературе XVIII века термин "анекдот" имел иное значение, нежели сейчас. По определению "Нового словотолкователя" (СПб., 1803) -- "анекдот, гр., повесть о тайном случае, достопамятное происшествие любопытное; такие деяния или происшествия, кои не были еще напечатаны. Слово сие -- само по себе -- значит дела, которые не были еще обнародованы и при произведении которых действующие желали тайности" (ч. 1, стр. 151). Во времена Березайского анекдотами называли и исторические очерки (Анекдоты или достопамятнейшие исторические сокровенные деяния оттоманского двора, 1 и 2 тома, соч. членами Парижской Академии наук, 1787), и приключенческие повести (Анекдоты греческие или приключения Аридея брата Александра Великого, 1789), и, наконец, сборники сказок и анекдотов (в современном значении слова).

В последние десятилетия XVIII века вышло в свет значительное количество сборников "Сказок". Уже давно установлено, что в большинстве эти сборники лишь отдаленно напоминали народное творчество.

К наиболее известным сборникам такого рода можно отнести сборники М. Д. Чулкова, В. А. Левшина и многих других.

Одним из авторов-сказочников был Сергей Васильевич Друковцев, выпустивший подряд два сборника -- "Бабушкины сказки" (1778) и "Сава -- ночная птица" (1779). Характерен первый сборник "Бабушкины сказки", где персонажи беспрерывно сталкиваются с крепостнической действительностью. В одном из анекдотов дядька подходит к своему барину, молодому помещику, проживающему состояние и разоряющему крестьян: "Я слышал вчера, -- говорит он, -- что вы изволили в вотчины свои послать указ, на четыре года вперед денежный оброк весь сполна... я всегда от слез бедных крестьян свой богатый кафтан мокрым надеваю". Старуха-помещица из другого анекдота боится, что все крестьяне будут убиты ворами: "Что мы тогда будем делать? -- говорит она. -- Кому хлеб пахать? И я на старости с голоду умру".

Очевидно, эти социальные мотивы вызвали цензурные осложнения. В сборнике "Сава -- ночная птица" они были отодвинуты на задний план; в предисловии к сборнику С. В. Друковцев указывал, что предыдущий сборник он "принужден был отослать на бумажную фабрику промыть". Второй сборник сделан в расчете на занимательность, с одной стороны, и на пропаганду отвлеченных идей человечности, с другой.

С. В. Друковцев нередко обращался к подлинно народному творчеству: в тех случаях, когда он излагает нужный ему сказочный сюжет, он делает это весьма точно, хотя метод записи со слов исполнителя был ему чужд. Так передана им сказка о ленивой жене, которая идет в дом к мужу лишь потому, что, по его словам, у него все домашние работы выполняет кот, который "в избе все варит и жарит, рубашки шьет и моет". Наказанная за леность жена исправляется.

Гораздо дальше стоит от народного творчества неизвестный автор стихотворного "Старичка-Весельчака" (1790), выражавшего идеи противоположного лагеря. У С. В. Друковцева видно сочувствие обездоленному и нищему крестьянству и презрение к дворянам, вроде тех, которые, "как скоро хлеб с поля крестьяне уберут и обмолота положат на житницы, приказывают им всем итти в разные места по селам и городам, деревням, торгам и ярмаркам, для собирания милостыни".

У составителя сборника "Старичок-Весельчак", напротив, проявляется презрение к бедности, подчеркивается ум и находчивость дворянской молодежи. [5] Фольклор в нем фальсифицирован.

Сборником, непосредственно предшествующим "Анекдотам древних пошехонцев" Березайского, была книга "Старая погудка на новый лад" (1795), рассчитанная на самого широкого читателя и до известной степени продолжающая линию "Бабушкиных сказок". В этом сборнике была представлена и новеллистическая сказка о дурне Шарине. По манере изложения эта сказка -- свод сюжетов о дураках: дурак убивает мать, обвиняет прохожего и берет с него дань, покупает на эти деньги ложки, горшки, соль и стол, теряет их, плавает по избе в корыте, созывает свадьбу, убивает детей и, когда братья бегут от него, забирается в мешок одного из них.

Метод соединения сюжетов лежит и в основе "Анекдотов древних пошехонцев" Березайского.

Березайский одним из первых записывал сказки и печатно призывал записывать их от рассказчиков. Говоря о том, что сказки эти "слушают с удовольствием и приятной улыбкой, даже смехом, близким к хохоту", он замечает: "Я то сам не раз видал и записывал карандашами".

В предисловии к "Анекдотам" Березайский ополчается на суеверов. Он перечисляет все виды гаданий на бобах, на воде при помощи решета, на картах, на кофе. Во втором издании (1821), в период повышенного интереса к народности и идеализации ее реакционных черт, он добавляет ироническое рассуждение о том, что значит "чесание ладони, той или другой, лба, переносья... умывание кошки лапой".

К списку суеверий он относит и уменье "нянюшек и мамушек" переноситься "быстропарным" умом за "тридесять земель, за тридесять морей, в подземное царство". К суевериям относит Березайский веру в героев бывальщин и волшебных сказок, "прогуливающих в полночь мертвецов, Ягу-костяную ногу, русалок, Буку" и т. п.

Изложение "Анекдотов" Березайский ведет как бы "посылками" от Словохота к Любоведу, из города Галич -- в С.-Петербург. Первая "посылка" (т. е. глава) посвящена описанию похода пошехонцев к воеводе Щуке с дарами. Подготовлено приветствие, но в последний момент оратор спотыкается, шлет проклятье, его спутники хором подхватывают ругательства. Вторая "посылка" рассказывает, как пошехонцы, желая увидеть с дерева Москву, рубили под собой сучья. В третьей "посылке" речь идет о том, как, заночевав на постоялом дворе, пошехонцы перепутали свои ноги: "Одних голов сорок пар, а ногам-то уж и сметы нет". Хозяин за некоторую мзду берется их вылечить, берет кнут, и "всякому свои ноги оказались ближе к коленкам...". Тут же рассказ о покупке ружья и попытка поймать дробь руками. "Посылка" четвертая содержит повествование о том, как пошехонцы решают наболтать толокно в реке. Обычно в народных сказках толокно болтают в проруби. В. Березайский оговаривает отклонение: "Что герои наши мешают толокно не в проруби, а в открытой реке, читатель да благоволит меня в сем извинить, ибо они не зимою, а летом совершают сие путешествие". Затем следует эпизод с привязыванием к бревну и потопление. Шестая "посылка" посвящена лечению зубной боли, седьмая -- встрече с арабом, вскочившим на спину пошехонцу, восьмая -- чудесному средству от блох, которое надо положить блохе в "глаз, в рот и нос...". Девятая, десятая, двенадцатая и четырнадцатая "посылки" содержат сказки о ловких людях. Здесь и мошенник, обещающий высидеть яйца, и суп из камня, и рассказ о хитром "колдуне". В одиннадцатой "посылке" В. С. Березайский пересказывает два сюжета: о пошехонцах, которые на "поминках молока на стол не ставили, а взяв на ложку киселя, прихлебывать оного из столовой ходили в клеть... где молоко стаивало", чтобы, зачерпнув ложку, вернуться к столу, и о корове, которую пасут на крыше. В этой же главе пошехонцам приписывается "вынос дыму из избы решетами, обращение оглобель назад, следовательно, и возвращение назад", о серпе, принятом за змею, и о потоплении его вместе с лодкой пошехонцев. "Посылка" тринадцатая посвящена эпизоду с часами, но не найденными на дороге, как обычно в сказках, а стоящими в кабинете знатного лица. В данном случае, как и в эпизоде с прорубью, автор оговорил свое отклонение от распространенной версии. В четырнадцатой "посылке" речь идет о трубочисте, принятом пошехонцами за "нечистого духа", и о приключениях спившегося Микехи. Пятнадцатая "посылка" рассказывает, как пошехонцы, узнав, что лапти ценятся по величине, плетут целую лодку. Здесь же рассказ о том, как один из пошехонцев, желая прослыть знатоком городской жизни, не морщась ест лимон.

На этом кончаются похождения пошехонцев в издании 1798 г.

Во втором издании "Анекдотов" Березайский добавляет шестнадцатую "посылку", где раскрывается, как медведь откусил голову одному из пошехонцев и как жена его долго не может вспомнить, была ли у него голова, и, наконец, припоминает, что в "прошлом году купил он себе шапку малахай с ушами к Петрову дню", и только по этому определяет, что голова действительно была. Традиционный конец повести -- "Я там был, мед пиво пил, по усам текло, а в рот не попало" -- устным сказкам о глупцах не свойствен, но широко применяется в концовке ряда волшебных и некоторых бытовых сказок.

Таким образом, очевидно, что В. С. Березайский записал группу известных ему с детства народных сказок и построил их в виде единого цикла.

Во второе издание Березайский внес несколько изменений. Превращение свода сказок в повесть -- задача, которую он, видимо, поставил перед собой, -- диктовало обновление лексики, имен, расширение сюжетной канвы. Теперь "Анекдоты" -- уже не сказки о глупцах, а сатира на глупцов, попытка создать на национальном материале национальную сатирическую повесть.

Сатирическая направленность "Анекдотов древних пошехонцев" привлекла к ним внимание М. Е. Салтыкова-Щедрина, и в его "Пошехонских рассказах" и "Пошехонской старине" очевидны следы знакомства автора со сборником В. Березайского.

В "Пошехонских рассказах" (1883--1884) есть образы городничих, не берущих взяток, из которых один "охотник был до рыбы" и брал лишь стерлядью, другой "получал" в просвирках и в рыбе ("А однажды так в рыбе четыре золотых нашел -- то-то было радости"). В этих же рассказах упоминается каланча, с которой связаны размышления героев о прошлом. В народных сказках о глупцах каланчи нет, так же как нет образа "Щуколюба". Но у Березайского береза из народных сказок заменена колокольней и появляется воевода Щука -- образ представителя власти у Щедрина. [6]

Сноски

[1] - Гос. Историч. архив Ленингр. обл., фонд Смольного инст. 2, дело 901, связка 302, лист 1--5.

[2] - Гос. Историч. архив Ленингр. обл., фонд Смольного инст. 2, дело 901, связка 302, л. 1--5.

[3] - Третье издание вышло в 1863 г.; оно повторяет издание 1821 г.

[4] - С. Адлер в "Руководстве к отысканию жилищ по Санкт-Петербургу" (1822) пишет о нем, как о живом, что можно объяснить задержкой в печатании названной книги.

[5] - Один из рассказов посвящен дворянину, разоблачающему мнимую немощь нищего тем, что поджигает под ним сено. Другой рассказ говорит о крестьянине, жена которого родила через месяц после свадьбы. Умный дворянин спрашивает глупца, что произошло, и разъясняет, что ребенок не его. Крестьянин отвечает:

"Рассуди-тка ты, когда корову покупал

И когда с теленком, -- о том знал.

И ежели она у тебя отелится,

Скажешь: не мой теленок, мне не годится?!

Небось объявишь, что твой...

Ну так и сей ребенок мой".

Этот рифмованный рассказ широко распространен в рукописных сборниках "забавных жарт" XVIII века.

[6] - Целая серия изданий "Анекдотов (или веселых похождений) старинных пошехонцев", принадлежащих перу некоего Н. Короткова, вышла непосредственно после появления "Пошехонских рассказов" (1883--1884) и "Пошехонской старины" (1887--1889). Эта книжка -- несколько сказок, плохо пересказанных и получивших антинародное звучание, -- ничего общего с книгой В. Березайского не имела.

---------------------------------------

Источник текста: Василий Березайский и его "Анекдоты древних пошехонцев" // Русская сатирическая сказка: В записях середины XIX--XX века. -- М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955. -- С. 236--245.

Оригинал здесь: http://feb-web.ru/feb/skazki/texts/rss/rss-236-.htm