Брет-Гарт Фрэнсис - Си-Юп

Си-Юпъ.

Новый разсказъ Бретъ Гарта.

Переводъ съ англійскаго Е. Г. Бекетовой.

Не думаю, чтобы родители дали ему такое имя, и подозрѣваю даже, что это было совсѣмъ не имя; но у насъ почему-то сложилось убѣжденіе, что эта кличка имѣетъ отношеніе къ формѣ его глазъ, приподнятыхъ къ наружнымъ концамъ, какъ у всѣхъ вообще людей монгольскаго племени. Съ другой стороны, я слыхалъ, что у китайцевъ изстари есть обычай выставлять какую-нибудь пословицу, девизъ, или просто изреченіе изъ Конфуція надъ дверьми своихъ лавокъ, вмѣсто вывѣски; такъ что, когда мы видѣли надъ дверью пару словъ -- или больше, которыя, можетъ быть, означали, что "Добродѣтель сама себѣ служитъ наградою", или что "Богатства не вѣчны",-- мы воображали, въ простотѣ души, что это -- имя и фамилія владѣльца. Какъ бы то ни было, нашъ Си-Юпъ безпрекословно принялъ данную ему кличку, съ терпѣливою улыбкой, свойственной его соплеменникамъ, всегда откликался на нее и никто не звалъ его иначе. Правда, случалось, что, обращаясь къ нему, иные шутники величали его то "бригаднымъ генераломъ", то "судьей", то "коммодоромъ", но всякій понималъ, что это не болѣе какъ обычное проявленіе американской страсти къ потѣшнымъ титуламъ, и практиковалось не иначе, какъ въ личной съ нимъ бесѣдѣ. По внѣшности онъ ничѣмъ не отличался отъ другихъ китайцевъ, ходилъ въ такой же блузѣ изъ синей бумажной ткани и въ бѣлыхъ штанахъ, какъ одѣваются всѣ китайскіе кули (носильщики), и не взирая на то, что все на немъ надѣтое казалось очень чисто и свѣжо, отъ него всегда несло тѣмъ особымъ, москательнымъ запахомъ,-- смѣсью инбиря съ опіумомъ -- о которомъ у насъ говорятъ "отдаетъ китайцемъ".

Въ первое мое свиданіе съ нимъ проявилось характерное его качество -- терпѣніе. Уже нѣсколько мѣсяцевъ онъ постоянно стиралъ мое бѣлье, а встрѣчаться съ нимъ мнѣ не приходилось. Наконецъ, я самъ пожелалъ его видѣть, такъ какъ пора было войти въ нѣкоторыя разъясненія на счетъ значенія пуговицъ: было очевидно, что онъ считаетъ ихъ случайными наростами, которые слѣдуетъ уничтожать наравнѣ съ пятнами и иными загрязненіями. Я ожидалъ, что онъ придетъ ко мнѣ на квартиру, но до сихъ поръ онъ не являлся. Одинъ разъ, послѣ полуденнаго перерыва занятій въ пограничной школѣ, гдѣ я преподавалъ, я воротился въ школьное зданіе немного раньше обычнаго времени. На дворѣ я замѣтилъ двухъ или трехъ мальчиковъ младшаго отдѣленія, которые, завидѣвъ меня, ударились бѣжать, и я, видя такое ихъ поспѣшное исчезновеніе, подумалъ, что они, вѣроятно, чѣмъ-нибудь провинились, однако, тотчасъ забылъ объ этомъ. Пройдя пустую классную комнату, я направился прямо къ своей конторкѣ и, усѣвшись, началъ готовиться къ слѣдующему уроку. Какъ вдругъ мнѣ послышался чей-то слабый вздохъ. Оглянувшись, я съ большимъ удивленіемъ увидѣлъ китайца, сначала не замѣченнаго мной: онъ сидѣлъ чрезвычайно прямо на задней скамейкѣ, спиной къ окну; поймавъ мой взглядъ, онъ улыбнулся очень печально, но не тронулся съ мѣста.

-- Что вы тутъ дѣлаете?-- спросилъ я, сурово.

-- Я мылъ рубашки; насчетъ пуговицъ {Въ подлинникѣ говоръ китайца все время смахиваетъ на картавое произношеніе трехлѣтнихъ ребятъ: мы не сочли нужнымъ подражать ему. Прим. перев.},-- отвѣтилъ онъ.

-- О, такъ вы, вѣроятно, Си-Юпъ?

-- Я самый и есть, Джонъ.

-- Ну, подите сюда.

Я продолжалъ чинить перья, но онъ не вставалъ съ мѣста.

-- Идите же сюда, чортъ возьми! Развѣ вы не понимаете, что и говорю?

-- Нѣтъ, я знаю "поди сюда"; но я не знаю американскаго мальчика, а онъ меня поймалъ. Лучше "вы" подите сюда... Понимаете?

Мнѣ стало досадно; но, полагая, что этотъ несчастный напуганъ приставаньями шалуновъ, которыхъ я, очевидно, спугнулъ среди веселой забавы, и боится снова попасть имъ на глаза,.я положилъ перо и пошелъ къ нему. но какъ же я былъ смущенъ и озадаченъ, когда оказалось, что длинная коса китайца была захлопнута оконницей, которую маленькіе повѣсы нарочно спустили на-глухо, предварительно выловивъ косу съ надворья удочкой. Я извинился, открылъ окно и освободилъ китайца. Онъ не жаловался, хотя навѣрное нѣсколько минутъ просидѣлъ въ очень неудобной позѣ, и съ мѣста заговорилъ о цѣли своего прихода.

-- Почему же вы не пришли ко мнѣ на квартиру?-- спросилъ я.

Онъ усмѣхнулся печально, но интеллигентно.

-- Мистеръ Барри (такъ звали моего квартирнаго хозяина) -- онъ мнѣ задолжалъ пять долларовъ за стирку... Я и на него мою бѣлье, а онъ не платитъ; и грозился, коли я приду за деньгами, онъ мнѣ голову прошибетъ. Вотъ я и не иду на домъ, а пришелъ въ школу. Понимаете? Американскій мальчикъ плохъ, но не такой большой, какъ американецъ, который великъ. Мальчикъ не можетъ такъ больно обидѣть. Понимаете?

Увы, это была святая истина. Мистеръ Джемсъ Барри былъ родомъ ирландецъ, и его религіозныя чувства возмущались при мысли давать денегъ язычнику. У меня духу недостало прочесть нотацію насчетъ своихъ пуговицъ; напротивъ, я разсыпался въ комплиментахъ касательно бѣлизны и лоска моихъ рубашекъ и кротко просилъ его опять приходить и забирать мое грязное бѣлье. По возвращеніи домой я даже попробовалъ поговорить съ мистеромъ Барри объ уплатѣ китайцу; но изъ этого ничего путнаго не вышло, и квартирный хозяинъ язвительно выразилъ только свое "давнишнее убѣжденіе", что я принадлежу къ числу тѣхъ отъявленныхъ республиканцевъ, которые "обожаютъ негровъ".

Словомъ, съ того часа я нажилъ себѣ врага въ лицѣ мистера Барри, но не подозрѣвалъ, что стяжалъ за то дружбу Си-Юпа!

Черезъ нѣсколько дней явилось и доказательство этого дружескаго расположенія въ видѣ появленія на моей конторкѣ цвѣточнаго горшка съ кустикомъ японской камеліи въ полномъ цвѣту. Я зналъ, что школьные ребятишки иногда дѣлали мнѣ такіе подарки исподтишка, принося букеты полевыхъ цвѣтовъ или, напримѣръ, пучекъ розъ, срѣзанныхъ въ родительскомъ саду; но это заморское растеніе было у насъ такою рѣдкостью, что врядъ ли могло быть принесено однимъ изъ школьниковъ. Я тутъ же вспомнилъ, что Си-Юпъ отличается чисто китайскою страстью къ садоводству и, кромѣ того, у него есть другъ, тоже китаецъ, содержащій обширный питомникъ въ сосѣднемъ городѣ. Но мои сомнѣнія разсѣялись разомъ, когда я замѣтилъ, что къ стеблю камеліи привязанъ лоскутокъ красной рисовой бумаги и, развернувъ его, увидѣлъ, что это мой прачешный счетъ. Ясно, что такая смѣсь дѣловыхъ отношеній съ деликатнымъ изъявленіемъ признательности была дѣломъ Си-Юпа. Самый красивый цвѣтокъ былъ на верхушкѣ кустика; я сорвалъ его, чтобы вдѣть въ петличку и носить, и былъ очень удивленъ, когда оказалось, что онъ не растетъ на кустѣ, а прикрѣпленъ къ стеблю проволокой. Это обстоятельство побудило меня осмотрѣть остальные цвѣтки, которые показались мнѣ гораздо худшаго качества и притомъ издавали какой то особый, холодный и землистый запахъ, свойственный камеліямъ, но на этотъ разъ какъ будто сильнѣе обыкновеннаго. По разсмотрѣніи всѣ до одного оказались на проволокахъ, но за исключеніемъ того единственнаго, который я сорвалъ вначалѣ, всѣ остальные были искусственные и сдѣланы изъ тонкихъ ломтиковъ картофеля, выкроенныхъ такъ удивительно ловко, что въ совершенствѣ подражали восковой матовости и правильному однообразію живыхъ камелій. Всѣ подробности работы выказывали безграничное и трогательное терпѣnie, и въ то же время невольно думалось, что это былъ трудъ совсѣмъ напрасный, хотя и являлся совершенствомъ въ своемъ родѣ. Но и это было вполнѣ въ духѣ Си-Юпа; только трудно было рѣшить, хотѣлъ ли онъ обмануть меня или просто удивить своимъ искусствомъ. А такъ какъ мои ученики преслѣдовали его своими проказами и онъ уже отъ нихъ пострадалъ, чувствовалъ потребность обходиться съ нимъ, какъ можно любезнѣе, письменно выразилъ ему горячую благодарность за подарокъ и ни словомъ не обмолвился насчетъ фальшивыхъ цвѣтовъ.

По мѣрѣ того, какъ подвигалось наше знакомство, я нерѣдко получалъ отъ него и другія мелочи, какъ-то: банку варенья такого сорта, какого не бываетъ въ продажѣ; оно имѣло крѣпкій инбирный запахъ и состояло изъ такихъ странныхъ, неопредѣленныхъ фигурокъ, что невозможно было рѣшить, какого онѣ происхожденія -- животнаго, растительнаго, или минеральнаго; кромѣ того, См-Юпъ презентовалъ мнѣ "на счастье" двухъ или трехъ безобразныхъ китайскихъ идоловъ и нѣсколько экземпляровъ дьявольскаго фейерверка, который дѣйствовалъ какъ-то неправильно, судорожными порывами, а иногда не прекращался до слѣдующаго утра. За это я давалъ ему (признаться, безъ надежды на успѣхи) уроки англійскаго произношенія; но зато уроки каллиграфіи шли превосходно и онъ списывалъ иныя красиво начертанныя изреченія съ изумительной точностью. Помню, какъ одинъ разъ эта самая точность довела его до бѣды. Составляя для него пропись, я нечаянно сдѣлалъ чернильную кляксу на бумагѣ, тотчасъ высушилъ ее бюваромъ и, тщательно подскобливъ пятно, на томъ же мѣстѣ четко написалъ то, что было нужно. См-Юпъ съ торжествомъ принесъ мнѣ свою копію, на которой сдѣлана была точно такая же клякса, подскобленная еще чище, чѣмъ у меня, а слова была выведены на этомъ мѣстѣ еще красивѣе.

Не взирая на постоянныя сношенія, между нами никогда не возникало настоящей близости. Его симпатія и простодушіе имѣли тотъ же характеръ, какъ и его цвѣты: это были очень милыя подражанія моей манерѣ обращаться съ нимъ. Я увѣренъ, что его чрезвычайно бездушный смѣхъ происходилъ не отъ веселости, хотя не могу назвать его натянутымъ. Мнѣ казалось, что онъ своей аккуратной подражательностью какъ бы стремится снять съ себя всякую отвѣтственность за свои дѣянія: за все долженъ былъ отвѣчать тотъ, кто его училъ! Когда я предлагалъ его вниманію тѣ или другія новѣйшія изобрѣтенія, онъ относился къ нимъ съ оттѣнкомъ снисхожденія, какъ бы взирая на нихъ сверху внизъ, съ высоты трехъ тысячъ лѣтъ китайской исторіи.

-- Неправда ли, какая удивительная вещь электрическій телеграфъ?-- спросилъ я его однажды.

-- Для американцевъ очень хорошая вещь,-- отвѣчалъ онъ съ обычнымъ своимъ безучастнымъ смѣхомъ.-- То-то они и подпрыгиваютъ!

Я такъ и не узналъ, что онъ подъ этимъ разумѣетъ: спуталъ ли телеграфъ съ явленіями электро-гальванизма, или просто насмѣхался надъ лихорадочной спѣшностью американской жизни. Онъ былъ одинаково способенъ и на то, и на другое. Касательно телеграфа всѣмъ намъ было извѣстно, что у китайцевъ существуетъ какой-то таинственный способъ быстро и незамѣтно сообщаться между собою. Всякая новость, имѣвшая благопріятное или зловѣщее значеніе для ихъ племени, распространялась между ними но всему поселку гораздо раньше, чѣмъ мы узнавали объ этомъ. Какая-нибудь невинная корзина съ бѣльемъ изъ стирки, присылавшаяся съ прачешной у рѣки, замѣняла собою цѣлую летучую библіотеку полезныхъ свѣдѣній; иногда клочекъ рисовой бумаги, валявшійся какъ будто случайно въ дорожной пыли, производилъ такой эффектъ, что цѣлая партія китайскихъ носильщиковъ сворачивала въ сторону, минуя нашъ поселокъ.

Когда Си-Юпъ не былъ предметомъ назойливыхъ преслѣдованій со стороны наиболѣе невѣжественной и грубой части населенія, все-таки всѣ надъ нимъ потѣшались, и я не запомню ни одного случая, когда къ нему относились бы серьезно. Рудокопы и золотопромышленники находили поводы къ. забавѣ даже въ анекдотахъ о его мелкихъ плутняхъ и мошенническихъ продѣлкахъ, и съ особымъ наслажденіемъ разсказывали о томъ, какъ онъ надуваетъ сборщика "пошлинъ съ чужеземныхъ рудокоповъ". Это была притѣснительная мѣра, направленная преимущественно противъ китайцевъ, которые смиренно разработывали истощенные и заброшенные участки, принадлежавшіе сначала христіанамъ. Разсказывали, что Си-Юпъ, догадавшись, какъ трудно намъ распознавать китайцевъ по именамъ, возъимѣлъ мысль еще увеличить это затрудненіе, усвоивъ всѣмъ своимъ соплеменникамъ одно и то же выраженіе лица. Онъ самъ уплатилъ сборщику пошлину, какъ слѣдуетъ, получилъ съ него квитанцію и тотчасъ передалъ ее остальнымъ своимъ товарищамъ, такъ что куда бы ни сунулся сборщикъ за пошлиной, во всѣхъ частяхъ поселка ему предъявляли все ту же квитанцію и ему казалось, что передъ нимъ опять безучастно ухмыляется все тотъ же Си-Юпъ! И хотя всѣ мы знали, что у насъ работаетъ, по крайней мѣрѣ, дюжина китайцевъ, а, можетъ быть, и гораздо больше; но сборщику удавалось получить пошлину только съ двоихъ, по имени "Си-Юпъ" и "Си-Инь"; и они были до того похожи одинъ на другого, что злосчастный чиновникъ долго льстилъ себя надеждой, будто заставилъ Си-Юпа дважды заплатить повинность, и въ этомъ пріятномъ заблужденіи половину сбора задержалъ въ свою пользу. Искреннее удовольствіе, получаемое рудокопами отъ этого анекдота, можно объяснить двояко: во-первыхъ, калифорнійцы страстные любители всякихъ практическихъ шутокъ, а во-вторыхъ, убѣждены, что надувать правительство -- значитъ надувать себя самого.

Однако, нельзя сказать, чтобы Си-Юпъ пользовался у насъ единодушными симпатіями.

Однажды вечеромъ забрелъ я въ буфетъ нашего главнаго "салона", т. е. ресторана, бывшаго въ то же время и лучшимъ домомъ въ поселкѣ по части комфорта и изящества меблировки. Въ эту пору начались уже весенніе дожди, но окна залы стояли растворенными настежь, такъ какъ даже и въ этомъ отдаленномъ горномъ округѣ сильно чувствовалось вліяніе юго-западнаго пассата; тѣмъ не менѣе въ большой печкѣ среди комнаты разведенъ былъ огонь, и вокругъ него сгруппировались всѣ посѣтители, разложивъ свои ноги въ мокрыхъ сапогахъ на желѣзную загородку, выведенную вокругъ печи. Ихъ привлекало собственно не тепло, но центральное положеніе печки, удобство сидѣть въ кружкѣ, льстящее стадному инстинкту человѣка. Между тѣмъ всѣ сидѣли понурые и кислые. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ тишина лишь изрѣдка нарушалась прерывистымъ вздохомъ, ругательствомъ сквозь зубы, или просто перемѣной положенія. Ни въ общественныхъ дѣлахъ поселка, ни въ личной судьбѣ каждаго изъ присутствовавшихъ ничего такого не случалось, что могло бы оправдать столь пасмурное настроеніе. Единственнымъ объясненіемъ служило то, что всѣ до одного страдали отъ тугого пищеваренія.

Такое болѣзненное состояніе казалось бы сущей нелѣпостью при ихъ здоровомъ образѣ жизни, если принять во вниманіе постоянное пребываніе подъ открытымъ небомъ, ежедневныя занятія физическимъ трудомъ, цѣлительныя свойства горнаго воздуха, простоту пищи и полное отсутствіе изнуряющихъ развлеченій; и, однако, таковъ былъ несомнѣнный фактъ. Былъ ли онъ слѣдствіемъ того нервнаго раздраженія, которое загнало ихъ сюда въ пылкой погонѣ за золотомъ, или надо было искать причину плохого пищеваренія въ дурномъ качествѣ мясныхъ консервовъ и небрежной стряпнѣ кушаній, которыя они кое-какъ варили и въ полусыромъ видѣ кое-какъ глотали, ворча на потерю времени; или они слишкомъ часто замѣняли обѣдъ большими порціями табаку и водки,-- все же оставался на лицо тотъ странный физіологическій фактъ, что эти молодые, прекрасно сложенные, отборные авантюристы, живя несложною жизнью первобытныхъ людей и являя собою всѣ признаки свѣжести и силы, тѣмъ не менѣе гораздо серьезнѣе страдали отъ несваренія желудка, чѣмъ изнѣженные горожане! У насъ въ поселкѣ тратили столько денегъ на всякія "патентованныя средства", какъ-то: горькія воды, пилюли, микстуры и лепешечки, что лекарства обходились, пожалуй, еще дороже той провизіи, дѣйствіе которой должны были исправлять. Мученики желудочныхъ неисправностей жадно набрасывались на всякія объявленія и рекламы; и каждый разъ, какъ появлялось какое-нибудь новое "специфическое средство", всѣ спѣшили имъ запастись и нѣкоторое время въ общественныхъ кругахъ шли оживленные разговоры объ относительныхъ достоинствахъ такихъ снадобій. Вообще говоря, эти взрослые и бородатые люди отличались какой-то ребяческой вѣрой въ дѣйствительность каждаго новаго зелья, и эта довѣрчивость ихъ имѣла въ себѣ нѣчто досадное и вмѣстѣ съ тѣмъ трогательное.

-- Ну, джентльмэны,-- молвилъ Сайрусъ Паркеръ, обведя главами кружокъ сотоварищей-страдальцевъ,-- можете говорить что угодно объ этихъ вашихъ патентованныхъ средствахъ, я и самъ ихъ всѣхъ перепробовалъ; но только на-дняхъ напалъ на одну такую штуку, что ничѣмъ, кромѣ нея, себя пользовать не стану, ужь на этотъ счетъ могу поручиться!

Всѣ глаза угрюмо обратились на говорившаго, но никто ничего не сказалъ.

-- А надумался я насчетъ этой самой штуки не по объявленіямъ, не изъ циркуляровъ ее извлекъ, а изъ своей собственной головы. Надумался, и все тутъ!-- продолжалъ Паркеръ.

-- Что же это за штука, Сай?-- спросилъ одинъ изъ страдальцевъ, юноша безхитростный и неопытный.

Но Паркеръ, видѣвшій, что аудиторія настроена внимательно, какъ настоящій мастеръ своего дѣла, вмѣсто отвѣта самъ задалъ имъ вопросъ:

-- Слыхали вы, чтобы китаецъ когда-нибудь страдалъ несвареніемъ желудка?

-- Я не слыхивалъ, чтобы китайцы вообще чѣмъ-нибудь могли страдать!-- презрительно отозвался одинъ.

-- Положимъ, что и такъ, но, стало быть, этого вы никогда не слыхали?-- настойчиво спросилъ Паркеръ.

-- И правда, не слыхать!-- отвѣчала вся компанія хоромъ. Очевидно, ихъ поразила эта мысль.

-- Еще бы, конечно, не слыхать,-- молвилъ Паркеръ съ торжествомъ.-- Потому и не слыхать, что никогда этого не бываетъ. Ну, вотъ, джентльмэны, мнѣ показалось обидно, что какіе-то желтокожіе мерзавцы-язычники устроены лучше нашего брата, христіанъ, и не терпятъ такой муки, какую мы испытываемъ. Одинъ разъ, послѣ обѣда, лежу я такъ-то плашмя на берегу, и хватаюсь руками за траву, чтобъ только не выть голосомъ; и вдругъ мимо меня идетъ этотъ проклятый Си-Юпъ, да еще ухмыляется.

-- Ай, какъ много американцы своему Богу молятся, какъ поѣдятъ,-- говоритъ онъ,-- а вотъ китаецъ послѣ ѣды понюхаетъ жженаго трута, и ничего!

-- Изволите видѣть, эта проклятая улитка думала, что я Богу молюсь, а я между тѣмъ до того ослабѣлъ, что не въ силахъ былъ хоть камнемъ въ него швырнуть! Однако, тутъ-то мнѣ и пришла счастливая мысль.

-- Ну, ну, что же такое?-- встрепенулись всѣ.

-- На другой день пошелъ я къ нему въ лавку, когда онъ былъ одинъ, а мнѣ становилось невтерпежъ; взялъ его за косу и говорю: коли ты, собачій сынъ, не скажешь мнѣ сейчасъ, въ чемъ дѣло, я тебѣ эту самую твою косу въ глотку затолкаю.-- Онъ взялъ кусочекъ трута, зажегъ его и подставилъ мнѣ подъ носъ.-- И вотъ, хоть сейчасъ провалиться, хотите вѣрьте, хотите нѣтъ, не прошло и минуты, джентльмэны, какъ я почувствовалъ себя гораздо лучше, а потомъ вдохнулъ еще раза два -- и совсѣмъ отлегло.

-- Очень крѣпкій былъ запахъ, Сай?-- спросилъ неопытный юноша.

-- Да нѣтъ,-- отвѣчалъ Паркеръ,-- не то чтобы крѣпкій, а какой-то пряный, странный... вродѣ того, какъ бываетъ, въ жаркую ночь. Это-то меня и поразило.. Но такъ какъ нельзя же мнѣ было прогуливаться на людяхъ съ кускомъ горящаго трута въ рукахъ, словно я собираюсь зажигать фейерверкъ по случаю четвертаго іюля {Годовщина объявленія американской независимости. Въ этотъ день каждый американецъ считаетъ долгомъ зажечь фейерверкъ. Пр. пер.}, я и спросилъ, не можетъ ли онъ дать мнѣ того же средства въ другомъ видѣ, такъ чтобы удобнѣе было имъ пользоваться, когда почувствую схватки, а я, молъ, заплачу тебѣ все равно, какъ за настоящее лекарство. Вотъ онъ мнѣ и далъ.

Онъ опустилъ руку въ карманъ, вытащилъ крошечный пакетикъ красной бумаги, развернулъ его и показалъ, что тамъ насыпанъ какой-то розовый порошокъ. Пакетикъ обошелъ всѣхъ присутствовавшихъ: каждый съ самымъ серьезнымъ видомъ подержалъ его въ рукахъ.

-- Вкусъ и запахъ вродѣ инбиря,-- сказалъ одинъ.

-- Инбирь и есть!-- презрительно отозвался другой.

-- Можетъ быть, инбирь, а можетъ быть, и нѣтъ!-- сказалъ Сай Паркеръ съ твердостью.-- А можетъ быть, это только моя фантазія! Но разъ, что это такое средство, которое можетъ мнѣ внушать такую фантазію, а фантазія меня вылечиваетъ, мнѣ совершенно все равно! Я себѣ на два доллара купилъ этой фантазіи, или этого инбиря, и намѣренъ его придерживаться. Такъ-то-съ!

И онъ заботливо засунулъ пакетикъ обратно въ карманъ.

Но тутъ посыпались насмѣшки и критическія замѣчанія. Ужъ если онъ -- Сайрусъ Паркеръ -- чистокровный американецъ, до того унизился, что пошелъ лечиться у китайскаго знахаря, не лучше ли ему накупить для себя китайскихъ идоловъ и разставить ихъ вокругъ своей хижины? Коли онъ возымѣлъ такую вѣру въ Си-Юпа, и состоитъ съ нимъ въ такихъ пріятельскихъ сношеніяхъ, отправился бы за одно работать съ нимъ на заброшенныхъ пріискахъ, а тотъ-бы его подкуривалъ въ это время. Можетъ быть, онъ вовсе не трутъ нюхалъ, а просто выкурилъ трубку опіума; въ такомъ случаѣ лучше бы признаться въ этомъ, чѣмъ морочить добрыхъ людей! Тѣмъ не менѣе всѣмъ очень захотѣлось еще разъ посмотрѣть, что тамъ насыпано въ красномъ пакетикѣ; но Сай Паркеръ былъ глухъ ко всѣмъ просьбамъ и приставаньямъ по этой части.

Нѣсколько дней спустя, я видѣлъ, какъ одинъ изъ тогдашнихъ собесѣдниковъ, именно Эбъ Уинфордъ, выходилъ изъ прачешной Си-Юпа. Проходя мимо меня, онъ пробормоталъ что-то насчетъ проклятой манеры задерживать бѣлье въ стиркѣ, но не задержалъ меня продолжительной бесѣдой. На другой день я самъ пошелъ въ прачешную и засталъ тамъ другого золотопромышленника, но этотъ такъ долго заболтался о какихъ-то пустякахъ, что я ушелъ, оставивъ его наединѣ съ Си-Юпомъ. Потомъ, зайдя въ гости къ Джеку Покеру (изъ Шасты), я замѣтилъ, что въ его хижинѣ стоитъ странный запахъ ладана; но онъ приписалъ это чрезвычайно смолистому свойству сосновыхъ дровъ, которыми топилъ свой каминъ. Я не пытался разъяснить всѣ эти таинственныя явленія и ни о чемъ не разспрашивалъ Си-Юпа: уважая его сдержанность на этотъ счетъ, я былъ притомъ увѣренъ, что если бы я сталъ предлагать ему прямые вопросы, онъ бы мнѣ непремѣнно совралъ. Мнѣ было довольно того, что его прачешная вошла въ моду и самъ онъ, очевидно, процвѣталъ.

Съ той поры прошло около мѣсяца, когда въ поселкѣ появился докторъ Дюшэнъ. Пріѣхалъ онъ наложить повязку на чью-то сломанную кость и, покончивъ съ этой операціей, зашелъ въ салонъ ресторана "Пальметто". Это былъ пожилой человѣкъ, военный врачъ и хирургъ, во всемъ нашемъ округѣ очень уважаемый и любимый, хотя въ то же время его немного побаивались за грубоватую прямоту и военную точность его рѣчи. Обмѣнявшись привѣтствіями со всѣми золотопромышленниками съ обычной своей сердечностью, докторъ принялъ ихъ приглашеніе вмѣстѣ выпить. Тогда Сай Паркеръ приступилъ къ нему и съ притворной небрежностью, которая, однако, плохо прикрывала небывалую робость, завелъ такую рѣчь:

-- Я хотѣлъ задать вамъ одинъ вопросъ, докторъ... пожалуй, очень глупый вопросъ, такъ себѣ, знаете ли, не въ смыслѣ врачебной консультаціи, нѣтъ!.. Но все-таки имѣющій нѣкоторое отношеніе къ вашей профессіи. Понимаете?

-- Валяйте, Сай!-- молвилъ докторъ добродушно.-- Теперь самый такой часъ, когда я подаю даровые совѣты.

-- О, тутъ дѣло не въ симптомахъ, докторъ, и я, собственно говоря, здоровъ. Я хотѣлъ только спросить васъ, не извѣстно ли вамъ что-нибудь насчетъ медицинской практики у этихъ самыхъ китайцевъ?

-- Я ничего не знаю,-- отвѣчалъ докторъ безъ обиняковъ.-- Насколько мнѣ извѣстно, и другіе ничего не знаютъ объ этомъ.

У буфета водворилось вдругъ глубокое молчаніе, и докторъ, поставивъ свой стаканъ на прилавокъ, продолжалъ, съ легкимъ оттѣнкомъ профессіональной вразумительности:

-- Видите ли, китайцы не имѣютъ никакого понятія объ анатоміи, и личныхъ наблюденій не производятъ! По ихъ суевѣрнымъ понятіямъ, нельзя ни вскрывать труповъ, ни изучать внутренностей, потому что они считаютъ человѣческое тѣло священнымъ и неприкосновеннымъ.

Между присутствовавшими замѣтно было легкое возбужденіе и живой интересъ къ поднятому вопросу. Сай Паркеръ значительно переглянулся съ товарищами и снова обратился къ доктору, частью задирающимъ тономъ, а частью какъ бы оправдываясь.

-- Само собой разумѣется, докторъ, они не настоящіе врачи, не такіе, какъ вы; но у нихъ все-таки водятся свои лекарства и они ими лечутся... вотъ, какъ собаки ѣдятъ траву, напримѣръ! Но я хочу спросить у васъ, какъ человѣка дальновиднаго, неужели вы полагаете, что тѣ старухи, напримѣръ, которыя ходятъ по домамъ и лечутъ всякими тамъ корешками, да водицами, не могутъ помогать отъ болѣзней потому, что не знаютъ анатоміи и предлагаютъ только такія простыя и натуральныя средства?

-- Да китайскія-то лекарства совсѣмъ не простыя и не натуральныя,-- сказалъ докторъ хладнокровно.

-- Не простыя?-- подхватили слушатели, подступая ближе.

-- Этимъ я не хочу сказать,-- продолжалъ докторъ, не безъ удивленія оглянувшись на окружившія его внимательныя и возбужденныя лица,-- я этимъ не хочу сказать, чтобы они были положительно зловредны, особенно если принимать ихъ въ небольшомъ количествѣ; но, собственно говоря, это вовсе не аптекарскія снадобья, и я ни въ какомъ бы случаѣ не назвалъ ихъ простыми. Вамъ извѣстно, изъ чего они состоятъ, по преимуществу?

-- Н... нѣтъ, -- отвѣчалъ Паркеръ осторожно,-- не совсѣмъ, то есть...

-- Подойдите поближе, я вамъ скажу.

Паркеръ поспѣшно придвинулся, да и остальные вытянули шеи къ прилавку. Докторъ Дюшэнъ произнесъ нѣсколько словъ такъ тихо, что въ другихъ частяхъ залы ничего не было слышно. Наступило глубокое молчаніе, и черезъ минуту Эбъ Уинфордъ нарушилъ его, обратившись къ буфетчику:

-- Налейте-ка мнѣ рюмку чистой водки; не нужно ничѣмъ разбавлять, я такъ выпью.

-- И мнѣ тоже!-- послышались другіе голоса.

Всѣ выпили водку залпомъ; двое изъ присутствовавшихъ тихимъ шагомъ вышли вонъ. Докторъ утеръ себѣ губы, застегнулъ пальто и сталъ натягивать дорожныя перчатки.

-- Я слыхалъ,-- сказалъ Джекъ Покеръ (изъ Шасты) съ слабою улыбкой на поблѣднѣвшемъ лицѣ, потряхивая послѣдними каплями водки на днѣ своей рюмки,-- я слыхалъ, что эти отпѣтые дураки вмѣсто лекарства иногда нюхаютъ жженный трутъ?

-- Да, и это, сравнительно говоря, еще довольно приличное средство,-- сказалъ докторъ задумчиво.-- Это деревянные опилки, смѣшанные съ небольшимъ количествомъ клея и муравьиной кислоты.

-- Муравьиной кислоты? Это что же такое?

-- Это такое особое вещество, дѣйствительно выдѣляемое муравьями. Предполагаютъ, что они выбрасываютъ изъ себя эту жидкость произвольно, съ цѣлью самозащиты... какъ хорьки, знаете?

Но Джекъ Покеръ (изъ Шасты) объявилъ вдругъ, что ему необходимо переговорить съ какимъ-то прохожимъ, и стремительно бросился вонъ изъ ресторана. Докторъ вышелъ на подъѣздъ, сѣлъ на своего коня и уѣхалъ. Но я подмѣтилъ на его загорѣломъ и невозмутимо-спокойномъ лицѣ легкую улыбку, что навело меня на мысль, что онъ, можетъ быть, догадался, почему ему задавали такіе вопросы, а также замѣтилъ и впечатлѣніе, произведенное его отвѣтами. Въ этомъ предположеніи утвердило меня то обстоятельство, что никто больше ни единымъ словомъ не упоминалъ объ этихъ предметахъ; инцидентъ тѣмъ и кончился, и ни одинъ изъ пострадавшихъ не предпринималъ никакой отместки противъ Си-Юпа. Было ясно, что каждый изъ нихъ, втайнѣ отъ остальныхъ, обращался къ китайцу; но, повидимому, они были не вполнѣ увѣрены въ томъ, что докторъ Дюшэнъ не обморочилъ ихъ касательно составныхъ частей китайскихъ лекарствъ, и не рѣшались изъ-за этого учинять открытаго нападенія на бѣднаго Си-Юпа, зная, что въ такомъ случаѣ секретъ выйдетъ наружу и товарищи неминуемо поднимутъ ихъ на смѣхъ. Такъ это дѣло и затихло само собой, и Си-Юпъ остался хозяиномъ положенія.

Между тѣмъ Си-Юпъ процвѣталъ. Набранная имъ артель китайскихъ рабочихъ была постоянно занята или стиркой бѣлья, или перебираніемъ и промывкой тѣхъ отобросовъ, которые оставались на старыхъ промыслахъ, заброшенныхъ разбогатѣвшими рудокопами. Такъ какъ на эту работу никакихъ особенныхъ затратъ не производилось и она обходилась такъ же недорого, какъ дробленіе щебня или собираніе стараго тряпья, а содержаніе китайской артели стоило тоже до смѣшного дешево, нѣтъ сомнѣнія, что Си-Юпъ и этимъ кое-что зарабатывалъ каждую недѣлю; но такъ какъ всѣ свои заработки онъ, по китайскому обыкновенію, отсылалъ въ Санъ-Франсиско не иначе какъ черезъ тѣхъ же носильщиковъ-китайцевъ, никогда не довѣряя ихъ правильной почтѣ, не было никакой возможности провѣрить, какъ велики были его барыши. Съ другой стороны, ни у самого Си-Юпа, ни у кого изъ его земляковъ, повидимому, никогда денегъ не было. Въ прежнія безшабашныя времена и въ менѣе цивилизованныхъ селеніяхъ часто случалось, что рудокопы нападали на китайскія лачуги или на ихъ странствующія артели, съ цѣлью грабежа; но было извѣстно, что никогда не находили у нихъ денегъ. Такое положеніе дѣлъ, однако, должно было существенно измѣниться.

Однажды, въ день субботній, Си-Юпъ вошелъ въ почтовую контору Уэльса, Фарго и Ко съ мѣшечкомъ золотого песку, который, послѣ достодолжнаго взвѣшиванія, былъ оцѣненъ въ пятьсотъ долларовъ. Онъ былъ адресованъ на имя одной китайской фирмы, въ Санъ-Франсиско. Кассиръ, вручая Си-Юпу квитанцію, замѣтилъ мимоходомъ:

-- Стирка-то, какъ видно, очень прибыльное ремесло, Снюпъ?

-- Стирка очень выгодное ремесло. Не надо ли для васъ постирать что-нибудь, Джонъ?-- сказалъ Си-Юпъ съ готовностью.

-- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣчалъ кассиръ, разсмѣявшись,-- мнѣ ничего не надо; я только подумалъ, какое множество рубашекъ нужно было выстирать, чтобы накопить пятьсотъ долларовъ!

-- Совсѣмъ не отъ стирки рубашекъ! Это отъ промывки отбросовъ, въ которыхъ есть золотой песокъ. Понимаете?

Кассиръ понялъ отлично и только поднялъ брови отъ изумленія. Въ слѣдующую субботу Си-Юпъ опять пришелъ къ нему съ другимъ мѣшечкомъ, оцѣненнымъ въ сумму около четырехсотъ долларовъ и адресованнымъ на имя той же самой фирмы.

-- На этотъ разъ не такъ много намылъ золота, э?-- замѣтилъ кассиръ участливо.

-- Нѣтъ,-- безстрастно отвѣчалъ Си-Юпъ,-- на той недѣлѣ больше будетъ.

Настала третья суббота. Си-Юпъ притащилъ еще одинъ мѣшокъ золотого песку, цѣною на четыреста пятьдесятъ долларовъ, и тутъ ужь кассиръ не счелъ себя обязаннымъ долѣе хранить это дѣло въ секретѣ. Онъ все разсказалъ пріятелямъ, и черезъ сутки все населеніе нашего поселка знало, что Си-Юпъ со своею артелью каждую недѣлю вымываютъ среднимъ счетомъ на четыреста долларовъ золота изъ остатковъ и отбросовъ стараго пріиска, на участкѣ, когда-то принадлежавшемъ хозяевамъ ресторана "Пальметто".

Эта вѣсть повергла поселокъ въ глубочайшее изумленіе. Въ старые годы зависть и негодованіе по поводу блестящихъ успѣховъ презрѣннаго языческаго племени, могли-бы принять довольно злостный оборотъ и Си-Юпъ со своей компаніей дорого поплатился бы за удачу. Но съ тѣхъ поръ жители поселка сами нажились порядочно и охотнѣе подчинялись законамъ; среди нихъ завелись уже два семейства изъ восточныхъ штатовъ и начинали притекать посторонніе капиталы; такъ что и зависть, и негодованіе проявились лишь въ умѣренной формѣ строгаго разслѣдованія и законной критики. Къ счастью для Си-Юпа, изстари существовалъ такой законъ для горныхъ промысловъ, что всякій заброшенный участокъ, со всѣми отбросами на немъ, становился собственностью всякаго лица, возобновлявшаго на немъ работы. Однако, прошелъ слухъ, что Си-Юпъ и его артель разрабатываютъ не старые отбросы, а новую золотоносную жилу, о которой никто не зналъ и прежніе владѣльцы пропустили ее безъ вниманія; а такъ какъ, по своему китайскому пристрастію къ секретности, Си-Юпъ во-время не заявилъ своихъ правъ на открытіе и не получилъ законнаго утвержденія, онъ, съ юридической точки зрѣнія, терялъ право на эту собственность. Учредили надзоръ за китайской артелью; однако, очевидные факты не подтвердили предположенія о новой жилѣ, да и золото, которое Си-Юпъ отсылалъ въ Санъ-Франсиско, было именно того сорта, какого можно было ожидать отъ промывки отбросовъ, оставленныхъ тутъ прежними владѣльцами "Пальметто". Только его было слишкомъ много для такого заброшеннаго пріиска.

-- Больно ужь небрежно работали наши ребята на "Пальметто"; какъ напали тогда на главную жилу, такъ и возились только надъ ней, а прежнія мѣста всѣ забросили, и, должно быть, много добра пропало у нихъ даромъ!-- говорилъ Сай Паркеръ, хорошо помнившій ихъ беззаботную щедрость во дни "великой удачи".-- Кабы мы не считали зазорнымъ для бѣлокожаго рыться въ чужихъ мусорныхъ кучахъ, намъ бы и досталось все то, чѣмъ поживились теперь эти поганые китайцы. Я вамъ скажу, братцы, что намъ не пристало такъ важничать и впередъ придется дѣйствовать попроще.

Возбужденіе достигло, наконецъ, крайнихъ предѣловъ, и видя, что ни запугиваньемъ, ни подсматриваньемъ ничего не возьмешь, пустили въ ходъ дипломатію. Подъ тѣмъ предлогомъ, что хотятъ выкупить участокъ Си-Юпа и его компаніи, золотопромышленники избрали изъ своей среды комитетъ и получили дозволеніе осмотрѣть пріискъ и производимыя на немъ работы. Отправились на участокъ, увидѣли все тотъ же большой валъ изъ раздробленныхъ камней и песку, оставшійся послѣ удаленія прежнихъ хозяевъ, и застали тамъ Си-Юпа съ четырьмя или пятью невозмутимо возившимися китайцами. Часа черезъ два комитетъ возвратился въ ресторанъ, внѣ себя отъ волненія. Говорили они шепотомъ, но изъ ихъ рѣчей можно было заключить, что богатство почвы, промываемой артелью Си-Юпа, превзошло ихъ ожиданія. Въ какіе-нибудь два часа времени комитетъ видѣлъ собственными глазами, какъ изъ этихъ самыхъ отбросовъ намыто было золота на сумму около двадцати долларовъ, притомъ промывка производилась самымъ первобытнымъ, безсмысленнымъ способомъ неумѣлыми руками, но зато съ безконечнымъ терпѣніемъ китайцевъ. Какихъ дѣлъ можно тутъ надѣлать, коли съ американскимъ умомъ взяться какъ слѣдуетъ и пустить въ ходъ усовершенствованный механизма!

Тотчасъ составился синдикатъ. Предложили Си-Юпу двадцать тысячъ долларовъ съ тѣмъ, чтобы онъ окончательно отказался отъ участка и передалъ его во владѣніе синдиката черезъ двадцать четыре часа. Китаецъ выслушалъ предложеніе съ самымъ тупымъ и глупымъ выраженіемъ лица. Съ прискорбіемъ долженъ я сознаться, что, когда имъ показалось, что китаецъ колеблется въ своемъ рѣшеніи, они ему внушили, что отъ этого ему же будетъ хуже: пригрозили судомъ, увѣрили, что потребуютъ юридическихъ доказательствъ его правъ на владѣніе пріискомъ, и образуютъ компаніи для провѣрки доходности почвы по обѣимъ сторонамъ насыпи. Въ концѣ концовъ Си-Юпъ согласился съ тѣмъ условіемъ, чтобы вся сумма сполна была выплачена золотомъ одному китайскому агенту въ Санъ-Франсиско, въ тотъ самый день, когда участокъ будетъ переданъ въ ихъ руки.

Синдикатъ ничего не имѣлъ противъ этой характерной китайской предосторожности. Всѣмъ было извѣстно, что китаецъ въ дорогѣ не станетъ держать при себѣ денегъ; а въ томъ подозрительномъ намекѣ на недобросовѣстность компаніи не нашли ничего для себя обиднаго, или просто не замѣтили его.

Въ тотъ самый день, когда синдикатъ вступилъ во владѣніе, Си-Юпъ ушелъ изъ поселка. Онъ заходилъ проститься со мной. Я поздравилъ его со счастливой перемѣной обстоятельствъ; но въ глубинѣ души смущался сознаніемъ, что его насильно принудили продать его имущество несравненно дешевле его дѣйствительной стоимости.

Въ настоящее время я иного мнѣнія.

Къ концу недѣли слышно было, что новая компанія намыла золота на сумму около трехъ сотъ долларовъ. Добыча оказалась менѣе выгодной, чѣмъ ожидали; однако, синдикатъ, повидимому, и этимъ остался доволенъ, и на пріискъ поставили новыя машины. Прошла еще недѣля, и синдикатъ умолчалъ о результатѣ работъ. Одинъ изъ членовъ комитета наскоро собрался и уѣхалъ въ Санъ-Франсиско. Тамъ, по слухамъ, онъ нигдѣ не могъ разыскать ни Си-Юпа, ни того агента, которому переданы были деньги. Тогда же хватились, что у насъ въ поселкѣ не осталось больше ни одного китайца. И, наконецъ, роковая тайна раскрылась.

По всей вѣроятности, Си-Юпъ и его компанія никогда не выручали изъ кучи отбросовъ болѣе двадцати долларовъ въ недѣлю, что составляло обычный заработокъ подобной артели. Но Си-Юпъ возъимѣлъ блестящую мысль прославить доходность участка помощью капитала въ пятьсотъ долларовъ, взятаго заимообразно, въ видѣ золотого песка, у его же соотечественника и кредитора въ Санъ-Франсиско: этотъ капиталъ Си-Юпъ открыто посылалъ ему по почтѣ, а тотъ китаецъ въ свою очередь секретно пересылалъ мѣшокъ обратно на пріискъ, черезъ тѣхъ же китайскихъ носильщиковъ. Такимъ образомъ, мѣшокъ съ золотымъ пескомъ то и дѣло гулялъ взадъ и впередъ между заимодавцемъ и должникомъ, къ вящему назиданію почтовой конторы и къ великому надувательству любопытствующихъ зѣвакъ нашего поселка. Какъ только синдикатъ попался на эту удочку, Си-Юпъ, знавшій, въ какой день самозванный комитетъ намѣревался осматривать участокъ, поспѣшно "посолилъ" отбросы, то есть самымъ добросовѣстнымъ образомъ разсыпалъ золотой песокъ по всему пріиску, да такъ искусно, что казалось, будто золото дѣйствительно есть составная часть его почвы и извлекается оттуда естественнымъ путемъ.

На этомъ мы простимся съ Си-Юпомъ и закончимъ это воспоминаніе о превратно понятомъ человѣкѣ мнѣніемъ, выраженнымъ на его счетъ однимъ извѣстнымъ юристомъ, съ которымъ по этому поводу ѣздили совѣтоваться въ Санъ-Франсиско:

"Эта мошенническая продѣлка была ведена такъ умно, что чрезвычайно сомнительно, чтобы въ судебныхъ учрежденіяхъ признали правильность иска противъ Си-Юпа; такъ какъ не было законныхъ свидѣтелей того, что онъ "солилъ" пріискъ, и онъ даже никого не увѣрялъ, будто предъявляемый имъ мѣшокъ съ золотомъ былъ "обычной", еженедѣльной добычей съ этого самаго участка; съ другой стороны, обвиненіе въ явномъ обманѣ можно обратить противъ комитета, который и осматривалъ пріискъ подъ фальшивымъ предлогомъ, а потомъ и купилъ его насильно, дѣйствуя на продавца посредствомъ застращиванія..."

"Вѣстникъ Иностранной Литературы", No 2, 1898