Брет-Гарт Фрэнсис - Рассказ без развязки

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА

Томъ второй

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типогр. Высочайше утвержд. Товар. "Общественная Польза" Большая Подъяческая, No 39
1895

Разсказъ безъ развязки.

Это случилось въ пульманскомъ спальномъ вагонѣ, на одной изъ западныхъ желѣзныхъ дорогъ. Я очнулся отъ первой дремоты, овладѣвающей всегда путешественникомъ, и съ ужасомъ убѣдился, что проспалъ только два часа и большую часть длинной зимней ночи предстояло сидѣть съ открытыми глазами.

Утративъ надежду заснуть, я задумался о многомъ и сталъ задавать себѣ различные вопросы. Отчего одѣяла въ спальныхъ вагонахъ не походятъ на всѣ прочія и, охватывая тѣло какой-то холодной массой, ложатся тяжелымъ гнетомъ, нисколько не согрѣвая? Отчего занавѣси надъ койками такъ толсты и такъ душны? Отчего пассажиры не предпочитаютъ дремать, сидя всю ночь въ простомъ вагонѣ, чѣмъ лежать, не смыкая глазъ, въ спальномъ? Потомъ воспоминаніе о позднемъ обѣдѣ на станціи, тяготившемъ меня не менѣе холоднаго одѣяла, подняло новый рядъ вопросовъ. Отчего на всемъ американскомъ континентѣ не подаютъ ни одного мѣстнаго кушанья, а карта каждаго ресторана или буфета составляетъ блѣдный сколокъ съ столичныхъ прейсъ-курантовъ, причемъ единственное различіе заключается въ болѣе или менѣе дурномъ приготовленіи блюдъ? Отчего американецъ, путешествуя, всегда спрашиваетъ индѣйку съ брусничнымъ желе? Отчего служанки въ ресторанахъ, набравъ въ охапку множество тарелокъ, сдаютъ ихъ, какъ карты, черезъ ваши головы и потомъ, мгновенно отойдя, принимаютъ гордую, презрительную позу, какъ-бы говоря: "Если вы думаете, сэръ, что я вамъ дозволю фамильярное обращеніе со мною, вы жестоко ошибаетесь".

Однако, лежа съ открытыми глазами въ спальномъ, вагонѣ, я не только задавалъ себѣ вопросы, но и дѣлалъ замѣчанія, которыя, вѣроятно, не приходятъ въ голову дневнымъ пассажирамъ; напримѣръ, что скорость поѣзда не всегда одинакова. Отъ времени до времени паровозъ, очнувшись, беретъ дружнѣе, какъ-бы говоря слѣдующимъ за нимъ вагонамъ: "Ну, ну! братцы, такъ нельзя, мы не поспѣемъ впередъ!" При этомъ въ учащенномъ пыхтѣньи паровоза всегда слышится какой-то поэтическій мотивъ, зависящій отъ мѣстныхъ условіи желѣзныхъ дорогъ. Такъ на центрально-нью-іоркской линіи, гдѣ полотно гладкое и стальные рельсы безъ перерывовъ, въ пыхтѣньи паровоза торжественно раздается одинъ изъ духовныхъ гимновъ Занки и Моди. На нью-іоркско-нью-говенской дорогѣ, гдѣ множество поперечныхъ вѣтвей и гдѣ свистъ машины не замираетъ ни на минуту, ясно слышится лихой припѣвъ: "Бѣги, бѣги, Томъ, красотка тебя ждетъ!" На квебекской линіи, среди дѣвственныхъ лѣсовъ, я ясно слышалъ, какъ паровозъ краснорѣчиво декламировалъ первыя строфы поэмы Лонгфелло "Эванжелина": "О, лѣсъ вѣковой, вѣчный!" Наконецъ, однажды ночью, но ужь не помню на какой дорогѣ, поднявъ стору, чтобы полюбоваться на снѣжный пейзажъ, залитый серебристымъ свѣтомъ луны, я тотчасъ получилъ выговоръ отъ паровоза, громко, хотя и мелодично распѣвавшаго, какъ Эолова арфа: "Спусти стору, спусти стору!"

Среди всѣхъ этихъ и другихъ размышленій пробило четыре часа. Въ уборной слуга уже чистилъ сапоги. Мнѣ очень хотѣлось заговорить съ нимъ, но я во время вспомнилъ, что всякая попытка вступить въ разговоръ съ кондукторомъ или слугою всегда принимается ими за желаніе причинить ущербъ компаніи, которой они служатъ. Я вспомнилъ, какъ однажды я старался убѣдить кондуктора, что неблагоразумно производить повѣрку билетовъ ровно въ полночь, и онъ обошелся со мною, какъ съ сумашедшимъ. Нѣтъ, рѣшительно не было никакого средства избавиться отъ душнаго, нестерпимаго одиночества. Я поднялъ стору и посмотрѣлъ въ окно. Мы проѣзжали мимо фермы; слабое мерцаніе фонаря, вѣроятно, въ рукахъ работника, слегка освѣщало овинъ, а далеко-далеко на горизонтѣ небо уже розовѣло. Наконецъ-то повѣяло утромъ.

На послѣдней станціи въ вагонъ сѣли два пассажира. Они помѣстились другъ противъ друга въ пустомъ отдѣленіи и разговаривали между собою отрывочно, позѣвывая и, очевидно, тяготясь обществомъ другъ друга. Когда я взглянулъ на нихъ изъ-за занавѣси моей койки, одинъ изъ нихъ говорилъ другому самымъ апатичнымъ тономъ:

-- Да, одно время онъ былъ очень популярнымъ гробовщикомъ...

-- 2-й пассажиръ (не менѣе апатично). А былъ онъ... этотъ гробовщикъ, христіаниномъ? Ходилъ онъ въ церковь?

-- 1-й пас. (задумчиво). Не знаю, можно-ли сказать, что онъ исповѣдывалъ христіанство, но его считали вѣрующимъ.

-- 2-й пас. (послѣ долгаго молчанія и чувствуя, что общественный долгъ обязывалъ его сказать что-нибудь). А почему онъ былъ популярнымъ гробовщикомъ?

-- 1-й пас. (лѣниво зѣвая). Наибольшей популярностью онъ пользовался у вдовъ и вдовцовъ, благодаря своему искусству утѣшать ихъ чувствительными фразами изъ священнаго писанія и собственнаго житейскаго опыта. Онъ самъ, говорятъ, похоронилъ трехъ женъ и пятерыхъ дѣтей; послѣднія изъ нихъ умерли отъ дифтерита. Я не знаю, правда-ли это, но такъ говорятъ.

2-й пас. Но какъ-же онъ потерялъ эту популярность?

1-й пас. Въ томъ-то и вся исторія. Онъ, видите-ли, не довольствовался тѣмъ, что бралъ на себя, какъ другіе гробовщики, полное устройство похоронъ, но вводилъ разныя новизны въ свое ремесло, напримѣръ, онъ выработывалъ физіономію покойника.

2-й пас. Какъ выработывалъ?

1-й пас. Вотъ, изволите-ли видѣть. Вамъ, вѣроятно, случалось замѣчать, что лица покойниковъ имѣютъ непріятное выраженіе?

2-й пас. Да.

1-й пас. Вотъ, напримѣръ, я устроивалъ похороны Мэри Нобльсъ, дочери подруги моей жены; славная эта была дѣвушка, красивая и набожная христіанка. Но несмотря на великолѣпный гробъ съ рюшемъ и цвѣтами, я долженъ сознаться, что покойница производила отталкивающее впечатлѣніе.

2-й пас. Неужели?

1-й пас. Вотъ, для того, чтобы покойникъ не отталкивалъ отъ себя живыхъ, гробовщикъ,-- его звали Вилькинсъ,-- и выработывалъ приличное выраженіе лица. Онъ достигъ въ этомъ дѣлѣ, надо правду сказать, такого искусства, что за извѣстную плату онъ придавалъ покойнику то или другое выраженіе. Столько-то стоила улыбка христіанскаго смиренія, а столько-то,-- конечно, гораздо дороже,-- сіяніе надежды на будущую жизнь.

2-й пас. Я желалъ-бы знать...

1-й пас. (перебивая). Я самъ сомнѣвался, согласна-ли такая работа съ св. писаніемъ, но пасторъ успокоилъ меня, сказавъ, что онъ будетъ смотрѣть сквозь пальцы, пока Вилькинсъ выказываетъ свое искусство на извѣстныхъ своею набожностью прихожанахъ. Но когда умеръ Сай Дунгамъ... вы помните Сая Дунгамъ?

Наступило продолжительное молчаніе. Второй пассажиръ смотрѣлъ въ окно и, повидимому, забылъ о существованіи своего сосѣда. Высунувъ голову изъ-за занавѣски, я увидѣлъ, что четыре другіе пассажира, подобно мнѣ, нетерпѣливо также высунули головы, любопытствуя услышать конецъ разсказа. Между ними была одна женщина, которая, увидавъ меня, тотчасъ скрылась, но колебавшаяся занавѣска ея койки ясно доказывала, что интересъ къ разсказу въ ней нисколько не ослабѣлъ. На самомъ дѣлѣ, во всемъ вагонѣ было только два человѣка вполнѣ равнодушныхъ: пассажиры, бесѣда которыхъ такъ интересовала насъ всѣхъ.

2-й пас. (оторвавшись, наконецъ, отъ окна). Что вы сказали о Саѣ Дунгамъ?

1-й пас. Сай никогда не отличался ни вѣрой, ни набожностью; это былъ блудный сынъ; онъ постоянно пьянствовалъ и водился съ развратными женщинами. Однажды онъ хватилъ въ кутежѣ черезъ край и умеръ. Семейство его, гордое и богатое, не пожалѣло денегъ на похороны, и я долженъ сознаться, что никогда не видывалъ подобнаго блеска. Вилькинсъ, надо сказать правду, превзошелъ себя. Онъ придалъ лицу блуднаго сына выраженіе, No 1 (по таксѣ самое дорогое), т. е. надежды на будущую жизнь. Это ужъ было слишкомъ и даже пасторъ сталъ поговаривать, что надо положить конецъ его ремеслу. Однакожъ, не отъ того потерялъ онъ свою популярность...

Новое молчаніе. Второй пассажиръ не выражалъ ни малѣйшаго желанія узнать, почему гробовщикъ потерялъ свою популярность. Но изъ-за занавѣски сосѣднихъ коекъ высовывались лица, съ нетерпѣніемъ и даже злобой желавшія услышать результатъ системы выработыванія мертвыхъ физіономій.

2-й пас. (вдругъ вспомнивъ предметъ бесѣды). Да, отчего-же онъ сталъ непопуляренъ?

1-й пас. (очень спокойно). Отъ слишкомъ большаго рвенія... т. е., я такъ предполагаю, а факты мнѣ положительно неизвѣстны. Когда, два мѣсяца тому назадъ, умеръ мужъ м-съ Видскомбъ, она очень горевала, хотя могла, кажется, къ этому привыкнуть, похоронивъ ранѣе двухъ мужей! Вы знаете, что она была замужемъ за Джономъ Баркеромъ?

2-й пас. (съ замѣтнымъ интересомъ). Это не правда.

1-й пас. (торжественно). Пусть я сегодня предстану на страшный судъ, если она не вдова Баркера!

2-й пас. А я присягну.

1-й пас. (перебивая). Вотъ м-съ Видскомбъ устроила великолѣпныя похороны и Вилькинсъ показалъ вполнѣ свое искуство. Къ несчастію, а быть можетъ и счастію, одинъ изъ старыхъ друзей покойнаго, докторъ изъ Чикаго, пріѣхалъ на похороны. Онъ вмѣстѣ со всѣми пошелъ взглянуть на покойника, на лицѣ котораго была небесная улыбка, и всѣ говорили, что покойный уже получилъ высшую награду за свою примѣрную жизнь. Вдова, какъ всѣ женщины, съ утѣшеніемъ слушала комплименты, расточаемые покойнику. Вдругъ докторъ обратился къ ней съ вопросомъ: "отъ какой болѣзни умеръ вашъ мужъ?" -- Бѣдная вдова отвѣчала со слезами: "Отъ чахотки, скоротечной чахотки". Докторъ былъ невѣрующій и громко воскликнулъ: "Чортъ возьми, чахотка! Какъ-бы не такъ! Онъ умеръ отъ яда. Посмотрите, какъ сведены всѣ личные мускулы. Это -- riser sardonicos, отъ стрихнина".-- "Помилуйте, докторъ, произнесла съ ужасомъ вдова,-- это улыбка христіанской покорности волѣ Провидѣнія".-- "Чортъ возьми! Я вамъ говорю, что это ядъ! снова произнесъ докторъ;-- и..." Однакожъ мы уже пріѣхали. Вотъ и Джульета!

Двое или трое изъ пассажировъ, заинтересовавшись разсказомъ, воскликнули съ своихъ коекъ:

-- Эй вы, господинъ! Чѣмъ же кончилось...

Но разговаривавшіе пассажиры исчезли.