Брет-Гарт Фрэнсис - Удивительная шайка

УДИВИТЕЛЬНАЯ ШАЙКА
или
Мальчикъ-Атаманъ, Юный Политикъ и Чудо-Пиратъ.

Это было скромное селеніе въ Новой Англіи. Нигдѣ въ долинѣ Коннектикута осеннее солнце не освѣщало болѣе мирной, идиллической и промышленной общины. Мушкатные орѣхи медленно созрѣвали на деревьяхъ, а бѣлые сыры для употребленія жителей Запада постепенно округлялись подъ твердою трудолюбивою рукою американскаго ремесленника. Честный коннектикутскій фермеръ спокойно собиралъ въ своей житницѣ черные бобы, которые, если мѣшать ихъ съ овсяною мукою, составляютъ пріятную замѣну пищи въ цивилизованной Европѣ. Все было тихо, точно въ воскресенье. Доэмвиль былъ всего въ семи миляхъ отъ Гартфорда, и окрестный ландшафтъ былъ веселъ -- отъ убѣжденія, что онъ вполнѣ застрахованъ отъ нападенія.

Немногіе повѣрятъ, что это мирное селеніе было родиною трехъ юныхъ героевъ, о подвигахъ которыхъ поговоримъ впослѣдствіи -- но мы забѣгаемъ впередъ.

Досивильская академія была главнымъ ученымъ собраніемъ въ странѣ. Подъ серьезнымъ и мягкимъ управленіемъ почтеннаго доктора Контекста, она достигла вполнѣ заслуженной популярности. Однако, съ годами усилившіеся недуги старости принуждали доктора во многомъ довѣряться своимъ помощникамъ, которые, нечего и говорить, злоупотребляли его довѣренностью. Въ скоромъ времени ихъ грубая тираннія и полное недоброжелательство сдѣлалась явными. Мальчиковъ положительно заставляли учить ихъ уроки. Трудно повѣрить столь отвратительному факту, но во время учебныхъ занятій ученикамъ приказывали сидѣть на мѣстахъ по крайней мѣрѣ съ наружнымъ видомъ дисциплины. Можно вполнѣ вѣрить свидѣтельству того, кто утверждалъ, что было запрещено катать по полу шары отъ крокета во время урока,-- подъ дьявольскимъ извиненіемъ, что это мѣшаетъ занятіямъ. Было запрещено бить стекла мячами и бить палками младшихъ школьниковъ. Ко всему этому младшіе учители, напыщенные и дерзкіе, благодаря своей побѣдѣ, сбросили маски и показались въ своемъ настоящемъ свѣтѣ. Во время молитвы изо рта приходящаго ученика была вынута сигара! Изъ ящика у другого вынули бутылку съ водкой и выбросили за окно. И наконецъ Безчестіе, Кража со взломомъ, Воровство и Ложь почти впали въ уныніе.

Могло ли американское юношество, сознавая свою силу и имѣя собственную литературу, покорно смириться передъ этою тиранніею? Никогда! Мы твердо это повторяемъ. Мы повторяемъ это родителямъ и опекунамъ. Никогда! Но злобные гувернеры, счастливые и довольные, мало знали о томъ, что происходило въ холодной разсудительной головѣ Чарльса Франсиса Адамса Голойтли, десяти лѣтъ отъ роду; почему ротъ Беньямина Франклина Дженкинса, семи лѣтъ, складывался въ презрительную усмѣшку; или какой огонекъ горѣлъ въ смѣлыхъ, голубыхъ глазахъ Бромлея Читтерлиигса, шести съ половиною лѣтъ отъ роду, когда они всѣ трое сидѣли во время отдохновенія въ углу мѣста, предназначеннаго для дѣтскихъ игръ. Ихъ единственный товарищъ и повѣренный былъ негръ, школьный привратникъ, извѣстный подъ именемъ "Пирата Джима".

Прозвище было дано ему вѣрно, какъ это ясно видно по его прежней бурной карьерѣ, въ которой онъ открыто признался своимъ благороднымъ молодымъ друзьямъ. Рабъ въ семнадцать лѣтъ, въ двадцать лѣтъ предводитель возмущенія на африканскомъ берегу, потомъ корсаръ въ послѣднюю войну съ Англіей, въ двадцать пятъ лѣтъ онъ командовалъ брандеромъ и единственный уцѣлѣлъ на немъ; онъ велъ дикую кипучую жизнь настоящаго пирата, до тѣхъ поръ, пока возстаніе не призвало его снова на службу гражданина, а наступившій миръ и стремленіе въ сельской тиши заставили его принять мѣсто привратника въ доэмвильской академіи, гдѣ вопросовъ не задавали и рекомендацій не требовали -- онъ былъ безъ сомнѣній достойный менторъ для нашихъ смѣльчаковъ. Хотя онъ уже перешелъ за границы лѣтъ, обыкновенно полагаемыхъ предѣломъ жизни человѣка,-- сосчитавъ различные эпизоды его карьеры, ему должно было быть около ста пятидесяти-девяти лѣтъ,-- но на видъ онъ былъ еще не старъ, все еще здоровъ и силенъ.

-- Да,-- продолжалъ критическимъ тономъ пиратъ Джимъ:-- я не думаю, чтобы онъ былъ выше васъ ростомъ, мистеръ Читердингсъ, да былъ ли онъ еще вашего роста, когда стоя на палубѣ моего корабля онъ убилъ выстрѣломъ капитана корабля Восточной Индіи. Мы называли его маленькій Вивильсъ, онъ бытъ такъ малъ. Но богъ съ вами, мальчуганы! онъ ничего былъ въ сравненіи съ маленькимъ Самми Бардо, который пробрался въ каюту капитана на русскомъ фрегатѣ и поразилъ его ножемъ прямо въ сердце, затѣмъ надѣлъ мундиръ капитана и его шляпу съ перьями, и принялъ начальство надъ кораблемъ.

-- Не было ли платье капитана для него велико?-- спросилъ Б. Франклинъ Дженкинсъ заботливо.

Привратникъ взглянулъ на Дженкинса съ оскорбленнымъ достоинствомъ.

-- Не сказалъ ли я, что русскій капитанъ былъ человѣкъ очень маленькаго роста; русскіе -- малы ростомъ, какъ и греки.

Благородный восторгъ горѣлъ въ глазахъ юныхъ героевъ.

-- Былъ ли Барло такъ же великъ, какъ я?-- спросилъ Ч. Ф. Адамсъ Голэйтли, отбрасывая назадъ кудри съ своего юпитеровскаго чела.

-- Да, у него, такъ сказать, была опытность. Слухи ходили, что онъ уходилъ своего школьнаго учителя прежде, нежели, пошелъ въ море. Но это пустая болтовня, друзья мои.

Голэйтли вытащилъ изъ своей куртки фляжку и подалъ ее привратнику. Это была самая лучшая водка его отца. Это тронуло сердце честнаго стараго моряка.

-- Богъ да благословитъ тебя, мой мальчикъ-пиратъ -- сказалъ онъ, задыхаясь отъ волненія.

-- Я досталъ немного табаку,-- сказалъ молодой Дженкинсъ,-- но онъ мелко нарѣзанъ; теперь я только его употребляю.

-- Я могу купить все, что нужно въ мелочной лавкѣ на углу,-- сказалъ пиратъ Джимъ:-- но я оставилъ свое портмоне дома.

-- Возьмите эти часы,-- сказалъ молодой Голэйтли,-- это отцовскіе. Съ тѣхъ поръ, что онъ сталъ тираномъ и завладѣлъ чужою собственностью и заставилъ меня поступить въ шайку корсара, я началъ съ того, что раздѣлилъ нашу собственность.

-- Это все пустяки,-- сказалъ задорно колодой Читтерлингсъ.-- Каждая минута дорога. Время ли теперь заниматься виномъ и бражничать? Ха, намъ нужно дѣла -- дѣла! Мы должны сегодня ночью сражаться за свободу -- и, именно въ эту ночь. Шкуна уже на якорѣ у мельничной плотины, нагруженная провизіей для трехъ-мѣсячнаго плаванія. У меня черный флагъ въ карманѣ. Къ чему же откладывать, вѣдь это трусость?

Двое старшихъ мальчиковъ съ легкимъ чувствомъ стыда и страха взглянули на разгорѣвшіяся щеки и высоко поднятую голову съ торчащимъ хохломъ волосъ младшаго товарища -- блестящаго, красиваго Бромлея Читтерлингса. Увы! эта минута забывчивости и обоюднаго восхищенія была исполнена опасности. Къ нимъ подошелъ худой, болѣзненный, полуголодный учитель.

-- Молодые люди, вамъ пора приняться опять за ваши занятія,-- сказалъ онъ съ сатанинскою вѣжливостью.

То были его послѣднія слова на землѣ.

-- Долой, тиранъ!-- воскликнулъ Читтерлингсъ.

-- Sic ему -- я хочу сказать "sic semper tyrannie!" -- сказалъ классикъ Голэйтли {Онъ повторяетъ извѣстные слова убійцы Линкольна.}.

Тяжелый ударъ въ голову палкой и деревянный шаръ, быстро брошенный въ его пустой желудокъ, замертво уложили на полу учителя. Голэйтли вздрогнулъ.

Пусть мои молодые читатели не осудятъ его слишкомъ поспѣшно. Это было его первое убійство.

-- Обыщите его карманы,-- сказалъ практическій Дженкинсъ.

Они это исполнили и не нашли ничего кромѣ каталога Гарварда за три года.

-- Бѣжимъ,-- сказалъ Дженкинсъ.

-- Впередъ въ лодкамъ!-- воскликнулъ энтузіастъ Читтерлингсъ.

Но Ч. Ф. Адамсъ Голэйтли въ раздумьѣ стоялъ, глядя на лежащаго учителя.

-- Вотъ,-- сказалъ онъ спокойно,-- результатъ слишкомъ свободнаго правленія и нашей школьной системы. Страна требуетъ реформъ. Я не могу отправиться съ вами.

-- Измѣнникъ!-- воскликнули остальные.

Ч. Ф. А. Голэйтли грустно улыбнулся.

-- Вы меня не знаете. Я не сдѣлаюсь пиратомъ, а членомъ конгресса!

Дженкинсъ и Читтерлингсъ поблѣднѣло.

-- Я уже организовалъ два собранія въ кегельномъ клубѣ, и подкупахъ делегатовъ другого клуба. Нѣтъ, не отвращайтесь отъ меня. Будемъ друзьями, преслѣдуя различными путями одну общую цѣль. Прощайте!-- Они пожали другъ другу руки.

-- Но гдѣ Пиратъ Джимъ?-- спросилъ Дженкинсъ.

Онъ на минуту покинулъ насъ, чтобы получить деньги за заложенные часы для покупки вооруженія для шкуны. Прощайте!

Такимъ образомъ разсталась эта честная, молодая голова, исполненная блестящихъ надеждъ.

Въ ту ночь былъ страшный пожаръ въ Довмвилѣ. Довмвильская академія, тайно подожженная, первая сдѣлалась жертвою пламени. Магазинъ сахару и складъ сигаръ, имѣвшіе большіе счета съ академіей, сгорѣли слѣдомъ за нею. При свѣтѣ огненнихъ языковъ, оснащенная шлюбка съ одною мачтою медленно выходила отъ мельничной плотины. На слѣдующій день не нашли трехъ мальчиковъ -- Ч. Ф. Адамса Голэйтли, Б. Ф. Дженкинса, и Бромлея Читтерлингса. Не погибли ли они въ пламени? Кто могъ это знать? Достаточно того, что они никогда болѣе не появлялись въ домахъ своихъ предковъ подъ этими именами.

Хорошо было бы дѣйствительно для Доэмвиля, если бы тайна тѣмъ и кончилась. Но болѣе грустное и скандальное событіе совершилось въ мирномъ селеніи. Въ эту ужасную ночь кто-то украдкою посѣтилъ пансіонъ мадамъ Бринборіонъ и на другое утро примѣтили, что двѣ первыя красавицы и наслѣдницы въ Коннектикутѣ, дочери президента сберегательной кассы и директора страховаго общества -- бѣжали. Вмѣстѣ съ ними исчезли также всѣ вклады сберегательной кассы, а на другой день страховое общество отъ огня "Фламинго" лопнуло.

-----

Теперь, молодые читатели, поплывемъ со мною въ болѣе теплыя и привѣтливыя страны. Вдоль береговъ Патагоніи горделиво плыветъ длинная, низкая, черная шкуна по морю, омывающему берега этой роскошной страны, покрытые виноградниками. Кто это, завернутый въ персидскіе ковры и богато одѣтый, спокойно возлежатъ на квартеръ-декѣ шкуны, небрежно играя чудными мѣстными плодами, которые держатъ передъ нимъ рабы-нубійцы въ корзинахъ изъ массивнаго золота? или по временамъ, смѣло и граціозно управляетъ велосипедомъ изъ слоновой кости по полированной палубѣ темнаго орѣха, ловко проходя между такелажемъ? Кто онъ? можно спросить. Чье имя наводитъ ужасъ на патагонскій флотъ? Кто какъ не Чудо-Пиратъ -- неутомимой юноша, бичъ патагонскихъ морей? Путешественники, медленно дрейфующіе у силурійскихъ береговъ, моряки, плавающіе вдоль девонскаго берега, до сихъ поръ дрожатъ при имени Бромлея Читтерлингса -- юноши мстителя недавно прибывшаго изъ Гартфорда, въ Коннектикутѣ.

Многіе изъ пустого любопытства спрашивали: Зачѣмъ и чего мститель? Не будемъ открывать страшной тайны, сокрытой въ молодой душѣ. Достаточно, что было много горечи въ его прошлой жизни и что тѣ, "чьи душа болитъ надъ подъемлющейся волной" {Whose soul would sicken o'er the heaving wave.} или "чья душа подъемлется надъ белѣющею волной", не поняли этого. Только одна королева амазонокъ, взятая въ плѣнъ на прошедшей недѣлѣ, знала его, можетъ быть, слишкомъ хорошо. Она любила Юношу Мстителя. Но напрасно; его молодое сердце, казалось, очерствѣло.

-- Выслушай меня,-- сказалъ онъ наконецъ, когда она уже въ седьмой разъ безумно предлагала ему свою руку и королевство,-- знай разъ навсегда, почему я долженъ отказаться отъ твоего лестнаго предложенія. Я люблю другую.

Съ дикимъ, отчаяннымъ крикомъ она прыгнула въ море, но была тотчасъ же спасена Чудо-Пиратомъ. И даже въ эту знаменательную минуту онъ былъ такъ холоденъ, что прежде, чѣмъ вынырнуть изъ воды, онъ поймалъ сирену и отдалъ ее подъ стражу своего управителя, съ приказаніемъ дать ей комнату и приготовить горячей и холодной воды, спокойно сѣлъ на свое прежнее мѣсто подлѣ Амазонки. Когда дверь затворилась за его вѣрнымъ слугою, принесшимъ шампанское и мороженое интересной незнакомкѣ, Читтерлингсъ снова продолжалъ свой разсказъ сдавленнымъ голосомъ:

-- Когда я впервые бѣжалъ изъ-подъ кровли деспота-отца, я былъ влюбленъ въ прекрасную и образованную Элизу Дж. Сниффенъ. Отецъ ея былъ президентомъ сберегательной кассы рабочихъ, и отлично зналъ, что со временемъ всѣ клады будутъ его собственностью. Но какъ глупецъ я хотѣлъ предупредить событія и въ минуту дикаго безумія уговорилъ миссъ Сниффенъ бѣжать со мною; и забравъ всѣ наличныя деньги кассы, мы бѣжали.-- Онъ остановился отъ одолѣвшаго его волненія.-- Но судьба рѣшила иначе. Въ моей лихорадочной поспѣшности я забылъ помѣстить въ складахъ моего судна особаго качества шоколадную карамель, которую очень, любила Элиза Дженъ. На другой день мы должны были остановиться у Новой Рошели, чтобы дать возможность миссъ Сниффенъ достать эти лакомства у ближайшаго кондитера и подобрать гарусу въ первомъ модномъ магазинѣ. Роковая ошибка. Она пошла -- и болѣе не вернулась!-- Черезъ минуту онъ продолжалъ сдавленнымъ отъ волненіи голосомъ.-- Прождавъ томительную недѣлю, я долженъ былъ опять пуститься въ море, унося съ собою разбитое сердце и сознаніе, что касса ея отца лопнула. Съ тѣхъ поръ я больше не видалъ ее.

-- И вы все-таки любите ее?-- спросила пылко королева амазонокъ.

-- О, навѣки!

-- Благородный юноша. Вотъ тебѣ награда за твою вѣрность: узнай, Бромлей Читтерлингсъ, что я -- Элиза Дженъ. Утомившись ожиданіемъ, а сѣла на корабль съ перуанскимъ гуано,-- но это длинная исторіи, милый мой.

-- И слишкомъ прозрачна,-- сказалъ Юноша Мститель, высвобождаясь рѣшительно изъ ея объятій.-- Элизѣ Дженъ годъ тому назадъ было только тринадцать лѣтъ, а тебѣ безъ малаго сорокъ.

-- Правда,-- грустно возразила она,-- но и много страдала, а время течетъ быстро, и я выросла. Ты съ трудомъ повѣришь, что это все мои волосы.

-- Не знаю,-- возразилъ онъ мрачно и разсѣянно.

-- Прости мнѣ мой обманъ,-- сказала она.-- Если ты помолвленъ съ другою, дозволь мнѣ, по крайней мѣрѣ, быть тебѣ матерью.

Чудо-Пиратъ былъ пораженъ, слезы выступили у него на глазахъ. Сцена была въ высшей степени трогательная. Многіе изъ старѣйшихъ моряковъ -- люди, присутствовавшіе при сценахъ самыхъ ужасныхъ страданій, не проливъ ни слезинки и не мѣняясь въ лицѣ -- при видѣ этой сцены удалились въ винный погребъ, чтобы скрыть свое волненіе. Немногіе сгруппировались на палубѣ и вернулись съ просьбою, чтобы отнынѣ королевѣ Амазонокъ было дано наименованіе "королевы Острова Пиратовъ".

-- Мать!-- вымолвилъ Чудо-Пиратъ.

-- Сынъ мой!-- воскликнула королева Амазонокъ.

Они обнялись. Въ ту же самую минуту на квартеръ-декѣ послышался громкій шумъ отъ паденія тѣла. То была забытая сирена; она вышла изъ своей каюты и взойдя въ каютъ-компанію въ эту минуту, упала въ обморокъ при этомъ зрѣлищѣ. Чудо-Пиратъ бросился въ ней съ флакономъ солей.

Она медленно пришла въ себя.-- Позволь мнѣ,-- сказала она, приподнимаясь съ достоинствомъ,-- покинуть корабль. Я не привыкла къ подобному поведенію.

-- Выслушай меня -- вѣдь она моя мать!

-- Она, конечно, можетъ быть ею,-- возразила сирена,-- и можетъ говорить, что у нея свои волосы,-- прибавила она поправляя съ замѣчательною граціей при помощи гребня и маленькаго ручного зеркала свои собственныя роскошныя косы.

-- Если бы я не была въ состоянія имѣть одежды, я бы носила хвостъ!-- прошипѣла королева Амазонокъ.-- Полагаю, ты не красишь ихъ, боясь соленой воды? Но, можетъ быть, ты предпочитаешь зеленые, моя милая?

-- Немного соленой воды исправило бы твой цвѣтъ лица, голубушка.

-- Рыба-женщина!-- закричала королева Амазонокъ.

-- Фокусница!-- крикнула сирена.

И они сцѣпились одна съ другою.

-- Бунтъ! За бортъ обѣихъ!-- скомандовалъ Чудо-Пиратъ, ставъ на высоту событій и отбросивъ въ сторону всякую человѣческую привязанность въ минуту опасности.

Принесли доску и на нее помѣстили обѣихъ женщинъ.

-- Я послѣ васъ,-- сказала значительно сирена королевѣ Амазонокъ:-- вы старшая.

-- Благодарю васъ!-- оказала королева Амазонокъ, отступая назадъ.-- Рыбу всегда подаютъ на первое блюдо.

Съ дикимъ крикомъ ярости оскорбленная сирена схватила ее и прыгнула съ нею въ море.

Когда пучина скрыла ихъ навсегда, Чудо Пиратъ вскочилъ.-- Поднимите черный флагъ и плывемъ въ Новый Лондонъ,-- гаркнулъ онъ голосомъ, похожимъ на трубный звукъ.-- Ха! ха! Морской разбойникъ опять на свободѣ!

Дѣйствительно, это была правда. Въ ту роковую минуту онъ высвободился отъ путъ человѣческихъ привязанностей и снова сталъ Юношею-Мстителемъ.

-----

Опять я долженъ просить моихъ читателей сѣсть на моего крылатаго коня и поспѣшить со мною на почти недосягаемыя вершины Скалистыхъ горъ. Тамъ, многія годы, шайка суровыхъ и непокорныхъ дикарей, извѣстныхъ подъ именемъ Голубиныхъ Лапокъ, сопротивлялись законамъ и библіямъ цивилизаціи. Въ продолженіи многихъ лѣтъ тропинки, ведшія къ ихъ лагерю, обозначались костями возчиковъ и сломанными телѣгами, а на деревьяхъ были развѣшаны скальпы, снятые съ головъ женщинъ и дѣтей. Самые храбрые военачальники не рѣшались атаковать ихъ въ ихъ укрѣпленіяхъ; они предусмотрительно не трогали ножей для снятія скальповъ, винтовокъ, пороху и зарядовъ, доставленныхъ любящимъ правительствомъ для ихъ благосостоянія и разбросанныхъ вокругъ укрѣпленнаго лагеря, съ требованіемъ не употреблять въ дѣло все это оружіе, покуда военные не удалятся безопасно. Доселѣ, исключая случайнаго нападенія на землю Нокъ-низъ, враждебнаго племени, они грабили только окрестность.

Но недавно съ ними произошла несчастная перемѣна. Дѣйствуя подъ чьимъ-то дурнымъ вліяніемъ, они пошли войною въ селенія бѣлыхъ, неся съ собою пожары и смерть. Нѣсколько разъ правительство предоставляло имъ свободно удалиться въ Вашингтонъ и даже предлагало снять съ нихъ фотографіи, но подъ тѣмъ же дурнымъ вліяніемъ, они отказались. Въ ихъ способѣ нападенія была какая-то особенная таинственность. Они всегда жгли школьныя зданія, школьныхъ учителей брали въ плѣнъ и о нихъ болѣе никогда не слыхали. Вагонъ-дворецъ желѣзной дороги Тихаго Океана, въ которомъ помѣщалась партія учителей, направлявшихся въ Санъ-Франциско, былъ окруженъ, путешественники взяты въ плѣнъ, и они никогда болѣе не заняли своихъ ваканцій въ спискахъ школъ. Совѣть экзаменаторовъ, направлявшихся въ Чіэнъ, былъ тоже захваченъ и члены его вынуждены были среди страшныхъ пытокъ давать отвѣты на вопросы, которые они сами ранѣе предлагали. Эти звѣрства стали приписывать наконецъ дурному вліянію новаго атамана шайки. До сихъ поръ знали о немъ только по его зловѣщимъ прозвищамъ: "молодой человѣкъ, ищущій своего учителя", и "поднявшій волосы дыбомъ у школьнаго начальства". Говорили, что онъ очень малъ и чрезвычайно моложавъ на видъ. Дѣйствительно, его прежнее наименованіе: "вытирающій себѣ носъ рукавомъ", было дано ему, какъ говорили, чтобы обозначить его все еще дѣтскія привычки.

Ночь царила въ лагерѣ и надъ жилищами дикарей. Краснокожія дѣвушки порхали между лагерныхъ огней подобно ночнымъ бабочкамъ, варили вкусный горбъ буйвола, жарили ароматное мясо медвѣдя и приготовляли тушеные бобы, чтобы накормить храбрецовъ. Для немногихъ избранныхъ были особо приготовлены сочныя стрекозы какъ рѣдкое блюдо, хота гордая спартанская душа ихъ атамана пренебрегала подобными взысканными яствами.

Онъ сидѣлъ одинъ въ своемъ вигвамѣ, ему прислуживала одна миловидная Мушимушъ, самая красивая изъ дѣвушекъ у Голубиныхъ Лапокъ. Ни у кого нельзя было такъ ясно видѣть особенную черту ея замѣчательнаго племени, какъ глядя на ея маленькія ножки, когда она переступала ими. Достаточно было одного взгляда на атамана, чтобы убѣдиться въ истинѣ ходившихъ слуховъ относительно его молодости. Ему было около двѣнадцати лѣтъ, онъ держалъ себя прямо и гордо и былъ съ головы до ногъ одѣтъ въ пестрыя покрывала, вырѣзанныя фестонами, что давало ему видъ перочистки сверхъестественной величины. Громадное орлиное перо, вырванное изъ крыла голаго орла, пытавшагося разъ унести его, довершало его нарядъ. Это было также воспоминаніемъ его храбраго, сверхъ силъ человѣческихъ подвига. Онъ, безъ сомнѣнія, скальпировалъ бы орла, но природа уже предупредила его.

-- Почему задумчивъ великій атаманъ?-- сказала кротко Мушимушъ.-- Не жаждетъ ли все еще душа его крови блѣднолицыхъ учителей? Неужели скальпированіе двухъ профессоровъ геологіи изъ Ельской партіи изслѣдователей не успокоило вчера его сердце воина? Развѣ онъ забылъ, что той же участи ожидаютъ Гарденеръ и Кингъ? Не должна ли завтра сама его Мушимушъ доставить ему ботаника? Говори, молчаніе моего брата давитъ мнѣ сердце подобно снѣгу на горахъ и задерживаетъ потокъ моей рѣчи.

Но гордый Мальчикъ-атаманъ все хранилъ молчаніе. Вдругъ онъ произнесъ: Цыцъ! и всталъ. Онъ взялъ съ полу длинную винтовку и нацѣлился. Ровно въ семи миляхъ оттуда на откосѣ горы виднѣлась фигура человѣка, ходившаго взадъ и впередъ. Мальчикъ-Атаманъ прицѣлился и выстрѣлилъ. Человѣкъ упалъ.

Послали развѣдчика, чтобы скальпировать и обыскать мертваго. Посланный сейчасъ же вернулся.

-- Кто былъ блѣднолицый?-- строго спросилъ атаманъ.

-- Агентъ общества страхованія жизни.

Атаманъ нахмурилъ брови.

-- Я думалъ, что это разносчикъ книгъ.

-- Почему сердце моего брата болитъ о разносчикѣ книгъ?-- спросила Мушимушъ.

-- Потому,-- сказалъ свирѣпо Мальчикъ-атаманъ,-- я опять безъ моего романа -- я думалъ, что у него онъ найдется въ связкѣ. Слушай меня, Мушимушъ. Почта Соединенныхъ Штатовъ не приносить мнѣ болѣе ни моей Юной Америки, ни моего еженедѣльнаго Журнала для юношей и дѣвицъ. Я нахожу невозможнымъ даже съ моими самыми вѣрными развѣдчиками выносить управленіе генерала Говарда и наполнять мою библіотеку изъ телѣги маркитанта. Безъ новаго романа или Юной Америки, какъ могу я поддерживать дѣло Индіи?

Мушимушъ на минуту погрузилась въ раздумье. Затѣмъ она гордо подняла голову.

-- Братъ мой сказалъ. Хорошо. Онъ получить желанный романъ. Онъ узнаетъ, что можетъ устроить его сестра Мушимушъ.

Она встала и, легко припрыгивая подобно козочкѣ, вышла.

Черезъ два часа она вернулась. Въ одной рукѣ она держала три маленькихъ скальпа съ бѣлокурыми волосами, въ другой -- книжку "Юноша Мародеръ", въ одномъ томѣ, цѣна десять сентовъ.

-- Трое блѣднолицыхъ дѣтей,-- съ трудомъ проговорила она,-- читали его сидя на наружной части повозки переселенцевъ. Я тихо подошла къ нимъ. Родители ихъ еще ничего не знаютъ о случившемся,-- и она безъ силъ упала къ его ногамъ.

-- Благородная дѣвица!-- сказалъ Мальчикъ-атаманъ, гордо взглянувъ на дѣвушку, лежавшую у ногъ его:-- и этихъ людей военный деспотизмъ думаетъ покорить!

-----

Захватъ нѣсколькихъ повозокъ, нагруженныхъ водкою для провіантмейстера, и уничтоженіе двухъ тоннъ письменныхъ принадлежностей, предназначенныхъ для главнокомандующаго, что помѣщало его постоянной перепискѣ съ военнымъ департаментомъ, наконецъ пробудило отъ бездѣйствія военныя власти Соединенныхъ Штатовъ. Масса войска была сосредоточена передъ лагеремъ Голубиныхъ лапокъ; каждый часъ ждали атаки.

-- Покажите ваши сапоги, сэръ?

Это говорилъ юноша, бѣдно одѣтый, стоя у отверстія палатки главнокомандующаго.

Генералъ поднялъ голову, онъ былъ занятъ перепискою.

-- А,-- сказалъ онъ, взглянувъ на бѣдняка,-- вижу, въ чемъ дѣло; я напишу, что примѣненія цивилизаціи идутъ постепенно впередъ вмѣстѣ съ войскомъ. Да,-- прибавилъ онъ,-- вы можете вычистить мои ботфорты. Вы, однако, понимаете, что для того, чтобы получить вашу плату...

-- Нужно подать прошеніе генеральному коммиссару, засвидѣтельствовать его у квартирмейстера, закрѣпить подписью адъютанта, а тогда вы представите его въ военный департаментъ...

-- Вижу, вы умный, размышляющій юноша -- замѣтилъ мягко генералъ. Я надѣюсь, вы не пьете водки, не курите табакъ, ни во что не посвящены?

-- Я обѣщалъ моей дорогой матери...

-- Довольно! ступайте съ вашею ваксою; ровно въ восемь часовъ я долженъ вести атаку на Голубиныхъ лапокъ. Теперь половина восьмого,-- сказалъ генералъ, смотря на большіе кухонные часы, стоявшіе въ углу палатки.

Маленькій чистильщикъ сапогъ поднялъ глаза: генералъ погрузился въ свою корреспонденцію. Чистильщикъ сапогъ вынулъ изъ кармана трубочку, съ замазкою, вѣрно нацѣлилъ ее, и дунулъ: замазка попала прямо въ минутную стрѣлку часовъ и остановила ее. Онъ продолжалъ чистить сапоги, однако по временамъ останавливался, чтобы взглянуть на планъ сраженія, разложенный на столѣ у генерала; ему наконецъ помѣшалъ вошедшій офицеръ.

-- Все готово въ атакѣ, генералъ. Теперь восемь часовъ.

-- Не можетъ быть! Только половина восьмого.

-- Но на моихъ часахъ и на всѣхъ часахъ въ штабѣ...

-- Они повѣряются моими кухонными часами, которые уже много лѣтъ живутъ въ моей семьѣ. Довольно! теперь только половина восьмого.

Офицеръ удалился; мальчикъ окончилъ чистку одного сапога. Явился другой офицеръ.

-- Вмѣсто того, чтобы намъ нападать на непріятеля генералъ, на насъ нападаютъ. Наши пикеты уже отброшены.

-- Военные пикеты не отличаются отъ другихъ пикетовъ,-- сказалъ скромно мальчикъ.-- Чтобы стать твердо, ихъ нужно было отбросить.

-- Ха! это что-то значитъ,-- сказалъ задумчиво генералъ.-- Кто вы такой, что такъ говорите!

Вытянувшись во весь ростъ, чистильщикъ сапогъ сбросилъ покрывавшія его лохмотья и предсталъ въ образѣ Мальчика-атамана Голубиныхъ лапокъ.

-- Измѣна!-- заоралъ генералъ; --прикажите выступить по всей линіи.

Но напрасно. Онъ тотчасъ же упалъ подъ боевою сѣкирою Мальчика-атамана; прошло еще четверть часа, и войско Соединенныхъ Штатовъ было разсѣяно! Такъ окончилась битва при Бутблекъ-крикѣ.

-----

И тѣмъ не менѣе Мальчикъ-атаманъ не былъ счастливъ. Дѣйствительно, по временамъ онъ серьезно думалъ о томъ, не принять ли ему приглашеніе, сдѣланное старшимъ вождемъ въ Baшингтонѣ тотчасъ же послѣ избіенія его солдатъ, и снова опять посѣтить цивилизованные края. Душа его лихорадочно мучилась отъ бездѣйствія; школьные учителя уже пріѣлись ему; онъ ввелъ между своими подданными, индѣйцами игры въ кегли, воланъ, солитеръ и волчокъ,-- но эти игры плохо принимались. Женщины просверливали шарики солитера и носили ихъ вмѣсто ожерелья; а его воины набивали на палки волана гвозди и употребляли вмѣсто оружія. Онъ не могъ не сознавать, что какъ ни была прелестная Мушимушъ привязана къ своему бѣлому брату; тѣмъ не менѣе ея познанія въ кулинарномъ искусствѣ были весьма слабы. Ея пироги съ мясомъ были отвратительны; а приготовленное ею варенье гораздо ниже по достоинству того, которое дѣлала его тетка Салли въ Доэмвиллѣ. Только непредвидѣнный случай не далъ ему предаться крайностямъ лѣтъ и сибаритизму или сдѣлаться циникомъ. Дѣйствительно, въ двѣнадцать лѣтъ, жизнь уже ему опротивѣла.

Онъ вернулся въ свой вигвамъ послѣ утомительной охоты на буйволовъ, въ которой онъ убилъ собственноручно двѣсти семьдесятъ-пять буйволовъ, не считая того буйвола, на которомъ онъ ѣхалъ верхомъ, чтобы попасть въ стадо, и затѣмъ привелъ плѣннымъ въ лагерь въ подарокъ прелестной Мушимушъ. Онъ скальпировалъ двухъ верховыхъ нарочныхъ и одного корреспондента "New York Herald'а"; онъ ограбилъ почтовую станцію, забравъ множество денежныхъ повѣстокъ, что дало ему возможность вытянуть съ правительства двойные платежи, и теперь лежа на медвѣжьей шкурѣ, курилъ, размышляя о суетности человѣческихъ усилій, какъ вошелъ его развѣдчикъ, говоря, что какой-то блѣднолицый юноша желаетъ его видѣть.

-- Не коммиссіонеръ-ли? Если да, скажи, что краснокожій переселяется поспѣшно въ счастливыя мѣста, принадлежавшія его отцамъ, для охоты, и теперь жаждетъ только мира, одежды, и аммуниціи, получи послѣднее и затѣмъ скальпируй коммиссіонера.

-- Но это просто юноша, который желаетъ свиданія.

-- Не похожъ ли онъ на агента страхового общества? Если да, скажи, что у меня уже есть страховые полисы отъ трехъ обществъ въ Гартфердѣ. Между тѣмъ приготовь колъ и досмотри за тѣмъ, чтобы женщины были готовы съ орудіями пытки.

Юношу ввели; повидимому, онъ былъ вдвое моложе Мальчика-атамана. Когда онъ вошелъ въ вигвамъ и предсталъ предъ очами вождя, они оба были поражены. Затѣмъ -- бросились другъ другу въ объятія.

-- Дженки, товарищъ!

-- Бромлей, пріятель!

Б. Ф. Дженкинсъ,-- ибо таково было имя Мальчика-атамана,-- первый пришелъ въ себя. Обратясь къ своимъ воинамъ, онъ съ гордостью сказалъ:

-- Пусть дѣти мои удалятся, пока я бесѣдую съ агентомъ нашего великаго отца въ Вашингтонѣ. Отнынѣ вигвамы воиновъ не будутъ болѣе снабжены карманными ключами. Не нужно поощрять того, чтобы воины поздно отходили ко сну.

-- Какъ!-- спросили воины, но немедленно удалились.

-- Говори тихо!-- сказалъ Дженкинсъ, отводя въ сторону пріятеля:-- здѣсь меня знаютъ только какъ Мальчика-атамана Голубиныхъ Лапокъ.

-- А я,-- сказалъ съ гордостью Бромлей Читтериннгсъ,-- извѣстенъ повсюду какъ Чудо-Пиратъ, Юноша-мститель береговъ.

-- Но какъ пришелъ ты сюда?

-- Слушай! Мой пиратскій бригъ, "Прелестная Сирена", стоить теперь въ гавани Меггсъ въ Санъ-Франциско, подъ видокъ судна со всякимъ хламомъ. Мой экипажъ, пираты сопровождали меня сюда въ вагонѣ-дворцѣ изъ Санъ-Франциско.

-- Это должно было стоитъ дорого,-- сказалъ осторожный Дженкинсъ.

-- Оно было бы дорого, но они уплатили расходы, сдѣлавъ сборъ съ другихъ пассажировъ -- ты понимаешь. Завтра всѣ газеты будутъ только объ этомъ толковать. Ты получаешь "New York Sun"?

-- Нѣтъ! я не люблю его политику относительно Индіи. Но зачѣмъ ты пришелъ сюда?

-- Слушай меня, Дженкъ. Это длинная и грустная исторія. Прелестная Элиза Дж. Сниффень, бѣжавшая со мною изъ Доэмвиля, была схвачена ея родителями и вырвана изъ моихъ объятій въ Новой Рошели. Впослѣдствіи я узналъ, что Элиза Дженъ Сниффенъ, обѣднѣвъ вслѣдствіе банкротства сберегательной кассы, гдѣ отецъ ея былъ президентомъ,-- чему я много способствовалъ и воспользовался большею частью вкладовъ,-- должна была сдѣлаться школьною учительницею и уѣхала на мѣсто въ учебное заведеніе въ Колорадо, и съ тѣхъ поръ о ней ничего не слышно.

Почему Мальчикъ-атаманъ такъ поблѣднѣлъ и схватился за древко шатра, чтобы не упасть? почему его?

-- Элиза Дженъ Сниффенсъ,-- еле дыша проговорилъ Дженкинсъ,-- четырнадцати лѣтъ, съ рыжими волосами и съ легкой наклонностью къ косоглазію?

-- Именно она.

-- Боже, помоги мнѣ! Она умерла по моему приказу!

-- Предатель!-- воскликнулъ Чиперлингсъ, бросаясь съ кинжаломъ на Дженкинса.

Но между ними кто-то сталъ. Легкая граціозная Мушимушъ, съ распростертыми руками бросилась между разсвирѣпѣвшими Чудо-Пиратомъ и Мальчикомъ-атаманомъ.

-- Остановись,-- связала она строго Чиперлингсу:-- ты не знаешь, что дѣлаешь.

Юноши остановились.

-- Выслушай меня,-- сказала она поспѣшно.-- Когда Э. Дж. Сниффенъ была захвачена въ кондитерской Новой Рошели, она впала въ бѣдность и рѣшила сдѣлаться школьною учительницей. Услыхавъ, что на западѣ открывается учебное заведеніе, она поѣхала въ Колорадо, чтобы взять въ свое вѣденіе пансіонъ m-me Шофли, изъ Парижа. По дорогѣ туда ее взяли въ плѣнъ эмиссары Мальчика-атамана...

-- Въ исполненіе моего рокового обѣта -- иногда не щадить преподавателей,-- прервалъ Дженкинсъ.

-- Но во время захвата ея въ плѣнъ,-- продолжала Мушимушъ,-- ей удалось вымазать себѣ лицо сокомъ изъ ягодъ индѣйскаго плюща; она присоединилась къ дѣвушкамъ-индіянкамъ и ее приняли за одну изъ ихъ племени. Не будучи такимъ образомъ узнана, она смѣло вошла въ милость Мальчика-атамана -- насколько честно и преданно, онъ лучше ея можетъ сказать -- потому что я, Мушимушъ, покорная сестра Мальчика-атамана, и есть Элиза Дженъ Сниффенъ.

Чудо-Пиратъ заключилъ ее въ свои объятья. Мальчикъ-атаманъ, воздѣвъ руку, произнесъ:

-- Благословляю васъ, мои дѣти!

-- Одного только недостаетъ, чтобы это собраніе было полно,-- сказалъ Чиперлингсъ, немного помолчавъ, но неспѣшное появленіе раба не дало ему договорить фразу.

-- Посланный отъ Великаго Отца въ Вашингтонѣ.

-- Скальпируй его,-- закричалъ Мальчикъ-атаманъ:-- теперь не время для дипломатическаго пустословія.

-- Мы и скальпировали его, но онъ настаиваетъ на томъ, чтобы видѣть тебя, и прислалъ свою визитную карточку.

Мальчикъ-атаманъ взялъ ее и громко прочелъ взволнованнымъ голосомъ:

"Чарльсъ Франсисъ Адамсъ Голэйтли, бывшій экзекуторъ Сената Соединенныхъ Штатовъ и дѣйствительный коммиссіонеръ Соединенныхъ Штатовъ".

Черезъ минуту входилъ въ вигвамъ блѣдный, окровавленный Голэйтли, какъ будто преждевременно облысѣвшій, но все-таки холодный и разумный. Они бросились къ нему на шею, прося у него прощенія.

-- Не говори болѣе объ этомъ,-- сказалъ онъ спокойно: -- подобныя вещи должны и будутъ случаться при настоящей системѣ правленія. Исторія моя коротка. Достигнувъ политическаго вліянія, при посредствѣ митинговъ, я сдѣлался наконецъ экзекуторомъ при сенатѣ. Вліяніемъ политическихъ друзей, я былъ назначенъ секретаремъ коммиссіонера, котораго я теперь и представляю. Черезъ политическихъ шпіоновъ въ твоемъ лагерѣ, я зналъ, кто ты, а дѣйствуя на чувство страха въ коммиссарѣ, бывшемъ священникѣ, я легко побудилъ его отправить меня депутатомъ къ тебѣ для совѣщаній. Поступивъ такимъ образомъ, я лишился кожи на черепѣ, но такъ какъ густые волосы -- признакъ юности -- мѣшали моему политическому возвышенію, я нисколько не жалѣю о томъ. Когда я, еще молодой человѣкъ, буду уже плѣшивымъ, у меня будетъ болѣе власти. Вотъ въ нѣсколькихъ словахъ условія, которыя я имѣю предложить: можешь дѣлать, что хочешь, идти куда желаешь, только оставь это мѣсто. У меня въ карманѣ для тебя ассигновка въ сто тысячъ долларовъ на казначейство Соединенныхъ Штатовъ.

-- Но что мнѣ дѣлать съ собою?-- спросилъ Читтерлингсъ.

-- О тебѣ уже подумали. Секретарь Штатовъ, очень умный человѣкъ, рѣшилъ признать тебя de jure и de facto единственнымъ представителемъ Патагонскаго правительства. Ты можешь безопасно ѣхать въ Вашингтонъ, какъ чрезвычайный посолъ. Я обѣдаю на слѣдующей недѣлѣ у секретаря.

-- А ты самъ, товарищъ?

-- Я желаю только, чтобы черезъ двадцать лѣтъ отъ настоящаго времена вы употребили свое вліяніе и свои голоса для избранія президентомъ Ч. Ф. А. Голэйтли.

Здѣсь кончается нашъ разсказъ. Надѣясь, что мои милые молодые читатели извлекутъ изъ этихъ страницъ примѣръ или мораль, какія найдутъ болѣе подходящими ихъ родители и опекуны, я надѣюсь въ будущемъ описать дальнѣйшую карьеру этихъ трехъ юныхъ героевъ, которыхъ я представилъ благосклонному вниманію читателей въ ихъ ранней порѣ жизни.

Е. А.
"Вѣстникъ Европы", No 4, 1883