Раннимъ утромъ,-- годъ тому назадъ,-- на островѣ Березани царскіе опричники совершали кровавое дѣло: наемные палачи и убійцы -- они надѣялись пулями заставить умолкнуть славнаго борца и его товарищей.
Но пули не достигли своей цѣли: услыхало море великій завѣтъ мученика и разнесло его по всей Руси многострадальной; услыхали чайки, что шептали уста Шмидта и умиравшихъ съ нимъ матросовъ, и полетѣли съ вѣстью ко всѣмъ, кто смѣло смотритъ въ глаза смерти, отдавая жизнь за благо родины.
Шмидтъ умеръ, но имя его не умретъ никогда!
И пусть эта поэма въ день годовщины его мученической смерти лишній разъ напомнитъ о томъ, какъ онъ боролся за счастье отчизны, какъ смѣло пошли за нимъ его славные товарищи!
6 марта 1907 г.
I.
Надъ дымомъ пожаровъ,
Надъ пепломъ войны
Въ туманѣ кошмаровъ
Проносятся сны.
Какъ черныя птицы
Въ огнѣ облаковъ
Плывутъ вереницы
Мучительныхъ сновъ...
Беззвучны, какъ горе,
Какъ сумракъ ночной,
На темномъ просторѣ
Плывутъ надъ страной..
Толпой величавыхъ
Зловѣщихъ тѣней
На крыльяхъ кровавыхъ
Несутся надъ ной...
И родина слышитъ
Ихъ тайный полетъ,
Не спитъ и не дышетъ,
И ужасовъ ждетъ.
И шорохъ дыханья,
И шелестъ ихъ крылъ
Тревожитъ молчанье
Священыхъ могилъ.
И жутки и глухи,
Рыданья страны,
И грозны тѣ духи,
Тѣ страшные сны...
II.
Въ тяжеломъ туманѣ
Мучительныхъ сновъ
Стираются грани
Минувшихъ вѣковъ.
И скорбь нависаетъ
Сквозь трауръ знаменъ,
Опять воскресаетъ
Изъ мрака временъ...
Ряды поколѣній
Томятся вдали,
Погибшія тѣни
Страдальцевъ земли.
Съ Голгоѳы Распятій
Гудитъ изъ гробовъ
И эхо проклятій,
И скрежетъ зубовъ.
Надъ высью кургановъ
Надъ гладью степей
Звучитъ изъ тумановъ
Бряцанье цѣпей.
Плыветъ въ безконечность
И будить тотъ звукъ
Безмолвную вѣчность
Схороненныхъ мукъ.
И вѣчность трепещетъ
Отъ скорби земной
И до неба плещетъ
Кровавой волной.
Растетъ до зенита
Таинственный валъ,
И мчится сердито,
И близится шквалъ.
III.
Невѣдомый Кто то
Встаетъ въ вышинѣ
И страшное что то
Пророчитъ странѣ.
Идетъ Онъ сурово
Съ вѣсами въ рукахъ,
И вѣщее слово
Чертитъ въ облакахъ
Но мракомъ опутанъ
Загадочный знакъ
И тайной окутанъ
Властительный мракъ.
Мы смотримъ украдкой
Въ пучину небесъ,
Томимся загадкой
За краемъ завѣсъ...
Стыдомъ безпредѣльнымъ
И холодомъ тьмы,
И страхомъ смертельнымъ
Охвачены мы.
IV.
Чтобъ, кинувъ раздумье
Возстать какъ боецъ,
О -- нужно безумье
Великихъ сердецъ!
Пройти какъ зарница
По темной землѣ --
О, нужно родиться
Съ звѣздой на челѣ!
На горе и муки
Рожденъ человѣкъ
Свободный, какъ море
И чистый какъ снѣгъ.
V.
О, не лгите надежды напрясныя!
Вѣсть за вѣстію газеты несутъ:
Узаконить дѣянья ужасныя
Безнаказанно "праведный" судъ...
О, но троньте нечистой рукою
Тѣхъ, чей жребій насъ скорбью томитъ...
Взоры родины смотрятъ съ тоскою,
На устахъ ея слышится: "Шмидтъ".
Смерть стоить съ титаническимъ молотомъ
Надъ чистѣйшимъ изъ чистыхъ людей...
Это имя сверкающемъ золотомъ
Впишетъ міръ на скрижали своей...
Никогда не истлѣетъ страница
Съ золотымъ ореоломъ вѣнца.
И пройдетъ по землѣ, какъ зарница.
Благородное имя борца!
VI.
Весь приникъ городокъ приневоленный,
Только тѣни патрулей видны
И дрожитъ "гражданинъ" обездоленный
Подъ защитой ночной тишины.
И безмолиствуютъ люди трусливые,
Какъ и всѣ мы молчатъ какъ рабы
И влачатъ свои жизни тоскливыя
Въ ожиданьи ударовъ судьбы.
Только трусость отъ смерти защита,
За герои -- не встанетъ страна --
И судьба одинокаго Шмидта
Неизбѣжно свершиться должна .
Все молчитъ! Лишь одно на просторѣ
Величаво свободно, какъ онъ,
Бьетъ волной неугѣшное море,
Омывая пѣной бастіонъ.
VII.
Кроткій мученикъ праваго дѣла
Сердце родины тронулъ до слезъ,
Месть враговъ не имѣетъ предѣла,
Палачей не растрогалъ Христосъ...
Имъ невѣдомы стыдъ и тревога,
Судъ небесъ не страшить палачей,
Дивный образъ Распятаго Бога
Не присутствуетъ въ сердцѣ судей.
Красоту и величіе вѣры,
И святыню безсмертной души
Развѣ знаютъ бездушные звѣри
Насъ, людей, пожирая въ тиши?
И доступны-ли горе, утрата,
Стыдъ и ужасъ -- сознанью звѣрей?
Развѣ трогали сердце солдата
Беззащитные вопли дѣтей?
VIII.
Въ дни декабрьскіе, дни величавые,
Незабвенные, страшные дни --
Находили вы лужи кровавыя
Гдѣ ни будь подъ стѣною, въ тѣни?
Вы ходили въ предмѣстья покорныя,
Мимо дымныхъ развалинъ домовъ,
Вы видали отъ копоти черныя
Мостовыя, впитавшія кровь?
Какъ преступникъ потупивши очи,
Подъ покровомъ предательской тьмы,
Не внимали ль вы ужасамъ ночи
За высокой стѣною тюрьмы?
Вы стояли дрожа отъ страданія
За угломъ полицейскихъ "частей"
Вы слыхали тамъ вой и рыданья
Обезумѣвшихъ женъ, матерей?
Вы ходили съ вдовою дрожащею
На колѣняхъ молить приставовъ,
Чтобъ позволили трупы лежащіе
Осмотрѣть подъ охраной штыковъ?
Васъ терзали мольбы нестерпимые
Предъ солдатскою злобой нѣмой,
Не желавшей, чтобъ трупы любимые
Увезли изъ участка домой?
Вы видали: ребенокъ осмѣлился
Пересѣчь переулокъ бѣгомъ,
И -- безусый солдатикъ прицѣлился...
Какъ за дичью слѣдилъ за врагомъ,
Перешелъ съ тротуара украдкою,
Смѣрилъ бѣгъ удалявшихся ногъ
И -- спокойно съ усмѣшичкой гадкою
Опустилъ торопливо курокъ .
И -- ребенокъ упалъ какъ подкошенный,
Приподнялся-и рухнулся въ снѣгъ...
Этотъ выстрѣлъ ненужный, непрошенный
Неужели ужаснѣе всѣхъ?
Чѣмъ вы пытки въ тюрьмѣ объясняете?
А сожженіе сдававшихся въ плѣнъ?
И не водкой-ли вы оправдаете
Эти дѣтскіе трупы у стѣнъ?
А ходынское поле позорное?
А разстрѣлы въ ночной тишинѣ?
Отъ кого это горе покорное,