Ад. Песнь первая Данте Алигьери Итальянская поэзия XIII--XIX вв. в русских переводах: Сборник М.: Радуга, 1992. Перевод В. Я. Брюсова АД Песнь первая На полдороге странствия земного Себя увидел я в лесу глухом, Затем что сбился я с пути прямого. О, как же трудно описать стихом Тот мрачный лес, столь дикой и глубокой, Что я дрожу при мысли лишь об нем! Едва ль страшней миг смерти недалекой. Но, так как благо я в лесу обрел, Скажу, что раньше видело там око. Не вспомнить мне, как я спустился в дол: Я словно сонным шел по бездорожью, Когда с дороги истинной сошел. Но, наконец, я подступил к подножью Холма, где тот заканчивался бор, Который сердце мне наполнил дрожью,-- И к озаренным высям поднял взор, Уже одетым в свет того светила, Чей луч ведет отвсюду на простор. Сиянье это ужас мой смирило, Что в озере души всю ночь стоял, Пока меня отчаянье томило. Как человек, что, задыхаясь, встал На берег, выйдя из морской пучины, Глядит назад и видит грозный вал,-- И дух мой так, покинув дно долины, Еще дрожа, глядел назад, где мгла, Откуда жив не вышел ни единый. Когда ж усталость несколько прошла, Стал подниматься я на склон отлогий; Ногой опорной -- низшая была. И вот, на первых же шагах дороги,-- Пятнистой шкуры выставив наряд, Пантера, легкий зверь и быстроногий, Бесстрашно встретив мой упорный взгляд, Она мне путь столь грозно заступала, Что я не раз бежать хотел назад. Был ранний час, и солнце поднимало С тем сонмом звезд свой лик на высоту, Как в оный день, когда Любви Начало Впервые двинуло их красоту. Меня бодрило многое в невзгоде: Убор пантеры, тешащий мечту, Час дня и месяц, всех нежнее в годе,-- Но был охвачен ужасом былым Я, льва увидя на пустынном всходе. Поднявши голову, алчбой томим, Ко мне как будто он стремил движенья, И воздух словно трепетал пред ним. За львом волчица шла; все вожделенья, Казалось, в худобе своей тая, Она уж многим принесла мученья! Под тяжестью сдавилась грудь моя: Столь властный страх ее метали взгляды! На высь надежду вновь утратил я. Скупец, упорно собиравший клады, Теряя их, и плачет, и дрожит, Ни в чем себе не ведая отрады. И я, в тот час, имел такой же вид, Когда, за шагом шаг, без состраданья, Зверь гнал меня туда, где день молчит. Я в дол срывался, где познал блужданья, И некто вдруг явился предо мной. Без голоса от долгого молчанья Казался он; к нему, в глуши лесной, "О, сжалься ты над мною! -- возопил я.-- Кто б ни был, тень иль человек живой!" В ответ: -- "Не человек, но оным был я. Меня отец-ломбардец породил, И мантуанца прозвище носил я. Sub Julio, но поздно, в Риме жил При добром Августе я, в век известный, Что призрачных богов и ложных чтил. Поэт я был; воспет мной благочестный Анхисов сын, кто кинул Илион, Когда был Трои град сожжен чудесный. Но почему вспять шаг твой обращен, К печалям всем, а не к прекрасным горам? Путь и начало всяких благ -- сей склон!" "Ужель Вергилий ты, тот ключ, в котором Берет исток река великих слов?" -- Так я ответил, со смущенным взором. "О, честь и светоч всех других певцов! Да значат мне любовь к тебе и рвенье Вникать усердно в смысл твоих стихов! Учитель мой! мой образец! Творенья Твои мне дали тот хороший слог, Которым мог снискать я одобренья. Ce -- зверь, меня что гонит без дорог! Мудрец прославленный! Меня избавить Ты в силах: я дрожу и изнемог!" "Иным путем ты должен шаг направить,-- Ответил он, в слезах мой видя лик,-- Коль ты готов сей дикий край оставить. Зверь, у тебя что исторгает крик, Не терпит на своем пути другого, А кто противится, тот гибнет вмиг. Он нрава столь свирепого и злого, Что ввек не насыщает свой живот, Но, глад насытив, больше алчет снова. Совокупляясь, много привлечет Зверей еще он, не придет доколе Пес, что его, в мученьях, загрызет. Питаньем Псу не серебро, не поле, Но мудрость, добродетель и любовь, И край от Фельтро к Фельтро будет долей. Несчастную Италию он вновь Спасет, за кою девушка Камилла, Турн, Эвриал и Нис пролили кровь. Чрез грады все его погонит сила Волчицы и низвергнет в самый Ад: Ее откуда зависть возродила. Но должен ты -- мой это видит взгляд -- Идти за мной; я буду твой водитель Чрез царства вечные, а не назад. Прискорбных стонов узришь ты обитель, Страданья древних душ, что тщетно ждут, Чтоб снова смерть пришла как избавитель! И узришь тех, что в пламени живут Счастливыми, надеждой утешаясь, Что в круг блаженных и они войдут. Коль жаждешь к ним взнестись ты, возвышаясь,-- Душа придет достойней, чем моя: Ей поручу тебя я, расставаясь. Тот Властелин, кто держит те края, Не хочет, чтоб туда я был вожатый: Ведь был врагом его закона я. Царит он всюду: там -- его палаты, Его престол, его нетленный свет. Блаженны те, кто в этот град прияты!" И я ему: "Молю тебя, поэт, Во имя бога, коего не знал ты! Чтоб минул я и тех и горших бед, Веди меня в те царства, что назвал ты, Чтоб стал у врат я, пред Петром Святым, И зрел несчастных, коих описал ты!" Он двинулся, я вслед пошел за ним.