"Поэт может быть хорошим критиком, как Валерий Брюсов, и плохим" как Андрей Белый".
(А. Блок).
Когда омоложенный Мефистофелем Фауст глянул свежими глазами на мир, первая попавшаяся девушка показалась ему красавицей.
В положении Фауста очутился А. Белый, когда после долгого перерыва снова заговорил о поэзии. Он глянул молодыми глазами на "Новый мир" и увидел поэму Санникова.
Назвать статью Белого о Санникове восторженной -- значит снизить ее пафос. Статья Белого -- это влюбленная серенада, опьяненная даже недостатками возлюбленной:
"Ударные по тематике моменты поданы в ярком освещении безукоризненной (!) техники, настолько захватывающей, что на теневых, дефектных (?) местах порой отдыхаешь даже..."
Это академическое венчание лауреата: "Санников точно сдает экзамен на окончание стиховедческой школы, откуда выходит с дипломом первой степени за показ строчек по Пушкину, по Маяковскому" по Гумилеву и т. д."
Это героический апофеоз, в котором Санников при жизни становится памятником, монументом" гигантом на бронзовом коне:
"Поэма Санникова для меня знаменует начало нового этапа в развитии нашей пролетарской поэзии, которое отныне делимо на два периода: до написания "В гостях у египтян" и после".
Что же поразило нашего Фауста в своей лит-Маргарите? Андрей Белый отвечает на это совершенно отчетливо.
Во-первых. Роман в стихах Санникова разрешил проблему советского эпоса. До Санникова эпоса у нас не было.
Что было де Санникова? Так, пустячки:
"Там, где пролетарская и попутническая поэзия доселе давала лишь розовый лирический дым, часто обедняемый нарочитой дидактикой -- там б встала: картина".
Правда, кое-какие попытки перейти л к эпосу были. Например... "Лисья шуба и любовь" Казина. Но эти попытки "все еще являли собою перегруженность лирики". Эпос, оказывается, "явно не давался" и "уступал место прозе". Так изображает Андрей Белый историю советского эпоса. Но позвольте, однако. Где же "Улялаевщина", "Пушторг", "Дума про Опанаса", "Выра", "Красные на Араксе", "Лейтенант Шмидт", "Повесть о рыжем Мотеле", "Нобуж", "Семен Проскаков"? Куда девалась эпическая культура целого десятилетия, которая двинула советскую поэзию на целый корпус вперед?
Ответа на этот вопрос в статье Белого нет.
Во-вторых. Роман в стихах Санникова поражает Белого техническими открытиями и изобретениями.
Был, как мы знаем, ямб "по Пушкину" -- появился "вольный размер по -Санникову" (стр. 234). В чем же существо этого вольного размера по Санникову"? А в том, что Санников, знаете ли, открыл новый принцип стопы, подчиняющий ее "не столько метрическим, сколько тактометрическим правилам" (Sic!).
Кроме того Санников (слушайте, слушайте!) ввел в стих цифры и диаграммы, он создал не существовавший до него стиль прозаизированного стихового доклада; он первый, единственный заменил метафору интонацией. Что же касается рифмы, то Белый просто не в силах вынести таких тончайших созвучий, как, например, "этими" и "времени". Он даже боится, что они могут выглядеть... "плохими рифмами". Между тем как Санников непрочь щегольнуть и "изысками рифмы". Таким "изыском" Андрей Белый считает... "видение -- Туркмения" (Алло, Асеев и Кирсанов: смотрите и учитесь).
Однако довольно. Мы не хотим утомлять читателя. В статье Белого заложено больше пафоса и пиического восторга, чем во всей поэме Санникова. С Андреем Белым произошел скверный инцидент. Впервые этот эрудитнейший человек вышел на критическую арену, совершенно не вооруженный знанием дела.
Андрей Белый благодушно относится к "заимствованиям" и "отраженностям" Санникова. Но сам Санников держится более нервно: говоря о том. что Леонов описал борьбу с саранчой, Санников пишет:
"Стихами черными, как кофе (?),
И я бы написал, пожалуй.
Но опасаюсь: скажут -- копия,
И загрызут меня шакалы".
Как видим, щепетильность Санникова относится не столько к "копии", сколько к поведению "шакалов". Но в таком случае почему, по мнению Санникова, "шакалы" должны быть неравнодушны исключительно к Леонову и обойти Пушкина. Лермонтова, Маяковского, Гумилева, Бальмонта, Гофмана, Пастернака, Сельвинского?
Санников никогда не был ведущим поэтом. Сейчас своим романом в стихах он делает шаг к тому, чтобы запять место на передовых позициях поэтического фронта. Но это пока еще только шаг. И именно в интересах Санникова надо было Андрею Белому указать ему на чрезмерную несамостоятельность его поэмы, несмотря на специфичность ее материала (хлопок). Больше того, такой мастер стиха и стиля, как Белый, обязан был указать Санникову на целый ряд срывов, промахов и просто грамматических ошибок.
Нельзя, например, песню туркменских комсомолок подавать "старорусской вязью":
"Ах, вы, кустики.
Вы не русские,
Молодые и по мне,
Иноземные.
. . . . . . . . . .
Ваши ножки, ваши ручки
Выпрямлялися".
Нельзя также комсомольскую песню заканчивать такой явно пародийной концовкой:
"И влюбленная
В достижения труде,
Я пойду в рядах
Со знаменами".
Нельзя смаху и неряшливо строить метафору на соединении конкретности с абстракцией, иначе получатся такие перлы:
"Из яйца фаты унылой,
Прорвав адата скорлупу..."
Нельзя базировать описание иностранного города на шаблонных избитых географических наименованиях, претендуя при этом на изображение колорита:
"Крик арабов...
и жалоба мулов".
Нельзя рифмовать "женщина" -- "переоденется", "бумажными" -- "Джураевой", "труд" -- "путь", как нельзя женить утюг на канарейке.
Нельзя, наконец, строить фразу так. чтобы придаточное предложение, подчиняясь главному как обстоятельство образа действия, на самом дело, имело бы в виду совершенно другое подлежащее:
"В те дни в глухой Иолатани,
Прочтя некрологи в газетах,
-- До свиданья, друг мой, до свиданья --
Не ты ль играл строкою этой?"
Что хочет сказать автор "строкою этой" и что он сказал? Сказал он, что Маяковский, будучи в Иолатани и прочтя некрологи в газетах, играл строкой "До свиданья, друг мой".
А хотел сказать Санников совсем другое: прочтя в Иолатани некрологи в газетах о Маяковском, автор подумал: "Не ты ли играл недавно строкой -- "До свиданья" и т. д.
Такова "безукоризненная техника", на дефектах которой хочется Белому отдохнуть.
Андрей Белый стал жертвой игнорирования поэтической культуры революции. Своей панегирической, но глубоко неверной статьей он поставил Санникова в ложное и невыгодное положение. В интересах Санникова нужно рекомендовать нашей критике заново проанализировать роман, не делая его автора ответственным за печальный случай, произошедший с Андреем Белым.