Избранные стихотворения Браунинг Роберт Роберт Брауннинг. Избранные стихотворения Как привезли добрую весть из Гента в Ахен Я прыгнул в седло, Йорис прыгнул потом, Дирк прыгнул за нами; помчались втроем. "Путь добрый!" - нам страж прокричал у ворот; Лишь замерло эхо, рванулись вперед. Закрылись ворота; ни звезд, ни огней, И в ночь мы галопом пустили коней. И ни слова друг другу; мы ехали так: Шея в шею, бок о бок, размеривши шаг, Подпругу стянул я, нагнувшись с седла, Поправил копье, стремена, удила, Ремень застегнул, что придерживал шлем, Но Роланд мой скакал, не тревожим ничем. Мы в Локерн примчались, как крикнул петух, И месяц в светлеющем небе потух. Над Боомом огромная встала звезда, Проснувшийся Дюффельд был тих, как всегда; Колокольная в Мехельне грянула медь, И Йорис сказал: - "Еще можно успеть!" У Арсхота солнце вдруг прянуло ввысь; Мы в тумане как черные тени неслись. И рядом с другими Роланда гоня, Наконец своего я увидел коня, Что грудью могучей, храпя, разрывал Туман, как скала набегающий вал. И гриву, и кончики острых ушей, Ожидающих трепетно ласки моей; И черного глаза разумнейший взгляд, О глаз этот, жарко косящий назад! И пены клочки, что, кусая мундштук, Он с губ окровавленных стряхивал вдруг. У Хассельта Дирк застонал тяжело; Сказали мы: "Время расстаться пришло. Тебя не забудем!" Скакун был хорош, Но в груди его хрип, и в ногах его дрожь; Хвост повис, и мехами вздымались бока, И упал он, едва не подмяв седока. А Йорис и я - мы помчались вперед; За Тонгром безоблачен был небосвод, Лишь солнце смеялось безжалостно там, И неслись мы по жниву, по голым полям. У Далема Йорис совсем изнемог, Он крикнул нам: "Ахен уже недалек. Нас ждут там!" Но чалый его жеребец Споткнулся и замертво пал наконец. И так-то Роланду досталось везти Ту весть, что могла этот город спасти; Но не кровью ли ноздри полны до краев? И глазниц ободок был как ноздри багров. Я бросил ботфорты, и шлем, и копье, И все дорогое оружье свое. Наклонился, по шее его потрепал, Роланда конем несравненным назвал, Захлопал в ладоши, смеялся и пел, Пока в самый Ахен Роланд не влетел. Что было потом, вспоминаю едва. У меня на коленях его голова. Как хвалили Роланда - я знаю одно, Я вливал ему в рот дорогое вино. Он, из Гента привезший нам добрую весть, Заслужил (все решили) подобную честь. Перевод М. Гутнера Токай К нам вскочил Токай на стол, Кастелян у гномов, право, Мал, но и ловок и тяжел, Оружие нацеплено браво; На север, на юг глаза скосил, Вызов засухе протрубил, Нахлобучил шляпу с пером для задора, Пальцем рыжий ус крутнул, Сдвинул со звоном медные шпоры, Туже будский кушак стянул, И нагло -- за пояс всех бы заткнул - Плечо сгорбатил, знай-де, приятель, Ему ли бояться, да этакой шатьи ль - И так, эфес отважно сверкает, И правой рукой он бок подпирает, Малютка герр Аусбрух выступает. Перевод Т. Левита Потерянная возлюбленная Конец. И горько лишь заранее, Уляжется потом? Вот на ночь воробья прощанье На крыше, под коньком! И на лозе пушисты почки, Сегодня я мимо шел; Лишь день -- и лопнут оболочки, И посереет ствол. Так завтра встретимся так же, подруга, Дашь руку мне твою? Друзья мы только; больше другу Остается, чем отдаю. И хотя твой блестящий черный взгляд Мое сердце не позабыло, Твой голос, весну зовущий назад, Душа навек сохранила, - Но скажу лишь то, что сказали б друзья, Или самую малость больше; Точно всякий, пожму тебе руку я, Или только чуть-чуть дольше. Перевод Т. Левита Встреча ночью Стальное море и берег вдали; Большой полумесяц желтой луны; Удивленный плеск маленьких волн - Их дрему дерзко встревожил мой челн, И в бухте я по глади волны Врезаюсь в грудь песчаной земли. Теплый берег морем пропах; Три поля пройти, и вот уже дом; Стук в ставню, слышен короткий треск, Чиркает спичка, внезапный блеск, И, тише сердец, что бьются вдвоем, Голос звучит сквозь радость и страх. Перевод В. Исакова Расставание утром Из-за мыса море вышло вдруг, И солнце встало над кромкой гор; Лежал ему путь в золотой простор, Мне -- в мир людей, мир горя и мук. Перевод В. Исакова. Токката Галуппи О Галуппи, Бальдассаро, очень горестно узнать! Но чтоб не понять вас, нужно слух и зренье потерять; И хотя я вас и понял, очень грустно понимать. Ваша музыка приходит, -- что же вы в ней принесли? Что в Венеции торговцы жили точно короли, Где Сан-Марко стал, где дожи море звать женой могли? Да, там вместо улиц море, и над ним дугою стал Шейлоков тот мост с домами, где справляют карнавал. Англии не покидал я, но как будто все видал. Молодежь там веселилась -- море теплое и май? Бал с полуночи, а утром: "Музыка, еще играй!"? Да уславливались: -- "Завтра будет то же, так и знай!"? Дамы были вот такие: круглы щеки, красен рот, Личико ее на шее колокольчиком цветет Над великолепной грудью, что склонить чело зовет? Так любезно было, право: оборвать им речь не жаль, Он поигрывает шпагой, а она теребит шаль, Вы ж играете токкаты, и торжествен ваш рояль! Эти жалобные терцы слышали они от вас? Говорили эти паузы, разрешенья: "Смерти час!"? Септимы жалели: "Или жизнь еще цветет для нас?" "Счастлив был ты?" -- "Да". -- "Еще ты счастлив?" - "Да. Ты разве нет?" "Поцелуй!" -- "А на мильонном оборвать -- был мой совет?" Настоянье доминанты требует себе ответ! И октава отвечает. Хвалят вас, благодарят: "Вот Галуппи! Вот так звуки! Может он на всякий лад! Если мастер заиграет, я всегда замолкнуть рад!" А потом вас покидали для веселий. А в свой день - Доблесть, что гроша не стоит, жизнь, что кончилась как тень, - Смерть туда их уводила, где бессолнечная сень. Но когда сажусь подумать, как на верный путь ступил, Торжествую над природой, что секрет ее открыл, Холод ваших нот приходит -- и лишаюсь всяких сил. Да, вы как сверчок загробный там, где дом сгорел дотла. "Прах и пепел! Все Венеция расточила, чем жила. Правда, что душа бессмертна... если здесь душа была. Ваша, например; вы физик, изучили путь планет, Вы любитель-математик; душу манит знанья свет. Мотыльки боятся смерти, вы же не умрете, -- нет! А Венеция лишь цветеньем оказалась хороша. Жатва вся ее -- земная: смехом радости дыша, Кончили они лобзанье, -- уцелела ли душа? Прах и пепел!" -- вы твердите, и неотвратим удар. Дамы милые, что с ними, и куда исчез пожар Их кудрей над пышной грудью? Зябну, чувствую, что стар. 1855 Перевод Т. Левита Серенада на вилле Мой ты слышала привет В ночь безлунную вчера; Не было тогда планет Средь небесного шатра; Тусклы были жизнь и свет. Светлячок не проблестел, Огоньки его мертвы, И сверчок как онемел, Нет и выкликов совы, - Песнь звучит; то я запел. И земля, глотая крик, Корчится во сне от мук; В небесах, мелькнув на миг, Молния! -- и дождик вдруг, Точно кровь, сквозь свод проник. Я словами в этот час Все, что мог, тебе открыл! Песня силой поднялась; Песня выбилась из сил - Лютня кончила рассказ. Так всю ночь; стал сер восход, Побелел болиголов. Скоро новый день придет; От его тугих часов Скрылся я, он не найдет. Что ж тебе мои слова, Песнь моя, могли шепнуть? Это ль: "Если жизнь едва Держится еще за путь, Тот, где падал свет сперва, -- На пути том друг мне есть, Что от бед меня хранит. Рад он ночь за день почесть, Терпеливо сторожит, Ставит это в долг и честь". Только б не (боязнь гнетет): "Значит, может хуже стать! Жизнь двойная наша гнет, Но чем эту песнь слыхать, Лучше Бог пусть проклянет! Если мрак ночной настал,