Бухарин Николай Иванович - Программа Октября

Николай Иванович Бухарин.
Программа Октября

(к десятилетию программы нашей партии)

Сегодня исполняется десятилетний юбилей программы РКП(б), первой программы, которую выработала партия победившего пролетариата, и притом выработала ее под непосредственным руководством товарища Ленина.

Программа, принятая VIII съездом партии, имеет свою длинную историю. Ее истоки уходят к теоретическим битвам вокруг программных проектов старой РСДРП, когда происходили блестящие теоретические дуэли между Лениным и Плехановым и когда еще только намечалось едва уловимое различие между книжным марксизмом Плеханова и прирожденной гениальной диалектикой Ленина, в живом марксизме которого уже слышался нарастающий гул массового революционного движения. Но все это, включая и выработанную программу РСДРП и аграрные прения т. н. Объединительного съезда в Стокгольме, -- лишь "предыстория" программы Октября. Ее "действительная история" начинается с того огромного исторического прыжка, который был сделан в феврале 1917 г., когда было свергнуто императорское самодержавие и заложены неимоверной силы фугасы под все здание капиталистической России.

Исходным пунктом явились здесь знаменитые "апрельские тезисы" тов. Ленина, те самые тезисы, на которые даже часть большевиков, этой "соли" революционной земли, смотрела испуганными глазами. Теперь, когда советская власть существует двенадцатый год, когда ее реальность "вбивает диалектику" даже в самые тупые и самые "мистические" головы наших противников, представляется невероятным тот исторический факт, что в 1917 году тезисы о советском государстве произвели впечатление с громом лопнувшей бомбы, взорванной "от отчаянной жизни" вынырнувшим из неведомого революционного подполья диким фанатиком, фантазии которого нездоровым туманом плавают в каком-то особом измерении, ничего общего не имеющем с нашим трехмерным пространством.

А тем не менее этот, по словам Плеханова, "грёзофарс" (для оценки ленинских тезисов Георгий Валентинович схватился за лексикон будуарного златоуста Игоря Северянина) был продуктом необыкновенно трезвого учета реальных общественных сил, внимательного проникновения в Марксову теорию диктатуры, гениального понимания "изломов истории" (Ленин), блестящего применения революционной диалектики.

В 1914 году, в эмиграции, Ленин, сложившийся и общепризнанный лидер революционного марксизма, его и теоретик и практик одновременно, штудирует Гегеля и записывает в своем конспекте "Науки Логики":

"Афоризм: Нельзя вполне понять "Капитала" Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей

Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!" [Ленинский сборник IX. С. 181].

А раньше, в том же конспекте "Большой Логики", он замечает:

"Всесторонняя, универсальная гибкость понятий, гибкость, доходящая до тождества противоположностей -- вот в чем суть. Эта гибкость, примененная субъективно, = эклектике и софистике. Гибкость, примененная объективно, т. е. отражающая всесторонность материального процесса и единство его, есть диалектика, есть правильное отражение вечного развития мира" [Там же. С. 53].

Не подлежит никакому сомнению, что у Ленина была врожденная гибкость гениального ума. Но не подлежит также никакому сомнению и то, что упорный научный труд, огромная -- если можно так выразиться -- диалектическая самотренировка дали возможность Ленину так замечательно объективно применить "гибкость понятий", так удивительно "теоретически схватить" величайшие "изломы истории" и так легко и свободно предугадать ее бешеный ритм, скрытый от тучи обывателей и социалистических "софистов", "гибкость понятий" которых была лишь жалкой гибкостью "применительно к подлости".

Книжный диалектик, человек с "физической силой ума" и очень образованный, Г. В. Плеханов обнаружил величайший консерватизм; он превратил революционную диалектику в простоватые софизмы о "простых правилах права и нравственности", обосновывая во время войны "право" царизма на "защиту" от германского империализма. После февраля он применил аналогичный прием, обосновывая для буржуазии "право на защиту" против "насильников" (т. е. большевиков). Об апрельских тезисах, обозванных в "Единстве" "бредом", Плеханов писал в статье, носившей характерный заголовок: "О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен", следующие примечательные вещи:

"Я... сравниваю его (т. е. Ленина. -- Н. Б.) тезисы с речами ненормальных героев названных великих художников (Плеханов имеет в виду Чехова и Гоголя. -- Н. Б.) и в некотором роде наслаждаюсь ими. И думается мне, что тезисы эти написаны как раз при той обстановке, при которой набросал одну свою страницу Авксентий Иванович Поприщин. Обстановка эта характеризуется следующей пометкой:

"Числа не помню. Месяца тоже не было. Было черт знает что такое".

Мы увидим, что именно при такой обстановке, т. е. при полном отвлечении от обстоятельств времени и места, написаны тезисы Ленина. А это значит, что совершенно прав был репортер "Единства", назвавший речь Ленина "бредовой"" [Плеханов Г. В. Год на родине. Париж. Т. 1. С. 21].

Какой злой, какой ядовитой насмешкой над автором вышеприведенных строк, какой коварной иронией звучат эти слова теперь!

Какими седыми, какими обомшелыми, какими мертвенно-бледными софизмами представляются рассуждения Плеханова! В них не оказалось ни атома от развивающейся реальности. И наоборот: Ленин чувствовал и понимал все великое своеобразие начавшейся эпохи и весь конкретный "сок жизни". Это бурное кипение и клокотание революционной лавы, которая уже не могла быть замкнута границами буржуазной государственности; эта резко обозначившаяся роль пролетариата; этот оригинальнейший международный фон русской революции, -- разве они не должны были сказать нового слова, нового с точки зрения всемирной истории?

Тезисы Ленина и лозунг советской власти были таким новым словом. И здесь родилась, по сути дела, программа коммунистической партии.

"Am Anfang war die Tat". "В начале было дело". И "дело" революции, ее бешеная диалектика развертывалась в буйном поступательном ходе событий, в скачке и необыкновенно быстрой смене исторических картин, калейдоскопической перегруппировке классов, во все новых и новых "ситуациях". Теоретическая мысль едва поспевала за этим галопом истории [Формально дело с программой шло так: тезисы Ленина "О задачах пролетариата в данной революции" (апрель); его же "Проект переработки теоретической, политической и некоторых других частей программы" (апрель); обсуждение вопроса на апрельской конференции; "Материалы по пересмотру партийной программы" с предисловием Ленина (май 1917 г.); в то же время в Москве вышел сборник: "Материалы по пересмотру партийной программы" (статьи Милютина, Сокольникова, А. Ломова, В. Смирнова); на VI съезде обсудить программу не удалось; затем появилась статья Бухарина (в журн. "Спартак"); после этого -- критическая статья Ленина "К пересмотру партийной программы" ("Просвещение"; см. XIV, ч. 2, с. 147§173); к VII съезду был роздан написанный Лениным "Черновой набросок проекта программы" (но о дальнейшем -- в тексте)].

В предисловии ко 2-му изданию 1 тома "Капитала" Маркс писал о диалектике:

"В своей рациональной форме она для буржуазии и ее глашатаев-доктринеров есть соблазн и безумие, потому что она объемлет не только положительное понимание существующего, но также понимание его отрицания, его необходимой гибели; потому что она всякую осуществленную форму созерцает и в ее движении, а, стало быть, как нечто преходящее; потому что ей, диалектике, ничто не может импонировать; потому что она по существу своему проникнута критическим и революционным духом".

Революция шла так быстро вперед, что ленинская революционная диалектика должна была всем Плехановым показаться "соблазном и безумием", то есть "бредом". Но этот "бред" на самом деле вскрывал основную жилу исторического процесса. Тезисы Ленина совершенно объективно анализировали империализм и его войну. Но одновременно они взрывали на мельчайшие части социал-патриотизм, не оставляли камня на камне от идеологии "защиты отечества", а такими лозунгами, как лозунг братанья, прорывали фронт империалистической дисциплины. Они весьма и весьма "соответствовали" и времени, и месту, вопреки всем и всяческим проклятиям со стороны буржуазных кликуш. Тезисы Ленина совершенно объективно предугадали, опираясь на зародышевые формы пролетарской диктатуры, новый тип государства-коммуны. Тем самым они взрывали почти все "старые представления о предмете". Они сдирали кожу с буржуазной демократии, обнажали ее классовое существо. Они разоблачали до конца Львовых, Керенских, Милюковых и всю "социалистическую" братию. А с другой стороны, они будили массы лозунгами своей власти, власти трудящихся, и лавина массового сочувствия вздымалась им навстречу. Они, вопреки Плеханову, очень и очень соответствовали "моменту". Тезисы Ленина выставляли лозунг конфискации всех помещичьих земель и перехода к "контролю со стороны Советов Рабочих Депутатов за общественным производством и распределением продуктов" [Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 116]. Они поэтому подымали на борьбу миллионы рабочих и крестьян, измученных войной и тянувшихся к земле, фабрике, власти. Наконец, они выставляли лозунг революционного Интернационала, "Интернационал против социал-шовинистов и против "центра"" [Там же]. Все это весьма и весьма соответствовало "текущему моменту", если только этот момент понимать именно как "текущий". Вот почему, несмотря на крутой излом событий в июле 1917 года, на попытку Корнилова въехать на белом коне в революционные центры в августе, пролетариат, сплотившись вокруг "бреда", т. е. вокруг программы большевиков, сравнительно легко разбил противника и зажал в кулаке всех министров временного правительства, а в залах Смольного провозгласил советскую власть.

За это время действовала "неписаная" программа большевиков. Все знали уже ее основные пункты: мир, земля, рабочий контроль, советская власть, курс на международную революцию и социализм. Писаной (т. е. законченной, принятой официально и т. д.) программы не было. Да и где же ее было написать? Книга Ленина "Государство и революция" была написана автором во время его нелегального "отпуска", когда за ним гонялись ищейки Керенского, юнкера и разведчики. Эта работа была тоже одной из важнейших подоснов будущей программы. Но уже в "Послесловии к первому изданию" Ленин говорил:

"Настоящая брошюра написана в августе и сентябре 1917 года. Мною уже был составлен план следующей, седьмой главы: "Опыт русских революций 1905 и 1917 годов". Но, кроме заглавия, я не успел написать из этой главы ни строчки: "помешал" политический кризис, канун октябрьской революции 1917 года. Такой "помехе" можно только радоваться. Но второй выпуск брошюры... пожалуй, придется отложить надолго; приятнее и полезнее "опыт революции" проделывать, чем о нем писать" [Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 120. Курсив Н. И. Бухарина].

А в это же примерно время Г. В. Плеханов (соавтор Ленина по старой программе РСДРП), блестящий основоположник русского марксизма, завершая свое трагическое развитие, писал в "Открытом письме к петроградским рабочим":

"Товарищи! Не подлежит сомнению, что многие из вас рады тем событиям, благодаря которым пало коалиционное правительство А. Ф. Керенского, и политическая власть перешла в руки Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.

Скажу вам прямо: меня эти события огорчают" [Плеханов Г. В. Год на родине. Т. 2. С. 244].

Круг замкнулся. Проверка "программ" и "тактик" была дана. Миллионы "проголосовали" действием. Открылась новая страница всемирной истории. Категории "Поприщиных", "бреда", "грезофарса" стали на свои действительные места: "утописты минимализма" стали в свои "огорчительные" позитуры, их "коалиционный" бред обнаружил себя именно как бред "титулярного советника Авксентия Ивановича Поприщина". История бросила их на свалку и зашагала своим путем.

III

После апрельской конференции 1917 года первой попыткой обсудить программный вопрос была, по сути дела, попытка, сделанная на VII съезде партии, т. е. уже во время брестских событий. Внешние затруднения новой советской власти достигли величайшего напряжения. Внутри страны шла глубокая борьба. Партия была разодрана противоречиями. И нужно отдать здесь дань величайшему мужеству и героическому коллективному хладнокровию нашей партии: под звон вражеских мечей, мобилизуя все возможные силы, она на своем съезде, решив вопрос о мире, поставила на обсуждение и вопрос о программе.

Характерно и здесь, что теоретическое лидерство Ленина было насквозь проникнуто бесстрашным духом диалектики. Ленин с удивительным мастерством вскрывал и основную линию развития ("эпоха гигантских крахов, массовых военных насильственных решений, кризисов"), и пестроту картины ("сколько еще этапов будет переходных к социализму, -- мы не знаем и знать не можем"), и особенности развития в России ("наш переход усложняется такими особенностями России, которых в большинстве цивилизованных стран нет"), и возможность того, что нас "откинут назад" (почему мы не должны отказываться "от использования буржуазного парламентаризма") [См.: Протоколы VIII съезда РКП(б). Гиз. 1928. С. 148, 149, 152].

Продвигая вперед все новое, все подлежащее завоеванию, "преобразуя мир", Ленин в то же время с крайним реализмом ставил вопрос о необходимости старой характеристики товарного хозяйства, чтобы и в программе была соблюдена та мера, которая соответствует отсталому строю нашей страны. Движение масс, государство масс, Советы, как новый тип государства, переход к социализму и крупному производству в сельском хозяйстве через закон, "который современные идеологи ставшего на сторону пролетариев крестьянства назвали социализацией земли" [Черновой набросок проекта программы: Протоколы VII съезда. С. 182§183], социалистическая организация производства через профсоюзы и фабзавкомы, принудительное объединение в потребительско-производственные коммуны, всеобщая трудовая повинность и т. д. -- таковы были общие черты программы, причем чрезвычайно ярко подчеркивалась международно-революционная роль Советов.

"Черновой набросок" Ленина был наброском программы в эпоху первых шагов пролетарской диктатуры. Еще не были -- да, пожалуй, и не могли быть -- нащупаны правильные основы хозяйственной политики (хотя подступы к решению задачи были сделаны). Теоретически Ленин говорил уже тогда о возможности разных переходных ступеней к социализму. Но их точная формулировка еще не была "найдена", и только массовый опыт наметил последующие решения. Некоторые "умники", крепкие задним умом, могут, конечно, открыть в этих черновиках немало "наивностей" (обязательные записи каждой сделки в потребительско-рабочие книжки, замена домашнего хозяйства "кормлением больших групп семей", обязательное держание денег в банках и т. д. и т. п.). Но нужно помнить, что даже великие исторические события необходимо измерять историческим масштабом.

На брестском "изломе истории" революция пролетариата ходила буквально по краю пропасти. И только комбинация международных событий и правильной тактики партии вывела диктатуру пролетариата из опаснейшего лабиринта. Нужна была поистине дьявольская "гибкость понятий", нужно было глубочайшее проникновение в пути истории, нужна была совершенно исключительная храбрость мысли, чтобы повернуть от "триумфального хода революции" к "похабному миру", от блестящего и героического факельцуга коммунизма к переговорам с генералом Гофманом и подписанию унизительных условий мира.

VII съезд партии не закончил работы над программой. Эта задача досталась на долю VIII съезда партии. Но вскоре после съезда (в марте -- апреле 1918 г.) Лениным была написана знаменитая брошюра "Очередные задачи Советской власти", где в форме крайне яркой, решительной и почти суровой намечены проблемы ближайшего периода. Эта брошюра и последовавшая за ней речь стали фактически программной инструкцией для всей текущей работы партии. И здесь звучит грозная диалектика эпохи: в условиях крайне тяжелых нужно организовывать и строить, наводить порядок и подтягивать.

"Попробуйте сопоставить с обычным, ходячим понятием "революционера" лозунги, вытекающие из особенностей переживаемой полосы: лавировать, отступать, выжидать, медленно строить, беспощадно подтягивать, сурово дисциплинировать, громить распущенность... Удивительно ли, что некоторых "революционеров", когда они слышат это, охватывает благородное негодование, и они начинают "громить" нас за забвение традиций Октябрьской революции, за соглашательство с буржуазными специалистами, за компромиссы с буржуазией, за мелкобуржуазность, за реформизм и прочее и тому подобное" [Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 207].

Руль партии был повернут. Он был повернут в сторону дисциплинированного труда.

VIII съезд партии (18§23 марта 1919 г.) происходил уже в сильно изменившейся обстановке. Громадное обострение гражданской войны. Интервенция империалистов. Чехи и Колчак. Заговоры и восстания. Террор со стороны белых. Начало голода. Борьба за хлеб. Комбеды. Раскулачивание. Мятеж левых эсеров. А с другой стороны, гибель вильгельмовской монархии. Организация Коммунистического Интернационала. Аннулирование брестского договора. Советская Венгрия (во время заседаний VIII съезда обмен приветствиями по радио!). Год напряженнейших битв, сложнейшей работы в деревне, где была полоса беспощадной борьбы с кулачеством, год великих мобилизаций пролетарского авангарда, год национализаций, год упорядочения органов пролетарской диктатуры, год создания Красной Армии и ВЧК, год создания широчайших массовых организаций, героический год борьбы.

Этот год подытоживал VIII съезд партии. И он -- после всех предыдущих попыток -- принял программу РКП(б), которая и до сего времени является официальной программой нашей партии.

Чрезвычайно интересно теперь проследить, по каким главным линиям шла программная дискуссия на съезде и как товарищ Ленин проводил свою точку зрения в спорных вопросах. Интересно это потому, что под оболочкой абстрактно-теоретических проблем двигалась живая масса конкретных потребностей момента, и Владимир Ильич, этот чуткий ко всем намечающимся силовым сдвигам полководец, прекрасно формировал "общественное мнение" партии, согласно объективным велениям громадной борьбы. Он больше всего боялся приукрашивания действительности. В заключительном программном слове он говорил:

"У нас есть практический опыт осуществления первых шагов по разрушению капитализма в стране с особым отношением пролетариата и крестьянства. Больше ничего нет. Если будем корчить из себя лягушку, пыхтеть и надуваться, это будет посмешищем на весь мир, мы будем простые хвастуны" [VIII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков): Стенографический отчет. М., 1919. С. 89].

Именно с этой точки зрения он подходил и к программным вопросам. Он протестовал против того, чтобы опустить характеристику "старого" капитализма. Он настаивал на том, что империализм есть "надстройка над капитализмом". Он указывал с удивительным упорством на "возвращение к самым первоначальным формам товарного производства". Постороннему наблюдателю эти споры могли бы показаться отвлеченными спорами об архитектонике программы -- и только. А между тем тов. Ленин сам с величайшей ясностью (которой тогда -- увы! -- многие не понимали) говорил о практически-политической основе своей установки:

"Нас подвел (к соц. рев-ии. -- Н. Б.) капитализм в его первоначальных товарно-хозяйственных формах. Надо все это понимать потому, что, только учитывая действительность, мы сможем разрешить такие вопросы, как, скажем, отношение к среднему крестьянству".

Вторым спорным вопросом был национальный вопрос. Тут, как и в других важнейших проблемах, история международной революции, ее прихотливый ход, ее колониальные побеги -- блестяще подтвердили ленинскую правоту, правоту человека, который уже после спартаковского восстания смело спрашивал своих оппонентов: "Дифференцировался германский пролетариат от буржуазии? Нет!" И делал вывод: "Откинуть самоопределение наций и поставить самоопределение трудящихся совершенно неправильно, потому что такая постановка не считается с тем, с какими трудностями и каким извилистым путем идет дифференциация внутри наций".

Этим, в сущности, исчерпывались спорные вопросы, по которым шла дискуссия.

Но интересно отметить и другое. Интересно посмотреть, какие вопросы Ленин считал наиболее существенными из конкретных вопросов своего программного доклада.

"На первом месте, -- говорил он, -- я поставил вопрос о мелких собственниках и среднем крестьянстве". Ленин цитировал то место из проекта программы, где говорится против "мер подавления", где подчеркивается необходимость уступок среднему крестьянству "в определении способов проведения социалистических преобразований". И прибавлял при этом: "Мне кажется, здесь мы формулируем то, что много раз основоположники социализма говорили по отношению к среднему крестьянству".

Дальше В. И. останавливается на вопросе о кооперации ("пресекать контрреволюционные поползновения", подчинить "аппарат"); о буржуазных специалистах ("мы можем построить коммунизм лишь тогда, когда средствами буржуазной науки и техники сделаем его более доступным массам"; "заставить работать из-под палки целый слой нельзя"); о бюрократизме и вовлечении широких масс в советскую работу; наконец, "о руководящей роли пролетариата и обобщении избирательного права" (избирательное "неравенство мы отменим, как только нам удастся поднять культурный уровень").

Этими вопросами отнюдь не исчерпывается программа. Она, конечно, гораздо богаче по своему содержанию. Нужно помнить, что ряд вопросов был подробно освещен на I конгрессе Коминтерна, ряд общих положений -- согласно условленному разделению труда -- был изложен в докладе пишущего эти строки. Текст программы, написанный в значительнейшей части тов. Лениным, содержит некоторые поистине классические места: такова, напр., характеристика буржуазной демократии и пролетарской диктатуры, как высшего типа демократии, -- характеристика, до сих пор непревзойденная. Такова формулировка отношения партии к различным слоям крестьянства. Такова вся общая часть программы, поскольку она была написана заново. И т. д., и т. п.

Программа партии писалась в моменты наивысшего напряжения сил, в эпоху военного коммунизма, со всеми его положительными и отрицательными чертами, его героизмом и его иллюзиями, его попытками прямого перехода к социализму и подрывом производительных сил, с его массовым подъемом и непрестанным революционным горением. Программа партии носит на себе печать этой бурной и героической эпохи. Особенно это сказалось на экономической части программы: проблемы рынка, денежного обращения, кредита, товарного обращения вообще, товарооборота между городом и деревней в частности, не могли получить в программе партии своего надлежащего решения. Объективная основа -- была замкнутая система военного коммунизма, "запертый товарооборот", как впоследствии говорил Владимир Ильич. Пока длилась гражданская война и огненные языки восстаний, белых нападений и империалистической интервенции лизали границы славной советской коммуны, на первом плане стояли интересы обороны. Программа РКП(б) прозвучала на весь мир, как набатный колокол, как весть о победе, как знамя великой борьбы, как сигнал нового строительства.

Полоса гражданской войны и военного коммунизма была полосой борьбы за существование и утверждение пролетарской диктатуры. Эта сторона дела, учение о пролетарской диктатуре, получила в программе наиболее блестящее развитие. Вот почему программа РКП(б) сразу стала играть крупнейшую международную роль. "Советская идея" стала завоевывать под свои знамена все большие массы, проникая в самые, казалось бы, "тихие" закоулки земного шара. Она стала в то же время мощным рычагом собирания сил вокруг Коммунистического Интернационала.

Гражданская война кончилась. По-новому стал вопрос о соотношении между рабочим классом и крестьянством. Военные потребности отошли назад. Хозяйственные потребности выдвинулись на первый план. Централизованная надстройка "запертого товарооборота" пришла в противоречие с конкретными потребностями хозяйственного подъема. Переход к "новой экономической политике" оказался объективной необходимостью. Доклад Ленина на X съезде партии, брошюра "О продналоге" заложили основу "правильных взаимоотношений с крестьянством". Этот переход неизбежно сопровождался перестройкой рядов, переорганизацией всего хозяйственного аппарата, "новыми" методами хозяйствования, приемами хозяйственного отступления и новыми приемами последующего наступления. Открылась следующая историческая страница.

На основе роста товарооборота очнулась от полупаралича хозяйственная жизнь страны. Вновь поднялись почти заснувшие заводские гиганты, стал собираться в городах рассыпавшийся пролетариат, заколосился хлеб на заброшенных полях, отогрелись замерзшие паровозы -- начался "восстановительный период". В короткий сравнительно срок страна, упавшая в бездну разорения, разметав вооруженной рукой своих злобных врагов, поднялась на довоенную основу. И ее пролетариат и партия этого пролетариата взвалили на свои плечи новые заботы, заботы о великой перестройке страны. Мы вступили в "реконструктивный период". Индустриализация страны, коллективизация сельского хозяйства, кооперирование индивидуальных хозяйств, новая техника, новая экономика, новая культура, новые люди, -- все это написано на знаменах, под которыми идут в хозяйственные сражения отряды закаленных бойцов. И здесь обнаруживаются свои трудности, свои прорехи, свои ошибки. И здесь приходится учиться на опыте, на опыте массовом, на этой самой лучшей проверке политики. Эти уроки придется систематизировать и обобщить, со всею внимательностью взвесив итоги прошедших лет.

Многое в программе партии уже устарело. Ко многому мы, наоборот, еще только-только подходим. Многое из нового обобщено в программе Коммунистического Интернационала. Многое подлежит еще обобщению. Опыт нэпа в наших условиях, его стадии, фазы его развития, закономерности этого развития, опасности и трудности этого пути, очертание грядущего преодоления нэпа через его собственное развитие -- все это требует своей детализации.

Программа ВКП(б) должна быть пересмотрена в связи и с практикой и с решениями Коминтерна. Программа Коминтерна должна стать общей частью программы каждой "национальной" его секции, которая, в свою очередь, добавляет конкретную "национальную" программу на этой общей международной основе. Злобствующие социал-шовинисты, вроде Потресова (см. его статью в No 1 "Gesellschaft"), производят программу Коминтерна в ранг апологетического документа московской "касты", нового московского сословия "правителей". Скорбный главою Фридрих Адлер в "KampfЌe" всерьез задает вопрос о том, "что бы сделал Ленин" для спасения русской революции, якобы находящейся на ущербе и даже на грани гибели. Эти шамкающие, сюсюкающие и клевещущие старички и престарелые младенцы социал-демократии получат свой ответ от объективного хода событий. Этим ответом будет победоносное осуществление программы Ленина, программы международной коммунистической революции.

23 марта 1929 г.

Печатается по: Бухарин Н. Программа Октября. М., 1929.