Булгаков Федор Ильич - Дело о подкупе министра Луи-Филиппа

Дѣло о подкупѣ министра Луи-Филиппа.

Послѣдніе годы такъ называемой іюльской монархіи во Франціи, т. е. правленія буржуазнаго короля Луи-Филиппа Орлеанскаго, омрачены были процессомъ, который во многомъ аналогиченъ съ пресловутымъ Панамскимъ дѣломъ. Положеніе вещей тогда (въ половинѣ 40-хъ гг.) было таково, что министерскіе депутаты въ парламентѣ подозрѣвались въ продажности совершенно также, какъ теперь 104 депутата третьей республики. Народъ утратилъ къ нимъ всякое довѣріе. За то депутаты оппозиціи, съ Ламартиномъ и Ледрю-Роленомъ во главѣ, пользовались большой популярностью. Юмористическіе журналы, особливо "Charivari", осмѣивали правительство на всѣ лады. Производились покушенія на Луи-Филиппа. Король заперся въ Тюльери, а когда въ годовщину іюльской революціи, предоставившей ему престолъ, онъ показался на балконѣ передъ собравшейся толпой, то раздались два пистолетныхъ выстрѣла. Денежная аристократія становилась все болѣе дерзкой и назойливой. Іезуитамъ оказывалось покровительство. Выборы въ палату депутатовъ явились точно насмѣшкой, ибо они производились не націей, но незначительной частью ея изъ богачей. Въ прессѣ подвизались противъ правительства Жирарденъ, Арманъ Марастъ, Араго, Лафиттъ, Дюпонъ, Ларошъ-Жоклэнъ, Беррейеръ, Ламартинъ, Ламенэ, Корменэнь. Всѣ эти публицисты старались возбудить ненависть и презрѣніе въ руководящимъ государственнымъ дѣятелямъ. Правда, Гизо, знаменитый историкъ, бывшій первымъ министромъ въ послѣдніе годы іюльскаго королевства, заявлялъ, что оскорбленія этихъ писателей никогда не достигнутъ высоты его презрѣнія. Но это была только фраза.

На самомъ дѣлѣ продажность и взяточничество властей и членовъ парламента свидѣтельствовали, до какой степени глубоко проникла развращенность въ сферу правительства и палатъ, созданныхъ при буржуазномъ королевствѣ. Жирарденъ въ своей "Presse" явился безцеремоннымъ выразителемъ ужаса и отвращенія, охватившихъ всѣ слои общества. Его вздумали преслѣдовать за это судебнымъ порядкомъ, и въ палатѣ внесено было предложеніе о возбужденіи такого преслѣдованія. Жирарденъ воспользовался этимъ, чтобъ направить противъ людей власти цѣлый потокъ подобныхъ же обвиненій, съ какими выступили депутатъ Делагэ и его единомышленники противъ членовъ парламента третьей республики въ Панамскомъ дѣлѣ. Оппозиція потребовала слѣдствія, но большинство палаты приняло формулу перехода къ очереднымъ дѣламъ съ выраженіемъ довѣрія министрамъ.

Такимъ образомъ въ концу 40-хъ гг. Франція представляла собой зрѣлище государственнаго организма, снѣдаемаго грязными пороками. Демонъ "Деньги" искушалъ всякую совѣсть и запятналъ честь. Одинъ изъ даровитѣйшихъ, самыхъ шумныхъ и самыхъ безсовѣстныхъ журналистовъ оппозиціи, Эмиль де-Жирарденъ оказался продавшимся министерству. Пуля, которой онъ сразилъ своего коллегу Армана Барреля изъ "National", явилась какъ бы символомъ новѣйшаго развитія французской журналистики. Арманъ Баррель былъ однимъ изъ честнѣйшихъ, благороднѣйшихъ и даровитѣйшихъ представителей печати. Это -- рыцарь безъ страха и упрека французской журналистики. И онъ палъ отъ руки того, котораго можно считать родоначальникомъ системы подкупа, водворившейся въ большей части французской прессы, отъ руки того, которому покойный Эмиль Ожье во образѣ Вернулье въ "Effrontés" поставилъ памятникъ позора. Традиціонная продажность французской печати есть также культурный цвѣтокъ іюльской монархіи. Продажность царила тогда всюду, широко развѣтвленная система подкуповъ отравляла правящихъ и управляемыхъ. Буржуазія и навербованные изъ нея власти и законодатели заразились жаждой безразборчивой въ средствахъ наживы. Вся эта гнилость системы раскрылась съ полной очевидностью въ процессѣ Теста-Кюбьера.

Это было въ 1847 г. Общественное мнѣніе, нашпикованное оппозиціонной прессой, укоряло министерство за его бездѣятельность въ дѣлахъ внѣшнихъ и за реакціонныя повадки въ политикѣ внутренней. Оно требовало прежде всего избирательной реформы. Оппозиція въ своей настойчивости становилась все болѣе грозной. Тутъ-то и выдвинулось на сцену событіе огромной важности. Газета "Le Droit" напечатала въ нумерѣ 1-го мая исторію процесса, затѣяннаго нѣкіимъ Пармантье противъ генерала Депанъ-Кюбьера и пяти другихъ лицъ. Газета привела выдержки изъ многихъ писемъ Кюбьера къ Пармантье. Изъ этихъ писемъ явствовало, что генералъ подкупилъ министра публичныхъ работъ Теста съ цѣлью добиться отъ правительства концессіи въ пользу фирмы Пармантье, Галье и К° на копи каменной соли, находящіяся въ Гугенанѣ. Положеніе участниковъ этого подкупа оказывается совершенно такое же, какъ при подкупѣ министра публичныхъ работъ Банго въ Панамскомъ дѣлѣ. Здѣсь посредникомъ между министромъ и компаніей предпріятія Лессепса служилъ банковый чиновникъ Блонденъ, тамъ игралъ туже плачевную роль генералъ "великой арміи".

Депанъ-Кюбьеръ былъ сынъ одного техника-агронома, оказавшаго различныя услуги французскому двору при Людовикахъ XV и XVI. Въ 1804 г. Кюбьеръ окончилъ военную службу въ Фонтенебло. Затѣмъ онъ не разъ отличался въ войнахъ имперіи, въ битвѣ подъ Москвой подъ нимъ были убиты три коня, участвовалъ въ походахъ въ Испанію и Морею. Къ 1839 г. Кюбьеръ сдѣлался пэромъ Франціи и два года подъ рядъ занималъ постъ военнаго министра. Потомъ онъ нѣсколько лѣтъ жилъ вдали отъ дѣлъ, пока не стряслась надъ нимъ исторія Гугенанскихъ копей.

Второй изъ компрометированныхъ сановниковъ, Тестъ, также имѣлъ крупное и видное имя. Во время террора онъ бѣжалъ въ альпійскую армію, потомъ былъ адвокатомъ и генеральнымъ полицейскимъ коммисаромъ въ Ліонѣ. Послѣ вторичнаго возвращенія Бурбоновъ во Францію, онъ бѣжалъ въ Люттихъ. Въ одной изъ своихъ рѣчей въ палатѣ депутатовъ онъ какъ-то сказалъ: "Я былъ выброшенъ бурей на чужую землю съ 32 франками въ карманѣ. Я тамъ не зналъ никого. Только послѣ долгихъ и трудныхъ поисковъ я могъ существовать работой своихъ рукъ". Голландскій король Вильгельмъ ввѣрилъ ему управленіе своими имѣніями. По возвращеніи въ Парижъ Тестъ сдѣлался повѣреннымъ государственныхъ имуществъ и казны. Во время іюльской революціи онъ старался угодить толпѣ демократическими аллюрами и громче всѣхъ требовалъ учрежденія республики. Въ 1831 году Тестъ попалъ въ палату депутатовъ, а 10-го ноября 1834 года -- и въ министерство. Тогда онъ получилъ портфель торговли въ "министерствѣ трехъ дней". Въ 1836 году онъ сталъ вице-президентомъ палаты, а 1839 году 12-го мая, вслѣдствіе комунистскаго возстанія, вторично попалъ въ министерство.

Графъ Моле, довѣренное лицо Луи Филиппа, отказался отъ поста министра-президента, и въ эти трудныя минуты, ни одна изъ выдающихся личностей парламента, ни Тьеръ, ни Гизо, ни Дюпень, не рѣшались взять на себя руководительство кабинетомъ. Такимъ образомъ, подъ предсѣдательствомъ маршала Сульда, образовалось министерство изъ личностей второстепенныхъ, какъ Дюшатель, Дюфуръ, Пасси, Вилльмэнь, и въ ихъ числѣ былъ Тьеръ. Не болѣе года продержался этотъ королевскій кабинетъ 12-го мая. Его смѣнило министерство Тьера. Но Тестъ остался. Онъ получилъ портфель публичныхъ работъ, которымъ и правилъ до 16-го декабря 1843 года. Вскорѣ послѣ того онъ сдѣлался пэромъ и потомъ президентомъ кассаціоннаго суда.

Въ засѣданіи палаты депутатовъ 3 мая 1847 г. депутатъ Мюре де-Бортъ вдругъ обратился къ правительству съ запросомъ насчетъ слуховъ, передававшихся прессой и произведшихъ такое тяжкое впечатлѣніе. Тогдашній министръ публичныхъ работъ Дюмонъ и товарищъ его Легранъ отвѣтили, что подозрѣнія печати лишены основанія, что никогда концессіи не получались иначе, какъ по выслушаніи властей горнаго вѣдомства въ общемъ собраніи совѣта министровъ. Они утверждали, что во всѣхъ этихъ дѣлахъ не имѣетъ значенія какая либо протекція министра. Дюмонъ такъ заключилъ свою рѣчь: "Произнесены тяжкія обвиненія и публика занимается ими. Они взволновали палаты, правительство совѣщалось объ этомъ и принимаетъ мѣры, чтобъ вполнѣ выяснить факты и дать имъ тотъ законный ходъ, какой они должны имѣть".

Вслѣдъ затѣмъ на трибуну вошелъ депутатъ Лербеттъ. Сказавъ нѣсколько словъ объ опасности отъ вмѣшательства людей политики въ промышленныя предпріятія, онъ прочелъ нѣсколько писемъ. Текстъ этихъ писемъ отличался безстыжимъ цинизмомъ.

Въ одномъ письмѣ 14 января 1842 г. говорилось: "наше дѣло зависитъ отъ лицъ, находящихся теперь у кормила правленія... Г. Легранъ высказался въ этомъ отношеніи слѣдующимъ образомъ: концессія можетъ быть предметомъ рѣшенія въ совѣтѣ министровъ. Стало быть намъ нельзя медлить, чтобы создать поддержку въ совѣтѣ министровъ. Я имѣю возможность добиться такой поддержки, а ваше дѣло дать средства на это... Безъ сомнѣнія, многіе (разумѣются акціонеры) очень склонны разсчитывать на наше полное право, на справедливость правительства, и однакожь это чистое ребячество. Не забывайте, что правительство находится въ алчныхъ и продажныхъ рукахъ, не забывайте, что свободѣ печати угрожаетъ опасность быть задушенной въ одинъ прекрасный день, и что полное право никогда еще не нуждалось въ высшей протекціи въ такой степени, какъ теперь".

Въ письмѣ 26-го января 1842 г. сказано: "вращаюсь среди депутатовъ, бываю у большинства министровъ, дружбу которыхъ считаю полезною для успѣха нашего дѣла".

3-го февраля того же года письмо гласило: "...необходимо опредѣлить число акцій, какимъ мы должны располагать, чтобы обезпечить за собой поддержку, которая нужна для успѣха нашего дѣла".

Чтеніе этихъ писемъ произвело цѣлую бурю въ палатѣ депутатовъ. На слѣдующій день Тестъ самъ, безъ всякаго вызова, появился на трибунѣ палаты пэровъ. Сказавъ, что подкупъ былъ бы безполезенъ въ дѣлѣ, которое зависитъ не отъ министра, онъ увѣрялъ, что онъ не понялъ ни одного слова въ прочитанныхъ письмахъ, что онъ даже не въ состояніи высказать какой нибудь догадки по этому поводу. Тестъ выразилъ желаніе, чтобы это дѣло было вполнѣ выяснено.

Кюбьера въ этотъ день не было въ палатѣ пэровъ. 6-го мая хранитель печати палаты пэровъ сообщилъ распоряженіе короля о предоставленіи палатѣ полномочій государственнаго суда для возбужденія дѣла противъ Кюбьера. Волненіе въ средѣ пэровъ достигло точки кипѣнія. Только Кюбьеръ, бывшій тогда секретаремъ палаты, оставался совершенно спокоенъ.

"Никогда,-- сказалъ онъ,-- никто не могъ бы спокойнѣе и равнодушнѣе меня посмотрѣть въ лицо истинѣ, которая когда нибудь выяснится".

Этотъ скандалъ для газетной оппозиціи явился отличнымъ поводомъ въ ярымъ нападкамъ на правительство. Къ то время, какъ "Journal des Débats" и "Constitutionnel", въ качествѣ офиціозныхъ органовъ, удовольствовались простой передачей фактовъ, безъ дальнѣйшихъ комментаріевъ, и находились въ явномъ затрудненіи относительно обвиненія въ подкупѣ, "National" совершенно недвусмысленно писала: "продажность разливается волнами съ высшихъ слоевъ общества на страну". Газета напомнила при этомъ объ ажіотажѣ, какой воцарился при новѣйшихъ желѣзнодорожныхъ предпріятіяхъ. Перепечатывая письма Кюбьера, "National" прибавила слѣдующее: "...И не въ правѣ ли дѣлать упрекъ правительству за то, что оно порождаетъ деморализацію или что оно сообщникъ этой деморализаціи, которая теперь мало по малу просачивается во всѣ слои общества".

5-го мая та же газета дерзнула сказать слѣдующее о карѣ Кюбьера: "Мы имѣемъ крѣпкое основаніе думать, что съ нимъ будутъ обращаться гораздо больше съ снисходительностью, нежели по всей справедливости. Впрочемъ, какія бы послѣдствія ни имѣло это дѣло, уже невозможно смыть его слѣды, и въ исторіи нынѣшняго правительства оно останется позорнымъ клеймомъ на челѣ запятнавшихъ свою честь".

"Presse" -- газета Жирардена -- силилась показать, что весь этотъ скандалъ вытекалъ изъ политики Гизо.

7-го мая палата пэровъ въ тайномъ засѣданіи рѣшила начать слѣдствіе. Предсѣдателемъ слѣдственной коммиссіи былъ назначенъ канцлеръ герцогъ Пакье. Въ члены коммиссіи попали 10 пэровъ: герцогъ де-Брольи, герцогъ Деказъ, графъ Порталисъ, виконтъ Додъ, баронъ Жиро, герцогъ Фезенсакъ и гг. Бартъ, Пераль, Леганьеръ и Ренуаръ.

Два дня спустя слѣдователь отправился въ квартиру Кюбьера для наложенія ареста на его бумаги. Ренуару было поручено составить докладъ о результатахъ слѣдствія. 21-го іюля 1847 г. читался этотъ докладъ и обвинитель держалъ свою рѣчь, а 26-го было постановлено предать суду Депанъ-Кюбьера, Пармантье, Теста и нѣкого Пеллапра. Только тогда разрѣшено было газетамъ напечатать докладъ Ренуара.

Докладъ изобиловалъ интересными подробностями. Фирма Пармантье, Галье и К°, уже начавшая безъ разрѣшенія эксплоатацію копей каменной соли, находившихся ниже залежей каменнаго угла, принадлежавшихъ этой фирмѣ, желала получить концессію на помянутыя копи. Министръ финансовъ отнесся неблагопріятно къ этому ходатайству. Въ 1841 г. Кюбьеръ, уже два года состоявшій участникомъ названной компаніи, принялся за хлопоты. 5-го февраля 1842 г. были предоставлены въ его распоряженіе 25 акцій, чтобъ облегчить достиженіе его намѣреній. Но такъ какъ 25-ти акцій оказалось недостаточно, то онъ потребовалъ 40, но ему не могли дать столько.

Переговоры съ министромъ публичныхъ работъ, Тестомъ, котораго требовалось склонить на свою сторону, велись при посредничествѣ одного капиталиста Пеллапра. Несмотря на всѣ хлопоты и жертвы, компанія получила въ 1843 г. концессію только на 6 километровъ, а не на 14, которыхъ добивался Пармантье. Весьма недовольный такимъ результатомъ, Пармантье обвинилъ генерала Депанъ-Кюбьера въ томъ, что онъ присвоилъ себѣ суммы, предназначенныя для взятокъ. Онъ угрожалъ ему опубликованіемъ его писемъ. Вообще Пармантье старался не упустить своихъ выгодъ. Когда дѣла компаніи пошли дурно, онъ потребовалъ отъ Кюбьера, чтобъ тотъ выкупилъ у него 50 акцій, а въ противномъ случаѣ грозилъ напечатать скандализирующую брошюру на его счетъ. Но Кюбьеръ заупрямился и отвѣтилъ, что онъ никому не дозволитъ позорить его и клеветать на него. Затѣмъ, послѣ 18-ти мѣсячнаго молчанія, послѣдовалъ процессъ Пармантье съ участниками компаніи, не платившими своихъ взносовъ.

Во время этого-то процесса и всплыли на поверхность помянутыя письма Кюбьера. Пармантье заявилъ, что онъ никогда не помышлялъ о подкупѣ, и что суммы выдавались Кюбьеру изъ опасенія, какъ бы онъ не воспользовался своимъ вліяніемъ, чтобъ концессія досталась конкуренту Пармантье. Кюбьеръ утверждалъ, что въ офиціальномъ мірѣ онъ имѣлъ отношенія только къ мелкимъ чиновникамъ, что онъ вполнѣ полагался на Пеллапру, который увѣрялъ генерала, что онъ доставитъ сильную поддержку компаніи, хотя Кюбьеръ и не зналъ, въ чемъ она состояла и кто тутъ замѣшанъ. И суммы, которыя ему вручались компаніей и тѣ, которыя онъ считалъ нужнымъ тратить изъ собственныхъ средствъ въ интересахъ компаніи, онъ передалъ Пеллапрѣ.

Тестъ показалъ, что знать не знаетъ и вѣдать не вѣдаетъ ничего. Дѣло становилось все болѣе запутаннымъ. Былъ ли Кюбьеръ обманщикъ или обманутый взяточникъ, а Пармантье -- обманутый или вымогатель?

Тѣмъ временемъ оппозиція продолжала свою борьбу съ возрастающей силой. "National" позволилъ себѣ замѣтить: "вѣроятно процессъ г. Кюбьера кончится тѣмъ, что его прекратятъ". Но угроза тремя годами тюремнаго заключенія и большимъ денежнымъ штрафомъ напомнила газетѣ, что не всегда умѣстно высказывать то, что думаешь. Однако, недѣлю спустя таже газета заявила по поводу новыхъ выяснившихся подробностей этого дѣла: "у насъ политика безъ всякой гордости, администрація безъ руля и вѣтрилъ, финансы въ самомъ плачевномъ состояніи, много скандальныхъ процессовъ и система подкупа, которая прямо-таки безсовѣстная".

Оппозиція обвиняла министерство въ раздачѣ орденовъ за чисто личныя услуги, обнаружились случаи тяжкаго нарушенія дисциплины въ управленіи арміи и флота, ходили слухи объ одномъ законопроектѣ, за который министру были предложены 1.200.000 франковъ. "Presse" разсказывала, какъ на третій лирическій театръ и на "Théâtre Italien" дана была концессія за взятки, и утверждала, что за 80.000 фр. представлялась возможность всякому добиться титула пэра.

Газета "National", указывая на одного министра, получившаго отъ одной желѣзнодорожной компаніи 500 вполнѣ оплаченныхъ акцій, писала: "Неужели недостаточно поднять занавѣсъ, за которымъ оперировала эта шайка плутовъ, которую кабинетъ упорно охраняетъ, какъ своихъ добрыхъ друзей? Когда правительство заходитъ такъ далеко, то настаетъ его конецъ; если общее настроеніе умовъ обнаруживаетъ такое недовѣріе, такое презрѣніе къ нему, то это правительство можетъ еще оставаться, но оно перестаетъ жить".

8-го іюля 1847 г. палата пэровъ имѣла свое первое судебное засѣданіе. Тамъ не было ни особой скамьи для подсудимыхъ, ни жандармовъ. Изъ обвиняемыхъ присутствовали только двое. Пеллапра бѣжалъ. Зрителей явилось много, особенно депутатовъ. Четверть 12-го возвѣстили: "судъ идетъ!" Появились герцогъ Павье, канцлеръ суда и президентъ палаты пэровъ, и члены суда, затѣмъ -- Тестъ, Кюбьеръ и Пармантье въ сопровожденіи своихъ защитниковъ. Тестъ привелъ съ собой еще двухъ адвокатовъ, изъ нихъ одинъ былъ раньше его секретаремъ, другой -- начальникомъ кабинета.

"Тесту 67 лѣтъ, у него южный выговоръ, большой, выразительный ротъ, глубокій шрамъ на правой щекѣ, плѣшивый и умный лобъ, глубоко ввалившіеся глаза и иногда сверкающіе блескомъ". Такъ описываетъ его Викторъ Гюго. Въ петличкѣ у него была розетка командора Почетнаго Легіона. Спокойно заявилъ онъ суду, что третьяго дня онъ сложилъ съ себя свою должность и свой титулъ. Это онъ сдѣлалъ въ письмѣ къ королю: "вручаю вашему величеству мою отставку отъ званія пэра Франціи и президента кассаціоннаго суда, чтобъ во время судебнаго разбирательства, которое начинается, быть охраняемымъ только своей невиновностью".

У Кюбьера, который на 6 лѣтъ моложе Теста, не было ни одного ордена. Пармантье только 55 лѣтъ. По свидѣтельству Гюго, "онъ толстъ, плѣшивъ, волосы его сѣдые лицо красное, носъ крючковатый, губы тонкія, мина плутовская. Это -- человѣкъ, совершенно наивно самъ себя считающій дрянью".

Большая часть этого перваго засѣданія прошла въ чтеніи обвинительнаго акта, на что потребовалось добрыхъ три часа. Кюбьера -- пэръ Франціи, Пармантье -- адвокатъ, Пеллапра -- бывшій сборщикъ податей -- обвинялись въ подкупѣ министра публичныхъ работъ Теста взятками и подарками, съ цѣлью добиться концессіи на копи каменной соли. Тестъ, пэръ Франціи, обвинялся въ полученіи взятокъ и подарковъ. Сверхъ того, Кюбьеръ и Пеллапра обвинялись въ присвоеніи себѣ части суммъ, предназначавшихся на взятки. Въ тотъ же день Бюбьеръ, Тестъ и Пармантье были арестованы и посажены въ "Conciergerie".

9-го іюля состоялось второе засѣданіе суда, опять-таки въ присутствіи многочисленной публики. Съ нетерпѣніемъ слушалось чтеніе новыхъ документовъ. Это были письма, адресованныя Кюбьеромъ Пеллапра. Ихъ доставилъ суду вице-президентъ палаты депутатовъ Леонъ де-Мальвилль, получивши ихъ въ свою очередь отъ Мараста, сотрудника "National". Они доказали ясно, что Кюбьеръ во всемъ этомъ дѣлѣ былъ самый несчастный.

"Отнынѣ я не хочу уже болѣе быть жертвой и одураченнымъ г-мъ... (Тестомъ). Я наконецъ рѣшился предоставить себя въ распоряженіе суда, чтобъ избавиться, если возможно, отъ его алчности, чтобъ не платить, чего я никогда не былъ долженъ".

Тестъ опять заявилъ, что онъ ничего не понимаетъ во всемъ этомъ дѣлѣ. Онъ пытался набросить подозрѣніе на Кюбьера въ томъ, что онъ присвоилъ себѣ всѣ деньги, передававшіяся ему на взятки. Пармантье утверждалъ, что никогда не думалъ давать взятокъ. Но такъ какъ президентъ настоятельно желалъ узнать имя той личности, жертвой которой считалъ себя Кюбьеръ, то послѣдній всталъ и со слезами на глазахъ указалъ на Теста.

Въ третьемъ засѣданіи суда допрашивался бывшій министръ публичныхъ работъ. Онъ упорно отрекался отъ всего: "я отрицаю обвиненія всѣми силами моей души; я съ твердостью чистой совѣсти противопоставляю этимъ обвиненіямъ безусловное отрицаніе, отъ котораго ставлю въ зависимость всю свою жизнь, всю свою честь, находящуюся въ вашихъ рукахъ".

Кюбьеръ давалъ деньги. Это несомнѣнно. Тестъ не хотѣлъ брать никакихъ денегъ. Стало быть, плутомъ оказывался Пеллапра. Зять Пеллапра, князь Шимэ, услыхавъ такое обвиненіе противъ своего тестя, немедленно отправилъ Тесту вызовъ на дуэль съ требованіемъ тотчасъ же прислать своихъ секундантовъ.

Въ четвертомъ засѣданіи суда узнали, что 12-го сентября 1843 года депутатъ Карлъ Тестъ, сынъ обвиняемаго, сдѣлалъ вкладъ въ государственное казначейство на 95.000 франковъ цѣнными бумагами. Были прочитаны также письма, адресованныя бывшимъ министромъ Пеллапра. Жена послѣдняго, по указанію своего мужа, передала эти письма суду. Когда предъявили ихъ Тесту, онъ взялъ ихъ дрожащей рукой и сказалъ: "да, это -- мои". Письма окончательно сразили этого подсудимаго. Онъ уже потомъ не являлся въ судъ. "Вчера я -- пишетъ Викторъ Гюго,-- видѣлъ Теста невиннымъ, сегодня я вижу его виновнымъ, вчера я дивился ему, сегодня я попытался бы его презирать, если бы онъ не былъ такъ несчастливъ, и я питаю къ нему только состраданіе"...

Когда предъявили Тесту квитанцію государственнаго казначейства на 95.000 фр., онъ покраснѣлъ, съ ужасомъ потеръ себѣ лобъ и обернулся къ сыну. Они обмѣнялись нѣсколькими словами, затѣмъ Тестъ сталъ перелистывать свою записную книжку, а сынъ его опустилъ голову на свои обѣ руки.

На слѣдующій день въ Парижѣ царило большое возбужденіе. Тестъ, наканунѣ вечеромъ, покушался на самоубійство въ Люксанбургской тюрьмѣ, куда его перевели. Онъ сдѣлалъ два выстрѣла себѣ въ ротъ и въ сердце, но оба неудачно, и отъ нихъ осталась только легкая рана на груди его. Раненый былъ очень спокоенъ, онъ попросилъ дать ему "Monte Christo" Александра Дюма-отца, но книги этой не оказалось въ тюремной библіотекѣ. Въ тотъ вечеръ онъ обѣдалъ въ компаніи съ своими адвокатами и сынъ навѣщалъ его. Вскорѣ, какъ только ушли посѣтители, послышались выстрѣлы. Тестъ отказался сообщить, кто принесъ ему пистолетъ. 13-го іюля онъ написалъ президенту Пакье: "г. канцлеръ! Событія вчерашняго засѣданія не оставляютъ никакихъ возраженій относительно того, что касается меня, и для себя я считаю дѣло суда оконченнымъ. Я заранѣе принимаю все, что рѣшитъ судъ въ отсутствіи меня. Судъ, позволительно надѣяться, не употребитъ противъ меня личнаго принужденія и не станетъ насильно добиваться моего личнаго и совершенно излишняго присутствія при актахъ правосудія и выясненія истины. Прошу судъ быть увѣреннымъ, что это безповоротное рѣшеніе въ моемъ сердцѣ вполнѣ согласуется съ глубокимъ уваженіемъ къ характеру и достоинству моихъ судей".

Слѣдующее засѣданіе суда происходило въ отсутствіи Теста. Рѣчь обвинителя предлагала для трехъ подсудимыхъ кары, полагающіяся за подкупъ властей. Защитникамъ досталась тутъ нелегкая задача. Защитникъ Кюбьера бросилъ взглядъ на долголѣтнюю и почтенную карьеру своего кліента, на его военные подвиги, на его отличную аттестацію въ качествѣ солдата. "Ахъ!-- сказалъ защитникъ,-- если въ правѣ строго укорять человѣка за единственное дурное дѣяніе, которое онъ совершилъ во все время своей жизни, то справедливость требуетъ, чтобъ единственный день заблужденія и слабости не уничтожилъ этого славнаго прошлаго". Видъ этого стараго солдата, которому пришлось попасть на скамью подсудимыхъ вмѣстѣ съ Пармантье, этого старика, котораго эксплоатировали, подозрѣвали въ воровствѣ, и въ подкупности, вызвалъ состраданіе и въ публикѣ, и въ судьяхъ.

Защитнику Теста еще труднѣе было оправдать своего кліента. Ему оставалось только взывать къ сниходительности суда. Это онъ и сдѣлалъ, сказавши: "гг. пэры! несчастный, мѣсто котораго передъ вами остается пустымъ, хотѣлъ самъ аппелировать къ божескому правосудію. Но судьба или Провидѣніе обрекло его на земное правосудіе. Она хотѣла, чтобъ во исполненіе своего послѣдняго долга, налагаемаго на меня моимъ призваніемъ, я сказалъ тѣ единственныя слова, какія здѣсь могутъ быть умѣстны взамѣнъ невозможной защиты", и вполнѣ безнадежно онъ такъ заключилъ свою рѣчь: "не забывайте словъ Боссюэта, что милосердіе есть существенная часть правосудія".

Защитнику Пармантье невозможно было возбудитъ къ нему какое либо сочувствіе. Если этотъ подсудимый и не былъ вымогателемъ, тѣмъ не менѣе онъ остался заклейменнымъ, какъ безсовѣстный гешефтмахеръ, готовый на всякую низость въ видахъ самообогащенія.

17-го іюля 1847 г. судъ постановилъ свой приговоръ: Тестъ лишенъ былъ гражданскихъ правъ и осужденъ на 3 года въ тюрьму съ уплатой штрафа въ 94.000 фр. и столько же на парижскія больницы; генералъ Депанъ-Кюбьеръ, оправданный отъ обвиненія въ присвоеніи чужихъ денегъ обманомъ, лишенъ гражданскихъ правъ съ уплатой штрафа въ 10.000 фр., Пармантье приговоренъ къ такому же наказанію. Сверхъ того, обвиненные обязывались уплатить судебныя издержки.

Тестъ заключенъ былъ въ "Conciergerie" и оставался тамъ до 13-го августа 1849 г. Тогдашній президентъ французской республики Луи Бонапартъ разрѣшилъ ему отбывать свое наказаніе до окончанія срока въ лечебномъ заведеніи Шальо и простилъ ему 50,000 фр. изъ денежнаго штрафа. Въ 1850 г. Тестъ вышелъ изъ больницы и умеръ 26 апрѣля 1852 г.

Кюбьеру были возвращены его права, приговоромъ аппеляціоннаго суда въ Руанѣ 17-го августа 1852 г. Наполеонъ III помнилъ, что Кюбьеръ служилъ его знаменитому дядѣ.

Печать осудила приговоръ пэровъ. "Journal des Débats", нашелъ его слишкомъ жестокимъ. Газеты оппозиціи, напротивъ, признали его черезчуръ снисходительнымъ. "Presse" цифрами доказывала, что денежный штрафъ не такъ великъ, какъ того требовалъ законъ.

19-го іюля предсталъ передъ судомъ Пеллапра, разбитый старикъ 75 лѣтъ. Онъ прибылъ изъ Люттиха. Его приговорили къ лишенію гражданскихъ правъ и къ штрафу въ 10.000 фр.

Вотъ какъ окончился этотъ процессъ о подкупѣ и взяткахъ, явившійся въ нѣкоторомъ родѣ прототипомъ Панамскаго дѣла.

Ѳ. Булгаковъ.

"Вѣстникъ Иностранной Литературы", No 6, 1893

OCR Бычков М. Н.