Бентовин Борис Ильич - Додо

Б. И. Бентовинъ.

РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГІЕ РАЗСКАЗЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.
1901.

Додо.

"P.S. Кстати, Лева, могу сообщить, тебѣ о находкѣ, которая быть можетъ тебя за интересуетъ. На дняхъ собирался я строить новую плодосушильню въ фруктовомъ саду... И вотъ, когда рабочіе рыли ямы для столбовъ, они наткнулись на какія-то кости -- не то птичьи, не то звѣриныя, не то человѣчьи прямо чертъ ихъ знаетъ какія... Моя Олеся всѣ ихъ бережно собрала и уложила въ одинъ ящикъ. Вотъ-бы тебѣ ихъ посмотрѣть и въ нихъ разобраться... Не заставитъ-ли это тебя наконецъ, къ намъ пріѣхать... Вѣдь цѣлыхъ три года -- съ самаго переѣзда въ Закавказье -- мы съ тобою не видались. Я и Олеся совсѣмъ соскучились... Ну да на тебя -- надежда плохая. Еще разъ обнимаю. Твой дядя Поликарпъ Замысловъ".

Такъ кончалось письмо, полученное приватъ-доцентомъ N скаго университета, по каѳдрѣ зоологіи, Львомъ Игнатьевичемъ Окаринымъ, отъ его двоюроднаго дяди...

Окаринъ, еще будучи гимназистомъ, остался сиротой, и Замысловъ взялъ на себя заботу о его дальнѣйшемъ воспитаніи. Замысловъ былъ тогда воинскимъ начальникомъ въ одномъ изъ крупныхъ губернскихъ городовъ. Потомъ вышелъ въ отставку, переѣхалъ въ свое родовое имѣніе, и здѣсь страстно отдался сельскому хозяйству. Любовь свою онъ впрочемъ дѣлилъ между имѣньемъ и единственною дочерью 11-лѣтнею Олей, которую ему оставила въ наслѣдство покойная жена. Это былъ прелестный ребенокъ съ темными кудрями и огненными глазками...

Окаринъ въ студенческіе годы каждое лѣто проводилъ каникулы въ имѣніи Замыслова. По по выходѣ изъ университета поѣздки въ деревню прекратились. Іовъ Игнатьевичъ, ты ѣздилъ въ заграничную командировку, то жилъ на дачѣ у товарища... Между тѣмъ Замысловъ купилъ новое прекрасное имѣнье въ Закавказья, и переселился туда, рѣшивъ серьезно заняться плодоводствомъ и виноградарствомъ...

Левъ Игнатьевичъ съ большимъ интересомъ дважды перечиталъ постъ-скриптумъ... Его сильно заинтересовали кости, о которыхъ писалъ Замысловъ... 3акавказье -- страна въ геологическомъ и палеонтологическомъ отношеніи мало изслѣдованная, и кто знаетъ, какія чудеса и сюрпризы таятъ здѣсь нѣдра земли...

Окаринъ тутъ-же послалъ Замыслову срочную телеграмму: "Вышли не медля находку большою скоростью"... А ночью ему снились кости различныхъ очертаній и величинъ, которыя, сцѣпившись вмѣстѣ исполняли передъ нимъ какую-то фантастическую "пляску смерти"...

Только спустя пять дней ловъ Игнатьевичъ получилъ письмо, гдѣ между прочимъ говорилось, что "Олеся не рѣшается отправить кости по желѣзной дорогѣ, такъ какъ онѣ довольно хрупки и могутъ разломаться"...

-- Чортъ-бы побралъ эту Олесю!.. -- воскликнулъ Левъ Игнатьевичъ. Но тутъ-же подумалъ что въ сущности она, быть можетъ, и права.

Прошелъ еще день, еще два и Левъ Игнатьевичъ рѣшился... Было каникулярное время. Университетскую библіотеку ремонтировали, и заниматься было негдѣ. Чувствовалъ онъ себя порядочно усталымъ и хотѣлъ позволить себѣ хотя бы двухъ-недѣльный отдыхъ... А тутъ еще представлялась возможность соединить пріятное съ полезнымъ...

Въ Ольговку (имѣніе Поликарпа Поликарповича) полетѣла телеграмма: "Пріѣду самъ во вторникъ"...

-----

-- Господи, да неужели-же это Оля!..

Воскликнулъ Окаринъ, послѣ того какъ вырвался изъ широкихъ объятій Поликарпа Поликарповича...

Передъ нимъ вся раскраснѣвшись, стояла красивая, смуглая, вполнѣ сформировавшаяся дѣвушка съ длинной черной косой...

-- А ты что думалъ!.. Молодое ростетъ, старое старится... Олесѣ пошелъ уже 18-тый годъ...

-- Да я ее всего 3 года не видѣлъ...

-- Ну вотъ теперь и смотри... Да чего-же вы и не поздороваетесь какъ слѣдуетъ... Помнишь какъ она съ твоихъ колѣнъ не сходила... Вѣдь вы вмѣстѣ на моихъ глазахъ росли... Ну обними-же Леву!..

И прежде чѣмъ Левъ Игнатьевичъ успѣлъ опомниться, пара полныхъ рукъ охватила его шею и горячія губы прижались къ его губамъ...

-- Ну, гдѣ же твой чемоданъ?.. Пойдемъ... Вѣдь намъ еще отъ станціи двадцать верстъ киселя хлѣбать!..

Полною грудью вдыхалъ Окаринъ пряный ароматъ полей, во второй разъ покрывшихся цвѣточнымъ ковромъ... По обѣимъ сторонамъ дороги тянулись ряды кипарисовъ, пихтъ, кавказскихъ родендроновъ... А тамъ, вдалекѣ, вырисовывалась массивная цѣпь горъ съ ярко зеленымъ основаніемъ и снѣжными вершинами... Солнце, склоняясь къ западу, играло лучами въ этихъ бѣлыхъ глыбахъ, придавая имъ фіолетовый оттѣнокъ...

-- Боже, какъ хорошо!.. вырвалось у Окарина...

-- То-то, хорошо!.. А тебя изъ твоей городской берлоги и вытащить нельзя...

-- Да мнѣ невозможно было...

-- Чего, невозможно!.. Теперь небось возможнымъ оказалось... Благодаря этимъ костямъ мы собственно тебя только и видимъ...

-- Кстати, разскажите мнѣ толкомъ объ этихъ костяхъ...

-- Ничего я, братъ, въ этомъ не смыслю... Ужъ Олеся тебѣ потомъ все разскажетъ... Вѣдь она у меня ученая!.. Всякія мудреныя книжки читаетъ...

-- Развѣ?!.

Левъ Игнатьевичъ еще съ большимъ вниманіемъ посмотрѣлъ на Олесю... Она сидѣла противъ него, закрываясь зонтикомъ отъ солнца, и только изрѣдка поднимала зонтикъ, и, какъ бы невзначай, лукаво взглядывала на гостя...

-- Да вотъ пріѣдемъ, я и представлю всѣ кости на судъ Левы... Льва Игнатьевича... Пускай онъ хоть часъ отдохнетъ отъ науки... Видишь, папа, какой онъ въ городѣ сталъ сѣрый и мрачный...

-- И то правда... Дыши, Лева!.. Благодать-то какая!..

Изъ-за холма, сплошь покрытаго виноградною лозой, показался фасадъ двухъ-этажнаго бѣлаго дома, тонувшаго въ яркой зелени тисса, самшита и цвѣтахъ тамариска.

-- Вотъ и нашъ оазисъ!..

Все послѣобѣденное время Поликарпъ Поликарповичъ показывалъ Окарину прелести своего имѣнія... Дѣйствительно, показать было что. Замысловъ серьезно занялся плодовой культурой, и Левъ Игнатьевича, тутъ встрѣтилъ прекрасные разводки фисташниковыхъ, миндальныхъ и гранатовыхъ деревьевъ, цѣлыя поля золотисто-бронзовыхъ ананасовъ, и небольшую пробную плантацію чайныхъ кустовъ...

-- Погоди я собираюся еще устроить консервный заводъ хвасталъ Поликарпъ Поликарповичъ... А пока что широко поставилъ сушку плодовъ!..

Льва Игнатьевича тянуло въ домъ и онъ довольно невнимательно слушалъ Замыслова... Тотъ этого не могъ не замѣтить...

-- Хотѣлъ тебѣ еще показать мой птичникъ... Интересные тамъ имѣются экземпляры... Да, вижу, тянетъ ужъ тебя очень къ костямъ... Ну, пойдемъ, пойдемъ!..

-----

Черезъ полъ-часа Окаринъ сидѣлъ въ комнатѣ Олеси передъ столомъ, гдѣ аккуратно было разложено около трехъ десятковъ костей... Съ лупой въ рукахъ, наморща лобъ, онъ разсматривалъ одну косточку за другой и, по временамъ, недоумѣло пожималъ плечами... Олеся сидѣла тутъ же и внимательно слѣдила за Львомъ Игнатьевичемъ... Иногда веселая улыбка озаряла ея лицо, по она сейчасъ же старалась снова принять серьезное выраженіе...

-- Гм... Это очень запутанная исторія!..-- наконецъ прервалъ молчаніе Окаринъ... Я пока мало что понимаю...

-- Дѣйствительно и я никакъ не могла разобраться въ этихъ костяхъ!.. смѣло заявила Олеся.

-- Вы?..

-- Да, я... Если, напримѣръ, сравнить длину бедренныхъ и голенныхъ костей съ грудиной, то никакого соотвѣтствія тутъ нельзя найти... То же получится, если искать связь между формой черепныхъ костей и, хотя бы, количествомъ пальцевъ на ногахъ...

-- Вѣрно!.. Вѣрно Олеся... Ольга Поликарповна!.. Но откуда вы все это знаете?..

-- Какъ откуда?.. Вы думаете я ничѣмъ не интересуюсь!.. Но я читала и Брема и Паркера и Марналя и Мензбиря...

-- Вы?.. Вы все это читали?!.

Левъ Игнатьевичъ смотрѣлъ на Олесю совершенно восхищенный...

-- Да что-же больше дѣлать въ глуши какъ не варить варенья, не кормить птицъ на птичьемъ дворѣ и не читать умныхъ книжекъ?!.

-- Однако, если такъ, Ольга Поликарповна, то вѣдь это чудесно... Вы будете моею помощницей при разборѣ этихъ костей... Согласны?..

-- Конечно... Меня это тоже очень интересуетъ... Но вы сейчасъ и сами рѣшите въ чемъ дѣло...

-- Ну ужъ и сейчасъ!.. Приступимъ-же къ разбору каждой кости въ отдѣльности и, затѣмъ, по возможности, установимъ между ними общую связь...

И Левъ Игнатьевичъ, увлекшись, прочиталъ цѣлую лекцію внимательно слушавшей его ученицѣ...

Костей оказалось всего 28 штукъ. Всѣ онѣ безъ сомнѣнія принадлежали скелету птицы. Левъ Игнатьевичъ разсортировалъ ихъ на слѣдующія группы: 11 позвонковъ, изъ которыхъ 6 шейныхъ, съ сѣдловидными сочленовными поверхностями и 5 спинныхъ съ пластинчатый и отростками; 1 лопатка; 1 вилообразная кость изъ сросшихся ключицъ; 3 ребра; 1 бедреная кость; 1 голенная кость; 7 пальцевыхъ фалангъ; I грудина, безъ киля; наконецъ 2 обломка: частъ сросшихся крестцовыхъ позвонковъ и часть затылочнаго отдѣла черепа...

-- Если мы теперь приступимъ къ разсмотрѣнію этихъ группъ говорилъ Окаринъ съ цѣлью найти, какой отдѣлъ пернатыхъ ими характеризуется, то мы увидимъ слѣдующее. Шейные и спинные позвонки, съ достаточною долей вѣроятія, можно присвоить отдѣлу куриныхъ (Gallinae). То же слѣдуетъ сказать и о лопаткѣ и о вилообразной кости... Но стоитъ намъ только взять голень и бедро, какъ картина совершенно мѣняется. Эти кости вполнѣ ясно приближаются къ отдѣлу бѣгающихъ (Cursores)... Если же мы возьмемъ 3 имѣющихся передъ нами ребра, то или во многомъ сходны съ ребрами плавающихъ (Natatores)...

-- И тутъ же грудина безъ киля, которая никакъ не можетъ принадлежать ни бѣгающимъ ни плавающимъ... прибавила Олеся.

-- Вѣрно!.. Совершенно вѣрно, Ольга Поликарповна!.. вскричалъ восхищенный Левъ Игнатьевичъ... Такимъ образомъ мы стоимъ передъ дилеммой, которая...

Но тутъ въ комнату вошелъ Поликарпъ Поликарповичъ и позвалъ нашихъ ученыхъ ужинать.

Послѣ ужина Окаринъ опять было хотѣлъ приняться за кости, но Поликарпъ Поликаповичъ не позволилъ...

-- Ну вотъ еще... Успѣешь... Пойди лучше, прогуляйся съ Олесей... Посмотри, благодать какая!..

Южная ночь дышала зноемъ и прянымъ ароматомъ... Вокругъ разливался непроницаемый мракъ, и только звѣзды на сапфиро-темномъ небѣ выдѣлялись яркими свѣтящимися точками...

Олеся взяла Льва Игнатьевича подъ руку, такъ какъ въ окружающей темнотѣ онъ не могъ и двухъ шаговъ ступить, ежеминутно рискуя наткнуться то на дерево, то на камень... Говорили они конечно и о фатальныхъ костяхъ, но больше вспоминали старые годы, когда Олеся была еще малюткой, въ платьицѣ до колѣнъ, а Левъ Игнатьевичъ тогда шустрый гимназистикъ -- починялъ ей ломанныя куклы...

Мало-по-малу разговоръ становился все болѣе интимнымъ и сердечнымъ... Друзья дѣтства незамѣтно перешли снова на "ты", и начали называть другъ друга по имени...

-----

На слѣдующій день Окаринъ снова засѣлъ за кости, но потомъ рѣшилъ, что необходимо осмотрѣть мѣсто, гдѣ сдѣлана находка... Олеся повела его въ конецъ фруктоваго сада. Здѣсь рабочіе возводили зданіе обширной плодосушильни, и здѣсь же находилась довольно глубокая яма, огороженная со всѣхъ сторонъ заботливою Олесей. Левъ Игнатьевичъ, рискуя испачкать свой лѣтній костюмъ, вскочилъ въ яму и вскорѣ рядомъ съ нимъ тамъ же очутилась и Олеся... Друзья лопаткой брали различныя пробы земли и разсуждали о свойствахъ почвы и пластовыхъ наслоеніяхъ Закавказья... Олеся доказывала, что кости лежали въ глинистомъ слоѣ, а Левъ Игнатьевичъ стоялъ скорѣе за слой суглинистый... Рабочіе стояли вокругъ ямы и удивленно качали головами... Поликарпъ Поликарновичъ такъ и засталъ друзей въ ямѣ, горячо спорящими и жестикулирующими...

-----

Прошло нѣсколько дней, а работа Окарина подвигалась очень туго... Онъ терялся въ догадкахъ и предположеніяхъ, но не могъ установить ничего фактическаго... Подумывалъ онъ и о птерозаврахъ и о птеродактиляхъ, но многое никакъ не сходилось съ этими предположеніями, да и пластъ земли, гдѣ были найдены кости, рѣшительно говорилъ противъ этой гипотезы...

Между тѣмъ, отношенія между Олесей и Львомъ Игнатьевичемъ становились все дружественнѣе и прочнѣе... Оли проводили почти цѣлые дни вмѣстѣ, и Олеся часто ловила на себѣ восхищенный взоръ Льва Игнатьевича, и, вся зарумянившись, опускала глаза..

Однажды утромъ, когда Левъ Игнатьевичъ еще нѣжился въ постели, раздался стукъ въ дверь...

-- Вставай Лева!.. Вставай... Я должна сообщить тебѣ нѣчто важное... Мнѣ кажется я доискалась кому принадлежатъ кости...

-- Ну?.. Можетъ ли быть?!.

Окаринъ стремительно вскочилъ, быстро одѣлся, и черезъ десять минутъ былъ подлѣ Олеси...

Она торжествующе показала ему небольшой разкрашенный рисунокъ изъ атласа Пфейффера, гдѣ была изображена курьезная, тяжелая птица...

-- Передъ нами Додо изъ семейства Дронтовыхъ, послѣдній экземпляръ которой жилъ ровно сто лѣтъ тому назадъ на островѣ Родригецъ...

-- Такъ что же изъ того?!. Я это отлично знаю...

-- Не угодно-ли теперь, милостивый государь, нарисовать схему предполагаемаго скелета нашей находки!..

Левъ Игнатьевичъ быстро вооружился карандашемъ и циркулемъ и усѣлся за столъ...

Олеся, повидимому, была не далека отъ правда... Додо (Didus Ineptus), которыхъ Васько де-Гамо, во время своего плаванія вокругъ Африки, въ 1597 году, видѣлъ въ огромномъ количествѣ, представляли какую-то помѣсь группы бѣгающихъ съ группой куриныхъ, походя отчасти на индюка, отчасти на страуса... Это была неуклюжая птица, на четырехъ палыхъ, какъ у индюка, и высокихъ и тонкихъ, какъ у страуса, ногахъ... Она довольно плохо бѣгала... Летать же совсѣмъ не умѣла... Благодаря этому она и погибла, затравленная отчасти пришельцами, густо населившими острова Новой Зеландіи, отчасти болѣе совершенными видами животныхъ...

Дѣйствительно, въ костяхъ, лежащихъ передъ Львомъ Игнатьевичемъ, ясно выступала помѣсь между бѣгающими и куриными. Высокое бедро и голень -- говорили за первыхъ, существованіе четырехъ пальцевъ, грудина безъ киля за вторыхъ. Къ сожалѣнію, обломокъ черепнаго свода и сросшихся хвостовыхъ позвонковъ могли служить только намекомъ на принадлежность костяка къ группѣ Дронтовыхъ...

Цѣлый день Левъ Игнатьевичъ и Олеся были заняты разсужденіями за и противъ, и къ вечеру пришли къ несомнѣнному убѣжденію, что если передъ ними и не остатки скелета типичнаго Додо, то во всякомъ случаѣ, одного изъ его не столь колоссальныхъ родичей той же группы Дронтовыхъ...

Когда Окаринъ вышелъ къ ужину, онъ весь сіялъ отъ радости.

-- Ну, Поликарпъ Поликарповичъ, ты самъ не знаешь, какое сокровище воспиталъ подъ своимъ кровомъ... Вѣдь, это Олесѣ наука будетъ обязана открытіемъ новаго и единственнаго экземпляра... Нѣтъ, ты не имѣешь права закапывать такое сокровище въ глуши... Олеся должна отправиться въ университетскій центръ... Изъ нея, быть можетъ, выработается вторая Софія Ковалевская!..

-- Позволь, братъ, а кто-же будетъ смотрѣть за моимъ хозяйствомъ?..

-- Какъ знаешь, а я увезу ее съ собой!..

-- Увезешь?!. А какія у тебя права на нее?!.

Левъ Игнатьевичъ смутился, а Олеся бросила на него одинъ изъ самыхъ выразительныхъ и ласковыхъ своихъ взглядовъ...

Окаринъ нѣсколько дней сидѣлъ, углубившись въ изслѣдованіе: "О вновь найденномъ экземплярѣ семьи Дронтовыхъ"... Сначала, разобравъ климатическія условія Закавказья, Левъ Игнатьевичъ путемъ очень остроумныхъ сопоставленій съ климатомъ Новой Зеландіи, доказывалъ, что и здѣсь вполнѣ возможно было существованіе Дронтовыхъ... Затѣмъ слѣдовалъ разборъ геологическихъ особенностей Закавказья... Далѣе Левъ Игнатьевичъ оставилъ мѣсто для точнаго и подробнаго описанія Додо, которое по пріѣздѣ домой онъ могъ сдѣлать по спеціальной монографіи Якова Нонтіуса, служившаго съ 1658 по 1727 годъ врачомъ въ Патавіи, и имѣвшемъ возможность видѣть множество экземпляровъ Додо... Наконецъ, шла характеристика каждой найденной кости, доказательства принадлежности ихъ семьѣ Дронтовыхъ, гипотетическое восполненіе недостающихъ костей, и наглядные чертежи и рисунки, возсоздающіе фигуру найденной птицы...

Левъ Игнатьевичъ, конечно, читалъ свое изслѣдованіе строка за строкой Олесѣ... Увлеченный работой, онъ не замѣчалъ, что молодая дѣвушка обнаруживала все большую и большую тревогу, но мѣрѣ того, какъ подвигалась работа... Олеся даже какъ-то осунулась и похудѣла, стала задумчивой и молчаливой... Для Замыслова топоръ не было сомнѣнія, что Олеся влюблена въ Леву, и это его только радовало, такъ какъ онъ давно рѣшилъ, что изъ Олеси и Левы выйдетъ славная парочка...

-----

Однажды вечеромъ, когда Окаринъ трудился надъ рисункомъ одной изъ костей Додо, въ его комнату стремительно вбѣжала Олеся и, прежде чѣмъ, Левъ Игнатьевичъ успѣлъ опомниться, бросилась передъ нимъ на колѣни... Слезы ручьемъ струились по ея лицу, и она, захлебываясь отъ рыданій, только повторяла:

-- Нѣтъ, я не могу!.. Не могу!.. Не могу больше!..

Левъ Игнатьевичъ совершенно растерялся... Насилу онъ усадилъ Олесю, началъ отпаивать ее водой, давалъ нюхать нашатырный спиртъ и, наконецъ, сталъ ласково гладить ея волосы. Послѣднее средство помогло болѣе всего... Олеся относительно успокоилась" хотя не переставала всхлипывать...

-- Олеся!.. Дорогая!.. Въ чемъ-же дѣло?.. Объясни, ради Бога!..

-- Я... Я... Обманывала тебя, Лева!..

-- Какъ это, обманывала меня?..

-- Да... Да!.. Я скверная!.. Я гадкая!.. Меня убить мало!..

И новый приступъ рыданій...

-- Богъ съ тобой, Олеся... Чѣмъ ты могла меня обмануть!..

-- Да!.. Да!.. Додо... вовсе не Додо!..

-- Какъ это Додо не Додо!.. Что такое?.. Почему?..

-- Потому... Потому, что... я сама... его сдѣлала!..

-- Сама сдѣлала!.. Да ты не въ своемъ умѣ Олеся!..

-- Да... Да!.. Я поддѣлывательница!.. Я негодяйка!..

-- Послушай-же, Олеся!.. Я ровно ничего не понимаю!.. Успокойся. Разскажи все толкомъ!..

-- Да... Да!.. Твое Додо... Мною составлено!.. Изъ костей... Изъ костей индюка... аиста... и гуся!.. Вотъ я какая негодяйка!..

Ловъ Игнатьевичъ былъ совершенно ошеломленъ... Онъ не могъ не вѣрить искренности словъ Олеси... И въ то-же время совершенно не понималъ цѣли такой фальсификаціи... И благодаря глупой шуткѣ ему пришлось проѣхать тысячи верстъ и съ увлеченіемъ трудиться около двухъ недѣль!.. А разсѣявшаяся какъ дымъ надежда на серьезное "научное окрытіе"!..

Первымъ движеніемъ Окарина было наброситься на Олесю, изругать ее, сказать, какъ все это гнусно и подло... Но когда онъ увидѣлъ милое личико дѣвушки, все смоченное слезами, сбившіяся пряди ея роскошныхъ волосъ, сгорбившуюся фигуру невыразимая жалость охватила все его существо... Онъ сѣлъ рядомъ съ Олесей и стараясь быть по возможности спокойнымъ, спросилъ:

-- Зачѣмъ-же ты это сдѣлала, Олеся?..

-- Зачѣмъ?..

Олеся, повидимому, не ожидала такого обращенія, и это ее сразу успокоило... Она ласково взглянула на Окарина,

-- Вотъ ты какой!.. Хорошо... хорошо-же... Я все разскажу... Все мое сердце раскрою!..

Она отерла лицо, глаза, и совсѣмъ ужъ просвѣтлѣвшая начала медленно разсказывать, какъ-бы стараясь сама себѣ дать ясный отчетъ во всемъ происшедшемъ.

-- Помнишь Лева, какими друзьями мы были въ дѣтствѣ, т. е. въ моемъ дѣтствѣ ты тогда уже былъ юношей. Ты былъ моимъ первымъ учителемъ и первымъ другомъ... Я привыкла къ. тебѣ такъ-же, какъ къ папѣ... И вотъ, когда ты отъ насъ уѣхалъ, сталъ студентомъ, привычка эта сказалась съ особенной силой... Мысли мои постоянно возвращались къ тебѣ, меня живо интересовало все, что касалось тебя... И помнишь, съ какимъ восторгомъ я встрѣчала тебя, когда ты пріѣзжалъ къ намъ на каникулы... Какъ радостно и дружно мы проводили вмѣстѣ лѣто, а зимою я часто писала тебѣ, и считала дни, оставшіеся до новаго нашего свиданія. Но вотъ ты кончилъ университетъ. На каникулы ты не пріѣхалъ, такъ какъ долженъ былъ гдѣ-то, чѣмъ-то заниматься... Я была внѣ себя отъ отчаянія... На письма мои ты началъ отвѣчать рѣже и суше... Слѣдующіе каникулы повторилось то-же... Что было мнѣ дѣлать? Заниматься хозяйствомъ, читать?!.. Я такъ и сдѣлала... Тогда мы уже жили въ этомъ имѣньи, и я цѣлый день хлопотала... а вечерами читала, и думала о тебѣ... Я слѣдила за всѣми твоими научными успѣхами... Выучила почти наизусть двѣ твои монографіи и читала все больше книги по твоей спеціальности... На третьи каникулы ты опять не пріѣхалъ... Въ письмахъ ко мнѣ ты перешелъ на чопорное "вы"... А мнѣ хотѣлось такъ видѣть тебя, вспомнить старое, хорошее... Когда наступило четвертое лѣто, а ты и не думалъ собраться къ намъ я совсѣмъ возмутилась... Не знаю, почему-то мнѣ казалось, что... что у тебя есть невѣста, которая не отпускаетъ тебя... Видишь, какъ я откровенна!.. И я... я начала тебя ревновать, хотя не имѣла на это, конечно, никакого права... Какъ разъ въ это время я прочитала у Паркера подробное изслѣдованіе о Додо... Не знаю, какой дьяволъ вдохнулъ въ меня несчастную мысль... Я рѣшилась составить искусственно часть сколота, напоминающую Додо и этимъ привлечь тебя сюда... Это было подло, преступно!.. Да... да... не перебивай меня... Но тогда на меня напало какое-то затменіе, такъ страстно я желала заставить тебя во что-бы-то ни стало пріѣхать!.. Судьба мнѣ благопріятствовала... Какъ разъ въ началѣ мая околѣлъ старый аистъ, который много лѣтъ жилъ на крышѣ конюшни... У него взяла я одну ногу, и фаланговыя кости... Къ этому примѣшала позвонки, грудину, обломокъ черепной и хвостовыхъ позвонковъ большого индюка и, чтобы еще болѣе спутать картину, добавила нѣсколько реберъ гуся... Все это я, какъ слѣдуетъ выварила въ щелочи и хлорномъ растворѣ. Затѣмъ закопала кости на томъ мѣстѣ, гдѣ черезъ 2 мѣсяца должна была начаться постройка плодосушильни... Все остальное пошло какъ я предполагала. Кости рабочіе нашли при мнѣ, я убѣдила отца, что это цѣнная находка, потомъ ты пріѣхалъ.. Тогда я не раскаивалась, что обманула тебя... Я была такъ безконечно счастлива подлѣ тебя послѣ 8-хъ лѣтъ разлуки... Въ тихомолку я даже отъ души смѣялась надъ своей "палеонтологическій шуткой", и сама привела тебя къ мысли о Додо... Но потомъ, когда дѣло приняло серьезный оборотъ, когда ты усѣлся за свою монографію, мало помалу я начала чувствовать какую я сдѣлала непростительную гадость... Совѣсть мучила меня, я не могла смотрѣть тебѣ прямо въ глаза... А ты еще заставлялъ меня слушать строчка за строчкой описаніе рѣдкаго животнаго, и твои научные выводы... Какая пытка!.. Я совсѣмъ голову потеряла... я двѣ ночи не опала... И, наконецъ, рѣшила во всемъ признаться тебѣ, Лева... Прости!.. прости меня, если можешь!.. Во имя нашей прежней дружбы прости!..

И слезы снова заструились по щекамъ Олеси...

Левъ Игнатьевичъ молчалъ нѣкоторое время, какъ-бы желая разобраться во всемъ происшедшемъ... Потомъ онъ подошелъ къ Олесѣ, взялъ ее за руки и заглянулъ въ ея заплаканные глаза.

-- Полно Олеся... перестань., Конечно, то, что ты сдѣлала очень не хорошо... Но для меня тутъ есть и два сильно извиняющихъ тебя обстоятельства. Во-первыхъ ты обнаружила солидное и серьезное знакомство съ зоологіей и остеологіей, и удивительную способность комбинировать... Во вторыхъ цѣль тутъ въ нѣкоторомъ, родѣ оправдываетъ средство... Какъ, я могу сердиться за то, что ты желала, во что-бы-то ни стало меня видѣть!..

-- Такъ ты меня прощаешь, Лева?!. Не сердишься?!.

-- Нѣтъ... нисколько!.. Наоборотъ, вся эта исторія, открыла мнѣ самому глаза... Я теперь чувствую, что ты дороже мнѣ всего, дороже науки... И потому я не могу на тебя сердиться!.. А ты Олеся?.. Вѣдь то, что ты сдѣлала, чтобы только увидѣть меня, не указываетъ-ли ясно, что и я дорогъ тебѣ... что ты... любишь меня, Олеся... Любишь?.. Правда?!.

Вмѣсто отвѣта Олеся скрыла свое раскраснѣвшееся личико на груди Льва Игнатьевича...

-----

Въ тотъ-же вечеръ Окаринъ сталъ формальнымъ женихомъ Олеси.

-- Ну и время!.. говорилъ Поликарпъ Поликарповичъ... И жениховъ-то ныньче ловятъ какъ-то но особенному, по научному!..

А Левъ Игнатьевичъ, выпивая ужъ третій бокалъ шампанскаго и чокаясь съ Олесей, съ воодушевленіемъ крикнулъ:

-- Да здравствуетъ Додо!..