1 В день его рожденья, когда ему минуло тридцать шесть лет.
<1841>
НАЧАЛО 4-й ГЛАВЫ "ЧАЛЬД-ГАРОЛЬДА"
В Венеции мост вздохов подо мною;
Стою я меж темницей и дворцом;
Град высится, сияя, над волною,
Как поднятый волшебника жезлом.
Здесь шли века, и озаряет слава
Тех чудных дней былые торжества,
Где каждая окрестная держава
Крылатого еще страшилась льва,
И, воцарясь, уселась величаво
Венеция на эти острова.
Как некая надводная Цибела,
Она, в тиаре каменной своей,
Красуется торжественно и смело,
Давнишняя владычица морей.
Была пора; для дочерей сбирала
Приданое она со всей земли;
Восточные края, как дань вассала,
К ее ногам сокровища несли,
И пиршество ее делить, бывало,
Могучие гордились короли.
Не слышны в ней теперь октавы Тасса,
Безмолвствуют в гондолах их гребцы,
Стал редок звук пленительного гласа,
И рушатся пустынные дворцы!
Но здесь, хоть всё покинуто и сиро,
Прелестно всё. В природе нет утрат,
Нет гибели; и рядит, как для пира,
Она досель возлюбленный свой град,
Приют родной увеселений мира,
Италии блестящий маскарад.
Но манит нас он славой непреложной,
Другой, чем ряд тех доблестных теней,
Которые в Венеции бездожной
Еще грустят о силе прежних дней.
Не нашему трофею лечь в забвенье!
Нет! времени не ведая обид,
Переживет Риальта он паденье;
Шейлок и Мавр прочнее, чем гранит:
Какое б здесь ни было разрушенье,
Пустыню нам их образ оживит.
Не праху подлежат души созданья:
Бессмертные, взносясь над суетой,
В нас лучшего они существованья
Вселят мечту и вложат луч святой.
И эта жизнь роскошная, другая,
Чем вялый быт в плену земной тюрьмы, --
Существенность призраком заменяя,
Украсит всё, что ненавидим мы,
И блеск внесет, и ароматы мая
В немой предел бесплодности и тьмы.
И в юности, взыскательной и смелой,
Влечет нас в мир счастливых небылиц,
И в старости, пустой и обеднелой,
Порыв души; и много им страниц
Наполнилось -- наполнилась и эта.
Но образы бывают: их черты
Существенней волшебных грез поэта,
Полней живой и дивной красоты,
Чем все того несбыточного света
Блестящие и странные мечты.
Знавал, во сне иль наяву, порою
Те образы я в днях моей весны;
Мир им! -- они явились предо мною
Как истина, и унеслись как сны.
Что б ни были -- теперь они мне тени.
Их заменить я мог бы... полон ум
Еще досель мной встреченных видений;
Пусть пропадут! стыдится этих дум
Рассудок мой. Других жду впечатлений,
И голосов других я слышу шум.
Стал сроден мне язык иноплеменный,
В толпе чужой я не слыву чужим;
Везде в нас дух хранится неизменный,
И сам он свой. Убежищем родным
Могла б страна мне сделаться иная
И людный, да, или безлюдный брег,
Хоть я и сын прославленного края,
Где быть рожден гордится человек.
И, мудрости отчизну покидая,
В чужой предел коль перешел навек,--
Люблю ее я, может, и поныне;
И если б дух бесплотный мог избрать
Себе приют, -- сложив свой прах в чужбине,
К своей земле вернулся б я опять.
Хотел бы я, когда промчатся годы,
Помянут быть на языке родном.
А если нет? и мне лишь славы всходы
Вдруг поднялись, чтобы пропасть потом,
И меж имен, которых чтут народы,
Не вспомнится об имени моем?..
Пусть так! и лавр, других чело венчая,
Пусть лучшее украсит торжество!
Спартанца будь мне надпись гробовая:
"Спартанцы есть похвальнее его!"
Не сродно мне пока людское племя;
Не просит ум сочувствий и не ждет.
Растил я терн; взошел в свое он время
И исколол... и кровь моя течет...
Я мог бы знать, бросая это семя,
Какой с него собрать придется плод.
Не потому, чтобы боялся боли,
Сам о себе заговорил я вслух.
Кто зрел во мне, средь мук, упадок воли?
Когда слабел от судорог мои дух?
Но место дам я грозному укору,
И ветр небес не унесет его!
Слова мои в свою свершатся пору,
И, в гроб сходя -- земное существо, --
Я на главу людей взвалю, как гору,
Месть тяжкую проклятья моего...
Месть моего прощения!.. Не я ли --
Будь, небо, ты, земля, родная мать!
Будь ты судьей! -- не я ль, кого так гнали,
Довольно снес, чтоб ныне сметь прощать?
Не свергли ль в прах, ругаясь надо мною,
Они мои надежды и права?..
Не Жизни ль жизнь, в борьбе с их клеветою,
Утратил я? .. и устоял едва, --
Лишь потому, что сотворен судьбою
Не весь из их гнилого вещества! ..
1850
К . . .
Хоть гроза неприязни и горя
Надо мной разразилась вполне,
Ум твой мягкий, упрекам не вторя,
Не искал прегрешений во мне;
Он страданья души уязвленной
Разделил и усвоил себе,
И мечта о любви неизменной
Для меня лишь сбылася в тебе.
Мне улыбкой своею природа
Об улыбке напомнит твоей;
И когда зашумит непогода
Вкруг меня, над пучиной морей,
И столкнутся, как люди со мною,
Вьюги с валом в железной борьбе,
Буду только я думать с тоскою,
Что едва ль мне вернуться к тебе.
Хоть последних моих упований
Потряслась и разбилась скала,
Хоть тяжелых я жду истязаний,
Не склоню я под ними чела:
Не потешится свет беспощадный
Надо мною в своей похвальбе;
Грудь мою, средь вражды этой жадной,
Наполняет лишь мысль о тебе.
Нет! людей не виню я понятья
И сражение многих с одним;
Лютость их испытав без изъятья,
Было глупо вверяться мне им;
И, пощады просивши у бога
В неуслышанной богом мольбе,
Если сердце терпело и много, --
Не ошиблось оно хоть в тебе.
О былом вспоминая уныло,
Я скажу про одно существо,
Что недаром душе оно было
В этой жизни милее всего. --
Есть в степи ключ мне, свежий и ныне,
Луч мне ясный есть в темной судьбе,
Есть волшебная птица в пустыне,
И поет мне она о тебе.
1855
Петербург
Последние стихи лорда Байрона. Вольный перевод стихотворения "On this day I complete my thirty sixth year". Впервые -- M, 1841, No 3, стр. 110--111, с подписью: К. П -- ва. В сб. 1863 г. не вошло. Слова Байрона: "В этот день я достиг своих тридцати шести лет", стоящие перед началом его стихотворения, Павлова передает в примечании от своего лица. Миссолунги -- город в западной части средней Греции, где в 1824 г. умер Байрон, принимавший участие в борьбе греков за независимость. Гремит война, кипит Эллада -- речь идет о восстании греков против турецкого владычества.
Начало 4-й главы "Чальд-Гарольда". Перевод строф 1--10 и 134--135 из 4-й главы поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда". Впервые -- "Киевлянин на 1850 год", кн. 3. М., 1850, стр. 203--206. В сб. 1863 г. не вошло. Внук Павловой, поэт Д. И. Павлов, в некрологе поэтессы Павловой ("Русское обозрение", 1894, No 12, стр. 963) писал о том, что ею была переведена вся 4-я глава, но до сих пор найти этого перевода не удалось. Мост вздохов -- мост через небольшой канал в Венеции, соединяющий тюрьму и дворец дожей. Цибела (греч. миф.) -- "мать богов", богиня плодородия во Фригии. Тиара -- головной убор древних персидских и ассирийских царей. Октавы Тасса -- имеется в виду эпическая поэма Торквато Тассо (1544--1595) "Освобожденный Иерусалим" (1575), написанная октавами. В Венеции бездожной. В конце XVIII в. Венеция как самостоятельное государство перестала существовать, поэтому дож, стоявший во главе города-государства, уже не избирался. Риальто -- см. стр. 574. Шейлок -- герой комедии Шекспира "Венецианский купец". Мавр -- Отелло, герой одноименной трагедии Шекспира.
К ... ("Хоть гроза неприязни и горя..."). Вольный перевод стихотворения "Stanzas to Augusta". Из 6 строф стихотворения Байрона Павлова перевела 5, исключив 4-ю строфу. Впервые "Русский вестник", 1859, март, кн. 2, стр. 347--348, без 4-й строфы, замененной точками. Печ. по сб. 1863 г., стр. 109--110. Пропуск 4-й строфы был сделан, по всей вероятности, по цензурным обстоятельствам, так как в ней говорится о "сражении многих с одним" и о "не услышанной богом мольбе", что могло встретить возражение цензора. Перевод вызвал отрицательный отзыв в С (1860, No 4, стр. 403--406).