Булич Вера Сергеевна - Стихотворения

Из книги стихов "Пленный ветер". Таллинн. 1938

Шумят деревья

Я знаю, что деревьям, а не нам

Дано величье совершенной жизни.

Н. Гумилёв

Как хорошо здесь отдохнуть от слов,

Никчемных, сорных, как иные травы,

От праздности, корысти для забавы

Сплетаемых на тысячи ладов.

А здесь у каждого свой лад один.

Не спутаешь сосны псалом тягучий,

Берёзы мягкий говорок певучий

С прерывистыми трелями осин.

Молчи и слушай песни о судьбе

Тех, кто не знает вольного кочевья.

Шумят простые, мудрые деревья

О вечности, о верности себе.

1934

В лесу

Учись у них -- у дуба, у берёзы.

А. Фет

Жаркий день в лесу еловом,

Воздух движется едва,

Над сквозным ветвистым кровом

Облака и синева.

Бусы красные брусники

По осеннему ярки,

В каждой грозди солнца блики,

Розовые огоньки.

Луч скользнёт по хвойным гривам

В мох, где прячется слегка

Темя тёмное с отливом

Крепкого боровика.

Изобилие земное,

Множество простых чудес.

В томном августовском зное

Дышит летним ветром лес.

Тяга медленного роста.

Созерцанье. Тишина.

Всё так мудро и так просто:

Стой, расти, судьба одна.

В небо ель ушла вершиной,

И вокруг неё густой

Запах леса муравьиный --

Хвойный, солнечный настой.

1937

Август

На тёмном дереве буфета,

На белых изразцах печей

Дрожат закатные отсветы,

Густое золото лучей.

На этажерке отблеск алый,

Тюль на окне огнём сквозит,

И в тёмной вазе флокс повялый

В сияньи розовом горит.

В саду -- предчувствие тревоги,

Осенних горестных потерь.

Печальный август на пороге

В распахнутую веет дверь.

...О ночи, об огнях созвездий

В сырой холодной тишине,

О старом доме, об отъезде,

О завтрашнем последнем дне...

А кресла в расстановке чинной

Как будто думают о том,

Как им в нетопленной гостиной

Стоять всю зиму под чехлом.

1937

Старый фильм

Сквозь швы и трещины ленты,

Сквозь мутную рябь старины

Мелькали бесцветные тени

Из тусклой, загробной страны.

На золотом шитых мундирах,

На белых, пышных шелках,

На строго-торжественных лицах

Лежал сероватый прах.

Истлевшие реяли флаги

Над криком беззвучным "Ура",

И билась на белой шляпе

Тень страусового пера.

И в раме четыреугольной,

В границах экрана, в плену

Метался ветер бесплотный

По серому полотну,

Однажды провеявший ветер,

Открытого неба вздох,

Взметнувший зелёные ветви,

Захваченный снимком врасплох.

И веял над шествием мертвых

Бесшумный, призрачный шквал,

Пока от света не вздрогнул

Застывший во мраке зал.

1936

Из Дневника

... И снова Пятница страстная.

В весеннем небе год смыкает круг.

И главное не то, что было за год,

А то, что вновь стою у Плащаницы,

И в чаще свеч горит моя свеча.

Под скорбные и сладостные звуки,

Протяжное взыванье Святый Боже

Выходим из притвора. Осторожно

Спускаемся по каменным ступеням,

От сквозняка рукою прикрывая

Испуганное пламя жарких свеч,

И вот уж каблуки уходят мягко

В разрыхленную оттепелью землю,

И между чёрных лип, над фонарями

Прозрачно зеленеет небо. Тяжко

Срываются над нами с колокольни

Надтреснутые, редкие удары

Колоколов святого погребенья,

И Плащаница огибает церковь,

Плывя в дыму, в сиянии и в розах...

И этот запах ладана и роз,

Дымка от свеч и тающего снега,

Ожог ладони от свечи палящей,

Весенняя податливость земли,

И скорбный символ тёмной Плащаницы,

Над нами поднятой, и ясность неба,

И жалоба стихающего хора

Под приглушённый стон колоколов-

Всё входит в душу светлою печалью.

Пройдут, забудутся, остынут чувства

Изменит радость, притупится боль,

Но навсегда останется лишь это:

Весна и смерть. И память об утрате,

И чаемое воскресенье в духе.

Торжественность обряда векового.

То подлинное, что одно для всех.

1937

Из книги стихов "Бурелом". Хельсинки. 1947

Суровая зима

1939-1940

Inter arma silent musae

Не называя даже словом,

Но помня, что идет она,

Что жизнь едва защищена

Случайным и неверным кровом...

Предчувствуя, как рухнут стены

Непрочных городских квартир,

Как, искаженный, дрогнет мир

От налетевшей перемены --

Пересмотреть, пересчитать

Все призрачное достоянье,

На письменном столе прибрать,

Крестом перечеркнув названье,

Закрыть ненужную тетрадь.

Теперь изнемогай от груза,

Терпи, душа, глуха, темна...

Пока не кончится война,

Обречена молчанью муза.

III

Cирены -- исступленные кликуши --

Опять вещают городу беду.

Дрожащие испуганные души

Теснятся под землею, как в аду.

И Муза просит жалобно отсрочки,

Еще дыхания, еще пути,

Чтобы колеблемые бурей строчки,

Не разроняв, сложить и донести.

К чему, к чему! Судьбою безымянной,

Солдатскою судьбой награждены,

Мы все равно в пучине ураганной

Изчезнуть без следа обречены.

Присядем, Муза, у огня,

У жаркой деревенской печки.

Не для тебя, не для меня

Горят рождественские свечки.

Из милости в чужом углу

Мы приютились втихомолку.

Ты смотришь в печку, на золу,

Я вспоминаю нашу елку.

...Мой дом покинутый далек,

В нем тьма ютится нежилая.

Взойду ли снова на порог,

Родные тени обнимая?

Нет, все сметет, сожжет война...

А ты молчишь, устав с дороги.

По радио плывет волна

Скрипичной праздничной тревоги.

Как потонувшей жизни зов,

Как голос из другого мира --

Над мертвым холодом снегов

Звенит нетронутая лира.

Звенит над нашей нищетой,

Над нашею судьбой суровой...

А ты молчишь. И голос твой

Едва ли я услышу снова.

* * *

Он мне больше никогда не снится,

Постаревший деревянный дом

С башенкой и солнечным крыльцом

(Под ногою гнулась половица...)

Как в чертах любимого лица,

Каждую в стене морщинку знала.

В комнатах неслышно обитала

Музыка замолкшая отца.

Сколько шло от стен родных годами

Доброго и щедрого тепла!

Неустанно он держал над нами

Два больших бревенчатых крыла.

...Говорят, осталось пепелище,

И окопами изрыт весь сад...

Но стоят деревья и шумят

Там, где было некогда жилище.

И забившись в чащу, не дыша,

Как людьми обиженная птица,

Может быть, на их ветвях томится

Дома бесприютная душа.

1940

Война

Разгром. Развалины и трупы,

Осколки стёкол, сажа, кровь.

Слова беспомощны и тупы

Бессильна кроткая любовь.

Угрюмый ветер волком рыщет

Среди истоптанных полей.

Необозримые кладбища,

Постукиванье костылей.

С какой мольбой, с какой тоскою

О том, чтобы предотвратить! --

Нельзя оторванной рукою

Свой лоб и грудь перекрестить.

И плена злое униженье --

На раны брошенная соль,

И смерти страшное виденье,

Неутихающая боль.

...Как ночь текла в застывшем взгляде,

Как выл на пепелище пёс,

Как снежный ветер трогал пряди

Обмерзших неживых волос.

1941

Папироса "Беломорканал"

Папироса "Беломорканал"

Фабрики табачной в Ленинграде.

...Политрук сражён был наповал

Финской пулею в лесной засаде.

Ароматен тихий тёплый дым

Русской папиросы политрука.

Политрук был молод и любим,

Но внезапно грянула разлука.

Русских женщин красота нежна,

Любовались финны-офицеры.

"Другу и товарищу" -- одна,

А другая -- "от невесты Веры".

Замело метелью бугорок,

Бродит ветер по лесным могилам.

...Серый пепел, тающий дымок...

Звали политрука Михаилом.

1941

Бурелом

Простая жизнь. Свой домик у воды,

Цветы и грядки в изобилье ягод,

Осенних яблонь сочные плоды

И в зимней кладовой припасы на год.

Мечты, мечты... Не время строить дом,

Искать благополучия земного.

Мы -- сброшенный на землю бурелом,

К родным корням не прирасти нам снова.

Броди душа по миру сиротой,

И в дом чужой ты заходи с опаской,

Чужой не обольщайся теплотой,

К земным вещам не прикасайся с лаской.

Броди, душа, и в дождь, и в снег, и в пыль,

Но береги остатки достоянья:

Свой крест, истёртую суму, костыль

И горькие до слёз воспоминанья.

1944

Стихи из книги "Бурелом"

Сосна

Шелест лыж по целине озерной,

Белизна и тишина.

На мысу пустынном тенью черной

Лермонтовская сосна.

В белом царстве, в снежном сне глубоком

Пальмы ли виденье? -- Нет,

В строгом созерцаньи одиноком

Ровный снежный свет.

Лишь в стихах столетних и доныне

Память о мечте жива,

О душе, тоскующей в пустыне,

О родной душе слова.

Но они звучат далеким звоном

В замкнутой пустынной тишине.

Реет редкий снег... Иду с поклоном

К одинокой северной сосне.

1938

У окна

Ночная птица в зарослях выводит

Короткие спадающие гаммы.

Пастельный месяц из-за клена всходит.

Мир заключен в оконный вырез рамы.

...На полюсе справляют новоселье

Зимовщики на плавающей льдине.

Туристы с корабельного похмелья

Бредут гурьбою к праздничной витрине.

От канонад в Мадриде на соборе

Обрушился карниз витиеватый.

И черная гроза готовит вскоре

Огромные громoвые раскаты.

А тут все то же: зелень, глушь, прохлада...

Замолкла птица, друга не найдя.

На высохших мучных дорожках сада

Вдруг зарябили капельки дождя.

1937

Синий день

День вылуплялся из тумана,

Огромный, влажно-голубой,

Сияя синью океана

Над облачною скорлупой.

Какая странная свобода! --

Одно синеющее дно

Наполненного светом свода

В моих глазах отражено.

Мой синий день, мой день бездомный,

Как сберегу, как затаю

От жизни трудной, жизни темной

Живую синеву твою!

Сейчас небесно-необъятный,

Во всей начальной полноте,

Ты расточишься безвозвратно,

Ты раздробишься в суете.

Еще останется дыханье,

Воды вечерней грусть и дрожь,

А ты во мглу воспоминанья

Виденьем тусклым уплывешь.

1941

Сирень и ласточки

Изнемогают душные сирени

От непосильной пышности кистей.

Надстольный зонт дает немного тени,

И солнце жжет узоры скатертей.

Все в башнях, трубах небо городское

Над ласточкою -- музою весны.

Но ей ли, быстрой, думать о покое

В самозабвенном счастье вышины.

Лишь петь и славить синий мир беззлобный,

Полуденную солнечную тишь...

Но вдруг над улицами вой утробный

Тревогу в небе возглашает с крыш.

Опять -- подвалы, узкие темницы,

Сырые чрева каменных домов.

Там наверху -- горячий полдень длится,

Там ласточки, сиянье облаков

И пышный цвет сирени изобильной...

А здесь -- томленье, холод, слепота,

Тягучий запах плесени могильной

И тяжесть непосильная креста.

1942

Розовый воздух

Прошумела в небе эскадрилья,

На рассвете пробудив от сна,

И опять лишь ласточкины крылья,

Облака, заря и тишина.

Как чудесно, выйдя из подвала,

Подойти к высокому окну,

Окунуться в воздух небывалый,

В тепло-розовую тишину.

Спят дома, и улицы -- пустые,

Пахнет мелом липовый бульвар.

Так глубоко я дышу впервые

И благословляю утра дар.

Много раз в подвал сбежим сегодня,

Просчитав площадки этажей...

Но запомню этот дар Господний,

Всех даров чудесней и свежей.

Лишь одно для сердца непонятно,

Что над черным бедствием войны

Розлит этот воздух благодатный

Розово-медовой тишины.

1941

* * *

Э. П. Вилькен

Достойно начинай свой день

Молитвою, трудом, молчаньем.

Все гуще роковая тень

Над нашим трепетным дыханьем.

Как нежен розовый закат!

Как чист прекрасный голос Музы!

Внимай! -- но душу тяготят

Земные горести и грузы.

И от разрушенных домов,

Из черноты разбитых окон

Все явственнее слышен зов

Одолевающего рока.

Благослови короткий день,

Хоть он потрачен был напрасно,

И обернись, вступая в тень:

Заря прозрачна и прекрасна.

1944

Родина

Родина -- это воздух,

Которым легко дышать,

Небо в знакомых звездах,

Где можно свою отыскать.

Шелест былинной дубравы,

Колосьев тысячный всход,

Древние буйные травы,

Вода ключевая и мед.

Родина -- всех поколений,

Всех лет и событий груз,

Мертвых славные тени

И мертвых с живыми союз.

Тяга крови единой,

Радость речи родной...

Родина! -- клик лебединый,

Зовущий: домой, домой!

1945

Медаль за оборону Ленинграда

Летит, летит свистящая граната

И обращает ночь в багровый день.

Минуй в полете здание Сената,

Творенья Фальконета не задень,

Дугою обогни святой Исаакий,

Адмиралтейства стройного не тронь,

Пади в Неву и сгинь в подводном мраке

И в волнах ярый потопи огонь.

Растрелли, Воронихин и Баженов,

И многие, чьи славны имена,

И безымянные -- за сменой смена --

Бесчисленные -- за волной волна -

В пыли кирпичной, на лесах, стропилах

Проведшие свой краткий век земной,

Строители, истлевшие в могилах,

Восстаньте многотысячной толпой!

По набережным, на мостах, у зданий

Соборов, и музеев, и дворцов

Несите стражу, призраки преданий,

Невидимой опорою бойцов.

Рукой бесплотной тайно отводите

Угрозу тяжких вражеских гранат.

Вы, ставшие бессмертными в граните,

Спасите наш прекрасный, гордый Град.

1942

Верность

Можно жить в разлуке месяцами,

А пришлось в разлуке жить года.

Но сияет нам за облаками

Вечно та же верная звезда.

Не изменит в жизни память слуха.

Годы, годы без вестей и встреч...

И однажды сердце дрогнет глухо,

Услыхав опять родную речь.

А глазам, усталым от прельщенья,

Вдруг в чужом, чужом со всех сторон,

Просквозят знакомые виденья,

Или их со дна поднимет сон.

Если ветер налетит с востока,

По душе пройдет волненья дрожь:

Запах детства веет издалека,

Издалека дышит медом рожь.

Но всегда сильнее память крови.

Только словом кровное затронь,

Как уже горит в ответном слове

Сердца всколыхнувшийся огонь.

Память крови, круговой поруки.

Голос из могильной темноты,

Голос деда оживет во внуке,

Сердцем своего узнаешь ты.

Память сердца -- память состраданья,

Память испытаний и побед.

Много стран на свете для скитанья,

Но страны своей дороже нет.

Можно жить в разлуке месяцами,

А пришлось в разлуке жить года.

Ты спасала чистыми лучами,

Верность, путеводная звезда!

1946