Неверов Александр Сергеевич - Как жили куклы и что сделал оловянный солдатик

БИБЛИОТЕКА ШКОЛЬНИКА

Александр НЕВЕРОВ

КАК ЖИЛИ КУКЛЫ И ЧТО СДЕЛАЛ ОЛОВЯННЫЙ СОЛДАТИК

ДЕТСКАЯ СКАЗКА

Издание Г. Ф. Мириманова Москва 1924 г.

Было у Ниночки две куклы: одна -- голубоглазая, румяная, с русыми волосами. Одевалась она в нарядное платье из розового шелка, подпоясывалась голубенькой ленточкой и ездила по комнате в маленькой тележке на высоких колесах. Пешком почти не ходила, делать ничего не умела и все только глядела в маленькое зеркало, которое Ниночка клала в тележку рядом с ней. Звали ее Зиночкой.

Другую куклу звали Марфой. Сшили Марфу из старой бабушкиной юбки белыми нитками, глаза и нос нарисовали синим карандашом, Платком Марфу не повязывали, голубенькой ленточкой не подпоясывали и на тележку не сажали.

Когда Ниночка играла с Зиночкой, Марфа сидела в стороне, не повязанная, грязная, с криво нарисованным носом, с толстыми тряпичными руками -- совсем будто не подруга. Разговаривая с нарядной Зиночкой, Ниночка часто кричала некрасивой Марфе:

-- Марфа, иди за водой!

-- Марфа, подмети пол!

-- Марфа, беги за дровами!

Игра такая была у Ниночки с куклами, и Марфа мела полы, ходила за водой, бегала за дровами, спала на полу без одеяла и подушки. А когда Ниночка угощала Зиночку гостинцами, которые дарили ей отец с матерью, Марфе тоже хотелось гостинчика за свою тяжелую работу, но Ниночка всей душой любила только Зиночку, а про Марфу совсем не думала. Марфа была грязная, ненарядная и, если бы Зиночка сама захотела мести полы, ходить за водой, бегать за дровами, то Ниночка давно бы выкинула Марфу на улицу. Но Зиночка не хотела работать, только все в тележке сидела, да в зеркало любовалась своей красотой и Марфа нужна была для черной работы. Все-таки Марфа не жаловалась. Сшили ее из старой бабушкиной юбки белыми нитками, глаза и нос нарисовали синим карандашом и она даже сама стыдилась подходить к нарядной красивой Зиночке ео стеклянными глазами под длинными ресницами.

-- Что же?-- думала Марфа.-- Сшили меня такую, такая я и должна быть. Зиночка благородного происхожденья, принесли ее из богатого магазина -- куда мне тягаться за ней?..

II.

В день Ниночкиного рождения дядя Сережа подарил Ниночке новую куклу, такую красивую, такую нарядную, что даже Зиночка от зависти упала из тележки и ушибла себе русую головку. Новую куклу звали Кларочкой. Волосы у Кларочки были не русые, а черные, густо спускающиеся по плечам. Одевалась она в кисейное платье, украшенное золотыми блестками и вечером, когда в комнате горели электрические лампочки, горело и Кларочкино кисейное платье разными искрами: голубыми, зелеными, красными. Глаза у Кларочки тоже другие были, чем у Зиночки: когда ложилась она -- они закрывались, когда садилась -- опять открывались.

Зиночка полюбила ее и в первый же День сказала некрасивой Марфе:

-- Вот, Марфа, у меня новая кукла и ты зови ее Кларочкой, слушайся чего она тебе будет приказывать. Если же не будешь слушаться, я выкину тебя из окошка и ты убьешся до смерти...

С этого дня для Марфы началась новая жизнь, много хуже прежней. Когда Марфа не слышала, что говорила ей Кларочка, Ниночка брала ее за голову, стукала головой в половицы, капризно кричала:

-- Дура, дура! Обязательно выкину тебя из окошка.

III.

Был у Ниночки брат Егорушка.

В день Егорушкиного рождения тот же дядя Сережа купил ему маленький барабан и оловянных солдатиков. Егорушка очень обрадовался. Принес он солдатиков в Ниночкину комнату и целый день они с Ниночкой играли вместе. Сначала красивая Кларочка совсем не хотела глядеть на серых оловянных солдатиков с поднятыми ружьями, гнала их из комнаты, потому что они на мужиков похожи, но Егорушка объяснил, что на чердаке у них бегают крысы и разные мыши. Если крысы заберутся сюда, то они могут отъесть у Кларочки с Зиночкой руки и ноги. А так как солдатики с ружьями, значит, и станут они караулить двери и не пустят ни одну крысу, ни одного мыша. Двоих солдатиков Егорушка тут же поставил на караул около дверей, и строго сказал им: -- Как увидите, которая крыса пойдет -- стреляйте из ружья в нее... Еще двоих поставил возле голубой картонной коробки, в которой сит дела красавица Клара и тоже сказал:

-- Берегите ее, пойте ей песни, чтобы она не скучала...

Зиночка обиделась, что около нее никого не поставили, но Ниночка сама взяла серого солдатика, согнула ему оловянную шею, поставила перед Зиночкиной тележкой:

-- Ты, солдат, будешь Панфиловым и стой на этом месте смирно!

Панфилов, наклонив оловянную голову, стоял перед тележкой до самого вечера, очень утомился, ждал, когда придет смена, но Егорушка забыл выбрать разводящего и смена к Панфилову не шла.

Вечером Егорушка уложил оловянных солдатиков в подол и пошел с ними спать на свою кроватку в свою комнату. Часового Панфилова никто не заметил около Зиночкиной тележки и он, наклонив голову, опять остался стоять на посту. В комнате зажгли голубой фонарь. Кларочка, потягиваясь в картонной коробке, лениво сказала Зиночке:

-- А, правда, какие грубые солдаты были сегодня?

-- Да!-- вздохнула Зиночка.-- Ужасно невежливые: стоят, как деревянные и говорить по-хорошему не умеют... Откуда их достали таких?

-- Наверное, из деревни!-- сказала Кларочка.-- Ты слышала, как они дурно пахнут. А мундиры у них страшно некрасивые!...

-- Я чуть не плюнула тогда!-- поморщилась Зиночка.-- И если бы я не боялась мышей с крысами, я бы обязательно выгнала их из комнаты...

-- Да, тут ничего не поделаешь!-- улыбнулась Кларочка, протягивая фарфоровые ножки.-- Солдаты нужны для охраны. Я не хочу, чтобы меня искусала какая-нибудь крыса, но не могу же я сама защищаться! Все-таки спасибо игрушечным магазинам: они делают не только хорошеньких кукол, вроде нас с тобой, но и глупых оловянных солдатиков, которые ходят, с ружьями на плече. Довольна я и тем, что в комнате сейчас горит голубой фонарь. А, знаешь? Вдруг погаснет он? Я, наверное, закричу тогда... Вот, например, Марфа: она может спать где угодно, в каком угодно углу, не нуждаясь даже в маленькой керосиновой лампочке, а я не могу. Мне обязательно нужно голубой фонарь или розовый.

-- Ах, не говори о ней!-- возмутилась Зиночка.-- Эта дуреха подошла давеча ко мне и запачкала мне платье.

Куклы разговаривали громко, бранили Панфилова с Марфой, уговаривались завтра вместе с Ниночкой выйти на бульвар, посидеть на солнышке, познакомиться с хорошими куклами, а часовой Панфилов, не замеченный ими, крепко сжимал ружье от обиды. Может быть, так бы и остался он стоять всю ночь, покорно наклонив оловянную голову, но в это время из столовой после ужина пришла Ниночка. Она увидела маленького согнутого Панфилова около Зиночкиной тележки, и он ей почему-то не понравился ни лицом своим ни маленьким ростом. Рассердилась она на такого урода, отломила ему одну руку и, вместо благодарности за верную службу, бросила часового с одной рукой в тот самый угол, где без подушки и одеяла лежала кукольная работница Марфа. В этот день Марфа очень устала и спала теперь крепко, чтобы утром завтра опять приняться за свою работу. Но когда около нее что-то стукнуло, она приоткрыла косо-нарисованные глаза, тихонько спросила.

-- Кто тут?

-- Это я, тетенька!-- сказал Панфилов.

-- Зачем ты попал сюда?

-- Я не сам попал, меня девчонка хозяйская бросила и руку, вот, оторвала...

Марфа села возле искалеченного солдатика, потрогала то место, откуда капала кровь, жалостно сказала:

-- Бедный мой, солдатик. Надо письмо написать твоим родным в деревню, чтобы приехали они, а тебя в больницу нужно отвезти. Подожди, я перевяжу. Кровь шибко капает -- обессилишь ты...

Марфа сняла с головы у себя беленькую тряпочку, перевязала Панфилову изуродованную руку, крепко вздохнула:

-- Вот какая твоя жизнь! Ты караулил их целый день и тебе же обиду сделали. Куда ты годишься с одной рукой? Плохая твоя солдатская жизнь!...

-- А твоя разве лучше?-- спросил Панфилов.

-- Моя жизнь бабья!-- сказала Марфа.-- А ты -- мужчина.

-- А разве баба -- не такой человек?-- опять спросил Панфилов.-- Баба тоже такой человек и уважать ее надо вместе е мужчиной. Нас же с тобой никто не уважает. Ты, вот, бегаешь с утра до ночи по разным делам и отдыха не знаешь, но держат тебя все равно на полу и даже кофтенки хорошей не сошьют за твою работу и валяешься ты здесь, как котенок без матери. Наступит кто ногой -- тебе и жаловаться некому, потому что чернорабочая ты, подчиненная всем. А эти, вон, барыни весь день посиживают: одна в тележке, другая -- в коробке и пешком ходить не хотят. Даже кофту застегнуть не могут сами! Нарядились, накрасились и живут в свое удовольствие. Какие же это порядки? Одна -- барыня, другая -- кухарка. Одна батрачит, другие готовенькое едят. Ты грамоте знаешь?

-- Нет!-- вздохнула Марфа.-- Не приучена к этому.

-- Вот видишь!-- рассердился Панфилов.-- Ты не знаешь, и я не знаю -- оба мы с тобой тумаками живем для забавы богатому народу, чтобы руки ломали нам да шеи вертели за нашу работу. Я тоже видел всякие книжки у того же Егорушки. Тоже и мне хочется узнать, чего в них написано, а я не могу, потому что неграмотный. А неграмотному хуже всего на свете жить, каждый тебя дураком называет и старается смеяться над тобой...

-- А ты потише разговаривай!-- шепнула Марфа.-- Услышит хозяйка, выкинет тебя из окошка за такие слова...

Но Панфилов, лежа на боку с одной рукой, мрачно ответил:

-- Что меня окошком пугать, если я и в такие штуки видел? Кидали меня, и на голову наступали не один раз -- привык я к этому, обтерпелся. Пусть лучше оторвут мне и вторую руку, а молчать я не стану. Ты вот сидишь в своем углу, ничего не знаешь, а я скажу тебе: сколько было нас товарищей, когда мы лежали на магазинном прилавке? Где они? Все погибли в одиночку! Кому голову свернули, кому руку оторвали, кого совсем раздавили. И нас с тобой выкинут, вот увидишь, потому что мы некрасивые стали. Придет завтра утром горничная и выметет щеткой: сначала под порог, потом па улицу, и будут нас там ногами давить, колесами. Втопчут в грязь да еще плюнут сверху и вывезут за город на навозные кучи. Этого мы обязательно дождемся.

-- Чего же поделаешь!-- вздохнула Марфа.-- Жизнь такая наша.

-- Нет, тетенька, ты так не говори!-- сказал Панфилов.-- Я с тобой не согласен. Чем мы хуже других. Надень сейчас на тебя шелковое платье,

подпояшь голубенькой ленточкой, вымой хорошенько, причеши да посади на хорошее место -- ты сама себя не узнаешь... А теперь, конечно, страшная ты.

Панфилов незаметно подкрался к заснувшей Зиночке, взял из тележки круглое зеркальце, подал его Марфе.

-- На-ко, погляди на себя!

Глянула Марфа и от обиды выронила зеркальце на пол.

-- Ой, батюшки!

От стука разбитого зеркальца проснулась красавица Клара.

-- Кто это окошки бьет? -- спросила она.-- Зина, ты слышишь?

Зина испуганно зашептала:

-- Это, наверное, крысы лезут к нам! Где у нас солдаты?

-- Всегда вот так! -- обиделась Кларочка.-- Когда нужно их -- не найдешь никого...

В комнате, освещенной голубым фонарем, наступила тишина и потревоженные куклы опять заснули беспокойным сном.

Марфа в темном углу обиженно качала головой. Раньше ей казалось, что она все-таки не такая страшная, как говорил Панфилов, но когда увидела в зеркальце немытые щеки, криво нарисованный нос, широкие губы с узенькими глазами и большой безбровый лоб с чернильным пятном посредине, так ей стало досадно на свою жизнь, так обидно на красивых, хорошо одетых кукол, заснувших на мягких подушечках, что тут же она громко сказала Панфилову:

-- Это правда твоя -- я очень некрасивая!

-- А знаешь -- почему? опять спросил Панфилов.

-- Почему?

-- Потому что работаешь много ты и тебе даже умыться некогда. Эти вон не работают, у них и руки беленькие, и щеки румяные, и всегда они улыбаются.

-- Что же мне делать теперь?-- расстроилась Марфа.-- Я не хочу оставаться такой...

-- Я знаю что нужно делать, только давай стоять друг за друга крепче. Я бы один сделал легко, да рука у меня не годится. А сделать это обязательно надо.

-- Да говори скорее!-- торопила Марфа.

Маленький Панфилов поднялся на носках, оглядел кругом комнату и сказал:

-- Будет нашим барыням сидеть на мягких подушечках, пусть и они поваляются в темном углу. Бери сейчас Зиночку и выкидывай из тележки. Тележку не ломай и платье не рви, оно пригодится тебе. Сам я выкину Кларочку. Они, наверное, драться полезут на нас -- не суйся! Если руками не осилим, я из ружья могу выстрелить. Тут не обойдешься без крови, ничего не поделаешь... А они обязательно драться полезут, потому что не захочется им уходить из хорошей жизни. Понимаешь? Если же мы останемся в таком виде еще на один день, нас непременно выкинут из комнаты и погибнем оба мы раньше сроку. Хочется тебе такой смерти?

-- Наверное, хочется!-- обиделась Марфа.

Она быстро подоткнула юбченку, поправила фартук, засучила рукава и твердым солдатским шагом подошла к Зиночкиной тележке.

-- Начинать?

-- Начинай!

Зиночка вдруг проснулась и, увидя Марфу около себя, капризно закричала:

-- Уйди, уйди, испачкаешь ты меня!..

Марфа молча взяла ее за тоненькие ручки, сильно дернула вперед. Тележка загремела колесами, Зиночка испуганно заплакала:

-- Не надо, не надо!..

Тут и Кларочка проснулась от сильного шума.

-- В чем дело? Крысы?

-- Прошу не кричать!-- строго сказал ей оловянный солдатик Панфилов.-- Все равно вас никто не услышит, ибо все двери охраняют мои товарищи солдаты. Вы теперь находитесь в нашей власти.

-- Разбойник!-- замахнулась Кларочка, чтобы ударить Панфилова фарфоровой ручкой, но Панфилов не даром назывался солдатом. Он ловко отшиб Кларочку коленном в грудь и, в свою очередь, замахнулся прикладом. Кларочка не хотела отказаться сразу, и между ними началась отчаянная борьба.

Марфа в это время вела борьбу с Зиночкой. Тоненькая, тщедушная Зиночка со стеклянными глазами под длинными ресницами оказалась тоже очень сильной в свой последний час. Она кусала Марфины руки, била Марфу ногами в живот, плевала в лицо.

-- Ты не смеешь меня трогать! Я жаловаться буду!..

Но у Марфы были слишком толстые тряпичные руки, слишком крепкие ноги. Черная работа закалила ей мускулы и она, услыша крик Панфилова, просившего помощи, моментально связала Зиночку старой подвязкой от своего чулка, побежала на помощь оловянному солдатику.

Марфа перышком легоньким сняла ее с обессиленного Панфилова, так же, как Зиночку, связала второй подвязкой от своего чулка и так же, как Зиночку, бросила в темный угол...

-- Все-таки тяжелая вещь кукол выкидывать!-- сказал Панфилов.-- Я очень устал и мне страшно хочется пить...

Марфа подала ему стакан вчерашнего кофе, недопитого Кларочкой, быстро сходила в кухню, принесла оттуда мыла кусок, чистое полотенце. Быстро вымылась сама, вымыла Панфилова, положила новую повязку на раненую руку, ему ласково сказала:

-- Отдохни маленько, я тоже маленько устала.

IV.

Поздно утром проснулась Ниночка. Еще не вставая с постельки, крикнула она:

-- Марфа, беги сейчас за водой, Кларочка с Зиночкой умываться будут. Потом сходи за дровами и выкинь в окно оловянного солдатика, которому я руку вчера отломила: он очень некрасивый теперь, и мне его не нужно.

Панфилов, улыбаясь, легонько толкнул Марфу в бок.

-- Слышишь? Вот благодарность людская...

А когда Ниночка поднялась совсем и увидела в Зиночкиной тележке бывшую кухарку Марфу, а рядом с ней оловянного солдатика, она гневно топнула ножкой, капризно закричала:

-- Что это такое? Зачем вы залезли? Марш отсюда!

Панфилов спокойно сказал:

-- Ты напрасно кричишь, нас с Марфой этим не испугаешь. Ну, скажи, пожалуйста, чем мы хуже других? Играть мы тоже умеем не хуже других. Хочешь, я на губах сыграю тебе? Марфа сказку расскажет. Чего еще нужно? Песню спеть? Я и песню спою. Таракана черного убить, которого маленькие дети боятся -- и таракана могу убить. Мне бояться не приходится, поскольку я видал не такие виды... Ты вот руку испортила мне -- это хуже всего. А за что -- и сама не знаешь, наверное: просто капризничать захотела. Если же мы неученые были, грязные, да нечесаные -- вот теперь и хотим поровняться маленько. Не все нам на полу по темным углам ютиться, пора в хорошем месте посидеть, интересные книжки почитать про разных людей, которые по своей воле живут. А беда небольшая, если прежние куклы губы дуют на нас -- это на пользу им. Пусть узнают как обидно валяться в темном углу без одеяла и подушки. И вот еще чего: ты спроси их -- согласятся они вместе работать, мы опять примем к себе, но чтобы барынь с кухарками больше не было... Все куклы должны быть равными: одеваться в хорошее платье, есть хорошую пищу, вместе играть, учиться грамоте, и вместе на бульвар ходить в теплые дни...

Никогда Панфилов не говорил такой длинной речи и очень устал, вытирая пот на лице рукавом новой гимнастерки.

Ниночка не слушала его. Она надула губки и долго ходила по комнате в одиночку. Потом тихонько плакала в темном углу над прежними куклами и сердито кричала оттуда оловянному солдатику с Марфой.

-- Я не буду дружиться с вами! Я не люблю вас!...

Но играть было не с кем. Кларочка с Зиночкой лежали связанные, оборванные и совсем некрасивые. А так как маленькие дети не живут без кукол,-- скучно им, то и Ниночка скоро помирилась. Кларочка с Зиночкой обещались ходить за водой, бегать за дровами, по очереди мести полы и признали Марфу с оловянным солдатиком своими товарищами. После этого их развязали, напоили теплым чаем, чтобы они успокоились от волнения и страха. В полдень, когда хорошо разыгралось весеннее солнышко, а под окнами весело зачирикали воробьи -- куклы собрались на бульвар. Панфилов вскинул ружье на плечо, поставил кукол в ряд, громко запел:

Смело товарищи в ногу!

Марфа подхватила тонким голосом:

-- Духом окрепнем в борьбе!...

А молодой Панфилов, высоко поднимая ноги, густо поддавал снизу веселым баском:

-- В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе!...

Зиночка с Кларочкой, привыкшие ездить в тележках, немножко прихрамывали, часто спотыкались и грустно глядели Панфилову в широкую оловянную спину. Кончилось для них прежнее привольное житье, наступала другая жизнь.