Неверов Александр Сергеевич - Двенадцать часов

РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКАЯ БИБЛИОТЕКА

АЛЕКСАНДР НЕВЕРОВ

ГОРШКИ

РАССКАЗЫ

"ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА"

МОСКВА-ЛЕНИНГРАД

ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ

(Рассказ крестьянки)

Корову я доила рано утром. Гляжу, Николай бежит босиком.

-- Где Володимир?

Думала я, случилось чего, спрашиваю:

-- Зачем тебе?

-- Арестуют нас сейчас: казаки сюда приехали. Не успела я опомниться, Николая уже нет.

Выбежал и калитку не затворил. Оставила я ведро под коровой, бегу в избу. Дрожу вся, и язык не владеет. Глаза разбегаются в разные, стороны. Увидала ружье на стене, сунула под кровать без памяти. Очень уж испугалась. Бывали казаки проездом у нас, знала я -- хорошего не будет. Тормошу Володимира, а он, как нарочно, уснул крепким сном. Схватила за руку, кричу:

-- Володимир, Володимир, проснись! Казаки приехали.

Вскочил он, как был, и обуться не успел. Глядим, Ванюшка Черемнов с мешочком бежит, запыхался.

-- Скорее, солдат, скрывайся -- обыски будут делать.

Ребятишки проснулись в суматохе, маленький заплакал. Мне бы на руки его взять, чтобы не плакал, да разве есть когда? Ножик ищу, хлеба отрезать Володимиру на дорогу. Не догадаюсь целую горбушку дать, а мальчонка-малыш кричит на всю избу.

Большенький тоже заплакал. Такой крик поднялся -- чужие люди под окошками начали останавливаться. Схватил Володимир пиджачишка рваный, говорит:

-- Ты, Настасья, не бойся. Я на болоте буду сидеть до вечера. Вечером наведаю тебя. Станут спрашивать казаки, куда я делся, говори -- ничего не знаешь. Тебя они не тронут -- женщина ты.

Надавал мне таких советов, а я и не помню ничего. Вышла на двор, ведро с молоком на боку лежит, корова к воротам подошла, рогами калитку отворяет. В избе ребятишки плачут. Хожу, как дурочка, и сама не знаю за что взяться. Выглянула на улицу -- там галдеж стоит. Кто в эту сторону бежит, кто -- в ту. На меня показывают пальцем. Подбежала Янна шабриха спрашивает:

-- Мужик твой скрылся?

Тут опять немного опомнилась я. Поглядела спокойно, говорю:

-- Чего ему прятаться? Чай он не вор.

-- Большевик он у тебя.

Не пойму сразу, чего хочет Янна, а она с добром ко мне. "Я, говорит, никому не скажу. Если дома спрятала его, Пускай перепрячется. Найдут казаки -- не помилуют". Подошла Наталья, Николаева жена, мигает мне через плечо: айда посекретничам. Увела меня на двор, спрашивает:

-- Чего будем делать?

А я и сама не знаю, говорю ей:

-- Нас не тронут, женщины мы. Наталья тогда рассердилась на меня.

-- Какая ты надежная, Настасья! Разве можно оставаться на глазах у всех? Один Прокоп утопит нас с головой за наших мужиков. Сколько хлеба отобрали они у него для неимеющих?

-- Так чего же будем делать?

-- Спрятаться надо нам.

-- А ребят куда?

-- Ребят оставим на денек, их не тронут. Уйдут казаки -- вернемся. Не уйдут, попросим бабушку Фектисту поглядеть.

Слушала я Натальины слова и так расстроилась сердцем, хоть самой зареветь впору. Шутка ли дело -- из своей избы бежать! Да и куда я пойду? Мужики -- солдаты, они ничего не испугаются, могут оборониться, если кто нападет. Дома оставаться -- тоже боязно стало. Злые есть среди казаков. Натравят на меня, скажут им: это -- жена большевика, самого главного коновода.

Только хотела пойти к бабушке Фектисте, чтобы поглядела за моими ребятишками, слышу -- кричат на улице:

-- Казаки по избам ходят!

Бросилась я в сени, выскочила на двор. Пометалась из угла в угол, опять прибежала в избу. Схватила маленького на руки, большенькому сказала:

-- Иди к бабушке Фектисте, сиди там целый день. Я приду скоро.

Он плакать начал, у меня сердце разрывается. Подумала-подумала, говорю себе:

-- Что будет, то и будет. Никуда не пойду.

Вышла с обоими ребятишками во двор, погнала корову в стадо, а стадо давно за околицу выгнали. Корова не идет, упирается. Хлыщу ее прутиком по спине, приговариваю:

-- Иди, иди!

Навстречу мне Лаврентий без шапки, косым глазом ухмыляется. Володимира очень не любил он и радовался больше всех, когда казаки приходили. Остановился около меня, ехидничает.

-- Куда коровенку гонишь?

И что со мной сделалось -- сама не помню. Подняла я голову на Лаврентия да прямо в глаза и говорю ему:

-- Косой бес, не радуйся!

Домой я не вернулась. Гляжу, Прокоп идет с двумя казаками -- так во мне и упало все. Ребенок на руках камнем лежит, другой за подол держится. Двигаю ногами, ничего больше не вижу. Вся улица туманом покрылась. Иду по дороге, а кажется -- в яму падаю. Храбрюсь все-таки, сама себя подбадриваю. Пересекли казаки дорогу мне, говоря:

-- Айда с нами!

-- Куда?

-- В теплое место.

Я заупрямилась, один казак за руку дернул.

-- Не ломайся! Сама знаешь, куда тебя вести надо. Сказывай, где мужа схоронила?

Тут и я притворилась маленько.

-- Что вы, родимые! Разве спрашивают нас мужики, где они хоронятся? Сами ищите, я ничего не знаю.

-- Л если мы тебя заставим сказать? Опять я притворилась.

-- Как вы меня заставите сказать? Один казак плетку показал.

-- Вот этой штукой: она всем бабам языки развязывает.

Другой казак, постарше, изругался.

-- Не разговаривай много с чортовой бабой. Веди в сарай, там скорее скажет.

Так и задрожала я вся. Поправила платок, говорю:

-- Вы хоть детей моих не пугайте. Чего я такое сделала, чтобы в сарай меня?

-- Ладно, не разговаривай.

Увидала я, как Прокоп притворно над бедой моей вздыхает, словно смелее стала. Взяла большенького за руку, утешаю.

-- Ты, Ваня, не бойся, это дяденька нарочно пугает нас.

Я он -- даром маленький: восемь лет ему -- знает, какие казаки. Вцепился в подол мне ручонками, побелел весь. Ведет казак по улице меня, народ смотрит. Кто жалеет втихомолку, кто радуется. Дошли до избы, где бабушка Фектиста живет, упрашиваю я казака:

-- Обожди немного, ребятишек оставлю старухе. Куда с ними пойду? Неужто и на них вину будете искать?

Казак кричит:

-- Ты, тетка, меньше говори. Жалобами меня не тронешь, а тебе за это хуже будет.

Стала целовать маленького я и вдруг заплакала. Что со мной сделалось? Не могу и не могу успокоиться. Тут еще ребятишки мои крик подняли в два голоса, словно ножами режут. Как и шла потом -- не помню. Запер казак меня в Павлов сарай на гумне, сижу, как крыса в ловушке. Слезы прошли уж, не плачу. Думаю, как беде своей помочь? Посидела в одном углу, в другой пересела. Rx, мучители! Такая меня злость взяла, стала я землю под плетнем ковырять, чтобы убежать из сарая. Наковыряла пальцами маленькую ямку, бросила. Какой толк! Без лопатки все равно ничего не сделаешь. Сижу, думаю. Неужто пытать они меня будут? Этак я и Володимира выдам и Николая. Неужто не вытерплю? Ущипнула себя за руку двумя ногтями -- больно. Еще сильнее ущипнула -- терплю. Узнать хочется: буду или не буду кричать я, если меня пытать станут. Всякие мысли пришли в голову. Увидала булавку на груди у себя, думаю: дай еще булавкой уколю себя хорошенько. Ткнула в бок посильнее -- вскрикнула. Нет, не стерплю. Прислонилась, головой к плетню и давай плакать. Всю жизнь свою вспомнила: как девчонкой была, как замуж выходила за Володимира, как на войну провожала его при царе. Стоит Володимир перед глазами у меня, упрекает.

-- Смотри, баба, не поддавайся страху. Расскажешь казакам, где я скрываюсь,-- оба мы пропали.

Чего только не передумала я за это время. То покажется -- нашли Володимира, связанного ведут на расправу. То ребятишек своих увижу раздавленными, то верхом себя на какой-то лошади. Скачу будто бы по-казачьи в седле, за плечами ружье Володимирово, а за мной народу видимо-невидимо. Не пойму вот теперь: каким-то вроде начальником сделалась я, командую, и все меня слушаются.

Долго сидела в сарае, слышу голоса кричат на гумне. Поглядела сквозь плетень, казак ведет Наталью, Николаеву бабу. Мне бы испугаться надо, а я обрадовалась. Ладно, думаю, две будем сидеть, чего-нибудь придумаем. Отпер ворота казак, говорит:

-- Пожалуйте, барыня, отдохнуть.

Поглядели мы с Натальей друг на друга, встали рядышком. Глаза у нее большие, губы дрожат. В моих глазах -- чувствую -- слезы. Вот Наталья и говорит мне, когда одни остались:

-- Что, не тронут нас? Если мы будем сидеть курами в этой ловушке, достанется нам и почище.

-- А куда мы отсюда уйдем? -- -- Надо поглядеть.

Я и не знала раньше, что Наталья такая смелая да ловкая. Забралась она на плетень до самой крыши, шепчет оттуда:

-- Вылезти можно -- крыша некрепкая. Ты согласна?

Вот тут я и задумалась. Словно камень на шею повесила она мне. Здесь оставаться -- страшно: а ну как на самом деле казаки выпытывать будут про мужиков? И бежать отсюда страшно: увидят, как мы в крышу полезем -- застрелят на месте. Сами если спасемся, как бы ребятишкам чего не сделали. Наталья торопит.

-- Ну, как же ты? Решай!

Может быть, не согласилась бы я, да Володимир опять встал передо мной.

-- Беги, Настасья, лучше будет.

Наталья крышу соломенную продырявила, высунула голову, смотрит. -- Никого,-- говорит,-- нет. -- А гумна у нас на задах. Тут и правда -- никого не бывает. Весь народ толпится на улице

-- Ну,-- говорит Наталья,-- я прыгаю. Торопись за мной скорее.

Только вылезла я на крышу, слышу: бац из ружья! У меня и в глазах потемнело. Грохнулась на землю, встать не могу. Наталья кричит надо мной:

-- Вставай, вставай! Это на улице стреляют.

Бросилась она к речке, прямиком по гумнам, я -- за ней. Бегу, земли ногами не чувствую. Сердце задохнуться готово. Забежали в чей-то предбанник, сидим. Слушаем, не гонится ли кто. Тихо кругом.

Дольше оставаться в предбаннике -- боязно, найти могут нас. Чего тут делать? Заварили кашу, надо дохлебывать. Наталья говорит:

-- Теперь нет нам ходу назад, пока казаков не прогонят.

-- Куда же нам итти?

-- Айда через речку на тот берег. Можа Володимира с Николаем увидим, около них не страшно будет.

Вот какая меня злость взяла на этих казаков! Подоткнули юбки, пошли. Я уж и бояться не стала, говорю Наталье:

-- Придется нам вместе с мужиками воевать. Наталья поддакивает.

-- Ну да, придется. Сами казаки на это вызывают.

Идем тихонько, будто не прячемся, разговариваем. Вышли на другой берег, пошли на болото отыскивать Володимира с Николаем. Ходили-ходили -- разве найдешь? Кричать громко нельзя. Время с обеда пошло. Сели в глухой кустарник -- сидим. У меня слезы на глазах показались. Наталья спрашивает:

-- Ты что плачешь?

А мне и стыдно перед ней, и ребятишки стоят на уме. Слышим, крадется кто-то за нами. Вот как я испугалась! Вскочила бежать, а из кустарников Володимир глядит. После все смеялся надо мной.

-- Можешь теперь воевать?

Так мы с ними и пробыли целых двенадцать часов в болотных кочках, пока казаки не ушли из нашего села.