Неверов Александр Сергеевич - Сильный характер

АЛЕКСАНДР НЕВЕРОВ

В САДАХ

РАССКАЗЫ

1923 г.

ПЯТАЯ ТЫСЯЧА

"ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА"
МОСКВА -- ЛЕНИНГРАД

СИЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР

Бывает вот так: идет-идет человек по ровному полю, и вдруг канава под ногами -- хоть стой, хоть прыгай. Подумает человек и прыгнет. Случилось это самое с Иваном Демьянычем Перепонкиным, служащим губпродкома. Тридцать шесть лет прошел он по ровному полю, и выросла вдруг, совсем неожиданно, перед глазами у него партия коммунистов: или -- в нее, или -- мимо нее. Но куда Ивану Демьянычу мимо, если ни одна партия не способна пристроить его в губпродком на ответственное место -- старшего агента для сношения с мужиками. Подумал Иван Демьяныч, охваченный волнением неиспытанным, грустно сказал самому себе:

-- Запишусь. Там обозначится...

Сослуживец его, младший бухгалтер товарищ Кропотов, узнав об этом решении, сомнительно покачал головой:

-- Не выдержишь, Перепонкин!

В этот раз Иван Демьяныч не поверил сослуживцу Кропотову, только нахмурился от досады, а придя на занятия утром, спросил:

-- Почему ты думаешь, что я не выдержу?

-- Характер слабый у тебя!-- улыбнулся Кропотов.-- Коммунисты народ железистый, в сентиментальности не вдаются, а ты, как известно, интеллигент, учился в городском училище и, можно сказать, пшеничное тесто. Можешь ты муху раздавить, чтобы не каяться после?

На этот раз Иван Демьяныч обиделся, и не только обиделся, крепко подумал:

-- Неужели это правда?

Дома за обедом увидел он на столе четырех мух, севших около хлебной крошки, и, вспомнив утверждение сослуживца Кропотова, поглядел на них суровым уничтожающим взглядом. Да, он может убить без раздумья, не испытывая даже брезгливости, и никто, ни один человек не имеет права заподозрить его в интеллигентской размягченности. Но как только Иван Демьяныч приготовил ладонь, чтобы сразу накрыть четырех мух, у него дрогнули пальцы. Представил он мушиную грязь, вдохнул носом неприятный запах раздавленных мух и в одну секунду брезгливо поморщился. Продолжалось все это не больше минуты. Зажмурив глаза, Иван Демьяныч высоко занес правую руку вторично, без всякого колебания и сразмаху ударил по столу, где сидели мухи. Жена, Наталья Петровна, удивленно спросила:

-- Ты что?

Иван Демьяныч так же удивленно посмотрел на покрасневшие от удара пальцы, поднес их к губам, чтобы мужественно воспринять неприятный запах, но, к новому его удивлению, мух на столе не было -- ни живых, ни мертвых. И вообще не могло их быть в эту пору. Стояла зима, декабрь месяц, а мухи, как известно, живут в квартирах мелких чиновников весной и летом, начиная с половины мая, когда отворяются окна. Теперь окна были закупорены двойными рамами -- откуда взяться мухам? И все-таки, как это ни странно, Иван Демьяныч видел именно четырех мух, мысленно даже разговаривал с ними перед их неожиданной смертью, в глубине души смеялся над ними и заодно, вместе с этим, мысленно торжествовал победу над сентиментальностью своего характера:

-- Что. Не выдержу?

На столе лежала хлебная крошка, густо дымились жирные бараньи щи в цинковой кастрюле. Иван Демьяныч пощупал крошку двумя пальцами, заглянул почему-то под стол, вскинул глаза в потолок. Мух не было. Грустно пообедав, не разговаривая с Натальей Петровной, тоскливо прилег на кровать, сморщивая лоб, упрямо стал смотреть в одну точку. Тут же вспомнился сослуживец Кропотов, младший бухгалтер, обозвавший Ивана Демьяныча интеллигентом, не способным на сильную волю, и стало от этого горько, обидно. Неужели правда? Неужели в характере Ивана Демьяныча решительно нет ничего революционного, твердого. Да, он воспитан в иных условиях, в некоторой мягкости, в некоторой, так сказать, мечтательности и романтике. Например: он не может видеть кровь, не может зарезать курицу, а когда читает повести и рассказы о любви, о бедности, у него токает сердце, появляются слезы на глазах, и чтобы успокоить себя, всякий раз после этого становится он еще мягче, еще нежнее с Натальей Петровной, даже с животными, и всякий раз при виде нищих запускает он руку в карман, чтобы вытащить оттуда мелочь. И если Иван Демьяныч всякий раз никому ничего не дает, то потому только, что не оказывается мелочи в кармане. Ставку он получает не особенно крупную. Короче и определеннее: по характеру своему Иван Демьяныч ближе всего стоит к социалистам - революционерам той категории, которая, в свою очередь, ближе всего стоит к социалистам-революционерам романтикам, воспитанным в некоторой нежности, в некоторой сентиментальности. Но теперь не хочет этого Иван Демьяныч. Теперь вся жизнь рассматривается с точки зрения марксистов, и спасти страну могут только большевики-коммунисты, отвергающие сентиментальность. Иван Демьяныч вполне искренно сознал свои ошибки и желает рассматривать жизнь с точки зрения именно марксистов. Неужели у него не хватит силы развить в себе железную волю?

На стене из оторванного кусочка обой вылез в это время сухой рыжий клоп, вдруг остановился, стал смотреть на Ивана Демьяныча. А он, Иван Демьяныч, открыв пошире глаза, приподнял голову с подушки, увидел, как тощий рыжий клоп принял облик знакомого человека в образе сослуживца Кро-потова, и Кропотов, похожий на клопа, насмешливо кивнул головой:

-- Здравствуй.

Иван Демьяныч сощурился, потом снова закрыл глаза и пролежал так с закрытыми глазами несколько минут, не желая разговаривать. Но сослуживец Кропотов, похожий на клопа, спустился со стены на подушку, подполз к самому уху, уязвительно шепнул:

-- Не выдержишь!

Иван Демьяныч нервно тряхнул головой и в эту же минуту почувствовал себя укушенным в шею. Он быстро вскочил с кровати, расстегнул ворот у рубашки, сильно потряс распоясанной рубашкой, увидел на одеяле другого клопа--жирного, толстого, и без раздумья, без особой злости придавил клопа правым указательным пальцем.

Конец!

Плюнул Иван Демьяныч на окровавленный палец, мягко подумал: "Сволочь!" Покрыл голову одеялом и минут через десять крепко заснул.

На другой день еще подтверждение получилось в твердости характера. Иван Демьяныч написал письмо в редакцию газеты и решительно заявил в этом письме, что он, Иван Демьяныч Перепонкин, категорически выходит из прежних убеждений и с партией социалистов-революционеров ничего общего не имеет с 1918 года, к каковому заявлению и руку приложил. А когда заявление было напечатано, Иван Демьяныч положил номер газеты в боковой карман и носил его в кармане целый вечер, целую ночь и целое утро на следующий день. В это самое время и показалось ему, что вырос он на другой земле, под другим небом и с прежним Иваном Демьянычем ничего общего не имеет. Даже карточку фотографическую хотел разорвать, чтобы не видеть прежних глаз, прежнего лица, ибо лицо и глаза на карточке были в некоторой сентиментальности, в романическом устремлении, и эдакий хохолок на лбу, изобличающий мягкость характера. Но тут вступилась Наталья Петровна, потому что вместе с ним на карточке была и она, запечатленная в счастливые годы супружеской жизни -- с цветочком на груди и с большим альбомом на коленях. А сзади пейзаж: деревцо, тучка и маленькое озеро с плавающим лебедем. Так и сказала Наталья Петровна, желающая остаться при прежнем характере:

-- Не делай этого, Ваня. Положу я лучше карточку в сундук, если тебе неудобно теперь, и пусть она лежит до возраста лет ребятишек наших. Все-таки им интересно будет посмотреть, какие мы были.

Иван Демьяныч согласился только при одном условии, что карточка, действительно, будет лежать в сундуке, и ни один человек из партийных товарищей не должен ее видеть, по крайней мере года три -- четыре, пока ничего не обозначится. Дальше потом вышел крупный разговор об иконах- Было их две, и обе стояли с венчальными свечками под стеклом. Одна, та самая, которую держал в руке Иван Демьяныч, когда венчался, обгорела побольше, другая, которую держала Наталья Петровна, обгорела поменьше, и в этом по старому времени скрывалась примета: умереть должен раньше Иван Демьяныч. Теперь ему, как сознательному человеку, стыдно было верить в приметы, стыдно держать и самые иконы, и он решительно заявил жене:

-- Поскольку я теперь член партии коммунистов -- надо убирать.

-- Ваня! -- сказала жена. Ты -- член, я -- не член, оставь одну икону для меня.

Но Иван Демьяныч решительно покрутил головой:

-- Этого нельзя, Наташа! Ты понимаешь, я могу нечаянно перекреститься, если хоть одна икона останется на глазах у меня.

Снимал иконы сам Иван Демьяныч, взобравшись на стул. Вдруг поднялся невидимый ветерок и пахнул в лицо с иконной изнанки. Одна икона выскользнула из рук, с шумом ударилась об пол. В эту же минуту закачался стул под Иваном Демья-нычем, у него задрожали ноги, на лбу выступил пот, и он в большом волнении наклонился над упавшей иконой.

-- Ваня, милый, не греши! -- ласково сказала Наталья Петровна.

Иван Демьяныч сел у стола, глубоко задумался, Да, теперь он не верующий. Никто, ни один человек не имеет права сказать ему, что он придерживается старой религии, но почему же в душе у него будто котенок пищит и лапкой скребет где-то там, на самом донышке, в далекой неизвестной глубине? Неужели сентиментальность осталась? Ерунда. Этого не должно быть. Пусть верит жена, пусть она становится на молитву, он ей оставит одну икону, а сам Иван Демьяныч Перепонкин сделает вот так...

Он решительно встал из-за стола, прошелся по комнате, насмешливо передернул плечами:

-- Чудаки. Неужели в наше время можно верить каким-то иконам?

Говорил он долго, будто на митинге стоял, но слушала его только Наталья Петровна. Потом она спросила:

-- Ваня, а крест на тебе куда денешь?

Иван Демьяныч рассердился, но в эту минуту ничего не сказал. Лег на кровать, закрыл голову одеялом и мысленно начал ругаться с прежним Иваном Демьянычем, не похожим на теперешнего Ивана Демьяныча. Прежний Иван Демьяныч кротко говорил ему:

-- Что крестик? Его никто не увидит. Держи под рубашкой каждый раз, а как в баню общую соберешься итти -- снимай, чтобы разговору меньше было среди знакомых. Крестик может всегда пригодиться, не ахти какая тяга в нем. Монахи-пустынники вериги носили по сорок фунтов весом, неужели крестик помешает тебе? Крестик всегда пригодится...

Теперешний Иван Демьяныч, член партии коммунистов, злостно отвечал Ивану Демьянычу:

-- Эх, интеллигент несчастный! Соглашатель, чорт бы тебя побрал. Прав, тысячу раз прав бухгалтер Кропотов! Неужто прав?

Иван Демьяныч сбросил вдруг одеяло, нервно оборвал тесемочку на шее, хотел бросить крестик тут же под кровать, но в виду того, что он серебряный и стоит по теперешним временам кое-какие деньги, которыми не стоит кидаться, он бережно положил его на подушку, осмотрел со всех сторон.