Зибранд - Трагедии жизни

ТРАГЕДІИ ЖИЗНИ.

(Очерки Зибранда).

Перев. съ нѣмецкаго Т. Криль.

I.
Побѣдила.

Солнце свѣтило сквозь листья деревьевъ. Отдаленные лучи падали на раскрытую книгу, лежавшую передъ ними. Когда вѣтеръ шелестилъ листья, пятна свѣта скользили вверхъ и внизъ.

-- Мѣшаетъ,-- сказалъ онъ, медленно закрывая книгу.

-- Оставь, мнѣ не мѣшаетъ, -- отвѣтила она и потянула книгу къ себѣ.

"Раньше она бы не сказала этого, она бы сдѣлала, какъ я хочу,-- промелькнуло у него въ головѣ.

Онъ посмотрѣлъ на нее сбоку. Первый разъ почувствовалъ онъ, что она отдѣльный, другой человѣкъ. До сихъ поръ онъ считалъ ее воплощеніемъ своего внутренняго я.

Она, вѣроятно, почувствовала устремленный на себя взглядъ, такъ какъ подняла голову отъ книги, и глаза ихъ встрѣтились. Онъ попытался удержать ея взглядъ, но она съ разсѣянной полуулыбкой отвернулась и продолжала читать.

И этого раньше не могло бы быть. Было время, -- еще даже въ прошломъ году, -- въ ея взглядѣ было всегда что-то смущенно молящее. И всегда онъ первый отводилъ взглядъ.

Почему же теперь было не то?

Его охватило страстное желаніе: все должно быть опять, какъ тогда. Она должна опять смотрѣть на него, какъ тогда.

-- Маріанна...

-- Ну?

Опять эти большіе, холодные глаза. Она смотрѣла на него спокойно и ждала, что онъ скажетъ.

-- Ничего!-- Въ немъ вдругъ точно что-то упало.

Развѣ онъ былъ слѣпъ... тогда? Развѣ онъ не видѣлъ, что она любила его? Конечно, онъ видѣлъ, но... долгія помолвки такъ утомительны. Достаточно было посмотрѣть ей въ глаза, чтобы почувствовать, что она всегда будетъ любить его. Передъ самой свадьбой онъ хотѣлъ сказать ей это, просто, безъ всякой сантиментальности,-- она вѣдь также, какъ и онъ, терпѣть не могла сантиментальности.-- А до тѣхъ поръ они могли быть добрыми друзьями, они вѣдь и были друзьями. Нисъ кѣмъ не былъ онъ такъ близокъ духовно, какъ съ ней.

Когда она говорила, ея губы всегда такъ характерно сжимались, такъ крѣпко. А въ углахъ рта лежала точно складка страданья. Отчего же она страдала... и онъ даже не зналъ отчего.

Сегодня она казалась ему все болѣе чуждой.

-- Вѣдь правда, Маріанна, мы съ тобой друзья?

-- Конечно, Эрнестъ.

Спокойное, теплое выраженіе появилось въ ея глазахъ. Но это былъ не тотъ свѣтъ, который вдругъ вспыхивалъ въ нихъ раньше.

Но это должно же вернуться! Онъ хотѣлъ опять видѣть это! Какъ будто что-то,-- нѣтъ все,-- потеряно, а между тѣмъ, вѣдь все осталось по прежнему. Это его разгоряченному воображенію рисуется теперь все иначе.

-- Маріанна!

Онъ схватилъ ея руки и молча смотрѣлъ ей въ глаза, долго, долго.

Лучи свѣта дрожали на ея волосахъ, на ея лицѣ, скользили вверхъ и внизъ. Черты ея лица оставались неподвижны, но выраженіе мѣнялось съ каждой секундой. И съ каждой секундой ему становилось все труднѣе сказать, что онъ хотѣлъ.

-- Почему этого ужъ нѣтъ больше?-- прошепталъ онъ прерывающимся голосомъ.

-- Нѣтъ?-- переспросила она, какъ будто оба они понимали, что подразумѣвалось.

-- Почему ты меня больше не любишь?

Она молчала, и онъ только тутъ почувствовалъ, что до сихъ поръ еще надѣялся на что-то.

Онъ оставилъ ея руки и положилъ голову на столъ.

Пятна свѣта скользили передъ его глазами вверхъ и внизъ.

Онъ старался понять. Она никогда не будетъ принадлежать ему, никогда не будетъ его, никогда, никогда не будетъ его... Онъ все повторялъ въ умѣ эти слова, но смыслъ ихъ оставался ему непонятнымъ; это не укладывалось въ его головѣ.

-- Но почему же!-- вскрикнулъ онъ вдругъ, поднявъ голову.-- Почему же?-- повторилъ онъ тихимъ, прерывистымъ голосомъ.

Маріанна смотрѣла на него неподвижно, какъ во снѣ.

-- Я... я не знала вѣдь, что... что ты меня любилъ.

-- Ты не знала! не знала!-- воскликнулъ онъ,-- ты могла этого не знать!

-- Нѣтъ.-- И послѣ небольшого молчанія -- Боже мой, нѣтъ!

Онъ наклонился къ ней и прошепталъ такъ близко къ ея лицу, что дыханіе ихъ смѣшивалось:

-- Но прежде... ты любила меня?

Она заговорила медленно, задумчиво, глубокимъ голосомъ:

-- Да... прежде... я любила тебя... Но, видишь ли... мнѣ было стыдно, мнѣ было стыдно передъ собой, что я люблю тебя... Мнѣ представлялось, что я измѣняю нашей дружбѣ... Тогда я стала бороться съ этой любовью... Это неправда, что, говорятъ, нельзя волей побѣдить сильнаго чувства... Я говорила себѣ, что я должна быть достойной твоего довѣрія, твоей дружбы. Мнѣ казалось такимъ низкимъ, такимъ неблагороднымъ, что я любила тебя... И наконецъ... наконецъ, я побѣдила.

Нѣсколько времени оба молчали.

Потомъ онъ сказалъ тихо:

-- И теперь ужъ этого нельзя вернуть?

-- Нѣтъ, нельзя. Я уже стала другая, сама...

-- Значитъ, все... все кончено.

Она молчала.

А лучи солнца скользили по ея лицу, по ея волосамъ, по ея рукамъ, вверхъ и внизъ. Потомъ они переползли на него.

-- Лучше пойти домой,-- сказалъ онъ.

Онъ поднялся нерѣшительно и медленно пошелъ къ дому. У дверей балкона онъ еще разъ оглянулся на нее. Она сидѣла теперь вся залитая солнцемъ и смотрѣла внизъ.

Все кончено.

И онъ вошелъ въ домъ.

II.
Смерть.

Умерла.

Ты умерла.

Я вижу, какъ ты блѣдна. Я чувствую, что ты холодна и неподвижна.

Я не слышу твоего голоса, твоего дыханья.

Я говорю себѣ все это и... не понимаю.

Меня охватываетъ смутное, гнетущее чувство, что случилось что-то невѣроятное, ужасное, и что это ужасное, невѣроятное я долженъ разсказать тебѣ, какъ я разсказывалъ тебѣ всѣ свои мысли... мнѣ кажется даже, что я и думалъ только для тебя.

Внутри я постоянно говорю съ тобой... И этого никогда больше не будетъ.

Но какъ же такъ?

Нѣтъ, это невозможно. Мнѣ легче понять, что будущаго нѣтъ совсѣмъ... Будущее безъ тебя... это какой-то безцвѣтный, однообразный туманъ, а дальше за нимъ также туманъ и туманъ.

Что такое этотъ туманъ -- безуміе или смерть?

Жизнь всегда окрашена какимъ-нибудь цвѣтомъ, хоть и темнымъ иногда.

Ты была для меня и цвѣтъ, и жизнь.

А теперь нѣтъ ничего... даже горя нѣтъ. И его ты унесла съ собой изъ этого міра...

А какъ ты смѣялась! Твой голосъ еще звучитъ въ моихъ ушахъ.

И это тѣло... Видишь ли, я всегда считалъ его тобой, любилъ его, какъ тебя. Но теперь я знаю, что это не ты. Такой безжалостной ты не могла бы быть.

Значитъ, тебя ужъ нѣтъ больше здѣсь, со мной.

Но вѣдь я держу твою руку!

Почему же ты не говоришь? Къ чему это мучительное молчанье?..

Твои волосы такіе мягкіе, такіе мягкіе. Мнѣ кажется только, что они стали какъ будто безжизненны.

Отчего ты не встанешь, не засмѣешься, не скажешь: все это неправда?

Одно слово! Ну, одно слово! Ахъ, хоть одинъ звукъ!

Я жду... Нѣтъ, ничего...

Ты сказала мнѣ разъ: надо найти новое названіе для нашего чувства съ тобой -- выше любви и выше дружбы.

Если бы я нашелъ это слово... ты бы ожила... правда?

Послушай!.. Ничего.

Я никогда, никогда не умѣлъ разсказать тебѣ, чѣмъ ты была для меня. Ты никогда не знала этого. И ты умерла, не зная этого... Одинъ разъ, одинъ только разъ услышь меня!

Ты слышишь меня?.. Ты понимаешь меня?.. Ты должна! Слышишь: ты должна!

Ничего...

Теперь придетъ и моя смерть.

Конечно. Какъ же можетъ быть иначе?

Только, чему это поможетъ, если я умру вмѣстѣ съ тобой, если я также перестану существовать -- вѣдь я не верну тебя этимъ.

И вдругъ... ужасное, холодящее душу сознаніе... я никогда не верну тебя.

Даже смерть, даже самая смерть не возвратитъ мнѣ тебя!

Но что это?! Или это былъ сонъ?..

Ты еще жива! Ты еще моя?..

О, счастье, счастье!

Я приподнимаюсь и вслушиваюсь въ тишину темной комнаты... Я я слышу, какъ ты дышишь, тихо, спокойно, глубоко. И я наклоняюсь къ тебѣ и цѣлую твои волосы.

Ты жива! Ты жива!

Мнѣ хотѣлось разсмѣяться и разсказать тебѣ, что ты жива. Но слезы мѣшали мнѣ.

Я поцѣловалъ опять твои волосы, тихонько, чтобы не разбудить тебя.

Потомъ я скажу тебѣ, какъ я тебя люблю.

А завтра мы съ тобой будемъ вмѣстѣ смѣяться надъ этимъ.

Но, правда, ты никогда не сдѣлаешь этого, никогда не уйдешь отъ меня?

Правда?..

"Міръ Божій", No 12, 1897