Некрасов Николай Алексеевич - Из "Письма иногороднего подписчика в редакцию "Современника" о русской журналистике"

Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах

Том двенадцатый. Книга первая. Статьи. Фельетоны. Заметки 1841--1861

СПб, "Наука", 1995

ИЗ "ПИСЬМА ИНОГОРОДНЕГО ПОДПИСЧИКА В РЕДАКЦИЮ "СОВРЕМЕННИКА" О РУССКОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ"
XXIII--январь 1851"

<...> Повесть г. Григоровича "Прохожий" читается с большой приятностью. Содержание ее весьма просто, но как нельзя лучше подходит к средствам автора, то есть к его душевной теплоте и уменью рисовать картины сельского быта. Зимою, в Васильев вечер, престарелый пешеход сбился с дороги, а между тем погода поднялась ужасная, с вихрем, морозом и метелью. Истощив все усилия, путник наконец убедился в том, что труд его напрасен, и, перекрестившись, опустился в сугроб. В эту самую минуту, описанную с чувством и картинностью, он услышал лай собак в ближнем селении и, собрав остаток сил, добрался до жилья. Избы были повсюду заперты; ватага шалунов, встреченная стариком, с криком разбежалась, приняв его за какое-то страшилище; в одном только доме горели огни и слышался шум от веселой беседы. Туда направил шаги бедный пешеход и там попросил приюта на ночь, но хозяин, самый богатый мужик в селении, отказал ему в пристанище. Нищий побрел в другую сторону и постучался у бедной избенки, где жили мать со взрослым сыном,-- самые добрые, но самые бедные люди во всей деревне... Но пусть сам г. Григорович расскажет нам об этих лицах. Алексей, сын старушки Василисы, рассуждая о своем горьком положении, о своей размолвке со старостой и о девушке, которую он любит без всякой надежды, потому что она старостина дочка, а он гол как сокол,-- уныло возвращается под свою кровлю.

""Вот не было тоски и печали! -- подумал Алексей, выходя из старостиных ворот на улицу.-- Все как есть, все теперь пропало! -- продолжал он, равнодушно шагая по сугробам и не обращая внимания на студеный ветер, который гнал ему в лицо целое море снегу.-- И зачем было мне пытать свое счастье, зачем было идти к ним в избу?! Как словно не знал я, не ведал,-- не вернуть этим пропавшего дела. Коли прежде зароком не велели ей молвить слова,-- бегала она от меня как от волка, теперь, стало, и подавно ждать нечего... Эх, загубил я вконец свою голову!.."

Раздумывая таким образом, он не заметил, как очутился под воротами своей избенки. Из слухового окна все еще мелькал огонек, и Алексей, не ожидавший застать старуху-мать на ногах, поспешил в избу.

Но старушка предупредила его; она давно сидела насторожке, прислушиваясь к малейшему шуму и шороху. Чуткий слух не обманул ее. Заслышав знакомые шаги, она суетливо поправила платок на голове, взяла лучину и, прежде чем сын успел пройти двор, стояла уже в сенечках.

-- Ох, родной мой! куда это ты запропастился? -- произнесла она, выбегая на крылечко и заслоняя дрожащею ладонью лучинку,-- уж я ждала, ждала; время, думаю, недоброе, не прилучилось ли чего, помилуй бог...

-- Нет, матушка, ничего,-- весело отвечал Алексей, взбираясь по ступенькам.

-- То-то, родной... а я сижу так-то да думаю...

И старушка, улучив минуту, когда парень прошел мимо, перенесла лучину в левую руку, взглянула на сына и, отвернувшись несколько в сторону, сотворила крестное знамение.

После этого она догнала его, и оба вошли в избу.

Избенка была крошечная; стены ее, перекосившиеся во многих местах и прокопченные дымом, были так черны, что даже с помощью лучины едва-едва можно было различить что-нибудь в углах. Но несмотря на то, везде, куда только проникал глаз, виднелись следы заботливости и строгого порядка,-- все показывало, что старушка была добрая, радетельная хозяйка. Ничто не валялось зря -- где ни попало; все было прибрано к месту, земляной пол был чисто-начисто выметен; и хотя печать бедности отражалась на каждом предмете, но все-таки лачужка Василисы глядела как-то уютнее, приветливее, теплее многих соседних изб. Наружность самой хозяйки соответствовала как нельзя лучше ее жилищу; это была крошечная, тщедушная старушонка с вдавленною грудью, прикрытою толстой, заплаченной, но чистой рубахой. Голова ее, повязанная ветхим платком с длинными концами назади, склонялась постоянно набок,-- ни дать ни взять как кровля ее избенки. Лицо Василисы было желто и покрыто мелкими, как паутина, морщинками, но столько еще веселости отражалось в ее светлых глазах, столько добродушия проглядывало в потускневших истертых чертах, что нельзя было не полюбить ее сразу.

Заложив в светец лучинку, она тотчас же подошла к сыну.

-- Алеша, погляди-ка-сь на меня... ты словно, касатик, не весел?..

-- Нет, матушка, право, ничего,-- отвечал парень, отходя к печке и принимаясь развешивать на шестке вымокшую овчину.

-- Полно, родной, я вижу... не тот ты был, как пошел из дому,-- уж не прилучилось ли чего? -- вымолвила старушка, преследуя сына и устремляя на него пытливый взгляд.

-- Взаправду ничего,-- сказал Алексей, стараясь засмеяться,-- ходил с ребятами по соседям, везде пир такой, веселье... с чего, кажись, быть невеселу!..

-- То-то, то-то, касатик, с чего тебе кручиниться... а я так-то сижу да думаю: куда, мол, думаю, запропастился...

-- Я, признаться, матушка, не чаял, что ты станешь меня дожидаться...

-- Ах ты, голова, голова,-- а то как же? Так-таки лечь мне да махнуть рукой!.. Вспомни-ка, какой нынче вечер!.. Разве ты запамятовал, что было у нас прошлого года?.. нутка-сь, ну, раскинь-ка умом,-- весело перебила она, качая головою и не отрывая глаз от парня.

-- Не помню, матушка,-- отвечал Алексей, разглаживая волосы.

-- Не помнишь! ах ты голова, голова, а я-то жду да жду его...

-- Что ж такое, матушка?.. видит бог, не запомню...

-- Ну, молчи только, молчи, коли так,-- сказала она, лукаво подмигивая одним глазом,-- ставь скорей светец к столу да засвети новую лучину.

Старушка поправила платок на голове, повернулась к сыну спиною и торопливо подошла к печке.

-- А! знаю, знаю!..-- воскликнул Алексей, следивший с любопытством за всеми движениями матери.-- Знаю, ты как в запрошлом году хочешь кашу вынимать! -- промолвил он, делая шаг к старушке, которая неожиданно показалась из-за печки с полновесным горшком в руках.

-- Молчи, только молчи,-- вымолвила она, отклоняя сына локтями и заботливо ставя горшок на стол.-- Ну, теперь садись да смотри, что-то пошлет нам господь... Ах! родной!.. погляди-ка, погляди, какой полный!.. постой... нет, и не треснул нигде, как есть нигде!! -- радостно говорила она, ощупывая горшок, между тем как сын рассеянно и как-то принужденно глядел на все происходившее.-- А ну-ка-сь, ну посмотрим, что-то скажется...

Тут Василиса прильнула еще ближе к горшку и бережно сняла пенку.

-- Вот не чаяла, не гадала!! Ахти, касатик, родной ты мой!! -- воскликнула она, всплеснув руками и взглянув на сына, который обнаружил тотчас же веселость.-- Погляди-ка, красная какая! да рассыпчатая какая!!.. Ахти, родные вы мои, да и полная, полная,-- словно и не кипела... а ну, дай-то, господи, кабы сбылось!..

-- Что ж, по-твоему, матушка, чему же быть? -- спросил сын.

-- А быть, родной ты мой, делу хорошему... ах, кабы господь пособил нам! -- отвечала старушка, творя крест.-- Слышь, коли так-то,-- прибавила она, указывая на горшок,-- люди добрые, деды наши, сказывали,-- быть благополучию всему дому, будущий урожай и... и... и таланливую дочку!..

Алексей недоверчиво улыбнулся.

В самую эту минуту кто-то постучался в окно.

-- Слышал, Алеша?..-- спросила старушка, оглядываясь в ту сторону.

-- Никак стукнули в окно,-- отвечал парень, приподымаясь с лавки.

-- Погоди, Алеша... ох! С нами святая сила!..-- сказала старушка, удерживая сына.

-- Ничего, матушка, должно быть из соседей кто; может статься,-- нужда какая, постой-ка, погляжу...

-- Кто там? -- крикнул он, прикладывая лицо свое к окну и стараясь разглядеть сквозь снеговое узорочье стекла.

С минуту продолжалось молчанье, прерываемое визгом метели, которая люто завывала вокруг избушки.

-- Кто там? -- повторил Алексей.

-- Прохожий...-- отвечал трепещущий, вздрагивающий голос.-- Пустите... во имя Христово...-- прибавил голос, делавший явные усилия, чтобы внятно произносить слова".

Само собой разумеется, Василиса и сын ее радушно принимают путника, потчуют его чем бог послал и укладывают спать. Ночью прохожий умирает и перед смертью отдает своим хозяевам все деньги, накопленные им в течение целой жизни и зарытые где-то в поле. Алексей становится богатым мужиком, женится на своей Параше, и описанием пирушки в их новом доме заканчивается эта тщательно обделанная и милая историйка.

Нет сомнения, что приведенный мной отрывок из повести г. Григоровича оставил в читателях какое-то отрадное и теплое впечатление. <...>

КОММЕНТАРИИ

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: С, 1851, No 2, отд. VI, с. 227--231.

В собрание сочинений включается впервые.

Автограф не найден.

Авторство Некрасова установлено: НЖ, с. 214--216. Комментируемый текст включен Некрасовым в состав 23-го "Письма..." Иногороднего подписчика (А. В. Дружинина) -- постоянного журнального обозревателя "Современника" в 1849--1851 гг. Редактору "Современника" и прежде приходилось иногда делать вставки в фельетоны Дружинина (подробно об этом см.: НЖ, с. 205--222). Принадлежность Некрасову комментируемого фрагмента 23-го "Письма..." подтверждается его собственным признанием в письме к Д. В. Григоровичу от 17 июля 1851 г.: "Вы как будто рассердились за какую-то глупую заметку Дружинина против Вас,-- о Григорович! да читали ли Вы отзыв об Вас во 2 номере "Современника", писанный лично мною?" (ПСС, т. X, с. 168). По мнению С. А. Рейсера, Некрасов имеет в виду характеристику творчества Григоровича, данную в статье второй "Обозрения русской литературы за 1850 год", которая напечатана в февральском номере "Современника" 1851 г. (Рейсер С. А. Некрасов и традиции Белинского.-- Изв. АН СССР. ОЛЯ. 1951, т. 10, вып. 5, с. 492-- 493). Именно это обстоятельство послужило поводом для ошибочного включения части "Обозрения русской литературы за 1850 год" в двенадцатитомное издание сочинений Некрасова (ПСС, т. XII, с. 260--264, 452--453). Однако, по справедливому замечанию В. Э. Бограда, автор "Обозрения..." дает Григоровичу "не столь благожелательную характеристику <...> чтобы на нее мог ссылаться редактор "Современника"" (Боград Совр, с. 506--507).

Комментируемый фрагмент "Письма..." посвящен повести Григоровича "Прохожий", напечатанной в первом номере "Москвитянина" 1851 г.

В тексте рецензии цитируется часть VII главы повести, с. 81--85.