Некрасова Екатерина Степановна - Очерки и рассказы из русской истории XVIII века: Царица Прасковья. 1664-1723. М. И. Семевский

Очерки и разсказы изъ русской исторіи XVIII вѣка: Царица Прасковья. 1664--1723. М. И. Семевскій. Изданіе второе, исправленное и дополненное. Съ приложеніемъ портрета, отпечатаннаго красками, С.-Пб. 1883 г.

Данные очерки написаны авторомъ еще въ 1861 году. Онъ помѣщалъ ихъ въ журналѣ Время, издававшемся тогда М. М. и Ѳ. И. Достоевскими.

Въ послѣднее двадцатилѣтіе открылось много новаго матеріала по русской исторіи, благодаря которому, время и лица, составляющія предметъ очерковъ, получаютъ большее освѣщеніе и рельефность. Воспользовавшись имъ, г. Семевскій дополнилъ свои очерки и издалъ отдѣльною книгой.

"Царица Прасковья", какъ и всѣ работы г. М. И. Семевскаго, представляетъ собраніе въ высшей степени любопытныхъ данныхъ; несмотря на отсутствіе полной законченности въ обработкѣ труда, книга полна интереса, читается съ одинаковымъ вниманіемъ съ начала до конца.

Царица Прасковья -- это одно изъ лицъ, о которыхъ обыкновенно не говорятъ въ элементарныхъ курсахъ исторіи, но которое тѣмъ не менѣе многое освѣщаетъ, прекрасно знакомитъ съ общимъ духомъ и характеромъ современной ему эпохи.

"Царица Прасковья" была изъ рода бояръ Салтыковыхъ. По желанію царевны Софьи, она была выбрана въ жены къ малоумному царю Ивану Алексѣевичу, въ надеждѣ, что отъ нея родится сынъ, который отстранитъ отъ престола ненавистнаго и опаснаго Софьѣ Петра. Но надежды царевны не сбылись,-- у царской четы не родилось ни одного сына; за то Богъ не обидѣлъ ее дочерьми. Правда, нѣкоторыя рано умерли, но три выросли, вышли замужъ и пережили старуху-мать: Екатерина Ивановна, Анна Ивановна и Прасковья Ивановна. Средней изъ нихъ, нелюбимицѣ матери, впослѣдствіи пришлось занять всероссійскій престолъ. Она въ исторіи извѣстна подъ именемъ императрицы Анны Іоанновны, жены герцога Курляндскаго Фридриха, который довольно рано умеръ и оставилъ ее молодою вдовой.

Старшая, Екатерина Ивановна, была любимицей матери. Мать называла ее не иначе, какъ "свѣтъ мой Катюшка". Чтобы дольше не разставаться съ своей любимицей, мать выдала ее замужъ позже второй дочери, выдала по желанію Петра, за Леопольда Мекленбургскаго. У нея родилась дочь, извѣстная въ исторія царица Анна Леопольдовна, которая была замужемъ за Антономъ-Ульрихомъ Брауншвейгскимъ. Отъ нихъ родился сынъ Іоаннъ Антоновичъ... Слѣдовательно, царица Прасковья является родоначальницей того большого числа кратковременныхъ царей и царицъ, какіе сидѣли на русскомъ престолѣ вовремя малолѣтства дочери Петра I, императрицы Елизаветы, которая и смѣняетъ этихъ полунѣмецкихъ царей.

Съ представленіемъ о царствованія Анны Іоанновны обычно связывается воспоминаніе о карлахъ и карлицахъ, какими были переполнены хоромы царицы, а также о разныхъ шутовствахъ, шутовскихъ процессіяхъ. до которыхъ она была охотница. Невольно при ея имени возстаетъ загнанная, обиженная, оскорбленная и превращенная въ шута фигура нашего перваго русскаго ученаго Тредьяковскаго, который "мнилъ" себя поэтомъ.

Послѣ ближайшаго знакомства съ жизнью и обстановкой, какія сопровождали дѣтство Анны Іоанновны, съ образомъ жизни ея матери, невольно снимается съ этой царицы большая доля вины за ея дѣла и дѣянія. Любовь къ карламъ, разнымъ уродамъ и юродивымъ она должна была пріобрѣсти еще въ дѣтствѣ. Ея мать постоянно окружала себя именно такимъ штатомъ, который, впрочемъ, она прятала въ разные чуланы, когда ждала къ себѣ Петра. Петръ не любилъ юродивыхъ и всякихъ нищихъ, для которыхъ домъ царицы Прасковьи былъ убѣжищемъ.

Но онъ и самъ не прочь былъ отъ разныхъ шутовскихъ процессій, смѣшныхъ фарсовъ. Такъ, извѣстно, на свадьбѣ Анны Іоанновны съ герцогомъ Курляндскимъ за обѣденный столъ, по приказу Петра, были принесены громаднѣйшіе пироги "четвертей въ пять". "Когда прочее кушанье было снято, государь вскрылъ пироги, я, ко всеобщему восторгу и изумленію, изъ нихъ выскочили двѣ разряженныя карлицы. Петръ отнесъ ихъ на свадебный столъ, и здѣсь, по его приказу, карлицы исполнили минуэтъ" (стр. 51). Страсть Петра къ разнымъ шутовскимъ процессіямъ давно хорошо извѣстна. Онъ и въ нихъ былъ изобрѣтательнѣе своихъ послѣдователей, рабски повторявшихъ его выдумки. Изъ данныхъ очерковъ г. Семевскаго видно, что Петръ устраивалъ и шутовскія свадьбы, которыми прославилась впослѣдствіи Анна Іоанновна. Такъ послѣ свадьбы своей племянницы съ Курляндскимъ герцогомъ Петръ устроилъ свадьбу карла съ карлицей. Для этого въ качествѣ провожатыхъ собралъ около сотни разныхъ уродцевъ, которыми тогда еще изобиловали боярскія хоромы, а также и палаты царицы Прасковья... Молодыхъ послѣ свадебнаго торжества велѣлъ положить на ночь въ своей опочивальнѣ.

Эта шутка была потомъ оплачена жизнью того и другого урода. Молодая умерла въ страшныхъ мукахъ во время родовъ, а молодой -- отъ разврата, въ какой впалъ по. смерти супруги.

Послѣ всего этого дворъ и образъ жизни Анны Іоанновны является только печальнымъ отголоскомъ того прошлаго, среди котораго она воспитывалась...

Царица Прасковья по всѣмъ своимъ привычкамъ и воспитанію принадлежала старинѣ. Но какъ женщина умная, понимавшая, что вся ея сила счастья или несчастья лежала въ Петрѣ, она подлаживалась къ нему, къ его симпатіямъ. И, благодаря такого рода дипломатіи, она пользовалась до конца симпатіей Петра Великаго. Случалось, къ ней обращалась за посредничествомъ любимая жена Петра, Екатерина I, съ которой сна дружилась и переписывалась.

Вся жизнь и нравственные интересы этой женщины были поглощены монастырями, церквами, милостыней, всякой благотворительностью. Но рядомъ съ этимъ душеспасительнымъ дѣломъ хранилась въ старой царицѣ и та черствость, то звѣрство, которымъ отличались въ древней Руси всѣ власти предержащія. Эту сторону въ характерѣ царицы Прасковьи удается г. Семевскому довольно рельефно выставить и освѣтить съ помощью найденныхъ бумагъ, касающихся дѣла ея стряпчаго Деревина.

Деревинъ быль золъ на Юшкова, любимца царицы Прасковьи. Вдругъ случай далъ ему возможность найти на дворѣ оброненное Юшковымъ цифирное письмо царицы въ Юшкову.

Извѣстно, какъ въ царствованіе Петра I было во всей силѣ дѣйствіе Тайной Канцеляріи со всѣми ея застѣночными инструментами. Извѣстно, какъ указы Петра поощряли всякіе доносы и какъ грозили наказаніемъ за скрытіе какихъ-нибудь вредящихъ государству или вообще подозрительныхъ тайнъ. И вотъ Деревинъ, въ отмщеніе Юшкову, рѣшается представить найденное письмо въ Тайную Канцелярію. Слухи объ его намѣреніи дошли до Юшкова. Послѣдній, опираясь на такую сильную руку, макъ царица Прасковья, далъ приказъ схватить Деревина, думая пытками и угрозами заставить его выдать письмо. Деревинъ, не смущаясь пытками, крѣпко стоялъ на томъ, что не находилъ никакого письмо царицы. Строгость, съ какой къ нему относились, еще болѣе убѣждала его, что найденное письмо, должно-быть, важный обвинительный документъ противъ лютаго врага, и потому упорнѣе стоялъ на своемъ. Юшковъ, боясь, что замучитъ до смерти, наконецъ отпустилъ Деревина на волю. Выпущенный, онъ тотчасъ представилъ письмо въ Тайную Канцелярію. По наговору Юшкова, что Деревинъ, будучи стряпчимъ царицы, обожралъ ее,-- Деревинъ былъ посаженъ въ тюрьму съ прочими арестантами.

Услыхавъ, что у Деревина находится цифирное письмо, царица Прасковья, тогда уже больная, согбенная и настолько болѣзненная, что не въ силахъ была ходить сама, отдала приказъ, чтобы несли ее по тюремнымъ казематамъ, что ей пришло желаніе одѣлить арестантовъ милостыней. И дѣйствительно, очутившись въ казематкѣ, она раздавала милостыню направо и налѣво и всѣхъ при этомъ спрашивала, гдѣ находится арестантъ Деревинъ. Ей указывали на дальніе казематы... Но вотъ наконецъ и Деревинъ. Вмѣсто милостыни, на этого арестанта посыпались собственноручные царскіе удары палкою по лицу, по головѣ и вообще по чемъ попало. Царица хотѣла такимъ способомъ заставить вернуть найденное. Деревинымъ ея собственноручное письмо. Но, какъ мы знаемъ, письмо было уже передано членамъ Тайной Канцеляріи. Что же могъ ей вернуть Деревинъ? Но настойчивая старуха не вѣрила его словамъ и не унималась; она не ослабѣвала въ изобрѣтеніи разныхъ мукъ для своего бывшаго стряпчаго. Вдругъ ей пришла мысль жечь лицо и волосы Деревина. Но когда и это не достигало желанныхъ результатовъ, тогда царица отдала приказъ своей фрейлинѣ: "Сходи въ карету, да принеси оттуда бутылку съ водкой". Водка мигомъ была принесена. Тогда она приказала лить на голову арестанта. "Водка или лучше сказать спиртъ потекъ по лицу, т. е. по отвратительной язвѣ, и разъѣдалъ ее страшно... "Зажигай!" -- крикнула царица, обращаясь къ Пятилѣту. "Истопникъ Степанъ Пятилѣтъ, привыкшій жечь дрова, но не людей, страшился исполнить приказъ старушки; но монархиня собственноручно соизволила толкнуть его руку со свѣчею къ головѣ Деревина, и голова вспыхнула, какъ порохъ!" (стр. 151). Но здѣсь еще не конецъ всѣмъ мукамъ арестанта. Царица выказала царское мужество и жестокость. Когда кѣмъ-то изъ присутствовавшихъ былъ потушенъ огонь, зажженный на несчастномъ, царица пожелала осмотрѣть "копчонаго стряпчаго". "Узнать его не было возможности. Волосы сгорѣли, лицо вздулось, посинѣло, почернѣло, мѣстами вовсе выгорѣло, глаза заплыли опухолью: подбородокъ тщательно обожженъ, и только сквозь раздутыя черныя губы слышались стоны". Царица еще болѣе разгнѣвалась, "и ручка монархини, и крѣпкая трость вновь загуляли по ли...; но, нѣтъ, то не было уже лицо: въ громадной язвѣ не было даже и подобія образа человѣческаго" (стр. 151).

Когда бы кончила и, вообще, кончила ли бы царица издѣваться надъ своей жертвой, не добившись результа, трудно сказать; но теперь ее прервалъ и остановилъ своимъ появленіемъ генералъ-прокуроръ Ягужинскій. Онъ отнялъ у царицы ея жертву, а самое ее выпроводилъ изъ каземата,-- правда, и то не безъ хитрости: Ягужинскій обѣщалъ царицѣ, что на другой день пришлетъ къ ней Деревина.

Судя по тому звѣрству, съ какимъ преслѣдовала царица этого человѣка за удержаніе ея письма, дѣйствительно можно было подумать, что письмо содержитъ какую-нибудь государственную тайну, обнаруженіе которой могло обрушить гнѣвъ царя на самое царицу Прасковью, но это только такъ казалось. На самомъ же дѣлѣ, надо думать, письмо касалось только личныхъ интимныхъ отношеній царицы къ Юшкову. Мы говоримъ: "надо думать", такъ какъ содержаніе письма до сихъ поръ остается неизвѣстнымъ: оно не найдено среди бумагъ, касающихся дѣла Деревина.

Въ описанномъ эпизодѣ выступаетъ типичный и характерный фактъ стараго времени. Царица Прасковья -- на видъ чуть не святая, чуть не монахиня -- всѣ силы употребляетъ, чтобы сохранить за собой образъ милостивой, благочестивой. Всѣ житейскія интимныя дѣла она творитъ втихомолку и обставляетъ ихъ такой осторожностью, что даже переписку съ любимымъ человѣкомъ ведетъ шифромъ. Какъ тигрица нападаетъ она на похитителя, который можетъ раскрыть ея тайныя любовныя отношенія... Старина любила снаружи -- для виду -- быть чистой, блестѣть на глазахъ другихъ, какъ брилліантъ, но въ сущности творила гораздо больше пакостей подъ разными покровами, скрывающими ее отъ постороннихъ взоровъ.

Хотя царица Прасковья не играла какой-нибудь политической роди, но она весьма интересна, какъ массовый типъ Петровскаго времени, который "лучше всего,-- какъ совершенно вѣрно замѣчаетъ г. Семевскій въ своемъ предисловіи,-- можетъ служить для нагляднаго изображенія общественной жизни въ извѣстный, пережитый обществомъ, моментъ" (стр. 6).

Въ концѣ кинги, въ видѣ приложенія, помѣщена: "Переписка царицы Прасковьи" и "Переписка герцогини Мекленбургской Екатерины Ивановны".

Е. Н.

"Русская Мысль", No 9, 1883