Некрасова Екатерина Степановна - Два слова в память десятилетия московских высших женских курсов

Два слова въ память десятилѣтія московскихъ высшихъ женскихъ курсовъ.

Въ день перваго ноября 1872 года петербургская медико-хирургическая академія открыла своя двери для женщинъ. Въ этотъ же день происходило открытіе въ Москвѣ высшихъ женскихъ курсовъ.

Желая хоть чѣмъ-нибудь напомнить о первомъ праздникѣ русской женщины, я хочу вызвать изъ воспоминаній уходящій уже въ Лету день открытія первыхъ высшихъ женскихъ курсовъ въ Россіи.

То было въ среду. Въ 12-мъ часу дня обычное движете экипажей по Пречистенкѣ замѣтно усилилось. Большинство направлялось къ зданію первой мужской гимназіи. Здѣсь должно было происходить молебствіе и открытіе московскихъ курсовъ, извѣстныхъ теперь подъ именемъ кубовъ г. Герье.

Поднимаясь по чугунной ажурной лѣстницѣ, ведущей изъ швейцарской вверхъ, въ актовую залу, невольно переносило воображеніе въ Петербургъ: "тамъ тоже, думалось, тянутся теперь вереницы женщинъ на Выборгскую сторону, въ зданіе академіи, такъ тоже теперь собираются на молебствіе..."

Вся актовая зала (будущая аудиторія слушательницъ) была уставлена стульями. Курсистки сидѣли, стояли, говорили группами... Многія изъ нихъ были знакомы между собой по Лубянскимъ курсамъ, открытымъ въ Москвѣ тремя годами раньше. Темой оживленныхъ разговоровъ была пеленая для собравшихся женщинъ программа и ближайшая цѣль курсовъ. Изъ поступавшихъ никто не зналъ, какъ и что будутъ читать: будутъ ли это спеціальные филологическіе курсы, или общеобразовательные съ программой нѣсколько выше средняго уровня, было пока загадкой...

Въ залу въ день открытія допускали не однѣхъ слушательницъ,-- сюда могли входить всѣ, кто хотѣлъ. Потому среди взрослыхъ дѣвушекъ мелькали и дѣвочки -- курсистки въ будущемъ. Онѣ пріѣхали сюда съ матерями и гувернантками посмотрѣть на торжество открытія.

У подъѣзда стояло нѣсколько каретъ; въ залѣ шумѣли шлейфы шелковыхъ платьевъ. Мнѣ помнится этотъ шумъ на московскихъ курсахъ весь первый годъ... Потомъ, черезъ годъ, черезъ два, этихъ звуковъ, нарушающихъ тишину аудиторіи, уже не было, и не оттого, чтобы на слѣдующій годъ контингентъ слушательницъ оказался другой,-- нѣтъ: у подъѣзда по-прежнему стояли разные домашніе экипажи, среди слушательницъ по-прежнему встрѣчались княжескія фамиліи. Но колоритъ простоты быстро сдѣлался преобладающимъ, смѣнилъ прежнюю пышность костюмовъ, сгладилъ въ общей массѣ выдѣлявшійся сравнительно малочисленный элементъ.

Тутъ же въ толпѣ стояли и будущіе преподаватели курсовъ, профессора университета: г. Тихонравовъ, г. Стороженко, основатель курсовъ В. Н. Герье...

Зала все больше и больше переполнялась публикой. Пробило часъ. Профессоръ Герье, замѣнявшій и замѣняющій также въ настоящее время собою все начальство курсовъ, пригласилъ присутствующихъ пройти въ церковь, которая помѣщалась тутъ же рядомъ.

Слушательницы размѣстились впереди, профессора -- у входа.

Начался молебенъ.

Много читалось молитвъ съ просьбой: "вложить отроковицамъ память, разумѣніе..."

Опять невольно приходило на мысль: "теперь и въ Петербургѣ молятся и тамъ думаютъ о томъ же..."

Передъ окончаніемъ молебна священникъ вышелъ на амвонъ и сказалъ длинную, весьма пространную рѣчь. Онъ старался доказать ею, что образованіе женщины нисколько не противорѣчитъ христіанской религіи. Сама церковь возвысила женщину,-- говорилъ онъ,-- церковь сама сравняла ее съ мужчиною, установивъ особую должность "діакониссъ". Въ исторіи христіанства,-- продолжалъ духовный пастырь,-- женщина высоко стоитъ, какъ мать, какъ жена. Послѣднюю мысль онъ развивалъ и подкрѣплялъ цѣлымъ рядомъ примѣровъ изъ разныхъ житій святыхъ, подвиговъ мученицъ, рисуя тѣ образы женщинъ, какими богата духовная литература...

Приложившись ко кресту, окропленныя святою водой, слушательницы двинулись опять въ ту же актовую залу и по приглашенію профессора Герье заняли мѣста.

Профессора стали группой у стѣнки.

На каѳедру поднялся убѣленный сѣдинами историкъ Соловьевъ (на имя котораго было дано разрѣшеніе открыть курсы).

Съ своимъ обычнымъ умѣньемъ хорошо говорить, профессоръ указалъ на неудовлетворительность существующаго въ настоящее время образованія женщинъ: женщины не въ силахъ ни понять, ни раздѣлить интересовъ, идеаловъ образованнаго мужа... Съ ними тяжело. Чтобы поднять женщину, поднять ея развитіе, рѣшено открыть высшіе женскіе курсы, которые могли бы ей дать высшее общее образованіе.

Этимъ какъ бы опредѣлялась и программа, и цѣль курсовъ: общее образованіе и -- никакой спеціализаціи.

Отъ того,-- продолжалъ профессоръ,-- что изъ среды женщинъ выдѣлятся двѣ-три и станутъ корпѣть надъ микроскопомъ, женщина въ общемъ не выиграетъ и не станетъ выше. Но если между ними найдутся десятки безъ общаго образованія, то отъ этого она много проиграетъ. У насъ недостатокъ общаго образованія чувствуется и въ мужчинахъ - спеціалистахъ, которымъ часто приходится играть жалкую роль, когда заходитъ рѣчь, не касающаяся ихъ спеціальности. Происходитъ это оттого, что молодые люди прямо изъ гимназіи переходятъ у насъ въ университетъ, гдѣ тотчасъ же начинаютъ спеціализироваться. Чтобы не впасть въ ту же ошибку и въ дѣлѣ образованія женщинъ, мы рѣшили устроить общеобразовательные высшіе курсы.

Вотъ приблизительно содержаніе рѣчи г. Соловьева, оставшейся въ воспоминаніи. Сходя съ каѳедры и обращаясь къ профессору Герье, онъ закончилъ ее слѣдующими словами: "Такъ съ Богомъ, товарищъ, за дѣло!" И за нимъ на каѳедру вошелъ основатель курсовъ, г. Герье.

Рѣчь послѣдняго была короче. Онъ доказывалъ, что образованіе женщины не противорѣчитъ указаніямъ исторіи, что въ исторіи есть примѣры не только образованныхъ, но и ученыхъ женщинъ... Упомянулъ и объ открывающихся въ Петербургѣ врачебныхъ курсахъ. Намѣтилъ программу будущихъ чтеній. Сообщилъ, что число слушательницъ превзошла ожиданіе: записавшихся ко дню открытія оказалось 53. Тогда казалось это много, тѣмъ болѣе, что одновременно открывавшіеся курсы въ Петербургѣ сильно оттягивали къ себѣ женщинъ. Рѣчь была закончена приглашеніемъ присутствовать въ этотъ же день, въ три часа, на первой лекціи, которую долженъ былъ читать профессоръ Бредихинъ...

Я не буду останавливаться на этой лекціи, какъ и вообще на дальнѣйшей жизни и ростѣ курсовъ. Мнѣ хотѣлось,-- какъ я уже сказала,-- ради совершившагося десятилѣтія вспомнить день открытія, возстающій въ памяти со всѣми его подробностями. Помню, какъ многія слушательницы остались недовольны рѣчью г. Соловьева: нѣкоторыя потому, что хотѣли спеціализаціи, а не общихъ курсовъ; другія были крайне оскорблены, что цѣль курсовъ,-- по словамъ г. Соловьева,-- какъ бы сводилась къ созданію изъ курсистокъ въ будущемъ образованныхъ женъ...

Въ то время, т. е. десять лѣтъ тому назадъ, женщина мечтала о полной самостоятельности, независимости, даже какъ бы объ обособленности отъ мужчины, и потому, принявъ съ извѣстнымъ освѣщеніемъ слова г. Соловьева, нѣкоторыя были шокированы, считали себя оскорбленными...

Съ тѣхъ поръ русская женщина сильно измѣнилась: она много выросла, смотритъ шире, не тѣмъ узко-одностороннимъ взглядомъ, какимъ смотрѣла тогда, охваченная литературнымъ направленіемъ шестидесятыхъ годовъ; къ тому же теперь она достаточно испробовала свои силы и крѣпко вѣритъ въ нихъ. Потому теперь уже нѣтъ у нея того нервно-враждебнаго отношенія къ другой половинѣ человѣческаго рода, какъ было въ тѣ годы. Теперь честное исполненіе обязанностей матери она ставитъ не ниже ученыхъ степеней, а задачи матери-воспитательницы -- выше и труднѣй всякихъ ученыхъ изысканій и теорій, требующихъ большой и широкой подготовки...

Провожая первое десятилѣтіе курсовъ и привѣтствуя идущее на встрѣчу новое, хочется еще разъ обернуться назадъ съ тѣмъ, чтобъ именно сегодня, въ день десятилѣтія, вспомнить добрымъ словомъ одну изъ свѣтлыхъ личностей, отдавшую курсамъ большую долю своихъ молодыхъ, богатыхъ силъ. Я говорю о рано сошедшемъ въ могилу и такъ благотворно вліявшемъ на своихъ слушательницъ -- г. Шаховѣ. Онъ читалъ на курсахъ исторію всеобщей литературы, преимущественно XIX вѣкъ,-- читалъ съ осени 1873 года до весны 1875, когда доктора послали его на югъ, страшно изнуреннаго грудною болѣзнью. Черезъ годъ онъ вернулся и возобновилъ чтенія, но чахотка, подкравшаяся къ нему такъ рано, несмотря на лѣченье и на заграничную поѣздку, свела его въ 1877 году въ могилу.

Молодой, энергичный, высокій, худой по наружности, съ горящими глазами, серьезно сосредоточенный, взошелъ онъ въ первый разъ на каѳедру. Едва раздалась его энергичная, полная художественныхъ образовъ рѣчь, какъ въ аудиторіи вдругъ все притихло... Такъ бывало и во всѣ послѣ дующія его лекціи: боялись проронить, не дослушать хотя бы одно слово изъ богатой по содержанію и увлекательной по формѣ рѣчи молодаго преподавателя. Слушательницы съ восторгомъ внимали ему. "Интересно! Чудно хорошо!" -- вотъ отзывы, какіе слышались послѣ каждой его лекціи.

Г. Шаховъ не читалъ,-- онъ говорилъ, и говорилъ увлекательно, со всѣмъ жаромъ и пыломъ, на какую способна молодость, да къ тому же еще одаренная несомнѣннымъ талантомъ.

Передавая въ своей лекціи то или другое положеніе научнымъ, отвлеченнымъ языкомъ, онъ сейчасъ же возвращался къ конкретному образу изъ области той же литературы. Выбранный имъ примѣръ до осязательности ясно передавалъ его мысль и настолько бывалъ цѣленъ, что самъ но себѣ представлялъ нѣчто законченное въ художественномъ отношеніи.

"Шаховъ -- это талантъ,-- писала одна изъ его слушательницъ въ своемъ дневникѣ.-- Никогда не слыхала я такой пылкой, горячей рѣчи, никогда не видала на каѳедрѣ такого истиннаго, неподдѣльнаго увлеченія своимъ предметомъ! Свѣтлый взглядъ Шахова не можетъ пройти для насъ безъ вліянія; его пламенная рѣчь, полная вѣры въ ближайшее лучшее, никогда не забудется его слушательницами..."

Пусть же со днемъ перваго ноября для слушательницъ московскихъ высшихъ женскихъ курсовъ связывается также и воспоминаніе объ этой свѣтлой личности юнаго и рано сошедшаго въ могилу преподавателя!

Е. Некрасова.

"Русская Мысль", No 11, 1882