Мещерский Владимир Петрович - Очерки нынешней общественной жизни в России. Выпуск I...

Очерки нынѣшней общественной жизни въ Россіи. Выпускъ I. Письма изъ среднихъ великороссійскихъ губерній за 1867 годъ. Кн. В. П. Мещерскаго. Спб. 1868 г.

Если что либо въ настоящее время заслуживаетъ самого серьезнаго вниманія со стороны добросовѣстныхъ русскихъ писателей, то это, конечно, наша современная общественная жизнь и окружающія ее условія. Сочиненія, относящіяся къ-внутреннему быту нынѣшней Руси, составляютъ величайшую рѣдкость въ нашей литературѣ -- и въ этомъ слѣдуетъ искать причину многихъ, явленій, такъ невыгодно дѣйствующихъ на развитіе русскаго народнаго благосостоянія. Сознаемся, что "нынѣшняя общественная жизнь въ Россіи" -- предметъ очень щекотливый; но нужно сознаться и въ томъ, что пора бы уже явиться людямъ, которыя положили бы хоть начало добросовѣстнымъ изслѣдованіямъ вопросовъ, вытекающихъ изъ условій современной русской жизни, которые внесли бы хоть немного свѣта въ ту общественную тьму, которую создали разные ловкіе люди въ видахъ своихъ собственныхъ выгодъ. До сихъ поръ наши свѣденія о внутренней жизни Россіи почерпаются изъ случайныхъ газетныхъ корреспонденцій, которыя страдаютъ или односторонностью, или узкостью взгляда, или благонамѣренною тенденціозностью, или крайнею мелочностью. Ничего иного и нельзя ждать отъ большей части нашихъ корреспондентовъ, которые, обыкновенно состоя на службѣ, берутся за перо только подъ вліяніемъ какихъ нибудь личныхъ побужденій, желая или угодить своему начальству и обществу воскуреніемъ имъ фиміама, или же отомстить тому и другому обличеніемъ ихъ недостатковъ. Очевидно, что корреспонденція, написанная подъ вліяніемъ чувства признательности или Мести, не можетъ дать никакого понятія объ истинномъ характерѣ того дѣла, которому она посвящена. Что почти всѣ наши корреспонденціи именно таковы, доказывается лучше всего тѣмъ обстоятельствомъ, что почти ни у одной изъ нашихъ газетъ нѣтъ Постояннаго корреспондента изъ какого нибудь города; случится гдѣ нибудь пожаръ -- сейчасъ о немъ и сообщаютъ въ газеты; откроютъ памятникъ или театръ, дадутъ обѣдъ отъѣзжающему или пріѣзжающему начальству -- и летятъ многочисленныя корреспонденціи въ столичныя газеты. Кромѣ того, многіе изъ корреспондентовъ и желали бы сообщить что либо дѣйствительно интересное, но будучи связаны съ мѣстнымъ обществомъ многочисленными Нитями и находясь въ полной отъ него зависимости, они не рѣшаются подвергнуться разнымъ непріятностямъ въ виду лишенія мѣста, выговора, сплетенъ, доносовъ и т. п. Наконецъ, наши столичныя газеты печатаютъ не всѣ присылаемыя имъ корреспонденціи, и многія изъ нихъ по необходимости оставляютъ въ своихъ портфеляхъ. Всѣ эти обстоятельства производятъ то, что мы не имѣемъ ни малѣйшаго понятія о дѣйствительномъ характерѣ общественной жизни въ той или другой мѣстности Россіи, а многіе, кромѣ того, сомнѣваются даже въ самомъ существованіи общественной жизни на Руси. Отъ этого полнѣйшаго невѣденія самихъ себя происходятъ величайшія неудобства: каждый публицистъ получаетъ возможность безнаказанно сочинять или извращать факты, придавать имъ такой смыслъ, какого они вовсе не имѣютъ и дѣлать совершенно произвольные выводы, которые многими принимаются за истинные. И подобное лганье идетъ такъ далеко, что на немъ строятся цѣлыя направленія, создаются цѣлыя газеты! Невѣденіе создаетъ ложь, ложь родитъ злоупотребленія, закрывая глаза народу, и кажется, какъ будто само общество начинаетъ признавать дѣйствительно существующимъ то, что выдумано ловкими людьми и чего на дѣлѣ вовсе не существуетъ.

У насъ нѣтъ людей -- вотъ наше величайшее несчастіе. Во всякой другой странѣ такія событія, какъ крестьянская реформа и земскія учрежденія вызвали бы цѣлую массу книгъ и брошюръ, посвященныхъ разсмотрѣнію тѣхъ перемѣнъ, какія произведены въ обществѣ упомянутыми реформами. У насъ же -- прошло семь лѣтъ, какъ освобождены* крестьяне, а между тѣмъ мы не имѣли до сихъ поръ ни одною сочиненія, которое было бы спеціально посвящено разработкѣ вопроса о достоинствахъ и недостаткахъ этихъ реформъ, въ примѣненіи ихъ къ жизни. Семь лѣтъ -- много-времени, и можетъ быть, еслибъ въ теченіи этихъ семи лѣтъ явилось хоть семь порядочныхъ сочиненій объ общественной жизни Россіи, наше земство было бы не тѣмъ, чѣмъ мы его теперь видимъ, а крестьянское дѣло подвинулась бы вдвое значительнѣе. Мы пробавлялись одними корреспонденціями, которыя сегодня читались, а на завтра забывались, которыя, по своей неполнотѣ и легкости содержанія, не оставляли по себѣ никакого слѣда, которыя, даже при полной добросовѣстности ихъ авторовъ, не могли бы всѣ вмѣстѣ замѣнить одной порядочно-составленной книжки. Нѣкоторые убѣждены, что никто такъ хорошо не можетъ очертить нуждъ извѣстнаго общества, какъ человѣкъ, постоянно среди него живущій. Это величайшая ошибка. Мѣстньй обыватель, сидящій всю жизнь въ своемъ углу, всегда склоненъ придавать извѣстнымъ фактамъ такое значеніе, какого они не имѣютъ, или упускать изъ виду такіе, которые на самомъ дѣлѣ очень важны. Только человѣкъ посторонній и заручившійся напередъ общими взглядами, путешествуя изъ города въ городъ, изъ деревни въ деревню, можетъ нарисовать вполнѣ вѣрную картину того общества, среди котораго онъ будетъ находиться, можетъ вѣрно воспроизвести сущность тѣхъ потребностей, которыя сознаются мѣстнымъ населеніемъ неясно и поверхностно.

Послѣ всего сказаннаго читателю будетъ вполнѣ понятно, съ какимъ интересомъ остановились мы на книгѣ г. Мещерскаго "Очерки нынѣшней общественной жизни въ Россіи". Это именно то, чего мы такъ долго ждали; это, подумали мы, книга, которая восполнитъ, наконецъ, важный недостатокъ въ нашей литературѣ, и разомъ освѣтитъ многіе изъ современныхъ общественныхъ вопросовъ: правда, г. Мещерскій, прежде чѣмъ выпустить свою книгу въ свѣтъ, печаталъ заключающіяся въ ней письма на страницахъ "Русскаго Инвалида" въ видѣ отдѣльныхъ корреспонденцій; но очевидно, онъ смотрѣлъ на нихъ не какъ на обыкновенныя корреспонденціи, доказательствомъ чему служитъ прежде всего изданіе ихъ отдѣльной книгой. Кромѣ того, самое положеніе г. Мещерскаго ставило его въ несравненно выгоднѣйшія условія сравнительно съ газетными корреспондентами. Провинціальнымъ корреспондентамъ, какъ мы уже замѣтили, трудно критически отнестись къ той жизни, среди которой постоянно живутъ они сами, и подмѣтить въ-массѣ частностей общій ихъ смыслъ и значеніе. Этой трудности не существуетъ для г. Мещерскаго: онъ петербуржецъ, ничѣмъ несвязанный съ жизнію тѣхъ городовъ и деревень, которые онъ проѣзжалъ; ему легко подмѣтить характерныя черты каждой мѣстности и уловить наиболѣе рѣзкіе признаки ея общественной жизни; для него не существуетъ опасности запутаться въ мелочахъ и упустить изъ виду главную цѣль. Вотъ внѣшнія обстоятельства, которыя еще больше придаютъ цѣны сочиненію г. Мещерскаго. Посмотримъ же, на сколько успѣшно выполнилъ г. Мещерскій взятую на себя задачу и насколько интересна изданная имъ книга.

Существуетъ два способа знакомиться съ жизнію извѣстной мѣстности и знакомить съ нею читателей. Эти способы, обусловлено физическою невозможностью для одного и того же туриста изучить въ короткое время до мельчайшихъ подробностей всѣ явленія общественной жизни во всѣхъ ихъ частныхъ случаяхъ. Тутъ поневолѣ запутаешься въ массѣ разнообразныхъ фактовъ и лишишься возможности сдѣлать какіе нибудь общіе выводы, безъ которыхъ, конечно, никакая книга не имѣла бы смысла. Для избѣжанія этого есть, какъ мы сказали, два средства. Туристъ, отправляясь въ путешествіе съ спеціальною цѣлью наблюдать и списывать, долженъ или спеціализировать свою задачу, ограничивая ее изслѣдованіемъ одного какого нибудь вопроса -- крестьянскаго, земскаго, судебнаго и т. д., при чемъ эти вопросы должны быть вполнѣ исчерпаны относительно описываемыхъ мѣстностей, или же, если говорить обо всемъ, то лишь настолько, насколько это уясняетъ общій характеръ извѣстной мѣстности. Безъ этихъ двухъ условій, путевыя замѣтки пріобрѣтутъ фельетонный характеръ и снизойдутъ на степень простыхъ корреспонденцій, которыми мы и безъ того такъ богаты. И такъ, что нибудь одно: или мѣткія характеристики, подкрѣпленныя приличными фактами, или же серьезная разработка отдѣльныхъ общественныхъ вопросовъ; въ томъ и другомъ мы одинаково сильно нуждаемся, то и другое должно обращать на себя полнѣйшее наше вниманіе.

Г. Мещерскій, отправляясь въ дорогу, почувствовалъ необходимость уяснить себѣ, что онъ долженъ писать, и какъ писать, т. е. задался самыми важными для наблюдателя вопросами. Прежде всего онъ рѣшился избѣгать "тѣхъ пріемовъ журнальной корреспонденціи, которая не дорожитъ простою, обиходною правдою въ жизни данной мѣстности"; въ тоже время, онъ не захотѣлъ подражать и тѣмъ путешественникамъ, которые, "окидывая взглядомъ извѣстный уголъ съ его явленіями общественной жизни, присвоиваютъ себѣ право неумолимаго судьи, грознаго обличителя и* нерѣдко всевидящаго и мудраго строителя судебъ цѣлой страны". Отвергнувъ эти два пріема, какъ для него неподходящіе, г. Мещерскій такъ опредѣляетъ свою задачу:

"Наша цѣль -- говоритъ онъ -- стремиться къ одной правдѣ, къ правдѣ не въ мудрствованіяхъ и выводахъ, Во къ той правдѣ, которая побуждаетъ къ каждому вопросу, къ каждому явленію относиться безпристрастнымъ наблюдателемъ и добросовѣстнымъ повѣствователемъ. Общая картина мѣстной жизни въ ея прошедшемъ и въ ея настоящемъ, данныя и событія, такъ какъ они была и такъ какъ они есть -- вотъ программа нашихъ писемъ".

Но опредѣляя свою цѣль стремленіемъ въ правдѣ, г. Мещерскій упустилъ изъ виду одно важное обстоятельство, именно тотъ способъ, какимъ можно въ этомъ случаѣ достигнуть правды. Вѣдь если бы, желая сказать правду о какомъ нибудь отдѣльномъ лицѣ, описывать каждый его поступокъ, слѣдить за каждымъ его движеніемъ, то изъ этого ничего бы ни вышло; это лицо, какъ характеръ, нисколько бы не нарисовалось передъ нами и мы не получили бы объ немъ ни малѣйшаго понятія. Все искуство заключается въ томъ, чтобы уловить особенности этого лица, а не слѣдить за нимъ шагъ за шагомъ -- уже но тому одному, что это физически невозможно. Между тѣмъ г. Мещерскій поступалъ именно такъ, то есть описывалъ все, что попадалось ему на глаза -- и школу, и мировой судъ, и земство, и банки, и промыслы, и благотворительныя заведенія, разсуждалъ и о пьянствѣ, и о бѣдности, и о дѣятельности отдѣльныхъ лицъ и т. д. Словомъ, онъ брался за все встрѣчное, безъ всякой руководящей мысли, подчиняясь каждымъ отдѣльнымъ впечатлѣніямъ. Оттого въ его книгѣ есть, повидимому, все, и въ тоже время нѣтъ ничего существеннаго,-- нѣтъ ни характеристикъ, ни общихъ картинъ, ни выводовъ. Этотъ недостатокъ замѣтилъ въ концѣ своего путешествія и самъ г. Мещерскій.

"Многое, говоритъ онъ въ послѣднемъ своемъ письмѣ, намъ удалось подмѣтить, но не все привелось высказать въ нашихъ письмахъ; обитая картина главныхъ сторонъ современнаго общественнаго быта не могла быть нами представлена въ отдѣльныхъ очеркахъ".

А потому г. Мещерскій счелъ необходимымъ восполнить этотъ недостатокъ нѣсколькими особыми письмами, посвященными тѣмъ выводамъ, которыхъ не оказалось въ самой книгѣ. Но сравнивая эти выводы съ фактами, которые проводились въ книгѣ, мы не видимъ между тѣмъ и другимъ ничего общаго: книга остается сама по себѣ, а заключительные выводы сами по себѣ. Оказывается, что они приставлены къ книгѣ чисто механически, и это будетъ совершенно понятно, если вспомнить, что г. Мещерскій сталъ заботиться о выводахъ не въ началѣ, а въ концѣ путешествія.

Вслѣдствіе отсутствія у г. Мещерскаго руководящей мысли, которая указывала бы ему, чего искать, что рисовать и надъ чѣмъ задумываться, книга его наполнена постоянными недомолвками и страдаетъ иногда явными противорѣчіями. Замѣтивъ рядъ одинаковыхъ фактовъ, г. Мещерскій точно боится высказать о нихъ свое мнѣніе и ограничивается общими мѣстами, ничего невысказывающими. Возьмемъ, напримѣръ, крестьянскую среду, которая заняла въ книгѣ г. Мещерскаго довольно много страницъ. Эта среда наиболѣе нуждается въ добросовѣстномъ изслѣдованіи, потому что о ней въ обществѣ распространены самыя смутныя понятія: одни, напримѣръ, утверждаютъ, что крестьяне бѣдствуютъ оттого, что все пропиваютъ, * другіе -- что крестьяне, напротивъ, вовсе не бѣдствуютъ, а благоденствуютъ, третьи -- что крестьянамъ дѣйствительно ѣсть нёчего и виноваты въ этомъ вовсе не они, а плохой надѣлъ и т. д. Г. Мещерскому, побывавшему во многихъ деревняхъ слѣдовало, конечно, внимательно всмотрѣться въ состояніе* крестьянскихъ хозяйствъ, отдѣлить изъ нихъ все, что носитъ на себѣ характеръ случайности, и затѣмъ собрать въ одно общія имъ всѣмъ черты; отсюда уже легко сдѣлать и соотвѣтственные выводы. Послушаемъ же, что говоритъ о крестьянскомъ мірѣ г. Мещерскій. Сперва онъ. какъ будто становится на вѣрную точку зрѣнія и совершенно правильно рисуетъ смутность современныхъ понятій о крестьянахъ.

"Какъ часто, замѣчаетъ онъ, изъ двухъ пишущихъ о крестьянскомъ бытѣ одной и той же мѣстности, одинъ, на основаніи своихъ наблюденій, доказываетъ самымъ нагляднымъ образомъ благополучіе этого быта во всѣхъ отношеніяхъ; другой, подводя итогъ своимъ впечатлѣніямъ, приходитъ въ заключенію, что крестьянскій міръ этой благополучной мѣстности есть ничто иное, какъ смѣсь самая безобразная разврата и невѣжества, гдѣ все, что живетъ, обречено на разложеніе И гибель. Нигдѣ, какъ въ крестьянскомъ вопросѣ, нѣтъ столько пищи и простора разгулу политическихъ мыслителей и мечтателей, съ ихъ теоріями сословности и безсословности".

Что слѣдуетъ, изъ приведенной выписки? Повидимому то, что г. Мещерскій вполнѣ понимаетъ недостаточность нашихъ свѣденій о крестьянахъ и признаетъ необходимость -- познакомиться съ ними ближе, чтобъ установить общіе, болѣе или менѣе одинаковые взгляды на крестьянскій міръ. Ничуть не бывало: г. Мещерскій находитъ, что во всѣхъ этихъ взглядахъ есть своя доля правды, а больше, по его мнѣнію, намъ пока и не нужно ничего.

"Можно, говоритъ онъ, на офиціальномъ нарѣчіи писать слѣдующее: крестьянское развитіе быстрыми шагами идетъ впередъ: или крестьянское благосостояніе съ каждымъ годомъ упрочивается, благодаря тѣмъ или другимъ учрежденіямъ, и затѣмъ, въ подкрѣпленіе этой общей мысли, приводить отдѣльные факты; въ этомъ изложеніи будетъ стройность и вѣроятіе. Можно, подмѣчая извѣстныя мрачныя стороны крестьянскаго быта въ данной мѣстности, незамѣтно прійдти къ обобщенію этихъ наблюденій, а затѣмъ еще болѣе незамѣтно поддаться искушенію писать цѣлый трактатъ о безнравственности народа; и въ этомъ изложеніи будетъ сочетаніе главной мысли съ отдѣльными "актами, и слѣдовательно, извѣстная доля вѣроятія. Можно, напримѣръ, позабывъ о томъ, какъ мало образованное сословіе въ Россіи сдѣлало для образованія народа въ тѣ времена, когда оно исключительно имѣло на то право и полную возможность, приписывать ему свои личныя добрыя намѣренія и затѣмъ, въ осуществленіи этихъ намѣреній высшимъ сословіемъ видѣть единственный путь къ возрожденію народа и къ спасенію Россіи: стоитъ только подкрѣпить эту мысль отдѣльными примѣрами благодѣтельнаго вліянія помѣщиковъ на крестьянъ, и теорія покажется практически вѣроятною. Наконецъ, можно на оборотъ, ссылаясь на все то, что этимъ высшимъ сословіемъ не было сдѣлано, заимствуясь важностью политической роли крестьянъ въ будущемъ, видѣть въ настоящее время признаки этого политическаго значенія и самостоятельности въ томъ или другомъ проявленіи крестьянскаго ума и крестьянской воли, и затѣмъ на этихъ отдѣльныхъ проявленіяхъ строить цѣлое зданіе Россіи безсословной. Но насколько въ каждой такой теоріи есть безусловной, практической правды, объ этомъ можетъ только засвидѣтельствовать будущее.

Вся приведенная тирада и ея заключительныя слова лучше всего характеризуютъ г. Мещерскаго и его книгу. Самое легкое дѣло -- предоставлять рѣшеніе разныхъ вопросовъ будущему. Но тогда, спрашивается, зачѣмъ же было г. Мещерскому ѣздить по Россіи, наблюдать, записывать и потомъ два раза печатать свои наблюденія? Кому какая отъ этого пользу? Вѣдь будущее, само, безъ нашихъ розысканій, укажетъ, гдѣ правда, гдѣ неправда; изъ-за чего же безпокоиться, тратить, время и деньги. Эта публицистическая скромность и стыдливость г. Мещерскаго является чрезвычайно курьезною и невольно вызываетъ улыбку. Г. Мещерскому, очевидно, хотѣлось, подобно одной добродѣтельной дамѣ, и невинность соблюсти, и капиталъ пріобрѣсти, то есть и писать о Россіи, и не прослыть какъ нибудь неумѣреннымъ человѣкомъ; вотъ онъ и прибѣгъ. въ помощи того пріема, о которомъ мы сейчасъ говорили, признавая долю вѣроятія за всѣми господствующими взглядами, а окончательный судъ надъ ними предоставляя будущему.

Справедливость этого нашего предположенія доказывается слѣдующимъ, любопытнымъ и характернымъ фактомъ: говоря въ первомъ своемъ письмѣ о состояніи крестьянскаго хозяйства нѣкоторыхъ уѣздовъ тверской губерніи, г. Мещерскій замѣчаетъ, что онъ видѣлъ мѣстности, гдѣ крестьяне, для платежа, вынуждены продавать хлѣбъ, лежащій подъ снѣгомъ въ, въ видѣ озимаго посѣва, но спустя шесть писемъ, онъ уже говоритъ о какихъ-то толкахъ по поводу приведенной фразы, касающихся его лично и заставившихъ его сдѣлать множество оговорокъ изъ опасенія, "чтобы его не заподозрили въ намѣреніи писать трактатъ о крестьянахъ вообще или о крестьянскомъ мірѣ цѣлой губерніи". Очевидно, что при такихъ условіяхъ нѣтъ возможности сколько нибудь добросовѣстно выполнить ту задачу, которую взялъ на себя г. Мещерскій: невозможно описывать общественную жизнь Россіи, постоянно оглядываясь по сторонамъ и ежеминутно боясь, чтобъ тебя въ чемъ нибудь не заподозрили. А между тѣмъ г. Мещерскій поступаетъ именно такъ; нарисовавъ, напримѣръ, непривлекательную картину крестьянскаго хозяйства, гдѣ крестьяне "закладываютъ и продаютъ послѣднее добро" и ѣдятъ тотъ невообразимый хлѣбъ изъ коры, мякины и муки, "который въ сельско-хозяйственномъ музеѣ въ Петербургѣ вызываетъ восклицательные звуки зрителей, а въ деревняхъ имъ кормятся и въ будничный и въ праздничный день", г. Мещерскій тутъ же начинаетъ увѣрять, что въ подобныхъ бѣдствіяхъ виноваты сами крестьяне; "крестьянинъ, говоритъ онъ, бѣденъ не потому, что лишенъ средствъ къ безбѣдному существованію, а потому лишь, что онъ пьетъ не въ мѣру, выдѣляется изъ семьи, небрежно ухаживаетъ за землею, запускаетъ срочные платежи оброковъ, не заботится о пріисканіи заработковъ и т. п.". Очевидно, что эта оговорка сдѣлана съ цѣлью сгладить непріятное впечатлѣніе факта, возлагая отвѣтственность за него на самого же крестьянина; а между тѣмъ она, будучи ни на чемъ не основана, можетъ дать ложное понятіе о причинахъ крестьянской бѣдности. Что въ справедливости подобной безосновательной оговорки не вѣритъ самъ г. Мещерскій, лучше всего доказывается его же собственными словами въ дальнѣйшихъ письмахъ. Такъ, напримѣръ, рисуя въ двѣнадцатомъ письмѣ бытъ подмосковнаго крестьянина, г. Мещерскій говоритъ слѣдующее:

Спрашивается, что дѣлать при такомъ ужасномъ положеніи деревень, какія человѣческія силы могутъ принудить этихъ крестьянъ къ уплатѣ столь значительной суммы (недоимокъ), или поставить ихъ въ такое новое положеніе, чтобы платежи стали возможными? Очевидно, на такіе вопросы нѣтъ другого отвѣта какъ тотъ, который дали намъ сами крестьяне: всѣ имущества поголовно описаны и на дняхъ будутъ проданы! А потомъ? Невольно раждается вопросъ: кто будетъ платить подати и оброки и что будутъ описывать за неплатежъ этихъ податей и оброковъ? О положеніи крестьянъ въ этихъ мѣстностяхъ можно судить по ихъ словамъ, въ родѣ слѣдующихъ, въ которыхъ нѣтъ тѣни неповиновенія, ни ропота, но полнѣйшее отчаяніе. "Мы одного желаемъ, чтобы сослали насъ въ Сибирь на поселеніе, съ голода не умремъ, а здѣсь что намъ нищенствовать... Невольно при встрѣчѣ лицомъ къ лицу съ такими бѣдствіями, хочется кого либо обвинить кромѣ бѣдныхъ крестьянъ, виноватыхъ развѣ въ томъ, что собственною иниціативою не пришли 50 лѣтъ назадъ къ сознанію необходимости учрежденія страховыхъ обществъ, ассоціацій, банковъ и т. п. предохранительныхъ мѣръ.

И вотъ, г. Мещерскій начинаетъ уже обвинять не крестьянъ, а мировыхъ посредниковъ, которые во всѣхъ своихъ сношеніяхъ съ крестьянами остаются постоянно чиновниками, и не хотятъ войти. въ общечеловѣческую сферу и не принимаютъ никакихъ мѣръ для обезпеченія крестьянъ. Такихъ пріемовъ держится г. Мещерскій постоянно: тамъ виноваты одни, тамъ другіе, тамъ третьи и т. д.; общихъ же причинъ въ его глазахъ какъ бы вовсе не существуетъ. Но вы вспоминаете, что г. Мещерскій въ концѣ своего путешествія, самъ замѣтилъ свои недостатки и для этого нѣсколько послѣднихъ писемъ посвятилъ именно общимъ выводамъ. Возвращаетесь къ этимъ заключительнымъ письмамъ, ищете отдѣлъ, посвященный крестьянскому вопросу и находите -- увы!-- вовсе не то, что вамъ нужно Г. Мещерскій дѣйствительно посвящаетъ нѣсколько строкъ общимъ заключеніямъ о крестьянахъ, но здѣсь онъ уже беретъ другую сторону вопроса, о которой въ книгѣ почти вовсе не говорилось, именно -- крестьянское, а не бытъ крестьянъ. Онъ хвалитъ крестьянскую разсудительность, говоритъ о волостномъ управленіи, о волостныхъ старшинахъ и т. д., но ни слова не упоминаетъ о тѣхъ фактахъ, заключающихся въ его книгѣ, которые относятся въ крестьянскому быту; эти факты такъ и остаются неразъясненными, отрывочными, случайными; общіе же выводы, какъ мы сказали выше, оказываются пристроенными чисто механически. Но не говоря уже о несоотвѣтствіи этихъ выводовъ съ содержаніемъ книги, они и сами по себѣ представляются общими, избитыми мѣстами.. Каждому извѣстно, что подобными банальными выводами о крестьянской разсудительности, здравомъ смыслѣ и т. п. переполнены всѣ наши газеты, и ужь конечно, г. Мещерскому не было надобности ѣздить по Россіи, чтобъ высказать эту немудреную "правду".

Еще интереснѣе выводы г. Мещерскаго по другимъ вопросамъ, напримѣръ по губернскому и уѣздному управленіямъ. Не такъ давно, какъ извѣстно, изданы новыя правила о расширеніи власти губернаторовъ. Было бы, конечно, очень полезно прослѣдить, насколько оказались удобными и полезными эти правила, но г. Мещерскій отдѣлывается увѣреніемъ, что онъ не замѣтилъ никакихъ перемѣнѣ во взаимныхъ отношеніяхъ правительственныхъ въ губерніи, тогда какъ дѣло вовсе не въ этихъ отношеніяхъ. Далѣе, Интересно бы было также прослѣдить по фактамъ, какое "вліяніе на земство оказало полное подчиненіе его губернаторамъ; но г.Мещерскій и здѣсь говоритъ не о томъ, о чемъ нужно, а подробно доказываетъ, что земскія учрежденія, снявши съ губернскаго начальства лишнее бремя заботъ, оказали несомнѣнную услугу страдѣ. Въ какомъ отношеніи? А вотъ въ какомъ: теперь губернаторъ получивши, напримѣръ, увѣдомленіе отъ земства, что во многихъ мѣстахъ ожидается неурожай, можетъ отправиться лично въ указанныя мѣста и провѣрить заявленіе земства, но впрочемъ, замѣчаетъ г. Мещерскій, онъ можетъ и прямо отвергнуть достовѣрность заявленій и не обратить на нихъ никакого вниманія. Въ чемъ же здѣсь выигрышъ и прогрессъ? Въ томъ, по мнѣнію г. Мещерскаго, что теперь губернаторъ, занятый меньше прежняго дѣлами, имѣетъ время дѣлать разъѣзды по губерніи, тогда какъ прежде не имѣлъ. Остальные выводы вполнѣ могутъ, по своему глубокомыслію, соперничать съ только-что приведенными.

Всѣ указанные нами недостатки "Очерковъ общественной жизни Россіи" давали намъ полное право ограничиться лишь нѣсколькими словами о книгѣ г. Мещерскаго; но мы не захотѣли воспользоваться этимъ правомъ потому, что въ этой книгѣ, не смотря на всю ея осторожность и фальшивость выводовъ, всё-таки можно найдти нѣсколько интересныхъ фактовъ, взятыхъ прямо изъ жизни и относящихся къ быту нашихъ купцовъ, фабрикантовъ, а отчасти и крестьянъ. И такъ какъ сочиненіе г. Мещерскаго представляетъ чуть ли не первый опытъ наблюденій надъ современной Россіей, то уже по этому одному оно заслуживаетъ нѣкотораго вниманія. Мы даже думаемъ, что еслибъ г. Мещерскій, отправляясь въ путешествіе, серьезнѣе обдумалъ свою, задачу и избралъ бы одинъ изъ тѣхъ способовъ, о которыхъ мы говорили выше, то его книга вышла бы положительно полезною.

"Дѣло", No 7, 1868