Милюков Павел Николаевич - Адмирал Колчак

Въ англійскомъ журналѣ "Новая Россія" помѣщена слѣдующая статья П. Н. Милюкова объ адмиралѣ Колчакѣ:

Я смотрю на печальное и меланхоличное лицо адмирала Колчака, изображенное на лежащей передо мною фотографіи.

Его тонкія, сжатыя губы указываютъ на твердость и рѣшительность. Его пронизывающіе, испытывающіе глаза не обнаруживаютъ человѣка, главная черта характера котораго -- повелѣвать другими. Они скорѣе напоминаютъ взглядъ ревностнаго, внимательнаго наблюдателя или человѣка, изучающаго природу или психологію людей и пріобрѣвшаго свои знанія не только изъ книгъ, но и благодаря глубокимъ изслѣдованіямъ и продолжительному личному опыту. Этотъ взглядъ произвелъ на полковника Вуорда впечатлѣніе "великой и честно смущенной души, одиноко и безъ зова вступающей на праздникъ".

Я помню это лицо еще совсѣмъ молодымъ. Мнѣ кажется, что еще и теперь, въ моменты одухотворенія внутреннимъ огнемъ, оно опять могло бы выглядѣть моложавымъ. Но такимъ, какъ сейчасъ, оно кажется смертельно усталымъ. Морщины, появившіяся за послѣднее время и мнѣ незнакомыя,-- отпечатокъ непрерывнаго сверхчеловѣческаго усилія, усилія несравненно большаго, чѣмъ сколько можетъ вынести человѣческая оболочка. Посмотрите на это лицо, и вы сразу скажете, что для этого человѣка "власть" -- бремя, а смерть освобожденіе.

Колчакъ и Дума.

Въ теченіе своей жизни ему часто приходилось смотрѣть въ лицо смерти; онъ никогда не зналъ, что такое страхъ.

У него никогда не было ни одной мы ли о самомъ себѣ. Чувство долга и самопожертвованія отличаютъ каждую его черту и придаютъ ему тотъ видъ "одиночества", чего то, что возвышается надъ повседневными заботами и развлеченіями, и носить отпечатокъ извѣстной отчужденности. Трудъ -- та связь, которая соединяетъ обѣ кажущіяся несовмѣстимыми черты -- безстрашную рѣшимость и изслѣдующій анализъ.

Я съ нимъ познакомился когда онъ былъ еще совсѣмъ молодымъ офицеромъ. Имъ восхищались всѣ его товарищи моряки. Его быстрая карьера была предметомъ зависти для многихъ б"лѣе старшихъ его возрастомъ. Двѣ полярныя экспедиціи (1900 и 1902 г.г.), блестящіе подвиги во время русско-японской войны (1904), энергичная дѣятельность иниціатора во всемъ, только что преобразованномъ моржомъ генеральномъ штабѣ, всѣ усилія котораго были направлены на возсозданіе русскаго флота вмѣсто погибшаго при Цусимскомъ бою -- этого достаточно для человѣка въ 27 лѣтъ.

Я встрѣтится съ нимъ въ первый разъ въ 1908 г., когда я былъ членомъ третьей Думы. Колчакъ и его товарищи хотѣли заинтересовать насъ схемой постройки новаго флота и, что ихъ достаточно характеризуетъ, обратились къ членамъ демократической оппозиціи, которыхъ они хотѣли отвратить отъ близорукаго и узкаго пацифизма и внушить имъ величайшее значеніе національной обороны. Они предъявили намъ цѣлый рядъ подробныхъ докладовъ, съ которыми мы должны были ознакомиться подъ величайшимъ секретомъ, такъ какъ обсуждать государственныя дѣла офицеру съ членами оппозиціи было по тогдашнему времени равносильно политическому преступленію, близко подходящему къ государственной измѣнѣ. Мы были очень довольны этими полутайными совѣщаніями и многому тамъ научились. Основательное знаніе обсуждаемаго вопроса, соединенное съ яснымъ взглядомъ на будущее, и съ краткимъ и точнымъ изложеніемъ, отличающими Колчака, какъ наиболѣе одареннаго и ученаго офицера въ этой маленькой группѣ реформаторовъ, произвело на насъ глубокое впечатлѣніе. Мы воспользовались этими докладами первымъ долгомъ для того, чтобы оказать давленіе на старыхъ адмираловъ въ вопросѣ о программѣ постройки флота. Это было первымъ доказательствомъ силы молодой Русской Думы.

Блестящая служба на войнѣ.

Съ тѣхъ поръ связь, установленная между Колчакомъ и его друзьями съ руководящими политиками, никогда не прерывалась. Вмѣстѣ съ остальной Россіей мы привѣтствовали неожиданное назначеніе молодого Колчака на отвѣтственный постъ главнокомандующаго Черноморскимъ флотомъ (1916 г.). Результаты вполнѣ оправдали выборъ, черезъ нѣсколько недѣль Черное море было очищено отъ германскихъ подводныхъ лодокъ, а "Гезенъ" и "Бреслау" не смѣли выходить изъ проливовъ, пока знали, что ихъ стережетъ Колчакъ въ Севастополѣ. Скончавшійся нынѣ генералъ Алексѣевъ, въ то время уже серьезно больной, былъ посланъ лѣчиться въ тотъ же городъ и они оба, будущіе вожди освобожденія Россіи, часто имѣли возможность обсуждать общее положеніе, которое уже тогда заволакивалось туча приближающейся революціонной грозы.

Оба они одновременно признали завоеванія первой революціи и добровольно поклялись въ вѣрности первому Временному правительству. Оба измѣнили свои взгляды, какъ только реформы Керенскаго санкціонировали разложеніе вооруженныхъ силъ Россіи, мѣра которая привела къ пораженію извнѣ и къ внутреннему распаду власти. Съ то времени умѣренные круги смотрѣли на Колчака, какъ на спасителя. Благодаря авторитету, и обаянію его личности, Колчаку удалось сохранить дисциплину въ Черноморскомъ флотѣ гораздо долѣе, чемъ это оказалось возможнымъ на Балтійскомъ. Однако въ концѣ концовъ германскимъ агентамъ и меньшевистскимъ агитаторамъ удалось разрушить дисциплину и въ Черноморскомъ флотѣ.

Колчакъ сдѣлалъ докладъ коалиціонному правительству Керенскаго, не встрѣтилъ поддержки въ вопросѣ объ осуществленіи трудной задачи сохраненія еще единственно остающихся силъ.

Колчакъ вышелъ въ отставку, когда побѣда Ленина была уже близка. Онъ готовъ былъ служить Россіи на любомъ поприщѣ, но друзья убѣдили его поберечь себя для будущаго и согласиться на приглашеніе посѣтить Америку со спеціальной морской комиссіей.

Соединенные Штаты уже стояли въ то время за большевиковъ и Колчакъ предложилъ свои услуги англійскому правительству противъ Германіи. Предложеніе было принято и Колчака послали въ Месопотамію. По дорогѣ туда его просили возвратиться въ Сибирь для принятія участія въ реконструкціи Восточнаго фронта. Полковникъ Уордъ недавно разсказалъ о томъ большомъ участіи, которое Великобританія принимала въ этомъ дѣлѣ. Но пока еще не все извѣстно, но мы знаемъ достаточно, чтобы сказать, что появленіе Колчака въ Омскѣ и избраніе его на постъ Верховнаго правителя въ большой степени мѣшало планамъ нашихъ союзниковъ.

Затрудненія въ Сибири.

Положеніе, которое Колчакъ, по принятіи имъ должности, засталъ въ Сибири, было чрезвычайно сложно и трудно. Колчакъ сразу оказался среди партій съ самыми разнообразными политическими тенденціями, которыхъ онъ не въ состояніи былъ примирить. Съ одной стороны тамъ нашлись абсолютисты, а съ другой крайніе соціалъ-революціонеры. Колчакъ не захотѣлъ примкнуть ни къ одной изъ обѣихъ группъ и, въ результатѣ, обѣ относились къ нему враждебно. Въ то же время онъ не нашелъ достаточной поддержки со стороны соціалистическихъ вооруженныхъ силъ, численность которыхъ была недостаточна или которыя, посколько онѣ представляли собою силу (Чехословаки), требовали допущенія вмѣшаться во внутреннія дѣла на сторонѣ крайнихъ лѣвыхъ элементовъ.

Первый призывъ подъ знамена оказался почти совершенно безрезультатнымъ, такъ какъ населеніе было чрезвычайно мирно настроено. Однако новообразованная армія, поспѣшно обученная и плохо экипированная была отправлена на фронтъ. Здѣсь кроется главная причина послѣдовавшихъ неудачъ. Что касается до внутренней политики, то поворотнымъ пунктомъ; симпатій мѣстнаго населенія оказался моментъ, когда Омское правительство, которое было мѣстной организаціей, стало "Всероссійскими".

Я понимаю, что эта важная перемѣна произошла въ извѣстной степени подъ давленіемъ союзниковъ, которые, не признавая правительства Колчака, продолжали наперекоръ здравому смыслу и географическому положенію, считать его ядромъ будущаго Всероссійскаго правительства. Ненужное упорство, проявленное въ желаніи возстановить "Восточный" фронтъ отъ Урала до Архангельска, также виновато въ неудачѣ Колчака помочь югу. Какъ бы то ни было, союзники не поняли, что естественнымъ центромъ національнаго сопротивленія большевизму является не отдаленная Сибирь, а богатый югъ Россіи. Такая ошибка въ пониманіи обстоятельствъ поставила Колчака въ неудобное и безвыходное положеніе.

Изъ уваженія къ желанію союзниковъ Деникинъ призналъ Верховнаго Правителя, однако это признаніе, вмѣсто того, чтобы помочь Колчаку, послужило лишь къ тому, что отъ него отвернулись симпатіи сибирскаго населенія, которое не было подготовлено воевать за общее русское дѣло какъ оно, можетъ быть, воевало бы за свое собственное. Если союзники рѣшили бы признать Колчака, то тѣмъ самымъ, можетъ быть, вышеуказанныя тренія были бы устранены. Но это также не было сдѣлано. Вмѣсто оказанія Колчаку моральной поддержки и заявленія о полномъ его признаніи, союзныя правительства утомляли его повторными просьбами объявить имъ свои демократическія намѣренія, что послужило лишь къ укрѣпленію оппозиціи крайнихъ элементовъ.

Нѣтъ сомнѣнія въ томъ, что Колчакъ былъ искренній демократъ.

Я ручаюсь за то, что Колчакъ думалъ именно такъ, какъ онъ говорилъ и что онъ никогда не нарушилъ бы своихъ "обѣщаній", которыя были свободнымъ выраженіемъ его вѣры въ "великія идеи мира" и демократіи. Называть Колчака реакціонеромъ, контръ-революціонеромъ это значитъ "вступать на путь партійности", путь, который его ужасалъ.

Колчакъ -- символъ.

Я не знаю, могу ли я назвать Колчака "великимъ человѣкомъ", какимъ его многіе считаютъ. Безъ сомнѣнія, ему не хватало нѣкоторыхъ качествъ вождя, которыя создаютъ человѣка "великимъ" въ глазахъ современниковъ. Онъ никоимъ образомъ не былъ той "желѣзной рукой", какъ его себѣ представляли -- скорѣе его противники, чѣмъ знавшіе его, его друзья.

Какъ бы то ни было, Колчакъ -- великій символъ. И его недостатки, какъ военнаго вождя, какъ "Наполеона" только еще опредѣленнѣе выявляютъ этотъ символъ. Его имя попадетъ въ исторію чистымъ и незапятнаннымъ.

Это имя достойно дѣла, которое онъ запищалъ, возсозданіе русской государственности и единства Россіи свято для каждаго русскаго и по законамъ исторіи неизбѣжно. Оно не можетъ быть потеряно, и оно будетъ выиграно. Поэтому и имя Колчака, символъ этого дѣла, не можетъ быть забыто. Оно при надлежитъ безсмертію.

"Новая русская жизнь", No 55, 1920