Макферсон Джеймс - Из поэмы "Фингал"

АНГЛІЙСКІЕ ПОЭТЫ
ВЪ БІОГРАФІЯХЪ И ОБРАЗЦАХЪ

Составилъ Ник. Вас. Гербель

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

Типографія А. М. Потомина. У Обуховскаго моста, д. No 93
1875

Изъ поэмы "Фингалъ":

1. Осгаръ. -- А. Пушкина

2. Эвлега. -- А. Пушкина

3. Пѣснь Кольмы. -- Д. Веневитинова

4. Морни и тѣнь Кормала. -- А. Полежаева

5. Послѣдняя пѣснь Оссіана. -- Н. Гнедича

МАКФЕРСОНЪ.

Джемсъ Макферсонъ, авторъ "Пѣсень Оссіана", родился въ 1738 году въ Кингюси, въ Шотландіи. Его готовили въ священники, вслѣдствіе чего онъ и получилъ соотвѣтствующее образованіе въ Абенринѣ. Макферсонъ началъ своё литературное поприще на 21-мъ году изданіемъ героической поэмы въ шести пѣсняхъ, подъ названіемъ "Горецъ", которая оказалась крайне плохой и не имѣла успѣха. Пробывъ нѣсколько времени школьнымъ учителемъ въ своей родной деревнѣ, онъ съ радостью принялъ предложенное ему мѣсто домашняго учителя въ домѣ Грегама. Въ этомъ домѣ познакомился онъ со многими учоными людьми того времени, въ тонъ числѣ съ Карлейлемъ и Фергюсономъ, съ одобренія которыхъ и издалъ, въ 1760 году, отрывки древнихъ стихотвореній, собранныхъ, по его словамъ, въ горахъ Шотландіи и переведённыхъ имъ съ гальскаго языка. Изданіе это обратило на себя общее вниманіе, такъ-что тотчасъ сдѣлана была подписка, съ цѣлью доставить поэту средства на поѣздку въ Шотландію для продолженія собиранія старинныхъ пѣсенъ. Поѣздка оказалась удачной -- и Макферсонъ издалъ, въ 1762 году. "Фингала", эпическую поэму въ шести пѣсняхъ, а въ 1767 -- "Тенору", эпическую же поэму въ 8 книгахъ. Успѣхъ поэмъ былъ громадный и послужилъ основаніемъ благосостоянія поэта; но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ обрушилъ на его голову и не мало непріятностей, такъ-какъ многіе учоные стали обвинять его въ подлогѣ, вслѣдствіе чего онъ сдѣлался вскорѣ предметомъ самыхъ грубыхъ нападокъ. Друзья съ жаромъ вступились за него -- и начался ожесточённый споръ, длившійся весьма долго, по не приведшій ни къ какому положительному результату. Хотя, впослѣдствіи, трудами Шотландскаго Учонаго Общества и было доказано, что остатки тѣхъ древнихъ народныхъ лѣсомъ, которыя были изданы Макферсономъ подъ именемъ Оссіановыхъ, безспорно существуютъ какъ въ Шотландіи, такъ и въ Ирландіи, тѣмъ не менѣе ничего цѣльнаго и схожаго съ поэмами Макферсона не было найдено. Изъ всего этого нельзя не вывести заключенія, что Макферсонъ воспользовался дѣйствительно. существовавшими остатками древней поэзіи, во дополнилъ пробѣлы своими собственными вставками. Предпринятый Маркферсономъ, вскорѣ послѣ того, переводъ "Илліады" не имѣлъ успѣха и подалъ новый поводъ къ нападкамъ критики. Болѣе посчастливилось ему при изданіи его "Введенія въ исторію Великобританіи и Ирландіи" и "Исторіи Великобританіи". Этими двумя сочиненіями онъ обратилъ на себя вниманіе правительства, которое поручило ему написать возраженія на нѣкоторые памфлеты, явившіеся, около того времени, въ Англіи и касавшіеся американскихъ колоній, что и было исполнено имъ съ блистательнымъ успѣхомъ.

Онъ засѣдалъ въ Нижней Палатѣ въ 1780, 1784 и 1790 годахъ, но хранилъ молчаніе, что слѣдуетъ приписать слабости его здоровья. Въ 1789 году поэтъ, составивъ себѣ хорошее состояніе, купилъ помѣстье въ своёмъ родномъ приходѣ и построилъ тамъ великолѣпное жилище, въ которомъ надѣялся провести остатокъ жизни въ довольствѣ и почётѣ, что и осуществилъ, хотя и не на долго. Макферсонъ скончался 17-го февраля 1796 года. Умирая, онъ завѣщалъ похоронить себя въ Вестминстерскомъ аббатствѣ и поставить себѣ памятникъ въ какомъ-нибудь видномъ мѣстѣ своего помѣстья, для чего и оставилъ 300 фунтовъ стерлинговъ. Какъ то, такъ и другое было исполнено.

ИЗЪ ПОЭМЫ "ФИНГАЛЪ".

ОСГАРЪ.

По камнямъ гробовымъ, въ туманахъ полуночи,

Ступая трепетно усталою ногой,

По Лорѣ путникъ шолъ. Напрасно очи

Ночлега мирнаго искали въ тьмѣ густой.

Пещеры нѣтъ предъ нимъ на берегѣ угрюмомъ;

Не видитъ хижины, наслѣдья рыбаря;

Въ дали дремучій боръ качаютъ вѣтры съ шумомъ;

Лупа за тучами, и въ морѣ спитъ заря.

Идётъ, и на скалѣ, обросшей влажнымъ мохомъ,

Зритъ барда стараго -- веселье прошлыхъ лѣтъ:

Склонясь сѣдымъ челомъ надъ воющимъ потокомъ,

Въ безмолвіи, времёнъ онъ созерцалъ полетъ.

Зубчатый мечъ висѣлъ на вѣтви мрачной ивы.

Задумчивый пѣвецъ взоръ тихій обратилъ

На сына чуждыхъ странъ, и путникъ боязливый

Содрогся въ ужасѣ и мимо поспѣшилъ.

"Стой, путникъ, стон!" вѣщалъ пѣвецъ вѣковъ минувшихъ:

"Здѣсь пали храбрые; почти ихъ бранный прахъ,

Почти геройство чадъ, могилті спомъ уснувшихъ!"

Пришлецъ главой поникъ -- и, мнилось, на холмахъ

Возставшій рядъ тѣней главы окровавленны

Съ улыбкой гордою на странника склонялъ.

"Чей гробъ я вижу тамъ?" вѣщалъ иноплеменный,

И барду посохомъ на берегъ указалъ.

Колчанъ, шлемъ стальной, къ у тёсу пригвожденный,

Бросали тусклый лучъ, лупою озлатясь.

"Увы, здѣсь полъ Осгаръ!" рекъ старецъ вдохновенный.

"О, рано юношѣ насталъ послѣдній часъ!

Но онъ искалъ его: я зрѣлъ, какъ въ ратномъ строѣ

Онъ первыя стрѣлы съ весельемъ ожидалъ,

И рвался изъ рядовъ, и палъ въ кипящемъ боѣ.

Покойся! юноша! ты въ брани славной палъ!

"Во цвѣтѣ нѣжныхъ лѣтъ любилъ Осгаръ Мальвину:

Не разъ онъ въ радости съ подругою встрѣчалъ

Вечерній свѣтъ луны, скользящій на долину,

И тѣнь упадшую съ приморскихъ грозныхъ скалъ.

Казалось, ихъ сердца другъ къ другу пламенѣли;

Одной, одной Осгаръ Мальвиною дышалъ...

Но быстро дни любви и счастья пролетѣли --

И вечеръ горести для юноши насталъ.

"Однажды, въ тёмну ночь зимы порой унылой,

Осгаръ стучится въ дверь красавицы младой

И шепчетъ:"юный другъ, немедли! здѣсь твой милой!"

Но тихо въ хижинѣ. Вновь робкою рукой

Стучитъ и слушаетъ: лишь вѣтры съ свистомъ вѣютъ.

"Уже-ли спишь теперь Мальвина?" Мгла вокругъ;

Валится снѣгъ; власы въ туманѣ леденѣютъ.

"Услышь, услышь меня, Мальвипа, милый другъ!"

"Онъ въ третій разъ стучитъ. Со скрипомъ дверь шатнулась;

Онъ входитъ съ трепетомъ: несчастный что-жь узрѣлъ?

Темнѣетъ взоръ его; Мальвина содрогнулась:

Онъ зритъ -- въ объятіяхъ измѣнницы Звигнелъ!

И ярость дикая во взорахъ закипѣла;

Нѣмѣетъ и дрожитъ любовникъ молодой;

Онъ грозный мечъ извлёкъ -- и нѣтъ уже Звигнела,

И блѣдный духъ его сокрылся въ тьмѣ ночной!

"Мальвина обняла несчастнаго колѣна;

Но взоры отвративъ: "живи!" вѣщалъ Осгаръ:

"Живи! ужь я по твой: презрѣна мной измѣна;

Забуду, потушу къ невѣрной страсти жаръ."

И тихо за порогъ выходятъ онъ въ молчаньѣ,

Окованъ мрачною, безмолвною тоской:

Исчезло сладкое на вѣкъ очарованье...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Я видѣлъ юношу. Поникнувъ головою,

Мальвины имя онъ въ отчаяніи шепталъ;

Какъ сумракъ, дремлющій надъ бездною морскою,

На сердцѣ горестномъ унынья мракъ лежалъ.

На друга дѣтскихъ лѣтъ взглянулъ онъ торопливо:

Уже подвижный взоръ друзей но узнавалъ.

Отъ пиршествъ удалёнъ, въ пустынѣ молчаливой

Онъ одиночествомъ печаль свою питалъ.

"И длинный годъ провёлъ Осгаръ среди мученій.

Вдругъ грянулъ трубный гласъ. Оденовъ сынъ, Фингалъ.

Вёлъ грозныхъ на мечи въ кровавый пылъ сраженій

Осгаръ послышалъ вѣсть и бранью воспылалъ.

Здѣсь мечъ его сверкнулъ, и смерть предъ нимъ бѣжала:

Покрытый ранами, здѣсь палъ на груду тѣлъ;

Онъ палъ; ещё рука меча кругомъ искала,

И крѣпкій сонъ вѣковъ на сильнаго слетѣлъ.

"Побѣгли вспять враги -- и тихій миръ герою!

И тихо ней вокругъ могильнаго холма!

Лишь въ осень хладную, безмѣсячной порою,

Когда вершины горъ тягчитъ сырая тьма.

Въ багровомъ облакѣ, одѣянна туманомъ,

На камнѣ гробовомъ уныла тѣнь сидитъ,

И стрѣлы дребезжатъ, стучитъ броня съ колчаномъ

И клёнъ, зашевелись, таинственно шумитъ."

А. Пушкинъ.

ЭВЛЕГА.

Вдали ты зришь утёсъ уединённый?

Пещеры въ номъ изрылась глубина;

Темнѣетъ входъ, кустами окружонный;

Вблизи шумитъ и пѣнится волна.

Вечоръ, когда туманилась луна,

Здѣсь милаго Эвлега призывала;

Здѣсь тихій гласъ горамъ передавала

Во тьмѣ ночной, печальна и одна:

"Прійди, Одульфъ! Ужь роща поблѣднѣла;

На дикій мохъ Одульфа ждать я сѣла,

Пылаетъ грудь, за вздохомъ вздохъ летитъ.

О, сладко жить, мой другъ, душа съ душою!

Прійди, Одульфъ! забудусь я съ тобою --

И поцалуй любовью возгоритъ!

"Бѣги, Осгаръ! Твои мнѣ страшны взоры,

Твой грозенъ видъ и хладны разговоры.

Оставь меня, не мною торжествуй!

Уже другой въ ночи со мною дремлетъ,

Ужь на зарѣ другой меня объемлетъ --

И сладостенъ его мнѣ поцалуй!

"Что-жь медлитъ онъ свершить мои надежды?

Для милаго я сбросила одежды;

Завистливый покровъ у ногъ лежитъ.

Но, чу! идутъ -- такъ, это другъ надежный!

Ужь начались восторги страсти нѣжной

И поцалуй любовью возгоритъ."

Идётъ Одульфъ: во взорахъ упоенье,

Въ груди любовь и прочь бѣжитъ печаль;

Но близь него во тьмѣ сверкнула сталь --

И вздрогнулъ онъ: родилось подозрѣнье.

"Кто ты?" спросилъ: "почто ты здѣсь, вѣщай!

Отвѣтствуй мнѣ, о шумъ угрюмой ночи!"

-- "Безсильный врагъ, Осгара убѣгай!

Въ пустынной тьмѣ что ищутъ робки очи?

Страшись меня: я страстью воспалёнъ;

Въ пещерѣ здѣсь Эвлега ждётъ Осгара."

Булатный мечъ въ минуту обнаженъ,

Огонь летитъ струями отъ удара.

Услышала Эвлега стукъ мечей --

И бросила со страхомъ хладъ пещерной.

"Пріиди узрѣть предметъ любви твоей!"

Вскричалъ Одульфъ подругѣ нѣжной, вѣрной:

"Измѣнница! Ты здѣсь его зовёшь?

Во тьмѣ ночной васъ услаждаетъ нѣга:

Но дерзкаго въ Валгалѣ ты найдёшь."

Онъ поднялъ мечъ, и съ трепетомъ Эвлега

Падётъ на дёрнъ, какъ клокъ летучій снѣга,

Мятелицей отторженный со скалъ.

Другъ на друга соперники стремятся;

Кровавый токъ по камнямъ побѣжалъ;

Въ кустарники съ отчаяньемъ катятся.

Послѣдній гласъ Эвлегу призывалъ --

И смерти хладъ ихъ ярость оковалъ.

А. Пушкинъ.

ПѢСНЬ КОЛЬМЫ.

Ужасна ночь, а я одна

Здѣсь на вершинѣ одинокой.

Вокругъ меня стихій война.

Въ ущеліяхъ горы высокой

Я слышу вѣтра свистъ глухой.

Здѣсь по скаламъ съ горы крутой

Стремится внизъ нотокъ ревучій;

Ужасно подъ моей главой

Гремитъ перунъ, несутся тучи.

Куда бѣжать? гдѣ милый мой?

Увы, подъ бурею ночною

Я безъ убѣжища, одна!

Блесни на высотѣ, луна,

Возстань, явися надъ горою!

Быть-можетъ, благодатный свѣтъ

Меня къ Сальгару приведетъ.

Онъ вѣрно, ловлей изнурённый,

Своими псами окружонный,

Въ дубравѣ иль въ степи глухой,

Сложивши съ плечь свой лукъ могучій

Съ опущенною тетивой

И, презирая громъ и тучи,

Ему знакомый бури вой,

Лежитъ на муравѣ сырой;

Иль ждётъ онъ на горѣ пустынной,

Доколѣ не наступитъ день

И не разсѣетъ ночи длинной.

Ужаснѣй громъ; ужаснѣй тѣнь;

Сильнѣе вѣтра завыванье;

Сильнѣе волнъ сѣдыхъ плесканье; --

И гласа друга не слыхать.

О, вѣрный другъ! Сальгаръ мой милый!

Гдѣ та? ахъ, долго-ль мнѣ унылой

Среди пустыни сей страдать?

Вотъ дубъ, потокъ, о брегъ дробимый,

Гдѣ ты клялся до ночи быть --

И для тебя мой кровъ родимый

И братъ любезный мной забытъ.

Семейства паши знаютъ мщенье,

Онѣ враги между собой:

Мы не враги, Сальгаръ, съ тобой.

Умолкни, вѣтръ, хоть на мгновенье!

Остановись, потокъ сѣдой!

Быть-можетъ, что любовникъ мой

Услышитъ голосъ, имъ любимый!

Сальгаръ! тебя здѣсь Кольма ждетъ!

Здѣсь дубъ, потокъ о брегъ дробимый;

Здѣсь ней, лишь милаго здѣсь нѣтъ.

Д. Веневитиновъ.

МОРНИ И ТѢНЬ КОРМАЛА.

МОРНИ.

Владыко щитовъ,

Мечей сокрушитель

И сильныхъ громовъ

-И бурь повелитель!

Война и пожаръ

Въ Морвенѣ пылаютъ,

Морвену Дунскаръ

И смерть угрожаютъ.

Реки мнѣ, о тѣнь

Обители хладной:

Падётъ ли въ сей день

Дунскаръ кровожадный?

Твой сынъ тебя ждётъ,

Надеждою полный.

И море ревётъ,

И цѣнятся волны;

Испуганный врагъ

Летитъ изъ стремнины;

Простёрся туманъ

На лѣсъ и долины;

Эфиръ задрожалъ,

Спираются тучи...

Не ты ли, Кормалъ,

Несёшся могучій?

ТѢНЬ.

Чей гласъ роковой

Тревожить дерзаетъ

Мой хладный покой?

МОРНИ.

Твой сынъ вопрошаетъ,

Царь молній, тебя!

Неистовый воинъ

Напалъ на меня.

Онъ казни достоинъ.

ТѢНЬ.

Ты просишь...

МОРНИ

Меча!

Меча твоей длани,

Отъ молній луча!

Какъ бурю во брани,

Узришь меня съ нимъ;

Онъ страшно заблещетъ

На пагубу злымъ;

Сынъ горъ затрепещетъ,

Сражонный падетъ --

И Морни воздвигнетъ

Трофеи побѣдъ...

ТѢНЬ.

Прими -- да погибнетъ!

А. Полежаевъ.

ПОСЛѢДНЯЯ ПѢСНЬ ОССІАНА.

О, источникъ ты лазоревый,

Со скалы крутой спадающій

Съ бѣлой пѣною жемчужною!

О, источникъ, извивайся ты.

Разливайся влагой свѣтлою

По долинѣ чистой Лутау!

О, дубрава кудреватая,

Наклонись густой вершиною,

Чтобы солнца лучь полуденный

Не палилъ долины Лутау!

Есть въ долинѣ голубой цвѣтокъ,

Вѣтръ качаетъ на стеблѣ его,

И, свѣвая росу утренню,

Не даётъ цвѣтку поблёкшему

Освѣжиться чистой влагою.

Скоро, скоро голубой цвѣтокъ

Головою неразцвѣтшею

На горячу землю склонится

И пустынный вѣтръ полуночный

Прахъ его развѣетъ по полю.

Звѣроловецъ, утромъ видѣвшій

Цвѣтъ долины украшеніемъ,

Къ вечеру придётъ плѣняться имъ;

Онъ придётъ -- и не найдётъ его!

Такъ-то нѣкогда придётъ сюда,

Оссіана пѣсни слышавшій!

Такъ-то нѣкогда приблизится

Звѣроловецъ къ моему окну,

Чтобъ ещё услышать голосъ мой.

Но пришлецъ, стоя въ безмолвіи

Предъ жилищемъ Оссіановымъ,

Не услышитъ звуковъ пѣнія,

Не дождётся при окнѣ моёмъ

Голоса ему знакомаго;

Въ дверь войдётъ онъ растворённую,

И, очами изумлёнными

Озирая сѣнь безлюдную,

На стѣнѣ полуразрушенной

Узритъ арфу Оссіанову,

Гдѣ, вися, осиротѣлая,

Будетъ весть бесѣды тихія

Только съ вѣтрами пустынными.

О, герои и сподвижники

Тѣхъ времёнъ, когда рука моя

Раздробляла щитъ трелиственный!

Вы сокрылись, вы оставили

Одного меня, печальнаго!

Ни меча извлечь не въ силахъ л,

Въ битвахъ молніей сверкавшаго.

Ни щита я не могу поднять:

И на нёмъ напечатлѣнныя

Язвы битвъ, единоборствъ моихъ,

Я считаю осязаніемъ.

Ахъ! мой голосъ, бывшій нѣкогда

Гласомъ грома поднебеснаго,

Нынѣ тихъ, какъ вѣтеръ вечера.

Шепчущій съ листами тополя.

Всё сокрылось, всё оставило

Оссіана престарѣлаго,

Одинокаго, ослѣпшаго!

Но не долго я остануся

Безполезнымъ Сельмы бременемъ;

Нѣтъ, не долго буду въ мірѣ я

Безъ друзей и въ одиночествѣ!

Вижу, вижу я то облако,

Въ коемъ тѣнь моя сокроется;

Тѣ туманы вижу тонкіе,

Изъ которыхъ мнѣ составится

Одѣяніе прозрачное.

О, Мальвина, ты ль приблизилась?

Узнаю тебя по шествію.

Какъ пустынной лани тихому.

По дыханію кроткихъ устъ твоихъ.

Какъ цвѣтокъ, благоуханному.

О, Мальвина, дай ты арфу мнѣ!

Чувства сердца я хочу излить:

Я хочу -- да пѣснь унылая

Моему предъидетъ шествію

Въ сѣнь отцовъ моихъ воздушную!

Внемля пѣснь мою послѣднюю,

Тѣни ихъ взыграютъ радостью

Въ свѣтлыхъ облачныхъ обителяхъ;

Спустятся они отъ воздуха,

Сонмомъ склонятся на облаки,

На края ихъ разноцвѣтные,

И прострутъ ко мнѣ десницы ихъ,

Чтобъ принять меня къ отцамъ моимъ...

О, подай, Мальвина, арфу мнѣ!

Чувства сердца я хочу излить.

Ночь холодная спускается

На крылахъ съ тѣнями чорными;

Волны озера качаются,

Хлещетъ пѣна въ брегъ утесистый;

Мхомъ покрытый, дубъ возвышенный

Надъ источникомъ склоняется;

Вѣтеръ стонетъ межъ листовъ его

И, срывая, съ шумомъ сыплетъ ихъ

На мою сѣдую голову.

Скоро, скоро, какъ листы его

Пожелтѣли и разсыпались,

Такъ и я увяну, скроюся!

Скоро въ Сельмѣ и слѣдовъ моихъ

Не увидятъ земнородные;

Вѣтръ, свистящій въ волосахъ моихъ,

Не разбудитъ ото сна меня,

Не разбудитъ отъ глубокаго!

Но почто сіе уныніе?

Для чего печали облако

Осѣняетъ душу бардову?

Гдѣ герои прежде-бывшіе?

Рино, младостью блистающій?

Гдѣ Осгаръ мой -- честь безтрепетныхъ?

И герой Морвена грознаго,

Гдѣ Фингалъ, меча котораго

Трепеталъ ты. Царь вселенныя?

И Фингалъ, отъ взора коего

Вы, странъ дальнихъ рати сильныя,

Разсыпалися, какъ призраки?

Палъ и онъ, сражонный смертію:

Тѣсный гробъ сокрылъ великаго,

И въ чертогахъ праотцовъ его

Позабытъ и слѣдъ могучаго;

И въ чертогахъ праотцовъ его

Вѣтръ свиститъ въ окно разбитое;

Предъ широкими вратами ихъ

Водворилось запустѣніе;

Подъ высокими ихъ сводами,

Арфъ бряцаніемъ гремѣвшими,

Воцарилося безмолвіе.

Тишина ихъ возмущается

Завываньемъ звѣря дикаго,

Жителя ихъ стѣнъ разрушенныхъ.

Такъ, въ чертогахъ праотеческихъ

Позабытъ и слѣдъ великаго!

И мои слѣды забудутся?

Нѣтъ, пока свѣтила ясныя

Будутъ блескомъ ихъ и жизнію

Озарять холмы Морвенскіе --

Голосъ пѣсней Оссіановыхъ

Будетъ жить надъ прахомъ тлѣніи,

И надъ холмами пустынными,

Надъ развалинами Сельмскими,

Предъ лицомъ лупы задумчивой.

Разливаяся гармоніей,

Призовётъ потомка поздняго

Къ сладостнымъ воспоминаніямъ.

Н. Гнедичъ.