Мирбель Лизинска - Конец прекрасного дня

РАЗСКАЗЫ И ПОВѢСТИ
ПЕРЕВЕДЕННЫЕ
Н. Ш[игаевым].

Часть II.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографіи К. Вингебера.
1835.

ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ,

съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи, представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. С. Петербургъ, Марта 12 дня 1835 года.

Ценсоръ А. Крыловъ.

Конецъ прекраснаго дня.

Бываютъ дни мрачные, несчастные, которые, какъ предвѣстники рока, внушая горестныя мысли, оправдываютъ ихъ и не обманываютъ насъ до самой ночи. Тогда тщетны всѣ предосторожности: останешься ли дома, чтобъ предохранить себя отъ непріятностей -- бѣда скорѣе влетитъ въ замочную скважину, нежели оставитъ тебя въ покоѣ. Въ такихъ случаяхъ всего лучше давать ей свободный входъ къ вамъ. Предчувствуемое несчастіе можно сравнить съ висящимъ надъ нашею годовою громовымъ ударомъ, коего сила слабѣетъ отъ ожиданія. Душа сближается съ бѣдою, предвидимою издали, и когда она приходитъ, мы часто сознаемся, что страхъ представлялъ се гораздо въ большемъ видѣ, и отъ того самое несчастіе кажется сноснѣе.

Но нѣкоторые дни начинаются восхитительнымъ утромъ; мы просыпаемся съ яснымъ взоромъ, съ радостью въ сердцѣ. Какой прекрасный день, говоришь себѣ! сколько счастія обѣщаетъ этотъ прелестный, роскошный горизонтъ! Но вмѣсто радости, испытываемъ горесть: такъ иногда улыбается игроку счастье, обогащая его сначала серебромъ и золотомъ, а потомъ все у него отнимаетъ.-- Тогда нѣтъ даже времени приготовиться къ получаемому удару. Онъ не убиваетъ васъ, но поражаетъ до такой степени, чтобъ вы могли вполнѣ чувствовать всѣ мученія.

Въ одинъ изъ такихъ дней, Императрица Жозефина пробуждена была игривымъ лучемъ солнца, освѣтившимъ лице ея, сквозь кисейныя, вышитыя золотомъ занавѣси, спускавшіяся изъ когтей орла двумя пологами около ея кровати. Отдернувъ ихъ, она устремила къ небу одинъ изъ тѣхъ взглядовъ, которыми обыкновенно встрѣчала своего обожаемаго сына Евгенія, или своего супруга, Императора. Чувства ея, казалось, согласовались съ радостнымъ восходомъ величественнаго свѣтила. Накинувъ на себя бѣлый капотъ, и надѣвъ вышитыя шуфли, она отворила окно Въ Англійскій садъ.

Императрица въ то время находилась въ Тріанонѣ, уединенномъ среди великолѣпныхъ Версальскихъ садовъ.

Все дышало нѣгою. Вершины густыхъ деревъ колебались отъ дуновенія утренняго вѣтерка, и какъ бы шептали про любовь.

И Жозефина также говорила себѣ: какой прекрасный день! сколько онъ обѣщаешь мнѣ счастія!

Въ эту минуту послышались ей мелодическіе звуки музыки. Она подумала, чгно ее увидѣли, и удалившись отъ окна, легла въ постель, занятая пріятнѣйшими мечтами. Сердце ея такъ было полно восторгомъ, что наступающій день она считала особеннымъ для себя праздникомъ.

Вдругъ, безъ всякаго доклада, кто-то, войдя къ ней въ комнату, бросился къ ея кровати.-- О, я знала, воскликнула Жозефина, что этотъ день будетъ для меня счастливѣйшимъ! Это ты, мой сынъ Евгеній наконецъ ты возвратился послѣ шести мѣсячной разлуки.

Она плакала отъ радости.

По минованіи перваго восторга, они смотрѣли другъ на друга въ молчаніи, которое прерывалось только ихъ поцѣлуями; самые взгляды ихъ и безмолвіе были весьма для нихъ понятны. Въ_дружбѣ Евгенія и Жозефины было что-то небесное.

"Добрая, нѣжная матушка!" сказалъ Вице-Король Италіи, "я думалъ обрадовать васъ неожиданнымъ приходомъ, и хотѣлъ, чтобы вы пробудились отъ военной музыки."

-- "Нѣтъ, ты напрасно не предупредилъ меня, милый мой Евгеній, отвѣчала Жозефина съ ангельскою улыбкою, необнаруживавшею ни малѣйшаго упрека: такое нечаянное удовольствіе могло бы мнѣ стоишь жизни! ты знаешь, сколько я всегда тебя любила. Я люблю и Императора за его къ тебѣ дружбу, за усыновленіе тебя, и конечно столько же люблю его за личныя достоинства, какъ великаго Наполеона, но не ревнуй меня!-- "Я также люблю его отъ всей души, продолжилъ Евгеній, потому что вы мать мнѣ и обожаете его."

-- "Ты вѣрно его видѣлъ послѣ своего возвращенія?" спросила Жозефина.

"Первое мое посѣщеніе, какъ и первая мысль были вамъ посвящены мною."

-- "Я первая послѣ него имѣла бы на это право" возразила Императрица съ благородною важностью, не уничтожавшею однакожъ нѣжности ея взоровъ "Но онъ такъ же, какъ и ты, меня любитъ, -- и понимая любовь сына, извинитъ твою забывчивость" прибавила она съ небесною кротостью. Замѣтя, что Евгеній огорчился ея упрекомъ, она спѣшила осушить его слезы материнскимъ поцѣлуемъ.

Они завтракали въ Тріанонѣ, безъ всякаго этикета, предаваясь чувствамъ дружбы и смѣшивая радостныя слезы съ пріятными воспоминаніями, говорили объ Италіи, походахъ, и побѣдахъ Императора, и добрая Жозефина спрашивала себя: не древній ли полу-богъ супругъ ея, не ангелъ ли сынъ у ней?

Потомъ они сошли въ садъ, Принцъ велъ Жозефину подъ руку. Они ходили по излучистымъ аллеямъ, рѣзвились, какъ дѣти, спускались въ подземные гроты, плавали въ лодкѣ...

Но вдругъ Императрица задумалась, и чтобъ себя успокоить, должна была ловить взоры своего сына.

Она у видѣла на кормѣ одной шлюпки надъ именемъ Французской Императрицы изгладившееся имя бывшей Королевы Маріи-Антуанетты.

"Мы не сядемъ въ эту шлюпку, сказала Жозефина: она внушаетъ мнѣ непріятныя мысли."

Проходя мимо фабрикъ и мраморной фермы, бывшихъ нѣкогда свидѣтелями увеселеній супруги Людовика XVI, Императрица не могла разсѣять грустныхъ мыслей, и глубокой вздохъ вылетѣлъ изъ груди ея.

"Кто назадъ тому пятнадцать лѣтъ, могъ подумать, спросила она, что дворецъ Французской Королевы будетъ принадлежать мнѣ, Жозефинѣ де Tame, и кто поручится, что я, въ свою очередь, также не лишусь его, а мое имя не замѣнится другимъ на шлюпкахъ?"

Евгеній побледнѣлъ: онъ слышалъ, что Императоръ желалъ бы имѣть прямаго наслѣдника, и хотя однажды, но упомянулъ о разводѣ.

Не имѣла ли въ самомъ дѣлѣ Жозефина роковаго предчувствія? на лодкахъ, стоявшихъ въ прудахъ Версальскихъ садовъ, и какъ бы напоминавшихъ непрочность всего земнаго, много смѣнилось царственныхъ именъ предшественницъ Маріи-Антуанетты и Жозефины.

Слезы навернулись у Принца Евгенія и Жозефины, но сіявшее надъ ними ясное небо разогнало ихъ мрачныя думы.

Между тѣмъ по дорогѣ изъ Парижа въ Версаль скакали въ блестящихъ ливреяхъ лакеи, кавалеры въ кафтанахъ, шитыхъ золотомъ, и придворные экипажи.

Потомъ показалась богатая карета, запряженная въ шесть лошадей, и съ большой дороги поворотила къ рѣшеткѣ со щитами и разнообразной арматурой, за которою возвышались зданія архитектуры среднихъ вѣковъ, всѣ мраморныя или на кирпичномъ фундаментѣ, украшенныя Римскими бюстами,-- золото было перемѣшано тамъ съ желѣзомъ.

Вслѣдъ за тѣмъ пронеслась, подобно молніи, гораздо богатѣйшая карета, въ восемь лошадей бѣлыхъ, какъ пѣна.

Ее отвсюду привѣтствовали громкими восклицаніями; но сидѣвшій въ ней мужчина со сложенными руками, и головою склоненною на грудь, въ глубокомъ размышленіи, не показывалъ никакого вниманія къ сопровождавшимъ его со всѣхъ сторонъ ура!

Наполеонъ (это былъ онъ) казался мрачнымъ, озабоченнымъ, какъ наканунѣ одного изъ тѣхъ сраженій, отъ котораго зависѣла нѣкогда судьба цѣлой Европы. Напрасно толпы народа ожидали его благосклонной улыбки. Онъ не видѣлъ ихъ и неслышалъ, занятый волновавшею его мыслію. Съ нимъ сидѣлъ его Оберъ-Гофмаршалъ, который видя задумчивость Государя, не смѣлъ прерывать ее.

Императоръ грозно взглянулъ на лошадей, какъ бы желая уничтожить ихъ своимъ взоромъ: при всей быстротѣ ихъ бѣга, ему отъ нетерпѣнія казалось, что онѣ ѣдутъ медленно; но примѣтя сборное мѣсто охотниковъ Людовика XIII, открывшееся изъ-за отдаленнаго тумана, онъ, по видимому забылъ мысль, тяготившую его душу.

"Что за уродливое зданіе! "сказалъ Наполеонъ: "и какъ вздумалось Людовику XIII окружить эту разноцвѣтную громаду строеній такою правильною, благородною архитектурою.

-- "Полагаютъ, что изъ уваженія къ памяти его родителя" отвѣчалъ Оберъ-Гофмаршалъ.

"О, я не имѣю подобныхъ причинъ уважать странный вкусъ Людовика XIII, и велю выстроить здѣсь новый дворецъ съ колонадой, и какъ бы ты думалъ, чью прошивъ нее поставлю статую?

-- "По всей справедливости, здѣсь слѣдуетъ стоять монументу Вашего Величества: такъ какъ Вамъ, Государь, принадлежитъ мысль дать новый видъ этому зданію...

"Будь осторожнѣе, Дюрокъ: ремесло льстеца унизительно, прибавилъ Императоръ: "весь Версаль наполненъ воспоминаніями о Людовикѣ XIV, и среди колонады будетъ поставлена его статуя во всемъ великолѣпіи, а подъ сводомъ будутъ изображены великія дѣянія, прославившія его царствованіе; это долгъ мой. Гдѣ ни народъ, ни Государь, не отличаютъ алмазовъ въ грудѣ камней, гдѣ не покровительствуются дарованія, тамъ геніи гибнутъ при самомъ ихъ рожденіи.

Наполеонъ обыкновенно говорилъ съ жаромъ о Людовикѣ XIV, и съ негодованіемъ отзывался на счетъ тѣхъ, которые покушались унизить вѣкъ его.

Подъѣхавъ къ рѣшеткѣ дворца, Императоръ вошелъ въ одинъ изъ портиковъ, ведущихъ къ Версальскому парку, и бросивъ орлиный взглядъ на множество статуй, на прелестныя аллеи, великолѣпные фонтаны и пруды, среди зелени,-- сказалъ: вотъ истинное изящество! я узнаю Великаго Государя.

Потомъ, взглянувъ на фасадъ дворца, прибавилъ:

-- "Здѣсь есть недостатки, но и тутъ видѣнъ Людовикъ XIV" снялъ шляпу, и обратясь къ своей свитѣ, произнесъ: господа! поклонитесь произведенію генія!

Едва выговоривъ послѣднія слова, Наполеонъ впалъ въ прежнюю задумчивость, и послѣ минутнаго размышленія, сказалъ Дюроку: я отправлюсь въ Тріанонъ пѣшкомъ съ Рустаномъ, дожидайтесь меня тутъ; я скоро возвращусь. Я хочу сдѣлать сюрпризъ Императрицѣ, прибавилъ онъ, стараясь скрыть свои мысли. Чело его болѣе и болѣе становилось мрачнымъ. Онъ пошелъ направо, въ сопровожденіи одного Рустана, произнося на пути только отрывистыя слова, и дойдя до рѣшетки, отдѣляющей Версальскіе сады отъ Тріанона, судорожно поднялъ руку ко лбу, чтобъ спіереть холодный потъ съ него.

Хотя Наполеонъ не приказалъ извѣщать Императрицу о пріѣздѣ его въ Версаль, но слухъ о томъ скоро достигъ до Тріанона.

Фреръ, первый камердинеръ Жозефины, побѣжалъ доложить ей о прибытіи Государя, когда она продолжала еще гулять по тѣнистымъ аллеямъ съ своимъ сыномъ.

Это извѣстіе вдругъ омрачило Императрицу, между тѣмъ какъ прежде она всегда считала себя счастливою, слыша о пріѣздѣ своего знаменитаго супруга.

Евгеній, бывшій совершенно въ веселомъ расположеніи духа, и понимавшій самыя скрытныя ощущенія своей матери, почувствовалъ также внутреннее волненіе.

Императрица, поддерживаемая сыномъ, ступивъ на порогъ замка, чуть не упала въ обморокъ.

"Неужели прекрасный день я кончу слезами? сказала она со вздохомъ, но не смотря на все свое смущеніе, думала объ Евгеніѣ, и вмѣстѣ опасаясь, чтобъ онъ не получилъ отъ Императора выговора за то, что не явился къ нему первому по возвращеніи изъ Италіи, отвела его въ другую комнату.

Едва она разсталась съ сыномъ, какъ вошелъ Императоръ съ разсѣяннымъ видомъ, и не сдѣлавъ ей никакого привѣтствія, бросилъ на софу шляпу.

Императрица содрогнулась, какъ бы отъ дѣйствія сверхъестественной силы, почувствовавъ холодный поцѣлуй Наполеона, съ нѣкоторымъ принужденіемъ прикоснувшагося къ ея головѣ.

Стиснувъ за спиною одну руку въ другую, онъ ходилъ большими шагами по комнатѣ, не прерывая молчанія съ Жозефиною, которая, какъ живой образъ ужаса, прислонившись къ стѣнѣ, пристально наблюдала малѣйшія его движенія.

Императоръ остановился и устремилъ на Жозефину взоръ, невольно выразившій чувство жалости.

Глаза ея подернулись слезами, надежда блеснула въ ея сердцѣ, и Жозефина, съ неизъяснимою добротою, которая видна была въ самыхъ чертахъ ея, сказала:

"Скажи, чѣмъ я заслужила гнѣвъ твой?

Императоръ молчалъ, и сдѣлался еще задумчивѣе.

"Геній мой хранитель! почему скрываешь отъ меня печаль свою, ежели она тяготитъ тебя; сердце мое, какъ урна, готово принять твои слезы; прежде я была твоимъ другомъ, я была все для тебя..... а теперь ничто болѣе для Васъ и недостойна даже раздѣлять съ Вами грусть Вашу.

Наполеонъ, стоявшій неподвижно, подобно человѣку, вдругъ успокоенному гармоническимъ звукомъ Эоловой арфы, употребилъ все усиліе, чтобъ уничтожить родившееся въ немъ новое чувство.

"Теперь не до того сказалъ онъ, стараясь придать твердость своему голосу:" къ сожалѣнію я о дѣлахъ долженъ говорить съ вами!....

"Съ вами! прежде Вы просто называли меня Жозефиною.

--..... Еще повторяю, теперь рѣчь совсѣмъ не о томъ.

"О чемъ же? спросила устрашенная Жозефина..."

-- О дѣлахъ, говорю я, о дѣлахъ, повторилъ Наполеонъ, преодолѣвая свое сердце.

-- Вы не одинъ разъ разговаривали со мною объ нихъ и не рѣдко спрашивали совѣтовъ слабой женщины, но не такимъ голосомъ и не съ такою горькою улыбкою.

-- Точно, мнѣ бы должно взять Мантуу и всю Италію, а потомъ уже пріѣхать сюда открыть вамъ мысль мою. Императоръ Французовъ, который болѣе всего обязанъ думать о своемъ народѣ, не имѣетъ права терять время на пышное изліяніе сердечныхъ чувствъ своихъ." Жозсфина отперла передъ Наполеономъ шкатулку съ его письмами, говоря:

"Вотъ, Государь, что писалъ ко мнѣ первый Консулъ, побѣдитель при Маренго.

-- А, это любовныя письма! возразилъ Императоръ, усиливаясь непріятными воспоминаніями заглушить въ себѣ то чувство, которымъ полна была душа его, и пользуясь случаемъ къ скорѣйшему достиженію своей цѣли, повторилъ: любовныя письма!... и съ презрѣніемъ взглянулъ на нихъ.... Къ чему ихъ показывать мнѣ? прибавилъ онъ съ смѣхомъ: развѣ прочесть тебѣ то, которое я писалъ съ поля сраженія, измученный трудами, но съ сердцемъ пламеннымъ, подобнымъ вулкану, и занятый только вами, повергалъ вамъ всю мою славу; то самое, на которое вы не удостоили меня отвѣтомъ, носясь въ вихрѣ Миланскихъ праздниковъ и слушая нѣжности какого нибудь...

"Государь имѣйте ко мнѣ уваженіе, возразила Императрица.

Въ эту минуту послышался шумъ въ ближней комнатѣ, и Жозефина жалѣла, что сынъ ея могъ слышать этотъ обидный для нее. разговоръ.

Но Наполеонъ не обращая на то вниманія, разгорячался болѣе и болѣе, и воспоминая всѣ муки терзавшей его ревности, продолжалъ: угодно вамъ, чтобъ я прочелъ еще другое письмо? послушайте.

Онъ смялъ въ рукахъ бумагу и началъ читать:

"Я пріѣзжаю въ Миланъ, бросаюсь въ твою комнату, покидаю все, чтобъ тебя видѣть и заключить въ свои объятія... Но тебя нѣтъ, ты ѣздить по праздникамъ, удаляешься отъ меня и не думаетъ больше о своемъ Наполеонѣ; прихоть заставила тебя полюбить его, непостоянство же дѣлаетъ къ нему равнодушнымъ. Привыкнувъ къ опасностямъ, я знаю средство отъ скуки и отъ бѣдъ жизни, несчастіе мое выше всякой мѣры; но не безпокойся, наслаждайся удовольствіями: ты создана для нихъ; цѣлый свѣтъ долженъ считать себя счастливымъ, если можетъ тебѣ нравиться, несчастливъ только мужъ твой!

-- Я краснѣю отъ этихъ писемъ прибавилъ Императоръ: спрячьте или я изорву ихъ: они доказываютъ, что сердце мое ощущало всегда полную любовь, точно такъ какъ и славу; не напоминайте мнѣ, что я, первый человѣкъ въ свѣтѣ, могъ имѣть счастливыхъ соперниковъ въ страстяхъ женщины, которую я возвысилъ до степени моей супруги."

Снова послышался шумъ шаговъ и какъ бы невольно вырвавшійся вздохъ.

-- Кто насъ подслушиваетъ? спросилъ Императоръ съ гнѣвомъ: "кто тамъ?" и подошелъ было къ двери.

"Это сынъ мой, отвѣчала Жозефина, не въ силахъ будучи удержать своего негодованія, и сама отворила двери Принцу Евгенію. Онъ бросился въ объятія матери и заглушаемый рыданіями могъ пронзнесть только: "Матушка, бѣдная моя матушка!"

Императоръ съ умысломъ увеличивавшій подозрѣніе, которое внушала ему наружная вѣтренность Жозефины въ ея молодости, такъ былъ изумленъ внезапнымъ появленіемъ Евгенія и представившеюся ему трогательною картиною, что чуть было въ другой разъ не поколебался въ исполненіи принятаго имъ намѣренія, и даже ничего не спросилъ у Вице-Короля о его пріѣздѣ. Жозефина, оскорбленная супруга и мать, вновь склонила къ себѣ Императора.

"Сынъ мой слышалъ мое обвиненіе, сказала она, позвольте же ему, Государь, присутствовать и при моемъ оправданіи....

"Оно будетъ непродолжительно. Я была молода я слишкомъ, можетъ быть, любила свѣтъ, но успѣхи въ немъ относила къ Вашей же славѣ, и съ тѣхъ поръ, какъ сдѣлалась женою Наполеона Бонапарта, въ моей жизни не было ни одной минуты, въ душѣ моей Ни одной мысли, въ которой бы я не могла сознаться предъ моимъ супругомъ, какъ предъ Небомъ; дай Богъ, чтобъ Императоръ Наполеонъ, такъ же былъ чистъ въ своей совѣсти какъ я."

Во взорѣ, въ голосѣ Императрицы, обыкновенно тихомъ и кроткомъ, замѣтна была особенная сила отъ внутренняго убѣжденія въ правотѣ ея. Императоръ уподоблялся обвиненному: кромѣ того, что Жозефина, бывшая искреннимъ его другомъ, имѣла на него постоянное право -- супружеская вѣрность его была подвержена сомнѣнію, а оправданіе несообразно было съ его характеромъ и гордостью, особливо при Евгеніѣ.

Наполеонъ перемѣнилъ тонъ, разсудивъ, что онъ скорѣе достигнетъ цѣли, начавъ дѣйствовать кротостью и слезами, нежели запальчивостію, приведшею самого его въ смущеніе.

-- Ты совершенно права, милая моя Жозефина, сказалъ онъ:" пламенная любовь ввела меня въ заблужденіе, недостойное тебя; я желаю, чтобъ ты всегда была лучшимъ моимъ другомъ.... Но пусть Евгеній насъ оставитъ на минуту, а долженъ открыть тебѣ тягостную для меня мысль, которая столько же будетъ мнѣ стоить слезъ, какъ и тебѣ, Жозефина.

-- Государь, вы можете все говорить при мнѣ, сказалъ Евгеній, предвидя ударъ, Готовый разразиться надъ его матерью: Императрица можетъ быть, будетъ имѣть нужду въ сынѣ къ перенесенію своего несчастія.

Жозефина бсзмолстсовала и не понимала ихъ. Она никогда не вѣрила слухамъ,.распущеннымъ съ восшествія на престолъ ея супруга. Евгеній смотрѣлъ на нее съ полными слезъ глазами.

-- "Итакъ, мой другъ, продолжалъ Наполеонъ, пусть сынъ твой, который никогда не перестанетъ быть и моимъ, выслушаетъ и утѣшитъ меня, потому что я рѣшаюсь на величайшее пожертвованіе." "Онъ дружески положилъ руку на плечо Евгенія, а другою сжалъ пальцы Жозефины.

-- "Другъ мой! сказалъ онъ наконецъ:" допускаешь ли ты, что глубокая душевная привязанность можетъ существовать при всѣхъ переворотахъ судьбы, и что сердца, питающія взаимную любовь, могутъ по обстоятельствамъ жить врознь, неразлучаемыя по соединяющему ихъ чувству?"

Жозефина и тутъ не понимала его. Безъ истинной любви, Наполеонъ не перемѣнилъ бы своего нетерпѣливаго, пылкаго характера, прибѣгая къ такой утонченной уклончивости. Онъ долго приготовлялъ Жозефину къ ужасной вѣсти. Потомъ блѣдными трепещущими устами произнесъ роковое слово разводъ, почти съ явнымъ угрызеніемъ совѣсти, и началъ доказывать, что этого требуютъ польза и слава Франціи.

Наполеонъ, безъ сомнѣнія, ожидалъ слезъ, крика, обмороковъ, -- и чрезвычайно былъ изумленъ, когда Императрица, собравъ свои силы, сказала ему, по видимому, съ величайшимъ хладнокровіемъ:

-- Государь! еслибъ я вѣрили оракуламъ, предсказывавшимъ мнѣ, что съ изгнаніемъ моимъ кончится все ваше благополучіе, то не подписала бы предложеннаго вами акта; но вы видите въ томъ блестящую будущность для себя и славу Франціи..... я его подписываю.

Несчастная Жозефина склонила голову на грудь сына, и тихо, такъ, что Императоръ eй не слышалъ, прибавила: "я подписываю.... но не переживу этого."

-- "Что говоришь ты объ изгнаніи! сказалъ Наполеонъ, тронутый до слезъ столь возвышеннымъ самоотверженіемъ. Ты, Жозефина, всегда будешь близъ меня, чтобъ я могъ иногда видѣться съ тобою, оставляя дворецъ другой супруги, избранной выгодами Государства, а не моимъ сердцемъ...

-- Если оно будетъ принадлежать мнѣ, я все безъ сожалѣнія уступаю той, которая займетъ мое мѣсто, мое лице устарѣло для любви, но не сердце для дружбы...

Желаніе имѣть прямаго наслѣдника и еще большее самолюбіе не могли истребить въ Императорѣ непреодолимую склонность, привлекавшую его къ Жозефинѣ. Не прежде какъ послѣ многихъ поцѣлуевъ, и омочивъ ее слезами, онъ прекратилъ разговоръ, заставившій самаго его вытерпѣть ужаснѣйшія мученія.

Когда онъ хотѣлъ удалиться, Жозефина подошла къ окну, и видя, что время внезапно перемѣнилось, и заревѣла буря, она тяжело вздохнула; потомъ приказала заложить коляску и проводила Императора до его свиты.

Наполеонъ, по возвращеніи въ Версаль, былъ еще мрачнѣе прежняго. Искаженное, мертвенное лице его, показывало какъ много онъ боролся съ собою.

Едва успѣвъ возвратиться въ Парижъ, Императоръ отправился за границу, спѣша развлечь свои умъ и страждущее сердце зрѣлищемъ войны и новыми завоеваніями.

Это происходило въ Сентябрѣ 1809 года; въ Мартѣ же 1810 Марія-Луиза Австрійская имѣла въ качествѣ новой Императрицы торжественный въѣздъ въ Парижъ.

19 Апрѣля, прежняя Императрица Жозефина, великая и въ несчастій, писала къ Наполеону письмо, въ которомъ примѣчательны слѣдующія слова, доказывающія благородство души ея.

"Я сдѣлала большое пожертвованіе, и каждый день чувствую всю его важность; но спокойствіе Вашего Величества не будетъ нарушено; я ограничиваюсь одною просьбою: найти средство увѣрить меня и моихъ приближенныхъ, что я всегда занимала нѣкоторое мѣсто въ вашемъ воспоминаніи и не была лишена вашей дружбы и уваженія; это облегчило бы мое страданіе, не нарушая благополучія Вашего Величества, что для меня всего важнѣе."

Между тѣмъ какъ Императрица Марія-Луиза среди Вѣнскихъ удовольствій мало безпокоилась о заточеніи на островъ Эльбы павшаго съ высоты величія ея супруга, бѣдная Жозефина изнемогала отъ печали, повторяя безпрестанно окружавшимъ ее: островъ Эльба!... Наполеонъ!...

Когда побѣдоносный Императоръ возвратился оттуда, чтобы вскорѣ окончить свой вѣкъ, послѣ двадцатилѣтнихъ побѣдъ, на утесѣ Св. Елены, онъ разспрашивалъ докторовъ, что было причиною смерти Жозефины.

-- Печаль о вашемъ несчастіи, отвѣчали ему.

"Да, она меня истинно любила", сказалъ Наполеонъ со вздохомъ, и долго плакалъ.

Онъ не былъ изъ тѣхъ нечувствительныхъ людей, которые стыдятся того, что у нихъ есть сердце; любовь и дружба исторгали у него слезы точно такъ же какъ и слава.