Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
1. Элизіумъ.-- В. Жуковскаго
2. Картина вечера. -- Н. Гербеля
3. Весенній вечеръ.-- П. Шкляревскаго
4. Младенчество. -- П. Шкляревскаго
Въ то время, когда Гёте создавалъ свои безсмертныя произведенія, полныя реальной правды, а Шиллеръ, не смотря на то, что былъ лирикомъ въ полномъ смыслѣ слова, тѣмъ не менѣе чуждался въ своихъ созданіяхъ всякой форсировки чувствъ, явилась въ Германіи новая школа поэзіи, направившая свои тихіе шаги совершенно въ разрѣзъ съ этимъ трезвымъ и полнымъ правды направленіемъ. Школа эта, которую можно назвать элегически-сентиментальной, главнымъ представителемъ которой былъ Фридрихъ Маттиссонъ, обязана своимъ успѣхомъ исключительно одной красотѣ внѣшней формы своихъ произведеній.
Фридрихъ фонъ-Маттиссонъ родился 23-го января 1761 года въ Хохендоделебенѣ, близь Магдебурга. Отецъ его умеръ вскорѣ послѣ рожденія сына, и воспитаніе мальчика принялъ на себя его дѣдъ. Кончивъ курсъ въ клостербергенской школѣ, молодой Маттиссонъ опредѣлился въ Галльскій университетъ, съ цѣлію изучить теологію, но весьма скоро перемѣнилъ своё первоначальное намѣреніе, увлёкшись философіей и литературой. По окончаніи курса, онъ получилъ мѣсто учителя въ институтѣ въ Дессау, а годъ спустя поступилъ домашнимъ учителемъ въ семейство одного лифляндскаго графа. Затѣмъ цѣлые двадцать лѣтъ Маттиссонъ провёлъ, переходя изъ одного дома въ другой, въ качествѣ воспитателя или секретаря и только въ 1812 году получилъ штатное мѣсто директора театра при виртембергскомъ дворѣ, которое занималъ много лѣтъ. Подъ старость возвратился онъ въ Дессау, гдѣ и умеръ 12-го декабря 1831 года, на семидесятомъ году жизни. Успѣхомъ своихъ первыхъ произведеній Маттиссонъ обязанъ Шиллеру, давшему о нихъ очень лестный отзывъ. Благодаря ему, публика обратила вниманіе на молодого поэта, нашедшаго въ скоромъ времени самыхъ рьяныхъ послѣдователей. Въ качествѣ элегиста и, притомъ, элегиста крайне сентиментальнаго направленія, Маттиссонъ болѣе всего обращалъ вниманіе на описаніе картинъ природы; но, къ сожалѣнію, рѣдко придерживался мудраго правила о границахъ поэзіи и живописи, высказаннаго Лессингомъ въ "Лаокоонѣ". Оттого въ своихъ сочиненіяхъ Маттиссонъ, переходя въ изображеніяхъ природы за предѣлы, возможные для поэзіи, часто впадалъ въ форсировку, которая дѣлаетъ его описанія очень натянутыми и скучными, какимъ является всё фальшивое и ненатуральное, въ какомъ бы родѣ искусства оно не являлось. Описанія, идущія одно за другимъ, не могутъ поразить читателя общимъ видомъ картины, какъ искусно-нарисованный пейзажъ, а потому одному уже не имѣютъ возможности спорить въ силѣ впечатлѣнія съ живописью. И этотъ недостатокъ встрѣчается въ произведеніяхъ Маттиссона на каждомъ шагу. Лучшія изъ его описательныхъ стихотвореній, какъ, напримѣръ, "Женевское озеро" и "Вечерній пейзажъ", нерѣдко увлекаютъ читателя отдѣльными строфами; что же касается впечатлѣнія цѣлаго, то оно почти всегда оказывается утомительнымъ и ненатуральнымъ. Сверхъ того не мало утомляетъ читателя и грустное настроеніе, которымъ проникнуто почти каждое его стихотвореніе, вслѣдствіе чего лучшее впечатлѣніе природы -- радость и веселье, которымъ она насъ надѣляетъ, упущены имъ совсѣмъ. Выдѣляя изъ впечатлѣній природы одно мрачное и тяжолое, онъ впадаетъ въ односторонность, которая, какъ извѣстно, никогда не даётъ поэту мірового значенія. Если онъ имѣлъ значительное вліяніе на современниковъ при жизни, то это только благодаря тому элегическому направленію, которое было въ то время въ модѣ.
Роща, гдѣ податель мира,
Добрый геній смерти, спитъ,
Гдѣ румяный блескъ эѳира
Съ тѣнью зыбкихъ сѣней слитъ,
Гдѣ источника журчанье
Какъ далёкій отзывъ лиръ,
Гдѣ печаль, забывъ роптанье,
Обрѣтаетъ сладкій миръ --
Съ тайнымъ трепетомъ, смятенна,
Въ упоеніи боговъ,
Для безсмертья возрожденна,
Сбросивъ пепельный покровъ,
Входитъ въ сумракъ твой Психея;
Неприкованна къ землѣ,
Юной жизнью пламенѣя,
Развила она крилѣ.
Полетѣла въ тихомъ свѣтѣ,
Съ обновлённою красой,
Въ долъ туманный, къ тайной Летѣ:
Мнилось, лёгкою рукой
Геній влёкъ её незричый.
Видитъ мирные дуга,
Видитъ Летою кропимы
Очарованны луга.
Въ ней надежда, ожиданье;
Наклонилася къ водамъ,
Усмиряющимъ страданье --
Ликъ простёрся по струямъ.
Такъ безоблаченъ играетъ
Въ морѣ мѣсяцъ молодой;
Такъ въ источникѣ сверкаетъ
Факелъ Геспера златой.
Лишь фіалъ воды забвенья
Поднесла къ устамъ она --
Дней минувшихъ привидѣнья
Скрылись лёгкой тѣнью сна.
Заблистала, полетѣла
Къ очарованнымъ холмамъ,
Гдѣ журчатъ, какъ Филомела,
Свѣтлы воды по цвѣтамъ.
Всё въ торжественномъ молчаньѣ;
Притаились вѣтерки,
Лавровъ стихло трепетанье,
Спятъ на розахъ мотыльки.
Такъ молчало всё творенье --
Море, воздухъ, берегъ дикъ --
Зря пѣнистыхъ водъ рожденье,
Анадіомены ликъ.
Всюду яркій блескъ Авроры.
Никогда такой красой
Не сіяли рощи, горы,
Обновлённыя весной!
Мирты съ зыбкими листами
Тонутъ въ пурпурныхъ лучахъ;
Розы свѣтлыми звѣздами
Отразилися въ водахъ.
Такъ волшебный лучъ Селены
Въ лѣсъ Карійскій проникалъ,
Гдѣ, ловитвой утомленный,
Сладко другъ Діаны спалъ.
Какъ струи лѣнивой ропотъ,
Какъ воздушной арфы звонъ,
Разливался въ лѣсѣ шопотъ:
"Пробудись, Эндиміонъ!"
В. Жуковскій.
Зной и свѣтъ
Шлютъ привѣтъ
Пышной жатвѣ мирныхъ пашенъ
И зубцамъ Вальдбургскихъ башенъ.
Моря гладь
Блещетъ; рать
Расписныхъ рыбачьихъ лодокъ
Мчится стаею лебёдокъ.
Всё кругомъ
Серебромъ
Блещетъ, искрится, сіяетъ;
Море небо повторяетъ.
Всюду тишь,
Лишь камышъ
Подъ скалой, гдѣ обитаетъ
Стая совъ, не засыпаетъ.
Всё вокругъ
Нѣжитъ слухъ,
Манитъ кровлею простою,
Тѣнью, миромъ, тишиною.
Море спитъ --
Не шумить;
Западъ тухнетъ и блѣднѣетъ;
Шпиль на Вальдбургѣ темнѣетъ.
Лунный свѣтъ
Шлётъ привѣтъ.
Духи рѣчь ведутъ въ покоѣ
Объ отшедшемъ дня героѣ.
Н. Гербель.
Роса, озарённая алынъ сіяньемъ,
На нѣжномъ блеститъ василькѣ;
Картины цвѣтущей весны съ трепетаньемъ
Рисуются въ яркой рѣкѣ.
Прекрасны -- источникъ, бѣгущій съ утеса,
И рощи въ пурпурныхъ лучахъ;
И сладостенъ сонъ озлащённаго лѣса;
Глубокій покой на поляхъ!
Прекрасна -- златая звѣзда на огнистомъ
Багряномъ краю облаковъ,
Кудрявая липа на холмѣ душистомъ
И риза цвѣтная луговъ!
Прекрасенъ въ долинѣ кустарникъ зелёный,
Увѣнчанный прудъ тростникомъ
И сладко журчащій ручей, осѣнённый
Развѣсистой ольхи шатромъ!
Всё тихо, лишь иволги въ рощѣ стенанье
И звонкая трель соловья,
И гибкой осины листовъ трепетанье
Сливаются съ плескомъ ручья.
О, какъ восхитителенъ вечеръ весенній,
Природы покоющей видъ!
Какъ сладко союзомъ любовь въ своей сѣни
Сонмъ тварей уснувшихъ хранитъ!
О, какъ ты премудро, Благой и Всесильный,
Для счастія міръ сотворилъ,
И розу долины съ улыбкой умильной,
И сонмы горящихъ свѣтилъ!
Ты двинешь десницей -- и листъ упадаетъ
На крыльяхъ зефира съ кустовъ,
Дохнёшь и въ пространствѣ небесъ изчезаетъ
Система плывущихъ міровъ!
П. Шкляревскій.
Гдѣ вечеромъ осина
Трепещетъ надъ прудомъ,
Гдѣ ѳиміамъ жасмина
Развѣянъ вѣтерковъ,
Плетнёмъ тамъ окружоннай,
Рисуясь въ лонѣ водъ,
Вокругъ избушки скромной
Родимый садъ цвѣтётъ.
Отъ бурнаго волненья
Спѣшу къ тебѣ навалъ
Подъ кровъ успокоенья,
Родимый, тихій садъ?
Привѣтствую съ слезами
Васъ, холмы и поля,
Гдѣ радостными днями
Текла весна моя!
И мрачныя берёзы,
Спокойствія пріютъ,
И цвѣтники, гдѣ розы
Съ гвоздиками цвѣтутъ,
И съ жолтою крапивой
На кровлѣ нотъ сѣдой,
Колодезь, говорливый
Источникъ подъ травой,
Рядъ ульевъ, пчёлъ жужжанье,
Калитки ветхой скрипъ,
Голубокъ воркованье
И шопотъ старыхъ липъ --
Всё здѣсь краснорѣчиво,
Всё въ душу сладость льётъ,
Всё юности счастливой
Дни сердцу отдаётъ.
О ты, чей жезлъ свергаетъ
Съ минувшаго покровъ,
Чей голосъ вызываетъ
Изъ гроба рядъ вѣковъ,
Мечта, укрась цвѣтами
Былыхъ восторговъ слѣдъ
И озари лучами
Тропинку первыхъ лѣтъ!
Вотъ липы вѣковыя
У берега ручья --
Почувстовалъ впервые
Гдѣ грусть и радость я!
Вотъ поле подъ горою,
Гдѣ у сребристыхъ водъ,
Подъ звукъ рожка, весною
Кружился хороводъ!
Вотъ лѣсъ, гдѣ, словно Флора,
Лилета, цвѣтъ села,
Фіялки для убора
И ландыша рвала,
И прудъ, по чьихъ рѣзвился
Я злачныхъ берегахъ,
Когда мой флотъ носился
По зёркальныхъ водахъ!
Вотъ здѣсь, гдѣ гордость нивы
Волнуетъ вѣтерокъ,
Овсянокъ въ чащѣ ивы
Тревожилъ мой силокъ;
Такъ въ рощицѣ тѣнистой
Я иволгѣ внималъ;
Тамъ на травѣ цвѣтистой
Изъ вѣтвей воздвигалъ
Цвѣтущіе палаты
Въ кустахъ у ручейка;
Здѣсь съ трескомъ змѣй крылатый
Пускалъ подъ облака;
Тутъ на коврѣ зелёномъ
Ловилъ я мотыльковъ;
Тамъ плёлъ подъ старымъ клёномъ
Вѣнки изъ васильковъ.
Вотъ школа! Съ повиликой
Плющъ вьётся по стѣнахъ.
Здѣсь менторъ нашъ владыкой
Міровъ казался намъ.
Вонъ -- у пруда, подъ тѣнью,
Дубовая скамья!
Здѣсь яйца въ Воскресенье
Каталъ съ друзьями я.