Мензбир Михаил Александрович - Современные задачи биологии

НАУЧНЫЙ ОБЗОРЪ *).

*) Въ нынѣшнемъ году мнѣ надлежало представить обзоръ успѣховъ біологическихъ наукъ. Такъ какъ фактическія свѣдѣнія, добытая наукой за послѣдніе два-три года, отличаются по преимуществу частнымъ характеромъ, то я, по соглашенію съ редакціей, помѣщаю настоящую статью, которая содержитъ въ себѣ обсужденіе общихъ задачъ современной біологіи. М. Мензбиръ.

Современныя задачи біологіи.

Въ своихъ статьяхъ я уже нѣсколько разъ затрогивалъ общіе вопросы біологіи, стараясь разъяснить значеніе Дарвиновой теоріи и показать, что и сама теорія, и слѣдствія, къ которымъ она привела, были логическимъ требованіемъ научнаго развитія, особенно успѣшнаго за послѣднее пятидесятилѣтіе. Мнѣ кажется, что теперь настало время пойти далѣе. Противники современнаго научнаго метода и господствующихъ научныхъ воззрѣній, безъ сомнѣнія, еще не разъ выступятъ на арену съ своими стремленіями доказать несостоятельность перваго и нелогичность вторыхъ, но я думаю, что, въ большинствѣ случаевъ, мы можемъ даже не возражать имъ болѣе. Эти возраженія, имѣютъ ли они форму спокойной научной критики, ила носятъ на себѣ характеръ не совсѣмъ спокойной полемики, мало приносятъ пользы дѣлу. Въ сущности, и эволюціонисты, и ихъ противники, и дарвинисты, и антидарвинисты давно сказали все, что могли сказать. Если антидарвинисты еще существуютъ, это нисколько не доказываетъ того, что аргументація, съ которой мы выступили противъ нихъ, была слаба. Мы съ ними расходились кореннымъ образомъ во взглядѣ на міръ и міровое развитіе. Тамъ, гдѣ мы видимъ роковую необходимость постояннаго развитія въ самыхъ различныхъ направленіяхъ, гдѣ передъ нами рисуется великая гармонія вселенной, они довольствуются отрывочными фактами, объясненіе съ помощью чудеснаго предпочитаютъ объясненію научному. Изыскивать постоянно новыя доказательства справедливости Дарвиновой теоріи для біолога такъ же безполезно и даже вредно, какъ астроному вступать въ полемику изъ-за теоріи Лапласа. Пускай наши противники высказываютъ свои соображенія о несостоятельности принципа подбора въ дѣлѣ объясненія развитія міра организмовъ, мы можемъ идти впередъ, если къ этому у насъ есть данныя. Дарвинизмъ плодотворенъ не только тѣмъ, что далъ отвѣты на многіе вопросы, но особенно тѣмъ, что далъ общій методъ біологическихъ изслѣдованій. Воспользуемся же имъ, чтобы, опираясь на вновь собранные факты, пойти далѣе, чѣмъ могъ это сдѣлать основатель эволюціонизма. Послѣ тридцатилѣтней борьбы изъ-за истины, посмотримъ, подвинулась ли впередъ біологія, перерабатываетъ ли она только задачи, оставленныя Дарвиномъ, или же она ушла впередъ и выставила новыя. И если новыя задачи дѣйствительно стоятъ передъ нами,.если уже хоть нѣкоторые отвѣты могутъ быть даны на нихъ въ настоящее время, если, иными словами, мы съумѣли выяснить еще хоть немногое изъ тайнъ природы, это послужитъ лучшимъ отвѣтомъ нашимъ противникамъ на взводимыя ими на насъ обвиненія въ несостоятельности принятыхъ нами теорій. До тѣхъ поръ, пока міръ существуетъ, несомнѣнно истинными будутъ почитаться тѣ взгляды и тѣ ученія, которые помогаютъ человѣку расширить свой умственный кругозоръ и путемъ сопоставленій, критики, допущеній и изученія фактовъ постепенно глубже проникать въ міровой строй, подмѣчать законы явленій, которые на первый взглядъ кажутся необъяснимыми, но которые, становясь все болѣе и болѣе изученными, складываются въ одно стройное и неразрывное цѣлое.

На слѣдующихъ страницахъ я не полемизирую съ антидарвинистами, не защищаю дарвинизмъ; я просто пытаюсь сдѣлать нѣсколько шаговъ впередъ, не будучи стѣсненъ никакими предвзятыми мнѣніями. Оставаясь дарвинистомъ, я беру на себя смѣлость сказать, что мнѣ мало дѣла до тѣхъ, кто считаетъ мои воззрѣнія ложными; я вижу, что въ біологіи подъ вліяніемъ дарвинизма назрѣли новыя задачи и, не надѣясь вполнѣ разрѣшить ихъ, по крайней мѣрѣ, надѣюсь выяснить ихъ значеніе. Только во второй главѣ, по характеру ея содержанія, мнѣ не удалось избѣжать разъясненій нѣкоторыхъ общихъ выводовъ дарвинизма, изъ боязни быть недостаточна яснымъ.

I.
О возникновеніи личныхъ особенностей.

Я, вѣроятно, не ошибусь, сказавши, что громадное большинство натуралистовъ признаютъ одною изъ важнѣйшихъ, если не самою важною задачей современной біологіи разрѣшеніе вопроса, откуда берутся личныя особенности? Въ окружающемъ насъ мірѣ организмовъ мы не найдемъ двухъ особей одного и того же вида, которыя бы совершенно походили другъ на друга. Какъ бы мелки ни были личныя различія, они, тѣмъ не менѣе, существуютъ, и если закономъ наслѣдственности мы объясняемъ передачу однѣхъ и тѣхъ же особенностей отъ одной особи къ другой, до сихъ поръ нѣтъ ничего, чтобы можно было противупоставить этому закону, какъ объясненіе личныхъ особенностей. Наслѣдственность, если можно такъ выразиться, даетъ общій тонъ, выражающійся въ сходствѣ основныхъ чертъ особей одной какой либо группы. Напримѣръ, въ типѣ позвоночныхъ наслѣдственностью мы можемъ объяснить присущее всѣмъ позвоночнымъ дѣленіе головнаго мозга на три первичные пузыря, существованіе не болѣе двухъ паръ конечностей, превращеніе поверхностныхъ слоевъ общихъ покрововъ въ роговыя образованія, существованіе въ томъ или другомъ видѣ, въ тотъ или другой періодъ жизни жабръ. Но чѣмъ обусловливается дѣленіе головнаго мозга на три первичные пузыря, въ силу чего образовались конечности у позвоночныхъ, чѣмъ объяснить развитіе роговыхъ образованій, появленіе жабернаго аппарата,-- все это совершенно иные вопросы. Надо обратить вниманіе еще на то, что личныя особенности по своему значенію совершенно различны. Однѣ изъ нихъ, развиваясь и упрочиваясь, являются особенностями либо вида, либо рода, либо семейства. Такъ, у многихъ птицъ, живущихъ на островахъ Тихаго океана, личныя особенности окраски, извѣстныя отмѣтины, закрѣпившись помощью подбора, стали видовыми. Или, напримѣръ, у многихъ американскихъ птицъ личныя пластическія особенности, выражающіяся въ толщинѣ и формѣ клюва, длинѣ и формѣ крыла и т. д., развившись и упрочившись опять-таки въ силу подбора, стали тоже видовыми. Но, помимо этого, другія особенности, которыя тоже были личными, пріобрѣли громадное значеніе и распространились на цѣлый типъ. Таково, напримѣръ, превращеніе у членистоногихъ нѣсколькихъ переднихъ паръ членистыхъ придатковъ въ части рта. Тѣмъ не менѣе, личныя особенности, какъ таковыя, въ первоначальномъ своемъ видѣ могли имѣть только одно значеніе -- нѣкоторое отличіе одной особи отъ другой, чѣмъ бы появленіе этого отличія ни обусловливалось. Такимъ образомъ, въ рѣшеніи вопроса о томъ, откуда берутся личныя особенности, мы должны брать появленіе не сложныхъ отличій, а наиболѣе простыхъ, слѣдовательно, прежде чѣмъ рѣшить задачу, должны привести ее въ наивозможно простой видъ. При такой же постановкѣ вопроса, я убѣжденъ, что отвѣтъ на него возможенъ въ столь многихъ частныхъ случаяхъ, что нѣтъ никакого основанія считать отвѣтъ невозможнымъ по существу. Несомнѣнно, что появленіе нѣкоторыхъ личныхъ особенностей мы сейчасъ не можемъ объяснить. Несомнѣнно далѣе, что однѣ личныя особенности являются слѣдствіемъ простыхъ причинъ, другія слѣдствіемъ суммы причинъ. Намъ важно дать фактическое доказательство возможности рѣшенія задачи хотя бы въ нѣсколькихъ частныхъ случаяхъ. Изложеніе нѣкотораго количества фактическаго матеріала лучше выяснитъ сущность дѣла. На первомъ мѣстѣ для насъ поучительно сравненіе въ данномъ случаѣ двухъ группъ организмовъ: одноклѣточныхъ и многоклѣточныхъ. Первые состоятъ только изъ одной клѣтки: части клѣтки играютъ ту или другую физіологическую роль; одни изъ этихъ организмовъ лишены твердыхъ частей, другіе выдѣляютъ такъ называемый скелетъ; всѣ они размножаются либо почкованіемъ, либо дѣленіемъ, т.-е. безполымъ путемъ. Вторые представляютъ собою комплексы клѣтокъ; группы клѣтокъ образуютъ въ нихъ простѣйшіе органы или ткани, играющія опредѣленную роль въ жизни организма; нѣкоторые изъ нихъ способны размножаться безполымъ путемъ, т.-е. почкованіемъ и дѣленіемъ, но нѣтъ ни одного многоклѣточнаго организма, который размножался бы только безполымъ путемъ, и, напротивъ, громадное большинство многоклѣточныхъ организмовъ размножаются только половымъ путемъ. При такомъ размноженіи, основою всякой новой особи является яйцо, которое представляетъ собою клѣтку такъ называемаго эмбріональнаго характера, т.-е. клѣтку, не пріобрѣтшую еще никакихъ спеціальныхъ функцій. Такая клѣтка способна размножиться и превратиться въ комплексъ клѣтокъ, т.-е. многоклѣточный организмъ либо безъ предварительнаго соединенія съ другимъ видоизмѣненіемъ клѣтки, такъ называемымъ живчикомъ или сперматозоидомъ, т.-е. безъ оплодотворенія, партеногенетически, либо послѣ соединенія съ сперматозоидомъ, т.-е. послѣ оплодотворенія. Первый случай представляетъ замѣчательное сходство съ размноженіемъ почкованіемъ: яйцо, т.-е. клѣтка, или отдѣляется отъ комплекса клѣтокъ многоклѣточной особи, или развивается въ таковую. Второй случай представляетъ осложненіе и осложненіе существенное -- соединеніе и слитіе двухъ клѣтокъ, прежде нежели начнется развитіе одной изъ нихъ. Сказаннаго достаточно, чтобы понять, что одноклѣточные и многоклѣточные организмы, будучи сравниваемы относительно размноженія, существенно различаются только тѣмъ, что у одноклѣточныхъ нѣтъ половаго размноженія, характеризующаго собою вторыхъ; и эта разница была бы очень велика, если бы не сглаживалась существованіемъ безполаго размноженія многоклѣточныхъ организмовъ. Это заключеніе, которое мы еще разберемъ далѣе, для насъ въ высшей степени важно.

Остановимся теперь на мірѣ одноклѣточныхъ организмовъ: каждая особь этой группы представляетъ собою клѣтку, слѣдовательно, необходимое для насъ упрощеніе задачи дано намъ здѣсь само собою. Многіе изъ этихъ организмовъ состоятъ только изъ комочка плазмы и если мы станемъ изучать ихъ индивидуальныя измѣненія, то, по крайней мѣрѣ, нѣкоторыя йвъ нихъ станутъ понятны и по своему происхожденію. Наблюдая двухъ амёбъ, изъ которыхъ одна взята откуда-нибудь съ крыши, гдѣ она послѣдовательно подвергалась то дѣйствію дождя, то дѣйствію солнца, другая изъ лужи, мы безъ труда видимъ, что поверхностный слой плазмы первой довольно рѣзко отдѣляется отъ внутренней массы, тогда какъ плазма второй амёбы совершенно однородна во всѣхъ своихъ частяхъ. Беря далѣе для изученія и сравненія амёбъ съ крыши, но съ разныхъ ея сторонъ, мы безъ труда убѣждаемся, что толщина внѣшняго слоя ихъ плазмы прямо пропорціональна продолжительности дѣйствія солнечныхъ лучей. Такимъ образомъ, личныя особенности амёбъ являются прямымъ слѣдствіемъ вліянія среды, окружающей ихъ, и какъ ни маловажны сами по себѣ, тѣмъ не менѣе, обусловливаютъ собою и наружный видъ, и характеръ движенія амёбъ. При дальнѣйшемъ обособленіи поверхностнаго слоя плазмы амёба какъ бы одѣвается органическою оболочкой, но степень обособленности поверхностнаго слоя колеблется въ такихъ громадныхъ предѣлахъ, что можно сказать, что ни особь, то и встрѣчается индивидуальная черта. Само собою разумѣется, говорить объ опредѣленныхъ группахъ амёбъ при такомъ положеніи дѣла нѣтъ возможности, дѣленіе является здѣсь совершенно искусственнымъ, можно установить и десятки видовъ и всѣхъ амёбъ признать за одинъ видъ съ громадными личными колебаніями. Нечего и говорить, что дѣленіе амёбъ на родовыя группы, какъ это дѣлаютъ современные систематики, лишено всякаго значенія, въ виду непостоянства признаковъ. Различная степень отвердѣванія поверхностныхъ слоевъ плазмы, представляющая собою, въ сущности, только разныя степени отмиранія плазмы, конечно, можетъ быть объяснена прямымъ дѣйствіемъ на плазму физическихъ и химическихъ агентовъ. Но есть и другая причина различнаго состава и строенія плазмы, именно ея питаніе. Наблюдая самую обыкновенную амёбу, мы легко можемъ замѣтить, что ея плазма то совершенно прозрачна, когда животное голодно, то, напротивъ, темнѣетъ, становится богатою крупинками и пигментными скопленіями, когда животное сыто. У другихъ амёбъ зерна пигмента не пропадаютъ никогда и отъ времени до времени скопляются въ такомъ громадномъ количествѣ, что за ними совсѣмъ не видно плазмы. Окраска амёбъ бываетъ весьма различна, окраска одной и той же особи измѣняется въ зависимости отъ рода пищи и степени насыщенности. Видѣть въ окраскѣ нѣчто большее, чѣмъ личную особенность, обусловливаемую питаніемъ, неосновательно, а, между тѣмъ, установлены виды амёбъ, характеристику которыхъ составляетъ окраска.

Но еще нелогичнѣе выдѣленіе въ особую группу амёбъ, живущихъ на днѣ океановъ и имѣющихъ раковину изъ постороннихъ частицъ. Въ сущности, тутъ нельзя говорить даже о личныхъ особенностяхъ: амёба съ тѣломъ изъ вязкой плазмы одѣвается оболочкой изъ тѣхъ частицъ, которыми покрыто дно моря, просто потому, что эти постороннія частицы пристаютъ къ поверхностному слою вязкой плазмы. Возьмете вы такую амёбу со "дна моря, омывающаго собою океаническій островъ, и найдете, что ея раковинка образована изъ кусочковъ вулканическаго пепла; возьмете ее со дна открытаго океана, ея раковинка окажется слѣпленной изъ песчинокъ; не удивлнейтесь, что иногда матеріаломъ для такой раковинки служатъ полуразрушенныя раковинки другихъ организмовъ. Но и въ томъ случаѣ, когда мы беремъ амёбъ съ раковинкой не такого случайнаго характера, а съ раковинкой выдѣленной, мы безъ труда можемъ сказать, что она есть результатъ дѣятельности плазмы, т.-е. питанія и измѣненія плазмы.

Громадному большинству даже неспеціалистовъ извѣстно, что существуетъ обширная группа фораминиферъ, амёбъ, одѣтыхъ известковою раковинкой, которыя живутъ въ морѣ на различныхъ глубинахъ, начиная отъ его поверхности. Эти подчасъ микроскопически малые организмы играли громадную роль въ жизни земнаго шара; они образовали толщи мѣла, такъ называемыя нуммулитовыя отложенія и пр. Ихъ изучаютъ съ тѣхъ поръ, какъ изобрѣли микроскопъ. Ихъ обиліе привело къ тому, что ихъ выдѣлили въ особую таксономическую группу, которую подраздѣлили на отряды, семейства, роды, виды. Можно ожидать поэтому, что у фораминиферъ мы встрѣчаемся съ постоянными признаками, которые не могутъ быть объяснены особенностями питанія плазмы и вообще не могутъ быть объяснены, которые передаются изъ поколѣнія въ поколѣніе. Ничуть не бывало. Всѣ эти дѣленія фораминиферъ хороши только до тѣхъ поръ, пока въ нашихъ рукахъ находится ограниченный матеріалъ. Вотъ одна изъ этихъ такъ называемыхъ корненожекъ, одѣтая известковою раковинкой, не подраздѣленной на отдѣлы или камеры; вотъ другая, помѣщающаяся въ раковинѣ многокамерной. Здѣсь камеры расположены безпорядочно другъ около друга, тамъ онѣ вытянуты по одной прямой или расположены по спирали вокругъ одной центральной камеры. Вотъ, наконецъ, еще раковина, гдѣ кругомъ центральной камеры лежатъ остальныя камеры, образуя концентрическія кольца. Присмотритесь къ тому, какъ корненожка выходитъ изъ этихъ раковинъ: изъ однѣхъ она выставляется безчисленными нитевидными отростками, проходящими черезъ безчисленныя поры въ раковинѣ, изъ другихъ -- однимъ большимъ выростомъ, проходящимъ черезъ одно большое отверстіе. Всѣ эти отличія пока легко схватываются, но всмотримся въ нихъ глубже и мы увидимъ, что ихъ значеніе гораздо меньше, чѣмъ кажется на первый взглядъ, что всѣ они, въ сущности, ничего больше, какъ легко объяснимыя съ точки зрѣнія ихъ происхожденія личныя особенности. Начнемъ съ строенія раковины. У продиравленныхъ корненожекъ раковина состоитъ изъ безчисленнаго множества продырявленныхъ призмочекъ. Такимъ образомъ, каждая призмочка образуется какъ известковый чехликъ при основаніи нитевиднаго отростка плазматическаго тѣла. Каждый молодой чехликъ въ свою очередь есть ничто иное, какъ результатъ жизни плазмы, ея питанія, потому что онъ состоитъ изъ органическаго вещества, представляющаго собою видоизмѣненіе плазмы, и известковыхъ солей, отлагаемыхъ плазмой. Но сказанное безъ затрудненія выясняетъ намъ значеніе плазмы, какъ вещества, выдѣляющаго раковину, и значеніе раковины, какъ чехла плазмы. Каковъ бы ни былъ видъ раковины, ея строеніе и форма опредѣляются жизнью и дѣятельностью плазмы. Измѣните питаніе самаго тѣла корненожки и вы получите или организмъ совсѣмъ безъ раковины, въ томъ случаѣ, если, наприм., лишите корненожку известковыхъ образованій, или корненожку, заключенную въ раковину, не подраздѣленную на камеры, если корненожка ростетъ постоянно до извѣстнаго предѣла, или норненожку въ раковинѣ многокамерной, если ростъ корненожки идетъ неперіодично: въ теченіе періода роста,-- иными словами, въ теченіе усиленнаго питанія,-- корненожка только ростетъ, но потомъ за этимъ періодомъ наступаетъ періодъ менѣе энергичнаго питанія, тѣло корненожки не ростетъ и вмѣстѣ съ этимъ періодомъ покоя наступаетъ образованіе оболочки, т.-е. образованіе новой камеры. Представимъ себѣ, что равномѣрное разростаніе плазмы смѣняется неравномѣрнымъ,-- корненожка при ростѣ станетъ закручиваться спиралью и раковина изъ прямолинейной станетъ спиральной и т.д. Такимъ образомъ, продиравленныя раковины корненожекъ,-- а, скажемъ, кстати, то же самое можно повторять и о раковинахъ, имѣющихъ ишь одно большое отверстіе съ выходящею черезъ него плазмою, какъ бы постоянными ни казались на первый взглядъ, оказываются всецѣло зависящими въ своемъ строеніи и формѣ отъ плазматическаго тѣла животнаго; всѣ ихъ крайніе типы связываются безконечными переходами,-- иными словами типы мы можемъ выбирать по произволу, слѣдовательно, и видовъ у корненожекъ нѣтъ возможности установить. Раковина корненожки есть грубое выраженіе ея индивидуальныхъ особенностей, послѣднія -- результатъ условій питанія плазмы. У другихъ одноклѣточныхъ организмовъ плазма выдѣляетъ не известковые твердые покровы, а кремневые въ разной формѣ, у третьихъ -- только органическія оболочки; сущность дѣла, конечно, не измѣняется,-- и у этихъ организмовъ признаки группъ созидаются наблюдателями совершенно искусственно изъ личныхъ особенностей, личныя же особенности объясняются сравнительно просто: питаніемъ плазмы и ея отношеніемъ къ окружающимъ условіямъ.

Въ высшей степени поучительно сравненіе съ амёбами и корненожками инфузорій. Имѣя передъ собою тѣло инфузоріи, покрытое мѣстами мерцательными рѣсничками, мѣстами болѣе замѣтными волосами и даже шипами или крючками, видя въ немъ скопленіе пигментныхъ образованій, тагъ называемые сократимые пузырьки и пр., мы можемъ невольно задаться вопросомъ: откуда взялись эти особенности? Оказывается, что и на это имѣется отвѣтъ. Мерцательные волоски ничего болѣе, какъ очень тонкіе и короткіе выросты плазмы, которые совершенно также проходятъ черезъ оболочку инфузоріи, какъ отростки тѣла корненожки проходятъ черезъ раковину,-- это болѣе толстые волоски, крючки и шипики, просто слившіеся въ одно группы тѣхъ же мерцательныхъ волосковъ. Такъ называемое ротовое отверстіе инфузорій легко объяснить, если обратить вниманіе на то, что тѣло инфузоріи покрыто оболочкой на всемъ протяженіи, кромѣ того мѣста, гдѣ въ него поступаетъ пища,-- здѣсь оболочка какъ бы не успѣваетъ развиться. Присутствіе бьющихся пузырьковъ объясняется упругостью плазмы, которая окружаетъ полость съ скопившеюся въ ней жидкостью, выдѣленною тою же плазмой. Такимъ образомъ, однѣ особенности инфузорій являются видоизмѣненіемъ особенностей извѣстныхъ намъ по близкимъ организмамъ, другія, новыя, объясняются функціями плазмы и тѣмъ, чти функціи постепенно сосредоточиваются въ томъ или другомъ мѣстѣ, а не являются безпорядочно разбросанными во всѣхъ мѣстахъ плазмы. У корненожки пища могла поступать въ тѣло на любомъ мѣстѣ, у инфузорія только въ одномъ, и это мѣсто становится ртомъ; у корненожки сокращалась вся плазма, у инфузоріи по преимуществу сокращается поверхностный слой; у корненожки все тѣло безразлично относилось къ свѣту, у инфузоріи присутствіе пигментныхъ скопленій, являющихся результатомъ питанія, заставляетъ различныя мѣста поверхности тѣла относиться различно къ свѣту. Видоизмѣненіе однѣхъ особенностей и появленіе другихъ у одноклѣточныхъ организмовъ прямо обусловливается осложненіемъ функцій. Но изъ такихъ же клѣтокъ состоятъ и всѣ организмы. Почему же объясненіе, годное въ одномъ случаѣ, негодно въ другомъ? Почему, находя сравнительно простое объясненіе возникновенію личныхъ особенностей у одноклѣточныхъ организмовъ, мы боязливо уходимъ отъ того же объясненія по отношенію къ организмамъ многоклѣточнымъ? Это -- одна изъ часто повторяющихся ошибокъ, ничего больше. Въ дальнѣйшемъ изложеніи мы укажемъ еще на нѣкоторые примѣры, доказывающіе возможность объяснить уже знакомымъ намъ путемъ возникновеніе личныхъ особенностей и у высшихъ организмовъ. Возвратимся, однако, къ одноклѣточнымъ. Послѣ сказаннаго не трудно видѣть,-- что въ этомъ обширномъ утолкѣ организмовъ чрезвычайно трудно разграничить болѣе мелкія группы. У каждой особи являются благопріобрѣтенныя особенности, и если трудно доказать, что такія особенности наслѣдственно передаются у высшихъ организмомъ, то очевидно, что у одноклѣточныхъ эти благопріобрѣтенныя особенности не могутъ не передаться,-- какая-нибудь инфузорія дѣлится на двѣ особи и, естественно, всѣ особенности материнскаго организма становятся достояніемъ и дочернихъ. При почкованіи повторяется то же,-- меньшая отдѣляющаяся часть состоитъ изъ тѣхъ же частей, что и большая, отдѣляющая отъ себя. Въ этомъ то простомъ способѣ размноженія, въ этой легко прослѣживаемой зависимости клѣтки отъ окружающихъ условій и лежитъ, конечно, объясненіе того, что, несмотря на обиліе одноклѣточныхъ организмовъ, несмотря на ихъ кажущееся разнообразіе, мы можемъ очень легко связать ихъ въ одно цѣлое. Нигдѣ особь съ ея индивидуальными особенностями не выступаетъ съ такою силой. Изучая простѣйшіе организмы, мы сами собою приходимъ къ заключенію, что въ природѣ существуютъ только особи, что всѣ таксономическія группы, какъ-то: родъ, семейство, отрядъ и т. д., и даже таксономическая единица, видъ -- только отвлеченные образы существующихъ въ природѣ особей.

У болѣе сложныхъ одноклѣточныхъ организмовъ существуютъ, однако, нѣкоторыя осложненія въ развитіи, которыя заслуживаютъ быть упомянутыми здѣсь. У такъ называемыхъ солнечныхъ животныхъ, прозванныхъ такъ за правильное лучистое расположеніе нитевидныхъ отростковъ ихъ тѣла, размноженіе хотя и совершается путемъ дѣленія, но дѣлящееся материнское тѣло предварительно одѣвается утолщенною оболочкой -- цистой, и каждое тѣльце, образовавшееся путемъ дѣленія, въ свою очередь одѣвается цистой. У радіолярій, которыя являются морскими представителями прѣсноводныхъ солнечныхъ животныхъ, результаты дѣленія материнскаго тѣла, заключенные въ общую цисту, принимаютъ каждый форму овальнаго тѣльца съ двумя жгутами; эти тѣльца при помощи своихъ жгутовъ движутся, а потому называются движущимися спорами или зооспорами. Но каждая зооспора, въ сущности, ничѣмъ не отличается отъ амёбы, у которой отростки вытянулись въ жгутовидные придатки. Наконецъ, у инфузорій размноженіе дѣленіемъ часто сопровождается временнымъ или постояннымъ слитіемъ двухъ особей въ одну, которыя или которая послѣ того энергично ростетъ и еще энергичнѣе начинаетъ вновь размножаться дѣленіемъ. Не должно увлекаться кажущимся сходствомъ слитія двухъ особей у инфузорій съ половымъ размноженіемъ у другихъ животныхъ: это слитіе, повидимому, представляетъ собою то же, что и образованіе материнской и дочернихъ цистъ у другихъ простѣйшихъ животныхъ, гдѣ это является прямою приспособляемостью въ неблагопріятнымъ внѣшнимъ условіямъ среды. Такимъ образомъ, уже у одноклѣточныхъ организмовъ мы видимъ слѣдующее: осложненіе организма можетъ быть морфологическое, выражающееся въ осложненіи строенія особи, и осложненіе можетъ быть физіологическое, выражающеся въ осложненіи отправленій организма. Едва ли можно допустить, что между тѣмъ и другимъ ходомъ осложненій нѣтъ соотвѣтствія. Естественно, что морфологическая сложность организма влечетъ за собою физіологическую и обратно. Трудно себѣ представить простую машину съ сложнымъ дѣйствіемъ и сложную машину съ простымъ дѣйствіемъ.

Я не стану болѣе говорить объ одноклѣточныхъ организмахъ,-- боюсь, что и такъ утомилъ нѣкоторыми подробностями,-- но обойтись безъ нихъ въ данномъ случаѣ нѣтъ возможности. Одноклѣточные организмы по своему отношенію къ средѣ представляютъ исходную точку для обсужденія того же вопроса въ примѣненіи къ сложнымъ организмамъ. Приведенными примѣрами я хотѣлъ показать, что личныя особенности одноклѣточныхъ организмовъ могутъ бытъ разсматриваемы какъ прямое вліяніе среды. Я хотѣлъ показать также, что подчасъ то, что мы называемъ личною особенностью и что мы оклонны считать для организма чѣмъ-то новымъ, въ сущности, представляетъ собою только видоизмѣненіе другой особенности, у другихъ организмовъ существующей въ болѣе простой и потому легче объяснимой формѣ. Не должно думать, что сейчасъ формулированный выводъ я склоненъ распространять на сложные организмы. Я думаю, что по стольку, по скольку сложные организмы состоятъ изъ клѣтокъ, они не изъяты отъ прямаго воздѣйствія среды; но не могу отрицать, что превращеніе клѣтокъ, образованіе изъ ихъ комплексовъ тканей, въ значительной мѣрѣ умаляетъ значеніе упомянутаго воздѣйствія. Мнѣ кажется, можно сказать, что чѣмъ полнѣе превращеніе группъ клѣтокъ сложнаго организма въ ткани, чѣмъ совершеннѣе потеря элементарными составными частями организма или клѣтками ихъ индивидуальности, тѣмъ менѣе прямая зависимость сложнаго организма отъ среды. Такимъ образомъ, я готовъ сказать, что среди животныхъ безпорошицевыя находятся въ большей прямой подчиненности отъ внѣшнихъ условій, чѣмъ иглокожія; что низшіе черви, такъ называемые рѣснитчатые черви, болѣе зависятъ отъ прямаго воздѣйствія на нихъ среды, чѣмъ высшіе черви. Я готовъ далѣе сказать, что въ предѣлахъ одного сложнаго организма та ткань и болѣе зависитъ отъ прямаго воздѣйствія окружающихъ ее условій, которая болѣе сохраняетъ свой клѣточный характеръ. Такимъ образомъ, на первомъ мѣстѣ по этой зависимости должна стоять эпителіальная ткань, на второмъ -- нервная, на третьемъ -- мышечная и уже потомъ обширная категорія остовныхъ или скелетныхъ тканей. И, насколько я знаю, факты только подтверждаютъ это заключеніе. Но я думаю, что это все равно, что сказать, что чѣмъ полнѣе въ организмѣ слитіе клѣтокъ и образованіе ими тканей, тѣмъ менѣе приложимы къ объясненію возникновенія личныхъ особенностей особи агенты біологическіе, т.-е. прямое воздѣйствіе среды, и тѣмъ болѣе приложимы агенты физіологическіе, т.-е. сумма явленій, совершающихся въ организмѣ и съ организмомъ, неразрывно связанныхъ съ питаніемъ организма.

Каждый разъ, когда намъ приходится слышать, что мы безсильны въ объясненіи появленія личныхъ особенностей, намъ приходится убѣждаться, что самый вопросъ объ этомъ ставится въ высшей степени неосновательно. Берутся особенности крупныя, такъ сказать, бьющія въ глаза особенности, далеко ушедшія отъ своей первоначальной формы и прошедшія длинный путь измѣненій. При такой постановкѣ вопроса нечего и думать дать на него отвѣтъ. Вопросъ долженъ быть задаваемъ не о сложномъ явленіи, а о простомъ, и тогда отвѣтъ возможенъ, даже въ болѣе опредѣленной формѣ, чѣмъ можно бы ожидать. Идя такимъ путемъ, мнѣ кажется, появленіе личныхъ особенностей сложныхъ организмовъ можно объяснить въ настоящее время слѣдующимъ образомъ: 1) онѣ появляются какъ слѣдствіе прямаго вліянія среды, 2) какъ результатъ измѣненія особенностей уже существующихъ, 3) какъ результатъ соотношенія органовъ и вообще отправленій организма и, наконецъ, 4) какъ слѣдствіе дифференцировки половъ и размноженія половымъ путемъ. Подтвердимъ это фактами.

Наблюденія Шманкевича надъ ракообразными показали, что измѣненіе концентраціи солянаго раствора вызываетъ послѣдовательно появленіе такихъ личныхъ особенностей въ рядѣ поколѣній живущихъ въ морской водѣ ракообразныхъ, что систематики считаютъ эти особенности достаточными даже для родовыхъ характеристикъ. Есть два рачка, одинъ прѣсноводный, называемый бранхипусомъ, другой -- житель исключительно соленыхъ озеръ Америки, Европы и Африки, называемый артеміей. Что касается артеміи, то въ предѣлахъ только этого рода насчитываютъ нѣсколько видовъ и между ними два различающіеся чрезвычайно рѣдко. Но вотъ что дали на ятому предмету изслѣдованія Шманкевича. Увеличивая концентрацію солянаго раствора съ 4о до 25о, можно изъ одного вида артеміи, отличающагося сильно раздвоеннымъ хвостомъ и другими признаками, получить рядомъ послѣдовательно измѣняющихся поколѣній другую крайнюю форму. Шманкевичъ наблюдалъ такой переходъ и въ естественныхъ условіяхъ. Прорвалась плотина между двумя рядомъ лежащими озерами, содержаніе соли въ одномъ изъ которыхъ было до того 25о, а потомъ, послѣ прорыва плотины, стало только 8o. Одновременно съ этимъ въ озерѣ размножаются массы артемій съ раздвоеннымъ хвостомъ. Тѣмъ временемъ плотина была починена и потому, вслѣдствіе испаренія воды, процентное содержаніе соли въ водѣ начинаетъ увеличиваться. Въ 1872 г. оно достигло 14o, въ 1873 г.-- 18o и въ концѣ сентября 1874 г. было до 25o. Вмѣстѣ съ этимъ артеміи съ раздвоеннымъ хвостомъ постепенно всею массой превратились въ другую крайнюю форму. Не довольствуясь этимъ, Шманкевичъ началъ изслѣдованія въ другомъ направленіи: вмѣсто того, чтобы увеличивать концентрацію солянаго раствора, онъ началъ постепенно разжижать его и довелъ, наконецъ, до состава чисто-прѣсной воды: артеміи благоденствовали, но въ рядѣ поколѣній измѣнились въ бранхипусовъ. Такимъ образомъ, большее или меньшее процентное содержаніе соли въ растворѣ не только вызываетъ появленіе новыхъ личныхъ особенностей, но въ рядѣ поколѣній усиливаетъ эти особенности.

Другимъ хорошимъ примѣромъ въ томъ же направленіи можетъ служить измѣненіе строенія желудка въ зависимости отъ измѣненія рода пищи. Англійскій анатомъ Гёнтеръ произвелъ въ этомъ направленіи въ высшей степени интересныя наблюденія надъ нѣкоторыми птицами и несомнѣнно доказалъ, что желудокъ нѣкоторыхъ мясоядныхъ птицъ можетъ принятъ строеніе желудка зерноядныхъ, если такихъ мясоядныхъ птицъ кормитъ зернами. Разница между двумя родами птичьихъ желудковъ очень велика: желудокъ птицы, питающейся мясомъ, выстланъ съ своей внутренней поверхности мягкою кожицей и содержитъ въ своихъ стѣнкахъ только очень небольшое количество мышечныхъ волоконъ; желудокъ птицы, питающейся зернами, напротивъ, выстланъ съ своей внутренней поверхности очень твердою оболочкой и содержитъ въ своихъ стѣнкахъ массу мышечныхъ волоконъ. Гёнтеръ бралъ такъ называемую трехпалую чайку, которая нормально питается рыбой и имѣетъ желудокъ мясоядной птицы, и въ теченіе цѣлаго года кормилъ ее зернами; въ результатѣ тонкостѣнный желудокъ чайки сталъ толстостѣннымъ и одѣлся на своей внутренней сторонѣ твердою оболочкой, какая, наприм., есть въ желудкѣ голубя. Докторъ Эдмонстонъ говоритъ, что совершенно то же бываетъ ежегодно съ этою птицей въ ея нормальныхъ условіяхъ существованія: у трехпалой чайки Шотландскихъ острововъ ежегодно два раза измѣняется строеніе желудка, въ зависимости отъ измѣненія рода пищи: лѣтомъ эта чайка питается зернами и имѣетъ тогда желудокъ зерноядной птицы, зимой -- рыбой и имѣетъ тогда желудокъ мясояднаго хищника. На такой же переходъ желудка мясоядной птицы въ желудокъ зерноядной указываетъ д-ръ Эдмонстонъ для ворона, Менетріе -- для одной совы, а Гольмгренъ произвелъ опыты, доказывающіе, что такое измѣненіе строенія желудка птицъ можетъ идти и въ обратномъ направленіи, т.-е. у нормально зерноядной птицы при кормленіи ея мясною пищей желудокъ можетъ сдѣлаться желудкомъ мясояднымъ.

Какъ послѣдній примѣръ въ этомъ направленіи, я возьму появленіе тѣхъ характерныхъ тоновъ окраски, которыми отличаются животныя пустыни. Сѣровато-бурые тона въ самой различной степени и въ самыхъ разнообразныхъ оттѣнкахъ развиты у громаднаго большинства животныхъ пустыни и не разъ обращали на себя вниманіе. Какимъ-же образомъ они появляются? Для отвѣта на этотъ вопросъ возьмемъ млекопитающихъ и. птицъ. У первыхъ тѣло покрыто шерстью, у вторыхъ перьями, но какъ съ волосахъ, такъ и въ перьяхъ заключается особое красящее вещество, пигментъ, который придаетъ имъ опредѣленную окраску. Этотъ пигментъ, независимо отъ своей первоначальной окраски, подъ вліяніемъ извѣстныхъ благопріятныхъ условій развитія тѣхъ образованій, въ которыхъ заключенъ, остается неизмѣняемымъ; но если эти условія неблагопріятны, онъ можетъ измѣниться въ большей или меньшей степени и, разрушившись, разложившись, превратиться въ тѣло грязнобурой окраски. Если мы возьмемъ теперь, напримѣръ, пустыннаго жаворонка и посмотримъ на развитіе у него перьевъ, мы увидимъ, что отмираніе пера совершается чрезвычайно быстро подъ вліяніемъ сухости континентальцаго климата Сахары или Гоби. Еще перо только выходитъ изъ чехлика, еще бородки его не разошлись какъ слѣдуетъ, а пигментъ, проникающій въ перо, уже разрушается. Бородки пера въ свою очередь ссыхаются, трескаются и обламываются и въ результатѣ сухость и зной пустыни приводятъ къ тому, что выростающій птенецъ или взрослая птица послѣ линьки одѣваются уже засушенными, спаленными перьями. То же самое происходитъ при развитіи волоса. Еще легче разрушается пигментъ, пріобрѣтая буроватую окраску, у гадовъ, которые, ползая по землѣ, тѣмъ болѣе подвергаются непосредственному вліянію сухости нагрѣтаго воздуха и накаленной почвы.

Вообще, степень влажности и нагрѣтости воздуха оказываетъ огромное прямое вліяніе на усиленіе интензивности окраски. Если мы возьмемъ измѣненія животныхъ, напримѣръ, птицъ, огромной палеарктической области, охватывающей собою всю Европу, сѣверное побережье Африки, сѣверную и среднюю Азію, то мы увидимъ, что наиболѣе темною окраской отличаются особи, живущія во влажномъ морскомъ климатѣ Британскихъ острововъ. Уже въ центральной Европѣ окраска становится нѣсколько свѣтлѣе; съ переходомъ въ Россію окраска не только свѣтлѣетъ, но становится чище; въ Сибири отложеніе пигмента въ перьяхъ вообще гораздо менѣе развито, нежели у европейскихъ птицъ, и потому въ окраскѣ начинаютъ либо выступать бѣлыя пятна, либо, если эти пятна уже есть у европейскихъ особей, они достигаютъ большаго развитія. Въ томъ, что яти личныя особенности окраски являются какъ слѣдствіе климатическихъ причинъ, насъ достаточно убѣждаетъ, съ одной стороны, ихъ широкое распространеніе у птицъ разныхъ группъ, съ другой -- безконечное разнообразіе въ степени развитія этихъ особенностей, хотя для каждой мѣстности существуютъ предѣлы для подобныхъ колебаній. Впрочемъ, насколько окраска зависитъ отъ прямаго вліянія среды, въ достаточной мѣрѣ выясняется наблюденіемъ надъ животными въ неволѣ: нѣкоторые пигменты при этомъ совершенно разрушаются и перестаютъ выдѣляться (напримѣръ, желтый), другіе только ослабѣваютъ (красный), третьи, напротивъ, усиливаются.

Приведенныхъ примѣровъ, намъ кажется, достаточно для подкрѣпленія т'ого, что нѣкоторыя личныя особенности могутъ явиться какъ слѣдствіе прямаго вліянія на организмъ окружающей среды, если даже взять сложные, высшіе организмы. Съ теченіемъ времени количество особенностей этой категоріи, конечно, увеличится. Опыты съ гусеницами бабочекъ показываютъ, что перекраска, напримѣръ, подчасъ совершается съ тако" быстротой и въ такихъ размѣрахъ, точно животное фотографируетъ окружающую его среду, и уже одного этого факта достаточно, чтобы изслѣдованія въ этомъ направленіи считать въ высшей степени плодотворными. Но еще богаче примѣрами та группа явленій, которая разсматриваетъ появленіе извѣстныхъ личныхъ особенностей путемъ измѣнешя особенностей уже существующихъ. При этомъ необходимо призвать на помощь измѣненіе отправленій измѣняющагося морфологически органа.

Обширная группа членистоногихъ животныхъ характеризуется, между прочимъ, частями рта, построенными по извѣстной схемѣ. У насѣкомыхъ эти части рта представляютъ собою три видоизмѣненія: у однихъ такъ называемыя жующія части рта, отличительнымъ признакомъ которыхъ служить присутствіе пары мощныхъ челюстей или жвалъ, тогда какъ другая пара челюстей и лежащая позади рта нижняя губа имѣютъ болѣе или менѣе пластинчатое строеніе и служатъ только для поддерживанія пищи; у другихъ такъ называемыя сосущія части рта, состоящія изъ почти или совсѣмъ неразвитыхъ верхнихъ челюстей и хоботка, образованнаго или нижними челюстями, или нижнею губой, и, наконецъ, у третьихъ части рта полужующія, полусосущія,-- у нихъ верхнія челюсти развиты и нижняя губа съ нижними челюстями образуетъ хоботокъ. Какимъ образомъ появились эти части рта, сначала какъ личная особенность, потомъ какъ особенность типа? Къ отвѣту на это мы приходимъ совершенно постепенно, слѣдя за измѣненіями названныхъ органовъ. У насѣкомыхъ они очень сложны и представляютъ слишкомъ много видоизмѣненій. Сравнивая насѣкомыхъ съ ракообразными, мы убѣждаемся, что части рта ракообразныхъ представляютъ собою исходную точку развитія частей рта насѣкомыхъ. Мало этого, у ракообразныхъ позади настоящихъ челюстей мы видикъ нѣсколько паръ органовъ, по строенію похожихъ и на челюсти, и на ножки; анатомы и зовутъ ихъ ногочелюстями и сравнительное изученіе всѣхъ этихъ органовъ безъ труда приводитъ къ заключенію, что части рта членистоногихъ только сильно видоизмѣненныя ножки этихъ животныхъ. Собственно говоря, мы въ данномъ случаѣ можемъ и ограничиться этимъ отвѣтомъ, но насъ могутъ упрекнуть, что мы не доводимъ вопроса до конца, что мы должны указать, что вызвало развитіе ножекъ. Отвѣтъ на этотъ вопросъ, конечно, гораздо труднѣе, но, имѣя въ виду, что на сегментахъ, составляющихъ тѣло кольчатыхъ червей, которые служили прародителями членистоногихъ, въ большомъ количествѣ появляются боковые выросты, Являющіеся мѣстнымъ выпячиваніемъ стѣнокъ тѣла, можетъ быть, вслѣдствіе утоньченія въ этихъ мѣстахъ общихъ покрововъ,-- мы можемъ утверждать, что ножки развились изъ симметричныхъ боковыхъ выростовъ сегментовъ тѣла.

Другой примѣръ мы возьмемъ, опять-таки, изъ организаціи также насѣкомыхъ. Роскошно окрашенныя крыла тропическихъ бабочекъ, прозрачныя крылышки стрекозъ, металлическія надкрылья жуковъ и т. д. невольно заставляютъ задаться вопросомъ: какъ возникли эти столь развитые придатки? И въ этомъ случаѣ сравненіе крыльевъ разныхъ насѣкомыхъ, сравненіе ихъ съ выростами груднаго отдѣла ракообразныхъ и послѣднихъ съ боковыми выростами, отходящими отъ сегментовъ тѣла кольчатыхъ червей, опять приводитъ насъ къ отвѣту, что подобно тому, какъ одни простые выросты служатъ исходною точкой для развитія частей рта, такъ другіе для развитія крыльевъ. Еще убѣдительнѣе и въ томъ, и въ другомъ случаѣ данныя, представляемыя исторіей развитія: слѣдя за развитіемъ частей рта насѣкомыхъ, мы видимъ, что онѣ появляются въ видѣ выростовъ, какъ и остальныя ножки, и только позднѣе мѣняютъ свою форму; слѣдя за развитіемъ крыльевъ насѣкомыхъ, мы видимъ, что первоначально это просто выросты стѣнокъ тѣла,-- выросты, въ полость которыхъ заходятъ дыхательныя трубочки и нервы, выросты, ничѣмъ существенно не отличающіеся отъ тѣхъ выростовъ, которые спускаются по бокамъ тѣла рака, образуя боковыя части его головогруднаго щита.

У позвоночныхъ челюсти въ свою очередь имѣютъ значеніе органа, участвующаго въ характеристикѣ типа, и если мы относительно ихъ спросимъ, развились ли они какъ своеобразный органъ или видоизмѣненіемъ другаго органа уже существующаго, то отвѣтъ будетъ въ послѣднемъ смыслѣ. У млекопитающихъ, птицъ и гадовъ это рѣшается не особенно легко, но у рыбъ, особенно акулъ и скатовъ, въ высшей степени легко убѣдиться, что челюстной аппаратъ представляетъ собою видоизмѣненіе передней жаберной дужки, точно также какъ подъязычный аппаратъ представляетъ собою видоизмѣненіе второй жаберной дужки. Еще поучительнѣе въ этомъ направленіи развитіе у млекопитающихъ слуховыхъ косточекъ. Эти косточки существуютъ въ числѣ трехъ, называются молоточкомъ, наковальней и стременемъ и помѣщаются въ такъ называемой барабанной полости. Ничего подобнаго имъ нѣтъ, на первый взглядъ, у остальныхъ позвоночныхъ, и совершенно естественно задаться вопросомъ: откуда онѣ взялись, что дало толчокъ возникновенію такой особенности, которая изъ личной стала особенностью типа? Тщательное изученіе ихъ и ихъ развитія убѣждаетъ насъ, однако, въ томъ, что двѣ изъ нихъ ничего болѣе, какъ части челюстной дуги, измѣнившія и свое положеніе въ черепѣ, и свою функцію, и только третья -- стремя -- есть новообразованіе въ истинномъ смыслѣ этого слова, такъ какъ она развивается только у млекопитающихъ кругомъ одной артеріи, проходящей въ области органа слуха. На вопросъ, чѣмъ вызвано появленіе этого кольца, до извѣстной степени отвѣтить можно, что отложеніемъ извести въ стѣнкахъ кровеносныхъ сосудовъ, и болѣе чѣмъ вѣроятно, что именно такое известковое кольцо послужило исходною точкой для развитія стремени.

Объяснить появленіе такого сложнаго органа, каковъ, наприм., глазъ, конечно, немыслимо, не выяснивъ сущности задачи. Глазъ представляетъ массу послѣдовательныхъ измѣненій и осложненій въ предѣлахъ типа позвоночныхъ; у безпозвоночныхъ, даже высшихъ, каковы головоногіе слизни и насѣкомыя, глазъ также чрезвычайно сложенъ, хотя и представляетъ упрощеніе сравнительно съ глазомъ позвоночныхъ; у низшихъ безпозвоночныхъ, наприм., медузъ, глазъ уже очень просто построенъ, но, все*таки, и въ томъ видѣ, въ какомъ онъ существуетъ у медузъ, онъ не могъ возникнуть первоначально. Простѣйшую форму органа зрѣнія мы находимъ у рѣснитчатыхъ червей, гдѣ глазъ является скопленіемъ пигментныхъ клѣтокъ, находящихся въ соединеніи съ нервною системой. Такой глазъ, съ помощью заключеннаго въ немъ пигмента, собираетъ въ большемъ количествѣ свѣтовые лучи, нежели это дѣлаютъ окружающія клѣтки, и раздраженіе, вызываемое этимъ, передается нервной системѣ помощью нервнаго волокна, быть можетъ, совершенно случайно соприкасающагося съ пигментными клѣтками. Возникновеніе такого органа, какъ извѣстной личной особенности, уже поддается объясненію. Пигменты вообще очень распространены въ тѣлѣ низшихъ безпозвоночныхъ, и у рѣснитчатыхъ червей тоже самое; отлагаются они и въ поверхностныхъ эпителіальныхъ клѣткахъ, слѣдовательно, скопленіе довольно большаго количества пигмента въ одной или въ группѣ клѣтокъ всегда возможно. нервныя волокна пронизываютъ паренхиматозную массу рѣснитчатаго червя также обильно и соединеніе ихъ съ эпителіальными клѣтками несомнѣнный фактъ; все дѣло въ томъ, что отъ соединенія съ простою эпителіальною клѣткой нервная система ничего не выигрываетъ, отъ соединенія же съ пигментной пріобрѣтаетъ ощущеніе свѣта. Даже у одноклѣточныхъ организмовъ, такъ [называемые глазки, т.-е. скопленія или кучки обыкновенно краснаго пигмента, вызываютъ то, что особь, обладающая ими, относится къ свѣту вовсе не безразлично. А подобныя скопленія пигмента возникаютъ съ чрезвычайною легкостью. Такимъ образомъ, глазъ, органъ сложный, представляетъ собою видоизмѣненіе содержащей пигментъ эпителіальной клѣтки, органа простаго.

Имѣя передъ собой такія образованія, какъ волосъ или игла млекопитающаго, перо птицы, чешуя какой-нибудь ящерицы, конечно, прямо не можешь отвѣтить, какъ возникли эти сложныя образованія; но, сравнивая ихъ и изучая ихъ развитіе, мы, во-первыхъ, убѣждаемся въ томъ, что волосъ и перо -- видоизмѣненія чешуи, слѣдовательно, рѣшеніе вопроса сводится, въ сущности, къ выясненію, какъ могла появиться чешуя; во-вторыхъ, чтобы отвѣтить даже на такой вопросъ, его нужно упростить: мы должны найти простѣйшій видъ чешуи или даже ея зачатокъ. Зачаткомъ же чешуи, мы знаемъ, служитъ бугорокъ, представляющій собою кучку эпителіальныхъ клѣтокъ. Откуда взялись эти бугорки? Чтобы дать вѣроятное объясненіе ихъ развитію, мы должны обратить вниманіе на то обстоятельство, что у амфибій, живущихъ въ водѣ, кожа гладкая, что шероховатость кожи и мѣстныя утолщенія ея впервые появляются у лягвъ, которыя живутъ и на сушѣ, и въ водѣ, что сильное развитіе бугорчатости появляется только у чешуйчатыхъ гадовъ, которые не только ведутъ сухопутный образъ жизни, но по преимуществу населяютъ страны жаркія. Неравномѣрное треніе поверхности кожи о почву, валяющіеся на послѣдней камни и т. п. вызываютъ и неравномѣрный притокъ крови къ поверхности тѣла; въ связи съ этимъ могутъ развиться мѣстныя скопленія эпителіальныхъ клѣтокъ въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ происходитъ болѣе усиленный притокъ крови; сухость воздуха и жара обусловливаютъ быстрое ороговѣніе поверхностныхъ слоевъ эпителія и въ результатѣ роговые бугорки образовались. Приспособляемость и подборъ объясняютъ ихъ дальнѣйшую судьбу.

Такимъ образомъ, у сложныхъ организмовъ то, что принимается за широко распространенныя оригинальныя яичныя особенности, зачастую представляетъ только видоизмѣненіе другихъ особенностей, которыя и нуждаются въ объясненіи. Какъ и въ первомъ разобранномъ нами случаѣ возникновенія личныхъ особенностей подъ прямымъ вліяніемъ окружающей организмъ среды, и эти особенности второй категоріи должны быть сведены къ ихъ простѣйшему виду, послѣ чего только и возможно объяснить ихъ появленіе и возникновеніе.

Теперь намъ предстоитъ разобрать появленіе личныхъ особенностей, какъ слѣдствіе соотношенія органовъ и вообще отправленій организма. Здѣсь намъ, безъ сомнѣнія, предстоитъ обширное поле для изслѣдованій, хотя задача исключительно трудна по существу.

Я позволю себѣ начать обзоръ относящихся сюда фактовъ съ одного примѣра, добытаго мною изъ анатомическаго изученія позвоночныхъ животныхъ. Въ группѣ рыбъ позвоночный столбъ представленъ либо такъ называемою спинною струной (миноги), либо хрящевыми образованіями, развивающимися вокругъ послѣдней и представляющими собою простѣйшій видъ позвонковъ (акулы, скаты), либо настоящими костными позвонками (костистыя рыбы). Въ чрезвычайно интересной группѣ двойнодышащихъ рыбъ, которыя въ настоящее время представлены лишь тремя видами, относимыми къ тремъ различнымъ родамъ и живущими въ трехъ различныхъ странахъ свѣта (цератодъ въ Австраліи, лепидозиренъ въ Южной Америкѣ, протоптеръ въ Африкѣ), позвоночной столбъ состоитъ у цератода изъ спинной струны съ зачатками позвонковъ, у двухъ другихъ -- изъ костяныхъ позвонковъ. Всѣ рыбы дышатъ жабрами, представляющими собою весьма сложный аппаратъ, скелетъ котораго образованъ у однихъ хрящами, у другихъ -- костями, залегающими въ стѣнкахъ глотки, связанными между собою и прочно соединенными спереди съ подъязычнымъ аппаратомъ, сзади съ затылочной областью черепа,-- областью, пограничной между черепомъ и позвоночнымъ столбомъ и съ переднимъ концомъ позвоночника. Только у двойнодышащихъ рыбъ помимо жабернаго аппарата существуютъ зачаточныя легкія, функціонирующія въ то время, когда животное оставляетъ воду и живетъ въ илѣ. Хотя у нѣкоторыхъ рыбъ и развивается сочлененіе черепа съ позвоночнымъ столбомъ помощью двухъ затылочныхъ бугровъ, тѣмъ не менѣе, настоящаго подвижнаго сочлененія черепа съ позвоночникомъ нѣтъ, потому что, во-первыхъ, нѣтъ атласа, т.-е. кольцевиднаго перваго шейнаго позвонка, на которомъ собственно и вращается черепъ; во-вторыхъ, существованіе жабернаго аппарата и его прикрѣпленіе однимъ концомъ къ подъязычному аппарату, другимъ въ указанныхъ точкахъ препятствуетъ сколько-нибудь большой подвижности черепа на позвоночникѣ. Что касается атласа, то его развитіе, безъ сомнѣнія, идетъ рука объ руку съ развитіемъ подвижности черепа, слѣдовательно, не оно обусловливаетъ собою подвижность черепа,-- оно только неразрывно связано съ нею. Не такова роль жабернаго аппарата: онъ прямо препятствуетъ развитію подвижности и, пока онъ существуетъ, о полномъ подвижномъ сочлененіи черепа съ позвоночнымъ столбомъ не можетъ быть рѣчи. Но этотъ аппаратъ существуетъ въ своемъ полномъ развитіи у всѣхъ тѣхъ формъ, у которыхъ функціонируетъ,-- другими словами, у всѣхъ животныхъ, живущихъ въ водѣ, то-есть рыбъ. У амфибій или голыхъ гадовъ мы имѣемъ и такія формы, которыя живутъ въ теченіе всей жизни въ водѣ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, въ теченіе всей жизни сохраняютъ жабры, хотя имѣютъ и легкія, и такія, которыя только первый періодъ жизни проводятъ въ водѣ, а потомъ дѣлаются по преимуществу наземными; у послѣднихъ жаберный аппаратъ съ окончаніемъ личиночной жизни атрофируется, т.-е. большая его часть разрушается, остающіяся же части сростаются съ подъязычнымъ аппаратомъ. Въ послѣднемъ видѣ жаберный аппаратъ уже совершенно не препятствуетъ подвижному соединенію черепа съ позвоночнымъ столбомъ, и мы дѣйствительно видимъ у амфибій развитіе этого сочлененія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, появленіе атласа. Особенности всего склада амфибій, особенно лягвъ, правда, ограничиваютъ эту подвижность, тѣмъ не менѣе, мы можемъ опредѣленно утверждать, что элементы подвижнаго сочлененія черепа съ позвоночнымъ столбомъ появляются у амфибій вмѣстѣ съ постепенно" атрофіей жабернаго аппарата. Что же касается послѣдняго обстоятельства, то оно стоитъ въ очевидной связи съ полнымъ развитіемъ легкихъ, т.-е. со смѣной воднаго образа жизни на наземный. Такимъ образомъ складывается на нашихъ глазахъ длинная цѣпь взаимныхъ соотношеній между органами и ихъ отправленіями. Легкія замѣняютъ собою жабры, которыя атрофируются; животное перестаетъ оставаться исключительно въ водѣ, переходитъ на сушу и, вмѣстѣ съ тѣмъ, пріобрѣтаетъ способность боковаго вращенія головой. Эта способность въ свою очередь не можетъ остаться безъ вліянія на развитіе глазъ и т. д. Коротко говоря, измѣненія органовъ, повидимому, не стоящихъ между собою рѣшительно ни въ какой связи, на самомъ дѣлѣ оказываются такъ тѣсно связанными въ одну непрерывную цѣпь, что окончательно нельзя допустить, что измѣненія, совершающіяся въ одной части организма, могутъ пройти безслѣдно для другихъ. Если сказать, что развитіе легкихъ обусловливаетъ собою развитіе подвижнаго сочлененія черепа съ позвоночнымъ столбомъ, это можетъ вызвать улыбку на губахъ слушателя, а, между тѣмъ, факты не позволяютъ даже иначе формулировать то, что мы дѣйствительно подмѣчаемъ.

Пойдемъ далѣе. Давно извѣстно, что самцы многихъ птицъ въ теченіе брачнаго періода надѣваютъ различныя украшенія, какъ-то: или ярко окрашенныя перья, или пучки чрезвычайно развитыхъ и красивыхъ перьевъ, но до послѣдняго времени мы рѣшительно не могли опредѣлить, что служитъ причиною появленія этихъ образованій. Наконецъ, изслѣдованія Тэйлора выяснили, въ чемъ тутъ дѣло. Наблюденія Тэйлора собственно произведены надъ развитіемъ и распредѣленіемъ пятенъ и полосъ на тѣлѣ высшихъ животныхъ. Такъ, у млекопитающихъ наиболѣе постоянны: полоса вдоль хребта, затѣмъ отмѣтины на ногахъ и, наконецъ, пятна или полосы по ребрамъ или между ребрами, въ области лопатокъ, на головѣ. У пятнистыхъ животныхъ наибольшая длина пятенъ совпадаетъ съ направленіемъ наибольшаго развитія скелета. То же самое постоянство въ развитіи украшеній наблюдается у насѣкомыхъ и птицъ. Тэйлоръ предполагаетъ, что исходная форма цвѣтныхъ отмѣтинъ представлена расположенными въ извѣстномъ порядкѣ пятнами, которыя, сливаясь, образуютъ либо полосы, либо большія цвѣтныя бляхи, либо, наконецъ, окрашиваютъ въ однообразный цвѣтъ большіе или меньшіе участки на поверхности тѣла. Такъ, львята и тигрята покрыты пятнами; поросята яванскаго кабана полосаты, за исключеніемъ пятенъ на лопаткахъ, сливающихся въ полосы лишь нѣсколько Позднѣе. При дальнѣйшемъ ростѣ животнаго, наконецъ, всѣ полосы сливаются между собою и животное становится однообразнаго темно-бураго цвѣта. Если, независимо отъ этихъ возрастныхъ измѣненій, мы обратимъ вниманіе на то, что разныя болѣзни нервовъ сопровождаются появленіемъ бѣлыхъ пятенъ или полосъ (т.-е. мѣстнымъ разрушеніемъ пигмента) въ направленіи слѣдованія нерва, то это даетъ намъ объясненіе указаннаго выше развитія и расположенія пятенъ и полосъ: нервы слѣдуютъ всюду за мышцами, прикрѣпляющимися къ разнымъ костямъ, и потому совершенно понятно совпаденіе направленія пятенъ и полосъ съ направленіемъ разныхъ частей скелета, при основной зависимости развитія пигмента отъ направленія слѣдованія нервовъ и мышцъ. Коротко говоря, усиленное отложеніе пигмента и развитіе эпидермическихъ образованій вызывается усиленнымъ развитіемъ,-- иными словами, усиленнымъ питаніемъ лежащихъ здѣсь мышцъ, къ которымъ кровь притекаетъ въ количествѣ пропорціональномъ развитію мышцы, слѣдуя по сосудамъ, сопровождающимъ нервы. Такимъ образомъ, причина появленія пятенъ и чрезмѣрнаго развитія роговыхъ образованій есть чисто-физіологическая,-- усиленное развитіе одного органа вызываетъ усиленное развитіе и другаго.

Одно изъ самыхъ замѣчательныхъ доказательствъ соотношенія между органами представляетъ намъ соотношеніе, существующее между развитіемъ роговъ и подовою системой. Самцы многихъ копытныхъ вооружены рогами, которые представляютъ собою образованія, развивающіяся изъ первоначально мягкихъ выростовъ соединительной ткани, потомъ окостенѣвающихъ. Таковъ, наприм., обыкновенный олень съ его развилистыми рогами самцовъ, тогда какъ самки лишены этихъ образованій. Но и самцы родятся безрогими и только съ достиженіемъ половой зрѣлости у нихъ появляются рога, сначала небольшіе, потомъ ежегодно спадающіе и замѣняющіеся все большими и большими. Напротивъ, самки, нормально остающіяся безрогими, пріобрѣтаютъ зачаточные рога, если вслѣдствіе старости или болѣзни утрачиваютъ способность дѣторожденія. Иногда эти рожки бываютъ даже довольно значительны.

Совершенно аналогичный примѣръ представляютъ намъ птицы. Среди нихъ существуетъ множество видовъ, характеризующихся тѣмъ, что полы окрашены различно. Наприм., у обыкновеннаго тетерева и у глухаря самцы несутъ болѣе или менѣе замѣтную одежду, тогда какъ самки окрашены очень незамѣтно и не имѣютъ оригинальныхъ по развитію перьевъ. Но существуютъ особи среди самцовъ, которыя не имѣютъ характерныхъ перьевъ самца и окрашены, какъ окрашена нормально самка, и существуютъ самки съ болѣе или менѣе развитыми перяными украшеніями самца и его окраской. Изслѣдованіе половой системы такихъ ненормальныхъ особей всегда указываетъ на большія или меньшія ея аномаліи. Чаще всего самки тогда надѣваютъ нарядъ самца, когда утрачиваютъ способность нести яйца. Вообще говоря, у птицъ всякая аномалія половаго аппарата вызываетъ и большее или меньшее уклоненіе въ окраскѣ. Такъ, у птицъ, вообще характеризующихся существованіемъ одного яичника, въ видѣ исключенія, у хищныхъ, бываетъ два яичника. И всегда у такихъ особей безъ труда можетъ быть отмѣчена болѣе или менѣе выдающаяся особенность въ окраскѣ. Если же мы примемъ во вниманіе, что ни на какую другую систему органовъ не вліяютъ такъ легко внѣшнія условія, какъ на полог вую систему, намъ станетъ понятно, какое обиліе личныхъ особенностей можетъ быть вызвано этимъ обстоятельствомъ.

Съ точки зрѣнія теоріи наслѣдственности, предложенной Вейсманномъ, половой процессъ мы должны признать главнымъ, если не единственнымъ факторомъ въ развитіи личныхъ особенностей многочисленныхъ организмовъ. Зародышевая плазма передается изъ одного поколѣнія въ другое неизмѣнно, согласно съ этою теоріей, и, слѣдовательно, въ яйцѣ можетъ наступить какое-либо измѣненіе лишь послѣ его сліянія съ сперматозоидомъ, лишь послѣ оплодотворенія. Если это вѣрно, въ такомъ случаѣ, мы въ правѣ ожидать, что въ предѣлахъ вида у тѣхъ животныхъ, у которыхъ существуетъ не только размноженіе съ оплодотвореніемъ, но и размноженіе партеногенетическое, въ первомъ случаѣ будутъ появляться особи съ сильно выраженными личными особенностями, во второмъ -- почти или совсѣмъ безъ нихъ. Травяныя тли могли бы дать для этой цѣли хорошій матеріалъ для наблюденія, по той легкости, съ которой происходитъ ихъ размноженіе, но, къ сожалѣнію, до сихъ поръ мы не имѣемъ объ этомъ никакихъ точныхъ свѣдѣній.

Что же касается вообще результатовъ скрещиванія, въ смыслѣ появленія личныхъ особенностей, то въ этомъ отношенія наши свѣдѣнія довольно обширны, хотя пока и не могутъ быть строго систематизированы. Однако, для правильной оцѣнки относящихся сюда фактовъ, лучше раздѣлить ихъ на нѣсколько категорій. При этомъ мы должны имѣть въ виду скрещиваніе различныхъ особей одного и того же вида, скрещиваніе особей близкихъ видовъ и скрещиваніе особей разныхъ родовъ. Разсмотримъ эти случаи въ порядкѣ, обратномъ перечисленному.

Рожденіе отъ родителей, принадлежащихъ различнымъ родамъ, случай нерѣдкій въ животномъ царствѣ. Конечно, очень много значитъ объемъ рода; то, что большинствомъ современныхъ систематиковъ признается за родъ, меньшинствомъ иногда считается только за подродъ. Но, несмотря на это, примѣры этой категоріи подобрать можно. Насъ теперь не интересуетъ вопросъ о томъ, плодущи или нѣтъ помѣси, происшедшія такимъ образомъ,-- намъ важно только опредѣлить, какія личныя особенности являются присущими этимъ помѣсямъ. Примѣръ помѣси тетерева съ рябчикомъ можетъ быть въ этомъ случаѣ весьма поучителенъ. Съ одной стороны, трудно оспаривать принадлежность этихъ птицъ къ различнымъ родамъ, съ другой -- окраска и складъ ихъ различны въ такихъ направленіяхъ, что легко опредѣлить, какіе признаки принадлежатъ тому или другому изъ двухъ производителей. Названная помѣсь величиною почти съ тетерьку. Ноги оперены до пальцевъ, какъ у тетерева; клювъ болѣе тетеревиный; хвостъ относительно длиннѣе, чѣмъ у рябчика, но сильно вырѣзанный, съ наружными рулевыми въ формѣ тетеревиныхъ косицъ. Двѣ среднія рулевыя рябчиковой окраски, сѣрыя съ черными зигзагами; остальныя черныя съ сѣрыми пестринами на основной части; у всѣхъ узкая бѣлая конечная кайма. Вся верхняя сторона, отъ головы до кроющихъ перьевъ хвоста, темно-сѣрая (темнѣе рябчика), съ многочисленными черными волнистыми линіями. Кроющія перья крыла такой же окраски, но съ примѣсью бураго оттѣнка и съ бѣлыми наствольными чертами, расширяющимися къ концу пера въ пятно. Перья на головѣ удлинены, какъ у рябчика. Основаніе клюва и горло черное, матовое; это пятно окружено бѣлымъ полукольцомъ, концы котораго подходятъ къ угламъ. Позади глаза бѣлое пятно. Вся нижняя сторона рябчиковой окраски, но бурый цвѣтъ замѣненъ чернымъ я буровато-чернымъ. Бока туловища окрашены какъ спина я не имѣютъ рябчиковой окраски. Нижнія кроющія хвоста бѣлыя, съ черными пятнами у основанія. Это краткое, но точное описаніе, заимствованное мною изъ труда покойнаго М. Н. Богданова, позволяетъ каждому безъ труда придти къ тому заключенію, что окраска описываемой помѣси имѣетъ вполнѣ рябчиковый типъ, но цвѣта темнѣе: бурый замѣненъ чернымъ, сѣрый -- темнѣе, рыжаго почти нѣтъ. Но пластическіе признаки сохранили ясно тетеревиный характеръ. Такимъ образомъ, помѣсь, являющаяся результатомъ скрещиванія представителей двухъ родовъ, имѣетъ очень большія личныя особенности сравнительно съ каждымъ изъ родителей.

Помѣсь кряквы съ чиркомъ принадлежитъ къ той же категоріи личныхъ особенностей, равно какъ и помѣсь тетерева съ фазаномъ и многія другія. Но если мы возьмемъ помѣси между болѣе близкими формами, наприм., между глухаремъ и коса чемъ, въ такомъ случаѣ мы увидимъ, съ одной стороны, что слитіе признаковъ двухъ скрещивающихся особей равныхъ видовъ одного рода болѣе полно, нежели при скрещиваніи особей равныхъ родовъ; съ другой стороны, у ублюдковъ появляются большія или меньшія особенности, не свойственныя ни одному изъ родителей. Такъ, у тетерева межняка зеленый металлическій. отливъ перьевъ глухаря и синій косача замѣненъ фіолетовымъ; помѣсь сѣрой вороны съ черной имѣетъ пятнистую окраску; у помѣси двухъ видовъ какаду появилась окраска, чуждая обоимъ родителямъ, и т. д. Идя въ томъ же направленіи, мы можемъ предполагать, что личныя особенности еще многочисленнѣе, хотя и мельче, у особей, происходящихъ отъ скрещиванія самцовъ и самокъ одного и того же вида, т.-е. при совершенно нормальныхъ условіяхъ размноженія. И, дѣйствительно, факты подтверждаютъ это. Возьмемъ ли мы животныхъ, живущихъ большими обществами, или, напротивъ, живущихъ отдѣльными семьями, у всѣхъ мы встрѣчаемъ громадное количество личныхъ особенностей. Конечно, весьма возможно, что многія изъ нихъ объясняются причинами, приведенными выше, но многія, вѣроятно, являются слѣдствіемъ половаго размноженія. Это можетъ даже объяснить намъ, почему вліяніе скрещиванія, которое должно бы выразиться, если можно такъ сказать, въ уравниваніи признаковъ вида, вовсе не можетъ быть опредѣлено: крупныя личныя особенности родителей въ особи-потомкѣ отчасти перемѣшиваются, отчасти ведутъ къ образованію новыхъ особенностей. Сколько бы поколѣній мы ни взяли, нѣтъ никакого основанія предполагать, что личныя особенности не только исчезнутъ, но даже ослабнутъ; напротивъ, чѣмъ большее количество особей скрещивается, тѣмъ больше должны развиться и личныя особенности.

Этимъ я нахожу возможнымъ закончить первую главу своего очерка. Размѣры и цѣли общедоступной журнальной статьи не позволяютъ мнѣ остановиться на большемъ количествѣ фактовъ, подтверждающихъ положеніе о возможности объяснить многія личныя особенности. Вліяніе текучихъ и стоячихъ водъ, состава воды, свѣта, почвы и пр. могло бы доставить еще много въ высшей степени любопытныхъ данныхъ. Прошу обратить вниманіе также на то, что приведенные мною примѣры заимствованы только изъ животнаго царства, тогда какъ царство растеній въ свою очередь могло бы дать цѣлый рядъ аналогичныхъ фактовъ, особенно въ объясненіи развитія личныхъ особенностей, какъ слѣдствія половаго размноженія. Думаю, во всякомъ случаѣ, что если сказанное мною не убѣдитъ предубѣжденныхъ скептиковъ въ томъ, что происхожденіе личныхъ особенностей можетъ быть объяснено, то, по крайней мѣрѣ, поколеблетъ ихъ убѣжденіе въ этомъ. На нашъ взглядъ, труднѣе допустить существованіе тождественныхъ особей, нежели особей съ большими или меньшими личными особенностями. Особь не есть нѣчто неизмѣнное; отъ рожденія и до смерти она измѣняется то подъ вліяніемъ среды, то въ связи съ совершающимся въ ней физіологическими процессами. Какъ же могутъ выразиться эти измѣненія, если не въ личныхъ особенностяхъ? Размѣры этихъ личныхъ особенностей различны. Начиная отъ крупныхъ, можно дойти до такихъ, которыя даже трудно уловимы, но сущность дѣла отъ этого нисколько не измѣняется,-- всѣ личныя особенности являются логическимъ слѣдствіемъ условій развитія и жизни особи. Такимъ образомъ, мы не можемъ не пригнать существованія личныхъ особенностей; есть онѣ -- мы не можемъ не признать принципа борьбы за существованіе, а, слѣдовательно, и подбора; какъ конечное слѣдствіе этого, является вымираніе однѣхъ и образованіе другихъ формъ.

М. Мензбиръ.

"Русская Мысль", кн.IX, 1891