Майков Валериан Николаевич - Талисман или Кавказ, в последние годы царствования Императрицы Екатерины II. ... Соч. Платова Зубова...

Талисманъ или Кавказъ, въ послѣдніе годы царствованія Императрицы Екатерины II. Историческій романъ въ двухъ частяхъ. Соч. Платова Зубова. Санктпетербургъ. 1847. Въ тип. Е. Фишера. Въ 8-ю д. л. 144 стр.

Г. Платонъ Зубовъ назвалъ свой "Талисманъ" историческимъ романомъ, но имѣлъ полное право назвать его романомъ историко-философскимъ. Въ этомъ произведеніи разнообразнаго таланта, поэзія, исторія и философія соединяются самымъ тѣснымъ образомъ и производятъ на читателя самый полный, самый очаровательный эффектъ.

Но, чтобъ передать всю сладость такого впечатлѣнія, надо самому владѣть тройнымъ оружіемъ поэта, историка и философа такъ, какъ владѣетъ имъ г. Платонъ Зубовъ, никакая рецензія не передастъ ни высокой художественности его картинъ, ни занимательности сообщаемыхъ имъ историческихъ подробностей, ни глубокомыслія его философскихъ положеній. Что касается собственно до насъ, мы постараемся передать читателямъ въ возможной неприкосновенности букетъ всѣхъ трехъ талантовъ автора "Талисмана" и только посредствомъ выписокъ надѣемся ознакомить ихъ съ сущностью поэзіи, философіи и исторіи г. Зубова.

Романъ начинается великолѣпной картиной кавказской природы:

"Сильный, порывистый вѣтеръ свисталъ въ Кавказскомъ ушельи, по которому нынѣ пролегаетъ военно-грузинская дорога. Темныя облака, гонимые(я) порывами вихря, грозно скоплялись надъ вершинами горъ. Солнце то скрывалось за тучами, то вдругъ появлялось и разсыпало яркіе лучи по извилинамъ ущелія. Буря приближалась съ ужасающею быстротою. Молніи уже начинали бороздить небо и глухіе перекаты грома вторились эхомъ горнымъ. Одна только бѣлая конусообразная вершина Казбека спокойно рисовалась на темноголубомъ грунтѣ. Буря свирѣпствовала у ея подошвы, обгибала ребры, по глава гиганта владычествовала надъ стихіями, несмѣвшими коснуться ледянаго чела ея. Такъ убѣленный сѣдинами, мудрый философъ равнодушно смотритъ на бореніе человѣческихъ страстей, вьющихся около него, но не дерзающихъ возмутить спокойнаго чела." (Стр. 1--2.)

По этому грозному ущелью ѣдутъ два всадника -- "грузинскій князь Гарсеванъ Амилахваровъ, переводчикъ генерала Гудовича, начальника русскихъ войскъ на Кавказѣ; посланный къ царю Ираклію съ русскимъ докторомъ. Ихъ сопровождаетъ отрядъ донскихъ казаковъ. Буря заставляетъ ихъ остановиться на ночлегъ у кайшаурскаго владѣтеля, князя Бектабегова. Ночью на Каншауръ нападаютъ горцы. Предводитель ихъ убиваетъ самого князя, но остальные погибаютъ въ свалкѣ съ казаками.

"Изъ двадцати Горцевъ, ворвавшихся въ жилище Бектабегова, только одинъ молодой, отчаянный храбрецъ еще дышалъ, прочіе же были уже мертвы". (Стр. 22.) "Перевязавъ раны Козаковъ и князя, докторъ подошелъ къ молодому горцу, хотя и съ видимымъ отвращеніемъ, но уступая настоятельной прозьбѣ князя, который по благородству своихъ чувствъ, уважалъ храбрость и мужество, хотя и въ противникахъ и щадилъ безоружнаго врага.

"Храбрый горецъ лежалъ все еще безъ чувствъ. Прекрасное, выразительное лице его было покрыто мертвенною блѣдностью; нѣжныя черты лица, длинные волосы, выбивавшіеся изъ-подъ шапки черныхъ смушекъ и падавшія(е) въ локонахъ на плеча, роскошныя рѣсницы, нѣжныя и красивыя руки, все заставляло полагать, что онъ былъ изъ числа владѣтельныхъ князей. Но никто не думалъ, чтобъ этотъ отчаянный храбрецъ, этотъ неустрашимый предводитель партіи хищниковъ -- была красавица въ полномъ смыслѣ этого слова." (Стр. 23-24).

"Князь Амилахваровъ съ восхищеніемъ разсматривалъ прелестныя черты юной героини. Какое-то непостижимое чувство зараждалось въ его дѣвственной душѣ. Онъ не могъ отдать себѣ отчета въ таинственномъ влеченіи и сильномъ участіи, которыя чувствовалъ къ прекрасной жительницѣ горъ." (Стр. 25).

Выздоровленіе Гюльнары шло быстро. Амилахваровъ не сводилъ съ нея глазъ, и Гюльнара съ своей стороны, упорно смотрѣла на князя. "Князь и Гюльнара", говоритъ г. Зубовъ: "соединенные такимъ необыкновеннымъ случаемъ, хотя еще не говорили между собою ни слова, вполнѣ понимали другъ друга" (стр. 29). "Къ чему звуки", философствуетъ онъ поэтому случаю: "когда выраженія глазъ такъ понятны и такъ удовлетворительно изъясняютъ наши чувства (?). Вотъ тотъ всемірный языкъ, котораго тщетно доискивался великій Лейбницъ" (стр. 30).

Оправясь отъ болѣзни, Гюльнара объяснила, что она убила князя Бектабегова, исполняя долгъ кровной мести. Амилахваровъ везетъ ее съ собой въ Тифлисъ, гдѣ царь Ираклій прощаетъ хищнику. Гюльнара принимаетъ христіанскую вѣру и выходитъ замужъ за князя Гарсевана. Молодые супруги блаженствуютъ, -- какъ вдругъ, въ одно прекрасное утро, Амилахварова отправляютъ съ депешами въ Петербургъ, чѣмъ и кончается первая часть романа.

Въ Петербургѣ грузинскій князь забываетъ Елену (въ мухаммеданствѣ Гюльнару) и влюбляется въ нѣкоторую графиню Александрину, которую спасъ случайно отъ потопленія въ пруду, и которая, по свидѣтельству г. Платона Зубова, "представляла собою олицетворенный идеалъ прелести и совершенства, какой могъ родиться только въ пылкомъ воображеніи художника-генія" (стр. 19). Александрина съ своей стороны влюбилась въ Амилахварова и "раскрыла предъ его глазами цѣлый міръ новыхъ идей, райскую перспективу душевныхъ наслажденій и осуществила тутъ великолѣпный идеалъ, который часто представлялся разгоряченному воображенію Амилахварова, въ минуты пылкихъ, неопредѣленныхъ мечтаній" (стр. 21). Князь Гарсеванъ, "забывалъ весь міръ, всѣ свои отношенія, все благоразуміе и закрывъ глаза на будущее бросился стремглавъ въ этотъ океанъ безнадежной любви и страданія, коего водовороты увлекаютъ свои несчастныя жертвы въ бездонныя пучины на вѣчную гибель" (стр. 22).

Дѣла любовниковъ дошли наконецъ до рѣшительнаго признанія, и Амилахваровъ признался Александринѣ, что онъ женатъ. Послѣ такого пассажа, онъ пересталъ ѣздить въ домъ графини, и только, передъ отъѣздомъ въ Грузію, явился проститься съ возлюбленной. Александрина дала ему на память кольцо и записку, не совсѣмъ грамотную, но весьма-трогательнаго содержанія:

"Въ ту минуту, когда такъ неожиданна судьба разлучаетъ насъ, можетъ быть навсегда (,) я поняла (,) сколько вы дороги для моего сердца, необходимы для моего счастія. Я бы никогда не сказала вамъ этого, если бы не предчувствіе, что мы уже болѣе неувидимся. Храните этотъ залогъ любви и дружбы, которой вамъ вручаю, (:) да будетъ онъ талисманомъ, который защититъ васъ во дни опасностей. Мы никогда не можемъ принадлежать другъ другу. Покоримся долгу и сохранимъ собственное уваженіе, какъ бы не(и) были тяжки жертвы, нами приносимыя. Я буду за васъ молиться какъ за брата и спасителя моей жизни." (Стр. 43--44).

Князь Амилахваровъ зашилъ кольцо и записку въ ладонку, повѣсилъ ладонку на грудь и поѣхалъ въ Грузію. "Тысячи противоположныхъ ощущеній давили, тѣснили грудь его" (стр. 45).

Тифлисъ разграбленъ Персіянами. Елена въ плѣну. Однакожь, Амилахваровъ находитъ ее въ гаремѣ одного паши и освобождаетъ.Супруги снова живутъ, по-видимому, прекрасно. Но мало-по-малу Елена замѣчаетъ въ мужѣ сильную задумчивость. Это подстрекнуло ея любопытство. Однажды удалось ей замѣтить, что князь, удалившись въ уединеніе снимаетъ съ груди ладонку и цалуетъ ее. Она похищаетъ ладонку, разрѣзываетъ ее, видитъ кольцо, узнаетъ содержаніе записки.

"Въ бѣшенствѣ Елена прибѣжала къ спящему Амилахварову, нѣсколько минутъ смотрѣла на его привлекательное лице. Онъ улыбнулся во снѣ и Елена подумала: "О! онъ и во снѣ думаетъ о своей любезной... хорошо!.."

"Ослѣпленная ревностью, Елепа схватила пистолетъ, зарядила его и опуская вмѣстѣ съ пулею записку и кольцо Александрины въ дуло пистолета, сказала съ адскою улыбкой: "Пусть этотъ подарокъ ненавистной соперницы на вѣки покоится въ его сердцѣ."

"Раздался выстрѣлъ, по по счастью рука убійцы дрожала и пуля вмѣсто груди Амилахварова, куда была направлена, впилась въ стволъ дерева, подъ которымъ онъ спалъ. Елена это замѣтила.

"Неудалось, вскрикнула она въ ярости, но не радуйтесь моей казни -- вамъ не видать ее". Еще на одно мгновеніе блеснулъ кинжалъ въ рукѣ ея и она упала на землю, обагренная кровью..." (Стр. 68--69)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Жаль, душевно жаль! сказалъ графъ Зубовъ (узнавъ о самоубійствѣ Елены), что въ такой прекрасной странѣ, какъ Закавказскій край, страсти не удерживаемыя въ предѣлахъ благоразуміемъ и основательнымъ воспитаніемъ, такъ неистово увлекаютъ въ бездну гибели свои несчастныя жертвы."

"Это была истина, великая истина", прибавляетъ отъ себя авторъ историко-философскаго романа.

Ознакомясь съ букетомъ поэзіи и философіи г. Платона Зубова, читатели, вѣроятно, пожелаютъ ознакомиться и съ красотами его историческаго пера. Вотъ кое-что для образчика:

"... Дербентъ, стѣсненный со всѣхъ сторонъ грозною блокадою, находился въ критическомъ положеніи. Народъ ропталъ, войска потеряли духъ и союзники хана ежеминутно ожидая кары раздраженнаго побѣдителя, неохотно содѣйствовали его планамъ.

"Наконецъ 2-го Маія, графъ Зубовъ приказалъ двумъ ротамъ Гренадерскаго Воронежскаго полка и 3-му баталіону егерей Кавказскаго корпуса двинуться на штурмъ башни, составлявшей главнѣйшую оборону Дербентской стѣны. Послѣ жестокаго штурма три часа продолжавшагося, не смотря на отчаянное сопротивленіе непріятеля башня была взята. Въ слѣдующіе два дни(я) двѣ брешъ-батареи были приближены на сорокъ саженъ къ Дербентской стѣнѣ и пробита брешь. Жатели видя невозможность защищаться долѣе, заставили хана открыть переговоры и когда графъ Зубовъ потребовалъ безусловной покорности, то ханъ со всѣми чиновниками явился 10 Маія къ Русскому военачальнику съ повѣшенными на шеяхъ саблями въ. знакъ раскаянія и покорности, предавая себя и городъ великодушію побѣдителя."

Цѣлая половина романа наполнена такими же обстоятельными реляціями. Замѣчательно, что г. Платонъ Зубовъ очень-часто влагаетъ такія тирады въ уста своихъ героевъ. Такъ, на-прим., въ первой части, въ самомъ началѣ, князь Амилахваровъ, проѣзжая кавказское ущелье, вкратцѣ разсказалъ спутнику своему, доктору, почти всю политическую исторію Грузіи, и разсказалъ точно такимъ же языкомъ, какой употребляетъ самъ г. Зубовъ въ своихъ реляціяхъ и какимъ блистала нѣкогда исторія Кайданова. Вотъ, напримѣръ, что между прочимъ долженъ былъ выслушать докторъ:

"... Горсть народа не можетъ противиться громаднымъ силамъ соединенныхъ державъ. Честь и слава нашему великому Государю Ираклію Теймуразовичу. Закаленный въ битвахъ, котораго (?) уважалъ и Шахъ Надиръ, Царь нашъ своимъ вліяніемъ поставилъ Грузію въ такое положеніе, что сосѣди не всегда рѣшаются безнаказанно нападать на насъ. А всего важнѣе, что онъ сбросилъ тягостное иго Персіи, столько лѣтъ тяготившѣ(е)е Грузію и вступилъ со всѣмъ народомъ подъ благотворное покровительство Екатерины II. Теперь Турція, Персія и Горцы, зная, что Грузія можетъ опереться на защиту могущественной, единовѣрной Россіи, посматриваютъ на Грузію только издали какъ голодный волкъ на лакомую добычу, которую схватить не смѣетъ, и только съ досады щелкаетъ зубами. Ты вѣрно слышалъ о трактатѣ 1783 года, заключенномъ въ Георгіевскѣ Генераломъ Павломъ Сергѣевичемъ Потемкинымъ, по порученію Русской Императрицы съ уполномоченными нашего Царя -- Княземъ Багратіономъ и Княземъ Чавчавадзе...

"Богъ съ тобой, Князь! ты не имѣешь ко мнѣ ни малѣйшей жалости!" подхватилъ медикъ..." (Стр. 3).

"Отечественныя Записки", No 2, 1847