Майков Валериан Николаевич - Фиолетовые Книжки. Разные статьи в прозе и стихах. С. Ахлопкова

Фіолетовыя Книжки. Разныя статьи въ прозѣ и стихахъ. С. Ахлопкова. Книжка вторая. 1847. Въ тип. Имп. Акад. Наукъ. Въ 8-ю д. л. 53-- 80 стр.

Г. Сергѣй Ахлопковъ дебютируетъ во второй книжкѣ своего "фіолетоваго" изданія отвѣтомъ на рецензію первой "Фіолетовой Книжки", помѣщенную въ "Отечести. Запискахъ" (октябрь 1846 года). Въ этомъ отвѣтѣ авторъ предположилъ доказать читающему міру нѣкоторыя мысли, неоспоримо ему принадлежащія, и которыя очень-кстати было напечатать, потому-что иначе трудно допустить, чтобъ кто-нибудь дошелъ до подобныхъ заключеній путемъ спокойнаго, здраваго размышленія.

Вотъ онѣ, эти великія мысли:

1) У насъ не существуетъ ни критики, ни вообще литературы,

2) Мнѣніе, что разговорный языкъ долженъ быть непремѣнно и языкомъ письменнымъ, есть мнѣніе нелѣпое, достойное дикарей; его то придерживается "новая школа"

3) Люди, печатающіе книжки, имѣющіе несчастіе обращаться съ литераторами "нынѣшней школы", упорно держатся мнѣнія, что для "дарованія нѣтъ правилъ" (стр. 35).

4) Произведенія современной литературы вредны, пагубны: писатели льстятъ толпѣ, предосудительныя дѣйствія страстей изображаютъ въ картинахъ плѣнительныхъ, однимъ словомъ засѣваютъ вѣтры, чтобъ произрастить бури (venltim seminaverunt, turbinem niellent) (стр. 36--37).

5) Вышеизложенныя мысли рецензентъ "Отеч. Записокъ" имѣетъ принять за нѣкоторое общее разсужденіе и вѣроятно

6) отступится отъ мнѣнія своего, что, во-первыхъ, г. Сергѣй Ахлопковъ не знаетъ русской грамматики; во-вторыхъ, пишетъ стихи и всякія статейки, которыя, дѣйствительно, ниже всякой критики (стр. 33); въ-третьихъ, имѣетъ пристрастіе къ иностраннымъ цитатамъ, а языка Французскаго не знаетъ, какъ бы слѣдовало, и переводить приводимыхъ цитатъ не умѣетъ; въ-четвертыхъ, придерживается не совсѣмъ похвальныхъ привычекъ... на-прим., приписывать людямъ мнѣнія, которыхъ они никогда не высказывали, и такимъ образомъ разсѣвать не вѣтры, но что-то другое, и произращать не бури, но заблужденіе въ кругу людей на слово вѣрящихъ всякой печатной, слѣдовательно и "фіолетовой" книжкѣ.

Опровергать свѣтлыя мысли г. Ахлопкова мы не станемъ: онѣ сами за себя говорятъ. Притомъ же, кому нужно въ наше время объяснять, что такое языкъ письменный и языкъ разговорный? Вѣдь г. Сергѣй Ахлопковъ не склонится ни на какое доказательство! Наконецъ, развѣ нужны ему доказательства? Онъ поэтъ по преимуществу, онъ

...высшую силу призналъ надъ собой --

Минута ему повелитель.

Поэтому ограничимся указаніемъ на мѣста его антикритикъ и разныхъ пьесъ, въ которыхъ здравая логика низведена долу и положительное знаніе отвергнуто, мѣста, написанныя видимо подъ вліяніемъ какого-то особеннаго вдохновенія... Такъ, на-пр., г. Сергѣй Ахлопковъ жалуется, что стихотвореніе его "на смерть Пушкина" было разсказано прозой, и чрезъ то утратило всю прелесть свою для читателей. Это бы еще ничего: всякому мило свое. Но чтобъ наказать рѣзваго рецензента, поэтъ, препоясанный мечомъ критики, грозно выводитъ его на чистую воду, и еще разъ смѣется надъ рецензентомъ, что тотъ не замѣтилъ въ его произведеніи особенности... какъ бы вы думали, какой?-- что въ немъ соединены роды стихотвореній лирическаго и элегическаго!!!

Дѣйствительно, такого замѣчанія сдѣлать рецензентъ не могъ и впредь не можетъ. Давно ли, по чьей системѣ, элегія перестала быть лирическимъ произведеніемъ? Гдѣ это узналъ г. Сергѣй Ахлопковъ? Нѣтъ, онъ не узнавалъ этого: онъ самъ одиноко дошелъ до такого убѣжденія.

Не менѣе недоволенъ авторъ замѣчаніемъ объ его статьѣ "Одинъ вечеръ у мирзы Ферлюзи". Мы замѣтили, что въ этомъ разсказѣ роль автора представляетъ несравненно-болѣе комическихъ сторонъ, нежели роль Персіянина, у котораго, сколько помнится, авторъ кушалъ какой-то супъ съ изюмомъ и игралъ въ шахматы. Г. Ахлопковъ ныньче торжественно объявляетъ, что Ферлюзи -- лицо вымышленное, что въ дѣйствительности онъ, г. Ахлопковъ, никогда не шутилъ надъ Персіяниномъ и, слѣдовательно, не декламировалъ ему стиховъ Дмитріева и Батюшкова, а читалъ ихъ, вѣроятно, какому-нибудь русскому человѣку...

Далѣе, во второй "Фіолетовой Книжкѣ", встрѣчаются слѣдующія фразы:

Стр. 35. "ВЪ послѣднемъ времени, Ф(ф)ранцузская Л(л)итература заимствовала свои вдохновенія въ превратностяхъ своего общественнаго положенія (?!).

Стр. 39. "...впѣ(е)чатле(ѣ)нія, оставленныя чувству чтеніемъ нѣкоторыхъ стихотвореній Батюшкова".

Стр. 36. "писатель, -- или изъ побужденія корысти или легкопріобрѣтаемой извѣстности,-- обращается къ страстямъ толпы неразсудительной и проч.".

Сверхъ-того, г. Сергѣй Ахлопковъ. Желая подтвердить свѣтлую мысль свою о языкѣ разговорномъ и письменномъ, приводитъ слова Вол(ь)тера изъ "Mélanges de Philosophie":

"Ce qui nuit le plus à la noblesse de la langue, -- ce ne sont pas les solécismes de la bonne compagnie dans lesquels les bons auteurs ne tombent point; c'est l'affectation des auteurs médiocres de parler des choses sérieuses dans le style de la conversation".

Не говоря уже о томъ, что этой выпиской авторъ нисколько не подтвердилъ своего недоказательнаго мнѣнія,-- что онъ превратно понялъ справедливое, впрочемъ, замѣчаніе Вольтера, обратимъ вниманіе на самый переводъ цитаты:

"Не погрѣшенія свѣтскаго общества противу правилъ языка, вредятъ его достоинству (чьему?),-- хорошіе писатели не впадаютъ въ эту погрѣшность, -- по вредитъ ему (кому?) направленіе посредственныхъ писателей, разсуждать разговорнымъ слогомъ о предметахъ серьезныхъ" (стр. За).

Во-первыхъ, слово solécisme имѣетъ значеніе болѣе-мѣстное и значитъ: ошибка противъ правилъ синтаксиса, ошибка въ родѣ той, которую два раза встрѣчаемъ въ переведенной г. Ахлопковымъ фразѣ, но вовсе не означаетъ всякаго вообще погрѣшенія противу правилъ языка.

Во-вторыхъ, чему должно приписать переводъ слова affectation словомъ направленіе? И по-русски ли это наконецъ: направленіе писателей разсуждать разговорнымъ слогомъ, и проч.?!

Также блистательно доказалъ г-нъ Сергѣй Ахлопковъ всему читающему міру познанія свои въ языкѣ греческомъ, по поводу словъ "перифразъ", "перифразировать", которыя мы употребили, говоря о его литературномъ капризѣ, гдѣ переданы впечатлѣнія, оставленныя чувству чтеніемъ стихотвореній Батюшкова.

Г. Ахлопковъ утверждаетъ, что слово перифразъ употреблено вами ошибочно, что слѣдовало сказать пара фразъ, что парафразировать значитъ пространно изъяснять текстъ, а слово перифраза означаетъ одну изъ нетропныхъ фигуръ риторическихъ и т. д. (стр. 39). Не входя въ разбирательство подобнаго лингвистическаго вызова, приведемъ выписки изъ двухъ лексиконовъ, филологическое достоинство которыхъ признано и въ школахъ и внѣ школъ.

Περίϕρασις, ἡ (Περιϕράζω) das Umreden; d. і. das durch einen Umschweif Ausdrükken, dah. Umschreibung.

(Handwörterbuch der Griechischen Sprache von Franz Passow. II Bd.)

"Périphrase, s. f. Circonlocution, tour dont on se sert pour exprimer ce qu'on ne veut pas dire en termes propres".

(Institut de France. Dictionnaire de l'Académie. éd. 1833).

Послѣ этого, стоитъ ли говорить о томъ, кто изъ насъ по-французски и по-гречески не знаетъ?

Также отозвался авторъ о баснѣ "Порочь, Совѣсть и Судьба", помѣщенной въ первой "фіолетовой Книжкѣ" (стр. 40). Это стихотворное произведеніе мимоходомъ названо безтолковымъ. Можетъ-быть. Теперь мы перечли его и прибавимъ: оно написано языкомъ неслыханнымъ, а господствующая въ немъ мысль, хотя и "заимствована отъ одного классическаго автора, а симъ отъ одного латинскаго писателя, какъ нѣчто замѣчательное въ родѣ аллегорическомъ", но все-таки толковѣе не сдѣлалась.

Въ заключеніе авторъ жалуется, что второй половины (?) его книжки рецензентъ "Отеч. Записокъ" не захотѣлъ и разбирать На это остается отвѣчать намъ словами г. Ахлопкова о статьѣ "Мирза Ферлюзи", что для разбора второй половины "Фіолетовой Книжки" не годится печатная бумага (стр. 38).

Опровергнувъ такимъ блистательнымъ образомъ рецензента "Отечеств. Записокъ", г. Сергѣй Ахлопковъ заплатилъ дань поэзіи, ударивъ по струнамъ своей лиры, которую промѣнялъ-было на злое перо полемики, Слушайте:

"Отеческое объявленіе
о стотысячной невѣстѣ."

Дѣло вотъ въ чемъ. Нѣжный отецъ рекомендуетъ или публикуетъ, какъ угодно, что за дочерью его Лизанькой сто тысячь приданаго. Въ подтвержденіе своего показанія, онъ ставитъ на видъ претендентамъ, что она

Темноволосая, лазури очи свѣта (т. е. цвѣта),

Уста пунцовые, стройна и безъ корсета,

И ножка съ капельку. Все въ Лизѣ красота

Природы радостной... и т. д.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . .какъ ландышекъ нѣжна,

Какъ стебелекъ пряма, и какъ піонъ пышна

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не двадцать тысячъ-ли, на всякій первый разъ?

Не двадцать тысячъ-ли на вѣрный это взглядъ? (стр. 42).

Послѣ такого соображенія почтеннаго родителя, что красота его дочери стоитъ двадцать тысячь, поэтъ продолжаетъ:

Случалось напримѣръ мнѣ съ Лизанькой идти.--

Я нѣсколько позадь, она напереди...

Не напоминаютъ ли эти стихи виршей Василія Кирилловича Тредьяковскаго:

Благопристойно вамъ, царевна, стать здѣсь выше,

У трону стана я, однакъ довольно ниже?

Исчисляя качества милой дочки, за которой онъ имѣетъ трогательную привычку ходить позади, нѣжный отецъ хвалится тѣмъ, что онъ умѣетъ отбояривать уличныхъ франтовъ и дѣлать такой видъ, что они тотчасъ ретируются и даже съ нею раскланиваются!!! Слѣдуетъ refrain:

Не двадцать тысячъ-ли, скажите это мнѣ,

Не двадцать тысячъ ли, коль вы въ своемъ умѣ?

Мало того. Дѣвочка не любитъ рядиться и ѣздить по баламъ. Плясать захочется, такъ пляшетъ знай одна. Такую скромность и отсутствіе прихотей родитель цѣнитъ въ тридцать тысячь; столько же накидываетъ за ея набожность; потомъ складываетъ 20 + 20 + 30 + 30 = 100. Слѣдовательно, за нѣвестою приданаго сто тысячь.

Наконецъ, мы остановимся на повѣсти г. Сергѣя Ахлопкова: Два школьныхъ(е) пріятеля. Это новое произведеніе пера уже славнаго на поприщѣ юмористическихъ разсказовъ, полемическихъ статеекъ и стихотвореній," соединяющихъ въ себѣ роды элегическій и лирическій", лучше всего доказываетъ, что человѣкъ съ твердою, неуклонною волею можетъ далеко уйдти по избранному имъ пути. Такъ г. Ахлопковъ, взывавшій къ Карамзину и Дмитріеву объ упадкѣ нашей литературы, о забвеніи нынѣшними писателями всѣхъ указанныхъ классиками формъ языка, и т. д. (стр. 74), въ послѣдніе полгода, много успѣлъ въ изяществѣ и силѣ разсказа... Окончимъ же разборъ небольшими выписками, по которымъ читатели сами могутъ заключить, что литература русская еще держится, что бодрствуютъ на стражѣ чистоты русскаго слова надежные дѣятели.

Вотъ эти перлы современной русской прозы:

"Домъ одноэтажный, небольшой, но онъ принадлежитъ мнѣ, онъ мое наслѣдіе послѣ моей доброй матушки. Когда скончался мой отецъ, мнѣ было не болѣе 11-ти лѣтъ. Отецъ мой служилъ въ Москвѣ и жилъ въ домѣ, гдѣ я живу теперь; у него была еще въ одной губерніи деревня, въ которую онъ ѣзжалъ лѣтомъ вмѣстѣ съ матушкою и со мною; и это время было для меня истиннымъ наслажденіемъ. Мнѣ еще въ ребячествѣ такъ нравилась деревенская жизнь".

Стр. 47. "Не знаю почему я не получаю писемъ отъ Виктора, я нѣсколько разъ писалъ къ нему. Можетъ быть онъ пренебрегаетъ мною.

-----

"Сегодня я былъ у Г(г)-жи Г. я видѣлъ у нея дѣвицу Марію Ветлинскую. Сколько я узналъ, она здѣсь временно съ своею матушкою. Какъ мила дѣвица Ветлинская! Если-бы я смѣлъ, я не свелъ бы съ неЯ глазъ.

-----

"Я танцовалъ съ Маріею! Какъ она мила! Я говорилъ съ нею, какъ она скромна! Какое прелестное созданіе Марія!

"Прекрасный образъ ея не оставляетъ меня: засну ли я, и я вижу ее въ сновидѣніи, -- проснусь ли я, и языкъ мой уже невольно произноситъ ея имя. Возьму ли я книгу для развлеченіЯ, и я не понимаю, что читаю,-- одна она въ моихъ помышленіяхъ.

-----

"Сегодня я опять видѣлъ Марію. И такъ, въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль, я прожилъ цѣлую жизнь. Я люблю Марію и если-бы я открылся ей въ моихъ чувствахъ, меня перестали бы принимать. Я бѣденъ, -- она должна быть съ состояніемъ(,) сколько я вижу,-- и я лишился бы наслажденія видѣть Марію. Я не могъ на это рѣшиться.

-----

"Марія прекрасно играетъ на фортеніяно. Стоя за ея креслами, я всегда внимательно прислушиваюсь къ ея игрѣ; и мнѣ кажется, что каждый клавишъ безжизненнаго инструмента одушевляется подъ ея розовыми пальчиками.

Стр. 49. "Я прохожу по нѣсколько разъ передъ окнами (т. е. мимо оконъ) гдѣ живетъ временно Марія. Иногда я ее вижу у окна. Чувствую, что я ее обезпокоиваю, -- но могу-ли я, не желать ее видѣть? Вчера я взялъ съ собою одну книжку, вложилъ въ нее записку къ Маріи, и пошелъ къ ней (къ кому? къ книжкѣ, къ запискѣ, къ Маріи?!). Я отдалъ книжку человѣку и сказалъ ему, что за отвѣтомъ пришлютъ. Я написалъ въ моей запискѣ: Простите мнѣ, что я васъ, обезпокоиваю,-- желаю знать щ(сч)астливы-ль вы. Я не зналъ (,) что болѣе (т. е. что еще) написать Маріи.

* * *

"Вчера я прошелъ мимо ея дома: она стояла у окна; я замѣтилъ, что въ глазахъ ея выражалось только одно состраданіе ко мнѣ. И за то благодарю тебя Марія.

"Я взошелъ по лѣстницѣ, -- человѣкъ подалъ мнѣ записку: Марія написала мнѣ: "Судьба моя рѣшена."

"Ты пишешь мнѣ Марія, что твоя судьба рѣшена! И моя судьба рѣшена! Встрѣтимся ли мы? Я понимаю тебя (,) Марія! Твое желаніе для меня твоя воля! Твоя воля для меня законъ! Развѣ я не люблю тебя (,) Марія?

Стр. 50. "О филозофія! о филозофія! Сколько разности, между теоріею и практикою жизни!

"Нѣмецкій фигурантъ... объяснялъ... содержаніе представляемыхъ имъ явленій.

"Конечно я былъ въ одномъ изъ тѣхъ часовъ, когда я бываю равнодушенъ ко всему.

"...люди живутъ для него, чтобы облегчатъ ему прехожденіе по путямъ жизни?

Стр. 51. "Слишкомъ самоувѣренный, онъ полагалъ успѣть въ свѣтѣ собственными способами, -- и оставленный самому себѣ, онъ всюду встрѣтилъ только однѣ препятствія.

Стр. 52. "И я ищу среди дорожки --

Напечатлѣнья робкой ножки, --

Гдѣ ея слѣдъ?

Стр. 57. "...Марія признательная и благодарная КЪ брату, хотѣла по болѣзненному его положенію бытъ ближе къ нему.

Стр. 61. "...Я окружу мою Марію всѣми моими попеченіями. Такъ я думалъ въ моей самоувѣренности и проч.

Кажется, довольно!

"Отечественныя Записки", No 5, 1847