Une femme est comme votre ombre;
courez après, elle vous fuit; fuyez-la
elle court après vous.
Гассанъ лежалъ. Ему служила ложемъ
Медвѣжья шкура, нѣжная, какъ шёлкъ,
Вещь цѣнная -- увѣрить въ этомъ можемъ
Всѣхъ, знающихъ въ вещахъ подобныхъ толкъ.
Гассанъ лежалъ и въ часъ отдохновенья
Былъ обнажёнъ, какъ Ева въ день паденья.
Что за безстыдство! скажутъ: онъ раздѣтъ!
И это -- съ первыхъ словъ? что-жь дальше о Гассанѣ
Узнаемъ мы?.. Я дамъ одинъ отвѣтъ:
Вернулся мой герой сейчасъ изъ бани,
А потому -- простите, господа!
Былъ совершенно голымъ онъ тогда:
Голъ, какъ ладонь, голъ, какъ стѣна иль блюдо,.
Какъ академика прилизанная рѣчь.
Но вы, сударыня, краснѣете до плечь!
Э, полноте! Припомнить вамъ не худо:
Вѣдь, и о васъ молва была слышна,
Что ваша грудь упруга и пышна,
Что отъ носка ботинки до подвязки
Изящна ваша ножка. Почему-жь
Извѣстно это всѣмъ? Любовникъ или мужъ
Сболтнули гдѣ нибудь... Не опускайте-жь глазки
И подарите насъ улыбкой вашихъ устъ:
По кончику ноги угадываютъ бюстъ.
И что за преступленье, въ самомъ дѣлѣ,
Въ іюльскій зной край юбки приподнять
Гораздо выше, чѣмъ бы вы хотѣли,
Иль, сидя въ ложѣ, плечи обнажать?..
О, еслибы вы мнѣ принадлежали,
То позабыли бы о всякомъ покрывалѣ!
Не тряпки, не блестящій туалетъ
Намъ нравятся на женщинъ любимой,
Но прелесть красоты ея неуловимой.
Нарядъ -- ея оружіе, а нѣтъ
Въ побѣдахъ нашихъ выше наслажденья --
Лишить врага его вооруженія.
Все голо въ мірѣ, полномъ суеты --
Все, кромѣ лицемѣрья: дѣти, боги,
Могилы... Потому, не будьте строги:
Невинность не должна бояться наготы...
Такъ извинясь передъ прекраснымъ поломъ,
Героя своего я оставляю голымъ.
Царитъ въ моемъ разсказѣ тишина.
Гассанъ лежитъ, не измѣняя позы.
Какъ изъ очей Наяды, въ часъ, когда она,
Зеленоокая, свои роняетъ слёзы,
Съ плечъ юноши, журча, бѣжитъ вода,
Да краны мѣдные рокочутъ иногда.
День потухалъ. Стоялъ сентябрь: ненастна
Его пора у насъ; но измѣняетъ видъ
Онъ въ той странѣ, гдѣ солнце вѣчно ясно,
Гдѣ бронзовый народъ его боготворитъ...
Гассанъ лежалъ. Счастливецъ! Онъ охотно
Могъ опіумъ курить и спать могъ беззаботно.
Онъ ростомъ невысокъ былъ, но силенъ.
Во всѣхъ своихъ движеніяхъ свободный,
Красивый, стройный, съ граціей природной,
Онъ матерью своею благородной
Нарочно, говорятъ, былъ маленькимъ рожденъ,
Чтобъ тщательнѣй его отдѣлывать съ пеленъ.
Настойчивый, лѣнивый, смуглолицый
И съ бородой курчавою брюнетъ,
Онъ по рукамъ былъ истинный патрицій;
Его глаза сверкали, какъ стилетъ,
То приводя въ смущенье, то чаруя.
О волосахъ его ни слова не скажу я:
Ихъ на Востокѣ брить еще велятъ.
Но не былъ уроженцемъ онъ Востока:
Французъ происхожденьемъ, ренегатъ,
Въ странѣ чужой онъ скоро сталъ богать,
И измѣнилъ въ отечествѣ пророка
Фамилію, и вѣру, и нарядъ.
Былъ веселъ онъ и, въ то же время, грозенъ:
Плохой сосѣдъ и превосходный другъ,
Ужасно пустъ и, все таки, серьёзенъ,
Наивенъ и развратенъ. Могъ онъ вдругъ
Хитрить и откровенничать безпечно...
Вы серенаду помните, конечно,
Которую передъ балкономъ пѣлъ
Съ гитарой Донъ-Жуанъ переодѣтый?
Романсъ тоскою страсти пламенѣлъ,
А музыка въ разладъ съ тоскою этой
Смѣялась, беззаботна и рѣзва.
Печальной пѣсни голосъ и слова,
Акомпанируя насмѣшливо, старалась
Та музыка, какъ будто, осмѣять,
И тѣмъ еще чудеснѣе казалась.
Романсъ хотѣлъ намъ точно доказать,
Что любятъ и обманываютъ разомъ;
Что съ сердцемъ не въ ладу бываетъ разумъ;
Что плачутъ -- насмѣхаясь; что любовь
Съ собой приводитъ клятвопреступленье;
Что виноватъ невинный можетъ быть; что кровь
Пить можно безъ нужды; что Провидѣнье
Добро смѣшало съ зломъ съ поконъ вѣковъ...
Таковъ весь свѣтъ и мой герой таковъ.
Гассанъ -- дитя въ полнѣйшемъ смыслѣ слова
И, доброе дитя, но, говоря сурово:
"Я такъ хочу", онъ твердъ былъ, какъ скала.
Въ немъ сила воли страшная была.
Онъ походилъ, въ желаньяхъ непреклонный,
На океанъ, въ твердыню обращенный.
Онъ не былъ чудакомъ, но находила блажь --
И отъ причудъ бросался онъ къ причудѣ.
Онъ мухи не обидѣлъ бы, когда-жь
Онъ муху находилъ въ стаканѣ иль на блюдѣ,
То слугъ не церемонился казнить...
Добро отъ зла извольте отличить!..
По менторски провозглашать нетрудно,
Что авторъ долженъ знать тайникъ людскихъ сердецъ;
Но думать такъ, ей-Богу, безразсудно:
Сердца устроены на разный образецъ.
Во мнѣ, какъ у сосѣда, сердце бьется,
Но между нами разница найдется.
Хотя бы бѣсомъ звалъ меня весь свѣтъ,
Все-жь я живу, какъ многіе, на свѣтѣ.
Но спросятъ: "вы, быть можетъ, свой портретъ
Рисуете?" Нисколько. На примѣтѣ
Имѣю я другихъ: беру, гдѣ нужно, носъ,
Гдѣ пятку, гдѣ... не въ томъ теперь вопросъ.
"Такъ вы химеру вывели, мнѣ скажутъ,
Ребёнка безъ отца?.." Да нѣтъ же, наконецъ!
Какъ Триссотенъ, я самъ -- его отецъ:
Книгопродавцы это вамъ докажутъ...
Is pater est quem nuptiæ... Латынь
Скучна для васъ, а потому -- аминь!..
Вамъ объяснятъ эксперты всѣхъ столѣтій,
Что всякій сынъ -- сынъ своего отца:
Одинъ -- красивъ, другой -- уродливъ, третій
Косъ или горбатъ -- различью нѣтъ конца,
А сынъ мой лишь одной заслугой отличался,
Что историческимъ лицемъ не назывался.
Исторія, которую пишу,
Хотя и происходитъ на Востокѣ;
Но я о немъ -- замѣтить васъ прошу --
Не воровалъ изъ книгъ чужія строки.
Я никогда не ѣздилъ на Востокъ,
Хоть въ томъ легко васъ обморочить могъ.
Я могъ бы, какъ и многіе поэты,
Нарисовать вамъ цѣлый рядъ чудесъ:
Роскошный городъ, пальмы, минареты
Подъ куполомъ тропическихъ небесъ,
Багровый горизонтъ и прочія детали;
Но мнѣ, пожалуй, скажутъ: "вы соврали!"
Съ читателемъ заигрываю такъ
Я, откровенно молвить, изъ боязни,
Что мой герой не вызоветъ пріязни.
Положимъ, онъ большой руки чудакъ,
Но... правъ Тартюфъ въ сентенціи извѣстной:
"Вѣдь я, сударыня, не ангелъ же небесный!.."
Задача описать Гассана мудрена.
Душа Гассана -- комната безъ двери.
О немъ его друзья, по крайней мѣрѣ,
Не скажутъ лучше. Жизнь его темна,
И если у него какія тайны были,
То въ немъ онѣ таились, какъ въ могилѣ.
Никто не зналъ, имѣлъ ли онъ родныхъ,
Любовницъ -- сохранялось все во мракѣ.
Онъ не держалъ ни кошки, ни собаки
И вкусовъ, свойствъ -- хорошихъ иль дурныхъ --
Не выдавалъ.-- Такъ кто же онъ? Сердито
Вы спросите: наша?-- Фи! это такъ избито.
Сказать, что онъ -- брюзга, мнѣ нѣтъ причинъ.
Во-первыхъ, это -- ложь, а, во-вторыхъ, не ново;
Начать его хвалить? но онъ -- мой сынъ,
А похвала отца -- пустое слово;
Сказать, что "сердцеѣдъ" онъ страшный, но
Названье и вульгарно, и смѣшно.
Сказать, что онъ не вѣритъ въ чорта, въ Бога,
Но это -- не достоинство; сказать,
Что васъ съумѣетъ онъ очаровать.
То въ этомъ будетъ истины немного...
Къ нему одинъ эпитетъ я прибралъ
Уклончивый: онъ былъ "оригиналъ".
Дай Богъ, чтобы мое опредѣленье
Онъ поддержалъ, а нѣтъ -- самъ виноватъ:
Пусть общее заслужитъ осужденье.
Мнѣ истина дороже всѣхъ наградъ,
И отвѣчать, конечно, я не стану
За подвиги, присущіе Гассану.
Межъ нами никакого сходства нѣтъ,
Съ чѣмъ, знающій меня, навѣрно, согласится.
Я деликатенъ съ юношескихъ лѣтъ,
И если съ женщиной случалось мнѣ сходиться,
Я былъ благопристоенъ и, клянусь,
Невольно самому себѣ теперь дивлюсь,
Какъ это я рѣшился брать на совѣсть
О возмутительныхъ жестокостяхъ разсказъ,
И, право, бросить въ печку эту повѣсть
Охота смертная брала меня не разъ;
Но это было бъ верхомъ вѣроломства:
Ее сберечь я долженъ для потомства.
Гассанъ французъ -- была объ этомъ рѣчь --
Но какъ онъ могъ и по какому праву
На женщину смотрѣть, какъ на забаву,
Я не сказалъ. Недѣля нѣжныхъ встрѣчь
Съ подругою прекрасной и невинной
Ему всегда казалась слишкомъ длинной.
Когда въ любви клянется человѣкъ,
Изъ этого не слѣдуетъ, конечно,
Что онъ любить обязанъ цѣлый вѣкъ;
Но было бы совсѣмъ безчеловѣчно --
Дать клятву въ вѣрности на семидневный срокъ.
На большій срокъ Гассанъ любить не могъ.
Когда его за это упрекали,
Онъ отвѣчалъ: "Я рву любви плоды;
Но въ нашъ прокислый вѣкъ они такъ кйслы стали
Что въ истребленьи ихъ нѣтъ никакой бѣды,
А быть въ любви рабомъ -- слуга покорный!
Какъ лошадь съ норовомъ, снесу я бичъ позорный,